Запертый внутри

(синдром базального инсульта ствола головного мозга, Loc-in)

Раннее утро зимой — это ещё ночь, последняя её четверть. О том, что наступило утро, я понял по бодрости и ясности в голове и, глянув на потолок, где высвечивались красные цифры часов, понял, что проснулся неслучайно. Было ровно шесть. И за окном на градуснике было шесть, но минус. К семи я добрался до клиники. Пробежался, как обычно, по отделению. Забежал сперва в «интенсивку».
«О, появился новенький. Совсем молодой — сорок пять! Вначале познакомимся, а после разберёмся», — подумал я, стоя в дверях. Палата была освещена. Я громко поздоровался, обошёл койку и встал против лица пациента, обращённого к окну. Я загородил ему ночное чёрное стекло.
Сёстры собрались покинуть больного, закончив с ним утреннюю гигиену. Мужчина лежал на боку и был хорошо укрыт. Сестрички с ним долго весело прощались, как это принято у немцев, с пожеланиями и выздоровления, и поправляться, и скорой встречи, и с предупреждением, что они о нём не забудут, и ещё чего-то хорошего. Ответа или каких-то знаков со стороны пациента не последовало. Он оставался неподвижным и молчал. Не шевельнулось одеяло, ни шороха постели, ни звука. Я замер в тишине. Заботливо укрытый и милосердно ухоженный на чистенькой постели лежал человек. Ещё живой. Молчал и я, вглядываясь ему в глаза. Он взгляда не менял. Смотрел туда, что я загородил. Я снова поздоровался, потише. Тут веки как бы мне слегка моргнули. Я пощёлкал пальцами слева и справа от лица, прося его взглянуть. Он медленно поднял глаза ко лбу, потом опустил и снова направил их прямо, глядя в никуда.
Я стал догадываться, и грудь сдавила жалость. Голубые ясные глаза беспомощно, бессмысленно и бесцельно уставились куда-то вдаль. Я попросил его моргнуть, если он меня хорошо слышит и понимает. Опять слегка моргнул. Попросил его приоткрыть рот. Он отвёл глаза ко лбу. Я аккуратно взял двумя руками его голову и легко, не ощутив сопротивления, повернул лицом к потолку. Я отпустил, голова с неизменным прямым взглядом медленно вернулась щекой на подушку. Я осторожно приподнял и отложил одеяло. Стройный и даже атлетичный мужчина был полностью парализован — тетраплегия.
Молодой человек всё хорошо слышал, всё хорошо понимал, всё хорошо ощущал своим абсолютно неподвижным телом. У нас не было с ним практически никакой обратной связи. Мы не знали, как бы он хотел лежать, как переложить конечность, где зачесалось, где заболело. Чтобы хоть что-то от него узнать, необходимо было задавать ему кучу вопросов, внимательно, пристально следя за его глазами.
Этот ужас называется в медицине по-английски locked-in syndrome— синдром запертости в себе. Человек заперт в себе, полностью обездвижен как телом, так и речью. У него нарушена лишь моторика, артикуляция. Больной человек всё слышит, всё понимает, мыслит. Вместе с моторикой речи у него полностью нарушено и глотание.
Впервые этот феномен был упомянут Александром Дюма в романе «Граф де Монте-Кристо» и в XIX веке так и назывался: синдром Монте-Кристо.
Этот ужасный диагноз — смертный приговор. Естественное человеческое сочувствие никак не должно отражаться на нашем лице при общении с больным. И в комнате при нём не должно вестись никаких разговоров о его болезни. Конечно, больной осознаёт, что с ним и что всё это безвозвратно. Я представляю себя на его месте, и меня охватывает ужас. А ведь это только от воображения, от представления себе такого положения. А если бы на самом деле?
И так целый день и каждый день. Наверное, он, просыпаясь утром, думает, что всё это был сон. Но снова горькая и страшная реальность! Как для него тянется время, часы, минуты! Каково это — оказаться так лежать и понимать, что ждёшь конца? Лежать, ни двинуть, ни шевельнуть ничем. Перед глазами кто-то появился, помаячил и исчез. Потом ещё. Он видит, как пытаются скрыть сдавленную жалость. Глаза любого выдадут, как зеркало души.
Всё, что он думает и что сказать хотел бы близким на прощание, о чём их попросить хотел бы, никто уже не узнает! Как ему это горько!
Представляю, как он хочет высказать, о чём думает, что чувствует. Его мысль стучится изнутри о стекло аквариума, но её не слышно.
Вы посмотрите, как люди ворвались в интернет, чтобы быть услышанными. Даже обычного общения людям недостаточно. Быть услышанными! Как люди нервничают, когда не находят понимания у собеседника. Как завязывается дружба, как разжигается вражда только из-за того, что люди находят или не находят понимания в своём окружении. А каково слышать и не иметь возможности ответить! А каково услышать от малоопытного персонала о своей обречённости!..
Потянулись долгие дни и недели. Близкие больному люди обучены скрывать свои чувства. Но это уже не имеет никакого значения, ведь больной уже всё понял.
При хорошем, тщательном уходе осложнений не возникло, состояние сохранилось стабильным, и пациент без каких-либо признаков улучшения был переправлен в другую клинику для реабилитации. Мы все попрощались с ним, побывав у его лица, и каждый желал ему поправляться. 
По обе стороны толстого стекла «аквариума» было ясно наше лицедейство. Но и лишить его нашего человеческого присутствия было совершенно недопустимо.