Месть Жреца - некроманта: часть 1

 
                                                     МЕСТЬ ЖРЕЦА-НЕКРОМАНТА
 
                                                                   ЧАСТЬ 1
 
 
                                                                     ГЛАВА 1
 
   Слабый золотисто-розовый отблеск на горизонте, наконец, возвестил о начале нового дня. Ночная мгла постепенно отступала и могущественная Никта (1), следуя  порядку, установленному с начала времен,  уходила,  а в свои права вступал Светлый Аполлон, чья колесница, запряженная четверкой огнедышащих коней, двигаясь с востока, с каждым мгновением становясь  все ближе и ближе.
   Но если у богов были свои дела, порой непостижимые для понимания смертных, то  у Тита Абруция Севериана старшего трибуна 3-его легиона Киренаика(2) были собственные заботы, вполне для него понятные.  За последние сутки, он спал всего несколько часов, и теперь накопившаяся усталость, усугубленная постоянной тревогой и переживаниями, давала о себе знать. По настоянию своего верного раба Афибана, сопровождающего его всегда и везде, Севериан  прилёг на узкую жесткую койку и проспал, как убитый почти до рассвета.
   Разбудило его смутное, неясное и вместе с тем острое чувство тревоги. Тит резко поднялся с койки, и в то же мгновение пробудился Афибан, спавший на низком топчане возле входа в каюту, словно сторожевой пёс. Он — этот смуглый нумидиец, уже поседевший, но все еще очень крепкий и ловкий в движениях, действительно был навроде сторожевого пса – верный, преданный и беспощадный к врагам своего хозяина, готовый, если придётся отдать за господина и жизнь. Афибан, также верно служил ещё отцу Тита и был рядом с нынешним трибуном, едва ли ни с самого его рождения. И сейчас, когда Тит Севериан давно возмужал, когда ему было уже за тридцать, Афибан по-прежнему, всюду сопровождал его.
— Господин? – нумидиец вопрошающе взглянул на Тита Севериана, приподнявшись на одном локте.
— Спи, Афибан, — произнёс молодой трибун тихо и успокаивающе. – Я на палубу, посмотрю, что там.
Одевать доспехи и шлем Тит Севериан не стал, поскольку в этом сейчас необходимости не было. В полном вооружении на корабле были, лишь солдаты, заступающие на караул. Поверх темно-коричневой кожаной туники, он накинул короткий плащ из грубой галльской шерсти и вышел на палубу.  По обеим сторонам от  входа застыли по стойке смирно двое караульных. Они приветствовали трибуна, каждый, прижав левую руку к пластинам нагрудного панциря и наклонив копья вперед и под углом.
Тит Севериан поднялся на деревянный помост, возведенный прямо на палубе гексеры (3) и глянул в сторону горизонта. Потом, взгляд его, полный сосредоточенности и некоторого беспокойства, которое он тщательно старался скрыть от подчиненных,  скользнул по сторонам. Отсюда, с высоты помоста он видел все корабли своей маленькой флотилии. Четыре триремы(4) и две быстроходные актуарии (5). Правильнее было бы сказать — все оставшиеся корабли. Еще вчера их было восемь, а позавчера двенадцать…
  Что и говорить, этот поход,  должно быть,  стал неугоден самим богам. Цезарь Октавиан, божественный  Август,  приказал снарядить флот и собрать армию для военной экспедиции в Счастливую Аравию, дабы пригнуть под римское господство дерзких сабейцев,  хадрамаутов и химъяритов (6). Рим, уже давно  нуждался в выходе через Эритрейское море (7)  к далекой  богатой Индии. Да и сама Счастливая Аравия, была для Империи лакомым куском, который не должен был достаться Парфии и без того, закрывшей Риму путь на Восток. Об этом не уставали вести обсуждения  в Сенате, говорить в термах, на торговых площадях и на Форуме. Римские торговцы спали и видели открытые караванные дороги через Междуречье и Иран, через Пальмиру и Сабу к далеким странам индусов и Серов (8), откуда беспрепятственно, без посредников парфян, персов и арабов потекут в Империю невиданные богатства: шелка, пряности, золото и жемчуг, драгоценные камни и рабы.  Но если, караванные пути через  Междуречье и Иран закрывала могущественная Парфия, война с которой была бы долгой и мучительной,  и требовала более длительной и более тщательной подготовки, то покорение сабейцев и хадрамаутов, представлялось римлянам делом значительно более простым. Победа над ними, уже, открывала
 свободный путь в Индию, либо через Эритрейское море, либо через страну сабейцев, а потом через Персидский залив.
   Организация похода была возложена на префекта Египта Гая Эллия Галла. Но все пошло не так, с самого начала. 
    Первая ошибка Галла состояла в том, что он всецело доверился Силлею — брату набатейского царя. Тот,  обещал помочь римлянам добраться безопасным путём до Сабеи (9) и предоставить кавалерию. Напрасно командиры отрядов, и всё окружение префекта, в том числе и Тит Севериан уговаривали его не доверять хитрому арабу. Им, набатеям (10), не было никакой выгоды лишиться посредничества в торговле между Римом и восточными народами. Лишь страх перед Империей, нависающей над Петрой (11), как занесенный для удара меч,  вынуждал набатеев стать союзниками римлян.
   Вторая ошибка префекта Галла заключалась в том, что он потратил слишком много времени и средств на постройку 70-ти военных и более ста транспортных кораблей. Этот флот в предстоящей кампании был совершенно не нужен. Корнелий Адвент — легат одного из двух, привлеченных к походу легионов, предлагал обойтись лишь сухопутными силами, пересечь Синай, тем же путём, что идут торговые караваны и после,  следуя на юг через Аравию Каменистую добраться до Сабеи.  Но Эллий Галл отверг этот план, поверив Силлею, что такой путь будет во стократ труднее и поход надо начинать, предварительно собравшись в Левке Коме (12).
  Туда в этот набатейский порт отправились транспортные суда, нагруженные войсками.  Флот прибыл в Левке Коме потеряв много кораблей.   Всяческие трудности и лишения, были постоянными спутниками римлян. Среди солдат свирепствовала цинга и лихорадка. Прошли осень, зима и наконец, весной, удалось выступить. По суше на юг двигались легионы и союзная набатейская конница. А вдоль западного берега Аравии шел военный флот из 70-ти кораблей.  В их задачу входило блокировать все встречные порты арабов и высадить войска у них в  тылу, в Адане (13) или ещё дальше в области сахалитов (14). Путь на юг был тяжёл. Воины шли по безводной, каменистой пустыне, преодолевали бездорожье, страдали от нехватки воды и продовольствия.
  Титу Севериану были выделены 16 кораблей и приказано двигаться, как можно дальше на юг, пересечь в юго-восточном направлении Эритрейское море, миновать пролив, а затем выйдя в Авдитский залив напасть на Адану. В случае успеха, он должен был оставить в захваченной Адане небольшой гарнизон и следовать со своими кораблями дальше вдоль южного побережья Аравии, разведывать удобные бухты для флота и места для высадки войск.
 Поставленная задача не казалась такой уж сложной. У арабов не было сильного флота,  который мог бы соперничать с римской эскадрой,  да и на суше не ожидалось серьезного сопротивления. Но тут,  вмешались боги, и противиться их воле,  их гневу никто не мог. Римская армия не могла ничего противопоставить стихии.
   Когда флотилия Севериана вышла в Эритрейское море налетела ужасная  буря. Два корабля, сразу же разбило о береговые скалы,  остальные отнесло далеко в открытое море. Сначала кормчие не волновались. Многим из них,  были знакомы здешние воды. Да и ночью по звездам они всегда могли определить верный путь. Но боги в своем гневе, были неумолимы. В проливе корабли Тита Севериана вновь попали в шторм.  Суда разбросало в стороны. Когда буря кончилась над морем повис непроницаемый туман,  что было весьма необычно для здешних мест. Сильнейший ветер гнал и гнал корабли все дальше на юг. Ни мореходное искусство  корабельных команд,  ни усилия гребцов, из которых  выжимали последние силы,  не смогли победить ярость ветра и  силу волн.
   Ещё три дня на море неистовствовала буря. И вот, наконец, прошлой ночью она стихла. Из 16 кораблей, что были под командованием Тита Севериана осталось только семь.  Из пяти тысяч, человек, что были  под его началом с начала похода, в живых осталось,  лишь 1600. К счастью, его флагман — шестирядная гексера под названием «Гнев Нептуна»  уцелела. А вот,  где теперь другие корабли – неизвестно. Может, затонули, или их унесло куда-то в другую сторону?
  Где они сами оказались, тоже было непонятно. Кормчие разводили руками. Мол, из-за проклятого тумана не видно звезд. Когда же туман на рассвете начал рассеиваться, звезды уже исчезли и  теперь, нужно было ждать следующей ночи, или ориентироваться по Солнцу.
   Как бы та  ни было, ни один из римлян еще не забирался так далеко в южный океан. Кормчие были лишь уверены, что их отнесло куда-то далеко к югу от счастливой Аравии и даже за Кривой Рог.
   Рассветало. Море простиралось вокруг спокойной безмятежной гладью. Солдаты-либурнарии (15) дремали, привалившись к бортам судна, кто укрывшись плащом сверху, кто завернувшись в него, или разложив плащ, как постель. Матросы суетились вокруг сложенных на палубе мачт. Сперва, они готовились установить грот-мачту в предназначенный ей центральный модий (16).
   К Титу Севериану, стоящему на помосте  поднялись Фабий Пеллон,  выполняющий на корабле обязанности келевста (17) и гексеерарх (18) Ливий Рут.
Первый был невысокий коренастый мужчина, моряк, просоленный морской водой,  крепкий и выносливый. Второй – высокий, могучий и отважный, как Геркулес,  тоже опытный морской волк. Оба, приветствовали трибуна, вытянув руку вперед и немного вверх и произнеся традиционное «Аве».
— Солдаты шепчутся, что мы сейчас так далеко на юге, что близок край Ойкумены, — сообщил трибуну последние новости Ливий Рут. – Я успокоил людей, но кто знает, какая обстановка на других кораблях?
— Глупцы! Трусливые бабы! – запыхтел Фабий Пеллон. – Никто не знает где край Ойкумены и есть ли он вообще. От оконечности Кривого рога нас отделяет всего-то три-четыря дня пути. Готов биться об заклад, что эти воды арабы на своих самбуках (19) исплавали вдоль и поперёк! А наши солдаты трясутся и болтают о каком-то конце земных пределов.
— Ты полагаешь, Фабий, что мы не настолько далеко в открытом море и потому для беспокойства нет повода? — спросил  трибун.
— Я думаю, что край Ойкумены лежит намного южнее, — твёрдо ответил келевст. – Если же мы начнём двигаться на запад, то достигнем побережья, известного как страна Кехт. Эти земли давно уже известны. Потом, плывя на север вдоль побережья, обогнув Кривой Рог мы вернёмся к берегам Аравии.
— Что ж, так и сделаем, — произнес трибун, глядя в сторону горизонта, над которым все сильнее разгоралось пламя коней Аполлона. – Вот только запасы воды и провизии у нас на исходе. И это серьёзный повод для беспокойства. Нам нужно поскорее добраться до побережья, иначе…
Он не договорил, так как внезапно  с башни для стрелков, сооруженной на палубе,  раздался крик наблюдателя.
— Земля по левому борту!  Земля!
Моряк, вытянув руку, указывал куда-то вдаль.
Трибун и его подчиненные разом глянули в том направлении. Но ничего не увидели. Помост, на котором они стояли, был в два раза ниже башни. Тогда,  Тит Севериан сам поднялся на башню и оттуда со смотровой площадки, ограждённой парапетом с бойницами,  увидел далеко впереди на юго-востоке темнеющую полоску берега. Вскоре,  с мачты одной из трирем, тоже заметили сушу и над морской гладью повторно разнеслось:
— Земля! Земля!
Спустившись,  трибун спросил подчиненных:
— Что это могут быть за берега? Ведь это не Аравия и не стана Куш. Первая от нас далеко. А Куш совсем в другом направлении.
 Эта земля  мне не знакома, – сказал  Ливий Рут. – Я знаю все берега до Кривого Рога и даже чуть южнее, но что это за страна, не могу сказать.
— Нас, поначалу  несло на юг, потом отклоняло к востоку и после Кривого Рога ветер  снова гнал корабли на юг, — задумчиво проговорил Фабий Пеллон.  – Скорее всего, эти земли никому не известны.
— Ну,  а как же арабы в своих самбуках, исплававших тут все вдоль и поперёк? – усмехнувшись заметил Тит Севериан.
— Ни на одной известной карте, в том числе арабских,  этих земель нет, -  пристыженный Фабий Пеллон побагровел. – Возможно, я ошибся и мы,  все-таки оказались немного южнее, куда даже арабы не заплывают. Но всё равно, как бы там ни было, повернув на восток, мы достигнем страны Куш, — упрямо добавил келевст.
На кораблях,  между тем все всполошились. Солдаты облепили борта, чтобы увидеть неведомые берега. Все понимали, как важно осуществить высадку на сушу, чтобы все могли передохнуть, а главное пополнить запасы воды и провианта.
— Мы должны узнать, что это за земля,  – сказал Тит Севериан. – Передайте на все корабли,  чтобы держали курс в том направлении.
 С каждой минутой суда маленькой флотилии  приближались к неведомым берегам.  К счастью ветер был попутный и достаточно было одних парусов, чтобы быстро продвигаться вперёд. Гребцам требовался отдых, поскольку за прошедшие дни, они были страшно измучены.  Некоторые из рабов,  не выдержав нагрузок и побоев надсмотрщиков — скончались. Тела несчастных выбросили в море и теперь, оставшихся гребцов следовало поберечь, если римляне хотели  вернуться в знакомые им воды к хорошо известным им берегам.
    Море вокруг было удивительно красивым. Прозрачная вода с бирюзовым оттенком, искрилась под лучами солнца, которые, словно копья пронзали расползающиеся тучи и сменяющие их белые облачка.
    Ростры кораблей  рассекали волны,  покрытые пенными барашками.  Вокруг флотилии резвились дельфины. Они стремительно мчались, рассекая спинными плавниками поверхность моря,  потом высоко подпрыгивали и ныряли обратно,  поднимая фонтаны искрящихся, золотисто-изумрудных брызг. Солдаты, собравшись у бортов, смеялись и радовались, как дети, глядя,  как резвятся морские обитатели — дети Нептуна.
   Впереди, уже хорошо были видны длинные песчаные пляжи – мили и мили белого песка. За этой узкой, но длинной  полоской пляжа, вверх уступами и террасами поднимались невысокие, но крутые горы, густо покрытые джунглями. Яркая, сочная зелень лесов поражала. Никто, во всей флотилии,  ни солдаты, ни даже бывалые моряки ещё ни разу не видели столь красивых и живописных берегов, такого разнообразия цветов, деревьев и кустарников, таких красивейших лагун, что появились прямо по курсу и таких прозрачных вод с изумительным, изумрудным оттенком, через которые можно было любоваться небывалым подводным царством с его невообразимым количеством и разнообразием  обитателей.
   Глядя на белые пляжи и  заросшие джунглями неведомые берега, Тит Севериан тихо произнёс:
— Что ждёт нас там? Удача или…
— Положимся на милость богов, — также тихо ответил Ливий Рут. – Да не оставит нас Фортуна.
 
 
(1)Никта – древнегреческая богиня, олицетворяющая ночь
(2)Третий легион Киренаика располагался в Египте после оккупации страны при Октавиане Августе
(3)Гексера – огромное военно-транспортное судно римлян с 6 рядами весел предназначенное для перевозки пехоты и метательных машин
(4)Трирема – римское военное судно основного класса с 3 рядами весел.
(5)Актуария – небольшое быстроходное судно обычно используемое для разведки или торжественного выезда полководца перед флотом
(6)Сабейцы, хадрамауты, химъяриты – арабские племена, населявшие южную часть Аравийского п-ва
(7)Эритрейское море – совр. Красное море
(8)Серы – так римляне называли китайцев
(9)Сабея – столица сабейцев на территории совр. Йемена
(10)Набатеи – группа семитских племен, образовавших царство на территории совр. Иордании и северо-западной Аравии. Через эту территорию пролегали важнейшие караванные пути.
(11)Петра – столица набатеев
(12)Левке Коме – торговый город набатейцев в северо-западной Аравии, совр. Янбо
(13)Адана (Аден) – важнейший портовый город в южной Аравии
(14)Сахалиты – племенной союз арабов на побережье Юго-восточной Аравии
(15)Либурнарии – древнеримские морские пехотинцы
(16)Модий – здесь отверстие в палубе для мачты
(17)Келевст – командир матросов и гребцов на судне
(18)Гексеерарх – осуществлял общее командование гексерой и в частности морскими пехотинцами
(19)Самбуки – легкие, быстроходные суда жителей Аравии с треугольным косым парусом
 
 
 
                                                                ГЛАВА 2
 
    Чем ближе подходили корабли к берегу, тем пристальнее Тит Севериан всматривался в нагромождение  береговых скал. Ему показалось, что некоторые из каменных глыб имеют слишком уж правильную форму и симметричное расположение относительно друг друга. На общем фоне скального массива, стеной поднимавшимся над пляжем, группа этих глыб, числом около десятка, располагалась примерно посередине. У подошедшего Ливия Рута трибун спросил, что тот думает по этому поводу.
— Похоже, это какие-то постройки, — ответил тот задумчиво. – Вырублены прямо в скалах.
— Если это действительно так, то на острове могут быть люди, — произнёс Тит Севериан.
— Или были когда-то, — добавил гексеерарх. – Постройки, скорее всего очень древние.
   Трибун приказал остановиться в двух милях от небольшого песчаного островка, расположенного при входе в залив и в полумиле от основной части суши. Не смотря на пустынные пляжи,  он не хотел рисковать и приближаться к незнакомому берегу предварительно, не проведя разведку. Не смотря на то, что нигде не было замечено ни одного человека, древние заброшенные здания в скалах указывали, что люди здесь,  все-таки когда-то были.
— Сбавить ход! Сигнал другим кораблям,  – приказал Севериан. — Собраться всем триерархам (1) и командирам актуарий.
   Посредством световых сигналов приказ командира флотилии был передан по всем кораблям. Вскоре с актуарий и трирем были спущены на воду лодки. Меньше чем через четверть часа в каюте Севериана собрались командиры трирем:  Эмилий Фронтин,  Марк Сабин,  Росций Крисп и Леонат Лаг. С актуарий прибыли Цессий Фаст и Валерий Тибурион. Присутствовали, также два  географа из Александрии Паллант и Кермий. Коллегия Естествознания при Мусейоне отправила их в эту экспедицию,  чтобы они побольше разузнали о землях,  морях и странах,  лежащих далеко к югу от Египта, дабы пополнить этими знаниями Великую Александрийскую Библиотеку. Относительно загадочных построек в скалах, трибун уже переговорил с географами. Оба ученых были убеждены, что постройки по их архитектурному стилю очень напоминают те, что возводились египтянами в древнюю эпоху первых фараонов. 
— Аве! – восклицал каждый, входящий в помещение каюты и в приветствии вскидывал руку.
 По большому счету,  трибун их всех хорошо знал. С Эмилием Фронтином  и  Росцием Криспом он начал служить  еще в Сирии. Это были опытные, испытанные воины,  закаленные суровой солдатской жизнью ветераны.
   Младший трибун Марк Сабин был молод,  горяч и часто не сдержан. Происходил он из древнего и знатного  патрицианского рода. Его прадед, дед и отец  были сенаторами.  И было,  странно, почему представитель столь почтенной фамилии  не отслужил сначала в легионах, где-нибудь на Рейне,  а сразу был направлен во флот. Начав служебную карьеру в легионе, позже, он смог бы стать чиновником и политиком и со временем, скорее всего, попал бы в Сенат.
  По отношению к другим,  Марк Сабин держался надменно и отстраненно, ни раз проявляя в общении  высокомерие, поскольку все остальные командиры кораблей за исключением разве что Фронтина, происходили из плебеев. Тит Севериан вел свое происхождение из провинциальной аристократии, но Марк Сабин, родившийся и выросший в Риме, похоже, и его не считал ровней себе. Говорить это открыто старшему трибуну он не решался, но Севериан, всё равно чувствовал его отношение. 
   Командир четвертой триремы Леонат Лаг был македонцем, родом их Фессалоник,  добившийся римского гражданства долгими годами упорного труда и верной службы. Это был человек огромного роста и  могучего телосложения, в одинаковой степени отважный и рассудительный. Его верность Риму не вызывала сомнений.  Сказать по правде,  Севериан,  будь на то его воля, уже давно даровал бы такому достойному человеку гражданство.
   Командиры актуарий Цессий Фаст и Валерий Тибурион,  тоже были опытными и ни раз проверенными людьми и в скором времени,  именно их услуги,  прежде всего, понадобятся флотилии.
— Итак,  я собрал вас здесь, чтобы обсудить наше положение – начал Севериан. – Мы оказались в неизвестных водах и судя по всему вдали от  знакомых нам берегов. Перед нами неизведанная земля. Фабий Пеллон утверждает,  что это остров и я, зная его огромный опыт моряка,  склонен ему верить. Нигде на берегу, наши наблюдатели,  людей  не заметили, но это вовсе не означает,  что остров необитаем. Вон там,  – он указал в направлении береговых скал, -  имеются какие-то древние заброшенные постройки. Наши уважаемые географы убеждены, что это египетская архитектура и постройки весьма древние.  Возможно, какая-то экспедиция египтян была направлена сюда  и их потомки,  вполне еще могут жит  где-то на острове. Наша задача починить корабли,  запастись водой и провиантом. Но прежде, нужно провести  разведку.
  Трибун посмотрел на командиров актуарий.
— Цессий, Валерий, вам  понятна задача?
Оба утвердительно кивнули.
— Тогда,  пусть один из вас движется вдоль северного побережья острова, другой вдоль южного. Плывите  в течении четырёх часов. Если встретитесь раньше,  будет ясно, что перед нами действительно остров.  Если не встретитесь, значит перед нами континент или остров, куда больших размеров, чем мы предполагаем.  Как бы там ни было, если вы через 4 часа не встретитесь – возвращайтесь.
  Командиры актуарий коротко кивнули и быстро вышли. Вслед за ними, прихватив свои принадлежности: пергаментные свитки, краски, измерительные приборы, дощечки, покрытые воском и острые стила для письма и рисования, отправились александрийцы Паллант и Кермий.
Первый взялся сопровождать  Цессия Фаста, второй  отправлялся с Валерием Тибурионом. В задачу географов входило,  как можно тщательнее и скрупулезнее нарисовать линию побережья, вдоль которого будут следовать актуарии, чтобы потом составить карту. Это требовалось не только в научно-познавательных целях, но также и в военно-стратегических, поэтому, отправляя александрийцев с разведывательными кораблями,  Севериан рассчитывал на учёных мужей не меньше, чем на либурнариев своей флотилии во время боя.
— Все остальные возвращайтесь на свои корабли,  – приказал Севериан триерархам. – Сабин,  Росций,  вышлите лодки  в залив,  пусть проверят,  где там  мели и есть ли  подводные  скалы.  Начнём высадку людей, корабли пока оставим  на воде. Если Цессий и Валерий не найдут более удобного места для стоянки,  встанем здесь в этом заливе. Корабли вытащим на берег  только после возвращения наших разведчиков.
  В скором времени лодки увезли триерархов на их корабли,  а быстроходные актуарии двинулись в указанных для них  направлениях. Цессий Фаст, как и было условлено, взял на себя северное побережье,  Валерий Тибурион — южное.
  Первая актуария, пользуясь попутным ветром, быстро достигла выступающей далеко в море песчаной косы в форме вороньего клюва.  Судно обогнуло её и далее вдоль правого борта потянулась длинная береговая линия,  где  не было ни удобных бухт ни мест для высадки. Джунгли здесь так близко подходили к морю,  что ветви деревьев и кустов, зачастую нависали  над самой водой. Отражение лесного массива в воде, придавало прилегающей к берегу акватории удивительно красивый изумрудно-золотистый оттенок, плавно переходящий дальше от берега в обычную для моря голубизну.
 
