Ошибочка (Это я мент позорный)

Серега медленно плавился в июльском воронежском зное. Открытое окно детской комнаты милиции на станции Придача Юго-Восточной железной дороги никак не способствовало охлаждению комнатушки  размером три на три метра с металлическим ящиком у стены, столом и парой стульев в центре. Прямо в квадрат распахнутого окна перла волна жара, запаха плавленого асфальта и такой знакомый  с детства дух креозотовой пропитки шпал станционных путей.

Нет, конечно, Серега знал, что такое кондишн и даже был в курсе для чего это волшебное устройство предназначено. О данном устройстве Сереге неоднократно  рассказывали в далеком детстве папа и дядя, промышлявшие в тропиках у Большого барьерного рифа тунца на тунцеловных базах японской постройки. 

Серега даже слышал, что аналогичные приборы выпускают и в Советском Союзе, не то в Ташкенте, не то  в Душанбе, где без них нормальному человеку просто вилы, но к собственному вящему огорчению никогда не имел удовольствия их наблюдать. Да собственно с какой стати. Воронеж это не Сидней и даже не Душанбе, или Ташкент.

Пот выступал на лбу, катился по шее на воротничок форменной ментовской рубахи, по спине под рубахой к поясу форменных брюк цвета маренго с красными лампасами вдоль штанин и  впитывался, впитывался, впитывался в сатиновые уставные трусы цвета ночного безлунного и беззвездного неба.

Лампасы у Сереги были обычные, не генеральские — не выслужил еще.Через пару часов и можно будет  запустить пару меченосцев и стаю гуппи без риска для их жизни прямо в хлюпающие потом трусы  лейтенанта советской милиции Сереги Сидорова, словно в аквариум.  

Томное послеобеденное время, лениво шурша подошвами редких прохожих под окном,  ползло мимо станционного здания, лишь изредка вздрагивая, испуганное ревом проносящихся сквозных товарных составов, да противным душераздирающим металлическим скрипом тормозящих электричек и пассажирских поездов.

Самое время дремать бы где-нибудь в тени пристанционных кустиков, обдуваемых ласковым, неторопливым движением земной атмосферы по направлению от северного полюса к южному. А пуще того валяться бы сейчас на песчаном бережку речки Усманки с парочкой хвостов вяленой воблы и авоськой с десятком бутылок Жигулевского погруженных под ивой в речную воду.  Не судьба, однако.

Разве дадут здесь покоя? Даже когда мимо станции не мчит, не грохочет, не лязгает очередной грузовой монстр в сотню вагонов под тягой пары локомотивов, подражая ленивому  дятлу, средь относительной тишины  разносится перестук молотка  обходчика вагонов.
Обходчик стуком молотка на слух определяет нет ли трещин в буксе, и подняв крышку буксы убеждается что в буксе наличествует польстерная щетка и смазка. Крышка при закрытии буксы издает звук  схожий по уровню шума с выстрелом трехлинейной винтовки конструктора Мосина.

И вот такое бесконечное мельтешение, громыхание, лязганье, шипение,  щелканье становится  для сотрудника транспортной милиции настолько привычным, что дома, в собственной спальне,  он по ночам периодически просыпается и вздрагивает от наваливающейся на уши нестерпимой тишины. 

До обеда Серега занимался тем, что по заявлению какого-то чудика  со станции Георгиу-Деж отзванивал по полустанкам на перегоне  Георгиу-Деж  – Воронеж, пытаясь выяснить, не выходила у них группа цветасто разряженных  дам цыганского происхождения.
Чудик обратился  на станции Георгиу-Деж к первому встречному  сотруднику милиции с заявлением, что был ограблен бандой цыганок  в электропоезде  следовавшем  из города Воронежа до станции Георгиу-Деж.

Георгиу-Деж, дабы не запутаться, это не на Диком Западе и даже не в  западной Европе. Звучит, правда, как-то странно, почти как Шамбери, Порденонэ  или  Савона. На самом деле все гораздо проще. Жил такой  Генеральный  секретарь Центрального Комитета   коммунистической партии Румынии Георге Георгиу-Деж, борец за счастье румынского народа. 

А  в 1965 годутоварищ  Генеральный секретарьвзял, да  и помер. В этом же году в связи со смертью товарища Георге провинциальный русский городок Лиски, расположенный в ста двадцати километрах к югу от Воронежа и  переименовали в этот самый Георгиу-Деж.
Отчего выбор упал на Лиски тайна покрытая мраком. Судя по всему  кто-то из Членов Политбюро ЦК КПСС, после поминок по товарищу Георге, ткнул  спьяну указательным пальцем наобум Лазаря в карту страны и угодил прямиком в провинциальный, ничем не приметный городок  Лиски.

Название Лиски, для тех, кто не в курсе, ничего общего с лисами не имеет, скорее оно уже сродни лысым, поскольку  пошло название сие от покатых меловых  гор напротив города на правом берегу Дона, именовавшихся издавна из-за отсутствия растительности лысками.
Кстати именно на этих меловых лысинах в июле 1942  года были остановлены фашисты рвавшиеся форсировать Дон и далее «Дранг нах остен» вплоть до Сахалина, но их  не пустили. В общем, городок Лиски весьма достойный и люди в нем живут крайне достойные.

