МОЯ ЧУЖАЯ ЖИЗНЬ

МОЯ ЧУЖАЯ ЖИЗНЬ(из цикла "Стокгольмский синдром")
 
Давным-давно в какой-то книге, — я уже не помню, естественно, в какой, — я прочитала следующую историю. У одного человека был больной сын. Он был человек небедный; приглашал к сыну кучу известных врачей, но никто из них не только не смог его вылечить, — никто не смог определить причину его недуга. И вот однажды какой-то мудрец сказал, что мальчик никогда не выздоровеет, и виноват в его непонятной болезни сам отец. Потому что он живет не своей жизнью, не той, которую предначертал для него Бог. Мол, Господь дал ему великий талант: он должен был стать художником. А он вместо этого занялся чем-то другим, более удачным, разбогател, многого достиг, чего никогда не сумел бы добиться, если бы по-прежнему занимался рисованием. Но талант свой похоронил. А Господь не прощает, если человек не способен оценить такой великий дар. Поэтому его сын болен и скоро умрет. И единственная возможность спасти его — бросить все нажитое и все-таки стать художником. И тогда его ждет еще большее богатство и слава, и сын его вылечится...
К чему я об этом вспомнила? Вроде бы, глупая история. Но у меня была тетя. И она с детства была очень талантливой. Между нами была разница в десять лет, и я всегда помню ее что-то рисующей, — какие-то картины, поражавшие мое детское воображение, плакаты, стенгазеты… Помню: у нее всегда были разноцветные тюбики с красками, яркими, блестящими, — не представляю, где она брала их во времена советского дефицита, — и ими было так здорово играть...
В техникуме уроки черчения и рисования у нее вел профессиональный художник, — не шибко знаменитый, но, как говорили, довольно известный в своих кругах. И он, разумеется, сразу заметил ее выдающиеся способности. И, по окончанию четвертого курса, предложил ей поехать в Москву. Сказал, что они, художники, держатся сплоченно, понимают, как трудно пробиться, и всегда своим помогают всем, чем могут. Пообещал устроить ее в институт, — мол, у него огромные связи, и ее там примут с распростертыми объятиями. Пообещал помочь с жильем, — опять же, мол, у него много друзей, любой из которых пустит ее жить к себе, совершенно бесплатно, потому что все они когда-то были в такой ситуации. И все это — совершенно без какого-либо сексуального подтекста. Просто сказал, что такой талант, как у нее, нужно развивать; грех хоронить его на обувной фабрике...
Но. Было одно "но". Он сразу объяснил, что они, художники, ведут свободный образ жизни. И это значит, что вряд ли у нее будет крепкая семья, стабильная работа, — как правило, в их среде отношения свободные, заработки случайные, добиться славы и известности удается лишь единицам… И Эля, естественно, отказалась с ужасом. Она на тот момент встречалась с мальчиком, собиралась за него замуж, и вообще мечтала о стабильной обеспеченной жизни, а не о поисках себя где-то в сфере искусства.
Стабильной жизни не вышло. С первым мужем развелась. Осталась с маленьким ребенком. Второй муж, вроде бы, души не чаял в них обоих, но опять же не сложилось. Жизни так и не было. Ни семьи, ни жилья, ни работы… Все чего-то искала… Вечно какие-то мужчины, постоянно меняющиеся, какие-то съемные углы, ребенок воспитывался бабушками и годами не видел мать… Начала пить… И умерла. В тридцать восемь лет. Якобы, от белой горячки, — точный диагноз мы так и не поняли, это было лишь предположение. А мне всегда казалось: она просто так и не смогла жить этой не своей жизнью, для которой она не была предназначена. Уехала бы с свое время в Москву, — и все могло бы сложиться по-другому. Но не сложилось.
К чему я все это рассказываю?.. Да просто я тоже вот уже сорок лет живу не своей жизнью. Я всегда что-то сочиняла. Писать начала раньше, чем говорить. И не видела для себя другого будущего. Лет в десять осознала, что хочу заниматься журналистикой. Бегала по газетам, носила статьи. Их печатали, хвалили, пророчили мне большое будущее. И я не сомневалась, что уеду в Москву, закончу факультет журналистики, стану известной и знаменитой, объезжу весь мир… Жизнь казалась заманчивой и полной неожиданностей… Семья, дети, быт, — все это совершенно не вписывалось в мои понятия о жизни и пугало меня просто до истерики. Я мечтала о свободе и независимости. И о славе.
