Меж Игаркой и Сопочной Каргой 3.

Меж Игаркой и Сопочной Каргой  (мемуары енисейского раздолбая) часть 3.
 
Лоцмейстерские хлопоты
 
Старожилы енисейские бают, что и сомы, и осетры  здесь крупнее нильских крокодилов водятся. Такие монстры, с которых одной икры пару-тройку ведер взять можно. Им и человека утопить проще простого. Сомнительно, конечно, но я верю. Впрочем я и до  того как байки эти услышал не горел желанием  водные процедуры принимать в енисейской водичке. 
 
А хочется верить, что есть на свете что-то такое, чего никто еще не видел. Может мне повезет, и я смогу увидеть это, никем не виданное. В общем, старая песня -  про то, где и как не ступала нога человека, и чего глаз человека никогда совсем не видал, однако.
 
Бывает, что нас лоцмейстеров, тоже кое-кто, иногда дразнит гидрографами. Помнится, бабушка моя, Мария Филипповна, любительница деревенского юмора, когда я  приезжал из училища   в отпуск, все выспрашивала меня: «Ну как там дела, Женечка, в «Альме вашей матери»?
 
Учили нас, и гидрографов, и лоцмейстеров в одной «Альме нашей матери» -  на Арктическом факультете  легендарного Ленинградского высшего инженерного морского училища  имени  адмирала С. О. Макарова. Да и специальность у нас одна  — гидрография и зовут нас всех инженерами-гидрографами.
 
И в дипломах у всех одинаково начертано — инженер-гидрограф. Начертано, это слишком хорошо сказано, скорее, нацарапано, словно курица лапой.  Руки бы секретарше факультетской  по самую шею оторвать за такой почерк.
 
Проучиться шесть лет и в итоге получить диплом безвозвратно испорченный безобразным корявым девичьим почерком. Ладно, мне по фигу -  у меня диплом синий. А как парням с красным дипломом инспектору отдела кадров в глаза смотреть? И как, спрашивается, на это корявое безобразие глаза декана Арктического факультета смотрели?
 
Гидрографам не повезло, и они попали на белые, серые, красные, и оранжевые (бывают и такие) гидрографические суда, которые гуляют галсами в Северном  Ледовитом океане,  а то и где-нибудь в жарких тропиках, измеряя глубину  океанов  и,  в конечном итоге, выдавая в качестве результата морские навигационные карты. 
 
Четыре часа вахта, восемь часов сон, четыре часа вахта, восемь часов отдых, завтрак, обед, ужин, киносеанс в кают-компании, променад   по палубе с перекуром, если волны по ней не гуляют бесконтрольно – вот и сутки прочь.
 
Ну, в теплые или  жаркие воды попасть явление выдающееся — не ко всем так Фортуна благоволит. Такая счастливая планида  в нашей структуре поджидает людей редко и исключительно избранных, кровными узами повязанных с тяжеловесными фигурами в высших инстанциях нашей структуры. В основном же народ бороздит моря и океаны в водах весьма и весьма прохладных, а то и вовсе на гусеницах по океанскому льду передвигается.
 
Представляете, весь этот ужас? Бесконечное движение параллельными галсами, с интервалом, допустим,  сто метров. Каково утюжить заданную акваторию–слева  направо, с севера к югу, либо с востока на запад, туда, сюда, обратно.  Тык карандашиком в планшет, тык, снова и снова тык, тык, тык.  Этим же карандашиком почесал за ухом и опять тык в планшет, тык, тык, тык.
 
И так всю арктическую навигацию, три-четыре месяца к ряду. Берега не видно, кругом одна свинцовая вода, да лед разноцветный периодически. Скучно! Да что там скучно? Тоска вселенская! Если кто и повеселит порою, так либо моржи с тюленями, либо белые медведи.
 
А если ты еще и на ледоколе, а каюта у тебя в самом носу, и ты, находясь в койке, упираешься затылком в форштевень…  Форштевень на ледоколе это на носу такая штука, которой ледокол лед ломает. Ощущения настолько сильные, что мнится, будто  ледокол крошит льдины, твоим собственным затылком. Каково, я вас спрашиваю?
 
А вотнам повезло чрезвычайно — мы лоцмейстеры. Енисейские лоцмейстеры. У нас что ни день, так  какое-нибудь свеженькое событие на наши многострадальные сидячие места и романтические души. Спать нам в период навигации по большому счету некогда. Во всяком случае, начальство считает, что и ни к чему это нам, дескать, зимой отсыпаться будете.
 
Зимой Енисей замерзает, покрывается толстенной коркой льда  два метра толщиной, а то и более. Нам по осени, перед ледоставом  работа. Пока мороз   не впаял  окончательно и бесповоротно в лед морские буи, устанавливаемые для ограждения судоходного фарватера, их необходимо поднять из воды.
 
Если погодка нарушила планы, и буи уже вморозило в  молодой лед, надо их вырубить и забрать-таки на базу вопреки всем препонам.  Есть такой сугубо полярный исключительно популярный у лоцмейстеров  научный  инструмент — пешня называется.
 
Ломом речной лед долбить нельзя. Впрочем, можно и ломом, просто в этом случае  ломов не напасешься. Когда лом  пробивает лёд, онуходит вниз на дно со стопроцентной гарантией. А пешня это стальной наконечник на палке, даже, если упадет в воду, не тонет.
 
Стоимость большого морского буя соизмерима со стоимостью новенького, только с конвейера Жигуля (скажу честно, если я и привираю, то сущий пустяк). Посему потеря большого морского буя строго карается законом, как, впрочем, и малого.
 
А посему вырубают их изо льда, хоть кровь из носа. На место буев  ставятся  ледовые вехи, дабы моряки, привыкшие к океанским просторам,   меж двух Енисейских берегов не заблудились, да на бережок, паче чаяния, пароходом своим не выкатили.
 
Всю зиму парни из лоцмейстерского отряда мотаются на вездеходах и арендуемом в авиапредприятии вертолете, по пойме Енисея, снимая маячное оборудование снавигационных знаков, которым весной предстоит  превратиться в деревянное крошево под напором енисейского ледохода.
 
Экипажи гидрографических судов, выполнив все поставленные задачи, с ледоставом завязывают трубы пароходов, дабы в них снега не нанесло  пургой  и начинают праздновать этот знаменательный факт. Причем процесс завязывания трубы весьма не быстрый, а уж о процессе празднования данного события я и вовсе… помолчу.
 
Следующий  номер программы просто колдовство высшего уровня  полярного  мастерства. Дождавшись лютых морозов и достижения льдом максимальной толщины, экипажи начинают  вырубать во льду майны по периметру  корпуса парохода, оставляя  через определенное расстояние перемычки, способные удержать судно в вертикальном состоянии.
 
Майны не пробиваются на всю толщу льда, так что они  остаются сухими и команде открывается доступ к подводной части корпуса. Вот эти доступные руке мастера участки корпуса отдраиваются от ржавчины, водорослей, ракушек и щедро покрываются суриком.  У боцмана все строго размечено и в следующем году он с командой будет вырубатьмайныи драить корпус в тех местах, которые в этом году оказались недоступными за ледовыми перемычками.
 
Лоцмана всю зиму в отсутствие простора для творчества вяжут ивовые корзины на ледовые вехи, пьют чай, вприкуску с разговорами, и делают много всяких полезных дел, на которые способны только совсем замшелые морские волки. В том числе, помогают  лоцмейстерам  готовить строевой лес необходимый  для  строительства  навигационных знаков в пойме после ледохода.
 