При  скоротечно исполненном  в Георгиу-Деж дознании было установлено, что мужчина с изрядным запашком  перегара после вчерашнего, действительно пересекся с компанией симпатичных, как ему показалось спьяну, цыганских дам и изъявил желание вызнать  доподлинно свою дальнейшую судьбу. Дамы цыганской национальности с превеликим удовольствием пошли навстречу желаниям гражданина, все еще витающего в застарелых парах  вчерашней выпивки.

Выслушав всю истинную правду о своей будущей невообразимо перспективной жизни, гражданин, как водится, самолично из кошелька позолотил брюнетистым девам ручки и  сопровождаемый предсказательницами вышел на перрон станции Георгиу-Деж.
Ватага же пестро наряженных  задорных девчонок  возрастом от пятнадцати  до пятидесяти пяти лет, похлопав поощрительно  клиента по  всем частям тела, тут же бойко, подобно горсти брошенного с ладони гороха, сыпанула  в отбывающую с первого пути первого перрона электричку в направлении Воронежа.

Условно  потерпевший гражданин, ни сном не духом не ведающий, что уже, как бы почти является пострадавшим, от преступных действий черноглазых чародеек,  решил провести ритуал изгнания похмельного синдрома в помещении станционного буфета парой бутылок  Жигулевского пива и сигаретой  Памир произведенной в городе Моршанске.

Делириум тременс  штука страшная, именуемая в простонародье белкой или белой горячкой, порою приводящая к смертельному исходу. Во избежание горячечных последствий необходимо горячее лекарство. В стране даже малые дети знают, что у нас подобное лечится и побеждается подобным!!!

Тут же в привокзальном буфете, после того, как буфетчица выкатила на прилавок пару бутылок зеленого стекла и пачку Памира,  и  было выявлено отсутствие ранее имевших  место в  кошельке   двадцати  Государственных казначейских билетов СССР достоинством три рубля каждый и неизвестного количества металлических монет и самого кошелька как такового.

Как раз из этого кошелька этими металлическими монетами  имярек сей и позолотил ручки цыганским девам, многообещающе расписавшим дальнейшую его заманчиво счастливую судьбу. Позолотил это, конечно, преувеличение изрядное, впрочем, как и посеребрил. Если быть честным, то правильнее было бы произнести слово «помелочил». Жадным сей гражданин не был, но и называть его щедрым это уж точно было бы, через чур.

Потерпевшим гражданин был «условно» поскольку по факту исчезновения шестидесяти рублей купюрами из его кошелька процесс дознания еще не проводился, факт кражи или ограбления достоверно  установлен не был. Так что до признания его потерпевшим  было как до Пекина пешком.

Сотрудниками  линейного отделения на станции Георгиу-Деж кошелек был обнаружен  пустым в чугунной урне для мусора на перроне первого пути. В виду нахождения мужчины под воздействием алкогольных паров, сотрудниками милиции допускалась возможность не намеренной утери данных купюр оным гражданином. Слово «допускалось», как бы, не совсем подходило к данной ситуации. Скажем так: версия утери  кошелька клиентом прямо в чугунную урну была принята в качестве  основной.

Второй по важности  была выдвинута версия, что гражданин «сам дурак» и отсутствие  денег и кошелька является результатом временной амнезии по причине  грандиозного будуна  накануне посетившего имярека. Дескать, потратил   весь свой золотой запас на огненную воду, на услуги продажных женщин, на шампанское из хрустальной туфельки, на дым коромыслом и прочая, и прочая, и прочая.

Всякому гражданину в нашей стране известно, что в изрядном подпитии любая калоша, как бы хрустальная туфелька,  не говоря уже о потертых принцессах в изрядном возрасте. В общем, как выражался царь-батюшка Иоанн Васильевич перед опричниками, меняя профессию, в присно памятные времена – танцуют все! И не важно за чей счет банкет.

Третья версия была еще проще —  добровольный взнос за предсказанное чародейками счастливое будущее.  Все же слышали и про гипноз, и про экстрасенсов, гадалок, астрологов и магов. Кассандра, к примеру, или Нострадамус с Калиостро, ну и абсолютно наш в доску советский беглец из фашистской Германии волшебник,  предсказатель будущего и любимец товарища Сталина товарищ Вольф Мессинг. Если уж приснопамятный Иосиф Виссарионович Вольфу верил, астрологов пользовал, а уж  нашим грешным ментам сермяжным, сам Бог, как говорится, велел верить и следовать примеру свыше….

Ну и версия последняя, как маловероятная и практически невозможная, можно сказать, даже фантастическая в социалистическом обществе, обществе человеколюбия и равных возможностей граждан перед законом – версия кражи.

Заявление гражданина таки было принято дежурным  ЛОВД на станции Георгиу-Деж ЮВЖД и вздрогнули дружно сотрудники милиции и начали  реагировать, если не молниеносно, то уже всяко, изрядно поспешая. ЮВЖД, Кстати, для тех, кто не в курсе, это Юго-Восточная железная дорога. Существует еще Октябрьская, Западно-Сибирская,  Уральская, ну и далее по списку -  неленивые разберутся.

Советская милиция, это вам не какая-то там капиталистическая полиция, дерущая резиновыми палками поджарые задницы протестующего пролетариата, не согласного  с результатами президентских выборов и минимальным размером  оплаты труда, установленным капиталистическим правительством. Это Советская Милиция и этим все сказано. Охранять и защищать!

