Победитель

Савелий Алексеев высокий, плотно сложенный, пузатый, начинающий седеть мужчина, заслуженный артист оперного театра и бас-солист архиерейского хора по совместительству… проснулся ясным весенним днём в своей комнате на любимом ореховом диване, зевнул и сладко потянулся. Вот уже вторую неделю он блаженствовал лёжа на диване, читал классиков и попивал холодненькую водочку. И как сам любил выражаться Савелий "наслаждался интеллигентным алкоголизмом", т.е. в течении дня он выпивал бутылку водки, каждые два часа по стопочке.
 Савелий был весел, рассудителен и деликатен в общении. Пьянство же он ненавидел и презирал.
  — Никогда — говорил он — Не позволял я себе упиваться до "зелёных чертей!" — Культура пития прежде всего должна присутствовать в уважаемом человеке — любил повторять Савелий, при этом делая глубокомысленную физиономию и указательным пальцем поправляя очки.
 Присев на диван, он ещё раз громко зевнул, и, раскинув руки, снова потянулся. Нацепив очки, он внимательно посмотрел на журнальный столик, на котором со вчерашнего дня лежал неочищенный апельсин, а в пузатенькой бутылочке оставалось чуть меньше половины. Весенний солнечный луч проникал сквозь зелёное стекло бутылки, украшая и без того приятный сердцу натюрморт. Очищая апельсин, Савелий, закрыв глаза, блаженно улыбался, вспоминая старинный фильм "Девушка без адреса", а точнее сюжет, где жена нежно спрашивает супруга, лежащего в кровати "Что хочет Масик?" и Масик, словно малыш, слегка смущаясь и хлопая в ладоши, отвечает "Масик хочет водочки". "Куплю, куплю Масик" расторопно отвечает жена… "Эх, вот бы мне такую жену " подумал Савелий, наливая полную до краёв хрустальную стопку. Одним махом опрокинув содержимое, Савелий широко раскрыл глаза, замер на секунду и со звуком "Аааах" выдохнул. Медленно пережёвывая дольку апельсина, он надел рубашку и заправил её в кальсоны. Розовощёкий, весёлый, преисполненный жизненных сил, он вошёл в кухню и громогласно, с пафосом поприветствовал присутствующих, пропев отрывок из какой-то оперы, "Аах чууудный деень, привеетствиее моёёё коснёётсяя вааших дуууш любеезныее друзьяяя!" в конце понизив голос так, что стоявшая вазочка с варением слегка задрожала.
 За столом сидели три женщины. Жена — Доминика Ивановна — дородная, полная дама с надменным лицом и губками, сложенными в куриную гузку, дочь — Машенька, молодая девушка с большими глазами и пухленькими губками, и племянница Лизонька — худощавая школьница, ученица восьмого класса с собранными в тугой хвост волосами и кукольными голубыми глазками. Савелий улыбался во весь рот, а дамы словно не замечая его, продолжали чаёвничать.
— Ну, барышни, чаю налейте что ли, — повелительно произнёс Савелий. В этот миг взоры всех трёх дам устремились на "повелителя" и словно пронзая холодностью и презрением застыли на его мощной фигуре. Вмиг улыбка сползла с лица солиста, бровки сделались домиком и Савелий, оглядевшись вокруг, выдавил:
  — Эээ… а что собственно пр… Взглянув вниз он вдруг смущённо улыбнулся и со словами "О, пардон" быстро удалился. Одев брюки, он снова предстал перед семейством и, суетясь, стал было оправдываться, дескать — "Тысяча пардон, барышни, я никак не хотел вас сму..." Но тут Доминика Ивановна что есть мочи ладонью хлопнула по столу. Савелий вздрогнул, выпрямился как солдат и часто захлопал глазами.
  — Вот что, Савелий — сказала супруга. — Нам это всё уже надоело.
  — Да папа, надоело — повторила Машенька.
 -Да, дядя. -поморщилась Лизонька, пожимая плечами.
 Озадаченный солист, ничего не понимая, тихо спросил — А что, пардон, надоело-то? И тут, как говорится, "трубу прорвало". Все три дамы стали наперебой высказывать своё недовольство. Конкретных обвинений Савелий слышать не мог, но по жестам и иногда долетающих до него ясным словам он понял, что дамы не довольны его образом жизни. Возразить и оправдаться не было никакой возможности. Дамы переходили уже в конкретную атаку. Доминика Ивановна зачем-то подошла и резко выдернула заправленную в кальсоны рубашку, а затем указательным пальцем стала больно тыкать мужа в лоб. Машенька тоже что-то кричала, интенсивно ударяя чайной ложкой о край стола. Лизонька качала головой и громко цокала языком. Савелий решил спасаться бегством. Извернувшись, он быстро забежал в комнату, схватил пиджак и выбежал в подъезд. Спускаясь по лестничной клетке, он ещё долго слышал упрёки и ругательства в свой адрес. На улице опальный солист накинул пиджак, заправил рубашку, и, отдышавшись, побрёл по переулку, поминутно вздрагивая и рассуждая: — Уф… чуть в клочья не разодрали… Вот ведь глупые бабы, и чего им надо? Ну да, на работу не хожу, театр на ремонте, службы в соборе только по воскресениям, праздников особых нет. Дома тепло, уютно, да и насчёт провианта не бедствуем. Чего они на меня накинулись?! То что водку пью? Это да… А что ещё мне делать прикажете. Ну да пью… но ведь не до "зелёных же чертей!" Интеллигентно, аккуратно выпиваю, не буйствую, душ принимаю раз в день перед сном. Кальсоны раз в три дня меняю. Книги умные читаю, размышляю об устройстве бытия. Фикус поливаю, фрикасе иногда готовлю, мусор выношу, картошки припёр два мешка на зиму… ну и что, что замёрзла… да и хрен с ней! Я даже писаю сидя! Вот же гарпии!!! Нееет… Это они меня извести хотят. Правильно батюшка говорит "Враги человеку — близкие его", вот они и повылазили, как пупыри на ж… Ладно! Тьфу! Бабье царство! Несчастный я человек! — Шагая по переулку с такими неотрадными мыслями, он уткнулся в тупик. Слева на цепочке висела надпись "Трактир Три медведя". Савелий зашёл в трактир и напился первый раз в жизни до "зелёных чертей". Очнулся он дома. Жена Доминика Ивановна прикладывала ему ко лбу холодный компресс, лицо её было заплакано и печально, Машенька зачем-то растирала уксусом руки и ноги, Лизонька стояла в стороне, хлопала кукольными глазками и качала головой. Савелий застонал...
— Тихо, тихо папа, мы все тебя любим, — плаксиво вымолвила дочка.
 -Любим, любим, — повторили остальные...
  — Ну то-то же, — крякнул Савелий, отвернулся к стенке, и победоносно улыбнулся.