Шепелявый каламбур, или история одного дяди

Моей старшей сестре исполнилось двадцать, когда она вышла замуж. Спустя год на свет появился мой племянник. Так, в двенадцать лет я стал дядей!  По документам мальчик значился, как Михаил Владимирович, но я придумал ему весёлое и, как мне казалось, актуальное прозвище — МихрИла. Да он, собственно, и не возражал.
 Лет до пяти  Михрила находился под пристальным маменькиным наблюдением и подвергался тщательному воспитанию. Свояк же мой, Володя, в те дни вкалывал на двух работах, как проклятый, обустраивая  бытие комфортное и безмятежное. По образованию Володя был строителем. Днём  он занимал должность главного инженера, а с наступлением темноты превращался в высококвалифицированного сварщика. Благом, с его точки зрения, было то, что такое перевоплощение происходило на одном объекте и не порицалось начальством.  Сил роптать на судьбу ему не оставалось, а потому, Вовину блаженную улыбочку, его слезящиеся глаза и мечтательную отрешённость в кругу семьи расценивали как признаки великой радости от осознания счастья отцовского.
 Молодой семье с родителями жить было неудобно и арендовать небольшую квартирку стало их взаимным решением. Долгом порядочного дяди было посещать эту обитель время от времени, дарить племяннику погремушки, кубики и корчить рожи. Мне нравилось бывать у них в гостях! Регулярно дегустируемая мной Вовина успокоительная настойка на еловых шишках лишь усугубляла мою любовь к Михриле и к их хлебосольному жилищу!
 Племянника на шестом году его жизни определили в подготовительную группу детского сада. Решение моей сестры продолжить карьеру биохимика и вернуться на работу в институт подарило её мужу возможность, наконец, высыпаться и не перевоплощаться более в сварщика. 
 На удивление всем воспитателям, нянечкам и директору детского сада, интеллектуальное развитие Михрилы контрастно опережало развитие физическое.  Ростом, для своих лет, Михрила  был невысок и телосложением одутловат. Яркими, генетическими особенностями природа-матушка щедро одарила моего племянника. Володин дедушка (то-бишь Михрилин прадедушка) – потомственный, чистокровный грузинский князь, не поскупился передать внуку свой выразительный профиль, горящие карие глаза,  и прекрасную, на манер полёта орла, густую монобровь. Однако, не только внешне, но и внутренне Михрила соответствовал всем параметрам аристократической кавказской породы. Не припомню, чтобы рассудительный, степенный Михрила когда-либо, вдруг стал капризничать или сквернословить. Иногда становилось заметно, как эмоции кипели в крови потомка пламенных горцев, но умение обуздать сценические порывы было неизменной чертой его характера. Благодаря моей сестре в Михрилином мировоззрении имела место ещё и православная мораль. Ссадины, царапины, ушибы, насмешки или иная  несправедливость по отношению к нему, не могли заставить его заплакать или пожаловаться. В такие минуты он просто начинал громко сопеть и  часто креститься. Смехотворство тоже  было ему не по нраву. Созерцая что-либо весёлое или даже смешное, Михрила лишь улыбался уголком рта и одобрительно кивал. В свои пять с половиной он много читал, писал печатными буквами, считал, понимал процентное соотношение и недурно играл в шахматы. И всё это маменькина, надо сказать, заслуга!
 В подготовительной группе, куда его  определили, племянник мой откровенно скучал. Отношения с воспитателями как-то не складывались, а общаться с одногруппниками, у которых на уме одни только письки и гаджеты, Михрила не мог и не желал! Посещение детского сада раздражало и удручало его.
 В те годы, проживая в квартире родителей, я учился и подрабатывал помощником декоратора в театре оперы и балета. Начиная с весны и до поздней осени, «предки» проживали на даче; я же блаженствовал и наслаждался своей привольной жизнью!
Иногда в выходные дни Михрилу приводили ко мне — он обожал бывать у меня! Ещё бы!  У нас с ним были особые отношения. Вуалью секретности были окутаны наши «тёмные делишки». Ну, во-первых: придуманные Михрилиной мамой  расписания и варианты правильного питания упразднялись, напрочь! Во-вторых: разрешалось слегка «сквернословить» типа: «Тысяча дохлых котов! Засранец! Ёкарный бабай! И Вот же ж дерьмо»! В-третьих, мы вместе ходили гулять на, так называемую, «рыбалку»: мне, благодаря системе нехитрых манипуляций при помощи Михрилы, весьма несложно, а главное эффектно, удавалось очаровывать очень многих прехорошеньких девушек и даже мамаш!
