Крылатые выражения в русском языке

Прежде всего дадим рабочее определение КВ. КВ — устойчивый элемент текста, высказывание, родившееся в определенных культурных условиях, получившее широкое хождение по причине своей выразительности. КВ по своей природе близко фразеологическому обороту.
В современной лингвистике нет единого мнения по поводу типологизации крылатых выражений (КВ) в качестве своеобразного подвида обширнейшего по содержанию вида речевых оборотов – фразеологических единиц (ФЕ). В среде исследователей существуют разные мнения по поводу единства или разницы природы КВ и ФЕ. В монографии С.Г.Шулежковой данная проблема вынесена в оглавление: «Крылатое выражение и фразеологическая единица – две вещи несовместимые?» [Шулежкова, 2002: 5]. Нельзя быть полностью уверенным в том, что выяснение видовых отношений КВ и ФЕ имеет принципиально важное для русистики значение. Поэтому, опираясь на позицию С.Г.Шулежковой, попытаемся поддержать мнение о том, что КВ в языке выступают в качестве исходного материала для формирования более устойчивых единиц – ФЕ. Область же лингвистики, в рамках которой должны изучаться КВ, может быть обозначена как фразеология. Особо отметим, что подобной позиции придерживается абсолютное большинство современных лингвистов.
Данную теоретическую позицию мы выводим как исходную, свойственную нашему исследованию, что, однако, не означает невозможность исследования КВ в рамках описания живых процессов в языке или в рамках описания новых тенденций в развитии и эволюции языка. Необходимо просто помнить, что один и тот же материал, будучи исследован с разными целями и с разных позиций, может привести к различным результатам.
Как таковые основы фразеологии, по замечаниям многих исследователей, просматривается в трудах А.А.Потебни, И.И. Срезневского, Ф.Ф.Фортунатова, А.А.Шахматова [Потебня, 1989; Срезневский, 1887; Шахматов, 1941; Фортунатов, 1904]. Между тем, первым системным научным опытом исследования КВ и ФЕ можно считать издание М.И.Михельсона, где данный вид речевых оборотов стал материалом для нового направления в лингвистике [Михельсон, 1912].
Необходимо отметить, что некоторые исследователи не склонны объединять в безусловное целое КВ и ФЕ. Многие рассматривают КВ как «удачные обороты речи, временно исполняющие функции ФЕ» [Максимов, 1891: 4-5]. Объясняется это тем, что, якобы, есть обороты «вечные», пришедшие в русский язык из переводов греческих и латинских книг, есть «обороты, которые приходят и уходят, в зависимости от смены языковой моды» [Максимов, 1891: 5]. К собственно «крылатым словам» С.В.Максимов относил обороты типа: «пирог с грибами, концы в воду, кандрашка хватил, с коломенскую версту, долгий ящик» [Максимов, 1891: 5]. Вполне возможно, что так оно и есть, но следует учитывать, что когда-то те же греческие и латинские книги также входили в языковую моду. Разница здесь состоит в том, что время течет все быстрее. Если мода на греческую и латинскую стилистику держалась веками, то современные эстетические представления людей меняются в куда более сжатые сроки.
Именно подобного рода рассуждения позволили целому ряду исследователей объединить в один вид языковых выражений КВ и ФЕ [Бабкин, 1970; Ройзензон, 1973; Гвоздарев, 1982; Вартаньян, 1973; Шанский, 1971; Шанский, Зимин, Филиппов,  1987; Фелицина, Мокиенко, 1990].
Сразу после С.В.Максимова книгу о русской фразеологии издает киевский ученый И.Е.Тимошенко. В своем исследовании автор, опираясь на литературный материал, выявляет «прототипы русских пословиц, находящихся в сочинениях греческих и римских писателей: ящик Пандоры; сизифов труд; кануть в Лету; душа в пятки ушла; чтоб мне сквозь землю провалиться; своя рубашка ближе к телу; ни кола, ни двора» [Тимошенко, 1897: 49]. Несомненной заслугой И.Е.Тимошенко является тематическое объединение русской и классической европейской фразеологии, хотя выводы о происхождении русских КВ от европейских нередко представляются слабо доказанными, основанными на понимании русской лингвокультуры как периферийной по отношению к западной. Если в русском языке встречается аналог западноевропейского КВ или ФЕ, это еще не означает безусловного заимствования. Здесь следует помнить о явлении так называемой типологии, т.е. о независимом возникновении схожих выражений в различных лингвокультурах [см. об этом: Гацак, 1975].
