без названия

По улице бежала собака. Свернувшаяся длинная шерсть, пучком на спине — небольшим горбиком вперемешку с засохшей грязью, бело — чёрного окраса с закрывающими глаза на лбу, спадающими прямо на глаза прядями шерстин и почему то мокрых… Живот у собаки и задние лапы тоже были мокрые. Она даже небежала эта собака, а волочилась как то странно — то и дело оглядываясь и прижав уши, опустив голову прямо к земле — казалось она просто крадётся. Временами она ложилась прямо посреди улицы и замирала повернув голову назад и внимательно вглядываясь, то вдруг вскакивала и мчалась без оглядки .

Собака была очень грязная и непрсто уставшая, а у неё уже не было абсолютно никаких сил .
Пройдя или пробежав несколько шагов, она падала бывало прямо на бок и оскалив зубы, хотя поблизости никого небыло она начинала рычать. Временами она просто брела вывалив язык и казалось полностью смирившись со своим положением — лишь бы её никто не трогал .

Горбиком на спине вперемешку с грязью и шерстью виднелся узел стальной проволоки, вокруг по пояснице и через живот — кусок длиной в два или три раза длиннее самой собаки — волочился как белая змейка гладко поблескивая на солнце и можно было взять его или наступить и собака была бы на привязи и несмогла бы убежать. Так казалось на первый взгляд. Но все попытки поймать её и облегчить её, освободить, сделать свободной — никчему неприводили. Собака сразу же падала наспину и отчаянно вращая головой щёлкала зубами и кричала, кричала так как могут кричать только собаки когда им уже нечего больше терять и не на что надеяться, кричать так, как может самый последний раз в жизни. Она сражалась, она боролась за свою жизнь и казалось готова была умереть, но никому больше недать коснуться хотя бы края проволоки, как вроде эта самая стальная проволока и была её жизнью — нитью жизни её собачьего века, тянувшегося как эта улица и некончающегося. И в голове неукладывалось и нельзя было понять откуда она взялась и кто с ней такое вытворил и коим чудом ей удалось убежать и почему чудо это никак непокидает собаку, а куском проволоки — как мучитель — напоминает о себе и окончательно выматывает её ведя к неминуемой гибели. В таком положении, затянутая на животе железом, замотанная словно в пеленах — она неминуемо должна была погибнуть .


Сумраком дня, тревоги отражаясь в витринных стёклах магазинов, высвеченные неоновыми фонарями висели одежды. Как дни и времена года, порой не по размеру, несовпадая цветами и оттенками с желаниями. Собака устала, она сидела прислонившись спиной о фасад и временами прижимая голову почти к самой земле — провожала взглядом машины которым случалось проезжать мимо. Она окончательно выбилась из сил. Непросто выбилась, а выбилась вон. И жизнь провожала её, прощалась с ней и этими машинами и светом цветных неоновых фонарей, и одежды в витринах словно немые очевидцы и свидетели этого последнего вечера. Больше её никто никогда нигде не видел, никто не слышал о ней. Никто непоказывал её никому по телевизору, неговорил о ней в новостях и неписал в газетах .
ответить
3 ответа оценить
1 поделиться ещё ред.