Терракотовый дельфин ч.10

Дорогу сообщением Кусюннай (ныне Ильинск) – Эсуторро (Углегорск) японцы строить  начали, но, ввиду вступления Японии во вторую мировую войну,  к 1944 году строительство было  заброшено. Поэтому далее наше  путешествие к Углегорску продолжается на автобусе.

Западная автострада  японцами была задумана и воспроизведена для переброски артиллерии, а также пехоты страны восходящего солнце по западному побережью Сахалина.  В более поздних проектах предполагалось катание по этой рокадной дороге налегких и средних танках Те-Ке, Ха-Го и Чи-Ха.  Поэтому автостраду лепили на совесть из бетонных плит. Это на случай распространения пожара Мировой революции с берегов Дальневосточной буферной республики, а позднее РСФСР в сторону Карафуто.

От Ильинска к Углегорску мы мчится по  бетонным плитам и, судя по тому что автобус бежит ровно без толчков и хрустов в ходовой части, плиты эти уложенные японцами тоже насыщены пеплом и душами строителей автотрассы тако. Тоже Хито-басира, но только в горизонтальном положении.

Убеждает меня в справедливости этого предположения то, что с момента строительства трассы произошло минимум сорок лет а то и более того, а стыки бетонных Хито-басира, смотрят друг другу в глаза, ни на сантиметр не отклоняясь от горизонтальной плоскости.

Расстояние от Ильинска до Углегорска сто сорок пять  киллометров на автобусе. Пока мы ехали это расстояние, я насчитал полсотни пересекаемых нами рек, а потом сбился со счета и плюнул на это занятие. Причем  на бетонной  автотрассе явно были предусмотрены мосты через эти небольшие речушки, судя по тому, что в речушках из воды торчали где-то по три, а где-то по пяти  бетонных быков, на которых должно было бы лежать мостовое полотно.


Однако  перед самым  разрушенным мостом  с бетонки вправо уходила посыпанная щебнем дорожка, ведущая к небольшому бревенчатому мостику, а за мостиком, такой же подъем на бетонку.

На мой вопрос, обращенный к сидевшему рядом с нами мужчине лет шестидесяти, отчего бы не положить мостовое полотно на целые японские быки один раз и навсегда, и отказаться от щебневых съездов и деревянных мостов, оный ответил матерным шепотом  и  довольно виртуозно в адрес Сахалинской обкомовской элиты.

А потом также шепотом, соленым слогом, приправленным перцем, пояснил что, если построить такой мост, с него строителю можно украсть только один раз.  А вот на восстановлении смываемых паводком и тайфунами деревянных мостиков и размываемых подъемов-спусков можно навариваться ежегодно и с не малой выгодой, поскольку на данном, преодолеваемом нами отрезке трассы, наберется под сотню таких речушек.

Мы с Олегом дружно трясёмся  в автобусе на съездах-заездах и деревянных советских мостиках через неимоверное количество мелких речушек, костеря при этом подданных Императора Хирохито. Вина их, по нашему мнению состоит в том, что, несмотря на свой хваленый самурайский дух, не смогли они  в связи с войной сдюжить запланированное строительство железной дороги Кусюннай — Эсуторро.

В двадцати километрах от Ильинска мы переезжаем  речушку  под названием Лень, мужчина продолжает  разъяснять  мне созвучные с именем этой речушки локальные  приоритеты сахалинского руководства.

Лень, дескать, им добиться денег единовременно и отремонтировать все мосты на совесть и более того невыгодно. А вот каждый году  же тридцать  три года к ряду  вбивать сумасшедшие деньги на эти съезды и мостики не лень.

Плановое хозяйство. Денег за тридцать лет угрохали на эту хрень столько, что можно было бы уже многократно восстановить эти капитальные японские мостики. Зато у сахалинских дорожников всегда есть работа и соответственно есть постоянный заработок.

Быки целые, дорожное полотно из бетонных плит, сделано настолько на совесть, что они как лежали в одной плоскости сорок лет назад, так и продолжают исправно служить. Там и надо только полотно моста на быки положить. Нет, мля, лучше мы в лучших традициях: всё  пропьём, но флот не опозорим. Раздолбаи!

