Меж Игаркой и Сопочной Каргой 2

Меж Игаркой  и Сопочной Каргой (Записки енисейского раздолбая) 2.
Операция «Мирный атом»
 
Начало июля, моя вторая навигация на Енисее. Полярный день в разгаре, полярное светило лупится горячими глазками на Енисей круглые сутки. В ноль часов  подошли к навигационному знаку Сопочная Карга. Здесь у мыса Сопочная Карга   кончается река Енисей и начинается Енисейский залива Карского моря.
 
На борту гидрографического судна «Лот»,  в полном составе лоцмейстерская партия номер один. Справа по борту к лоту пришвартована  приданная  самоходная баржа  «Северянка -2», грузоподъемностью двенадцать тонн с вездеходом ГТСМ на борту.
 
Миссия у нас ныне особая, можно сказать термоядерная. Как-то попался  мне на глаза агитационный  плакат — на фоне нереально голубого неба ученый в белом халате и  рабочий в расчудесном комбинезоне со счастливыми улыбками на лицах протягивают перед собой по-крестьянски крупные ладони зрителю.
 
А в ладошках этих крестьянских лежит модель атома – с ядром, и кучей замечательных электронов, бегущих по  обозримым траекториям полета сиих электронов. Чуть ниже большая и красивая надпись красными буквами «Мирный атом в жизнь!».
 
Ну, вот у нас сегодня точно такая ситуация. Мы, можно громко сказать без ложной скромности, на самом острие прогресса — ручонками своими мозолистыми внедряем мирный атом в жизнь. Мы это лоцмейстеры Игарской Гидрографической Базы Гидрографического предприятия Министерства морского флота.
 
Есть на свете неописуемо могучий поток воды  протяженностью  три тысячи четыреста восемьдесят семь километров, Енисеем он  называется. Начало Енисей берет  в точке слияния рек Малый Енисей (Ка-Хем) и Большой Енисей (Бий-Хем).
 
Местечко это   у города Кызыла, в которой рождается Енисей кто-то решил считать  географическим центром Азии. Начальству виднее, а нам абсолютно по барабану – сказали Центр Азии, значит Центр Азии.
 
Я понимаю, вы мне не поверите, да я и сам с трудом верю, но гидрографическая сеть Енисея включает сто девяносто восемь тысяч шестьсот двадцать  рек общей длиной восемьсот восемьдесят четыре тысячи семьсот пятьдесят четыре километра  и сто двадцать шесть тысяч триста шестьдесят четыре озера. 
 
И это чистая правда, истина в первой инстанции.  И ежегодно через устье Енисея в Карское море вытекают шестьсот двадцать четыре кубических километра пресной воды. Во как! Вот  этого вы точно не знали, впрочем, как и я, совсем еще недавно.
 
Вот  за этот могучий поток пресной и мутной воды  и отвечаем мы по линии  безопасности морского судоходства. Нет, я не ошибся, именно за морское судоходство. Не за весь Енисей, конечно,  за его малый кусочек длинной шестьсот семьдесят три  километра, выражаясь сухопутным языком, ну а если по-нашему, то триста шестьдесят три морских мили и два, не менее морских кабельтова. Именно на это расстояние вверх от устья Енисея и осуществляется морское судоходство.
 
Кусочек этот начинается от самого морского из всех речных портов мира, под названием Игарка  и причудливо виляет на север по тундре, до самого впадения Енисея в Енисейский залив Карского моря у навигационного знака Сопкарга, стоящего  на мысе, именуемом Сопочная Карга.
 
Навигация на этом участке длится примерно три с половиной месяца, с 15-20 июня по 1-5 октября, если без климатических вывихов или каких-либо   вывертов политического характера.
 
Кстати могу сообщить, если кто не  в курсе,   именно река Енисей делит Сибирь на Восточную и Западную и  занимает пятое место в мире по протяженности водной системы, после Амазонки, Нила, Миссисипи и Янцзы. Енисей  же является самой  полноводной рекой  Советского Союза.
 
Когда-то в древности эвенки зачарованные силой и мощью этого потока назвали его  Большая Вода, на эвенкийском языке это звучало, как Ионесси. Красиво звучит – Ионесси! Я, собственно, и оказался тут после окончания Макаровки оттого, что был покорен  двумя сумасшедшей красоты словами – Енисей и Игарка.
 
Всем известно, что дурная голова ногам покоя не дает, так вот это точно про меня – задуло ураганом романтики. Всю жизнь мечтал жить у Тихого океана -  в Приморье,  в Хабаровский крае, или уже, в крайнем случае, на Сахалине,  но споткнулся на этих двух словах – Енисей и  Игарка.
 
Плоды  казачьих блужданий
 
Самым первым из вездесущих и чрезвычайно любопытных русских служилых людишек в устье Ионесси, в 1601 году,  добрался казак Кондратий Курочкин  со товарищи. Он же и перетолмачил, я бы даже выразился грубо перекартавил название Ионесси  с  языка  тогдашних тунгусов, ныне эвенков,  на русский лад, в Енисей.
 
Каким ветром  в эти глухие, замороженные океанскими льдами  края, задуло  Кондратия Курочкина – тайна, покрытая мраком полярной ночи, да  тленом и плесенью  приказных книг, не доживших до нашего времени и, как следствие, не попавших в руки историков. Думаю, романтикой там и не пахло, потому, как вряд ли Кондратий  был знаком  с таким термином, как романтика.
 
Казаки служилые люди практичные, ты им подай, такое, этакое, что руками  пощупать можно было, да на зуб попробовать  – клыки морского зверя, бивни древнего земляного элефанта, ну, или, в крайнем случае, мягкую рухлядь, пушнину зверя сибирского. Впрочем, кто же теперь ведает, что творилось в глубине души этих первопроходцев и двигало их на земли неизведанные, может то же, что и в наших  неугомонных душах.
 
Одно ясно, шел казак к Северному ледовитому океану может  в поисках адамантов, руд железных, да металлов цветных, народишко какой к ясаку принудить, либо по царскому указу  элефантов  косматых  имати потехи царской ради.
 
