Меж Игаркой и Сопочной Каргой. 9 FIN.

Меж Игаркой и Сопочной Каргой  (записки енисейского раздолбая) часть 9 конец.
 
По высоте Игарки над уровнем Мирового океана
 
Начало сентября, на Енисее. В  Москве не так давно отгремела рекордами Олимпиада – 80. Утерли слезы умиления москвичи и гости столицы, провожавшие Олимпийского Мишку  на воздушных шариках в небо.
 
Советский Союз уже помянул,  безвременно ушедшего в Страну вечной охоты  Владимира Семеновича Высоцкого. Помянули его и мы с Гунаром Карловичем, не чокаясь. Все мы когда-нибудь также уйдем в закат. Обидно, конечно, что Владимир Семенович не успел сочинить  песню о енисейскихлоцсмейстерах. Впрочем, не факт, что он знал о нашем существовании. Жаль, а я надеялся…
 
Мы двигаемся в район работ, к Енисейскому заливу, планируя попутно списать с нашего дружного коллектива, висящий дамокловым мечом  по невнимательности боцмана «Лота», должок перед Таймырскими колхозными оленеводами.
 
Боцман по причине недостаточной степени трезвости принял колхозное стадо домашних оленей за настоящих диких северных и подстрелил пять единиц колхозной собственности – две важенки и три хора. И задолжали мы представителям коренной серверной народности ни много, ни мало, а стоимость одного автомобиля «Жигули» Ваз-2101, в размере пяти тысяч шестисот рубликов.
 
Собственно задолжал боцман, ну, а мы, как настоящие матросы, потянули одеяло на себя и подписались дружно, всем коллективом,  расхлебывать заваренную боцманом  кашу. А как иначе? На то мы и настоящие матросы!
 
Капитан  с боцманом и шкипером Ницусом два месяца дружно ломали свои многоопытные заполярные головы над поиском наиболее разумного  способа погашения  долга, с тем, чтобы и волки были сыты и бараны  целы. Волки это колхоз, являющийся собственником забитых и съеденных нами оленей, а роль баранов, желающих остаться целыми и сытыми, исполняем уже мы, енисейские лоцмейстеры.
 
Как обычно, решение данной дипломатической миссии взял на себя бывший  до июня 1941 года латышским буржуем и наследником трех доходных домов в городе Рига, а ныне бывший ссыльный поселенец и по совместительству шкипер самоходной баржи «Северянка-2» Гунар Карлович Ницус.
 
Я в эти дела даже нос не пытаюсь сунуть и даже не потому, что молодой, неопытный и начинающий. Происходит это  просто в силу моей собственной незаурядной сообразительности  -  пусть старые знающие  полярники разгребают это дерьмо самостоятельно. Я же посмотрю на процесс со стороны и поучусь, как разгребать такие вещи наилучшим способом.
 
По личному составу прошла команда сбросить в общий котел по пятьдесят рублей (вместо положенных двухсот пятидесяти с каждого) и передать их в распоряжение Карловича. Шкипер выдвинул свою кандидатуру для разрешения сложной дипломатической миссии к вящему удовлетворению, пострадавших от боцманского охотничьего беспредела  таймырских оленеводов.
 
Оная же дипломатическая миссия должна была снизить до разумного минимума потери личного состава непричастного к боцманскому беспределу, но причастного к употреблению в пищу забитых пяти диких колхозных оленей. Поначалу Гунар предлагал вместо пяти тысяч шестисот рублей обозначить оленеводам «средний Сталинский палец».
 
На мой заинтересованный немой вопрос Карлович поведал веселую историю  периода  сурового сталинизма. Не факт, что это был исторический  факт, а не выдуманная кремлевскими политологами байка. Хотя кто его знает, этого Иосифа Виссарионовича, мог он вполне такое отчебучить этакое в реальной жизни.
 
Якобы, на Ялтинской встрече глав антигитлеровской коалиции Премьер-министр Великобритании  Уинстон Черчилль и  Президент США Франклин Делано Рузвельт попросили Иосифа Виссарионовича Сталина уступить им по-дружески во владение Крымский полуостров. Так уж им в  Ялте понравилось.
 
Причем пообещали возместить  уступку полуострова аналогичной по площади территорией в западном секторе Германии. Ничего удивительного в такой просьбе нет, конечно.  Всем известно, что наглость второе счастье, а охота пуще неволи.
 
Иосиф Виссарионович пообещал исполнить просьбу коллег  по борьбе с Гитлером, но только  в том случае, если они отгадают его загадку. Партнеры по антигитлеровской коалиции согласились выслушать предложенный большевистский ребус. Тогда Сталин показал коллегам три пальца на правой руке, а именно большой, указательный и средний, и спросил у мудрых западных политиков, какой из трех пальцев является средним.
 
Уинстон Черчилль сразу  обозначил  указательный палец, как  средний из трех предъявленных вниманию важных особ. Рузвельт же после легкого раздумья указал на средний палец руки, полагая, что он является средним из пяти пальцев руки. Хитрый   Иосиф Виссарионович разочаровал господ, заявив, что они жутко  ошиблись. 
 
Отец народов сложил три пальца в кукиш и показал, какой именно из пальцев на самом деле является средним в данном ребусе. В итоге уступке Крыма коллегам Черчиллю и Рузвельту было отказано. Мудрый человек Иосиф Виссарионович. А я бы поменял, но на всю Германию… плюс Финляндия и Норвегия в придачу. Крым потом к нам сам присоединился бы снова, путем свободного волеизъявления народа.
 
Капитан «Лота» Евгений Николаевич, бывший в курсе про «средний палец Сталина» отверг такой сценарий развития событий. А посему команду сброса денежных средств в «котёл» мы исполнили еще во время кратковременной стоянки в Игарке. Мнится мне, что лучше Карловича с этой непростой задачей справиться просто не смог бы  никто другой. Он тут с июня 1941 года по тундре «горе мыкает» и более опытного доку в заполярных дипломатических  перипетиях  нам просто не найти днем с огнем.
 
Упала в «котёл» сумма ровно в одну тысячу двести пятьдесят рубликов, вместо требуемых пяти тысяч шестисот рублей. Манипулируя сей незначительной суммой, Гунару Карловичу предстояло, каким-то совершенно  непостижимым моему разуму способом, удовлетворить требовательность ненецких оленеводов на сумму соразмерную стоимости автомобиля.
 
Судя по всему Гунар Карлович, в силу своего долголетнего пребывания в статусе врага народа и ссыльного поселенца с поражением в политических правах, уделял немалое внимание изучению трудов  Иосифа Виссарионовича. Не удивлюсь, если у Карловича в домашней библиотеке на самом почетном месте обнаружится зачитанное до дыр  «ПoлнoеСoбрaниеСoчинений И.В. Сталина» в шестнадцати томах.
 
К такому выводу  я пришел волей-неволей, неоднократно убеждаясь в удивительной компетенции Карловича в вопросах,  касающихся этого великого человека. Кстати, Карлович всегда признавал, что Иосиф Виссарионович великий вождь и человек, оставляя за скобками своё собственное мнение  о том, плох, или хорош был Сталин. Привычка вторая натура. Думаю, это жизнь приучила Гунара не высказываться на щекотливые темы. Во времена  недавние и хорошо  ему памятные такая щекотка могла довести до гроба.
 
Из его же уст, я как-то услышал  еще одну  байку имеющую отношение в Иосифу Виссарионовичу.  В 1937 году   за организацию экспедиции, достигшей Северного полюса и основавшей полярную станцию СП-1 на дрейфующем льду, к званию Героев Советского Союза были  представлены восемь человек, в том числе И.Д. Пананин и О.Ю. Шмидт, и еще тридцать один к орденам.
 
На банкете в Кремле по поводу этого знаменательного события Иосиф Виссарионович, прежде, чем поднять тост за Героев-полярников, спросил, что они такое употребляли при высадке на  Северный  полюс, чтобы не замерзнуть в столь суровых условиях. Ответ был кратким — спирт разбавленный  водой растопленных арктических льдов до градуса  соответствующего широте места, в котором происходило распитие  алкоголя героическими   полярниками.
 
В Нарьян-Маре крепость спирта составляла шестьдесят семь  объемных процентов, над Маточкиным Шаром семьдесят три, над Землей Франца-Иосифа восемьдесят, на Северном Полюсе девяносто. 
 
Товарищ Сталин очень внимательно выслушал данную информацию. На следующем банкете в Кремле  в честь присвоения званий Героев Советского Союза  Е.К. Фёдорову, П.П. Ширшову, Э.Т. Кренкелю, дрейфовавших на станции Северный полюс -1, гости пили спирт, разбавленный по широте Москвы до пятидесяти пяти объемных процентов.
 
Покупать водку крепостью сорок объемных процентов для парней, живущих на берегу Карского моря, это все равно, что выбросить деньги на ветер. При хорошем морозце её придется на дозы рубить топором.
 
Памятуя опыт товарища Иосифа Виссарионовича Карлович, на имеющиеся средства закупил  несколько ящиков питьевого спирта, дешёвое курево, вроде махорки, сигарет Памир и папирос Беломор-Канал. Капитан из  сэкономленных запасов с камбуза, за счет употребления мяса добытых оленей, подбросил  некоторое количество макарон, гречки, пшена и картошки.
 
Мне было очень интересно следить за происходящим, и я решил уточнить у Карловича вопрос, по какой конкретно широте, следуя опыту товарища Сталина, он намерен  разбавлять спирт при возвращении долга оленеводам. Было понятно, что поить оленеводов чистым спиртом, девяноста шести объемных процентов   Карлович не собирается. Этого для  настоящих советских полярников кощунство даже на самой пипке Советской Арктики – на Северном Полюсе. 
 
Гунар  явно  опасался, что плохо усваивающие   алкоголь организмы представителей малых народностей Севера могут необратимо пострадать при употреблении столь крепкого напитка. Если разводить спирт даже по широте мыса Сопочная Карга — это без малого семьдесят два градуса северной широты. Широта Игарки,  составляющая 67°27′55″ северной широты, шкипера тоже не устроила, не говоря уже об игарской долготе в 86°36′09″ в. д.
 