Следует отметить, что в исследованиях М.И.Михельсона и И.Е.Тимошенко не ставилась задача четкой классификации фразеологизмов на КВ и ФЕ. Авторы не ставили перед собой задачи описания КВ как особых языковых единиц. Крылатые слова, образные слова и фразеологические единицы они рассматривали как языковой пласт, имеющий единую природу. Подробнейшие, а, возможно, иногда излишние, классификации – признак русистики 70-х годов XX — начала XXI в. В противовес этому, у М.И.Михельсона и И.Е.Тимошенко в едином ряду сосуществуют библеизмы и мифологизмы, литературные цитаты и изречения великих людей, пословицы и меткие народные высказывания, значимые идиомы, явно не связанные с источником, и номинации литературных персонажей: скрежет зубов; бойся данайцев, дары приносящих; троянский конь; Геркулесовы столпы; от великого до смешного один шаг; сидеть на бобах; Дон Жуан и т.п. «Такие-то образные слова и пословичные выражения, а также пословицы, поговорки и изречения, свойственные языку народа, с объяснением их смысла и иносказательного применения, — и составляют предмет русской фразеологии» [Михельсон, 1912: X].
Следующий этап изучения КВ в русском языке начинается с издания справочника С.Г.Займовского в 1930 году [Займовский, 1930]. В отличие от предшественников, С.Г.Займовский более последователен в определении КВ. Он первым вступает в полемику с Г.Бюхманом, который писал о двух условиях, позволявших слову или выражению стать крылатым:

1. «Его литературный источник или автор должны быть доказуемы и показаны» [см.: Шулежкова, 2002: 9],


2. «Оно должно быть не только временным, но и длительным, причем длительность не означает в данном случае вечность» [см.: Шулежкова, 2002: 10].

С.Г.Займовский полагал, что данные свойства крылатых слов не могут быть признаны абсолютно достоверными теоретически, и пришел к решению вопроса об их природе сугубо практически, называя основными признаками крылатого слова его «ходячесть, во-первых, и меткость, во-вторых» [Займовский, 1930: 14]. По С.Г.Займовскому, крылатое слово как термин объемлет собою понятие и афоризма («Ничто не ново под солнцем»), и знаменитые фразы писателей («Всем телом, всем сердцем, всем сознанием – слушайте революцию»), и эпитеты («Великий убийца»), и клички, прозвища («Желтуха – прозвище барина у парижских пролетариев»), и определения («Гений есть терпение»), и красочные выдержки из речи («бессмысленные мечтания») [Займовский, 1930: 14]. «Крылатым словом подчас становится название книги («Я обвиняю!») или даже музыкального произведения («Бытовое явление»)» [Займовский, 1930: 15].
С.Г.Займовский отмечал, что «крылатое слово» представляет собой атрибут образованного общества, тогда как пословица и поговорка отличает общество простого народа. «Чтобы стать предметом цитирования, выражению мало быть метким. Таковое должно быть изначально заметно, например, напечатано в газете» [Займовский, 1930: 15].
Отличительными признаками «крылатого слова» С.Г.Займовский считал:
— «ходячесть;
— меткость;
— лаконизм;
— принадлежность к литературно-образованным кругам, в отличие от пословиц и поговорок;
-  связь с первоисточником, индивидуальным инициатором, которые могут быть прослежены и установлены» [Займовский, 1930: 16-17].
В след за исследованием С.Г.Займовского вышел труд В. З. Овсянникова «Толковый словарь современной общелитературной фразеологии», где автор поставил перед собой задачу выявить фразеологизмы нового времени, т.е. времени революции, гражданской войны и начала восстановительного периода.
Опыт В.З.Овсянникова как собирателя и классификатора особенно интересен, поскольку советское общество 30-х годов по некоторым идеологическим подходам схоже с современным вьетнамским обществом, представляя собой коммунистическую общественно-политическую формацию.
Прежде всего образцами современного ему стиля В.З.Овсянников считал классиков марксизма-ленинизма. Для исследования он отбирал слова и выражения типа: детская болезнь левизны, пятилетка, братание, большевизм, гнилой либерализм, врастание в социализм, смена вех, инструктор красного молодеж`а и под. [Овсянников, 1933].
