ИЗГОЙ
ИзгойГЛАВА 1
- Ну- же, давай, прикончи мерзавца! Сожри его Азар!
Хриплый крик вспугнул ласточек, свивших гнезда под фронтонами дворца. Мужчина, сидящий в мраморной ложе, в тени навеса, с интересом посмотрел вниз балкона. Там разыгрывалось что-то поистине жуткое. Слитый воедино с песком крупный, азиатский лев, потряхивая пышной, бурой гривой, медленно крался к человеку, стоящему посреди небольшой арены. Не сводя с него искрящихся, желтых глаз, лев поигрывал черной кисточкой толстого хвоста. Приговоренный к смерти в ужасе попятился к стене. В отчаянье он задрал кверху смуглое, изрытое оспой лицо, устремив затравленный, взгляд на своего хозяина. Цепляясь за последний лучик надежды, он с мольбой в голосе закричал:
-Ради всех богов!!! Господин, прошу, пощади меня! Я верну эти деньги. Клянусь!
Человек в белоснежной тоге, отороченной красной широкой каймой, со злорадством посмотрел на перепуганного раба и засмеялся:
— Поздно Филадор. Забери в Тартар мои сто динариев. Может там они пригодятся тебе, ворюга!
Несчастный, видя, что спасенья ждать неоткуда, покрепче стиснул в своей слабой руке копье, направив дрожащее острие на крадущегося к нему льва. Когда до Филадора оставалось метра два, лев, издал утробный, громогласный рев и в стремительном мощном броске атаковал человека. Разлетелось в щепки древко копья и железные когти впились в мягкую, податливую плоть жертвы. Филадор успел издать лишь слабый писк, прежде, чем его голова скрылась в пасте льва. С арены донесся отвратительный хруст.
— Готов! Habet! “ Эти сирийцы даже умереть не могут достойно — презрительно бросил человек в сенаторском облачении. Повернувшись к сидящей рядом девушке, обложившейся мягкими пуфиками, он спросил ее:
– Ну как зрелище Халкида? Тебе понравилось?
Томно посмотрев на него, подведенными сурьмой темными глазами, девушка игриво проворковала:
– Ты точно знаешь, мой дивный Аполлон, что мне нравится — и медленно проведя розовым язычком по пухлым губкам, прошептала;
– Пойдем — ка лучше в покои. Там в прохладе, ты, любимец Венеры, сможешь по достоинству оценить мое искусство. Мужчина притворно вздохнул:
— Эй, Ласточка, ты когда-нибудь угомонишься? Не забыла, что я уже не молодой жеребец? Ты меня вконец загоняешь.
– Не скромничай. Даже ненасытный Фавн по сравнению с тобой лишь жалкий сатир. Пойдем быстрее. Не томи бедную женщину. Я жду — и легкая, порхающая, она скрылась в альковах дворца.
Огненный диск солнца стоял в зените, и Дворец Наместника погрузился в полуденную дрему. Даже золотистые цесарки и крикливые павлины смолкли, прячась от жары в прохладных Розовых садах Цитадели.
Лишь один кровожадный лев Азар не унимался, скачками носясь по маленькому дворцовому ристалищу, теребя и не выпуская из пасти кровавые останки Филадора. Хищник в азарте не обращал внимания на загонщиков, тщетно пытавшихся отправить зверя обратно в клетку. Наконец все стихло и наступило время фиесты.
До заката солнца над Дамаском оставалось четыре часа.
ГЛАВА 2
-Будь милостив к нам, рабам твоим, Отец земли – могучий Ваал! Да снизойдет благость твоя на детей наших: Андроника и Эсфиру. Благослови этот союз и не дай засохнуть ветвям рода нашего.
Торжественный голос многозвучным эхом разносился по атриуму. Верховный жрец Ваала, перепоясанный золототканым хитоном, возвышался над молодыми, стоя на священном алтаре. Красивый юноша, черные волосы которого украшал венок, расцвеченный драгоценными камнями и девушка, накрытая серебристой вуалью, оба они склонились перед главой семьи. А он, коснувшись перстами их голов, вознес молитву своему богу. Эту торжественную церемонию с волнением наблюдали их близкие: мать Андроника — Серафима, и родные Эсфиры — отец, мать, и два брата. Они стояли возле тиволийских колонн, разделяющих просторный зал на две части. За ними, в декоративном бассейне весело журчал фонтанчик. Заканчивая обряд помолвки, жрец обратился к Андронику
-Сын мой, теперь ты можешь подарить своей невесте фамильное ожерелье, передаваемое из рода в род. Жрец с нежностью посмотрел на пунцового от смущения юношу и слегка подтолкнул к невесте.
. С волнением (сосватанные своими отцами еще в детстве, они еще ни разу не видели друг — друга.) Андроник откинул вуаль с лица невесты. Перед ним предстала сирийская дева во всей красе: нежные гармоничные черты лица, с таинственно-мерцающими как далекие звезды глазами, в обрамлении бархатистых ресниц, прямой, изящный носик, коралловые уста, маняще-приоткрытые, черные, струящиеся водопадом волосы, ниспадали на стройную девичью шейку. Эрот — истинный повелитель вселенной — поразил сердце Андроника своими коварными стрелами.
-Ответь мне прекраснейшая из женщин со всей искренностью, на какую способна. Готова ли ты стать моей женой? Не смотри только на родителей. Я не старомоден и если противен тебе или твое сердце занято кем-то другим, то я пойму и не буду принуждать к браку — допытывался Андроник у своей невесты, воспользовавшись моментом, когда почтенные семейства оставили их в покое и принялись обсуждать моменты, связанные с предстоящей свадьбой. Юноша не сводил пылающего взгляда с красавицы, с тревогой и надеждой ожидая ее ответа. Эсфира стояла перед ним, скромно потупившись. Она молчала, словно раздумывая. Наконец подняв личико, она тихо произнесла:
— А если это и так, что это изменит? Мы не можем противиться обычаям и воле отцов. Андроник похолодел, но твердо пообещал:
— Я тогда отменю все. Клянусь, что сделаю это - И уже упавшим голосом продолжил:
– Хотя скажу честно, мне это дастся нелегко. Девушка как можно наивней спросила:
— Почему?
Юноша хотел горячо признаться в охватившем его чувстве к ней, но глянув на Эсфиру, внезапно осекся. Он натолкнулся на полный страсти, откровенный взгляд. Эсфира дразнящее улыбалась ему. Видя, что жених не может произнести и звука, она взяла его руку в свою и ласково произнесла:
— Спасибо за благородство, но оно ни к чему. Я с радостью стану твоей женой без всякого принуждения. Андроник превратился в статую, охваченный любовным трепетом. Он не сразу заметил, как в доме появились чужаки. По выложенному разноцветной мозаикой, мраморному полу атрия, от дверей внезапно поползли длинные тени. Бряцая оружием и чеканя шаг, к жрецу подошел центурион с двумя легионерами. В возникшей неловкой тишине, необычайно звонко прозвучал голос командира римлян:
-Привет тебе благородный Бассиан. Наместник Рима, проконсул Луций Вителлий Агенобарб приглашает тебя в гости — центурион протянул жрецу свиток с печатью. Бассиан, даже не взглянув на послание, сурово спросил офицера:
— С каких пор центурион Кассий Херея, римские наместники стали таким способом знакомиться с магистратами Дамаска?
Покрытое шрамами, грубое лицо центуриона осталось невозмутимым. Он повернулся к отцу Эсфиры и продолжил -
-И, уважаемого Диона это касается тоже. Вечером, к часу первой стражи, Вас с семьями любезно приглашает к себе, во дворец, новый наместник, и добавил уже не так церемонно-
– Я советую не упускать возможность подружиться с ним. Я не желаю тебе зла Бассиан, ты это знаешь.
Еще долго были задумчивы магистраты Совета после ухода легионеров, гадая чего им ждать от человека, прослывшего жестоким и жадным честолюбцем. Им было о чем поговорить, пока их дети ворковали на балюстраде, увитой гирляндами цветов.
Глава 3
Багровый диск солнца безудержно несет на запад огненная колесница бога Аполонна. Здесь в Дамаске сиреневатая мгла опускается на рыночную площадь агору уже к пяти часам вечера. Сумрачная тень нависает над многочисленными мечетями и минаретами, величественными храмами и базиликами. В Дамаске прижилось множество религий. По центральной улице называемой Прямой, нескончаемым потоком идут усталые работники с полей и усадьб. Ремесленники, утирали прожженными до дыр фартуками, потные лица, и принимались считать свою дневную выручку. Мимо пробегали дети и веселые бездельники, стремящиеся побыстрее попасть в трактиры, манящие лупанарии, возле которых шла бойкая торговля девушками из Сирии, Ливии, Египта и даже Греции. Дразнящие, аппетитные запахи неслись из уличных забегаловок, обволакивая густым облаком узкие проулки. В закопченных двухъярусных домах, в которых ютилась беднота, вспыхивали светильники.
В потоке повозок, запряженных волами, в шуме пробуждающегося к вечерней прохладе города медленно двигалась двуколка. В ней сидел Андроник, со своими родителями. По дороге, мощенной туфом, они пересекли западную триумфальную арку и, выехав из города, направились к холму, на котором подобно грозному часовому вознеслась над Дамаском — Цитадель. Пока лошади резво бежали по Царской дороге, окаймленной стройными кипарисами, Андроник смотрел на расстилавшиеся, на равнине поля хлопка и кукурузы, на зеленеющий на востоке Оазис — Глаз Востока. Когда они приблизились к мощным стенам крепости, солнце уже скрылось за горным хребтом Ансария. Стража, стоявшая на воротах, посмотрев на свиток с печатью, пропустила их внутрь крепости. Андронику, не бывавшему здесь прежде, открылся потрясающий вид. Мириады огоньков освещали множество фруктовых садов и парков. Роскошные цветники с розами, фиалками и гиацинтами наполняли воздух божественным запахом. Мраморная дорожка, вившаяся между пышными кустарниками, вела к Дворцу царей, озаренному светом факелов. Невольно взявшись за руки, они подошли к распахнутым золоченым воротам, за которыми увидели открытый портик. Там между дорийскими колоннами увитыми плющом и розами, раскинулся во всю длину двора пиршествующий стол. Во главе, на ложе, покрытом атласным покровом, возлежал человек в белоснежной застольной тоге. Это и был новый наместник Цезаря в Сирии – Луций Вителлий Агенобарб. Красивый, геркулесовского сложения человек, лет тридцати пяти на вид.