  Прошел почти час. Линия побережья начала изгибаться к северу,  но скоро выяснилось, что это был очередной мыс,  широкий и весьма далеко выступающий в море. Обогнув его,  актуария несколько минут двигалась строго на юг, следуя,  береговой линии, но потом побережье,  снова,  плавно потянулось в восточном направлении.
   В это же время Валерий Тибурион обогнул  большой залив, где остановилась флотилия и затем свернул за короткий остроносый мыс, обозначавший южную границу залива.    Некоторое время актуария Тибуриона следовала в юго-восточном направлении вдоль берега,   затем береговая линия резко повернула на юг, а затем, через четверть часа,  снова  на юго-восток. Теперь береговая линия шла более-менее прямо на довольно большое расстояние. Полоса пляжа закончилась, здесь джунгли подступали к самой воде.  Так, вдоль побережья Тибурион следовал чуть больше часа. Затем,  линия берега начала изгибаться резко к северо-востоку. Вскоре,  актуария достигла устья небольшой речки впадающей в море. Устье это в форме узкого,  длинного залива глубоко врезалось в сушу и  было весьма заболоченным. Проникнуть в залив не представлялось возможным, разве что на небольшой лодке.
   Тибурион  приказал плыть дальше в восточном направлении. За устьем реки,  вновь потянулись песчаные пляжи,  но берег здесь был неудобен для стоянки  из-за мелководья и отсутствия удобных,  защищенных бухт.
  Вдоль этого берега актуария двигалась еще около часа. Затем,  линия побережья начала поворачивать к северо-востоку. Валерий Тибурион приказал обогнуть  небольшой мыс и  его судно начало двигаться в северном направлении,  пока не достигло небольшого залива,  куда впадала еще одна река. Место показалось Тибуриону подходящим для стоянки, но вскоре выяснилось, что в заливе много подводных скал, так что корабли флотилии и особенно огромная гексера,  здесь не смогли бы укрыться. Все, находящиеся на корабле и в особенности матросы,  испытали чувство досады. Такая уютная и удобная на вид бухта, оказалась совершенно не пригодной.
    Внезапно, среди нагромождения скал, верхушки которых тут и там торчали над поверхностью воды, наблюдатель с мачты заметил,  маленькие лодки-долбленки. Полуголые люди,  сидевшие в них, ловко маневрируя,  быстро гнали свои юркие судёнышки к берегу. Они так быстро скрылись,  что никто не успел толком рассмотреть этих людей. Заметили лишь, что они светлокожие с коротко подстриженными волосами и из одежды на них, лишь кожаные передники. Как бы там ни было, теперь было совершенно очевидно, что эта земля обитаема.
   Оставив залив позади,  Валерий Тибурион направил актуарию дальше. В запасе у него был еще один час из четырех ему отведенных.
     Вскоре его кораблю  пришлось огибать очередной мыс на этот раз  не только широкий, но и  довольно далеко выдающийся в море. Когда актуария достигла оконечности этого мыса далеко впереди,  был замечен прямоугольный парус.  Судно идущее на встречу двигалось с севера и также, как актуария Тибуриона  следовало вдоль береговой линии, не заходя далеко в открытое море. Валерий Тибурион готов был поспорить, что это корабль Цессия Фаста.  Так,  оно вскоре и оказалось.  Обе актуарии поравнялись напротив мыса. Цессий прибыл на актуарию коллеги в сопровождении географа Палланта. Тот привёз дощечку, на которую занёс контуры виденных им берегов. Теперь, совместно с Кермием, они должны были составить из фрагментов  единую карту и для начала перенести её на большой выделанный кусок кожи.  Для этого требовалось некоторое время и трибуны оставили географов на палубе, где к их услугам был стол, над которым матросы натянули большой полотняный тент.
Сами командиры актуарий расположились в маленькой кормовой пристройке-каюте, где сидя на табуретах, неспешно потягивали  вино из медных кубков и  обсуждали то, что им довелось увидеть. Прежде всего, Тибурион сообщил, что чуть меньше часа назад в одной из бухт были замечены люди в лодках.
— Мы,  тоже видели рыбачьи лодки, — кивнул Цессий Фаст, нисколько не удивлённый этим сообщением. Около десятка или с дюжину. К северу отсюда есть  мелководный залив, там то мы их и заметили.
— А вообще,  наш Фабий Пилон оказался прав,  – сказал Тибурион. – Это остров. Что ещё  удалось увидеть?
— К северу от этого мыса и севернее того залива, где мы видели лодки, есть река. Но стоянка там неудобная, много подводных скал, а само устье по берегам  сильно заросло кустарником.  Туда могли бы ещё проскочить наши актуарии, если хорошенько  изучить фарватер, но триремы и гексера, там точно не пройдут.  
— На юге, тоже есть реки, но в устье первой невозможно войти из-за огромного болота, — сказал Тибурион. Вторая же,  впадает в прекрасный залив, но там слишком много подводных скал и мелей. 
— Получается, что место, где сейчас наша флотилия, наиболее удобное, — подытожил Цессий Фаст. – Что ж, нужно возвращаться и обо всём доложить. К вечеру наши закончат высадку.
Допив вино, Цессий  вернулся  на свой корабль.  Актуарии  направились вместе, следуя одна за другой вдоль южного побережья  по тому пути,  каким следовал Валерий Тибурион. Из четырех отведенных им часов,  они уложились  в три с половиной.
   Обратный путь прошёл благополучно. Актуарии прибыли к месту стоянки флотилии к концу пятого часа дня. Цессий Фаст и Валерий Тибурион поднялись на борт гексеры с докладом. И перед трибуном была выложена готовая карта с обозначением контуров острова, его береговой линии, всех встреченных на пути бухт, заливов и мысов, пляжей, мелей и лагун.
— Итак,  у нас тут остров,  – сказал Тит Севериан, рассматривая очертания береговой линии и прочие обозначения.  — Есть три реки, впадающие в море и довольно глубокие заливы,  но стоянка в любом из них затруднена по той или иной причине.   Да,  это усложняет нашу задачу по сбору воды.  Ничего не поделаешь, придётся устроить стоянку в этом заливе. Гессеру оставим на воде вот здесь, — он  указал на обозначение маленького  песчаного островка в заливе. – Глубина там достаточная,  даже при отливах. Все остальные корабли – на берег. Расположим их вот здесь, между двумя лагунами. И там же,  нужно устроить небольшой лагерь для солдат, которые будут сторожить суда. Нужно ещё осмотреть  постройки в скалах. Я думаю, в них можно разместить большинство наших людей и гребцов.
    Помолчав немного и взглянув на обоих младших трибунов, Тит Севериан произнес:
— Теперь, о людях, которых вы видели. Кто это такие?  И как много их может быть на этом острове?
— Как и говорили наши географы, это, скорее всего потомки когда-то прибывших сюда египтян, — сказал Цессий Фаст. – Но никаких кораблей мы у них не заметили, как и пристаней на берегу. Думаю, их общество пришло в упадок, на это указывают их примитивные лодки и оружие. Дикари эти, почти совсем голые. И они очень испугались, когда увидели наши корабли. Не думаю, что жителей на острове слишком много. Скорее всего, есть несколько деревушек и две-три тысячи человек. Вряд ли они для нас опасны.
— И все-таки, нам следует соблюдать осторожность, — покачал головой Севериан. – Вглубь острова нужно отправить разведчиков, охрану везде поставить усиленную. Будем исходить из того, что мы оказались на вражеской территории.
 
(1) Триерарх – командир триремы
 
 
                                                           ГЛАВА 3
 
   Высадка на побережье проходила успешно. Сначала, с помощью лодок со всех кораблей флотилии на берег была переправлена большая часть людей. Из 1600 человек, оставшихся под командованием трибуна Тита Севериана на песчаные пляжи сошли полторы тысячи, включая всех гребцов и либурнариев. На кораблях временно остались лишь келевсты со своими командами. Затем, корабли были зацеплены канатами и совместными усилиями гребцов и солдат вытащены на берег. На плаву осталась лишь огромная гексера. С ее кормы,  носа и обоих бортов были сброшены якоря и когда  строфии (1) натянулись, судно приняло надежное положение в двухстах локтях от берега.
  Далее, были убраны мачты, паруса и вся иная оснастка, а также, внутрь втянули весла, уложив их между скамьями гребцов.
   Севериан прибыл на берег вместе со своими помощниками и триерархами кораблей. Пока на берегу между двумя лагунами сооружался временный лагерь, трибун решил осмотреть заброшенные здания в скалах. В сопровождении двух десятков солдат, командиры римской флотилии направились в сторону зелёной стены джунглей. Впрочем, здесь, между морем и скалами, лес тянулся узкой полосой, так что вскоре, отряд вплотную приблизился к скалам.  Одна из разведывательных групп под командованием центуриона Гая Фимбрия, была отправлена  в восточном направлении.
— Где же путь наверх? – задрав голову, пробормотал Эмилий Фронтин.
— Предлагаю разделиться и иди вдоль скалы в разные стороны, — сказал Севериан. – Я уверен, где-то должна быть дорога.
 
Отряд разделился, и каждая группа направилась в свою сторону.  Поиски не продлились долго. Через несколько минут, группа идущая вдоль скалы вправо обнаружила узкую горную тропу, едва различимую, среди травы, кустов и невысоких деревьев с развесистыми кронами, которые весьма густо покрывали скалы от подножья и почти до самой вершины.
    Тропа, петляя среди валунов, привела на первую скальную террасу, нависающую над джунглями на высоте полусотни метров. Здесь размещалось три самых больших здания. Первое напоминало храм с двухскатной каменной крышей и широким центральным входом, по сторонам которого возвышались две мощные колоны. К центральному  входу, темному квадрату – вела широкая лестница из шести ступеней, вырубленная прямо в скале,  как впрочем,  и всё здание.
  По обоим сторонам от центральных ворот, в которые без труда могла бы въехать квадрига,  располагались более узкие входы,  перекрытые толстыми бронзовыми решетками. Один из солдат сопровождения подёргал их и  убедился, что они весьма крепкие,  несмотря на покрывающую их рыжевато-зеленоватую ржавчину.
  Римляне направились к центральному входу и вдруг замерли на верхней ступеньке в нерешительности.  Тёмный квадрат пещеры источал нечто зловещее и гнетущее одновременно, словно оттуда исходила невидимая аура смерти и страдания. Ощущение было таким сильным, что Тит Севериан, идущий одним из первых отшатнулся. Солдат, шедший справа от него, тоже поддался назад и схватился за свой оберег, висевший на шнурке на шее поверх  нагрудного панциря. Впрочем, трибун быстро взял себя в руки. Не следовало при подчиненных показывать свой страх и волнение. Скорее всего, в тех странных ощущениях, что он испытал, повинен всего лишь сильный холод, исходящий из здания. В конце концов, это всё-таки пещера и возможно даже сквозная, выходящая другим ходом на противоположную сторону  скалы.
— Факелы сюда! – приказал Севериан.
Когда их принесли, он взял один и решительно шагнул вперёд. Двое солдат, отвечавшие за безопасность трибуна, тут же обогнав командира и сомкнув скуттумы (2),  первыми вошли в ворота. 
   Едва войдя внутрь,  римляне  натолкнулись на огромную двустворчатую решетку, закрывавшую ранее  центральный  вход.  Разломанная и погнутая,  она лежала  на полу. А вокруг в беспорядке валялись скелеты или просто смешанные груды костей.
Судя по их количеству, тут погибло не меньше трёх сотен человек. И снова вернулось это давящее ощущение некой опасности, гнетущего чувства, словно они оказались на пороге владений мрачного Аида.  Наверное, именно так и выглядит вход в Подземное царство: темнота, холод, зловещая тишина вокруг и горы костей. Даже, закалённые солдаты чувствовали здесь сильное беспокойство и тревогу, чего уж говорить о двух географах Палланте и Кермии, с ужасом взиравших на скелеты.
    Осмотр показал, что на  костях и  черепах были повреждения от рубящих и колющих ударов. Многие кости, как конечностей, так и других частей тела, были переломаны, или же раздроблены страшными ударами, а на некоторых были замечены странные следы оставленные, как будто бы зубами. 
— Похоже, количество нападавших значительно превышало число защитников, — сказал Ливий Рут, указывая на расположение скелетов, образующих возле входа два ряда, направленных черепами друг к другу. – Защитники держались недолго. Их быстро смяли. А вот здесь, — он указал на перемешанные кучи костей, — уже не понятно. Но думаю, строй тех, кто защищался, сломался окончательно и их перебили по одному. Правда, и они отняли немало жизней.
   Вскоре были замечены две странности: скелеты, явно принадлежавшие нападавшим,  носили отметины от всевозможных ударов, и на черепах и на конечностях и на рёбрах, в то время как останки защитников покрывали лишь те самые отметины, так напоминавшие следы зубов. Вторая странность заключалась в том, что среди скелетов и куч костей, количество которых указывало на то, что сражалось здесь не меньше трёх сотен человек, находилось совсем мало оружия: пять-шесть топоров, с десяток мечей и кинжалов. И, похоже, вооружены ими были только защитники.
— Те, кто нападал, дрались голыми руками, — сделал вывод Ливий Рут. – Кто же это мог быть? Рабы?
— И не один из них не отступил, -  добавил  Эмилий Фронтин. – Взгляните на черепа. Все они, похоже,  пробиты спереди.
Картина сражения рисовалась такая: группа нападающих числом более двухсот человек не имея никакого оружия, напала на три десятка людей, вооруженных топорами, мечами и кинжалами. Не считаясь с потерями, напавшие фанатично лезли и лезли вперёд, хотя их яростно рубили и кололи. Но, в конце концов, они одолели всех защитников. Вот только как? Похоже, никто из напавших не потрудился подобрать оружия, выпавшего из рук ранее погибших защитников. Оно так и осталось на полу возле их тел. Напавшие же,  продолжали драться голыми руками. Безумие какое-то. Как же тогда они убивали защитников? Может, душили? Можно конечно  допустить, что во время боя несколько человек были задушены, но не могло же так быть, чтобы всю группу защищавшихся прикончили одним и тем же способом. И эти странные следы на костях…
— Людоеды, — произнёс Эмилий Фронтин, высказывая вслух мысль, тревожившую всех остальных.
— Мерзкие выродки! – вскричал  Марк Сабин, скривившись от отвращения. – Пусть только попадутся мне.
— Трупы могли сожрать какие-нибудь животные, — покачал головой Тит Севериан. – Сомневаюсь, чтобы людоеды, так яростно стали бы грызть кости.  Скорее всего, они разделали бы трупы и жарили бы куски на костре. Здесь же, явно поработали какие-то звери. Вот только,  я не могу объяснить, почему они пожирали лишь защитников.
— Животных могли натравить, — высказал предположение Ливий Рут.
— Да, скорее всего так и было, — кивнул Эмилий Фронтин. – Но что это были за животные? Следы не похожи на те, что оставляют зубы собак или волков.
— Мало ли какие твари здесь обитают, — пожал плечами Севериан. – Что тут случилось, мы, вряд ли узнаем. Идёмте, продолжим осмотр.
   Оставив позади  входное помещение, римляне вошли в широкий прямой коридор, который вскоре привел их в следующий зал – в форме длинного вытянутого по горизонтали прямоугольника. Здесь, в центре находился сильно вытянутый прямоугольный бассейн, как бы повторяющий форму помещения.  Но воды в нем не было. Над бассейном в каменном потолке имелось  узкое вытянутое отверстие.  Справа и слева от этого зала  проходили  коридоры, начинавшиеся и заканчивавшиеся  бронзовыми дверцами-решётками, чуть выше обычного человеческого роста, но не достигающие потолка.  Возле этих решёток было ещё несколько скелетов и, судя по их расположению, люди, когда были живы,  от кого-то убегали, но были настигнуты и убиты. Вот только как  – непонятно. Их черепа не пострадали, кости, тоже оказались целы, хотя и носили  те же отметины, что и кости  оборонявшихся людей в первом зале. Возможно, их ранили в живот или в грудь и они истекли кровью. Но все-таки  это было странно, что череп ни одного из  защитников не пострадал.
   Зал с бассейном заканчивался  огромной кованой решеткой от пола до потолка. Два человека с трудом сдвинули её вправо, освобождая вход в очередной коридор. Вёл он, как  боковые коридоры в огромный  полукруглый зал,  посреди которого был высокий каменный постамент и вокруг него с четырёх сторон шли узкие  резервуары, имитирующие ров.
  Из этого помещения выводили шесть коридоров, каждый из которых заканчивался тупиком в виде глухой каменной плиты, сдвинуть которую не смогла бы и сотня человек. Что там за этими плитами было неизвестно, может какие-то ещё туннели и помещения, а может скала. Выхода на противоположную сторону нигде не нашли. Холодное дуновение в здании и сквозняк возникали, лишь благодаря узким отверстиям в потолке.
 
  В то время, как трибун Севериан осматривал здание-храм, триерархи Росций Крисп и Леонат Лаг проверяли здание, расположенное по соседству.  Оно было двухэтажным в форме сильно вытянутого прямоугольника. Центральный вход располагался на торце и был закрыт массивной решёткой. Правда в самой решётке имелась дверца, открыть которую не составило труда.
    Не смотря на то,  что здание имело всего два этажа, верхний находился весьма высоко над землей. Единственное окно располагалось прямо над входом на высоте тридцати  локтей.  Реши кто-нибудь выпрыгнуть из него, такой поступок  закончилось бы для смельчака печальным исходом.  Первый этаж этого здания представлял собой чередующиеся коридоры и прямоугольные залы, числом в пять штук, причём каждый последующий зал был больше предыдущего, а коридор в него ведущий — длиннее.
В самом последнем зале имелся бассейн и над ним маленькое круглое отверстие в потолке. Никаких боковых помещений не было, если не считать узкого коридорчика между вторым и третьим залом, который выводил к широкой спиралевидной лестнице, ведущей на второй этаж. Сама лестница была каменная, а вот перила деревянные, но  беспощадное время, почти полностью разрушило их, так что остались лишь полуистлевшие остовы, при малейшем прикосновении к которым, они грозили рассыпаться в прах.  Второй этаж имел три полусферических зала, переходящих друг в друга посредством длинных изгибающихся коридоров. 
  О результатах разведки Росций Крисп и Леонат Лаг доложили трибуну.
— Разместите в том здании гребцов, и выставьте усиленный караул,  — немного подумав, приказал Севериан. — А здесь, все останки убрать и сжечь. Сюда мы сложим часть нашего груза и имущество.
   Выйдя из здания, все облегчённо вздохнули, словно,  что-то невидимое,  давившее на них вдруг свалилось с груди.
    Вскоре, разведчики  центуриона Гая Фимбрия  сообщили, что в ста шагах от тропинки, ведущей к зданиям в скале обнаружен широкий разлом и там начинается тропа, ведущая вглубь острова.  Вторая группа разведчиков отыскала тропинку, ведущую выше,  на следующую террасу, где также находились заброшенные здания. К счастью, они оказались пусты. Никаких скелетов и костей.  И не было того тягостного ощущения,   той ауры смерти,  которую все так  явственно ощутили в храме.
— Мы разместимся здесь, – сказал Севериан.  – Тут  не так холодно, есть крыша над головой  и обзор прекрасный. В соседних зданиях можно   разместить наших людей.    На берегу строим два лагеря -  первый небольшой  для присмотра за кораблями и второй для двух центурий солдат. Их задача  охранять подходы к горным тропам и  патрулировать берег.  Так, теперь насчёт  разведки.  Марк Сабин поручаю это тебе.  Бери своих людей и двигайся к тому разлому в скалах, про который Фимбрий говорил.  В случае, какой либо опасности, сразу отступай назад. Постарайся разыскать место, где было бы удобно пополнить запасы воды. И отыщи поселение местных жителей. Но не приближайся к ним. Просто наблюдай, что они делают, как ведут себя. И определи сколько их.
   Сабин кивнул и тут же поспешил вниз по тропе, где в числе других на берегу были моряки и либурнарии его триремы. 
 По приказу командира они выстроились в длинную колонну,  полностью облачились в доспехи и вооружились. Сабин занял место  вначале колонны,  рядом с ним был и келевст его триремы Марк Петрий.
 