В.З.Овсянников отмечал: «Что такое фразеология? Это тот или иной способ словесного оформления мысли. Поэтому фразеологизмы и крылатые выражения типа Глас вопиющего в пустыне, Революция – локомотив истории, бытие определяет сознание соседствуют в словаре со словами субъект, компетенция, с терминами диалектика, вещь в себе, советизмами передышка, соцсоревнование, различного рода собственными именами – Прометей, Бурбон, Дон Кихот, Базаров» [Овсянников, 1933: 6]. По его мнению, все это общелитературная фразеология.
В 1955 году вышла в свет работа Н.С. и Г.М. Ашукиных «Крылатые слова. Литературные цитаты. Образные выражения». Во вступлении отмечалось: «Состав книги, предлагаемой читателю, ограничен крылатыми словами в узком понимании этого термина, т.е. такими, литературный или исторический источник которых может быть установлен. Крылатые слова этой категории многообразны по своему происхождению. Одни из них возникли в отдаленные эпохи, другие совсем недавно» [Ашукин, Ашукина, 1955: 5]. «Культуры различных эпох и стран обогощали их запас. Античные и библейские мифы, народное творчество, мировая художественная литература, критика, мемуары, публицистика, научные работы, научные исследования, выступления политических деятелей служат источниками крылатых слов. Будучи лаконичными концентраторами идей и представлений, концентрируя на себе сложные образы, они вызывают в сознании человека цепи ассоциаций. Слабое знакомство с конкретными условиями возникновения того или иного крылатого слова приводят к тому, что ассоциации эти тускнут и значение крылатого слова понимается неадекватно» [Ашукин, Ашукина, 1955: 5-6].
Н.С. и Г.М. Ашукины, следуя за С.Г.Займовским, в качестве материала включили в свое издание сотни новых крылатых слов, возникших в СССР в 30-40-е годы XX века (далеко от Москвы, «Правда» путешествует без виз, мира ждать бесполезно –  мир следует завоевывать, и под.). Несомненной заслугой исследователей можно считать то, что все КВ и ФЕ ими были представлены в контекстах художественной литературы и СМИ. Н.С. и Г.М. Ашукиных можно рассматривать как методологов изучения живых процессов в современном русском языке.
Вышедшие в свет последующие издания современных для того времени КВ и ФЕ фактически повторяли методологию подачи материала, выработанную Н.С. и Г.М. Ашукиными. При этом, однако, между исследователями сохранялись теоретические разногласия по поводу определения КВ.
Так, в своем пособии для семилетней школы «Крылатые слова» М.А.Булатов отмечал: «Крылатые слова несут ту же службу, что пословицы и поговорки. Отличие состоит в том, что у них есть конкретный автор. Как образуются крылатые слова? Их источником могут стать самые разные события: важные для истории действия, литературные произведения, выступления известных политиков» [Булатов, 1958: 3]. При этом автор указывает: «Крылатыми словами принято обозначать меткие выказывания, которые емко выражают важные мысли. Подобные изречения часто называют «ходячими»» [Булатов, 1958: 3]. Интересно, что под крылатыми словами исследователь понимает не только меткие и емкие авторские высказывания, но и фразеологизмы, не имеющие авторства. Наряду с выражениями похожими на Жив, курилка, Все спокойно на Шипке М. А. Булатов включает и следующие: Пройти через горнило; Положить под сукно; Пригвоздить к позорному столбу; Тянуть канитель. То есть, вошедшие в русскую речь авторские КВ М.А.Булатов осознанно объединяет с классическими ФЕ. Объясняется это тем, что в процессе употребления живого языка, человек далеко не всегда понимает происхождение того или иного КВ, а порой, и не может этого понимать в силу обстоятельств или образования.
Необходимо сказать, что в подобных рассуждениях есть смысл, поскольку исследователи нередко переоценивают значение, например, этимологии или иной науки о происхождении слов и выражений. «Обычный носитель языка, как правило, не задумывается ни о происхождении употребляемых им слов и выражений, ни о том, как эти слова и выражения выглядят на письме» [Сальникова, 1985: 32].
