НО ТЫ СКАЗАЛА МНЕ...

НО ТЫ СКАЗАЛА МНЕ...
(из цикла "Стокгольмский синдром")
 
Я нашла в соцсетях фото своего бывшего мужа и сохранила на рабочем столе. Он там такой няшка… Даже ни капли не изменился за прошедшие двадцать лет, не постарел… Видать, правду говорят, — маленькая собачка до старости щенок… Даже костюмчик на нем все тот же, мешковатый, плохо сидящий… Хотя такого, вроде бы, не может быть, — он истлел прямо на нем еще во время нашего счастливого совместного проживания… Как странно…
И когда мне становится совсем хреново; когда проблемы наваливаются и душат, и кажется, что сил больше нет… Я смотрю на его фотографию, и мне сразу становится легче. Я понимаю, что я – очень счастливый человек, и мне несказанно повезло в своей жизни. Потому что однажды я сумела ЭТО из нее вышвырнуть…
Я была глупой девятнадцатилетней девочкой, повстречавшей первую любовь. Он – по возрасту – был взрослым почти тридцатилетним мужчиной, пришедшим однажды к мысли, что ему пора сочетаться законным браком, чтобы доказать-таки окружающим свою полноценность. И среди миллионов гораздо больше подходящих ему по возрасту женщин, мечтающих о замужестве, он выбрал наивного невинного ребенка, чуть ли не со школьной скамьи, которого, как он считал, легко сможет подмять под себя и заставить принять свои убеждения. Ни на миг не задумываясь о том, стоит ли ломать ему жизнь в угоду своим прихотям.
И поначалу ему это, вроде как, даже удалось. Я влюбилась в казавшегося мне таким взрослым мужчину со всем пылом неискушенной юности. Я не хотела замуж. Я с колыбели мечтала поехать в Москву и поступить на журфак. Я даже в газете уже почти отработала необходимое для этого время… Я собиралась спасти и изменить мир, осчастливить все человечество, и, как Моисей, выцвести людей на свет и избавить их от многовекового рабства…
Он решил, что я должна поставить во главу угла его счастье.
«Но ты сказала мне, это мечты, и ничего в них нет, — вот и все, что сказала мне ты!..»
Только с точностью до наоборот…
Мой милый убедил меня, что в этом мире нет ничего важнее нашей великой любви. И я согласилась с ним, потому что тогда я еще не знала, что любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда… Несмотря на мою молодость, наивность и инфантильность, он разглядел во мне жену-маму, способную вкалывать на трех работах без выходных, чтобы содержать семью, воспитывать детей, — окружающие ведь должны убедиться в том, что он – полноценный мужчина, способный иметь потомство, — и ограждать от всех проблем и невзгод любимого мужчину, лежащего на диване кверху жоп… ногами и, разумеется, считающего, что работа – это для быдла… Он уверял, что мы с ним будем безумно счастливы, несмотря на отсутствие даже шалаша… И я поверила. Сдуру.
Мы долго тянули друг друга в разные стороны, безуспешно пытаясь изменить. Он хотел заставить меня читать другие книги, слушать другую музыку, смотреть другие фильмы, — потому что мои мелкие «мещанские» интересы не подходили для такого высокообразованного интеллигента, как он. Я же, несмотря на свою пока еще сумасшедшую влюбленность, твердо отстаивала свое право читать Джекки Коллинз, а не военную научно-техническую литературу, смотреть художественные фильмы, а не документальные о политике, и упорно не желала боготворить Алсу и Анжелику Варум, предпочитая музыкантов и певцов мужского пола. Я же чуть ли не силой заставляла его мыться, — ведь этот интеллигент во втором поколении искренне полагал, что от «купания» чаще одного раза в неделю можно умереть. Я с руганью гнала его в магазин за одеждой — ДЛЯ НЕГО, не для себя!!! – потому что он носил, простите, трусы, представляющие собой одну сплошную дыру (их мне мать подарила!!!), протершийся до дыр смешно сидящий на нем костюмчик (мне мать его купила на выпускной в школе!!!), китайский пуховик цвета детской неожиданности, — у меня был такой же лет десять назад, когда они только появились, — первоначальный оттенок его определить было уже невозможно, — то ли желтый, то ли зеленый, то ли коричневый, — шапку-ушанку, на которой практически не осталось меха от времени, с висящими ушами, — такие тоже были у нас в моде много лет назад… Я заставляла его работать… Упаси Боже, я вовсе была не меркантильна, и золота и бриллиантов не требовала, но подлый ребенок просил иногда кушать… Жили мы экономно… На транспорт денег не было, поэтому через весь город, — а он у нас был почти миллионник, — с колясочкой в любую погоду – милое дело, для здоровья полезно… Питались практически одной молочкой, — покупали ребенку, а мне – что оставалось, — зато фигура в порядке!..
И вот однажды мой милый произнес свою коронную фразу: «Ты слишком много от меня требуешь! Я не могу зарабатывать столько, чтобы каждый день покупать тебе литр молока и литр кефира!..»
Я еще понимаю, если бы речь шла о банке икры и килограмме сервелата…
С тех пор мы живем вдвоем с сыном. Папа ни разу за почти двадцать лет не пожелал даже посмотреть на своего наследника. Просто вычеркнул из жизни вместе со мной. Да и слава Богу!.. Да, в моей жизни много было такого, что вспомнить даже сейчас страшно… И работала годами без выходных, и в долгах тонула, и рыдала по ночам от жалости к себе и отчаяния… Но уж молочные продукты в холодильнике у меня никогда не переводились. А иногда и икра с сервелатом забегали… Мы выжили. Мой бывший муженек тоже. Нашел себе другую жену-маму. Завел другого ребенка. И, что самое главное, ТАМ ему позволяют не работать. Ценят видать, — не то, что я!
Но в одном он был прав. Не готовая к жизни глупая девочка оказалась на многое способна. И я не собираюсь останавливаться на достигнутом.
Просто иногда мне тоже бывает грустно. И тогда я смотрю на его фотографию. И понимаю, что я – очень счастливый человек!