В Карпатах - дожди

Желание остаться одной во что бы то ни стало пришло внезапно и с каждой минутой крепло, пока не превратилось в навязчивое повторение, самогипноз. Минуты превращались в историю, упоение жизнью – в воспоминания и все то, что Аля с таким трудом начала принимать за реальность, отдалялось и тяжелело, как веки под невыносимым гнетом сна. В горле встал комок, который невозможно было проглотить и уж тем более высказать. Аля перестала вникать в разговор, объединявший маленькую компанию в зимнем саду отеля. Она все еще находилась за столиком причудливой формы, но уже безвозвратно упустила тему череды реплик, словно играя в микроскопические шахматы в собственной голове, тщательно и далеко вперед просчитывая ходы, обыгрывая себя и проигрывая себе. Шахматные часы тикали, фигуры двигались: капкан, гамбит, миттельшпиль… И пат! Вроде и финал, но, в то же время, ничья, недосказанность, зацикливающая на себе. Четырнадцать отмеренных отпуском дней Аля не задавала вопросов, не просила разъяснений – ни у кого, и что самое главное, у себя. А теперь блажь таяла, приподнимая хитон из розовых облаков над здравым смыслом, отпуская на волю свинцовое "есть о чем подумать". Аля пожелала собеседникам спокойной ночи, беззвучно, как будто это была просто тень, вышла из-за стола и поднялась в свой номер. 
Впервые открыв эту дверь, Аля даже внимания не обратила на ту высоту, на которой находится. Отель, построенный на возвышенности, казалось, был создан для того, чтобы дарить захватывающую, поразительную своей красотой панораму жильцам любого этажа: вид за окном сюжетом и игрой красок походил, если не сказать, копировал рериховскую "Песнь о Шамбале". С него Аля начинала каждый свой день. А еще со сладкого горного воздуха, которому не хватало места в ограниченном пространстве номера, как тесно ему было в закопченных городом легких, потому что он превосходен и неповторим. Хотелось, вдохнув, задержать его в себе как можно дольше, как-то сохранить, чтобы потом рассказывать о том, что дышала им, как рассказывают о купании в открытом море. "Как жаль, что нельзя, как сувенир, взять его с собой, чтобы в кругу друзей хвастаться им в ответ на загар и ракушки," – про себя сожалела Аля.
 
… Аля стянула с кровати тяжелый, но приятный на ощупь плед и, завернувшись в него, вышла на балкон, присела на пластиковый стул, узкий и неудобный для такой плюшевой "куколки". Босые ступни моментально замерзли на кафельном полу, и чтобы, пусть и запоздало, но тщательно укутать их пледом, Але пришлось немало потрудиться.
За перилами шел дождь. Совсем не такой, каким Прикарпатье встретило Алю отпуск назад. Тогда из недр светлого пуха облаков падали крупные жемчужины-дождинки, пропитывая тридцатипятиградусную жару, сначала нерешительно потом напористо, непоколебимо, а в конце концов ласково, нежно, бережно – на прощание. Они все еще осыпали свежестью зелень под собой, когда на небе появилась радуга. Семицветие прорезало синеву постепенно, как будто небо было снимком, проявляемым в кювете. Но в конце концов радуга стала настолько яркой и полной, на все небо, что сравнивать ее стоило было бы не с фотографией, а с детским рисунком, для которого малыш не пожалел гуаши и усердия. Любуясь, на свои балконы вышли все отдыхающие, кому только посчастливилось заметить ее. Каждый хотел оставить это чудо в своей фотопамяти. С него все началось и в Алином «Кэноне». А теперь, когда все заканчивалось, дождь, перепачкав тучами небо, заставил замолчать птиц. Сея озноб вместо прохлады, он как будто доказывал изобретенную им накануне теорему: в июне есть место осени. На своем балконе Аля была в одночасье и рядом с ним, и уже на пороге возвращения в то время и обстоятельства, которые (наверняка случайно, а другого объяснения и не найти) повелось считать ее буднями. Сколько бы ни длилась жизнь здесь, однажды все равно пришлось бы возвращать все на круги своя, а Але возвращаться в свой привычный круг. В его радиусе, как ни крути, не было ни гор, ни возможности оставлять на прикроватной тумбочке с часами и проклятым мобильным заодно и мысли, ни одурманивающей заботы Влада.
До приезда сюда Аля имела представление о курортах только из старых советских фильмов. Отдых «на водах» был в те далекие годы, когда их снимали, модным и престижным. Мода шагнула далеко вперед, политическая карта изменилась, фильмы стали другими, а воды минеральные уступили место водам Красного и Черного морей в Египте и Турции. Алины подруги летали в жару дважды в год. Неделя all-inclusive, усталость от перелета и катастрофическое нежелание возвращаться к делам… Такой багаж они тащили с собой обратным рейсом. Аля, напротив, не гналась за впечатлениями. Ее требование к отдыху было одно: пополнить запас сил, которые вот уже несколько месяцев она брала у себя взаймы. В то время как семнадцатилетняя Дашка, Алина соседка, ругала свою бабушку Дину за то, что та привезла ее сюда, Аля называла все происходящее счастьем, удивлялась, как можно упускать пусть даже крошечный его кусочек, и искренне не понимала, как можно не радоваться навеянной жарой иллюзии, будто время повернулось вспять и снова стало понятно, что такое безмятежность. Погода родных мест не баловала, и, несмотря на входящий в зенит июнь, Алин внутренний календарь все еще находился на отметке «оттепель». Поэтому было чуточку странно и в то же время чудесно было вдруг очутиться сразу в следующей поре года, где солнце весь день, где на импровизированном рынке бабушки продают лесные ягоды, собранные всего несколько часов назад, никуда невозможно опоздать, а нега столько многогранна, что ей можно дышать, по ней можно ходить, в ней можно купаться… Только в сладких объятиях курорта Аля ощутила: вот оно, лето!