Потом народ по мере окончания плановых работ выгоняют в отпуска, отдают заработанные в навигацию отгулы. Местные парни наслаждаются  отдыхом на малой Родине, а залетные из материковой  части Союза разлетаются погостить  по городам и весям всвои родовые поместья и вотчины.
 
К началу, а то середине мая  народ стекается  на гидробазу,  отдохнувшие и свежие, как зеленые огурцы в пупырышках с грядки, и начинается подчистка хвостов к началу навигации.
 
По весне, а в заполярье,  как известно, это где-то в середине июня, начинается на Енисее в районе Игаркиледоход. Ледоходом в пойме Енисея, словно опасной бритвой, под корень выбривается все навигационное обеспечение, которое лоцмейстеры в поте лица строили и устанавливали практически все предыдущее полярное лето.
 
    И летят в реку, под напором  льдин,   навигационные знаки, ледовые вехи, створные знаки – все то, с помощью чего  штурман и лоцман могут определить место нахождения  судна на реке. И пока лоцмейстеры все это хозяйство не восстановят – ни один, уважающий себя капитан морского судна в Енисей не сунется ни под каким соусом.
 
А бороздят  Енисей, помимо разной речной мелочи,  еще те морские монстры — рудовозы в Дудинку и лесовозы в Игарку. И осадка у этих монстров будь здоров! С такой осадкой  чуть в  сторону от фарватера и кранты авторитету любого самого заслуженного капитана самого дальнего плавания.
 
Это только фраза такая  — «восстановление навигационного обеспечения», создающая впечатление, вроде там, в пойме, что-то слегка подломилось и это подломившееся надо ну самый чуток  подремонтировать. Вот уж, хренушки!
 
На самом деле ничего там не осталось, одни намеки, благо еще, если центры навигационных знаков льдом не сбрило. Зачастую и центров не остается, хотя это вколоченные в вечную мерзлоту тундры на полтора-два метра стальные  трубы зачастую с бетонной подливкой. А это значит, что все надо строить заново.
 
Навигационный знак это тренога из связанных  толстенной стальной проволокой бревен диаметром двадцать — тридцать  сантиметров, высотой от десяти до двадцати метров. Надо в вечной мерзлоте выдолбить ямы под эти  три бревенчатые  ноги.
 
Пока собирается сама тренога, и выдалбливаются  в вечной мерзлоте ямы для опор навигационного знака, верхний слой тундры до мерзлоты растаптывается доблестными лоцмейстерами до состояния жидкого грязевого киселя.
 
Две передние ноги подгоняют к вырубленным в мерзлоте  ямам, так чтобы  при подъеме основанием съехали до места. Само тренога раскладывается подобно латинской букве «Y». И в  жидкой грязи, партия из десяти лоцмейстеров, руководимые инженером и техником, буксуя резиновыми сапогами по вечной мерзлоте,  начинает подъём  этого  сооружения. Строители египетских пирамид,  завидуя лоцмейстерам,  нервно курят в сторонкемелко порезанные  листья финиковой пальмы.
 
Леонид Федорыч
 
Руководство подъемом знака  инженер осуществляет единственно возможным чапаевским методом – впрягается наравне со всеми в бревно впереди на белом коне. Как говорит мой куратор, Севастьянов Леонид Федорович, тренировавший прошлую навигацию мое тело и мой  лоцмейстерский дух начинающего полярника: «Пока ты, начальник,  работаешь — работают все!».
 
Это в теории. На самом деле речь не идет о работе начальника карандашом, или с геодезическими приборами, или о какой-либо другой напряженной  умственной деятельности. В конкретной ситуации происходит следующее, указывая своим толстым пальцем Федорыч произносит, дескать,  мы с тобой начальники, поэтому нам с тобой необходимо нести вот это начальственное бревно, самое толстое из всех имеющихся в наличии.
 
Мне Федорыч определяет место  с тонкой стороны бревна, сам берется за толстый комель.  Такой уж у него стиль руководства.Это может быть не только бревно.  Это может быть  стальной  баллон с ацетиленом, который надо на руках затащить полкилометра, а то и километр  от уреза воды на коренной берег к навигационному знаку.
 
На руках все это переносится, если в данном конкретном месте нет нормального пути  от уреза воды к навигационному знаку, по которому мог бы пробежать вездеход.
 
Это могут быть  аккумуляторные батареи, ну и много всякого тяжелого оборудования, всего и не перечесть. Пока начальник работает самые толстые и тяжелые предметы у подчиненных где-то в глубине души начинает просыпаться совесть, не позволяющая им прохлаждаться без дела.
 
Но пашут подчиненные ровно до того момента, когда  начальник сбросит предмет со своих плеч и присядет покурить. И потому Федорыч  всегда  впереди на белом коне и волочет на себе самое на данный момент неподъемное имущество.
 
Ну а я, как правило, заношу  хвост его белого командирского коня, в смысле хвост  транспортируемого им предмета. Вот такой у меня куратор! Ну а я типа стажируюсь на роль начальника на белом коне. Просто кино «Чапаев» — Василий Иванович  в паре  с ординарцем Петькой! Я страдаю под бревном в роли ординарца.
 
Правильный мужик Леонид Федорович.  Кабы моя воля была, Федорыч уже в качестве члена Политбюро ЦК КПСС по Красной площади у Мавзолея прогуливался. Вот именно такие мужики страной рулить должны, а не хлыщи с гладкими рожами,  и тогда все было бы с Родиной  у нас пучком, в смысле в порядке.
 
Федорыч,  парень тертый. После школы каким-то ураганным ветром задуло его к золотоискателям, промышлявшим  артелью  золотой песок где-то  за полярным кругом. В армии попал в морскую пехоту, скорее всего по причине доставшихся от родителей медвежьих габаритов.
 
Всем в стране известно,  где морская пехота СССР – там победа! Это прямо-таки, про нашегоФедорычасказано, тютелька в тютельку. В самую точку! А уж после морской пехоты штормовым ветром морской романтики занесло его в полярные гидрографы  – в Ленинград, на Арктический факультет Макаровки.
 
Куратор мой   мастер на все руки, он даже полярных куропаток в сотне метров от дома навострился  лично силками добывать. В общем, человек, уважаемый всюду и всеми, родовой из казачков.  Стержень в нем присутствует несгибаемый, казацкий.
 
Чувствуют люди в нем этот стержень. Даже спирт пьет Федорыч только чистый – не понижая градус водичкой. И, что стоит отметить, меру свою знает, как Отче наш. Правильный человек, каких не часто встретить удается  в нашем подсолнечном мире.
 
В эту навигацию Федоровича с нами нет, забрал семейство и отбыл на борту гидрографического судна «Дмитрий Овцын» в качестве третьего помощника капитана в Финляндию на длительный ремонт. Грустная история. Привык я уже к Федоровичу за прошлую навигацию.
 
Вроде справляюсь и без него, но все время ощущение, что не хватает кого-то рядом.  У меня, особенно первое время, было прямо таки обостренное чувство невосполнимой потери и этакого горестного лоцмейстерского сиротства.
 
Нам по плечуломать и бревна
 
На фронтальной паре  ног из бревен набита решетка из досок и весит эта конструкция — просто стыдно произнести  вслух, если не придерживаться  литературных выражений. Верхушка треноги приподнимается над землей, а третьей ногой в качестве рычага, упираясь в жидкую грязь болотными  сапогами, лоцмейстеры выталкивают сооружение  вверх.
 
Случается, что третья, опорная  нога  не выдерживает веса знака и ломается словно спичка. И вот вся эта   штуковина, весом от одной  до полутора тонн,  начинает хламообразновалиться  вниз прямо на головы многострадальных лоцмейстеров.
 