Слухи о его жестокости достигли столицы раньше его приезда. Приукрашенные молвой они превратили проконсула в чудовище. Андроник, присевший невдалеке, вглядываясь в приятные, мужественные черты лица римлянина, пытался увидеть в них печать порока. А тот откровенно зевал, слушая льстивые речи от собравшихся здесь за одним столом сирийских вельмож. При этом он частенько прикладывался к кубку с вином.
В это время между гостями сновали рабыни в коротких голубых туниках с подносами полными всевозможных яств. На балконе Дворца во — всю старались кефаристы и флейтисты, а за спиной наместника к небу взметнулся фонтан, орошая людей водной пылью и охлаждая разгоряченные вином головы. Наконец когда толстый сириец, его звали Сахибом, произносил долгий, нудный тост во славу императора, наместник бесцеремонно прервал его, громко воскликнув -
-Слушайте меня внимательно и не говорите потом, что ничего не слышали.
Шум за столом мгновенно стих. Проконсул не спеша отпил из кубка и продолжил:
-Я приветствую Вас уважаемые члены Магистрата и благодарю за то, что приняли мое приглашение. Я думаю, что вы уже наслышаны обо мне — и в его усмешке промелькнул волчий оскал.
-Так вот, то что вам говорят про меня — не правда…я еще хуже. Скажу прямо, чтобы не питать вас напрасными надеждами — я, хвала богам, не такой простак, как мой предшественник Курион и вы скоро в этом убедитесь. В Дамаске я всего несколько дней, но у меня уже возникают вопросы к вам. Да, да, и к тебе честнейший Сахиб по твоим откупам с караванов закрались у меня сомнения — не утаиваешь ли доходы, не воруешь ли ты?
Побледневший Сахиб пытался что-то сказать, но наместник, не слушая его оправдания, продолжил, обращаясь к замершим гостям
— Ну ладно, что приумолкли? Не бойтесь. Я не собираюсь вас карать…пока не собираюсь. Запомните: Луций Вителлий умеет ценить дружбу, но и умеет наказывать своих врагов. Об этом вам мог бы поведать мой писарь Филадор, оказавшийся вором, но к большому моему сожалению он уже ничего не скажет. Я его скормил сегодня льву. Надеюсь, что не разочаруюсь в вас и мы прийдем к полному взаимопониманию. Ну а сейчас забудем на время о делах. Давайте наслаждаться. Ешьте и пейте превосходное цекубское. Веселитесь!
и он хлопнул в ладоши. С
балкона грянула музыка и в воздухе, закружились, падая сверху, лепестки роз. Сирийские вельможи вздохнули свободнее. Этот римский волк дал ясно понять, что его расположение покупается. В это время раб представляющий патрону гостей громко произнес:
— Прибыл Дион — главный казначей Дамаска.
Наместник заинтересовался и приказал посадить прибывших рядом с собой. Андроник при упоминании знакомого имени вздрогнул и обернулся. Его сердце забилось. Он увидел подходящую к столу, Эсфиру — еще более прекрасную в небесно-голубом, шафранном платье. На приоткрытой груди девушки сверкало изумрудное ожерелье, которое он подарил ей утром в честь помолвки. Ее красота привлекала внимание мужчин. Заметил ее и наместник. Вперив огненный взгляд в склоненную в приветствии, девушку, он произнес стих из Эллиады:
— Приветствую тебя Елена. Мы пришли сюда, чтобы обагрить землю своей кровью, лишь за одну надежду видеть твою несравненную красоту. Ради мужа твоего, мы собрали эту рать, и желаем тебе, с болью в сердце, счастья с ним.
Нежное личико девушки залилось краской, но пересилив смущение, она смело посмотрела на римлянина и ответила:
— Я к нему не пойду, и позорно бы было ложе его украшать, надомною все жены троянские будут смеяться, довольно, и так нет для сердца моего оправданий.
Гости зарукоплескали и сам ,, Царь пира,,- Агенобарб, был в восторге.
Душу Андроника терзала ревность. Ему казалось, что Эсфира с удовольствием принимает ухаживания наместника. Несмотря на присутствие родителей, юноша накачивался вином. Вскоре в голове зашумело, все поплыло, и ему показалось, что Агенобарб и Эсфира слились в бесстыдном поцелуе. Уже, совсем невменяемый, Андроник вскочил из-за стола, намереваясь кинуться на них. Бассиан, от внимания, которого ничего не ускользало, резко усадил сына обратно на лавку.
— А ну остынь. Разве ты не видишь, что Эсфире просто приходится быть любезной с римлянином. И хватит пить, а не то лишишься совсем рассудка.
В ответ Андроник лишь бормотал что-то невразумительное. Выходка безумца осталась незамеченной. За столом стоял пьяный гул, веселившихся вовсю, гостей. В этот момент из ворот, на открытую площадку перед столом, под звуки флейт, выбежала стайка девушек. С распущенными волосами, в прозрачных хитонах, не скрывающих всех прелестей их соблазнительных тел, извиваясь в змеином танце и жонглируя пылающими факелами, эти вакханки произвели настоящий фурор среди сирийцев. И только страх перед наместником не позволил им пренебречь приличиями. Кинулись бы на этих прелестниц опьяневшие магистраты. Одна из танцовщиц, кружась в танце, приблизилась к пурпурному ложу, и замерла, увидев, что наместник с увлечением шепчет что-то на ушко сидевшей рядом девушке. Танцовщица гневно сузила подведенные сурьмой глаза и, тряхнув кудрями, скрылась за колоннами дворца. А трапеза, превратившаяся в обычную пьянку, продолжалась. Только к утренним всполохам зари во Дворце все стихло. Лишь немногих счастливчиков увели вовремя родные, а остальных, бранясь про себя, по домам растаскивали их слуги.
Глава 4
Утро 15 мая 39 года от Р.Х выдалось на редкость сумрачным. Свинцовые тучи заволокли небо, и ветер яростно срывал бутоны роз, искусстно вплетенных в зеленое убранство дома Бассиана. В небольшом дворике толпились близкие и друзья семьи главного жреца. Все радостно приветствовали появившегося в дверях жениха. Андроник тепло здоровался со всеми, но выглядел немного рассеянным. Он все посматривал на дорогу, видневшуюся за решетчатыми воротами, за которыми должен был появиться свадебный кортеж Эсфиры. Невеста запаздывала. Но вот наконец-то послышался топот коней. У входа возникло движение, раздались возгласы удивления и испуга. Андроник побледнел. К нему, через толпу гостей протиснулись двое мужчин в окровавленной, изодранной одежде. Это были братья Эсфиры: Гестах и Митрой.
— Что с ней?- вскричал, объятый, тревогой Андроник. Гестах сплюнул кровь.
— Ее похитили — мрачно произнес старший брат — Как только мы выехали из храма Доброй Богини, на нас налетел отряд всадников. Эти шакалы стали давить нас конями. Бедному отцу сломали нос. Пока мы отбивались от них, один из бандитов схватил лошадь Эсфиры за узду и ускакал с моей бедной сестрой. Клянусь всевидящим Ваалом я пытался остановить мерзавца — и Гестах потер огромную шишку на лбу.
-Кто?! Кто это сделал? – посыпалось со всех сторон.
-Я точно знаю, кто они! Это были римляне — уверенно заявил Митрой — У них под плащами были красные солдатские рубахи, и я видел, что они умчались в Цитадель.
Андроник кинулся к конюшне. К нему присоединилось множество друзей. Напрасно их отцы вместе с Бассианом пытались удержать пылких юношей. Через мгновение все лошади были взнузданы, и шумная кавалькада устремилась галопом по Прямой улице. Когда они достигли ворот крепости, их задор заметно поутих. Молодежь с опаской смотрела на внушительных, мускулистых легионеров, стоящих на страже, перед входом в крепость. Под свирепыми взглядами солдат, они смутились, не решаясь на открытое противоборство с римлянами. Лишь Андроник с братьями подъехали к солдатам и стали требовать, чтобы их отвели к наместнику. Те отмахивались от них копьями, и, коверкая слова, требовали убираться. Неизвестно сколько еще они бы препирались, пока из Цитадели не вышла, грозно бряцая оружием, манипула легионеров. Во главе ее шел знакомый центурион Кассий Херея. Андроник обратился к нему, умоляя помочь. Великан выслушал взволнованного юношу и нахмурился.
— Послушай меня, неразумный сын мудрого отца. Не навлекай на свою семью беду своим поведением. Уважая твоего отца я позволю тебе увести с собою этих молокососов. Уходите! иначе я буду считать вас бунтовщиками. Он видел, как сник Андроник после его слов, и подойдя к нему, тихо произнес-
— Поезжай домой, а я постараюсь узнать, где твоя невеста. К вечеру пусть сюда приходит отец. А на остальное, да будет воля Юпитера!
Андроник, в сердце которого затеплилась надежда, повернул вместе с друзьями обратно к городу.
Вечер прошел в метаниях по комнате, в ожидании возвращения отца от наместника. Любящая, кроткая Серафима, его мать, пыталась утешить свое любимое чадо. Но все было напрасно. Наконец он услышал шаги, замершие у двери. Скрипнула половинка и в комнату вошел Бассиан. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять – чуда не случилось. Хмурый жрец тяжело опустился на кровать сына и чуть помедлив, произнес.
— Крепись сынок. Эсфиру выкрал наместник. Когда я, и отец несчастной - Дион, пришли к нему, этот лживый римлянин, глядя прямо в глаза, клявственно заверил нас, что он ничего не знает о похищении Эсфиры. Еще и обещал помочь с поисками, негодяй! Но мне правду шепнул Кассий. Этот нелюдь держит ее где-то во дворце. Я ничего не сказал Диону, чтобы не разбивать сердце старика.
Андроник со стоном рухнул на кровать. Его душили рыдания.