  Как-то, накануне субботнего дня, моя сестра привела Михрилу и попросила приютить его с ночевой. Наша общая знакомая по имени Лена отмечала в тот день новоселье и пригласила на сие пиршество мою сестру и Володю.
 До позднего вечера  мы с Михрилой смотрели по телеку его любимого Эдварда Радзинского, лопали чипсы с «Колой» и ругали  нечестивых придворных-заговорщиков и цареубийц.
  — Нет, ну ты только пошмотли, какие зашланцы! – Резюмировал Михрила,  лицезрея на экране сцену крадущихся заговорщиков в спальню императора Павла.
  — Да, полное дерьмо! – соглашался я, умиляясь его рассудительности.
   Рассуждать Михрила любил. Беседуя с ним, мне иногда казалось, что он мой ровесник. Наши беседы превращались в споры и даже в историческо-политические баталии. Несмотря на его  рост, лёгкую картавость и шепелявость, оппонентом он был язвительно-убедительным и дотошно-снисходительным. Когда во время спора у меня заканчивались слова, а Михрила продолжал сыпать своими шепелявыми «неопловелзымыми фактами», мне и впрямь становилось стыдно за своё былое нерадение к школьной программе! Тогда, чтобы  как-то скрыть это смущение, я набрасывался на Михрилу,  укладывал его на диван и пеленал в плед, как пеленают младенцев. Вот тут уж  Михрила хохотал от души, отбросив все свои аристократические реверансы. Я же нарочно тем стращал его, что вот мол, сейчас, только найду и дам ему сосочку.  Багровея от хохота, Михрила начинал просить пощады и вопить: « Не надо шошочку! Лазвежи, а то я щейщяс обошшущь»!   Опасаясь за плед, мне приходилось высвобождать пленника. Словом,  нам никогда не было скучно!
Михриле ещё ни разу не приходилось ночевать вне дома и в тот вечер мне показалось, что ему немного дискомфортно. Чтобы не пробуждать в нём тревожных чувств, я отыскал в нише надувной матрац, надул и бросил возле дивана. На диване решено было разместить Михрилу, а мне спать рядышком на матраце, мол, если что, то я рядом.
Времени было уже без четверти одиннадцать. Сполоснув Михрилу под душем, нацепив на него пижаму и уложив на свой диван, я стал читать ему «Поморские сказки». Минут через пять Михрила уже сладко сопел и причмокивал.
  Спустя пару часов я проснулся от сильного клокотания и давления в  животе. Ну конечно!!! Ведь вместе с чипсами и «Колой»  я съел какую-то жутко полезную молочную мешанину, приготовленную моей сестрой специально Михриле на ужин. При моей попытке накормить этим Михрилу он сморщился, как старая курага. Выкидывать было жалко. Вот я и слопал это месиво. Несомненно, желудочно-кишечное расстройство сулило мне теперь бессонную ночь и яркость ощущений!
Захватив смартфон, удобно устроившись в уборной,  я вдруг вспомнил, что завтра привезут оборудование и к десяти часам мне необходимо уже быть в театре! Михрилу взять с собой на работу я не мог. Нужно было срочно сообщить сестре, чтобы  часам к девяти она уже была у меня.
 До сестры и до Володи дозвониться не получалось. Чудом у меня оказался номер телефона той самой Лены. С пятой попытки я, наконец, дозвонился и, перекрикивая дискотечный шум и пьяные восторженные вопли, сообщил Лене всю нужную информацию.
Выходя из уборной, я вздрогнул от неожиданности! Во мраке коридора стоял Михрила, который вдруг ультимативно мне сообщил:
  — Я тоже шлать хочу!
 Театрально изобразив книксен, я подхватил Михрилу под мышки и со словами «Прошу, ваше сиятельство» водрузил его на «трон», а сам удалился. Через минуту явился Михрила и вновь заявил, что он хочет шлать!
— Ты что, не сходил? – удивился я.