Нужен немалый навык и недюжинная расторопность, чтобы вовремя удрать с траектории падения знака, не пересечься с ним и не оказаться сломанным этой махиной. Тут уж не зевай, иначе все кончится очень плохо.
 
Как правило,  удрать с места приземления конструкции в  тундру растоптанную сапогами в грязевое болото успевают все, однако не без исключений из правила.  Мне это удалось с первого раза. Не зря шесть лет в Макаровке  муштровали.
 
Такова природа полярной грязи, она сама холодная и скользкая, да вечная мерзлота под ней тоже скользит. Бегать в сапогах быстро, в этом киселе с ледяной подложкой, могут только выдающиеся чемпионы легкоатлеты, к коим мы точно, увы, не принадлежим.
 
Поэтому личный состав лоцмейстерской партии в случае необходимости передвигается быстро,  не раздумывая, исключительно на рефлексах и делает это, спонтанно разувшись, строго  без сапог – только портянки вслед босым пяткам в воздух взлетают. Сапоги увязают и остаются  в  грязи под обломками знака. Потом начинается поиск сапог -  долго и  мучительно,  наощупь руками и голыми пятками в ледяной грязи.
 
Имел место такой случай и в моей жизни. Не помню точно, но мнится мне, что это был второй помощник  с «Лота» Федя Росихин. Так уж случилось, толи от задумчивости, толи с похмелья, ну, не успел человек удрать из-под падающего  навигационного знака.
 
Благо, под суматошные крики коллег лоцмейстеров; «Падай, бля! Падай!», сообразил человечище, что стоять во избежание получения удара тяжеленой штукой по темечку  никак нельзя. Сообразил  и, произведя экстренно нехитрые геометрические расчеты,   рухнул в правильном месте,  плашмя прямо  в  грязевой кисель  под ногами.
 
Господь хранил  имярека. Бревно миновало задумчивого парня, лишь щитом легонько по заднице пришлепнуло. Не успел ягодицы  в болотной жиже притопить надежно. Пришлепнуло легонько, но гематома  на сидячем месте была по слухам весьма и весьма впечатляющая.
 
Впрочем, пострадавший это место никому из нас показывать не стал, постеснялся.  Обошелся описанием на словах. Как говаривал мой ротный командир капитан третьего ранга Альберт Сергеевич Голицын: «Трудности укрепляют  молодежь». Шрамы же украшают мужчин, даже, если шрамы эти расположены  прямо на самой заднице. Девчонки любят парней со шрамами.
 
Все бы ничего, но в дополнение  к уже имеющим место минусам знак, упав, вдавил  обрешеткойбедолагув болото и не дал поднять голову  из грязевой жижи. А работаем мы, как ни странно,  без аквалангов.  А всякой нормальной голове, как известно, каждые три секунды  требуется глоток свежего воздуха.
 
Соратники по борьбе за безопасность морского судоходства на реке Енисей, слетевши коршунами к месту ЧП, в экстренном режиме, босиком, голыми руками выломали обрешетку навигационного знака и вытащили страдальца из смеси глины и  ягеля. Однако, несмотря на это, он успел таки изрядно хлебнуть горького полярного киселя. Закончилось все благополучно – прокашлялся и отплевался. А могло случиться и иначе, так что соображать тут надо быстро.
 
После восстановления навигационных  знаков в пойме на всем протяжении реки от мыса Кармакулы у Игарки до Енисейского залива, надо выставить морские буи, ограждающие фарватер. На все восстановленные знаки надо установить снятые на зиму маячные фонари, подвезти электрические аккумуляторные батареи или газовые баллоны с ацетиленом, в зависимости от  типов устанавливаемых фонарей. Такие же батареи и баллоны надо завезти на  навигационные знаки, стоящие на коренном берегу Енисея.
 
Работы вагон и маленькая тележка и не кончается эта работа никогда. То есть, если кончается одна работа, то сразу же начинается другая. Вот она где настоящая романтика с тундрой до горизонта, болотом поверх вечной мерзлоты, с воздухом серым от облаков прожорливого гнуса и комаров, сидящих на тебе, так плотно друг к другу, что они производят впечатление свитера из верблюжьей шерсти, напяленного поверх альпака.
 
Чих-пых бы эту комариную романтику! Это вам  не галсами по морю-океану на белом пароходе туда-сюда бегать, на моржей, тюленей, да белых медведей с ходового мостика любоваться и  карандашиком в планшет тыкать, за ухом им же почесывая, с чашечкой кофе в руке. А может и  еще с чем покрепче.
 
Тут сила духа и сила воли! Как  у Владимира Маяковского:  «… если звезды зажигают, значит это кому-то нужно…».Звезды, конечно, не наша епархия. Высоковато для нас, однако, – лестниц для нас еще такой высоты не придумали. У нас задачи скромнее.
 
Но и наши задачи  не менее важные!  Уже не будем личиком свою непричастность изображать и лишнего скромничать. Это мы зажигаем маяки. Мы, и  никто кроме нас их не зажжет. Такие вот мы непростые парни. Ух!
 
Круче лоцмейстеров разве только парни на ледовом промере! Ледовый промер, это когда бежит по Северному Ледовитому океану гидрографическая промерная партия на вездеходах, тракторах, с буровыми установками, жилыми балками, с баней и прочими удобствами на улице. Бежит прямо посередь океана, по океанскому льду в разгар зимы, на семи ветрах и при температуре ниже нуляпо самое никуда. 
 
По пути-дороге бурят гидрографы в океанском льду дырки и лебедкой меряют глубину в данном месте тросиком с грузом. И все это карандашиком, изморозью покрытым, наносят на обледеневший планшет. А вокруг медведи белые на гидрографов  улыбчиво щурятся, и мысль у них от этого зрелища одна единственная – что бы такого, или кого бы на халявусхомячить, в смысле схавать.  Сожрать, вульгарно  выражаясь.
 
Есть, несомненно, и еще парни круче лоцмейстеров, океанологи с метеорологами, к примеру, однокашники наши по факультету Арктическому. Те, кто Антарктиду топчут и  в океане Ледовитом дрейфуют  на льдинах, лопающихся и разъезжающихся по швам в разные стороны, на метеостанциях по арктическим островам вахту усиленно тащат.
 
Подводники советские, опять же,  Америку обложили  со всех сторон баллистическими ракетами подводного базирования. Иные парни и  вовсе с декабря семьдесят девятого в Афганистане войну воюют.  У нас же страна героев! Ну и мы, парни не пальцем деланные, стараемся от героев наших не отставать ни на шаг.
 
Начальство наше, правда, шумит истошным голосом, дескать, пароходы по Северному морскому пути уже идут к Енисею, а у вас (в смысле у нас) тут еще кот не валялся. А сами мы и вовсе еще те ленивые караси, которые  никак не чешутся.
 
Зашумишь тут! Знают, что если мы не успеем, верхнее начальство нашим  непосредственным начальникам  хвосты  на руку намотает, да и оторвет к чертовой бабушке, без каких бы то ни было душевных переживаний.
 
Ну, начальство оно всегда что-нибудь да шумит. Только по одной теме отшумит, а тут другая тема на подходе, так, что шум  постоянно в воздухе стоит неуёмный,  как у Ниагарского водопада.
 
Если на крики начальства внимание обращать, так нам ни пить, ни есть, ни спать, ни с женами детей делать, ни водку пьянствовать, времени не будет – знай только ударно  трудиться, по-коммунистически,  в поте лица. Давно  и всем известно — сколько  ты не пыжься, какты не тужься, а начальству один хрен не угодишь.
 