Печально вздохнув,  наш собеседник  подвел итог, дескать, в эти сносимые по весне деревянные советские мостики уже столько денег вбитос сорок пятого года, по настоящее время, что японские мосты на эти денежки уже можно дважды а то и трижды восстановить. Дешевизна эта кажущаяся по-прошествии стольких лет обошлась дороже кажущейся дороговизны.

Дедок оказался довольно общительным типом, и пока мы колесили по трассе до Углегорска, я успел узнать от него много интересного, в том числе и тайну исчезновения коренного населения Сахалина – народа айну.

Я перед отъездом на практику успел почитать кое-что об острове Сахалин. Раньше когда часть Сахалина   южнее пятидесятой параллели была под владычеством Японии, эту часть острова японцы называли Карафуто. Сейчас же сами японцы называют остров словом Сахарин, по причине того, что язык японца, как орган его организма, не способен произнести правильно букву «Л».


Как бы японец не старался у него вместо буквы «Л», постоянно вылезает наружу буква «Р». Оттого все русские слова в японском произношении звучат грубо — салат, как сарада, русское женское имя Любовь, как Рюбовь, вместо солнца, как сорнце, а Сахалин, не иначе как Сахарин.Это словоохотливый мой попутчик поведал.

Мне на Сахалине нравится. Причем нравится настолько, что после пояснения о столь любимой японцами русской буквы «Л» и при упоминании названии острова у меня на язык прямо-таки просится фраза: «Этот срадкий остров Сахарин».

Вся литература, которую мне удалось прочитать о Сахалине, сообщала, что коренные жители острова Сахалин именуются айну. Айну также были и коренными жителями японских островов, но еще в древности их вытеснили монголоиды, предки нынешних японцев. И исчезли они с острова  неизвестно когда, и неизвестно в каком направлении. Так вот, всё это про таинственное исчезновение айну неправда.

Оказывается айну при власти Императора Хирохито, еще в 1935 году все поголовно получили гражданство Японии. Японцы всегда считали женщин народности айну самыми красивыми женщинами на планете Земля. Оттого они всеми правдами и неправдами старались перевезти этих прекрасных женщин к себе в Японию, либо в качестве жен, либо на край, в качестве наложниц или гейш. Что-то в этом роде, интимных подробностей о причинах такого влечения самураев к женщинам народа айну мне раздобыть не удалось.

Так уж сложилось, что все без исключения айну  оказались на юге Сахалина к 1933 году, скорее всего по причине собственной теплолюбивости. Тех же, что не успели, к своему несчастью, перебратьсяв Карафуто советская власть отправила в лагеря, отчего-то почитая представителей народа айну японцами, либо, вероятнее всего, злокозненными   японскими шпионами.

Возможно, что и были айну японскими шпионами, либо, вероятнее всего, японские шпионы поголовно косили под представителей народности айну, но верится в это с трудом.


Когда же руководство СССР в 1946  году приняло решение о репатриации японского населенияс отвоеванного Сахалина, практически все айну,  не успевшие покинуть остров до 1945 года, изъявили желание выехать в Японию. К 1948 году  более тысячи  айну покинули остров.  В итоге, чистокровных представителей народа айну в СССР практически не осталось. Ну, а что стало с репатриированными айну в Японии мне узнать не удалось? Первоисточники у нас отсутствуют.

Судя по всему, авторам краеведческой  литературы,  освещавшей историю Сахалина, была дана команда не приподнимать над этим вопросом завесу   тайны. Резонно, прямо скажем. А то дюже охочие до знаний людишки  досужие, вроде меня, начнут,   чем не положено интересоваться.

И, действительно, отчего это дремучие   айну предпочли   жизнь в не проветренной ещё после атомной бомбардировки от смертельных миазмов радиации Японии,  жизни в светлом будущем  страны   социализма. В результате таинственный народ айну   таинственно пропал с острова Сахалин неизвестно когда, в неведомом никому направлении. Ну, это моя личная выдумка по поводу.

