Маска

// Маска
   Айвин Рэйн







На дворе стоял пасмурный майский денёк. Медведев ещё не пришёл к власти, Каддафи пока не враг народа, финансового кризиса нет, Греция на плаву, а значит всё самое интересное впереди.

– Привет.
– Вот, собственно, знакомьтесь, — Юля приложила ладонь к лицу, как будто хотела сказать что-то по секрету, — Она, правда, немного того…, как и ты. Вы сойдётесь. Уверена.
– Слава.
– Дарина. У тебя есть сигарета?
– Очень приятно, — я протягиваю пачку Dunhill Blue, еле отрывая глаза от её тела. Высокая, стройная брюнетка, с чёрным лаком, бездонными, тёмно-карими глазами, и лицо… такое личико бывает только у 16-летних девочек, оно светится молодостью и непорочностью. С её личиком надо выступать в Госдуме. Зачитывать: "В стране разруха, рабочий день увеличим до двадцати часов, отменим социальные выплаты, снизим прожиточный минимум до 450 рублей на похороны, детские сады закроем, школы превратим в бордели (или уже?)". И всё равно бы все её любили. Ещё смело добавить: "Завтра спровоцируем войну с Китаем", и показать сиськи. Мужская часть страны ликовала бы и побежала доставать дедовские ружья из чулана. В любом случае это лучше, чем эти два активиста.
– Ты лучший подарок, что мне дарили когда-либо на день рождения.
– Что?! — Она явно не была настроена на знакомство, тем более со мной, тем более сейчас, ещё более — так.

Я изначально знал, что наши отношения закончатся хуёво — такие уж мы люди. Мозгом понимал, что не стоит себя втягивать в эту афёру с чувствами. Что рано или поздно, насколько бы охуенной она не была — я стану её ненавидеть. Но кто-то создал очередную дьяволицу, настолько прекрасную, что ради неё я готов был пойти на убийство. Как оказалось — на самоубийство. Она, как яркая пачка сигарет: с одной стороны манила меня своей стильной упаковкой, обещающей неистовое наслаждение, а с другой – надпись: «It's killing you». Двадцать смертоносных раковых палочек выпустят в тебя свой яд, но раз за разом ты дрожащими руками будешь тянуться к ней. Разлюбил себя и полюбил её. Так я перестал быть эгоистом, чем выписал себе билет в первый ряд на казнь через повешенье.

{  On and on and on she cries to me,
   On and on she makes me feel so special  }

– Будильник, да будь ты проклят! Зай, тебе пора на работу...
– Угу, — она ещё сильнее прижалась ко мне. — Я ещё чуть-чуть полежу и встану.
– Зай, ты проспишь.
– Уху… — Она глубже зарылась в одеяло.

{ 15 минут спустя }

– Кис, ну вставай, опоздаешь.
– Встаю, встаю уже, — раздражённо сказала она. Лениво выползла из-под одеяла, в одних стрингах подошла к окну. Очертания её обворожительного тела заиграли в лучах солнца, бьющего через окно.
– Там солнце? — Спросил я, уткнувшись в подушку.
– Там так чётко!
– Под одеялом лучше, — приоткрыв один глаз, сказал я.
– Я знаю, — она подошла к кровати и нежно меня поцеловала. — Доброе утро, милый!

Нет ничего лучше, чем просыпаться вместе с ней. Это мои обычные будни. Это моя квартира. Это моя девушка, это моя жизнь. Я люблю её до потери пульса! Только с такими мыслями я просыпался. Мы жили на четырнадцатом этаже новостройки, как модно говорить, "элитное жильё". Целая крепость с видом на море, подземным паркингом, дорогими машинами, важными лицами, магазинами, салонами красоты и прочей херней, которая здесь никого не интересовала. Ей двадцать два года, она банковский сотрудник, красавица, умница и любовь всей моей жизни.
– Слав, тебе кофе сварить? — Донеслось из кухни.
– Да. Пожалуйста!
– С молоком?
– Не важно, если принесёшь его ты.

Да, я мог бы спать дальше, но не хочу пропускать момент, когда она соберётся и уйдёт на работу.  От одной мысли, что в доме её нет, внутри сразу становилось пусто. Я люблю по утрам пить с ней кофе с молоком, а она — без. Курить на балконе, наблюдая, как люди на катерах покидают причал, чтобы немного отдохнуть от городской суеты  на островах, вдали от всех. Я бы тоже рванул, — пронеслось в голове. Она, я и никого больше, как говорится в одной рекламе — "и пусть весь мир подождёт".

– Как спалось?
– Выспалась, — улыбаясь, сказала она.

И тут я вспомнил, как она стягивала с меня ночью одеяло, это было обычным явлением, привык к нему, и если этого не происходило — я начинал беспокоиться. Она уже лениво одевала платье. Какое зрелище… Я стоял в проходе гардероба и наблюдал, как она выгибалась, при этом она любила смотреть мне в глаза. А мне, практически никогда не удавалось. Каждый раз моё внимание было приковано к её телу — оно идеально. Я видел боковым зрением её сверкающие глаза — как у дикой кошки, готовящейся к прыжку. Я был изнасилован её красотой. Мне нравилось не только тело, со всем вышеизложенным. Душой и разумом она была настолько не похожа на остальных, живя в своей системе координат. Видимо, во всём виноват чёрный лак.

Платье уже было на ней. Она прыгнула и мгновенно вторглась в моё личное пространство, вцепилась в майку и поцеловала. Сладко. Прикусив мне нижнюю губу, до боли.
– Я краситься, — набравшись воздуха и прочувствовав вкус моего языка, сказала она. — Может мне задержаться? Всё равно, что опоздаю. — Всё ещё не разжимая руки с моей майкой. Это не вопрос, это желание.
– Соблазняй меня как хочешь, ты всё равно не помешаешь мне любоваться твоими глазами.
– Ну кис, — протянула она, а глаза вспыхнули ещё ярче.
– Ну, иди давай, зай. — Мне не хватало только заурчать, как коту. Она надула губы, словно дитя и пошла в ванну. Остановилась в дверях прихожей, подмигнула, и играючи скрылась. Настолько играючи, что мне даже бывало жутковато — а вернётся ли она. Эти дебильные мысли, в последнее время, посещали меня всё чаще и чаще. Я не был уверен. Ни в чём.

В постели мы прижимались так сильно, будто пытались раствориться друг в друге. Поймать то волшебное ощущение, когда каждая клеточка тела чувствует её. И не возможно было разобрать, чьи мысли у тебя в голове. Я не дышал — боялся спугнуть. Сердце выдавало два удара в минуту. Одна душа, одни мысли. Одна жизнь. И я был рад тратить всего себя. Мы оба не верили во "второй шанс", сжигали мосты и могли жить сами по себе. Могли, но не хотели. Презирали пластиковых людей и пустые отношения, ненавидели продажность и доступность. Мы не мечтали играть в Сида и Нэнси. Зарезать её в «Челси» под передозом была не самая лучшая идея совместного веселья. И я не хотел быть решетом, как Клайд. Все эти love story, без начала и финала, были как две капли воды похожими друг на друга. Рутинная любовь, когда ты помнишь, как все началось, и знаешь, что конец будет самым беспонтовым и наступит быстрее, чем можно было ожидать. Мне всего-то хотелось, чтобы она высыпалась и не мерзла по ночам. Сплошная мозговая ёбля, осознание невозможности изменить весьма простую историю, тем более, если ты главный герой. Сознание всегда успокаивало, выводя сцены из голливудских любовных фильмов, мол, все будет хорошо, под конец все проблемы растают и наступит тот самый момент истины, когда персонажи встречаются и не расстаются. Пиздёж, созданный лишь для того, чтобы вы в очередной раз могли почувствовать всю несправедливость по отношению к себе, то есть ущербным. Она дала мне жизнь, но спустя время я понял, что это был не подарок, а лишь краткосрочный кредит. Одно большое умопомешательство. Типа всё по-честноку. В любви существует принцип творческой реализации. Я выдал ей перо и попросил нарисовать образ, она взяла скальпель и порезала холст. Креативная девочка, хули.

« Плавится лед на бархатном теле,
  Тает как легкий дымок короткая ночь. »
  Brainstorm – Скользкие улицы

Нет ничего более возбуждающего, чем смотреть, как Дарина ест виноград. В одежде она была просто милашкой, без — профессиональным убийцей. Другие парни могли бы мне просто отсасывать за то, что я сплю с самой охуенной тёлкой в этом богом забытом городе. Мы трахались, пили, ели, и опять трахались. Часто совмещая. Как два подростка, которые выросли и смогли дотянуться до сладкого. Не осталось ни единого места в доме, где бы мы не успели. Соседи часто смотрели на нас на балконе, в зале и на кухонном столе за пять тысяч евро, который оказался совсем хлипким. В доме больше не было одежды, в которой она бы не взмокла, и все простыни пахли только ей.

– Все же, ты так мило трахаешься.
– Еще слово, Слав, и я сломаю тебе нос! — она оскалила зубы.
– Я тоже тебя люблю, Дашь.
– Бери и не отпускай. — Прошептала на ухо.

Её чувства были настолько эфемерны, насколько мои очевидны. И чаще всего она побеждала, играя в прятки с чувствами. Самый частый вопрос, который я задавал утром: "Может, останешься?". Я так боялся её потерять, что приходилось все время повторять: "Мне плевать, если расстанемся, я это легко перенесу". Как оказалось, врал. Все врут, кто по привычке, кто от страха, кто от жадности. Врать, как и курить, тяжело только первые три раза, а потом привыкаешь, и не так уж это и гадко.

Лучшее, что она могла сказать — "Давай умрем вместе", или "Давай улетим отсюда", или "Задержись еще на две минуты".

Моя любовь прожила чуть больше двух лет. Давно обвел дату в календаре и каждый год выпиваю и разбиваю бокал красного о стену. Как уже было написано, любовь живёт три года [1]. Она не просто живёт, она изживает всё, что в нас есть, пытаясь высвободиться от твоих оков и порхнуть к другим. Долго её не удержишь. Она приходит незаметно, а уходит, оставляя огромный кратер в глубине души. Настоящей и чистой она может быть один раз в жизни. Всё остальное — это лишь попытка отыскать заменитель или получить опыт, чтобы к старости быть опытным неудачником. Она возможна лишь сейчас. Она ушла, а осталось стойкое ощущение, что мне вскрыли грудную клетку, выпотрошили, напихали чеснока, морковки, и засунули мне в жопу яблоко. Поперчили и подали к столу на День Благодарения.

Ненависть с обожанием к одной персоне — вот первый признак раздвоения личности. Добавьте к этому постоянное требование чего-либо с постоянным отказом самому себе, и вот он я, стою перед судом, в одеянии священника католической церкви -шизофреник двадцать первого века. Я слишком долго считал себя нормальным человеком, уверяя, что у всех бывают маленькие нестыковки психики, вместо того, чтобы расслабиться и получать удовольствие.

– Ты сможешь жить без меня?
– Нет, Дашь. Без тебя я умру со скуки.
– А со мной?
– Слишком велик риск умереть от цирроза печени, передозировки сексом или сердечного приступа на фоне ревности. Хотя, давай смотреть правде в глаза, когда-нибудь я тебе просто надоем. Главное не ловить иллюзии сачком. — Она любила меня, пока я не открылся ей полностью.

Я любил её крепко, по-своему, как научился. Сначала мне нравилось смотреть на неё спящую, а чуть позже — как она плачет. Несомненно, женщину безумно красят слёзы. Это единственное, что есть чистое: холодные и соленые, ими впору запивать текилу. Коктейль против безумия толп [2]. Смешать, но не взбалтывать. Я орал, пока её карие глаза не намокнут. По её бархатным щекам и вслед по подбородку они падали на чёрную футболку, насквозь пробивая ткань.

Я орал: "Уходи". Я кричал: "Люблю тебя". Я умолял: "Остановись". Я просил: "Ударь".

Она смотрела на меня без единой эмоции, ни грусти, ни печали, ни гнева, ни страха. Лишь пристальный взгляд с лёгким привкусом боли. Она не дышала, не моргала. Пульс был, но сердце её не билось. Вот она — маска, а я — то думал, что я самый безэмоциональный тип.

Когда мы расстались, я полумёртвым зомби пробегал за Дашкой ещё полгода, пока не сдох окончательно. Мой завтрак заменил кокс, обед — сигареты, а ужин — успокоительные. Вернуть девушку пытаться можно, но попыток должно быть не больше трёх. На третий раз придётся смириться, ведь глупо не желать человеку счастья, даже если и без тебя. Я знал, что она никогда не напишет и не позвонит, что сотрёт мой номер и удалит из друзей. Поэтому попрощался и сменил телефон первым.

Я больше ни во что не верил. В Деда Мороза перестал верить в пять лет, увидев, как отец наклеивает себе ватную бороду. Перестал обращать внимания на спорткары, когда видел, как они ломаются при интенсивной езде. Совсем перестал верить в женскую красоту, когда поутру они красились и приводили себя в подобающий вид. Жизнь полна разочарований. Когда-то я был счастлив по локоть в мазуте, но никогда не мог ответить на вопрос почему. Я хреново разбирался в химии и физике этого процесса. В этом и была моя ошибка века. Оступился и меня тут же препарировали, достали сердце и бросили в морозильник. Так мы делаем всегда. Покупаем пару килограмм отборной говядины и кладем в холод. Как бы на будущее. Если захочется — приготовим на ужин. Если...

– Слав, ты меня любишь?
– Даш, ты это к чему?
– Просто ответь.
– Да.
– А за что?
– Да просто так...

Вроде все сходится, но порой, мне кажется, что людей мы всё же любим за что-то: за улыбку, цвет глаз, как смешно они произносят некоторые слова, за стройные ноги и упругую задницу. Людей надо любить за что-то, а ненавидеть просто так.

Она любила смеяться, любила рок, телефон с сенсорным экраном, кольцо с бриллиантом, спать, трахаться, напиваться, любила быть на виду в любом виде, шум, толпу девочек и мальчиков, море, клубы, шампанское, Питер, хуй пойми каких животных, свои волосы, длинную шпильку на каблуках. Странно, что среди всего этого дерьма не было места для меня.

Окончив университет, я отправился в длинную гонку за рабочим местом. Тогда же я и узнал, насколько лживы эти брошюрки, обещающие трудоустройство на раз-два, даже после выпуска из самого престижного вуза страны. Вы молоды, амбициозны, готовы вкалывать как волк, а значит, нахуй ни кому не нужны. Всё просто. Я люблю свою страну: ипотеку, ставки по кредитам, цены на продукты и ЖКХ, материнский капитал и ЕДРО. Ещё давно я уловил суть существования в ней: есть кто ебёт, и есть кого ебут. Промежёбаных не бывает. Вот этот "кто" — это чиновники и бесы в погонах, а вот "кого" — все остальные. Надо было залазить в эту систему, отрывать свой кусок и валить на Боро-Боро, или Паго-Паго, или ещё что-нибудь с двойным названием. Вот пока такие идеи существовали в моей голове (и боюсь в голове большинства населения нашей необъятной родины), страна была обречена на полную деградацию во всех направлениях. Если быть абсолютно честным — я хотел стать ёбнутым и наглухо коррумпированным мудилой. Первое мне удалось без особого труда. А вот со вторым пришлось повозиться. Дело в том, что в мире надо быть либо богатым, либо счастливым. Деньги не делают людей счастливее, но моё пойло, наркота и машина обходились нифига не дёшево. А ещё хотелось домик у моря и болид Формулы 1. Попытки занять тёплое место в государственных учреждениях заканчивались, не успев начаться, кроме одной. Так я начал свой блистательный карьерный путь к слабоумию.

Наше государство выдумало нам столько проблем, что давно принято покупать место на кладбище ещё при жизни. Вот забавная штука: пенсионный возраст для мужчин составляет шестьдесят лет. Да вы посмотрите на меня, я напиваюсь каждый день, курю по две пачки в сутки, принимаю различные наркотики и трахаюсь без резинки, и что, я доживу? Хотя мой тренер по боксу не пил, не курил, молодая жена и полугодовалая дочка, умер в тридцать пять — инфаркт. Брат в двадцать два — Чечня. Осознание обреченности стало нормой проживания здесь — в солнечной системе, где есть планета с названием Земля.

Из медицинской записи: мужчина, двадцати шести лет, цвет кожи белый, глаза голубые, худощав. Состояние больного стабильное, пульс стабилен, давление в норме, рефлексы отсутствуют. Жалоб нет.

Что со мной случилось? Я умер. Умер от недостатка её любви. Проснулся утром и понял: я мёртв, все мертвы и город тоже мёртв. Здесь нечего делать, кроме как виртуозно себя наёбывать: убеждать, что чёрное — это белое, белое — это серое, а фиолетовое и вовсе не цвет, а модный клуб на Ocean Street. Стресс, депрессия, кокс, ром, шлюхи. Чтобы себя окончательно прикончить, достаточно забыть, кем мы были, или просто выпрыгнуть в окно. Не чувствую ни тепла, ни холода, ни голода, ни жалости, ни любви, а лишь страх, страх от признания, что я стал таким же, как и все остальные вокруг — никаким. Жизнь разделилась на ту, что была с Дашей, и на ту, что будет потом. Будущее ещё не наступило, а прошлое давно позади. Секс без резинки и ночные гонки по городу стали единственными вещами, от которых я испытываю детский восторг. «Дорога появится под ногами идущего», — вещал с экрана Фриман. Но я никуда не шел, топтался на одном месте. Есть огромный минус в том, чтобы привыкать к действительно красивым женщинам — потом найти другую такую же очень тяжело, а понижать планку не мой стиль. Слишком привязан к сексу с ней, а для новых знакомств я слишком труслив. Да я вообще хуею только от мысли о будущем. Хэппи энда не будет, я договорился.





Понедельник
// Зарплата маленькая? Нет, это героин дорогой.



Дверной звонок умолял меня открыть дверь. Он трезвонил так мерзко, что промелькнула идея снять его насовсем, просто выкинуть. И дверь тоже.

– Блять, ну кто так рано? Ох… – Что-то ломило в плече, голова гудела, подавляя остатки нормальных мыслей. Вещи разбросаны тропинкой от входной двери до дивана. Спальня мне была больше не нужна.
– Привет, пьянь!
– Сама такая. — Я заваливаюсь обратно в кровать, натягиваю одеяло с головой. — Ты ещё раньше прийти не могла?
– Полдень, Слав. Хватит спать!
– Неужели? Кофе на кухне, сама знаешь. Сегодня у меня самообслуживание.
– Хуёвый сервис… Опять напился?
– Нет, что ты. На работе переутомился.
– В воскресенье?
– Ага.
– Где сахар?! — Еле слышно доносится из кухни.
– В пизде! Ищи сама. Где-то там...
– Я ща въебу тебе, говорун! — Она облокачивается на дверной проём.
– Кофе только не разлей, зайка.
– Спасибо отработаешь потом. — Она швыряет пакетик на одеяло, и я не глядя нащупываю его рукой. Да, да. Доставка наркоты прямо домой. Лена — это мой ручной дилер.
– Блять, как же мне плохо. Отметь в моём ежедневнике, что три литра пива шлифовать литром вискаря политически НЕПРАВИЛЬНО.
– Тебе кофе сделать?
– Минет. — Всё так же, не высовываясь из-под одеяла, бормочу я.
– Что ты там пизданул?!
– Минет сделать!
– А… — Она наклоняет голову, открывает широко рот, проводя языком снизу вверх… Нет, Нет! Чашку она не выпускает из рук. Цирк с акробатами у меня дома!
– Ты охуел?! — Мой член отказывался вставать, он был пьян, и ему хотелось спокойного сна.
– В топку минет. Цитрамона лучше...
– Ну ты и сука, — протянула она, — где он?
– На кухне посмотри. А я уже тебе говорил, что ты самый охуительный дилер в этом грёбаном мире? Будь так любезна, поставь пластинку Parov Stelar. И дай мне наконец-то проснуться!
– Тебе плохо?
– Ага. По жизни, видимо. Я еду с катушек. Сделай со мной что-нибудь.
– Может всё же минет?
– А кокса нет? — Жалобным тоном произнёс я.
– Слав, ты превращаешься в накокаиненную шлюху, кончай уже с этим!
– Здорово. Так чем обязан?
– Я хотела поговорить...
– Ты посмотри на меня — я сейчас не то что говорить, я думать не могу.
– Да и хрен на тебя! — Она допила кофе и фыркнув вышла, оставив дверь нараспашку.
– Вали уже отсюда, — оскалился я в след её белым волосам.

Я взглянул на телефон. Пропущенных вызовов: 4. Звонила Лена, звонили с работы, звонил Вова, звонил незнакомый номер. Пропустил я тот момент, когда в одночасье стал таким популярным. Cancel. Надо будет — позвонят ещё. Зачем она приходила, осталось маленькой неразгаданной тайной. Могла бы просто позвонить. Я ещё раз кинул взгляд на телефон — ах, ну да, она и так звонила. Интересно, долго ли можно прикрывать похотью чувство истинного восхищения человеком?

Сегодня понедельник, надо чем-то заняться: поехать на работу, почитать книгу, сходить в спортзал или хотя бы выспаться. Ан, нет. Всё настолько остоебенило, что хотеть чего-то уже слишком тяжело. Убивает не СПИД, рак или анорексия. Убивает отсутствие желания. Если ты ни чего не хочешь, знай — ты уже одной ногой в дубовой коробке, обшитой сиреневым хлопком. Я больше чем уверен, что колонки с некрологами в газетах врут о причине смерти. Я знаю. Знаете и вы. Не удивлюсь, если даже секс для меня станет слишком скучным занятием. Одел халат и подошел к злобному монстру — кофемашине, которая всеми возможными рычагами и лампочками мягко намекала — без инструкции хер ты сваришь себе нормальный кофе. Да и в рот его ебать. Растворимый плюс пятьдесят грамм Malibu. Кофе, две сигареты, балкон. Женщины учатся симулировать оргазм, а я нормальную жизнь. Моя жизненная позиция весьма проста: я настолько охуенен, что могу быть обычным среднестатистическим задротом. Весомый аргумент не делать ничего. Если сегодня понедельник, и единственное, что вы можете сделать, это нахуяриться в полном одиночестве (причём с утра), говорит лишь о том, что настоящих друзей у вас никогда и не было, вы полный неудачник или бездельник. Меня устраивают все варианты.

« A friend in need's a friend indeed,
  A friend with weed is better. »
  Placebo – Pure Morning

У каждого из нас есть тело со своими болезнями, недостатками и слабостями. Мы пытаемся это скрыть за масками, дорогой одеждой, работой, как бы показывая всем, какие мы пиздатые. За счёт других мы стараемся утвердиться, доказать всем, что мы умнее, успешнее и богаче, но как бы мы не выёбывались, все окажемся на кладбище.

Вот иногда и мне хочется взять бейсбольную биту и вышибить из всех те слова и обещания, что давали мне… из всех до единого. "Любить вечно", "друзья навеки", "не разлей вода", "ты лучший", "мы всегда будем". Где вы, суки? Теперь удалить из друзей или стереть номер друга в мобиле приравнивается к убийству с отягчающими обстоятельствами. Цифровая эпидемия. Забавно и смешно, блять. Вот по этой причине, время от времени, я просто выкидываю сим-карту в пепельницу.

День сурка походил на эпоху застоя советского социализма. Интересных, судьбоносных событий стало слишком мало, чтобы понять: ты еще в игре, или тебя уже списали со счетов, отнеся на свалку. В личных отношениях дул сильный ветер и столбик термометра не поднималась выше -40 градусов, наступил ледниковый период, заставляющий отращивать клыки и толстую меховую шкуру. Никто не хочет заморачиваться планами убийцы, проще быть жертвой и желать, чтобы тебя толкнули с горы. Тогда сразу понятно, кто виноват во всех твоих проблемах и неудачах. В жизни, как правило, если что-то пошло из ряда вон плохо — дальше будет еще хуже. Судьбе не по кайфу позволять тебе расслабляться. И когда она поворачивается к тебе лицом, ты понимаешь, что теперь твоя очередь сосать у неё. Я просидел полчаса в размышлениях, выслушивая весь этот бредовый монолог. Достал телефон и обзвонил все номера такси. Свободных машин не было. Они явно издевались. В этом городе что, все ездят на работу на такси? Оделся и пошёл на стоянку.

Я низко летел куда-то вглубь городских джунглей, минуя пробки в шахматном порядке. Подкуривая одной рукой, другой держа телефон, я вертел головой по сторонам, ища бензовоз, в который можно влететь так, чтобы уж наверняка. Прошло уже два года, и вроде всё хорошо, но за рулём, с сигаретой в зубах, желание намотаться на фонарный столб никуда не пропадало. Внутренняя пустота была по горлышко заполнена отчаянием, и изо дня в день я старался обезопасить себя одной большой нелюбовью ко всему. Этакий клуб ненавистников жизни. Как туда записался, уже и не помню, но судя по карточке, занимал в нём vip место. Да, она действительно была столь удивительно прекрасна.

В понедельник я устраивал революцию в своей жизни; во вторник я был уже диверсантом; среда одевала на меня камуфляж, выдавала М16 и бросала на передовую. В четверг были похороны моих старых укладов и жизненных принципов. В пятницу я был сценаристом и писателем новой личности, в субботу и воскресенье — закреплял результат и праздновал победу. А потом опять все по кругу. Я всегда над чем-нибудь задумываюсь, чаще всего над суицидом. В кабинете царил мрак и хаос. Настроение было нифига не рабочим. От полного безделья спасали семь кружек кофе Grand Navarra и сигареты. Я уже толком и не понимал, зачем мне всё это. Власти мне не хотелось, денег тоже. У меня отличная квартира в новострое. У меня спорткар и я молод. Мысли о дальнейшем прозябании в этой дыре вгоняли в тоску. На стене висел Айвазовский, «The Harbor At Odessa On The Black Sea», я долго всматривался в картину, выпуская клубы дыма. И в этот момент мне дико захотелось перенестись в прошлое, в эпоху ренессанса, стать капитаном судна, отдать швартовые и отправиться в путь по волнам. Век рыцарей, пиратов, королей и дворцовых переворотов. Тогда, чтобы добиться женщины, ещё надо было знать о чести и доблести, а сейчас — напоить Martini с водкой.


 * телефонный звонок *
– Да.
– Привет.
– Привет, Вов.
– У тебя завтра тренировки, помнишь?