Просто надо все по порядку – без суеты. Крики начальства пускаем мимо ушей. Сначала  о семье думай, потом  о Родине, а потом о себе.  Так правильно! Да, вообще, таким соколам, как мы, абсолютно всё — два пальца об асфальт.
 
И грудь у нас в полоску и попы в якорях, а бывает кое у кого  даже и в шрамах. Ау полярных ветеранов из старых просоленных океанской волной морских крабов, вполне вероятно даже и в ракушках! И не факт, что ракушки те  не жемчужные.
 
Не пугайтесь, начальники, за свои кресла! Останутся хвосты ваши в целости и сохранности! Всё мы к сроку успеем!
 
***
Радиоизотопная  батарейка
 
«Лот»  вернулся в Игарку  после проведения лоцмейстерских работ в районе Дудинки. Теперь предстояло  загрузиться разнообразным барахлом, вроде ацетиленовых баллонов, электробатарей, переночевать дома, на радость семействам моряков, и снова выдвигаться  в район работ севернее Дудинки.
 
Пока команда и мои лоцмейстеры грузили оборудование на «Лот»,  меня дёрнули к высокому начальству. Заместитель начальника лоцмейстерского отряда  Овчинников Сергей Григорьевич, а в обиходе просто Григорич,  сунул мне в руку для ознакомления книжонку с надписью «Описание прибора РИТЭГ Тип Бета М».
 
Не вдаваясь глубоко в подробности:  РИТЭГ это радиоизотопный термоэлектрический генератор.  Штука такая с радиоизотопным тепловыделяющим элементом, в качестве которого использован  изотоп стронций-90. Изотоп этот, стронций-90, радиоактивный отход, получаемый в результате работы ядерного реактора.
 
Упакован стронций в герметичную  сварную капсулу из стали. Срок  полураспада стронция-90 – тридцать лет. Пока этот мусор, отрыжка, выплюнутаяиз ядерного реактора, полураспадается, РИТЭГ выдает в течение  тридцати лет электроэнергию  достаточную  для питания наших световых навигационных знаков.
 
Предусматривается установка таких радиоизотопных генераторов в местах   с малочисленным населением для использования на светящих навигационных знаках, радиомаяках, метеостанциях,  где по техническим или экономическим причинам отсутствует  возможность использования других источников электропитания.
 
 
То есть если эту штуковину установить на маяке в качестве элемента питания, он будет пахать, выдавая необходимое напряжение порядка тридцати лет  без всякого обслуживания и прочих хлопот. За исключением периодического контроля. Периодический контроль вопрос не технической эксплуатации, а скорее вопрос безопасности.
 
И требуется периодический контроль сугубо для выяснения  вопроса, а не сперло ли еще местное аборигенное  население данный РИТЭГ с целью использования для освещения и отопления  своих национальных изб под названием чумы.
 
Хотя вполне допускаю, что национальные избы называются ярангами,  юртами  или вигвамами. Я что-то данный вопрос не уточнял. Ну, не важно! По берегу Енисея проживает множество малых народов и я просто не в курсе, как они доподлинно на родном языке обзывают свои жилища.
 
По берегам же Енисея в нижнем течении проживают в основном ненцы. И те ненцы, кто кочует по тундре с оленями и те, что живут у Енисея  оседло, промышляя  рыболовством и охотой. Эти парни называют свое жилище словом  мя. Зимой оно называется  сырей мя, а летом летеймя. Это мы бледнолицые парни дома их чумами да ярангами обзываем, по незнанию.
 
Себя же они называют ненэйненэч.  Буквально  термин этот переводится, как  «настоящий человек».  Тут в заполярье, если честно, по секрету между нами,  от Печенги  на Кольском полуострове  и до Мыса Дежнева на Чукотке одни только настоящие люди и присутствуют. Не настоящие люди уже давно в теплые края разбежались. Не настоящим людям здесь просто не прожить.
 
А и то, правда. В условиях заполярья выжить может только настоящий человек. В этом смысле, мы бледнолицые, еще не совсем настоящие люди. Если мне и моей русской даме дать пару сотен оленей, два десятка ездовых собак, чум, нарты ну и все, что положено по полной программе иметь  ненцу, я  в этих условиях долго не протяну,
 
Чуть раньше, или чуть позже, но мне все равно от такой жизни придет окончательный и бесповоротный кирдык. Чтобы жить здесь на природе  без вездеходов, вертолетов и пароходов надо родиться настоящим человеком–ненэйненэчем.
 
 
О бледнолицых самоедах
 
 
Хотя встречаются в этих краях   современные  бледнолицые искатели приключений  вроде купцов девятнадцатого века, промышляющие богатствами этого северного края.  Одни сами своими трудами зарабатывают, другие путем обмена результатов труда аборигенов на огненную воду.
 
Путешествовали мы как-то со шкипером Гунаром Карловичем Ницусом на его десантной баржонке «Север-2» по делам маячным и встретили  на просторах Енисея человека в национальном  костюме аборигенов из меха и кожи, но вполне себе бледнолицего.
 
Под седлом    дюралевый катер «Прогресс» с навесным мотором  «Вихрь». Девушка с  ним  молоденькаяприсутствовала, дочь лет пятнадцати. Ему за сорок, сам Питерский, живет на две семьи. Одно семейство русское в Питере, как у всех, второе семейство ненецкое на Енисее.
 
Девушка с ним симпатичная такая, метиска. Прямо таки экспонат по теме «эффект портовых городов». Кровь  европейская,  вперемежкусненецкой самодийской кровью  — страшная сила.Такиезамечательные человеческие экземпляры от смешанных браков получаются, что просто  загляденье. Красиваяметиска получилась! Прямо таки  заполярная принцесса.
 
Если подробно разбираться в происхождении малых коренных народов севера можно запросто мозг  свихнуть набекрень. Раньше я отчего-то полагал, что ненцы это тюрки, оказалось, чтожестоко  ошибался.
 
Ненцы относятся к самодийской языковой группе, также, как и селькупы, нганасаны и энцы. Эвенки, эвены в тунгусо-маньчжурской языковой группе пребывают. Долганы — в  тюркской языковой группе.Кеты июкагиры те и вовсе из  палеоазиатской языковой, как и чукчи, эскимосы, коряки… Список большой– попробуй разобраться кто есть кто!
 
Летом искатель приключений  промыслом занимается и, как я понимаю, торговлей. На материке песцовая шкурка более трехсот рублей стоит. А в наших краях, если коммерческий талант в наличии и совесть атрофированная не  шибко мучает, за бутылку водки обменять вполне возможно. Вот и меняет песцовые шкурки, ловит рыбу, ну и прочее — подробности мне неизвестны.
 
Да и кто будет делиться своими сокровенными секретами? Может он золотишко, где-то посередь Таймыра надыбал,  или на плато Путорана, Может,  коптит и солит   рыбу — осетра, севрюгу, стерлядь, костерь. Костерь, так местные жители   не половозрелого  осетра обзывают.
 
Не исключено, что   и мамонтовую кость по берегам рек копает – бивни мамонта. Оно ведь, если знать, куда эти бивни мамонта выгодно толкнуть, так это просто Эльдорадо заполярное получается. И так вот человек между Ленинградом и Енисеем уже лет двадцать  в движении пребывает.
 
Кстати искать мамонтовые бивни очень просто. Начинать поиски  надо у размываемых берегов рек. Выходишь к устью речушки впадающей в Енисей и вдоль уреза воды бредешь вверх по течению, ковыряя все торчащее из земли каким-либо шанцевым инструментом.
 