И тогда я, абсолютно серьёзно  пошутил, предложив Карловичу уйти от сталинских стереотипов и разбавить спирт, по высоте  города Игарка над уровнем Мирового  океана. На мой взгляд, такой метод приготовления алкогольного напитка  наиболее предпочтителен ввиду того, что высота Игарки над уровнем Мирового океана составляет всего тридцать метров.
 
Это позволило бы создать алкогольный напиток средней крепости в тридцать объемных процентов. Кроме того количество возмещаемого напитка чисто зрительно занимало бы втрое больший  объем в стеклянной таре. По крайней мере, с таким объемом было бы не стыдно ехать для возмещения ущерба, к упомянутым оленеводам. Главное чтобы первый тост был исполнен с напитком правильной  крепости, а там как кривая вывезет.
 
Сначала заполярный ветеран попытался меня по-свойски ласково обматерить,  но потом  вник в суть вопроса и задумался. Переспросил цифру и через какое-то время видимо пришел к выводу, что цифра тридцать ему, вроде как,  пришлась очень даже  по душе.
 
Очень соблазнительно было из одной  бутылки питьевого спирта крепостью девяносто шесть объемных процентов, сконструировать три бутылки элитного напитка с тридцати процентным содержанием алкоголя.
 
Пьют же ребята за Железным Занавесом напитки средней крепости, такие, как амаретто, кампари, писко, текила, мискаль, лимончелла,  ром  и прочие алкогольные вкусности. Пьют! Да еще и нахваливают. И при этом  абсолютно не  страдают душой от того, что возвращаться домой  приходится на своих двоих, а не на четвереньках,  растопырившись в позе раздавленного  верблюдом скорпиона. Мы хоть и енисейские парни, но не совсем уж дремучие – книжки почитываем для широты кругозора.
 
Меня  по-свойски Гунар в конечном итоге всё-таки обматерил за соблазнительный совет, присовокупив вывод, что у него, как у старого полярника, ни при каких условиях  рука не поднимется разбавлять спирт до тридцати объемных процентов. Как говорится, палка о двух концах – пить чистый спирт, в девяносто пять процентов, это  кощунство, но и разбавлять ниже шестидесяти шести градусов широты Полярного круга просто, выпирающее за рамки приличия, арктическое хамство.
 
В конечном счете, широкая душа старого енисейского полярника победила в борьбе с бережливой  натурой бывшего латышского буржуя. Вопреки  моему здравому смыслу было принято решение спирт не разводить, а отдать в первозданном виде.  В каких пропорциях туземцы намерены разбавлять спирт перед употреблением, это уже личное, глубоко интимное дело   енисейских колхозных оленеводов.
 
Если, даже, они намерены  пить спирт абсолютно чистым, не нам их осуждать. В конце концов, как бы они не поступили, нам за них стыдно не будет, потому как они не настоящие полярники, а вполне себе коренные аборигены. Каждый человек творец своего жизненного пути, от самого рождения вплоть до смертного одра.
 
Это нам бледнолицым напрягаться приходится, преодолевая трудности заполярной жизни, а они тут у себя дома и жизнь их практически не напрягает в силу вековой традиции проживания в данных условиях. Хотя, если быть честным, каждый из них, только за то, что проживает за полярным кругом на постоянной основе, вполне заслуживает звания Почетный полярник.
 
Всякий образованный, трезвый, советский  человек в курсе, что алкоголь из человеческого  организма выводится ровно двадцать один день.  Эту научную истину  моя  замечательная  химичка Ариадна Сергеевна  Щербакова вбила  мне  в голову еще в девятом классе. Если помыслить логично, и каждый двадцать первый день наливать себе рюмку водки, то можно достичь вечного кайфа,  ни на секунду при этом, не оставаясь трезвым.
 
Думаю, что такой график потребления  спиртного был бы наилучшим методом достижения счастья  малыми народами Крайнего  Севера, нежели употребление алкоголя без меры до состояния общения  с духами верхнего мира.
 
Кровь их носа
 
Во время  стоянки в Игарке у меня были свои задачи, от чего я за действиями Гунара Карловича по подготовке к возмещению ущерба не наблюдал. Мне предстояло вместе с дедом Юдиным позаботиться о погрузке «Лота» различным лоцмейстерскимбарахлом, как-то аккумуляторы, ацетиленовые баллоны, запасные фонари и прочее, прочее, прочее.
 
Помимо всего перечисленного, мне предстояло подписать у непосредственного начальства отгулы на парней из лоцмейстерской партии и мои личные, а также оплату десяти гидрографических процентов членам экипажа «Лота». А судя  по предыдущему опыту, это дело весьма и весьма непростое.
 
В конце прошлой навигации я чуть не вдрызг разругался со своим непосредственным начальником Сергеем Григорьевичем, возымевшим намерение отжать у меня и моих парней изрядное количество отгулов. Имел место такой возмутительный казус, в результате которого я в сердцах чуть было, не отбыл  на остров Сахалин. 
 
Пришел я подписывать отгулы своим лоцмейстерам за период восстановительных работ по средствам навигационного обеспечения, уничтоженным во время  ледохода. Помнится, меня на восстановление послали уже без куратора, просто под присмотром техника деда Юдина, объяснив, что он научит меня всему, чего я не знаю.
 
Дед Юдин меня действительно научил. За работу мы взялись крепко, но начальство постоянно пришпоривало понуканиями, что надо быстрее, сильнее, лучше. Бери больше, бросай дальше, отдыхай, пока летит! Ну, я, естественно, пообщался с парнями, объяснив им, что надо успеть к приходу судов в Енисейский залив, дабы они могли войти в устье Енисея уже при наличии всех предусмотренных средств навигационного обеспечения. Все свелось к тому, что работать предстоит  быстро, качественно  и так много, сколько нужно. А нужно было очень, однако, много.
 
Парни согласились работать и быстро, и качественно,  и много, но при условии, что я всю переработку скрупулезно подсчитаю и загружу на свои плечи труд подписать всю, до последней минуты, у начальства. С меня было взято обещание, что они по любому, хоть кровь из моего носа, но получат-таки свои законные отгулы к ежегодному отпуску.
 
Я, честно глядя в глаза своим парням, пообещал, как на духу  исполнить всё о чем договорились. Честно и по справедливости. Тогда я, как-то не обратил внимания, на то с каким сомнением покачивал головой  дед Юдин, слушая мои щедро раздаваемые обещания. Этот заполярный дедок знал, видимо, чем заканчивались  аналогичные обещания в прошлом  и, как будут развиваться события в недалеком будущем. Ему это точно было уже не впервой.
 
За девяносто дней навигации с 15 июня по 15 сентября я насчитал парням и себе по четыреста часов переработки, что составило в среднем на каждый день по четыре часа двадцать шесть минут и вытянуло на пятьдесят отгулов к отпуску каждому.
 
На самом деле парни, конечно,  не работали ежедневно сверх нормы по четыре часа и двадцать шесть минут. На переходах в район работ я им вовсе писал по восемь положенных часов. Однако, когда мы приходили к месту работ, уже на берегу  они пахали у меня как ломовые лошади, по шестнадцать, а то и по восемнадцать часов в день.
 
Ну, и я вместе с ними впереди на белом коне, как учил Севастьянов Леонид Федорович. Пока несу и долблю я, несут и долбят все и всё. Стоит мне упасть и закурить, как валятся и курят все, без исключения, даже некурящие.
 
Енисейская тундра гудела, а вечная мерзлота  плавилась в холодную грязную жижу под нашим молодецким напором. Парни мои просто соколы. Загляденье! Ни до, ни после этого не видел, чтобы люди работали с таким подъемом.
 
Я уж слегка от гордости раздуваться начал, дескать,  какой же я молодец, подвинул парней на трудовые подвиги. Не лоцмейстерская партия, а просто взвод Павлов Корчагиных! Глядя на них и я своими ватными от усталости конечностями старался шевелить бойчее.
 
А ночью конечности мои гудели не хуже трансформаторов высоковольтной ЛЭП. А как иначе?  Что посеешь, то и пожнешь. Зато мы  и двигались по Енисею галопом, аллюр три креста, отсыпаясь на переходах от знака к знаку. Я только успевал давать на базу радиограммы с перечнем  восстановленных знаков. Думаю, начальник мне почетную грамотку в конце навигации от щедрот своих присовокупил, как раз за темп восстановления  снесенных ледоходом знаков, а не за вырубку буев изо льда. Но с грамотой это было позже.
 
В районе пятнадцатого сентября «Лот» добежал до Игарки, дед Юдин парнями и боцманом занялся погрузкой оборудования. Утром следующего дня нам предстояло опять двинуть в сторону Дудинки.  Я же имел намерение   исполнить данное подчиненным в начале навигации моё железное слово и досуха выжать из руководства всё честно сверх меры переработанные трудодни.
 
Тружусь я  на радость начальству, и  день ото дня у меня опыт прирастает и прирастает. С капитаном «С-215» нашла у нас коса на камень по поводу экстренного похода до Дудинки в магазин за успокоительными каплями. Карлович со мной побеседовал и понял, что намерен я рогом упереться, а своё  право на свободу принятия самостоятельных решений отстоять независимо от капризов заслуженных полярников.
 
О чем он там беседовал с бывшим боцманом торпедного катера, я не знаю, но вопрос больше не поднимался. Судя по всему, заслуженный и уважаемый человек принял решение в бутылку не лезть, во избежание конфликтной ситуации. Ну а я воробей  взъерошенный, соответственно, оперился сверх меры,   хвост распушил и чирикаю уже по-другому — довольно громко,  почти командным голосом.
 
Вот и к шефу я попёр подписывать отгулы в первый раз,  такой весь из себя чрезмерно уверенный в собственной значимости. Взял   гроссбух с фиксацией тяжких трудов моих героических парней во славу Родины и на благо Морского флота  в  личное, свободное  от работы время и двинул от причала в здание администрации гидрографической базы.
 