— Поплачь сынок, поплачь. Эти слезы не стыдны для мужчины. А Эсфиру мы вызволим не силой оружия, а помощью Всемогущего. Ничего, кара нашего бога, его страшный гнев обрушится вскоре на этого зверя. Не помогут ему ни римские боги, ни каленое железо солдатских мечей. Он будет проклят! — и жрец вышел от сына, чтобы пойти в храм своего бога.
Андроник, для которого, все мечты рухнули в одночасье, погрузился в забытье. Проходил день, два, а может и вечность, прежде чем душа его пробудилась от летаргии. В одно прекрасное утро он позвал старого слугу Левандра, и долго с ним о чем-то совещался.
Где-то около полудня, телега, груженная дыней, остановилась возле изнывающих от жары легионеров, охраняющих крепость. Старик — хозяин арбы, на приличной латыни объяснил им, что везет плоды для стола наместника. Расставшись с небольшим количеством ароматных, сочных плодов оазиса, которые перекочевали в руки солдат, он был беспрепятственно допущен во двор Цитадели. Отъехав подальше от сновавших всюду крестьян и рабов, старик остановился возле палисадника, росшего рядом с крепостной стеной. Здесь он принялся откидывать дыни прямо на землю, и через минуту, Левандр, а это был именно он, освободил Андроника, прятавшегося на дне телеги. Приказав старому слуге ждать его возвращения, юноша, спрыгнув с арбы, побежал по уже знакомой ему дорожке, по направлению к Дворцу. Он слабо представлял, как освободит и где найдет свою возлюбленную. Сердце, словно путеводная звезда, направляло его. Пробегая мимо кустов лавра, окаймлявших дорожку, он услышал голоса в глубине парка и по наитию бросился туда. Пробравшись через кустарник, он очутился в рощице, посреди которой пускали фонтанчики каменные амуры. Возле выложенного мозаикой бассейна, стояла парочка, слившаяся в страстных объятиях.
О, женское коварство!!! Нет предела ему! Перед ним стояла…Эсфира! Ее прекрасное лицо пылало, а глаза, о Боги! говорили о любви. Только, увы, не к нему. Эсфира первая увидела Андроника и слабо вскрикнула. Мужчина обернулся и нахмурился. Конечно-же, это был Луций Вителлий Агенобарб — римский выродок.
- Тебя сюда кто-нибудь звал? Пошел вон сирийский пес! — с презрением бросил он. Ослепленный яростью, юноша выхватил из-за пазухи кинжал и с криком бросился на римлянина. Стремясь поразить его грудь, Андроник нанес прямой удар. Наместник резко отпрыгнул в сторону и легко перехватил руку с ножом. В следующее мгновение его правый кулак с сокрушительной силой врезался в челюсть парня. Тот охнул и, выронив кинжал из ослабевшей руки, медленно осел на траву.
— Ну, что, жалкий человечек, не получилось зарезать безоружного? Это был твой последний шанс – и мощный удар ноги погрузил Андроника в спасительное забытье.
Тускло мерцает лампада, освещающая низкий, в рост карлика, каземат. Андроник сидит, прикованный к холодной, влажной от испарений стене. Глухо позвякивают цепи, но несчастный ничего не замечает вокруг. Иногда приходит уродливый одноглазый надсмотрщик. Он злобно смотрит сквозь прутья, бормочет ругательства и плюется в пленника. Но и это не выводит юношу из оцепенения.
— Эй ты, очнись — звонкий женский голос неожиданно ворвался в его сознание. Он растерянно огляделся и увидел, как со скрежетом открылась дверца и в камеру, согнувшись, проникла девушка.
- Ну что застыл? Вытяни руки. Мы не можем вечно таращиться друг на друга. В руке незнакомки появился ключ. Она ловко справилась с ржавым замком от оков. Освободив руки, Андроник сам отстегнул ножные кандалы. Они вылезли из узкого каземата, и очутились в закопченном, сводчатом помещении. За грубо-сколоченным столом храпел, пуская пузыри, его тюремщик. Андроник вопросительно посмотрел на свою спасительницу. Та небрежно пожала плечиком.
— Я подсыпала ему в вино снотворное. До утра этот боров не проснется.
Пронзительно взглянув на Андроника подведенными сурьмой глазами, она строго спросила его:
— Ответь мне — ты хочешь отомстить за причиненную боль? Готов пойти на все? Говори — же!
- Я убью их двоих! — с пылом воскликнул юноша. Незнакомка покачала головой.
- Не получится. Агенобарб намного сильнее тебя. Воспользуйся тем, что его нет сейчас во дворце, и убей изменницу. Возьми этот нож и следуй за мной. Она протянула ему дамасский стилет и, не дав опомниться, повела по подземным коридорам. Плутая по лабиринтам дворца, они, наконец, остановились перед спальной, задрапированной розовыми шторами. Внутри, в глубине покоев мягко мерцал светильник. Андроник обернулся и увидел в темных глазах девушки слезы. Она глухо прошептала-
- Вонзи ей сириец клинок прямо в сердце. Сделай это за нас двоих. Там за окном, в саду тебя ждет лошадь. Прощай — и легкая, порхающая, как всегда, она скрылась из виду. Андроник крепче стиснул в руке гладкую рукоять ножа и кинулся к огромному ложу, видневшемуся через прозрачную ткань занавесей. Сдернув последний покров отделявший кровать, он шагнул вперед. На смятых простынях, бесстыдно раскинувшись в сладостной истоме, лежала обнаженная девушка. Треск раздираемой шторы вырвал ее из сновидений, и она с ужасом увидела перед собой бывшего жениха, который с потемневшим от гнева лицом занес над ней нож. Он готов был поразить изменницу в соблазнительную грудь, но Эсфира протянула к нему руки и, рыдая, воскликнула:
— Не надо! Молю тебя Андроник, пощади! Не убивай меня. Я не виновата в том, что полюбила его, а не тебя.
Эти слова остановили руку, уже занесенную для удара. Андроник опустил стилет. С презрением и сквозившей в голосе душевной мукой, он глухо произнес:
— Так тому и быть! Живи, если можешь, с этим позором. Но запомни. Ты, блудница обрекла на мучения не только меня, но и своих родителей, своих братьев. Их стыд за тебя, будет твоим проклятием – и с этими словами он бросился к распахнутому окну, прочь из этого гнусного места.
В темном, благоухающем саду, как и обещала незнакомка, он увидел, привязанного к дереву, коня. Юноше не стоило труда выехать из Цитадели, ведь караульные смотрели за прибывшими, тех — же, кто выезжал, они не останавливали, привыкнув к тайным, ночным гонцам наместника. Очутившись на свободе, Андроник вздохнул полной грудью и помчался к освещенному огнями ночному Дамаску. Он понимал, что после побега путь назад отрезан, и надо спешить, чтобы забрать родителей и увести их в Тадмор или как назвали ее из-за обилия пальм римляне — Пальмирой. В этом независимом от Рима городе, среди друзей, его семью не достанет месть наместника. Но его планам не суждено было сбыться.
Еще издали он увидел висевшее над родным домом зловещее зарево пожара. Из усадьбы выбегали испуганные слуги. Андроник влетел во двор и сразу увидел лежавшие на лужайке тела. Первый был Левандр. Его изрубленное тело даже в смертном оцепенении пыталось защитить своих хозяев. Мать его, несчастная Серафима была уже мертва, а отец еще дышал. Из его пронзенной груди вырывались страшные хрипы. Сын осторожно приподнял его голову. Бассиан приоткрыл отяжелевшие смертной дремой веки. В его глазах мелькнула радость.
— Ты жив сынок. Будь добр Ваал к нему — прошептав слабеющими устами молитву, отец дернулся телом и затих. Отлетели светлые души родителей в небесные чертоги любящего их Бога. Андроник горько заплакал. Он остался в этом жестоком мире совсем один. Сзади хлопнула дверь и обернувшись, он увидел, как к нему бежит человек.
— Добей их сыночка Тиберий — закричали из верхних окон его сообщники, грабившие дом. Тиберий, недобро скалясь, распахнул плащ и пытался вынуть из ножен меч. От запекшейся крови, клинок заклинило, и Андроник этим воспользовался. Он нанес удар своим дамасским стилетом, вложив в него всю накопившуюся ненависть. Тиберий с изумлением посмотрел на свое распоротое брюхо, и со стоном завалился набок. Сверху на голову убийцы их товарища неслись проклятия. Грабители римляне поспешили спуститься, чтобы расправиться с наглецом. Но пока грохоча калигами, они выбежали на, укутанную завесой, дыма площадку, Андроник уже бесследно исчез, растворившись, словно призрак в тумане.
ГЛАВА 5
Первые живительные капли дождя упали со звоном на потрескавшуюся, мертвую землю. Пустыня, раскинувшаяся на северо-востоке от Дамаска, после летней засухи производило унылое впечатление. Вдали, в знойном мареве, колыхались очертания горных склонов Ансарии. Там, в прохладных ущельях, покрытых лесом, пульсировала жизнь. Здесь же царствовала адская безбрежность. Пустынная буря, пронесшаяся недавно, обнажила кости животных, не успевших спастись от палящих лучей солнца в высокогорных районах. Дождь тем временем набирал силу, каскадом брызг разбиваясь об щебень пустыни, и вскоре этот безжизненный край должен был воспрянуть, как птица Феникс из пепла. Наполнятся пересохшие устья рек, спрятанные в мелких впадинах и кратерах. Полезут кверху молодые побеги, и вскоре, покрытая пустынным загаром земля преобразится в разноцветный ковер из цветов, осоки и мятлика, в котором заснуют тушканчики, суслики, лисицы и змеи. Но до октября, начала сезона дождей, оставался еще месяц. Бредущий между уродливыми, колючими ветвями саксаула и боялыча человек жадно ловил потрескавшимися губами спасительную влагу. Если бы не дождь, он не пережил-бы еще одного дня в пустыне. Он окинул тоскливым взглядом вымершую землю вокруг и тут, в звенящей тишине послышался звук. Резко обернувшись, мужчина увидел, как в кусты высокой акации метнулась тень. Человек бросил камень и до его слуха донесся сердитый визг. Стервятники пустыни сапрофаги шли за ним прямо от стен Пальмиры. Эти неукротимые, безжалостные убийцы не отставали от своей намеченной жертвы и следовали по пятам. Их звериное чутье подсказывало им, что жажда и зной лишат его сил и тогда они с наслаждением вонзят свои клыки в его горло. А пока, человек оставался для них трудной добычей. К концу светлого времени суток он наконец достиг горных отрогов, у границ пустыни. Окончательно выбившись из сил, человек устроился на ночлег возле каменистых валунов. Разведя костер из пальмовых листьев, он изжарил на огне кусок сирийского кулана, единственной добыче за четыре дня странствий.
