Странный гражданин

 Одну знаменитую байку, автором и героем которой (по преданию), является композитор Никита Богословский, я знал давно. Этот анекдот рассказывался, пересказывался и некогда был весьма популярен в кругах творческой интеллигенции, да и вообще,  среди людей читающих и обладающих чувством юмора.  Примерно два года назад  её вновь  поведал мне один чудаковатый гражданин. Но… неслыханное нахальство! Рассказ его происходил от первого лица. Я же, в свою очередь, открыв рот и  глядя в  горящие глаза рассказчика,  не только не посмел  уличить его в плагиате, но даже прервать это повествование.  Сие оказалось мне не под силу.
Знаете, есть такая категория людей «городские сумасшедшие»… Нет, вовсе не те несчастные душевнобольные,  бормочущие  под нос что-то невнятное. Не те, голодные и грязные, которые  вынуждены бродить с тюками по улицам,  лишь потому, что система здравоохранения претерпела реформы и теперь их бесплатное пребывание в «Жёлтом доме» стало вдруг невозможным. Нет… Не те, не те.
 Вероятно, стоит подробнее описать образ моего чудаковатого рассказчика,  дабы его портрет, пусть не совсем точно, но позволил бы передать и определить типаж этакого классического «Городского сумасшедшего»  встречающегося, наверное, во многих городах  и весях.
Почти всегда этих уникальных представителей общества можно встретить на массовых городских мероприятиях. Так же в дни разнообразных,  религиозных праздников возле храмов различных конфессий и верований.  Светские же праздники: дни города,  конституции, независимости, которые, как правило, отмечаются массовыми гуляниями, тоже не претят их духовному мировоззрению. Бесплатные концерты любых  жанров и направлений, рекламные акции и дегустации чего бы то ни было;  митинги, лекции и спортивные соревнования, — всё найдёт место в восторженной душе истинного «городского сумасшедшего».
Манера одеваться у таких людей странная. Гардероб их, по большей части, старомоден, однако,  чист и опрятен. Непременной изюминкой их туалета служит какой-нибудь, подчас, совершенно нелепый атрибут, подчёркивающий их принадлежность к классу пусть не аристократическому, но, как минимум, интеллигентному. Это может быть изящная трость-зонтик, шляпа, запонки, манишка, бабочка и даже пенсне. Нагрудные значки типа: «Почётный филателист» или «Внештатный сотрудник пожарной службы»  тоже их слабость. Эти люди скромны  -  с их точки зрения нетактично просто подойти к прохожему и завести разговор. Нужен повод! Таким поводом  являются как раз все эти городские,  религиозные праздники и мероприятия. Почему бы, приподняв шляпу, деликатно не кивнуть и не поздравить с праздником  выходящего из церкви,  «лоснящегося»  добродушного толстяка? Кто знает, быть может это приветствие перерастёт в приятную беседу?
   Стоя на паперти,  профессиональные  нищие, выказывающие всю свою слащавую миндальность  по природе своей злы, хамовиты, меркантильны и ненавидят «городских сумасшедших». Те же, в период церковных празднеств, обычно стоят поодаль от паперти. Создаётся впечатление, что они изначально, с момента своего рождения очарованы всем происходящим. Колокольный перезвон, воркующие, ковыляющие по соборной площади голуби, нищие, соревнующиеся в своей приторной елейности… Всё очаровывает их!  Они не побираются,  не протягивают рукИ, однако милостыню примут с радостью, прижав её к сердцу,  одарив благодетеля фонтаном преизящнейших, благодарных пожеланий.
   Нет смысла заводить разговор с «городским сумасшедшим»: его не лишённая смысла речь  подобна  лаве, вдруг вырывается из жерла вулкана и расползаясь, постарается проникнуть во все трещинки и выемки души собеседника. Поток удивительнейшей информации накроет простачка,  дерзнувшего заговорить с таким человеком.
 Непременно окажется, что перед вами не просто чудаковатый тип, а некогда знаменитейший на всю страну физик-ядерщик, или следователь, или профессор астрофизических наук… Да кто угодно! И это может показаться даже  забавным!  Он будет рассказывать вам о себе интересно, со всеми подробностями, глядеть вам в глаза и  очаровываться вами.