Шествовал посолонь. Спал, не снимая харалужной  байданы.  Ел, что словить  сподобился  безживотие  преодолевая. Бдел, сторожась сыроядцев местных, да василисков ему ранее неведомых. Да надеялся только на Господа, да  дружину свою казацкую.  Аминь!  А значило это аминь в те замшелые  времена — Истинно так!
 
С точки зрения эвенков термин «перекартавили»  подходил, как нельзя кстати, потому как толмачей с эвенкийского на язык русский в природе еще не имелось. Разговор доходчивый в первую встречу  начинался с обнажения боевого железа, а далее   борзость  этих  супротив  борзости тех–и тут уж, как планида ляжет.
 
Кто шустрей тот и сокол, кто сильней тот и орел, в ком дух бойцовский прочнее  тот и прав. Кто прав, тот и хозяин положения. Хотя порою и боевой петух шпорами сокола потоптать  способен.  Да и стальная коса о камень порой  спотыкается, как на Чукотке, к примеру.
 
Летом одна тысяча шестьсот сорок второго  года у реки Алазеи русские соколы повстречали    «луораветлан», что значит на чукотском языке  «истинные люди».Так именовали себя чукчи в те легендарные времена. Русские же в то время именовали истинных людей чукочами. Так сложилось, что чукочи — луораветлане,  почитали себя превыше всех существ в подсолнечном мире.
 
Все же остальные живые существа рода человеческого для них были бесспорными унтерменьшами. Этакий пример беспардонного наглого средневекового национал-социализма, подкрепленного  силой оружия чукотского костяного рыцарства.
 
Чукочи воины носили костяные доспехи, отменно владели луками, острогами и гарпунами, коими до русских успешно пронзали  моржей, китов и тюленей, а так же юкагиров, коряков, эскимосов и прочих, по их мнению,  недочеловек.
 
В ответ на предложение казаков платить ясак   костяные рыцари  ответили  ураганом  из стрел, наплевав на огненный бой русских первопроходцев. Такое наплевательское отношение  на силу и мощь русского оружия, не виданное ранее на просторах обитания самоедских народов привело первопроходцев оторопь.
 
Никто до луораветан — чукочей, ни эвены, ни эвенки, ни юкогиры, ни коряки не вели себя подобным образом, отвечая  на удар врага дерзким ответным ударом. Русские повстречались с невиданной ранее в заполярье изрядно дерзкой  борзостью  и уперлись  стальными лбами в шеломах в непробиваемый боевой менталитет чукочей. И  обряжены  сии  чукочи были  в доспехи  из кости морского зверя.
 
Попытки покорить чукчей повторялись многократно, но, ни русское оружие, ни русская дипломатия  не смогли преодолеть сопротивление «истинных людей». Чукотка фактически так и оставалась независимой вплоть до двадцатых годов двадцатого века, пока туда не пришли красные Начальники Чукотки в выцветших гимнастерках и с маузерами в руках.
 
Ненцы, правда,  тоже обиды без ответа не оставляли, но не с таким успехом, как чукчи. Так в 1662 году они захватили острог Пустоозерск (нынешний Нарьян-Мар) и  поголовно уничтожили всех его  жителей. После этого еще семьдесят лет длилась борьба «воровской самояди» за право жить свободно на своих исконных землях.
 
Воровской самоядью именовали ненцев царские указы. В итоге на мысу Лиственном, близ Пустоозерска, именуемом  ныне Висельным, было предано смерти казнью через повешение на реликтовых лиственницах  более тысячи ненецких бунтарей-пахатыров.
 
Много лет спустя свободолюбивые потомки казненных пахатыров безжалостно  тайно вырубили реликтовые лиственницы, отомстив деревьям за то, что ветви свои те предоставили в распоряжение палачей.
 
Ионесси
 
На Енисее все вышло более спокойно, самоеды склонились всего лишь только перед угрозой применения силы. Да и не мудрено. Живут люди сотни лет, вполне себе мирные охотники, рыболовы и оленеводы. Они как-то по-своему называют свою родную речку,  рожают детей, ловят рыбу, песца бьют на пушнину, да зверя морского добывают, хвостом кочуют за кормящими их дикими стадами оленей и все у них идет просто замечательно, как и столетиями до того. Нет у них поводов для войн  и нет реальных противников.
 
Если и возникал порою между племенами какой-либо,  неразрешимый мирными методами конфликт, то решался он просто. Одно племя выставляло  против другого бригаду бойцов, причем количество воинов оговаривалось  заранее, и было  равным  с обеих сторон. Все происходило честно и прозрачно, без подвоха и обмана. Действо это более походило на рыцарский турнир, нежели на войну.
 
Известна, так называемая  битва, двухсотлетней давности между ненцами и енисейскими энцами. Поводом для конфликта  послужили территориальные споры. В битве  участвовали с каждой стороны по пятьдесят пахатыров, хотя могли сойтись в битве сотни. Однако, к чему такое расточительство?
 
Спорный вопрос решался малыми силами, под контролем  шаманов-наблюдателей,  по одному с каждой стороны, при минимальных материальных и людских затратах. Победитель решал спорный вопрос в свою пользу.
 
И вдруг, нате вам, неведомо откуда  появляются люди мимоходом прохожие с дерзким нравом, пытливым умом, да при вострых саблях с пищалями огненными, и начинают все на свой лад менять, переиначивать, перетолмачивать, да перекартавливать.
 
Ионесси  ни   с того, ни с сего почему-то обзывают Енисеем, ненэй  ненэчей, несогласных  с новым ладом жизни, обзывают инородцами, сыроядцами и самоедами, да приводят силой  к повиновению, да  ясаком попутно обкладывают. Тех же, кто дюже непокорный, да борзо злой,  вовсе в полный распыл рукой оружной  пускают. 
 
И прирастает земля русская, то с того краю, то с этого, новыми еще толком неизведанными территориями, отодвигая окраины государства все далее и далее, на все стороны света.  В след за людьми оружными, не заставляют себя ждать и  люди зело ученые.
 
