Разорвать порочный круг

Артемий Ковалёв швырнул кейс на диван и тяжело опустился в удобное мягкое кресло, стоящее тут же, рядом, откинулся на высокую спинку и устало смежил веки. Павел Павлович, сидя за овальным столом, стоящим в центре большой гостиной, какое-то время молча наблюдал за ним. Так прошло несколько минут. Артемий по-прежнему сидел с закрытыми глазами, запрокинув голову, и молчал.
— Устал, сынок? – нарушил молчание Павел Павлович.
— Устал, — лишь слегка кивнув головой, не открывая глаз, подтвердил Артемий.
— Ты блестяще провёл процесс. Поздравляю.
— Спасибо, — лаконично ответил Артемий.
— Тобой очень довольны. По этому поводу я сегодня имел беседу с Шелиданом из Британского совета. Он намекнул на то, что ты  можешь рассчитывать на щедрый гонорар по линии НКО.
— Гонорар – это хорошо, — ухмыльнулся Артемий. — Снова организуют какую-то псевдолекцию? Или так и запишут: за особые заслуги перед короной Её Величества?
— Не ёрничай, Артём, — Павел Павлович осуждающе посмотрел на сына. – Проводить оплату через некоммерческие организации – это самый безопасный способ. Всё очень логично и прозрачно: ты, известный адвокат, приглашён правозащитной организацией прочесть перед публикой лекцию по юриспруденции. Кто может усомниться в законности и прозрачности гонорара?
— Что, прочту лекцию по заказу твоей «Линии защиты» перед кучкой демшизы? – раздражённо спросил Артемий.
— Нет, через НКО, возглавляемую мною, проводить не желательно. Могут пойти пересуды, — словно не заметив раздражения сына, ответил Павел Павлович. – Люди из British Council организуют лекцию через другую организацию.
Павел Павлович пристально взглянул на сына и, ничего не сказав, лишь неодобрительно покачал головой. Он заметил, что Артемий сегодня не так словоохотлив, каким бывал обычно; он словно удручён, чем-то сильно озабочен.
— Отец, у тебя найдётся выпить что-нибудь?
— Найдётся. Хочешь отметить успех?
— Успех? Ты это называешь успехом? – зло спросил Артемий. – Впрочем, конечно, это успех. Доказать в суде то, что чёрное – это белое и наоборот.
— Брось терзаться. Тебе такие дела не впервой, поднаторел уже, — примирительно сказал Павел Павлович, наполняя широкие бокалы коньяком. – Главное, что это приносит хорошие дивиденды. Как денежные,  так и… В общем, ты понял меня. Не прозябать же тебе всю жизнь в этой стране. Придёт время, и полученные дивиденды принесут тебе пользу в цивилизованном мире. Это мне суждено закончить свои дни здесь. А тебе следует заботиться о своём будущем.
— Забочусь, папа! Ох, как я забочусь! – пробурчал в ответ Артемий.
Павел Павлович снова пристально взглянул на сына. Явно тот сегодня не в духе. Надо бы разрядить как-то обстановку, отвлечь его.
— Присаживайся, сын, я сейчас ещё лимончик нарежу, — с этими словами Павел Павлович вышел в кухню.
Артемий поднялся из кресла, подошёл к столу и, не дожидаясь отца, одним махом опрокинул содержимое бокала в рот. Сморщился, передёрнул плечами, вытер ладонью выступившую слезу.
— Что ж не дождался? – Павел Павлович вошёл с блюдечком в руках, на котором горкой лежали кружочки нарезанного лимона.
Артемий не ответил, лишь плеснул в свой бокал немного коньяка, поднёс его к лицу и понюхал.
— Мы с тобой оба прекрасно знаем, что в том судебном процессе всё не так просто и однозначно, — не поднимая взгляда от бокала, проговорил Артемий. – Я больше тебе скажу: всё совершенно не так, как это было представлено и доказано с моим участием в суде. Тот старлей ни в чём не виноват. Чечен в самом деле был с оружием. И не просто с оружием. Он пришёл в селение из леса, в разведку или за харчами, но неожиданно нарвался на армейских разведчиков. Он первым выстрелил, но ему не повезло: старлей оказался хорошим бойцом, первой же очередью положил чечена.
— Не известно ещё, кому не повезло больше. Старлей получил срок, а семья чечена теперь через Страсбург получит компенсацию от России. Его, чечена, всё равно бы замочили рано или поздно. Только вопрос: получили бы или нет родственники за него деньги? Скорее всего шиш с маслом бы они получили.
— Ну да, ты прав, отец. Теперь все заинтересованные стороны в шоколаде. Наши благодетели воткнули очередную палку в российское государственное колесо, родичи боевика с нашей помощью отсудят у государства денег, да и мы будем при гонорарах. Всем хорошо, кроме старлея.