Вместе с тем, подход М.А.Булатова к КВ не был характерен для российской лингвистической традиции. Взгляд на КВ в целом оставался в теоретических рамках, предложенных С.Г.Займовским, Н.С. и М.Г.Ашукиными. Данную мысль подтверждает вышедшее на Украине в 1964 году издание КВ и ФЕ А.П.Коваля и В.В.Коптилова [Коваль, Коптилов, 1964], а также другие сборники КВ и ФЕ [Берков, 1980; Костомаров, Верещагин, Предисловие, 1980; Бабичев, Боровский, 1982; Афонькин, 1985; Крылатые слова, 2001; Петрова, 2011; Князев, 2010; Грановская, 2003; Фелицына, 1988].
Имеет смысл обратить внимание на работу В.П.Беркова [Берков, 1980], который существенно расширил список русских КВ и ФЕ. Исследователь перерабатывает устоявшееся определение КВ, замечая, что во-первых, они несут особые функции в языке, во-вторых, имеют ярко выраженные этнические черты, а в-третьих, они существенно отличаются от известных цитат: «Крылатые выражения несут весьма важную и специфическую функцию. Они ярко и кратко выражают мысль человека, придают фразе поразительную смысловую глубину, каковую невозможно передать какими-то иными словами. Крылатые выражения представляют собой кратко сформулированную народную мудрость, а порой иронию, шутку, какие только в редких случаях смотрятся банально. В реальной речи крылатые выражения употребляются нечасто. Принцип избыточности, как правило, никогда не нарушается. Крылатые выражения чаще всего характеризуют речь образованных носителей языка. Для крылатых выражений характерна выраженная национально-культурная составляющая. Крылатые выражения ярко характеризуют культуру народа, основы его юмора и сатиры» [Берков, 1980: 6].
Между тем, этот же исследователь отмечал, что по преимуществу, крылатые выражения – это прямые цитаты из выступлений исторических деятелей, текстов литературы. При этом имеются КВ, в основе которых лежат обработанные народным сознанием цитаты. По его мнению, это так называемый переходный тип КВ. «Яркие цитаты, как правило, содержат первоначальный, исходный смысл. Именно поэтому несложно отделить собственно цитаты от крылатых слов. В КВ так или иначе происходит некий смысловой сдвиг, что является последствием народной обработки цитаты. Подобного рода сдвиг возникает тогда, когда смысл КВ восходит е его первичному историческому или литературному контексту (например, дамоклов меч, перейти Рубикон, разрубить гордиев узел). КВ, имеющие в своей основе изначальный смысл, отличаются от ярких цитат лишь значением. Если яркие цитаты имеют афористический характер, выражают некие философские догмы (Скажи, кто твой друг, я скажу, кто ты; Человеку свойственно ошибаться), то КВ относятся более к бытовым ситуациям, либо служат описанием (Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало; Гюльчатай, открой личико!)» [Берков, 1980: 10].
По нашим наблюдениям, практически все исследования КВ не учитывают содержательного плана материала. Типичность заключенной в КВ мысли, частотность употребления, прогнозирование дальнейшего бытования КВ в языке проходят как бы мимо исследователей. Так, есть КВ, которые вошли в язык навсегда (Последние кальсоны продай, но после бани выпей; Хотели, как лучше, получилось, как всегда; Не враг дал — сам ковал!; Коротка кольчужка), а есть КВ-однодневки, либо КВ, уходящие из языка вместе со сменой лингвокультурной ситуации (Ни голова, а дом советов; Парткому виднее, на то он и партком). Поэтому неплохо бы при составлении новых словарей КВ учитывать, как минимум, необходимость прогнозирования будущего того или иного КВ.
Как правило, основной корпус КВ в русском языке отличается стабильностью. Однако происходит и его обновление. Сейчас трудно спрогнозировать, как конкретное новое КВ поведет себя в будущем. При этом можно дать оценку его яркости. Например, КВ, рожденное на свет Д.А.Медведевым — Денег нет, но вы держитесь – имеет перспективы закрепиться в языке не на один десяток лет [Мокиенко, 2017].
Повторим, что прогнозы по поводу образования новых КВ делать довольно сложно. Чаще всего бывает так, что какая-то яркая фраза, казалось бы имеющая все шансы закрепиться в языке в качестве КВ, тут же забывается и уходит в небытие [Чуриков, 2011]. Подобного рода фраз на пространствах российских СМИ ежедневно возникает сотни. Построить некие критерии прогнозов по поводу того, какая из этих фраз перейдет в категорию КВ, а какая  исчезнет, практически невозможно. Скорее всего, этим обстоятельством и руководствовались создатели словарей КВ, когда не давали конкретным КВ никаких оценок.