Двести пятьдесят пять лет назад году в одна тысяча семьсот двадцать пятом выпускник навигацкой школы и морской академии молодой перспективный геодезист Петр Чичагов начал первую геодезическую съемку Енисея.
 
За пять лет царёв слуга  заснял  почти две с половиной тысячи  верст  течения реки от пятьдесят третьего градуса северной широты до Енисейского залива, он же  описал все  левые притоки на этом участке Енисея.
 
Чуть погодя, двести сорок три года назад в одна тысяча семьсот тридцать седьмом  году  после трех неудачных попыток добраться  из Обской губы до устья Енисея северным морским путем на дюбель-шлюпке «Тобол» и боте «Обь-Почталион» впервые прошел отряд штурмана, гидрографа, лейтенанта майорского ранга  Дмитрия Овцына.  Просто охренеть! За двести сорок три года до сего дня!
 
За подвиг сей славный Родина ассиметрично  отблагодарила  Дмитрия Овцына. Лейтенант майорского ранга был подвергнут аресту, суду и  разжалованию в рядовые матросы.  После чего был выслан  под конвоем на Камчатку в распоряжение капитан-командора русского флота Ивана Ивановича  Беринга уже в одна тысяча семьсот тридцать девятом  году.
 
Геодезист Прянишников из отряда Овцына выполнил описание и нанес на карту русло Енисея, пройдя по берегу от Туруханска до устья более тысячи верст.
 
Такие вот непростые люди ходили  до нас на утлых деревянных суденышках под парусами, а то и просто пешим манером, в этих непростых, мягко говоря, местах – настоящие бледнолицые ненэй ненэчи. Теперь мы, их наследоки, а по-простому потомки, шагаем по их стопам и стопам многих и многих прошедших здесь задолго до нас. Хотя, если  признаться честно, нам до предков наших славных, как бойким наглым воробьям до соколов могучих.
 
Ионесси  настолько величав, что у его истоков, изнывая от жары, лакомятся пустынными колючками верблюды, в среднем течении бурые медведи теребят таежные малинники, а в устье наслаждаются подмороженной морошкой белые медведи.
 
О нас и логгерах
 
Мы, конечно не одни тут на Енисее о безопасности судоходства печемся, есть и важнее нас люди, и те, что рядом с нами напрягаются и те, что сверху руководить тужатся, ценные указания нам вниз по вертикали спуская. Скажу, не покривив душой, люди те, сверху, они важные и нужные, но все равно она на наших плечах держится.
 
Она, это та самая безопасность судоходства.  Если мы тут на земле и на воде  накосячим, то никакому начальству  столичному косяков этих не исправить, а посему начальство без нас, как без рук и без глаз. Без рук то оно, конечно, однозначно, но с голосом, да с таким громким, скажу я вам, голосом  — докричится,  в какие бы дали мы не забрели на своем лоцмейстерском пароходе «Лот».
 
«Лот», конечно же, никакой не пароход, но так уж прижилось  в моряцкой среде именовать свои суда пароходами, независимо от вида двигающей их по морским волнам  тяги.
 
Начальство, безусловно, думает, что оно тут и там, вкруговую главное, ну а парни мои тут и сейчас думают совсем иначе. Если мы в нужной точке навигационный знак не поставим или буй не установим, начальство ни из Ленинграда, ни из Москвы вместо нас этого не сделает. Вот и соображайте кто тут главный.
 
«Лот» он только номинально  гидрографическое судно, а на самом деле самый что ни наесть лоцмейстерский  пароход. В зависимости от сиюминутной надобности он  загружен  под  завязку то бревнами,  то газовыми баллонами, то электрическими аккумуляторными батареями, то морскими буями. 
 
Хватает на нем и прочих, весьма необходимых на Енисее предметов. В груженом состоянии «Лот» напоминает мне бойкую бабку, бредущую с кряхтением с базара  под грузом связки хозяйственных котомок.
 
«Лот» ещё тот трудяга, впрочем, как и все лоцмейстерские суда. До того как получить героическое прозвание гидрографическое судно «Лот»,   пароходик принадлежал Министерству рыбной промышленности СССР и носил гордое имя СРТ – 4101, то есть средней рыболовный траулер с порядковым номером 4101.
 
От него и по сей день в дальних темных углах рыбьим  душком попахивает. Впрочем, запашок мне этот видимо просто мнится с учетом рыболовного прошлого бывшего траулера.
 
У «Лота» весьма занимательная родословная. Происходит он  из семейства Эмденских логгеров. Бывший рыболовный траулер  размером не  особо велик, тридцать девять метров в длину и семь в ширину, осадка  два с половиной метра. Он  и на вид неказист, особенно когда палуба завалена по самую макушку оборудованием необходимым нам  в данный конкретный момент.
 
Спроектировали его  в гитлеровской Германии, где в 1938 году со стапеля  верфи «Шультеунд Брунс Шиффсверфь»  сошел головной  из Эмденских логгеров  под именем   «Дерффлингер».  Что означает  слово Дерффлингер я, к сожалению,  нихт  ферштейн  ни бельмеса. Не Копенгаген, одним словом.
 
Траулеры эти предназначались для ловли сельди дрифтерными сетями и  бортовым тралом. После победы, приписанные к Военно-морским силам Германии логгеры, поделили между собой союзники антигитлеровской коалиции.  «Дерффлингер»  по репарациям хапнули  жадные французы и приписали в  военно-морской флот Франции. Хотя мне лично непонятно за какие такие заслуги.
 
Видимо за то, что эскадрилья Нормандия-Неман на наших самолетах довольно героически на восточном  фронте с Люфтваффе билась. Больших свершений за французами в этой войне я что-то припомнить не могу.
 
Доставшиеся  нашей стране в качестве трофеев логгеры  пришлись по душе кому-то из руководства Министерства рыбной промышленности  СССР. Руководством страны  без особых мудрствований было принято решение заказать строительство  крупной  серии таких траулеров на германских судостроительных вервях в счет репараций.
 
