Кошмарный английский (Морская капуста)

 
Первая декада октября семьдесят восьмого. Ленинград погодой тоже не блещет, но сырость в октябре для него норма, в отличие от Находки. Я на днях прибыл прямым рейсом из Хабаровска. Мы с Олежкой храбро нарисовали в документе по факту прохождения практики восемь дней плюсом к истинной дате окончания практики и пока что гуляем на свободе.
 
Завтра пойдем сдаваться командиру с докладом о прибытии с преддипломной практики на Сахалине. Надеюсь, что Альберту Сергеевичу не придет в голову прогуляться до бухгалтерии, чтобы сличить даты на авиабилетах и на отзывах о практике. Ну а уж коли сообразит проверить...
 
Семь бед — один ответ. Нам не привыкать. Хотя командир последнее время с удивительным терпением смотрит на наши проказы сквозь растопыренные пальцы своей огромной ладошки. Я уже три дня квартирую у Жорика Шипулина. Есть у него однокомнатная квартирка на улице Гаванской, на Васильевском острове – наследство от маминой бабушки, а может и от папиной.
 
Сегодня решил прогуляться по Невскому проспекту. На мне курсантская форма. На левом рукаве бушлата под надписью ЛВИМУ и красным серпасто-молоткастым флажком топорщатся шесть курсантских лычек – шестой курс. Подготовился к завтрашней аудиенции у командира. Крайний вольный денечек, перед тем как окунуться с головой в училищные будни.
 
У выхода станции метро Невский проспект меня тормозят два морехода приписанных к неизвестному мне флоту. По нарукавным нашивкам на кителях и крабам во лбу понятно, что морские люди, а вот какого роду племени не ясно.
 
Слишком цивильные и расхристаны малость. Плюс щетина трехдневная в стиле «серых волков» гросс-адмирала Деница из Кригсмарине. Без погон. Точно не военные. Клюнули на мою морскую форму, прониклись чувством морского братства — моряки всех стран объединяйтесь.
 
Парням навскидку лет по тридцать. И, как оказалось, оба греки и штурмана в придачу. Почти родственники. Греческий торговый флот – Greek Merchant Marine. Только-только сошли со своей триеры в Ленинградском порту.
 
Им хорошо, они отдыхают. И им категорически требуется попасть в бар, где их могли бы обслужить за инвалюту во всех возможных смыслах. Аргонавты, блин! Русалок им под бочок и дубовую бочку Метаксы в руку.
 
Что требуется греческому, да и любому другому мореходу, сошедшему с палубы на берег? Ясное дело, требуется праздник души и тела – фонтан горячительных напитков и испепеляющий вулкан искрометной любви.
 
Рублями поклонники греческого повелителя морей и океанов Посейдона, к их сожалению, обзавестись отчего-то не сподобились. Но были в этом и свои плюсы. Какая к Кракену, может быть испепеляющая любовь за советские рубли? Ну, вы сами понимаете.
 
Греки настоящие мареманы. Это я не о моих мимолетных знакомцах, а о греках, как таковых, в принципе. Кто не знает о походе Аргонавтов в Колхиду под предводительством Ясона за золотым руном аж в 1250 году до нашей эры.  
 
А вспомнить битву близ острова Саламин в Сароническом заливеЭгейского моря? В 480 году до нашей эры объединенный флот эллинских полисов разгромил в пух и прах, превосходящие силы Персидского флота Ксеркса. 
 
Не менее известно и последнее сражение Хремонидовой войны у острова Кос в 261 г. до нашей эры, это, когда македоняне бились супротив эллинистического Египта. Можно еще вспомнить и целую цепь морских сражений в период Освободительной войны против османского владычества в 19 веке.
 
По тем временам деяния были вполне эпическими. Да греки и сейчас парни не промах, с начала 1970-х годов от Рождества Христова, именно греки контролируют большую часть торгового флота во всем мире.
 
Показателен факт, что государственный флаг Греции почти один в один изображает мою флотскую тельняшку в бело-синюю полоску. А уж морскую тельняшку на государственном флаге способны изобразить только настоящие, до мозга костей настоящие матросы.
 
