РОДИТЕЛИ. Из книги «ЧЕРНОБЫЛЬСКИЙ СЛОВАРЬ...»

РОДИТЕЛИ. «Человек жив, пока его помнят и любят. Он остается среди живых, живет в их памяти и в их делах, даже если и умер давно. Именно поэтому мы должны жить достойно, и нам не будет стыдно перед теми, кто уже ушел из жизни. Люди, заслонившие мир от Чернобыльской чумы, заплатили страшной ценой — своей жизнью. О них нужно помнить всегда, а не только вспоминать по случаю, изредка. Об их родных и близких, их семьях, их детях, их родителях нужно заботиться постоянно, окружать их вниманием и теплом, поддерживать и помогать им по всем вопросам… До сих пор, до сих пор с трудом верится в то, что есть такие дети, которые погибли так рано — ради жизни на Земле…»
                                            Лидия Николаевна Белова, мать Алексея Аугустовича Белова (1962-1997 годы),  погибшего от Чернобыля
                                       *    *    *
     Родители погибших и пострадавших от Чернобыльской катастрофы… Ничего нет — и не может быть — страшнее горя родителей, когда с их детьми случается такое. Дети должны переживать своих родителей, быть здоровее и крепче их, стать им опорой в старости — казалось бы… Когда общество кидает в жернова катастроф и войн молодое и сильное племя, а отвечать некому — только родители, только родные и близкие становятся последней опорой для молодых людей, искалеченных физически и душевно.

А горе родителей, переживших своих детей — это черное горе.

                                          *    *    *
   Родители и родственники погибших съезжаются на Митинское кладбище в день поминовения жертв Чернобыля 26 апреля. Едут со всех сторон. Чернобыльский мемориал в этот день оживает памятью родных и близких, растревоживается громкими речами с предусмотренных заранее трибун. Родители не отходят от родных могил, для них приехать сюда было не труднее, чем будет уезжать отсюда домой. Самое дорогое для них осталось здесь навсегда. Эти апрельские поминальные дни совпадают по воле Господней с пасхальными; на могилах повсюду кроме цветов — куличи, свечи, крашеные яички с Украины привезенные… Мысленно и реально облетаю-обхожу все эти могилы, здороваюсь со всеми, всех жалею и люблю; многих запоминаю все более, от встречи к встрече.

Родители приезжают к детям.

Никто никогда не может детям заменить родителей.

Но кто же может заменить родителям их детей?

Нет, только не это!!!

…Клавдия Федоровна и Виктор Никанорович Панькины похоронили своего сына Александра в 1991 году. Всю совместную жизнь свою они прожили честно, в трудах и заботах. Клавдия Федоровна родилась в 1936 году в Белоруссии, в Полесье. Там же выросла, закончила школу. Думала о дальнейшей жизни, об учебе. В Москву попала по случаю, жила у родственников. Виктор Никанорович родился в 1933 году в Тульской области, в Ефремовском районе. Там же провел детство и годы учебы, закончил техникум. Срочную службу проходил в Москве, в Москве же потом и остался, у родственников. Так они и познакомилась в 1959 году… Виктор понравился Клавдии тем, что был скромным, трудолюбивым, а она ему — своей искренностью и порядочностью. Поженились. Свое жилье появилось не скоро. Начинали свою семейную жизнь с нуля, без особой помощи со стороны родных. Надежда была только на себя, на ту семью, которую собирались создать.



Виктор всю жизнь работал шофером, любил машины и технику. Место работы у него было всегда одно: почтовый ящик, НИИ прикладной механики. Клавдия работала в строительной организации, на Шестом железобетонном заводе; сорок лет продержалась на одном месте. Их удивительное постоянство и верность были общими чертами характера, прочно их объединяющими. Вроде все получалось неплохо в условиях того времени. Клавдия поступила в техникум, но доучиться не получилось — в 1962 году родился сын Александр. Через полтора года родилась дочь Татьяна. Все было на руках, на плечах Клавдии Федоровны, ведь Виктор Никанорович — с утра до ночи на работе. И детей-то, бывало, не видел неделями… Но время шло, дети подрастали. При всех превратностях жизни воспитывали детей фундаментально правильно, ориентировали на правду и добро.

Особенно отличался Александр.