Следует отметить, что терминологическое разнообразие, при помощи которого номинируются КВ и ФЕ (крылатые выражения, крылатые слова, крылатые фразы, устойчивые фразы, устойчивые выражения, фразеологические единицы, крылатые афоризмы, фразеологические цитаты, фразеологизмы), несколько не соответствует теоретическому обоснованию использованной терминологии. Отмеченную терминологию в плане ее трактовки можно подразделить на две части:

1. крылатые выражения, крылатые слова, крылатые фразы,


2. устойчивые фразы, устойчивые выражения, фразеологические единицы, фразеологизмы.

Все без исключения исследователи не различают термины крылатые выражения, крылатые слова, крылатые фразы, полагая эти термины абсолютными синонимами. Равным образом понимаются термины устойчивые фразы, устойчивые выражения, фразеологические единицы, фразеологизмы.
Между тем, наблюдаются различные определения КВ.
Сайт «Википедия» отмечает: «Крылатые выражения — устойчивый   фразеологизм образного или афористического характера, вошедший в лексику из исторических либо литературных источников и получивший широкое распространение благодаря своей выразительности. Изучаются фразеологией. Крылатое выражение сходится с фразеологизмом — сочетанием слов, которые образуют новый смысл, отличающийся от них, если каждое рассматривать отдельно. Фраза приобретает яркую эмоциональную окраску. Ее можно перевести на другой язык, если подобрать сочетание других слов… Нравственные основы и национальные традиции людей развиваются вместе с языком. Крылатые выражения — это сжатые тексты, являющиеся культурным наследием народов. Они способствуют развитию личности, делают ее глубоко нравственной. Человек лучше усваивает национальные традиции своего народа. Нравственные основы в баснях Крылова имеют глубокий смысл. В них крылатые выражения и слова выражают взгляды на жизнь, очень близкие к народным поговоркам и сказкам. В образах зверей и птиц в его баснях выступают люди с их недостатками. Где-то звучит легкая ирония, а иногда – сатира» [https://ru.wikipedia.org/wiki/Крылатая_фраза].
В словаре С.П.Белокуровой читаем следующее определение: «Крылатые слова — имеющие статус афоризмов выражения, оторвавшиеся от письменного первоисточника и получившие самостоятельную жизнь в различных контекстах (обиходно-бытовой речи, публицистике и т. д.), а также изречения, принадлежащие или приписываемые историческим лицам, политическим и общественным деятелям. Если крылатое слово укореняется в языке, оно становится фразеологизмом» [Белокурова, 2005: 174].
Словарь Л.Л.Нелюбина сообщает: «Крылатое слово — 1. Меткое выражение, ставшее часто употребительным речением. 2. Устойчивые выражения, вошедшие в язык из определенного литературного или исторического источника (меткое изречение выдающихся общественных деятелей, цитаты из произведений художественной литературы и т.д.) и получившие широкое распространение благодаря присущей им выразительности» [Нелюбин, 2003: 211].
В словаре А.И.Федорова отмечается: «Крылатые слова — образные, меткие выражения, изречения, афоризмы, общеизвестные, широко распространённые в употреблении» [Федоров,  2008: 152].
Таким образом, мы не имеем большого разнообразия определений КВ. Суть их сводится к тому, что крылатое слово (или выражение) – есть яркое устойчивое выражение, служащее основой фразеологизма.
Также существует категория КВ, казалось бы ушедшая из употребительного комплекса навсегда. Однако при удачном и своевременном ее употреблении значимым для современной культуры лицом происходит их реанимация (Мочить в сортире; Адреса, явки; Что это за борзота?, употребленные В.В.Путиным; Делиться надо, употребленное А.Б.Чубайсом). При этом нужно сказать, что отмеченный процесс довольно редок для русского языка. В целом корпус КВ остается стабильным, и, несмотря на обилие ярких высказываний, пополняется относительно редко.
Своего рода неиссякаемым источником КВ был премьерминистр России В.С.Черномырдин (Вечно у нас в России стоит не то, что нужно; Вот Михаил Михайлович — новый министр финансов. Прошу любить и даже очень любить. Михаил Михайлович готов к любви; Лучше водки хуже нет; Надо же думать, что понимать; Отродясь такого не бывало, и опять то же самое; Принципы, которые были принципиальны, были непринципиальны) [Гамов, 2014].