Сейчас, в сгустившемся сиреневатом мраке, сидя на пригорке под сводами пальм с ребристыми перекрывающими друг — друга ветвями, человек видел невдалеке от костра, как вспыхивают фосфором глаза сапрофагов, следивших и терпеливо выжидающих своего часа. Человек закончил свою трапезу и забрался во вместительный лаз, образовавшийся от скрещенных валунов. Вход своего убежища он завалил камнями. Теперь он был недосягаем для этих гиен. Наконец-то в прохладе остывающих камней, на мягком мху, впервые после нескольких месяцев скитаний он словно зверь в своей норе смог спокойно заснуть.
Нежно журчит арык и он, молодой, красивый блаженно растянулся на циновке, в тени яблонь и абрикос. Рядом, под нежные звуки лютни, кружит в медленном танце девушка. Заливаясь серебристым смехом, она приближается к нему и внезапно бросается в его объятья. Он увидел ее лицо, в ужасе закричал и…. проснулся. Еще плавает, медленно тая образ Эсфиры вырванный из сновидения. Андроник, а это был именно он, поторопился выбраться из лаза. Восходящее солнце нового дня окрасило замшелые валуны в рыжеватый цвет. Над долиной, лежащей внизу, медленно поднималась легкая дымка, собирающаяся в каждой ложбине и овраге в белые, как вата, облака. Вверху, на подступах к разделенным друг от друга вершинам горных склонов, зеленели горные луга, поросшие высокой, сочной травой. На западе, прямо у подошвы Ансарии по долине змеилась широкой лентой полноводная река Оронт. В ее кристально-чистые воды вливались горные водопады, и быстротечные воды неслись прямо к далекому Средиземному морю. Андроник взглянул вверх, где возвышались горные массивы, хребты и ущелья, поросшие вечнозелеными, могучими дубами и ливанским кедром.
Осмотревшись, Андроник не обнаружил следов своих преследователей — сапрофагов.
— Очень странно — что они оставили меня в покое. На них это не похоже. Вероятно, эти исчадия ада нашли себе другую жертву, послабее. Успокоенный такими мыслями Андроник, прихватив с собой палку, исскустно превращенную им с помощью ножа в копье и направился к Оронту, несшему с веселым шумом свои воды. По обоим берегам бурлящей реки темнели пальмовые рощи, в обрамлении ярких цветов и зеленных кустарников. По гладким крупным камням, устилающим прозрачное песчаное дно и создающим естественную отмель в одном месте, Андроник перешел реку и направился к горной гряде, взметнувшейся ввысь кудрявыми куполами деревьев. Подошва гор была нагромажденна известковыми каменистыми сколами скал, образующими пещеры. Проходя мимо одной из них, мужчина услышал знакомое мерзкое, возбужденное хихиканье сапрофагов. Андроник хотел обогнуть пещеру и начать восхождение на гору, но вдруг услышал исходящий из темного лаза тяжкий вздох, исполненный такой муки, что он невольно вздрогнул. Осторожно приблизившись к пещере, он заглянул туда. Струящиеся через проемы солнечные лучи освещали вместительный грот, где три уродливых собаки – гиены с маниакальным упорством набрасывались и с визжанием отбегали от беспомощно — лежавшего льва, который видимо из последних сил отбивал подлые атаки сапрофагов. Эти злые создания мрачного Эреба настолько были увлечены травлей своего извечного врага, что не заметили подкравшегося сзади Андроника. А он, загоревшись яростью и желанием расквитаться с сапрофагами за свои страхи и бессонные ночи, стремительно атаковал их. Нападение было неожиданным. Лишь, когда один из хищников, пронзенный копьем насквозь, заверещал, сапрофаги с ужасом заметили перед собой свою недавнюю добычу. Прежде чем они успели что- либо предпринять, человек сильным, стремительным ударом вогнал копье в уродливый череп еще одной собаки. Оставшийся в живых сапрофаг, визжа, кинулся к спасительному выходу. Обойдя бившихся в агонии гиен, Андроник осторожно приблизился ко льву. На него в упор смотрели глаза, в которых, о Боги, стояли слезы. Вблизи было видно, чем вызвано плачевное состояние, в котором находился Царь пустыни. В его правой лапе намертво застрял обломок стрелы. Чудовищно вспухшая рана и крайне истощение не оставляли бедняге шансов на спасение. Лев жалобно заурчал при его приближении.
— Ну чем я смогу тебе помочь дружище?- ласково промолвил юноша — Я такой же несчастный скиталец, как и ты, отверженный этим жестоким миром.
При звуках человеческой речи, лев издал еще более тоскливый рев и, подползя к ногам Андроника, вытянул перед ним свою раненую лапу. Он явно ждал помощи от изумленного таким необычным поведением человека. Тот, наконец, решился и не без внутреннего трепета осторожно взял тяжелую лапу льва в свои руки. Ободренный спокойным поведением хищника, он внимательно осмотрел его рану. Почерневшее древко с белым опереньем насквозь пробило лапу льву, и трехгранный наконечник торчал между подушечками когтей. Бережно опустив лапу, Андроник извлек нож из самодельного копья и, стараясь не причинять льву боли, аккуратно срезал оперенье стрелы. Гривастый страдалец терпеливо сносил мучения, невольно причиняемые человеком.
— Теперь брат потерпи еще немного — Андроник взялся за древко стрелы и, воззвав к богам, крепко взялся за наконечник стрелы. Резко дернув, он вырвал стрелу из лапы хищника. Громоподобный рев раздался под сводами пещеры. Лев от пронзительной боли дернулся всем своим изможденным телом и упал на камни.
- Терпи, терпи. Ты умница. Теперь все будет хорошо — успокаивал его Андроник. Лев понемногу стих и с умиротворенным видом принялся вылизывать вытекающую из раны тонкую струйку бурой крови, при этом с благодарностью посматривая на своего спасителя.
— Ну вот и все. А ты молодчина. Даже не попытался съесть меня.
Лев в ответ издал трубный рев. Андроник вытащил из пещеры трупы сапрофагов и направился к реке. Возле берега, он нашел горную дыню и, вырезав мякоть, наполнил ее живительной влагой. Он отнес воду в грот и поставил ее перед мордой льва. Тот с жадностью в одно мгновенье опустошил громадную тыкву и выжидательно посмотрел на человека. Андроник, радуясь тому, что лев оживает, об этом говорил его прояснившийся взор, с готовностью сходил еще за питьем. Пока лев утолял многодневную жажду, юноша, водрузив нож обратно на древко, отправился на поиски пропитания. Впервые, за месяцы скитаний, он воспрянул духом и даже принялся насвистывать веселый мотив, пока карабкался по поросшему ливанским кедром хребту Ансарии. Сверкали изумрудом длинные иголки алеппской сосны, от слабого дуновения ветерка тихо шелестели пышные кроны дубов. Сквозь листву просачивались лучи утреннего, ласкового солнца. Плясали на зеленных кувшинках солнечные блики. Звонкий, жизнерадостный щебет пичуг далеко разносился в лазурном небе. Взобравшись на горный кряж, юноша оказался перед могучим водопадом, с гулом, низвергающимся с головокружительной высоты на каменистую подошву горы. Андроник обнаружил звериную тропу возле небольшой запруды и, затаившись в кустах мирта, стал терпеливо ждать. Лишь к вечеру ему наконец-то улыбнулась удача. На водопой пришло стадо пугливых антилоп, и метким броском копья он поразил одну из них. Уже к сумеркам, уставший, но довольный, Андроник спустился к пещере. Там его радостным ревом приветствовал новый друг.
ГЛАВА 6
Трой, такое имя дал льву Андроник, оказался чудесным, восхитительным созданием природы. Он обладал удивительным для животного, развитым умом. В душе этого хищника очень скоро возникло теплое чувство благодарности и доверия к человеку, выхаживающем его. Хотя он и принадлежал к племени тех опасных двуногих существ, которые охотились на него и причинили ему мучительную боль. Несмотря на то, что выживать ему приходилось лишь благодаря мрачной, несокрушимой силе, переданной ему с кровью предков, он не превратился в бездушную, свирепую машину убийства. Вообще, этот удивительный лев сильно отличался от своих собратьев. Даже в его внешности сквозило царское величие, а бурая, пышная грива была словно припорошена золотистой пыльцой, образуя царскую диадему.
С каждым днем, по мере его выздоровления, отношения человека и льва крепли. Боги благоволили Андронику, и он удачно охотился на горных склонах Ансарии. Постоянно он приносил в пещеру, то тушку жирного зайца, то косулю и антилопу. Однажды ему удалось даже добыть небольшого оленя. Бархатный октябрь, с его теплым, влажным веяньем, обилием животных, пасущихся на высокогорных равнинах, и питающий землю мелкий дождик, закончился. На смену ему пришел ноябрь и со склонов Ансарии подул холодный, северный ветер. Животворное солнце спряталось за хмурыми, свинцовыми грядами облаков, а плотная завеса тумана накрыла все вокруг. Трой к тому времени уже полностью оправился от раны, и представлял собой, красивого, исполинских размеров льва. Андроник стал выходить вместе с ним на охоту. Они были изгоями и, поправ общепринятые законы, они объединились в свой собственный клан. Схема их охоты была такова: человек подбирался к мирно пасшемуся стаду куланов или газелей в низовьях и отрогах скал, и, вспугивая, гнал их на каменистые валуны, поросшие высокой полынью. Там их ждал, притаившийся в кустах, Трой, который подпустив животных поближе, стремительно бросался на них из засады, и редко кто из намеченных жертв избегал его смертельных когтей. Вскоре, однако, Андроник подхватил лихорадку и Трой показал, что он может быть тоже благодарным. Пока юноша, трясясь и лязгая зубами от озноба, жался к спасительному жару костра, лев проводил все время в поисках добычи. Ближе к утру слышался шорох осыпающихся камней, и в проеме показывалась косматая, мокрая голова Троя. Когда в его зубах была жертва, то он был горд собой, фыркал и ждал похвалы. Если — же ночь проходила неудачно, то он выглядел виноватым. В эти моменты, Андроник, утешая его, поглаживал мокрую от россы, спину льва, шептал ободряющие, ласковые слова. Трой, урча словно кошка, наконец, успокаивался, и ложился греться возле костра. Он действительно был необычайным зверем, который не боялся даже огня.