Аля купалась в осуществлявшейся мечте и поражалась тому, насколько реальность превосходила то, что за время ожидания и сборов колоритно нарисовало воображение. Поэтому она так крепко сжимала каждую минуту в ладошке, не желая отпускать, и, как одеяло, тянула на себя улыбки. А люди здесь улыбались щедро. Все без исключения. Персонал на ресепшене – приветственно, в кассах – благодарно, в процедурных кабинетах – устало. А на всех отдыхающих, наводнивших собой отель, была одна широченная улыбка блаженства. Ей улыбалась и Аля. Блуждая по коридорным лабиринтам, прогуливаясь на бювет и даже находясь в своем номере в полном одиночестве, Аля улыбалась и с большим удовольствием ощущала себя частью единого курортного помешательства на улыбках. Однажды такой улыбкой ей улыбнулся и Влад. 
В коридоре лечебного корпуса, где стояли ряды мягких кресел, чтобы отдыхающие могли дождаться своей очереди с комфортом, было недостаточно света, чтобы рассмотреть его улыбку тогда. Тем не менее, Аля была абсолютно уверена, что Влад улыбался, когда впервые обратился к ней:
— А вы знаете, что воду бесполезно пить с бювета в отеле? – спросил он, будучи для Али еще не Владом, а просто соседом справа.
В отель воду привозили в металлических кегах. Но Алю сазу предупредили: вода по-настоящему полезна только если пить ее на бювете в городе, поэтому она не ленилась и шла туда на заре перед завтраком, даже несмотря на всю свою ненависть к ранним просыпаниям. А вот перед обедом попасть на бювет Аля могла только, лавируя между процедурами. В тот день расписание было составлено так, что времени для обеденной прогулки не оставалось. Аля набрала воду в отельном бювете и пила ее, как и прописал врач, не торопясь, мелкими глотками, ожидая, пока медсестра пригласит ее на процедуру. Ждал своей очереди и мужчина, так незамысловато заговоривший с ней.
- Знаю. Поэтому стараюсь ходить на городской бювет. Просто сейчас вот не успела, — ответила Аля. В общем-то, на этом разговор и окончился. Открылась дверь кабинета, из-за которой показалась медсестра, окинула взглядом присутствующих в коридоре и громко позвала:
— Владислав Витальевич!
Алин собеседник не торопясь поднялся и прошел в кабинет. Вслед ему Аля зачем-то про себя медленно повторила его имя: «В-л-а-д-и-с-л-а-в-в-и-т-а-л-ь-е-в-и-ч» и тут же забыла о нем. Уже за те полтора дня, которые она провела здесь, таких мимолетных разговоров были десятки. А чем же еще занять себя несколько минут ожидания у кабинета, или в фито-баре, или в зимнем саду перед обедом. Все общались друг с другом просто, как будто знакомы тысячу лет, но по банальному стечению обстоятельств долго не виделись. Это были диалоги – не более того. Участвуя в них, любой чувствовал себя свободно. About everything and nothing – как любят называть беспредметные разговоры жители Соединенного Королевства. Здесь было свое Королевство и его жители не обсуждали проблем – никому и в голову не пришло бы затеять разговор «о насущном»! Отдыхающие в буквальном смысле обменивались фразами и улыбались, вот и все. Поэтому уже через несколько часов Аля скорее догадалась, что это он, нежели узнала Влада, стоявшего среди керамических колонн в холле отеля и снова улыбавшегося ей. Аля застукала себя на том, что улыбается в ответ.
— Как отдыхается, курортница? – спросил Влад так же просто, как утром.  
А Аля так же просто ответила:
— Восхитительно! А вам?
— Неплохо. Владислав, — протянул он Але руку.
— Я знаю, — машинально проболталась Аля. – Алина, — протянула она ему руку в ответ. Влад задержал ее в своей на несколько секунд, потом неторопливо поднес к губам и мягко поцеловал.
— Почему ты выбрала именно этот курорт, Аля? Мне кажется, молодежи больше подходит Пятигорск или Есентуки…
— Я не выбирала. Мне просто захотелось именно сюда. Честно вам скажу, жалеть до сих пор повода не было.
— Давай договоримся, что будем на «ты», ладно? В конце концов, мы на отдыхе, – Влад ни на миг не отпускал улыбку.
— Ладно, — улыбалась Аля в ответ.
Когда люди общаются в неформальной обстановке, рано или поздно настает момент перейти на «ты», если, конечно, им так удобнее. Такой момент для них настал тогда, несмотря на то, что сын Влада и то был старше Али. За несколько минут разговора в холле Влад рассказал Але об этом. А еще о том, что в последнее время стало практически невозможно купить качественные продукты питания, и о том, что на даче его лучшего друга не так давно был пожар, и о том, что отдыхает  здесь чуть ли не десять лет подряд, и что приехал сюда с другом, которого, собственно, сейчас здесь и ожидает…  Огромные часы над лифтом показывали десять минут седьмого – Аля опаздывала на ужин. Извинившись, она попрощалась:
— Увидимся!
— Может быть, сходим потанцевать сегодня вечером? – предложил Влад.
— Посмотрим, — кокетливо ответила Аля, уже сделав несколько шагов по оранжерее зимнего сада.