Вова, один из немногих моих друзей, которые не съебали, как трюмовые крысы с тонущего корабля. Он единственный мог долго выносить мои глупости. Видимо, потому что сам был такой же наглухо ёбнутый, как и я.

– Неа. Забыл...
– Ты не забыл, ты пропил к чертям память! Чтобы завтра был бодр, свеж и светел, скот! И никакого алкоголя, ни-ка-ко-го!
– Даже Chivas'a нельзя?
– Ты вообще меня слышишь?
– Хотя бы сто грамм?
– Нет!
– Пятьдесят?
– Нееееет!
– Ну пожалуйста...
– Блять, нет и точка!
– You make me cry!
– Всё, завтра в девять-нуль-нуль чтобы был в тех зоне. — Он повесил трубку и я ещё секунд десять  вслушивался в короткие гудки. Завтра… завтра — это не скоро. Мне кажется, он сказал не пить. Да, вроде, так и было. Пить не буду, буду курить. Я начал медленно искать в набранных номер дилера.

– Лена?
– Очнулся что ли?
– Девочка моя, может быть у тебя в закромах осталось что-нибудь весёлое?
– Неа, закончилось, я же говорила. — Я никогда не поверю, что у этой суки нет порошка. Она килограммами продавала его всем подряд, а для меня, видите ли, закончилось.
– Да что такое...
– Приезжай, я тебя ужином покормлю.
– Трудно. Трудно. Трудно мне. Ладно, через час буду. — Кинул трубку и меня жутко напрягло то обстоятельство, что вечер мне придётся проводить без допинга.

Стрелки кабинетных часов показывали без-пяти-минут-как-пора-валить. Я схватил очки, ключи и папку с документами, для создания образа работающего человека. Так здесь делали все: ходили из кабинета в кабинет, нося с собой какие-то бумажки и ксерокопии. По большому счёту всем было похуй, но этикет не позволял давать советов или помогать коллегам. Надо было сразу говорить: "Я занят", "У меня нет на это времени" или "Идите нахуй, вы меня достали". Каждый складывал на стол огромные кучи устаревших документов со штампом "Архив. 2003 год", мол, ну вот, посмотрите, я же работаю, а значит, не зря получаю зарплату. Что мне нравилось во всём департаменте, так это четвёртый этаж и длинные лестницы с деревянными перилами, на которых, каждый, кто имел детский азарт, мог прокатиться. Но, по-моему, так делал только я. В наше время быть нормальным — как минимум странно.

Я подъехал к девятиэтажке, в которой она делила семьдесят квадратных метров на троих: гражданский муж, ребёнок, и её десять квадратов повара-уборщицы-наркоманки. Уборку, готовку, покладистый секс, отдых в Таиланде раз в год — это она называла жизнью, перепутав с бытом. Последний лучший секс был с душем после просмотра короткометражки от студии Brazzers. Наличие свободного времени упиралось в одно большое «НЕТ» от мужа, который не то чтобы в клуб её с подругами не отпускал, даже за хлебом он ездил сам. Работы он не имел, а жил на обычный депозитарный вклад, оставшийся в наследство. Хорошо, что иногда он съёбывал в никому не известном направлении, и сейчас его нет дома. И она могла позволить себе на десять минут снять строгач, который уже натёр ей шею.

– Выходи, на улице хорошо.
– Подожди пять минут. — "Пять минут, Турецкий". Блять, надо было звонить за полчаса. Хрен когда дождёшься. Вот сразу вспоминаю, как в университете было золотое правило: если преподавателя нет больше пятнадцати минут — вали. Пришёл на свидание с букетом, подождал пятнадцать минут, всучил первой встречной и довольный пошёл домой. Сразу убил трёх зайцев: избавил себя от двухчасового промывания мозга бедной девушки, осчастливил другую букетом и сэкономил денег. Пришёл домой, попил чаю, трахнул кулак и с улыбкой младенца лёг спать.

– Привет ещё раз. — Она целует меня в щеку.
– Привет, привет. Покурим? — Я достал две сигареты сингапурского Кента.
– Да. А что не поднялся? Я утку приготовила. — Представляю себе немую сцену:  заходит муж, а я в одних трусах наебениваю утку с его тарелки. Желание есть сразу улетучилось. Я давно питаю слабость к замужним или девушкам, имеющим отношения с другими парнями, из-за маниакального стремления всё разрушать, скрывая невозможность создавать.
– Жрать и срать надо у себя дома, но за приглашение — спасибо.
– Слав, эм… нам нужно поговорить. — Вот тут лучше сразу врубать дурачка, потом разберёмся.
– Тебе нужно — ты и говори.
– Я тебе пыталась сказать утром, но ты был не в лучшем виде...
– Ближе к делу.
– В общем, я выхожу замуж. — Не то что бы я был шокирован или удивлён. Просто по-хорошему надо молча уходить.
– И что, больше никакой наркоты? — Закурив ещё одну и сделав небольшую паузу, сказал я.
– Ты дурак! — Она не скрывала своего раздражения. Это явно не то, что она ожидала услышать. Ах, это милое разочарование.
– Вот не надо. Что это за хрень вообще?
– Бросай придуриваться! Ты всё прекрасно понимаешь.
– Эм… ты меня больше не обожаешь?
– Заканчивай уже.
– Ты разбила мне сердце, дорогуша.
– Ну мы же можем просто дружить, ведь так?
– По-моему, только извращенцы пытаются дружить с женщинами. — Поцеловал её в щёку.
– Позвонишь, когда будут новости поинтереснее, чем эта хуета, зайка. — Запрыгнул в машину и с зажатой сигаретой в зубах рванул через двор, собирая по пути сигнализации.

Ну вот почему всё так по-дурацки выходит: я никогда не успеваю сделать предложение тем девушкам, которым стоило бы его сделать сразу после знакомства. То ли я начинаю осознавать их значимость после замужества, то ли они её приобретают только после… Можно было и не приезжать.

Женщины — это такие существа, которые либо любят бросать, либо бросают любя.

Я вернулся домой, не включая свет, кинул в стороны полки ключами, скинул кеды и пиджак. Надо скинуть грусть и кого-нибудь сожрать. В холодильнике не было ничего, кроме бутылки Bacardi, пары банок пива и куска мяса трёхлетней давности. Если ещё чуть-чуть подождать, он вырастет и съест меня. Я пью не для того, чтобы забыться, а для того, чтобы вспомнить. Видимо, память для меня важнее, чем печень. Стакан, три льда, лайм, Бакарди, пластинка Крэйга Амстронга. Любовь пьянит — алкоголь трезвит. Не стоит доверять людям, имеющим дома виниловый проигрыватель или носящим часы на правой руке.
Все напоминало черно-белый антиутопичный комикс, а я хочу раскраску и больше фломастеров, а не только черный. Приходилось спиртом оживлять тусклые цвета серого мира. Когда вы думаете, что можете поныть о своей ебаной жизни, и вас никто не заметит, знайте — видят и слышат все, кому не лень, но никому нет до этого дела. Вся жизнь напоказ, чистое проявление эксгибиционизма, как средство от скуки и замкнутости в системе отсутствия ценностей. Теперь даже суицид стал настолько пристально разглядываться в объектив камер, что стоит зрителям разойтись, и никто не станет выбивать из себя остатки заплесневелой жизни. Так же и меня поместили в звуконепроницаемую стеклянную комнату, в которой каждый может наблюдать. Поставили камеры, закупили плёнку. Режиссеры не нужны, но операторы не спят. И мне ничего не осталось, кроме как задушить себя шнурками от кедов. Страдания давно превращены в шоу и все будут на местах согласно купленным билетам. Так что смотрите в праймтайм на первом канале.

Вкус одиночества можно полностью ощутить, только живя одному в пустой квартире, желательно в студии. И единственные звуки, которые могут ее наполнять, это вскипевший чайник или работа вытяжки. Сидишь и думаешь, что барная стойка обошлась в 3150 евро, а сама кухня 16300 (вместе с доставкой) и все это только для того, чтобы пить пиво и варить пельмени. Наверняка сотни людей тратили свое время и здоровье на заводах, только чтобы я мог сидеть на этом стуле или блевать в этот унитаз. Покупаешь все эти вещи в надежде купить счастье. Моя квартира — это шестьдесят квадратных метров с таким количеством боли, ненависти и лицемерия, что хватит с головой на весь город. Интерьер, созданный по образу титановой клетки для остатков разума. Паркет цвета венге, темно-серые с фиолетовыми вставками обои, массивные шторы и тонированные окна. Солнце было под запретом. Полусвет сдавливал все свободное пространство до одного квадратного метра. И даже сигаретный дым не мог отсюда сбежать. Такая обстановка самого Фредди Крюгера вгоняла бы в депрессию.

« This love is a strange love
  A faded kind of mellow »
  Craig Armstrong feat. Elizabeth Fraser – This love

Я сел в кресло рядом с диваном. Почему судьба мне не позволила жить спокойно и счастливо? Нет же, надо было послать мне её. Стоило ли закладывать столько трагизма в одно короткое: "Абонент отключен от сети". Вот что ей мешает сейчас взять и позвонить, одно простое: "Привет". Одно… Простое… Телефон бездыханно лежал на столе. Надежда таяла с той же скоростью, что и лед в бокале. Звук, казалось, отражался от всего, кроме меня. Он проходил сквозь. Через каждую клеточку тела, через кровь, он заставлял сердце биться в такт. Стоило на секунду прикрыть глаза, как образ Дарины сразу всплывал перед глазами.

– Слав, если я когда-нибудь попытаюсь уйти — не отпускай меня, прошу тебя. — Эхом в голове звучал её голос.
– Любовь моя, когда ты захочешь это сделать, боюсь, я буду не в силах помешать.
– А ты старайся, ты дерись...
– Ты убьёшь меня, а мёртвые ничего не могут, — она вздохнула и уснула, положив голову мне на плечо. Человека нельзя отпустить, ему можно только дать пинка.

Ложась спать, всё ещё кормишь надежду, что завтрашний день не будет бездарно проёбан? Не волнуйся, к обеду всё придёт в норму и поймёшь — будет… Надеюсь завтра начать всё сначала. Новую жизнь, без этой мерзопакостной хуйни. Без пластиковых отношений и пустых улыбок. Без жалких людишек, сладкой лжи и горькой радости. Брошу курить и перестану пить, даже кофе. Займусь йогой или заведу собаку. Наступает новое утро и, знаете, я не сильно жалею, что сегодня всё так же, как вчера. Я всё так же с кружкой в руках курю на балконе. Между затяжкой и глотком, остаётся лишь надежда, что когда-нибудь я вдохну её полной грудью.

Любить — значит разрешить ей нажать за тебя спусковой крючок револьвера в русской рулетке.






Вторник
// Настоящий среди искусственного.



* Будильник: She's a devil, In disguise, she's a golddigger *

Будильник всеми силами старался отодрать моё прилипшее тело от кожаного дивана. Вместо песни я слышал вой сирен Треблинка. Судя по головной боли и жуткому сушняку,  я выпил всё, до чего смог дотянуться, и вырубился в зале на диване. Пол был весь в пепле и алкогольных подтёках. On my dirty sticky floor [3].
– Срань господня! Тренировки...

Надо принять душ, попить кофе, покурить и ехать. По-моему, я уже опаздываю. Волосы торчали в разные стороны, непрерывно поддерживая приём сигналов из космоса. Посмотрел в зеркало, оно посмотрело на меня и мы оба согласились, что выгляжу я хуёво. Да… трудно мне.

Я заехал в тех зону, где были припаркованы самые быстрые машины с лучшими пилотами этого города. Здесь открывался чудный вид на острова и море. Все пили кофе в баночках и обсуждали предстоящий на следующей неделе чемпионат. Механики ковырялись в машинах и недоверчиво поглядывали друг на друга. Работа у них такая: либо чтобы их машина пришла первой, либо другие участники последними. Моя любовь к быстрым машинам появилась ещё в детстве, как и ко всему, чего я не мог себе позволить. Мне нравилось, как пилоты вылетали с асфальта и раскладывали свои болиды на осколки, зубами хватаясь за жизнь. Всё началось с покупки Integra в DC5 кузове, потом Celica ST205, потом всякий хлам, и вуаля — MR2 Spyder S-Edition. Вот она -  тачка для настоящих извращенцев. Мотор выкинут на свалку. Взамен стандартного дохлого 1ZZ сердце машины билось в ритме злобного 2ZZ-GE. Машина строилась под кольцевые гонки, но я использовал её каждый божий день. О такой капсуле смерти может мечтать любой самоубийца. Не машина, а прихотливая сука, под капотом которой проводишь времени больше, чем под юбками женщин. Так я полюбил эту маленькую красную бестию.

– Всем привет! — Я взмахнул рукой в небо, как бы здороваясь, но со стороны это больше походило на вытянутый fuck.
– Слав, давай я тебе куплю часы, опаздывать не будешь! — Его ехидная улыбка и клеймо дебила на лице приводят меня просто в бешенство.
– Дим, купи себе "Непиздин", как доктор прописал! – Дима — это пилот с большими амбициями, маленьким мозгом, и он мой главный конкурент.
– С призовых денег — обязательно!
– Хер тебе, мудила!
Вова уже заметил нашу перебранку и помахал мне рукой.
– Здоров.
– Здоровей видали. Ты что, скот, опять бухал?
– Не опять, а снова.
– Ты неисправим.
– Постоянство, Вова, — признак мастерства. Если бы у меня было еще больше денег, я бы убивал свою личность еще до первой дозы кофеина поутру.
– Лучше бы так машиной управлял, как управляешься с бутылкой. Надеюсь, ты уже оценил новые диски с резиной? – Ковка от SSR с винилом на лучах «Integral A2» была ядовито-белого цвета. Бэйс, блестки, флуоресцент и десять слоев лака. Девственно чисты, без разводов, пятен и пыли, то есть выглядели весьма неправдоподобно в этом мире.
– Вова, ты же знаешь, я терпеть не могу каркасы. Нафига ты его сюда установил? Тяжелый кусок железа да и только!
– Слышь, ты, зануда. Я все это для тебя делаю, чтобы твое вялое тельце не покалечилось. Каркас помогает не только сохранить жесткость кузова при боковых нагрузках, но и спасет твою хренову жизнь в случае любой аварии. Мало ли, вдруг ты решишь почувствовать себя японским камикадзе и влетишь на всей скорости в трибуну, так у тебя будет второй шанс.
– Спустил на это все деньги спонсоров или почку продал?
– Почку спонсоров. Развал выставил на минус три градуса. Колодки злые, так что разогрей как следует, я не хочу, чтобы ты убрался в первый же круг.
– Ради тебя — всё что угодно. — Я сделал губами воздушный поцелуй.
– Слава, блядь, прекрати меня клеить.
– Да как скажешь, зайка.
– Что от тебя этот дебил хотел? — Он кивнул в сторону Димы.
– Чтобы я трахнул его жену. — Глаза Вовы округляются до размеров водопроводного люка. – Чё?
– Да выёбывается он. Мечтает взять золото. Да я быстрее ему гайки с колёс скручу — пусть учится летать.

(* Внимание пилотам: пять минут до начала заездов. *)

– Так, вроде всё в норме. Связь только что-то барахлит, шлем задолбал. Вот  вчера привезли на тест перчатки, опробуешь.
– В-о-в...
– Ну что ещё?!
– Дай цитрамона, плиз.
Он неодобрительно покачал головой и пошёл к своей машине.
– На, две таблетки. Последние, как от сердца отрываю.
– U save my life.
– Yep. — Я падаю в ковш, затягиваю ремни безопасности, поднимаю два тумблера и жму кнопку «Start engine».

– Слышишь меня?
– Да, отлично слышу. Веди по апексам.
– Зачем, я те сейчас буду анекдоты травить в эфир. Только умоляю, Слав, без глупостей!
– Прости, без них не могу, это единственное, в чём я спец.
– Блядь...

(* Внимание пилотам: на старт! *)
Мотор зарычал, резина взвизгнула, и стрелка тахометра ударила в отсечку.

– Слава, грей резину. И колодки не забудь… колодки!
– Да помню я. Слушай, а эти перчатки Hanes мне идут?
– Крути руль, харэ пиздеть!
– Вов?
– Да!
– А может позвонить ей? Я телефон ещё помню.
– Что?! У меня шлем барахлит, что за хуйню ты несёшь!?
– Да… — машина отказывалась тормозить, пониженная передача, и 180-градусный поворот выбил заднюю ось в занос. Это сулило вылетом в лесную зону, прямо в ель. Не люблю деревья, я б предпочёл с косогора прямо в море — рыбок покормить.
– Ёб твою мать! Ты что творишь!
– А вот это было неожиданно.
– Ты что одной рукой рулишь, а другой дрочишь там?
– Усё нормально, шеф, иду по приборам. — Я вырубил связь чтобы хоть чуть-чуть насладиться звуком мотора.
– Слава! Слав! Ты слышишь меня, засранец? — Ответом было лишь шипение динамиков.
Макс занимался организацией мер безопасности на треке, и он уже в открытую не сдерживал смеха.
– Да он псих, Вов! Как ты с ним общаешься?
– Не псих он, мудак просто.
– Загоняем в пит-стоп?
– Да не. Пусть ездит. Главное чтобы ни кого не сбил.
– Здесь же закрытая территория, зевак нет.
– Нет… Кроме нас.

Тренировка закончилась, и судя по таблице рейтинга, я находился где-то на третьей строчке с отрывом от лидера почти в секунду. Одна секунда — это много. Чемпионат через неделю, а значит, надо как-то прожить целых семь дней. На работу я не поехал.

Я зависал в кафе, положив на работу огромный болт. Пил латте с кокосовым сиропом, курил ментоловые Marlboro Ice boost, читал Матесонна и думал, как бы со всем этим покончить. За соседним столиком сидели мужики лет сорока и красочно обсуждали свою вчерашнюю гулянку с девочками на двадцать лет младше. В чем прикол кормить мертвое эго через тыканье в упругое тело вялым членом? Похоже, апокалипсис смертельно опаздывал. Где же его черти носят? Было бы лучше, если бы через час наступил всемирный голод, к обеду война, а на ужин конец света. "Праздник к нам приходит, праздник к нам приходит. Всегда Coca-Cola..." Пусть складываются бумажные дома, рассыпаются мосты, океаны заливают равнины. Интересно, при таком раскладе куда подеваются все эти гламурные девочки и их Крутые Уокеры? Хаммеры, виллы, тусовки на Ибице, собачки чихуя-нихуя и прочий мусор. Да это будет самая грандиозная тусовка года, когда разом рухнет весь этот вшивый мирок с его никчёмным, пластиковым населением. Я уже фантазировал о том, как можно выжить в пост апокалиптическом мире, как мою идиллию прервал приятный женский голос.

– Привет, Слава. Сигарету?
– Привет. Давай. — Воздух, не насыщенный табачным дымом, был слишком слабо ощутим. И если он не мог оставить осадок смолы в легких — непригоден для дыхания. Поэтому, дымил я всегда много. "Если ты не куришь, ты не можешь быть в нашем клубе", вспомнил я фразу Йена Кёртиса. Я не ходил в те заведения, где нельзя курить. Даже старался не ездить с людьми, которые не курят в машине. В таком случае любая автомобильная пробка равносильна медленной и мучительной смерти. Утром, отхаркивая в раковину куски лёгких, я смотрел в зеркало, улыбался и, подмигивая себе, говорил: "Рак?". Курение — это такая пагубная привычка, на которую я возлагаю большие надежды, — пусть лучше она меня прикончит, нежели смерть на каблуках.
– Как у тебя дела? Давно не виделись! — Я снял очки, посмотрел сначала на её шикарные стройные ноги, которыми она явно заманила три-четыре десятка жеребцов. Перенес взгляд на сиськи и понял: сойдёт. В детстве я мечтал потрогать сиськи одноклассницы, потом учительницы по математике, потом Моники Белуччи, а потом я понял, что они того не стоят. Лучшая грудь будет у любой моей девушки или её сделает пластический хирург.
– Зайка, мы знакомы? — Можешь не представляться, подумал я. Я забуду твою имя через две минуты и буду звать тебя зайкой, киской, милашкой или просто девушкой.
– Я Женя. Нас Максим познакомил на тренировках ваших, по этому… как их там называют…
– Тайм аттак.
– Да! Да! У тебя красивая машина.
– Не только машина… — Я посмотрел ей прямо в глаза.


* телефонный звонок*
– Извини. Присаживайся, если не торопишься. — Всё же я пытался проявить капельку вежливости.

– Привет.
– Привет, Вов. Как дела?
– Вчера был на свидании с какой-то фотографшей из модного клуба.
– Ну и как?
– Вообще пиздец. Ну вот почему куда, сука, не ткнёшь везде бляди и гламурные дуры?!

Что тут скажешь? Если с первыми все понятно, то вторые пытаются через глянец доказать всем, что они не такие как первые. Большой разницы нет, теперь они нещадно подверглись эволюции в гламурных блядей. Ради достижения своих плоских целей они готовы отдавать тело на растерзание кому попало, а большинство и просто так. Для того, чтобы провести весело вечер, достаточно зарегистрироваться на любом сайте знакомств или иметь страничку на facebook, взять поп-корн, пару банок пива и наслаждаться парадом уродов из мертвых детей гламура. Жмём любую смазливую мордашку и вчитываемся. Обязательны подписки на группы: я ебу твои принципы в принципе, трахни нормальность, я — королева и т.д. Фотки, взятые исключительно с сайтов geometria или nightparty. Сделаны за столиком клуба, девушка одета и размалёвана, как блядь с надутыми губами, на столе виски с колой или редбулл с водкой. На них можно отчётливо видеть, как данный экспонат охуенно проводит свой досуг, а судя по количеству фоток — и рабочие будни тоже. Такие машут гривой под "Секс и виски" и думают, что выглядят круто. Они не разбираются в виски, они пьют в лучшем случае Red Label, они ни разу не нюхали хороший первак [4] — это дорого. И перед тем как раздвинуть ноги, она строит из себя неприкасаемую Катрин Денёв. Одна сплошная бутафория. "Друзей: 317". Сколько?! Да кто все эти люди? Неужели для того, чтобы показать свою популярность, надо заводить целый батальон одноразовых контактов? Друзья в соцсети — это как воображаемые друзья детства. С появлением социальных сетей стало легче жить. По статусам можно, не напрягая мозг, определить, что происходит у человека по ту сторону стекла с жидкими кристаллами, узнать, с кем он спит, и добавиться в этот список. Создавая новый альбом под фотографии, задаешь себе один вопрос: "А моя жизнь действительно насыщена интересными событиями, или это лишь отголосок пустого быта?". Отвечая “нет”, ты начинаешь загружать столько пестрых картинок, что непроизвольно начинает рябить в глазах и тянет к унитазу. Таким девушкам можно писать, что ты маленький, лысый хрен, но у тебя есть мерин, а в ответ услышать, что главное не внешность, а душа. У всех есть своя цена, у таких как эти, она в два раза ниже среднерыночной. Они продаются задорого, а отдаются задешево. Хотя раньше я отказывался верить, что красивые девочки могут быть глупыми.

– Не "куда", а в кого. Мир сошёл с ума, Вов. И знаешь, когда на утро мне говорят, что ей надо ехать домой мужа кормить, я стараюсь об этом не думать. Она садится в новый Rav4 из салона, ради которого мужу пришлось угробить здоровье, нервные клетки и печень, но только чтобы эта мандося не ебала ему мозг.
– Да… Ладно, проехали. Ты сегодня как?
– Как обычно — напьюсь.
– Компанию составить?
– Нет, спасибо.
– Ты уже с кем-то?
– Ага. С самым прекрасным созданием, что я видел, и оно сидит напротив меня.
– Нифига ты скот! Ты же специально сказал, чтобы она услышала, и что, эта дура ведётся?
– Посмотрим.
– Видимо, у тебя всё так же, как и у меня вчера. Ладно, завтра наберу тебя.
– Точно. Пока.

Девочка сидела в ахуе от всего сказанного, но это лишь прибавило интереса к моей скромной персоне. Чтобы нравиться девушкам, надо быть умным и красивым, красивым и богатым, богатым и умным… или просто мудаком. Я выбрал последнее. Сегодня вторник, но меня давно перестали смущать будни. Всё же мне удалось затащить её в бар, а значит, сегодня я не только впаду в алкогольную кому, но и трахну эту пластиковую матрёшку. Секс — это как смотреть Формулу 1 в живую — всегда ожидаешь грандиозного шоу, но ничего нового не происходит. Всего лишь ещё один способ больно убить время.

В объятьях тьмы, духоты и смрада бар трясло от количества децибел. Такое ощущение, что в этом городе вообще никто не работает и не спит. Тогда неудивительно, откуда такая нелепая ситуация с разрухой у нас в стране. Удел ночных королей, пьяниц и бездушных жертв мэйнстрима. Даже воздух здесь с повышенным градусом спирта и неадекватных личностей. В мире секса, разврата, наркотиков и дешевого бухла кто-то выбирает семью, работу и Вольво. Скука, да? Заливая в свою кровь очередную порцию алкоголя, я добавлял уверенности в себе и уверенности, что мне могут нравиться другие люди. Я никогда не считал количество выпитых рюмок и походов в туалет. Редко задумывался о том, как выгляжу, что говорю и почему всегда пьян. И для чего мне столько мертвых клеток печени, я  и с живыми-то не знаю что делать. У меня нет поводов не любить упиваться в хлам, ведь большинство глупостей в своей жизни я совершил именно на трезвую голову.

Настенная плитка в туалете бара "Революция" вызывала панику. Тёмно-серая, уложенная пьяными чурками за два часа, грязная, с множеством разводов от чистящего средства. Рельеф больше напоминал лабиринт, и мои глаза невольно начали искать из него выход, что вызвало еще большее желание разбить её вдребезги. Одной рукой вытащил сигарету и красный крикет, подкурил и стал ждать, когда же мой член соизволит отлить в писсуар, но видимо ему здесь всё так же не нравилось, как и мне. Красный крикет был для меня не просто какой-то там обычной зажигалкой, которую я старался не терять раньше, чем она закончится. Это маленький аксессуар, который мне просто был близок: тугой пьезоэлемент, но если нажал — горит долго и ярко. Несколько лет назад я купил целую коробку Cricket Red, чтобы не отдавать предпочтение другому. И проспонсировал компанию на каких-то 125$, за что та оставалась моим единственным верным спутником жизни. Так трудно в среде мультибрендовых вещей отдать предпочтение одному. Мы перестали дорожить отношениями, дружбой, простым общением и давно не верим в чудеса. Потеряв или сломав вещь, мы не стараемся ее починить, просто покупаем новую, к сожалению, так же и с людьми. Мы знаем, что выйдя на улицу, ты попадешь в самый роскошный магазин одноразовой посуды, и нет смысла за что-либо переживать, когда все упирается в три копейки.

