Перекрестки судеб 4

                                                                                    Настоящие матросы под дождем не мокнут

                                                                                    Старая барласская поговорка

 

 

      Секретарь парткома ВКП(б) Астраханского порта Зияддуллин Ахмат Камилович стоял спиной к, сидевщему за столом Ядгарру, смотрел в открытое окно и дымил кошмарно дорогущей папиросой табачной фабрики Дукат. На подоконнике лежала пачка с изображением Центрального театра Красной армии в столице нашей Родины Москве, на фоне развивающегося на всю пачку красного знамени и буковками — ЦТКА.

Ахмат Камилович никогда не служивший в армии, несмотря на июльскую жару, был в расстегнутом военном френче табачного цвета, без знаков различия и разлапистом галифе, в стиле а ля товарищ Лазарь Каганович, тонувшем в добротных хромовых сапогах.

Камилович судя по всему и сувствовал себя почти товарищем Кагановичем, театрально  исполняя монолог на подмостках собственного кабинета:

«Подумаешь, сорок восемь лет, ты посмотри на себя в зеркало. А? Понимаешь, да? Молодой снежный барс. Ну, не то чтобы молодой, но барс это точно! Что касается брони. Она ведь не танковая броня, которую из пушки не всякий раз прошибешь, а бумажная.

Понимаешь? Бумажная! Вот бронь — есть! Видишь, да? А вот ее уже нет! Да? Вычеркиваю я твою фамилию. Партия тебе бронь дала, партия назад ее забирает. Понимаешь, да?

Война! На фронте добровольцы нужны. Мы знаем, что ты старый воин и оказываем тебе честь, первым уйти на фронт добровольцем. А там и другие за тобой потянутся.

Тебе, бившемуся с немцем в первую империалистическую, гонявшему басмаческие банды в песках Туркестана, ходившему в атаку на Линию Маннергейма в финских снегах. Тебе! А кому еще? Это великая честь! Ты должен понимать. А не поймешь, так…

Мы ведь тут все знаем, все помним. У меня в столе бумага лежит, что ты со своим семейством члена ЦК товарища Рудзутака в кутаки определил. Да неважно, что товарищ Рудзутак нам вовсе не товарищ, а пуще того — врагом народа оказался и расстрелян.

Туда ему и дорога. Надо бы еще разобраться, чего это ты из всего состава ЦК ВКП(б) Рудзутака выбрал, дабы на стенку повесить. Я понимаю, что дочка твоя мала, да глупа. Это надо выдумать?! Рудзутак – кутак! Только как посмотреть, то ли мала и глупа, а то ли от тебя слышала, как ты члена ЦК хулил, да за тобой повторяла?

А царские ордена? Ордена твои Георгий да Анна чего стоят? Ох, и дорого же те царские ордена стоят! Большой красивый пуля! Прямо тебе в лоб из маузера — в подвале, у кирпичной стенки. Ты их куда дел? Закопал, наверное? Понимаешь, да?

И правильно сделал, не стоят они того, чтобы за них в края Соловецкие отправляться. Ты должен понимать политический момент. Старую русскую поговорку знаешь? Не буди лихо, пока сам себе не дурак. Иди добровольцем, а то Рудзутак-кутак из моего письменного стола на поверхность всплывет.

Знаю я, что у тебя семеро детей, знаю, что кормить их надо. Воюй, Ядгар, со спокойной душой. Мы тут за твоей женой с детьми присмотрим, не беспокойся. Аллах милостив. Аллах тебе поможет. Тьфу ты! Шайтан тебя забери! В смысле, партия тебе поможет!

Иди, давай. Тебе собираться надо. Пару дней с семьей побудь, а в понедельник в военкомат. Да заявление об увольнении по собственному желанию, в связи с уходом на фронт добровольцем, не забудь у секретаря оставить.

А мы тут этот факт решением партийной ячейки проведем, в райком о твоей героической инициативе отрапортуем, дабы примером для других послужил и на подвиги, так сказать сподвигнул. Понимаешь, да?».

На улице было жарко, пот почти сразу выступил на лбу Ядгара, то ли от жары, то ли от понимания произошедшего. Лишь порою ощущалось свежее дуновение с Волги. Война войной, а обед по расписанию, подумал Ядгар и направился к входу в столовку райпотребсоюза.

Котлеты были явно не домашние. Пока ешь вроде ничего, а как наелся запах такой, что… Общепит, одним словом. Можно было бы дойти до дома и пообедать с семьей, но Ядгар не знал, как сказать жене о том, что он добровольцем уходит на фронт. А не сказать и того хуже, все равно поймет, что не так что-то. Марьям всегда это понимала, если что не так.