А посему в Линейный отдел милиции на станции Воронеж-I ЮВЖД моментально полетела телефонограмма с описанием всех перипетий данного происшествия, откуда в приказном порядке в Линейное отделение на станции Придача, являющейся первой линией обороны города Воронежа от транспортной преступности с южного направления, поставлена задача: РАЗОБРАТЬСЯ! Причем, СРОЧНО разобраться!

Телефонограмма соответствующего содержания от дежурного по  Линейному отделению на станции Придача за доли секунды пролетела пятьсот метров отделяющие дежурного  от детской комнаты милиции непосредственно в помещении станции Придача ЮВЖД и настигла инспектора по делам несовершеннолетних лейтенанта милиции Сидорова, подобно грому среди ясного неба: СРОЧНО РАЗОБРАТЬСЯ!
Серега козырнул ладонью правой руки к правому уху непокрытой фуражкой головы и, бросив телефонную трубу на рычаги аппарата, вытянул последнюю болгарскую сигарету из лежащей на столе пачки «Родопи» и начал вдумчиво РАЗБИРАТЬСЯ.

В принципе это нормально, большие люди в генеральских и полковничьих погонах надувают губы, разражаются  подобно Зевсу громами и молниями и, в итоге, все навешивается на уши какому-нибудь лейтенанту и детскому инспектору, который согласно предусмотренных должностью функциональных обязанностей во всех этих делах вовсе даже не при делах.

В течение  трех минут пока горела, засасываемая в легкие сигарета, Серега в уме разложил алгоритм дальнейших действий. Алгоритм, это, как известно,  конечная совокупность точно заданных правил решения произвольного класса задач или набор инструкций, описывающих порядок действий исполнителя для решения некоторой задачи.

Вспомнилось, как учили в «системе» пользоваться  замечательной советской электронно-вычислительной машиной «Наири» производства  столицы Армянской ССР города Еревана, в котором Сереге к его горькому  сожалению до сей поры не представилась возможность побывать.

Затушив окурок в раковине моллюска рапан, привезенной  кем-то из коллег с самого синего в мире, Черного моря и, используемой в качестве пепельницы, Сергей  снял трубку  с телефонного аппарата и время, вторя журчанию телефонного диска при наборе номеров,  живенько, удалым галопом  помчалось  вперед.

Лейтенант резво обзванивал все имевшие дежурных и обходчиков  полустанки и остановочные площадки с целью выяснить, выходила из электропоезда номер такой-то сообщением  Георгиу-Деж – Воронеж-I  группа цыганок в количестве двенадцати персон или около того.
Электропоезд  сообщением Георгиу-Деж – Воронеж-Iдвижется без малого три часа. До прибытия на станцию Придача интересующего поезда оставалось еще минут тридцать, когда стало ясно, что искомые красавицы нигде по пути не выходили и вероятнее всего движутся  до станции Воронеж-I и есть немалый шанс всех доморощенных  чародеек хапнуть во время остановки электропоезда на станции Придача.

Нет, можно, конечно, дамочек сих пропустить на станцию Воронеж-I, и тогда  хапнут их  тамошние опера и, расколов дамочек на кражу, вызовут на свои головы золотой дождь наград и поощрений. Допустить такого промаха детский инспектор ЛОВД на станции Придача не имел морального права. Майор Марченко Александр Иванович ему этого никогда не простит, а тут, как раз и повод реабилитироваться Сереге за простреленную Олегом Разиным японскую куртку.

Серега позвонил дежурной на третью к югу от  Придачи посадочную площадку, поименованную как «шестисотый километр». Тоном, не допускающим возражений, отдал команду не спускать глаз сэлектропоезда, прибывающего с минуты на минуту, номер такой-то и доложить по указанному телефону   будет ли иметь место выход на платформе лиц цыганской национальности женского пола.

Разобравшись с «шестисотым километром» Серега, предупредил дежурную на станции Масловка и дежурную последней перед Придачей посадочной площадки Машмет. Потом набрал дежурного по отделению и затребовал от него в течение  десяти–пятнадцати минут всех, кого возможно на  перрон станции Придача для блокирования и задержания в прибывающем поезде  группу цыганок, фигурировавших в ориентировке из Линейного отдела милиции на станции Воронеж-I  ЮВЖД.

Дежурный по отделению капитан Юра Кошелев извернулся ужом, вылез аки змей из  собственной кожи, снова влез в нее же,  но таки четырех сотрудников по сусекам наскреб. Минут через десять примчались к перрону двое  парней в милицейской форме с сержантскими лычками на погонах и Валера Тарасов с Разиным Олегом, опера из отдела по борьбе с преступным посягательством на грузы в цивильном прикиде, типа какие-то гражданские, а вовсе не менты. 

Еще минуту спустя доложился «шестисотый километр» — цыганки из электропоезда не вышли. Чуть погодя  с интервалом в пять минут позвонили дежурные станции Масловка и площадки Машмет. Компания хитрых цыганских акул очень уж недальновидно никуда из электрички не сдриснула, присутствует  на месте  и всей стаей спокойно, лениво помахивая плавниками,  плывет в расставленные детским инспектором сети. А так им хищницам цыганским и надо – отловим, засолим  и завялим!

Серега присоединился к коллегам в  ожидании  горячего цыганского ансамбля песни и пляски «Дай погадаю», плавно танцующего в не менее горячие объятия  родной советской милиции. Спустя  десять минут дюжина  провидиц, гадалок, волшебниц с  грудными цыганятами на руках и без, не без труда и мелких неприятностей,  была препровождена в помещение детской комнаты милиции.