Я вернулся за столик, где меня ждала уже изрядно пьяная Женя в блядских колготках. Это свидание как собеседование, которое я непременно собирался провалить.

– Знаешь, Слав, ты производишь впечатление пьяницы и грубияна. — Она сидела сбоку в пол-оборота, чем вызывала у меня излишнее подозрение ко всему. Я мысленно отмерил личную зону в сорок сантиметров рэдлайна и уже приготовился покусать её. При социопатии это очень важный фактор! Она не упускала возможности, смеясь, тронуть меня за ногу или за руку, как бы случайно. Я что, такой наивный? Может быть, я просто не привык, чтобы меня так открыто катали, и стоило расслабиться и позволить ей самой расстегнуть мне ширинку.
– Ахахахаха! Правда? Произвожу впечатление? Да я себя-то удивить не могу, а ты говоришь...
– Меня удивляет, что ты ещё можешь водить машину. Лично не видела, но слышала, что ты хуёвый пилот.
– Вожу херово, зато пью отлично.
– Поговаривают, это вредно для здоровья.
– Не трезвенники ли пускают такие слухи?
– Возможно, они самые. Так это твоя основная работа?
– Пилот или алкоголик?
– И то и то.
– Алкоголик — это хобби, а работа — быть циником.
– И хорошо за это платят?
– Не больше, чем шлюхам. На рынке элитных и дорогих блядей пока затишье, поэтому большую часть времени они слоняются без дела, упиваясь своей ненужностью.
– Не думаю, что ты такое говно, коим себя мнишь. И мне кажется это лишь маска.
– У каждой маски есть свое имя, дорогуша.
– Да? И как же зовут твою?
– Я слишком пьян, чтобы быть честным с тобой, а ты слишком трезва, чтобы говорить правду. А вся наша иллюзорная беседа закончится одноразовой банальностью. И нравлюсь я тебе только потому, что я единственный парень, которым ты не можешь обладать. — Разговор начал плавно накалять мою вольфрамовую нить.
– Расслабься, Слав. Может быть и так. Просто я знаю Дарину. Мы работали вместе в клубе. — Ну ёб твою мать! Ну что за блядовечер?! Что за город такой, в котором бегством не спастись? Как же мне это надоело. Что, теперь все красивые девочки города тусуются вместе? Открыли свой кружок рукоблудия? Господи, я не хочу жить на этой ёбаной планете!
– Ах, да. Теперь я понимаю, откуда мне знакомо твоё лицо — ты танцовщица в том сраном клубе. — Она одновременно стала вызывать у меня отвращение и желание сделать ей больно. Я крикнул официантке, чтобы та принесла бутылку Чиваса и шесть банок колы, желая напиться в хлам.
– Ага. — Её лицо осветил вспыхнувший огонёк зажигалки.
– Ты весьма умна для девушки, так или иначе зарабатывающей своим телом. Да, Женечка, родители могут тобой гордиться!
– Буду считать это комплиментом, хоть и не самым удачным. — Да, конечно, мне стоит поучиться комплиментам, чтобы заниматься укладыванием баб в постель.
– Что ж, значит, тебе уже размандели про меня разные гадости, и сейчас ты здесь, чтобы лично убедиться, что я редкостная сволочь? — Всё, в следующий раз буду знакомиться со словами: "Здрасьте, я — Слава, я — мудак". Потом можно будет говорить: "А я предупреждал", и точка. Своего мудака я кормил книгами, ненавистью, надеждами, поверхностными отношениями и высококалорийным алкоголем и, да, он был сыт по горло. К сожалению, процесс заполнения себя вакуумом необратим.
– Ммммм, нет. Плохого, вроде, ничего не говорили. — Она закатила глаза, видимо, обращаясь к коре головного мозга в ожидании ответа. Я не верю женщинам, особенно их подругам.
– Врёшь! Не стоит принимать мою сторону, лишь бы завалить меня в кровать — я и так лягу. — Да я самая дешёвая шлюха этого города — ебу бесплатно.
– Да я и не пыталась! — Она перекинула ногу на ногу как Шерон Стоун в фильме «Основной инстинкт», прикусила губу, а глаза её блестели, отражая холодный свет софитов. Она хотела меня, что может быть ещё хуже?
– Так, давай мы оставим этот разговор, и я не пойду вскрывать свои вены в туалете — мне там не нравится. — Одна часть головного мозга говорила, что надо валить от сюда, другая — что надо валить её и уходить медленно.

К нам подошёл Миша. Он занимался организацией вечеров, праздников, конкурсов и прочей ереси, даже в этом заведении. Выступал в каких-то передачах, играл в КВН, и на этом мои познания в аббревиатурах из трёх букв заканчивались. Он заметил меня, не успев снять куртку, и уже направлялся к нашему столику, окутанному в мраке и сигаретном дыме. Если он здесь — будет весело...  кому-то.

– Привет, Слав!
– Привет, Миш. Знакомьтесь, это Женя, — я кивнул головой в сторону девушки.
– Боже мой, ты недостоин таких женщин, Слав!  — Он поцеловал Жене руку. Ебать, какой галантный, вы только посмотрите!
– Я недостоин, а ты не потянешь! – Уже выпуская когти крикнул я. –  Каким ветром занесло?
– Северным! — Он смеялся, видимо сам оценил степень сказанного. Хотя мне было не так весело, и клоунада с одной персоной начала выводить из себя.
– Сегодня будут конкурсы, я так полагаю?
– Конечно! Вы будете участвовать?
– Да.
– А ты сначала не хочешь узнать, что будет?
– Нет, мне всё равно, лишь бы хоть как-то поднять настроение. — Я делал это чтобы отвести подозрения, что могу быть более-менее нормальным человеком.
– Уууу! Ну я вам всё равно скажу. Сегодня у нас битва танцев: посетители против наших девочек.
– Мне кажется, Слава не танцует, — с ухмылкой влезла в разговор Женя.
– Это я не танцую? Мой дед был танцором, мой отец был танцором, у меня это в генах! God in my music, зайка. Хотя ты права — пойдёшь ты.
– Что?! Нет! — Она сделала такое возмущенное лицо как-будто я её на панель только что выставил. Хотя надо было...
– Не обращай внимания, Миш. Записывай.
– Отлично! — Миша что-то начеркал на стикере и с разбега нырнул в толпу.
– Я не пойду!
– Пойдешь. Будет весело. Правда, тебе за это не заплатят. — Вот, вот теперь я себя ощутил немного лучше.
– Вот же ты сука, Слава!
– Не огрызайся.
– Да вся в тебя!
– Не надо в меня, я невменяемый, — я криво улыбнулся. Тяжело насиловать своё лицо улыбкой, скрывая звериный оскал.

Мы проговорили час или полтора. Темы сменяли друг друга быстрее, чем сигареты тлели. Играл старый добрый Planet Funk со своей песней «The end», и зал начал разогреваться. Все посетители были уже изрядно пьяны, а моя новая подружка сидела как на иголках — светская размазня.

– Дамы и господа, рад Вас приветствовать на Go-Go битве! — Народ закричал, запищал и захлопал. Ну, наконец-то, Миша! Где же тебя черти носили.
– Хочу напомнить всем, кто уже забыл, сегодня сражаются наши очаровательные резидентки с гостями. Большая просьба, все, кто хочет поучаствовать и показать себя, подходите и запишитесь. А мы начинаем наш вечер! — бар опять весь взорвался криками и кто-то разбил бокал. На счастье? На тумбу вышла Джесс, её тут так все звали. По мне так блядское прозвище, вызывающее ассоциацию с не более чем пятнадцатью баксами в час. Восемнадцатилетние девочки с каждым днём всё больше походят на затасканных бордельных шлюх. Их молодость становится пороком, и ей всего-то неполных два десятка, а меня уже начала пугать идея о её старости. Вот она сейчас закончит танцевать. Оденется и зависнет с диджеем. Может быть ее кто то снимет раньше. Приедет домой к парню в два часа ночи. Примет душ и завалится спать, потому что трахаться она уже не может. Да и зачем, когда тебя пол часа назад оттаскали за волосы и дали денег. Вот о чем думают парни, позволяя девушкам работать в клубах? Что она не такая? Ага, я тоже. Эту девочку я знаю даже слишком хорошо, поэтому вызвать мой интерес она не могла чисто физически. Ни она, ни её танец. Как говорит опыт: стриптизерши, танцовщицы и модели, вблизи, без косметики и фотошопа выглядят весьма обыкновенно или откровенно страшно. Подбежал Миха, и я еле расслышал, что он орёт:
– Трэк какой ставим? Любой?
– Отъебись от моего уха! — Я оттолкнул его плечом. — Поставь Starkillers, “Scream”.
– Хорошо, сделаю.
– Только wild remix, плиз.
– Всё будет, — он улыбнулся и побежал к пульту диджея. Блядь, цифровая эра на дворе, да скачай ты его за сорок  секунд. Скоро любой медиа носитель канет в лету. Ещё пару лет, и в человека можно будет напихать столько электроники, что любой робокоп нервно покурит в сторонке. Полностью биологический процессор QTA (полное отсутствие отторжения организмом). Глазной фокусировочный модуль зрачка A-Vision, с поддержкой ультра спектра. Постоянное подключение к интернету с возможность загрузки видео из глаз прямиком на youtube. Вот это я понимаю 3D технология. Сексуальные фантазии подростков и психопатов били бы все рекорды. Уши и звуковая плата Creative SS3. Двойная система распознавания запахов и примесей в воздухе Spectron. Модуль иммунной системы Aura (полностью защищён от биологических вирусов, решена проблема с дефицитом иммунной системы). Усилитель проводимости мышечного тока от компании Stronger A2. Мышечная ткань рук, ног и поясничного пояса Stronger HiPerf. Графический интерфейс управления роста волос, цвета глаз, чувствительности отдельных рецепторов с возможностью Plug&Play подключения — HIntro. И тогда, как настоящий терминатор, я смело буду требовать у всех подряд куртку, очки и байк [5].
– Что он хотел? — Женя наконец-то отвлеклась от разглядывания Джесс и обратила на меня внимания. Она её хочет? Кажется, она поняла о чём я думаю.
– Танцевать будешь под Coldplay.
– Если так, то я тебе вот этими ногтями горло порежу, сучёнок!
– Порежь мне спину. Или колбаски с сыром, — желудок жалобно проурчал и я вспомнил, что не кормил его пару дней. Отлично, закажу пиццы. И ещё виски.

Музыка стихла. Джесс подмигнула мне, или парню за соседнем столиком, я не разобрал, и скрылась в глубине барной стойки. Бермуды, люди исчезают за баром. Микрофон опять взял Миша.
– Настало время поприветствовать нашего первого участника! — бар гудел, — Встречайте эту изумительную девушку — Женя! — он указал за наш столик.
– Не заставляй их ждать, дорогуша. — всё же её танец я хотел посмотреть. Она прошипела, закинула стакан вискаря и поднялась на тумбу. "Танцуй, дурочка, танцуй", вспомнились мне слова давно забытой группы Би2. На ней был чёрный пиджак, чёрные шорты, колготки в крупную сетку, чёрные каблуки сантиметров десяти, чёрный лак, чёрный кружевной лифчик и чёрные глаза. А, нет, пиджака уже не было, она его скинула. Ездит на лексусе и мастурбирует два раза в день. Газпромовская шлюха. Такие как она не пользуются парфюмом, они просто трахаются, чтобы тащить за собой ароматный шлейф секса. Как правило, делают они это грубо, с излишней наигранностью и неопытностью. Их слишком много баловали: вниманием, деньгами и игрушками. Они уверены, чтобы получать — отдавать не надо. Шло время, но они толком не научились в этой жизни ни брать, ни давать. Двигалась она отлично. Особенно под трек, который я впервые услышал в каком-то фильме, в главной роли которого был Рокко Сиффреди. Танец — он как секс. В данном случае она спала со всеми сразу. Этакий жест доброй воли. Оставалось дождаться своей очереди. Её пожирали глазами парни, а девчонки отворачивались, чтобы не показать своего восхищения. Пусть и так, меня это всё лишь слегка забавило. Миша, оторвав взор от её ног, посмотрел на меня и вытянул большой палец вверх. Да, да, кивнул я. Хотя я был здесь единственным парнем, который мог бы её не хотеть.

Мне нужны были другие женщины, чтобы в очередной раз убедится, что мне нужна одна.

Я от всего устал — как может уставать мужчина. Мне хотелось домой. В кровать, в которой я не спал уже полгода. Включить какую-нибудь совершенно нелепую передачу, прижаться к Даше и уснуть. Всего-навсего я хочу безмятежности, тишины и покоя. Но в моем случае получить это можно было только в гробу. Вместо этого я должен торчать в баре и хотеть женщину лишь потому, что у меня есть член. Лучше бы я родился волком — они однолюбы. Я все сильнее сдавливал стакан с виски, пытаясь расколоть его на тысячи мелких и острых осколков, резаться ими, чтобы болью заглушить отчаянье. Гнусное безумие, что я тут делаю?

Эта звезда пять раз повторила что она "не такая", что не спит с кем попало и так она себя никогда не ведёт. Я вслушивался в ритм DUBStep'a и облизывал её грудь, одной рукой пытаясь удержать стакан с виски. — Заткнись и целуй меня.
Я затолкал её в туалет, развернул лицом к стене, схватил за волосы и жестко трахнул. Секс — это гуманный акт насилия. Я насиловал её, себя и свои принципы. Я хотел, чтобы ей было больно. Чтобы больно было им всем. Через каждую я мстил одной. За всю свою поганую жизнь, видимо, я так и не научился любить, зато умел по-настоящему ненавидеть. Большой успех, большое достижение в полной бессмыслице. Мы кончили одновременно и отпрянули друг от друга. Пока она прихорашивалась возле зеркала, я пытался в своих чёрных глазах рассмотреть того демона, что застрял во мне. Кажется, он сам уже охуевает от всего происходящего и всеми силами пытается съебать от меня, как и все бывшие. Нет же, я не отпускал его, посадил на цепь и ждал шанса натравить его на какое-нибудь беззащитное создание.

– Ты закончила? — Спросил я, пока она усердно поправляла причёску.
– Почти. — Она обнажила грудь второго размера, взяла белый пакетик и посыпала на сосок.
– Будешь? – Выгибаясь, предложила она.
– Не провоцируй меня — я слишком падок. Если откажусь, ты сама его слижешь?
– Можешь сам в этом убедиться.
– Тогда буду. – Хотя я предпочитал нюхать, но такой способ тоже пойдёт. Люди принимают наркотики, чтобы сбежать из реальности, а я чтобы вернуться в неё. Боже, я ебаный наркоман.

Мы вышли из туалета и направились к нашему столику, где меня ждал только недопитый дешёвый виски. Я пропустил её вперёд, а сам, спрятавшись за стенкой, жестом подозвал Мишу.
– Слав, блядь, шикарная девка, где ты такую достал? Нет, ну ты видел, что она вытворяет?!
– Миш, мне нужна твоя услуга.
– Для тебя — всё что угодно! — Есть люди, которыми так же приятно пользоваться, как и диваном — просто завалиться и закинуть ноги. Людей нужно приравнять к бездушной утвари и постоянно сравнивать с обычной микроволновой. Хотя зря я так про микроволновку — от нее пользы больше.
– Вот карта, расплатись за наш столик и присмотри за Женей, чтобы не натворила глупостей. — Одной кредиткой закручивал болты в салоне авто, растирал порошок, и ей же расплачивался в барах и за любовь.
– Ты что, намерен оставить её здесь? Одну? — Пока он думал, как закадрить Женю в моё отсутствие, я быстренько прикинул план порабощения мира.
– В моём безумии нет места на ещё один персонаж того же типа. Я на тебя рассчитываю. – Всучил ему потёртую карту Visa и направился к выходу. Миша что-то крикнул мне в спину, но я не разобрал. Не оглядываясь, помахал ему и скрылся в темноте душной июльской ночи.






Среда
// Параллельные линии не пересекаются. Доказано Эвклидом. Хреново.



* Будильник: She's a devil, In disguise, she's a golddigger *

– Блядь, да заткнись ты уже! — Я ударил по телефону, желая уничтожить это орущее создание.

Ну когда же это уже закончится? Почему меня в детстве никто не предупреждал, что так всё получится: что мне придётся отдать четверть жизни на сон, четверть на учёбу, ещё четверть на работу, которую терпеть не могу и, блядь, остаток на женщин, которых нет рядом? Всё было бы явно проще, если бы об этом говорили, пока я был маленьким сперматозоидом, я б тогда не участвовал в этой гонке. Взамен полноценной жизни просыпаешься утром один в холодной постели, с синяками под глазами от недосыпа, разбитыми руками после пьянки. Те, кого еще вчера называл друзьями, открыто посылают тебя, продолжая заниматься своими делами. Работа тебя не привлекает, так же как и все ценности, которым ты придавал значение. Цель, мечты, привычное желание вещей провалились сквозь землю и обзавелись табличкой: "Помним. Любим. Скорбим". И стоит сплясать на этой могиле. Ты понятия не имеешь, как в твоем доме поселились смертельная усталость, вселенская грусть, отчаяние и нескончаемая сухость во рту от сигарет. Утром ты хочешь впасть в кому, к обеду отравиться ядом, и даже просишь об этом непонимающего официанта, а когда садится солнце — пустить пулю, вдавив дуло в черепную коробку. Так день за днем, неделя за неделей складываются в года. Ты уже привык к своим постояльцам, ты пьешь в их компании, рассказываешь одни и те же истории, иронизируешь и вроде даже веселишься. Вот только если зажечь свет, то ты все равно за столом один. Твоя компания — это уже сухая бутылка и пара стаканов. Ты уверен, что то, чего нет, не может оставлять такой осадок внутри, но как раз таки наоборот: чего мы не имеем, создает весьма противное ощущение узкого замкнутого кольца-ануса, сдавливающее тебя пополам. Так что я до сих пор не могу понять, куда пропало моё желание жить.

Голова пухла от бессознания, и я в очередной раз поклялся завязать с алкоголем… завтра. Подушка была взбита до состояния молочного пудинга, пропитана кровью, слезами и слюной. Пошёл в ванну, чтобы хоть как-то стать похожим на человека. Я смотрел на себя, преисполненный ненавистью и сожалением. Моё отражение было совсем на меня не похоже. Та же форма ушей, бровей, те же темно-русые волосы и голубые глаза, но у того парня явно скрыто двойное дно. В раковине лежал длинный чёрный женский волос. Мои глаза округлились, голова наклонилась, а шизофрения похлопала по плечу. Общая картина происходящего была недружественна к моей психике и лишь мягко поглаживала безумие. За последние два месяца в моём доме не было ни одной женщины. Вернулся в зал, встал на колени и внимательно осмотрел ковёр. Всё чисто, ни волос, ни использованных гондонов. Прошёл на кухню, налил пятьдесят грамм водки. Выдавил пол лайма и ёбнул всё это залпом. Люблю напиваться с утра, тогда на глупости остаётся целый день! Стоило мне осушить стакан, как мое ушко нежно прикусил психоз.

Рабочий день больше напоминал лошадиные скачки. Мой начальник явно поставил не на ту. Я же с самого начала сказал, что работать не люблю, и зачем было меня брать? Заняться было нечем, ну, кроме работы, конечно. Все развлекательные сайты больше вызывали усмешку, особенно killmeplease [6]. Одна секунда — один час. Невозможно ухватить время за волосы, чтобы ещё на немного задержаться в настоящем. Оставалось лишь ждать конца рабочего дня и всеми силами не сходить с ума. И тут меня осенило: вот что, если потерять свидетельство о рождении, паспорт, сделать новый и дату рождения изменить — я буду сорокалетний подросток или пятнадцатилетний имбецил?

Изготовив себе маску из кевлара, выдерживающую прямое попадание с десяти метров калибром 7.62, я принялся вязать бронежилет. Двойная ошибка полагать, что ещё не вся надежда растаяла, и я могу быть лучше, чем сейчас. Я не хотел, чтобы мое безумие прошло, чтобы фиолетовый цвет жизни сменился на белую полосу удачи. "Больше белого в Вашей жизни" — говорил усатый мужик с биллборда лакокрасочной компании, валиком закрашивая черные полосы на спине зебры. Белые, ватные стены дурдома, белый свет в конце туннеля, белые халаты, которые кричат о своем бессилии перед ударами судьбы — как это может нравиться? Тьма же заботится о тебе гораздо лучше, окутывая собой изнутри, согревает и убаюкивает, не позволяя тебе простыть. Только с таким цветом я мог еще на что-то надеяться и продолжать уверенно подниматься по лестнице вниз. Быть лучше, быть хуже. Да какой в этом прок? В этом мире всем до лампочки, чем ты занимаешь: спасаешь бедных зверушек под эгидой гринписа или торгуешь смертью и органами. Какую бы умную мысль ты не выдавал, никто не услышит, как бы ты не старался сделать мир чуточку лучше, никто бы не понял. Разве не странно, что педофилы и серийные убийцы просто живут за счет налогоплательщиков, и никому до этого нет дела, пока он не поселится рядом. Дайте мне полномочия всадника апокалипсиса, и я с радостью стану карающим мечом, снося головы налево и направо. Добро заканчивается там, где начинается гуманность. Общество будет и дальше продолжать гнить в концлагере, пока ему не вернут самосуд. Если сам антихрист боится окунуть этот мир в судный день — я готов поработать за него. Так где поставить подпись за возвращение смертной казни?

В этом мире абсолютно нормально желание превратить себя в айсберг и оставить большую часть всего себя под водой. Я изо дня в день задавал себе вопрос: "Что во мне не так", и вскоре услышал ответ: "Всё".

Саморазрушение — мой путь к просветлению. Я гоняю как сумасшедший только с одной надеждой — разбиться к чертям собачьим, потому что предыдущие шесть попыток не увенчались успехом, я всегда выживал. И баб я трахаю, надеясь, что на утро мне не захочется свалить от нее, что не будет все так гнусно. Что её перестанет волновать только французский маникюр, а меня — как закрыть дверь без ключа. Меня заебала не эта страна, а её сраный тандем и пусть всё рушится, ведь только из хаоса рождается что-то поистине прекрасное.

Мир потерял свои краски, когда кто-то перестал подсвечивать его изнутри. Ему больше нечем удивлять. В наше время хаоса и предательства эту планету населяли анархисты, неформалы, пидарасы, дегенераты, убийцы, извращенцы разных мастей, коррупционеры, шлюхи, революционеры и подпольщики, масоны и другие мудаки, любить здесь некого. Куда не плюнь: разврат, сорока градусные напитки, наркотики, интернет и реклама. Художники больше не нарисуют настоящих картин, музыканты не сочинят красивой музыки, взамен этого шум и грохот. Присмотритесь, сколько раз в день вы видите насилие. Мальчик подбивает из рогатки воробья. Мужчина бьет непослушную собаку. Стычка имбецилов возле клуба. Рэкетиры выбивают металлическим прутом деньги из бизнесмена. Идет война. В Африке, умирая от голода, убивают любое животное. В Индии продолжается традиция каннибализма. А теперь включите телевизор там еще много интересного.

У мужчины после тридцати лет наступает кризис среднего возраста: у него ничего не получается, он покупает себе красный Ferrari и делает татуировку. У меня так в двадцать пять. Раньше всегда хотелось чего-то большего, а теперь только одного — сойти с ума окончательно. Я часами всматривался в таблицы, ища в них нужные цифры. Перелистывал десятки договоров, проверяя их на компетентность.  Через полчаса черный текст становился пятном, в котором разбираться я уже не хотел, но машинально продолжал ставить подпись и откладывать на край стола. Такая вот пустая канцелярская работа. Тебе ни с кем не хочется разговаривать, и твой лучший помощник — это черная шариковая ручка с разгрызенным колпачком стоимостью пятнадцать рублей за унцию. Наташ, забегала в кабинет каждые полчаса и спрашивала меня о каком-то неведомом документе, который, по её словам, должен быть у меня. Скорее всего,  это было просто поводом позвать меня покурить с ней. Она ужасна. Да и как можно не заметить пепельницу, похожую на дикобраза, покрытого дотлевшими фильтрами сигарет. Ей 29 лет. Она живет с мамой и сестрой. Не носит юбок и каблуков, зато подводит глаза в десять слоев, оставляя слипшиеся ресницы с большими кусками туши на концах. Она часто пьет пиво их полуторалитровых пластиковых бутылкок у себя в кабинете. Там же остаётся ночевать. Ходит только в те заведения, куда можно прийти со своей баночкой «Ягуара». Даже я с трудом представляю, как можно быть настолько отвратительной. Ещё принесли журнал отчёта документооборота в моём ведомстве. Всё это я должен был подписать до конца недели и лично передать шефу. Я стоял между шредером и мусорным ведром, прикидывая, в какой последовательности это уничтожить. Решил, что в архиве им самое место, если что-то пойдет не так, всегда можно свалить на криворукость секретарши и отдать ее на растерзание псам. Я просто кинул всё в коробку с надписью "В архив". Из-за этого на следующей неделе весь отдел окунётся в омут анархии. Как же приятно почувствовать себя диверсантом. У меня неплохо получается, жаль, что за это не положена надбавка. Порылся в ящике и вынул пару журналов: Men's Health и Rolling Stone. Перелистывал, разглядывая картинки, ожидая, что хоть что-то привлечёт моё внимание. Этот глянец — не более чем каталог мебели или косметики. Этакий гид по создания самого себя. Тебе говорят, что для успеха в жизни у тебя должно быть тело Джейсона Стэтхэма, костюм от Pal Zileri, часы Zenith Queen of love. Машину ты купишь Lexus IS450. А женщина с тобой должна быть со страницы 84. Ты киваешь гривой, мол, усёк, всё понял. Идёшь на работу и вкалываешь до посинения. Потом бежишь в спортзал, жрёшь химию и качаешь пресс. Возвращаешься заёбаный домой, а там жена, ну нихуя не Меган Фокс. Значит можно её и нахер послать. Короче так проходит лет пять твоей безудержной гонки за счастьем. Утром смотришь на себя в зеркало: красив, подтянут и роскошен, ну и где же моя королева? Вы же обещали! Бежишь в киоск, судорожными руками отсчитываешь сто двадцать рублей, и начинаешь читать. Теперь, чтобы быть на волне, стань худым как рок-звезда, принимай наркотики, а стоимость костюма не должна превышать сто пятьдесят баксов, часы нахуй не нужны — они есть на мобильном телефоне. И сдохни до тридцати, это обязательно. "Да вы что, суки, издеваетесь?!" — кричишь ты себе. Ты в пролёте. Теперь они ебут Меган Фокс, страницу 84, да и весь журнал в целом. Твоя система дала сбой. В общем, пора завязывать читать журналы, на которые нельзя подрочить.

