Из воспоминаний моего отца

 
Из воспоминаний моего отца, прошедшего войну от самого её трагического начала и до победного конца.
 
Артиллерийский разведчик – глаза «бога войны». Он всегда на передовой, даже, иногда, впереди нее. А вся боевая мощь артиллерии в тылу, закопалась в землю, спряталась и замаскировалась от воздушной разведки противника. И артиллерия непростая, а Резерва Верховного Главнокомандования. Она крушит оборону противника при наступлении, уничтожая долговременные огневые точки, и останавливает танковые колонны противника при обороне, сметая их залпами своих крупнокалиберных пушек и гаубиц. Только тонкая линия связи соединяет ее с разведчиком. А он вооружен, чему иной генерал позавидует, перископной панорамной стереотрубой ценности необыкновенной, за потерю или порчу которой трибунал. С ее помощью просматривается вся глубина обороны противника. Одного донесения разведчика достаточно, чтобы там, в тылу была объявлена боевая тревога. Одной команды хватит, чтобы залпом уничтожить колонну бронетехники. Именно потому за ним охотятся снайперы, удачный выстрел и артиллерийская бригада слепа, а потому и небоеспособна. Поэтому разведчик тщательно маскируется, а это требует большого труда. Если позиция разведчика на дереве, настил сооруди. На настил подняться, лестницу сделай. С настила спуститься в случае обстрела нужно по шесту, выстругай. С шеста разведчик должен попасть в окоп, выкопай. Рядом корни дерева мешают, выруби. И вся эта работа не должна быть обнаружена противником. Разведчик должен быть зорким, внимательным, уметь анализировать все, что увидел. Он подробно описывает окружающую местность в журнале, не пропуская никаких мелочей. Прошла ночь, там, у деревни появился стог сена, возможно, спрятан танк или пушка. А там холмик, трава растет, но его не было раньше, отметить, может быть пулеметной точкой. И так в течение суток, не смыкая глаз, не покидая пост, потому что сменить разведчика можно только ночью.
Отец был уже опытным разведчиком, и сутки разведки переносил легко. Но, однажды, случилось так, что его не смогли сменить, и он двое суток просидел без сна и отдыха. Когда его сменили, командир приказал ему отоспаться, ведь через сутки опять в разведку. Но не успел отец заснуть, как его растормошил политрук, надо боевой листок делать. Отец до войны ходил в художественную студию и почерк был каллиграфическим, поэтому политрук был рад, что у него есть такой солдат. Его боевые листки были лучшими в части, и начальство хвалило политрука. Отец доложил ему, что командир отпустил его отоспаться, но тот и слушать не хотел. Он поставил отца по стойке смирно, и устроил ему разнос. Нервы отца не выдержали, и политрук был сбит ударом кулака с ног. Воинское преступление, трибунал и приговор — штрафная атака!

​Их собрали на рассвете 19 ноября 1942 года, в степной балке. Более шестисот человек, солдат и офицеров всех родов войск. Раздали старые побитые трёхлинейки, собранные на полях сражений, и патроны.
Вдруг ужасный грохот заставил заткнуть уши, началась артиллерийская подготовка. Но не один снаряд не пролетел над ними. Они штрафники и поэтому пойдут в атаку без поддержки танков, артиллерии и авиации. Два пулемета, которые сейчас устанавливают на бугре, служат лишь для одного, расстреливать всех, кто побежит обратно. Под раскаты артподготовки подвезли бочку со спиртом и штрафники, проходя мимо нее, вливали в себя изрядную его дозу. Капитан, командовавший атакой, выстроил всех в цепь. Канонада вдруг так же резко оборвалась, как и началась. Капитан с помощью рупора и крепких русских слов пояснил, кто засел там, впереди, в окопах и что с ними следует сделать. Его речь была прервана одобрительным ревом пьяных штрафников. Взвилась ракета, и все ринулись вперед. Спирт притупил слух и сознание. Никто не слышал свиста пуль и грохота взрывов, падение убитого товарища воспринималось так, как будто человек споткнулся. Кто-то в ярости крикнул, и крик, поддержанный сотней голосов, перешел дикий рев. Это не было ура, это был рев зверя, предупреждающего, что он несет смерть. Еще один бросок, и они сцепятся с противником, и тогда в ход пойдет все – штык, приклад, саперная лопатка, нож или просто руки. Румыны понявшие, что эту толпу разъяренных людей не остановить никаким огнем, и что еще немного, и начнется рукопашная бойня, стали спешно покидать окопы. Но за ходом боя внимательно следят командиры. В воздух взвилась еще одна ракета. Из-за бугра в туче снежной пыли показалась конница. Но не советская, а дикая и страшная орда Чингиз-хана. Братская Монголия экипировала эту конницу. Конники были одеты в монгольские тулупы и малахаи. Монгольские кони низкорослые и мохнатые неслись по заснеженной степи легко и свободно, подгоняемые криками по-монгольски. Эти крики слились в такой страшный вой и визг, что кровь стыла в жилах. Штрафники, мгновенно протрезвевшие, остановились, как парализованные. Конница прошла мимо них, догоняя румын, и началась рубка. Всадники намеренно применяют особо жестокие удары. Свист шашки и голова с кровавым шлейфом отлетает в сторону. С десяток румын, увидевших такую страшную смерть, тут же бросают оружие и молят о пощаде. Количество солдат, не желающих сражаться, растет в геометрической прогрессии. Румынский фронт рушится, как карточный домик. Бой заканчивается. Часть конницы занимается сбором пленных, применяя удары нагайками и шашками плашмя. Штрафники сгоняются в отдельную колонну теми же приемами, их собрали едва ли половину. Капитан что-то говорит им, однако его не всем слышно. Но уже волной катится по колонне: «Свободны!» Конница, закончив свою работу и сдав пленных, по звуку трубы, собирается в массу, напоминающую пчелиный рой. Несколько минут это рой кружится и, вдруг, замирает, превратившись в организованный строй. Звучит команда, и вся эта смертоносная конная масса рысью двинулась вперед, на Сталинград!