Но тот вечер, как и этот, последний, она провела одна. После вечерней прогулки с Диной и Дашкой вернулась в свой номер, посидела на балконе, наслаждаясь тишиной и тем, что могла себе это позволить, пощелкала телевизор, остановившись на очередном «шедевре» компании «Мир реалити» только лишь потому, что ни над одной фразой его героев не надо было думать, поставила тридцатиминутный таймер и вскоре уснула одним из самых сладких в мире снов.
Кажется, нигде и никогда Але не спалось так сладко. Несколько последних месяцев сон был для нее лишь физической необходимостью, но усталости он не снимал. Порой в своих снах Аля находила еще больше заноз для мыслей, чем наяву. Поэтому мозг продолжал неустанно трудиться, подтверждением чему все чаще становилась утренняя головная боль. Аля лишь мечтала выспаться. Меняла подушки, проветривала комнату, пила на ночь теплое молоко, заставляла себя думать о приятном – все без толку! И только впервые проснувшись в этом номере, она снова ощутила, что значит высыпаться. Сны по-прежнему снились. Но они были яркие, легкие и летние. В них была та беззаботность, которую любят изображать мчащейся на самокате девчонкой с растрепанными косичками. Аля и сама поражалась, насколько ей удается чувствовать себя такой девчонкой одинаково во сне и наяву.
 
И вот сейчас, когда оставалось так мало времени до конца, Аля опять сидела на балконе, дыша холодным влажным воздухом. После незаметно окончившегося дождя с гор огромными клубами спускался туман, как будто в горном селении гуцулы в унисон затопили все печи, и думала о том, что на самом деле уже хотела бы уехать. И все так же про себя, как когда-то впервые произнесла «В-л-а-д-и-с-л-а-в-в-и-т-а-л-ь-е-в-и-ч», Аля признавалась: «я-х-о-ч-у-у-е-х-а-т-ь». С одной оговоркой: пока все еще вовремя. Тогда все было легко. Так, как должно быть. Как было до сих пор. Предвкушение развязки тяготило. В ней обязательно должны быть какие-то слова, итог и, уж совсем не дай бог, обмен телефонными номерами. Или, что и того хуже, необмен. И то, и другое – не панацея, не ключ к шараде. По сути, они с Владом были нужны друг другу только эти дни, здесь и сейчас. Вряд ли когда бы то ни было они встретятся снова. Аля понимала это отчетливо, непреложно, непоколебимо. И в глубине души принимала это. Но дурацкие амбиции стать для Влада до незабываемости особенной атаковали.
Аля как будто сдавала себе экзамен – на выдержку, на мудрость, на смелость, на ум, на женственность, на … все самое-самое главное, что должно быть в арсенале тех качеств, без которых никак не обойтись в жизни, которая наступит завтра. До сих пор она без натяжки ставила себе наивысший бал за каждый прожитый день: не пыталась рассматривать скрытый смысл в словах, не искала доказательств очевидному в поступках и, в конце концов, не спрашивала. Влад все рассказал о себе сам. Из отдельных кусочков разговоров Аля вполне могла сшить в своем воображении лоскутное одеяло его биографии. Но зачем? Незачем было также искать какие-то знаки: времени было слишком мало на прятки, нарды или покер – не важно, как называлась бы игра и какой сноровки требовала бы, Але и Владу было куда интереснее друг с другом в реальности. И незачем выклянчивать комплименты, делать вечерний макияж без повода, думать по схемам. Все эти дни Аля была сама собой гораздо больше, чем когда бы то ни было. Она отдыхала не только от дел, но и от масок, от обязанностей, и, что, наверное, самое главное – от будущего. От мыслей, планов, задумок, версий и вариантов. В номере отеля по эту сторону гор все существовало только в настоящем. Поэтому Аля была счастлива все это время. И даже сейчас, проводя бесценные минуты в одиночестве, — счастлива. Возможно, будь Влад рядом, все было бы куда сложнее. Или же нет? Аля не знала. Но это было, по сути, не важно, ведь теперь она умела жить без «если».
Впервые этот дар открылся ей той ночью, когда был сильный ветер. Накануне Аля и Влад вернулись из клуба не поздно, но уснула Аля мгновенно. Из глубокого сна в реальный мир ее перенесли странные звуки. Как будто кто-то был с ней в номере, при этом, даже не собираясь скрывать своего здесь присутствия: по-хозяйски трогал Алины вещи, гулял по щелям и углам, а открытую дверь балкона и вовсе намерился сорвать с петель. Но это ничто по сравнению с тем, что устроил он там, снаружи. Казалось, не один, а целая тысяча ветров слетелась сюда, к отелю, на мистический шабаш. И пока одни сплетались в звуках ритуальной музыки, исполненной на гофрированном металле крыш (если это можно назвать музыкой: сонм звуков, пробиравший до кости любого, кто посмел прислушаться к нему), другие свивались в танце, не щадящем ничего на своем пути. Аля закрыла балкон, но больше не могла сомкнуть глаз, ворочалась в постели, пыталась найти в сумбуре мыслей одну, способную увести в спасительный мир сна. Но все они вертелись вокруг Влада.
Аля вспоминала их первый вечер в ресторане-музее «Гражда». Праздником он стал без повода. Просто потому, что они проводили его вместе. И между ними, и вокруг них все было волшебным. Как на Новый год, только летом.
Музеем это место названо не случайно. Говорят, когда-то здесь на самом деле был постоялый двор, и постройки его остались на своих местах до сих пор. В общем-то, не важно, создавалась ли «Гражда» фантазией дизайнеров или история с постоялым двором правда, главное, входя в огромные ворота «Гражды» в настоящем, попадаешь в иную реальность, где нет места чувству времени вообще. Здесь царят покой, уют и веселье. А они вечны. Их с одинаковой силой чувствовали и постояльцы позапрошлого века, и заглянувшие на огонек отдыхающие всего полчаса назад. В «Гражде» правила бал именно такая атмосфера, поэтому в ней всегда было полно народу.