 
   Здание которое трибун определил для размещения галерных рабов было двухэтажным и вполне могло вместить несколько сотен человек как на первом так и  на втором этаже. С рабов сняли цепи, а затем  под присмотром солдат и надсмотрщиков  их погнали к большой лагуне помыться. Спины и плечи многих гребцов  были покрыты, как старыми,  уже зарубцевавшимися шрамами, так и новыми рубцами.  Эти следы от плетей говорили о  старательности надсмотрщиков, а иногда и об их чрезмерном усердии.
  Сейчас, несчастные  откровенно радовались солнцу и морю и той мнимой свободе, которая у них появилась. За возможность смыть с себя многодневную грязь и пот,  многие готовы были отдать полжизни.
  Были среди рабов несколько особенно грязных,  заросших волосами и особо исполосованных плетьми. Они вышли из трюмов,  щурясь от яркого света. Трое из них  Диос, Одакс и  Бакий были фракийцами,  четвертый — огромный нубиец Марумба.
    Фракийцы попали в рабство чуть больше года назад и люто ненавидели римлян, которые  называли их разбойниками,  они же утверждали, что являются борцами за свободу своей родины. Марумба был захвачен в плен кочевниками-гарамантами, во время их обычного набега на поселения нубийцев.  Те  продали его в рабство римлянам. Марумба по причине своего непокорного нрава сменил нескольких хозяев  и в конце концов,   последний из них,  потеряв терпение, продал его в галерные рабы.
   Зайдя в прозрачную воду, кто по колено, кто по пояс, люди смеялись, плескались в воде, стирали свою одежду по большому счёту лохмотья и показывали друг другу на разноцветных, диковинных рыб.
   Через несколько минут огромный надсмотрщик Главкий, родом из Сирии проревел:
— Хватит мутить и поганить  воду,  скоты!  Живо на берег! Шевелись!
Подкрепляя его слова,  просвистел бич, и кто-то из замешкавшихся рабов вскрикнул от боли.
— Когда-нибудь,  я прикончу этого ублюдка,  – прошептал Одакс.
— Охотно помогу тебе, -  также тихо произнёс Марумба.
— Но сначала надо разобраться с этим псом Амакисом, — процедил сквозь зубы Бакий.
Все разом повернулись в ту сторону, куда смотрел их товарищ. Шагах в двадцати от них, зайдя в воду по пояс мылся невысокий, но крепкий парень.  Из всех гребцов, пожалуй, он  выглядел самым ухоженным, а на его теле не было ни следа от плети надсмотрщика.  Его имя было Амакис. Родом он был из Эфеса (3), а в рабство попал, как он сам утверждал за долги.  Его многие ненавидели, полагая, что Амакис продался надсмотрщикам и передаёт им все, о чём говорят между собой рабы. Поэтому он подстрижен, выбрит, всегда сыт и на теле его нет следов побоев.
— Да, этого ублюдка пора кончить, — сказал Диос. – Но сделать это надо так, чтобы всё выглядело, как несчастный случай и никого в его смерти не смогли бы обвинить.   
От лагуны  рабов погнали  обратно к кораблям. Они начали сгружать бочки для сбора воды и имущество солдат.  Затем,  на песок были вытащены спальные тюфяки, из которых вытряхнули старую солому, кишащую паразитами. Теперь,  рабы могли  набить их свежими листьями.
  До вечера  на берегу кипела работа:  разбивались палатки,  строилось  ограждение вокруг лагеря  из стволов пальм. Группу рабов в сотню человек погнали вверх по тропе к заброшенному храму. Они должны были избавиться от разбросанных там скелетов и груд костей. После, в храм были внесены различные вещи, а личное имущество командиров и трибунов подняли выше и разместили в главном здании на второй террасе.
   Затем, всех  рабов,  чуть больше тысячи человек  надсмотрщики погнали на первую террасу. Люди тащили свои тюфяки и в больших плетеных корзинах немого выделенной для них пищи из корабельных запасов.  Рабов начали  загонять в двухэтажное здание в форме  вытянутого прямоугольника. Ни дать,  ни взять огромный барак, только сложенный  из огромных монолитных плит. Шестьсот пятьдесят  человек разместили внизу,  остальные четыре сотни были загнаны на второй этаж. Выхода оттуда не было, если не считать лестницы, ведущей вниз и  большого окна,  расположенного так высоко над землей, что всякий,  решившийся бы выпрыгнуть из него, переломал бы себе ноги.  Единственный выход из здания закрыли тяжелой бронзовой решеткой и выставили стражу.
    Охая и причитая,  рабы разбрелись по помещениям и этажам. Здесь внизу, как впрочем, и на верху было достаточно  места, чтобы разместиться всем.
— Жрать и спать! – проревел Главкий и  для острастки хлестнул  кнутом по стене. По помещению под сводами потолка  прокатилось долгое, пугающее эхо.
  Ужин рабов состоял из вяленой рыбы и черствого черного хлеба. Запивали всё это тепловатой и не совсем свежей водой, оставшейся от корабельных запасов. После, кто улегся спать, кто начал бродить по зданию, с любопытством  всё рассматривая,  а кто-то собрался в самой удаленной зале первого этажа. Это была группа из двух десятков рабов и среди них трое фракийцев и нубиец Марумба. 
— Вот,  что я вам скажу друзья, – горячо шептал Одакс, – у нас не будет лучшего шанса, чем сейчас. Мы здесь задержимся не меньше чем на десять дней. Нужно ждать удобного случая. Мы будем работать без цепей, а значит, будем свободны. Следите за мной.   Когда наступит удобное время я подам сигнал. От вас я жду помощи и поддержки. Никаких колебаний и сомнений,  или мы навечно останемся гнить на седельных досках.
— Тихо, замолкаем, — вдруг шепнул Диос и едва заметно кивнул головой в сторону.
Там, в коридоре с самым непринужденным видом прохаживался Амакис. Он смотрел, то на потолок, то ощупывал стены, изображая некую заинтересованность всем этим. Но всякий кто понаблюдал бы за ним, понял бы,  что эфесец  притворяется и делает вид, что кроме здешних стен ему ничего другое не интересно.
— Вонючий пёс, — прошипел Марумба, делая попытку встать, но крепкая рука Диоса удержала его. – Не сейчас, друг. Не сейчас.
 
 
  (1)Строфии – здесь морские канат
  (2)Скуттум – большой прямоугольный щит римского легионера
  (3)Эфес – большой торговый город на западном побережье Малой Азии.
 
 
 
                                                                     ГЛАВА 4
 
    Побережье осталось позади. Отряд Марка Сабина  вошёл  в ущелье между скалами, где, растянувшись цепью, начал двигаться по узкой тропе вглубь острова. Легионеры в полном боевом облачении ступали тяжело и медленно. Несколько лучников и пращников шли впереди отряда,  опережая его шагов на сто.  Разведчиков, следовало бы отправить поверх каньона по обеим его сторонам,  но на скалы из-за их высоты и крутизны,  нигде забраться не удалось. Искать же удобный путь наверх времени не было.
   Сначала, тропа тянулась между стенами ущелья, которые чем дальше от побережья,  тем становились выше и отвеснее. Вздумай,  кто устроить здесь  засаду, римлянам бы не сдобровать. Чем дальше римляне шли, тем скалы  над головами нависали  все больше и больше. Небо наверху превратилось в узкую извилистую ленту. В ущелье было темно,  почти как ночью. Кроме того,  здесь, прямо среди камней росли чахлые колючие  кусты с развесистыми кронами,  тут и там торчали огромные, корявые черные корни. Часто приходилось либо переступать через них, либо, пригибаясь проходить под ними, словно под арками. Вокруг, если не считать щебета птиц, жужжания насекомых и стука камешков, иногда срывающихся с отвесных склонов,  было тихо.
  Почти смыкающиеся наверху стены каньона, темнота, острый запах сырости, шуршание под ногами насекомых действовали на всех угнетающе. Людям казалось, что они спускаются в царство Аида. Или в какой-то заброшенный, древний склеп, пропахший смертью и разложением. Никто не разговаривал и многие с беспокойством поглядывали, то вверх, то по сторонам в ожидании, когда же этот проклятый каньон закончится. В самом деле, не может же он тянуться вечно?
  Разведчики, шедшие первыми, наконец, заметили впереди просвет. Скалы постепенно  начали расступаться и по мере продвижения вперед, становилось всё светлее. Воздух, тоже  посвежел. У многих на душе сразу же стало радостнее. Опасный и неприятный во всех отношениях участок пути остался, наконец, позади.
   Когда отряд вышел из каньона,  перед ними открылась изрезанная холмами местность, где  все  утопало в буйной тропической растительности.   Тут были  и пальмы и акации, целые заросли бамбука, а деревья и кусты оплетали лианы.  Отряд пересек вброд небольшой ручеек, где в самом глубоком месте вода  не  доходила даже  до колен, и вышел к подножию одного из холмов.    Высотой этот холм  был локтей в тридцать и весь зарос густым кустарником. Прямо за ним вверх поднимались несколько огромных гранитных глыб, опутанные растительными стеблями.  Повсюду здесь  порхали разноцветные пташки, с жужжанием и гудением  носились насекомые, а сочную зелень растений украшали цветы самых невероятных форм и расцветок. Солдаты, дивясь всей этой красоте, вертели туда-сюда головами и  тихо, возбуждённо переговаривались, обсуждая увиденное.
  Тропа теперь,  была едва заметна, порой она вообще пропадала, теряясь в высокой до самого пояса траве.
— Ручей, который мы перешли нам не подойдет, – сказал  Сабину келевст Марк Петрий. – слишком мелкий.
— Согласен, — кивнул Сабин, – идём дальше.
Они направились между холмов,  а разведчики, рассыпавшись цепью,  двигались впереди. Местность начала немного понижаться.  Теперь,  отряд  шел вдоль подножья холмов, тянувшихся по левую руку и  чем дальше,  тем они становились всё больше и  к северу уже переходили в настоящие труднопроходимые горы.
  Через четверть часа отряд достиг небольшой речки с быстрым течением. Ширина ее была шагов двадцать. Вдоль обоих  берегов тянулись узенькая полоска песка. Вода была удивительно прозрачной и играла на солнце золотистыми бликами. На мелководье резвились стайки рыбешек.
— Переходим, – сказал Сабин.
Разведчики,  уже были на другом берегу. В самом глубоком месте вода доходила людям до груди. Пока солдаты переправлялись, лучники и пращники  двинулись вверх по течению поскольку оттуда явственно доносился шум падающей воды. Вскоре один из разведчиков  вернулся и доложил:
— В шагах в двухстах отсюда вверх по течению есть озеро. В него впадает водопад. Я думаю, там самое удобное место для лагеря.
Отряд направился в указанном направлении,  двигаясь вдоль левого берега речки.
Место, открывшееся перед ними было великолепно. Они вышли из джунглей на песчаную отмель с двух сторон окруженную пышной растительностью. С третьей стороны отмель примыкала к реке, которая здесь разливалась наподобие озера.  Русло реки   выше по течению проходило на довольно большой высоте, затем скалы резко обрывались и река низвергалась в озеро искрящимся серебром водопадом.  Озеро имело вытянутую овальную форму и постепенно вновь сужалось в петляющую ленту реки. Тропа, по которой долгое время шёл отряд,  осталась на другом берегу речки, но на неё всегда можно было вернуться.
— Да, прекрасное место для лагеря, – сказал Марк Сабин весьма довольный.
— Кипас,  – позвал он разведчика, первого обнаружившего водопад, – ступай обратно к побережью и доложи трибуну, что мы нашли место для лагеря и для сбора воды. Пусть присылает рабов и бочки.
Разведчик кивнул и быстро ушел в обратном направлении.  Сабин подозвал центуриона Гая Фалиска.
— Начинай возводить лагерь.  Я  возьму лучников,  пращников двадцать солдат и двинусь дальше.
— Слушаюсь, – кивнул центурион.
— Вернемся на тропу,  – сказал Сабин людям, оставшимся с ним.
Они двинулись в обратном направлении и вскоре вышли опять к броду. Перейдя на другой берег, римляне направились по тропе дальше вглубь острова.
     Дорога, теперь тянулась через низменности, покрытые густыми джунглями. Порой, тропинка пропадала, потом,  снова появлялась.  Постепенно почва под ногами становилась все более влажной. Вокруг поднимались черные, корявые деревья и по земле змеились гигантские корни.   Вот, впереди показалось болото.  Отряд остановился.  Разведчики прошли чуть дальше либурнариев. Вскоре, они доложили, что болото  неглубокое. Марк Сабин рискнул идти прямо через него, поскольку огибать эту местность было бы  долго. К тому же, как доложили разведчики, тропа, по которой шёл отряд, продолжалась сразу за болотом и уводила дальше вглубь леса.
 Римляне двинулись через болото. Воздух от поднимавшихся испарений, был влажный и нездоровый,  повсюду стояла сладковато-гнилостная вонь от разлагающейся растительности. Стволы поваленных деревьев покрывала зеленоватая плесень. В буро-зеленой жиже, что-то копошилось. Все озирались по сторонам с тревогой и беспокойством. Что-то таилось  в этих местах, какая-то злая и непонятная сила.
   Через четверть часа разведчики заметили впереди два близко расположенных холма. На вершине одного из них были какие-то древние развалины: большие, гранитные блоки стен и  несколько упавших массивных колонн. Одно из зданий имело плоскую крышу, слегка осевшую с одной стороны. По архитектурному стилю эти здания походили на те, что были вырублены в береговых скалах.  Более, ничего примечательного в этих руинах не было, если не считать гнетущего чувства тревоги и даже страха, довлеющего в этом месте с особой силой. Отряд не стал тут задерживаться и  двинулся дальше. Когда руины остались позади, все почувствовали некоторое облегчение.
  Тропа, все также вела на юго-восток и по обеим сторонам от неё тянулись болота. Наконец, шагов через пятьсот, они кончились. Вновь по сторонам была веселая, сочная зелень тропического леса, снова появились птицы, цветы и насекомые. Чуть в стороне, возле группы невысоких деревьев солдаты заметили небольшое стадо свиней. При приближении людей, они поспешно скрылись в кустах. Солдаты заулыбались, предвкушая скорую охоту. Кроме заготовки солонины, они рассчитывали полакомиться и свежеизжаренными  на костре поросятами.
  Отряд пересек быстрый ручей и тут, несколько разведчиков, шедших впереди, вдруг подали сигнал остановиться. Сами они залегли, где-то впереди  в кустарнике.
   Приказав либурнариям оставаться на месте,  Сабин и Марк Петрий,  пригнувшись направились к разведчикам. Те заняли позицию на краю высокого холма, чьи крутые обрыва резко уходили вниз. Отсюда открывался вид на  обширную  долину со всех сторон окруженную холмами. На одном из таких холмов и были сейчас римляне. Чуть в стороне вниз с холма вела довольно удобная тропа.
   Долина была заселена. Примерно в её  центре, на берегу небольшого озерка располагался поселок из пяти-шести сотен глинобитных хижин с бамбуковыми крышами, покрытыми пальмовыми листьями. Вокруг селения,  тут и там располагались ровные участки возделанной земли. В селении были две большие улицы, пересекающиеся в центре под прямым углом. Собственно,  тропа, которая привела римлян сюда, как раз переходила в одну из улиц,  являясь её продолжением. 
    В селении царили беспокойство и суета. В поле никто не работал, на улицах было много мужчин вооруженных копьями. Женщины же и дети, растянувшись колонной, уходили прочь в направлении северо-востока. С собой они гнали стада коз и свиней, тащили клетушки с курами. Лошадей Марк Сабин не заметил. Судя по всему у островитян их просто не было.
Римляне отметили, что здешние люди, весьма красивы, особенно женщины. Все они имели золотисто-бронзовый цвет кожи и черные волосы,  ровно подстриженные на лбу немного повыше бровей. У мужчин, сзади и по бокам, они спускались почти до плеч, у женщин до самого пояса.
Римляне с удивлением отметили поразительное сходство этих островитян с людьми изображёнными на фресках и настенной живописи в храмах египетских городов,  общественных зданиях и дворцах.
    Женщины-островитянки, по большому счёту были одеты в короткие накидки без рукавов или длинные туники с разрезами на боках. Мужчины носили в основном набедренные повязки.
   Оглядев ещё раз селение,  Сабин обратил внимание на большую хижину, построенную из гранитных глыб и расположенную в центре, возле пересечения двух основных улиц.   На перекрестке стоял какой-то старец в длинном одеянии и  разговаривал с несколькими воинами. Беседа проходила в возбужденном состоянии, воины, что-то говоря старцу, время от времени указывали на северо-восток. Скорее всего,  они рассказывали о виденных ими кораблях. Затем, Сабин обратил взор на уходящих женщин, детей и сопровождавших их воинов. Это было не  хорошо. Это означало, что римляне, войдя в селение, ничем не смогут там поживиться. Островитяне уносили с собой все запасы и угоняли животных. В селении оставалось, пока, около полусотни воинов, включая старца, который, судя по всему, был либо старейшиной, либо местным жрецом, а может и то и другое вместе. Но, как скоро и эти уйдут? И как потом искать этих людей в джунглях?
  Сабин заметил, что тропа, ведущая в селение никем не охранялась. За ней присматривали двое молодых воинов, но они находились у самых крайних домов при входе в посёлок. Вздумай Сабин сейчас атаковать,  его нападение было бы столь же неожиданным, как и успешным.  Похоже, островитяне были не особенно хорошими воинами. Во всяком случае, их организация оставляла желать лучшего. Какие либо доспехи у воинов отсутствовали, а из оружия имелись, лишь копья, скорее даже,  просто заострённые палки, да ножи с широкими лезвиями.  Сабин прикинул, что всего жителей  около пяти  тысяч и из них,  около тысячи мужчин, способных сражаться.
— Хрисп, – тихо позвал Сабин одного из разведчиков,  – быстро ступай назад и скажи  Гаю Фалиску, что мы обнаружили селение. Пусть отправит человека к трибуну с докладом, а сам со всеми солдатами идёт сюда.  Ты покажешь ему дорогу.
Когда разведчик скрылся в кустах, Сабин сказал Марку Петрию:
— Не вижу  смысла ждать. Нужно задержать островитян, хотя бы нескольких человек. Если уйдут все, как мы потом кого-то отыщем?
— Они могут напасть на нас, – заметил Марк Петрий. – Сейчас возле старика с полсотни воинов, но те, что идут с женщинами могут быстро вернуться и нам придётся иметь дело с несколькими сотнями. Даже если Гай Фалиск подоспеет, а ему идти сюда не меньше получаса,  у дикарей  всё равно будет численное превосходство.
— Не имеет значения, – отмахнулся Сабин. – Только погляди на этих жалких вояк. Мы опрокинем их и без помощи центуриона. Я считаю,  нам нужно прямо сейчас войти в деревню. Вступим в переговоры,  успокоим дикарей. Ну а если нападут на нас,  будем драться и постараемся захватить в плен, как можно больше.
   Сказав это, Сабин поднялся  во весь рост и, выйдя  на тропу,  начинал быстро спускаться к селению.
  Первыми его увидели двое молодых охранников. Они застыли,  пораженные  видом его сверкающих доспехов и шлемом с густым султаном разноцветных перьев. За Сабином двигались либурнарии, стрелки держались позади всех.
Селение пришло в страшное волнение. Раздались испуганные крики. Женщины подхватили детей и бросились бежать в лес. Уходящая в джунгли процессия не только не остановилась,  а напротив ускорила свое движение. Только старец и окружавшие его воины поспешили к краю селения на встречу незваным гостям. Отовсюду сбегались воины, покидая свои посты и в конце концов тропу перекрыли около сотни из них.
   Сабин еще раз отметил, что воинской дисциплины и выучки у этих людей – никакой. Селяне образовали нестройную толпу,  совершенно не заботясь о прикрытии тыла. В случае атаки Сабин непременно послал бы в обход отряд и зажал бы защитников в клещи. Островитяне сбились в нестройную толпу.  Либурнарии же двигались двумя короткими рядами. В случае чего, они быстро  могли сомкнуться,  образовав сплошной фронтальный строй о который разбилась бы любая толпа дикарей,  хоть в сотню,  хоть в две сотни человек. Римляне же,  могли бы с одинаковым успехом отражать атаки и с фронта и с флангов,  вздумай противник их обойти. Лучники этим строем  были надежно прикрыты.
     Сабин почти,  достиг крайних домов, прежде чем толпа селян успела перегородить дорогу. Две группы замерли друг перед другом, их разделяло шагов  пятнадцать.  Марк Сабин снял шлем  и улыбнулся. Подняв руку в римском приветствии, произнес:
— Аве! Приветствую вас!
Конечно же, его слов никто не понял. Селяне удивленно переглядывались и перешептывались на совершенно незнакомом Сабину языке. Впрочем, он другого и не ждал и рассчитывал объясняться с дикарями жестами. Впрочем, характерный жест приветствия  был для старца вполне понятен. Он выступил чуть вперед,  тоже поднял руку, но не вытянул ее вверх под углом,  а согнул в локте и раскрыл ладонь. Потом,  показал на солнце,  что-то произнес и приложил руку к левой стороне груди. Совершенно очевидно,  это означало приветствие.  Тут за спиной Сабина раздался голос одного из лучников.
— Нас приветствуют именем солнца и теплотой сердца.
Сабин удивленно оглянулся. Это сказал лучник Самхет – уроженец Фив Египетских.
— Ты знаешь их язык?
— Немного.  Это один из диалектов страны Мероэ,  очень древний язык. Сейчас на таком  не разговаривают даже  далеко к югу от  верхних порогов Нила.
— Что ж, если они смогут понять тебя,   скажи им,  что мы часть регулярной римской армии. Наши корабли принесло к этим берега бурей. Нам потребуется вода и провизия. Воду мы запасем сами, а вот провизию пусть доставят в ближайшие дни в наш лагерь около водопада.
Самхет,  как-то странно взглянул на Сабина, вероятно поражённый его властным и безапелляционным  тоном, едва уместным при первой встрече с местными,  и после перевел его слова старику. Разумеется,  название «римляне» тому ни о чём не говорило.
Старик выслушал молча, потом, что-то произнёс:
— Он говорит, что его имя Арубал. Он старейшина племени. И он спрашивает сколько нас.
— Скажи…  – Сабин на мгновение замялся.  – Две с половиной тысячи.
Снова последовал вопрос:
— Это были ваши корабли возле скальных бухт?
Сабин понял,  что  старейшина видимо, спрашивает про актуарии.
— Да,  наши.
Услышав ответ, старик хитро прищурился.
— Но если вас так много, как вы  могли  уместиться на тех двух кораблях?
— Скажи ему,  что у нас есть и другие корабли, – раздраженно произнес Сабин.
Получив ответ, старик снова что-то спросил.
— Где же они, — перевёл Самхет. — Куда моим людям доставить провизию?
— Я же сказал в наш лагерь у водопада. Оттуда, мы сами всё переправим  на корабли.
Самхет передал ответ младшего трибуна.
Старик постоял молча,  потом последовал очередной вопрос.
Самхету понадобилось с полминуты, чтобы перевести его наиболее верно с передачей сути.
— Ты командуешь всеми вашими кораблями и людьми?
— Я командую,  только этим отрядом,  – поморщившись, сказал Сабин. – Всеми нашими людьми командует трибун Тит Севериан, скоро он прибудет сюда.
Услышав это,  старейшина одобрительно закивал. После этого жестом пригласил Сабина следовать за собой. В окружении островитян римляне проследовали в центр деревни к гранитному дому. Старик пригласил младшего трибуна войти внутрь и вошёл следом сам. Все остальные остались снаружи, за исключением лучника Самхета, который, также проследовал в дом. Внутри была  большая комната, которая  разделялась деревянными перегородками на три части. Столы и стулья отсутствовали. В углу той части, куда пригласил войти старик,  стоял лишь один древний сундук, да вокруг лежали циновки, сплетённые из травяных стеблей. Старик предложил устроиться гостям  и уселся на одну из циновок сам. Самхет последовал примеру хозяина, а Сабин остался стоять, не желая «мараться о грязный коврик, о который только ноги вытирать».
   Либурнарии и стрелки выстроились вокруг входа в хижину, бесцеремонно оттеснив воинов-островитян. Но те, как-то не обратили на это внимание, как и на то, что вздумай пришельцы убить их старейшину, они не смогут это предотвратить. Это ещё раз подтверждало плохую военную организацию местных.  Воинов больше заботило вооружение и снаряжение непрошенных гостей.  Иногда, они  знаками просили подержать меч или копье. Солдаты соглашались, но в руки не давали, протягивая оружие в сторону дикарей. Те трогали острия копий,  проводили пальцами по лезвиям мечей и цокали языками от восхищения. В не меньшей степени их восхищали и шлемы, и щиты солдат и их доспехи.  Понятное дело, полуголым островитянам было чему завидовать.
   Вскоре со своими людьми прибыл центурион Гай Фалиск.  Римляне,  совершенно оттеснили местных от центральной площади и оцепили её. Островитяне начали поглядывать на пришельцев с беспокойством. Похоже, до дикарей начало доходить, чем  для них всё может  обернуться, вздумай они протестовать,  или как-то ещё выражать своё возмущение. Римляне в своих доспехах, с каменными лицами, чётко выполняющие команды, в едином движении смыкающие и размыкающие по необходимости строй, теперь, казались островитянам не просто грозными, но и страшными. Ничего, не объясняя и не спрашивая, они быстро дали понять местным, кто теперь здесь хозяин. Островитяне начали беспокойно перешёптываться, осознав, сей неприятный факт  и с тревогой поглядывать в сторону гранитной хижины, где их старейшина оказался в полной власти незваных гостей.
   В присутствии пришельцев страха не выказывала,  лишь одна девушка лет двадцати. Она появилась среди воинов, выйдя из джунглей в той стороне, куда ушла основная масса сельчан.  Её кожа, как и у всех островитянок отливала золотистой бронзой, длинные черные волосы густыми прямыми прядями спускались до пояса. Одета она была в короткую тунику, оставляющую обнажёнными до плеч  её руки и стройные, длинные ноги.  Ступая, смело и гордо, она решительно приблизилась к строю либурнариев и двое солдат,  немного помявшись в нерешительности, расступились, пропуская её.  Девушка быстро вошла в комнату и едва взглянув на гостей, уселась на циновку рядом со старейшиной.
— Моя младшая дочь Асанти, — представил тот  девушку.
Марк Сабин смотрел на юную красавицу с нескрываемым интересом. Что и говорить, дикарка была хороша. Трибун, даже не сразу услышал очередной вопрос старейшины, переданный через Самхета. Только когда лучник повысил голос и тронул Сабина за плечо, тот вернулся к беседе. Очередным вопросом римлянина был следующий:
— Скажи Арубал,  как называется твой народ и давно ли вы живёте на этом острове?
— Мы называем себя ассабейцами,  – сказал старик. – Наши предки прибыли на этот остров много поколений назад, когда на земле царствовал великий фараон Татисис. Скажи, чужеземец, а какому фараону служите вы, называющие себя римлянами?
Сабин едва не рассмеялся, услышав вопрос,  но сделал над собой усилие и сохранил серьезность на лице.
— Над нами нет власти фараона, — сказал он. — Государством нашим управляет сенат и народ. И принципс Август – первый среди равных. Весь круг земель вокруг Внутреннего моя покорён нами, в том числе и Египет.
— Неужели?! – вскричал пораженный Арубал. – Но, как может так быть, чтобы  власть божественного фараона исчезла?  Ведь,  богоподобные властители правят вечно!
— Нет больше фараонов, а  слава и величие  Египта превратились в пыль и её унесло,  развеяло подобно тому,  как сильный ветер пустыни поднимает и уносит песок.
Тут Сабин вспомнил уроки истории,  которые давал ему его педагог грек Лисандр. Он поведал о войнах фараонов с Вавилонией и Ассирией, о захвате Египта персами, об Александре – покорители всего Востока, о войнах диадохов и династии Птолемеев, в конце концов  павшей и втоптанной в пыль калигами римских легионеров.
Арубал, только качал головой, тихо с удивлением произнося незнакомые имена и названия: Александр, македонцы, Антоний, Клеопатра, римляне.
— Так что, Египет теперь под нашей властью, — сказал в заключении Марк Сабин. – И так будет всегда, пока светит солнце и существует мир.
— А как вы попали сюда? – спросил Арубал.
— Наш флот и армия  отправились покорять арабов и сабейцев. Наши корабли отнесло бурей на юг. Мы плыли,  пока случайно не наткнулись на этот остров. Теперь, как ты уже знаешь,  нам необходима вода и провизия. Как только у нас всё это будет, мы отправимся обратно.
— И вы, не собираетесь забрать под свою власть наш остров? – осторожно спросил старейшина.
Трибун усмехнулся.
— Думаю, что не сейчас. Префекту Египта,  конечно же,  будет доложено об этой земле, а он доложит в Рим. Решение насчёт вашего острова будут принимать Сенат и принципс Август. Если они сочтут нужным, остров будет включён в число римских провинций, сюда будет прислан наместник и отряд солдат.
— А если мы не согласимся стать вашей провинцией? – прищурился Арубал.
— Любое сопротивление мы подавляем, — жестко ответил Сабин,  но тут же,  уже мягче добавил: – Но те, кто добровольно дают римскому орлу простереть над ними свои крылья, в полной мере наслаждаются миром,  процветанием и благоденствием.
— Я подумаю над твоими словами, — сказал Арубал.
— Что думать, отец! – запальчиво воскликнула Асанти. – Здесь, на этой земле мы обрели свободу  покой и мирную жизнь. Пусть чужеземцы убираются к себе! А этот остров наш! Захотят отобрать, мы все будем сражаться!
  Самхет перевёл слова девушки трибуну. Тот,  снова усмехнулся.
— Не нам с вами решать судьбу этой земли. И речь сейчас не об этом. Меня волнует провизия для наших солдат. Мы сможем её получить?
— Вас очень много, — произнёс старейшина задумчиво. – Нам придётся отдать почти весь урожай и домашних животных. Снабдив вас, мы сами окажемся на грани голода.
— Вам лучше согласиться, — с нажимом произнёс Сабин.
Арубал помолчал немного, крепко держа за руку свою дочь, щёки которой пылали, а глаза сверкали гневом. Но девушка так ничего и не сказала, проявив завидную выдержку. Старейшина же, вдруг спросил:
— Прибудет ли сюда твой командир?
— Да, уже скоро, — раздраженно ответил Сабин. – Ты думаешь выторговать у него какие-то уступки?
— Может быть.
— Не особенно то на это рассчитывай. Лучше ответь мне прямо сейчас, согласен ли ты?
— Это будет решать весь наш народ.
— Твой народ спешно уходит в джунгли  и угоняет стада, — недовольно заметил Сабин.
— Они свободные люди и идут туда, куда хотят, — последовал спокойный ответ старейшины.
— Запомни, старик, нашим людям нужна провизия, — повторил трибун. –  Советую тебе не затевать никаких игр.
   Повисла долгая,  тяжёлая пауза. Наконец, Арубал глубоко вздохнул и что-то тихо сказал дочери. Та бросила на Марка Сабина сердитый взгляд и ушла в соседнее помещение. Вернулась она с блюдом ещё теплых лепешек и большой глиняной бутылью, принесла также две глиняные чаши, которые сразу же подала Сабину и Самхету. Открыв бутыль, девушка разлила в чаши какой-то золотистый напиток, не уступающий своей прозрачностью родниковой воде и с незнакомым, но приятным запахом  неведомых цветов.
   Сабин с подозрением взглянул на предложенное питьё и спросил Самхета:
— Не хотят ли нас  отравить, как думаешь?
— Думаю, пить можно не опасаясь, — ответил Самхет, прикладываясь к чаше. Затем, он взял с блюда лепешку и улыбнувшись Асанти, благодарно кивнул.
Марк Сабин, немного помявшись, рискнул попробовать предложенный напиток. К своему немалому удивлению, он обнаружил, что это вино, не уступающее по своему вкусу и качеству лучшим италийским винам, которые ему довелось попробовать. А попробовал он немало.
   К гостям, вскоре присоединились и хозяева. Теперь, уже все потягивали вино и беседа потекла куда более спокойнее. Так их и застал Тит Севериан стремительно вошедший в помещение. Прежде всего, он почтительно поприветствовал старейшину и его дочь, чем вызвал ухмылку Сабина, затем представился. Самхет перевёл его слова островитянам. Арубал довольно закивал и предложил гостю присесть. Севериан устроился на циновке от которой отказался Сабин. Из рук Асанти он принял чашу и когда она налила ему золотистого вина, он выпил и провозгласил:
— За удачу и процветание хозяев этого дома.
— И за ту помощь, что они нам окажут, — добавил Сабин.
Севериан смерил его тяжёлым взглядом, он помнил об ухмылке младшего трибуна.
— Бери своих людей и возвращайся в лагерь, — сказал он Сабину.
Сабин побледнел и слегка отшатнулся, не ожидая такого. Он рассчитывал остаться на переговорах, полагая, что имеет на это полное право, поскольку первым обнаружил островитян и их деревню. Но возражать трибуну не решился. Ничего не сказав, он стремительно вышел. Вслед за ним собрался было выйти и Самхет, но Севериан знаком велел лучнику остаться.
   Переговоры продолжились. Сначала Севериан узнал, как они протекали до его появления и в душе возблагодарил богов за то, что явился вовремя и Сабин окончательно всё не испортил. Арубал, пользуясь услугами Самхета,  сказал:
— Твой человек выдвинул тяжелые условия. Мы не особенно богаты, а ваших людей слишком много, чтобы мы смогли помочь, как должно.
— Не беспокойся об этом, почтенный Арубал, — ответил Севериан. – Пусть твои люди дадут нам столько, сколько смогут, так, чтобы самим не остаться без всего. Мне доложили, что на острове живут дикие свиньи, на берегах полно черепах, так что необходимый запас мы пополним охотой. Единственное, о чём я бы хотел настоятельно попросить тебя, чтобы не все жители покинули деревню. Я понимаю, что вы не доверяете нам. Это вполне естественно. Но, нам,  ведь нужно будет в дальнейшем общаться. А это значит, что кто-то из ваших должен быть здесь.
— Я и несколько воинов останемся, — улыбнулся Арубал. – Это устроит тебя, уважаемый Севериан?
— Вполне, — кивнул тот.
Обговорив ещё несколько вопросов, обе стороны остались,  вроде бы довольны. Попрощавшись со старейшиной и кивнув его дочери, смотревшей на трибуна с заметным интересом, Севериан покинул хижину. Вокруг,  всё также стояло оцепление из либурнариев и толпа местных, слегка встревоженных и взволнованных одновременно.
  Подозвав опциона Марка Деция, Севериан приказал:
— Выбери трёх человек и оставайтесь здесь в деревне. Присматривайте тут… Нельзя,  чтобы жители скрылись все до единого. Обернувшись к вышедшему вслед за ним Самхету, он добавил:
— Ты, тоже останься. Твои услуги переводчика,  здесь,  могут, понадобятся больше чем мастерство лучника  при охране лагеря.
  После этого, построившись в две колонны, римляне покинули деревню.
 