Планировали поначалу ставить на логгеры  дизели  производства союзной Великобритании мощностью  пятьсот лошадиных сил.  Подгадил  коварный враг, Клемент  Эттли, сменивший Уинстона Черчилля на посту премьер-министра Великобритании, и, бесповоротно забивший болт на дружбу с Советским Союзом.
 
Задавила  британских снобоватых джентльменов жаба, именуемая завистью, и они отказали братьям по оружию и бывшим союзникам даже в такой малости, как  поставка дизельных двигателей  мощностью в пятьсот лошадиных сил, для наших логгеров. Пришлось  на наши логгеры, произведенные в Германии, ставить германские же двигатели сначала мощностью на триста, а впоследствии на четыреста  лошадиных сил.
 
Водоизмещение  «Лота» всего 460 тонн, двигатель дизельный, четыреста лошадиных сил, спущен на воду  двадцать восемь лет назад 16.02.1952 года, но  продолжает пыхтеть и трудиться, и по сей день, словно  конь молодой. На двухмачтовом логгере даже парусная оснастка предусмотрена, по косому парусу на  каждой мачте – фока стаксель и бизань.
 
Я не уверен, правда, что паруса эти на нашем лоцмейстере еще не канули в Лету. Вполне могли морячки наши трусов и носовых платков с гарантией в сотню лет себе нашить из германской парусины. Что не говори, а немцы молодцы, умеют делать крепкие вещи – и корабли, и парусину.
 
И вот на этом  самом  логгере, произведенном на верфи  в дружественном нам германском городе Штральзунд, мы и трудимся — те самые  лоцмейстеры.  Без нас, случись что непредвиденное, морское судоходство на Енисее просто умрет на неопределенный срок, покуда новых мейстеров,  вроде нас на просторах страны по сусекам не наскребут, да на Енисей не перебросят.
 
Согласно военной энциклопедии издававшейся книгоиздательским товариществом И. Д. Сытина с 1911 по 1915 год под редакцией полковника Генерального штаба В.Ф. Новицкого:  «Лоцмейстеръ, должностное лицо въ портахъ, въвѣдѣніи котораго находится постановка вѣхъ, бакановъ и другихъ оградительныхъ знаковъ на рейдахъ и фарватерахъ».
 
Вот так вот, согласно  многоуважаемому господину полковнику Генерального Штаба В.Ф. Новицкому, мы всей лоцмейстерской  компанией в масштабах  нашей просторной  страны  в эти три строки и поместились. Сдается мне, если к этому вопросу подойти плотно и вдумчиво, трех строк для этого дела маловато будет, однако. Ну да посмотрим.
 
Без этих  бородатых парней в болотных резиновых сапогах, ватных альпаках, с топорами за поясом, как это ни смешно,  никакие полковники Генерального штаба, капитаны, штурмана  и прочие малые и  крупные деятели, вплоть до  Министра Морского флота, здесь на  Енисее гроша ломанного  не стоят.
 
Альпак,  это вообще-то кожаная меховая куртка, с меховым воротником,  застегивающимся на «молнию» или зип, по заграничному выражаясь, и выдаются альпаки офицерскому составу на подводных лодках и торпедных катерах Военно-морского флота. Наши «альпаки», это ватные фуфайки, на пуговичках и завязочках,  сантиметров на двадцать длиннее обычных колхозных  и в отличие от них, имеющие капюшоны.
 
Какой-то юморист из Министерства морского флота СССР решил обозвать их для солидности  альпаками. Нет, плохого ничего сказать не могу, фуфаечка добротная и надежная, но до настоящего альпака ей, как таракану пруссаку до носорога из Занзибара.
 
Топоры они обязательны. Оружие только у начальника лоцмейстерской  партии, то есть у меня – мелкокалиберная винтовкаТОЗ-8,  под патрон калибра 5.6 мм, нарезная, однозарядная. Да и дают оружие не сразу, В прошлую навигацию работал я безоружным. Смотрели  долго  — а  не дурак ли? Видимо на всяких умников тут до меня насмотрелись.
***
Про бесстрашного геодезиста
 
В эту навигацию выдали с чистым сердцем. Поди, думают, что не дурак. Хотя вопрос, на мой взгляд, еще открытый и закрывать его окончательно и бесповоротно еще рановато. Это я к тому, что без топоров  здесь никуда.
 
Говорят тут и медведи по берегам гуляют любопытные. А и волков с росомахами в тундре никто не отменял. Я, правда, их не видел ни разу, но раз старожилы рассказывают ужасные легенды, значит, так оно и есть.
 
А мелкашка, судя по всему, инструмент чисто психологического воздействия на самого начальника лоцмейстерской  партии, чтобы поджилки не тряслись, если вдруг передряга какая нежданно настигнет.
 
Посудите сами, ну, что медведю эта свинцовая пулька калибра 5.6 миллиметров? Примерно,  как заряд соли из дробовика в чужом саду яблочному воришке в задницу. Это я про бурого медведя, ну а уж про белого и вовсе молчу в тряпочку.
 
А прецеденты имеются. Сказывают старожилы здесь такую  байку. Правда ли, не правда, врать не буду – не знаю. Может мне самому три короба  лапши на уши развесили. Я гарантий никаких дать не могу. Так что верить или не верить это уже ваша проблема.
 
Как-то  геодезиста нашего гидробазовского штатного  катером на берег высадили по работе. Геодезист к навигационному знаку пошел, дела геодезические свои вершить, а катер к пароходу вернулся. Уговорились парни встретиться часа через три -  прибегут на место высадки и подберут геодезиста взад, с доставкой на пароход.
 
Открутил геодезист теодолитом на  топографическом знаке свою геодезическую задачу и не спеша на бережок явился, дожидаться катера, который снимет его с берега, да на   пароход закинет. Время вроде правильное, как и уговорились  — спустя три часа после высадки. А катера-то   и нет. Ждет, пождет геодезист катера, а того нет, как нет. Ну, нет,  прах его забери!
 