— Оставь, сын! Никто этого старлея не приглашал в Чечню! – зло бросил Павел Павлович. – Только не говори, что это его воинский долг!
Артемий с досадой махнул рукой и опорожнил бокал. Павел Павлович последовал его примеру, взял с блюдечка ломтик лимона, забросил его в рот.
— Кстати, Артём, во время встречи с Шелиданом речь шла не только о твоём гонораре и о твоих успехах.
— О чём же ещё? – в вопросе Артемия появилась заинтересованность.
— Не о чём, а о ком. Речь шла о генерале Ковалёве, твоём прадеде.
— Да? – удивился Артемий. – И чем же погибший ещё в сорок четвёртом году генерал заинтересовал наших благодетелей?
— Снова ёрничаешь, — поморщился Павел Павлович. – Дело в том, что, как пояснил Шелидан, сейчас начинается процесс десталинизации, и очень было бы нежелательным, чтобы наши украинские друзья каким-то образом узнали о родственных связях…
— Украинские друзья! – с иронией выкрикнул Артемий. – Говори прямо: бандеровцы.
— Не перебивай отца! – в свою очередь возмутился Павел Павлович.
— Извини, папа.
— То-то. Так вот, мне дали понять, что крайне нежелательно, чтобы каким-то образом всплыли родственные корни между тем, с кем боролись украинские патриоты, и теми, кто сейчас защищает на международном уровне их права. То есть, сын, нигде не нужно упоминать о том, что мы с генералом родственники. Такая информация может иметь негативные для нас с тобой, и для моей организации в частности самые негативные последствия.
— Дожили! Ради паршивых зелёных рублей нужно отказаться от своего прадеда! – Артемий горько усмехнулся.
— Сын, что с тобой? Я тебя не узнаю. Ты же умный парень, прекрасно понимаешь, в какое дело мы ввязались!
— Понимаю, отец. Прекрасно понимаю. В этом ты прав. Не зря в народе нас зовут либерастами.
— В народе? Это быдло ты называешь народом? Народ там, на Западе, а в этой стране сплошь быдло и пьянь! – Павел Павлович гневно ткнул указательным пальцем куда-то в сторону окна, однако тут же понял свою поспешную горячность, непростительную для бывшего дипломата, и с улыбкой продолжил:
— Впрочем, пусть хоть горшком назовут, только бы в печь не сажали да денег побольше было.
Артемий, проследив за указательным пальцем отца, горько усмехнулся:
— Только как понимать теперь то, что твой отец гордился своим погибшим отцом, твоим дедом и моим прадедом, что не упускал ни малейшей возможности подчеркнуть то, что он сын героя. И не это ли обстоятельство помогло ему в партийной карьере? Не это ли обстоятельство оказалось решающим в том, что ты, как внук героя,  успешно поступил в МГИМО, сделал карьеру? А мои успехи?
— А что твои успехи? Твои успехи с прадедом никак не связаны. Твои успехи зависят напрямую от моих связей! – раздражённо возразил Павел Павлович.
— Напрямую – да, твои связи. Согласен. Но косвенно всё наше благополучие тянется от прадеда! Точнее от того, что и дед мой, и ты беззастенчиво эксплуатировали память погибшего генерала.
Павел Павлович метнул в сына злой взгляд, но, быстро справившись с нахлынувшим гневом, примирительно сказал:
— Давай оставим этот спор. Каждый из нас имеет право на своё понимание событий, однако сейчас не самый удобный момент для дискуссий.
— Верно, отец, не время для подобных дискуссий. И вообще ни ты, ни я не имеем права на такую дискуссию. Давай признаемся хоть каждый сам себе в том, что мы всего лишь ищем личную выгоду в любых обстоятельствах, — с горечью согласился с доводами отца Артемий.
Павел Павлович согласно кивнул, лишь бы только не продолжать спор на эту тему, взял бутылку, плеснул в оба бокала и, подняв свой, предложил:
— Давай за консенсус, как говаривал известный деятель.
Они чокнулись, выпили, закусили лимоном. Артемий сразу как-то сник, ссутулился, плечи его опустились. Немного помолчав, он вдруг спросил отца:
— Ты никогда не замечал, что бывают моменты… нет, даже не моменты, а мгновения, короткие, как вспышка, когда ты словно мимолётно вдруг ловишь себя на том, что данный миг, событие уже были когда-то. И ты даже знаешь наперёд на секунду-другую то, что сейчас произойдёт?
— Нет, не замечал такого, — Павел Павлович озабоченно посмотрел на сына.
— А я замечал, и не единожды. И вот сейчас, несколько мгновений назад произошло такое видение. Я словно на миг заглянул за угол, увидел нас и услышал то, какой тост ты произнесёшь.
