Добавить

Три дня

1.
… — Сколько мне осталось, доктор?
— Не больше трех дней…
— И ничего нельзя сделать? – Димка смотрел на врача с надеждой.
— Простите, но, увы…
Я молчала. Странно, но я не злилась… Мне не было страшно… Где-то в глубине души я знала, что скоро умру. Правда со сроками ошиблась. Я думала, у меня будет еще хотя бы год… 
А у меня лишь жалких три дня, которые я проведу, подключенной к различным аппаратам, обколотая лекарствами, в этой воняющей смертью палате. Я с усмешкой посмотрела на розы, которые мне подарил Дима: даже они проживут дольше, чем я. 
— Крис, — Дима лег рядом и прижал меня к себе. И было в этом «Крис» такое отчаяние и страх, что меня затрясло. – Я тебя люблю!
— Я тебя тоже, Димочка, — улыбнулась я.
Он с удивлением посмотрел на меня своими прекрасными зелеными глазами. 
— Я… я… я не понимаю, — прозаикался он.
— Чего? – говорить было очень больно. Я с трудом дышала: каждый вдох, казалось, ломал мне ребра. 
— Ты должна злиться! Реветь! Но ты улыбаешься, как будто не тебе сейчас сказали, что ты умрешь! Ты понимаешь, что ты умрешь! – он почти кричал это. На его глазах выступили слезы. Смахивая их, он кричал о моей неминуемой смерти… Прошло несколько минут, его голос сорвался и он почти шептал: — Ты умрешь. Ты умрешь… Три дня…
Я молчала, потому что знала, как ему необходимо сейчас прозлиться. Он метался из угла в угол, бил стены… Я никогда не видела такого отчаяния и страха. Его зеленые глаза, наполненные слезами, покраснели… В них плескался ужас. 
В какой-то момент я начала задыхаться. Легкие настолько сдавило, что я не могла вздохнуть. Я перестала видеть. Я помню только Димин крик… 
Я открыла глаза. Голова ужасно болела. Меня сразу стало тошнить, когда я попыталась присесть.
— Нет, нет, нет, — ко мне подлетел Димка и уложил обратно.
Я попыталась спросить его, что со мной. Но не смогла: у меня во рту была какая-то трубка. 
— Солнышко, ничего не говори. Ты на аппарате искусственного дыхания, — он сел рядом. Взял меня за руку и стал гладить по волосам. От него пахло сигаретами… «Как же я люблю этот запах», — думала я. 
Я крепко сжала его ладонь: слегка шершавая, большая и теплая. Другой рукой он гладил мое лицо. Я посмотрела на него: болезненно-бледный, почти зеленый, под глазами мешки, а сами глаза красные. В них больше не было отчаяния, страха… Я читала в них обреченность и безысходность. Он смирился с моей смертью. 
Врачи почти не заходили ко мне. К «смертникам» вообще не принято врачам ходить. Потому что мы, смертники, доказательство их беспомощности. Ни один человек не хочет ощущать то, что он бессилен.
На третий день прилетели мои родители. Их рейсы постоянно задерживали из-за непогоды, чему я была рада. Я бы не могла видеть еще и их отчаяние. Мне хватало Димы, который похоронил не только меня, но и себя.
Он даже обнимал меня отстраненно. По большей части молчал. Боялся что-нибудь сказать или просто не знал, что надо говорить. Только шептал мне, что любит… Мне было достаточно этого. Главное, он был рядом. Его тепло грело меня. 
— Дочка… — мама бросилась ко мне на кровать вся в слезах. Папа сел рядом и тоже обнял. По его лицу текли слезы. Дима вышел. 
Родители обнимали меня и ревели. А ведь я еще была жива, а они уже меня похоронили. Я почувствовала горечь обиды за себя. Ведь я живая! Еще пока живая! Почему они со мной так жестоко? Ведь это я умираю! 
Меня затрясло. Стало очень холодно. Я в растерянности смотрела на родителей, Димку, который откуда-то появился. Их образы расплывались. Мне стало страшно. Кажется, кто-то держал меня за руку. Но я не чувствовала этого… Я услышала протяжный сигнал… Сердце ударило в последний раз…
2.
… — Сколько мне осталось, доктор? – спросила Крис. 
— Не больше трех дней…
— И ничего нельзя сделать? 
— Простите, но, увы…
Я не мог ничего выдавить из себя. Крис лежала на кровати, вся в проводах, такая бледная. На ее лицо не было ужаса или страха. Скорее растерянность.
Я не знал, что мне делать. Она умрет через три дня. Мы еще столько не сделали. Придется отменить свадьбу… Позвонить огромному количеству людей. Как только я поймал себя на мысли об этом, я очень разозлился.
Я лег рядом с моей любимой и обнял ее. Это единственное, что я мог сделать для нее. Ощущение собственной никчемности приводило меня в ярость.
— Я тебя люблю, — прошептал я ей на ухо.
— Я тебя тоже, Димочка — улыбнулась она.
Зачем она улыбнулась? Ее улыбка меня добила. Мне было страшно, а она улыбается. Как будто она уже смирилась. Она должна злиться, плакать! Но никак не улыбаться! 
— Ты умрешь! – я, как сумасшедший бегал по палате. Она молчала. Мне надо было, чтобы она что-нибудь сказала. Но она молчала. А я продолжал орать.
Хрип… Я взглянул на Крис, она сжимала простыни. Костяшки побелели. Она задыхалась. Я бросился к ней, но меня оттолкнула толпа врачей и медсестер. Я смотрел, как они запихивают ей трубку в рот. Она была без сознания. Я тогда впервые в жизни стал молиться Богу. Я просил, чтобы она не умерла. Хотя бы не сейчас. Мне нужно было время побыть с ней. Она не должна умереть, запомнив только мой истеричный крик.
Мой отец всегда говорил мне, что мужчины не плачут. Но я лежал рядом с ней и не мог сдержать слез. Она еще не пришла в сознание, я целовал ее лицо… Она лежала слегка синеватая и спокойная. Ее стойкость всегда восхищали меня. 
Я отошел выпить кофе. Когда я зашел в палату, Крис пыталась сесть. Я подскочил к ней и успокоил ее.
— Ты на аппарате… 
Она понимающе посмотрела на меня. В ее глазах, прекрасных зеленых глазах, не было страха… Только нежность. Я лег рядом и прижал ее к себе. Я шептал ей, что люблю. И старался не сталкиваться взглядами, я не хотел, чтобы она видела, как мне плохо. Я не хотел, чтобы она боялась, как я боюсь. 
Ее родители должны были прилететь через пару часов. Я обнимал Крис и думал о том, кого позвать на ее похороны. Я раз двести уже проиграл в своей голове эту сцену. Я знал, что это эгоистично по отношению к ней. Ведь она еще жива. Но, когда я проигрывал то, как ее гроб опускают в землю, мне становилось легче. Потому что признать то, что она умрет — было сложнее, чем факт, что она уже умерла.
Ее родители сразу же бросились к ее кровати. Они оба ревели. Я решил отойти и дать им возможность попрощаться. Прошло, должно быть, минут пять и я услышал дикий крик матери Крис. Я бросился в палату. Крис смотрела на нас такими испуганными глазами. Я подлетел к ней и схватил за руку в тот момент, когда ее сердце сделало последний удар….

Комментарии

Отправить