SMS. Ну кто там ещё? Ваш баланс лицевого счёта меньше нуля? Новое сообщение: Женя. "Вот так пропасть — это нормально, да?". Что я могу ответить? Нет. Это не нормально, это безумие. Не обижайся на меня сегодня, завтра я не стану другим. Вот оно: "А я предупреждал". Я хотел было написать, но получилось так, что очистил смс, звонки, адресатов смс и удалил её контакт. Как-то у меня спросил один знакомый, после того, как я сообщил ему новый номер телефона, по-моему, третий за полгода: "Слав, что ты делаешь, раз так быстро меняешь номера?". "Я просто теряю людей", — не задумываясь, ответил я. Если подсчитать количество удалённых мною контактов за последний год — я серийный убийца.

Последнее время жрать в офисе совсем невыносимо, да и смена обстановки ещё никому не вредила. Я позвонил Вовке, у которого, судя по времени, обед через полчаса. Мы договорились встретиться в Хохломе. Это где-то между ФСБ, в котором бывал на допросах, больницей, в которой валялся в детстве с подозрением на порок сердца и банком, где работала Дарина. Как же всё эпично. Когда я зашёл, он уже сидел за столиком и кричал в телефон: "… да, блядь! Сорокушку в Артём. Да. Оставь заявку за мной. Да ебал я эти законы! Отправляй!" Положил трубку: "Долбоёбы!".  Вова всегда был спокойным ребёнком, если тема не касалась бабла.

– Привет, планктон.
– Привет, концентрированная ненависть.
– Работа — волк?
– И не спрашивай… — Мы редко говорили о работе, о том, кто кого кинул и поимел с этого бонусов. Вообще такие разговоры не приносили ни малейшего приятного чувства. Обходились словами нормально, хорошо или плохо, что в принципе означало одно и то же. Вовка работал в порту, плотно подсев на контрабанду. Так что его каждодневная работа заключалась в даче взятки инспекторам и доставки груза до клиента. 40-футовый контейнер, набитый мобильными телефонами последних марок, по документам был всего лишь набором блузок и джинсов. В общем, инспектор взял свой кусок и понес начальству, чтобы те его не трогали и позволяли дальше трудиться на благо родины. Начальство отстегивало долю моему ведомству, чтобы мы не начали проверку, а я обналичивал их через подставку, забирая свой процент. Вот так наши с Володей интересы и пересекались, но никто не подавал даже виду, что под ногтями та же грязь.

– Добрый день, что желаете? — спросил официант с презренным взглядом "Вы — говно".
– Мне сэндвич с лососем, минет и капучино с корицей. — Что я могу сказать, мой юмор и этикет никогда не шли нога в ногу. Надо было брать самбуку с шампанским, двойную дозу, этим убить можно даже слона.
– А мне чашечку американо с молоком, — добавил Вова. Официант внимательно нас выслушал и ничего не сказав свалил добывать пищу. Про минет он, видимо, забыл. Да как про него можно забыть? В уме не укладывается...
– У меня есть хорошая новость, Слав.
– Ты переспал с Кайли Миноуг? Не?
– Заебал. Помнишь я тебе рассказывал про Настю, с которой работал вместе?
– Ну, что-то такое было.
– Так вот. Кажется я влю...
– Сделай ей предложение.
– Что?!
– Сделай ей предложение, может успеешь.
– Уже сделал.
– Хм. Анастасия Лысенко. Звучит иронично.
– Ты думаешь?
– Я думаю, что этот конец ничем не хуже другого.
– Ты можешь хоть пять минут не быть такие мудачеллой?! — Вова вытащил последнюю сигарету из моей пачки.
– Прости… Тебя поздравить или ты сам как-нибудь справишься. — Я сам не понял, был ли это вопрос или утверждение.
– А ты бы женился? — После минутной паузы произнёс Вова.
– Может быть. Для того, чтобы поутру она приносила мне сэндвич и стакан ледяного апельсинового сока.
– Это ты можешь заказать здесь или сделать дома сам.
– О чем и говорю: не осталось ничего интимного для двух сердец. Мне бы не хотелось по утрам читать свою жизнь в потрепанном желтом журнале, хотя только там бы ее и напечатали: «Страница двадцать четыре. Вячеслав не может любить без сока и хлеба. Ему не выжить.» Я поворачиваюсь к двум девушкам, сидящим позади меня.

– Девушка, извините, но вы такая милая… Выходите за меня.
– К сожалению, у меня уже есть парень. — Она так чудно улыбнулась, что я уже на мгновение поверил, что хочу на ней жениться. Всегда мои мысли были заполнены фальшью.
– Но я могу рассчитывать на чашечку кофе? На утро?
– Как бы я не хотела, я не могу. — Ответ меня абсолютно не удивил. Меня нихуя не любили, по разным причинам. Девочкам я не нравился, себе тоже. Красный кабриолет куплен не для съема молоденьких девиц, а от жажды драйва, поэтому большую часть солнечных дней лета пылится в гараже, разобранный на части. Я использую его не по назначению?

– Ну вот, — я повернулся обратно к Вове, — видимо, никогда не женюсь. Какая-то бешеная гонка за бешеным счастьем от бешеного себя.

Принесли кофе и сэндвич, которым можно забивать гвозди. Ни вилки, ни ножа, ни ложки.

– Слав, да найди ты уже нормальную девушку и живи с ней долго и счастливо, что ты маешься? — По-моему, такая фраза лежит в заготовках у всех людей, с которыми я так или иначе общался.
– Да все мои проблемы из-за девушки, думаешь другая мне поможет?
– Я бы хотел в это верить...
— Найти нормальную, да еще и девушку — слишком сложно. — И даже непонятно, чему именно, но чему-то я сопротивлялся. – Ну, вот смотри, видишь ту девочку с большим плакатом на лице "я не сосу, я не глотаю"?
– Ты хотел сказать с детским, миловидным личиком?
– Да, вроде так и сказал. Неважно. Так вот. Ты хочешь именно такую, думая, что сможешь приучить к своей жизни и своему отсохшему сознанию. А на самом деле эти девочки, как кошки — растишь их, обучаешь всему, а они срут тебе в тапки и со словами: "Я так за все тебе благодарна", съебывают к другому. И с каждым таким разом ты все сильнее погружаешься на дно стакана, позволяя цинизму поражать ещё живые части твоего мироздания. Грубо говоря, становишься таким же придурком, как я. Судя по их возрасту, тебе придётся ждать ещё лет пять, пока она закончит институт и нагуляется по клубам, а вот ты уже сто раз завязывал. Для них модно проводить все выходные в пьяном угаре клуба, модно быть стервой, модно иметь iphone, модно пошло одеваться. Их хрупкие тела набиты пафосом и гламуром, как пугало сеном. Элегантность и простота стали синонимом скуки. Так они и живут — подменив себя весельем. А всего-то стоит её переодеть, отмыть лицо, приковать наручниками к батарее, взять бейсбольную биту и посмотреть, в какую сторону побежит вся её охуенность. Встречаться с женщинами под тридцать тоже не выход. Если она в тридцатку ещё не замужем и без детей — стоит присмотреться, что-то да не так. Да, с ними проще, потому что они лишены той дурости, присущей подросткам. И она не будет спрашивать тебе после секса: "Дорогой, тебе правда понравилось?". По крайней мере, мне пока везло. Так что тебе придётся выбирать: либо встречаться с едва созревшей девушкой, к тому же не опытной, или наслаждаться женщиной на закате её сексуальной привлекательности. Молодость — это то, что проёбывается самым бездарным образом.
– А куда из твоего унылого умозаключения делись ровесницы?
– Дай-ка прикинуть… В двадцать пять лет у них есть специальность менеджера по туризму, психолога, маркетолога или социолога. То есть никчемное высшее образование, проплаченное мамой для получения заветной корки, подтверждающее, что их чадо не дебил, социально пригоден и не зря проебал пять лет по тусовкам, изредка сдавая экзамены. Самооценка — как процентовка на выборах за ЕДРО — 147%. Если они могут поджарить яичницу, не спалив полхаты к чертям — смело ставь памятник, потому что сама она питается именно так. Пошла в постели на компромисс и согласилась на новую позу — веди к ювелиру. Политика, искусство, новые технологии, глобальные проблемы планеты Земля и масоны их не интересуют, и разговоры на эти темы будут одним большим табу, так же как и секс вместе с её подружкой. Причем в этом диком мире без самца она просто не выживет, кто-то же должен выделять деньги на косметику, шопинг, отдых и машину. Если даже она и работает в свое удовольствие, принося такой низкий процент семейного бюджета, что лучше бы она носки штопала, то все равно будешь огребать под крики: "Я вкалываю с утра до ночи и не собираюсь еще стоять у плиты". Эта модель семейных отношений давно прогнила насквозь и никак не могла вызывать уважения у здравого человека. Нет, конечно же, не все отношения одинаково бесполезны, но шанс оказаться именно в такой нещадной ситуации весьма и весьма велик. Вот она проблема – любить то уже некого.
– Да и такими темпами есть все шансы умереть от сексуального голода!
– Ну почему же? Трахнул и run, Forest, run [7]. Заметно, что лучше всего мужчина выглядит как раз таки когда не имеет постоянную спутницу жизни, хорошо сосущую только деньги. Мне не в прикол платить за девушку в ресторане, да и вообще мне от неё нужен только секс, мне наплевать на её проблемы, так же как и ей на мои. Разговаривать с ней на отвлеченные темы — удовольствие весьма сомнительное, учитывая, что умных людей и так мало, и девушек среди них практически нет. Я — эгоист, и готов платить только за своё удовольствие в виде съеденного и выпитого. Если она считает, что секс нужен только мне — может смело идти нахуй. Я не понимаю, для чего была создана провокационная модель времяпрепровождения: ты даришь ей цветы, ведешь в ресторан, а потом, если тебе повезёт, вы трахаетесь. Заметьте, т-р-а-х-а-е-т-е-с-ь, это вместе, один доставляет удовольствие другому и наоборот. Да это дороже и сложнее той же шлюхи. «А как же эстетическое удовольствие?» — спросите вы. Поверьте, оно не стоит таких трудозатрат. Я вот что-то не помню, когда меня в последний раз девушка водила в кино на очередной фильм Нолана, кормила сладким попкорном и везла к себе. Не пойму, они секс не любят или кино?
– Бред! Ты просто боишься!
– Смотрю, голова думать тебе совсем не мешает… Я уже смирился с тем, что мои отношения заходят в тупик. — Говорить, говорить, говорить. Так я смогу скрыть какую-то страшную тайну – это не они заходят в тупик, это я не знаю что делать дальше. Чем больше слов я выдавливал из недр сознания, тем больше шанс остаться не замеченным, не застуканным за самым грязным преступлением — ложью. Где-то в глубине мрака моей души я верил, что существует исключение из правил, какое-то маленькое исключение и что вот-вот и я его найду.
– То есть ты согласен, что всё портишь?
– Блядь, я тебе про одно, а ты мне про совсем другое. Из тебя хреновый мозгоправ бы получился. Мне нравится одна, потому что любить и портить её мне доставляло большее удовольствие, чем остальных. Давай я просто буду молчать, а ты говорить.

Я насыпал в кофе сахара и продолжал слушать Вову. Он рассказывал, какая эта Настя охуенная, что красивей он не видал и пизда у неё поперёк. В принципе, я рад за него или даже завидую. Я завидую женатым мужчинам; завидую парням на байках; я завидую банкирам в дорогих костюмах; завидую мёртвым знаменитостям и молоденьким девочкам, танцующим в клубе. Просто так, от нечего делать. Что-то промелькнуло в голове, что-то совсем мимолётное, воспоминания о чужой несбывшейся мечте. И я тут же ощутил, как сдетонировали двести грамм тратила. Скомкал пустую пачку сигарет и кинул в проходящего мимо официанта.
– Ты мне, блядь, ложку принесешь или я должен пальцем размешивать ваш ёбаный кофе?! — На людей надо орать и пиздить, иначе они ни черта не понимают.
– Извините...
– Слав, прекрати. Простите моего друга, у него ужасный день, — попытался сгладить назревающий конфликт Володя.
– У всех такой, — прошипел парень уже с видом "сам говно".
– Вов, я не понимаю, почему я должен платить кретинам, не способным уследить за какой-то там ложкой. У меня что, тут банкет и гора посуды?
– Нет.
– Ну так какого...?
– Просто не обращай внимания, Слав.
Парень вернулся через пять минут, и желание его удавить только возросло.
– Извините, молодой человек, — начал я, — за мой весьма неприличный поступок, поверьте, я не со зла. Но пока ты, гандон, бегал в поисках Святого Грааля и моей ложки, в дупло пережаренный сэндвич совсем зачерствел, а кофе остыл! Так что сделай добро, сгоняй за менеджером и пусть он мне объяснит, с каких пор на работу принимают долбоебов! — Парня охватила злоба, он нагнулся к моему уху и сказал: — Выйдем?
Я продолжал смотреть Вове в глаза. Он не одобрял мои агрессивные, шизофренические наклонности. Еле заметно покачал головой, уверенный, что не стоит… Парень сделал большую ошибку, нагнувшись в мою сторону, тем самым облегчив мне задачу. Я всегда был сторонником превентивной атаки. Ну вот почему ни кто недооценивает людей, которые первые проявили агрессию? Я схватил его за галстук и рывком притянул к столу. Раздался громкий хруст деревянного стола и из его носа потекла багровая кровь, жадно впитываемая салфетками и моим надкусанным сухарем. Парень из последних сил пытался отлипнуть от стола, а я продолжал держать его за тёмно-серый галстук. Я прекрасно понимал, что если он не умрёт от потери крови, то просто задохнётся.
– Слав, отпусти его.
– Пойдем, Вов, у меня нет больше желания здесь находиться. — Я мысленно попрощался с едой и направился к выходу. Вова кинул на стол какие-то деньги, переступил через парня и проследовал за мной. Я уже сел в машину, когда подбежал Вова.
– Ты куда?
– В ад! — Захлопнул дверь и резко тронулся с места.

Вечер говно, он такое же говно, как и любое утро. Всё же мне было необходимо увидеть Дарину, я хотел взглянуть на неё хотя бы со стороны. Я подъехал к дому, где она когда-то жила. Старался спрятаться в темноте холодного города, выдавая себя лишь тлеющими угольками сменяющих друг друга сигарет. Мимо проехала девушка в безумном Chevrolet Camaro безумного цвета [8]. У нас не принято любить чужих красивых женщин в чужих красивых машинах. Не принято и всё. Мужчинам теперь не нравятся сильные женщины, как сильным женщинам не нравятся слабые мужчины. Парадокс. А союз сильный женщины и "половой тряпки" не такая уж и редкость в наши дни, даже более — стабильная традиция. Куда делся институт семьи? С детства привиты алкоголем, деньгами, властью и всем продажным, к сожалению, даже женщинами. Нормальные человеческие отношения, когда оба занимают одну ступень, канули в лету. Уважение? Честь? Всё пропили, скурили и проебали. А просыпаться по утрам я хочу не с какой-то там нагламуренной куклой с заморочками шестнадцатилетней пиздючки, а со взрослой женщиной. Она как минимум должна знать кто я для неё, кто она сама и уметь готовить сэндвич. Лучший сэндвич в мире! Лучший!

« Там, где был город — море глотает пену.
  Там, где был воздух — кто-то построил стену. »
  Brainstorm — Ступени


Вечер — лучшее время для самобичевания розгами и алкогольными воспоминаниями. Прождав три часа с лучшим другом — Джимом Бимом, надежда растаяла, и единственное, что мне оставалось, это просто купаться в своей меланхолии и вспоминать её запах. От неё пахло молоком и мёдом, как-то по-семейному что ли. Запах женщины всегда что-то напоминает: некоторые пахнут твоими бывшими, другие же слишком сладко, как бы мягко намекая, что скоро от них начнёт тошнить. Через год её шикарные длинные волосы стали выпадать, лак на руках казался просто грязным пятном, грудь маленькой, а трахалась она слишком наиграно. Это не она стала хуже, это мне разонравился мой идеал. Со временем она умирала во мне. Я уже точно и не могу вспомнить, как всё началось, и тем более как всё закончилось. В какой момент я плотно сел на стакан, и заработал обширное расстройство психики. И когда мне стало нравиться то, что мне не нравится. Помню лишь Москву, самолёт и крик отчаянья. Здоровое клеймо злобы и нервозности, мы всё выплёскивали друг на друга. Чтобы она меня слышала, приходилось орать. Каждый занимал свою позицию на ринге. Звучал гонг, и начиналась словесная перебранка до самого coup de grace [9]. Наш излюбленный вид спорта. Все это продолжалось пока один из нас не срывался полностью, причём чем дольше это продолжалось, тем все дальше мы отклонялись от начальной темы. Тут же вскрывались левые подробности и давние обиды. Она кричала, царапалась, била посуду. Казалось, существует тысяча и одна причина, чтобы разжечь войну. Ядерную, что бы никто не выжил. Слова били больнее, чем удары в голову. Видеть кровь для нас стало привычным делом: либо душевную, либо телесную. Взаимной была только ненависть, а в любви всегда кто-то сдавал позиции. Такая странная любовь с оттенком насилия.

Если у вас хорошая фантазия, вы можете стать кем угодно, но что если ты изначально "кто угодно" и тебе надо стать чем-то конкретным?

Через год после того, как мы начали встречаться, я стал превращаться в настоящего демона из снов. Обвинил её во всех смертных грехах заочно. Я тиран одной человеческой души. Я хотел убить её в себе раньше, чем она сделает меня слабым. Я испытывал досаду, смотря на неё. Долго она со мной не протянет, а значит, найдёт новый объект для своих обожаний. И при таких мыслях моя страсть к ней начала затухать. Правильный смысл любви состоит в том, что через одного человека надо любить весь мир и всех людей. Мой мир оказался не так прост. Через неё я ненавидел все население планеты и себя самого. На лицах других я видел только притворство, ложь и надменность. Мой интерес к чему-либо не проживал и дня. Хладнокровное убийство. Я не мог спать с ней, не мог есть за одним столом, не мог выносить её молчания, которого с каждым днём становилось всё больше и больше. Я знал, что она слишком многое скрывает, и быть честной для неё не то же самое, что для меня. Быть честным значит не бояться действий, слов и опиздюливания. Я всегда старался говорить правду. Скоро стало ее слишком много, а значит, воспринималась она как ложь. Хотя она мне все равно никогда не верила, или не доверяла, или ей просто было похуй. Вчера, среди помятых простыней, я тебя так сильно любил, но вчера — было так давно.

Днем накричались, ночью наигрались, утром проснулись вместе.

У меня были красивые глаза, у Дарины — все остальное. Два голубых шара потеряли свечение, когда она пыталась поздравить меня с Новым Годом. Я не брал трубку. Держал телефон и смотрел на экран "Входящий: Дарина". Думал: "Не бери трубку. Нет. Не надо. Тебя нет. Ты уже пьян, или с другой, или просто мёртв. Нет." Телефон звонил. Меня тошнило. "Что она хочет? Пожелать в следующем году много приятного?" Телефон звонил. "Сказать как у неё всё хорошо?" Динамик стих. "Пропущенных звонков 1." Экран погас, вслед за ним погас и я. Кто-то нажал turn off. "Слав? Слав, ты в порядке? Что случилось?" — мельтешил рукой Вова, — Слава?!.. — Нет. Я решил, что утащу в свой мир всё, раз на двери своего она повесила амбарный замок. Тогда я же поклялся, что следующий Новый Год встречу, закрыв себя в четырёх стенах с бутылкой портвейна Porto Barros и буду надеяться, что завтра не наступит никогда. Потом я напился.

Я и не знал, что мне будет одинаково приятно смотреть, как она готовит на кухне и разбивает мою машину на треке. Почему она позволяла вести так с собой? Позволяла мне играться отношениями, грубить и хамить ей даже тогда, когда это не требовалось. Всего-навсего надо было дать мне подзатыльник со словами "уймись, гондон, дома поговорим". Когда тебе каждый день говорят, что ты плохой, начинаешь привыкать. Потом тебе говорят, что ты хороший парень, но я все равно оставался мудаком и продолжал действовать по инерции. Она хорошая, я плохой, так мы договорились. Для неё это не повод быть вместе. Она должна была усвоить лишь одну вещь: необязательно уходить от человека, чтобы простить. Я много думал, что можно завязать уже пиздеть о том, как все ужасно, что все мудаки, отношения неудачны и что все можно изменить, если оторвать жопу от дивана, но предпочитал оставаться на нем, пока она спала рядом.

Ей я достался дешево, в отличном состоянии и с инструкцией. Best buy. Нотация была весьма скудна, конечно, но многим бы это помогло. "Нажмите на кнопку power в области груди. Если глаза зажглись — пользуйтесь. Нет – выбросьте и купите новый." В дополнительном пункте была бы помощь при небольшой поломке или сбое, но туда, как правило, никто никогда не заглядывал. "Если барахлит или слишком много пиздит — дать подзатыльник". Битье иногда помогает, техника-то еще советских времен.

Чем больше я бегал за своим прошлым, тем меньше был успех. Уповать на "время лечит" не было никакого смысла, оно лишь старило моё тело и память. Желание быть с ней только усиливалось. Если всё так же будет продолжаться — мои дела плохи. Теперь вы хотя бы знаете, почему меня закроют в дурке. Мои фантазии превращались в манию, которая всё больше поражала мой никчемный мирок, как раковая опухоль, и знаете, это нихуя не прикольно. Глаза покрылись кровяной сеткой, кожа пожелтела, а руки начинали трястись еще до того, как я брал стакан. Даже если бы я стал последним и единственным парнем на этой планете, она всё равно полюбила бы обезьяну. Такое рассуждение пробуждало желание придушить себя без всякого наслаждения.

Давно придумал себе одну большую болезнь под названием любовь и решил посвятить всю жизнь поискам лекарства. Хотя точно знал: в моем мире не существует ни того, ни другого. Когда начинаешь копаться в себе, чтобы достичь успокоения — превращаешься в мудло под видом философа. Я так обо всём подумал, пожалел себя и направился домой, где меня ждали пара банок пива, крабовый салат и попытка уснуть номер 498.

Я перечитывал ее письма раз в три месяца, как только начинало отпускать. Их было три, плюс пара открыток. Этого было достаточно, чтобы опять запустить механизм саморазрушения в голове и пустить разум под откос. Я, пепельница и стакан гленфидича сидели на кухне. Пускали кольца дыма, плавили в стакане лед и слушали давнюю историю. Историю моей жизни, основанную на реальных событиях. Я читал вслух. Она писала: "Это мой способ выразить чувства, поэтому я пишу это письмо". Писала, что она благодарна подруге, которая нас познакомила. Что безумно счастлива со мной и что в любом случае она никогда не забудет, как ей сейчас хорошо со мной. Подпись: "Ты мое все. Д.". "Зафиксированная ложь на бумаге. Забавно", — подумал я. Она писала, а я читал. Я никогда не делал того же, ни разу в жизни. Я так не умею. На них были круглые разводы от капель то ли слез, то ли воды, может быть это просто чай. Перечитал их все, поджог и смотрел. Смотрел как быстро сгорает бумага, унося с собой воспоминания. Вроде, тебе эти вещи и дороги, но всё равно большее удовольствие получаешь от того, как пламя доедает бумагу. Я не смогу их больше прочесть, а значит, и вспомнить все дословно. Как же я завидую главным героям книжный романов: у них все всегда получается, отовсюду находят выход или делают подкоп, их душевные терзания заканчиваются на трехсотой странице, а в конце их ждет красавица с третьим размером груди. Даже если что-то пошло не так, и наш персонаж совсем заблудился в чаще жизненных проблем, автор смело жмет delete и меняет его судьбу. Я тоже хочу такой волшебный ластик.