Но, по слухам, есть и другая, схожая версия. Якобы после второй мировой войны в СССР было жёсткое табу на упоминание о народе айну, где бы то ни было. Вроде как был даже приказ главного цензурного органа страны советов, именуемого Главлитом, и звучал онименно так:  «О запрещении упоминания народности айнов в СССР».


При решении репатриации  с острова Сахалин японских подданных в 1946 году, представителей народа айну рассматривали, как граждан Ниппон, и никак иначе. Версии они ведь на голых скалах не произрастают, в отличие от арчи зеравшанской. Им хотя бы какая-то, пусть не плодородная, но почва в принципе нужна, пусть даже просто в виде слухов.

Под неспешную беседу со знатоком истории Сахалина пенсионного возраста мы миновали несчитанное количество речушек с разрушенными японскими мостами и пристроенными к съездам-заездам советскими мостиками. Помню, как сейчас, Жасминку, Новоенисейскую, Татарку, Бутон, Каменушку, Айнскую, Углегорку и, как финальный аккорд, уже в самом Углегорске,  речушку, пересекающую улицу Красный пахарь, под красноречивым наименованием Тухлянка.

Можно с полной уверенностью сказать, что в каждом городе Советского Союза, как и в Углегорске, есть своя речка Тухлянка, или Вонючка, а то и вовсе какая-нибудь Какашка, либо Смердянка. Так уж повелось испокон веков, то помои льют из окон на головы прохожих, как это было в средние века, то мусор самосвалами выгрузят на лоне природы, то спустят в реки и озера содержимое канализации, минуя очистные сооружения.  Вековые традиции. И никуда от них не денешься.

Гадят под собственным носом, а потом недовольно крутят этим носом, глядя на, плывущие по речушке использованные презервативы и, вдыхая амбрэ, исходящих от «тухлянки», миазмов ранее переваренных  продуктов питания. Хотя всё может и не так уж ужасно, как мне кажется.

Ну, да нам ли горевать. Успели мы привыкнуть, пока ехали семь километров вдоль этой запашистой речушки. Да и не сказать, что особо по ноздрям било,  слегка,  в  щадящем режиме. А местные так и вовсе, верно, не в обиде на  запашок, поскольку уже не чуют – принюхались, да и морским бризом душок поганый этот в сторону сдувает.

Научно исследовательское судно «Мирный» мы застали на рейде порта Углегорск. Долго пришлось прыгать  и горланить во всю мощь легких на берегу, размахивая снятыми с тела рубашками, в надежде обратить на себя внимание вахтенных на борту «Мирного». Наконец какой-то остроглазый член команды вышел покурить к фальшборту на баке и заметил наши могучие потуги   в желании попасть на борт Мирного.

Когда-то давно «Мирный» был буксиром проекта  А 202, тип Сильный. Построили сей пароход в год моего рождения в китайском городе Далянь на Верфи "Janan shipyard /ССЗ № 125", принадлежащей  китайско-советскому   акционерному обществу “Совкитсудострой”. Впрочем тип судна не сменился, сменился только его статус с буксира на научно-исследовательское судно.

Собственно и сейчас «Мирный» мало чем отличался от буксира. Как и ранее, над форштевнем огромный вязаный  из пенькового каната кранец–творение виртуозного боцманского мастерства в вязании морских узлов. От вида такого буксирного кранца мозг пробивает навылет  ассоциация — словно огромную касатку, убийцу китов, уложили на носу снаружи фальшборта.

Точно такая же плетеная «касатка»   из пеньки уложена на корме.Наличествуют, вязаные из пеньки, кранцы  чуть меньше размером и вдоль  бортов. Для пущей буксирной красоты и мягкости существования    имеется и обвес вкруговую из старых автомобильных покрышек. Единственно, что отличает пароход от обычного буксира, так это барабан для сматывания сейсмокосы. Правда, на «Мирном» коса несколько скромнее по размерам, нежели  на «Искателе».

Продолжение вероятно последует…