Драка в кирхе

Идиотов так много,
Господь не уследит
 
Случиться с нами может всякое и где угодно. Идя по улице, оглядываемся, чтобы избежать наезда транспорта. Собираясь куда-то, поинтересуемся прогнозом погоды, чтобы не попасть под проливной дождь или в гололёд. Направившись в гости, не наедаемся, предполагая, что нас накормят. Отправляясь по магазинам, знаем, что нас там ждут с портмоне во внутреннем кармане. И всё же при столь размеренной и предсказуемой жизни в Германии иногда происходит такое, к чему мы остаёмся совершенно не готовыми, но решать приходится быстро и действовать мгновенно. Конечно, я не имею в виду переход улицы или примерку в магазине одежды. Ни там, ни там никто за нами не гонится и не подгоняет.
Обычно мы с супругой, пробежав по магазинам одного из соседних столичных городов, без напряжения обойдя все перекрёстки и не попав под проливной дождь, посещаем по пути к парковке ближайшую кирху, чтобы зажечь пару свечей и посидеть в тишине и покое.
Вот так и на этот раз. Майнц, 15 августа 2015 года. Обойдя магазины детской и женской одежды, купили мне носки. По традиции постояли у памятника изобретателю книгопечатания Гуттенбергу на театральной площади, бросили взгляд на смешное, наполовину красно-каменное, наполовину зелено-стеклянное, здание театра оперы и ощутили по припекающему августовскому солнцу, что пора. Пора возвращаться к машине и ехать домой на обед. Мы последовали нашей традиции и по пути к парковке заглянули в красивую, тоже красно-каменную, как почти всё в Майнце, кирху, и тут сами собой припомнились строки Лермонтова:
 
«И своротив с дороги трудной,
Не раз усталый пешеход
Под божьей тенью отдохнёт».
 
