Издержки спонтанного мщения (Морская капуста)

Как-то так сложилось, что врагов у меня никогда не было. Вернее, если они и появлялись, то на какое-то краткое время и, обозначившись в этом качестве, практически сразу куда-то исчезали. Так, словно их кто-то брал за руку и уводил в сторону, с глаз моих долой.
 
Отсутствие их происходило вовсе не от моего   доброго нрава. Нет, добрый нрав, конечно же,  присутствует. Но добрый нрав в этих делах, как известно,  не помощник. Скорее даже помеха. Чем добрее нрав у имярека, тем больше к  нему задир прилипучих лезет. Норовят  то  объегорить, то нахамить, а то  и вовсе по мордасам кулачищем настучать. А и что удивительного?  От обладателя  доброго нрава никто не ждет подлости и ответки на подлость. Но не в нашем случае.
 
Бывало и объегоривали, и подставляли, и нередко. И нахамить  норовили и по мордасам надавать,  когда безуспешно, а порою и с последствиями. Но как-то так получалось, что все недоброжелатели опосля своих подлых  действий как-то, фигурально выражаясь,  истаивали, словно кучки грязного снега под лучами весеннего солнца.  Причем происходило это абсолютно без моего злокозненного  участия,   как оппонента и попыток отмщения с моей стороны.
 
Словно кто-то свыше приструнивал ворогов  за злобность и неуважение к правилам общежития. Это уже наша  особая  фамильная, либо если сказать точнее, родовая особенность.
 
Помнится еще дед фронтовик поминал, а потом и отец говаривал, что дескать, если какие-то и   встречались им по жизни злобные особи, норовившие нанести им физический или моральный ущерб, как-то  сами же и  расплачивались за свои подлости.
 
И не было случая, чтобы кому-то  такие подлости  прошли безнаказанно.  Уж и не представляю, что они там своим противникам противопоставляли. Видимо силу воли и силу духа. Более-то у них за душой ничего особенного не водилось, кроме мужского достоинства и зарплаты.
 
Причем расплачивались абсолютно по-разному.  Конкретно факты расплаты не оглашались, но было понятно, что настигало их нечто неотвратимое. Нечто это перепадало  каждому свое, индивидуальное, вроде и не имеющее отношения к нанесенным ими обидам, но по убеждению предков отношение это таки имеющее. Судьба индейка преподносила разные сюрпризы, как бы служившее расплатой за совершенные ранее подлые делишки.
 
К сорока годам и у меня, их потомка, сложилось впечатление, что кто-то и за мной присматривает весьма внимательно. И нет необходимости совершать какие-то акты мести в случаях несуразного наезда или совершенных в  отношении меня подлостей. А нет  такой необходимости по той простой причине, что есть уверенность — с обидчиками разберутся и без меня.
 
Первый фактом такого стечения обстоятельств была выигранная в  пятилетнем возрасте  классная рогатка с резиной цвета хаки от флотского гидрокостюма. Рогатка, в то далекое время отчего-то называлась прачом и была призом за прыжок  с крутого бережка в речку, не умеющим плавать героем нашего повествования, то есть мною.
 
Третьеклассник Юрка Терехов дружок и командир дворовой команды  пообещал в награду прач и дал гарантию, что в случае прыжка спасет  не умеющего плавать храбреца из омута, как два пальца об асфальт. Это притом, что деревенский Юрка в своей жизни ни разу  не был в курсе, что такое асфальт и, как он вообще выглядит
 
Прыжок состоялся.  Жадность, скажу вам,  страшная вещь.  Но пока я, как главный фигурант, страдая от жадности, раздумывал прыгать мне, или не прыгать, Юрка отвлекся от контроля над ситуацией. Спасение  не опоздало кардинально, оно просто несколько припоздало. И произошло оно уже после того как храбрец изрядно нахлебавшийся речной водицы, уже практически утонул.
 
Прач был вручен в торжественной обстановке сразу после акта спасения утопающего,  и выдавливания Юркиным коленом из желудка утопшего  двух литров воды. 
 
В  тот же день прач был подло отобран  у меня каким-то десятилетним чужаком, случайно забредшим на подконтрольную нашей ватаге территорию. Этот великовозрастный засранец  попросил  у меня мелкого и доброго посмотреть рогатку в обмен на свою узбекскую  тюбетейку.  Эту тюбетейку он вручил  мне в руки, как некую гарантию того, что рогатка после тщательного осмотра будет возвращена  владельцу.
 
В итоге чужак засунул понравившийся прач себе за пазуху и, вырвав из рук законного владельца рогатки  (я имею в виду себя), свою тюбетейку, не спеша удалился по своим, видимо весьма важным и неотложным делам. На прощание он не преминул влепить мне, пятилетнему простофиле, изрядный подзатыльник. Было больно. И было обидно!
 
Третьеклассник Юрка Терехов не был  наказан судьбой за свои неумные подначки к нырянию в бездонный омут.  Причем,  только потому, что сам  выступил орудием мщения этой самой судьбы в отношении дерзкого чужака  в тюбетейке, отобравшего мой честно заслуженный прач.
 
Ключевым моментом ситуации было своевременное наведение Юрки, как оружия возмездия,  на чужака в качестве цели со стороны пострадавшего простофили. Нет, я  вовсе не ябедничал, а просто, размазывая слезы и сопли по лицу, указал пальцем в сторону  обидчика.
 
Итогом потуг, направленных на достижение  справедливости, была возвращенная рогатка, расквашенный нос чужака и экспроприированная в качестве боевого трофея вражеская тюбетейка.
 