Мои конкретные греческие собеседники не бельмеса не понимают по-русски, а я, увы, не копенгаген в греческом литературном. Да и на не литературном греческом тоже абсолютно ни в зуб ногой. Донт спик, как выражаются наши заклятые друзья англичане. А посему я беседую с греческими подданными на моем ужасном английском.
 
Меня утешает только то, что английский греков чрезвычайно, я бы сказал грандиозно ужасней моего обыденно ужасного. Но я их, к своему удивлению, понимаю. Настоящий матрос всегда поймет другого настоящего матроса, даже если тот до изумления пьян. Такова жизненная правда суровой морской службы.
 
Я жестами и на словах указываю страждущим путь к «свету» и берусь проводить их на угол Невского проспекта и Михайловской улицы, к широко известному ресторану «Садко».
 
По непроверенным слухам там имеется бар, где обслуживают клиентов за иностранную валюту. Сам я там побывать не сподобился, поскольку у меня, как и у небезызвестного пана атамана Грициана Таврического из Малиновки «нема золотого запасу». Так уж сложилась жизнь, что не подвернулось случая гульнуть на инвалюту, за неимением оной.
 
А буде он, золотой запас, и наличествовал бы? Кому-то понты дороже денег, а по мне они так абсолютно по барабану. Впрочем, по нашим временам, за фантики с портретами иностранных презиков обслужат без проблем. Причем и когда угодно, и где угодно, во всех смыслах и ракурсах. И куда только смотрят сквозь свои растопыренные пальцы товарищи из КГБ?
 
Греки закурили сами и угостили сигаретой меня. По пути к месту отдохновения настоящих инвалютных мариманов, за «вкушением» сигареты с барского греческого плеча, я делюсь коллегами семейной легендой. Согласно этой легенде мой прапрадед, бывший дедушкой моей бабушки по материнской линии, исхитил себе невесту из греческого городка Каламата, на юго-западе полуострова Пелопонес.
 
Уж я не знаю, каким таким ураганным ветром моего прапрадеда туда занесло, но это вполне документально подтверждённый исторический факт. Причем факт, подтверждённый неопровержимо, наличием в моём организме сегментов дезоксирибонуклеиновой кислоты именуемых генами, доставшимися мне от греческих предков. К сожалению, имя греческой невесты фамильная легенда не сохранила, да и имя прапрадеда уже кануло втуне.
 
Этим самым фактом своей биографии дед моей бабушки и похищенная гречанка положили начало моим предкам ну, и, как следствие, появлению в этом мире моей персоны. Я абсолютно уверен, что в моем организме где-то бурлит маленькая капелька горячей спартанской крови. Та самая, что досталась мне от греческой прапрабабки с побережья Ионического моря. Порою я таки физически чувствую это её неистовое бурление.
 
Судя по всему у моей греческой прапрабабки с предках числился какой-то из тех трехсот спартанцев, кои при Фермопилах вкупе с Леонидом, персидского Царя Ксеркса с его Бессмертными изрядно за хвост подергали. Хотя, если это и так, наверное, одной капли, что во мне бурлит, маловато, однако, будет для моих гипотетических, возможно даже эпических свершений в будущем.
 
Греческие коллеги хором приходят в восторг от моего кратенького легендарного повествования и радостно обзывают меня для начала феллоу кантримэном. Это, как я понимаю, на английском означает – собрат, земляк, или просто соотечественник. Затем они начинают хлопать меня поплечам и в итоге заключают в горячие греческие объятия. 
 
Объятия и похлопывания в стиле Попондопало из Одессы сопровождаются восторженными возгласами уже на греческом языке, что-то вроде «филос», «синтрофос» и «симпатриотилос». Видимо это аналог классического попондополовского: «и чего это я в тебя такой влюбленный». Они ведь с министром финансов Попондополо из Одессы одной крови.
 
Это уж мои предположения. На самом деле я их толком не понимаю, но в глубине души проникаюсь их приподнятым настроением. Фишка в том, что греческие мореходы уже где-то приняли на грудь и, в отличие от меня трезвого, как осколок хрустальной вазы, уже изрядно подшофэ. 
 