 К расчетам  присовокупил докладную записку. В записке мои пожелания по часам переработки, обильно политым трудовым потом парней и жидкой грязью расплавленной нашими пятками  вечной мерзлоты.
 
Сергей Григорьевич сначала внимательно прочитал мою докладную записку с обоснованием пятидесяти отгулов на каждого работника партии, затем долго ковырялся в моих конспектах, перемежая перелистывание страниц  клацаньем кнопок калькулятора. Потом захлопнул мой гроссбух и, хмыкнув иронически,  подвел итог:
 
«Наплевать и забыть! Парням по пятнадцать отгулов, тебе тридцать, экипажу по десять гидрографических процентов к зарплате. Докладную записку перепиши с указанием  объявленных цифр, я потом подпишу. Свободен, дружище!».
 
Вот тут-то я и вспомнил сомнительное покачивание головы деда Юдина под мои уверения личного состава о моем железном слове. Сказать, что я охренел после  произнесенной начальником фразы, это не сказать ничего. У меня в лексиконе просто не было  слов, в достаточной степени способных передать, взорвавшиеся под ребрами моей  грудной клетки чувства.
 
Причем, это касается не только литературных выражений.  Мне как-то сразу показалось, что в моем лексиконе отсутствуют даже матерные слова достаточной силы. Сердце мое забухало  ровно так же, как во время моей  безуспешной попытки утонуть с аквалангом подо льдом Лемболовского озера.
 
Сидел я, молча перед шефом, минут пять, приводя нервы в порядок. Сергей Григорьевич все эти пять минут молча смотрел, как меня изнутри раздувает бешенство. Что-то он, видимо почувствовал или увидел на моем лице. Молчал и ждал — чего же там из меня такое выплеснется наружу.
 
Честно признаться, не умею я скрывать свои мысли в черепной коробке, они у меня всякий раз выползают наружу, через глаза, прямо  на мою физиономию. Оттого начальники  меня и не любят, что у меня на лице нарисованы все самые сокровенные мысли о любимом руководстве.
 
Пауза длительностью  пять минут позволила мне хоть как-то взять себя в руки и принять, наверное, не самое мудрое, но, на мой взгляд, единственно правильное решение. Стоила мне это пауза  многих  тысяч героически погибших нервных клеток,  закрывших, словно амбразуру, трещину в  моей готовой лопнуть от напряжения нервной системе.
 
Представил я, какие ухмыляющиеся мины скорчат мордашками мои парни, когда я им вместо пятидесяти отгулов железно обещанных, ценою крови из моего носа,  принесу  жалкие, компромиссные пятнадцать. Я приподнялся со стула и очень аккуратно указательным пальчиком пододвинул шефу мои бумажки назад:
 
«Сергей Григорьевичу меня есть два варианта: либо вы подписываете моим парням  все заработанные сверх нормы часы, либо можете уволить меня по статье к такой матери. Пока вы будете думать над этой проблемой, я пошел домой отсыпаться. Обещал я парням, что все часы, которые они переработали, будут им отданы сполна.
 
В противном случае я  с ними работать не буду, потому, как стыдно мне будет смотреть им в глаза.  Я, хоть и начинающий полярник, но не из тех, кому хоть ссы в глаза – всё Божья роса. А посему, пока не получу вашу подпись на отгулы для парней, я пальцем о палец не ударю и на «Лот» ни  шага, ни полшага  не сделаю».
 
Про свои отгулы я  ничего говорить не стал, потому, как мне хотя бы чужие  у начальства отбить во избежание позора  и  славы Главного енисейского трепача и сказочника. Говорю вроде спокойно, а душонка моя под ребрами  у сердца дребезжит  мелко,  бунтуя,  словно готовая порваться контрабасная струна. Повернулся я  спиной к шефу и пошел не спеша из кабинета, потом на улицу, через территорию базы и далее на остановку автобуса. Это домой,  в начале рабочего дня.
 
Начальник так и не произнес мне вслед ни единого слова. Ну, это, пожалуй,  и к лучшему, а то я в ответ еще понес бы какую-нибудь околесицу. Иду, а сам спиной чувствую, как Григорич мне в затылке взглядом дырку прожигает – окна его кабинета как раз на мою, марширующую к автобусу персону, выходят. В сторону «Лота» даже лица не повернул посмотреть, что там творится...  из принципа. Я и «Лот» уже вычеркнул, до поры. А может и навсегда. У меня таких «лотов» еще будет с лихвой, выше крыши.
 
Я-то знаю, что не могут начальники меня уволить до истечения трехлетнего срока, пока я молодой специалист, разве что по моей инициативе, в силу моего собственного горячего желания. Это по закону. А  по «правде русской жизни» любого можно в землю вбить по самые уши, особенно при наличии административного ресурса.  Ходи потом по народным судам и доказывай, что  не ты в этой   стае бесстрашных  полярных волков числишься на должности бухарского ишака.
 
А, если и уволят,  так и по хрену. Двину до  Красноярска, оттуда в Южно- Сахалинск. Широка страна моя родная! Шевчук Саня звал на работу в «Южморгео». Есть такая  замечательная контора на острове Сахалин. Да и сам остров замечательный. Не пропаду. Дурни, вроде меня, всюду требуются.  Кореша своего сахалинского, Гариба Захаровича Амбарцумяна заодно повидаю. Он точно ещё бороздит просторы мирового океана на «Искателе».
 
Дома не было никого. Сосед Вовка Петрович  Астафьев в рейсе с «С-215», тундру гусеницами вездехода топчет,  жена его с дочерью, скорее всего, к Вовкиной тёще в гости отбыли.  Выкурил я на скамеечке пару папирос Беломора в тишине благостной, зашел в подъезд вынул ключик из-под половика и, открыв дверь, зашагал через прихожую в коммунальную кухню.
 
Хлопнул дверцей холодильника, вскрыл  банку килечки в томатном соусе, сальца из холодильника мелко настрогал Вовкиным кухонным финариком и расслабился.  Полярник я еще не старый. А с завтрашнего дня может и вовсе из списка полярников  буду  вычеркнут. Имею полное право разводить спирт не по широте места распития, а по собственному вкусу. Вкус же мой собственный вполне совпадает с широтой Севастополя  44°35′19″ с. ш.  Обычно я округляю эту цифирь до круглых 45°.
 
Под аккомпанемент двухсот  граммов спирта, разведенного по широте  Города-Героя Севастополя, отпраздновал предстоящее мне увольнение с позором.  И так у меня на душе спокойно вдруг стало и замечательно – просто не передать. Я собственно, только  после этих двухсот граммов по севастопольской широте и понимать себя правильно  начал. Не увольнения я вовсе  боюсь. По мне — чем хуже, тем жизнь интереснее булькает.
 
Сердечко-то  у меня дребезжало лишь из боязни, что духу мне не хватит перед начальством рогом упереться крепко и непоколебимо, да перед парнями не обгадиться. Отчего-то  мнение парней на сей момент мне дороже мнения начальства оказалось.
 
Но вот уперся же. И стало всё легко и просто. Пароход  мой под парами стоит,  утром «Лоту» в рейс. А мне вся эта канитель оказывается абсолютно по барабану. По бубну! Оказывается, мне вовсе в другую сторону. И предстоит мне дальняя дорога.  И  ждут меня Сахалин и Японское море! А Японское море для меня всяко роднее и предпочтительнее Енисея!
 
Проснулся утром в восемь, сделал зарядку, исполнил водные процедуры, позавтракал и начал помаленьку укладывать свое небогатое имущество в рюкзак и спортивную сумку. Представил, как мой «Лот» уже бороздит енисейскую водицу, рассекая волну без меня, где-то уже далеко-далеко за мысом Кармакулы.
 
В одиннадцать часов в мою  дверь забарабанил  кулачищем  какой-то русский богатырь. Оказалось, это  водила  гидробазовский на уазике-буханке приехал.   Гроссбух от Григорича привез и мою докладную записку.  Сергей Григорьевич подписал  всё, что я заложил в докладную записку — проценты экипажу, по пятьдесят отгулов парням и мне, соответственно. А я уж вещички собрал, да деньжата посчитал, хватит ли метнуться аэрофлотом через Хабаровск до Южно-Сахалинска.
 
Водитель буханки  поторапливает,  чтобы я шустрее собирался — «Лот» уже заждался меня у причала. Только чудом мне удалось не выпрыгнуть из штанов от счастья. Сдержался, даже в глазах дюже защипало. Мелькнуло, правда, легкое сожаление, что не увижу в ближайшее время Сахалин и Японское море. Правильно я все посчитал. Молодец, что  рогом в землю уперся. А и вариантов других у меня не было. А собраться мне  – только подпоясаться.
 
Хлопнул я полтинничек разведенного ледяного, крепостью сорок  пять объемных процентов  из холодильника, для снижения частоты пульса, сопроводил его килечкой, хрюкнул от удовольствия, да и прыгнул в уазик. Парни на «Лоте» меня  уже заждались. Больше мы с Сергеем Григорьевичем к данному инциденту никогда не возвращались. Ни слова, ни полслова — вроде, как и не было ничего подобного.
 
Это было год назад. И сегодня Сергей Григорьевич долго и нудно листал гроссбух, заполненный моим аккуратным, почти писарским подчерком, чего-то мозговал над калькулятором, занудно перепроверяя мои расчёты  и, в конечном итоге, таки молча подписал отгулы, и мне, и моим парням. Я же поспешил удалиться быстро и подальше от начальства, во избежание дополнительных уточнений и внесения в принятое решение изменений  в худшую сторону. Подальше от начальства и поближе к коку – это наше всё!
 
Большой морской буй
 
«Лот» бойко бежит Турушинским перекатом в стороне от фарватера, чтобы не путаться между ног у настоящих морских гигантов с осадкой под десяток метров. Мы себе можем позволить сваливать при нужде в сторону от фарватера, на мелководье, за компанию с енисейскими лягушками — осадка у нашего логгера всего два метра. Хотя, какие тут к чёрту лягушки? По фарватеру, буравя дно дреджпайпами  трехметрового диаметра гонит волну  большой и красивый землесос «Херсонес».
 