Тихо потрескивают поленья, и красные всполохи отбрасывали фантастические тени на замшелые стены пещеры. Ароматы жарившегося на костре мяса косули благоухали, дразня аппетит. За стенами завывал холодный, пронизывающий ветер, тщательно выискивающий щели и проемы в скалах. Человек и лев блаженно растянулись возле костра. Трой заворожено смотрит на пляшущие языки пламени, при этом навострив уши при звуках тихого человеческого голоса. Андроник рассказывает ему короткую историю своей жизни. Словно картинки проносятся перед его внутренним взором. Он видит свою первую встречу с Эсфирой, ее измену с наместником, темницу, бегство из крепости, гибель родителей. Дальше он видит свой путь в Пальмиру, и то, как он был покинут людьми, связанными с ним узами гостеприимства, побоявшимся дать кров беглецу. Он едва спасся тогда от ловцов беглых — фугитивариев, и убежал в пустыню, где его мучения оказывается, только начинались. Трой поворачивает к нему свою благородную морду, увенчанную золотым венцом и в желтых глазах льва мелькает понимание. Такими юноше запомнились эти спокойные, полные уюта, вечера в пещере, ставшей этим изгоям родным домом.
Прошли последние осенние дни, сменившиеся прохладной, сухой зимой. На склоны Ансарии медленно падали пушистые снежинки, покрывая белой вуалью кудрявые кроны деревьев. Теперь Трой часто стал пропадать. Ему нравилось гоняться за вкусными, упитанными зайцами на равнинах, расстилавшихся на границах с пустыней. Андроник, закутанный в теплые шкуры, теперь смастерил еще несколько приспособлений для охоты: дальнобойный лук, капканы — ловушки и сеть, для ловли рыбы. Он стал уходить все дальше, охотясь, на западные вершины гор. К вечеру каждого дня друзья собирались в пещере, груженные добычей. Однажды, когда зима подошла к концу, и в ущельях, и на лужайках, распустились, озаряясь вспышками радуги всевозможные цветы и растения, их монотонный уклад жизни был нарушен. Андроник, увлеченный погоней за горным джейраном внезапно оказался на крутом, почти отвесном выступе горной гряды. Внизу, покуда хватало глаз, простиралась бескрайняя долина, на которой расположился город, знакомый до боли в сердце. Взметнувшись к небу куполами мечетей, перед ним на востоке, раскинулся Дамаск. Его родина! Юноша испытал неизъяснимое волнение при виде колыбели его радостного детства и отрочества, а также краха его надежд.
— Отец мой, за какие грехи мне достались эти испытания. За что Боги карают меня?- горько взывал Андроник к тени Бассиана, смотря на мощные стены города. Вдруг, хлопая могучими крыльями над головой юноши, пролетел громадный орел. Покружив в небе, величавая птица с криком - Милость тебе — скрылась за багровеющим, закатным горизонтом. С опечаленным сердцем спускался юноша обратно в долину, откуда уже, оглашая окрестности многозвучным эхом, доносился призывный рев Троя.
С приходом весны в их спокойном, размеренном укладе жизни наметились изменения. Трой все чаще всматривался в темнеющую вдали пустыню. Жадно втягивали и трепетали его ноздри, учуяв волнующие запахи, доносившиеся с ветром. Лев поднимал свою массивную голову к пламенеющему небосводу и издавал утробный рык, заставляющий ускорить свой неторопливый шаг караван верблюдов, бредущий на восток. Андроник понимал, что его тревожит.
— Трой, дружище, ты никак соскучился по своим блохастым подружкам. Эх ты! Ладно- ладно я все понимаю. Ты должен стать великим вожаком и заделать много маленьких Троев — шутливо произнес он, хотя особой радости при этом не испытывал. Его единственный друг, к которому он относился не как к свирепому, глупому зверю, а считал даже разумнее некоторых людей, должен был послушать зов природы и уйти. Лев, растерянный от нахлынувших на него чувств, то ластился словно кошка, то взбегал на холм, откуда взирал на меркнувшую в вечернем сумраке пустыню.
И наконец, этот день настал. После неудачной охоты на дикого козла, Андроник спустился к пещере и не обнаружил там Троя. Он тщетно прождал его четверо суток, стараясь не уходить от пещеры далеко. Охотясь в ближайших ущельях, юноша возвращался к опустевшему убежищу. На пятый день, он, понимая тщетность своих ожиданий и страдая от острого чувства одиночества, засобирался в путь. Андроник решился на отчаянный поступок. В Дамаске, в глубине сада собственного дома, мудрый Бассиан в свое время припрятал семейные драгоценности. Андроник решил достать их, и уже тогда покинуть навсегда этот край, принесший столько горя.
ГЛАВА 7
— Эй, пастух, а ну-ка постой! Ты где взял таких дохлых овец? Клянусь Прозерпиной, даже на месте ваших алчных жрецов, я не решился бы принести их в жертву богам, побоявшись их мести.
Эти насмешливые слова исходили от одного из легионеров — стражников, которые расположились под сенью деревьев перед восточными воротами Дамаска. Солдаты с увлечением играли в мору, излюбленную игру всех римлян.
Человек, гнавший в город таких же грязных и тощих, как и он сам овец, смиренно остановился перед стражниками. Прижав руки к прикрытой звериными шкурами груди, он умоляюще произнес
- Да будут милостивы к вам боги, и пусть вечно сопутствует вам удача. Сжальтесь, не дайте умереть от лишений, свалившихся на меня. Была у меня целая отара, да осталась лишь эта жалкая кучка. Остальных растерзали проклятые сапрофаги. Позвольте же мне, мои покровители, попытать счастья на Мясном ряду и разжиться парой медяков.
- Пусть, Диспатер — повелитель преисподнии, будет твоим покровителем на пути в Эреб, проклятый сириец!-
недовольно буркнул декурион, начальник стражи. Ему не везло в кости, и он спешил отыграться.
— Наконец- то. Венера!- Радостно завопил декурион, выбрасывая шестерки — Пропустите бродягу - приказал он двум легионерам, загородившим городскую арку с подъемным мостом. Пастух, кланяясь и бормоча слова благодарности, погнал дальше свое жалкое стадо. Лавируя между гружеными повозками и телегами, вместе со снующим всюду людом, наполняющим город неясным гулом, он продолжил свой путь по узким, кривым улочкам Дамаска. Несмотря на диковатый, неухоженный вид, скрадывающий его возраст, заметен был задорный, молодой блеск его глаз, пронзительно рассматривающий все вокруг. Он обогнул Бычий рынок и на Мясном ряду, расстался со своими жалко — блеющими овцами, продав их за десять дирхем. Затем он уверенно зашагал путем, видимо хорошо знакомым по улицам города, и через некоторое время вышел на центральную площадь — агору. Здесь собирались в кучки зажиточные, влиятельные сирийцы - банкиры, менялы, ростовщики, магистраты, которые в непринужденной беседе обговаривали свои сделки. Возле фонтана, взметнувшегося в ясное, утреннее небо, собиралась фатоватая молодежь. Они, весело хохоча, мило сплетничали и кокетливо посматривали на дефилирующих здесь девушек. Красавицы гуляли в сопровождении своих отцов, опекающих и высматривающих выгодные партии для своих чад. Пастух, стоявший в сторонке, заинтересовался одним высоким, кудрявым парнем, облаченным в модное греческое одеяние. Глаза пастуха загорелись и он, стараясь не привлекать внимания, стал приближаться к юнцу. А тот, тем временем подошел к одному из многочисленных торговцев, облюбовавших низкие портики зданий, стоящих вокруг агоры. Пока молодой щеголь попивал холодную, фруктовую воду, пастух зашел к нему за спину и тихо прошептал-
— Ну, здравствуй, Иллихон. Только тише, ради Ваала, не дергайся. Давай лучше отойдем вглубь портика, подальше от глаз. Узнав голос, Иллихон подчинился и пошел за ним. Когда они остановились, юноша с минуту с изумлением смотрел на пастуха. Наконец он произнес:
— Андроник — ты ли это? Не обманывают — ли меня собственные глаза? Ведь мы, твои друзья, думали, что ты сгинул в пустыне и горько скорбели о твоей гибели. Пастух криво улыбнулся-
— Ну как видишь, с тобой разговаривает не бесплотный дух. Я еще жив — и прервав радостные восклицания друга, он с надеждой спросил его — Слушай, Иллихон, мы с тобой ведь друзья с самого детства. Не побоишься помочь бедному изгнаннику?
— Конечно- же! Ты можешь на меня всецело положиться. Что я могу для тебя сделать? Чем помочь?
Андроник облегченно перевел дух.
— Ты помнишь мой сад за домом, где мы любили играть в детстве. Так вот. Помнишь яблоню с чудными алыми плодами. Там, под ней спрятан ларчик с драгоценностями моей семьи. Ты не можешь проникнуть туда и забрать его?
Иллихон задумчиво почесал мизинцем изящно — завитый локон волос и медленно произнёс-
— Да, конечно я всё сделаю. Тебе, как понимаешь, туда идти опасно, ведь наместник обещал за твою голову большую награду. Дождись меня вечером в трактире у Эвбрахия, я туда принесу твой ларец, и мы тогда обо всём поговорим.
Андроник принялся горячо благодарить своего друга, и они тепло распрощались до вечера.