 
 
                                             
                                                              ГЛАВА 5
 
    Марк Сабин  вернулся в лагерь  у водопада в сильнейшем раздражении. Его чувства  к трибуну Севериану из обычной неприязни, теперь  переросли  в ненависть.  Какой-то провинциальный выскочка,  пусть даже добившийся должности трибуна отсылает его – родовитого патриция прочь, как мальчишку. Да еще, в присутствии жреца и его дочери! И что теперь подумают эти дикари? Что он слуга Севериана?  Его раб?
  Да,  конечно,  в армии должно соблюдать дисциплину и безоговорочно выполнять приказы вышестоящих но… При всём понимании этой непреложной истины, Сабин никак не мог смириться с тем,  что какой то неотесанный провинциал занял пост,  который должен был достаться ему или кому то еще из патрициев, рождённых в Риме.
   Сабин рассчитывал,  что он в этом походе будет назначен одним из старших трибунов. Тогда,   Севериан не смог бы ему приказывать. Но проконсул Валерий Галл, оказался так же недальновиден при распределении командных должностей, как и в вопросах ведения всей кампании против арабов.
   Лагерь у водопада был  почти готов.  Для сооружения стены высотою в три человеческих роста солдаты рубили пальмы и бамбук,  чьи жесткие,  прямые как копья стволы,  идеально подходили для укрепления стен и прокладки поперечных опор. Из бамбука, на внутренней стороне стены,  также соорудили площадки для воинов и лестницы. Периметр ограждения почти совпадал с очертаниями песчаной отмели. В центре лагеря по обыкновению была устроена насыпь – преторий, где установили для Сабина палатку. Справа была палатка келевста Марка Петрия, а слева центуриона Гая Фалиска. А вот ворот,  было не четверо, а лишь двое, что в общем-то было вполне достаточно для временного лагеря, рассчитанного на небольшой отряд.    Ворота, обращённые к востоку в сторону поселения островитян, сделали, как полагается большими и двустворчатыми. По обеим сторонам от входа  соорудили две большие башни. А по четырём углам лагеря построили башни поменьше, но с более широкими верхними площадками.  Около южных ворот установили лишь  одну башню,  скорее,  даже, просто наблюдательную вышку.
   Неподалеку от озерца,  по приказу Гая Фалиска плетнем оградили достаточно большой участок. Там предполагалось разместить шалаши для рабов.
   Сабин, понаблюдав за работой, отметил насколько быстро и слаженно работают солдаты. В другой раз, это порадовало бы его. Но сейчас Сабин был крайне раздражён и его выводила из себя любая мелочь. Он, таки придрался  к центуриону,  что его люди работают недостаточно быстро и старательно.
    Гай Фалиск выслушал упрёки молча и с хмурым видом. Говорить командиру о несправедливости его претензий, он не стал. Повернувшись к солдатам, центурион  проорал:
— Так, пошевеливайтесь, шлюхи беременные! Или вы до ночи собираетесь ковыряться с этой оградой? Быстрее, быстрее! Вон ту сторону укрепите! Я проверю потом и если что не так, мой витис(1) прогуляется по вашим спинам!
Нарочито грубое поведение Гая Фалиска не беспокоило солдат. На то он и центурион, чтобы орать. Все эти оскорбления, не имели значения.  На самом деле, центурион для них, был как отец родной. Суровый, жесткий, даже порой жестокий, но во всей  армии для них не было более своего человека, не было никого, кто бы понимал их -  простых солдат лучше, чем их центурион. Каждый либурнарий от ветерана до новобранца знал, что в случае чего, Гай Фалиск отдаст за каждого из них свою жизнь,  не раздумывая.
   Наблюдая, как Марк Сабин по чем зря отчитывает центуриона, солдаты ворчали:
— Какая муха укусила сегодня младшего трибуна?
— Не с той ноги должно быть сегодня встал.
— Может запор у него, вот и бесится?
Солдаты не упускали возможности позубоскалить над начальством. И продолжали работать,  не покладая рук, почти  на пределе сил.
   Сделав разнос центуриону, Сабин  велел возле претория соорудить  ещё небольшую вышку хотя в ней,  совершенно не было необходимости. С  башен возле ворот и с угловых вышек и так открывался прекрасный обзор на всю прилегающую к лагерю местность.
   Хотя форма и устройство лагеря было далеки от общепринятых в римском армии,  тем не менее палатки для солдат и их непосредственных командиров разместили как и положено в строгом геометрическом порядке.
  Ближе к вечеру, когда край солнца уже коснулся на западе горизонта, из лагеря на побережье под конвоем пригнали первую партию гребцов числом в сотню. Рабы начали сооружать для себя шалаши.  Работу по сбору воды решено было начать утром.
   Сумерки быстро сгущались.  Сабин, оставив обустройство лагеря заботам центурионов,  вошел в свою палатку. К нему, тут же  приблизился его личный раб Арис.  Это был молчаливый сириец средних лет, умный и внимательный человек, всё понимающий с полуслова, а зачастую и вовсе без всяких слов. Сириец помог господину избавиться от доспехов,  затем от остальной одежды. Ванна,  уже была готова. Арис заблаговременно нагрел воду. Эта привычка Сабина  везде таскать с собою ванну вызывала насмешки, как среди солдат так и других командиров.  Они шутили,  что  в бою Сабин  будет использовать ванну вместо щита, если случится штурм вражеской стены, накроет ею целый контунберниум(2) и подберется к пролому, ну  а случится  отправиться в Аид, так наверное,   прихватит ванну вместе  с собой и туда..
   Сабин знал об этих шутках и это его бесило. Как эти мужланы, презренные плебеи, вся эта тупая солдатня не понимает,  что ему аристократу в чьем роду было немало сенаторов, человеку воспитанному в традициях эллинской знати,  не приличествует идти к водопаду и мыться там, словно он простой солдафон.
    Теплая вода, запах ароматных трав, добавленных в ванну, подействовала на Сабина успокаивающе. Он начал думать о приятном. Вспомнил дочь жреца Асанти. Что и говорить, красивая девчонка. Даром, что дикарка. Неплохо бы ещё раз увидеться с ней. Увидеться и заявить о своём желании познакомиться поближе. Сабин был уверен, что дикарке не устоять перед его обаянием. И не таких женщин ему доводилось сражать наповал. Только бы снова увидеться.
   Когда Сабин вышел из ванной,  Арис, уже ждал его с накидкой.  Он немного растер тело господина,  потом,  тот устроился на узкой лежанке и раб начал массировать его спину, втирая в кожу душистые масла. Сабин совсем разомлел. После всех этих процедур, сириец  подал ему чистую одежду — белую тунику, опрысканную душистыми благовониями.
  Наконец, когда Сабин был полностью готов, он дал знак. Уже минут десять за пологом, закрывавшим вход в палатку терпеливо ждали келевст Марк Петрий и центурион Гай Фалиск. Арис передал им  разрешение Сабина войти. Сириец приподнял полог и держал его край, пока посетители входили.
Гай Фалиск доложил:
— Ограда и восточные ворота готовы. Все башни и вышки тоже. Загон для рабов только что закончили, шалаши для себя они собрали. Завтра утром займемся южными  воротами. Думаю, их следует укрепить, как и восточные.
— Какие новости из прибрежного лагеря? – спросил Сабин.
— Утром приведут еще две сотни рабов и можно будет начать запасать воду, — ответил центурион. – А больше никаких.
— Хорошо, — с важным видом кивнул Сабин. – Расставь на башнях часовых, определи людей в ночную стражу. То, что дикари  миролюбивы, вовсе не значит, что мы должны расслабляться.
— Да, трибун, — Гай Фалиск слегка склонил голову, чтобы скрыть усмешку. А то,  он и без этого городского щёголя, пахнущего, как женщина не знает о своих обязанностях.
  Сабин, между тем  кивнул центуриону, давая понять, что разговор окончен и тот может ступать.  Марку Петрию же, младший трибун  сделал знак остаться. Когда центурион вышел,  Сабин пригласил келевста  присесть за небольшой столик из черного полированного дерева, который, как и ванну всегда возил с собой. Арис принес им вина и  на закуску местные орехи и фрукты, предварительно убедившись, что они безопасны.
— Что ты думаешь о здешних дикарях? – спросил Сабин, когда они осушили по первому кубку.
Марк Петрий неопределенно пожал плечами.
— Дикари и есть дикари. Хотя этих, я бы не назвал дикарями, так уж однозначно. Да, они живут в хижинах,  оружие у них скверное, но это  не какие-нибудь  грязные варвары,  как скифы или геты. Сразу видно, что народ культурный. Все опрятные чистые, а женщины… Да что говорить. Вы и сами видели их женщин, господин.
— Да женщины, – как эхо повторил Сабин. – их женщины не выходят у меня из головы.
— Мы слишком долго мотались по морю, – усмехнулся Марк Петрий. – Сейчас, нам надо бы не торчать на каком-то острове, про который, похоже, даже боги забыли, а забавляться с молоденькими арабками на развалинах Сабы и Магриба.
— Я вот, что подумал, — начал Сабин, — нашим солдатам, да  и нам с тобой, не мешало бы, как-то поразвлечься, отдохнуть от тревог и забот. Лагерь почти готов…  Может и с женщинами, как-то вопрос решить?
Марк Петрий задумался. Что и говорить задача непростая. Все женщины-островитянки куда-то скрылись, как впрочем и все остальное население,. Лицо келевста в колеблющемся свете факелов, казалось сейчас особенно жестоким и хищным.
— Может, как-то заманить их сюда к нам? – продолжал между тем Сабин. – Вот только,   у нас нет ничего, что мы могли бы им предложить, ни платьев ни  украшений. У нас – только оружие.  А ты видел, Марк, как их воины смотрели на наши копья и мечи? Интересно, согласились бы дикари за оружие одолжить нам на время своих женщин? Ты подумай об этом, Марк. Я знаю,  ты человек хитрый и опытный. Ты придумаешь, как лучше сделать.
 
  Утром,  едва рассвело к южным  воротам под конвоем центурии подошли две сотни рабов. Были среди прибывших и трое  фракийцев: Диас, Бакий и Одакс.  А вот их приятель чернокожий нубиец Марумба остался в прибрежном лагере. Центурион Аврелий Гальб,  возглавлявший конвой и его люди с триремы Леоната Лага временно перешли под командование Сабина. Таким образом, у него было теперь сто легионеров,  два десятка стрелков и три  сотни рабов. Постепенно планировалось привлечь к погрузке воды и всех остальных гребцов,  но Аврелий Гальб передал приказ трибуна Севериана пока не начинать работы. Виной тому было неудовлетворительное состояние кораблей. Их тщательный осмотр выявил значительно больше повреждений, чем предполагалось ранее. Чинить придётся и корпуса и вёсла и мачты.  По оценке келевстов ремонт займет больше времени,  чем планировалось. Поэтому,  запасать сейчас воду было нецелесообразно. Сделать это нужно было за пару дней до отплытия.
   Сабин,  снова был раздражен. Конечно, он понимал, что трибун прав, но уже по привычке,  любое распоряжение Севериана вызывало у него  резкое неприятие.
   К достройке лагеря привлекли пригнанных рабов, так что ещё задолго до полудня,  все было готово. Полностью достроили,  даже ту самую ненужную  вышка возле претория.
   Гай Фалиск всё проверив и совершив обход лагеря  явился к Сабину с докладом. Тот холодно,  как-то безучастно выслушал и кивком отпустил центуриона.
   Сабин был раздражен тем,  что с самого  утра никак не мог найти Марка Петрия. Куда запропастился келевст,  было непонятно. Сабину не терпелось выслушать его соображения, насчет женщин. Часовые  видел келевста рано утром. Солнце только-только выглянуло из-за горизонта, когда Марк Петрий в одиночку покинул лагерь.  Куда он направился было неизвестно. Он никому ничего не сказал. Стражники смогли лишь доложить, что он ушёл в северо-восточном направлении. 
   Сабин удивлённо покачал головой и вернулся в свою палатку. Он решил подождать пару часов. Если Марк Петрий за это время не вернётся, тогда он отправит на его поиски людей. Марк Сабин выпил вина, немного перекусил. Потом, его разморило и потянуло в дремоту. 
  В восьмом часу дня внезапно объявился Марк Пертрий. Он вбежал в палатку Сабина весь запыхавшийся, явно чем-то  взволнованный.
— Господин, -  начал он, без всякого приветствия, -  идемте со мной!  То, что я хочу показать вам,  нужно увидеть самому!
  Сабин без лишних слов и расспросов последовал за келевстом. Они вышли из лагеря, через восточные ворота, прихватив с собою два десятка либурнариев, наиболее доверенных людей Марка Петрия и шестерых стрелков.
   Келевст вел всех вдоль горной гряды,  постепенно отклоняясь на северо-восток. Так они шли минут пятнадцать. Затем Марк Петрий снова повернул на восток и они шли примерно столько же времени вдоль края болот. Когда болото осталось позади и местность начала подниматься, образуя повсюду холмы,  отряд  вышел на едва заметную тропу,  которая, извиваясь, уводила дальше в джунгли.
— Куда мы? – начал терять терпение Сабин.
— Сейчас увидите господин, — загадочно улыбнулся Марк Петрий.
 
 
        (1)витис- жезл центуриона из виноградной лозы. Символ власти командира.
        (2)Контунберниум – подразделение из десяти римских солдат. Самая малая тактическая единица.
 