  — Нет! – Михрила был угрюм и решителен. – Я шлать хочу!
  — У тебя живот болит? – спросил я.
  — Нет, не болит, но я очень хочу шлать! Домой, шлать хочу!
  — Здрасьте-пожалуйста! Как же я тебя домой сейчас повезу? Да у меня и ключей от вашего дома нет.
 На самом деле в этот момент я его хорошо понимал. И со мной неоднократно случалось нечто подобное. В незнакомых местах  такое обычно бывало. Вроде хочешь, а не можешь. Зажим какой-то вдруг происходит… и хоть ты плачь!
  — Неужели мы чем-то отравились? — думал я — Что же делать? Он, как не крути, ребёнок, спать ему надо, а тут, такой – сюрприз!
  Михрила сидел на краешке дивана и опустив голову, беззвучно плакал. Я, признаться, не на шутку разволновался. Увидеть плачущего Михрилу? Это из ряда вон! Значит не всё так радужно. Я терялся в потоке мыслей. Ночью! С маленьким ребёнком на руках! Нужно было что-то решать! Ни Лена, ни сестра, ни Володя… никто не отвечал. Не дай Бог что-то случится. Скорую! Скорее вызывать скорую! 
 По дороге в больницу мы с доктором, как могли, утешали Михрилу, но он лишь тихонечко плакал и время от времени повторял то, чего ему действительно хотелось. В больнице его тщательно обследовали, пощупали, сфотографировали, но ничего такого смертельно опасного не нашли. Я высказал своё предположение об отравлении. Доктор осведомился, давно ли мы принимали пищу и предложил сделать Михриле клизму. Несмотря на то, что отделение было детское, всё же удалось уговорить доктора поставить клизму и мне. Лёжа друг напротив друга под «системой Эсмарха», я всячески утешал Михрилу, но он только сопел. Сил перекреститься у него, вероятно, не было.
После такого противоядия, уже под утро, мы возвращались домой на такси. Михрила спал у меня на руках, а я думал «Как же хорошо всё закончилось». Дома нас уже ждали встревоженные Михрилины родители. По дороге в больницу я отправлял им сообщения со всеми ужасающими подробностями.
Михрила проснулся и сердобольные родители заключили спасённого сыночка в объятия. Во время всей этой трогательной сцены Михрила вдруг развернулся, засопел и указывая на меня пальцем, закричал:
  — Это ты! Ты, пьидулок всё уштлоил! Я же тебе говолил, что шлать, шлать я хочу! Зачем ты меня к доктолу пьивёз? Отвечай пьидулок!
У Володи отвисла челюсть, а у моей сестры чуть было не выпали контактные линзы! Таких слов от сына они ещё не слышали! Все смотрели на меня, как на отморозка, растлевающего малолетних Михрил.
— Стоп! Стоп! Стоп! – запротестовал я. — Ты ведь сам сказал, что хочешь какать, а покакать не можешь… так?!
  — Да не хочу! Не хочу я какать! Ты же шам пожвонил Лене, когда шам пошёл какать!
  — Ну и что?!
  — Ты же шам ей шказал «Лена, пеедай, чтобы мама не заделживалащ и шкоей домой ШЛА!
  — Ну?
  — Я тоже хотел домой шлать! Вмеште ш мамой шлать! ШЛАТЬ домой!
— Идти! – поправил Володя. – Он имел ввиду «Идти домой».
 Моя сестра и Володя, по всей видимости, были ещё слегка навеселе, потому-то и рассмеялись в один голос.  Мне же, признаться, было совсем не до смеха. Пока я соображал, «весёлая семейка», пожелав мне приятных сновидений, быстро ретировалась.  Очевидно было, что Михрила не понял этот каламбур и  жутко обиделся на меня за клизму. 
Я ещё долго потом сидел на своём диване, склоняя «шла, пришла, пришли, ушли». Мне стало ясно, что пытливый ум Михрилы  спросонья  как мог, так и отыскал подходящий глагол, заменив им слово «идти».
 Вот так удивительный, великий и могучий русский язык «умыл» фонтаном каламбура меня и моего вундеркиндерствующего племянника!
 С Михрилой мы на следующий день, конечно, помирились, а ещё через день я записал его к хорошему логопеду.