Андроник послонялся по Дамаску, ожидая наступления ночи. Ноги сами вывели его на знакомую улицу. Не удержавшись, он подошёл к своему отчему дому. Сейчас его усадьба была отремонтирована после пожара и по двору сновали незнакомые люди. Андроник прижался пылающим лбом к железным прутьям ограды. Тут же он был с бранью отогнан от ворот новым управляющим, принявшим его за нищего попрошайку. Юноша поспешно затерялся в узких лабиринтах грязных улочек. На рынке он купил себе арабскую одежду. В банях отмылся, побрился, наконец-то приняв благообразный вид. Так он скоротал время до вечера. Чуть только сиреневая мгла накрыла город, Андроник уже подходил к трактиру, откуда доносились пьяные голоса кутил, да слышался звон битой посуды.
Трактирчик Эвбрахия находился на перекрёстке двух улиц — Кузнечной и Прямой. К этому заведению манил эротический указатель, ярко светившийся в темноте. Эту рекламу придумал сам хитроумный фесалиец – Эвбрахии, который не только спаивал своих посетителей, но и предлагал им разнообразные секс — услуги. В этом популярном среди низов общества заведении, на первом этаже находилась питейная, а на втором располагались маленькие, любовные гнёздышки, где усердно трудились гетеры, принадлежавшие предприимчивому трактирщику.
Войдя в задымленную таверну, пропахшую запахами жареного мяса и прогорклого масла, Андроник, за последние монеты, договорился с Эвбрахием, что тот сдаст ему одну комнатку до полуночи. Они ударили по рукам, и Андроник прихватив кувшин с вином и медный светильник, поднялся по винтовой лестнице на второй этаж. Отперев дверь ключом, он вошёл в небольшую комнату и осветил её убогую обстановку. В углу стоял грубо-сколоченный топчан, а рядом с ним находился низенький, кособокий столик. Андроник присел на край тюфяка, пропахшего потом. За тонкими стенами комнатки доносились возбуждённые стоны, а из окошка покрытого слюдой, с улицы доносился пьяный, нестройный хор подгулявших прохожих. Юноша вздохнул и отпил из кувшина кислого вина. Ему оставалось только молиться, ожидая прихода Иллихона. В томительном ожидании прошёл час. Вдруг в дверь кто- то постучал. Андроник бросился к двери и отперев её в ужасе отпрянул. В комнату вошли трое охотников — фугитивария. Их нельзя было не узнать. Гладкие лысые головы на бычьих шеях, да тёмно- красные плащи, накинутые на широкие плечи. За их могучими спинами Андроник увидел бледного Иллихона и хмурого хозяина таверны.
— Это он? Спросил старший из охотников у Иллихона. Получив утвердительный ответ, он небрежно сказал — Возьмите его ребята.
Те двинулись на пятившегося к столу парня, который коснувшись его, вдруг резким движением схватил в руку светильник и обрушил его на голову одного из фугитивариев. Пылающее масло вылилось на голову охотника, который дико закричал. В комнате на мгновенье вспыхнул свет, а затем комната погрузилась во мрак. Андроник вырвался из лап второго здоровяка и, пользуясь всеобщим замешательством, кинулся к окну. Разлетелась в дребезги рама, и юноша, кувыркаясь, упал с высоты на каменную мостовую. Поднявшись, он, прихрамывая, побежал к тёмному проулку. По извилистым улочкам, озаряемым светом факелов, он убегал от погони, которая неумолимо приближалась. Редкие прохожие опасливо жались к стенам домов, заслышав грозные выкрики — Посторонись! Именем Цезаря! Беглец добежал до угла одной из улиц, и едва не сбив с ног, столкнулся с фигурой, укутанной в прозрачные одежды блудницы. Он хотел обогнуть ее, но та заговорила с ним:
- Эй, красавчик, куда спешишь? Может, ты ищешь свое счастье? Ну, будь умничкой, одари девушку несколькими монетами, и я обещаю доставить тебе неземное наслаждение. От звука этого голоса юноша вздрогнул. Он замер на месте и пристально посмотрел на залитое лунным светом лицо, покрытое толстым слоем грима.
— Эсфира! – лишь смог произнести он.
При упоминании этого имени, пустые черные глаза блудницы на миг вспыхнули. Она пристально посмотрела на него и с каким-то облегчением промолвила:
— Я тебя узнала. Это ведь ты, Андроник? Ну что ты так смотришь на меня. Да, я та, которую прежде звали Эсфирой. Радуйся, сбылись твои проклятия. Теперь я брошена словно собака своим возлюбленным, своими родителями. Теперь я просто тень. Я ходячий труп.
Фигура приблизилась к нему вплотную и пораженный ее видом, юноша почуял исходящий от нее тонкий, специфичный запах. Девушка болела страшной, неизлечимой болезнью.
— Убей меня Андроник, прекрати мои муки. Я не могу это сделать сама.
В ее безжизненном взоре было столько неизмеримого горя и отчаяния, что в сердце юноши закралась жалость к ней.
— Прости! Прости меня за все, Эсфира! Клянусь Ваалом и священной памятью моих родителей, я не желал тебе такой участи..
— Прощай Эсфира — моя бывшая любовь! – прошептал он и, услышав шум приближающейся погони, продолжил свой бег.
— Прощай – эхом отозвалась девушка, провожая тусклым взглядом скрывшегося вдали человека.
Когда мимо пробежали фугитиварии, она указала им другую дорогу, по которой якобы побежал беглец. Лишь только стих топот ног, Эсфира присела на корточки и горько заплакала.
Андроник провел всю ночь, плутая по — темным, извилистым переулкам города. К утру, он прибился к труппе бродячих комедиантов, собирающихся покинуть город и продолжить свои странствия. С ними юноша собирался незаметно выйти из Дамаска.
Лишь первые лучи восходящего солнца коснулись золотистых куполов мечетей и храмов, как к поднявшейся решетке городских ворот, грохоча, потянулись обозы, груженные пшеницей, арабскими шелками и коврами, амфорами вина и другими всевозможными дарами Сирии. Все это добро вывозилось в Рим и сулило наместнику почет и богатство.
Сбоку эшелона на белой лошади ехал высокий, красивый мужчина. Не обращая внимания на откровенно злобные взгляды толпившихся у ворот сирийцев, он непринужденно беседовал со своим спутником. Тот по виду походил на римского сенатора, и в действительности являлся наместником Сирии на этот наступивший год. Впереди важных господ грозно чеканили шаг две когорты легионеров с центурионом во главе. Андроник стиснул зубы и опустил голову пониже. В одном из всадников он сразу узнал своего заклятого врага — Луция Вителлия Агенобарба. Юноша старался не смотреть на убийцу своих родителей, боясь не выдержать и не всадить в подлое сердце патриция нож, которым он успел разжиться. Он терпеливо ждал, когда пройдет процессия и в этот миг остолбенел, он увидел Троя! В одной из многочисленных клеток зверинца, среди пойманных для травли на арене животных, находился его друг. Трой, в отличии от других злобно рычащих, испуганных львов, был спокоен. Он лишь с недоумением посматривал сквозь толстые прутья клети.
- Трой!
не выдержав, закричал Андроник и кинулся из толпы бродяг к повозке. В одно мгновение он взлетел на нее и скинул возницу на землю.
- Трой, ну как же ты мог попасться, а Трой?
повторял он словно безумный. Не обращая внимания на возникший переполох, он тщетно пытался вытащить деревянный колышек и освободить друга, который, узнав его, прильнул к прутьям решетки, и длинным розовым языком облизывал лицо человека.
Агенобарб остановил жестом, кинувшимся было к Андронику солдат. Ему понравилось представление и, повернувшись к хмурому обрюзгшему спутнику, он произнес
- Я же говорил тебе уважаемый Котта, что здесь живут лишь фанатики да безумцы. Они мало отличаются от животных и поэтому те признают их.
И приказал солдатам, окружившим телегу
- Эй, ладно, отгоните этого идиота от клетки, да всыпьте ему палок.
Двое дюжих легионера схватили упирающегося юношу и грубо отшвырнули его на мостовую.
- Нет, господин! Его нельзя отпускать, ведь это и есть беглый Андроник-
раздался голос Иллихона .
Он и трое охотников за рабами оказались рядом. Предатель сразу узнал своего бывшего друга.
- Вот как! – усмехнулся Агенобарб.
— Ну- ка Кассий Херея, забери убийцу легионера Тиберия. Этот наглец поедет с нами в Рим. Там его ждет казнь за преступления -
приказал он центуриону.
Андроник, понимая, что все кончено, в последнем рывке сбил с ног, стоявшего на пути солдата и кинулся на наместника. Настолько неожиданно было его нападение, что на миг легионеры опешили. И успел бы юноша добежать до Агенобарба, и насладился бы он своей местью, прежде, чем погибнуть под ударами мечей, но центурион Херея оказался быстрее. С невероятной для его крупного тела скоростью, он настиг парня и обрушил на несчастную голову того свой меч. Сознание Андроника погрузилось в пучину мрака.
ГЛАВА 8
Соленые брызги воды вернули Андроника из забытья. В темном, душном трюме корабля, тусклый свет, исходящий от решетчатого люка, выхватывал из сумрака скорбные фигуры, по пояс погруженные в морскую воду, при каждом движении позвякивали цепи, которыми эти несчастные были скованны. Ужасно болела ушибленная голова, но юноша мысленно поблагодарил центуриона, который, видимо, не желая ему гибели, просто оглушил его. Андроник принялся молиться Ваалу. Внутренний голос подсказывал ему, что совсем скоро настанет конец его мучениям.
Почти два месяца длилось морское путешествие, стоившего многим рабам собственной жизни. Счастливцы, не вынесшие тягот, избавились от римского ига раньше, чем достигли берега. Большой грузовой корабль – триера, бороздя воды Средиземного моря, миновал острова Кипра и Родоса, и в конце апреля 40 года от Р. Х, благополучно вошел в гавань порта Брундизия. Солдаты грубо запихнули, словно убойный скот, оставшихся в живых пленников, и отправились в путь . Через неделю Андроник по Латинской дороге въезжал в Рим.