Аля и Влад сидели на открытой террасе. Воздух был до предела насыщен ароматом шашлыка и звуками скрипки. Мангал находился в центре круглого внутреннего дворика. Скрипач на ступеньках чуть в стороне играл задорные мелодии, надо полагать, из украинского фольклора. По крайней мере, в Алином воображении эти напевы неудержимо вызывали картины казацкого веселья. На самом деле, она и понятия не имела, как веселится казачество, но в задоре мелодии так и виделись развевающиеся в танце красные шаровары. Аля пританцовывала в такт движений смычка, а Влада умиляла ее непосредственность. Он, как фея-крестная, готов был исполнить любое ее желание, вот только нужно было Але немногое – хотелось шампанского. Остальное у нее уже было. Их с Владом единение, скрипичная бодрость и даже небо с разбрызганными звездами над нами были оГРАЖДены, надежно защищены  калиброванным брусом «Гражды», а все то, что находилось за ним, не имело никакого значения.
В веселой кутерьме Аля не запоминала, о чем они тогда говорили, но  ее память отчетливо запечатлела взгляд Влада. Глубокие голубые глаза смотрели внимательно и чутко, почти безотрывно, как будто их счастливый обладатель все еще до конца не верил, что Аля, сидящая рядом, — из плоти и крови, а не картинка в 3D-кинотеатре. Влад, что-то рассказывая ей, то и дело спотыкался о свой собственный взгляд, забывал, на чем остановился, срывался на комплименты. Но ему вполне хватало воздуха и спокойствия, чтобы не задыхаться от эмоций, голос оставался тихим и ровным. То, что было невыразимо, оставалось в нем, чтобы потом вылиться в новые чудеса для очаровавшей его Али.
Скрипач окончил свою вечернюю программу, уступив место танцевальной музыке. Попрощавшись со своими слушателями, он ушел, а того, кто пел, видно не было. А Але хотелось если не созерцать, то хотя бы представлять хозяина голоса, доносившегося из динамиков. Он пел вдохновенно и со знанием дела – то, что обычно предпочитает ресторанная публика. Безусловно, дилетантом он не был и досконально изучил ее вкусы. Услышав любую песню впервые, он, скорее всего, навскидку мог сказать, придется ли она по душе людям за столиками. С каждой песней на танцплощадке становилось все теснее, а подпевать ему начинали все громче и слаженнее.
Аля танцевала с Владом. Танец за танцем… Каждый старался предугадать следующий шаг партнера, и уже вместе они подстраивались под темп музыки, подпевали знакомые слова.
Для Али так и осталось загадкой, когда Влад уличил момент – казалось, он ни на шаг не отходил от нее, и, тем не менее, успел-таки совершить для Али чудо. После первых аккордов заурядной ресторанной песни произошло то, что превратило ее в неповторимую, незабываемую и только Алину. Певец-невидимка сказал об этом всем. «Эта песня звучит для самой восхитительной девушки в этом городе. Милая Аля, каждое слово в ней посвящено тебе,» — донеслось до Али. Никогда раньше ей не дарили песен. Собственное имя оглушило, дыхание перехватило и мурашки медленно и аккуратно покрыли тело. Кашемировым прикосновением обнял за талию Влад. И теперь уже Але начало казаться, что все происходящее – сцена в 3D.
— Мне все нравится в тебе, ты необыкновенная, - полупрошептал Влад.  Аля столько раз слышала эти или похожие слова, но впервые это звучало как то, что и есть правда, и впервые Але было невероятно легко с ней согласиться.
Аля с Владом возвращались в отель далеко за полночь. И уже совсем на подходе к тем самым дверям, в которые за день до этого Аля так уверенно вошла навстречу улыбке Влада, она поймала себя на мысли: как только они переступят порог отеля, наступит время прощаться! Она не боялась расставаться с Владом, но банально не знала, как себя при этом вести. После шампанского, танцев, ее песни… Этого было более, чем достаточно для одного вечера. Для Али – достаточно, а вот что думал по этому поводу Влад, на что рассчитывал? Аля не могла и в мыслях допустить курортного романа. Ни с Владом, ни с кем бы то ни было другим: все, что происходило с ней в те дни, было слишком сказочно, чтобы с чем-то смешивать и с кем-то делить.
Влад проводил Алю до двери номера. Они шли по коридору, застланному ковром, а Але казалось, что она идет по глубокому снегу: каждый следующий шаг давался труднее предыдущего. Хотя она и старалась не показывать своего волнения. Аля вставила ключ в замочную скважину и, не проворачивая его, повернулась к Владу:
— Ну что ж, спокойной ночи, спасибо тебе, — как можно непоколебимее сказала она.
— Но… Я хочу провести эту ночь с тобой, — с удивлением и, как показалось Але, еле уловимой нерешительностью, но в то же время так естественно и легко, будто не раз отрепетировав, признался Влад.
— А я не хочу, — Аля улыбалась. Только уже совсем не напряженной, просто спокойной улыбкой. Ее и на самом деле умилила та простота, с которой Влад озвучивал свои желания. Это было как-то наивно, даже по-детски. И  так искренне, что хотелось обнять его, запустить пальцы в аккуратно причесанную густую седину, сказать что-то очень нежное… И все же не настолько, чтобы провести ночь с едва знакомым человеком, даже если этот человек Влад.
— Ты просто дразнишься, — улыбнулся он в ответ.