По молодости Ядгар был горячим парнем и сам лез во все щели, куда собака хрен не совала. Такая уж у него порода. Он и сейчас готов, но… Дети. Их семеро. Старшей тринадцать, а младшему только шестой годочек пошел.

Женился Ядгар поздно, когда ему перевалило далеко за тридцать. Не до того было – германская, гражданская, потом басмаческий Туркестан.

Была у него девушка в 1920 в Бухарском эмирате, из кишлака Лянгар. Бодомгул звали красавицу. Имя ее означало – девушка цвета лепестков миндаля или просто цветок миндаля. Жизнь она ему тогда спасла. Нашла раненого Ядгарра в горах, притащила в кошару.

Рисковала ради него своей жизнью и жизнью своего отца. Выходила вместе с отцом. Если бы не она гнили бы до сей поры в Яккобагскихгорах косточки красного хаджи — лазутчика самого товарища Фрунзе при дворе Бухарского эмира.

Он как выздоровел, позвал Бодомгул с собой в Астрахань замуж. Даже калым за нее отцу отдал – сотню николаевских золотых десяток из эмирской сокровищницы упрятанной в пещерах гиссарского хребта. Щедрый калым, однако. Оплатил из запасов Светлейшего Эмира Алимхана.

За такую красавицу стоило бы отдать и больше, да не золотыми десятками, а самыми дорогими алмазами и изумрудами. Эти сто червонцев были малой толикой от того несметного богатства, что увел бывший дживачи из под носа Бухарского Эмира в руки Назиров молодой Бухарской республики.

Как говорит Секретарь заводского парткома ВКП(б) товарищ Зияддуллин Ахмат Камилович:

— Старую русскую поговорку знаешь? Каждому овощу свой фрукт!

Вот тогда Ядгар созрел, для любви, семьи и детей. Только не уберег красный командир свою красавицу. Так уж случилось, что сразила её злонамеренная басмаческая пуля под Самаркандом, куда пробирались они вместе с Бодомгул. Из-за ее смерти и задержался Ядгар в Туркестане на пять долгих лет.

Пять долгих лет, бывший дживачи отряда галбатырей личной охраны Бухарского эмира, скакал на горячем скакуне, как свой среди басмачей. Пять долгих лет пробирался через горные перевалы под личиной дервиша, в истрепанном халате, с окованным железом посохом в руках, неся информацию о планах курбаши басмаческих отрядов, столь необходимую красным воинам.

Пришлось сковырнуть с рукояти наградногоЛюгера золотую пластину с дарственной надписью и на пять долгих лет припрятать в укромном месте.

Ядгарр отомстил за смерть Бодомгул, не только обобщенно всему басмаческому миру виновному в ее смерти, а адресно, конкретному человеку выпустившему пулю убившую её. Только после этого Красный хаджи собрался домой.

Вернулся комвзвода в Астрахань в 1925 году, а в 1926 уже женился. Отцов дом советская власть к тому времени успешно реквизировала и заселила. Жили в доме теперь несколько работников народной милиции с семьями.

Ядгара власть тоже не обидела, выделила из обретенных таким же манером резервов домик над Волгой. Невесте исполнилось на момент бракосочетания всего-то пятнадцать лет, а в шестнадцать она уже родила старшую дочь. Восток – дело тонкое. На востоке свои правила.

Снова нашли Ядгарра за большой надобностью в начале апреля 1929 года. Снова понадобился Красный хаджи воинам революции. Тихо, не афишируя пригласили на беседу к человеку в сером невзрачном костюмчике, не богатырских статей.

Представился собеседник именем Рагиб-бея. Назвал хорошо знакомого и уважаемого Ядгарром человека, широко известного весьма и весьма узкому кругу лиц, который рекомендовал Ядгарра. Человека в сером кургузом костюмчике не по размеру Ядгарр узнал. Нет, не был он знаком с ним ранее.

Просто видел на портретах в форме командира корпуса Красной армии с тремя ромбами на петлицах и двумя орденами Боевого Красного знамени на груди. Виду не подал, что узнал. Рагиб-бей, так Рагиб-бей – таковы условия игры. Не Ядгарру эти условия менять.

Беседовал с Ядгарром Герой Гражданской войны комкор Примаков, участник штурма Перекопа, бывший командир Первого конного корпуса Червонного казачества, на момент беседы военный аташе советской дипломатической миссии в Афганистане.