Бравые милиционеры сконфужено вытирали с лиц, фуражек и погон капли грудного цыганского молока, недопитого мелкими цыганятами из материнских грудей. Серега  тоже отёр носовым платком глаза и губы, залитые в упор струей  молока из груди размером  пятого номера, принадлежащей молодой, донельзя бойкой, визгливой пампушке с голозадым пацанчиком на руках. 

Капли молока были сладковатыми на вкус. На давно забытый Серегой вкус. Он этакое угощение пробовал последний раз лет тридцать назад. Вытащить грудь и облить сотрудника милиции фонтаном грудного молока коронный цыганский финт в борьбе с советской милицией.

Лейтенант утерся и улыбнулся, радуясь, что задержание обошлось почти без особого ущерба. Цыганки они такие девчата, могли и что-либо похуже сотворить над сотрудниками милиции, дерьмом, к примеру,  каким из горшка окатить. Сних запросто станется. А и что ты им сделаешь? Волшебницы и чародейки! Ах, эти чёрные глаза, мля!

А симпатичная кареглазая пампушка заливисто хохотала, глядя на утирающего Серегу, и убирая упругую увесистую грудь с аппетитным коричневым соском за лиф легкого платья. Лейтенант  даже судорожно глотнул непроизвольно. Теперь  Серега и, весело пускающий ртом пузыри  пупс с пухлой попой, у пампушки на руках, не иначе, как молочные братья. Так вот, братишка! Породнились мы с тобой, однако!

Чуть погодя дежурный отловил где-то пассажирский автобус ПАЗ, в приказном порядке экспроприировал его с целью  осуществления действий направленных на пресечение совершаемого  преступления. Для доставки всего цветастого табора со станции в отделение милиции был отправлен гордый представителя азербайджанского народа, знаток русского языка, младший сержант милиции Мамед Панахлы  оглы. С ним же убыли в отделение все участники задержания, за исключением лейтенанта Сидорова.

Когда новоявленный «Театр Ромэн» отбыл в отделение, на громыхающем разболтанным карданом ПАЗике, Серега устроил себе небольшой перекур на лавочке под раскрытым окном Детской комнаты милиции. Здесь на лавочке все-таки слегка обдувало ветерком и, если, что случись, паче чаяния, телефон будет слышно и под окном.

Надо сказать  в Воронеж года три назад с гастролями приезжал  цыганский театр «Ромэн», выступали они в Театре оперы и балета, что по левую руку от Воронежского обкома КПСС. Серега тогда еще в ипостаси старшины милиции  инспектора дорожно-патрульной службы пребывал  и полосатой палкой  крутил на посту между Театром оперы и балета и гостиницей «Брно», где проживали артисты.

Весь этот «Ромэн» мимо Сереги неделю дефилировал на вечерние выступления и обратно. На концерте Сергей, правда,  не был, но по ящику-то  они, вроде как, все молодые и красивые. Ну, как бы молодые и красивые. А когда мимо Сереги гуляли, оказалось, что почти все дамы вовсе даже уже бабушки и самый чуток не дотанцовывают до, а то и вовсе перетанцевали пенсионный рубеж.

Серега вообще-то очень равнодушен ко всем этим «Очи  жгучие…»,  «Ай нанэ…», и «Спрячь за высоким забором…». Неинтересны ему цветастые юбки, платки, хромовые сапоги, ромалэ с гитарами в шелковых оранжевых и розовых рубахах и прочие цыганские подробности. В общем, темы у них, как всем известно,  три, всего три — петь, плясать и воровать. С другой стороны посмотреть, так и вариантов у них особо нет. Кто цыгана или цыганку на работу примет? Разве что в театр «Ромэн». А жить как-то надо.

Непонятно чего такого завлекательного находили лихие рубаки гусары, отправляясь в «Яр» к цыганам и, накачиваясь там шампанским по самые эполеты, а то и вовсе по верхнюю пипку кивера? Напрасная трата времени. Тем более по нынешним временам к цыганкам подкатывать бесполезно, блуд по женской линии у этого народа исключен напрочь. Хотя с гусарами, полторы сотни лет назад все могло быть иначе. На то они и гусары! Наследие царизма и великодержавного шовинизма, однако. Эва, как завернул! Кто  знает, что за нравы тогда бытовали.

***

В виду образовавшегося ни стого, ни с сего перекура, Серёня решил было почистить оружие.  Однако, лапнув рукой по пустой кобуре, вспомнил, что ныне он без ствола на поясе. Еще в апреле месяце  случился в отделении не очень веселый конфуз.

Утречком лейтенант прибыл на службу минут за тридцать до начала планерки или выражаясь милицейским языком до развода. Рудольф Иванович в компании оперативных уполномоченных отдела борьбы с преступным посягательством на грузы в служебном кабинете обсуждали достоинства новой куртки оперуполномоченного Олежки Разина.

У Олежки жена обретается  в высших сферах – трудится в какой-то авторитетной на  ниве администрирования структуре, не то в райисполкоме, не то  в райкоме, а паче того и вовсе в горкоме КПСС.

Короче каким-то волшебным образом Олежке товарищи ответственные работники отслюнявили из закромов  этой самой административной структуры по смешно малой цене ужасающе дефицитную куртку произведенную, вы не поверите, прямо  в стране восходящего солнца. Легкая, мягкая, красивая и теплая, да еще на ярлычке: «MadeinJapan».Самый настоящий Ниппон,  как у настоящего японского якудзы.