— Может быть. В любом случае, это мое право.
— Да, но время идет, девочка. Я буду терпелив. Я подожду, пока ты придешь сама. Даже если ты не придешь никогда, я не буду торопить. Но я знаю, что придешь. И этого стоит ждать. Спокойной ночи!
Аля сделала шаг от двери навстречу Владу… Это был их первый поцелуй. Аля была горда собой, осознавала значимость этого момента в своей маленькой утомительной жизни и чувствовала мудрую нежность, с которой относился к ней мужчина, еще совсем недавно не знавший даже ее имени. И на сотую долю секунды Але все-таки захотелось вслепую, не отрываясь от поцелуя, провернуть ключ в замке… На одной чаше весов было спокойствие, на другой – «время идет». Но в этой борьбе победило тщеславие: в своих руках Аля держала право выбора, решения, поступка… Власть над мужчиной, состоявшимся, взрослым, сильным, самодостаточным – до головокружения упоительное чувство! Его-то Але и хотелось сохранить как можно дольше.
Аля пожелала Владу спокойной ночи и решительно скрылась за дверью номера. Еще секунду или две ей казалось, что кто-то из них может передумать. А потом вернулось то самое спокойствие, с которым она шла в «Гражду», пила шампанское, танцевала, смотрела на звезды – в общем, жила до того, как Влад подарил ей песню. Алины дни и ночи были до краев заполнены им, пока в мир не вторгся тот самый ветер. Ладно бы просто чуть-чуть надорвал Алин сон, но ведь он разметал его в клочья. Или же это был знак. Аля часто просила у неба знака – чтобы не ошибиться, чтобы быть уверенной в новом шаге. Поэтому почти никогда не жалела о том, что сделано. Впрочем, может быть, и жалела, в саму минуту поступка, но наступала минута следующая – и Аля понимала, насколько важно и нужно для нее было поступить именно так.
«Время идет…» Аля знала, что Влад прав уже хотя бы потому, что старше, а потому другими единицами ценит время: каратами вместо минут. И Аля готова была продать эти драгоценности за ошибки, но не за сомнения. Поэтому она поднялась с постели и, не зажигая свет, оделась. Босиком поднялась по лестнице на восьмой этаж. По сути, ей было все равно, встретит ли она кого-то по пути, но почему-то хотелось вести себя тихо, красться чуть ли не на носочках. Может быть, она опасалась спугнуть саму себя? Аля долго стояла у двери, то поднимая расслабленный кулачок, чтобы постучать, то опуская его. Сердце бешено колотилось во всем теле, отдаваясь ударами даже в пальцах ног и в мочках ушей. Але казалось, посчитать ее пульс можно было просто стоя рядом, и лишним было бы искать его на запястье или на сонной артерии. Она не знала, что сказать, когда Влад откроет, и это тревожило. Только когда внезапно поняла, что можно ведь и вовсе не говорить ничего, Аля успокоилась и постучала. Влад открыл сразу, даже не спросив, кто там. Но увидев Алю на пороге, босую, среди ночи, даже не пытался скрыть удивления:
-Ты?
— Я.
И все, больше слов не было...
Утро, сменившее ветреную ночь, Аля начинала на своем балконе – с полета над пережитым, с нежного смусси из безумий двадцатипятилетней девочки и баловня судьбы вдвое старше. И со временем оно не утрачивало своей нежности.
 
От мегагерц пережитой нежности щемило под ключицей даже сейчас, когда Аля сидела на балконе в одиночестве. Может быть, стоило бы сберечь все это в себе до дома, где уже с полным правом хранителя тайны можно было бы окунуться в то, что БЫЛО. Опережая события, Аля впускала себя в этот омут. Но главное, несмотря на толщу прошедших дней, она сохранила в себе возможность переживать все заново, просто вспоминая о том, как босиком поднималась на восьмой этаж, не ощущая холода мраморных ступенек. Никогда раньше ей не удавалось лепить в своем воображении какие-то события так четко. А сейчас захватывало дыхание от воспоминаний.
Аля на грани уверенности знала, что Влад в эти минуты тоже думал о ней. Только уже не в тех пастельно-романтичных тонах, как все их дни, а в свинцовом обрамлении настигающего расставания. Ведь он тоже знал, что нужно будет что-то говорить. А говорить не хотелось, да и не имело смысла – что сейчас могли значить для них слова? И как человек, не перечащий своим желаниям в тот день он плавал в бассейне, играл в теннис, пил воду на бювете, ожидал своей очереди в том же отвратительно освещенном коридоре, возможно, в тех же креслах, где когда-то заговорил с Алей о минеральной воде… Только уже без Али. Впервые со дня их знакомства – без Али, как впервые за этот срок не удосужился подать признаков жизни телефон в Алином номере. Еще вчера он звонил несчетное число раз. Вчера, позавчера, каждый день…
Несмотря на то, что Аля то и дело случайно или намеренно встречалась ему в коридорах отеля, они вместе ходили к бювету и по дороге обсуждали планы на вечер, даже когда точно знал, что Али нет дома, Влад звонил ей. Для него было крайне важно, чтобы Аля, вернувшись в номер, первым делом ответила на его звонок. Поэтому Аля слышала телефонный клич еще из коридора, где он отзывался раскатистым эхом. Особенно желанным он был для нее после экскурсий в горы. Она уезжала с рассветом, а возвращалась, когда уже сгущались сумерки. Весь день они с Владом не виделись. И весь день Аля не думала о нем. Не потому, что не хотела или не скучала, просто горы настолько поглощали собой, что вытесняли из мыслей все, что их не касается.