Вторым заметным фактом кармического мщения был полученный мною в третьем классе  от дворового хулигана удар в зубы. Обидчик был старше года на два или три, так что дать отпор силенок у меня не хватило. Удар вроде был не сильный, и зубы остались целыми и на своих местах, в соответствии со  штатным расписанием. Но мне тоже было жутко обидно.
 
Юрки рядом уже не было, мы с другом расстались в результате переезда в город.  Посему руку хулигана через пару дней, без участия Юрки,  беспричинно  разнесло до такого состояния, что потребовалось срочное хирургическое вмешательство и весьма долгий и нудный процесс лечения.
 
Интересно, что зубы в то утро  совершенно точно были  мною почищены и очень добросовестно, да и змеиный яд с  моих зубов в момент удара не капал. Так, что совершенно непонятно, что за кошмарная кара  обрушилось в итоге на начинающего зубодробителя.
 
Таким макаром я  потихонечку начал карабкаться к свету истины и постепенно пришёл  к выводу: если мне в результате  какого-либо инцидента было жутко больно, или жутко обидно, то всё — хана обидчику!
 
 
Вот только было непонятно, кто ему, обидчику,  эту хану гарантировано  устраивал. Господь ли приструнивал  его за злобность и недоброжелательство? Может античная богиня Олимпа  Фемида, восстанавливающая порядок, или богиня  мщения Немезида?
 
Были ли это  греческие змееволосые  эринии  Алекто, Тисифона и Мегера, рожденные Геей впитавшей кровь оскопленного  Урана. Или  постарались  римские фурии — творцы мести и возмездия, карающие преступников.  Кто тут разберется? Да и стоит ли разбираться?!
 
Смешно даже подумать,  что такие выдающиеся персоны стоят на страже неприкосновенности твоей личности и блюдут  за своевременным возмездием  твоим обидчикам. Гордыня страшный грех.  А посему не стоит  даже заморачиваться и суетиться по этому поводу.
 
Присматривают за тобой и Слава Господу. Не носить же самому постоянно камень за пазухой и ловить подходящий момент, когда появится возможность этот камень обрушить на затылок обидчику.
 
Так уж сложилось, что всё это, с камнем за пазухой, просто ни к чему. Всё произойдет самой собой без траты нервов и физических усилий. Такова Планида. И зигзаг судьбы,  большей или меньшей степени кривизны,  или, если быть совсем точным, крутизны,  настигнет злокозненного  обидчика непременно. Это только вопрос времени.
 
Ну, как бы там ни было, а сверху-то видно всё.  О-го-гошеньки!  От глаз всеведущих  не скроешься. Вот и случалась с теми обидчиками всякая оказия недобрая от распухших рук и вывихнутых ног, до временной или полной амнезии, что лишает человека памяти напрочь,   а  то и вовсе доводит его до вероятности спрыгнуть  с ума.
 
Я, конечно, несколько преувеличиваю имевшую обычно силу отдачи за свершение супостатами, мягко говоря, недобрых дел, но не очень далеко от действительной реальности.
 
В какой-то момент я уже начал делать попытки сдерживаться со своими «больно!» и «обидно!». Дабы оппоненты мои не пострадали совсем уж радикально  от невидимых мне, парящих над моими плечами беспощадных ревнителей справедливости.
 
Ну, выражаясь доступным языком, это для того, чтобы, если, что и произойдет с обидчиками, то пусть уж как-то  без особого фанатического усердия.
 
А с другой стороны и правильно  — по всякой заслуге и прибыль, по  всякой  пакости и убыль с уроном. Так и велось.  Кому что, а вражины в итоге кропотливой ежедневной деятельности вышеперечисленных возможных источников перевелись навовсе.
 
Не стало охотников лезть  на рожон. Потерялись они все куда-то в неизвестном мне  направлении. Да оно и к лучшему.
 
Сказать честно, совсем уж радикальные  последствия по поводу радикальных же причин имели место, но чрезвычайно  редко. Всё остальное  больше по мелочи, в порядке назидания и достижения желаемого воспитательного эффекта.
 
Каждый, фигурально выражаясь,   необузданный наездник, попиратель справедливости, норовящий стоптать ближнего своего конём неправедно, должен понимать, что и на его строптивую задницу, таки найдется вполне суровая управа. Пусть даже исходить она будет вовсе не со стороны лица претерпевшего обиды и унижения, а от какой-то сторонней третьей силы.
 
Примеров в жизни было предостаточно, но приведу один весьма показательный.
 
Волею судеб, случилось мне как-то отправиться  в Питер, в поисках лучшей финансовой доли. Как окажется  в будущем,  надежды на счастливую удачу не оправдаются.  Но это будет неким прозрением в будущем, а пока что...
 
Надежды юношей питают. И не только юношей, но и изрядно повзрослевших простофиль.
 
Два месяца я мытарил  своих гипер терпеливых Ленинградских друзей   с двадцативосьмилетним стажем дружбы, ныне проживающих в Санкт-Петербурге, присутствием в их квартире в качестве бесплатного квартиранта.
 
Я вот думаю, какой же идиот выдумал это переименование из, ласкающего  слух Лениграда, в  спотыкающийся между зубами и языком Санкт-Петербург?
 
Ну, ладно, когда пьяный корабельный плотник Петруша I до этого додумался. Но в наше-то  время,  о какое место надо головой удариться, чтобы перевернуть всё кверху ж.., в смысле вернуться  в сумеречную зону на триста лет назад.
 
Нет, два месяца прошли довольно интересно,  даже можно сказать весьма весело.  Но в какой-то момент пришло понимание, что друзья у меня, конечно же,  настоящие и стоящие, и терпеть моё присутствие могут долго и бесплатно, но пора всё-таки и честь знать.
 
Совесть-то она никуда не делась, щиплет внутри за душонку с укором, дескать, ты что, дружище,  совсем охренел, на бесконечное терпение людей уповая?
 
