Продукт человекосодержащий

В девять лет я съел графит карандаша чтобы мама решила что я заболел и разрешила не идти в школу. С этого все и началось.

Сегодня мне исполняется двадцать шесть. Вернее, так думают мои одногруппники. На самом деле, мой день рождения выпадает на лето. Но я быстро просек что с такой датой я никогда не получу подарков, но буду скидываться на подарки остальным. Поэтому я соврал о том что родился двадцать второго ноября. Теперь летом я отмечаю с семьей, а осенью — с университетскими друзьями.

В конце-концов, я видел в глубине холодильника пластмассовую коробку с тортом. Очевидно, моя подружка заказала. Она говорит что мы встречаемся, а я иногда ей на это киваю.

Мы завтрали. На столе стакан молокосодержащего продукта, конфеты с добавлением шоколада и, видимо, напиток на основе чая.

—С днем рожденья, котенок. А я тебе подарок приготовила. Закрой глаза.

Я закрыл. Она чмокнула меня в щеку и пошла к холодильнику. Я сразу услышал треск гнущейся пластмассы. Открыв глаза я увидел тот самый торт и сделал вид что удивлён.

—Это тебе, Сашулечка, твой любимый муравейник.

Понятия не имею когда я говорил что люблю муравейники. Может быть просто поддакивал, лишь бы поддержать беседу.

—Спасибо, любимая, —Она обожает когда я её зову любимой. За это она считает меня романтичным или вроде того. А я просто не рискую перепутать или забыть имя.

Шоколад был не очень вкусный. Отец говорил что в советском союзе торты были вкуснее и делали их из нормального шоколада, а не как сейчас. Но я тех времен не застал, да и плевать. Съев один кусок я притворился что мне понравилось и предложил отложить оставшийся торт “для гостей” И пошел одеваться на работу. Дома у меня была коллекция палёной одежды — фальшивый адидас, фальшивые найки, фальшивые очки гуччи и фальшивый ремень, на котором было написано “JoJo Armani”. Подобного рода одежда — моя фишка, которой я горжусь. Подростки покупают палёнку и выдают за оригинал. Моя же нарочитая паль подчеркивает мою оригинальность. По-крайней мере, я так считаю.

Утром мне уже было пора “работать”. Я был своего рода музыкантом: выступал в переходе со своими друзьями.Я надел наушники и поторопился на улицу. Чистить зубы было некогда и я просто закинул в рот мятную жвачку. Собственно, как обычно. Подружка меня обняла, пожелала удачи и вернулась спать.

—Обними меня на прощание, —неожиданно для самого себя сказал я.

Она обняла меня и минуты две не отпускала. Меня от подобных щенячьих нежностей воротит, но ей приятно и я не вижу ничего зазорного в том чтобы ей слегка подыграть.

На остановке попрошайничала бабушка. Она изображала из себя слепую, но я видел как она наорала на школьника который попробовал взять монеты из её сумки. Она бодро подорвалась за ним и отпинала клюкой. Теперь она работает ближе к метро. Сегодня у неё на ногах была картонка с надписью “на лечение внучки”. Вчера — “на помощь больной дочери”. Люди проходили мимо неё и кидали сто рублей, двести. В куче даже лежала тысячная. Я же специально для этой бабульки носил с собой купюры из банка приколов. Я положил в её черную сумку пятьсот фальшивых рублей и быстрым шагом двинул в метро. Думаю, скоро она меня приметит если я продолжу день за днем над ней так глумиться. Натравит каких-нибудь кабанов из своей попрошайкиной своры и всё — прощай мое прекрасное личико. Так что надо завязывать.

В метро я встретил нашего саксофониста — Мавра.

—Готов? —Спросил я.

—Смеешься?

—Ага.

—С днюхой тебя, чел. Подарок я сегодня не смогу закинуть, я через неделю подгоню, окей?

—Без проблем.

Произошла неловкая пауза. Нам с Мавром было не о чем говорить, так-как мы с ним часто видимся. Я надел наушники. Они были нерабочие, но очень помогали загладить подобное нелепое молчание. Если без наушников я был неинтересным собеседником, то с ними я попросту занят своими делами. Чтоб уж наверняка, я начал топтать ногой в такт незвучащей музыке. Мавр уткнулся в свой телефон и дальнейшая дорога прошла без событий. Я разглядывал пассажиров: девушка с зелеными волосами, лысый школьник с тату на лице, бабушка которая выглядит слишком раздетой для ноября и дед в трёх куртках, который занимал около четверти вагона.

Но больше всех меня удивила бабушка с планшетом в руках. На планшете был чехол, изображающий книгу. Не помню, какую, вроде как что-то из Чехова. Я даже придвинулся к ней, чтобы увидеть, что у неё в этом планшете.