Оказия какая-то на пароходе приключилась. Никто уж и не помнит в действительности, что за оказия такая. Скорее всего, разгильдяйство чье-то беспардонное, если  не сказать более грубо, вот и вся окаянная оказия. В итоге получается, что катер, мягко говоря, припаздывает.
 
Геодезист  на берегу веточек наломал, с одной спички, как в пионерлагере в детстве учили, костерок развел, чтобы от комаров, мошки, да мокреца чуть продохнуть в дыме костровом возможность была. Коптится он в дыму у костра, грибов на веточку нанизал – шашлык грибной предвкушает.
 
Ну и, как водится, к фляжке  с чувством исполненного долга приложился, как следует. Уж я и не знаю, чем таким вкусным он  ту фляжку зарядил. Да еще запах от  веточки с нанизанными грибами по округе разносится просто божественный. Лепота и благость!
 
Вот тут на дух этот чудесный прямо  к берегу пара бурых медвежат малых выкатываются с пыхтением, да гомоном. Учуяли шашлычок грибной. Нечасто среди пойменной  тайги росточком в три метра  с ягельными полянами такие изысканные гастрономические амбре по воздуху разносятся.
 
Медвежата повертели носами, определили направление и  ударили бегом к геодезисту во все лопатки. Любопытные малыши попались, да и грибами жаренными полакомиться за компанию с геодезистом вовсе не прочь.
 
Увидел геодезист такое дело, обеспокоился, возьми, да и шумни на них рыком не то тигриным, не то драконовым. Знатно так рыкнул, под кураж легкий в хмельной голове взыгравший. Медвежата тут же в испуге по тормозам ударили. А из кустов пойменных такое рычание  в ответ разнеслось, что куда там нашему геодезическому худосочному «дракону»!
 
Медведица-мамка малышей своих  защищать примчалась и тоже галопом, что тебе конь,   прямиком  к нашему геодезисту. У нее свой кураж взыграл, материнский. При таком кураже медвежьем, если кто  спрятаться не успел, тут ему и хана по полной программе. Амба!
 
Сыроядцы именно так полный и окончательный  пипец на своем таежном сленге обозначают. Читайте книжку «Дерсу  Узала» писателя  Владимира  Клавдиевича  Арсеньева. Читали? Ну, если читали,  тогда вы поймете!
 
Когда на тебя галопом мчит  медведица, пылая гневом за своих, обиженных тобою потомков, это и есть та  самая жуткая  и неотвратимая «Амба»!!!  Благо Господь умудренного геодезиста не только опытом, но и разумом не обидел – выхватил тот из костра  горящую ветку и ну ею от медведицы отмахиваться…
 
Когда катер таки подошел к бережку за геодезистом, тот уже последние головни из костра в медведицу покидал и бросил в бой последний резерв — своё горящее исподнее  бельё. Из одежды на геодезисте  только сапоги  резиновые, да трусы пятьдесят шестого размера, пошива фабрики «Большевичка», из добротного советского черного сатина.
 
Потерявши голову, по шапке не плачут. Почти так в нашем случае и вышло. Благо хоть  голова осталась цела, не разукомплектована, так еще в довесок  и целехонькие  сапоги с трусами, причем  абсолютно не претерпевшими глобальных изменений. Почти в наваре, в смысле в прибытке,  геодезист остался. Как одежду на себе руками в клочья рвал,  вовсе не помнит, только ногти,  окровавленные, в подтверждение  почти боевого столкновения.
 
Так в этих трусах с теодолитом в руках,  бросив в медведицу остатки горящих кальсон и грибного шашлыка, он и запрыгнул в катер. Надо отдать должное геодезисту, теодолит не бросил. Истинный профессионал. Да и как бросишь? Начальство  потом спросит. А начальство, оно порою, страшнее медведицы  рычит.
 
Что касаемо комаров, которые сидели на геодезисте ровным слоем, они у него с перепугу в памяти как-то не отложились – не до комаров было.  Уж коли такие мифы о  медведях в местном фольклоре присутствуют, знать и медведи где-то рядом далеко не мифические прогуливаются – не бывает дыма без огня.
 
 
О вреде огнестрельного оружия
 
Оружием я стараюсь не пользоваться после одного очень показательного случая. Случай этот начальству неизвестен, а то бы меня без всяких соплей отлучили бы от винтовочки моей навечно. Мчались мы как-то всей  командой по своим,  лоцмейстерским делам с ветерком по тундре, оседлав вездеход верхом. Выскочили к озерку небольшому, с полкилометра в диаметре. А посреди озерка плавает уточка одинокая.
 
Грохнул я прикладом мелкашки в кабину, вездеходчик ударил по фрикционам так, что меня чудом не выбило из «седла». Благо за поручень вцепился, а то слетел бы прямо под гусеницу.  Прицелился я в эту одинокую уточку прямо с вездехода. Метров сто до неё. Вот ей Богу не вру. Щёлк! Попал, но только ранил птичку, крылышко ей подбил. Взлететь она бедная не может, видно, что крыло в сторону повисло.
 
И погребла моя уточка  подальше от нас, к противоположному берегу. Парни мои,  сидя на вездеходе, перекур решили устроить, а я за уточкой по бережку озера поближе подбираюсь.  Вышел напротив вездехода, уточка уже метрах в ста пятидесяти, между мной и вездеходом.
 
Испугалась бедняжка и гребет уже от меня в сторону вездехода. Ну, тут я и оторвался. Затвором клацаю, на курок жму — канонада  грандиозная. Сразу-то не обратил внимания, что звон какой-то металлический от противоположного берега доносится – цок, да, цок. А как от вездехода вопли суматошные донеслись, тут я на команду свою лоцмейстерскую и обратил внимание.
 
Все мои парни, как горох с вездехода ссыпались, да залегли, словно в боевой обстановке. Кое-кто даже за вездеходом укрылся, те, кто поумнее, да сообразительнее. А я толком-то и не могу понять, что там за кипеш такой происходит.
 