Но реальность оказалась суровой. "Какая Москва, — ты совсем сдурела?! — сказала мне мама. — Ты закончишь местный техникум и пойдешь работать на завод! Я уже место тебе нашла в не слишком грязном цехе; тебя там уже ждут!.." Я сопротивлялась, — слишком слабо, как я понимаю сейчас, но все-таки сопротивлялась. Противиться моей маме было не так-то просто… Но я не пошла в цех. Вместо этого я устроилась в редакцию небольшой местной газетенки. Поначалу меня носили там на руках и обещали через два года помочь с поступлением в МГУ. А потом… Конец 90-х… Зарплату не выплачивали по несколько месяцев, в редакции намечались сокращения… А кого сократят, разумеется?.. Не подающую надежды молодую талантливую журналистку, а досиживающих рядом свой век пенсионерок. И поэтому я в одночасье из талантливой и подающей надежды стала вдруг полной бездарностью… Пришлось уволиться. Мама была рада. Она нашла мне место уборщицы в детском саду, — самое подходящее для меня на ее взгляд… А тут еще осложнение после перенесенного на ногах гриппа — нейроинфекция… "Какая Москва?.. — кричала мама. — Какая учеба?.. Тебе здоровье не позволит!.." Сиди себе спокойно здесь, в общем, выходи замуж, рожай детей… Рожденный ползать летать не должен!..
Сейчас я понимаю, что надо было просто бежать, — смену белья в сумку и прочь из дома. Но тогда… Тогда я сломалась. Мне нужна была поддержка близких людей. Но мама костьми готова была лечь на моей дороге, лишь бы я позабыла свои дурацкие мечты, да и молодой человек подвернулся так кстати… Мама была против и его тоже, но из двух зол, похоже, выбирают меньшее: лучше уж дочь, не удачно вышедшая замуж, чем сбежавшая в Москву… И милый, желающий, чтобы я стала "обычным нормальным человеком" ради нашей большой и чистой любви...
Свадьба… Рождение сына… Череда бесконечных работ, на которые я заставляла себя идти пинками, потому что постоянно нужны были деньги… Милый-то их зарабатывать так и не научился… Все думали, что я рано или поздно остепенюсь, стану нормальной женщиной, держащей в узде мужа и детей, прибирающейся целыми днями в квартире и готовящей вкусные обеды… А я писала по ночам, падая от усталости со стула, и все равно верила, что именно это — моя судьба… А вот прибираться и готовить так и не научилась...
Из меня так и не получилась приличная женщина, у которой муж и дети облизаны, и дом — полная чаша… Мне все это было не интересно. Поэтому мужа я выгнала через пять лет и стала снова свободной. Поклонники были, разумеется, но не мое это, — дом, работа, дети… Я всегда хотела только свободы. Наверное, поэтому и с родственниками перестала общаться на определенном этапе. Нет, судьбу Эли я не повторила. Я не спилась и не пошла по рукам. Сын вырос со мной, и у нас прекрасные отношения. Я всегда работала, ведь рассчитывать-то мне было не на кого. Перепробовала все, что можно: и секретарем была, и продавцом, и директором… Не могу сказать, что жизнь прошла напрасно… Но… Она прошла напрасно.
Мои мечты никуда не ушли. И, даже несмотря на высокие должности и неплохую зарплату, я понимаю, что я ничего в этой жизни не добилась. Я заставляю себя сползать с кровати по утрам. Я иду на очередную ненавистную работу, а вечером падаю с ног от усталости. И не могу забыть тот год, который я провела в редакции газеты. Когда весь день я бегала по городу, а всю ночь писала статьи, — и при этом даже не уставала. Тогда я жила. А сейчас… Все эти годы я словно смотрю на себя со стороны и жду, когда же я смогу выбросить этот дурацкий черновик и переписать, наконец, свою жизнь набело...
Да, теперь я точно знаю: Господь не просто так дает нам таланты. И он очень злится, когда мы их не ценим. Слава Богу, у меня внешне все в порядке; у меня прекрасный здоровый ребенок, который стал для меня поддержкой и опорой, но… Я все время это чувствую: недовольство Бога, я имею ввиду. Очень многие мои начинания срываются, хотя, вроде бы, все только что было на мази, очень многие попытки пресекаются на корню по независящим от меня причинам… Иногда просто создается впечатление, что весь мир настроен против меня, и мне не пробиться через все эти преграды. Но я иду вперед. Надеваю на лицо улыбку и иду.
Продолжаю жить этой чужой чуждой мне жизнью…