 
                                                                            ГЛАВА 6
 
    Марк Петрий вел Сабина и два десятка солдат густым подлеском на северо-восток от лагеря. Сначала местность понижалась, но затем начались холмы, покрытые густыми джунглями.  Вскоре, Марк Петрий вывел их на тропинку,  едва заметную среди густой травы.  По ней  и продолжили путь. Тропинка немного петляла, но в целом шла в одном направлении. Вскоре римляне заметили, что идти стало труднее. Тропинка поднималась по пологому склону большого холма,  и если внизу это было ещё незаметно, то дальше склон становился всё круче и ближе к вершине, вообще был резко вздёрнут вверх. Римляне добрались до вершины слегка запыхавшиеся и  утомлённые. И тут до их слуха  донесся шум водопада. И девичьи  голоса. 
    Римляне начали удивлённо переглядываться, а Марк Петрий хитро подмигнув приложил палец к губам. Впереди показался край обрыва.  Пригнувшись, римляне двинулись вперёд. Подобравшись к самой кромке, они осторожно выглянули из-за кустов обильно здесь произрастающих.  Перед ними была небольшая,  уютная долина в форме подковы. Водопад находился на изгибе этой «подковы»  Небольшая,  но быстрая речушка петляла среди холмов и здесь низвергалась с высоты полусотни локтей вниз в  изумительно красивое озерко с прозрачной изумрудного оттенка водой.
— Смотрите, — тихо  сказал Марк Петрий,  раздвигая кусты, росшие на самой кромке обрыва.
Сабин и все остальные  глянул вниз. В озере купались пять или шесть  девушек. Еще столько же  юных  красавиц расположились тут и там на огромных валунах,  разбросанных вокруг озера. Все они были обнажены,  весело смеялись, расчёсывали друг другу волосы гребнями из раковин,  и о чем-то болтали на своём языке. Вот,  одна из нимф поднялась и с восторженным   визгом прыгнула в воду. Даже отсюда, с высоты обрыва было видно, как она достигла дна,  отыскала там красивую ракушку с  перламутровым блеском и устремилась назад к поверхности воды.
— Хорошая добыча,  – оскалился Марк Петрий.
Сначала,  Сабин не понял его,  но потом до него дошло. Вовсе не раковину келевст имел ввиду,  а самих девушек.
   В этом,  Сабин был с Марком Петрием полностью согласен. Завладеть юными красавицами было весьма соблазнительно. Глядя на великолепные тела островитянок, словно отлитые скульптором из золотистой бронзы, на их  крепкие бедра, высокие упругие груди, длинные стройные ноги и  круглые блестящие ягодицы,  Марк Сабин ощутил сильнейшее желание. С каждым мгновением он всё более склонялся к тому, чтобы прихватить всех этих  девиц в лагерь и неплохо там с ними развлечься. Его солдаты, похоже,  тоже были согласны с Марком Петрием относительно «хорошей добычи». Особенно проявлял нетерпение пращник Випсаний. Наблюдая за резвящимися нимфами, он так далеко высунулся из кустов, что казалось, сейчас сорвётся и полетит с обрыва вниз прямо на валуны.
— Ну, что будем делать? – тихо спросил Марк Петрий.
У Сабина к тому моменту уже развеялись всякие сомнения.
— Спускаемся с обрыва с двух сторон,  – шепнул он. – Схватить нужно всех. Нельзя допустить, чтобы хоть одна убежала.
Отряд разделился на две группы. Ту, что возглавил Марк Петрий,  предстояло зайти с другой стороны озера. Для этого, следовало сначала пройти по верху, следуя внутреннему изгибу долины- подковы, потом переправиться через речку, низвергающуюся вниз водопадом и после искать спуск с горы. Марк Сабин и оставшиеся с ним люди направились в обратном направлении по той же тропе, по которой явились сюда.  Примерно посередине этого пути один из солдат обнаружил едва заметную тропинку, отходящую влево от тропы, по которой спускался отряд. Слегка сворачивая к северо-западу,  она судя по всему, как раз и могла вывести в долину и к озеру.
   Римляне спускались,  осторожно крадясь среди зарослей и валунов. Ну,  а девушки-островитянки продолжали заниматься своими делами,  ни о чём не подозревая. Возможно, они и услышали бы шаги чужаков, хотя те и двигались со всей возможной скрытностью и осторожностью, но в это время несколько красавиц затянули песню и в их сливающихся звонких, мелодичных голосах растворились все иные звуки. Благодаря этому римляне смогли подобраться совсем близко. Марк Сабин осторожно выглянул из-за валуна и увидел, что некоторые из девушек уже успели одеться,  остальные, либо  отжимали  волосы, либо вытирались покрывалами.
— Вперёд, — шепнул Сабин.
Его люди устремились в сторону озера.
Одна из поющих девушек в этот момент обернулась и заметила среди кустов движение. Она резко прекратила пение. Тревога, появившаяся на ее лице была замечена и другими. И в этот момент римляне с гиканьем и улюлюканьем бросились на островитянок.
Девушки завизжали и кинулись в рассыпную. Марк Сабин  быстро схватил одну из них и удерживая за волосы поволок в сторону, чтобы связать. Своей добычей он хотел воспользоваться потом. Спутав пленнице руки и ноги, он сразу же  кинулся ловить вторую. Двух девчонок будет вполне достаточно. 
   Внезапность нападения,  вначале  дала римлянам преимущество.  Три девушки были схвачены, но затем, пленницы начали отчаянно сопротивляется.  Одна из самых юных, лет пятнадцати оказалась невероятно шустрой. За ней гонялись трое, но никак не могли настигнуть. Она прыгала с валуна на валун, увертывалась от алчных рук, отскакивала,  то в одну сторону, то в другую. Когда же её прижали к озеру, она, не раздумывая, прыгнула в воду.  Её преследователи кинулись ловить других.  Большинство  римлян решили последовать примеру командира и связывали островитянок, чтобы после доставить их в лагерь, но нашлись и такие, кто решили овладеть пленницами прямо здесь возле озера. Среди них был и нетерпеливый  Випсаний.
— Тише ты, не брыкайся! – орал он, таща за волосы девушку лет шестнадцати. Она отчаянно извивалась всем телом и пронзительно кричала.
— Что, дерётся? – заржал его приятель Фибий. Он уже насиловал одну из пленниц, прижав её животом к прибрежному песку и навалившись на несчастную сверху. Её крики и плач его абсолютно не трогали.
— Сейчас я ей устрою! – прорычал распалённый борьбой Випсаний. – Не до драки ей будет! Проклятая сучка!
Он прижал девушку к валуну и одним рывком сорвал с неё тунику. На мгновение их глаза встретились: злобно-похотливый и наполненный ужасом и отчаянием.  Випсаний повалил свою жертву возле валуна и задрал вверх передний нижний край своей туники. Поняв, что этот чужак собирается с ней сделать, девушка зарыдала и сделала попытку вскочить. Випсаний ударил её наотмашь по лицу, заставляя снова повалиться на песок. Затем, издевательски гогоча набросился на пленницу.
— Тебе понравится, красавица! Клянусь Марсом, потом сама попросишь добавки!
  Несколько девушек смогли увернуться от рук преследователей и теперь бегом  огибали озеро со стороны водопада, рассчитывая покинуть долину и скрыться в окружающих джунглях. Они не знали, что в это время навстречу им уже бежали люди Марка Петрия. Расчёт келевста был верен, они перехватили беглянок, когда до спасительных зарослей оставалось совсем немного. Отчаяние придало островитянкам сил. Они сами бросились на римлян, схватив кто палку, кто камень, а кто и просто с кулаками. Но разве могли они противостоять закалённым воинам, опытным и в битвах и в учинении насилий? Девушек схватили и связали. Только одна из них, прижавшись спиной к дереву, шипела и размахивала палкой, не подпуская к себе.
   Хищно ухмыляясь, Марк Петрий дал знак двоим лучникам, чтобы они начали обходить отважную дикарку справа и слева, а сам не спеша двинулся прямо на неё, сжимая в одной руке моток веревки.
— Эта будет моя, — заявил он. – Люблю таких горячих и смелых девиц.     
   Марк Сабин,  тем временем  схватил  очередную беглянку,  когда та,  увернувшись от рук еще одного солдата, почти достигла края зарослей. Сабин рывком  повернул пленницу лицом к себе.  И застыл. Это оказалась дочь старейшины Асанти!
   В это время девушка, которую насиловал Випсаний, охваченная яростью и отчаянием  вдруг выхватила у того из ножен кинжал и вонзила его в левый бок  насильника. Тот вскрикнул, и зажимая рану обеими руками откатился в сторону.  Его жертва пошатываясь поднялась на ноги. Широко открыв глаза,  она смотрела на Випспания, вопли которого перешли в хрипы. Кровь так и хлестала из раны и струилась между его трясущимися пальцами.  Девушка отступила на шаг. По её бёдрам и ногам  струилась кровь. Она выронила нож и начала трястись всем телом, издавая звуки, похожие на рыдания.
— Ах ты, сука!
Возле девушки оказался разъярённый Марк Петрий. Он выхватил меч и, не раздумывая ни мгновения,  вонзил его в сердце девушки. Обливаясь кровью, она упала возле самого озера.
Через несколько секунд  прозрачная  изумрудность воды смешалась с  рубином крови.
— Румина! – пронзительно закричала дочь старейшины Асанти. – Румина! О нет! Румина!
Все были ошеломлены столь внезапным  поворотом событий. Марк Сабин,  тоже остолбенел. Асанти вырвалась из его рук и бросилась бежать. Никто не попытался её остановить. Заминкой решила воспользоваться и та девушка, которая приглянулась Марку Петрию. Она швырнула в одного из лучников, начавших обходить её слева палку и кинулась к зарослям. Марк Петрий зарычал и метнул ей в след меч. Он вонзился беглянке между лопаток. С глухим стоном она повалилась лицом в траву, дёрнулась пару раз и затихла.
— Тоже,  грязная сука,  – бросил килевст, подходя и выдёргивая  оружие. Затем, он приподнял голову девушки за волосы и одним быстрым ударом отсёк её, отделив от тела.
— Я подвешу её возле входа в свою палатку, — рассмеялся Марк Петрий. – Какой-никакой, а трофей.
— Не стоило никого убивать, — мрачно произнёс Марк Сабин,  подходя к келевсту.  – Как теперь у нас сложится с местными?
— Они ничего не должны знать об этом!
Марк Петрий резко обернулся.
— Где ещё одна?
Он имел ввиду дочь старейшины. Пока здесь,  возле озера разыгрывалась кровавая драма, девушка сумела скрыться в джунглях.
— Куда вы смотрели?! – в ярости заорал Марк Сабин на солдат. – Найти! Прикончить!
Солдаты кинулись обыскивать ближайшие заросли. 
— Да, лучше прикончить, — кивнул келевст. – Пока мы не получим у местных провизию и не запасём воду, никто не должен знать,  что здесь случилось. Может, на всякий случай и остальных прирезать?
Марк Петрий с мрачным видом взирал на связанных пленниц.
— Не сейчас, — ухмыльнулся Сабин. – Девки эти нам дороговато обошлись, — он кивнул на распростёртое тело Випсания. – Попользуемся ими пока, а потом избавимся от них. Пока же надо убрать трупы.
   Марк Сабин,  хотел было приказать вырыть яму, чтобы сбросить в неё тела, но тут солдаты, отправленные в погоню за беглянкой вернулись и доложили, что в полумиле отсюда видели большую группу островитян: женщин и воинов. Судя по всему, все они направлялись к озеру.
— Проклятие, — прорычал Сабин. – Уходим отсюда.
— А тела, а следы? – заволновался Марк Петрий.
— Уже, не успеем, — бросил младший трибун.
— Плохо, что беглянку не нашли, — мрачно произнёс Марк Петрий. – Она всё расскажет и тогда… Даже не знаю, что будет тогда.
— Это ты первым обнажил меч, — вскричал Сабин. – А теперь спрашиваешь меня,  что будет?
— Девка убила моего человека, — вспыхнул Марк Петрий.
Чувства келевста были Сабину понятны. Несмотря на то, что он командовал триремой, в должности триерарха он прибывал лишь на время этой экспедиции. Марк Петрий же служил во флоте много лет и будет продолжать служить, поэтому люди из его команды были ему более близки.
— Ладно, идём, — Сабин махнул рукой. – Ничего теперь не поделаешь. Теперь,  как боги распорядятся.
Прихватив пленниц, а также труп Випсания римляне спешно отправились в обратном направлении.
 
    Островитяне посещали  это озеро у водопада уже на протяжении жизни нескольких поколений. Озеро было священно. Здесь осуществлялись не только омовения, но и разного рода таинства, здесь молились Доброй Богине о плодородии, о здоровье детей и близких родственников, о разного рода удаче и долголетии.
  Едва римляне скрылись из виду,  возле берегового валуна, нависающего над водой раздался тихий всплеск. Это была пятнадцатилетняя Синхати. Она прыгнула в воду,  спасаясь от насильников. Заплыла под огромный валун и затаилась в небольшой пещерке, образовавшейся в скальном массиве. Здесь имелся воздушный карман, так что Синхати могла в этом укрытии пережидать,  достаточно долго когда минует опасность.  Насильники и убийцы  впопыхах покидая озеро,  про нее совершенно забыли. Девушка подождала ещё немного и убедившись, что опасности нет выплыла.
   Выбравшись на берег, Синхати  с ужасом уставилась на труп Румины,  а потом, немного в стороне наткнулась на обезглавленное тело. Кажется, это была Ками. 
    Задыхаясь от душивших её рыданий, Синхати бросилась в сторону зарослей. Скорее в деревню! Скорее всё рассказать! Пришельцы пролили кровь возле священного озера! Осквернили источник Доброй Богини!
   Впереди за деревьями послышались голоса. К озеру шли её соплеменники. С криками и плачем Синхати  бросилась им навстречу.  Впереди группы из дюжины юношей и девушек  шагал Лот – сын старейшины Арубала. Молодой, высокий и сильный. Он поймал девушку и ухватив её за трясущиеся плечи закричал:
— Что случилось Синхати? Во имя богов, что случилось?
Тут,  взгляд его остановился на обезглавленном трупе. Островитяне столпились вокруг с выражением страха и растерянности на лицах.
— Чужеземцы! – сквозь слезы пробормотала Синхати. –  Напали…  Убили ещё Румину. Остальных захватили и утащили с собой.
Лот стоял бледный с перекошенным от ярости лицом, кулаки его сжимались и разжимались, так, что побелели костяшки пальцев.  Он знал, что среди девушек, утром отправившихся к озеру была и его сестра Асанти.
— Я говорил отцу,  что нельзя доверять чужеземцам! – крикнул он. – Эти подлые псы сразу повели себя так, словно они здесь хозяева и всё им здесь принадлежит! Ещё вчера следовало всем уйти в Нижние пещеры и ни о чём не договариваться с этими…
Его прервал шорох в кустах. Все в страхе обернулись, ожидая, что оттуда сейчас выбегут чужеземцы. Но из зарослей выскочила Асанти.
— Сестра!
Лот порывисто обнял её.
— Добрая Богиня уберегла тебя! Как же ты спаслась?
Асанти хотела было что-то ответить, но увидев обезглавленное тело одной из своих подруг пронзительно вскрикнула и начала безудержно рыдать.
— Нужно, скорее, в деревню! – крикнул один из юношей. – Нужно всё рассказать!
— Верно! – кивнул Лот, мрачно глядя в юго-западном направлении, где находился лагерь чужеземцев.  – Воды священного озера осквернены. Пролита кровь наших женщин. Это нельзя так оставить.
  Все направились в селение.  Со вчерашнего дня оно почти опустело. Все женщины и дети без исключения ушли в тайное убежище, расположенное в горах. Там было, где жить, держать скот, там имелись запасы провизии и не иссекаемый источник пресной воды.  Туда же ушли и большинство мужчин, лишь три десятка из них, да старейшина Арубал ещё оставались в селении. Здесь же находились пятеро чужеземцев, оставшихся по приказу Тита Севериана приглядывать за островитянами.  Хижина, которую им выделили, располагалась напротив хижины старейшины на другой стороне улицы.  Трое либурнариев сидели возле входа и от нечего делать играли в кости. Доспехи они сняли, оставшись только в кожаных туниках и широких поясах. Никакого подвоха со стороны дикарей они не ожидали, тем более трибун с ними договорился, так чего зря потеть и поджариваться в латах и шлемах. Декан Марк Деций стоя возле входа в хижину, лениво наблюдал за игрой. Египтянин Самхет отошёл к соседним кустам, чтобы справить нужду.
  Внезапный шум, раздавшийся возле хижины старейшины сразу привлёк внимание римлян.  Они бросили игру и вышли на дорогу, чтобы выяснить, в чём причина всех этих криков.  Арубал был окружён группой воинов. Все они что-то живо обсуждали, кричали, потрясали копьями. Лица воинов были злы, время от времени они бросали яростные, ненавидящие взгляды в сторону римлян. Марк Деций сразу почуял неладное. Причина внезапной злобы дикарей была ему не ясна, но он и не собирался выяснять её.
— Уходим отсюда, — тихо сказал он. – Секст, Юний, заберите наши доспехи из хижины. Фурий, ты предупреди Самхета, что дело дрянь.
Тут один из островитян заметил, что римляне насторожились и что-то крикнул товарищам. Вся толпа бросилась в сторону пришельцев. Их мгновенно окружили. Римляне встали спина к спине и выхватили из ножен мечи.
— Что за дерьмо?! – заорал декан. – Дурмана вы что-ли нажрались?
Слов римлянина никто не понял, но по интонации было ясно, что чужак требует объяснений столь внезапной агрессии. Лот не стал ничего объяснять, он сделал знак четверым воинам и те принесли тела Румины и Ками. 
   Римляне вытаращили от изумления глаза. В голове Марка Деция мысли завертелись, как бешенные. Вряд ли девчонок прикончили островитяне. Ясно, что кто-то из своих. Это какой же глупец сотворил такое? И что же теперь будет? Но додумать это он не успел.   Лот ударил его копьем прямо в лицо.  Острие вонзилось в щеку под правый глаз и проникло глубоко в череп. Обиваясь кровью, декан начал оседать на землю. Он умер мгновенно. Этот удар послужил сигналом. С дикими воплями островитяне набросились на римлян со всех сторон. Юний, прежде чем три копья пронзили его, успел распороть живот одному из нападавших. Фурий разрубил голову ещё одному дикарю, но мгновением спустя копье насквозь пробило ему горло. Секст был сбит с ног и сразу пять копий пронзили его со всех сторон.
   Лучник Самхет с ужасом наблюдал за гибелью товарищей из кустов. Когда последний из римлян был убит, он, пригнувшись, побежал прочь. Кусты росли в этом месте довольно густо и тянулись вдоль дороги почти до окраины селения. Но там, возле крайних хижин они заканчивались и заросли начинались лишь на склонах ближайшего к дороге холма. Чтобы попасть туда и скрыться в джунглях Самхету пришлось преодолеть открытый участок. Его тут же заметили. Дикари подняли ужасающий свист и вой. Потрясая копьями,  они устремились за беглецом.
   В погоню не отправился лишь Лот. Он остался стоять возле тел девушек и римлян. Чуть ковыляя к нему приблизился Арубал.
— Черный день сегодня, — тяжело вздохнув, произнёс жрец. – Но самое ужасное ещё грядёт.
Лот повернулся к отцу и пристально взглянул на него. Взгляд молодого воина был страшен. В нем не осталось ничего кроме боли и ярости.
— Мы должны отомстить! Эти чужеземцы, — он кивнул на окровавленные трупы у своих ног, — заплатили за кровавое дело своих товарищей и это правильно, но истинные убийцы Румины и Ками живы. Я собираю воинов, отец. Мы нападём сегодня же!
— Нападать на чужеземцев опасно, – покачал головой Арубал. – Нужно уходить в Нижние пещеры. После,  мы начнем нападать на их небольшие группы.
— Нет, отец! – запальчиво воскликнул Лот. -  Мы не должны  прятаться на своей земле! Нужно захватить лагерь чужаков, пока их там немного. Клянусь,  к ночи  я принесу тебе их головы!
— Может, стоит для начала поговорить с их начальником Северианом? – предложил старейшина. – Он показался мне человеком разумным. Я думаю, стоило бы постараться всё   уладить миром.  Никому не нужно это кровопролитие.
— Нет, отец, теперь уже поздно. Мы убили их людей. И я думаю, что нужно убить их всех. Вспомни, что говорил их другой командир, первый пришедший в деревню. Они захотят захватить наши земли. Непременно захотят! Эти,  что прибыли сейчас,  лишь они знают путь к нашему острову и нельзя выпускать их отсюда живыми. Ни одного нельзя  выпускать! Я, как командир воинов принял решение. Быть войне!
  С этими словами Лот в окружении воинов направился прочь из деревни. Он разослал гонцов в горы и в несколько мелких селений, что располагались на восточном побережье острова.  Он полагал, что под его началом соберётся больше тысячи воинов. С такими силами Лот рассчитывал победить чужеземцев,  даже с их доспехами и оружием.
 
 
 
                                                               ГЛАВА 7
 
    Марк Сабин и его люди возвратились в лагерь злые и усталые. Солдаты, увидевшие пленниц и поначалу начавшие радостно свистеть и улюлюкать, тут же замолчали, когда в ворота внесли тело Випсания.
  К Сабину и Марку Петрию приблизился центурион Гай Фалиск.
— Что случилось? – спросил он встревожено.
— Закрыть ворота, часовых на все башни, — резко приказал Сабин. Потом,  добавил, отвечая на вопрос центуриона.
— На нас напали дикари и мы вынуждены были защищаться. Эти женщины – заложницы.
Для пленниц была выделена палатка, куда их и затолкали,  подгоняя пинками и руганью. Вокруг выставили шестерых часовых.  Неподалёку от загона для рабов из стволов пальм сложили невысокий помост, на который поместили тело Випсания. Вечером,  после проведения соответствующих церемоний труп собирались сжечь и по обычаю италиков пепел собрать в урну.
  За всем,  что происходило в лагере,  из своего загона  внимательно следили рабы-фракийцы.
— Смотрите-ка, похоже, у римлян  неприятности, — тихо произнёс Одакс.
— И дня не прошло, как поссорились с местными, -  хмыкнул Диас. – Вот подонки. Видно и вправду  у них  волчья порода(1) — не могут ни с кем ужиться. Надо держать ухо востро. Кто знает, как всё сложится.
— О чём это ты? – спросил Бакий. – Что задумал?
— Пока ничего. Но я думаю, скоро местные явятся сюда и попытаются освободить своих женщин. Это наш шанс вернуть себе свободу.
— А что мы потом будем делать? – фыркнул Бакий. – Как выберемся с этого острова?
— Может и никак, — глядя в никуда,  произнёс Диас. – Боюсь, мы больше не увидим родной Фракии. Но если я останусь, жив и снова буду, свободен,  с удовольствием поселюсь здесь. Тут неплохо. Места красивые, море. И женщины…  Ты видел? Хороши. Нужно,  лишь завоевать доверие местных. Поэтому, говорю вам, будьте внимательны.
 