Конечно, можно поставить в зависимость факт образования новых КВ от смены лингвокультурной ситуации в России. Теоретически, каждая эпоха должна наполнять язык своими смыслами. Она и наполняет, но не в той мере, как об этом писал В.З.Овсянников. Собранный им материал по большей части относится к неологизмам, а не собственно к КВ. Поэтому смена лингвокультурной ситуации, вызванная какими-либо социальными катаклизмами, в существенно меньшей степени влияет на изменение основного корпуса КВ, чем кажется на первый взгляд [Овсянников, 1933].
Причины ротации в корпусе КВ различны. Нередко возникшее КВ, весьма удачное и часто употребимое, неожиданно уходит из языка, затем возвращается и снова уходит [Шорыгина, 2007]. Поэтому можно говорить о том, что основной корпус КВ сохраняется в стабильном состоянии. При этом стабильность здесь условна, будучи более мобильной, чем стабильность корпуса основной общеупотребительной лексики. В любом случае сфера лексики связана с корневой основой языка. Сфера же КВ – с идеями и искусством иносказания, образности, сатиры. Мысль всегда мобильнее языка.
В свою очередь, мобильность сферы КВ ограничивается традиционностью национального мышления, наличием вещей позволенных и наличием табу на целый ряд идей (в русском православном мире к сфере табуированных идей можно отнести предательство по отношению к родине, стяжательство, нарушение традиционных семейных ценностей) [Шулежкова, 2002].
Очень приблизительно можно сказать, что анализ сборников КВ, изданных с начала 30-х годов по наши дни, показывает обновление корпуса КВ на 25-30%. То есть, с определенной долей условности можно утверждать, что корпус КВ в русском языке обновляется на 30% в 100 лет. Это показывает материал XX и начала XXI веков. Скорее всего, в более ранние временные периоды такое обновление шло медленнее. Ускорению процесса в XX в., разумеется, способствовало развитие средств коммуникации, СМИ, развитие институтов свободы слова.
Ускорение технического прогресса, сама динамика жизни диктует постоянное ускорение процесса обновления корпуса КВ [Чуриков, 2011]. При этом характерно, что обновление это напрямую не зависит от факторов социальных потрясений и социокультурных сдвигов. В периоды смены лингвокультурных ситуаций обновляется лексика, но не корпус КВ. Обновление последнего, напротив, происходит в относительно спокойные времена.
Так, можно определить две основные волны обновления корпуса КВ в современном русском языке. Это 70-е – начало 80-х годов XX века и вторая половина нулевых годов по середину 10-х годов XXI века.
Таким образом, можно высказать гипотезу о том, что обновлению корпуса КВ в русском языке способствуют годы относительной материальной стабильности и появления признаков политического застоя, т.е. периоды, когда в обществом, с одной стороны, начинает овладевать некая социальная усталость от однообразной обыденности, а с другой стороны, — когда у людей появляется возможность задумываться над языковой формой в целом уже сформулированных социально значимых идей.
В связи со сказанным важно отметить, что новые КВ, возникшие в периоды 70-х – начале 80-х годов XX века и второй половины нулевых годов по середину 10-х годов XXI века, отражали наиболее злободневные процессы и явления своего времени. Основными темами КВ периода 70-х – начала 80-х годов XX века стали реалии советской экономики эпохи застоя (Будете у нас, на Колыме — милости просим!; Руссо туристо! Облика морале!; Красота — это страшная сила!; Почем опиум для народа?; Запад нам поможет!; Это тебе не мелочь по карманам тырить!; Пилите, Шура, пилите!; дифсыт – от «дефицит»; Рабинович ест; колбасная электричка; Где это? – от песенной фразы «И как один помрем в борьбе за это»). Основными темами КВ периода второй половины нулевых годов по середину 10-х годов XXI века явились новые социальные взаимоотношения в обществе (Пошли… все, у кого нет миллиарда; Нет денег, читай газеты; Шанхай – места жительства гастарбайтеров в Москве; Лабухи имеют что сказать; Во всем Куршавеле супчика кисленького утром не найдешь).