Я так уже делал неоднократно, да и любому человеку, душою не протухшему, это доступно. Надежды юношей питают. Искать очень просто, а вот найти в итоге это гораздо сложнее. Я вот к примеру до сей поры не нашел, как ни пытался. Однако это не повод забросить такие интересные и волнительные занятия.
 
Все это, конечно,  мои фантазии и домыслы, возможно пустопорожние. Но вот зачем-то человек на все полярное лето приезжает в заполярье. Допускаю, что ему просто здесь нравится. Однако, по любому, какое-то экономическое обоснование должно быть.
 
Чтобы кататься сюда просто ради удовольствия, надо быть очень обеспеченным человеком, в силу немалой,  незаурядной финансовой затратности мероприятия, в противном случае  без последнего  нижнего белья  останешься — без трусов.
 
Здесь у него ненецкая жена, тесть с тещей, ну и вся компания  родственников в стойбище, или в поселке на берегу Енисея. А на зиму он с баулами полными местных товаров неслабой стоимости с ненецкой лодочки пересаживается на проходящий пароход с лесом из Игарки или с никелевой рудой из Норильска (видимо договоренность есть со знакомыми) и прямым ходом в Ленинград, минуя посты, кордоны и формальности в аэропорту.
 
Пароходы громадные, места на них достаточно на сотню таких купцов со всеми их товарами. Купцу хорошо и моряки, судя по всему  не в накладе бывают, однако.
 
Всю зиму чудила живет дома в Питере, а на лето с кучей припасов снова сюда на Енисей.  Порох, патроны, спирт  всегда в заполярье в цене были. Да и на обычные товары всегда спрос имеется. Впрочем, какой он чудила? Мне он понравился.
 
Не столько он мне рассказал, сколько я сам нафантазировал. Поделился  домыслами с Гунаром Карловичем. Тот пристально на меня посмотрел, улыбнулся  и молча кивнул головой. Похоже, все я правильно нафантазировал. 
 
Каждый человек  творец собственной судьбы. Умеет человек и, слава Богу! А нам с Гунаром что? Мы ни в милиции, ни в рыбнадзоре  не служим — наше дело сторона. Да и нет ничего плохого в увеличении численности малых северных народов и поддержании достойного уровня их жизни. Мы, может, и сами  с удовольствием усилия приложили бы, объявись у нас вдруг такая возможность по случаю.
 
А если кто-то бредовых законов в отношении этих малых народов севера навыдумывал, то это  проблемы тех самых творцов законов.«В России от дурных мер, принимаемых правительством, есть спасение: дурное исполнение» — золотые слова, и  приписывают  их чиновнику Министерства иностранных дел Российской империи Петру Ивановичу Полетике (1778—1849). Прав был Петр Иванович, как в воду глядел на шестьдесят восемь лет вперед – в семнадцатом все и подтвердилось.
 
Жидкое золото заполярья
 
Кстати грешат  обменом заполярных богатств на огненную воду и местные наезжие представители рода людского, не самоедского происхождения, чего уж греха таить. Здесь в обычае наменять за водку у аборигенов енисейской белорыбицы или красненькой из семейства осетровых, оленины, клыка моржового, шкурок песцовых, а то и косточку какую от  бивня мамонта.
 
Трезвые, да   разумные на жидкое золото не покупаются, но хватает тех, кто клюет  на соблазн витать в облаках мечты на алкогольных парусах. Как сказал бы Вовка Петрович: все мы люди, все мы человеки, и ничто человеческое нам не чуждо.
 
Видел я на настенном ковре, кого-то из наших парней на настенном ковре,  кончик бивня закрученный,  метра в полтора длинной. Причем сохранность  раритета просто блеск, будто неделю назад мамонта в ловушку загнали и бивни ампутировали. А ведь возраст этого предмета, ну никак не менее нескольких тысяч лет.
 
Как в этих краях такие вещи достают? Да, так же как и все остальное. Вот, к примеру, задался человек вопросом как бы ему  приобрести шкурок песца  на шубу в подарок жене в Международный женский день 8  марта. Можно купить ружье и бегать по  тундре, стреляя по песцам налево и направо.
 
Либо, если руки из правильного места произрастаю, можно наставить петель с приманкой, капканов и прочих охотничьих хитростей. Чаще всего настоящие люди так и поступают. Но это все способы довольно трудоемкие и времени отнимают немало. Существуют и  другие варианты.
 
Мех песцовый хорош в зимнее время. Думаю  это всем понятно? Летом  у песца мех никакой. Поэтому все попытки мех песца поиметьв личную собственность должны происходить зимой, в период с октября по март включительно, как мне кажется.
 
Ныряешь в полярную ночь имея точные координаты места, в котором при минимальных затратах сил и средств можно обнаружить  представителей малых и крупных северных народов ведущих кочевой образ жизни, либо промышляющих охотой и рыболовством. И выныриваешь, в каком либо чуме, движимый  жгучим желанием приобрести вожделенный  предмет, мех песца к примеру.
 
При себе необходимо иметь   средства для обмена товара, как то денежные знаки, емкости с алкоголь содержащими жидкостями, либо другими предметами представляющими ценность в енисейской тундре.
 
Дальнейший ход событий зависит уже от сноровистости, наглости и степени отсутствия совести у  соискателя, претендующего на приобретение меха полярного песца. Причем соискатель делает вид, что его абсолютно не интересуют никакие предметы  купли-продажи, а он просто так случайно мимо прохожий.
 
Так случайно шел по тундре, ехал на вездеходе, летел на вертолете и увидел огонек. Вот на огонек мимо прохожий и зашел погреться у очага в чуме. Пока гостеприимный хозяин хлопочет по поводу угощения дорогому гостю, он попутно вещает гостю, что есть у него  три шкурки песца нового сезона, замечательного качества, выделанные старинным самоедским способом.Если гость пожелает, он может приобрести все три недорого, всего по триста рублей за шкурку.
 
Если ты не совсем наглая бессовестная рожа, можно поторговаться и сбить цену процентов на пятьдесят, расплатиться советскими Государственными казначейскими билетами или Билетами Государственного Банка СССР. Причем чаяния продавца при этом будут вполне удовлетворены.
 
Поскольку он изначально в два раза загибает желаемую цену, дабы, поторговавшись, получить свои пятьдесят процентов, то есть сто пятьдесят рублей за одну шкурку. И аборигену шибко, однако, хорошо и тебе прямая и немалая  выгода, по сравнению с приобретением песца в магазине.
 
В случае же изощренного варианта, у гостя,  случайно, во внутреннем кармане «смокинга», обнаруживается полулитровая бутылка водки или спирта. Гость просит стаканы и наливает щедро себе и хозяину по полсотни граммов водки.  В рассказах хозяина после первого тоста цена уже не триста рублей за шкурку, а вовсе даже двести пятьдесят.
 
Закусив, гость разливает еще по полсотни и даже по просьбе хозяина плескает  полсотни граммов в стакан  хозяйки чума. При этом, совершенно молчаливо игнорируя рассказы о шкурках и их стоимости. После  второго тоста, слегка закусив, хозяин вытаскивает из закромов те самые три шкурки и, раскурив трубочку,  начинает трясти  мехом перед лицом гостя и, дуя на него в рекламных целях. Цена опускается уже до двухсот рублей за шкурку.
 
И, словно, гром с ясного неба гость вытаскивает откуда-то из карманов своего «смокинга» помятую газетку и, соорудив из нее неказистую укупорку, затыкает початую на половину бутылку и поднимается с места, пряча ее куда-то внутрь за пазуху овчинного полушубка. Всем присутствующим в чуме становится понятно, что праздничный банкет окончен.
 