   Марк Сабин прибыл в свой шатер в скверном настроении. Он позвал своего личного слугу грека Аскелая и велел принести вина. Тот явился, держа в одной руке мех(2) в другой скифос(3). Марк Сабин выхватил из рук грека мех и начал жадно   пить прямо из него.  Затем, он прилёг на кушетку. Женщину ему сейчас совсем не хотелось. Младшего трибуна одолевали мрачные мысли. Вся эта затея с захватом женщин, теперь казалась ему не просто ошибочной, но и чистейшей глупостью. И как он позволил Марку Петрию уговорить себя на такое?  Келевст – понятное дело, хотя и служит в римском флоте, но по сути настоящий разбойник. Но он, то Сабин – римский патриций, кадровый военный. Как он мог уподобиться флотскому отребью?
 
 В то время, как Марк Сабин терзался сомнениями и переживал за содеянное, келевст Марк Петрий напротив, считал, что всё сделал правильно. В их руках были красивые пленницы, от вражеских воинов удалой скрыться незаметно. Теперь они в своём лагере и в полной безопасности за крепкими стенами. Чего ещё желать? Что до недавнего вынужденного кровопролития, так оно,  лишь разгорячило его.
   Марк Петрий избавился от доспехов и пояса, на которых тут и там засохли капли крови его жертв.  Оставшись в одной тунике, он  выпил вина, вытер губы тыльной стороной ладони и вышел из своей палатки. Хищно раздувая ноздри, келевст направился в сторону палатки, в которой держали пленниц. Он ворвался внутрь, более всего в тот момент,  походя на дикого зверя, нежели на человека.  Пленные островитянки, сбившись в кучку в одном углу,  с ужасом взирали на него.
   Какую же выбрать? Все были хороши. А раз так, то и разницы никакой. Он схватил за руку ближайшую к нему пленницу.
— Идём, красавица, узнаем друг друга поближе. 
Девушка закричала, начала вырываться. Но разве могла она оказать сопротивление крепкому мужчине, опытному в подобного рода делах? Он рывком выдернул её из палатки и она упала у его ног.  Вокруг начали  собираться либурнарии.  Они гомонили и хохотали, забавляясь бесплатным представлением.
  Марк Петрий схватил пленницу за волосы и, подняв её на ноги,  потащил к своей палатке. Она кричала, плакала и извивалась всем телом.
— Марк ты справишься? – загоготал  здоровенный либурнарий по имени Авент. — Может помочь тебе?
— Да, давай мы подержим девчонку! – разразился хохотом пращник Басскар.
— Заткнитесь, — беззлобно бросил келевст. – Не родилась ещё такая баба, с которой я бы не справился.
С этими словами Марк Петрий затащил девушку к себе и  швырнул её на кушетку. С расширившимися от ужаса  глазами, мокрыми и блестящими от слёз, она смотрела на своего мучителя.  Марк Петрий одним движением разорвал на пленнице одежду и без того уже превратившуюся в лохмотья.  Она вскрикнула и попыталась вскочить, но сильнейшая оплеуха швырнула её вновь на кушетку.
— Куда собралась, сука!
Девушка была ошеломлена и полуоглушена ударом. В тот момент, когда келевст навалился на неё, она совершенно  не могла сопротивляться. Но даже если бы и могла,  пояс с кинжалом Марк Петрий, помня о печальном опыте Випсания,  предусмотрительно снял и положил так,  чтобы пленница не могла дотянуться до него. Громко дыша и сопя, келевст  принялся насиловать  девушку. Она глухо застонала от боли, из глаз её снова брызнули слёзы. Тело, протестуя против грубого, злого вторжения забилось, сплошь объятое страданием и отчаянием.
— Ну давай красавица,  не брыкайся тебе понравится! – рычал Марк Петрий, выполняя привычные движения телом. – Я хороший любовник, клянусь богами.
Девушка, конечно же, не понимала, что говорит ей этот страшный чужак.  Она продолжала сопротивляться, как могла: крутилась, кусалась, била насильника коленями. После особо чувствительного удара Марк Петрий взвыл.
— Сука!
Он снова ударил её по щеке.  Девушка перестала трепыхаться и совершенно затихла, даже перестала стонать.  Похоже, впала в полубессознательное состояние.  Марк Петрий воспользовался этим, чтобы закончить своё гнусное дело.  Насытившись, он слез с девушки. Она осталась лежать на кушетке ко всему безучастная с растрёпанными волосами и  со взглядом, направленным в никуда.
  Марк Петрий хмыкнул и выпил вина. Затем посмотрел, жива ли пленница. Она была жива но, ни на что не реагировала. Апатия девушки начала раздражать келевста.
— Мне нужна женщина,  – прорычал он, тряхнув пленницу за плечо.  – Женщина, а не тряпичная кукла!
Но его крик, не возымел на девушку никакого действия.
Марка Петрия захлестнула ярость. Ему вовсе не хотелось насиловать это безвольное, податливое тело, видеть пустой взгляд пленницы и даже не слышать её стонов. С таким же успехом он мог бы совокупляться с трупом. Ему хотелось ответной страсти. Или если не страсти, то хотя бы страха жертвы! Хотя бы каких-то эмоций.
   В приступе ярости Марк Петрий выхватил меч и вонзил его в живот девушке.  И в это мгновение, когда до смерти остался лишь один шаг, она вышла из оцепенения, за которым спряталась её переполненная болью душа. Но она не закричала, как того ожидал  насильник и даже не застонала.  На мгновение их глаза встретились. Марк Петрий оцепенел от ужаса, осознав какую безвинную и чистую душу, он только что погубил. Но вот, глаза её закрылись,  из-под век потекли слёзы. Так, беззвучно плача, она и   умерла.
   Марк Петрий,  тяжело дыша, высвободил меч и отошёл в сторону. Его трясло, появился, даже какой-то озноб. Впервые его жертва ушла так: без криков, без стонов, без мольбы о пощаде. В чёрной душе келевста, что-то шевельнулось. Жалость? Сожаление?  Но даже если и так, он не мог показать солдатам свою слабость.
   Марк Петрий вытащил тело девушки  из палатки и нарочито пренебрежительно швырнул труп  посреди лагеря.
— Басскар, Авент, вы, кажется,  рвались помочь мне? Выбросьте эту падаль!
Солдаты столпились вокруг. Они,  мрачно переглядываясь, затем Басскар и Авент   подняли тело и направились к воротам,  чтобы отнести труп подальше в джунгли. Многие либурнарии считали, что Марк Петрий погорячился. Незачем было убивать такую красивую девчонку.  Мог бы им  оставить.
 
   Выйдя за ворота, Басскар и Авент ругаясь в полголоса, потащили окровавленное тело девушки в сторону зарослей. Им было достаточно  пройти шагов двадцать  от стен лагеря, чтобы скрыть труп в высокой траве. Но во избежание запаха разложения, который появится часа через два, они решили пройти ещё дальше и забросить труп островитянки в кусты в шагах в ста  от лагеря. 
— Совсем рехнулся наш Марк, — ворчал Авент, придерживая тело за ноги. – Ну скажи, чего ради этой несчастной нужно было вспарывать живот?
— Видно хорошо она разозлила келевста, — хохотнул пращник Басскар. Он удерживал мертвую девушку за руки. – Не помню, чтобы раньше он так из себя выходил.  И женщин он раньше никогда не приканчивал, а тут сразу трёх и всех за сегодня.
  Басскар хотел ещё что-то добавить, но тут до слуха его донёсся шум. Он выпустил руки островитянки, отчего верхняя половина её тела и голова ударились о землю.  Авент тут же отпустил ноги. Так они оба и застыли возле трупа, прислушиваясь. Послышались человеческие голоса и тяжёлый, приглушенный топот многих сотен ног. Впереди среди деревьев и кустов замелькали фигуры островитян.
-Проклятие! Назад! – воскликнул Басскар.
Так и оставив тело лежать там, где они его бросили, солдаты повернулись и побежали в сторону лагеря.  Топот позади них нарастал и усиливался. Потом, послышались яростные крики. Островитяне обнаружили тело соплеменницы.  За двумя чужаками погналось не меньше сотни воинов. Лес наполнился хрустом и треском ломаемых ветвей, воинственными криками, свистом. Мимо головы Басскара пролетело брошенное одним из преследователей копьё. Ещё одно ударило Авента в спину, но крепкие доспехи уберегли его. Они мчались не чуя под собой ног, более легко экипированный пращник значительно обогнал Авента.
  Вот, наконец, и лагерь. Ворота открыты так, что между створками осталась лишь узкая щель. В неё выглядывает Гай Фалиск и орёт как оглашенный.
— Живее! Живее, ублюдки!
Басскар заскочил первым, затем начал протискиваться Авент.  Ему в голову ударило ещё одно копьё, благо спас шлем, но в ушах при этом изрядно зазвенело. Створки, почти захлопнулись, но тут в них вцепились десятки рук озверевших преследователей.  А из леса выбегали всё новые и новые воины. Вскоре, всё пространство вокруг лагеря было заполнено орущими, потрясающими копьями островитянами.
 
    Столь внезапно поднявшийся шум заставил Марка Сабина и Марка Петрия выбежать из палаток.  Увидев, что твориться возле ворот, они на мгновение застыли. Оба ожидали нападения на лагерь не ранее завтрашнего утра.
   Гай Фалиск надрывая глотку орал,  чтобы ворота  непременно закрыли. Но требовать этого было легче, чем сделать. Дикари отчаянно рвались внутрь, чтобы поквитаться с чужеземцами, пролившими кровь их женщин. Шестеро солдат не могли противостоять усилиям сотни врагов. Центурион, поняв это,  гаркнул:
— Отойти от ворот! Приготовиться к бою!
Караульщики в отличие от большинства остальных солдат были полностью экипированы для боя. Отбежав от створок на несколько шагов, они выстроились в прямую линию. Гай Фалиск занял место на правом фланге. Створки распахнулись и орущая, гомонящая орава дикарей хлынула в лагерь. Караульщики приняли удар на себя. Пилумы(4) они метнуть не успели и сразу взялись за мечи. Каждый их выпад и удар был точен и смертоносен. Ничем не защищенные островитяне бушевали и клокотали,  словно море,  вокруг маленькой группы римлян, но те стояли незыблемо, продолжая колоть и рубить вторгшихся. Уже через пять минут после начала боя возле их ног вповалку лежало десять истекающих кровью островитян. Трое тяжело раненых пытались отползти, ещё один,  плача и стеная, пытался втиснуть обратно в свой распоротый живот вывалившиеся кишки.
   В это время из палаток выбегали солдаты центурии. Они в спешке натягивали кто шлемы, кто нагрудные панцири, хватали оружие и бежали к воротам. Лучники на башнях начали стрелять уже в тот момент, когда островитяне, преследующие Авента и Басскара,  только-только показались из зарослей. Несмотря на то, что дикари бежали быстро, их большое число и скученность, а также то, что они не носили ничего, кроме набедренных повязок, позволило стрелкам положить не меньше полусотни атакующих,  прежде,  чем те приблизились к воротам и стенам лагеря. Но потери не остановили островитян. Они лезли и лезли вперёд, с одним лишь желанием — добраться до врагов. Командовал ими высокий молодой воин, в котором Сабин узнал сына старейшины. Атакующих должно быть было не меньше тысячи человек. Давя своей массой, они оттеснили от ворот Гая Фалиска и его людей, причём один из солдат был тяжело ранен и затоптан вторгшимися. Впрочем, центурион сам приказал отойти, чтобы не попасть в окружение.  Его воины, наконец,  метнули пилумы и тут,  как раз подоспела подмога. Три десятка либурнариев, выстроившись в три линии,  ударили на толпу дикарей.
    Возле ворот закипела ещё более ожесточённая схватка. Кровь лилась ручьями, хрипели и плакали раненые. Преимущество закованных в сталь либурнариев с щитами и вооружённых мечами-гладиусами,  была очевидна. Потеряв лишь трёх товарищей, они достаточно легко остановили  полуголую толпу дикарей. Солдаты кололи и рубили короткими скупыми движениями, учитывая скученность толпы. Стремительно росла гора окровавленных трупов.
   Сабин и Марк Петрий тем временем,  построили в боевой порядок остальных своих людей.  Затем, по сигналу Гая Фалиска, тридцать человек отошли назад, а в бой ринулись бойцы резерва. Центурион Фабий Аквилл вывел из восточных ворот десяток человек, обогнул стену  и вышел во  фланг островитян рвущихся в ворота.  Атака с двух сторон была весьма успешной. От первого же удара толпа дикарей распалась.  Кроме того, островитян изрядно потрепали римские стрелки, безнаказанно убивая их с башен и стен. Атакующие отхлынули и начали отступать.
   Видя это, Лот впал в ярость и отчаяние.
— Вперёд! – заорал он. – Отомстим за наших братьев!
И не дожидаясь никого,  он один кинулся к воротам. Впрочем, вокруг него тут же  сомкнулась сотня самых сильных и отважных воинов, вооружённых дубинами. Отряд Сабина вышел им на встречу за пределы лагеря. Противники сошлись, и началась резня. Дикари и их командир дрались с яростью обречённых.  Лот смог попасть в лицо одному из римлян своим копьём, ещё пятерых чужеземцев свалили и забили насмерть дубинами, сорвав с их голов шлемы. Но это было всё,  чего смогли добиться отчаявшиеся дикари. Марк Петрий сошёлся с Лотом в коротком и кровавом поединке. Копьё островитянина пробило панцирь келевста и слегка оцарапало ему левое плечо. Марк Петрий рубанул мечом сверху вниз под углом. Острая,  как бритва сталь меча без труда рассекла кожу на правом плече Лота,  затем мышцы, связки  и наискось,  с приглушенным хрустом вошла в грудину.  Хлынула кровь и Лот с мучительным стоном повалился под ноги своему убийце.  Это стало финалом битвы. Островитяне обратились в бегство. Лишь двое воинов, ещё сохранивших мужество, подхватили тело своего командира и только после этого пробежали вслед за остальными.
   Римляне, разгоряченные боем,  бросились, было  преследовать островитян,  но Сабин приказал остановиться. Кто знает, не приготовили ли дикари засаду в окружающих лагерь джунглях? Зато,  никто не останавливал стрелков и не мешал им продолжать сеять смерть. Вдогонку бегущим летели стрелы и свинцовые шары, выпущенные из пращ. Обливаясь кровью, дикари падали, кто раненый, кто убитый. Некоторые, громко крича пытались ползти, трое островитян, несмотря на то,  что в их телах торчали стрелы, продолжали бежать, поражая своей жизнестойкостью, вызванную по-видимому шоком. Всё пространство вокруг лагеря было покрыто телами убитых и умирающих, в воздухе отчетливо ощущался запах крови.
   Кода последний из дикарей скрылся, Сабин приказал Гаю Фалиску.
— Отправь десять человек, пусть добьют раненых.
— Вот повеселимся, — центурион начал потирать руки в предвкушении кровавых расправ и издевательств, что так любят творить победители в отношении побеждённых.
Сабин огляделся по сторонам. Уже наступали сумерки и времени на «веселье» не было.
— Убивать быстро! – рявкнул младший трибун. – Скоро ночь и все наши должны быть в лагере.
Хотя дикарей и  не было видно,  и ничто не указывало на их присутствие в окружающих джунглях,  Сабин не был уверен,  что они ушли. Поэтому, он решительно  пресёк все издевательства и истязания, которые непременно продлились бы до глубокой ночи.  Грубый Гай Фалиск, для которого убийства, издевательства и насилие,  уже давно стали привычной частью жизни, был явно недоволен, но спорить со старшим по званию не решился. Неповиновение приказам в римской армии каралось смертью. А он был старый служака и всегда выполнял приказы, даже если, они были ему совсем не по душе.  Римляне быстро добили раненых и торжествуя вернулись в лагерь. Всего,  вокруг укрепления пало не меньше  четырёх сотен дикарей. Ещё столько же вповалку лежали внутри ограждённого периметра. От этих тел избавились, вытащив их и побросав по другую сторону ворот.
— Трупы уберём завтра, — сказал Сабин. – Ночью это делать опасно.
Впрочем, стрелкам на башнях он приказал не убивать островитян, если те сами попытаются забрать тела своих павших товарищей. Это,  было бы,  даже к лучшему.
  Римлян в сражении  погибло всего двенадцать. Их тела уложили рядом с телом Випсания.   
   Сумерки быстро сгущались, окутывая темным покрывалом римский лагерь и джунгли.  Ворота закрыли и дополнительно укрепили подпорками. Сабин приказал смотреть  всем в оба и  быть наготове.  Число караульщиков, в том числе на башнях удвоили и повсюду на стенах укрепили  зажженные  факелы. Наползавшие было на лагерь тени,  отступили и часовые на башнях,  теперь  могли видеть всё пространство от стен до границы, где начинались заросли. 
 
(1)Здесь Диас имеет ввиду происхождение римлян от легендарной волчицы, вскормившей Рема и Ромула.
(2)Мех – кожаный мешок с подшерстком для хранения вина
(3)Скифос- керамическая чаша для питья на низкой ножке и двумя горизонтально расположенными ручками.
(4) пилум – разновидность дротика, метательное копье, состоявшее на вооружении римских пехотинцев
 
 
                                                             ГЛАВА 8
 
    Горы, расположенные к северо-западу от селения ассабейцев хранили тайну племени, о которой знали лишь избранные, такие, как старейшина Арубал и члены его семьи. Здесь,  в одной из малоприметных долин, попасть в которую можно было лишь зная тайные тропы, находился вход в пещеру,  с виду совсем  небольшую и неглубокую. Однако стоило войти в неё, пройти по извилистому  коридору меньше полусотни шагов и человек попадал в пещеру колоссальных размеров, а из неё вели пути в другие, так называемые Нижние пещеры. Сюда то, Асанти — дочь старейшины  и привела соплеменников, как только в море были замечены корабли чужеземцев.
  Нижние пещеры были огромны, в них имелись пресноводные озера и ручьи, здесь были оборудованы загоны для животных и имелись плантации для выращивания больших питательных грибов. Гора, под которой располагались эти пещеры,  вся снизу до верху была пронизана ходами и коридорами и некоторые из них выводили либо на вершину, либо на располагавшиеся ниже террасы – маленькие высокогорные луга, покрытые сочной травой. Здесь,  можно было выпасать скот и даже держать небольшие огороды. 
   В это место,  в минуту величайшей опасности приходил весь народ ассабейцев. В первый раз это случилось более ста  лет назад. И вот теперь,  снова. Единственный вход заваливался огромным камнем и островитяне могли жить внутри горы в течении  всего времени,  пока опасность не минует.
 