Все происходило где-то в другой солнечной системе за гранью любви и ненависти. Такой открытый и холодный космос, звездолет и десятки световых лет, как нескончаемый счёт в Швейцарском банке — трать не хочу. "*тшш-ш* Вы слушаете бортовой дневник корабля Nemesis. Сегодня 1178 день блуждания в созвездии Gem. На данный момент я покидаю рассеянное звездное скопление, классификационный номер М35 NGC 2168. Обследованных планет: 34. Разумная жизнь не обнаружена. *треск от тлеющей сигареты, выдох* Провизии осталось еще на 127 дней. По показаниям системы мониторинга четвертый генератор вышел из строя — перегрев. Меня сводят с ума постоянные щелчки в области масляного насоса. Видимо что-то заклинило, система молчит, и я не знаю, что делать. Учитывая расстояние до ближайшей межорбитальной станции, и прикидывая скорость отдаления от нее, через 43 часа я пройду точку невозврата. Надо решать: поворачивать корабль или рискнуть и отправиться в бездну надежд. *выдох* Подумаю об этом завтра. Если вы слушаете эту запись — знайте,  меня уже нет в живых. До встречи в эфире, звездные короли*… *тчшш-ш-ш*"

Всё чаще и чаще старался уснуть с открытым окном. Холод окутывал всё в квартире: меня, двери, всю мебель и одежду, только вот духовая печь с её красными часами оставалась не тронутой. Каждые два часа между попытками уснуть я вставал и шёл на кухню за соком и посмотреть на часы. В итоге это они на меня смотрели. Ярко-красные цифры в кромешной тьме показывали, сколько осталось то ли до рассвета, то ли до полного безумия. Время: 04:63. Ах, ну вот и оно. По-настоящему я так и не спал. Я просто бродил по квартире почти в кромешной тьме. В ванне отблеск синего давал бойлер. В кухне красные часы подсвечивали холодный кафель. А зал наполнялся контрастными цветами огней соседних домов. Состояние такое же, как и у нарезного хлеба, купленный две недели назад: белый снаружи, но съеденный зеленой плесенью внутри. Если подойти к панорамному остеклению гостиной и всматриваться в чужие квартиры можно отчетливо разглядеть другие жизни. Вон там, пятый этаж, шестое окно слева. Зал. Тусклый желтый свет умеряющей сто ваттной лампочки в абажуре. Тяжелые бардовые шторы советских времен покрывшиеся трех миллиметровым слоем пыли. Семья, если это слово сюда подходит. Муж, лет сорока пяти пощечиной выбивает из вставшей с дивана жены остатки нежности. Орет. По жестам понятно: "убирайся вон". Ребенок, девочка лет пяти, стоит в оцепенении в дверях. Женщина начинает плакать, девочка тоже. Наконец-то увлеченные процессом родители заметили что их самосуд был фотографически точно запечатлен глазами ранимой психики чада.  Мать берет ребенка на руки и убегает в другую комнату. Отец садится на диван и обхватив голову руками раскачивается в стороны. Теперь он прекрасно понимает, что в будущем эта сцена будет всплывать с незавидной регулярностью. Так или иначе, он останется тираном, если не для жены, то для дочери точно. Вот что произошло? Измена? Разлюбили? Не приготовила борщ? Всегда что-то найдется.
Со временем я привык не отличать сны от реальности. Мне мог присниться покой в райских садах эдема, но снилась Дарина. Мы сидим на спинках кровати рядом друг с другом. Между нами возникает резонанс. Разряжение воздуха, вспышки и треск электричества, настолько сильный, что стрелки на часах начинают крутиться в разные стороны. Предметы на столах взлетают в воздух и замеряют, а всё, что ты хотел, остаётся недосказанным. Словно два магнита с одинаковыми полярностями, один отталкивает другого. И чем сильнее ты стараешься, тем сильнее они жаждут не сойтись. Если бы вам снились мои нездоровые сны — вы бы сошли с ума.

– Я… — она напряженно попыталась что-то произнести.
– Тсс. Я знаю, сейчас единственный шанс поговорить с тобой, и, возможно, завтра я пожалею, что не спросил или не ответил. Но, умоляю, давай помолчим. Хоть пять минут проведём как нормальные люди. Прошу тебя...

Даришка снилась мне намного чаще, чем я мог ожидать. Она никогда не покидала меня, как и алкоголь. Мне постоянно не хватало её легкомыслия и улыбки, её шикарных волос и мятежных глаза цвета сепия, которыми она частенько пожирала меня. Я давно не видел элегантней ног и грациозней талии. Дайте мне возможность уснуть с ней, и я готов не просыпаться никогда. Она ни когда не узнает, что свалила всего за пару недель до предложения выйти за меня. И что как-то совсем не просто, обручальное кольцо упало в мусорную корзину, стоявшую у подъезда девятиэтажки рядом с её домом. Тогда бы всё было иначе. Хотя в отношениях я был весьма конкретен: ничего не обещал — нихуя не делал. Или я просто боялся получить кольцо на пальце, штамп в паспорте и женщину, которой на меня класть. Есть куда более простые способы проебланить жизнь — как я. И дело вовсе не в том, кто кому сколько говна сделал. Не в том, что каждый надул губы, как дитя и разошёлся по разным сторонам города. Я помню только хорошее и стараюсь чаще залить рану спиртом, избегая полного заражения. Она же — помнит только плохое и виски с колой идёт как приправа к веселью. Один мучается, другому — похуй. Вот что значит любить до боли в висках.






Четверг
// В комнате без света была зажжена одна сигарета,
   Без запаха и цвета, душным дымом окутывая лето.



06:48

Ну вот почему работа не может работаться без меня? И кто придумал вставать так рано? Разве все миру не было бы удобно работать, допустим, с одиннадцати? День всегда начинался однообразно: принимал душ, пил кофе с сигаретой (по количеству выкуренного за день складывалось впечатление, что я их ел), посылал кого-нибудь на хуй (в основном самого себя) и ехал на работу. Чем больше денег, тем меньше доводов, чтобы оправдать своё никчёмное существование. За то их наличие — это признак твоей хитровыебанности, а кокаин и прозак тебя утешат. Заебись.

Я уже не спал или ещё не спал. Просто лежал и пялился в телефон, ожидая, что он сам включит что-нибудь другое, ну или хотя бы сдохнет до будильника. Надо сменить мелодию. Попытался запихнуть в себя пирожок трёхгодичной давности. Вкус как у сваренной раз десять моркови. Меня тут же стошнило в раковину. Запихал в себя пол плитки шоколада, одел новую футболку с надписью «Top to the haven», новые джинсы, новые кеды и старые часы. Посмотрел в зеркало, руками придал улыбку лицу и пошёл за машиной. Трудно среди социального уебанства выглядеть опрятно. На улице было ещё темно и сыро. Проходя мимо стариков с протянутой рукой, я старался отдать всю мелочь или все деньги. Возможно, я хотел, чтобы хоть одно доброе деяние зачлось свыше. Но понимал, что он не слышит и давно перестал следить за картиной моей жизни. Видимо, абонент недоступен и я молился не тем богам. Не успев дойти до стоянки, мне уже стало хреново. Хреново только от мысли, что мне сейчас придётся зайти в ёбаный департамент, показать всем, что с утра я бодр и свеж, что у меня нет синяков под глазами и всё заебись в моей грёбанной жизни, сука. Говорить всем, улыбаясь, "доброе утро", лизнуть очко начальнику и сделать вид, что не ебал его жену. Нееее, «I hate people» — даже мягко сказано.

Я шёл по длинному коридору, в таких снимают фильмы ужаса, и в конце обязательно главному герою наступает пиздец. Хотя здесь, кроме самого себя, никто тебя не тронет. Сегодня приемный день, а значит надо сбрить щетину, одеть галстук и сделать модельный кустик на лобке. Что еще там в корпоративном этикете? Да я на следующей неделе проколю ухо, зататуирую руки. Надеюсь, тогда уволят. Запах хлорки в коридоре выжигал в носу еще не убитые табаком капилляры, а кафельный пол эхом разносил звук моих шагов в некуда. Каждого, кого встречал за день, я угощал порцией ненависти, ввиду большого количества нуждающихся. Я ненавидел всех людей, чья человеческая глупость  как норма существования души. У меня нет предрассудков по поводу вероисповеданий, цвета кожи, социальной прослойки — все одинаково никчёмны. Их работа — быть никем. И таким я хотел поставить отметку на лбу, в виде круга от раскалённого дула пистолета. Если бы людей можно было безнаказанно убивать, я бы проделывал это два раза в день. Причем делал бы это плохо и медленно. Утром чтобы проснуться и взбодриться, вечером — для крепкого, младенческого сна. Видимо, пора задуматься о собственном склепе, где я мог бы аккуратно стопкой складывать их тела.
– Привет, Слав. Что нового? — Я что-то не понял, мы что, блядь, в одночасье друзьями стали? Видимо, многие женщины считаю секс отличным поводом здороваться при встрече. А правила хорошего тона можно оставить для тех, кому это интересно.
– Cо мной давно ничего не происходило нового. И старого тоже.
– Откуда столько пессимизма? Жизнь прекрасна! — Ненавижу таких людей, у которых всё прекрасно, и мне не хочется знать, какой радугой блюют в её сказочном мирке единороги и другие мифические создания, не имеющие никакого отношения к реальности. Кто-то принимает LSD, чтобы увидеть другой мир, по этим же причинам я его не принимаю.
– Иди на хуй, Кать. — Это Катя, просто Катя. Жена моего начальника и любительница сосать по поводу и без. По-моему, у неё даже есть медаль "Золотой сосун России 2010". Ей двадцать семь. Вся жизнь состоит из работы под боком мужа в лице офис-менеджера. Далее к таким же пустым подружкам в клуб для обсуждения Милана, Парижа, косметики, катастрофической нехватки времени на шопинг. Душераздирающие разговоры о том, что муж не уделяет ей должного количества внимания и совсем повяз в зарабатывании денег под её прихоти. Она жертва жизни, работы, обстоятельств, чего угодно, но только не самой себя. Знание русского языка заканчивается на правке документов в ворде, а слово "нигилизм" для неё — что-то вульгарное и пошлое. Она считает французский языком любви и высшего общества, но ни слова не понимает на нем. Лишь немного немецкого задержалось в ее короткометражной памяти, и то из фильмов с рейтингом 18+. Последним и единственным в списке прочитанного ею остается каталог Луи Виттона. Эволюция прошла мимо этой жертвы с витрины. Дома она не готовит: во-первых, есть муж, во-вторых, маникюр. Теперь такие женщины добрались до работы в государственных структурах — это как приход антихриста. Она стояла в дикой растерянности, то ли от сказанных мною слов, то ли потому, что услышала что-то про хер. По этим весьма убедительным причинам посыл в дальнее эротическое приключение на предмет её вожделений было делом справедливым. Ну так, забавы ради.
– Я… Да я! Да как ты смеешь?! — Вообще-то, я уже прошёл мимо, но тут стоило вернуться. Всё это от моей маниакальной склонности к провокационным выходкам.
– Что ты? Что ты, блядь, можешь мне сделать? Мужу пожаловаться?
– Тебя уволят, урод! — она визжала как свинья с глазами бешеного лемура. Мне дико хотелось прорубить в её пустую тыкву, но, прикинув, что там, скорее всего, чёрная дыра решил этого не делать.
– Ты даже не представляешь, как я этого хочу, зайка. — Я развернулся и пошёл к себе в кабинет. Вот стоило послать кого-нибудь нахуй, как настроение тут же улучшалось. Надо было поставить чайник, проверить почту, отметить подписку на новую порнуху и покурить. При всём при том, я не был самым выдающимся психопатом этого города. Пока кипел чайник, кипел и я. Всматриваясь в настенный календарь, пришлось напрячься, чтобы вспомнить предстоящие праздники. Они давали мне повод не напиваться с кем попало, а вытащить остатки былых друзей. Бухали они со мной по принуждению или просто от желания напиться, так как их собственная жизнь так же катилась в тартарары. Хотя сдаётся мне, что мои постоянные обещания переломать им ноги сыграли свою роль в невозможности отказаться от столь приятного укрепления социальных взаимоотношений, основанных на лжи и алкоголе. В общем, время бездарно проёбывать время у них есть, а вот позвонить мне — нет. А у меня было много свободного времени, чтобы успеть по-настоящему возненавидеть Новый год, собственный день рождения и день годовщины свадьбы. Это семейные праздники, которые отмечать надо семьёй, а не в баре с полупьяными go-go. Но ни семьи, ни go-go у меня не было. Да и познакомились то мы на мой день рождения. Ну и как эта дата начинала маячить впереди, так настроение сразу падало до уровня плинтуса. Вот я и начал отключать телефон и заваливать себя работой, лишь бы не было времени на воспоминания. А там глядишь, и какие-нибудь проблемы вылезут, сидишь и разгребаешь такие завалы, что легче лечь и умереть. Ещё можно заболеть и проспать весь день. Так и повелось — что у людей праздник, так у меня полная жопа. Я превращался в настоящего задрота, единственное, что меня выделяло среди них — это красный кабриолет, но я был так же несчастен, как и все остальные. Большая ошибка  считать, что с возрастом люди становятся счастливее или влюбляются чаще — нет, они просто снижают планку. Быть счастливым значит не быть перфекционистом, то есть достаточным. Кому-то не хватает золотого Порше и детского плача, кому-то секса в клубе и безделья, а мне нужно все и сразу. Ах, да, и сэндвич! Я опять пялился на Айвазовского и лениво выпускал дым. Хоть это и дешёвая репродукция, перед уходом надо обязательно её спиздить, нефиг добру пропадать. Повешу на балконе, как трофей. Ящик в моём рабочем столе – это кладезь разностей. Пошарившись хорошенько, можно было найти даже что-то более-менее съедобное. Пачка Seafood вполне подходила для принятия внутрь. Такую лапшу надо есть исключительно из самой пачки и палочками. Так что пришлось сломать два карандаша, вытряхнуть грифель и почувствовать себя эстетом.

По будням я жаждал умереть на работе от сердечного приступа, по выходным от передоза в каком-нибудь клубе.

Наконец-то я научился по-настоящему скучать. Пустота охватывает тебя быстрее любого наполнителя. И если ты можешь позволить себе скучать с кем-то ещё, закрывшись в четырёх стенах — ты достиг просветления. Это гораздо лучше, чем забивать свою дыру интернетом, приставкой или ТВ. Рано или поздно вы останетесь наедине с ней, а поговорить будет не о чем. Вот тогда-то вы и начнёте шароёбиться по клубам в поисках приключений на свою жопу. Если скучать правильно — можно больше не бояться тишины.

Хочу яичницу с крабовыми палочками, белого хлеба с маслом, чашку сладкого чая, лимон и думать о том, что жизнь не слишком прекрасна.

Золотые Tissot на руке тикали все громче и громче, напоминая о том, как быстро настоящее становится прошлым. Стрелки перевалили за полдень, причём хорошо так перевалили. Это значит, что надо забить свой очередной вечер. Я попытался изменить номер в телефоне, на что он мне выдал "память переполнена". Да это, блядь, не у него, а у меня она переполнена всяким хламом. Пора уже взять и сжечь всё к чёртовой матери. Все письма, ручки, фляжки, одежду, часы, выбросить мобильный и компьютер, постельное бельё, разбить машину и разбиться самому. В общем, удалить себя везде. Чтобы всё исправить, нужно всего лишь взять ножницы и вырезать из жизни всё, что не имеет никакого значения. Сut off my life. Пока что я усердно пытался пришить к ней всякую херню. Моя жизнь больше походила на чемодан для командировки: я клал все, что мне не нужно, но надеялся, что пригодится. Женщин, знакомства, праздники, пачку роллтона, бритву, чужие отношения, секс в туалете кафе, пьянки в офисе, блок сигарет и новую рубашку. Хотя нет, это больше походило на мусорное ведро. Маска жуткого меланхолика уже приросла. И отодрать её можно только с кожей, обнажив ранимое и уязвимое тело.

Нормальные сигареты и кофе закончились. Насыпал растворимого, гадкого Нескафе, сахар закончился тоже. Из стола вытащил пачку Mild Seven Original Blue, перевернул — смола 10 мг, никотина 0.8 мг, а такое ощущение, что мне тринадцать лет и я курю дубовые листья в ботаническом саду. Тяжелые сигареты и легкие наркотики со временем меняются местами, и как-то совсем не страшно лететь вниз. Даже если знаешь, что тебя там ничего не ждет. В общем, рабочий день не задался. Я пошёл в туалет помыть кружку и смыть мерзкий привкус сигарет. Комната три на четыре метра с кабинками, как в фильме «Пила», не хватало только трупа с простреленной головой. Хотя если тут поработать ещё полгода, то его место займёт моё бренное тело. Включил воду и уставился на себя в зеркало, всматриваясь в некогда голубые глаза, пытаясь разглядеть, живёт ли там жизнь или она тоже от меня съебалась. Прополоскал горло и втёр в десну полграмма. Кокаин — это не наркотик, это как корвалол или валерьянка, только лучше и дороже. Можно, конечно, отказаться от него, алкоголя и курева, только тогда мне совсем будет не чем себя отвлечь, и идея остаться наедине с самим собой — пугала, как темная вода открытого моря. Глаза блестят, зрачки расширены, а на лице колючая полуулыбка. До конца рабочего дня батарейка вновь полна.

Вечер любого дня мне сулил выбор: напиться, чтобы заснуть или напиться и не спать. Ни то, ни другое толком не получалось.

Последние годы протекают в ощущении страха перед возможностью встретить старость в полной свободе, то есть одиночестве. Я всё больше понимал свою непригодность адаптации под вселенское счастье. То ли моя шкура, лишенная хитиновой брони, не выдерживала натиска некоторых личностей залезть поглубже в меня, то ли обостренные ощущения от нервной системы, посылавшие сигналы SOS в кору головного мозга, заставляли меня отдёрнуть все мысли и зависнуть в непонятном состоянии. Так или иначе, приходится через боль понимать, что ещё жив, то есть перекладывать свои ощущения на другого человека и смотреть, как он с ними справится, или как медленно будет сходить с ума. Под влияние идеи саморазрушения попадают, как правило, люди, позволяющие приблизиться к ним на расстояние чашки кофе и позволяющие открыть мне рот.

Предлагая сыграть в игру, я убеждал, что правила весьма жесткие, и они будут узнавать их по мере процесса. "Не привыкать. Если мы спим, это не значит, что у меня к тебе есть хоть капелька  чувств. Если мы не спим — это не обещает обратное. Врать или нет, каждый решает для себя". На самом деле, правил не было вовсе.

Настя — это именно та девушка, с которой приятно было просто дурачиться. Она не читала, о чём я пишу в планшете. Она не знала, где я работаю и чем занимаюсь. С ней приходилось выключать циника и усиленно пытаться изобразить веселье, ум и любовь к людям. В каком-то смысле она напоминала пакет с пупырышками, щелкаю — расслабляет, но скоро игра закончится. Даже если бы я вскрыл  вены в её ванной, отделанной малазийской салатовой мозаикой, она бы не заметила. Мы пили и гуляли по ночному городу до тех пор, пока на мне не защёлкивались браслеты за очередную выходку. Я улыбался, а она давала взятку. И, держась за руки, вприпрыжку шли к ней домой, или ехали на первом автобусе. Она не висела в интернете (его вообще не было), не писала смс и каждый вечер ждала меня на ужин, а я не приходил. Пока она сладко спала, я на цыпочках, еле дыша, пробирался к двери и уходил по-английски. В таких ситуациях главное помнить: если баба спрашивает: "К тебе или ко мне?" всегда надо отвечать: "К тебе". Потому что съёбывать гораздо легче, чем выгонять, это на тот случай, если она всё же окажется очередной тупой пиздой.

– Слав, а у тебя много было девушек? — Да с чего это она взяла, я само целомудрие во всех его проявлениях. Да и ответ на вопрос: "Сколько у тебя было в постели партнёров" никогда не устроит ни мужчину, ни женщину. Все дело в том, что мужчины способны параноидально мучиться от этого волшебного числа. Причём неважно, сколько их было: пять, пятнадцать, или пятьдесят. Ты сразу начинаешь что-то подсчитывать, делить, умножать и потихоньку хуеешь. Если их было мало, значит, девушка относится к сексу строго и ей нужны серьёзные отношения. Если же много, тут же шиза едет в сторону "а нравится ли ей со мной?", и уже прикидываешь ужасающую шкалу деления по рейтингу. Congratulation, you are in TOP 10 Sex Mashine! Вот если девушка ответит стандартное число семь, всё равно твои шестерёнки провернулись и уже представили семь сцен, как ебут твою подругу и она после секса говорит, что он был лучшим. Вот тут-то и наступает тот самый пиздец. Единственный способ убить этот разговор — не задавать встречного вопроса. Интересный факт, как всегда, от Британских учёных, проводивших опрос: до брака женщины спят в среднем с пятью парнями, когда те же занимаются сексом с восьмью женщинами. Внимание, вопрос: кто пиздит? Я пытался забить свой постэротический досуг двумя мандаринками. Сидел на спинке кровати и имитировал увлеченность процессом, лишь бы не произносить ни слова и максимально долго игнорировать этот вопрос от Насти.

– Слав, тебя всё это ещё не надоело? — поняв, что я не отвечу на первый вопрос, она задала второй, в надежде разбить молчание.
– Что всё? — моё лицо изобразило фальшивое удивление.
– Такой образ жизни? Ты сливаешь кучу бабок на те вещи, которые тебя убивают. — по таким поводам все всегда говорят примерно одно и то же, с маленькими нюансами. И кого слушать абсолютно не понятно. Внутренний голос молчит, и я прибываю в полной растерянности. Дно существует, но находится оно гораздо глубже.
– Ну что я могу сказать: я всегда знал куда вкладывать деньги, поэтому инвестирую в алкогольную продукцию. — я был настолько серьёзен, что поверил бы сам себе.
– Бред полнейший! Ты хочешь и дальше прожигать свою жизнь?
– Как мы заговорили, вы только послушайте! Святая мать Тереза прям. — На этих словах она немного приостановила пыл в попытке макнуть меня в моё же дерьмо.
– Ты хоть чем-нибудь восторгаешься? Или в твоём пустом мире, пустом городе живут только пустые люди? – Видимо, она всё же докопалась до сути моей маски: презрение, ложь, провокация. Убийцей становятся не тогда, когда загоняют в тупик, а когда из него выгоняют.
– Иди сюда. — Я схватил её под локоть и силой потащил на балкон. — Смотри. Видишь небо? — в этот момент город ослабил засветку, все притушили свет в своих квартирах и над городом зажегся бесконечный ярко-синий небосвод. – Видишь звёзды? Они прекрасны. Нет в этом мире ничего поистине настоящего. Им всё равно кто ты, сколько у тебя денег и тщеславия. Их нельзя купить, их нельзя продать или подарить. Их вообще нельзя. Но они всё же продолжают светить, позволяя тебе любоваться самой чистой красотой. Только жаль, что мы так редко на них смотрим. — Она стояла в замешательстве, не зная стоит ли что-либо говорить. – А теперь взгляни туда. – Я вытянул руку в сторону моря. Оно было спокойным и безмятежным, позволяя лишь луне отыгрывать серебристые блики на чуть заметной ряби. — Вот это всё прекрасно. И в моём пустом мире, такое же небо и море, как и в твоём. И единственное, что меня объединяет с людьми, которых нет рядом — мы иногда поднимаем голову вверх. — Я всматривался в Настю, ожидая увидеть, ту восхитительную нотку внутреннего пламени, которое ранее я встречал только у Даши. Настя же была пуста, и молнейносно вызвала отвращение. Я надеялся, что где-то сейчас так же не уютно стоит Дарина, выкуривая последнюю сигарету из пачки Vogue, всматриваясь в черное небо и интуитивно ища созвездие Близнецов.
– Не думала, что в тебе ещё осталась нотка романтизма, Слав.
– Это нотка отчаянья, не более. — Она снова затихла в поисках нужных слов. Но подходящих слов здесь быть не может, и лучше ей остановиться прямо сейчас. Мы вернулись на диван, я проклинал себя за сентиментальность. Я надеялся, что она уже не заговорит, хотя бы до утра, а я смогу дальше издеваться над мандарином. Я крутил в руке свой красный крикет, создавая иллюзию, что я могу чувствовать, хотя бы что-то, хотя бы тактически.

– Ты тупо сливаешь деньги и себя самого в унитаз. — Всё же она отважилась продолжить разговор, не понимая, к чему приведёт такая беседа.
– Да, я зарабатываю на своё саморазрушение, на свою дорогу в никуда. Long hard road to hell. Деньги – единственное, чем я мог оправдать своё жалкое существование. И я должен сожалеть об этом? Да и вообще, откуда взялся этот разговор? Что на тебя нашло? — я чувствовал, что к горлу подставляют лезвие и предлагают напороться на него самому. Чем больше слов вылетали из её прекрасного ротика, тем больше я накалялся.
– Мне просто жаль, что ты себя убиваешь...
– Тебе должно быть всё равно, потому что это не колышет даже меня!
– Может быть, это колышет меня, откуда ты знаешь?! Ты ни черта не знаешь о женщинах! У тебя всё хорошо: ты умеешь красиво ухаживать, соблазнять и добиваться, а вот что делать дальше, ты не знаешь! — её шепот сменился на крик.
– Ну, в этом-то мы и похожи. Тебя тянет на мудаков, а это плохой знак, Насть.
– Ты увяз с головой в собственном цинизме.
– Это лучше, чем увязнуть в тебе.
– Ты так думаешь?
– Я думаю, что мы были отличными любовниками, пока в твоей голове не щёлкнул какой-то тумблер.
– Были?!
– Не придирайся к словам, они у меня на исходе.
– Интересно, ты вообще способен любить женщину просто так? И не быть такой эгоистичной мразью?
– Этот вопрос должен быть адресован тебе, а не мне. И ты знаешь на него ответ. Меня он не интересует, так что не продолжай, не утруждай себя монологом.

Она села на край дивана и заплакала. У них это хорошо получается, вроде как выход из любой ситуации. Ёбаная истерика. Я встал с дивана и подошёл к окну, то ли хотел выпрыгнуть, то ли покурить. Пачка была пуста. Схватил куртку и обул кеды. Некоторых потаскушек погубит отсутствие умения держать язык за зубами, поэтому они в равной степени любят минет и разговоры.

– Куда ты собрался?!
– Сигарет купить… — Я пулей вылетел из её квартиры, чтобы не возвращаться в неё никогда. Разобрал телефон и выкинул сим-карту в мусорку, стоявшую прямо на крыльце подъезда. Вставил новую карту. Некоторые глупы от природы, а некоторые всеми силами пытаются походить на первых. Казаться глупой — это глупо. Мы не хотим жениться на "маленьких девочках". Нет, конечно, мы прощаем вам шалости в моментах нежности, но это не говорит о том, что я хочу жить с маленькой дурой. Ну вот почему я могу быть лишь с теми женщинами, которых не люблю?

Иногда забывал поесть, иногда поспать, а уж совсем часто — где оставил машину. Ну вот и где? Хотя красный спайдер трудно не заметить. Залез в машину, затянул ремни, включил American woman [10] и скрылся за поворотом. Купил сигарет в ларьке и поехал к видовой площадке, с которой открывался чудный вид на ужасный город. Всё-таки в горном рельефе есть что-то особенное. Помню, как возвращался с деловых переговоров из Шанхая, и самолет делал круг над городом, позволяя через двойное стекло иллюминатора рассмотреть мирок, в котором я себя запер. Вот она, миниатюра с масштабом один к тысячи, построенная капризным ребенком из конструктора Lego. Куча игрушечных машин: кто-то торопился домой, а кто-то совсем туда не хотел. Видовые площадки торговых центров манили самоубийц, предлагая броситься вниз с двадцать четвёртого этажа прямиком на сухой асфальт перекрестков. Поэтому в мегаполисах такой высокий процент смертников. Ведь стоя так высоко и так близко к небу, трудно сдержать себя и не шагнуть навстречу. Дома из серого картона сжимали улицы. Мосты через бухту Golden Horn словно пытались взяться за руки, и вроде такой он маленький, но какого черта пробки забирали три часа моей жизни ежедневно.

