ПОМОГИ БЛИЖНЕМУ СВОЕМУ…

ПОМОГИ БЛИЖНЕМУ СВОЕМУ…
(из цикла "Стокгольмский синдром")
 
Мой младший братец женился в свое время на девочке из неблагополучной многодетной семьи. Очень бедной, — по словам моей мамы. Отец-алкоголик много лет не работал. Один из старших братьев по молодости связался не с тем, кем надо, и сгинул без вести, — правда, спустя двадцать лет обнаружился в Прибалтике, удачно женатым и вполне благополучным. Еще один брат – честный вор, живший по принципу «украл, выпил, сел». Третий братик был поначалу довольно удачливым, — даже женился на дочери главного архитектора нашего города, — а потом что-то перещелкнуло, он начал пить, пару раз отсидел, отморозил ноги, — так, что ступни пришлось наполовину ампутировать, — и стал бомжом. Четвертая сестра – инвалид детства, они ее в конечном итоге признали недееспособной и запихали в психушку на пмж. Одна лишь младшая, Анечка, самая любимая, оказалась без явных изъянов и более или менее благополучно пристроилась замуж. А ее мама, вдобавок к собственному буйному семейству, воспитывала еще и двух внуков от своих неудачных старших детей.
Но речь сейчас не об этом.
Моя мамуля, добрейшая душа, — особенно, почему-то, по отношению к другим людям, — тут же кинулась им помогать. Правда, почему-то за мой счет… Она чуть ли не силой заставила меня собрать все старые вещи, — вплоть до тех, которые даже на помойку вывесить уже не решишься. Под предлогом того, что «там совсем нищета, они и этому рады будут!..» — она отправила все эти подарки им… Я шибко не противилась, — надо же помогать своим ближним!..
Правда, через пару лет все это рванье зачем-то вернулось ко мне обратно, — да еще и с довеском в виде «материальной помощи» уже мне… После чего благополучно перекочевало на помойку. А я за это время узнала, что Анина мать, глава семейства Тамара, жуткая шмоточница на самом деле, шкафы у нее ломятся от одежды, и им впору самим помогать нуждающимся… И не такие уж они и бедные, несмотря ни на что, потому что женщина, невзирая на некоторое присущее ей мотовство, тем не менее, приспособилась выживать в этом мире.
После этого с идеей помощи «бедным родственникам» я, разумеется, завязала. Да и у меня самой тогда были непростые времена, — впору самой просить милостыню…
А вот мама почему-то все никак не могла угомониться. Она у меня очень добрая и свято верующая. Поэтому, чуть только заходила речь о том, что у меня пришло в негодность что-то из одежды, и необходимо покупать новую, она тут же, ничуть не переживая по поводу отсутствия шмоток у меня самой, начинала в буквальном смысле вопить:
— Вот и отдай это Тамаре!.. Они же голые ходят!.. Им носить нечего!..
Голыми там никто не ходил, и я знала об этом. Мои подачки были нужны им, как прошлогодний снег. Но почему-то мою милую мамулю просто сводила с ума моя «скупость и жадность». И со временем, по мере прогрессирования у нее, как я подозреваю, некоторых психических отклонений, ее истерики по этому поводу начали принимать просто гротескный оттенок.
Например, как-то однажды я случайно обронила в разговоре, что у меня совсем разорвались кроссовки, — надо срочно куда-то выбираться и покупать новые. Мама тут же буквально заверещала в трубку:
— Вот и отдай их Эдику!.. Ему совсем ходить не в чем!
— Мама, — недоуменно возражаю я, — кроссовки вообще развалились, их уже невозможно носить, они дырявые!
— Вот и отдай их Эдику!.. Ему все равно! Он же бомжует!.. Тамара говорила, он у них в песочнице около дома живет! Вот и отнеси их прямо сейчас Ане, пусть она ему их передаст!
— Мама, — снова в полном шоке возражаю я, — ты подумай сама!.. Зачем взрослому мужику кроссовки тридцать пятого размера? Они ему не налезут даже дырявые! На что он их натянет?
— Так у него же все равно ноги ампутированы, вот ему как раз они и подойдут!!! Отдай ему их, ему ходить не в чем! Я сейчас позвоню Ане, скажу, что ты принесешь ей кроссовки для Эдика!
Разумом я понимаю, что это уже просто не совсем нормально. Деликатно пытаюсь объяснить, что при всем желании вот прямо сейчас я никак ей их все равно не принесу, — мне элементарно в чем-то надо дойти до магазина!
— Так ты же сказала, они совсем рваные?! – уже переходит на визг мама.
— Да, совсем рваные, — подтверждаю я, — но ведь босиком я все равно не смогу идти! В чем-то мне дойти-то надо!
Я надеюсь, что к тому времени, как я действительно доберусь до магазина, мама уже забудет про этот разговор. Я уже миллион раз пожалела, что опять случайно подняла эту тему. Надо как-то закругляться…
— В чем-нибудь дойдешь!!! – Мамуля орет в трубку так, что, наверное, я могла бы услышать ее и без телефона с другого конца города. – Отнеси их Ане прямо сейчас, Эдику вообще ходить не в чем!..
Я понимаю, что кто-то из нас двоих безумен. Но пока я еще настолько вымуштрована, что даже не смею подумать на маму, и полагаю, что это у меня какие-то проблемы. Наивная!..
Я устало, из последних сил, пытаюсь объяснить:
— Мам, но мне даже до Ани, — она проживала в соседнем доме, кстати, — дойти не в чем!
— Так как же ты тогда собираешься пойти в них в магазин?! – рявкает мама.
— Мама, господи, но другого-то выхода у меня нет! – уже чуть не плачу я. – Босиком-то, согласись, я точно дойти не смогу!
— А-а-а!!! – переходит на ультразвук мама, потерявшая, похоже, от ярости последние остатки разума. Этот ее «переход» всегда пугал меня просто до безумия. – А-а-а!!! Значит, носи их сама!!! Я хотела, как лучше, но ты будешь носить их сама!!! Вот и носи их сама!!! Я-то пыталась тебе помочь, но ты будешь носить их сама!!! Ну, и ладно!!! Ну, и живи, как хочешь!!! Ну, и носи их сама!!! Ты же будешь носить их сама!..
Повторив еще раз сто эти фразы в различных их вариациях, добавив напоследок, что я ей больше не дочь, прокляв меня и пожелав мне счастья и удачи такими словами, которые обычно не употребляют в приличном обществе, мама швыряет трубку.
Я сижу, как оплеванная, размазывая слезы по щекам и не понимая в очередной раз, чем вызвала ее приступ.
Позже мне придется позвонить ей, вымолить прощение, согласиться с тем, что никого хуже меня в этом мире Господь Бог еще не придумал, и я послана ей в наказание за ее грехи, — но и про меня, такую беспутную и неправедную, Господь не забудет и обязательно накажет, — за мою злобность, ненавистность, жадность, грубость и т.д. и т.п. Потом она меня милостиво согласится простить. «Ведь ты же моя дочь, и я обязана простить тебя!..»
Но только при условии, что я прямо сейчас, бросив все, кинусь к Ане относить кроссовки для Эдика. И не дай мне бог не сдержать испуганную нотку в голосе…
Все остались счастливы.
Почему я это терпела более тридцати лет? У меня нет ответа на этот вопрос.
Кто-нибудь еще удивляется тому, что я уже двенадцать лет не общаюсь со своей доброй и милой мамочкой?..