Опера крутили  лейтенанта Разина и так и этак, щупали руками, тянули за рукава, а потом и вовсе стянули с владельца куртку и в рулон скатали. Рулон на стул бросили, да Разина   сверху посадили на пробу. Эксперимент научный –а помнется  или нет?

Сергей  пока любовался неимоверно модной, с массой карманчиков курткой и белыми иероглифами поперек души, меж делом из портмоне выпростал карточку-заместитель на оружие  и уже было к дежурному по отделению отправился  табельный ствол получать.
Лейтенант Разин занятый испытанием японской куртки собственными ягодицами попросил по карточке-заместителю получить, не в службу, а в дружбу, и его, Разинский «макар». Ничего предосудительного в такой просьбе не было, нравы в отделении, надо сказать,  вполне демократичные.

Дежурный по отделению капитан Юра Кошелев забрал у Сергея обе карточки и выдал, как и ожидалось два пистолета Макарова, четыре магазина к ним и тридцать два  пистолетных патрона калибра 9х18. 

Сергей, как учили, там же в оружейной комнате, снял свой пистолет с предохранителя, передернул затвор, убедившись, что в стволе нет патрона, произвел в угол контрольный спуск курка и поставил пистолет на предохранитель. Затем снарядил патронами два магазина, один сунул в кармашек кобуры на поясе, а второй в рукоять пистолета. Пистолет поместил в кобуру и застегнул на тренчик. 

В том же порядке повторил процедуру со вторым  пистолетом, с той лишь разницей, что кобуры под Олегов пистолет не было. Олегу оставалось только сунуть пистолет и магазин в кобуру на поясе, да тренчик на кобуре застегнуть.

Вернулся  Сергей в кабинет к парням, неся  в правой руке, пистолет Разина со снаряженным  в рукояти пистолета магазином и вторым магазином, зажатым между пальцами той же руки. Передал сидящему  на куртке Олегу и двинулся к своему служебному столу.
Не успел детский инспектор сделать и трех шагов, как услышал за спиной щелчок пистолетного предохранителя, лязг затвора и оглушающий в тесноте кабинета пистолетный выстрел. Дрогнул Серега, ожидая, а не прилетит ли ему между лопаток или в другое какое место слива в медной шкурке. Нет, не прилетела.

Через десять секунд в кабинете теснились весь личный состав  отделения, начиная с начальника капитана милиции Александра Ивановича Марченко и, кончая бравым представителем азербайджанского народа младшим сержантом милиции Мамедом Панахлы оглы. Причем половина личного состава присутствовала с обнаженным табельным оружием в руках – а вдруг враги напали. Порохом в кабинете воняло изрядно.

Начальник отделения Александр Иванович, утопая головой в пороховом дыму, выгружал все накопившиеся начальнические эмоции на головы подчиненных поначалу обезличено, поскольку еще было непонятно кто этак напакостил и от чего пальба в кабинете и порохом подванивает.

Убедившись, что никто в кабинете не расплескал мозги по стенам и не валяется в луже крови, и всё, вроде как, чуки-пуки, если не считать неправомерного применения оружия и траченного незаконно патрона, начальник приступил к дознанию, приправляя процесс нецензурными комментариями.

А выяснилось следующее: у оперуполномоченного ОБППГ товарища лейтенанта Разина давно и прочно вошло в дурную привычку при получении служебного оружия вместо двух магазинов и шестнадцати патронов, согласно уставу патрульно-постовой службы милиции,  получать один магазин и восемь патронов. Нарушение, безусловно, но такое маленькое и незначительное, что вроде, как и не нарушение даже вовсе.

Принес Сергей  Олегу пистолет и один магазин (второй-то магазин в рукояти пистолета) и Разин   решил  выполнить процедуру по полной программе, согласно укоренившегося в мозгу дурного навыка. Снял пистолет с предохранителя, передернул затвор, направил в свою японскую куртку, на стуле скрученную в рулон, и произвел контрольный спуск курка. Благо, что в куртку, а не в спину Сергею, или Рудольфу Ивановичу, к примеру.

А магазин-то с восемью патронами в рукояти пистолета, а посему  передернутый затвор загнал из магазина патрон в ствол, а спущенный для контроля курок шлепнул по ударнику, а ударник, в свою очередь, по  капсюлю патрона.  Капсюль пыхнул сколько было мочи и  полетела тупая макаровская дурная пуля прямо  в модную, впервые надеванную в этот день японскую куртку, волею счастливого случая выцарапанную из горкомовских запасников.

При товарище Сталине, как следует из исторической литературы,  такие закрома честно именовали «специальными распределителями», распределявшими за очень недорого шибко уважаемым спецпотребителям очень дорогие вещи. Как ныне эти распределители именуются, Сергей, конечно же, не в курсе, да и нужны ему эти знания как зайцу стопсигнал, если честно признаться.

Почесывая затылки, опера в итоге, развернули свернутую в рулон куртку и  общими усилиями, насчитали десять пулевых пробоин – одна в полу, вторая в стуле и восемь в сильно стильной японской куртке, согласно последнего писка советской моды.

Начальник отвел душу через язык по полной программе и приказал дежурным по отделению служебного оружия Сергею и Олегу, ни под каким видом не выдавать до особого его личного распоряжения. Ну и дежурному по отделению капитану Юре Кошелеву начальник влупил по самое никуда, чтобы впредь в одни руки более одной единицы огнестрельного оружия  не выдавал.