— Ерунда всё это, сын. Не станешь же ты утверждать, что веришь в мистику? Ты просто переутомился.
— Это вряд ли, папа. Такое со мной происходило не один раз. Это трудно объяснить словами. Понимаешь: вспышка, мгновенная, яркая как молния, короткое озарение. Настолько короткое, что сознание не успевает его даже полностью зафиксировать, а лишь выхватывает мелкий, очень мелкий фрагмент. Так бывает, когда на магнитофонную ленту делают очередную запись, одновременно стирая при этом прежнюю. Иногда в таких случаях прежняя запись стирается не полностью, и сквозь новую запись проскакивают фрагменты предыдущей.
— Ерунда всё это, Артём. Это всего лишь плод твоего воображения. Ты слишком увлекаешься всякой мистической литературой. Впрочем, как и вся нынешняя молодёжь, — Павел Павлович подошёл к сыну и участливо положил руку на его плечо. – Ступай-ка ты домой, отдохни как следует, выспись. У тебя была напряжённая рабочая неделя.
— Да-да, ты прав, папа, я пойду.
Уже в дверях Павел Павлович вдруг придержал сына:
— Кстати, о мистике. Ты этого не знаешь, но я видел копии документов. Гибель твоего прадеда тоже как-то связана с мистикой. Дело в том, что оуновского снайпера…
— Бандеровского, — поправил отца Артемий.
— Снова ёрничаешь, — укоризненно покачал головой Павел Павлович. – Засевшего на дереве снайпера, застрелившего генерала, «сняли» автоматной очередью бойцы из сопровождения Ковалёва. Ещё нескольких оуновцев взяли в плен. Так вот, никто из пленных не смог опознать снайпера и вразумительно объяснить, кто он такой и откуда вообще взялся там. Документов при нём не оказалось. Мало того, пока ждали подводу из ближайшего села, чтобы на ней увезти убитого снайпера, тело, покрытое плащ-палаткой, исчезло. Да-да, исчезло! Словно испарилось. И даже трава в том месте оказалась не примятой. Никто не мог понять, куда он делся. Дело было тут же засекречено. По словам очевидцев, убитый снайпер был поразительно похож на генерала Ковалёва.
Артемий невольно глянул в зеркало и с иронией в голосе сказал:
— А мне всегда говорили, что я похож на прадеда. Наверное, тем снайпером был я. В общем, на сегодня мистики достаточно. Я пошёл, папа.
*****
Артемий вышел из подъезда, поёжился от пронизывающего холодного ветра, поднял воротник куртки и нетвёрдой походкой пошагал в сторону своего дома. Идти было не очень далеко, два квартала, а если срезать угол и пройти вдоль забора стройплощадки —  то совсем рядом. Одно было неудобство: слепил прожектор, горящий на стройке и не позволяющий что-либо разглядеть на расстоянии вытянутой руки.
Открытый люк колодца Артемий заметил в последний миг, когда нога уже ухнула в пустоту. Руки были в карманах куртки, и ухватиться за край он никак не мог. Артемий почувствовал удар рёбрами, а затем и челюстью о чугунный край колодца, и тут же в глазах у него всё завертелось спиралью, затем потемнело, появилось ощущение падения в бездну.
*****
Артемий расслышал едва уловимый звук мотора приближающегося автомобиля. Прильнув к оптическому прицелу, он поморщился от боли в ушибленной груди и погладил рукой саднящую челюсть.
Шум мотора становился всё ближе, и вот из-за поворота, качаясь на ухабах, на мост въехал мотоцикл с коляской. За ним переваливалась на неровностях запылённая эмка. Артемий  перевёл прицел на легковушку и в перекрестье увидел сидящего на переднем сидении генерала. Тень мешала как следует разглядеть лицо пассажира эмки, но всё равно Артемию показалось, будто бы он уже когда-то видел этого генерала. «Снова эта мистика! Как некстати!» — выругался Артемий и плавно нажал на спусковой крючок. В лобовом стекле эмки тут же образовалась маленькая дырочка, от которой в разные стороны уходили поблёскивающие лучики.
Разглядывать далее было опасно, Артемий и так знал, что в цель он попал. Не медля ни секунды, он бросил винтовку вниз и стал споро спускаться следом. Со стороны моста раздались автоматные очереди, в ответ из придорожных кустов защёлкали немецкие шмайсеры и пулемёт MG. Это огрызнулись бандеровцы, устроившие засаду у моста. Их Артемий заприметил давно, сидя на дереве. Нежданная «подмога» поначалу очень беспокоила его, так как оуновцы могли открыть стрельбу раньше и всё испортить. Сейчас же отвлекающая пальба была снайперу на руку.