Саша всю жизнь смотрел на родителей как на пример для подражания. Он в детстве был веселым и изобретательным ребенком. Понимал и разбирался во многом. С возрастом развивался, умнел, радовал родителей. Всегда заступался за младшую сестренку, а как же — старший брат! Вообще — старался никого не обижать, быть защитником для слабых. Так было в школе, так было в армии, так было везде. Школу окончил блестяще — всего с одной четверкой в аттестате. Поступил в институт пищевой промышленности, закончил его — и тут же забрали в армию. Срочную службу проходил в строительных войсках на БАМе в 1984–1985 годах, но это была для него не последняя служба Родине. Впереди был Чернобыль, и плохих он не требовал себе в жертву, но только хороших… В зону Чернобыльской аварии Александр был направлен по разнарядке Люблинского райвоенкомата столицы в феврале 1987 года как офицер запаса на сборы, а работал тогда на московском заводе «Темп» старшим инженером в отделе главного механика. Забрали без проволочек и медобследования. В Чернобыле был командиром взвода, занимался строительными работами по замене железнодорожного полотна в 30-километровой зоне, то есть снимали старую дорогу, а прокладывали новую. Много было там разных случаев и происшествий, да не все хотелось потом рассказывать родителям и сестренке…



Домой вернулся в апреле 1987 года, а всего провел в Чернобыле два с половиной месяца. Жизнь была впереди, о плохом не думалось. В 1989 году женился, в этом же году пригласили на должность заместителя главного инженера вновь образованного Центра технического творчества молодежи «Авангард», что Александру представлялось тогда интересным. Но… начиналось другое время, пошла коммерция и расчет, что Александру было чуждо. Характер у него был прямой, приспосабливаться и ловчить не умел. Жена Наташа уже была беременна. Навалились проблемы. Приходилось переламывать себя, нервы были на пределе. Перемены в организме почувствовал скоро, но болезнь проявилась фактически два года спустя после Чернобыля в виде незначительного — поначалу — прыщика на шее. Старался не обращать внимания, врачей особо не любил. Но преодолевать болезнь было уже невозможно. Когда стало значительно хуже, пришлось обращаться за помощью к медикам. Заболевание оказалось в разгаре: онкология, лейкемия. Начали облучение — лучше не стало, появились страшные головные боли.

Виктор Никанорович и Клавдия Федоровна не ждали, не гадали, что жизнь вот так распорядится с сыном, с ними, с их семьей… Старались для семьи, для детей, дали обоим высшее образование, хотели радоваться и жить дальше — внуки не заставили себя ждать. У Татьяны — своя семья, двое мальчиков, у Наташи и Александра в 1990 году родилась девочка, назвали Машенькой. Вопросов и проблем было много, как в любой семье, живущей на скромные и честные средства.  Особенно трудным оказалось тогда для Клавдии Федоровны продать родительский дом в Белоруссии. Дом пропадал, ездить туда стало сложно, сил заниматься этим не было. Продали за бесценок… И что говорить, какой удар вообще был нанесен родным местам Чернобылем, когда от родного дома тот Чернобыль — всего в ста километрах! Первое время государство еще как-то поддерживало людей, а потом всю помощь отменили. Вот тебе и дом… Вот тебе и мирный атом… А сам взрыв? Допустили или спровоцировали — кто теперь ответит? Говорят, что случайно — да разве так бывает? Тут когда в котельной добавляют давления в две атмосферы, оператор не имеет права в сторону отойти, не то что кому другому перепоручить. А там — такое дело: атомный реактор! Разрабатывали, науку привлекали, средства народные тратили. Об опасности, о людях — и думать не хотели. Ордена себе вешали, титулы присваивали да премии получали. А потом детей на гибель посылали, последствия эти ликвидировать.

А сынок-то, Сашенька… Тут и слов нет…

…Александру становилось хуже и хуже. Родители могли помочь только своей заботой и вниманием, хотя им самим приходилось туго. Что было делать? Виктор Никанорович по складу характера не был готов к каким-то активным действиям, его самого нужно было утешать. Он все так же работал. Здоровье крепким никогда особенно не было, и Сашина болезнь провоцировала болезни Виктора Никаноровича. Виктор стал унывать и отчаиваться. Клавдия Федоровна отчаиваться не умела, она всю жизнь положила на то, чтобы вырастить детей, поддерживать мужа, соблюдать семью. Дорого ей доставалось семейное благополучие и здоровье своих дорогих людей, а тут — хоть криком кричи! Стала сражаться за жизнь сына как могла. Шел бесконечный круг: больницы, лекарства, врачи… Машенька только что родилась, и Наташа была накрепко привязана к ребенку. Вместе с Клавдией Федоровной ухаживали за Сашей. Ездили в больницы, где он лежал, крошечную внучку оставляли на попечение Виктора Никаноровича, который боялся ее и на руки взять. Вместе рыдали, но так, чтобы их никто не видел… Саша угасал на глазах, и все это понимали. Он сам не хотел верить в свой конец, даже группу инвалидности не хотел брать. Даже когда наступила почти полная парализация рук и ног, все равно строил планы на будущее: хотел построить большой дом для своей семьи, и чтобы детей было много, и чтобы жили дружно — как родители.