Стояла глубокая ночь, когда их доставили к Большому цирку, который, взметнувшись вверх грандиозной, арочной стеной, внушал благоговейный трепет. По подземному переходу, освещаемому факелами, солдаты погнали рабов. Андроник и не представлял, что внизу под самим цирком существует целый подземный мир. Стучали молотки и звенели пилы плотников, мастеривших хитроумные машины для пыток и убийств, сновали дрессировщики возле клеток с дикими животными. Гладиаторы в небольших камерах сидели на устланном соломой полу и мирно разговаривали друг с другом. Они старались не думать о том, что им завтра придется стать смертельными врагами. Встречались на пути, скрытые под просторными плащами женские фигуры. Это знатные матроны, не желавшие быть узнанными, приходили к своим любимым бойцам, чтобы пожелать им удачи, и насладиться, может быть в последний раз, их грубыми ласками.
Андроника, вместе с другими двадцатью несчастными, кинули в куполообразный каменный мешок, в котором уже ютилась большая группа людей. Пришел распорядитель игр, и, узнав, что это сирийцы, приказал стражникам не давать им есть и пить.
— Все равно им завтра умирать – последовало его бессердечное объяснение.
В затхлом, влажном от испарений помещении, сидели прямо на голом полу вперемешку, мужчины и женщины, попадались даже дети. Со всех сторон доносились причитания и возгласы отчаяния. В предчувствии страшного смертного часа многие страстно молились. Матери баюкали и успокаивали плачущих, испуганных малышей. По их впалым щекам текли слезы. В темнице витал леденящий дух отчаяния и страха.
Напротив Андроника тихо сидела девушка. Она, несмотря на изнуренный вид, выглядела настоящей красавицей. На худощавом лице ярко выделялись сверкающие иссиня – черные глаза. Девушка, в отличии от большинства пленников, оставалась спокойной. Андроник заметил, как ее губы беззвучно шепчут слова молитвы. Юноша робко заговорил с ней и девушка охотно откликнулась. Ее звали Фригия. Голос ее мелодично – певучий вызвал в нем неизъяснимое волнение. Она поведала ему, что родом она из Антиохии, выросла в богатой семье и была счастлива и любима своей семьей. Пока не случилось несчастье. Ее приглядел один римский военачальник из гарнизона, стоявшего в городе. Он выкрал ее и пытался применить к ней насилие. Отбиваясь, Фригия схватила нож, и убила римлянина. За это и была осуждена на смерть на арене. Андроник слушал ее затаив дыхание. Он дивился мужественному поступку девушки, ее благородству. Молодые люди проговорили до рассвета, не обращая внимания на доносившееся рычание зверей.
Утро выдалось солнечным. В коридорах царило оживление. Лязгнули засовы и по ступеням к воротам поднимались гладиаторы, вооруженные деревянными мечами. Они начинали представление для разогрева публики.
- Если мы спасемся, благодаря милости Ваала – горячо шептал тем временем Андроник девушке-
- Ты уедешь со мной?
Фригия вымученно улыбнулась и согласно кивнула. Она не верила в чудесное спасение, но и не хотела расстраивать парня. Прошли, казалось, секунды и вот лязгнули засовы на дверях. Тишина сменилась воплями ужаса и отчаяния, когда стражники стали хватать всех без разбора, отрывая детей от родителей. Небольшими группами, они выталкивали несчастных из камеры. Сверху доносился неясный гул, словно разбуженный рой сотен ульев. Наконец в третий раз распахнулась дверца, и служители цирка отсчитали десятерых. Среди них оказались и Андроник с Фригией. Подталкивая копьями, стражники подвели их к арочным воротам, через которые пробивался дневной свет. Тяжелые двери внезапно распахнулись и несчастных выпихнули на ослепительную, сверкающую серебром, арену. Пленники сбились в кучку, возле хребта, тянувшегося посредине арены, вдоль всего цирка. Они, мертвенно бледные от волнения, едва дышали, оглушенные ревом многотысячной толпы. С расширенными от ужаса глазами, они смотрели на изувеченные, растерзанные тела своих соплеменников, трупы которых устилали песок арены. К раненым, оставшимся живыми после бойни и молящим о пощаде людям, подходили служители цирка в масках Тухулха и Хару - демонов смерти. Один добивал жертву огромным молотом, размозжив ей голову ударом, а другой, железным крюком волочил неподвижное тело к воротам Смерти. Насытившихся человеческим мясом пантер, не желавших продолжить свою охоту, пронзили копьями опытные бестиарии. Прежде, чем продолжить представление, на арене возникла небольшая заминка. Андроник, стоявший, возле белой, как мел, девушки, крепко сжал ее ледяную ручку.
— Я буду с тобой до конца - прошептал он.
— До конца - повторила Фригия и посмотрела на трибуны, где, словно волны бушующего моря, колыхалась людская масса. От пестрых, всевозможных цветов и расцветок одежд рябило в глазах. На Мегалитийские игры, под натянутыми, желтыми навесами цирка собрались, чуть — ли не все свободные граждане Вечного города. Над Парадными воротами расположилась имперская ложа, где в окружении сенаторов, консулов, жрецов и весталок, сидел Гай Цезарь Август Германик. Ему едва исполнилось двадцать восемь лет, и молодой повелитель Рима унаследовал божественную красоту от своей матери – Агриппины и своего прославленного отца — Германика. Классические черты римского лица, вкупе с прекрасным телосложением, служили хорошей рекламой его божественного происхождения. И лишь матовая белизна, разлитая по его лицу, и мрачное, свирепое выражение глаз, настораживало и отпугивало людей. В это утро, Кесарь, ласково прозванный в народе - Калигулой ( Сапожком) был еще более угрюм, чем прежде. Сон, ниспосланный ему Юпитером Оберегающим, ясно указывал на то, что вскоре ему следует опять ожидать подлого удара в спину. Его звериное чутье, никогда не подводившее, подсказывало ему, что опасность где-то рядом. Сквозь кровавую пелену, сковавшую его сознание, смотрел император на разместившихся по всему оппидуму знатных римлян. Почувствовав на себе страшный взгляд неподвижных серых глаз, сенаторы бледнели и угодливо кланялись.
— Кто - же из них, о Всемогущий Юпитер, смеет помыслить против твоего сына? Может это честолюбивый Лепид, муж моей любимой Друзиллы? Он как раз шепчется с моими подлыми сестрами. Калигула заметил одутловатого человека, сидящего рядом с ними и сверлящего его взглядом из- под насупленных бровей. Увидев, что Цезарь смотрит на него, толстяк поспешно потупил голову. Император улыбнулся, вспомнив имя этого человека. Луций Анней Сенека - этот модный философ — стоик еще покажет себя. Наверное, пока не поздно следует отрубить его змеиный язык. А рядом с ними ошивается франтоватый красавчик Агенобарб, недавно прибывший из Сирии. Кажется, у них сложилась целая коалиция.
— Нигде, куда не кинь взгляд, нет надежного друга, на которого можно было - бы полностью положиться — возникла в его божественной голове тоскливая, человеческая мысль — Даже Кассий Херея, ставший начальником преторианцев недолюбливает его, чертов республиканец. Ну, так кто из них, а может все вместе? Он задал себе в очередной раз, мучавший его вопрос, и успокоился. Калигула вспомнил авгура Спурину, который растолковывая ему ночной кошмар, сказал Императору, что Юпитер Всемогущий пошлет своему сыну знак, откуда ему ждать беды. Наконец его отвлекли от тяжких дум робкие намеки распорядителя игр, и Цезарь, поднявшись, махнул платком. Гулко захрипели трубы и сто тысяч зрителей, уже начавших скучать, замолкли, обратив все внимание на арену. Там, на ослепительном пяточке, среди сбившихся в кучку людей, чудовищное напряжение в ожидании смерти все нарастало, достигнув, наконец, своего апогея. Обреченные, к своему ужасу увидели, как из темных провалов арочных перекрытий, именуемых Парадными воротами, на песок арены, жмурясь от света, выбежали шестеро львов. Вначале, испуганные ревом толпы, звери попытались убежать обратно, но там их встречало раскаленные наконечники копий, которыми служители цирка тыкали львов прямо в их морды. Спасаясь, львы побежали вдоль высокого парапета, отделяющего их от улюлюкающих зрителей. Наконец дикие звери, которых в течении нескольких дней, кормили человеческим мясом, осмелели и полукругом приблизились к испуганным, беспомощным людям. Один из пленников, видимо не выдержав напряжения, с отчаянным криком побежал к воротам. В доли секунды, его настиг несколькими гигантскими прыжками один из львов. С невероятной легкостью человек был схвачен и подброшен зверем вверх. Когда человек упал вниз, лев мощной лапой пригвоздил его к полу и разорвал клыками горло жертве. Алым фонтаном брызнула кровь из страшной раны уже мертвого человека. Зрители дружно заопладировали. А для других хищников это убийство послужило сигналом, и они дружно напали на обезумевших от страха людей. Но не все смертники безропотно стали ожидать своего конца. Две женщины отчаянно отбивались, держа на руках своих малышей, и даже упав, они закрывали их своими телами. Опьяненные кровью и рассвирепевшие от сопротивления, хищники буквально растерзали отважных матерей, и лишь только тогда они смогли добраться до детей. Другой смельчак почти полностью скрылся в пасти льва, но не прекращал его молотить кулаком по голове. Андроник, не теряя самообладания во время нападения львов, схватив Фригию за руку, потащил ее к двухметровому хребту, надеясь подсадить девушку наверх хребта. Не добежав несколько шагов, он был сбит с ног догнавшим их зверем. Пару раз, кувыркнувшись, он зарылся в песок. Сквозь обморочное забытье он услышал женский крик и очнулся. К Фригии подбегал лев, готовясь одним прыжком прикончить девушку. Андроник, очевидно по божественному проведению, опустил глаза вниз и увидел почти зарытый в песке железный гвоздь — стержень, служащий для распятия на кресте. Прежде чем мускулистое тело большой кошки взвилось в воздух, юноша вскочил на ноги и стремительно кинулся к ней. Когда лапы льва коснулись худеньких плеч Фригии, и она послушно осела под тяжестью зверя, Андроник в невероятном прыжке долетел до льва и со всех сил нанес ему удар стержнем под лапу, в область сердца. Зверь повернул окровавленную, оскаленную пасть к наглецу, бросившему ему вызов, и, зарычав, бросился на смельчака. Но внезапная слабость заставила его упасть на онемевшие передние лапы и не дотянувшись до своей жертвы, лев, издавая заунывный рев, через минуту издох. С трибун цирка донесся удивленный вздох, похожий на далекий раскат грома. Римляне, неотрывно следившие за этой отчаянной схваткой, конечно, не могли видеть с расстояния, железного шипа в руке человека. Они, не веря своим глазам, не переставали дивиться подвигу этого раба и громко рукоплескали ему. Их симпатии были теперь на стороне этого человека. А юноша, обеспокоенный состоянием девушки, опустился перед ней на колени и приподняв ее прелестную головку, принялся приводить ее в сознание. Наконец, благодаря его хлопотам, Фригия приоткрыла свои огромные, черные глаза и с надеждой прошептала-
— Андроник, мы еще живы?