Плюнул я на уточку раненую, тем более она  в кусты куда-то угребла. Жалко её несуразную стало. Страдает ни за понюх табаку. Напрасно я стрелял изначально, потому, как все равно ее не забрать. Азарт, мать его ети. Видит око, да зуб неймет. Вода в озере холодная. Да и нужна уточка мне та, как зайцу стоп-сигнал. Возвращаюсь.
 
Ох, и наслушался я от деда Юдина. Накрутил он мне хвоста по первое число, на правах старого опытного полярника. Физику я вроде в школе учил, а как-то применить к конкретной ситуации не сподобился. Вот уж, воистину, угол падения, равен углу отражения. Закон природы, мля! Мог бы и сам додуматься.
 
Ох,  и нехорошо мне как-то стало, когда представил, в какое знатное дерьмо я мог запросто вляпаться. По ходу мой Ангел-хранитель меня уберег, не допустил, что бы кто-то из  парней из-за  моей дури пострадал, а я в казенный дом загремел лет на десять.
 
А оно вот, в чем дело-то. Стою напротив вездехода, стреляю по уточке. Вода она же мокрая, жидкая и мягкая.  Это для меня мягкая, а для пуль свинцовых, увы.  Пули свинцовые под тем же углом, под каким приходят к поверхности воды, рикошетом  от нее, мягкой и жидкой, уходят в воздух и  прямиком в вездеход примерно на высоте моей груди. Бац! Бац! Бац!
 
Я-то, по наивности, думал раз вода мокрая, да текучая, то и пульки в нее нырять запросто будут. Ан  нет, не ныряют, разрази их гром! Физика, однако.
 
Парни, как поняли, что пули свинцовые о борт вездехода плющатся с чмоканием, так и посыпались с вездехода   в разные  стороны, да заблажили громогласно в мой адрес на русском национальном языке, или попросту на матерном.
 
Благо в руках мелкашка была с маленькими свинцовыми пульками, а ну как мне,  ствол какой серьезнее  выдали бы, карабин, к примеру,   трехлинейный, калибра 7.62, конструктора  товарища Мосина, генерал-майора русской императорской армии?
 
Бог миловал и никого из своих подчиненных, к счастью, я в тот день свинцом не попотчевал. А мог бы, вполне. Знали бы  мои начальники  про эти мои оружейные подвиги, точно бы мне хвост оторвали напрочь вместе с бубенцами. Как позже выяснилось, история эта до начальства так и не дотекла – не стуканул руководству на меня никто из моих парней.
 
Где не ступала нога человека
 
Интересная у нас  жизнь, щедрая на различные оказии. Постоянно подсовывает поводы сесть в тюрьму, причем сесть надолго, а то и вовсе мир сей бренный безвозвратно покинуть. Который раз уже мне  глупость и немалая  с рук сходит. Не иначе сверху за мной кто-то присматривает, да на всю мою дурь,  во всю её возможную ширь  развернуться не позволяет. Тьфу, тьфу, тьфу!!! Это чтобы не сглазить.
 
Есть у меня из личного опыта наглядные примеры тому. Года четыре  назад на производственной практике бултыхались мы с сокурсником моим Серегой Аристовым из Петропавловска-Камчатского до Бухты Провидения на гидрографическом ледоколе «Георгий Седов», с тем, чтобы оттуда отправиться через Берингов пролив в Восточно-Сибирское море на промер в качестве техников-гидрографов. 
 
Просоленные океанской волной  старые морские крабы, конечно же, скажут,  моряки мол,  по морю не плавают, не бултыхаются, а ходят. Так вот я уточняю -  шел по морю ледокол «Георгий Седов», а мы, курсанты, окончившие четвертый курс  ЛВИМУ имен адмирала Степана Осиповича  Макарова, на нем бултыхались, и периодически травили за борт макаронами по-флотски и компотом из сухофруктов.
 
Кто бывал на ледоколе в море, тот знает, что значит на нем бултыхаться. Корпус у ледокола яйцеобразный, если применить грубую аналогию, оттого маломальская волна валяет ледокол почем  зря. Болтанка скажу вам еще та, особенно если учесть, что ледокол небольшой, гидрографическое судно проекта 97 Д, в просторечии  называемый ледоколом портовым.
 
Таких в Гидрографическом предприятии два, кроме «Георгия  Седова» принадлежащего Провиденской гидробазе, еще «Петр Пахтусов», Архангельской гидробазы.
 
Травили, конечно же, не в смысле байки рассказывали, а просто и откровенно блевали за борт. Блевали слово довольно вульгарное и абсолютно сухопутное, поэтому настоящие моряки испокон веков не блюют, а травят. Ну, это моряки так по-морскому  этот процесс называют, а на самом деле, конечно же, блюют просто и беззастенчиво. Причем, именно за борт. А то и вульгарно прямо на борт, если волна в борта  сурово стебает, сбивая не переваренную субстанцию с расчетной траектории.
 
Бултыхались мы и, попутно  на переходе, между приступами морской болезни,  подрабатывали от безделья в качестве матросов-уборщиков, исполняя довольно привычную для курсантов работу по надраиванию внутренних коридоров и гальюнов означенного ледокола до ослепительного блеска.
 
Ледокол до нас кто-то довольно прилично зачухал.  Так, что  мы довольно долго не могли привести его из зачуханного состояния  в более-менее приличный вид, не говоря уже о возможности отдраить до блеска. За это старпом на нас недовольно косил фиолетовым лошадиным глазом. Есть такой способ выражения начальственного недовольства.
 
По прибытии в Провидения,  денёк мы погуляли в поселке по берегу, выпили водки, прослышав, что лекарство сие, как рукой снимает симптомы  морской болезни. Потом  наш ледокол двинул  по направлению к  дырочке между Чукоткой и Аляской,  именуемой Беринговым проливом. Это тот, который Америку от Евразии  отделяет.
 
В нашем  конкретном случае водка не помогла.  В моем случае не помогла. А Серега оклемался и перешел на, имевшуюся на пароходе у ледокольного каптенармуса «Сливу в вине». А может у ледокольного баталера (я чего-то не в курсе как его правильно обзывать следует, то ли каптенармусом,  толи баталером).
 