Ткнулся  я  в пару мест к знакомым и по закону третьего рукопожатия нашелся доброхот, готовый сдать мне комнатку свою в коммунальной квартире.  Назначили мне встречу  с доброхотом отчего-то в типографии какого-то издательства на Васильевском острове.
 
И вот когда я  прибыл в назначенное время в оговоренное место, то просто слегка, мягко выражаясь,  охренел. Доброхотом оказался старый знакомец Серега Тегалёв.
 
Такой же, как и я, пингвин вылупившийся в жизнь из курсантской робы, однокашник по Арктическому факультету и коллега по полярной профессии. Почти собрат, с той лишь разницей, что вылупился из системы он лет на пять раньше меня.
 
Это именно с ним в паре я нёс вахту техника гидрографа на ледоколе «Георгий Седов» в летнюю навигацию далекого  1978 года. И именно он лечил меня стаканом водки и сухариком от морской болезни на первом моем ледокольном переходе в открытом море.
 
Блуждали мы   от Петропавловска-Камчатского через Бухту Провидения,  Берингов пролив к Медвежьим островам в Восточносибирском море, затем к Певеку и  в обратном порядке с заходом в Уэлен.
 
Оказалось, что в типографии Серега хлопотал в пользу своих сокурсников по макаровке Мягкова и Самоненко,  издавших книгу «Семь футов над килем», один в качестве автора текста, другой в качестве  автора иллюстраций. 
 
Вообще Серёга в довольно узком гидрографическом мире был персоной известной,  как любитель шуток на грани фола и постоянный участник всяких спектаклей, выступлений  КВН, при этом обладающий весьма искрометным специфическим юмором.
 
В итоге переговоров  я получил в дар один экземпляр книги с морскими байками Мягкова и дарственной записью на обложке от автора иллюстраций Сергея Самоненко. Обговорили мы с Тегалёвым  и условия аренды его комнатушки.
 
Сам Серега, будучи владельцем комнатушки в коммуналке, размером в двенадцать  квадратных  метров уже с полгода, как подселился к даме сердца на правах любимого мужчины, а его собственная комнатка, как бы пребывала в резерве.
 
И резерв этот не приносил владельцу абсолютно никакой экономической прибыли, не говоря уже о моральном его удовлетворении. И было это  на фоне вступления страны в  первый год двадцать первого  тысячелетия просто абсолютно перпендикулярно здравому капиталистическому смыслу.
 
Тем более, что уже  десять лет, как капитализмус  наступил, похоронив под обломками СССР надежды на наше светлое коммунистическое будущее. А тут такое дело, я подвернулся со своими жилищно-коммунальным потребностями.
 
Отчего бы и не сдать комнатку знакомцу по морским походам в Советском секторе Арктики в прошлом. Встретились знакомцы, совершили устный договор найма жилья с оплатой в размере одной тысячи семисот  рублей в месяц.
 
Дело было, как раз через год, после заступления нового президента на вахту к штурвалу страны, и сумма в одну тысячу семьсот рубликов  за  аренду двенадцати квадратов в месяц отнюдь не была легковесной.
 
Закрепили  мы  это дело  без заключения  договора с сургучной печатью, а просто освежившись ящиком «Балтики № 9» за счет арендатора жилплощади, прямо на территории, сдаваемой в наем комнаты, Живительную влагу сопроводили  вяленой  забугорной экзотикой в пакетиках под наименованием «Snack», содержавших на самом деле стружку копченой рыбки.
 
И покатилась жизнь в культурной столице страны далее. Каждое  первое число  месяца одна тысяча семьсот  рубликов авансом переходили из одних дружеских рук  в другие  не менее дружеские, и все  причастные к этому действу лица были вполне собою довольны…
 
Дом стоял на  Петроградской стороне, сразу за станцией метро Горьковская, на Кронверкском  проспекте. Судя по всему, дом этот  был еще царского жилого фонда, либо уже более позднее  сталинское наследие, хотя маловероятно. Впрочем, утверждать ничего не берусь. Полагаю, что достаточно привести известные мне факты, а выводы сделать всякий разумный человек способен и сам.
 
Согласно одному из мифов распространяемых жильцами дома, он с 1917 года принадлежал господину П.Н. Неначаеву-Вознесенскому. Чем  конкретно, помимо владения домом,  был знаменит  Неначаев-Вознесенский я не знаю. Дом же славился  тем, что в начале двадцатого века здесь  находился колбасный магазин  Н.Н. Зернсена, возросший с 1876 года из довольно заурядной колбасной мастерской до весьма солидного заведения.
 
Сам Зернсен унаследовал дело от отца и после окончания училища Святой Анны, стажировался на колбасных предприятиях Ганновера.  В итоге ровно сто лет назад, в 1901 году он удостоился стать купцом второй гильдии и торговал  аж шестьюдесятью сортами гастрономической продукции.
 
Лично мне понятна этакая зашкаливающая колбасная известность,  как дома, так и магазина в частности, поскольку, я полагаю, что колбаса в то время была, на мой неискушенный вкус,  несколько иной, в отличие от колбасы нынешней. Ну, это вывод, конечно же,  чисто умозрительный.
 
Разительное  отличие    древней дореволюционной колбасы от, производимой в нашей нынешней действительности, судя по всему, передавалась  вербально из поколения в поколение жильцами  дома, пусть и будучи несколько приукрашенным .
 
Ну, вы, наверное, сами  понимаете, каковым может быть  вкус колбасы, о котором передавались  внукам и правнукам от бабок и дедов легенды в течение без малого ста прошедших лет, под сглатывание,  обильно набегающей в рот слюны.
 