При расхождении бортами «Херсонес»  приветствуют нас ревуном: один продолжительный, один короткий и один продолжительный звуки. Этот сигнал означает  просьбу выйти на связь. Капитаны имеют по радиосвязи задушевную беседу, чаще всего на хозяйственно продуктовые темы. В виду невозможности добежать от углубляемого фарватера до ближайшего магазина, капитан «Херсонеса», вероятно, обращается к нашему Евгению Николаевичу с какими-то личными просьбами.
 
В эту навигацию «Херсонес» обсасывает фарватер Турушинского переката, расположенного в ста тридцати пяти морских милях по Енисею севернее  порта Дудинка. На самом деле это называется «осуществлять дноуглубление», но слово обсасывает, как нельзя лучше отражает фактическую деятельность землесоса. Как там не изощряйся, подыскивая приличные слова для этого действа, но «Херсонес» таки обсасывает фарватер в самом прямом смысле этого слова. Прямо таки взасос, словно жених невесту в первую брачную ночь!
 
В прошлую навигацию Турушинский и Липатниковский  перекаты углубляли два  землесоса — «Херсонес» а «Азовское море». Оба землесоса  приписаны к порту Одесса. Эти однотипные суда собраны  на верфях  голландской фирмы «IndustriëleHandelsCombinatieHollandNV», с  той лишь разницей, что  «Азовское море» собирали в самом Амстердаме, а «Херсонес» в голландской деревеньке Киндердейк.
 
Голландцы вообще  эксперты высшего уровня в области  кораблестроения и дноуглубительных работ. Если по чести, я даже затрудняюсь сказать, в чем голландцы не эксперты. Они в своей Голландии приступили к осушению земель и копанию в болотной жиже еще в шестнадцатом  веке.  Без малого пятьсот лет черпания ила в болотистых,  топких низинах  приливно-отливной зоны привело в девятнадцатом веке  к возникновению первых паровых ковшовых и самоотвозных дноуглубительных земснарядов.
 
Упорство голландцев в деле отвоёвывания территорий  у моря позволило к настоящему времени накопить богатейший опыт в  области  высокотехнологичного   грязеудаления, как в морских, так и в пресных  водоемах.
 
Эти парни просто красавцы, когда вопрос касается  дноуглубления какой-либо грязной лужи, либо устройства на месте лужи полноценной суши. Им в этом деле просто нет равных на всей планете Земля. Помнится еще Петр Алексеевич Романов, в будущем император Петр I, не погнушался поучиться с топором в руках науке кораблестроения у расторопных голландцев.
 
Ходят легенды, что, как раз именно тогда расторопные голландцы,  и подменили настоящего Петра Алексеевича  каким-то своим голландским охломоном. Тем самым, который был дюже  охоч  до заграничных париков и камзолов, солдатских походных шлюх  и ядреного женевера, именуемого «голландской храбростью».
 
Видать неспроста автор романа «Война и мир», Лев Николаевич Толстой клеймил Петра Алексеевича во всеуслышание, беснующимся пьяным зверем, сифилитиком, мужеложцем и сыноубийцей. Да еще величал родоначальником ужасов и безобразий,  свершаемых  на протяжении трехсот лет династией «Романовых». Как там на самом деле было? Да кто ж его знает?! Ну да Бог с ним, с Петром Алексеевичем.
 
Обзывать женевер «голландской храбростью»  принято вследствие древнего обычая  накачиваться крепким алкогольным напитком перед боем. Обычай этот  уходит   корнями во времена битв Восьмидесятилетней  войны 1566- 1648 годов.
 
Голландские   парни в незапамятные времена первыми в мире поставили на поток самогоноварение и, хлебнув «голландской храбрости», для  пущей воинственности, влезли в череду  без малого сотни войн, конфликтов, революций, стычек и просто драчек международного значения с конца шестнадцатого века по настоящее время.
 
Они даже в новейшие времена успели поучаствовать в боевых действиях против Советского Союза  в  период  Корейской войны  1950-1953 годах   и Операции Трикора в Индонезии в 1961-1962 годах.
 
В Корее маленькую  голландскую  птичку допустили  сражаться на одной стороне  в одной стае с крупнейшими стервятниками планеты Земля.   А в споре за  обладание Западной частью острова Новая Гвинея Голландцы вовсе в одиночку отбивались  от Индонезии, поддержанной СССР.
 
В этом конфликте драчливым голландцам накрутили хвосты советские военнослужащие, которыми   были укомплектованы экипажи  индонезийских подводных  лодок и бомбардировщиков  морской авиации Ту-16. Маленькая, но гордая и хищная голландская птичка получила изрядную трёпку.
 
Голландцы вообще, на мой взгляд, самая драчливая нация в мире, несмотря на то, что прикидываются белыми  и пушистыми. Список территорий,  от Нью-Амстердама (ныне Нью-Йорк) и до  Суринама, находившихся в колониальной зависимости от Нидерландов, ничуть не меньше списка войн, в которых эти  драчливые любители можжевелового самогона принимали активное участие.
 
Как я понимаю, это не мы в Европу, а они к нам в Азию окно прорубили, не спросив разрешения. А потом в это окошко слили на нашу сторону всю свою пенную гопоту. И гопота сия, ненужная Голландии славно послужила России. К примеру, Его царского величества Российского государя комиссар Андрей Виниус, директор Картографического института и генерал-квартирмейстерСухетлен Петр Корнилович, Генерал-губернатор Павел Петрович Сухтелен и многие другие. В общем, голландцы ребята весьма достойные во всех смыслах, а уж каналы копают и суда строят просто на зависть всему миру.
 
Так вот, возвращаясь к нашим баранам, дноуглубительные  работы на перекатах Турушинский  и Липатниковский производятся для создания необходимых судоходных глубин. В частности на Турушинском необходимо исполнить глубину фарватера до десяти с половиной  метров, дабы свободно прогонять по нему рудовозы с никелевой рудой Норильского  горно-обогатительного комбината, не теряя в объемах перевозок из-за недостаточных глубин.
 
И «Азовское море»  и  «Херсонес»  называются по голландской классификации TrailingSuctionHopperDredger — землесосным самоотводным земснарядом с волочащимся  грунтоприёмником.  На землесосе имеется труба (дреджпайп) диаметром порядка двух, а то и трех метров. Сам я эту трубу ни разу не имел счастья лицезреть  над  поверхностью воды  и выдаю информацию  с услышанных ранее чужих слов.
 
В нашем случае на голландцах  имеется по одному дреджпайпу, хотя говорят, что бывают суда и с двумя  трубами. На конце трубы закреплен  приемник грунта, так называемый драг хэд, который  в рабочем положении волочится по дну.


Труба, удерживаемая посредством гантри,  схожих  со шлюпочнымикранбалками,   на  тросах, спускается за борт судна. Здесь она  подсоединяется к системе труб внутри корпуса землесоса, ведущей в трюм, именуемый Хоппером.
 
Хоппер, в который засасывается  грунт со дна, занимает львиную долю водоизмещения судна, являясь, по сути, аквариумом, огражденным бортами землесоса. В нем и обитают вместе с грязью практически все лягушки Турушинского переката, засосанные внутрь силой голландской конструкторской мысли.

Всасывание ила со дна  происходит благодаря создаваемому в трубе разряжению  посредством мощной  помпы. Помпа  находится, либо внутри судна, либо на самой трубе. Добытый грунт,  после  заполнения  хоппера, вываливается   через днищевые гидравлические двери  трюма на удалении от фарватера. Возможен также вариант, когда   через специальную плавучую трубу, прикрепленную к носу судна, грунт под давлением выплёвывается на берег.
 
Как правило, вместе с грунтом в трубу всасывается все, что находится в пределах досягаемости трубы и неспособное сопротивляться создаваемому насосом разряжению в месте смыкания дна с приемником грунта. В трубу достаточно легко засасывается попавшая в зону действия приемника грунта рыба, в том числе и достаточно солидные по размеру особи сомов и осетров. Одной из обязанностей  членов экипажа работающих  по контролю хоппера, это обнаружение и изъятие попавшей в трюм рыбы и отправка ее на судовой камбуз в объятия кока.
 
Я вам описываю всё так подробно,  для того, чтобы вы прониклись пониманием насколько  землесос с   дреджпайпом, опущенным в рабочее состояние, и подвешенным на гантри, довольно  неказистая, неуклюжая и в достаточной степени трудноуправляемая  конструкция. Проникшись таким пониманием, удается лучше понять, насколько трудна жизнь людей, призванных управлять подобными морскими конструкциями.
 
В прошлую навигацию мои непосредственные  начальники получили сверху команду снабдить  землесосы приемниками  гиперболической  радионавигационной системы. Система позволяет довольно точно установить место положения  судна, что  давало возможность  вахтенным штурманам обсасывать фарватер  судовыми дрейджпайпами не наобум Лазаря, а систематизировано, рядок за рядком. Вот уж воистину, если кого и можно назвать  пахарями  водной стихии, так это моряков с землесосов.
 
Меня руководство на трое суток пересадило с «Лота» на «Херсонес»  и поставило задачу контролировать   работу штурмана с приемником гиперболической навигационной системы. Вахтенные  штурмана парни образованные   довольно быстро приноровились  пользоваться  навигационной системой,  и вполне справлялись без моего контроля.
 
Я находился на мостике в роли ненужной мебели рядом с вахтенным штурманом.  Помимо меня на мостике тусовались от трех до  пяти членов комсостава экипажа землесоса, изнывающих  от безделья в свободное от вахт время  и, стекающихся сюда, ради хоть какой-то имитации  «клубного» общения.
 
Никогда не думал, что это настолько нудное и тяжкое занятие. Торчать на ходовом  мостике судна, сосущего грязь со дна фарватера несколько миль в одну сторону, потом разворот и несколько миль в другую сторону.  И так круглые сутки, изо дня в день, из месяца в месяц. Ровно до тех пор, пока глубина фарватера с девяти метров не превратится  в десять с половиной. И не факт, что результата удастся достичь еще в эту навигацию. Так собственно и вышло.
 