  Четверо усталых, угрюмых воинов,  покрытых ранами и кровью,   внесли тело Лота в пещеру и положили его у ног старейшины. Старик не произнёс ни слова, ни шевельнулся, лишь глаза его наполненные слезами выдавали всю глубину и силу, охватившего его горя.
— Он храбро сражался, — сказал один из воинов по имени Свам. – Был лучшим из нас.
Старейшина наклонился. Протянул руку и коснулся холодного чела сына. Пальцы Арубала заметно дрожали. Так, он просидел с минуту. Тишину,  вновь нарушил Свам.
— Мы ничего не смогли сделать с чужаками.  Нас было….  больше тысячи,  но они убивали и убивали,  словно не люди, а вышедшие из преисподнии демоны. Наши копья были бесполезны против их доспехов,  их же удары были искусны и ловки. Чужеземцы привыкли убивать.
— Заберите тело моего сына,  – приказал старейшина подошедшим женщинам. – Приготовьте его для погребения.
   Пещера наполнилась плачем и стенаниями. Лота все знали и любили. Со временем, он должен был стать их старейшиной и верховным жрецом. Среди женщин была и Асанти. Её душили рыдания и сердце сдавливало отчаяние и боль. В один день она потеряла и брата и лучших подруг.  Но, не смотря на охватившее её горе, она заметила, как отец быстро вышел в коридор, уводящий вглубь горы. Асанти постояла немного в нерешительности, потом отправилась вслед за отцом. Она знала, куда он отправился. Несколько поворотов и витков и вот,  она вошла в Пещеру Скорби.
    Это,  немалых размеров  помещение, освещалось  столь большим числом факелов, что свет проникал даже в самые дальние его уголки, прогоняя тени и сумрак. Посреди пещеры было озеро в форме круглой чаши, а на противоположном от входа берегу возвышался громадный гранитный алтарь.   Отец, склонившись,  стоял у алтаря.  Он  тихо, слегка нараспев читал молитвы и бросал в большое чашеобразное углубление посреди алтаря щепотки травяного порошка.  Пламя, вырывавшееся оттуда,  приобретало,  то зеленоватый, то фиолетовый, оттенок.
Отблески от огня отражались в глазах старейшины. Это были страшные глаза. В них уже не было ничего человеческого, только зияющая черна бездна.
   Асанти не видела лица отца, поскольку тот стоял к ней полубоком  но, расслышав слова молитвы,  в ужасе  застыла.
— Взываю к вам, предки, молю вас  о прощении за то, что собираюсь сделать, за то зло, которое хочу совершить. И к вашим душам, погибшие сегодня воины, я взываю. От вас прощения я не жду, лишь понимания. Моя собственная душа будет проклята и потомки будут плеваться, услышав моё имя. Но пути назад нет. Ради спасения всего народа, я позволю злу овладеть вашими телами. Они пойдут по земле убивая и разрушая, они уничтожат жестоких чужеземцев, ибо иного спасения от врагов у нас нет. Я призову Дендрарира — владыку мёртвых и он станет хозяином ваших тел. Тел, но ни душ.
— Отец!
Арубал замолчал и, вздрогнув,  оглянулся. Огибая озеро,  к нему бежала Асанти. Глаза её были наполнены слезами, губы дрожали.
— Я слышала отец! Ты хочешь призвать Дендрарира?
— Да, Асанти, я собираюсь это сделать.
— Но отец, это великое зло! Твоя душа будет проклята! Разве ты забыл, что случилось тогда? Разве не за те же злые деяния были прокляты и изгнаны из Та-Кемпт(1) наши предки?
— Я помню эту историю, — кивнул Арубал. – Она передаётся в нашем роду из поколения в поколение. Но сейчас,  я вынужден обратиться к владыке мрака. Чужеземцы должны быть наказаны. Моё сердце переполнено болью и отчаянием. Румина, Кеми,  Лот погибли  и   сотни, сотни наших храбрых воинов. Разве ты сама не жаждешь мести? Разве тебя не сжигает ярость?
— Да отец! – воскликнула Асанти. – Мои подруги  погибли у меня на глазах. Как я могу не желать возмездия чужеземцам? Но я не хочу платить за гибель и страдания врагов такую ужасную цену, которую хочешь заплатить ты!
— Нам придётся, — глухо произнёс старейшина. – Иного пути нет.  Моя собственная жизнь ничего не стоит и душа ответит за содеянное, но жертвы буду, не напрасны, твой брат, подруги  все наши люди,  будут отомщены.
— Отец, я умоляю тебя, не призывай Дендрарира! Он жесток и неразборчив,  его помощь нам, обернется погибелью всех людей.
— Какое нам дело до других?! – разгневанно вскричал  старейшина. – Ступай Асанти!  Скажи всем, чтобы поскорее уходили в Нижние пещеры.  Женщины пусть берут детей,  воины,  те что остались,  пусть тоже уходят. Скажи им, чтобы они не помышляли о мести чужакам. За них отомстят их павшие братья.  Закройте входы в пещеру огромными камнями. И целый год вы не должны выходить наружу. Потом отправите разведчиков.  Если слуги Дендрарира всё ещё будут бродить по острову, выждите ещё год.
   Асанти плакала, умоляла отца не совершать страшного, противного и светлым богам и людям.  Но старейшина,  уже не слушал её. Выйдя из Пещеры Скорби,  Арубал  обнял дочь и после, приказал двум воинам увести ее. Затем, он сказал приблизившемуся  Сваму:
— Подбери троих воинов и ступайте в деревню. Возьмите трупы чужаков и тащите их к старому храму на болотах. 
— К Проклятым холмам? – вскричал Свам.
-Да. Ты не ослышался. Никаких больше вопросов!  Поторопись.
Свам  кивнул. Подойдя к группе воинов, наблюдавших, как толпы женщин и детей входят в Нижние пещеры, он позвал:
— Каван, Мирха, Саркан, следуйте за мной.
Как и приказал старейшина, четверо воинов вернулись в деревню. Трупы чужаков, всё также валялись возле хижины. Ухватив их за ноги и немало не заботясь о том,  что тела и головы римлян немилосердно бьются о землю, воины направились в сторону болот. 
   Старейшина,  прибывший туда первым, ждал возле полуразрушенного храма. Уже начало темнеть. С моря дул холодный ветер, что было весьма странно для этих южных широт. Жизнь в окружающих джунглях, словно замерла, затаилась,   в предчувствии чего-то страшного. Ни щебета птиц, ни жужжания насекомых, ни криков животных. Лишь,  шумела листва, и шум этот,  порой походил на чей-то зловещий шепот.
— Следуйте за мной, — приказал Арубал воинам.
Они направились к дверям храма, внутри которого тоскливо завывал ветер. Жрец остановился в центре большого зала перед алтарем из чёрного камня в форме кинжала, направленного острием вверх. Подойдя в плотную к алтарю, он коснулся его рукой два раза в одном и том же месте. Тотчас послышался тяжёлый приглушённый гул.  Воины,  встревожено начали озираться по сторонам. Звук шёл, казалось,  отовсюду и с каждым мгновением сила его нарастала. И вот, вокруг алтаря пол заходил ходуном.  Начали подниматься вверх шесть каменных плит, которые до этого казались такими же, как все остальные, которыми был выложен пол в храме. Эти плиты, оказавшиеся монолитными, обтёсанными глыбами, поднялись на высоту в половину человеческого роста и замерли. Вновь в зале наступила тишина, если не считать  ветра, завывавшего среди каменных стен на разные тона..
— Кладите тела на пьедесталы, — приказал Арубал воинам.
Когда это было сделано, жрец вновь коснулся алтаря. Через мгновение, тот пришёл в движение. Снизу до верху его прорезали,  идущие параллельно друг другу щели, разделившие чёрную глыбу на дюжину равных частей. И все они начали одновременно вращаться, каждая в свою сторону. При этом, сам алтарь начал отъезжать назад и под ним открылась круглая яма, окутанная непроницаемой тьмой. Оттуда потянуло могильным холодом и вонью разлагающихся растений.
    Арубал ступил на край ямы и повернувшись к воинам сказал:
— Теперь уходите. Я должен сосредоточиться на совершении древнего ритуала.
Видя колебания воинов, старейшина сердито топнул и воскликнул:
— Бегите же! Здесь опасно оставаться! Бегите!
Более, не обращая внимания на растерявшихся соплеменников, жрец принялся нараспев читать заклинания. Время от времени,  некая мелодичная тональность его голоса срывалась и жрец начинал,  что-то яростно кричать. Никто из воинов не понимал языка, на котором говорил сейчас Арубал, но в том, как произносились звуки, как складывались слова и фразы было что-то жуткое, зловещее, чуждое человеческому восприятию. Мрачность ритуала подчёркивалась и время от времени издаваемыми  криками, полными злобы и ярости и жестами жреца, преисполненные чем-то диким, первобытным пришедшими  из той эпохи, когда человек ещё жил в пещерах, а в мире царило зло порождённое космосом.
   Воины, заворожённые зрелищем не уходили. Из ямы,  вскоре пополз зеленоватый дым. А затем, начало подниматься и распрямляться нечто, похожее на огромный толстый стебель. На конце его набухал, раздувался и пульсировал красными прожилками огромный кокон. Воины разом вскрикнули и отступили от алтаря, поражённые сильнейшим страхом. Между тем, достигнув определённых размеров и более не в силах сдерживать накопившуюся внутри себя массу, кокон,  с влажным хлюпаньем раскрылся.  Во все стоны брызнуло чем-то зелёным и липким. Несколько капель попали на руку Сваму. Волосы на его голове встали дыбом,  а из глотки вырвался вопль ужаса, когда он увидел и ощутил, как эти  капли двигаются. Он начал судорожно стряхивать их со своих рук.  Зелёные, пульсирующие комочки слизи  падали на каменный пол и продолжали шевелиться там, пытаясь ползти.
   Кокон, раскрывшийся наподобие бутона цветка, выбросил из своей сердцевины мотки толстых, блестящих щупалец, покрытых по краям острыми, загнутыми колючками. Щупальца начали расползаться в разные стороны, слепо тыкаясь туда-сюда, словно безглазые черви.
— Дендрарир, прими подношение! – вдруг пронзительно закричал Арубал, воздев обе руки вверх,  в сторону раскачивающегося над его головой бутона. – Пусть их кровь питает тебя! Пусть твоя сила растёт! Наполни мёртвое жизнью и пусть твои дети кормят тебя!
Вопли жреца, словно послужили чудовищу сигналом. Щупальца добрались до трупов, лежащих на пьедесталах и принялись опутывать их. Одновременно, они проникали во все доступные для них отверстия и жадно учащённо пульсировали. Через мгновение послышалось омерзительное чавканье и с пьедесталов начала стекать кровь. Щупальца толстели и разбухали прямо на глазах. Острые колючки разрывали плоть, а губчатые наросты, расположенные  на конце каждого щупальца жадно заглатывали человеческое мясо.
— Отец, нет!
Крик, наполненный ужасом и отчаянием раздался со стороны входа в храм. Арубал, Свам и все остальные обернулись. К алтарю, заламывая руки и обливаясь слезами, бежала Асанти.
— Нет, отец! Не призывай больше Дендрарира! Закрой яму!
Тут, одно из щупалец, рванулось в сторону девушки. Та взвизгнула и отскочила в сторону. Но её резкие движения, ещё больше привлекли внимание чудовища. За беглянкой устремилось, уже сразу пять щупалец. Одно из них случайно наткнулось на воина по имени Мирха и сразу же обвилось вокруг его горла. Тот,  успел издать, лишь сдавленный крик, как был поднят в воздух. На него набросилось ещё несколько щупалец. Они принялись   рвать и терзать жертву. Несчастный пронзительно кричал и извивался.  Его пожирали живьём. Кровь хлестала во все стороны. Ещё будучи живым, оставаясь в сознании и понимая, что происходит, он чувствовал, как рвётся его кожа, как щупальца жадно проникают в его живот и между рёбер, как они поедают его внутренности и всасывают кровь.
— Уведите её! – закричал Арубал воинам. – Бегите в пещеры! Теперь, я не могу остановить Дендрарира! Он вкусил крови! Ему ещё нужна пища!
Свам схватил девушку и несмотря на её душераздирающие крики и отчаянное сопротивление поволок из зала. Каван и Саркан, выставив перед собой копья, пятились следом. Оба были бледны, глаза расширены от ужаса. За миг до того, как выскочить из храма, Свам увидел, как щупальца схватили жреца, подняли его и потащили к пульсирующей, громко чмокающей зелёной слизью сердцевине бутона. 
  Старый Арубал не кричал и  не сопротивлялся. Он знал, какую принесёт жертву, явившись сюда и пробудив древнего кровожадного бога.  Более ста лет назад один из его предков по отцовской линии, тоже пробудил Дендрарира и тогда,  это закончилось гибелью сотен людей. Как потом удалось усмирить Дендрарира и вернуть его в яму под алтарём,  так и осталось неизвестным. Рассказов об этом не дошло. В семье потомственных  жрецов народа ассабейцев от поколения к поколению передавался, лишь секрет пробуждения бога и история, приведшая их сюда на этот благословенный остров, в действительности ставший местом пристанища ужасного существа.
   Арубал не закричал,  даже тогда, когда острые зубья впились в его тело, а кровь начала сочиться сквозь одежду и капать на алтарь. Старик  уже терял сознание. Последнее, что он увидел в своей жизни,   как сердцевина бутона раскрылась и вытянулась  в темно-красную глотку, усеянную бессчетным количеством шипов и игл.
   Щупальца, сожравшие трупы на пьедесталах начали сливаться и сплетаться друг с другом, образовав в конечном итоге четыре отдельных толстых стебля, темно-зелёных, мясистых, покрытых слизью, и бешено пульсирующих. На конце каждом из них начал расти и набухать  бесформенный нарост. Но вот, сердцевины этих образований с приглушённым хлопком лопнули и принялись  выбрасывать во все стороны  зеленоватые облака из триллионов микроскопических спор.  Ветер поднял их и понёс сквозь заросли.  Издали могло бы  показаться, что джунгли начал окутывать зеленоватый, сияющий позолотой туман. Он медленно полз через болота, среди корявых стволов и камней.  
 
— Гляди-ка, какой странный туман, — сказал Ариваз своему приятелю Ксанту, указывая на зеленовато-золотистую  дымку, ползущую из зарослей. 
Оба стражника находились на северо-восточной башне обращённой к джунглям. Они только-только заступили на дежурство, сменив двоих прежних часовых.  Ариваз был сирийцем родом из Лаодикеи, Ксант греком с острова Крит. И тот и другой прекрасно стреляли из луков и служили в римском флоте уже восьмой год. Оба опытные и бывалые воины много чего повидавшие в своей жизни. В недавнем сражении с островитянами и Ариваз и Крисп положили немало противников. Такие бои – одно удовольствие. Никакого риска, враг слабый и неумелый, просто бей его и всё.
   При виде странного тумана, медленно, но неотвратимо ползущего между кустами и деревьями и постепенно приближающегося к стенам лагеря, Ксант испытал какое-то неясное беспокойство. Нехорошее предчувствие и необъяснимая тревога охватили его.
— Думаешь это туман? – спросил он сирийца.
— А что ещё может быть? На дым не похоже.
— Скорее, похоже на густое молоко, — хмыкнул грек.
   Ещё, он обратил внимание, что туман, кроме несвойственного ему цвета и чрезмерной густоты,  обладает ещё одной странностью. Создавалось впечатление, что состоит он из тяжёлых частиц, поскольку не поднимался выше уровня груди обычного человека. Разве что иногда,  его поднимали выше порывы ветра.
— Может, это пыльца? – пробормотал Ксант.
— Пыльца? – удивился Ариваз.
— Ну да. С каких-нибудь цветов.
— Так много пыльцы? Взгляни! — Сириец сделал широкий жест рукой, указывая на джунгли, водопад и реку. – Этот туман везде.
Зеленое марево, достигнув стен лагеря, разделилось на несколько самостоятельных потоков, которые  поползли дальше в сторону побережья. Но отдельные клочья тумана проникли через естественные щели ограды и потекли во всех направлениях по территории лагеря. Внизу возле ворот послышались возгласы удивления и лёгкой тревоги. По мере того, как туман заволакивал лагерь, подобные возгласы раздавались то здесь, то там. Воины, спавшие в своих палатках, выбегали наружу. А те, кто бодрствовал, лихорадочно отряхивали от чего-то свои ноги.
— Туман живой!
Это воскликнул один из стражников возле ворот.
— По мне, что-то ползает! – крикнул другой солдат.
Теперь уже, отовсюду,  то и дело доносилось:
— О боги! Это что такое?  Шевелиться! Пыльца живая! Это какие-то жуки! Это мухи! Отряхни, отряхни меня! В волосах! Это ползает! Проклятие, надо помыться!   
— Всем быть начеку! – гаркнул центурион Гай Фалиск, прохаживаясь вдоль стен и проверяя, как несут караул воины на башнях. – Чего разорались? Это всего лишь какая-то мошкара!
Впрочем, ощущения своих подчиненных он понимал. По его собственным ногам ползали тысячи этих мелких зелёных созданий, и избавиться от них было нелегко. Он смог стряхнуть эту живую пыльцу с колен,  голеней и икр, но мерзкая шевелящаяся пыльца или мошкара, кто её разберёт, набилась в обувь,  и избавиться от неё было можно, лишь помывшись.  Совсем паршиво приходилось тем, кто спал в палатках, когда странный туман проник в лагерь. Зелёная пыльца покрывала их с ног до головы, набилась в горло и нос. Не дожидаясь разрешения командиров, что было серьёзнейшим нарушением дисциплины, наиболее «пострадавшие» бегом направились к озеру. Гай Фалиск не стал их останавливать. Он направился к палатке Сабина, чтобы доложить о случившемся.  Проходя мимо того места, где были сложены тела убитых римлян, центурион застыл, пораженный увиденным. Зелёная, светящаяся золотистыми всполохами  пыльца,  полностью облепила трупы. От того,  что она беспрестанно шевелилась и перемещалась, создавалось жуткое впечатление, что это шевелятся мертвецы.  Гай Фалиск был не из робкого десятка и всякого повидал за свою жизнь, но сейчас ему стало не по себе. Он прошёл мимо тел быстрым шагом, стараясь больше не смотреть на мертвецов. Скорее бы уже сжечь тела, вместе с этой зелёной дрянью.
   Шум и переполох, поднявшийся в лагере разбудил трибуна Сабина и келевста Марка Петрия. От того, что их палатки имели плотно закрывающиеся пологи, пыльца не проникла к ним и они не представляли с чем столкнулись их люди.
  Гай Фалиск подбежал к Сабину.
— Что случилось? – спросил тот,  встревожено.
Центурион вкратце рассказал. Сабин и Марк Петрий захотели взглянуть на странные облака, но к тому времени их отнесло ветром далеко к западу, так что теперь их не было видно за деревьями. Клочки тумана проникшие в лагерь, тоже развеялись, поэтому командиры вынуждены были довольствоваться осмотром трупов и брошенной одежды на берегу озера.
   Вид мертвецов, покрытых зелёной, шевелящейся пыльцой поразил Сабина и Марка Петрия до глубины души.
— Немедленно сжечь! – бросил младший трибун. Его желудок скрутило, к  горлу подступила тошнота  и он поспешно отвернулся.
  В то время, пока солдаты приводили себя в порядок, а их командиры гадали, что же это за пыльца такая,  или насекомые, часовые на башнях продолжали наблюдать за местностью. Всё пространство перед лагерем теперь было покрыто сияющей зелёной пылью. Сначала, стражники с ужасом наблюдали за «шевелящимися» трупами островитян, но затем, пыльца начала блекнуть и исчезать. Через несколько минут от неё не осталось и следа. Тела, по-прежнему лежали на своих местах и никакого движения больше не наблюдалось. То же самое Сабин,  Марк Петрий и Гай Фалиск могли наблюдать во дворе лагеря.  Пыльца, покрывавшая трупы их погибших товарищей, вдруг исчезла. Точнее, создалось такое впечатление, что она вся впиталась в тела, проникнув через естественные отверстия и кожу.
— Трупы сжечь, — повторил Сабин. – Всю одежду и снаряжение помыть. Кто знает, не ядовита ли эта дрянь?
— Пока, вроде бы, никто не умер, — пошутил Марк Петрий.
 
   Рабам, запертым в загоне повезло.  Загадочное зелёное марево не добралось до них. Оно стелилось по земле, редко поднимаясь выше. Загон же был сооружен  на земляном  возвышении.  Достигнув препятствия, туман, как-то осел ещё ниже и  начал обтекать насыпь и ползти дальше в сторону озера и реки.
— Что это такое? – со страхом спросил Бакий, наблюдая за медленно текущим туманом. – Я никогда такого не видел.
— Что бы это ни было, я уверен, опять римляне напакостили, — хмыкнул Одакс.
— Точно, вся дрянь и дерьмо от них, — хохотнул Диас.
Другие рабы поддержали фракийцев. Многие смеялись и зло подшучивали над орущими, мечущимися либурнариями.
  Вместе с тем, несмотря на показное веселье, переполох, поднявшийся в лагере,  встревожил рабов не меньше чем римлян.  И хотя,  никто вроде бы не пострадал и туман отогнало ветром на запад, в душе каждого человека, находившегося в лагере осталось какое-то гнетущее чувство, словно они соприкоснулись со смертью.
 
 
                                                                ГЛАВА 9
 
    Когда суматоха в лагере несколько поутихла, а солдаты, смывшие с себя зелёную ползучую дрянь, даже принялись шутить по поводу своих недавних страхов, часовые на башнях смогли в полной мере вернуться к своим обязанностям и ни на что больше не отвлекаться.
   Ариваз и Ксант наблюдали со своей башни за джунглями. Скоро, их должны были сменить, и утомлённые стражники,  уже  предвкушали, как заберутся в палатку и вырубятся до самого утра.
   Чтобы повеселить приятеля и немного взбодрить его, поскольку Ксант клевал носом, Ариваз собрался было отмочить смачную шутку по поводу либурнариев, наделавших от страха в набедренные повязки, как вдруг  заметил возле ближайшего к стене куста движение. Там, лицом вверх лежал убитый им днём молодой  островитянин. Стрела торчала в его горле чуть ниже кадыка.  Сначала, Ариваз решил,  что глаза его подводят. Возможно,  это было следствием утомления. Кроме того, ветер раскачивал ветви окружающих деревьев, отчего отбрасываемые ими тени причудливо двигались, что и могло вызвать иллюзию шевеления.
Понаблюдав за трупом ещё немного, сириец усмехнулся и стал смотреть в другую сторону. Мертвец лежал там же,  где смерть настигла его, и также неподвижны были  сотни других трупов. Ариваз хмыкнул и потёр пальцами глаза. Просто, все немного перенервничали сегодня и устали,  вот, и чудится всякое.
   Вокруг, всё было тихо и спокойно. Зелёный туман бесследно исчез вдали, ветер шумел в ветвях, брёвна из которой была сложена башня тихо поскрипывали, люди в палатках засыпали и даже неутомимый, вездесущий центурион куда-то пропал. Наверное, ушёл проверять посты в другую часть лагеря. 
   Устав смотреть в одном направлении, Ариваз сместил фокус обзора снова в сторону того куста, где лежало тело островитянина. 
 И застыл на месте.
Всё нутро сирийца сковал ледяной ужас, горло сдавил спазм, так, что он не мог произнести ни звука.
 Убитый им дикарь стоял возле куста.
 Стрела по-прежнему  торчала в его горле и вся грудь и живот островитянина были покрыты подсохшей кровью.
 Сириец не мог найти тому, что видел ни одного вразумительного объяснения. Если только, тот человек был  ранен… Но нет,  стрела пробила горло! Островитянин не мог быть ранен. Невозможно остаться живым, если…
— Смотрите! — вдруг крикнули с другой башни – Они встают!
Теперь, уже все это видели, со всех башен.  Сотни мертвецов, лежащие вокруг лагеря начали шевелиться и вставать. Со стороны римского лагеря донеслись крики страха и изумления.
Мертвые поднимались в полном молчании. Окровавленные,  с белыми лицами, искаженными мукой смерти. Слегка пошатываясь, они неуверенно начали ковылять к стенам и воротам.
— Этого не может быть, — пробормотал Ксант. – Мы ведь убили их.
Но вопреки всякой логике, презрев законы природы и здравого смысла,  тела убитых островитян поднимались и шли вперёд.
Ариваз ватными пальцами достал стрелу из колчана, другой рукой поднял лук. Отработанное многими годами мастерство не подвело его. Тонко запела спущенная тетива и стрела  вошла в грудь,  точно в район сердца, медленно бредущего островитянина. Того самого, которого он убил раньше.
   Идущий пошатнулся. И только. Восстановив равновесие, он двинулся снова вперёд. Стрела, пробившая ему сердце,  беспокоила его не больше чем та, что торчала в его горле.
   С других башен, тоже начали стрелять, но последовавшие сразу за этим  испуганные и удивлённые возгласы возвестили, что результат везде был одинаков. Мертвецы неотвратимо надвигались, охватывая лагерь с трёх сторон и стрельба римлян их совершено не беспокоила.
  Марк Сабин и Марк Петрий, уже повторно разбуженные за эту ночь,  прибежали к воротам. Здесь они поднялись на стену.  Волосы на  головах командиров зашевелились от ужаса при виде толп обезображенных трупов бредущих со всех сторон к лагерю.
Стражники по-прежнему стреляли с башен, но их усилия были напрасны. Стрелы втыкались в тела в лица мертвецов, но те  шли и шли вперёд. Один из пращников, подобрав здоровенный булыжник, метнул его и удачно снёс сразу полчерепа одному из оживших. Но тот, лишь пошатнулся и после продолжил идти, хотя все, что было выше его глаз, представляло собой кровавое месиво из кожи, мяса, мозгов и обломков кости.
— Укрепить ворота! – закричал Сабин и не узнал свой собственный голос,  искаженный страхом, что сдавил ему горло своими липкими холодными пальцами. Приказ был отдан своевременно. Стражники у ворот установили дополнительные подпорки из брёвен. 
Первые мертвецы достигли ворот и навалились на них. Остальные, тоже  приближались. Огромная, окровавленная, страшная в своём молчании и теперь,  уже равнодушная к смерти толпа.
 
— Что происходит? – спросил Диос, прижавшись лицом к прутьям ограды и глядя в сторону западных ворот лагеря. – Похоже, на римлян  снова напали.
— Охраны нет, — тихо сказал Одакс, глядя в другую сторону.
Обычно, несколько стражников прохаживались вдоль ограждения или  патрулировали со стороны озера. В общем-то,  это было единственное направление, в котором рабы, вздумай они бежать, смогли бы прорваться с наименьшими потерями. Пробовать бежать в другие стороны никто бы не решился, во всяком случае, пока на башнях и стенах находились часовые.
    Сейчас,  со стороны реки и озера их никто не охранял. Да и у ограды никого не было. Часовые, нарушив приказ, находились сейчас возле претория. С одной стороны, всё-таки помня о своём долге,  они не побежали, как  все остальные к воротам, чтобы узнать, что происходит.  Но с другой стороны, оставаться возле загона с рабами, когда за стенами лагеря происходит нечто непонятное и страшное, они тоже не могли. Человек так устроен, что не в силах долго ждать прихода опасности, о которой ничего не знает. Человек предпочитает взглянуть страху в лицо и чем скорее, тем лучше, чтобы решить, что ему делать, бежать или драться.
  За стенами лагеря происходило,  что-то совершенно непонятное. В голосах римлян слышался сильнейший страх, который, вряд ли мог быть вызван очередным нападением дикарей. Во всяком случае,  не обычным нападением, которое, уж точно не напугало бы закалённых и бывалых солдат.
— Я думаю, другого шанса у нас не будет, — сказал приглушённо Одакс.
Десять человек, находившиеся рядом с ним, подобрались. На лицах и в глазах отразилась решимость. Все они были готовы. Ограда за  которой их держали, была высотой всего-то в рост человека.  Видимо, когда римляне сооружали её,  они  решили, что рабы едва ли решатся на побег, будучи на острове, расположенном так далеко от известных им земель.    
— Перелазаем, освобождаем женщин и прорываемся к южным воротам, — сказал Одакс. – Их не охраняют.  Да помогут нам боги!
— А ты уверен, что местные примут нас, даже если мы вернём им их девчонок?
— Я уверен лишь в одном: если останемся тут, свободы нам никогда не видать.
И с этими словами,  Одакс ухватился за верхнюю кромку ограды и начал перелазить. Остальные, чуть помедлив, бросились следом.
 