Этот город стал очередным Вавилоном, насыщенным мудаками, шлюхами, продажными чиновниками, сочетаясь с массой богатств, развращенностью нравов и пороков. Оставалось надеть тапочки и чувствовать себя как дома. Парковаться здесь негде. Боже, да что не так с этими людьми? Они не спят? Им не надо завтра на работу? Почему здесь они собираются и стоят по пять часов, пока от кофе в банках не начнёт тошнить? Их возраст такой же, как и расход их турбированных моторов – двадцать-двадцать пять. Тогда всё понятно. У них просто нет денег на всё остальное. Мне кажется, что они ебанутые. Всё же я нашёл небольшую дырку, в которую можно влезть без смазки. Встал на краю пропасти и вспомнил, что обещал позвонить Вовке. Блядский телефон не слушался меня, и я постоянно промахивался по букве "В".

– Привет, Вов!
– Привет. Опять новый номер?
– Не волнуйся, завтра он станет старым. Что делаешь, друг мой?
– Да я только с работы вышел. Заебался в конец просто.
– Ты время видел?
– Да не говори ничего, и так тошно.
– Напиться и убить себя чем-нибудь не хочешь?
– Хм… хмммм! А есть?
– Есть.
– Тогда ваше предложение не может остаться без моего внимания.
– У Вас есть порошок? Тогда мы идём к вам! Це, блядь, Тайд.
– Ахахах! Да, да. Порошок… Куда ехать?
– Я буду дома минут через десять.
– У себя?
– Нет, блять, у тебя буду дома. Кончено у себя!
– Да хер тебя пойми, ты там вообще не появляешься месяцами. Хорошо, через полчаса приеду.
– Давай, давай.

Я докурил. Открыл дверь машины и ударил рядом стоящий чёрный Chaser, на котором даже чёрное литьё было фирмы Black Racing. Сурово. Машина с турбо двигателем, чтобы не гонять. Резиновые коврики, чтобы не пачкать ткань. Чехлы, не дающие велюру затереться. Чехол на руль, чтобы кожа не потрескалась. А дома наверняка пульт в целлофане. На всю свою жизнь так же можно натянуть гондон.

Тишина в квартире была убита стуком в дверь. Хотя для особо одарённых есть звонок. На пороге стоял Вовка с литровой бутылкой Martini Extra Dry в одной руке и с пакетом льда в другой. Интересно, чем он стучал?

– Эхей! А вот и я!
– Вижу. Что с лицом у тебя?
– В смысле?
– Счастливое больно уж. Проходи, хрен заморский.
– Ты что не в духе то? Как там Настя? — Он шарился по кухне в поисках подходящего стакана для вермута. Не знаю, что такое «подходящий», но таких явно нет. К тому времени я уже налил себе в обычную кружку, без льда, и опрокинул залпом.
– Анастасия Викторовна слишком для меня.
– Слишком что?
– Слишком всё!
– А какую тебя надо? — Вова, устав искать стакан, перевалился через барную стойку, вырвал у меня бутылку и отхлебнул из горла.
— Дай сюда! — Я вернул бутылку исконному владельцу, и как то мне стало спокойней на душе. Искал ли я шлюху или нимфоманку, утонченную и милую, дикую и юную, безответственную, не знаю. Возможно, это была лишь истерия без капли мятежа. И я обязательно расскажу своим детям о том, как глупо быть молодым и как страшно быть старым. – Они уверены, что знают меня. Ошибаясь в этом — они ошибаются во всём. Мне нужна женщина, которая выбьет из меня эту дурь.
– И что, она тебе даже не нравится?
– Нравится? Нравится мне M&M's с арахисом, а Настя слишком приторна.
– Ты сам-то в это веришь?
– По правде говоря, я никогда не верил в то, что говорил. – Я сложил руки на груди в крест и с какой-то неразборчивой тоской всматривался в этикетку бутылки.

Вова рассматривал себя в зеркале и что-то неразборчиво говорил.
– Что ты там бормочешь?
– Я говорю, жизнь иллюзорная штука. Она, как мой живот, — он втянулся и повернулся боком к зеркалу. – Стоит расслабиться и он есть, напрягся — и все думают, что я Аполлон. Показываешь людям только то, что хочешь. Лучше всего, яростнее и безбожнее люди защищают свои иллюзии. И дай бог найти одного человека, который готов до самой смерти разделить с тобой твои фантазии, потому что к реальности они не имеют никакого отношения.
– Ты где этой херни набрался, Кант?
– Да я к тому, что завязывай ты уже с такой жизнью, мне не в прикол тебя хоронить. Ты и живой-то геморрой несусветный, уверен, что даже мертвый будешь доставлять всем хлопот.
– Ничего, свозишь разок в крематорий и поставишь вазу на подоконник, рядом только куст конопли посади, чтобы мне легче было на том свете.
– Не поставлю, у тебя аура плохая. А я, знаешь ли, в эту всю хрень верю. Вот прикинь, приду я домой с девушкой, выпьем мы вина, вроде как все хорошо, дойдет дело к постельной сцене, а у меня не встанет. Шок?
– И трепет…
– Ну. И кого я за это буду винить? Тебя!
– А что это меня? Я же уже того… мертвее всех мёртвых?
– Аура, Слав, аура. – Он поднял палец вверх делая на этом акцент.
– Так может быть, мне сверху видней и я защитить тебя хочу, вдруг она как черная вдова, или маньяк в чулках, очнёшься без почки в ванне со льдом. Так что вялый — это еще не самая большая проблема. Хотя я бы лучше почки лишился.
– Во-во!
– Что-то побаиваюсь я с тобой курить, Вов, тема у тебя какая-то не здоровая про ауру, не стояк...
– Ты себя бы послушал, Джек-потрошитель. Так что там про дурь? — Приподняв левую бровь, спросил Вова.
– Ах, да… — Я достал из шкафа то, что дала мне Лена. На вид, там всего пару грамм. — Вроде, она говорила четверть и не больше, но я уверен, что сегодняшний день тянет ровно на половину. Каждому.
– Ох, весёлый я через семь часов на работу поеду. — Он станцевал что-то из диско 80-ых и уставился на меня. Я взял из пачки две сигареты, вытряхнул по половине табака из каждой, разделил эту дрянь пополам и закинул обратно, присыпав табаком.
– Я вот сколько не прихожу к тебе, ты так и не дотронулся до неё что ли? — он держал в руках бутылку Bacardi Black.
– Да я его, блядь, каждые три дня покупаю и ставлю ровно-ровно, этикетку-в-этикетку. Положи обратно. — Он неодобрительно покачал головой, хотя ни капельки не удивился.
– Убьём эту ночь? — я протянул ему косяк и отхлебнул из бутылки. Ах да, стаканов у меня в доме не было вообще, только кружки под кофе.
– Есть над чем зависнуть?
– По-моему, в DVD уже год как стоит «Джей и Молчаливый Боб».

Мы сели на ковер перед теликом, поставили рядом бутылку, перекрестились и закурили, закинув головы на диван. Стены начали жадно впитывать запах шмали. Полбутылки было выпито. На экране Джей с Бобом пытались спиздить макаку. Всё поплыло, геометрия стен нарушилась. В воздухе витало слишком много дыма, потолок и усталость надавила на веки. И я отправился в царство, где меня лично встречал сам Морфей.

Кафе было переполнено народом, и я ломился сквозь них куда-то вглубь, расталкивая плечом. Они смотрели на меня, как будто знали, кто я. Играл Dj Silver Stone, и, вроде, La Roux — In for the kill. Посередине бара стоял едва освещенный столик на двоих, где сидела, покуривая тонкую сигарету, Дарина. Она была в сером платье под горло и лакированных ботфортах, играючи крутила в руках бокал MTV Gold. Я присел напротив, параноидально ловя на себе взгляды перешептывающихся людей. Стены вздрогнули и сжали бар до одной комнаты, воцарив тишину загробной жизни.

– Слав, ну зачем ты за мной бежишь? Ты разве не видишь, как я счастлива без тебя? У меня есть куча парней, которые ценят меня гораздо больше чем ты? Меня балуют, как маленькую девочку, и я хочу ей быть. А ты любишь во мне женщину, которая умерла, когда безвозвратно переступила порог твоей квартиры.
– А как же наша дочь?
– У нас нет детей.
— Нет, но мы всегда хотели. Помнишь? Девочку.
– Помню. Но теперь я сама девочка.
– Да. И прячешь свою суть под тональным кремом. Ты стала такой, каких презирала. И что будет с тобой дальше?
– А с тобой?
– Разве я должен умереть, чтобы хоть как-то добиться твоего внимания?
– Да, возможно, это было бы к лучшему. В крайнем случае, для тебя. – Я хотел было дотронуться до ее руки, как ее образ испарился вслед сну.






Пятница
// Сегодня пятница и вечер отвязных игроков,
   Сжигая ноздри, они свободны от собственных оков.


В левый глаз презрительно светил солнечный луч. Меня тошнило, и кто-то сжимал все внутренности, выворачивая меня наизнанку. Я находился в той же позе возле дивана, Вовка свернулся калачиком и укрылся ковром. Он угробил не только вермут, но и полбутылки абсента из моего бара. Время на часах показывало почти десять утра, на работу я уже опоздал, а значит, и хуй на неё. Вову я будить не стал — проснётся отдохнувшим. Выглянул в окно. На детской площадке уныло качалось лето, засушивая лучами ещё зелёную траву.

Принял душ, взял загранпаспорт, потёртую visa, залил глаза Визином, надел фиолетовую ветровку с маленькой надписью у сердца «Deep» и выскочил во двор. Серое солнце пыталось выжечь меня с этой планеты. В кои-то веки в городе стояла хорошая погода, а мне хотелось дождя, кажется, его уже не было несколько лет. Я впервые надел солнцезащитные очки, чтобы никто не видел моих бесцветных глаз, надеясь под ними скрыть правду. Стоял на крыльце дома пытаясь вспомнить имя Лены. Последнее пару дней я забывал ей позвонить, а вчера — что она вообще существует.

– Доброе утро, дорогая.
– Привет, привет. Рада слышать, что ты ещё жив. Как ты там?
– Тоскливо без тебя, или без алкоголя, я еще не решил.
– Что-то случилось или ты просто так звонишь?
– Если в моей жизни что-то и случится, то я буду последним, кто об этом узнает, но я всё равно тебе позвоню что бы это сообщить.
– Ну хочешь я тебя пожалею?
– Не хочу жалости, только если это не ведет к постели или дополнительному денежному доходу. Ты мне лучше скажи, зайка, у тебя виза всё ещё открыта в Китай?
– Да, а что?
– Может, свалим на пару дней?
– Когда?
– Нет ничего лучше, чем прямо сейчас.
– Ты сдурел?
– Именно.
– Что я мужу скажу? И какого хрена ты не на работе?
– Пошли его, он тебя всё равно не любит. А на работу я уже давно болт положил.
– Да ты в своём уме?!
– Нет. В чужом! До границы доедим на мне. Бросим машину, а там три часа и мы в отеле.
– Я не могу!
– У тебя час на сборы. — Я бросил трубку, уверенный в том, что она никуда не денется с подводной лодки, идущей ко дну. Сел в спайдера, откинул крышу, включил My Excellence — Rain On Me и поехал за добычей в виде сисек второго размера Лены. Я действительно ощущал себя бездушным эгоистичным ублюдком, и единственный способ остановить это безумие — вздёрнуть меня прилюдно на центральной площади. Подъехал к её серому дому и очень был рад тому, что она не заставила себя ждать. Большие чёрные очки и маленькая сумочка.
Мы ехали три с половиной часа, практически ничего не произнося, кроме: "подкури мне" или "очередной еблан на дороге". Меня не сильно заботило, какая именно шестеренка в голове заставила ее сесть в машину и отправиться на этот пир похоти и разврата. Слегка напрягал тот факт, что она наверняка взяла пару грамм кокаина с собой, скорее всего в пудре, теперь фраза "попудрить носик" легко улеглась в моей голове. Я ехал и старался направить весь негатив в нужное русло. Напевал себе под нос: «so yeah, we going down» [11]. Любовался природой, рассматривая каждое дерево. Пока под колесами была дорога и у меня было направление, я был готов двигаться. Ехать без остановок. Куда — не важно, лишь бы ехать. Парить над землей, ощущая через протектор каждый изъян асфальта, трещинку, ямку, его шероховатость, его невозмутимость и простоту. Всего лишь кусок песка, щебенки и гудрона, но он соединяет так много городов, столько судеб, что, задумываясь над масштабами, можно рехнуться.
Пару лет назад я открыл счет в латвийском банке Aizkraukles, рассчитывая раз и навсегда покинуть страну, но продолжал инвестировать все свободные деньги в недвижимость, чтобы еще больше привязать себя к городу, в котором родился. К городу, где еще кто-то дышал. Может быть, и не стоит искать счастья в смене места жительства, раз не научился ощущать его здесь. Не думаю, что мне стоило уезжать, чтобы понять, что хреново будет и там. С другой стороны, сдохнуть там гораздо приятнее чем здесь, где я родился — в сером цвете неуютных домов. Иногда я завидовал своему дяде, который, взяв в охапку всю семью: жену, двух сыновей, их жен и детей, уехал покорять чешские земли, обосновавшись в Праге. Открыл маленький ресторанчик на Национальном проспекте, где-то между Национальным Театром и Академией наук Праги, с видом на восточный берег Влтавы. И каждый раз при разговоре звал переехать к нему. Отличная возможность покончить с прошлым, но за десять лет я так и ни разу там не бывал. И вот сейчас мысль о переходе границе была весьма приятна.

– Ты думаешь это правильно: взять так спонтанно уехать? — все же безмятежность всегда кто-то убивает.
– Что?
– Я спрашиваю: это нормально?! — Она пыталась перекричать поющего на всю мощь Джеймса Бланта [12]. Дерзость вопроса заставила меня нажать на паузу. Мне просто иногда тяжело концентрировать внимание на пустой болтовне. Она сотрясает воздух, создает шум и тратит время, чем создает желание заткнуть рот собеседнику тряпкой, заклеить скотчем и опустить голову под воду.
– Что?!
– Блядь, я спра...
– Да я расслышал твой вопрос! Я не пойму, что за херню ты несешь?! Какая мне разница, что у тебя в голове правильно, а что нет? Позвони мужу, спроси, он должен знать. — Я азартный человек, поэтому с удовольствием бы играл в рулетку чужими душами, постоянно делая ставки на зеро. С каждым новым днем я все сильнее и успешнее обманывал всех и себя самого, что все ужасно, но с такой же силой мог уверять, что все хорошо. И мне верили. Просто я записался в 146-ю роту тьмы, чтобы научиться ненавидеть тех, кто еще оставался в моих воспоминаниях. Это был единственный способ не переживать за них. Выжечь щелочью их из своей головы. Я хотел ненавидеть их так, как они ненавидели меня. Это стало целью жизни. И конец этому пороку был близок. Оставалось только накупить тротила и устроить саботаж в жизни всех, кого я знал, и в своей собственной. Мне говорили: "Слав, мне нужен твой совет", и я уже знал, что говорить, чтобы воткнуть детонатор. Я орал на них: "Сделай так", и они делали. Я всего лишь хотел, чтобы они сделали это сами. Убить себя, развалить свою жизнь или вернуться к бывшему парню, решал за них я. Делал выбор и помогал осознать, почему они его приняли и почему всё пошло по пизде. Мне надо было работать на горячей линии спасения. Спаси себя — убей себя. Решать, жить им или умереть, можно было подбрасывая монетку. Не вижу большой разницы, кому больше доверять: бездушному куску металла или себе. И, может быть сейчас, стоило бы убедить Лену, что всё нормально, что она просто устала, а в семейных отношениях наступил сезон молчания. Что она может себе это позволить и ни кто не узнает. Да как же...
– Скотина!
– Да ну!? Мне захотелось поехать отдохнуть, предложил тебе — ты села. Все просто. Другие вопросы меня абсолютно не волнуют! Ни один! Потому что если раскинуть мозгами, то я должен сломать тебе ноги и привезти мужу обратно. Я-то может быть и скотина, а вот ты — дорогая блядь. И дорогая не потому, что в тебе есть хоть что-то внутри, а просто из-за дохода от наркоты.
– Умолкни!
– Легко. Смотри. Хуякс. Заткнулся. Молчу. Все. Легче стало?
– С тобой невозможно общаться, ты все так вывернешь...
– Я?! Господи, помоги мне!
– Приедем в Китай, и я казню тебя прямо в номере!
– Лучшая новость за весь день. — Всё же женщины откровенные потаскухи.
– Равнодушный, с характером разрывного патрона. — Чуть слышно произнесла она, но я уже продолжил слушать Бланта и напевал себе под нос: «nothing won’t to be, nothing waits for me». Мне лучше молчать о том, что творится у меня в голове.


* телефонный звонок: номер неизвестен *

– Да?
– Слава, ты куда пропал? — Голос принадлежал женщине, но приятным мне не показался. Вроде, это кто-то с работы. И меня даже не удивило наличие у них моего нового номера. Правительство оно такое – глупое и беспощадное.
– Канул в бездну своей грёбаной жизни. Чем обязан?
– Работу работать кто будет?
– Кто?
– Ты!
– Я? Лучше скажи, что я уволен!
– Нет… — Она была в некоем замешательстве.
– Да ебаный стыд! Почему нет?
– У тебя отчёт за месяц висит, но я никак не могу найти журнал. – Ах, вы ж мои зайки, ищите-ищите, — подумал я.
– Не, я нихуя не собираюсь делать.
– Но...
– Без "но". Я не выйду завтра, и послезавтра, и вообще, тебе советую того же. — я скинул разговор и выключил телефон.

– Кто это? — Cпросила Лена, с не скромным любопытством.
– Понятия не имею. — Cказал я, продолжая смотреть на дорогу. Изредка кидая на неё взгляд, пытаясь определить: она мне нравится или я просто привык к её присутствию в моей жизни. Однозначного ответа не было. Женщины достойны любви, но я таких не знаю. Мне захотелось поцеловать её, чтобы еще раз убедиться, что это не принесёт никакого удовольствия, а потом выслушивать свое же нытьё: "ну я ж тебе говорил". И таков я во всём. Не знаю, что меня так в ней смущало: обольстительная мудрость или полностью неподконтрольный характер десятилетней девчонки, но это уже стало настолько явно, что не было никакого смысла продолжать блуждать в лабиринте ее души.

Когда всё приезжие выбирали отели по дешевле я останавливался в Roshy не потому что тут во всю работал all inclusive. Хозяином отеля был, без удивления, русский и стоило пару раз дотащить его пьяного до дома, как тот мягко намекнул прямым текстом: "даже если у тебя в номере найдут мертвую шлюху в шкафу — я все улажу. Ты же мой друг". И в тот момент я понял, что когда-нибудь это проверю. Иногда, я думаю, что было бы прикольно просто кого-нибудь зарезать, тем более если перед этим её трахнуть.

Мы приехали в отель часа в четыре. Принял душ и был готов к новому путешествию по кругу внутри себя под действием разврата и лайма в бокале. Часа полтора просидели в ресторанчике через квартал, набивая желудок различной хуетой, от которой сразу наступила изжога. Единственным решением было залить это всё алкоголем в баре напротив, дабы избежать отравления калориями. Лену я не слушал. Она несла очередную чушь про свадьбу, платье, гостей, да и по правде говоря, меня угнетало её воодушевление. Я думал о Жене, ее ногах и вспоминал тот пьяный угар веселья. Потом думал о работе и что теперь они явно не будут обналичиваться через меня, что сократит мои доходы в разы. Ничего, буду экономить на коксе. Вспомнил выражение лица Кати, и улыбка украсила мое изуродованное лицо мизантропа. Ленка думала, что я улыбаюсь её рассказу о том, как она повела сына в первый класс. Да я вообще детей терпеть не могу — рано или поздно они вырастают и становятся ублюдками, коих пруд пруди и так. Я смотрел сквозь неё, пережевывая остатки риса. Невыносимо. Стоит признать, что я моментально устаю от одиночества и от всех людей. Пальцами попросил у официантки счёт. Кинул деньги на стол и, не дослушав Ленку, вышел вон.
– Ты куда? — Я стоял на крыльце, подкурил и обратил внимание на то, как вздымается её грудь. Видимо, она не сразу сообразила, что я свалил, и ей пришлось бежать.
– Ты пробежала пять метров и тебя уже выворачивает, — я сделал выражение лица как при виде чужой блевотины. Оглянулся по сторонам и приметил красную вывеску "English Bar". — Я туда. — Пальцем ткнул в сторону бара и, не дожидаясь реакции спутницы, двинулся в нужном направлении. Внутри было не айс, но напиться можно. От английского здесь была только неоновая надпись, сделанная кривыми руками, заточенным под найки. Половина диодов выгорела, и издалека смотрелось как "Endish Bal". "Ага, последний бал", — взглядом кивая в сторону надписи и выпуская в неё дым. Лена тупит. Я начинаю раздражаться и дико хочу уткнуться носом в её пудреницу. Мы сели за столик на двоих, типа такая романтичная хрень, со свечой по середине. Не успел я опустить свой зад на стул, как из-за спины мне протянули меню на русско-хероанглийско-китаяноблядском языке. Читать было невозможно, по этому я просто тыкал пальцем наугад повторяя "this, this, this...", надеясь, что это все же алкоголь, а не квашеная капуста по-венгерски с варениками из свинины. Я просто хотел утонуть в градусе, тем самым пытаясь убить пустоту и колкое ощущение внутреннего одиночества.
– Слав?
– Че? — Какая-то струна дёрнулась внутри, издавая мерзкое дребезжание.
– Тебе не интересно меня слушать?
– Что ты! Твоя свадьба, сопливый ребенок, ебаный муж — это все так меня заводит.
– Ты не умеешь слушать людей.
– Более того, я просто хочу, чтобы ты заткнулась. Вот почему из всех тем мира ты выбираешь полную хуету? Давай поговорим о чем угодно: мировое господство, искусство, последние киноновинки, книги, порево, экономика, как собрать кубик-рубика, о спорте, да масса тем, но ты выбрала заведомо то, что у меня вызывает рвотный рефлекс, это несправедливо, Лен. — Принесли шесть коктейлей и один шот, его я прибил тут же. Лена все еще листала меню, в поисках знакомых букв.
– Я думала, мы едем отдохнуть, а с тобой я еще больше устаю. Ты совсем меня не понимаешь, а мне так хочется иногда с кем-нибудь поговорить. Я так заебалась за плитой и со шваброй, что порой мне кажется, что ещё чуть-чуть, и меня найдут повешенной на фартуке в прихожей.
– Внимание вопрос: на кой ты тогда замуж лезешь? Думаешь, кусок железяки на пальце  что-то изменит в твоей гребанной жизни?
– Не знаю. Я давно не видела ничего красивого и мне так хочется праздника, что брак для меня последняя надежда.
– На что надежда-то?
– На светлое будущее.
– Светлое у тебя будет только платье. В подарок куплю ещё и тапки. — Лодка со вторым коктейлем пошла ко дну моего желудка. Какая-то апельсиновая хрень, но весьма приятная.
– Я стараюсь об этом не думать.
– Да, думать — это трудно. — Я присмотрелся в свете полутьмы — а не маска ли на её лице? Или это просто 5% косметики от общего веса, хер разбери. Пора бросать блуждать внутри других с фонариком, пытаясь понять, что на самом делу у них на уме. А то так, глядишь, и буду заперт внутри без шанса вылезти наружу.
– Лучше пей, чем говори.
– Да я тебе о том же самом. — Я уже понял, что за искренность всегда огребаешь люлей. Ей принесли странный лонг айленд с оранжевой трубочкой и зонтиком. А я начал вспоминать детство, старый двор пятиэтажки, игры в казаков-разбойников, отсутствие домашнего телефона и фразы: "а Костя выйдет?", рогатки, снежки, вишню с кустов в детском саду, санки, первую драку двор на двор. Сейчас я уже не понимаю, зачем так быстро вырос, что так мало могу вспомнить. Помню, как хотел вырасти. В восемь лет я хотел, чтобы мне было пятнадцать и мама разрешала мне гулять допоздна, чтобы старшеклассники брали меня в свою компанию, и у меня не спрашивали: "А родители разрешили?". Мне исполнилось пятнадцать, и что? Теперь я хотел быть совершеннолетним, пить что захочу, курить что захочу и трахать что дадут. В восемнадцать я мало пил, не курил и имел одну постоянную девушку. Мало. В двадцать я точно начну разгульную жизнь, и мне обязательно понравится. Как-то быстро всё это прошло. А сейчас ещё немного, и мне сорок, я на грани того возраста, когда будущего я больше не вижу, у меня взрослый ребенок или даже внук. Уже стрёмная жена. Я не хочу её, её хочет молодой любовник. Болит спина, почки, печень, сердце и хер стоит в три раза реже. Я мало сплю, а больше боюсь встречи с теми, кого я знал в двадцать. Я несостоятелен, беспомощен и угрюм. Пока ты молод и полон сил — ты не боишься смерти, потому что тебе есть что ей показать, тебе не стыдно за себя. Но чем старше ты становишься, чем меньше себя реализовываешь, и чем ближе её приход — ты начинаешь ощущать себя полным ничтожеством. Я помню только раннее детство, и то время, пока жил с Дариной, все остальное было выжжено пламенем самбуки с шампанским. Кем я был, кто я сейчас и кто был главным ополченцем в попытках свергнуть венесуэльского лидера — выпало в осадок пепла памяти, чем заставляло сильно напрягаться. Мимо столика прошла девушка европейской внешности с приятным ароматом парфюма. Deja Vu. Я могу забыть всё, но запах я помню точно. Это Ange ou Demon [13]. Я что-то ощущал, но не мог понять, к какому берегу прибивает меня течением мыслей. Алкоголь не позволял мне решить проблемы душевных переживаний, он лишь размывал причины по которым я пил. Лена подхватила мою затею напиться. Пила она молча, что не могло меня не радовать.
– Может быть пойдем обратно в отель?
– Пойдем, — я добил последний «черный русский», расплатился и вышел. В любом случае в номере есть бутылка Джека из дьютифри и кокс.