 На самом же деле вы попадаете под этакий, если хотите, «лингвистический гипноз» пустой, бесполезный, утомительный! И если вы не исследователь в области психиатрии и не собиратель  фольклора, -  легенд, басен и былин, то мой вам совет… Спасайтесь бегством! Бегите! Иначе вся эта уникальнейшая «мюнхгаузенщина»  ещё долгое время не даст вам спокойно уснуть! Я, конечно, не психиатр и могу ошибаться, но мне почему-то кажется, что именно посредством таких вот бесед, подобно вирусу передаётся этот самый синдром «городского сумасшедшего». Это сложно объяснить, — но я чувствую, как  что-то… нет, не злое — коварное и ужасающее, а,  скорее, потустороннее и необъяснимое обитает внутри таких индивидов.
               
  В один из вечеров, возвращаясь с работы, я остановился перекурить. Хлопая по карманам в поисках зажигалки, я заметил сидящего на лавочке человека в мокрой обвисшей шляпе, мятом сереньком плаще и в рыжих, обильно заляпанных глиной, старомодных ботинках.   Он  с интересом наблюдал за двумя воробьями, не поделившими жирного червяка. Недавно прошёл ливень и червей на асфальте валялось предостаточно, но почему-то именно этот стал предметом воробьиного раздора.
  На лацкане его плаща блестел круглый огромный значок,  на котором зелёными  буквами был обозначен призыв «Хочешь похудеть? Спроси меня как!»
Зажигалку я, видимо, оставил на работе и потому направился к мужчине, надеясь встретить коллегу по вредной привычке. Узрев мою приближающуюся фигуру, мужчина уставился на меня таким восторженным взглядом, каким, наверное, дети встречают и провожают деда мороза. Немного странным показалось и то, что его круглые, в грубой оправе очки, с левой стороны не имели стекла. Правая же линза была настолько выпукла и велика, что роговица  глаза  мужчины более походила на зелёный сигнал светофора. 
  — Простите, у вас огонька не найдётся? – спросил я, подойдя поближе.
 Мужчина как-то замешкался, засуетился и из внутреннего кармана пиджака вынул свёрнутый вчетверо  старый, застиранный,  мягкий пакет из-под молока и протянул его мне.
  — Прошу вас… Я сам, знаете,  не курю. Давно, давно уже не курю. А вы, прошу вас, закуривайте, закуривайте, не стесняйтесь.
 Развернув пакет, я обнаружил ветхий, если не сказать древний деревянный спичечный коробок  с потёртой надписью «120 штук».  В коробке лежало четыре спички. Я закурил и  поместив раритетный коробок обратно в пакет, отдал хозяину.
  — Вы присаживайтесь, присаживайтесь. Правда,  сыро немного после дождя, но это не беда. – С этими словами мужчина вынул из кармана брюк большой  целлофановый мешок и, расправив, положил его на скамейку. – Присаживайтесь, прошу вас, ради Бога!
Я присел. Излишняя учтивость странного человека, признаться,  немного напрягала.
Голос его был необычно высокий, даже очень высокий для мужчины. Скорее всего альт или второй тенор. Однако не противный, а, напротив, тихий, чистый и какой-то прозрачный. Определить на вид его возраст тоже оказалось не просто. Судя по гладковыбритому лицу без морщин, тонкому прямому носу и чёрным бровям, мужчина выглядел на тридцать пять, максимум сорок лет. Но его очки, торчащая из-под шляпы седина и узловатые руки, делали из него, прям-таки, почти старика.   
— Дааа… Протянул незнакомец, — А я вот, представьте себе давно, давно не курю.