Продукт сей представляет из себя стеклянную трехлитровую банку с ржавой жестяной крышкой, наполненную прозрачным вином цвета спелого вишневого сока,  с одинокой субтильной сливкой на дне. Если бы на банке не было на чистом русском языке написано, я бы никогда не догадался, что это слива.
 
Что касается Сереги, он  потомственный моряк и полярник, посему закалка полярная у него на генетическом уровне, можно сказать в крови.  Папа Сереги Аристова известный полярный исследователь, истоптавший вдоль и поперек Арктику и Антарктиду. Так что Серегу  просто обязывает положение — он продолжатель полярной династии.
 
А мне по барабану, мой папа устроился в теплых краях, бороздит Тихий и Индийский океаны в тропических широтах и мне за борт травить не зазорно.  У нас тоже династия, но рыбацкая, без суровых полярных предрассудков. 
 
Я утешаюсь еще и тем, что однорукий морской волк с подбитым  глазом адмирал Горацио Нельсон всю жизнь выносил с собой на капитанский мостик  флагманского корабля специальное ведро, в которое  на хорошей штормовой волне имел обыкновение выдавать обед в обратную сторону. И происходило это на протяжении всей его жизни от молодых ногтей  вплоть до момента гибели  от мушкетной пули в Трафальгарском морском сражении.
 
Команда адмиральского флагмана всячески препятствовала попыткам  адмирала травить,  перегнувшись через борт флагманского фрегата, из опасения потерять «Контр-адмирала Красного Флага»  в глубоких водах Атлантического океана. А уж если, что-то  не зазорно Горацио Нельсону, то вовсе не зазорно и мне, будущему гидрографу.
 
Кстати, это уж потом мой вахтенный начальник инженер-гидрограф Серега Тегалев  из КАГЭ-4 просветил меня, что водку надо не загодя пить с целью профилактики морской болезни, а в самый ее пик. То есть наступает момент, когда морская болезнь забодала тебя окончательно, перегнула  через борт родного плавучего средства и выпотрошила все тобою съеденное за обедом прямо в морскую волну. Вот тут то и необходимо незамедлительно  принять то самое лекарство.
 
Инженеру моему, видимо, надоело смотреть, как я через фальшборт с волной бодаюсь, пачкая борт ледокола  бывшими в употреблении  макаронами по-флотски, рискуя безвозвратно занырнуть в глубины океанские.  Вот в этот момент мне молодому и зеленому от болтанки Тегалев и нацедил  двухсотграммовый граненый стакан.
 
Причем нацедил водкой из собственных, весьма ограниченных и, быстро убывающих, запасов, по самый рантик и сухарик презентовал вдогонку. Первые сто граммов пришлось глотать через силу, а вот последующие граммы влетели в желудок соколами.
 
Придавил я граммы эти сверху  сухариком с корочкой поджаристой, на камбузе, видимо, приготовленным  специально по рецепту супротив морской болезни. И, на диво, мне сразу полегчало. Причем полегчало  несказанно. Ушла болезнь  моя морская окончательно и бесповоротно в никуда.
 
Пропала бесследно, утонув в бездонных океанских глубинах. Горацио Нельсон за такой нехитрый рецепт, наверное,  не один свой адмиральский  месячный оклад выложил бы с чистым  сердцем.
 
Но все равно, Серега просто волшебник.  Я умирал  от качки, а он меня поставил на ноги и вернул к жизни – просто доктор Айболит.Тегалев еще посмеивался тогда, дескать, качает тебя, дружище,  в противофазе с морской волной, оттого ты, словно гиросфера гирокомпаса, всегда в плоскости истинного  меридиан.
 
Шутки шутками, но после этого стакана все в корне изменилось, и я уже более не кормил живность морскую своими не переваренными обедами. Серегу Тегалёва я вспоминаю с благодарностью по сию пору, жаль, что покинул он уже юдоль земную. Царство ему небесное.
 
Километрах в ста тридцати севернее Бухты Провидения, на берегу Сенявинского пролива  в долине реки Ключевой в 1,5 км от устья имеют место существовать в природе Сенявинские (Пенкигнейские) ключи — термально-минеральные источники с температурой рассола от 20 до 80 градусов Цельсия.
 
Наш капитан принял решение побаловать экипаж   купанием в этих источниках под шашлык на лоне природы, авансом перед трудами праведными на просторах Северного ледовитого океана.
 
В соответствии с  последними  научными данными: «Воды Сенявинских источников обладают низкой минерализацией, по составу представляют собой слабый раствор поваренной соли с примесью хлористого кальция, слабо насыщены радоном. Климат в районе источников океанический, прохладный, при этом относительно мягкий.
 
Годовая амплитуда температур не превышает 40 °C. Среднегодовая температура воздуха составляет −4,9 °C, минимальная температура составила −42 °C, максимальная +21 °C. Безморозный период длится целых 68 дней. Летом часто случаются туманы. Годовая сумма осадков составляет 530 мм. В зимний период часто бывает  пурга, устойчивый снежный покров сохраняется 248 дней в году».
 
Приняли  мы с Серегой водные процедуры в этих термально-минеральных  купальнях  обшитых досками, но как-то нам такое купание не дюже глянулось. Поэтому мы отошли от купальни к речке Ключевой, где каждый выложил у самого уреза реки из камней себе ванночку, устроив таким образом, чтобы стекавшая  в них из источника на берегу горячая минеральная вода разбавлялась струей холодной речной воды.
 
Поэкспериментировав минут пятнадцать, я достиг приемлемого результата, так что в моей ванне смесь минеральной и речной воды достигала вполне устраивающую меня температуру в рамках  от тридцати до сорока пяти градусов Цельсия.
 
Продремали пару часов  в своих рукотворных радоновых купальнях, отведали шашлыков от щедрот капитана нашего ледокола. Просоленные океаном ледокольные  ветераны, горячительными  напитками нас тоже не обошли.
 