Она рывком сменила позицию и разместилась подо мной. Это означало, что теперь мне придётся вкалывать на её удовольствие. С такими девушками нельзя заниматься сексом нежно. Они просто созданы для того, чтобы орать в постели и требовать добавки. Стегать плеткой, заковывать в наручники, обжигать воском, короче, жить с такой невозможно. Всё это не вызывало у меня никаких чувств, кроме желания придушить её. Мне всегда нравилось смотреть, как задыхается девушка. Я ждал, пока её глаза не станут терять цвет. Целовал губы и выдыхал в неё свой воздух, заражая её мир своим присутствием. Она вырвалась, всадила мне куда-то в область челюсти и засмеялась. Видимо, для неё это была не больше чем очередная забава вдали от дома. Она извивалась, как змея, пока тёплая кровь падала на её сосок, и она ничего не замечая растирала её по всей груди. Я открыл секрет настоящего бойскаута: чтобы она орала в постели, надо схватить за волосы и засунуть палец в жопу. Living Dead Girl [14]. Ещё один такой секс и я её точно убью. «Просто мне хотелось уничтожить что-то прекрасное [15]». Кончила два раза, выкурила сигарету и отрубилась, уткнув лицо мне в плечо. Быть с королевой как со шлюхой гораздо лучше, чем со шлюхой как с королевой. Отпил из горла Джека, запил соком и насыпал полный рот корицы. Одел наушники, поставил альбом «Mirage» от Armin van Buuren и продолжал пялиться в потолок, ожидая рассвета. Во рту всё равно оставался медный привкус крови. Её тоненькие пальчики, лазурные глаза, бархатная фарфоровая кожа, татуировка на бедре в виде подвязки, волосы цвета первого снега, все это так красиво на ней, но, к сожалению, никому не нужно. Всю сексапильность девочки потеряли, когда перестали быть брюнетками. "Если тебя нельзя любить сильнее чем её — ты бесполезна" — подумал я. Бессонница, как способ не проморгать какой-то важный звонок или просто смс: "возвращайся домой". Нормально не спал я уже полтора года и сейчас выгляжу как истинная икона рок-н-ролла: худ, бледен и всегда с сигаретой. Я — пепельница, об которую сам же тушу окурки.

Проснуться с женщиной к которой не испытываешь чувств, всё же лучше чем проснуться у себя в полном одиночестве.





Суббота
// Болезнь F63.9 прогрессировала, лекарство так и не изобрели. Жду.



Рассвет не заставил себя ждать, солнце окрасило номер в кроваво-желтый цвет. Один год длиною в один день. Долгий день. Я встал и пошёл в ванную. Подошел к раковине и у меня тут же хлынула кровь из носа: ну наконец-то, может, хоть теперь рак?! Из сигарет был только Vogue. Я оторвал фильтр зубами, сделал пару затяжек, попил из-под крана и вроде бы стало легче. Она спала или дознулась — мне было все равно. И это я ещё накокаиненая шлюха? Смешно. Слишком много кокаина и ёбли в жопу окончательно её испортили. Если у кого-то сердце искусственное, то у меня его нет вообще. Собрал шмотки, кинул взгляд на спящую Лену, потом на план эвакуации при пожаре и вышел в коридор. Не-е-е, женщин нельзя любить, их можно лишь искусно обожать. Дверь — выход из любой ситуации. В моей жизни всегда так: сначала я ною, что у меня нет девушек, потом их становится слишком много. Я всеми силами сначала притягиваю их, а потом начинаю разбрасываться налево и направо, наблюдая, что из этого выйдет. Какой-то блядский порочный круг. Как только я начинаю верить в хорошее и светлое будущее, на моём плече появляется ангел и бьёт меня тыльной стороной ладони с криком: "Иллюзии прочь!".

Автобуса нигде не было видно, и желание позволить себе задержаться в кафе напротив выглядело весьма привлекательно. В Китае всё выглядит удручающе — слишком много узкоглазых. Хотя в данный момент я был согласен на чашку кофе даже из их поддельных зёрен, сваренную их поддельными руками в их поддельной стране. Я перебежал дорогу, и слава богу! Здесь вообще ни кто не учит правила дорожного движения, хоть это и не удивительно — китайцев дохуя и если пару сотен ежедневно сбивать, то население страны всё равно не уменьшится. Внутри было гораздо лучше, чем ожидалось. Вполне сносный интерьер и молодые китаяночки хоть в какой-то степени понимали, что я от них хочу, а хочу я, блядь, cup of americano and orange fresh juice.

Совесть начала поёбывать мне мозг — правильно ли я поступил, оставив Леночку одну в номере. Хотя что сделано, то сделано, и отступать было не куда. Всё было бы по-другому, если бы не одно мерзкое но: пол её души, вымощенный шахматной плиткой, был покрыт чёрной, липкой субстанцией, больше походившей на топлёную смолу и вязнуть в ней не было ни какого желания. Наступив носком ботинка — я бы обязательно заляпался весь. Сегодня или завтра она вернётся к мужу и будет, хлопая невинными глазками, говорить, как сильно она его любит. Что уже само по себе является неисправимой ложью. Видимо, мне придётся смириться, что мою жену тоже будет поёбывать несуразный тип. И если он будет это делать к тому моменту лучше чем я, то у меня будет веская причина нашпиговать его свинцом и похоронить на лужайке для пикника рядом с домом. Без почестей, без траура.

Денег оставалось на билет домой или хорошую шлюху или пару грамм кокаина, столько вкусного, прямо не знаю что выбрать. Допил кофе, выкурил три сигареты, залпом убил стакан сока, расплатился и вышел к ожидавшему на тот момент автобусу, идущий до границы. Сел, приспустил бейсболку на глаза и попытался немного вздремнуть за два часа пути. В общем, успешно.

Я стоял по щиколотку в соленой воде черного моря. Мне хотелось нырнуть под воду, чтобы легкие сжались от нехватки кислорода, а глаза разъедала соль. Я шел час или два перпендикулярно береговой линии, но глубины так и не было. Это пустыня. Единственное на что я мог рассчитывать, это переломать руки и набить рот песком в попытке поплыть баттерфляем. Не радужная перспектива.

На границе меня ждала ужасная процедура перехода, хотя не могу не выразить восхищение китайской стороной — им вообще похуй, что ты вывозишь, лишь бы оставил побольше бабла в их стране. Правильный идейный подход. А вот на российской границе был ужас. Помещение пережило нашествие татаро-монголов, все мировые войны и кубинскую революцию. Полный мрак. На меня постоянно лаяла это ёбаная овчарка, пока я не зарычал на неё сам, и она не спряталась за ногами охуевшего пограничника. Меня предупреждали, что не стоит при переходе границы доёбываться до всех подряд, но это же была просто собачка. Да и всё равно у меня с собой ничего не было кроме кошелька, дешёвого телефона, пачки сигарет и красного крикета. Меня даже пиздить — пустая трата времени.

– Ваши документы, пожалуйста. — попросила весьма симпатичная девушка за стойкой. Боже, что она тут делает? Мне невдомёк, почему такие красивые девушки прозябают в таких уёбищных местах. Спасите её хоть кто-нибудь.
– Вот, — я протянул загранпаспорт и ещё раз посмотрел на пса, желание на меня тявкать у него куда-то испарилось.
– А где Ваш багаж?
– У меня его нет. — она посмотрела на меня большим вопросительным знаком с тремя восклицательными. — Я путешествую налегке, так сказать. — Добавил я. Видимо, таких как я тут ещё не бывало. Все стояли с мешками под тридцать килограмм, таща в нашу славную родину полный боевой комплект всякой хуйни, в основном тряпки.
– Хорошо отдохнули?
– Да, славненько, — меня всегда забавляло это слово, вызывающее ассоциативный ряд с моим именем.
– Хорошо, проходите. — Пограничник проводил меня тяжелым, недоверчивым взглядом. "Явно парниша наркоша" — читалось у него на лице. Да, ну а мне то что? Я уселся на своё же место, открыл окошко, чтобы хоть как-то спастись от зноя, и попытался ещё на немного сомкнуть глаза.


Суббота — день свадеб. Еще один человеческий праздник. Что-то вроде правильного развития семейных отношений. Люди склонны полагать, что брак — это панацея от всех болячек супругов. Горы посуды, фенов, пылесосов, микроволновок, халатов, полотенец, подушек и прочей бытовой хуйни, купленной на распродаже в Икее. Все набухались, подрались, перетрахались, отметили медовый месяц и все. Что дальше? Счастливая семейная жизнь? Ага, если бы не такое количество разводов. Ведь все дело в том, что мы пытаемся как можно дольше оставаться хорошими для вторых половинок, скрывая быт и свою никчемную сущность, проявляя ее после торжества. Все бы поменялось, если люди научатся раскрываться до этой даты. И может быть, тогда не появился бы ещё один праздник — развод. И мне грустно от того, что моё поколение спокойно наблюдало, как Rich & Beautiful, взявшись за руки, перерезали глотки любви и романтике.

Если посмотреть на рынок человеческих отношений, то может создаться иллюзорное впечатление, что все нормально. Оно-то нормально, если убрать слово "рынок". Каждый норовит себя продать как можно дороже, в основном, это относится к женщинам, мужчины не настолько умны, чтобы маяться подобной херней. Никто не хочет любить — все хотят быть любимыми. То есть даром поиметь все. Если даже и появляется некая призрачная взаимность, она направлена не на вашего оппонента, а на совсем другого игрока, появляется любовный треугольник. Это сулит массу проблем семейного характера. Появляется ревность и недопонимание. Коротко говоря, всемирная круговая порука, в которой каждый норовит засадить другому и делает при этом невинные глазки, мол, "а я и не думала, что надо любить своего парня", нет, блядь, чужого люби, сука.

Субботу надо было посвятить подготовке машины. В город я въехал в полчетвёртого.

* телефонный звонок: Вова *
– Ололо.
– Ну надо же! Ты где, сука, два дня пропадал?!
– Эм… трудно сказать, где именно.
– Так, не зли меня, завтра чемпионат! Пригоняй тачку в бокс, тут дел полно.
– Хорошо, хорошо, ты только не злись. Минут через двадцать буду, водички куплю и приеду.
– Тебе пиздец!
– Да, да.

Купил пачку Nicorette и жевал её, как перепуганный. Одно из садистских изобретений — никотиновая жвачка: чем дольше жуешь, тем больше думаешь о сигаретах. Единственный способ с новой силой захотеть курить — это попытаться бросить. Иногда я бросал на пару суток только для того, чтобы вштырила первая затяжка. Мазохизм никто не отменял.

Я зашёл в бокс, в котором хоть как-то сохранялась прохлада, видимо, солнце сюда не заходит. На двери весела вывеска "no smoking" что лишь добавило желания выдохнуть дым прямо в нее.
Вова стоял в сварочной маске сквозь которую я ощущал его злобное лицо.
– Попить есть, бэтмэн?
– Сука, ты где был?! — он накинулся на меня с отверткой раньше чем я успел отреагировать. За что чуть ли не поплатился целостностью почти новой футболки.
– В Китай мотался. С мыслями, так сказать, собраться.
– Собрался?!
– Собрался — разобрался!
— Вид у тебя, конечно, как у потасканной шлюхи, Слав.
– Я тебя тоже рад видеть. Что с машиной? Быстрее поедет?
– Она поедет, а вот ты — нет.
– Успокойся, Вов. Завтра всё будет хорошо: я приеду, повыёбываюсь, заберу кубок и поедим отмечать в Исту. Закажу тебе Лонг Айленд АйсТи и ты будешь доволен, как слон. – Он смотрел на меня, как на психа, сбежавшего с дурки. Хотя именно им я и был.
– Надеюсь, что именно так и будет.
– Быть другому не дано.
– Слав, пожалуйста, сегодня не пей, не нюхай, даже, блядь, не трахайся. Выспись!
– Да? И чем я тогда займусь?
– Книжку почитай, разложи пасьянс, не знаю в общем, но никакого ширева-порева! Усёк?
– Конечно, конечно. Что это? — я пнул какую-то железяку, походившую на кочергу.
– Новый стабилизатор Cusco. Пришли новые стойки HKS. По-хорошему, воткнуть бы новые пружины на клапана от наших забугорных друзей из Monkey Wrench Racing, но мне так впадлу лезть в блок… Я ещё тут раздобыл тормоза с турбового Скайлайна. В общем, дел невпроворот. С чего начнём?
– По правде говоря, ничего не хочу...
– А надо. Ты же хочешь выиграть?
– Не знаю. Давай с тормозов что ли. И, Вов...?
– Что ещё?
– Сделай мне одно одолжение. — я попытался изобразить глаза кота из мультика «Шрэк».
– Да всю жизнь их тебе и делаю. — сказал он, продолжая возиться с машиной.
– Я знаю, поэтому так и люблю...
– Кончай уже щенячить меня. Чего тебе?
– Срежь каркас безопасности. — я попытался мило улыбнуться, но понял что вышло дерьмово.
– Ты в конец ебанулся?! Ты хоть понимаешь что ты, тупой мудак, несёшь?
– Я прекрасно понимаю. У нас неофициальные соревнования, а значит, допуска по безопасности на бумагах нет, а он весит килограмм двадцать. — Вова минуту кружил возле машины, как будто что-то потерял. Видимо, раздумывал над моей просьбой. Хотя что творится у него в голове, мне до сих пор не известно.
– Тебя же не отговорить, да?
– Нет. Я прошу. И всю стабилизирующую электронику отключи.
– Блядь. Ладно! Я всё сделаю!  — Сказал Вова со смиренной покорностью. Он сразу понял, что спорить тут бесполезно и либо это сделает он либо я сам.
– Спасибо.
– Не за что, блядь! Вот там где пиздец, там твоё лицо, Слава. Я вообще постоянно удивляюсь, как ты при таком ритме жизни ещё не сдох?
– Мне просто дьявольски везёт, Вов.
– Да, порой мне кажется, что именно он тут и замешан...
– Кстати, как на работе? — я не скрывал злорадной улыбки и явно понимал его желание всечь мне по балде чем-нибудь тяжелым.
– Не произноси больше ни слова! Я целый день, после этой херни, на вилах ходил!
– Шефа не послал ещё? — я тыкал стабилизатором в штукатурку, от нехуй делать, создавая впечатления занятости процессом.
– Да это он меня пошлёт раньше! Его не было всю неделю, вроде бы на Ибицу свалил, гондон. Я вот тоже хочу нихера не делать и свалить на Ибицу, а вместо этого должен крутить гайки и терпеть твои бредни!
– Поедим на твою Ибицу, обязательно поедим, Вов, — я похлопал его по плечу и пошёл переодеваться.
– Утешил, бля. — Огрызнулся Вовка.

Мы часов шесть провозились с машиной: перебрали всю подвеску, выпили банку кофе, сожрали полкилограмма сахара и четыре пачки сигарет.

Зазвонил телефон. Лена. Я сбросил.
– Кто это? — увидев недовольство на моём лице, заинтересовался Вова.
– Номером, наверно, ошиблись.
– Так ты же не взял даже?
– Ну я и говорю… ошиблись. — Я быстро подменил понятие мести на справедливость и закурил еще одну.

Вова уехал домой отсыпаться, оставив мне ключи от бокса. Взял белый и красный маркер и написал на номерной рамке «Save me from myself [16]». Сел в спайдера, воткнул флэшку в проигрыватель. По динамикам ударил «Hurricane» от 30 Seconds To Mars. Неплохо было бы обкатать машину, чтобы понять, с чем придётся иметь дело завтра. Медленно докатился до нормального асфальтового полотна, которое, кажется, в городе просто кто-то пиздит по ночам. Сейчас уже глупо думать о нормальной семье, покупать джип и строить дом. Вместо этого я приобрел двухместный кабриолет, в котором ездил только я и сумка с документами, небольшую квартирку с видом на море, и продолжал тосковать по своей детской наивности, что все будет хорошо. Несмотря на всю свою эгоистичность, где-то в глубине души мне становилось противно от самого себя, но как же трудно обвинить себя в том, что ответных чувств у меня не возникало или я убивал их еще в самом зародыше. Я надеюсь, что в скором времени введут закон. дающий реальный срок за разбитые сердца. Пока же в одиночную камеру бросали только жертву бесчеловечного убийства души, сам же виновник продолжал веселиться. Справедливости нет нигде: ни в жизни, ни в законах. Месяц назад открыли объездную дорогу вокруг города. Двадцать километров отличного асфальта среди гор, освещенная желтым светом уличных фонарей. Я ехал в режиме "дурак", тестируя резину в затяжных поворотах. Из динамиков доносился «Steady as she goes [17]». На секунду мне показалось, что я еду к близкому другу на душевный праздник в его частный дом. Что по приезду нас будут ждать еще десять самых близких людей. И что будет здоровая псина, которой приятно чесать пузо. Мы весь вечер будем пить молодое вино, шутить и подкалывать друг друга, а потом, закутавшись в плед у камина, будем в сотый раз рассказывать, как мы познакомились со своими женами. В сотый раз я буду говорить, и в сотый раз я буду слушать, и главное что я буду не один. Просто несвоевременное желание чего-либо как показатель невозможности иметь этого в будущем. Я все так же ехал в никуда, подруливая в поворотах и следя, чтобы машину не кинуло на леера. Сделав финальный круг, поехал домой. Так же и сейчас — моя жизнь это просто тест резины и сплошные повороты. Изрядно уставший, я повёз свою жопу домой. Надо покормить рыбок. Ах, да, у меня нет рыбок. Значит себя. Накинул ремни, и уткнул педаль в пол. Шесть минут и я дома. Всего шесть… I coming home...

Зашёл, кинул куртку на пол, сумку и перчатки на комод. Забыл снять кеды. Включил комп желая проверить почту. Монитор сдох, видимо, как и все, что принадлежало Дарине. Включил запылившийся телевизор. Я переключал каналы так быстро, что можно было составить целое предложение из отдельно взятых слов с экрана. Девушка берет интервью, говорит: "вам"; передача о здоровье, показывают больницу: "больно"; костюм с красным галстуком, наверно политик или бизнес-элита говорит: "вы"; Энимал Плэнет сообщает: "живы". "Выключи это безумие!" — крикнул я сам себе и вдавил красную кнопку в пластиковый корпус пульта. Поставил диск Aquasky и пошёл шариться в холодильнике. Приготовил лазанью. Посмотрел на неё с тоской и выкинул в мусорное ведро — в этом доме мне кормить некого. Мой желудок рявкнул, выражая свой протест, и тут же умолк. Здесь жарко, как в аду, так что Marlboro Ice Boost — это лучшее, что со мной может сейчас случиться. Вытяжка на кухне придумана только для того, чтобы в нее курили. "Пачка с "бесплодием", пох, найду себе бабу с ребёнком" — подумалось мне. Я так и стоял, пока играла песня «Get me out». Щёлкнул выключатель, и бар ожил, предлагая мне кучу вариантов воспоминаний. Вот, говорит он, возьми Glenfiddich Solera Reserve и яблочный сок, и ты вспомнишь её страсть. Или возьми Waldbeeren, и вспомнишь её нежность. Выпей Absinth Dreams и, возможно, она сама придёт тебя убить. Я взял бутылку глинтвейна. Ударил ладонью по крышке и наблюдал в замедленной съёмке, как законы физики срывают пробку. Насыпал M&M's в пиалу и пошёл слушать «Born To Be wasted».


« Your mind is on fire but it's not enough
  We were born to be wasted.»
  009 Sound System — Born To Be Wasted


Вспоминать о ней — ещё один вид самоистязания. Зато его можно повторять каждый день.

Я сидел на диване и судорожно курил одну за другой, разжигая маленький уголек красным крикетом. Мне не хотелось есть, не хотелось говорить, не хотелось секса, мне хотелось ничего. Я никогда не включаю свет, видимо, поэтому у меня рекордно низкие квитанции за электричество. Или я слишком редко здесь появляюсь. Мои глаза больше не выносят яркого света, зато хорошо видят в темноте. Всё бежит, кружится, ускользает, и только дым оседал чёрной смолой в лёгких. На редкость тихо играла песня Aelyn [18]. Легкие зудели от табака, а в горле совсем пересохло. Даже если мне прострелить колено, я не услышу собственного стона. Закинул таблетку Strepsils и подкурил ещё одну. Я хотел лишь услышать ее голос. Убедиться что она жива и дела у нее лучше, чем у меня. Глупая затея, глупая жизнь и я тоже глупый.

« See the mirror in your eyes,
  See the truth behind the lies »
  Aelyn – In and out of love

Заевшая бобина в моей голове, словно на вечном повторе, крутила один и тот же черно-белый фильм, сценаристом которого легко бы мог стать Альфред Хичкок. Самый легкий способ сойти сума — это пережить все заново. А я это проделывал по пятнадцать раз за день с единственной целью — сделать себе ещё хуже. Всё же во мне есть доля садомазохизма. Первый восторг от боли я испытал на ринге, занимаясь боксом. К ней нельзя привыкнуть, её можно только терпеть, так же как и одиночество. Второй, когда начал душить партнёрш в постели. Третий, когда делал это под добротной дозой кокса. На этом наслаждения в моей жизни закончились. Нас всегда разделяло расстояние: мысленно Дарина была примерно в 9500км от меня, на северо-запад. Хотя сейчас она была всего в десяти километрах от меня, всё же это путь оставался непреодолимым. Даже если сейчас я побегу к ней, выломаю двери, перебью стаю собак, которыми она себя окружила и буду на коленях просить покончить с этим безумием — я безнадёжно опоздал. Она не будет слушать мои мольбы и просто захлопнет мои веки, а ещё хуже — что-нибудь при этом скажет. Я все надеялся, что существует какая-то таблетка, какой-то рецепт или фокус, — стоит щелкнуть пальцами и я проснусь с ней, но кто-то усердно хранил этот секрет у себя под подушкой.

Она построила замок, вырыла ров, пустила туда крокодилов, приказала страже не спать ночами, лишь бы я, оставшись один в лесу неподалеку, не приблизился к её владеньям. Такой армии мог бы позавидовать даже Наполеон. И я так жил, перебиваясь охотой, все больше походя на зверя. Пока она танцевала на балах — я учился выживать. Пока она беззаботно спала с придворным на белых простынях, я мучился бессонницей и старался согреться у костра. День за днём я засыпал ров, а кожа крокодилов шла на веревки. Ночами строил катапульты. И будет день, устанут стражи, высохнет вода, а я с улыбкой превосходной возьму её мир на таран, сожгу дворец, убью придворных. Все подвластно королю...

За окном лил дождь. Я вышел на балкон, чтобы сделать глоток свежести. Машин не было. Людей тоже. Город мертв или спит. У меня есть повод ему завидовать: я тоже хочу спать или сдохнуть в одиночестве на свалке электроники. Я был обречён на долгую и мучительную жизнь без неё. Как сказала моя бабушка: "Не надо быть жадным до жизни. Умирать надо молодым, пока есть на это силы"… И отдала концы. Жизнь это один большой экран. И вроде бог мог бы посмотреть мою передачу, но он просто переключает каналы, не вдаваясь в подробности. Сдохнуть молодым и тупым, как в доисторические времена. Сидишь себе у костра и жуёшь мясо саблезубого оленя, может быть, даже трахнешь страшную самку. Нет же, надо было всех отправлять в садик, потом в школу, кому повезло — ушел в армию, кому нет — женился, потом университет, затем раб офиса и на ужин укладываешь себя в социальный гроб. Теперь все дипломированные специалисты по волоёбству и лени, жрёшь яичницу и пьешь водку — первобытный мудак. И это прогресс? Это цивилизация? Вы оглянитесь, ничего толком не поменялось с тех пор, кроме налогов, да и саблезубые олени куда-то исчезли. Ну где же этот рубильник? Жизнь: Выкл.

Любить значит поддерживать тепло в руках, но порой, это невыносимо тяжело.

Тоскливо без неё, хоть сдохни. Запрыгнул на окно и сел, свесив ноги. В детстве все кажется иначе, кажется что жизнь наполнена чудесами, что ты ее хозяин, что друзья  всегда будут рядом, что в ней есть место для большой взаимной любви и нет места для ненависти. Но вот настает день, и ты сидишь на подоконнике, промокший до нитки, тебя пробирает дрожь от желания прыгнуть в объятья тьмы, и единственное, на что ты можешь оказать влияние — это тротуар. Четырнадцатый этаж, что бы быть ближе к небу. Чтобы покончить со всем, достаточно сделать один рывок, но мне было впадлу. Я никогда не совершил бы самоубийство. Мне нельзя было в Ад. Меня бы не приняли как обычного рядового мученика. Сразу дали повышение до демона. Я бы хорошо работал. Получил звание сотрудник месяца, а потом и года, а там глядишь и опять повышение с новой партией грешников. Я бы тыкал в них вилами, отбивал молотком, пока мясо не стало бынежным. Равномерно обжаривал их на вертеле, добавляя черный перец, тимьян, базилик и немного петрушки. И так тысячелетия. В руках трудовая книжка и бешеный стаж, с которым хоть куда… хоть в рай.

Я помню, как шёл с Дашей с открытия самой большой автомобильной мойки города, принадлежавшая моим знакомым. До дома было пять минут ходьбы, но мы задержались на полчаса. Тогда тоже был такой же дождь, точнее, этот же. Прятаться под зонтом не было ни какого смысла, поэтому мы гуляли, позволяя тёплым каплям проникать сквозь одежду, охлаждая наши раскалённые сердца. Больше нет слов, что бы всё сказать словами. Гнусно звонил телефон.


* звонил Вова *

– Да, Вов.
– Не спишь?
– Не спится.
– Меня погодка смущает, льёт как из ведра.
– А мне нравится.
– Пьёшь, скот?
– Нет, — я крутил полупустую бутылку, чтобы вино кружилось в воронке.
– Так, дружище, отставь бокал в сторону и убери дуло от головы. — Я взглянул на ТТ 1952 года выпуска, лежащий на комоде. Там резиновые пули, а значит, это лишь кусок железа. Всё слишком далеко зашло.
–… еня слышишь?
– Да, прости, подвис что-то… Что посоветуешь?
– Не могу ничего сказать, тем более, что может советовать человек, чья zippo раз за разом безрезультатно сверкает кремнем в попытках зажечь собственное пламя?
– Думаю, это риторический вопрос, не требующий ответа.
– Так и есть. Я, собственно, что звоню-то… Завтра будет мокро и скользко на треке.
– И что?
– Что-что! Ты когда в последний раз тренировался на мокрой трассе, балда?!
– Не кричи, и без тебя тошно. Месяца два назад, наверно.
– Во-во. Завтра, то есть сегодня, — я взглянул на часы: 00:32, — у тебя будет сверхнорма. Ты должен приехать первым и не развалить машину!
– Ты за кого больше переживаешь?
– За машину, конечно. За тебя то что, хуже тебе явно не будет.
– Эт точно… — На выдохе сказал я.
– Я завтра перед стартом ещё немного повожусь с давлением в шинах и жесткостью стоек, может быть, удастся повысить сцепление.
– Хорошо. Сам-то что не спишь?
– Да не знаю даже. Неспокойно мне как-то… короче, забей. Нормально всё. Ладно, спокойной ночи. И это… хотел сказать "не пей", но ты же меня не слушаешь. — Как-то понимающе сказал Вова.
– Да. Уже поздно. Гуд найт.
– Гуд… — Он не успел договорить, как я повесил трубку. Отставил бутылку и постарался немного успокоить мысли, которые плодились, ссорились, сталкивались, распадались и матерились.