Уже восемнадцатого апреля Ядгар экипированый в форму афганского кавалериста в составе отряда из тысячи «аскеров» вошел на территорию Афганистана после атаки афганского пограничного поста.

Имея на вооружении четыре горных пушки, двенадцать станковых и двенадцать ручных пулеметов тысяча всадников Рагиб-бея пронизали советско-афганскую границу, словно разогретый шампур каре молодого барашка.

На территории Афганистана в отряд влилась тысяча настоящих кадровых аскеров афганской армии, верных Имманулла-хану. Совместному советско-афганскому отряду была поставлена задача восстановления на престоле свергнутого правителя Афганистана Имманулла-хана и уничтожения отрядов лидера басмаческого движения курбаши Мухаммада Иброхим-бека Чакабаева.

Мухаммад Иброхим–бек старый знакомец Ядгарра еще со времен службы Красного хаджи в гвардии джиляу Эмира Бухары Алимхана. Ядгарр хорошо помнил сухопарого и молчаливого караул-беги бухарской армии Мухаммада Иброхим-бека Чакабаева.

Достойный уважения мужчина и храбрый воин. Контактировал с Иброхим-беком Ядгар и позднее на территории восточной Бухары и Афганистана в период попыток восстановления власти Алим-хана на подвластных басмачам территориях.

Тогда Курбаши помимо борьбы с советами занимался по поручению Алимхана поисками сокровищ Мангытов, укрытых по указанию эмира в Яккобагских горах. Неординарным человеком был курбаши, и весьма неоднозначным. Однажды курбаши даже пошел на контакт с советами. Результатом контакта были тысячи спасенных от смерти бойцов Красной Армии.

Собственно, именно по причине знакомства Красного хаджи с курбаши Иброхим-беком, Ядгарр и понадобился дважды краснознаменному орденоносцу, Герою Гражданской войны комкору Примакову.

Рейд отряда на просторах Афганистана длился полтора месяца. У города Мазари-Шариф были разгромлены несколько отрядов курбаши Мухаммада Иброхим-бека. Отряд взял города Мазари-шариф, Балх, Ташкурган. Все шло просто замечательно, ровно до того момента, когда советской разведке стало известно о тайных переговорах Имманулы-хана с итальянцами и немцами.

Иманулла-хан, судя по всему, не собирался выполнять договоренности, достигнутые при встрече товарища Сталина в марте 1929 года с правой рукой свергнутого Имануллы-хана, министром иностранных дел Афганистана Сидик-ханом.

После бегства Имманулы-хана в Индию, с афганским золотым запасом, отряд Рагиб-бея, имевший совершенно фантастическую для тех времен вещь — мощную радиостанцию для связи с центром, был отозван с территории Афганистана по приказу самого товарища Сталина.

Пути Ядгара и комкора Примакова разошлись навсегда. В 1930 году Примаков стал военным аташе дипломатической миссии в Японии, уже с тремя орденами Боевого Красного знамени на груди. В 1932 году закончил обучение в Германской академии Генерального штаба, в 1936 году назначен заместителем командующего Ленинградским военным округом.

В августе 1936 года словно гром среди ясного неба грянула беда. Комкор Примаков был арестован НКВД по обвинению в участии в армейской военно-троцкистской организации.

В 1937 комкор признал себя виновным в антисоветском троцкистском военно-фашистском заговоре, вместе с маршалом Тухачевским, командармами первого ранга Якиром и Уборевичем. 11 июня 1937 года все высокопоставленные заговорщики были приговорены Верховным судом СССР к смертной казни и на следующий день, без суеты, но и без отсрочек расстреляны.

Суровая судьба постигла и Мухаммада Иброхимбека. В 1931 отряды Иброхимбека под давлением афганских правительственных войск были вынуждены перейти из Афганистана на территорию советского Узбекистана. Иброхимбек добровольно сдался органам ОГПУ.

О данном факте ходили туманные слухи, якобы Иброхимбек сдал ОГПУ часть сокровищ эмира Алимхана. Однако вопреки слухам, официально было объявлено о пленении в долине реки Кафирниган, курбаши басмачей Мухаммада Иброхимбека отрядом ОГПУ под командованием Мукума Султанова.

Известного курбаши не удостоили чести препроводить его в Москву, а после недолгого суда в Ташкенте странно скоропостижно расстреляли. Бродили шепотки о том, что якобы голова Иброхимбека отделенная от тела была даже выставлена в одном из павильонов ВДНХ в Москве.