Начинается молчаливое движение гостя от симзы, священного вертикального шеста чума, к выходу из чума накрытому, как пологом частью нюка — пластины из оленьего меха, покрывающей чум. При движении на дистанции в три метра, от центра жилища к входному отверстию, цена песцового меха с каждым шагом предположительного покупателя  катастрофически падает.
 
Когда полог чума откидывается, и гость уже  готов выйти   наружу, хозяин делает последнее отчаянное предложение: бери шкурки, оставь бутылку. Обмен завершается.
 
Да  вы не подумайте, сам я этой хренью не занимаюсь. Мало того даже и очевидцем ни разу не был. Так долетают иногда  легенды и мифы заполярья, что бродят тихонько от уха к уху, особливо в теплой компании за рюмкой  охлажденного  за форточкой  чая.
 
Имена, конечно, тоже фигурируют, но  пальцем показывать на кого-либо, я думаю, очень даже неправильно, поскольку сам очевидцем не являюсь. А вдруг все эти легенды и мифы есть не что иное, как злокозненные выдумки злонамеренных подлых злопыхателей.И выдуманы они с целью дискредитации,  как  аборигенного, так и наезжего бледнолицего населения по принципу разделяй и властвуй.
 
Что же касается приобретения  бивня мамонта это практически уже из разряда чудес. Звезды на небе должны сойтись очень не простым  образом, чтобы владелец драгоценного бивня мамонта, имеющий желание его продать, оказался в одной точке пространства и времени с покупателем, имеющим не только желание, но еще и возможность его купить.
 
Мнится мне, что если все происходит по чести, то железнодорожной цистерны со спиртом для приобретения такого раритета будет маловато. В виду отсутствия железнодорожных путей в тундре, приходится манипулировать емкостями меньшего объема.
 
Но тем не менее, парень имеющий в собственности бивень на настенном ковре, это не просто везунчик, это ни много, ни мало любимец и  баловень судьбы.Хотя возможно, что бивень это  подарок от широты чьей-то самоедской души. А души у самоедов широкие и добрые, если конечно не сердить их наглыми бледнолицыми пакостями.
 
О  Богах, героях и начальстве
 
Так вот, что касается РИТЭГа. Заместитель начальникалоцмейстерского отряда Григоричобъяснил мне популярно, что с книжонкой  именуемой «Руководство по эксплуатации», надо ознакомиться самому. А затем передать для ознакомлениятехнику-лоцмейстеру деду Юдину, поскольку агрегат на маяке предстоит  вводить в работу  непосредственно  ему.
 
А я должен, помимо ознакомления с теорией радиоизотопного вопроса, усилиями вверенного мне подразделения,  сегодня  генератор этот загрузить на борт. А завтра  утречком мирно отчалить от берега и следовать до навигационного знака Сопочная Карга, в самую концевую точку Енисея, на правом коренном берегу.
 
Грузить  прибор в Игаркеприказаносразу  на  вездеход, загнанный на самоходную баржу «Северянку -2».  Крепить ядрёную  адскую батарейку к вездеходу со страшной надежностью, дабы  не допускать  всяких ненужных перекладываний и перегрузок в рейсе, во избежание утопления оной из-за  разгильдяйства, или  безалаберности личного состава.
 
Вездеход соответственно крепить со страшной силой и надежностью к самоходной барже. А баржу  оную, временно лишив её  собственного хода, крепить швартовыми концами в «Лоту» намертво.  И следовать этаким  манером,  в связке борт к борту, до места назначения.
 
Шкипер баржи Гунар Карлович перейдет к нам на борт, поскольку теоретически знаком издалека с радиоизотопным излучением и знакомиться ближе с ним, мягко выражаясь,  желания не имеет. Подселится соседом в мою двухместную каюту, и мы таким тандемом на тяге «Лота» побежим скоренько к мысу Сопочная Карга.  Впрочем,  я всегда сдаю в аренду Карловичу койку в своей каюте, когда его придают в распоряжение моей лоцмейстерскойпартии.
 
Карга,  в переводе с тюркского языка, означает обычную  ворону. Есть и другие значения этого слова – зыбь, топь, коряга, а еще злобная и уродливая старуха.
 
Откуда в заполярье, рядом с Ледовитым океаном, мыс с вороньим названием   я просто ума не приложу. Зыби и топи там, конечно в достатке.  А вот ворон в устье Енисея я никаких  ранее  не наблюдал. Не иначе  ненецкая старенькая и до жути страшненькая шаманка, вроде нашей Бабы Яги, здесь на аборигенов жути сверх меры наводила. Вот и соображай, откуда и что берется.
 
Обращаться с «термоядерной» батарейкой надо нежно, как с девственной невестой, не трясти, не ронять, в воде не топить.  Хотя, сам РИТЭГ, согласно  требованию ГОСТа, должен обеспечивать отсутствие выхода из него радионуклидов во внешнюю среду и сохранение защитных характеристик радиационной защиты,  даже при падении на твёрдое основание с высоты девять метров.
 
А паче того, даже и после воздействия на него температуры в восемьсот градусов по шкале Цельсия в течение не менее тридцати  минут. Вот такая  вот свалилась нам на голову новая ударно-огнеупорная батарейка для маяка Сопочная Карга.  Начальство теперь за нее нам всю плешь проклюет, до самого мозга, в случае его наличия, естественно.
 
По прибытию на Сопочную Каргу десантироваться из баржи  вездеходом на берег. А если, вдруг произойдет нечто, совершенно перпендикулярное  указаниям заместителя начальника лоцмейстерскогоотряда, то есть его, Григорича указаниям, то он мне головушку оторвет лично вот этими ручонками. Ручонки эти его, с размером ладошки примерно с мою голову, без безымянного пальца  на правой руке, до сей поры стоят у меня перед глазами.
 
Да, в принципе начальник он нормальный, не самодур и за рамки здравого смыслане выпячивается. На этом отсутствующем безымянном пальце Григорич когда-то, лет десять назад,   в бытность молодым начинающем лоцмейстером, носил обручальное кольцо. И случилось, что при постановке буев не то на Липатьевском, не то на  Турушинском перекате, он так увлекся процессом, что лично полез что-то поправлять  на тросе с якорем большого морского буя.
 
Полез и зацепился некстати обручальным кольцом за распушившийся стальными проволочками  трос. Уж я и не знаю, то ли команда на сброс якоря с борта поступила преждевременно, толи Григоричзацеп кольца не зафиксировал сознанием, только якорь ушел в пучину, сдернув с руки Григоричаобручальное кольцо вместе с безымянным пальцем. И было это, я думаю, довольно больно.
 
Так, что, судя по всему,  енисейский Хозяин воды  Ид’Ерв, один  из сонма ненецких языческих Богов, если вдруг засвербит, сверх всякого терпения, в его собственном божественном носу, теперь ковыряет в нем безымянным пальцем  моего непосредственного начальника Сергея ГригорьевичаОвчинникова.А иначе, по какой такой причине  Хозяину енисейской воды вот такие сложные выкрутасы  вытворять?
 
Вполне допускаю, даже, что  это мог быть  и Хозяин моряЯв’Ерв. Это я к тому, что мы хоть и работаем на реке Енисей, но все почитают нас  морскими лоцмейстерами, потому как обеспечиваем мы безопасность морского судоходства.
 
Так что Яв’Ервтоже вполне мог претендовать на палец Григорича.  Ни  Григоричу, ни тем более мне, так до сей поры абсолютно не известно, у кого же из этих всесильных  ненецких Богов зачесалось тогда на Турушинском перекате в  божественном носу.
 