Вот уж и лето в разгаре, а особого распоряжения  в отношении Сереги по оружию до сей поры от уже майора милиции Марченко Александра Ивановича еще не поступало. Это при том, что ЧП огласки не получило и капитан Марченко без всяких там оргвыводов, получил очередное звание майора. А если бы история с курткой протекла  в отдел или в Юго-Восточное УВДТ, не видать бы Марченко майорской звезды как своих ушей до второго пришествия мессии.

Да и пулю не Серега в Олежкину куртку залупил. В принципе, если смотреть под правильным углом зрения,  все что ни делается, все к лучшему. Нет худа без добра. Уже одно то, что пистолет в этакую жару не оттягивает брючный ремень  на Сереге уже великое дело. Если по взрослому разобраться, на кой ему детскому инспектору этот пистолет? Лейтенант, конечно, не кобыла, но коли баба с возу так и начальству облегчение.

Мнится Сереге, что сглазил Олега кто-то из сослуживцев, позавидовав такой замечательной японской вещи. В народе это «черным глазом» именуют. Вот так, ненароком,  и в сглаз поверишь.  Немудрено. Вон люди сами цыганам своими руками все  деньги и ценности с себя отдают в оплату «дай погадаю», а  потом об этом даже не помнят. Толи гипноз, толи самая что ни на есть непотребная мистика. Трах-тиби-дох! Крэкс, пэкс, фэкс, короче! И лап тибу дуба...

Была у Сереги подружка из Новосибирска, Танечка. Та после цыганского гадания на вокзале сняла с себя серьги, кулон на цепочке, перстенек с камушком нерядовым и отдала волшебнице гадалке. Все, конечно не деревянное, из чистого золота пятьсот восемьдесят шестой пробы. Представляете, весь золотой запас с себя сняла. А потом повернулась и пошла по перрону строго на восток, считая до пятисот, как ей и велено было.

Как только произнесла пятьсот, так в разум и вернулась. Вернулась и цыганку искать бросилась. Да куда там! След цыганский уже давно простыл. Самое интересное, что, в какой стороне восток Танечка была в курсе, а вот зачем и почему золотые побрякушки отдала, так и осталась в неведении.

А вы  говорите Вольф Мессинг!  Этих вольфов  мессингов на каждом железнодорожном вокзале по дюжине цветастыми подолами трясут.
Что касается Олега Разина, больше на нем модную  куртку настоящего японского якудзы никто никогда не видел. Обидно. Только подфартило парню самую малость, нежданно-негаданно, и на тебе —  полный конфуз. Зато теперь есть  в чем картошку на даче по осени выкапывать и вечерком по темноте ведро помойное на мусорку выносить.

***

Телефон зазвонил, когда не прошло и получаса после отъезда автобуса с табором. Прорезался дежурный по отделению капитан Юра Кошелев, с очередными ценными указаниями, требующими немедленного исполнения. Для того в отделении и существует штатная единица детского инспектора, чтобы на эту штатную единицу  всякие дерьмовые вопросы навешивать.

Суть проблемы  была такова — в отделении, дескать, сплав сумасшедшего дома и цыганского табора. Весь личный состав занят борьбой с чародейками и с трудом уклоняется от упругих струй цыганского грудного молока, из грудей вынутых чародейками наперевес из бюстгальтеров и лифчиков. Послать по крайне важному вопросу кроме  Сергея некого. Вся надежда только на детского инспектора, и только на него, да  и времени уже в обрез. 

В двух сотнях метров от входного семафора на станцию,   на входном пути нс юга лежит труп, видимо отбросило на соседний путь от удара прошедшей на юг электричкой. Машинист, проследовавшего электропоезда, о сбитых гражданах не сообщал и экстренное торможение не применял. Скорее всего, просто не увидел, как человека с пути смахнул. А вот следовавший за ним машинист товарного состава сообщил о лежащем поперек рельса на соседнем пути трупе мужчины.

Беги,  Серёня,  резво, что есть мочи, потому, как ты к месту ближе всех. Через десять минут с юга по  пути, на котором лежит труп, подойдет товарняк в шестьдесят вагонов и машинист по любому применит экстренное торможение. Машинист-то не в курсе, что на пути труп. А это,  как ты знаешь, ЧП и не малое — одних тормозных колодок на десяток тысяч рублей в пух и прах сотрет.  Задача  успеть до прохода товарняка и снять труп с рельсов, чтобы его в фарш не размололо.

Да и тебе с Рудольфом Ивановичем потом не придется в цинковую ванну расчленёнку  собирать. Рудольф Иванович уже свой выездной набор в дипломат побросал, минут через пятнадцать начнет выдвигаться к месту происшествия.

Мог бы, конечно, и Рудольф Иванович добежать, но все знают, что бегает матерый капитан милиции очень медленно и долго, и не всегда в нужную сторону. Он если и прибежит, то не раньше чем через час. Поможешь ему  трупака   оформить. Мчи, дружище, с тебя олимпийский рекорд по бегу! Аллюр три креста! Родина и майор милиции товарищ Марченко на тебя надеются!