— Надо выйти из боковых ворот и ударить с фланга! – заорал Марк Петрий.
То ли от страха, то ли ещё от чего-то он, похоже, слегка спятил. На его бледном лице блуждала странная улыбка, глаза лихорадочно блестели. – Отбросим их! Убили один раз – значит, прикончим и во второй. 
— Нет!  – охрипшим голосом вскричал  Сабин. – Разве ты не понял? Это гнев богов! Мертвые ожили!  Посмотри,  стрелы их не берут. Думаешь,  от другого оружия будет больше пользы?
Марк Петрий хотел, было  сказать, что стоило бы попробовать пустить в ход мечи и топоры, как вдруг с одной из башен раздался вопль часового.
— О боги! Что это?
Среди кустов, с шумом ломая ветки и хрипло, тяжело дыша,  неслось,  что-то огромное. Оно двигалось быстро. В свете факелов мелькнула окровавленная спина. Это нечто, вломилось в толпу мертвецов, сгрудившуюся перед воротами и,  опрокидывая всех попавшихся на пути, ринулось дальше, пока не врезалось со всего разгону в стену шагах в пяти от левой створки ворот. Удар такой силы размозжил бы любому живому существу голову, что привело бы к мгновенной  гибели,  но тварь и не думала подыхать. Издавая ужасающие хрипы и другие звуки, описать которые было невозможно, она продолжила биться о стену. 
   Один из солдат бросил вниз факел. Возле стены стало светлее.  Все увидели,  что это крупный хряк из числа одичавших свиней. Вся его спина представляла сплошное кровавое месиво, а местами из разодранной плоти,  даже проступал позвоночник.  Кровь текла и из под брюха. Разбитая, изуродованная морда, тоже  была в крови,  не хватало одного глаза. Другой, бледный и мутный, как вздувшийся, готовый вот-вот лопнуть гнойник выступал из глазницы под неестественным углом.
  Раны, покрывавшие тело животного не были похожи на те, что наносятся мечом, копьём или другим оружием. Тело хряка, словно рвали зубами и напавших на  него было много. Беспорядочные укусы виднелись  тут и там, но особенно их было много на спине, где были выдраны целые куски плоти.  От таких ран и кровопотери животное должно было непременно  умереть, но оно яростно  билось о стену,  вопреки всем законам природы и  здравому смыслу. Очевидно, было, лишь одно: хряк  мертв, убит недавно,  но, как и воины-островитяне,  он  ожил по неизвестной причине.
 
 Шум за спиной, таки привлёк внимание троих часовых. Развернувшись, они застыли, поражённые увиденным.   В  первое мгновение, солдаты не поверили собственным глазам, увидев, что причиной шума стали рабы, перелезающие через ограду загона. Когда же часовые с криками, сыпля ругательствами, бросились в ту сторону, было уже поздно. Рабы в большинстве своём вырвались на свободу.
   Сотня  безоружных,  отчаявшихся человек против троих римлян отлично вооружённых и защищённых доспехами. Но рабам, кроме собственной жизни терять было нечего. На кону стояла свобода. Поэтому, они набросились на  растерявшихся часовых с удвоенной силой и яростью. Рядом с оградой валялось множество палок и поленьев. Несколько рабов вооружились ими. Двое,  из троих часовых,  видя столь большое число противников  заняли оборонительную позицию, встав, друг к другу спиной, третий же, громко крича: «Мятеж!» устремился к западным воротам лагеря, где сейчас в основном собрались все люди трибуна Марка Сабина.
  Толпа рабов налетела на римлян, как вихрь, как яростная волна, захлёстывающая прибрежные камни во время шторма. И откатилась, обливаясь кровью. У ног либурнариев корчились двое. Один держался за живот и харкал кровью, другой с рассеченной надвое головой,  почти сразу затих. Но гибель товарищей,  лишь обозлила рабов. Они снова напали со всех сторон. Одному галлу удалось избежать удара мечом, и он ухватил римлянина сзади за шею. Диос, воспользовавшись этим,  с размаху вонзил заострённый конец палки, которой был вооружен в горло солдата. Тот захрапел и выронил меч, и оружие мгновение спустя  оказалось в мозолистой руке Бакия. Огромный фракиец ударил им наотмашь в спину второго либурнария.   Другой меч  достался иллирийцу Тавмату. Толпа рабов с дикими воплями устремилась в сторону претория. Они собирались прикончить всех, кого встретят, завладеть оружием и напасть на людей Сабина, всё ещё находившихся  у западных ворот. Впрочем, там были,  уже не все солдаты. Центурион Гай Фалиск собрал вокруг себя группу из двадцати либурнариев и они неспешно шли навстречу мятежникам, держа перед собой мечи и копья.
   Диос, Бакий, Одакс и их группа из десяти человек,  состоящая в основном из соплеменников-фракийцев,  устремилась в другую сторону. Им нужно было спасти девушек.
   Палатку с пленницами никто не охранял. Двое часовых ретировались оттуда, как только первые рабы вырвались из загона. Одакс ворвался в палатку. Островитянки, сбившись в кучку,  с ужасом взирали на почти голого, грязного, бородатого человека.
— За мной! – проревел он, делая характерный жест рукой. – Скорее!
Естественно, пленницы не поняли ни слова, но из смысла происходящего им стало ясно, что странный незнакомец явился, как  спаситель. Разбираться, кто он и почему выглядит так странно, они не стали. Сейчас следовало поторопиться. Снаружи, к  беглецам присоединилось ещё человек пять или шесть, решивших не испытывать судьбу и не бросаться на строй римлян, как другие, повинуясь,  лишь  скопившейся ненависти и ярости.  Среди них был и Тавмат, по-прежнему сжимавший в руке меч убитого римлянина. 
   Вся группа, теперь уже состоящая  из трёх десятков человек,  кинулась к  южным воротам лагеря. Мужчины бросились открывать ворота.  Девушки остановились чуть в сторонке. Ещё немного и беглецы окажутся на свободе. Конечно, потом нужно  ещё суметь скрыться, но они верили в успех.
   Внезапно, позади мятежников, начавших уже раздвигать створки ворот,  раздались женские крики, полные ужаса.
Одакс и все остальные обернулись. К группе девушек странной раскачивающейся походкой приближались  пять или шесть человек. В полутьме разглядеть их толком не удалось. Шли они с той стороны, где были сложены тела Випсания и воинов,  павших в сражении с островитянами.
— Ну, чего все встали?! Бежим скорее! – заорал Диос, отчаянно махая рукой.
Как и большинство беглецов, он ещё не понял, что происходит. Странная группа, медленно бредущая в их сторону,  была ещё далеко, и разбираться с ними не было смысла. Ворота уже открыты и следовало скорее покинуть лагерь.
   Рабы и освобождённые девушки выбежали на открытое место перед воротами. До ближайших зарослей было шагов двадцать и столько же до берега озера, находившегося справа. 
Девушки бежали следом. Диос так и не понял, что так напугало пленниц. Впереди за кустами он увидел двоих островитян. Они, пошатываясь, брели среди деревьев. Их странная походка, какая-то непонятная отрешенность озадачили Диоса, но он тем не менее крикнул, желая привлечь их внимание:
— Мы друзья! Мы освободили ваших женщин! 
Фракиец,  конечно, знал, что его слова вряд ли будут поняты,  но общий смысл, должен был до них дойти.  Диос пошёл  на встречу дикарям, продолжая кричать:
— Друзья! Мы не желаем вам зла! Вот ваши женщины, мы помогли им бежать!
— Стой! – вдруг крикнул Бакий, почуяв неладное.
Диос замер. К нему подбежал его товарищ с факелом в руке.  В колеблющемся свете огня фракийцы  увидели,  что идущие к ним островитяне сплошь покрыты засохшей кровью. И если бы только это.  У одного была надвое разрублена голова до самой нижней челюсти и при каждом шаге обе половинки болтались из стороны в сторону. В груди второго торчала стрела и глубоко был рассечён бок. 
  Фракийцы в ужасе застыли, не понимая,  что происходит. К ним шли трупы. Самые настоящие мертвецы, поскольку получив такие раны, ни один человек не смог бы остаться жив. Чуть в отдалении  за деревьями показались еще трое. Какие они получили раны,  отсюда видно не было, но их характерная медленная, слегка раскачивающаяся походка,  показывала, что они прибывают в таком же состоянии, как и двое ближайших островитян.
— Мертвецы, — прохрипел Бакий, в страхе отступая на шаг. – Боги прокляли нас!
— Заткнись! – рявкнул Одакс, выбегая вперёд. – Нужно провраться! Рубите их!
Он было размахнулся, чтобы в раз снести голову приблизившемуся к нему мертвецу со стрелой в груди, но тут одна из спасенных девушек пронзительно закричала и вцепилась обеими руками в руку фракийца.
— Мати! Мати! – кричала она не переставая.
Обескураженный Одакс отступил. Похоже, девушка знала этого воина. Кто он? Её муж, брат, друг?
  Но островитянин отступать или останавливаться и не думал. Он также шёл вперёд, только теперь на его пути была девушка. Она шагнула ему на встречу.
— Мати! Оки ата оривенас? (Мати! Что с тобой?) Мати,  орив ведаи иметива? (Мати, ты меня слышишь?)
— Асами! – крикнула одна из девушек, делая предостерегающий жест.
Но было поздно. Мертвый островитянин, приблизившись к девушке вплотную, неожиданно быстро схватил её за плечи и впился зубам в шею. Асами издала пронзительный вопль боли и ужаса. Она оттолкнула от себя мертвеца, но в его зубах остался большой кусок вырванной плоти. Асами упала, обливаясь кровью. Две девушки с криками бросились к ней.
— Надо уходить! – заорал Диос, затравленно озираясь по сторонам.
Уже отовсюду из-за черных стволов деревьев из-за кустов выходили мертвецы. В полном молчании, окровавленные, изуродованные смертью, они приближались медленно но неотвратимо. Окружить группу живых,  они еще не успели и следовало этим воспользоваться. Бывшие рабы и освобожденные девушки сначала бросились в сторону римского лагеря, а затем резко повернули на юг и устремились к расположенным там холмам. Мертвецов в той стороне ещё не было. Двое мужчин тащили истекающую кровью Асами, остальные шли следом или впереди. Диос, как смог объяснил одной из девушек по имени Кинди, что они были пленниками римлян, но бежали и теперь им нужна помощь. Кинди оказалась весьма сообразительной. Она вела всю группу к южному побережью, постепенно отклоняясь на юго-восток, чтобы добраться до одной маленькой рыбачьей деревушки, где можно было прийти в себя и  передохнуть. 
 
  Между тем, вокруг римского лагеря происходило следующее: толпы мертвецов начали постепенно оттягиваться в сторону южных ворот. Они,  словно чуяли,  что проход освободился. Римляне же, не сразу поняли, что происходит. Первой их заботой были рабы, напавшие на солдат с тыла с такой  яростью, что удержать их было невозможно. Огромный хряк тупо и упорно продолжал, бился в стену рядом с воротами,  хотя в его тело лучники всадили уже два десятка стрел. Но усилия чудовища,  уже приносили плоды. Стена  том месте была сильно расшатана и целая секция грозила вот-вот рухнуть.
-  Заделать пробоину! — орал Марк Сабин. – Подпорки сюда! Скорее!
Несколько солдат во главе с Марком Петрием   устремились к преторию, где были сложены запасные бревна и связки из стволов бамбука,   но наткнулись на нескольких своих медленно бедующих товарищей.  В колеблющемся свете факелов Марк Петрий увидел прямо перед собой белое, искаженное мукой смерти лицо Випсания. Глаза его были затянуты мутью, приоткрытый рот измазан кровью.
Келевст остолбенел. Рядом с Випсанием шли и те солдаты, что погибли в сражении с островитянами. Все они,  еще недавно лежали в отдаленной стороне лагеря,  ожидая сожжения, но теперь, повинуясь какой то непонятной загадочной силе, ожили и шли, чтобы убить своих товарищей по оружию. Один из мертвецов,  воспользовавшись заминкой, внезапно качнулся вперёд и вцепился стоявшему слева от Марка Петрия либурнарию зубами  прямо в лицо. Випсаний набросился на келевста. Тот, проворно отскочил и, взмахнув мечом, рассек голову Випсания надвое до верхней челюсти. С хрустом,  лезвие меча прорубило череп, брызнули кровь и ошметки мозга. Но мертвец, словно и не почуял этого. Он продолжал идти на Марка Петрия.
   Келевст выдернул меч из черепа ожившего трупа и отскочив назад еще на пару шагов размахнулся и ударил, чуть наискось, метя Випсанию в шею. Глова,  кувыркаясь отлетела во тьму. Тело, тут же замерло, запнулось в своем движении, словно наткнулось на невидимую стену. Затем, оно стало бестолково вертеться на месте, в то время, как руки, всё время пытались что-то схватить.
  Вокруг,  был уже полнейший хаос.   Солдаты дрались и с мертвецами и с восставшими рабами. Факелы метались из стороны в сторону, как и чудовищные уродливые тени. То тут, то там слышались крики: «Он укусил меня!», «Помогите!», «Я ранен, о боги, я ранен!».
К звукам ударов, стонам и крикам вскоре добавились ещё и другие звуки, еще более ужасающие. Из темноты доносилось жадное голодное урчание и чавканье.
  Марк Петрий бросился к восточным воротам, где в это время еще находился Сабин и два десятка солдат. По дороге,  он наткнулся на одного из либурнариев и островитянина, сидевших на корточках возле тела убитого раба. Из распоротого живота они вытягивали  внутренности и жадно рвали их зубами. К горлу Марка Петрия подкатила тошнота. Он едва сдержался и побежал дальше.
   Возле ворот прорвавшиеся внутрь мертвецы атаковали группу Сабина. Один из либурнариев на глазах келевста пронзил мертвеца-островитянина копьем. Но тот продолжал идти, насаживаясь на древко. Его руки с судорожно скрюченными пальцами тянулись к человеку. Глаза мутная поволока,  окровавленный рот разинут в предвкушении теплой живой плоти.  Один из мертвых либурнариев  вцепился зубами в руку своего живого товарища. Тот отбросил его ударом ноги в грудь,  но из рваной раны сильно шла кровь.  Обозленный солдат разрубил мертвецу лицо наискось. Но тот продолжал иди,  верхняя половинка его головы болталась из стороны в сторону.
   На Сабина напал один из уже мертвых либурнариев. Кто-то отсёк ему ноги и он полз, опираясь лишь на руки. Потому то Сабин и не заметил его сразу, когда оживший подкрался сбоку. Он вцепился Сабину обеими руками в его правую руку, повис на ней всей тяжестью тела. Младший трибун заорал от ужаса, ощутив, как холодные, жесткие пальцы впиваются ему в кожу.  Зубами мертвец тянулся к руке Сабина. Сначала, промахнувшись,  он вцепился в наруч. Сабин, уперевшись ладонью левой руки в лоб мертвеца, пытался оттолкнуть его голову. Но тот, таки достал его. Задел зубами кожу,  чуть выше наруча. Извернувшись, Сабин ударил мертвеца ногой в лицо. Тот упал. Снова приподнялся, но лезвие меча отсекло ему голову.
   Сабин,  в страхе, осмотрел свою руку. Укуса не было. Так, легкая царапинка. Ерунда! На сердце сразу отлегло. И дышать стало легче. Но  впредь, надо быть осторожнее.
    Солдаты между тем  били и кололи своих бывших друзей и островитян  с яростным остервенением. Но через открытые и никем не охраняемые ворота всё время  входили все новые и новые мертвецы. Да и те, кто был убит только что, начали оживать. То тут, то там поднимались с земли погибшие солдаты и рабы. Выглядели многие из них ещё ужаснее мертвых островитян, поскольку зачастую кроме ран от оружия, их руки, лица и тела покрывали укусы, рваные раны, а иногда плоть была так изъедена и разорвана, что виднелись кости. Воздух был наполнен смрадом разложения и крови. Ночь оглашалась криками ужаса, боли и невыносимых мук.
— Они не умирают! – кричал Сабин, отчаянно рубя и делая выпады мечом. – Мы не можем их остановить!
— Нужно бежать отсюда! – тяжело выдохнул Марк Петрий. – Иначе окружат.
 Едва он произнес это, часть стены, куда всё это время в яростном исступлении  бился хряк рухнула.  Окровавленная, хрипящая туша ворвалась в пролом. Один из солдат, вооруженный копьем, попытался остановить животное,  но поплатился за это. Хряк, не обратив внимание на оставленное в его спине копьё,  опрокинул либурнария первым же ударом.  Клыки его разорвали римлянину живот. И чудовище принялось пожирать вопящего солдата, буквально живьём. Толпы мертвецов вокруг, тоже не дремали. Они приближались, уже со всех направлений, только со стороны северной стены, обращенной к горам и водопаду их было пока немного.
— Туда! – крикнул Марк Петрий, первым устремляясь в спасительном направлении.
Сабин, тоже побежал. Центурион Гай Фалиск задержался. Повернувшись в сторону башен возле ворот, он крикнул:
— Мы отходим, ребята, все вниз! Живее! Живее, ублюдки!
Лучники не заставили просить себя дважды. Они начали спускаться  по лестницам и даже спрыгивать, рискуя переломать себе ноги. С парой человек так и случилось. Они были обречены. Но большинство спаслись и благополучно присоединились к группе. Остались только двое: Ариваз и Ксант. Едва они спустились, как на них набросился  хряк, успевший уже распотрошить либурнария. Лучники проворно отскочили в разные стороны. Ксант, даже успел полоснуть ножом спину животного. Но это,  конечно же,  было бессмысленно, ран там хватало и большинство были пострашнее,  обычно оставляемых ножами.
   Гай Фалиск, зарычав, бросился на помощь лучникам. В отличии от них, он был вооружен топором. Он принялся рубить и кромсать мертвого зверя напав на него сзади. Хряк развернулся и атаковал центуриона. Удар пришёлся римлянину в живот, но защищенный хорошим доспехом, Гай Фалиск устоял, хотя тупая, тягучая боль и пронзила его до самого позвоночника. Чуть отступив, он обрушил топор на череп хряка. Тот остался торчать там, намертво застряв. Вторым ударом зверь, таки сбил центуриона с ног. Вокруг уже скопилось до трех десятков мертвецов. Источая невыносимый смрад, они кровожадно тянулись к упавшему Гаю Фалису. Тот попытался подняться, но туша хряка, рыча и хрипя навалилась сверху. Клыки зверя пытались прокусить нагрудный панцирь. Толпа оживших напирала. Десятки рук вцепились в Гая Фалиска, не давая ему  убежать. Он кричал, сыпал проклятиями и раздавал удары выхваченным кинжалом направо и налево. Но всё было напрасно. Через минуту храбрый центурион был похоронен под грудой остервеневших от крови мертвецов.
   Аривазу и Ксанту, тоже не удалось убежать. Куда бы они не кидались, со всех сторон к ним шли ожившие каннибалы. Тут еще, стряхнув с себя груду тел показался проклятый хряк. Фыркая и плююсь кровью, он, тяжело топая, бросился к лучникам. Для них оставалось лишь одно спасение – вышка, построенная посреди лагеря. Та самая бестолковая вышка, на возведении которой так настаивал Марк Сабин. Ксант и Ариваз устремились к ней со всех ног. Лихорадочно перебирая руками и ногами,  полезли вверх. Успели вовремя. Взбиравшегося  вторым Ксанта, хряк едва не схватил за ногу. Дрожа от ужаса, стуча зубами, лучники забрались  на дощатый настил верхней площадки.
   Хряк,  тут же позабыл о них и устремился к маленькой группке еще живых людей, в основном рабов, пытавшихся пробиться к озеру,  и спастись вплавь. Но у них было мало шансов. Мертвецы окружили их со всех сторон. О своих шансах, Ксант и Ариваз, даже не хотели сейчас думать, пока там внизу творился кровавый кошмар. Если ожившие никуда не уйдут, а будут толпиться внизу, шансов остаться в живых у лучников будет не больше чем у тех, кого сейчас рвут на части и пожирают живьём.
 
   Сабин, Марк Петрий и отступившие вместе с ними солдаты по приставным лестницам забрались на стену. Отсюда они видели гибель центуриона Гая Фалиска и то, что защищать лагерь было уже бессмысленно. Он был наводнен мертвецами. Появился ещё один хряк, даже крупнее того, что проломил стену. Нельзя было терять ни минуты. Римляне начали спрыгивать со стены вниз. Затем, отряд спешно направился в сторону гор у подножья которых густо росли джунгли. Ни Сабин, ни келевст пока не представляли, что они будут делать. Сейчас их гнал вперед животный страх. Подальше! Подальше от этих мертвецов! Подальше от лагеря, переполненного смертью, кровью и страданием. Найти укрытие, передохнуть и отдышаться. Потом, можно придумать план, как пробиться к побережью к основному лагерю.
   Но никто из беглецов еще не знал, что не будет им ни отдыха ни укрытия. Не все мертвецы пошл на приступ лагеря, многие отправились в разные стороны и наткнуться на них можно было теперь где угодно. И не только ожили после смерти те два хряка, которые ворвались в лагерь. Зеленоватый туман, появившийся со стороны болот, расползся по довольно значительной территории, частицы его  проникали и в почву и в жидкую грязь и все кто соприкоснулся с ним, был обречен стать ожившим трупом, в случае скорой гибели. Ну а те, кто были уже мертвы, вернулись к жизни, очень скоро, после того, как зеленоватое марево коснулось их.
  На краю отдаленного болота ожил полуразложившийся труп огромного хряка. Наткнувшись на небольшую группу своих сородичей, он убил их всех и вскоре джунгли наполнились рычанием и плодоядным,  голодным воем диких свиней. На краю одной из рыбацких деревушек, где островитяне хоронили своих соплеменников, умерших от старости или болезней или несчастных случаев, что были, в общем-то, редки, но все же иногда случались, земля зашевелилась, и десятка два холмиков начали осыпаться. Вскоре показались худые, покрытые серой, полуистлевшей кожей руки с длинными ногтями, затем черепа с полусгнившей плотью и из могил начали выбираться мертвецы. То же самое происходила во всех местах недавних захоронений. Мертвецы разной степени разложения вставали из могил, чтобы искать живых и присоединить их к своей кошмарной бездушной армии.
 
 
 
 
 
Алекс Прохоров
2011