Моряки с землесосов, скажу я вам, это железные парни. Стоять четыре часа на мостике, смотреть на приемник навигационной системы, озирать окружающую остановку — вовсе не подарок судьбы. А надо еще осуществлять  расхождение  с судами следующими фарватером в обоих направлениях, умудряясь при этом не таранить  большие морские буи, указывающие границы фарватера. Да при развороте на обратный курс не забыть отдать команду на смену знаков и огней,  указывающих сторону  нахождения опасности и сторону, разрешенного обхода, идущим  по фарватеру судам.
 
Ил со дна необходимо снимать ровным слоем, без колдобин и кочек, по всей ширине фарватера. Это большое искусство. Меня от бдения за действиями вахтенного помощника капитана начинало бросать в объятия Морфея уже через час после проникновения  на капитанский мостик.
 
Вахтенные штурмана снисходительно позволяли  мне  пребывать на капитанском мостике практически в состоянии анабиоза, либо в процессе тяжкой борьбы с дремотой в вертикальном состоянии.  Я выдержал ровно  два дня, а потом у меня лопнуло терпение, Ну,  не мое это. Избави меня Бог когда-либо взяться  исполнять обязанности штурмана или лоцмана. Предпочитаю движение и еще раз движение, пусть даже в противоборстве с вечной мерзлотой.
 
Поняв, что контролировать такую занудную деятельность этих железных парней мне нет никакой необходимости, я забил на процедуру большой ржавый болт и третьи сутки отсыпался  в выделенной мне каюте. Когда к Борту «Херсонеса» подошел «Лот», дабы забрать меня на борт такого родного лоцмейстерского логгера, я едва не описался от счастья.
 
Бедные одесситы с голландских землесосов, как же я им  сочувствую. Парням предстоит до конца навигации обсасывать ил с фарватера  на Турушинском перекате. Бедолаги!
 
Признаться честно, они меня изрядно разочаровали. Не такие уж одесситы шустрые и на язык острые, какими  их  в кинофильмах изображают. Против наших бледнолицых полярников, пожалуй, слабоваты – мягкотелые южане. Енисейские парни  бойчей, да напористей.
 
Пересеклись мы с «Херсонесом» вновь спустя месяц. В процессе следования через Турушинский перекат, чуть в стороне от фарватера, путем глубокомысленных умозаключений, основанных на вновь приобретенных массивах специфических профессиональных знаний, мною был сделан вывод о том, что один из больших светящих морских буев, ограждения  фарватера, отсутствует на своем штатном месте.
 
Основываясь на том факте, что  на данном фарватере уже полтора месяца из стороны в сторону челноком  волочит свой дрейджпайп «Херсонес» я сделал предположение, что именно  землесос протаранил  и потопил буй, в силу своей неуклюжести. Теория вероятности в действии! И никуда от нее не денешься.
 
Вероятность, как известно, величина безразмерная и  может принимать значение от нуля до единицы. За период летней навигации осуществляется примерно триста лоцманских проводок, то есть в среднем за сутки через перекат проходит три судна.  Землесос за сутки успевает пройти по фарватеру раз семь. Вероятность повреждения буя именно «Херсонесом» составляет величину ноль целых, семь десятых -  то есть, выражаясь не научно, составляет семьдесят процентов.
 
Нет, конечно, при обнаружении отсутствия буя на штатном месте, ни о каких расчетах речи не было. Была  просто банальная интуиция и наглый наезд на вахтенного штурмана  по радиосвязи. В результате четвертый помощник капитана чистосердечно признался в допущенном лично им косяке – непреднамеренном таране и затоплении большого светящего морского буя из ограждения фарватера. Раскололся от макушки и до самого седла. Как там,  в «одесском цикле» то ли у Розенбаума, то ли у Утесова? «Гоп-стоп! Мы подошли из-за угла!». Тик в тик про нашу нынешнюю ситуацию с большим морским буем.
 
В итоге «Лот» встал на якорь в стороне от фарватера, а я прыгнул в разъездной катер с боцманом  и двинул к «Херсонесу». Вскарабкавшись по штормтрапу на борт землесоса, поднялся на капитанский мост и составил «Акт»  о потоплении штатного навигационного средства. Записи в вахтенном журнале о таране судном буя, конечно же, не было. Сам факт произошел в предыдущую вахту самого молодого и неопытного штурмана, в чем тот и признался. Капитан землесоса, скрипя зубами, расписался в моем акте.
 
Мнится мне, что даже, если буй протаранил кто-либо другой из штурманов, вплоть до капитана, признаваться в косяке по любому предстояло самому младшему и неопытному. Все дело в том, что с молодого   и спроса никакого быть не может, за исключением возмещения ущерба.
 
Вернулся я с составленными бумагами к себе на «Лот», а там старички заполярные мои, капитан «Лота», с дедом Юдиным и шкипером Карловичем встречают меня с неимоверно постными лицами по какой-то неведомой мне причине. Что за взгляды,  что за физиономии!  Жуть!
 
Смотрят на меня, будто пауки на муху,  словно у них в организме вместо крови металл расплавленный  –  как на своего кровника. Абреки! Как есть абреки. Вроде я их единоутробных брательников  большим арабским булатным ножичком ханджаром  настрогал по жизненно важным интимным органам, и они  задумали  мне за это страшно отомстить.
 
На мой вопросительный взгляд Карлович мотнул головой в сторону бака, где каюта наша командирская располагается. Дескать, давай спустимся — побеседовать в спокойной обстановке надо. Ну, надо так надо. Спустились мы в свою каюту, и Карлович устроил мне головомойку страшным шёпотом, изобразив при этом лицом гримасу сурового и справедливого гнева.
 
Дескать, чего я такое вытворяю? Кто-то протаранил и утопил наш большой морской буй. Кто-то неведомый! Мы не видели кто! Или  видели? Нет, не видели! А то, что молодой штурман с землесоса по глупости своей признался, вовсе не означает, что мы его  теперь за  мужские причиндалы на  фока-бом-брам-рее  подвесить должны, как в старые добрые времена.  Он, Карлович, уже и не помнит, когда последний раз потопленный буй на кого-либо навешивали, хотя  были факты затопления и ранее.
 
И вообще это не в традиции енисейских лоцмейстеров совершать такие негуманные подлости. Теперь зеленому штурману,  по мною оформленному акту, половину жизни стоимость буя этого предстоит возмещать государству. А стоимость немалая, сопоставимая со стоимостью легкового  автомобиля. У нас на дворе гидробазы этих буев не считаных валяется вагон и маленькая тележка. И будет там валяться на один буй больше, или на один меньше – кого это колышет?
 
И, что же мы? За железяку эту ржавую человеку жизнь портить будем и детей его лишим папиных заработков? Вместо того, чтобы детям игрушки и конфеты покупать,  рыжий  обаятельный одессит  государству денежки отдавать будет? И абсолютно не важно, есть у него дети, или только планируются. Надо же не только лоцмейстером быть, а еще и человеком немножко. Человеком!
 
Мало  ли что наше начальство нам, своим подчиненным, в уши свистит. Надо и собственный мозг к делу прикладывать. Не война ведь, чтобы людей так под монастырь подводить! У государства и так денежек немеряно, словно  у дурака конфетных фантиков. Все равно оно, государство, и штурманские денежки на никому не нужную  хрень, вроде Олимпиады-80, бездарно профукает.
 
Вот примерно такую лекцию злобно прошипел мне на ухо вредный латышский шкипер. А я чего? Я исполнял священный долг енисейского лоцмейстера! А с другой стороны, разве  я против разумного решения вопроса? Не мне же молодому поперек старших товарищей по борьбе инициатором вылезать.
 
Думаю, кто без греха пусть в того штурмана и плюнет. Да и в меня уже заодно. У меня своих косяков полная торба. Спрашиваю Гунара, типа, а скажи мне, старичок заполярный,  и чего теперь делать-то, ведь  и наши парни, и члены экипажа «Лота»  уже в курсе произошедших событий.
 
А он мне в ответ – не надо ни хрена делать, бумажку эту на подтирку пустить и все дела.  Люди у нас не идиоты, знают, где свистеть, а где заткнуться надобно. У настоящих матросов нет вопросов, и не будет – на то они и настоящие матросы.
 
Вот такое коллегиальное  решение мы в купе с ветеранами и приняли. Я свой голос «за»  подъемом правой руки объявил, а Гунар двумя руками отмашку дал – за себя и за капитана «Лота», тёзку моего,  Камошина. Убедил меня старый латышский буржуин так, что я едва   не прослезился по поводу тяжкой судьбины четвертого помощника капитана одесского землесоса  «Херсонес».  Что уж говорить о тяжком и беспросветном будущем его, лишенных радостей  детства, потомков, которым еще только предстояло появиться на свет в обозримом будущем.
 
Спустил я этот Акт  в качестве подтирки в судовую фановую систему, предварительно тщательно помяв. Карлович удалился на мостик к капитану, и о чем они там шуршали, в моё отсутствие, я не знаю. Кости мне точно перемыли изрядно. Однако, на обеде в кают-компании тёзка мой был уже не так суров и неприступен выражением своего лица. Видимо отлегло у Евгения Николаевича от сердца.
 
Штурманец, он хоть и с чужого парохода, а все же свой в доску брат. Все штурмана, они одной крови, как Маугли с Багирой.  И абсолютно не важно, чем эти штурмана «рулят», портовым  ли буксиром, рыболовецким сейнером, ледоколом,  или  атомной подводной лодкой. Ну,  и мы лоцмейстеры, да гидрографы им тоже родня довольно близкая – первейшая вода на киселе.
 
По лицам Карловича и капитана без затей можно было понять, что успели уведомить  уже штурмана молодого и капитана «Херсонеса», дабы те не переживали и душу не рвали по поводу, погибшего в неравной битве  с землесосом,  большого морского светящего буя. Как обычно говорит в таких случаях Гунар Карлович – всё будет чики-пуки. И все, действительно, стало чики-пуки!
 