Меня бесили все вокруг. Сосед сверху, вечно делавший ремонт. Мудак снизу, который требовал деньги за то, что я его затопил, в четвёртый или пятый раз. И подросток-эмо напротив, который просто не так на меня смотрел. С одной стороны меня окружали идиоты, с другой маргиналы. Сидеть и продолжать чахнуть дома не имело никакого смысла. Я взял тюбик жидкой сварки, оставшийся после ремонта. Жаль, что он не клеит отношения. Бутылку Джек Дэниэлс, гоночные перчатки Hanes и клюшку MacGregor №4. Кинул в себя кедами, джинсами и курткой. Спустился на этаж ниже и промазал содержимым тюбика вдоль дверного проёма утопленника. Вышел во двор, заткнул уши с помощью старого доброго Walkman’а, альбом Planet Funk «The Great Shake» и побрёл в центр города. Когда я устаю слушать себя — втыкаю наушники и слушаю музыку. Дождь прошёл так, как будто и не начинался. Жаль, что я пропущу момент, когда МЧС поутру будет ломом отдирать наглухо пришпиленную дверь.

Я испытываю странные ощущения, утопая в любви и ненависти к этому городу. Злые и алчные люди каждую секунду давили асфальтовое полотно каблуками ботинок. Пьяницы, валяющиеся без сознания в темных углах центральных улиц. Девушки, ищущие свидания под луной. Мелькающие тени снующих от безделья подростков. Припаркованные машины, в которых сидела сама смерть и предлагала себя каждому, кому хватало на порцию ощущения свободы. Здесь ни кому не нужна любовь. Этот город заменил основу на трех китов: власть, деньги и разврат, и продолжал дальше разрастаться, застраивая себя многоэтажками. Среди горящих витрин и чужих проспектов я старался не попадаться на глаза своему отражению. Меня выворачивало от себя и количества алкоголя, которым я пытался отравить кровь. В центре есть одно такое удивительное место — крыша музея Арсеньева. Трехэтажное здание на перекрестке Светланской и Алеутской, не Елисейские поля, но на сегодня сойдет. На крыше исторического памятника безумец с бутылкой и клюшкой, один карман набит орехами кешью, другой – камнями, подобранными по пути. Если сюда приходить просто посидеть — место никудышное, да и пожарная лестница совсем устала от назойливых подростков. Правильно, какой здравый хрен сюда полезет? Три из шести штативов, удерживающие ее в более-менее вертикальном положении отошли в мир иной. Так что раскачивалась она как останкинская телебашня — метр влево, метр вправо. Знаете, трудно карабкаться с клюшкой в зубах и тащить раненого на половину друга Джека. Так вот, порядочно наебашившись вискаря, я встал на край крыши, дорожкой выстроил камни. Принял позу настоящего гольфиста. Взмах. Удар. "Мяч!" — я орал со всех сил, наблюдая за пьяной траекторией. Камень пролетел метров сорок и уткнулся в ни черта не понимающий асфальт. Промазал. Целился я в здание администрации края, хотя это смешно — у меня же не РПГ. Играл я так еще минуты три, пока все же не попал — mercedes e350. Лобовое стекло покрылось белой паутиной, он чуть вильнул и исчез так же быстро, как и появился. Как же приятно подбить немца. "За деда" — подумал я, и, успокоившись, решил отметить боевое крещением остатками Дени. Выкурил ещё пол пачки, скинул клюшку вниз, и сделал шаг вперёд. Блядь, а слезать отсюда еще страшнее.

Виски закончилось, мне надоело, и пора было возвращаться домой. Мне просто необходимы два часа сна. Зашёл в круглосуточный супермаркет и накупил кучу еды, чтобы она портилась в моём холодильнике. Я любил готовить, но не любил есть. Многое в моей жизни заканчивается чуть раньше, чем начинается. Даже если я сейчас куплю любой продукт, он будет просрочен вчерашним числом. "И пачку с медленной и болезненной смертью", — говорю я продавщице, указывая на Kent. Вернулся домой. Оставил пакет в коридоре. Закинул в себя две таблетки Атаракса и, не раздеваясь, уткнулся головой в подушку, надеясь задохнуться. Настроение осень, в душе зима, а за окном лето. На этих мыслях я вырубился.





Воскресенье

« И, видимо, концу близится вся эта канитель
  Раз следом погасла вся приборная панель»
  Каста — Закрытый космос.



Восемь часов утра.

* Будильник: She's a devil, In disguise, she's a golddigger *

Открыл глаза. Рука свисала с дивана, мой взгляд уткнулся в паркет. Руки онемели, и выключить заевший будильник не представлялось возможным. Фокус то собирался, то пропадал. Это хмель или мой организм больше меня не слушается? Для полной гармонии мне не хватает пустить слюну. Голова гудела как Бежицкий сталелитейный завод под Брянском. Надо бы помыть полы и протолкнуть в организм пару таблеток цитрамона. Стойкое ощущение, что она только что уехала на работу. Подушка впитала запах её тела. В коридоре стоял аромат её духов, а на кухне свежесваренного кофе. Она была здесь, и она вернётся вечером. Вот фен, ещё тёплый, которым она только что сушила свои густые, чёрные волосы. А вот полотенце, ещё мокрое. Я два разу ударил себя по щекам, чтобы взбодриться и отбросить этот бред. Кажется, сработало. На кухне стояла открытая бутылка абсента, но вчера к нему я так и не притронулся.

Столбик термометра поджал отметку в двадцать пять градусов уже под утро, а меня все знобило от холода. Странные ощущения, когда с утра тебе надо не одеваться, а раздеваться, чтобы принять душ. Залез в душевую кабину. Сначала замёрз, потом обжегся. Эти скоты никогда не сделают нормальный смеситель. Пока вода стекала по щекам, я пытался побриться. Порезался. Стоял и наблюдал, как капает кровь. Первая капля лишь кружевами растворилась в воде. Вторая повторяла за первой. Через полминуты вода окрасилась полностью. Я продолжал стоять. Протёр запотевшее зеркало. Вся шея была красной, как будто мне перерезали горло. Что ж, покормлю рыбок и поеду за кубком. Написал на стикере: "приду в себя нескоро", приклеил на входную дверь и выдернул кнопку дверного звонка.

На въезде меня ждал охранник, больше напоминающий Кинг-Конга в старости или орангутанга в молодости, потому что выглядят они примерно одинаково. Его лицо отпечатало всю серьезность выполняемой им работы, только это не первой важности объект, а он не из спецподразделения внутренних войск.

– Ваш пропуск, пожалуйста.
–Да. Да. Он где то здесь… — я перерыл полмашины, чтобы найти этот кусочек пластика с надписью: "Вячеслав. Пилот команды RedEvil. Time Attack Challenge, 2012", и фотка чьей-то собаки. Я никогда не любил фотографироваться. Мне хватало, что зеркало смотрит с презрением, так чтобы ещё и моя же фотография — нет, спасибо, не надо.
– А что с фотографией?
– Я утром с бодуна именно так выгляжу. Не похоже разве? — Я улыбнулся во всю ширину рта и свёл глаза в кучу.
– Ладно. Проезжайте, и удачи Вам. — Охранник смеялся. Я смешной или я смешон?
– Спасибо.

«Сегодня будет жарко», — передаёт ПримГидроМет. Не сомневаюсь, лето, как-никак.

Техническая зона была набита людьми с непонятным содержанием жизни внутри. Нас уже слишком много на этой планете. Я быстро нашёл себе место. Точнее, его нашёл и застолбил Вова. Единственное, что могло спасти от палящего солнца — девочки из компании RedBull, разносившие энергетик и свои номера телефонов. Мне не помешает таурин, кофеин и их сиськи.

– Да я не верю глазам своим! Ты приехал вовремя. Как такое могло случиться?
– Случайно, Вов. Боже, кто все эти люди?
– Понятия не имею. Бля, что у тебя с шеей?
– Порезался… когда брился.
– Выглядит жутко. Да и ты тоже.
– Знаю.
– Ты хоть спал?
– Да, в прошлом году.

– Эй, Слава, ты уже готов проиграть? — В разговор вмещался Дима. Блядь, только его сейчас мне не хватало.
– Заткни пасть! — я перекричал даже колонки размером с Пизанскую башню.
– Что ты сказал?!
– Я сказал. Иди. Ты. На. Хуй. Ты, твоя команда, твоя девушка, собака и черепаха, нахуй вас всех. Так усвоил?
– Иди сюда, сука! — Он кинулся на меня с голыми кулаками, идиот. Чтобы меня утихомирить, бить надо чем-то потяжелее. В драку встрял Вова, держа в руках балонник, Максим, и ещё пара парней, пытаясь нас разнять.
– Что за хуйня тут у вас творится? — Макс схватил меня сзади и приподнял над землёй.
– Верни меня на место! Я хочу подраться!
– Не устраивай балаган, Слав! — Он понимал, что долго так не удержит и риск получить затылком в нос был слишком велик.
– Да я что, много требую?!
– Всё! Разберётесь после заездов, договорились? – Макс, устав держать, позволил моим ногам коснуться твёрдой земли.
– Хуй там, я его сейчас уделаю! — Я опять попытался въебать Диме, но он был слишком далеко.
– Да господи боже, уймись ты уже! — Он схватил меня за шиворот и притянул к себе. — Тут же зрители кругом и дети! — При слове "дети" мою ярость резко выключило. "Сила — последний аргумент тупиц [19]", и детей к таким вещам приучать не надо.
– Ладно, ладно. Шоу только начинается. — Я вытянул fuck Диме в лицо и помахал им.
Макс окинул нас взглядом, чтобы убедиться, что мы не продолжим мясорубку, и направился к организаторам, которые уже, по-моему, начали делать ставки, кто кого. — Ебаная, работа, надо брать отпуск, — сказал Макс, схватившись двумя руками за голову. Хотя его можно было понять, он-то как раз приехал с женой и ребёнком.

– Слав, успокойся, приди в себя. Вот, выпей RedBull'а. — Вова выхватил у проходящей мимо девушки банку и сунул мне в руку. Девочка попыталась что-то промямлить, но Вовкин взгляд щёлкнул хлыстом, заставив её ретироваться. — Давай, уже, соберись.
– Да всё нормально.
– Ладно. Верю. Так. Давление масла в норме, температура тоже. На трассе только один участок с лужей. Постарайся в неё не попадать, дополнительное скольжение нам не к чему.
– Постараюсь. Прикинь, какая была бы реклама contex.
– Ты уж постарайся! Contex отстой, мой верный друг — durex.
– Хотя мне и так гондонов хватает! — Кивнул я в сторону Димы. Я реалист, и уверен, что люди — это большая бочка дерьма. Пессимист боится согласиться со мной, а оптимист надеется, что бочка только одна.
– Забудь.
– Хочу побыстрее с этим покончить уже. Сколько у нас времени?
– Минут двадцать до начала.
– Nice. Пойду посижу. — Здесь было одно дерево, в тени которого можно было немного расслабиться.
– Хорошо. Я пока ещё раз всё проверю. — Он полез опять в двигатель, напевая что-то вроде all is gonna be alright, но я не уловил мотива. Срамота, мерзота и нигилистская пошлость все эти приключения.

Я старался хоть на секунду прикрыть глаза, попивая энергетик. Беспорядочные мысли били в висок ритмом драм'н'бэйс. Я лишь хотел, чтобы меня взяли за руку и сказали: "Давай уйдем отсюда". Думал, что завяжу с этим всем завтра. Сегодня последний день. Никакого бухла. Брошу курить. Скажу наркотикам "нет". И съезжу отдохнуть. Как же сейчас хорошо на Боро-Боро. Я, бунгало, лёгкий бриз, ледяной дайкири и горячие губы Дарины. Куплю билет, возьму её за руку и украду из этой пошлости. Я уже не хотел участвовать в гонках. Мне не нужен был кубок, чтобы показать свою значимость хоть в чём-то или хоть кому-то. Спустя 1402 дня с момента нашего знакомства с ней, я уловил самое большое наебалово и одновременно откровение жизни: то, что мы делаем — это ради других, но очень быстро оно станет никому не нужным усилием. Мне хотелось сейчас посетить ближайшую туристическую фирму, а потом немного поспать. Я был не здесь, я нежился на пляже в лучах игривого солнца, в месте, где нет времени и нет проблем. Мой рай был там, где была Дарина. Я уже мысленно собирал вещи и резервировал билет, как вся идиллия рассыпалась на мелкие кусочки под звук фонящего микрофона. Слишком много таурина, слишком много никотина, слишком мало сна — меня начинало трясти. Голова превратилась в яичную скорлупу, уши в наковальню и по всему этому кто-то бил молотком. Без сна люди превращаются в психов. А психи без сна в кого? Ну, успел допить Red bull. Ну, успел докурить пачку, открытую утром. Как объявили: "Пять минут до старта". Что еще в этой жизни я должен не успеть?

– Добрый день, всем участникам и зрителям! Мы рады приветствовать Вас на Time Attack Challenge 2012! — Объявил, один из организаторов. — Сегодня Вы увидите не только замечательную гонку, но и узнаете, кто же самый быстрый пилот в своём классе!

Смазливые красотки выплясывали под Armin van Buuren, «Full Focus», отрабатывая свои две тысячи рублей. Нахрен они здесь нужны, мне было непонятно. Принято считать, что крутые тачки и крутые девочки должны быть вместе. Что-то я не замечаю этого, смотря на жён пилотов. Ни один здравый человек не хочет нравится только из-за вещи. Хотя не удивлён, что были те времена, когда давали только за наличие мобильного телефона или золотых часов.

Организатор продолжал свой бесполезный трёп. Я сел в машину и стал проверять показания датчиков. Вроде, всё в приделах нормы, учитывая тридцати двух градусную жару.
– Вов, ты закончил?
– Да. Я всё проверил. Походу масло жрёт, кольцам хана.
– Мотора на заезд хватит?
– Хватит.
– Отлично. Лишь бы меня хватило… — Отрегулировал кресло. Застегнул ремни.
– Слав, аккуратнее, прошу тебя. Без показухи, хорошо?
– Да, хорошо.
– Нет. Без значит б-е-з!
– Да понял я тебя.
– Посмотри на меня. Всё хорошо? Ты как будто не здесь.
– Вов, да отъебись ты уже.
– Ладно, ладно. Всё. Вот. Положи под язык. — он пытался запихнуть мне в рот пол лимона.
– Ну спасибо! Лучше б виски с колой мне принёс.
– Погодь… — он сбегал к себе в машину, пошурудил в багажнике и вернулся с бутылкой редлэйбла. — Вот, глотни, полегчает.
– Давай! — я жадными глотками заливал свой бак, не чувствуя подвоха. — Фу, блядь, что это? Яблочный сок?!
– А ты что думал?
– Ну да, этикетка одна, а содержание другое. Вот подстава!
– Какой ты любезный. Вали давай на трек. — Я одел шлем и перчатки. Перевёл тумблер инстинкта самосохранения в положение off. Захлопнул стекло. Вовка постучал по шлему: – Удачи!
– Да в рот эту удачу, — пробормотал я. Хорошо, что он этого не слышал.

«Просим участника под номером четырнадцать на стартовый круг!», — говорил динамик. Четырнадцать  – это я.

– Вов, ты слышишь меня? — крикнул я в микрофон шлема.
– Да, слышу. – потрескивая, отозвался динамик.
– Ну и отлично. Тут духовка в салоне, и моя нежная попка уже вспотела.
– Мне что, беспокоиться за твой зад?
– Только если в виде исключения, друг мой.

Я выехал на кольцо и сразу начал жечь резину и сцепление. Обороты били в отсечку, и каждый поворот я проходил боком. В зачёт первый круг не идёт, а значит, можно порадовать зрителей запахом палёной резины. Видимо, мне стоило заняться дрифтом.

– Слава, блядь, ну что за хуйня ещё?
– Всё под контролем, шеф.
– Ты убьёшь резину. И так солнце спятило, так ещё и ты.
– Мы все сошли с ума...

Я перестал баловаться и начал ехать строго по углам. Перед лобовым стеклом промельтешил флаг в шахматную клетку. Время пошло и впереди была прямая с девяностоградусным поворотом направо. Мотор ревел, а стрелки температуры масла и воды резко поползли вверх. Тормоза отказывались работать, торможение двигателем не спасало. Что ж, это даже к лучшему. Резина маслом намазывалась на асфальт, еле удерживая машину от вылета в кювет. Я уже толком не соображал что происходит. Крутил рулём, переключал передачи. Всё слишком быстро. Адреналиновая присадка к крови закончилась ещё на первом круге, всё остальное не имело смысла. В таких соревнованиях побеждают маниакально-депрессивные психи, которые изначально хотят сдохнуть и давно послали на три буквы свой инстинкт самосохранения. Тело было приковано ремнями к спортивному ковшу Bride, голова запечатана в шлем Arai, кожу защищал комбинезон Sparco, вот только мысли разъедали изнутри. Вот незадача гореть заживо, когда должен полностью сосредоточиться на происходящем, и не позволять эмоциям преобладать над чистотой физического контроля за машиной.

– Траекторию правь, Слав!
– Да вижу, я вижу! Не пизди под руку!
– Шире бери! Шире!
– Ты тормоза вообще проверял, дятел?! Вправо ведёт на торможении!
– Поршень клинануло… Похуй, давай боком!
– Ох, бля...

Пошёл финальный круг. На датчике давления масла начала мигать красная лампочка. Warning! Achtung! Attenzione! Дела мои не фонтан. Я уже варился заживо, температура в салоне перевалила за сорок градусов по Цельсию. Может открыть окошко, покурить? Какой-то дебил выбежал почти на середину, чтобы взмахнуть жёлтым флагом и сообщить, что я иду на финальный круг. Это последний мой шанс улучшить время. Как же приятно приближаться к концу со скоростью в 145 км/ч.

– Вов, что по времени?
– Отлично идёшь!
– Сколько?!
– Следи за трассой и продолжай валить!

– Вова, с машиной нелады. Надо стопорить его. — Подбежал Макс.
– Он справится, не сцы.
– Чудом. И эта Ваша идея срезать каркас, это вообще как?
– Это его идея.
– Не удивлён… Для него эти гонки значат что-то большее?
– Не знаю, Макс, не знаю, но по-моему у него есть какой-то простой план...

Я продолжал издеваться над педалями и рычагом коробки передач, она напоминали мягкие игрушки для выплеска гнева. Такие используют игроки в онлайн-покер. Покупают плюшевую рыбу и хуярят её, когда неожиданно стэк уходит к оппоненту. Вот и у меня такие были: accelerator, brake pedal и quick-shift [20]. Настройки подвески неправильные, машину излишне трясло, как Анкоридж в шестьдесят четвёртом.
– Вов, для чего всё это?
И тут что-то пошло не так. Я отвлёкся, влетел в лужу и машину резко повело. Я всеми силами пытался удержать её в пределах асфальтовой зоны, и ещё секунду назад мне это удавалось. Спайдер взлетел в небо, как шарик, наполненный гелием. Время замедлило свой ход. Я видел всё и сразу. Я со стороны наблюдал за машиной, парящей в воздухе. Колёса крутились, отводя от протектора остатки влаги, а за машиной тянулся тонкий шлейф серебряной пыли, играющей с солнцем в салки. Я постоял рядом с двумя парнями, приехавшими посмотреть на гонки. Прогулялся по техзоне, разглядывая ужас на лице участников, механиков и организаторов. Один лишь диджей не замечал происходящего. Какой-то парень в замедленной съёмке что-то кричал, по-моему, "… бог". Вова уже перепрыгивал ограждение. Макс тащил огнетушитель, а его жена прикрывала двумя руками рот от ужаса. И даже Дима уже не был столь противен мне, его надменная улыбка испарилась. Всё эти люди, бегущие вытаскивать моё тело из покореженного авто, прекрасно понимали — меня уже не спасти. Только славные девочки продолжали свой изумительный танец. А я парил, я мог летать. Когда ты точно знаешь, что конец твой близок и неминуем, то начинаешь вести себя по-другому. Заканчиваешь быть циником, алкоголиком и эгоистом. Улыбаешься. Чаще говоришь "люблю" тем, кого любишь. Говоришь "нет" тем, кто не заслуживает. Протягиваешь руку тем, кто нуждается. И всё у тебя в этой жизни хорошо. Но разве чтобы так было, тебе нужно желать собственной смерти или оказаться в зависшей в воздухе машине? Я видел, как от асфальта поднимается раскалённый воздух. Солнце не слепило, и очки мне больше не нужны. В небе беззаботно кружили чайки, и морская соль оседала на потрескавшихся губах. Если бы я мог — я бы заплакал. Машину уже коснулась земли и вся передняя часть начала складываться в салон. Это конец. Я так его ждал. И почему-то мне совсем не хотелось умирать, мне хотелось на Боро-Боро. Но я прекрасно понимал, что второго шанса нет и не будет. Я видел своё лицо под шлемом — на нём не было страха, лишь улыбка с легким налетом печали. Что ж, если не страшно ему — значит не страшно и мне. Кто-то толкнул стрелки на циферблате и время ожило. Машина кувыркалась, чуть касаясь земли раскидывая куски кузова по всему склону. Сделала финальный пируэт и приземлилась на крышу, сложив её до кромки дверей.

– Слава?! Скажи хоть слово! Слав! — Шлем выдавал в ответ лишь шипение. Он давно уже раскололся на моей пустой голове.
– Макс, блядь, вызывай скорую! Макс!



……



Я вскочил с кровати, не понимая, что происходит и где я. Телефон лежал в разобранном виде. Тело было покрыто потом, а сердце выпрыгивало из груди. Даша спала рядом. Она была прекраснее всего на свете.
– Зай, что случилось?
— Дурной сон. Это всего лишь дурной сон, — я шептал или пытался кричать, но у меня не получалось из-за сухости во рту.
– Умм. Давай спать.
– Всё хорошо. — Я поцеловал её нежные губы. Ещё раз поцеловал в мочку уха и тихо выполз из-под одеяла, стараясь сохранить её сладкий сон. Направился в ванную, чтобы умыться и понять, что за херня вообще произошла. На лице не было ни капли усталости, а лишь испуг. Набрал в раковину холодной воды и сунул туда голову, не закрывая глаз. "Это просто кошмар. Очередной кошмар, Слав.", — убеждал себя я. Ещё раз зашёл в комнату, действительно, она крепко спала. Как всегда, забрав себе одеяло и выгнав меня на край кровати. Ну и приснится же такое. Пошёл на кухню, сварил кофе и вышел покурить. Достал привычный Kent восьмёрку и фиолетовый крикет. Я был рад, дико рад. Сердце, не успокаиваясь, продолжало колотить по рёбрам. Стоял в халате, пускал кольца дыма и готов был пищать от восторга, что всё закончилось, что всё позади. Выглянул в окно и вздохнул, спокойно увидев свой целый спайдер, не попадавший в аварию. Оказывается, счастье не так далеко, да вот оно, спит в соседней комнате. Эта та возможность приготовить ей с утра сэндвич и принести стакан сока, поцеловать и ещё раз сказать, что я её люблю. Вот чего не хватает любому человеку, даже если твоя плоть целиком состоит изо льда и камня. И можно было бы ещё на сто страниц рассуждать, в чём смысл, когда он был так прост: она мёрзнет без меня даже летом. И, докурив, я вернулся в комнату. Так же осторожно забрался под одеяло.
– Я очень люблю тебя.
– И я тебя, Слав.







...........................................................................................

[1] Фредерик Бегбедер «Любовь живёт три года» / L’amour dure trois ans.

[2] Рэй Брэдбери «Выпить сразу: против безумия толп» / Drink entire: Against the madness of crowds.

[3] Одноименная песня английского музыканта, участвующего в группе «Depeche Mode». Dave
Gahan «Dirty sticky floor».

[4] Первак — первый, качественный раствор наркотика, полученный из чистого сырья.

[5] Фраза из культового фантастического фильма режиссёра Джеймса Кэмерона «Терминатор».

[6] Интернет-ресурс, дающий шанс высказаться каждому, с кем жестоко обошлась жизнь. KillMePls.ru

[7] Фраза из фильма «Форест Гамп» режиссёра Роберта Земекиса. Эту фразу Джени не раз кричала Форесту когда перед ним нависала опасность, и он бежал.

[8] Желтого цвета.

[9] Удар милосердия (фр. Coup de grace) — удар, при котором смертельно или тяжело раненого и уже не оказывающего сопротивления противника добивали, чтобы прекратить его мучения.

[10] Песня Леонарда Альберта (англ. Leonard Albert «Lenny» Kravitz).

[11] Фраза из песни Джастина Тимберлейка (англ. Justin Timberlake) «What goes around comes around».

[12] James Blunt «Out of My Mind».

[13] Один из самых знаменитых и популярных ароматов торгового дома Givenchy. Авторами композиции являются известные парфюмеры Оливье Кресп и Жан-Пьер Бетуар.

[14] «Living Dead Girl» — второй сингл американского музыканта Роба Зомби, выпущенный в 1998 году.

[15] Фраза из книги Чака Паланика «Бойцовский клуб». «Потому что у меня снова была бессонница, и мне хотелось уничтожить что-нибудь прекрасное».

[16] Фраза из песни «Leave Out All the Rest» группы Linkin Park. «Someone else can come and save me from myself».

[17] Песня группы Raconteurs.

[18] Ремкс DJ Men Bootleg на песню Aelyn «In and out of love»

[19] Фраза из книги Айзека Азимова «Основание».

[20] Педаль акселератора, педаль тормоза и укороченный рычаг переключения передачь.