До земли оставалось метра три. Ещё парочка веток, и можно спрыгнуть в спасительный кустарник. Но вдруг что-то сильно толкнуло Артемия в плечо, затем в грудь. Перед глазами завертелась стремительная спираль, всё окутала чёрная мгла…
*****
Артемий вышел из подъезда отца, поёжился от пронизывающего холодного ветра, поднял воротник куртки и нетвёрдой походкой пошагал в сторону своего дома. Идти было не очень далеко, два квартала, а если срезать угол и пройти вдоль забора стройплощадки…
Слепил прожектор, горящий на стройке и не позволяющий что-либо разглядеть на расстоянии вытянутой руки. Артемий никак не мог избавиться от тревожного ощущения, что всё это с ним уже происходило: и этот неприятный разговор с отцом по поводу прадеда, и этот колючий ветер, и этот прожектор. «Дежавю, не иначе», — вслух произнёс он, — «Просто наваждение какое-то. И отец – хорош гусь: отречься от прадеда. Деньги, деньги… Что же теперь, ради них иудой становиться?»
Открытый люк колодца Артемий заметил в последний миг, когда нога уже ухнула в пустоту. В глазах у него всё завертелось спиралью, затем потемнело, появилось ощущение падения в бездну…
*****
Шум мотора становился всё ближе, и вот из-за поворота, качаясь на ухабах, на мост въехал мотоцикл с коляской. За ним переваливалась на неровностях запылённая эмка. Артемий  перевёл прицел на легковушку и в перекрестье увидел сидящего на переднем сиденье генерала. Тень мешала как следует разглядеть лицо пассажира эмки, но Артемию показалось, что он его уже когда-то видел.
Поморщившись от боли в ушибленных рёбрах, Артемий перевёл прицел на затаившегося в придорожных кустах бандеровского пулемётчика. Сухой щелчок выстрела, и голова пулемётчика безжизненно ткнулась в пыльную траву.
Со стороны моста раздались автоматные очереди. Артемий успел заметить, как эмка остановилась, из неё выскочили водитель, боец с автоматом и генерал. Они тут же  залегли, приняв бой. Артемий удовлетворённо улыбнулся. Что делать дальше, он не знал. Он был в мышеловке. Ситуацию прояснила бандеровская пуля, вонзившаяся в грудь. Перед глазами завертелась стремительная спираль, затем всё окутала чёрная мгла…
****
Артемий Ковалёв швырнул кейс на диван и тяжело опустился в удобное мягкое кресло, стоящее тут же, рядом, откинулся на высокую спинку и устало смежил веки. Павел Павлович, сидя за овальным столом, стоящем в центре большой гостиной, какое-то время молча наблюдал за ним. Так прошло несколько минут. Артемий по-прежнему сидел с закрытыми глазами, запрокинув голову, и молчал.
— Устал, сынок? – нарушил молчание Павел Павлович.
— Устал, — лишь слегка кивнув головой, не открывая глаз, подтвердил Артемий.
— Ты блестяще провёл процесс. Поздравляю.
— Спасибо, — улыбнулся Артемий. – Что я? Это благодаря твоим сослуживцам из Генштаба мы выиграли процесс, оправдали оболганного офицера. Молодцы ребята, настояли на том, чтобы грамотно были проведены все экспертизы, сумели подготовить доказательную базу, подтверждающую активное участие убитого чеченца в бандформированиях.
— Всё верно, сынок. Никогда нельзя оставлять своих в беде. На стороне бандитов вон какая сила! И доморощенные «правозащитники», и зарубежные, и продажные западные СМИ, и всевозможные фонды да некоммерческие организации под негласным патронажем западных спецслужб. Им бы только плюнуть в душу нашей Родине.
— Батя, давай-ка выпьем за боевое братство. И за нашу офицерскую династию Ковалёвых. За прадеда, за деда, за тебя.
— И за тебя, сын.
— Да что я? Я же не боевой офицер. Я всего лишь военный юрист.
— Бывают времена, сын, когда юрист может сделать больше, чем боевой офицер.
— Батя, а ты ведь сейчас в том же звании, в каком мой прадед закончил войну, — подмигнул отцу Артемий и лихо опрокинул содержимое стопки в рот.
*****
Артемий вышел из подъезда отца, поёжился от пронизывающего холодного ветра, поднял воротник куртки и нетвёрдой походкой пошагал в сторону своего дома. Идти было не очень далеко, два квартала, а если срезать угол и пройти вдоль забора стройплощадки…
Слепил прожектор, горящий на стройке и не позволяющий что-либо разглядеть на расстоянии вытянутой руки. Открытый люк колодца был ограждён пирамидкой, сделанной из арматуры и обмотанной бело-красной полосатой лентой. «Наверное крышку люка стащили на металлолом. Хорошо, что кто-то догадался обозначить опасное место», — подумал Артемий, поправил ленточку на пирамидке и пошёл дальше.
 
Москва.
2012 год