Да, если честно сказать, встретить земляка за тридевять земель от Родины, даже такого недоделанного, седьмая вода на киселе, каким являюсь я, это просто чудо. Похоже я им теперь в данной точке географии наипервейший корефан. 
 
Парни подхватывают меня под руки и начинают транспортировать в указанном мною направлении к ресторану «Садко», оглашая воздух международными терминами понятными каждому мало-мальски морскому человеку — дринк и вумэн. 
 
Я понимаю, что история о моей блуждающей греческой капельке крови может кончиться весьма нехорошо. Вероятнее же всего исследованиями этой капельки займутся специалисты из подразделения КГБ, отслеживающего не санкционированные контакты советских граждан с иностранцами. 
 
Это становится довольно опасным, поскольку греческим организмам требуются еще изрядная толика алкоголя и горячие объятия ленинградских профессионалок. А такие позывы добром не кончаются. Нет, конечно же не для греков. Для молодых советских моряков.
 
Мне, человеку удостоенному звания лейтенант запаса Военно-Морского Фдота СССР и, принявшему воинскую присягу, только не хватает по итогам совместных похождений с представителями недружественного флота прослыть агентом греческой внешней разведки ΕΥΠ.
 
Присяге и званию лейтенанта запаса ВМФ меня вкупе с моими корешами по группе сподобили после пятого курса по итогам военной стажировки в одной из воинских частей ВМФ в городе Ломоносове.
 
Так что я всё-таки не валенок упавший с печки, а носитель военно-морских секретов, утрамбованных в моей голове при непосредственном содействии Героя Советского Союза капитана первого ранга Лисина Сергея Прокопьевича.
 
Неспроста дубликат этих знаний хранится в бронированном сейфе в недрах альма матер, в исписанном мною конспекте по Военно-морской подготовке под грифом «Секретно».
 
Во избежание так сказать, утечки во вражеские руки коварных представителей противодействующего Союзу ССР блока НАТО. А Греция, как известно, пребывает в этой вражеской компании с 1952 года.
 
Кроме того в «Садко» вся обслуга, я уже не говорю о жрицах любви по вызову, наверняка на прикорме у парней с холодными головами, горячими сердцами и чистым руками. Во избежание той самой утечки.
 
Командирская клизма с граммофонными иголками в такой ситуации покажется манной небесной на фоне других гипотетически возможных экзекуций. Альберт Сергеевич Голицын меня просто и беззастенчиво вобьет в землю по самые уши, еще до того, как меня «примут» по белы руки комитетские функционеры. Или, как их там бишь?
 
Я энергично включаювсе тормозные способности собственного организма, перемежая их возгласами:
— Ноу дринк! Ноу бар! Ноу вумэн! Русо матрозо обликом орале! В смысле, облико морале, унд облико коммунисто!!!». Что-то я даже и не в курсе, на каком таком языке изверг из груди сей вопль в стиле фильма «Бриллиантовая рука».
 
Полагаю, что в итоге довольно длительной борьбы, греки решили, что я конченый трезвенник и женоненавистник и никакой каши со мной точно не сваришь. У них видимо закралось сомнение, а моряк ли я вовсе после таких заявлений.
 
Вняв, наконец, крику моей души, парни прекратили силом буксировать мой организм в сторону ресторана «Садко», остановились и начали угощать меня на прощание сигаретами. Они ушли с горьким сожалением на лицах, предварительно многократно заключив меня в объятия, и, выбив всю пыль дальних странствий из моего курсантского бушлата.
 
Я же остался, глядя им вслед с дымящейся сигаретой в зубах и парой запасных сигарет, по одной за каждым ухом. Заложить пару сигарет за каждое ухо было категорическим требованием греческих мореходов.
 
Видимо у греков существует такая традиция компенсировать отказ от удовольствий жизни евнухам к коим они меня, вероятно, причислили, хотя бы такой малостью, как пара-тройка сигарет. Я уж им уступил в такой малости. Да и сигареты у них оказались довольно вкусными, не в пример употребляемому мною «Опалу» из братской Болгарии, не говоря уже о советском Беломоре.
 