Побывав в Европе, на Ближнем Востоке, в Африке и Америке, в любых храмах мы всегда находили отдохновение и лёгкость. Безразлично в каких храмах — кирхи, церкви, синагоги, мечети, — везде и всегда приютит прохлада, тишина и безопасность. Ну, тишина и безопасность как-то стали выходить из моды. Да и «жарковато» стало в храмах… Вот так же в тот благостный субботний день с надеждой найти прохладу и тень приблизились мы к кирхе St. Quintin в Майнце.
Но сразу войти было невозможно. У входа возникло препятствие: пожилой человек прямо на пороге громко спорил с молодым человеком пролетарской наружности, что-то ему объясняя.
А тот — упрямый хам — орал в ответ что-то о своих свободно-человеческих правах. Всё же мы, немного оглушённые, как-то протиснулись внутрь и оказались в тиши и под божьей сенью. В кирхе было несколько маленьких рассеянных групп, настороженно глядящих в нашу сторону, пожилых людей нашего возраста, сидевших или стоявших в молитвах. Натали шла впереди меня. Позади себя я услышал продолжение громкого пререкания. Ясно услышал угрозы от пролетария, нарушителя покоя и порядка. На парне возраста моих детей были бейсболка и майка, наколки, волосы пучком завязаны на затылке — всё как-то не по-церковному. Но главное — развязность поведения. И громкие угрозы! Я успел только сообщить Натали: мол, здесь будет драка, — и тут же услышал позади себя сильный удар по чьему-то лицу. Мгновенно обернувшись, я понял, что накуренный пролетарий ударил смотрителя кирхи в лицо и тот стал валиться. Я дёрнулся «на перехват» хулигана, но Натали уже схватила меня за руку своими двумя (это у женщин получается мгновенно, как меткий бросок у кобры). Схватила мёртвой хваткой, дёрнула к себе и прошипела: «Бежим!» Я попытался освободить руку и был совершенно незащищён. Тут и ко мне прилетело в челюсть. Очки улетели в темноту, из меня повылетали какие-то предметы в разные стороны, а сам я оказался в стороне на полу на четвереньках, вернее, на трёх точках, потому что одна рука так и оставалась в оцепеневших ручках супруги, отлетевшей со мной. Пролетарий злобной и решительной мордой приближался. «Ётвумать!» — рявкнул я, и моя рука выпала из лап моего ангела-хранителя. В тот же миг я вскочил на свои задние и сжал в кулаки передние. Отпрыгнул в привычной с детства боксёрской стойке. «Ну! Бей первым, Фредди!» — с явным опозданием мелькнуло где-то под лобешной костью, и я без промедления и без размахиваний стал стучать хулигану по корпусу и в голову. Он потерял равновесие и выставил свои длинные и мускулистые руки вперёд, останавливая меня. «Чёрт, — подумал я, — руки у него длиннее, да и ростом он выше, крупнее и молод». Я тут же остановился, не опуская рук и сохраняя боевую стойку бывшего и давно всё забывшего боксёра. Видно, парень остыл, попятился к скамье в проходе. Сел. Сник. Стих. Ну, прям ягня на Божье Рождество! Он поднял с полу свою бейсболку и глянул на меня как Ленин на буржуазию. Что-то в нём напоминало его вождя в том же возрасте. Разве что рост и телосложение выдавало в нём боевой отряд, инструмент, орудие беспощадного бунта. Тут и я успокоился и осмотрелся.
Пострадавший старикан оказался смотрителем кирхи на общественных началах. Он просто присматривал в субботний день за порядком. Теперь он сидел на скамье в сторонке вместе со своей перепуганной супругой, седой старушкой, утиравшей белым платочком глаза и нос. Кирха явно опустела. Лишь в просвете широко открытых дверей по обе стороны были видны две группы людей.
— Чёрт возьми! Вызывайте же полицию! — бросил я ему.
Старичок бросился в угол, к какой-то незаметной двери. А я, уверенный в себе и наслаждаясь победой, извлёк фотоаппарат и быстро щёлкнул присмиревшего хулигана как «вещдок». Едва я успел спрятать камеру, как он вскочил в ярости и бросился на меня с кулаками. Я успел отпрыгнуть назад и снова принять боевую стойку. «Фредди, не тяни, бей первым! Мать твою!» — мелькнуло в голове и больно стукнуло в плечо. Но я остался на ногах, в прыжках стал лупить куда попало. Противник тоже размахался. Всю жизнь я поддерживал форму, ловя на лету мух и комаров — на всякий пожарный. И вот я выхватываю в воздухе его кулак и резко выворачиваю. Парень повалился между молитвенными рядами лицом вниз. Его рука оказалась завёрнутой за спину и прижатой к лопатке. Я насел на него, одной рукой удерживая его кулак, другой надавал ему тумаков:
— Это тебе за старика! Это — за меня! А это тебе за Господа Бога!
Жулик ворчал снизу, что он больше не будет.
Мои педагогические рвения остудил смотритель. Наклонившись над нами, он сообщил, что полиция вот-вот появится. Приблизилась и моя Натали. Она нашла всё: очки, включая тёмные, портмоне и бейсболку, — всё, что разлетелось в доме Господа.
«Добра молодца» я не отпускал. Он замолк между рядами прижатый мебелью и моим весом в полном безнадёжье на любезное освобождение. Очки уже были на мне. Мы с женой перемолвились: мол, надо сматываться до прихода полиции.
Дело в том, что через две недели нам лететь за океан к внукам. Старшему исполнилось пять лет, и нам очень хотелось проводить его в школу. А тут намечались долгие следственные действия с нашим участием, допросы и возможная подписка о невыезде до суда. Нет, надо бежать.
Смотритель заговорил со мной снова:
— Пожалуйста, будьте добры, останьтесь и сдайте его полиции, будьте свидетелем. Я вам так благодарен!
В голове промелькнуло:
«О, нет. Я уже не свидетель. Я – соучастник. Парень наверняка состоит в левых рядах. Левые превратят уголовный процесс в политический. На их стороне демократия. Бежать надо»
В этот момент в просвете дверей входа за спиной смотрителя я увидел трёх здоровенных парней-полицейских при оружии и в бронежилетах. Они не торопились, присматриваясь к потёмкам после яркого солнца.
— Видите ли, мы туристы, уже опаздываем к нашему автобусу. Нас там уже ищут.
— Да-да, понимаю, конечно, конечно! Тогда давайте бегите, я его сам придержу. А откуда вы?
— Мы с Украины. Едем на Берлин, а там сразу летим на Киев, — доврал я в святом храме из благих побуждений, окончательно запутывая следы и следствие.
Господь, видимо из благодарности, пока не возражал. Я отпустил прижатого к полу между рядами, уже переубеждённого в чём-то пролетария, который уже не был в состоянии в том стеснении сильно дёргаться. Но полицейских я продолжал держать под контролем.
— Полиция уже здесь, — сообщил я смотрителю.
Он обернулся, встал и направился к ним, фактически заслонив нас. Тут и мы, взявшись за руки, под прикрытием и без спешки покинули обитель защищённого нами Господа через противоположные двери. Тем более что стали заходить новые, ничего не знавшие посетители. На улице молча стояла группа людей, проводившая нас, беглецов, единым взглядом уважения. По дороге я выговорил Натали по поводу безумного хватания мужа за руки в момент опасности:
— А если бы он не таким слабаком оказался? Да ещё с ножом?!
— Или с пистолетом, — как бы поддакнула жена.
Через пять минут мы были на парковке и дёрнули оттуда, как восторженно говорят немцы, «Richtung Heimat». Ехали молча и небыстро.
Ну кто, кто мог знать, что спустя полвека кропотливого изучения основ марксизма-ленинизма о неизбежности гегемонии пролетариата мне лично придётся в кулачном бою против этого самого гегемона отстаивать право немецкого народа на свой «опиум», и не где-нибудь, а в храме?!
Спустя два года мы снова оказались в этой кирхе St. Quintin — немого свидетеля описанной драки — редчайшего события за последние пятьсот лет со времён Крестьянской войны с разграблением церквей под предводительством проповедника Томаса Мюнцера, вдохновлённого Мартином Лютером.