Мы уже было намылились с якоря сниматься, дабы далее по назначению проследовать, как по радио до нас докричался капитан «Херсонеса» и попросил перейти на запасной канал радиосвязи. Перешли, конечно, же. Далее из общения маститых капитанов стало известно, что случайно, как раз сегодня, двадцать три года назад произошел знаменательный факт – рождение этого самого четвертого помощника капитана. Бывают же такие чудесные совпадения.
 
В итоге весь командный состав экипажа «Лота» и лоцмейстерской  партии, за исключением вахтенного помощника капитана,  был приглашен  на банкет по поводу празднования столь знаменательной даты. В силу удаленности от ближайших торговых точек, приглашенным гостям было дозволено прибыть без подарков.
 
Подарок мы все-таки с собой на банкет прихватили, это была замороженная задняя ляжка одного из добытых боцманом диких колхозных  оленей  из закромов нашего горячо любимого кока…
 
Ровно в ноль часов «Лот», приняв на борт доставленных со дня рождения участников банкета, снялся с якоря и устремился навстречу просторам Карского моря. Вахтенный штурман, пересчитал вернувшихся участников  мероприятия по головам и  сверил их количество с, имеющимся  в его распоряжении списком. Затем он,  лично убедившись в полноценном осуществлении процесса жизнедеятельности каждым из участников сабантуя, водворил всех по каютам  в целости и сохранности.
 
Большой светящий морской буй, несмотря на совместные приложенные  многочасовые неимоверные усилия, обнаружить так и не  удалось. С той самой поры у нас с «Херсонесом» имеет место быть настоящая морская дружба экипажами.
 
Ножи и обереги
 
К месту возмещения ущерба подошли, в требуемые сроки,  как  было оговорено при расставании с колхозными оленеводами. Имущества, которое необходимо было доставить  к чумам, видным в бинокль на удалении в пару–тройку километров от берега, было изрядно. Пришлось для доставки использовать вездеход.
 
Сначала парни закинули имеющийся провиант  и жидкую заполярную валюту в кузов вездехода, затем Гунар на барже доставил вездеход с водителем на берег. Баржа была возвращена  и пришвартована у  борта «Лота». Сам же, как  глава дипломатической миссии, Карлович   вместе с боцманом отправился  на разъездном катере на берег, где у вездехода ожидал водитель. В итоге с поездку с дипломатической миссией отправились трое — водитель вездехода, боцман и шкипер Гунар Карлович.
 
Все  «дипломаты»   парни не крупные на вид, но обладают организмами,  закаленными в достаточной степени жизнью на  Енисее и  прилегающих к нему необозримых таежных и тундровых просторах.
 
Есть в заполярье такое существо весом в пятнадцать, от силы двадцать килограммов, высотой в холке до полуметра и в длину без хвоста порядка  девяноста сантиметров. Животное, надо сказать, безумной храбрости. Это росомаха из семейства куньих.
 
По мнению коренных народов севера, росомахи являются  олицетворение ума,  хитрости и непревзойденной осторожности, силы, выносливости и бесстрашия. Если послушать местных аборигенов – росомаха просто визирь в царстве зверей, после белого медведя.
 
Южные родственники росомах, именуемые медоедами, считаются самыми агрессивными  и бесстрашными среди хищников, вступают без страха в схватку со львами и леопардами. Росомахи от медоедов отличаются только тем, что среда обитания у них  заполярье. Здесь, в заполярье, просто нет львов и леопардов, чтобы на них можно было напасть. А потому росомахи без зазрения совести обижают полярных волков и медведей, как бурой, так и белой масти. 
 
Они способны запросто  отнять добычу и у волков и у медведей. Крупные звери не то чтобы боятся росомах, а просто опасаются. Задрать росомаху прибыли никакой, а вот неприятностей можно наскрести на свою хищную задницу выше головы.
 
Бойцы росомахи   изрядные, да и запашок они, при необходимости, генерируют  своими железами, такой, что он способен  на некоторое время просто убить обоняние  противника. А наличие здорового обоняния  в мире животных, особенно хищных животных, это залог успеха и процветания.
 
Это я не к тому, что наши дипломаты парни  безбашенные, но повадки и манеры у них точно росомашьи – никого и ничего не боятся. Это я про Боцмана с Карловичем, что касается вездеходчика, у меня иной раз возникает сомнение – а есть ли у него башня? Парень он неплохой, но вожжа  порою  под хвост попадает – жить не может без палева.
 
В общем, парни двинулись в путь,  и ни у кого не возникло сомнения, что они способны справиться с решением поставленной перед ними задачи. А уж если обидеть их попытается кто-то, обидчику  этому не позавидуешь. 
 
Мы сделали им ручками в спину, изобразив наши наилучшие пожелания, и отправились делать свою работу, имея намерение забрать дипломатическую миссию ровно в том месте, где оставили, но только  через  двое суток.
 
За трудовыми подвигами двое суток промелькнули довольно быстро. Вернувшись спустя двое суток к месту и времени рандеву, мы парней в обозначенных координатах не застали. Пришлось отправлять к маячащим  на холмах оленеводческим чумам поисковую экспедицию в лице деда Юдина и матроса из боцманской команды пешим порядком.
 
Экспедиция отправилась в путь в надежде, что не придется разыскивать в тундре хладные тела наших дипломатов, павших от руки колхозных оленеводов, разгневанных недостаточно щедрым  объемом возмещения понесенного оленеводами ущерба.
 
Спасательная экспедиция вернулась ближе к вечеру. Управлял вездеходом дед Юдин в силу своей въедливой привычки уметь все. Тела тройки дипломатов и матроса из боцманской команды тряслись в кузове вездехода, уложенные рядком, под головою у каждого во избежание получения травм черепной коробки лежали мешки с помочами. Как оказалось, мешки с помочами  содержали подарки оленеводов нашим дипломатам.
 
Тела, к великому нашему облегчению,  оказались  не  хладные, но в дребезги  пьяные. Из всех прибывших трезвым был лишь дед Юдин. Видимо, удержался  старый полярник от предложений хлебнуть спирта разбавленного по широте мыса Кармакулы, памятуя свой пьяный промах с наездом на растяжки навигационного знака Сопкарга.
 
Как выяснилось позже, оленеводы уже и не чаяли дождаться прибытия наших парней с возмещением ущерба. Надежда в них уже даже не теплилась. Она просто умерла в их душах, окончательно и бесповоротно. Представляете, какая это была радость, когда вдруг с чадом и скрежетом к стоянке оленеводов подкатили на вездеходе должники  с полным кузовом даров.  Возмещение было принято без лишних слов и претензий.
 
Понятно, что погибших оленей давно списали на разбойничьи налеты полярных волков. Искать участкового инспектора милиции,  гипотетически существующего где-то  на просторах Таймыра, никто не собирался, для вручения ему заявления об  утрате  пяти оленей. Да и участковый, скорее всего, накрутил бы хвосты жалобщикам за подрыв авторитета и снижение показателей раскрываемости.
 
На фоне столь радостных событий оленеводы, проникшись постигшим их, как гром с ясного неба, счастьем, тут же завалили молодого оленя и  решили по поводу устроить грандиозный сабантуй. Жизнь оленевода на крайнем севере не так часто предоставляет радостные поводы для банкетов.
 
Наших представителей естественно никто никуда не отпустил. И покатилось оленеводческое застолье с ненецкими и русскими песнями под чарующие звуки  древнего бубна принадлежавшего когда-то прапрадедушке шаману. Длилось празднование  с редкими перерывами на дремоту двое суток кряду.
 
 
Несмотря на полярную закалку парней,  никто из участников грандиозного сабантуя позже так и не смог вспомнить по какой широте разводили спирт. Я, честно говоря, слегка побаивался, что наших дипломатов посадят в «долговую яму» до момента полновесного возмещения задолженности. Позже Карлович мне пояснил, что мысли эти гнездились в моей голове от полного непонимания менталитета немцев. Ничего подобного произойти не могло, просто потому, что потому. Не могло такого случиться!
 
 
Подвахтенный штурмансо стармехом завели баржу Карловича и, отдав швартовы погнали ее к берегу, дабы принять на борт вездеход с бренными телами дипломатов и одного из спасателей. Кок исполнил ревизию привезенных мешков и баулов и изъял все скоропортящиеся продукты, в том числе олений задок, задаренный от широты души оленеводами. Бригада оленеводов в купе с нашими парнями просто не осилили всего оленя в качестве закуски.
 
 
Мешки с помочами снесли  в нашу с Карловичем каюту и шкипер, придя в себя после тяжких последствий сабантуя, сам разобрался, кому и что было задарено. Что конкретно подарили парням, я видел только мельком, вот  подарки шкипера разглядел тщательно -   национальный ненецкий пояс из оленьей кожи, именуемый у ненцев  «Ни», с ножом в деревянных ножнах, костяным шилом, точильным камнем, кисетом с трубкой и огнивом.
 
 
Самым замечательными деталями на поясе были, закрепленные в самой середине  со спины в качестве амулетов, четыре клыка и по пять когтей  росомахи с каждой стороны. Судя по бронзовой  застежке и желтизне клыков, пояс   довольно старый  и задарен был от души. На него даже просто смотреть было приятно. Видно было, что пояс не фуфло и представлял для аборигенов немалую ценность. Поразили меня также подаренные Гунару меховые трусы, в форме комбинезона со штанинами ниже колена и  наплечными помочами, одеваемые прямо на голое тело.
 
Так что, если теперь Гунар Карлович по случаю в тундре столкнется лоб в лоб с росомахами, имея при себе, сей пояс с оберегами, они, вне всякого сомнения,  примут шкипера  за «своего в доску» росомаха мужского пола и окажут ему всяческие, положенные  в таких случаях почести.  Надо только сказать: я и ты одной крови. Если, конечно, Гунар Карлович  при встрече сам наезжать на родичей по крови не додумается.
 
Расписку об отсутствии  претензий по поводу забитых оленей Карлович конечно не взял. У него просто не повернулся язык произнести подобную просьбу, после того как таймырские колхозники  привели его в состояние полного не стояния. Просто не хотел обижать сотрапезников с собутыльниками. Такой вот стеснительный латышский полярник.
 