Это была книга. По подаче я догадался что что-то не из нашего времени, но и не из глубокой древности. Возможно, она действительно читала Чехова. Я бы спросил, но посчитал подобный вопрос бестактным и даже звучащим как подкат.

На выходе из метро нас уже ждали вокалист, басист и барабанщик. Мы пошли до заранее оговоренной точки, “разложились” и начали играть.

Теперь пора подробнее рассказать о нашей музыке: её нет. На первом курсе, когда я прокушал всю стипендию, мне нужно было любым способом добыть деньги. Я немного умел играть на гитаре и попросил у соседа по комнате его акустику. Когда я вышел играть в переход в первый день то пришел какой-то пьяный гопник и сломал её. Теперь я хотел есть и был должен три тысячи рублей. Дойдя до какого-то особого голодного безумия, я предложил своему Мавру, который тогда играл в оркестре, тупейшую мысль: выйти в переход и изображать игру на инструментах. Я должен был очень реалистично изображать перебор струн, а он — игру на саксофоне.

В тот день нам обоим было страшно получить по лицу. Успокаивало только то, что без инструментов убегать легче чем с ними. Двадцать минут в оживленном переходе я с задором играл перебирал воздух, иногда отвлекался на настройку ничего, а Мавр просил зрителей подождать, пока он сольет несуществующую воду из несуществующего саксофона. Я бы сказал что сначала люди просто быстро проходили мимо, но это было бы враньем. На первой же “песне” мимо нас прошел подросток с беспроводной колонкой. Он включил “звезду по имени солнце” и попросил сыграть. Мавр быстро сориентировался и начал изображать бас гитару. Я же скопировал классическую позу Цоя — ногу вперед и взгляд куда-то вдаль. В конце песни у нас в сумке уже набралось четыреста рублей от разных прохожих и двухсотрублевая купюра от того школьника. К вечеру мне уже хватило денег на то, чтобы купить соседу новую гитару.

Чтобы не пасть жертвой “попрошайкиной мафии”, я быстро узнал тех ребят, которые крышуют в нашем районе и обо всем с ними договорился. Пришлось заплатить штраф за то что я уже играл без их пермишена, но это мелочи.

Прошло три года с тех пор. Теперь у нас есть “барабанщик” и “клавишник”. Как-то мы даже взяли в группу вокалиста, но мужчина держащий что-то у рта вызывал отвращение у публики. Сейчас я зарабатываю сотню тысяч за год своими кривляниями. Про нас пишут в районной газете даже приглашали на телевидение. Самое смешное что играть мы умеем. Но играем мы посредственно, а изображаем её — гениально. Никто её так не изобразит. На том все и держится. Сегодня у нас в репертуаре трибьют “ляпису трубецкому”. Кстати, мы даже придумали небольшую игру: мы изображаем игру песни, а зритель должен угадать её. Если угадывает то может забрать из нашего хабара тысячу. И нет, это не лохотрон. Сегодня какая-то девочка с огромной гитарой за спиной угадала “Капитал”.

Настало время обеда. Мы дошли до фонтана неподалеку от вокзала и приготовили “Плов по-Гомельски”. Это моя задумка, которую я использую с первого курса. Каждый из ребят взял с собой термос с кипятком, пластмассовый судочек и картофельный крахмал. у меня с собой была перечница с нужной смесью приправ. Я засыпал её в каждый судочек, и размешал его с крахмалом. Пацаны повторяли за мной. В общежитии я жил с одним пакистанцем, у которого вся тумбочка была забита разными специями. Я брал крахмал и делал обычное пюре по вкусу и запаху похожим на плов, борщ или уху. Конечно, когда тот пакистанец заметил что я ворую его специи то он жутко разозлился и чуть не переехал в другую комнату. Но я передним извинился и он научил меня лучшим сочетаниям специй для любого блюда. Не знаю, как он это делал, но он умел сварить рис так, что я был твердо уверен в том, что это греча. Может это суперспособность, может на Ближнем востоке все умеют так мешать специи. Но с закрытыми глазами я бы никогда не поверил что ем рис а не гречу. Мораль: тщательно ковыряйте вилкой любое восточное блюдо. Возможно, вместо курицы вам незаметно подадут сельдерей.

Мы доели “Плов по-Гомельски” и продолжили играть. Часа в четыре дня к нам подошел высокий мужчина в кожаной куртке. Он был слишком высоким для этого перехода и чуть ли не горбился, чтобы не задеть головой потолок. Он явно был трезвым. Пьяные так не ходят… Он подступал к нам и пнул сумку с деньгами так, что с неё сразу же посыпались монеты, прямо на грязный каменный пол.

—Слушайте сюда, шкеты бесстыжие! У меня возле воказла дед стоит, на баяне играет.

Я сразу же понял к чему он клонит, но не подавая вида продолжал играть.