Скалы Довбуша чуть ли не самый популярный маршрут у тех, кто отдыхает в Карпатах. Этим скалам десятки миллионов лет. За это время песчаник спрессовался, обветрился и сгладился в причудливых формах. Наверное, в природе копится вдохновение, которому тесно в одних лишь морозных узорах на стеклах зимой, и летом она рисует в камне. Серьезно и шаловливо – под настроение. Так появились Голова лягушки, Каменный тюльпан, Спящий лев, Орангутанг… Все в камне, но, в то же время, необыкновенно настоящее. Не требуется ни малейших усилий воображения, чтобы рассмотреть их. Если бы гид устроил викторину, как называется та или иная фигура, правильные ответы были бы даны точно и хором.
Согретое ласковым солнцем и укрытое свежей зеленью буков, понятие «скала» здесь теряет свой каменный холод, становясь воплощением стремления к вершине и, в конце концов, достижения ее. Этого не понять из рассказов экскурсовода, который старательно и доходчиво приводит цифры и факты на пути к ней. Але стоило взглянуть на мир с высоты скольки-то там сотен метров над уровнем моря, когда вроде только что она не верила в высоту соседней скалы, стоя у ее подножья, и тут вдруг эта громадина оказалась у ее ног, чтобы чувства стали осязаемыми: вот она, ее вершина! Ощущая под своими ступнями  Королеву Карпат, Аля поверила в то, что умеет летать. Мало того, поняла, что всегда умела, вот только раньше небо над ней не было достойно полетов.
Как будто заранее зная, что по этим тропам будут слоняться толпы туристов, народ овеял их мириадами легенд. Сопровождающие рассказывают доверчивым гостям захватывающие истории о том, что в пещере с большим камнем, как будто отодвигающимся от заветного слова, Олексой Довбушем были сокрыты несметные богатства. Да и сам Олекса Довбуш – личность легендарная. Он прославился тем, что возглавил повстанческий отряд, участники которого нападали на поместья украинских, венгерских, польских помещиков, ростовщиков и богатых арендаторов, а награбленное добро раздавали крестьянам. В скалах отряд якобы скрывался от преследований. Правда, один местный житель ответил на Алины расспросы, что Олекса Довбуш никогда не был в этих местах, и только его брат Иван проезжал неподалеку уже после гибели Олексы. Но людям нужны легенды, а гидам – туристы. Для Али скалы Довбуша действительно стали воплощением силы, мужества, надежности и неприступности. В конце концов, в них вполне можно было бы укрыться и переждать тяжелые времена. И видимо, украинский Робин Гуд был достоин того, чтобы поэт Иван Франко создал его образ в стихах:
Хто був недавно князем і владикою тих гір,
орлом того воздуха, оленем тих борів,
паном тих панів аж ген по Дністрові води?
Довбуш! Перед ким дрожали смілі і сильні,
корилися горді? Перед Довбушем!¹
а природа в очередном своем творческом порыве вытесала в камне «Голову Довбуша», «Сердце Довбуша» и «Кулак Довбуша», которым он якобы грозит своим врагам.
На правах туриста Аля по-детски ярко чувствовала всю торжественность моментов прикосновения к истории, упивалась адреналином перехода через Чертово ущелье и бесконечно поражалась, поражалась, поражалась… Она фотографировала каждый шаг, не могла допустить, чтобы хоть одно из местных чудес осталось за кадром. Она не замечала жажды, не вспоминала о том, что с утра ничего не ела, не обращала внимания на зной воздуха – она копила впечатления. Сироп из эмоций приятно обтекал Алю изнутри, но им невозможно было пресытиться.
Только в непоседливости обратного пути Аля ощутила сладкую тоску по Владу. Она не знала, где он и чем был занят весь день, но была уверена, что он скучал, и от этого за щитовидной железой становилось горячо и очень хотелось, чтобы автобус ехал быстрее. А в это время в Алином номере уже звонил телефон…
Вернувшись в отель и ответив на этот звонок, Аля ощутила, наконец, валящую с ног усталость и в то же время непреодолимое желание увидеть Влада хотя бы на минуточку, прежде чем  провалиться в сон. Но как только она переступила порог его номера, усталость исчезла, утонула в шампанском, заботливо приготовленном Владом к ее приезду. Аля восторженно щебетала, пытаясь выразить всю неописуемость пережитого дня. Влад слушал ее, казалось, гораздо внимательнее всех остальных слушателей в ее жизни, дотошно, до винтиков выспрашивая обо всем, на чем Аля вряд ли вообще заострила бы внимание, будь напротив нее любой другой слушатель.
 А на следующий день Аля снова отправилась в горы. Только это был уже совсем другой пейзаж – возведенные природой декорации к спектаклю «Дафнис и Хлоя» на пути к озеру Синевир. Только вот история, произошедшая здесь, хоть и очень красивая, но с гораздо менее счастливой развязкой, чем бессмертное произведение Лонга.
…Когда-то хозяином здешних мест был богатый граф, дочерью которого была красавица Синь. В глазах ее, казалось, была собрана вся синева бездонного карпатского неба. Однажды Синь отправилась с отцом в горы. Пока он проверял работу лесорубов, девушка собирала на горной поляне душистые цветы и травы. Вдруг ее слуха коснулись волшебные переливы свирели. Дочери графа показалось, что в этой мелодии каждый звук плачет только по ней и утешает ее сердце, и она, как зачарованная, пошла ей навстречу. На поляне сидел пастух и играл.
— Кто ты? – удивленно спросил он.
— Я – Синь, дочь графа, которому принадлежат эти горы и леса А ты кто?
— Я – Вир, пастух графа.