Впрочем, я думаю, что  стеснение здесь не причем. В начале сабантуя никто о такой возможности не подумал, а как всё завертелось,   никто уже не был способен писать расписки. Вот так вот все завершилось к вящему удовольствию всех причастных к приключению.
 
Настоящие матросы под дождем не мокнут
 
Вчера  в полдень мимо «Лота»  прошел Дима Арбузов на огромном пустом рудовозе, следующем курсом  Воронцово — Дудинка. Дима покричал меня по радиосвязи, передал известие, что платиновая девочка Ирма из Клайпеды безуспешно  пыталась  разыскать меня в Игарке.
 
Известие несколько запоздало, поскольку Ирма  уже отбыла  на своём лесовозе в сторону Мурманска, и далее в Нидерланды с грузом сибирской лиственницы на борту. Наверное, глянулся  я-таки, платиновой прибалтийской девочке. Не судьба, однако, продолжить знакомство. Ну, да и ладно.
 
Двенадцатого  сентября из  Игарки передали на Лот радио с указанием подойти  на траверз навигационного  знака  Сопочная Карга, проверить  огни маяка. А потом мне лично добежать до знака пешочком и убедиться, что на знаке все в полном порядке и местное население не скоммуниздило  РИТЭГ с целью корыстного использования  в целях обогрева чумов, яранг, вигвамов  и обеспечения электропитанием магических потребностей местного шамана и прочих традиционных самоедских  надобностей.
 
Полярный день уже закончился. В ноль часов  подошли к навигационному знаку Сопочная Карга. У мыса Сопочная Карга, моим глазам предстала лишь немногим избранным особям   доступная картина, как здесь  кончается река Енисей и начинается Енисейский залив Карского моря. Вахтенный штурман «Лота» вместе с дедом Юдиным убедились, что огни знака Сопочная Карга светят, как им и положено, в соответствии с указанными на карте характеристиками.
 
Утром Гунар Карлович на баржонке выбросил меня на берег, и я пешим порядком направился к знаку. Это вездеходом, чтобы выехать к знаку, надо кружить по удобоваримой для вездехода местности. А мне пешочком рукой подать – вот он в прямой видимости.
 
Добрался я до места, осмотрел все как положено, радиоизотопный  термоэлектрический генератор ровно на том месте, куда мы его и определили, провода не оборваны, световое маячное  оборудование на месте и без следов мародерства.
 
Да и кто тут будет мародерствовать. Ненцы не будут. Им даже лопату в брошенном поселке совесть спереть не позволяет – настоящие люди, в отличие от некоторых бледнолицых. Опять же на РИТЭГе знак радиационной опасности  и надпись на чистом русском языке «Осторожно радиация»!
 
Ненцы они чистый русский язык замечательно понимают, иной раз лучше русских. И все хорошо, просто замечательно. Только на РИТЭГе, в уголке образованном радиатором  генератора  какие-то птички копошатся.
 
Подошел тихонечко поближе. Птички сверху рябенькие, снизу беленькие  -  полярные куропатки. Папа с мамой вокруг детеныша своего суетятся, подкармливают. Вот только детеныш у них вроде крупноват. Середина сентября и пора бы ему уже самостоятельно кормиться. 
 
Хрустнуло у меня под ногой что-то.  Пара взрослых куропаточек вспорхнула с гнезда  на генераторе. Температура всех доступных поверхностей РИТЭГа, согласно описанию, не должна превышать плюс восемьдесят градусов по Цельсию. Видимо поняли по весне птички, что генератор тепленький словно печечка, вот гнездышко на нем  и пристроили.
 
Взрослые куропатки упорхнули с  перепугу и пропали неразличимые среди ягеля и прутиков кустов.  Через минутку, опомнились   и ну, защищать малыша. Летают птички над  головой,  скандалят недовольные моим приходом, чуть не лоб в лоб со мною бодаются.
 
Я присел даже, чтобы в темечко клювом не получить. Подхожу  под шум птичьего скандала, щупаю генератор. Температура от силы  тридцать градусов. Смотрю на птенчика и глазам своим не верю, обалдеваю, попросту говоря.
 
Сидит в гнезде куропатка, с размерами  тютелька в тютельку, как у папы и мамы, за одним малым отличием. Нет на птенчике ни единого перышка, ни даже пуха цыплячьего. Смотрит на меня птенчик  и что–то пытается звуками изобразить и, даже, голыми крылышками куцыми помахивает, вроде взлетать собрался.
 
На улице середина сентября, конец сезона – ему уже самому летать пора и самочку на будущее  спаривание в южных краях присматривать. И вид у него бедного, как у общипанной  курицы в магазине «Продукты» — сиротски синий и абсолютно голый. Мои лысые коленки по сравнению с взрослым птенчиком, можно сказать, просто лохматые.
 
У меня глаза шире рта раскрылись. С минуту я соображал, что это за оказия такая. А потом до меня потихонечку стало доходить – трехлопастной знак радиационной опасности, надпись «осторожно радиация!», птенец этот голышом и ругань взрослых куропаток в воздухе. Изотопы, мать их вдоль по тундре. И я, подобно японскому крабу-стригуну  бочком, бочком  задал стрекача подальше от генератора,  с его радиоактивным излучением.
 
Это же он, РИТЭГ семейству куропаток по яйцам громыхнул, а выжившего птенчика  своими радиоизотопами торпедировал. Потому и  птенец в гнезде только один. Обычно куропатки высиживают выводок в три – четыре малыша. Похоже, остальных генератор просто убил насмерть, а этот голышка здоровьем крепче других оказался.
 
Осень на носу, птичкам пора  южнее перебираться. Куропатки полярные хоть и остаются зимовать в тундре, однако им надо двигаться в края, где хоть чуток теплее. Не сидеть же здесь на семи ветрах, у самого океана.
 
Когда осознал весь ужас ситуации, сразу в экстренном режиме ужом брызнул метров на триста от этого чертового  прибора во избежание неизбежных неприятностей. По ходу дела, всё вспоминал, сидел  ли я на нем, или не сидел во время транспортировки на маяк.
 
Вроде, как не сидел. Вернее сидел, как сейчас помню на крыше вездехода, машинист нашего полярного гусеничного коня  мне в потолок стучал, дабы я ему ногами поле зрения не застил сапожищами. А вот пока ждали, чтобы дед Юдин с бодуна  оклемался, тогда уж точно спину, прислонившись к решётке, грел.
 
Убравшись, как мне казалось,  из опасной зоны, присел, выбрав  местечко, где не так мокро и покурил, как следует. Как-то жалко мне стало это семейство куропаток. Как они теперь?
 
Так и будут кормить до морозов, пока голый птенец не заледенеет  на ветру до смерти.  В Игарке, иной раз, мороз доминус сорока семи градусов лютует, а то и до пятидесяти, да с пургой, а тут рядом с Карским морем и вовсе мороз ниже нижнего  зашкаливает.
 
А потом за мыслями о птичках про парней задумался, да про себя мысли панические в голову полезли. Может ли с  нами такая же хрень произойти? Мы хоть и недолго с генератором нянчились, не в пример куропаткам, однако кто знает, какая  из этого мозаика может сложиться.
 
Да вдобавок еще мысль в голову торкнула: РИТЭГ на Сопочной Карге, это же только первая ласточка. А что будет через год, два, через пять, в конце концов? Не хватало еще только стать жертвами мирной бомбардировки Енисея радиоизотопными генераторами.
 
Когда от Беломора  меня начало подташнивать, обполз всю округу на коленках, собрал  и съел  килограмм подкисшей  морошки. Слышал я от кого-то, что морошка  тяжелые металлы из организма выводит и вообще супротив радиации не бесполезна. Затылок почесал, не сыпется ли с него моя шевелюра, по бороде пятерней прошелся  – вроде все на месте.
 
Вернулся я на берег часа через четыре, потому как-то мне спешить на работу расхотелось, да и подумать было о чем. На берегу Енисея, минут десять размахивал  своей кроличьим  треухом, пока меня не узрел из ходовой рубки вахтенный рулевой.
 
Вскоре от Лота отвалила  «Северянка-2»  с вездеходом на борту. Это  Карлович, решил принять меня с берега по-адмиральски,  выкинув на бережок  аппарель баржи, дабы я,  не замочив ног, смог заскочить прямо с берега на баржу.
 
Ни Карловичу, ни парням из экипажа «Лота», ни бравым своим  лоцмейстерам, кои  тот «РИТЭГ»  своими задницами довольно приличное время плющили в процессе его доставки на маяк, я ничего говорить не стал.
 
А что говорить то? Освоили  новую технику, нашли приключения на свои места сидячие. Мирный атом в жизнь! Новость парням эта по вкусу не придется и дух боевой, однако, не поднимет.
 
Будут затылки женам показывать, интересоваться, а   не сыплются ли оттуда перья, как у знакомой мне обнаженной  куропатки. А то вовсе начнут резинки на трусах оттягивать и смотреть все ли у них там в порядке. Как бы там ни было и, что бы там ни было, уже ничего не изменить. Поздно Лиза пить Боржоми.
 
Не стоит людям давать повод сомневаться в себе. Мнительность вещь страшная!  На этой мнительности не только боевой дух, а и все, что должно подниматься,  напрочь  опустится к этакой матери. Не собираюсь  я парням ничего рассказывать.
 
А сомневаться в себе нам категорически противопоказано. Некогда нам этим заниматься. Настоящие матросы под дождём не мокнут, даже в отсутствие бескозырок и пулеметных лент  через грудь.  Пароходы  по Северному морскому пути  идут и идут к Енисею. Наше дело зажигать для них путеводные звезды на вершинах маяков!

 ***
 
Как там  гласит  надпись на легендарном кольце  царя Соломона?
«Всё проходит. Пройдёт и это».
Действительно, всё когда-нибудь кончается.  Слышали, наверное, у Валерия Канера:
 
«Мы по любимым разбредёмся и по улицам,
Наденем фраки и закружимся в судьбе…».
 