  — Ну, кто не курит и не пьёт…
  — Тот здоровеньким помрёт! – Не дав мне договорить, выпалил вдруг странный человек и закатился от смеха. – Вы, я вижу, шутник? Ха-ха-ха! Я тоже, знаете, очень, в своё время, любил пошутить, да и сейчас, признаться ценю, ценю меткое слово! Позвольте представиться! Сергей Сергеевич. Да, ха-ха-ха, Сергей Сергеевич Нильский… Не слышали? Что вы?! Ну, да не суть! Вы представляете, какой курьёзный, можно сказать, сатирическо-драматический случай приключился со мной вот совсем, совсем недавно. Правильнее, конечно, сказать, что давно, очень давно, лет сорок назад, однако развязка сюжета случилась вот — буквально на днях.
Тут он элегантным движением сорвал свои нелепые очки и, закусив  дужку, прищурился  на меня зелёными блестящими глазами. Всё это больше напоминало спектакль. Казалось, что его театральная манерность поведения будто смеётся надо мной и даже бросает вызов!  То, что гражданин слегка не в себе мне было ясно, но чувство такта не позволяло просто так вдруг встать и уйти. Не знаю почему, но мне захотелось подыграть ему.   
Немного повернувшись  к рассказчику, я откинулся на спинку скамейки,  закинул ногу на ногу, сдержано улыбнулся и  спросил:
  — Ба… Сергей Сергеевич Нильский? Неужели?  Вы ли это?
Словно раскусив моё намерение подурачиться, Сергей Сергеевич  звонко рассмеялся, по-дружески  толкнул меня локтем в бок и вещал:
  — Слушайте же, слушайте, что со мной произошло! Позвольте, начну с самого начала. Итак…

               
  « В начале восьмидесятых годов прошлого столетия меня двадцатилетнего  юношу  назначили аж главным редактором экспериментального сатирического журнала «Трухлявый пень»! Сатирические рассказы, байки, анекдоты, юморески, забавные кроссворды,  чайнворды и ребусы публиковал наш журнал.  Писем от читателей приходило много и каждый  желал запечатлеть свой перл на страницах нашего издания. Разумеется и работы было много — ведь далеко не всякую сатиру в то время  была возможность опубликовать. Ну, да дело не в этом!
Как-то вечером, когда все коллеги разошлись по домам, я остался в редакции,  чтобы исправить кое-какие материалы. Был уже подготовлен к выпуску очередной номер журнала, но возникли какие-то несостыковки по части оформления иллюстраций.
В тот день мой друг и коллега Жорик Чавчавадзе, начальник отдела шаржей и карикатур, по рассеяности оставил на рабочем столе свою записную книжку. Уже поздно вечером, позвонив в редакцию, Жорик очень обрадовался, что застал меня и попросил срочно найти в этой записной книжке номер телефона одного его  приятеля.  Имя и фамилию этого приятеля…  не то что выговорить, но и вспомнить  сейчас,  делом окажется сложным, да и не суть важным.
Отыскав нужный номер и сообщив его Жорику, я стал рассматривать  забавные рисунки.  На страницах его записной книжки некоторые номера не были обозначены именами. Вместо этого под цифрами  Жорик рисовал шаржи. Следует отметить, оригинальные и очень смешные. Там я нашёл и себя и многих сотрудников нашего издательства.
Листая его книжку, я наткнулся на одно,  очень необычное имя. Оно мне показалось интересным и даже красивым.  Среди многих имён, подходящих как мужчинам так и женщинам, например Александр – Александра, Валентин – Валентина и пр. я впервые встретил такое. Немного архаичное женское имя Ангелина тоже, оказывается, может быть и мужским!  Под одним из телефонных номеров аккуратным почерком Жорика было написано: «Профессор кафедры анатомии и физиологии Ангелов Ангелин Ангелинович». Удивительное имя!
Интересно, думалось мне, какой же он на вид этот самый  Ангелин Ангелинович? Вероятно, белокурый, высокий и очень утончённый? А может наоборот мелкий, злой и с противным голосом? Что ж… Настроение у меня  было превосходное! Жорик своими шаржами ещё больше меня подзадорил — вобщем воображение моё бурлило.  Мне вдруг вздумалось  позвонить этому профессору и, может, по голосу определить его внешность. Я набрал номер. Было уже поздно и к телефону долго никто не подходил, но:
  — Алё, – послышалось в трубке.