 
По другим легендарным данным  домик сей  фигурировал как Сталинский, запущенный  в эксплуатацию в 1936 году и, носивший туманное  наименование  «дома спецов».
 
Какова была специализация этих самых компактно поселённых туточки спецов уверенно сказать нельзя. Дата пуска в эксплуатацию 1936 наводит на какие-то смутные сомнения. Время-то такое, что в преддверии года 1937  требовались спецы непростой, можно сказать специфической, или даже особо специфической специализации.
 
Впрочем, нынешние жители дома не стремились афишировать свою возможную  причастность к потомкам тех самых «туманных» спецов особо специфической специализации. Но это уже мои собственные фантазии, не имеющие под собой никакой, как выражаются политологи  на экранах телевизоров,  фактологической основы.
 
Какая уж из этих легенд является более правдивой на самом деле мне точно установить так и не удалось. По мне так они обе достойны внимания, как «колбасная», так и  «особо специфически спецовская». И проживай я там, на Кронверкском 25, до сей поры, то, как истинный абориген,  распространял бы обе эти версии с равным удовольствием. Что, впрочем, делаю с огромным удовольствием и сейчас, проживая довольно далече,  от описываемого дома.
 
В соседях  мне досталась семейная пара без детей.  Муж и жена возрастом под пятьдесят, с довольно потрепанными жизнью лицами. Для большей  художественной реалистичности картинки и пущего   колорита могу дополнить её некими характеризующими штрихами. 
 
У мужа такими штрихами  выступали голубая  майка алкоголичка  и  синие  сатиновые трусы вкупе с растоптанными до предела шлёпанцами.  У жены — неприбранный стол на коммунальной кухне с наполовину полной бутылкой водки и сковородкой с котлетами, прикрытыми крышкой от зеленого эмалированного ведра. 
 
Соседи  были людьми вполне оптимистично настроенными  и не пытались устроить мне классический вариант кошмарной жизни в коммунальной квартире. В ответ на их благорасположение и я пытался быть в отношениях с ними максимально белым и пушистым.
 
Под крышкой от кастрюли  среди котлет хаотично и лениво бродили, икающие от переедания деликатеса тараканы пруссаки, в поисках выхода. Вход то они нашли, и даже вошли, но после приемы пищи за счет талий, раздувшихся в процессе поглощения пищи, выйти через вход у них уже не было  никакой возможности.
 
Единственная надежда на безопасную ретираду из сковороды состояла только в том,  что хозяину, возможно,  придет-таки в больную голову мысль опохмелиться. А в процессе опохмела    он откроет ведёрную крышку на сковороде, чтобы закусив стопочку  котлетой, уже отпустить  сытых тараканов на волю вольную. 
 
В противном случае, тараканам необходимо было сесть на  диету, дабы сбросить габариты, подсушив фигуру до предобеденного состояния. Так обычно сушат свои фигуры борцы, боксеры, каратисты  и штангисты, чтобы выглядеть маленькими и немощными,  и ввести своих возможных противников в роковое заблуждение,  притупив тем самым  их бдительность.
 
Второй вариант прокатывал очень редко, чаще тараканом  удавалось воспользоваться первым вариантом, ознаменованным похмельным состоянием соседа.
 
Кстати, во избежание проведения тараканьих бегов по съемной комнате и собственно моему  телу,  вполне себе солидного арендатора,  владельцем жилплощади мне из рук в руки  был вручен  инсектицидный мелок «Машенька».
 
Факт передачи сопровождался десятиминутной   инструкцией под прихлебывание пива из бутылочного горлышка, о ежедневном нанесении меловой линии по периметру дверной коробки со стороны квартиры и такой  же линии по периметру единственного окна.
 
Действие сие было поручено производить неукоснительно каждый Божий день перед уходом на работу и вечером после возвращения с неё. Надо отдать должное производителю мелка «Машенька» — результаты были потрясающие
 
Кстати, данную информацию можно квалифицировать, как коммерческую рекламу, с желательной оплатой оной. За все время проживания в данной комнате я не сумел обнаружить в комнате ни одного  инсекта прусского происхождения.
 
Причем всё это происходило на фоне натуральных тараканьих бегов в стиле Булгаковского генерала Чарноты по остальной части коммунальной квартиры, отграниченной  «железным занавесом»  от моей комнаты посредством мелка «Машенька».
 
Пришедший как-то для профилактики газовой колонки специалист из   "Ленгаза",  сняв  с колонки металлический кожух,  со всего маха бахнулся  с табуретки на палубу коммунальной кухни. Испугался, бедолага,  шевелящейся   массы тараканов прусаков, квартировавших во внутренностях  этой газовой колонки.
 
Испугался, это мягко выражаясь. Я полагаю, что газовик просто пришел в ужас от этого кошмарного зрелища, если судить по заикающемуся мату, несшемуся  всё время, пока газовщик совершал поспешную ретираду  из нашего подъезда. Да и во дворе газовик еще изрядно почертыхался, вытряхивая пруссаков из карманов и обуви, причем, весьма громогласно.
 
Да, кстати, что касается таракана-пруссака, обитавшего в нашей коммунальной квартире,  как явления общественной жизни, то он явился, пожалуй, самым значимым военным трофеем, полученным Российской империей по итогам Семилетней войны 1756 — 1763 годов.
 
Какими были другие трофеи этой войны и были ли они вообще (что весьма сомнительно), вспомнит разве что редкий обладатель энциклопедических знаний в области Российской истории, да и то не факт.
 
Особо грандиозной была значимость этого боевого трофея на фоне добровольного возвращения Россией, согласно мирного договора, всех территорий Пруссии, включая Восточную Пруссию,  завоеванных по итогам  ведения боевых действий в течении семи лет.
 