Сам Ядгар голову курбаши не лицезрел, а посему в эту байку в духе традиционных эмирских расправ, с засушенной головой в павильоне ВДНХ воспринял, как бред сивой кобылы.

Вот так в биографии Красного хаджи, по мнению Секретаря заводского парткома ВКП(б) товарищ Зияддуллина Ахмата Камиловича, нарисовались еще пара несмываемых черных пятен.

Пятна, в дополнение, к уже имевшимся ранее грязным биографическим кляксам – орденам Святого Георгия и Святой Анны, службе подпоручиком русской императорской армии и кратковременное пребывание в качестве дживачи личной гвардии Эмира Бухары.

Ахмат Камилович, насколько известно Ядгарру, уже давно строчит доносы в соответствующие широко известные органы о темном прошлом своего коллеги по борьбе за светлое будущее советского народа товарища Зайнуллина Ядгарра Ахкамовича.

Однако там, в тех самых органах, товарищи таки знают кое-что неизвестное Камиловичу и кладут на его «информативные письма» резолюции с огромным прибором верблюжьего размера.

Ах, как не хочется Красному хаджи, чтобы товарищей из компетентных органов, знающих всю его подноготную правду, поставили к стенке также, как маршала Тухачевского с комкором Примаковым, командармами Якиром и Уборевичем.

Если уж таких орденоносных тузов козырных с множеством ромбов на петлицах к стенке притулили, что стоит им прислонить к той же стене немалых чинами кураторов Ядгарра с холодной головой и горячим сердцем, отозвав их с передовых позиций классовой борьбы в ИНО ОГПУ?

А потом и самого, мелкого такого, размером с блоху, дживачи личной гвардии эмира Бухары, в распыл пустить, забыв все его былые боевые и финансовые заслуги.

А вот и не мешает им ничего. Блоха она и есть блоха. Просто букашка, даже при наличии Ордена Красной звезды Бухарской НСР третьей степени. Он букашка, даже при наличии в резном комоде дарственного именного люгерас надписью на кобуре — «Доблестному Красному кахрамону Ядгару Зайнуллину за выдающийся вклад в победу Мировой Революции от Совета Назиров Бухарской Народной Советской Республики. Январь 1921г.».

На какое-то время о Красном хаджи забыли. Но только на время. В Финской зимней кампании Ядгар участвовал уже, будучи главой большого семейства. Так же вот, как сегодня, Ахмат Камилович вызвал в кабинет и сказал: дорогой мой, партия тебе доверяет очень важное дело. Непонятно как это Камилович с Республиканской Испанией промахнулся в тридцать шестом?

Сейчас жене уже тридцать. Как жена управится одна с семерыми детьми, пока Ядгар воевать будет? Их ведь действительно кормить надо, и кормить каждый день. Да и возраст. Сорок семь лет уже не двадцать и даже не тридцать. О смерти Ядгару не думалось, не раз надевал шинель и всегда возвращался. Привык возвращаться.

Про Рудзутака, похоже, соседи накляузничали. Дома у Ядгара, в красном углу, там, где у православных иконы висят, а у мусульман шамаилы – настенные оберегающие стихи из Корана, исполненные красивой арабской вязью, висел портрет члена ЦК ВКП(б) товарища Рудзутака.

Старшей дочери Гарифе тогда лет пять только исполнилось. Как-то, разбаловавшись, Гарифя, прыгая через скакалку на дворе, во всю силу своего детского голосочка запела: Трам- там, так-так, рудзутак-кутак, трам-там, так-так, рудзутак-кутак… Ну и так далее, пока Ядгар выйдя во двор не услышал. А как услышал, так чуть не оглох.

Откуда, что взялось, Ядгар так и не понял, да и малышка похоже не уяснила, что она плохого сделала. В сердцах он выпорол дочку первым прутом, какой под руку попался. Крепко выпорол и впредь наказал девоньке членов Политбюро ЦК ВКП(б) такими срамными сравнениями не сравнивать, не то все семейством, дескать, в тундру оленей разводить отъедем.

Только она в силу малолетства своего была не в курсе кто такой член, какого такого ЦК, да и про тундру не уразумела. Жена тоже нагоняй получила за пробелы в воспитании дочери.