Как бы там ни было, жертва была принята. Если честно, я не знаю, насколько почтительно  кИд’Ерву,  и к Яв’Ерву относятся, помимо ненцев, все, кто честь имеет обретаться  меж енисейских берегов. Что же касается меня, могу заверить в своем  величайшем почтении и совершеннейшей лояльности к ним.
 
Духи эти испокон веков на Енисее  коренные хозяева. А мы тут ребята пришлые и не намерены оставаться на всю оставшуюся жизнь, до скончания века, посему нам с Богами ссориться не с руки. Я, конечно, завсехенисейских бродяг тельняшку на груди рвать не буду, но, уж мне-то  по любомуэто ни к чему.
 
С водой шуток не шутят, как и с Богами. Есть ведь еще славянские  водяные Ний и Переплут, древнегреческий  Посейдон, древнеримский  Нептун, китайский Гун-Гун и японский Ватацуми. Список Царей, Владетелейи Хозяевморских  и речных большой, в три десятка имен  от Алфея до Эридана. 
 
Неумные шутки  с водяными Владетелями  и непочтение к ним могут позволить себе только рыбы, потому, как в воде не тонут, да и то, если достаточно крупных размеров. Я уже не говорю о мелочи, а и крупные особи, вроде царь-рыбы, бывает, на кукан попадают. Мнится мне, что братья  Астафьевы, к примеру, знают, кому  надо помолиться, чтобы Царь-рыба в правильный момент времени за правильный крюк зацепилась.
 
Да хранят нас Хозяин моряЯв’Ерви Хозяин воды  ИдЕрв, от происковзла в срединном миреи от всяческих гадких пакостей людских во все времена, везде и всюду. Это я без шуток, вполне серьезно. Я уж точно не буду возражать, если все енисейские шаманы будут камлать под грохот бубнов  за нашу удачу и испросят нам  у местных Хозяев и Владетелей защиту от всяческой нечисти. Ведь известно, что именно отсутствие какой-либо чистоты, как и чистоплотности, или чести,  отличает всякую нечисть.
 
Боги не появляются в этом мире из ничего  и не исчезают в никуда, как и пакости людские. Что там в других мирах, я пока не в курсе. Да и что  говорить о других  мирах, если мы не знаем достаточно точно, какие радости, или пакости  нас ждут в мире этомуже завтра.
 
Я с интересом смотрю в серьезные серые глаза  своего непосредственного начальника. Мне  серьезные вещи начальник в уши льёт, а я тут над кольцами обручальнымиразмышляю, да над пальцами  чужими, волею ненецких Богов, в Енисее утопленными.
 
Не уверен насчет огня и медных труб, а вот воды соленой начальник мой хлебнул изрядно. Допускаю, что он  и медные трубы успел почтить  своим посещением. Одна гибель    гидрографического  судна «Иней», на котором он лично имел честь присутствовать в самый трагический  момент,  чего стоит.
 
«Иней», по сути, зверобойная шхуна, был даже меньше нашего невеликого «Лота». Построен в Турку Финляндия, корпус деревянный, дедвейт всего двести пятьдесят восемь тон, валовая вместимость четыреста двадцать регистровых тонн, противчетырехста шестидесяти регистровых тонн нашего «Лота». Малышок, одним словом. Такие малыши тащили на себе всю гидрографию Советского союза с середины пятидесятых до середины семидесятых годов.
 
Произошло это еще в бытность Григоричакурсантом, году в  одна тысяча шестьдесят восьмом, второго  октября. Я в это время как раз начал учиться в седьмом классе школы номер три  своего родного города Находка.  Причем, я тогда абсолютно  не помышлял  себя в будущем ни моряком, ни гидрографом, ни  лоцмейстером – не шевелилось у меня по этому поводу ни в одном месте, как говорится.
 
Историю эту мне пересказали в музыкальном взводе ЛВИМУ, где в курсантские времена подвизался Сергей Григорьевич на ниве духового оркестрового  искусства. И произошло это спустя восемь лет после гибели «Инея». 
 
Я, на тот момент, с  дозволения капельмейстера оркестра  Николая Николаевича, по протекции валторниста и будущего полярного метеоролога  Жеки Екименко, пару месяцев  изображал из себя якобы музыканта духового оркестра на литаврах.
 
Жека Екименко подавал мне знак правым глазом, когда надо громыхнуть литаврами, и я мастерски и с наслаждением долбил в медные  тарелки, когда командир роты пришел оценить выпуклым морским глазом мой музыкальный талант. 
 
Капитан третьего ранга Альберт Сергеевич Голицын ушел с репетиции музыкального взвода с хитрой улыбкой на лице и вполне удовлетворенный моим музыкальным даром. Это был замечательный способ  увильнуть  от нарядов и отоспаться,  на музыкантских хлебах.
 
Представляете, какой силы была эта  история о гибели «Инея», если  спустя восемь лет её передавали из уст в уста от одного поколения курсантов к другому, со всеми нелитературными подробностями, которые я, конечно, вам выкладывать не буду. Короче, отправили Григорича, тогда просто Серёгу,   со товарищи  после второго курса ЛВИМУ  на производственную практику в гидрографическую  базу в Тикси, в качестве матроса  гидрографического судна «Иней». И было им на тот момент не более девятнадцати годиков реально.
 
При выполнении  промера в Восточно-Сибирском  море  из-за неисправности в машинном отделении  и неверно  положения  на карте острова Велькицкого, а также стечения ряда прочих неизвестных мне обстоятельств,«Иней»  2 октября 1968 года наскочил на подводную гряду  в пятидесяти метрах от острова.
 
Судно не успело сняться с мели,  как разразился шторм. Ударами волн о скалистое дно деревянный корпус судна был поврежден, началось затопление трюма и машинного отделения. В итоге судно получило крен тридцать градусов. Гигантские волны перехлестывали через аварийное судно. Пока капитан принимал решение об аварийной высадке экипажа на берег, с «Инея»  смыло  и унесло  в океан все средства спасения.
 
Трое  моряков, на извлеченном из трюма стареньком надувном спасательном плоту, рискуя ежесекундно быть смытыми волнами, попытались преодолеть  кипящую волной и пеной, пятидесятиметровую дистанцию между судном и берегом.
 
Уж не знаю точно, какая температура воды в Восточно-Сибирском море около  острова Велькицкого, но вполне могу предположить.  Известно, что в октябре минимальная температура воды на южном побережье  Восточно-Сибирского моря у порта Певек составляет  минус 2 градуса Цельсия, а максимальнаяминус один. А ведь остров Вилькицкого находится ни много, ни мало на шесть градусов ближе Певекак Северному полюсу по широте.
 
Силаветра достигала тридцати метров в секунду. Спасательный плот, отягощенный аварийными запасами для экипажа и тремя моряками, на огромных прибойных волнах перевернулся у самого берега. Вся команда спасательного плота и аварийные запасы  оказались в воде.
 
Можете представить, что происходит с человеком при его падении в ледяную воду? В результате наступающего переохлаждения появляется сонливость, безразличие к окружающему, ощущение ложного комфорта. Сознание начинает  угасать в случае  снижения температуры организма до тридцати двух градусов. При падении температуры  до двадцати восьми градусов прекращаютсядыхание и сердцебиение.
 
Все это  теоретические выкладки, на практике же при  температуре водной среды плюс два градуса может стать смертельным пребывание в воде более пятнадцати минут. При температуре воды  минус два  градуса  Цельсия летальный исход наступает после пяти-восьми минут нахождения в воде. В случае холодного шока,  попав в воду, пострадавший, сразу теряет сознание и тонет, не предпринимая  действий к своему спасению.
 