— Да Фригия. Мы пока целы и я собираюсь нас спасти- с горячностью ответил он и услышал прямо за спиной тяжелое звериное дыхание. Юноша вздрогнул, поняв, что упустил из виду всего одного зверя, который не принимал участия в травле людей. Лев до этого просто лежал вдалеке, разлегшись на песке. Теперь он стоял прямо за спиной Андроника, и юноша развернулся, готовый принять последний бой. Красивый, величественный лев, с золотистым отливом в пышной гриве, бросился на человека. Все, начиная от последнего римского бедняка, до важного сановника, все они замерли в это мгновение. Андроник вскричал от неожиданности.
— Тро-о-ой!
Лев, поднявшись на задние лапы, передние опустил на плечи юноши и радостно принялся облизывать розовым, горячим языком щеки Андроника. Многие из римлян повскакивали с мест, сердобольные девушки и даже мужчины, расчувствовавшись, прослезились. А человек и лев стояли, обнявшись, пока одна из кошек — людоедов, прервав свою трапезу, не поспешила, как она думала, к дележке добычи. Трой обернулся к подбежавшему зверю и мощно ударил его лапой по морде. Тот возмущенно зарычал, но попятился назад. Трой загородил своим исполинским телом друга и огласил царственным, устрашающим ревом все пространство цирка. Остальные львы, наевшиеся до отвала, не приняли его вызова и лишь лениво позевывали. Пределам восторга и восхищения римлян не было границ. Хотя в основной своей массе, римляне были жестокосердны и спесивы, по отношению к другим народам, но смелость, самоотверженность, благородство, ценилось ими превыше всего. В имперской ложе никто тоже не остался безучастными. Калигула устало опустился на свое ложе и обратился к толстому коротышке, сидящему рядом-
— Скажи дядюшка Клавдий, разве такое чудо возможно без вмешательства богов? Чтобы не говорили эти умники – философы, а тут явно видна рука Юпитера. Впрочем, кого я спрашиваю и обратился к распорядителю игр - Я думаю Ливий, что этих людей можно освободить от наказания. Смотрите, как приветствует их народ. Тут вдруг послышался гневный возглас-
— Нет, Великий Цезарь, ты не должен щадить этого беглого раба. У тебя сострадательное сердце, но этот негодяй не достоин твоей милости. Он бунтовщик и убийца римского солдата.
Холодные, серые глаза уставились на проговорившего эти слова патриция. Ох, ошибся, совсем позабыл Агенобарб, как нужно себя вести с непредсказуемым Калигулой. Он понял это и страшно побледнел. Император тихо, но со скрежетом в голосе, произнес –
— Спасибо тебе, Луций Вителлий, что подсказал мне, что я должен делать. Хочешь смерти раба? Отлично, так иди и убей его сам и отдал приказ стоящему рядом, центуриону Кассию Херее - Киньте его на арену!
Все в одночасье рухнуло для Агенобарба. С ужасом он смотрел, как к нему приближается его бывший подчиненный. По его глазам патриций понял, что этот приказ по душе центуриону. Пока два преторианца тащили упирающегося Луция к воротам цирка, Калигула, вспомнив слова авгура, загадочно улыбнулся и сказал притихшим сенаторам — Вот и знак свыше!
Агенобарба вытолкнули на арену и Херея, кинув ему меч со словами — Дерись как мужчина! К тому времени, на покрытой кровавыми лужами, арене, уничтожили из луков четверых зверей, и на песке остались в живых лишь девушка, юноша, да ластившийся к нему лев. Сверху смеялись римляне, довольные утренним представлением. Налившись злобой, Агенобарб поднял меч и двинулся к ненавистному ему человеку. Благодаря чуткому слуху, Трой услышал шаги и повернулся к нему. Лев издал предупреждающий рык. Мужчина, помахивая мечом, продолжал идти к ним. Даже на расстоянии Трой чувствовал исходящий от этого существа резкий запах опасности, словно от ядовитой змеи. Андроник, увидев своего врага, гневно нахмурил брови и, сжав кулаки, устремился к нему навстречу. Но Трой его опередил. Огромными прыжками он приблизился к патрицию. Тот ударил мечом, стремясь поразить льва в голову, но Трой с кошачьим проворством отскочил в сторону. С быстротой молнии он набросился на врага и ударом лапы сбил Агенобарба с ног. Вся схватка продолжалась несколько секунд, и Андроник, еще не добежавший до них, видел, как лев повалил римлянина с ног и собирается с ним покончить.
— Нет, не убивай его Трой!- закричал он, побоявшись, что после смерти патриция, его друга уничтожат застрельщики. Лев повернул голову к бежавшему к нему парню. Он казалось, раздумывал, и совершенно не обращал внимания на распластанного возле него Агенобарба. А тот приоткрыл глаза и осторожно нащупал рукоять меча.
— Тро-ой! Осторожно. Смотри!- Андроник увидел, какой опасности подвергается его любимец. Но было уже поздно. Агенобарб нанес снизу подлый удар, пронзая льва мечом. Трой взвился на дыбы и, падая на бок, скользнул когтями по своему убийце. Агенобарб торжествующе рассмеялся, увидев, что его удар достиг цели и теперь готовился встретить и убить проклятого сирийца, который с криком ярости подбегал к нему. Расстояние между ними быстро сокращалось.
— Ну, что любимец Венеры, ты не соскучился по своей Ласточке?- раздался сверху голос. Агенобарб повернул голову наверх парапета и с ужасом уставился на девушку, сидевшую на переднем ряду. Вокруг почему- то воцарилась звенящая тишина. Люди кричали, открывая страшные, зияющие пустотой, огромные рты в беззвучном крике. Девушка, с подведенными сурьмой глазами, спокойно смотрела на него, но от этого спокойствия стыли жилы.
— Халкида! Тебя не может здесь быть – прохрипел патриций. Гречанка грустно улыбнулась -
— Да мой дивный Аполлон, ты прав. Я мертва, благодаря тебе. Ведь ты убил меня, и я жду тебя в краю вечных страданий. Теперь мы будем в этой страшной обители вместе, навсегда.
Агенобарб смотрел на призрак некогда любимого человека расширенными глазами, в которых плясало безумие. Он вспомнил, как задушил Халкиду в приступе бешенства, после того, как узнал о ее участии в побеге Андроника.
— Уйди, уйди прочь — шептал патриций, и тут, к нему пришла жесточайшая боль в паху. Застонав, он опустил замутненный взор вниз, и увидел как по его ногам темно- бурым потоком стекает на песок кровь.
— Проклятый лев, он все-таки достал меня — Агенобарб посмотрел на Халкиду, протягивающую к нему руки и упал на колени. Подбежавший Андроник увидел последние предсмертные конвульсии, сотрясшие тело его смертного врага. Агенобарб дернулся в последний раз и затих. Его черная душа, стеная, унеслась в мрачный Эреб, а его верная любовница отправилась вслед за ним.
— Трой, милый мой Трой. Прошу тебя только об одном – не покидай меня. Ты мне обещал показать своих малышей – юноша, приподняв голову льва, словно баюкал большую кошку. Трой смежив глаза, шумно и судорожно дышал, а из окровавленного бока медленно вместе с кровью, вытекали его жизненные силы. Словно жалуясь, он на зверином языке высказывал Андронику свою к нему любовь. Наконец, как- то виновато он отвел взгляд и затих. Андроник, сотрясаясь от рыданий, прижался ко льву. Сверху, из имперской ложи на них смотрело жестокое, красивое лицо бога, в огненном взгляде которого мелькнуло человеческое сострадание.
Эпилог
С шумом разрезает прозрачные, голубые воды Внутреннего моря киль большого, трехвесельного корабля. Хлопают надувшиеся от попутного ветерка белые паруса. В утреннем небе, окрашенном в розоватый цвет, кружат, провожая корабль, любопытные чайки. На корме триеры стоят мужчина и женщина. Они провожают задумчивым взглядом исчезающие вдали очертания берегов Италии. Черноокая красавица с волнением смотрит на своего спутника, а он приобнимает ее, словно ободряя. Сейчас их мысли и чувства едины. Любовь, упоительное счастье переполняет их сердца. И еще возникло ощущение, словно они очнулись от кошмарного сна. Милость Цезаря оказалась безграничной. Неуемный во всем, Калигула и в этом случае поступил, как ему заблагорассудилось. Теперь Андроник не был изгнанником, рабом, за которым охотятся жестокие фугитиварии. С легкой руки Калигулы он стал богатым, наделенным римскими правами, человеком. От избытка чувств, юноша сильнее прижал к себе любимую Фригию. И услышал сзади громкое ворчание. Улыбаясь, Андроник обернулся и укоризненно - произнес:
— Трой, не будь ревнивцем. Я ведь ничего не имею против твоих подружек, которые ждут твоего возвращения.
Лежащий на корме лев, с золотистым отливом в роскошной гриве, с забинтованным боком, широко зевнул и посмотрел на перистые облачка. С пронзительно — синей вышины на них благосклонно взирали и улыбались боги.
- Автор: Esau, опубликовано 18 марта 2012
Комментарии