Но именно злободневность отмеченных КВ не позволила им прочно войти в языковую традицию. Еще в начале 70-х годов XX века В.Г.Костомаров писал о том, что в годы стабильности возникает жажда экспрессии как реакция на последовательное развитие общества, проявившаяся в средствах массовой коммуникации [Костомаров, 1971]. Он же отмечал, что эта самая жажда экспрессии вызывает к жизни нескончаемый поток КВ. Почти каждое новое КВ при этом быстро забывается, ему на смену приходит новое КВ, которое, скорее всего, вскоре превратится в «отработанный материал» [Костомаров, 1971: 178].
КВ русского языка зафиксированы не только в указанных в настоящем параграфе сборниках, но и в ряде других изданий. Так, встречаются они в «Толковом словаре русского языка» Д. Н. Ушакова, в «Словаре русского языка» С. И. Ожегова, в словарях А.П.Евгеньевой и Н.М.Шанского [Ожегов, Шведова, 1999; Ушаков, 1935-1940; Евгеньева, 1981; Шанский, 1972]. КВ присутствуют и в паремиологических словарях [Райзе, 1964; Душенко, 1998; Душенко, 1999; Душенко 2000; Казаченок, Громыко, 1987; Умное слово, 1966; Воронцова, 1978]. Встречаются КВ в лингвострановедческих справочниках [Фелицина, Прохоров, 1980; Фелицина, Мокиенко, 1990], в словарях иноязычных слов и КВ [Бабкин, Шендецов, 1981-1987], а также в многочисленных и различных по тематике фразеологических словарях [Федоров, 1991; Молотков, 1967; Палевская, 1980; Шанский, Зимин, Филиппов,  1987; Алехина, 1980; Андрейчина, Валахов, Дмитрина, Запрянова, 1980].
Следует учитывать, что сама постановка вопроса о существовании КВ в русском языке несколько старше, чем наука о фразеологизмах как таковая. При этом фразеология видится как направление в лингвистике более основательное, нежели то, которое изучает КВ. Объективно в русистике собственно КВ и классические фразеологизмы стали разделяться. Хотя, как мы уже отмечали, природа этих единиц языка одинакова.
Конечно, мы понимаем, что типологизировать и членить в языке можно, что угодно и до каких угодно пределов. Важно избежать избыточности в типологизации и пытаться представить разнородные языковые явления как лискретные единства. Разнородность можно увидеть и в КВ. Попытаемся это сделать.
Итак, КВ могут быть:
— именами собственными (Иуда, Каин, Хам, Отелло);
— афоризмами (Новое – хорошо забытое старое);
— сентенциями (Красиво жить не запретишь);
— лозунгами (Вперед к коммунизму!);
— перифразами (столыпинский вагон);
— шутливыми вопросами (Что день грядущий нам готовит?).
Существуют редкие исследователи, которые различают крылатые слова и крылатые выражения. Сущность различия проста. Крылатые слова – это единичные слова с известными функциями в языке (Отелло, Лавелас, Иов) [Селезнева, 2016]. Крылатые выражения состоят из нескольких слов (явление Христа народу; страшный Мордор; ящик Пандоры; империя зла) [Коваль, Коптилов, 1964].
А.П.Коваль и В.В.Коптилов объясняют свою позицию так же просто: крылатые слова выступают в качестве составной части лексикона, а КВ – частью фразеологии. «Структура – отличительная черта между этими единицами языка. Все другие признаки (происхождение, стилистика, функции) крылатые слова и крылатые выражения ничем не отличаются друг от друга» [Коваль, Коптилов, 1964: 30]. На наш взгляд, позиция А.П.Коваля и В.В.Коптилова представляет ту самую избыточность в типологизации, о которой мы говорили выше.
Однако следует сказать, что в интерпретации терминов в позиции Н.М.Селезневой, А.П.Коваля и В.В.Коптилова не учитываются родо-видовые отношения. Какой из их терминов иерархически выше, а какой ниже, — не совсем понятно. Получается так, что крылатые слова и крылатые выражения имеют различную природу, но единые функции и происхождение. Отсутствие элементарной логики очевидно. Возможно, понимая это, А.П.Коваль и В.В.Коптилов пишут, что крылатые слова и крылатые выражения в своем функционировании «находятся в полной зависимости от контекста» [Коваль, Коптилов, 1964: 36]. Задействуя в исследовании типы контекстов, авторы еще больше усложняют картину. Возникает новая и  мало, что проясняющая, типология. Так, возникают не совеем понятные термины: «крылатые афоризмы», «фразеологические цитаты» и под. [Коваль, Коптилов, 1964: 38]. То есть, попытки излишней типологизации приводят авторов к сведению всей типологии к термину «фразеология», что, по нашему мнению, правильно.