И Серега помчал. Это от входного семафора до трупа двести метров, да еще от здания станции до входного семафора метров шестьсот. Бежать по шпалам еще то удовольствие. Никто ведь не рассчитывал, что по шпалам менты наперегонки с паровозами бегать будут,  а оттого расстояние между шпалами по ширину шага среднестатистического советского мента не приспособили.
Нет можно, конечно не по шпалам ножками мельтешить, а прямо по гравию насыпи меж путями бегать, но только до той поры, покуда ноги либо  вывихнешь, либо вовсе напрочь переломаешь.

Пройдя шестьсот метров в спринтерском рывке, лейтенант Серёня неслабо запалился и уже намеревался сбавить прыть и добить дистанцию на умеренной скорости стайера на марафонской дистанции, в стиле «бег от инфаркта», когда услышал гудок  тепловоза тащившего  навстречу товарняк. Машинист видимо заметил лежащее на рельсах тело и подавал панические  трубные звуки гудком.
Серега включил четвертую скорость, присовокупив к ней еще и второе дыхание. Труп лейтенант успел сдернуть с рельсов, ухватив левой за воротник рубашки, а правой за брючный ремень мужчины в полусотне  метров от локомотива,  под аккомпанемент визга колес состава в экстренном торможении.

Сдернул и сам больно брякнулся на колени  вдоль  входного пути, крякнув  лбом в тропинку так, что мелкие камешки так и прилипли ко лбу, впившись в кожу. Воротник синей рубашки трупа так и остался в левой ладони  лейтенанта.

Состав, сбросив экстренное торможение, прогрохотал мимо лейтенанта.  Детский инспектор  Серега Сидоров пощупал свой поцарапанный и помятый  о планету Земля лоб и смахнул ладонью левой руки прилипшую к коже острую каменную мелочь. Брови были уже мокрые от крови, пальцы ладони окрасились красным.

Лейтенант вытащил из кармана носовой платок и, промокнув  лоб, поднес его к глазам. На платке отпечатались пятна крови, меленькие диаметром в два три миллиметра камешки и пятна мазута. Мозгов на  платке, к счастью,  не наблюдалось, а это вселяло в лейтенанта надежду, что  его собственный череп  цел.

Серега  огляделся и, приметив лежавшую неподалеку от пути на срезе насыпи старую шпалу, устало присел на неё, и дрожащими руками выцарапал из пачки Беломорканала папиросу. Спички ломались в мельтешащих от впрыснутого организмом адреналина  пальцах. Четвертой спичкой  он таки запалил папиросу  и глубоко затянулся едким с горчинкой  дымком.

Сигареты у него сегодня закончились уже к обеду. Сергей впопыхах зацепил в выдвижном ящике стола бесхозную пачку Беломора, выделки ленинградской табачной фабрики имени первого Председателя Петроградской ЧК товарища Урицкого Моисея Соломоновича. Пачка, судя по всему, валялась там  с первого полета Юрия Гагарина в космос.

       Сброшенный лейтенантом с рельсов труп лежал ягодицами на укосе насыпи, ножками вверх. Башмаки были на трупе, а это означало, что удар был не сильным и обувь с потерпевшего не слетела. Видимо удар был скользящим, и человека убило, не развалив на составные элементы. Обычно, при достаточно сильном ударе обувь с тела улетает довольно далеко, вместе с печенью.

Труп мужской, видимых травм на нем нет. Голова не валяется в стороне от шеи. Кишки не размотались  по земле из-под синей, грязной рубахи с коротким рукавом.   И даже из штанин не торчали обломки костей ног, как  к этому уже привык детский инспектор лейтенант советской транспортной милиции Серега Сидоров.

У рельса напротив трупа валялась непочатая, пережившая целехонькой все перипетии судьбы, бутылка.  На бутылке красовалась  легко опознаваемая этикетка с надписью: «Столичная».

Означало это, что труп комплектный, в полном порядке и Сереге в купе с Рудольфом Ивановичем не придется играть в уже порядком надоевшую Сереге традиционную игру  сотрудников транспортной милиции под названием «Собери потерпевшего целиком».
Длилось умиротворение Сереги не долго, ровно столько, сколько понадобилось времени, чтобы выкурить одну папиросу. Сергей уже было вытащил из пачки вторую и, замяв мундштук гармошкой, сунул ее  меж зубов и начал нашаривать в спичечном коробке спичку с намерением запалить папиросу.

Труп поначалу медленно пошевелил пальцами левой руки, потом зашарил рукой по гравию насыпи в усилии вернуть себе нормальное положение. И вдруг  мертвяк резко крутнулся так, что ноги развернулись за урез насыпи, а наверх выехала грудь и плечи с головой   в сине-желтых фингалах недельной давности на обоих глазах.

Зомби  поднял голову, оперся о руки и, с усилием разлепив  глаза, уставился на Серегу мутным взглядом. Затем  он, сфокусировал зрение на фуражке в руке Сергея и лейтенантских погонах и медленно шепеляво прогнусавил:

«Яп-ппон-ский гор-ро-дов-вой! Во! Ббля!».

Папиросас замятым гармошкой мундштуком медленно вывалилась из раскрытого рта, сидящего на шпале детского инспектора…

***

Рудольф Иванович появился на горизонте ровно через тридцать минут. Кряжистый как пивной бочонок, с туго натянутой на животе форменной рубашкой с короткими рукавами, так, что  казалось, голубенькие  рубашечные пуговки вот-вот разлетятся в разные стороны, словно из пушки выстрелянные.


В правой руке Рудольф Иванович держал дипломат «алюминиевый крокодил», из крашенного в черный цвет алюминия штампованного под крокодилью кожу.