Пройдет время, и окажется, что маяки уже никому не нужны. Если они и останутся где-то, то только, как памятники былого и образцы чудной, незабываемой  красоты. На смену им окончательно придут  навигационные спутники, новые технологические решения.
 
Наш Мир существенно изменится. На смену одним людям придут другие. Уж и не знаю,  будут ли они лучше, или хуже. Да это и неважно. Они будут совершенно другими, отличными от нас. Но в наших сердцах  маяки, эти путеводные звезды нашей жизни,  останутся навсегда. Ровно до той поры пока будем мы…

FIN
Апрель 2021 г.
 
Примечания

Айзсарг — участник латвийской организации военного ополчения "Айзсарги" существовавшей с 1919 по 1940 г.;

Аллюр три креста  — 1. кубан. из речи казаков быстрая езда на коне 2. прост.очень быстро (о скорости движения); 

Байдана– кольчуга;

Баталер  — (от французскогоbatailleur)  лицо, ведающее на кораблях и базах продовольственным, вещевым и другим снабжением.Специальное унтер-офицерское воинское звание (чин) нестроевого состава, введённое в начале XVIII века Петром I в русском флоте. В тех или иных вариациях просуществовало до 1917 года, упразднено после Октябрьской революции;

Беллинсгаузен Ф.Ф. – совместно с Лазаревым М.П. открыл Антарктиду, первый совершил полное плавание вокруг Антарктиды на широтах от 60° до 70°;

Боги ненцев — Нум’ творец всего живого на земле, повелитель Солнца и Неба; Жена Нума – Я’ Миня (Я’ Небя) — верховое божество, покровительница рожениц, брака, положившее начало жизни на земле; Ид’ Ерв  хозяин воды; Пэдара’ Ерв  хозяин леса; Ту’ Ерв хозяин огня; Яв’ Ерв хозяин моря; Нга  брат Нума,  олицетворяюет злое, темное начало;

Безживотие – нищета, бедность, нужда (устаревшее);

Борзость- это наглость, заносчивость, наглое поведение(устаревшее);

Важенка – самка северного оленя;

Валовая вместимость судна — это суммарный объем корпуса, надстроек и
рубок, определенный в соответствии с положениями Международной
конвенции по обмеру судов 1969 года;
 
Гляциолог – специалист по природным льдам во всех их разновидностях на
поверхности   Земли, в атмосфере, гидросфере и литосфере;
 
Дедвейт (англ. deadweight) — величина, равная сумме масс переменных грузов судна, измеряемая в тоннах, то есть сумма массы полезного груза, перевозимого судном, массы топлива, масла, технической и питьевой воды, массы пассажиров с багажом, экипажа и продовольствия.

Дрифтерный лов - это лов рыбы, который осуществляют дрифтеры – промысловые суда. Судно дрейфует по течению и ветру вместе с очень длинной сетью, так называемым дрифтерным порядком, или плавающими сетями, составляя единую систему. Длина сетей может достигать 50 км. Эти сети ловят рыб движущихсяне в косяках, а разреженно;

Женевер– крепкий алкогольный напиток, национальная выпивка Голландии. Слово «женевер» произошло от голландского «jeneverbes», что означает «можжевельник». Считается, что именно женевер стал прародителем английского джина – у этих напитков в основе схожая рецептура. В отличие от джина, женевер можно производить только на территории Голландии, Бельгии, двух французских провинций и в двух федеральных землях Германии;

Имати – ловить (устаревшее);

КАГЭ – Комплексная арктическая гидрографическая экспедиция;

Каптенармус — должностное лицо в ряде армий и флотов, ведавшее хранением и выдачей  продовольствия, обмундирования и оружия (в Советской Армии с 1918 г. до 50-х гг., в царской армии с 1716 г. до 1917 г.). От французского capitained'armes; 

Линеметательное устройство (линемёт) — это приспособление для метания линя (груза с веревкой) с одного судна на другое судно или с судна на берег. В дальнейшем линем передается трос/канат для буксировки или швартовки.Часто используется для подачи линя терпящему бедствие судну или спасательному средству (шлюпке либо плоту);

Лоцман   — (от голландскогоloodsman) должностное лицо, осуществляющее проводку судов в опасных и труднопроходимых районах, на подходах к портам и в пределах их акваторий;

Карнай — медный духовой музыкальный инструмент в странах Средней Азии, Иране и Казахстане. Карнай переводится с узбекского и таджикского как най(флейта) для глухих;

Кокурюкай — Общество Чёрного дракона, ультранационалистическая реакционная организация в Японии  использовалась для разведки, диверсий и пропаганды паназиатизма;
 
Кигилях или кисилиях — высокие столпообразные естественные скальные образования, похожие на высокие монолиты, стоящие более или менее изолированно. Обычно они состоят из гранита или песчаника, образовавшихся в результате криогенного выветривания; 

Лаптев Харитон Прокофьевич — русский полярный исследователь, создатель карты Таймыра, капитан 1-го ранга. Первооткрыватель моря Лаптевых, названного в честь Харитона Прокофьевича и Дмитрия Яковлевича Лаптевых;

Лейтенант майорского ранга – флотское офицерское звание, соответствует армейскому званию майор;

Манипуларии — римская морская абордажная пехота;

Наобум Лазаря — втемную, без оглядки;

Наследок – потомок (устаревшее);

Ништяк — что-то очень хорошее, отличное, являющееся источником приятных эмоций. Происходит из расового еврейского языка (נשתקништак — мы успокоимся), откуда перекочевало в феню и далее в бытовой язык;

Ничтоже сумняшеся–церк.-славян. Ироническое,  об опрометчивом, необдуманном поступке, действии, высказывании и т. п., ничуть не сомневаясь; 

Норгей Тенцинг – первый человек, шерпа по национальности,  покоривший вершину Эвереста (Джомолунгмы);

Нюки — выделанные оленьи шкуры, сшиваются в полотнище и используются для покрытия боковых шестов в чуме (на нормальный полноценный чум нужно 40 хороших длинных жердей и около 80 оленьих шкур);

Пири Роберт — американский исследователь Арктики, путешественник. Посвятил 23 года жизни задаче достижения Северного полюса, осуществил несколько экспедиций в Гренландию и Центральную Арктику. Официально считается первым человеком, достигнувшим Северного полюса;

Плато Путорана —   сильно расчленённый горный массив (плато), расположенный на северо-западе Среднесибирского плоскогорья., Урванцевым Н.Н. в 1921 г  официально зарегистрировано на карте название «Путорана»;

Подшофе – навеселе, под хмельком, в состоянии легкого опьянения. В основу этого слова легло, по-видимому, французское причастие chauffe "нагретый, подогоретый алкоголем";

Посолонь  — буквально: движение по солнцу;  движениесовершаемое по часовой стрелке;

Початый — ополовиненный, откупоренный, раскупоренный, начатый;

Провидение — высшая божественная сила, направляющая судьбы людей и всего мира к благу;

Разъездной катер – моторный катер для перевозки личного состава на рейде между берегом и кораблем;

Рандоль– цыганское золото, бронза в состав которой  входят медь и бериллий;

Роберт Фолкон Скотт - капитан королевского флота Великобритании, полярный исследователь, один из первооткрывателей Южного полюса, возглавивший две экспедиции в Антарктику. Во время второй экспедиции Скотт вместе с ещё четырьмя участниками похода достиг Южного полюса 17 января 1912 года, но обнаружил, что их на несколько недель опередила норвежская экспедиция Руаля Амундсена. Роберт Скотт и его товарищи погибли на обратном пути от холода, голода и физического истощения;

Руаль Энгельбрегт Гравнинг А́мундсен  — норвежский полярный путешественник-исследователь и рекордсмен. Первый человек, достигший Южного полюса (14 декабря 1911 года). Первый человек (совместно с Оскаром Вистингом), побывавший на обоих географических полюсах планеты.

Симзы — основа чума, главный толсты шест стоит вертикально  и этот шест считается священным;

Тамбурмажор капельмейстер, задающий ритм духовому оркестру на марше; 

Тигр скал — неформальный титул Михаила Виссарионовича Хергиани, семикратного чемпиона СССР по альпинизму;

Тигр снегов —   звание и медаль за выдающиеся достижения в альпинизме. Учреждено в 1938 году Гималайским институтом альпинизма (Индия);

Траппер — Охотник на пушного зверя в северной Америке; 

Туше — прикосновение борца к ковру одновременно обеими лопатками, определяющее момент его поражения в борьбе;

Фановая система судна — предназначена для удаления за борт в береговые емкости или грязевые цистерны фекальных вод из гальюнов и писсуаров через бортовые захлопки как во время хода судна, так и при его стоянке;

Фарватер — от английского fairwater — «свободная вода», судовой ход, безопасный в навигационном отношении и обозначенный на местности и/или карте проход по водному пространству (реке, озеру, морю, проливу, фьорду, океану и др.), характеризующийся достаточными глубинами и отсутствием препятствий для судоходства;

Фритьоф Ведель-Ярлсберг Нансен — норвежский полярный исследователь, учёный,  основатель новой науки — физической океанографии,  лауреат Нобелевской премии мира за 1922 год,

Хор – самец северного оленя;

Челюскин Семён Иванович — русский полярный мореплаватель;

Чистая вместимость судна , или Нетто-регистровая вместимость. — условный измеритель, служащий для расчета величины взимаемых с судна различного рода пошлин и сборов. Получается из валовой регистровой вместимости  после вычитания из последней объема всех помещений.

Шузы – ботинки;

Юдоль — (ц. слав. – долина, ровные низменное место) – долина плача, горя. В духовном знании «юдоль» это жизнь на земле, исполненная бедствий и страданий. Есть выражение – «юдоль земная», что тоже означает жизнь с ее заботами, печалями, слезами (юдоль плача, юдоль печали, юдоль слез). В России «юдоль» стала синонимом «участи»;

Ян Иосифович Нагурский — морской лётчик Российского императорского военно-воздушного флота, гидроавиатор, первый в мире полярный лётчик. Первым совершил полёты на самолёте севернее полярного круга. Первым в мире выполнил мёртвуюпетлю на гидросамолёте;