Так и разошлись наши пути в разные стороны. Может, и встретимся в будущем, где-то на просторах океана. Хотя, вряд ли. С трудом могу предположить, что морская судьба занесет их в арктические тигули, кои ожидают меня после получения диплома.
 
Ужасным мой английский называет Мармех. Мармех это моя преподавательница английского языка Соколова Мария Михайловна. С ней мы пересеклись курсами на вводном занятии английского языка в самом начале учебы, сразу после приказа о моем зачислении на Арктический факультет училища.
 
Нашу группу гидрографов первокурсников разделили на англичан и немцев, в зависимости от того, кто какой язык изучал в школе. Нам англичанам досталась Мармех, а к немцам определили наставницей Гарниц Ирину Александровну.
 
И уже она объявила моим немецким корефанам, что здесь им не тут. И надо просто вычеркнуть из головы остатки ненужных, недальновидно зачерпнутых в средней школе знаний, вроде «майн брудер ист тракторист». Я уже умалчиваю об услышанном вне школы «даст ист фантастиш!».
 
Неоднократно битые немцы нам теперь уже не конкуренты, а вот с британскими томми и штатовскими янки нам еще, вероятно, придется силами потягаться на перископной глубине, фигурально выражаясь. А посему немцам придется с ноля догонять нас ранее учивших английский язык, причем догонять в темпе очень и очень быстрого фокстрота.
 
Нас же к вершинам виртуозного владения международным морским языком потянетза уши Мармех. Про уши, мои уши, до меня дошло почти сразу. Уже через двадцать минут пребывания на занятиях английской группы, я понял, что пришло время мне с позором удалиться к немцам и с максимально возможной скоростью.
 
Особенно четко это стало понятно после сольного выступления моего сокурсника Вадика Тимкина из Вентспилса. Вадик частил на английском так, что я лично ничего из произнесенной им тарабарщины не понял. Судя по всему, в Вентспилсе школьников учили какому-то другому английскому языку, отличному от того, которому обучали меня в Кустанайских степях северного Казахстана.
 
В итоге мною была предпринята дерзкая попытка тихонько слиться к немцам в соседнюю аудиторию и начать все с абсолютного ноля. Именно таким абсолютным нолем виделся я себе на фоне Вадика. Я попытался тихонько выбраться из середины аудитории в согбенном виде, под пулеметный речитатив Вадикова английского.
 
Удалиться ужом, тихо и незаметно, к моему великому сожалению не удалось. Не хватило у меня пластунских навыков. Помешал суровый оклик Мармех.
 
Кончилось наше словесное противостояние из смеси английского с русским, тем, что Мармех заявила, что я таки остаюсь в продвинутой группе, а она сядет мне на шею, ровно на пять лет, и не слезет, пока я лично ей на пятом курсе не сдам государственный экзамен на круглую пятерку.
 
Так начались наши очень непростые, английские взаимоотношения. Мало того, что Мармех оседлала в английском смысле мою шею, так она еще и пришпоривала мою персону весьма изрядно, используя самые различные методы, вплоть до беспардонных кляуз на мое шибко недостаточное рвение по линии иняза моему же ротному командиру.
 
За что я имел от него, в порядке инициации необходимого рвения в учебе, мелкие командирские пакости в виде внеочередных нарядов в личное время, преимущественно после отбоя. И продолжались мои британоязычные страдания долгие пять лет.
 
Под скрупулёзным руководством Мармех за пять долгих лет я как-то научился читать и переводить лоцию, беседовать на различные темы из моей собственной жизни, читать, переводить и переказывать статьи из Морнинг стар и Москоу ньюс.
 
Достигнув к началу пятого курса неких, как я считал, весьма конкретных успехов, я слегка заленился и забил на изучение языка большой ржавый болт. Вокруг было такое множество всего интересного, заманчивого и соблазнительного, что стало мне как-то совсем уже не до изучения английского языка.
 