Завезли этот трофей русские солдаты, вернувшиеся после бестолковых и безрезультатных боевых действий. Прибыли в наше Отечество рыжие таракашки в самых благоприятных для обитания тараканов местах — под рыжими воротниками рыжих солдатских шинелей.
 
Гибли русские солдатики семь лет в чужой сторонке  по воле царя батюшки и завоевали в итоге  несметные полчища тараканов пруссаков, которые  с тех самых пор держат в оккупации наши жилища по сию пору.
 
Оказалось, что  похвастать императору вкупе с  генералитетом за семилетний период ведения боевых действий кроме потерь  в размере ста тридцати восьми тысяч  отборных представителей нации, было абсолютно нечем.
 
Вследствие чего  власть предержащие  объявили об успешном итоге войны, вследствие которой,  якобы,   изрядно   укрепилось   политического влияния Империи и грандиозно  усовершенствовалось  её  военное  искусство. Что поделаешь, уж такова традиция, уходящая корнями во тьму веков.
 
Помимо тараканов-пруссаков в доме и на, прилегающих  к нему территориях, имелись и другие занимательные достопримечательности. Одной из них   был самодеятельный клоун  в Александровском саду, близ станции метро Горьковская. Выступал клоун  в костюме коверного,  демонстрируя простенькие   фокусы  детишкам и их мамочкам за отдельную родительскую благодарность.
 
Клоун мне лично запомнился тем, что постоянно корчил   кошмарно страшные  физиономии. Происходило это обычно,   когда я фотографировал его во время исполнения фокусов.  Я собственно и ставил своей целью запечатлеть в вечности его оригинальные рожицы. Это я уже потом понял, что его ужасные гримасы  предназначались вовсе не для детишек, а для меня.
 
Этой забавной мимикой он, судя по всему, выражал мне свое негативное отношение к факту получения мною его изображений на халяву, без должной за них оплаты. Надавать мне за мою  наглость по шее артист оригинального жанра отчего-то не решался.
 
Видимо ковёрный  опасался  получить ответку в свой клоунский нос с шариком на резинке, или посчитал, что его устрашающие  гримасы являются уже достаточным и исчерпывающим  актом мщения за мою беспардонную наглость.
 
Еще одной заметной достопримечательностью сиих обитаемых мест являлся  лейтенант Дукалис – актер Серега Селин, родом из близкого моей душе Воронежа, снимавшийся  в фильме «Улицы разбитых фонарей». Селин,  мнится мне, проживает на Кронверкском проспекте,  либо где-то совсем рядом.
 
Во всяком случае,  я его частенько видел  на углу Кронверкского проспекта и Кронверкской улицы в компании изрядно  подвыпивших парней с петроградской стороны, явно на халяву, вцепившихся мертвой хваткой в  ребристый хвост актера.
 
Подходить к земляку-воронежцу и выражать свое уважение я не решился, опасаясь, быть  принятым  за особу охочую до халявной выпивки, и, намеревающуюся крепко ухватиться за  хвост кинематографической знаменитости. Там и без меня охотников вцепиться  имеется с избытком.
 
Да и, кроме того, я же не в курсе, считает ли Дукалис земляков-воронежцев достойными внимания после феерического взлета  на подмостках культурной столицы  и практически на всех телевизионных  экранах страны. Ну, это  не в обиду Сереге. Сейчас думаю, надо было всё-таки подойти, сделать попытку пожать лапу. А там, как вышло бы, так бы и вышло...
 
Я уж не буду повествовать о располагавшихся рядом  Ленинградском Зоопарке, Музее истории артиллерии,   Сытном рынке и Котельной Камчатка на  улице Блохина 15, как о вещах общеизвестных и довольно привычных.
 
Впрочем, перечислять все тамошние достопримечательности дело не благодарное и бестолковое, поскольку все  их  не сможет на память перечислить никто, о себе я уже и не говорю.
 
В общем, жили мы тихо и дружно почти четыре месяца до середины декабря. Соседи мои не буянили абсолютно. Да и с чего бы им буянить? Добрые спокойные люди, хотя, конечно, слегка придавленные жизненными обстоятельствами вследствие факта бездетности. Ну, такие обстоятельства не переборешь, поскольку исходят они из Горних сфер, от тамошних обитателей.
 
С приходом холодов я стал замечать, что у нас в квартире порою попахивает здоровым дровяным дымком, несмотря на наличие центрального отопления. Лет за  тридцать  до описываемого момента я, может, и не обратил бы на это никакого  внимания, поскольку тогда в этом ничего необычного не было.
 
Тогда в 1960-1970-х годах у многих из жильцов в ванных комнатах имелись так называемые титаны. Титаны  по существу представляли собой  буржуйки с ёмкостью для воды. Обогревались они дровами до нужной температурной кондиции  воды. 
 
Горячая вода  использовалась для стирки, либо для  водных  процедур гражданами, ленившимися ходить в обычную общественную баню с парилкой и березовыми,  либо дубовыми вениками, как весь советский народ. Ну, вы понимаете этот форс  – принять ванну с сеточкой на причёске, выпить бутылочку шампанского, подобно товарищу Козлодоеву из «Бриллиантовой руки».
 
После проведенных мною   оперативно-розыскных  мероприятий, с  опорой на  предыдущий  жизненный  опыт,  мною было установлено следующее. На чердаке, как раз над арендуемой мною комнатой,  завели обыкновение ночевать неизвестные мне люди, Эти незнакомцы  предположительно  не имели  альтернативного места для распития горячительных  напитков.
 
Я уж и не знаю достоверно, были ли это просто обездоленные люди  без своего угла, коим было негде переночевать, или таки они являлись действительно кошмарными бандитами,  ужасными разбойниками, безжалостными грабителями и убийцами.
 