 -  Здравствуйте! – сказал я.
 -  Добрый вечер. Слушаю вас, – ответил бархатный, приятный баритон.
И тут… Ну не знаю, что меня побудило так пошутить? Глядя на его имя в записной книжке, я изрёк:
  — Э… А будьте любезны, пригласите,  пожалуйста, ЧертА Чертовича.
Да. Не чёрта, а именно чертА. С ударением на «А». Мне показалось, что так смешнее. Бросив трубку,  я ещё минут пятнадцать корчился на диване от смеха. Эта шутка, на мой взгляд, была гениальным детищем моего чувства юмора.
Редакция нашего журнала просуществовала почти три года. В течение этих лет я неоднократно проделывал этот трюк. Отмечая какие-либо праздники или дни рождения, будучи навеселе,  я в окружении своих коллег то и дело звонил несчастному Ангелину Ангелиновичу, требуя во что бы то не стало пригласить к аппарату ЧертА,  понимаете-ли, Чертовича. Что он мне отвечал было неважно,  поскольку сам факт такой парадоксальной «хохмы» скручивал от смеха мой живот и животы моих товарищей, не позволяя  внимать критическим высказываниям профессора.
 С той поры прошло, без малого, сорок лет. Многое поменялось, забылось, исчезло… Однако, история эта совсем недавно воскресла и даже продолжилась!
 Недели две назад, мой  старый верный друг, тот самый Жорик, позвал меня в гости. За разговорами мы вспомнили  нашу общую подругу юности некую Оленьку Афанасьеву. Несколько рюмок коньячку разбередили наши былые воспоминания и мы решили найти эту Оленьку. Здорово, что  благодаря интернету  не нужно теперь копаться ни в записных, ни в адресных книжках. Мы попросили Жорикиного внука помочь отыскать нам номер телефона или хотя бы адрес нашей подруги. Серьёзный двенадцатилетний «компьютерный гений» пощёлкал кнопками, что-то поколдовал и, ткнув пальцем в монитор, резюмировал:
  — Вот вверх, вот вниз… Сами ищите. Я гулять.
На мониторе, как  в адресной книге появились столбиком имена, и мы приступили к поиску. Абрамов, Авдеева, Аггеев, Адам… Азе… Аку… Али…
И вдруг, как  гром среди ясного неба, словно ветер перемен: «Ангелов Ангелин Ангелинович»!!!  Мы с Жориком даже подпрыгнули от удивления! И что вы думаете? Да! Седина в бороду, бес в ребро! Включив на домашнем телефоне громкую связь, Жорик набрал номер.
  — Алё, – как-то глухо прозвучало в телефоне. Жорик сделал погромче.
  — Здравствуйте, – сказал я. – А будьте так любезны, пригласите, пожалуйста, ЧертА Чертовича.
В воздухе повисла  пауза.  Предвкушая  яркую реакцию на шутку,  мы, словно дети, замерли и перестали дышать. Не совсем обычным показалось то, что телефонная связь будто бы чуть испортилась. Из динамика телефона стали доноситься звуки, очень напоминающие старую ламповую радиолу при попытках  настроить её на нужную волну. Трещащий такой, специфический свист. Но ещё более удивительным был ответивший голос. Ведь прошло столько лет и я, признаться, ожидал услышать старческий, дребезжащий скрип, однако из динамика зазвучал тот же приятный, бархатный, спокойный баритон:
  — Ах,  это вы? Ну, здравствуйте.  Вы всё ещё живы? – Спросил голос.  Мы с Жориком переглянулись. – А я ведь по вашей милости давно уже умер...
На этом связь резко оборвалась,  послышались короткие гудки, а потом и вовсе телефон Жорика разрядился.
Этот диалог оставил в моей душе неприятный осадок. Тошнотворное, омерзительнейшее чувство растеклось  по моим  венам и застряло в горле! Смрад нашатырного спирта привёл меня в чувство. Жорик был сильно напуган и хотел уже вызывать карету скорой помощи, но я не согласился.