И это в то время, как другие мои сокурсники, вроде Коли Фильяшенкова, долбили орешек знаний с завидным упорством, обогащая словарный запас каждую свободную минутку, даже на переменках. У меня вообще сложилось впечатление, что с таким неукротимым упорством постигают иностранные языки где-нибудь на ускоренных курсах внешней разведки при подготовке шпионов-нелегалов.
 
Надо отдать должное Коле он, будучи по школе немцем весьма и весьма продвинулся в английском, оставив многих из нас далеко за кормой. Причем помимо прочего Коля еще и здоровье сохранил, поскольку курить Беломор на переменах между парами в силу занятости английским ему было недосуг.
 
Наверное я не выдам военную тайну, сообщив что в советском секторе Арктики разговаривать на английском языке просто не с кем. С кем в Арктике разговаривать на английском? С ненцами, чукчами, коряками или ительменами?
 
Так эти ребята отлично владеют русским языком, в отличие от ленивых англичан, не желающих учить русский из принципа. Я вообще бы предложил русский язык в качестве международного морского. Очень пришелся бы по вкусу всем морским людям мира, особливо боцманам в своей нелитературной ипостаси, той, что описывает ситуации ниже ватерлинии.
 
Так вот. Факт моего беспардонного скатывания в английском по наклонной плоскости не замедлила заметить Мармех, Обожаемая мною Мария Михайловна, начала напрягать меня всячески, вплоть до яростных обещаний закатить мне на государственном экзамене двойку. Она видимо при первой нашей встрече, весьма опрометчиво поклялась довести меня до пятерки на Госе. И теперь её пугала перспектива оказаться болтушкой, не исполняющей своих обещаний.
 
Мармех меня таки изрядно запугала своими угрозами раздолбать на Госе под орех. Настолько изрядно, что я, придя на экзамен, с перепугу просто «сфотографировал», статью из Морнинг стар, которую следовало пересказать, и просто прочитал вслух отпечаток статьи, запечатленный в моем воспаленном угрозами мозгу.
 
Вот чтение и перевод лоции прошли довольно гладко, по причине того что словарный запас для понимания текста в лоции не велик. Глубины, координаты, курсы, мели, скалы, преобладающие ветра, характеристики волнения и прочее. И Мармех и Гарниц задали по паре вопросов на свободные темы, на которые я довольно сносно ответил.
 
По итогам моего ответа Мармех заявила, что так уж и быть, поставит мне четверочку, с натяжкой, конечно, но вместо обещанной ранее двойки. Ирина Александровна Гарниц, округлив глаза до размера чайных блюдец, склонилась к уху Мармех и начала ей что-то щебетать на чистейшем, как я предполагаю, английском языке.
 
Признаюсь честно, я не великий знаток данного предмета, и мой английский, видимо, действительно довольно кошмарен. Но, я имею весьма неплохой слух, и услышал почти всё, что Гарниц шептала на ухо Мармех. А услышав, к своему удивлению, понял практически все, что по данному факту говорилось.
 
А говорилось буквально следующее, дескать, предыдущий курсант отвечал несколько слабее меня, но Мармех поставила ему пятерку, препроводив её всевозможными хвалебными реляциями. Мне же, соблаговолила предложить всего лишь четверку, да и то с натяжкой. Итогом этих шепотков были красные пятна на щеках Мармех, недовольная мина лица, подкрашенная кисленькой улыбкой, и моя законная пятерка в экзаменационной ведомости.
 
Так, что опрометчивое обещание Мармех пятилетней давности было честно и добросовестно исполнено ею, к общему вящему удовольствию. Жаль, что она так и не знает, насколько грандиозна моя благодарность за её упорные труды на благо моей персоны в течение всех этих пяти лет.
 
С той поры я свой английский иначе, как кошмарным не называю. Это в порядке сарказма в отношении самого себя, но не в поругание чести Марии Михайловны.
 
История эта с государственным экзаменом по английскому уже полугодовой давности, но вот вспомнилась в связи с нечаянным знакомством с греческими мореходами…