По стране уже подспудно расползалась слава о городе Санкт-Петербурге, как о криминальной столице нашей Родины.  Помимо того,    не прошло еще и года, как закончились недобро поминаемые на территории нашего многострадального Отечества, девяностые годы двадцатого века.
 
Наличие вкусного дровяного дымка неопровержимо доказывало, что граждане присмотревшие чердак над моей комнатой в качестве жилья каким-то образом умудрялись осуществлять  дровяной обогрев сей обители, дабы не дать дуба в случае возникновения на просторах чердака экстремальных морозов.
 
Я-то ведь не в курсе, может они там,  на чердаке избушку, какую бревенчатую сконструировали, из лиственничных бревен,  вроде охотничьих домиков  в енисейской тайге.  А в домике  печка присутствовать должна  обязательно и дровишки  к ней соответственно, с духовитым таёжным дымком.
 
В общем, однажды,  набравшись храбрости, выдвинулся я ближе к ночи на чердак в разведку, вооружившись, как человек, имеющий почти, что боевой опыт,  киянкой  значительного размера и довольно устрашающей формы.
 
Киянка это такой деревянный инструмент, исполненный на манер молотка. В итоге мне удалось выяснить только то, что построить бревенчатый таежный домик  на чердаке никто не удосужился.
 
Костерок  чердачные соседи разводили  на металлическом листе прямо над моей комнатушкой. Объяснялась эта беспардонная наглость очень  просто. Прямо над моей комнатой в крыше имелось,  так называемое слуховое окно, дым через которое замечательно вытягивался  при наличии правильной тяги.
 
Правильная же тяга имела место в том случае,  если ветер не дул со всей дурью прямо в слуховое окно, наполняя чердак воздухом извне и, препятствуя тем самым,  выходу дыма от костерка.
 
Лист  железа был уложен строго в соответствии с требованиями противопожарной безопасности, но мнится мне,  что он таки не прошел необходимый контроль со стороны Санкт-Петербургского Государственного пожарного надзора.
 
В тот мой поход на чердак  я застал всего лишь пару  чердачных соседей и довольно вежливо и легко уговорил их потушить небольшой костерок и покинуть зону проживания над моим потолком. Это происходило, как помнится,   числа пятнадцатого декабря.
 
Ещё пару раз, учуяв запах дыма, я снова лично, без привлечения силовых структур и прочих внутренних органов,  поднимался на чердак  к компании из пяти-шести пьяненьких вольных альбатросов.
 
Оба раза мне удавалось, используя дипломатический талант, крепкое словцо и  демонстративно-агрессивное  почесывание волосатой груди деревянной киянкой, принадлежащей на правах собственности соседу, добиться от них желаемого.
 
А именно:  удаления   всей компании  без определенного места жительства  в изрядном подпитии с чердака над занимаемой мною комнатой  в некие резервные  места дислокации компании.
 
Как сейчас помню, последний  визит в  обитаемую  зону на чердаке  я   предпринял  девятнадцатого  декабря. А двадцатого декабря  я имел честь получить от владельца  комнаты Серёги Тегалева записочку с уведомлением о подъеме арендной платы.
 
Мне предстояло  за арендуемую комнатушку вместо  одной тысячи семисот рублей вносить  ежемесячно авансом две тысячи пятьсот рублей. И произойти этот беспрецедентный подъем оплаты должен был не позднее первого января следующего года, то есть  ровно через одиннадцать дней.
 
Я уж и не знаю,  что за бзик торкнул моего арендодателя и коллегу Серёгу. То ли с деньгами где-то его прижало, то ли еще какая-то  случилась нежданная  финансовая оказия.
 
Не думаю,  что Серёге не хватило моих двух с половиной тысяч рублей на приобретение нового шестисотого Мерседеса. Не такой  он человек. Хотя машинка  эта была весьма и весьма в моде в те приснопамятные времена.  Желание заиметь такую  тачку в личную собственность могло довести до греха кого угодно.
 
Сейчас это просто смешная сумма, а тогда-то —  ого-го! Наш российский  бизнесмен на тот момент  просто еще не вошел во вкус буржуйской жизни, когда с граждан можно без зазрения совести драть  три шкуры, а то и многажды более.
 
Пройдет еще лет десять — пятнадцать  до того момента, как российского предпринимателя  заклеймят высоким званием самого жадного бизнесмена в мире.  Минимальная же зарплата российского гражданина работающего на этого шкуродера  обвалится ниже, чем в Колумбии, Вьетнаме, Перу и Бразилии. А прожиточный минимум и вовсе рухнет глубоко  ниже канализации.
 
Впрочем, это к делу отношения не имеет. Цена была объявлена и цена эта мне не понравилась. У меня в голове защелкал знакомый мне с молодых ногтей прибор,  именуемый арифмометром,  и итоговый баланс явно был не  мою пользу. Проще говоря, новая цена за аренду жилого помещения мне оказалась не по карману.
 
Я не стал ни с кем спорить и уж тем более не стал впадать  в нервное расстройство или  витальную  депрессию по данному факту.  Просто в этот же день собрал свои немногочисленные манатки, а утром следующего дня съехал к себе на работу, имея при себе всё мое наличное немногочисленное имущество. Было, конечно,  обидно! Не сильно, но все-таки обидно.
 
Уходя из съемной комнаты в никуда, без возврата, я,  как порядочный, не вороватый гражданин вернул соседу принадлежащую ему на правах собственности  боевую киянку.
 
Помимо того я даже  уведомил оного о происходящих на чердаке неблагоприятных для общественной безопасности процессах. Мне тогда отчего-то показалось, что сосед слушал меня в пол уха и моему информационному сообщению  не придал никакого значения.
 