Двое суток потом мне не удавалось уснуть. Непонятное ощущение отвратительной тяжести внутри давило и угнетало беспощадно. Хотелось выть и у всех на свете просить прощения!
Спустя три дня я пришёл к Жорику и мы вновь стали искать этот номер телефона.  Естественно его мы  нашли, только и тут не обошлось без парадокса. Номер был тот же самый, но вот абонентом значился не Ангелов Ангелин Ангелинович, а Ангелова Ангелина Ангелиновна!
 Вполне возможно, что в прошлый раз мы с Жориком переусердствовали с коньяком и не заметили столь очевидной разницы? На тот момент мне очень, очень хотелось верить, что всё было именно так! Номер и адрес я записал, но ни в этот день, ни на следующий,  все мои попытки дозвониться  успехом не увенчались. Тогда я решил прийти по указанному адресу, прихватив с собой тортик, цветы, бутылочку хорошего вина и уже наверняка повиниться и примириться с обиженным мною профессором.
Поднявшись на последний этаж добротной, трёхэтажной «сталинки»,  я постучал в квартиру. Кнопки звонка не было. Дверь открыла высокая,  худощавая пожилая женщина  в шифоновом, длинном  платье.  Аккуратно прибранные на послевоенный манер седые волосы, белоснежные рюши на длинных рукавах  и, как принято говорить,  «лицо со следами былой красоты» сразу дали мне понять в каком ключе следует вести диалог.
  — Здравствуйте! Я Сергей Сергеевич Нильский, коллега профессора. Я тут проездом. Позвольте спросить, а профессор Ангелов не слишком…
Я даже не успел, как следует, отрекомендоваться,  как вдруг  очутился в гостиной, сидя за столом вместе со своим тортиком и цветами. До сей поры я  будто окутан облаком  неземного обаяния этой женщины! Мягкость  улыбки, голоса и манер в первые же секунды заставила меня почти трепетать в её присутствии. Только лишь услышав фамилию профессора, она без тени смущения,   троекратно, как это делают на Пасху, расцеловала меня и деликатно приобняв, сопроводила в гостиную.
  Гостиная была огромна!  В квартире профессора даже намёка не было на этакую старческую затхлость или замшелость, которая, признаться, мне представлялась.  Напротив, паркет и мебель были до блеска отполированы, хрустальные подвески на люстре резали глаза, а чёрный небольшой рояль, расположившись в углу,  не скрывал свою белоснежную, нахальную улыбку.  Окна в гостиной были распахнуты, ветер играл тюлевыми голубыми занавесками, было свежо и пахло лавандой.
 Далее она стала справляться о моём здоровье, о здоровье некоего Алексея Мэлсовича,  о кафедре биохимии и иных замысловатых кафедрах. Отвечать мне приходилось односложно. Я в основном кивал, что-то мычал и улыбался. Она говорила тихим голосом, но очень быстро и очень много. Как оказалось, что помнит она меня ещё студентом?!  Её нескончаемая речь изобиловала датами, названиями городов,  фамилиями.   Мне становилось очевидно, что вся эта  информация как  «прорванная  плотина»  долгого, напряжённого одиночества. Стало понятно, что она родная сестра профессора, та самая Ангелина Ангелиновна. На стене, помимо сувенирных тарелок и репродукций Сурикова,  висел их детский фотографический портрет. Не возникало сомнений, что это близнецы.
  Устанавливая мои цветы в китайскую вазу, она поведала, что Ангелин Ангелинович скончался в 1986 году,  девятого июля, в возрасте сорока лет. Рассказ её был очень подробным и, к сожалению, правдивым.
 Случилось это как раз накануне его свадьбы. Профессор по состоянию здоровья долгое время вообще не решался жениться. Врождённая сердечная недостаточность и была, наверное, причиной его постоянной  неуверенности, раздражительности и излишней ранимости. В тот день предсвадебная суета и предчувствие нового  волнительного поворота в его жизни негативно сказались на его самочувствии.  Ангелина отпаивала жениха успокоительными травами и даже  вызывала «скорую».  Он  же,  несмотря ни на что,  старался быть бодрым и даже шутил с врачами. Поздно вечером раздался телефонный звонок.  Профессор подошёл к телефону, сказал лишь «Алё»,  помолчал,  повесил трубку, лёг на диван и умер.