—Вам это всё может и смешно, а дедуле на хлеб надо зарабатывать. А до него из-за вас, —он снова пнул сумку и та перевернулась окончательно. Послышался громкий звон монет, —До него ни копейки не доходит.

Мы доиграли “воинов света” и я отложил “гитару”

—Слушай, мужик, это всё не наши проблемы. Я с Сидоровичем договорился: этот переход наш до нового года. Дальше передоговоримся если сможешь предложить местечко еще лучше. Смекаешь?

—Это ты не смекаешь, придурок!

Он схватил меня за куртку. Я, будучи к этому готовым, сразу же отскочил от него и что есть силы стукнулся головой о каменную стену перехода, сразу же потеряв сознание

Очнулся я уже ночью. Или это просто тонированная машина нашего барабанщика.

—Ну ты даешь, шницель! Это ты специально так сильно стукнулся?

—Вроде того, —я еще не до конца очнулся.

—Мужик перепугался и дал дёру. Ты сейчас домой?

Я выглянул в окно. На улице уже был поздний вечер.Мы были где-то за городом.

—Да, наверное…

—Неправильно! Мы едем на дачу к Сэму. Там и шашлыки и банька и девчонки. Все как ты любишь.

Я окончательно очнулся

—Только пристегнись, пожалуйста. Неохота от ментов получать.

Я посмотрел на разьем для ремня: из него торчала заглушка и я решил все оставить как есть.

—Слушай, чувак, я у тебя кое-что спросить хотел.

—Слушаю.

—Я, короче, научился немножко битбоксить или типа того. Хочешь заценить?

—Ну давай.

Он пропукал разные звуки из своего рта. Звучит неплохо. Он старательно изображал звуки барабана. Закрой я глаза я бы даже не догадался что у него нет под рукой драм-машины или установки.

—Круто?

—Вполне.

—Я хочу чтобы мы как-нибудь в этом стиле на следующей неделе играли?

Я сначала не понял.

—Ну, типа, ты помнишь как Мавр классно саксофон изображал? А Димка на воображаемой гитарке Seven Nation Army играл. Это взорвет всем башню! Мы возьмем и начнем реально делать музыку. Круто, до?

—Бред. Эта ниша уже давно занята. Хочешь быть очередным “пентатониксом” — флаг тебе в руки. Только я не хочу такой фигнёй страдать. Ты вот можешь себе представить что… к примеру, что Летов записал бы студийный альбом с шикарным звуком?

—Могу.

—Вот только он не стал бы этого делать. Летов записывался хреновые кассеты, которые он специально тёр между ладонями, чтобы звук испортить. Потому что Летов с хорошим звуком это уже не Летов. Также и у нас. Если мы начнем играть музыку то мы потеряем нашу визитную карточку. Так что нельзя нам битбоксить.

О том что я просто не умею петь, я просто умолчал.

—Тогда мы создадим свою группу. Без тебя. Не обижайся, но мы уже с пацанами все обговорили и придумали. Так что ты или соглашаешься или остаешься один. Еще раз, не обижайся, но мне эти кривляния надоели. Может нам даже платить больше будут.

—Не будут. Вы станете серой массой.

Мы проезжали по мосту. Нам навстречу ехала дальнобойная фура. Яркий свет от её фар ослепил Сэма. Тот начал бибикать и кричать водителю фуры.

—Мудозвон, свет выруби!

Водитель не слышал. Сэм протер глаза и ему навстречу выехал обгоняющий фуру Мерседес. Дальше я и Сэм почти сразу же закричали. Джип въехал в нас и я потерял сознание второй раз за сутки.

Проснулся я уже в больнице. Та девчонка… Маша. Я вспомнил имя. Так вот, Маша сидела возле меня и плакала.

—Что случилось?

—Ты потерял память, котёнок? Не бойся, я тебе все расскажу, —она встала и принялась меня зацеловывать.

—Не потерял. Нас с Сэмом сбила машина?

—Да. Машина уехала в реку. Ты вылетел из машины и отрубился.

—А Сэм? С ним что?

—Он был пристегнут к машине и утонул вместе с ней, —все это она говорила, хлюпая носом и заглатывая слова. Сэма она толком не знала, но делает вид что переживает. Зачем? Понятия не имею. Она и на его похоронах будет также притворно реветь? Я с ним тоже не очень-то и дружил. Но придти надо будет. Попереживать, сказать хороших слов, выпить за упокой… да, надо будет зацепить мою бутылку водки в которую я заливаю воду. А когда закончится вся церемония — объясню ребятам, что выступать со звуком — это пошло и глупо. Они ко мне прислушаются, я уверен. Но это все мы обсудим после похорон.

Я притворился что заснул, чтобы не продолжать болтовню с Машей. Она чмокнула меня в щеку и осталась рядом. Целый час я притворялся спящим, пока, наконец, не заснул. Не самый лучший день рождения. Ладно, через девять месяцев будет еще один, нормальный.