Во  время второй мировой войны сорок два процента   летчиков Люфтваффе, сбитых над арктическими водами, погибали от переохлаждения в течение двадцати пяти – тридцати минут пребывания в воде. Это при том, что они были продуманно экипированы одеждой, спасательными жилетами, аварийным пайком  и надувными лодками.
 
Известен единственный в своем роде, феноменальный случай, когда в январе 1965 года в  Бристольском заливе Берингова моря перевернулись от обледенения и затонули четыре  рыболовных траулера: «Севск», «Себеж», «Нахичевань», «Бокситогорск» и шесть японских рыболовецких судов, погибли при этом более ста членов советских экипажей.
 
Единственный спасшийся, траловый мастер А. Охрименко остался жив  после нескольких часов проведенных в воде с температурой, близкой к нолю градусов, при девятибалльной(феноменальной по шкале Бофорта) силе ветра и температуре воздуха  минус двадцать один  градус.
 
У острова Велькицкого трое наших моряковчудом выбрались из воды на необитаемый берег.  С «Инея» посредством использования линемётного устройства удалось передать  сухую одежду для полярных ныряльщиков, завести  трос, связавшийсудно с берегом, и наладить канатную переправу. В процессе подготовки переправы   на берегу появился белый медведь решивший поинтересоваться, что это за конкуренты  появились на помеченных им  охотничьих угодьях.
 
Когда  с борта судна на лине попытались переправить карабин, линь оборвался, и оружие кануло в пучину. Пришлось белого мишку отпугивать винтовочными выстрелами с борта судна. Переправить людей на берег канатным путем не удалось из-за того что шторм перерос в ураган.
 
Девять  членов экипажа «Инея» были сняты  с гибнущего судна вертолетчики на МИ-4, вылетевшие на операцию по спасению из аэропорта Черский.  Вертолетчикам пришлось преодолеть восемьсот тридцать два  километра или четыреста сорок девять  морских миль только в один конец, причем   тричетверти пути над поверхностью бушующего Ледовитого океана.
 
Операция спасения происходила в условиях штормового ветра и сильного волнения. Вертолетчики закрепили на тросе якорь «Инея» завезенный  на остров, чтобы трос не мотало ветром, и, зависнув над «Инеем», принимали  людей по одному на якорь и вывозили их на берег.
Чуть позднее оставшимся на судне членам экипажа удалось перебраться по канатной переправе наведенной тремя вполне героическими парнями  ранее. Всего по канатной переправе удалось спастись двадцать одному члену экипажа.
 
Всех спасенных членов экипажа вертолетчики вывезли на остров Жохова, и оттуда далее самолетом полярной авиации ЛИ-2 в Тикси. Уже на берегу от переохлаждения умерла буфетчица с экипажа. Разбитый штормами, изломанный  льдами корпус гидрографического судна «Иней» так и лежит по сию пору у острова Велькицкого.
 
Море  капризно  и непредсказуемо, шуток не понимает и ошибок не прощает. Известен случая, когда моряка одной гигантской волной смыло за борт парохода, и тут же вторая волна выплюнула его из океана, вернув   на палубу судна. 
 
Так вот вся фишка нашей истории состоит в том, что трое парней наладивших переправу  были моторист «Инея»  Валентин Липихин и курсанты второго курса Арктического факультета ЛВИМУ Юрий Гаазе и Овчинников Сергей.
 
Парни совершили НЕЧТО – нырнули в штормовой океан, выбрались на берег необитаемого острова, прогнали, запугав до дрожи,  любопытного белого медведя и завели трос для канатной переправы, позволившей  спастись  двадцати одному члену экипажа. Эти парни спаслись сами и спасли от гибели двадцать одного члена экипажа «Инея».
 
В услышанной мною байке парней из музыкального взводаГригорич фигурировал, как Серега Овчина. Это уж я по приезду в Игарку умом своим недюжинным таки допёр до понимания, что легендарный Серега Овчина из духового оркестра  капельмейстера и тамбур-мажора Николая Николаевича, и мой начальник Сергей Григорьевич Овчинников  один и тот же персонаж.
 
Да, это мой нынешний непосредственный начальник Сергей Григорьевич  был одним из той тройки отчаянных героических сорвиголов, сумевших достичь берега в штормовой обстановке в комбинированном плавании на спасательном плоту, нырянии и плавании брассом в ледяной воде Восточно-Сибирского моря.
 
Хотелось бы расспросить начальника про историю с «Инеем» подробнее, только вроде не к месту сейчас вопросы не по теме. Не спросишь же, дескать, достаточно ли солона ледяная водичка в Восточно-Сибирском море. Ну ладно, это покуда  не жмет, можно и позже расспросить,  при удобном стечении обстоятельств.А пока,  помимо всего прочего,  свербит у меня в голове еще один весьма и весьма любопытный  вопрос:
 
«Сергей Григорьевич, в кузове вездехода места только батарейку эту запихать, двое в кабине, двое на кабине, остальные  парни по любому  верхом сидеть будут, бубенцами на агрегате,  всю поездку до Сопочной Карги.  Она нас термоядерным излучением  ниже пояса не торпедирует? У меня только один сын, а  планов в этом направлении громадьё. Да и парням это шибко не понравится.  Как бы пакости какой не предвиденной не случилось, в стиле  Хиросимы и Нагасаки».
 
    Начальник вскидывает на меня суровый взгляд. Левый глаз его прищуривается и на лицо вползает  кривая улыбка, в общем, еще та хитрая мордалица:
 
«Ты почитай описание. Она радиоизотопная, а не термоядерная! Этот агрегат  весит шестьсот пятьдесят килограммов, а реального оборудования на ней вместе с капсулой изотопов на сорок, ну от силы на пятьдесят килограммов, а все остальные  шестьсот килограммов сталь и свинцовая защитная оболочка. И парням объясни, если вопросы, какие возникнут — ничего с вашими драгоценными сперматозоидами  не случится. Будут они такими же неукротимо  шустрыми, как и ранее. И давай вали работать, у меня дел выше головы».
 
    Я отвожу глаза от лица начальника, мимика вроде нормальная, по ходу не врёт. Лицо честное донельзя и правдивое чрезвычайно. Одно меня только в сомнение вводит, когда я пытаюсь втереть начальству  три короба  вранья, то, как правило, лицо у меня такое же честное донельзя и правдивое чрезвычайно.
 
А учитывая, что  у моего начальника опыта раз в десять более чем у меня, допускаю, что он как раз и втирает мне те самые три короба с лапшой. Это уже интуиция в действии, вот только подшить эту интуицию мне некуда. Не исключено, что и начальнику моему лапши на уши навешали ответственные товарищи из верхних руководящих инстанций.
 
И я принимаю твердое решение искренне верить начальству на слово. Деваться-то мне собственно некуда — в моем положении никакой альтернативы. Если я начну квакать что-то супротив, начальник мне, самое малое, все брови над глазами выщиплет, фигурально выражаясь.
 
Ну, невозможно врать с таким честным выражением лица. И тогда я, включив совсем немножко дурачка, с  вынужденной кислой улыбкой, на моем чрезвычайно доверчивом лице отвечаю:
 
«Понял. Уже валю».
 
Я и валю, от греха, поскольку начальник вздергивает носом и свербит меня насквозь своим выпуклым морским глазом.  Кривая улыбка на его лице съезжает слева направо и прищуривается уже правый глаз.
 
Партия  сказала надо — Комсомол ответил есть!
 
Продолжение вероятно последует…