…Как родители…

Уже понимая безысходность положения, но не теряя последней надежды, Клавдия Федоровна обращалась в Шестую больницу, в Министерство здравоохранения, в чернобыльские организации, даже в СЭВ (Совет экономической взаимопомощи стран Восточной Европы) — все напрасно. Последний раз Сашу положили в институт радиорентгенологии, что на Профсоюзной улице. Было ясно, что хорошего ничего уже не будет, то есть не то, чтобы хорошего — ничего уже не будет… Надо отдать Сашеньке должное в том, что он держался собранно и достойно. Это отмечал медперсонал везде, где бы ни приходилось ему лежать, особенно в свои последние дни, на Профсоюзной. Был со всеми любезен, обращался ко всем уважительно, как привык с детства, как учили дома и в школе. Все врачи и медсестры старались помочь, да понимали, что сделать ничего уже нельзя. Еще раз сделали облучение, но головные боли только усилились. Спать не мог от диких головных болей — и так все последние дни жизни. Так вот и умер в ноябре 1991 года. Остались те, кого так любил: вдова, родители, дочь. Дочка с рождения нездорова; нервная система маленького ребенка чутко восприняла то, что происходило с отцом. Именно в первые месяцы и годы жизни у человека формируется организм, закладывается здоровье. А тут еще и наследственность. Машенька и по сей день требует особого ухода и внимания.



Никто не вернет ей отца.

Никто не вернет сына родителям.

Никто не восполнит потери от Чернобыльской атаки.

Никто….

Сочувствие мое тем родителям чернобыльцев, что похоронили в Чернобыле своих детей, — беспредельно. Сочувствие тем детям, которых Чернобыль оставил без родителей, — беспредельно. Сочувствие вдовам — беспредельно. Такая ситуация, какая сложилась в семье Панькиных, тяжела многократно. Остались в горе и ужасе и жена, и дочь, и отец, и мать, и сестра… Не очень-то складно сложилась жизнь у Наташи, большие трудности и проблемы возникают у дочери, и даже если бы она была вполне здорова, проблем у нее вполне хватило бы… У сестры Татьяны своя семья, ей полегче. А вот родители… Несчастье пришло в дом и захотело остаться в нем навсегда. Болезни не замедлили обостриться, нервы расшатывались, душевное равновесие исчезло. Зачем такое, чтобы они были живы, а сына нет? Время шло, а легче почти не становилось. В 1991 году уже вышел закон о Чернобыле, по которому полагались льготы и выплаты семьям, потерявшим кормильцев. И тут… У Саши не было инвалидности первой группы, что давало бы максимум возмещения. Семья получила, конечно, страховку и единовременную помощь, но в каком виде? Это был уже 1992 год, и пошла инфляция. Все деньги обратились в прах. Не будь инфляции, такая сумма могла бы стать достаточной поддержкой семьи, особенно для маленького ребенка, а так — оказалась жалкой подачкой.

Поначалу назначили пенсию, да потом отменили: закон изменился, и ввели понятие «ущерба здоровью». Ничего хорошего семье это не принесло. Спасали заботы друг о друге, о внуках, особенно о Машеньке. Наташа с Машенькой еще долго жили вместе с Сашиными родителями, пока у Наташи не появилась возможность устроить свою жизнь. Но Машенька как была, так и оставалась под крылом дедушки и бабушки. Клавдия Федоровна и Виктор Никанорович сумели пережить тяжкое горе, только воспоминания сверлили болью. Утешение их было и в том, что Александр оставил о себе добрую память в людях и делах, ничем плохим себя не запятнал. Но собственное здоровье было уже не то… В сентябре 1999 года у Клавдии Федоровны случается инфаркт, что не удивительно. Здоровье Виктора Никаноровича после Сашиной смерти стало сильно расшатываться, стала гораздо чаще обостряться язвенная болезнь двенадцатиперстной кишки. Моментально переутомлялся. А тут его просто подкосило. Он не перенес состояния Клавдии Федоровны, хотя виду подавать не хотел. Обратился потом уже к врачам, но было поздно: рак поджелудочной железы. Помочь было уже нельзя, и он скоропостижно умер в январе 2001 года в возрасте 65 лет.

Сейчас за потерю сына Клавдия Федоровна получает пособие — 500 рублей в месяц, за потерю отца Машеньке полагается точно такая же сумма. Больше рассчитывать им не на что.

…Никто никогда никому никого не вернет…