В левой руке Рудольфа обретался юмористический  журнал «Крокодил», развернутый на странице с кроссвордом.  Да и сам капитан, с выбивающейся  в из под рубахи на груди густой шерстью,  весьма и весьма смахивал на крокодила. Впрочем,  какая разница на кого он там смахивал.

Капитан подошел к Сереге, рассевшемуся на шпале и тянущего дым из пятой по счету папиросы, осмотрелся хозяйски на месте происшествия. Затем почесал затылок,  приподняв рукой форменную фуражку:

«Ну, какие дела, Серёня? Успел  ты мертвяка с рельса сдернуть? Не размотало его под колесами? Крови-то вроде не видно».
Лейтенант Сереня, задумчиво держа дымящуюся папиросу перед губами, кивнул головой и произнес:

«Успел Рудольф Иванович. Не размотало. Целехонький».

«Ну и где он?», — Рудольф Иванович поставил дипломат  на Серегину шпалу, бросил рядом «Крокодил» и уселся на него упругими пивными ягодицами. Пристроившись удобнее,  снова повторил:

«Ну и где? Я вас, лейтенант,  спрашиваю?».
Серега глубоко затянулся дымом сигареты и неопределенно махнул рукой перед собой:

«Там!».

«Где там?», — Рудольф встал со шпалы и заглянул под откос железнодорожной насыпи в направлении указанном лейтенантом.
«Ушел!», — сказал Серега, снова глубоко затягиваясь папиросой.

«Как ушел? Он что, живой?».

«Ага! У него даже бутылка «Столичной» из кармана выпала и не разбилась. Вон у рельса валяется».
Рудольф Иванович дотянулся до бутылки, тряхнул её, рассматривая внимательно сумбурно мечущиеся в бутылке пузырьки воздуха, затем  проверил пробку на девственность:

«Ну? Сказал что-нибудь? Чего он тут улегся-то?».
Серега пожал плечами:

«Да кто же его знает? Устал, наверное. Обругал меня ментом позорным», — Лейтенант в очередной раз приложил платок ко лбу.
Капитан задумался на минутку, затем,  отставив бутылку «Столичной»в сторону, взял дипломат со шпалы себе на колени и вытащил из дипломата свою, уже початую, бутылку армянского коньяка, с тремя звездами на этикетке, и две разборные стопки из колец нержавейки и тряхнул их так, что они враз разложились в боеготовую форму:

«А ты ему что?».
Серега возмущенно тряхнул головой в сторону дознавателя:

«А что я ему? Не для того его с рельса снимал чтобы по ушам  бить! Мы ж тут на страже социалистической законности, однако. Кстати, обещал нам с тобой задницы порвать на британский флаг. Так и сказал, передай, дескать, лейтенант,  Рудольфу Ивановичу –на британский флаг! И рукой еще изобразил на восемь румбов. Ха-ха-ха-ха!»,
— детский инспектор рубанул правой рукой в воздухе Георгиевский крест  и следом по нему Андреевский.
Капитан вскинулся с возмущенной гримасой на лице:

«Во! А я здесь при чем?».
Лейтенант задумчиво глядя вдаль, произнес медленно:

«А я  знаю, Рудольф Иванович? Ты тут на слуху — личность известная. Верно, есть за что, раз обещал».
Рудольф Иванович взял из рук лейтенанта платок и, смочив коньяком, прижал его к Сергееву лбу, затем подал ему в правую руку стопку наполненную коньяком и аккуратно уложил на колено бутерброд с колбасой:

«Правда что ли мне грозил?».
Серега принял стопку и, посмотрев на встревоженное лицо капитана, дрогнул щекой, пытаясь за левой рукой с платком спрятать улыбку:

«Да ладно тебе, Рудольф Иванович, пошутил я. А то ночь спать не будешь, опасаясь за свои чресла».
Рудольф кивнул успокоено и приподнял свою стопку:

«Ну, давай, тогда! За здоровье потерпевшего! Пусть живет долго. Видишь, как бывает! Я тут иду его кишки в кучку собирать, а он ушел. Своими ногами. Охренеть! А ты, лейтенант, молодец, как ни как,  с того света человека вытащил.  Он хоть спасибо-то  сказал тебе?».
Серега отрицательно мотнул головой:

«Я же тебе рассказываю: матом  он меня покрыл. Какое уж тут на хрен спасибо?»
Рудольф Иванович  приложился к стопке, опустошая ее, затем надкусил   бутерброд и, прожевывая, пробурчал невнятно:

«Вот так вот! Ошибочка, однако, вышла. Мы тут трудимся в поте лица из года в год. Хлопочем, не покладая ног. Вытаскиваем, понимаешь, людей из-под паровозов. И что в итоге? А никакой тебе  маломальской благодарности в ответ.
Рудольф Иванович поднял с земли бутылку, умудрившейся не разбиться  Столичной, и, снова энергично встряхнув её, пристально посмотрел на пузырящуюся в бутылке жидкость:

«Ну и ладно. Не больно-то  и хотелось».

Жара уже потихоньку пошла на убыль. Невесть откуда взявшийся ветерок  заколыхал полынь на скате железнодорожной насыпи.
Серега крякнул в свою очередь и приложил бутерброд к носу, глубоко вдохнув в себя запах  почти копченой Краковской колбасы и подмешанный ветерком легкий дух полыни и креозота…