Это  несмотря даже на то, что мы вроде, как зеленые практиканты, на борту без году неделя, а посему, все-таки,  явление в составе экипажавременное. Даже старпом перестал на нас своим лиловым лошадиным взглядом косить.
 
Отведав заполярного шашлыка, мы  решили прогуляться по Чукотке, предпочтительно в местах, где до нас еще не ступала нога человека, как мы имели наглость надеяться. Поднялись на небольшую сопку в снежной шапке у самого моря, обрывающуюся  вертикально, на пляж, усыпанный гранитными глыбами и периодически заливаемый прибойной волной.
 
На самой вершине над обрывом нависал козырек, метра на три выдаваясь за вертикаль обрыва.  Под  козырьком  обрыв имел отрицательный уклон, причем козырек был массивный, размером метров в пять по  вертикали. Ну, я  передал фотоаппарат  Сереге, дабы он меня запечатлел, на самой этой пипке и попёр прямиком на козырёк.
 
Подошел к краю карниза,  посмотрел вниз и как-то мне симптомы морской болезни довольно истерично замяукали в родном моём организме. Голова кругом, поплохело мне  изрядно, мягко выражаясь -  зрелище-то внизу ещё то. Подо мной  метрах в тридцати на огромных каменных валунах бушевал океанский прибой.
 
Отступив от края  козырька на метр, дабы порывом ветра не сдуло, я кое-как принял подобие героической позы и был запечатлен Серегой во всей красе над самой пропастью.  Ну, прямо покоритель Джомолунгмы, «Тигр снегов», как Норгей  Тенцинг, мля.
 
Этим же вечером после пикника наш ледокол двинул  к  Берингову проливу, имея в перспективе заход   на сутки в самый восточный поселок Советского Союза Уэлен. А я следующим утром  после приведения ледокольных гальюнов и коридоров в более-менее приличное состояние отправился в фотолабораторию и, проявив фотопленку пленку, напечатал  фотографии.
 
Ответственный за фотолабораторию  механик лет тридцати, давший мне ключи от лаборатории,  спустя сутки накрутил мне хвоста, за то что я забыл слить закрепитель, оставив его в  посуде, в результате чего  при смене курса судна  бортом  к волне, бачок перевернуло и проявитель… 
 
Короче, полный конфуз. Пришлось механику из-за моего беспардонного разгильдяйства самому делать приборку в фотолаборатории. Когда он этим занимался, видимо и просмотрел развешенные мною на просушку фотографии.
 
Хвост он мне накручивал после обеда, с глаза на глаз, на выходе из кают-компании. Вот тут же он мне попутно и мозг  почистил  на тему безопасности. Типа того, что прежде чем куда-то лезть надо посмотреть куда лезешь, а потом, включив мозг определиться, а надо ли туда переться. Он вообще высказывался посредством более крепких терминов и выразил сильное  сомнение в моей  умственной полноценности.
 
Оказалось, что висящий над обрывом козырек,  на который я забрался, вовсе не был частью гранитной скалы.  Это был просто карниз из намерзшего на вертикальной скале снега,  который за  двести сорок восемь дней устойчивого лежания снежного покрова уже превратился в лёд.
 
Лед  уже подтаял на солнышке и даже без воздействия на него моего  пусть  и не очень упитанного  организма должен был, если не сегодня, так завтра неминуемо отвалиться вниз к подножию обрыва. Мне же чрезвычайно повезло, что я не  уронил козырек вместе с собой, нагрузив весом своей тушки, вниз на три  десятка метров в прибойную волну заполярного пляжа.
 
Фото это у меня в альбомчике по сей день приклеено.  На нем четко и ясно видно, что парень,  стоящий на снежном козырьке в героической позе  «Тигра снегов», таки полный снежный баран. Сумасшедший муфлон! Хотя, мнится мне, что до сумасшедшего я  все-таки не дотягиваю. Знала бы эту историю моя мама, она бы мне точно…
 
Признаюсь честно, бывает со мной такое порою. Не то что бы я специально дурака включаю, не, он у меня как-то сам, неосознанно  включается, автоматически. Не часто, но бывает. Что уж тут греха таить. Да и Серега Аристов непонятно куда смотрел, полярник, мля, потомственный. Намешал по ходу шашлыка с напитками горячительными  изрядно.
 
Вот так   и сбылась моя мечта  побывать на Чукотке в местах, где до меня еще не ступала нога человека. Я уверен абсолютно, что на всей Чукотке не нашлось второго такого умника,  кто решился залезть на этот снежный карниз. Да что там Чукотка, можно смело утверждать это за весь Советский Союз, как, пожалуй,  и за весь Земной шар. Вот и  скажи после этого,  что не бывает чудес на свете. Тьфу, тьфу, тьфу!
 
Понимаю где-то альпинистов -  значок  «Альпинист СССР», значок «Мастер спорта СССР», звание чемпиона СССР по альпинизму, или по скалолазанию, почетные звания «Снежный барс», «Тигр скал», или «Тигр снегов» для кого-то цели вожделенные, ну а меня-то каким ураганом на тот карниз занесло? Альпинист нашелся! Тьфу!
 
Кстати, судя по всему,  снежный карниз на том обрыве намерзает  ежегодно.  Так, что  если кто желает на том  карнизе подобно мне  испытать свою дурость на крепость, вот вам  координаты:  64°44′13″ северной  широты и 172°51′21″ западной  долготы.
 
Что-то я опять отвлёкся от основной темы. Винтовка ТОЗ-8  и теперь,  при выезде всегда со мной, но пребывает постоянно в кабине вездехода и полная ответственность за нее я возложил на техника деда Юдина. Стрелять из нее я с той поры  избегаю, даже в самых заманчивых ситуациях. Второй снаряд в одну воронку  может быть и попадает иногда, но мы лоцмейстеры в ту же  воронку второй раз уже не заползаем  – умнеем на глазах, однако.
 
Такие вот пироги! Учеба на собственных ошибках  – самый эффективный метод обучения молодых специалистов, особливо в рядах доблестных лоцмейстеров.
 
Продолжение вероятно последует…