Рондо

Нот перечесть бы –  город, засыпая,
Пяти беззвучных линий – мертвый город.
И леденящий – застегивая ворот,
И буфера, гремящие о камень.

Трагическое было что-то – без «умеренно»,
Забрызган  кровью – «престо» – подворотен.
Трагикомическое тускло, двух из сотен,
Кошачьих двух зрачков нацелено.
 
И не Парижем –  Питером – случайность.
Ошибся шелест книг, ошибся шорох.
Густое «до» с библиотечных полок,
И много после утреннего чая.
 
От тех вечерних сумерек затишье,
Затишье тем ли, что не лечит грезу.
Таких простых убийственных словечек осыпь
По-моему я в детстве где-то слышал.
 
В той трубочной мозаике лазури пешей,
Сидел, ног свесив с крыши голубятни.
Посвистом ли, нашествием, Бахом, Босхом,
Еще достойней всех из сумасшествий.
 
С каких пустынь песчинок рукавами стертых
Я вынул? – сколько было жара, рвенья!
Каких тебе я не читал элегий
О каменных Офелии бедрах!
 
Я вынул плача – о, окаменелость!
Святая  облачность – на слом всего причастья.
А Питер все стоял, сгущая утреннюю свежесть
От счастья.
 
Май 1989