В офисе С-MAP, где я успешно трудился,  я  намеревался переночевать  пару-тройку ночей, не ставя в известность руководство,  пока буду заниматься поисками съемного угла.
 
Сереге же, как истинный российский джентльмен,  вследствие отсутствия у меня чрезмерно дорогущей в те времена мобильной связи, я оставил записку.  В записке я извещал арендодателя  о разрыве нашего устного договора аренды жилья. Оплачена комната была за месяц вперед, а до 31 декабря, конца оплаченного периода оставалось немалое время.
 
Посему я счел свои обязательства  по договору исполненными и с чистой совестью беззаботного питерского воробья выпорхнул из арендуемой комнаты на свободу. Выпорхнул из принцыпа.
 
Свобода эта сиюминутно выглядела    пока что,  как абсолютный   космический вакуум. Все происходило в соответствии с известным мне смолоду девизом: «Трудности укрепляют молодежь!».
 
На третий день мытарств бездомного человека,  меня,  ночующего в офисе  на стульях напротив моего рабочего компьютера,  прихватил на горячем мой непосредственный начальник, или бос, или шеф, или Генеральный директор. Это уж как вам больше нравится.
 
Деваться было некуда, пришлось мне общаться с непосредственным начальством, несмотря на нежелание расплёскивать на лиц непричастных  содержание моих индивидуальных проблем.
 
Мой однокашник, персонаж довольно изощренного ума и мой непосредственный начальник на описываемый момент, достигший достаточно  широкой известности в довольно узком электронно-картографическом профессиональном кругу отреагировал весьма и весьма своеобразно.
 
Босс всемерно пошел мне навстречу,  отпустив на «каникулы» к семье прямо с момента нашей беседы до пятого января без вычетов из зарплаты. Он  прямо таки предопределил  будущие   устремления нашего правительства освобождать народ от тягостей  трудовых на изрядный срок, для приведения перегруженных новогодними праздниками организмов в нормальное состояние.
 
Естественно, что я не стал  упираться рогом в палубу. Я не кричал, что мне, дескать,  хлеба не надо, работу давай!  И не заверял босса в своем нежелании  бросить его в одиночестве, на произвол судьбы, в трудный предновогодний отчетный период в самом конце финансового года.
 
Впрочем, Сергей Сергеевич Губернаторов, бывший мой сокурсник и по совместительству ещё и Генеральный директор  близкого моему сердцу Закрытого акционерного общества «C-MAP» от меня этого и не требовал.
 
А посему,  задрав хвост трубой, я тотчас умчался на Московский вокзал покупать билеты на поезд до Воронежа,  отложив всю суету по поиску съемного угла на после новогоднее будущее. Причем, всех близких моему сердцу  друзей я оповестил о настигшей меня проблеме с наймом жилья.
 
На следующий день я уже валялся  в трениках на верхней полке купейного вагона, наблюдая под смакование бутылочного «Ред булла», как мимо в снежном вихре проносятся заиндевевшие  просторы нашей могучей Родины. Есть такая старая и  справедливая истина: всё что ни делается — всё делается к лучшему!
 
Если, конечно, постараться исключить случаи, когда оно всё делается к худшему.  Абсолютно всё в нашем мире относительно. Если кому-то, где-то  становится лучше, не факт, что кому-то, где-то  от этого не станет хуже. Что, в конечном счете, и произошло в  нашем с Серегой Тегалёвым случае. Выходит, что истина-то  эта весьма   сомнительная.
 
Прорвался я  через новогодние каникулы и, застилающий страну  новогодний угар, с минимальными потерями,  как человек умеренный и, получивший от мамы  приличное  воспитание.  Возвращение  в  Питер произошло строго к назначенному сроку пятого января в состоянии абсолютной трезвости  и даже без намёка на перегар, в отличие от многих окружавших меня граждан. 
 
Первая новость, которую я услышал на рабочем месте от своего коллеги и корефана Сани Ширяева, гидрографа Божьей милостью, бывшего также в юности сокурсником Сереги Тегалёва, меня просто шокировала. По силе воздействия она произвела  впечатление грома с ясного неба.
 
Некие  злокозненные личности на чердаке прямо над комнатой Серёги  в ночь с 31 декабря на 1 января  праздновали встречу Нового года. Мало того, что алкогольные  возлияния  на чердаке, несмотря на мою наводку,  никто не удосужился пресечь, так  по вине Росгидромета случилось ещё и нежелательное направление ветра.
 
То самое направление ветра, которое приводило  к  абсолютно неправильной тяге в пространстве чердака,  где вокруг  костерка происходил новогодний банкет в теплой компании гипотетически вероятных бомжей, разбойников, грабителе и убийц.
 
В результате  чрезмерного злоупотребления горячительными напитками   в процессе банкета и неблагоприятных погодных условий   костерок перерос  в локальный пожар немалой мощности прямо над комнатой Серёги.
 
Очумевших от левой водки и духовитого  дровяного дыма  обитателей чердака успели спасти   героические жильцы подъезда. А вот тушением пожара занялись уже питерские профессиональные огнеборцы.
 
Итогом их огнеборческой деятельности явилась локализация и уничтожение  очага возгорания и три  в тонны воды из брандспойтов, ухнувшие через прогоревший потолок прямо в известную мне комнату…
 
Сказать, что я удивился, это значит не сказать ничего.
 
Услышав чуть позднее из моих уст    историю со злодеями  и огнеборцами, мой однокашник  Генеральный  директор  Сергей Сергеевич  задумчиво почесал правой рукой затылок и произнёс: «Да, с тобой, наверное, все-таки разумнее не ссориться».
 