Синь попросила Вира поиграть для нее, и в лесу еще долго раздавались чудесные мелодии. А потом девушка распрощалась с юношей, пообещав вернуться вновь. Через некоторое время Синь снова приехала в эти места. И Вир снова долго играл для нее. Молодые люди полюбили друг друга и стали встречаться. И казалось, что даже Карпатские горы не крепче любви Сини и Вира. А вскоре графу донесли, что его дочь любит простого пастуха. Граф разгневался и строго-настрого запретил дочери встречаться с Виром. Но разве найдутся силы, способные победить любовь! Не остановили Синь запреты отца, да и Вир не испугался угроз. Узнав, что молодые люди его ослушались, граф приказал убить пастуха. И вот, когда Вир сидел на поляне и играл, ожидая любимую, графские слуги столкнули на него с высокой горы огромный камень. Услышав страшную весть, Синь побежала через горы и лес к месту гибели любимого. Обняла девушка камень-могилу и горько заплакала. Лились девичьи слезы и день, и ночь, пока не затопили всю поляну. И даже тогда девушка не отошла от любимого. Вот уже кромка озера слез достигла лазурных глаз Сини, но девушка лишь сильнее обняла тело возлюбленного. Так вместе Синь и Вир оказались навеки погребенными затопившим их озером слез. Вода в нем синяя, как глаза Сини, а островок посредине – это верхушка камня-могилы Сини и Вира… Как памятник великой любви, которой нет преград, люди назвали озеро Синевир. Говорят еще, что если люди познакомились и полюбили друг друга в его окрестностях, их ждет крепкая любовь.
Для Али берег Синевира был призван стать местом встречи с давно потерянным чувством, чем-то похожим на вдохновение, но гораздо более сильным. В группе было человек сорок, но все эти люди были просто случайными на этом рандеву. Единственным, кто смог бы стать его частью, был Влад. Аля вспоминала о нем в тот день часто. Ей хотелось, чтобы он видел ее такой счастливой, запомнил ее такой. Потому что ничто не могло сравниться с тем, что чувствовала она, когда пила воду прямо из маленькой горной речушки. Она бежала по камням, срывалась с возвышенностей то водопадиками, то настоящими водопадами и воплощала в себе всю чистоту, которая только есть в природе. В подтверждение тому повсюду были установлены таблички, на которых с добротой и заботой написано, что эту воду можно пить. Удерживая равновесие на скользких камнях, Аля склонялась к ней, чтобы пригоршнями зачерпнуть подслащенную своей прозрачностью воду, и слово «пить» в эти мгновения приобретало для нее новое значение. Утоление жажды становилось таинством, как венчание или крещение. Поразительно и ново было для Али ощущать себя частью пути горной реки, пусть даже очень маленькой. Пальцы моментально свело, стоило опустить их в воду. Кожу рук игриво покалывало свежестью, отчего Аля почувствовала себя в необыкновенной ипостаси: она как будто стала мостиком между двумя стихиями – воздухом, в котором 35, а то и больше солнечных сил, и водой, которая как бы сама по себе, и в ней всего 5-6. Эта необузданность неслась несчетное число лет с той скоростью, которая ей удобна, по маршруту своего русла, где пускай только на минуту, но встретилась с Алей.
К озеру группа туристов поднималась пешком. Путь круто уходил вверх, но дорога была широкой и асфальтированной. Идти было легко, на усталость не было и намека. Проводник живо и азартно рассказывал легенды, байки, занятные истории из быта местных жителей, по мотивам которых они представлялись Але чуть ли не представителями диких племен, живущих без электричества и водопровода. Хотя на самом деле они самые что ни на есть обычные. Люди как люди, и все у них есть: вода, свет, мобильные и машины… Их дети ходят в школу и мечтают поступить в университет, чтобы стать врачами, учителями, инженерами… Аля узнала об этом от самих детей. По дороге к озеру и на его берегу они постигали азы бизнеса: их уникальное торговое предложение – чай из карпатских трав. В прозрачных полиэтиленовых пакетах чабрец, мать-и-мачеха, мята, сушенные ягодки брусники, черники и малины… Поэтому в воздухе на протяжении всего пути наверх стоял головокружительный аромат.
