Огурцы

   Я питаюсь гневом и чужим злом. Меня это насыщает и удовлетворяет.
    — Ты снова сгноила очередные два огурца! Я потратила 80 рублей, чтобы купить тебе их!     У меня самой слюнки текли, а я всё для тебя берегла, сама себя лишала, не ела, я понимаю, что это нужно тебе, тебе нужны витамины!
    — Ешь.
   Я схватила два огурца и еще перец с полки холодильника.
   -Чего ты ждёшь, иди и ешь их. – я протянула руки матери. Холодно буравя её глазами, я ждала, когда она взорвётся.
   Если честно, я сама не понимала, почему я не съела их раньше. Я знаю, что была не права, знаю, что должна была их съесть. Но не в этом тогда было дело. Я стояла на своём и видела перед собой истеричку, глупую истеричку, в которую превратилась моя мать.
    — Не хочешь? Тогда я сама съем их при тебе.
   Я метнулась на кухню. Быстрым рывком включила воду и сунула руки с этими дрянными овощами под неё. Я не знала, будет ли она горячей и обожжет меня, будет ли она холодной и я вздрогну от холода. Она оказалась прохладной, и я ощутила пупырышки на огурцах. И еще видела красноту перца в своих руках, больше ничего.
    — Ты посмотри на себя, жалкая дрянь. Ты глупая и губишь себя, ты похожа на потаскушку – мать с нотами сарказма в голосе встала у стены, сложив руки на груди и пялилась на мой «гнев», — ты, гребаная вегетарианка, ты моришь себя голодом, тупая, — щурит глаза вдобавок, — еще и матери перечишь. Да как ты смеешь не есть эти огурцы?! Их купила тебе я, Я! Не твой отец!!! – она взорвалась.
   Да, именно этого я ждала. Подпитка и мерзкое чувство, такое же, когда чешешь укус комара, перед этим терпев весь день.
Я молча положила содержимое рук на тарелку. Огурцы немножко не помещались, да еще и перец… «Нехорошо, — подумала я и разломила один из них напополам» Мать говорила и говорила, выплёскивала всё накопившееся. Я схватила нож. Отрезать «попки» у огурцов, разумеется. Настала очередь перца. Маленькие семечки мне мешали. Я промыла всё водой, при том она оказалась уже горячей. Что ж, тем лучше.
   Я стояла спиной к этой женщине, сзади меня. Резко повернулась и демонстративно шагнула вперёд, с мокрой забрызганной тарелкой в руках, в которой едва помещались овощи. На прощание я решила всё-таки послушать то, что говорила моя мать.
    — 80 рублей, 80 рублей… Твой отец трахается со своей блядью, а я обеспечиваю тебя, стараюсь хоть чему-то тебя научить… Ты стала такой страшной из-за своего упрямства и своей тупости. Ты не щадишь мать, — она перешла на шёпот, — нет, не щадишь, ты вся, вся в своего отца… — она медленно взялась за голову и опустилась на стул. Наверное в тот момент она готова была сойти с ума, или хотя бы немножко забыться. Но мне было все равно.
   А что я? Я молча стояла с изрезанной тарелкой и чувствовала как по запястьям и дальше стекает остывшая вода. Такими неприятными струйками, как будто бы мерзкая чужая кровь. Когда каждая из них достигала локтя, я вытирала руку. Такое мерзкое ощущение. Тогда на кухне воцарилась полная тишина после этих оров и звука хлещущей воды. Но то, что она снова заговорила об отце, вынести я уже не могла. Я резко развернулась и, сделав пару шагов в свою комнату, хлопнула дверью. Что же это означало? Наверное, очередную ссору, из которой не вышло ни одного победителя, спор чувств, игра на нервах другого человека, и я и мать остались с поганым чувством на сердце. А нет. Только мать.
   Я свалилась на кровать и, пождав под себя ноги, засунула в рот огурец. Я делала это так, как если бы мне сказали съесть его за несколько секунд и тогда я получила бы миллион. Я просто затыкала себя. Затыкала орущий против всей этой жизни протест. Он хрустел у меня во рту, хрустел и заглушал непонятное чувство тревоги за мать. Я чувствовала, как эти размолотые частички идут по моему пищеводу и тогда, только проглотив предыдущее, я снова и снова с громким хрустом кусала. Маленькие струйки огуречного сока всё стекали и стекали по рукам, губы были мокрыми, а я всё хрустела, заглушая какой-то позыв во мне предпринять что-то.
   Я не заплакала, это было ни к чему. Да и плакать было не из-за чего.
   Просто ссора. Просто 80 сгнивших рублей. Просто чувства матери. Просто происшествие. Всё просто.
   Дверь распахнулась. Я не повернула голову, но нутром почувствовала, что мать быстрым шагом направляется ко мне. Слышать я тогда не хотела, да и думать тоже. В голове всё также стоял шум воду. Заплаканная, точно. Взъерошенные волосы, круги под глазами. А я как быдло жру эти огурцы. Она остановилась. От неё повеяло запахом кухни и луком.
    — Дай хоть кусочек, мне же тоже хочется…
   Вот теперь и думай, из чего на самом деле состоят наши чувства и что надо говорить, а чего стоит воздержаться. Но в моей жизни нет места для обдуманных решений, поступков… Я делаю так, как мне хочется. Так, как мне велит то, что сидит в душе у каждого человека. Я, например, не ем животных только из-за того, что в моей жизни были моменты, когда во мне просыпалась совесть за все сделанные мною поступки. Будь это день или ночь, но с каждым таким моментом мне становилось невыносимо больно за то, что я такая, за то, что безжалостная и жестокая. Тогда я вскакивала посередине ночи и осознавала, скольким людям я сделала больно, и тогда мне жгло в груди, и на глаза наворачивались полные отчаяния слёзы… Я знаю, что никогда не отучусь делать больно людям, поэтому пощажу хоть животных. Это страшно, да.
   Я уже говорила, что питаюсь чужим гневом и болью? Просто я сама себя так воспитала, но всё же наряду со всеми плохими качествами, присущими каждому человеку, я выросла честной, и иногда совестливой. Всё просто.