Это вызвало у меня некие сомнения, а не хотел ли он со мной слегка повздорить,  как начальник с подчиненным, до того как услышал сию занимательную  историю. Благоразумие таки  одержало верх, и начальник предпочел не выговаривать мне своё руководящее фэ.
 
Ну, помстилось мне такое. Хотя, возможно, я и ошибался.
 
Пока я развлекался на новогодних  каникулах, самые верные и  надежные по жизни мои друзья, Жорик и  Людмила Шипулины по закону третьего рукопожатия отыскали мне подходящего арендодателя. Отыскали и  не преминули просемафорить  мне  в Воронеж эту радостную новость ещё до моего отъезда  в Питер.
 
В итоге, вернувшись в Питер, я сразу после работы пятого января  двинулся   на Большой Сампсониевский проспект, в  старый  домище под номером сто восемь к старушке божьему одуванчику, которая и сдала мне комнатку  за плату, вполне пришедшуюся  мне  вроде, как по карману.
 
Бабулька эта оказалась просто замечательной. Появилась она в Ленинграде уже после войны, но горького в период немецкой оккупации хлебнула изрядно, проживая в ленинградской области. Дети у нее жили самостоятельно в отдельной квартире и частыми посещениями не баловали.
 
А посему старушка взяла надо мной довольно плотное шефство, регулярно потчуя  пирогами с капустой и картофелем собственного производства с чаем,  и даже пригласила на собственный день рождения, где я под рюмку домашней настоечки и познакомился с её детьми и внуками.
 
Дом этот,  оказывается,  золотыми буквами вписан в историю нашего Великого Отечества. Мемориальная доска на памятнике Ленину у дома  гласила,  что именно отсюда Владимир Ильич Ленин, в кепке с перевязанной платком челюстью, замаскированный под питерского пролетария отправился вершить пролетарскую революцию. 
 
Ушел он  пешком в штаб революции -  Смольный  институт благородных девиц, дабы двинуть  балтийских матросов и прочую пехоту вкупе с вооруженными  пролетариями и аграриями   на штурм Зимнего дворца.
 
И что примечательно, тараканов-пруссаков в этом историческом здании на Большом Сампсониевском проспекте не было подчистую. Видимо, так уж сложилось, что не по рангу трофейным пруссакам было проживать по соседству с Владимиром Ильичём  в одном доме.
 
Что касается Смольного и Зимнего, уж простите, я просто не знаю, как там обстояли ранее и обстоят ныне  дела с тараканами-пруссаками.
 
Сереге Тегалеву я выражать свои соболезнования не стал, поскольку все еще был на него сердит. Не сильно, так, малую толику. Чисто символически. Стой поры мы  как-то  больше не встречались. Не сводила  судьба нас на одной тропинке.
 
Впоследствии вышло так, что много лет спустя Серега продал свою комнатушку в коммуналке и переехал на ПМЖ в тихий городок Сортавала  в Карелии на берегу Ладожского озера.
 
Слышал я от людей, изрядно разбирающихся  в таких вопросах,  что городок этот  замечательный,  просто выше всяческих похвал. Последней  известной мне рискованной шуткой Сереги была шутка с конфетной вазой. 
 
Поделились информацией общие знакомые,   посетившие Серёгу в карельском  медвежьем углу. Состояла шутка  в том, что Серёга  насыпал в вазу для конфет изрядную дозу качественного  чернозема с горкой и установил её на обеденный  стол в гостиной комнате своего частного дома в Сортавала.
 
На удивленные вопросы гостей и прочих званых и неприглашенных случайных посетителей, с какой стати на обеденном столе красуется хрустальная ваза   с землей вместо конфет,  следовал весьма оригинальный, хотя и вполне резонный ответ.
 
Дескать,  хозяин, то есть сам Серёга,  решил начать привыкать к земле по причине уже довольно солидного возраста и гипотетически возможного в будущем финала жизни.
 
Серёга Тегалёв смолоду слыл большим юмористом. Хотя эту шутку весьма трудно отнести к разряду  молодежного  юмора. Больше похоже на старческое, пенсионерское ворчание в свой собственный адрес.
 
Сейчас Серега уже нас покинул. Царство ему Небесное, упокой Господи его душу. Уж я и не знаю, успел ли он привыкнуть к земле. Хороший был человек, не без «тараканов», конечно, но  по большому счету хороший. Креативный и весьма характерный!
 
Я на него, во всяком случае,  обиды не держу и рад,  что мне выпало удовольствие общаться с ним, как со стаканом в руке, так и на трезвую голову. А что до тараканов, так у каждого из нас, вне всякого сомнения, в голове их предостаточно, причем самых разнообразных.
 
В отношении происшествия с пожаром и последующим затоплением  комнаты в результате огнеборческой деятельности парней в медных шлемах с гребнями, я своей вины в этом деле никак не усматриваю.
 
Я, конечно, попенял Сереге, за нежданно постигший его, ни с того, ни с сего приступ  жадности, и подъём ценника за аренду комнатушки.  Но попенял, молча и глубоко в  душе, причем  не до такой степени душевного накала и кипения, чтобы накликать на него этакую беду.
 
Думаю, что вся эта,  история,  всё-таки дело рук абсолютно не подконтрольных мне римских фурий вкупе с  их партнершами по правоохранительному бизнесу греческими эриниями …
 
2024 г. 

Примечания
 
Горние сферы — Небесное Царство, место обитания добрых ангелов и почивших о Господе святых;.
Немезида  — в древнегреческой мифологии крылатая богиня возмездия, карающая за нарушение общественных и нравственных порядков;
Феми́да — в греческой мифологии богиня правосудия, титанида, вторая супруга Зевса;
Фурии — в древнеримской мифологии богини мести;
Эри́нии — в древнегреческой мифологии богини мести и ненависти;