Кутак на татарском языке означает ни много, ни мало — ту самую часть мужского организма, про которую на заборе пишут на русском языке. Прошло все вроде тихо. Рудзутак, правда, как позже выяснилось, врагом народа оказался и был расстрелян. Только вот на этот счет были у Ядгара сомнения и не малые. Чтобы железный ленинец Рудзутак продался германской разведке?! Такого и в страшном сне не приснится.

Тогда, после расстрела Рудзутака, по стране втихую расползлись слухи, что, дескать, в свое время, Вождь мирового пролетариата товарищ Владимир Ильич Ленин, предлагал кандидатуру Рудзутака на должность генерального секретаря ВКП(б), которую в то время занимал товарищ Сталин.

Это больше похоже на правду, нежели байка о члене ЦК ВКП(б), продавшемся Германии — «верному другу Советского Союза», как гласила советская кинохроника.

Портрет из красного угла Ядгар изъял, да вечерком спалил в печке, радуясь, что все прошло без последствий, и его самого не впечатали в список врагов народа на расхлябаной печатной машинке фирмы Ундервуд в глубинах Лубянки. И вот на тебе — бумага лежит в столе секретаря парткома. Шустрые у тебя соседи, Ядгар. Шустрые и бдительные.

Надо бы еще разобраться… Тьфу! Да ну их к шайтану! Чего в партийной ячейке выдали, то и повесил на стенку, выдали бы Сталина, повесил бы Сталина. Выдали бы Троцкого, так и его повесил, но выдали Рудзутака. Кто ж знал, что он в скорости врагом народа окажется, да еще и германским шпионом в придачу? А может даже и японским!

Ахмат Камилович, он тот еще фрукт, как продукция фабрики резиново-технических изделий «Заря Коммунизма». Снаружи пытается казаться веселым и нарядным первомайским шариком, а внутри кондом кондомом – темный и склизкий. Тьфу! Ядгарра чуть не вывернуло котлетами из столовки райпотресоюза от представленной в красках натуралистической картинки.

Где гарантия, что завтра Ахмат не окажется врагом народа? А то и, пуще того, тайным агентом Богдо-Гэгэна девятого, в простонародии Джебдзун-Дамба-хутухты — главы буддистов Монголии. С него станется! Время ныне такое острое, что трудно представить с достаточной долей вероятности от кого и чего можно ожидать.

Сам Ахмат Камилович жопу свою прижал к начальственному креслу и в добровольцы не спешит записываться. Да и с Ядгара бронь снял, небось, для родственничка какого, дабы от фронта отмазать. Будет просто до икоты смешно, если пройдет какое-то время и Ядгарра растреляют за давнее знакомство с Ахматом Камиловичем.

Впрочем, Ядгарра уже трудно удивить чем-либо — проза жизни, шайтан её задери. Ядгарр широко улыбнулся своим мыслям и с удовольствием представил Ахмата Камиловича, изрешеченного пулями расстрельного залпа, сползающим по красной от крови кирпичной стене подвала астраханской тюрьмы НКВД.

Но более предпочтительной ему показалась картинка с секретарем заводского парткома ВКП (б) Зияддуллиным Ахматом Камиловичем в канахоне эмирского зиндана, с тройкой замечательных верблюжьих клещей и парой сколопендр, присосавшихся к его многострадальной мошонке.

Глубоко внутри Ядгарра, несмотря на все его сорок восемь лет, все еще сидел тот щуплый мальчишка, пришедший на двор казачьего урядника Архипа Емельяновича Смороды, дабы послужить мальчишкой для битья для его сына Пашки. Такие мальчишки сидят внутри каждого мужчины всю жизнь вплоть до самой кончины.

Вот прямо так, без всяких экивоков, чисто по большевистски и представил. Назидательная картинка, надо сказать получилась. Магнитическая! А так им «проституткам» и надо. Кого имел в виду под термином «проститутки» член ВКП (б) с 1918 года Зайнуллин Ядгарр  Ахкамович, так и осталось для окружающих тайной покрытой мраком.

Надо сказать, в мире достаточно много «проституток», чтобы к сорока восьми годам не разобраться, кто есть кто, и где. И, что интересно, эти «кто» и «где» абсолютно не зависят от существующего на данный момент общественно-политического строя. Такие вот неистребимые при любых формациях мерзкие «потаскухи»! Всегда были, есть и, видимо, всегда будут.

Ядгар двинулся мимо астраханской крепости к Волге. Еще целый час он прогуливался по набережной, обдуваемый прохладным ветерком со стороны реки, а затем повернулся и решительно направился домой. Время для раздумий закончилось. Пришла пора действовать…

Продолжение вероятно последует…