 Как я распрощался, как вышел из той квартиры и как добрался до дома?  Хм…  Сумбурны и прерывисты теперь эти воспоминания. Мне не хотелось верить во всю эту чертовщину, однако логически, объяснялось всё очень даже просто. Девятого июля 1986 года мне исполнилось двадцать пять лет. До позднего вечера в редакции журнала мы отмечали мой юбилей. И я точно помню, что это была моя последняя шутка. Через месяц журнал закрыли.
 Чуть позже через знакомых я узнавал и, увы, получил подтверждение, что действительно есть такая могила на территории  нашего городского кладбища. И что вы думаете?  Вчера я был там и видел на памятнике  это необычное имя, а под ним — дату своего рождения. Вот, собственно, и вся история», -  заключил странный рассказчик, одев очки и пристально посмотрев мне в глаза. Затем он встал, потряс мою руку, болезненно улыбнулся, сообщил, что очень спешит и быстро ушёл.

               
По дороге домой я рассуждал… Экая наглость, так беспардонно и уверенно лгать! Байка эта многим известна! Случилось это в Ленинграде… и не Ангелин Ангелинович, а Ангел Ангелович звали того мужчину, имя которого случайно обнаружил Никита Богословский в адресной книге, коими снабжены были телефонные будки Советского Союза.  И не какой он был не профессор. А история эта вообще заканчивалась по-другому. Да что там?! Вот, собственно, она в оригинале:
 « В детстве, листая телефонный справочник города Ленинграда, маленький Никита наткнулся на фамилию: Ангелов Ангел Ангелович (грек, судя по всему). Он набрал номер, и сказал (тупой детский юмор):
— Позовите Черта Чертовича.
Оттуда раздались подобающие слова про маму мальчика, его умственные способности и проч… Но Никита только этого и хотел. Он звонил так много раз подряд, зовя Черта Чертовича, и наслаждаясь реакцией мужика. Под конец, г-н Ангелов просто вешал трубку.
Прошло очень много лет. Как-то Богословский уже будучи человеком в летах, листая тот же самый справочник  опять (случайно!) нашел Ангелова А.А.! Набрав номер и давясь от смеха попросил… Черта Чертовича! Из трубки старческий скрипучий голос проворчал:
— Ты еще жив, сволочь»? 
               

  Ночью я долго не мог уснуть. Мне хотелось рвать и метать! Я ощущал себя выжатым, подавленным, опустошённым! Отношение к рассказчику стало каким-то двояким. Одновременно хотелось набить ему морду и пожалеть. При всём надо отдать должное, что этот странный гражданин обладает талантом гениального рассказчика! Какую же извращённую и больную нужно иметь фантазию, чтобы обычную байку преподнести в форме почти булгаковского романа  и так уверенно впихнуть в душу ни в чём не повинного прохожего!
С того дня я стал посещать городские праздники, концерты и прочие мероприятия. Почти два года как я томим желанием найти этого наглеца и задать ему пару вопросов.  Но он исчез! Я еле сдерживаю своё желание обратиться в кладбищенскую контору и разузнать, существует ли на самом деле такая могила? Я ведь не сумасшедший!  Сумасшедшим, я думаю, быть не страшно. Страшно сходить с ума! Страшно ощущать логическую цепочку событий, видеть и понимать её, но всякий раз, пытаясь проанализировать, — находить совершенно нелогические звенья в этой цепи.
Чуть выше я уже упоминал о том, что синдром «городского сумасшедшего», как мне думается, может передаваться подобно вирусу. Передаваться посредством таких вот рассказов. Что ж… Странный гражданин рассказал эту историю МНЕ, а я дословно поведал её ВАМ… И кто знает, может теперь именно ВАМ предопределено поднести однажды телефон к уху и услышать: "Есть такая могила"!
А теперь…Спокойной ночи, мальчики и девочки.
Приятных вам привидений.
                КОНЕЦ