Аля купила себе такой пакетик, напоминавший маленькую подушечку-сенник, хрустящую в руках. Бусинки сушеных ягод украшали темно-зеленые листья. Уже тогда Аля представляла, как будет заваривать из них чай на городской кухне, пить его, не торопясь, чтобы не обжечься, а за окном будет темно и холодно. А вокруг было ослепительно-солнечно и жарко, но дышалось легко. Сил хватило на все с лихвой: и на то, чтобы дойти до озера, и на то, чтобы по кругу обойти его, загадав желание у памятника Сини и Виру, и на то, чтобы внимательно осмотреться в окрестностях, отчетливо запомнить детали: звуки, краски, запахи…
Ужинали в колыбе – традиционном закарпатском ресторане. Внешне это было весьма странное здание: совсем без окон, зато аж с шестью углами. Посредине огражденного причудливым многогранником пространства – сложенный из камней очаг с открытым огнем, а в потолке дыра, чтобы дым уходил. Вдоль стен стояли огромные деревянные столы и накрытые овечьими шкурами лавки. На стенах – керосиновые лампы и охотничьи трофеи – шкуры диких кабанов, чучела птиц и серых белок. Сразу за порогом в лучших традициях гостей встречали хозяева, муж и жена, с огромным подносом, на котором стоял графин и заблаговременно наполненные грушевым самогоном стопочками. Чтобы не обидеть хозяев, выпить нужно было до дна, не пролив ни капли. Женщины в основном отказывались, а вот мужчины с задором принимали участие в аттракционе пятидесятиградусной крепости. Конечно, море тут же стало по колено, и идея экстрима появилась сама собой. Отклонившись от маршрута, группа отправилась на гору Маковку, чтобы одним глазком взглянуть, что за диво-дивное являет собой канатная дорога. В толпе попутчиков Аля, не торопясь, прогуливалась по вершине, созерцала окрестности, ловила себя на том, что находится на уровне полета птиц и не замечала бега минут, давно превратившегося в часы…
Расположившись на сиденье автобуса, встретившего долгожданной прохладой кондиционера, Аля моментально уснула. Истома на пару с жарой взяли свое. Но какое же это блаженство – нежиться в грезах после такого долгого и увлекательного пути. Аля окунулась в сон, как будто украдкой, на минуточку, но он тут же осыпал ее манной крупой своего тепла и сопротивляться ему уже просто не хотелось. Внутренняя сторона век стала экраном в кинотеатре, приглашая Алю на премьеру… Постойте, постойте, где-то эту сцену она уже видела… Да, точно, все герои знакомы – дежавю! Вот только события непредсказуемые и странные – Аля никогда бы не подумала, что такое возможно. Но видимо, все-таки возможно. И в подтверждение тому, Аля снова чувствовала на губах сладость воды из горной речки, а хозяйка колыбы уверяла, что «грушевка» гораздо вкуснее… Но как же она могла принять ее угощение, если кресло канатной дороги медленно уносило к вершине, убаюкивающе колыбеля в себе…
А в отеле Влад сходил с ума от ожидания. Аля не вернулась ни в назначенное для прибытия время, ни часом позже. Через полтора часа он уже не просто звонил ей в номер, а вместе с администратором ресепшена пытался дозвониться до руководства турагентства, организовавшего экскурсию. Но был поздний воскресный вечер, и трубку в офисе никто не снимал. Влад дожидался Алю у входной двери отеля, на диване в холле и даже зашел к Дине с Дашкой – вдруг Аля сразу же после экскурсии зачем-то заглянула к ним и засиделась… Время тянулось так медленно, что его терпение, перемешанное с тревогой и неведением, не выдерживало этого испытания. Оставив в двери Алиного номера записку: «Я очень волнуюсь. Жду тебя, немедленно объявись!», которую даже не подписал, Влад поднялся к себе и принялся снова набирать Алин номер попеременно с номером ресепшена – к ним могли поступить какие-то новости.
Об этом Але рассказала взволнованная, а потому излишне разговорчивая администраторша, которая дозвонилась через минуту после Влада. Ну и еще Дина с Дашкой говорили о его неожиданном визите за завтраком на следующий день. Но в голосе Влада в трубке Аля услышала лишь радость, заботу и немного тоски – он тщательно скрывал то, насколько сильно волновался. Будь Аля немного внимательнее, она бы расслышала это уже в звонке телефона: он сопровождал ее в коридоре – от лестницы к номеру, не стихал, пока она открывала дверь, второпях дважды роняя ключ, поднимала с пола записку, в спешке не замеченную…
— Почему так поздно? – ответил Влад на ее «алло».
— Мы еще на «канатке» катались, да и ехали не торопясь…
— Что ты ужинала?
— Ничего. Мы где-то в часа четыре перекусили в колыбе, поэтому есть не хочется.
— В четыре?! Ты видела, сколько сейчас времени? Как это не хочется! А слово «надо» тебе, случайно, не знакомо? Собирайся, через полчаса едем в ресторан тебя кормить.
— Владюш, я правда не хочу есть. У меня глаза слипаются: я проснулась в пять утра и весь день ползала по горам. Давай завтра в ресторан, а?
— Завтра мы идем танцевать, а сейчас тебе нужно поужинать. Давай, за полчаса справишься? – голос Влада был неопровержимым доказательством того, что спорить с его хозяином бессмысленно. Он не был злым – да и не мог Влад злиться! Это был скорее синдром выхода из волнения, возвращение к своей привычной твердости и решительности.
— Нет, конечно. Мне же в душ нужно и волосы как следует высушить. Через час – не раньше! – сдалась Аля.
— Ладно, в десять буду ждать тебя внизу, — обрадовано согласился Влад. – Хороший ресторан, так что готовься плотно поужинать.
Последнюю фразу Влад сказал уже просто потому, что не хотел больше отпускать Алю. Он слишком сильно скучал в тот день, чтобы швыряться даже минутами, не то что часами! Через двадцать минут он перезвонил еще раз, уточнил все ли в порядке, а потом еще раз, когда Аля уже искала ключ, чтобы запереть номер – торопясь к телефону она забыла его снаружи и долго не могла сообразить, куда могла его подевать…
А вчера, когда они с Владом прощались, в очередной раз вернувшись из «Гражды», Аля сказала, что позвонит ему сама. Это вырвалось непроизвольно, а потому даже самой Але слишком напоминало ложь. На самом деле, она и не думала врать, просто не знала, не могла знать, что позвонить Владу в последний раз будет так сложно. Власть, право на решения оказываются такими нелепыми, когда  вместо планов, которые еще можно было менять и обсуждать, без вариантов нужно ставить точку. Завтра на рассвете Аля увезет с собой осуществившиеся мечты, которых, конечно, не хватит надолго, но, по крайней мере, какое-то время они будут с ней. Влад улетит несколькими днями позже. И телефонный звонок не способен ничего изменить.
Аля плотно закрыла за собой балконную дверь, задернула шторы и на всякий случай выключила телефон из сети – пора спать, перед дорогой нужно как следует отдохнуть.