Практически все исследователи придерживаются того принципа деления КВ и фразеологизмов, согласно которому КВ – это авторские выражения, а фразеологизмы – как бы народны, авторства не имеют.
Такой позиции придерживается А.М.Бабкин. Он отмечает: «Крылатые выражения имеют автора. Чтобы найти место того или иного крылатого выражения в классификации, необходимо доказать авторство этого крылатого выражения. В противоположность крылатым выражениям существуют фразеологизмы, имеющие явно народное происхождение. Личность автора и народ сущности прямо противоположные, разноприродные. Равным образом, крылатые выражения и фразеологизмы имеют разную природу» [Бабкин, 1981: Т. 1.: 6].
Выражая свое отношение к подобной позиции, считаем необходимым сказать, что мы ее не разделяем. Проблема в том, что народное творчество – это не творчество народа. Это лишь народная традиция. Механизм превращения авторских вещей в народные, т.е. в традиционные, известен: автор пишет некую песню. Автор этот мало известен. Возможно, это простой малограмотный крестьянин. Песня, между тем, уходит в народ, бытует от поколения к поколению. Более того, начинают возникать региональные варианты песни. Песня становится народной [Кирдан, 1998]. Но это не значит, что у нее нет автора. Утверждение того, что абстрактный народ может быть автором фразеологизма, по меньшей мере, несостоятельно. Авторское крылатое слово может стать фразеологизмом, войдя в народную культуру. Поэтому поиск авторства КВ как некоего основания для классификации – действие бессмысленное.
Нам ближе позиция И.И.Чернышовой: «Фразеологические единицы могут иметь различные источники. Многие из них восходят к мифологии, античности, Библии, художественной литературе, средствам массовой информации. Данные фразеологические единицы часто именуются крылатыми словами. В принципе можно отделять друг от друга крылатые слова и традиционные, устоявшиеся фразеологизмы. Крылатые слова менее традиционны, они еще не вошли в традицию языка. Хотя и крылатые слова, и фразеологизмы – одно и то же» [Чернышова, 1970: 45]. Слова этого исследователя можно интерпретировать так, что фразеологизм испытывает явную тенденцию на эволюцию: отталкиваясь от крылатого слова и доходя до как такового фразеологического оборота.
И.И.Чернышовой в определенной мере вторит А.Д.Райхштейн: «Крылатая фраза возникает как творческая реакция известной личности (писателя, политического деятеля, художника) на важное событие или значимый социальный процесс. Фраза запоминается широкому кругу людей. Ее начинают повторять. Так возникает устойчивое высказывание, на основе которого выстраивается фразеологизм. Не имеет смысла искать авторство устойчивых фразеологизмов. Оно может быть известно, а может быть и нет. Если оно неизвестно, это не означает, что авторство в основе фразеологизма отсутствует. Таким образом, за любым фразеологизмом стоит конкретный человек, автор» [Райхштейн, 1971: 23].
Украинский исследователь Л.Г.Скрипник писал о том, что «целый пласт языка, включающего устойчивые выражения различного происхождения (античная литература, Библия, различного рода заимствованные фразы, имена героев, яркие высказывания литераторов, исторических деятелей и политиков) должны изучаться в разделе «фразеология»» [Скрипник, 1983: 22].
Важным аспектом исследования КВ является вопрос об источниках их происхождения. В данном случае исследователи не противоречили друг другу, а напротив, друг друга дополняли. Именно поэтому данный аспект исследования КВ мы можем изложить более системно, нежели предыдущие. Итак, по мнению исследователей, первый и наиболее значительный пласт КВ своими корнями уходит в традиционный народный быт, обряды и верования русских людей. К таковым исследователи относят [Булатов, 1958; Овсянников, 1933; Чернышова, 1970; Берков, 1980]:
1) языческие верования славян (вбить осиновый кол – вбивали осиновый кол в могилу колдуна или ведьмы с той целью, чтобы они более не ожили, ни пуха ни пера – напутствие охотнику, пожелание хорошей охоты);
2) выражение чувств, мыслей, бытовые ситуации (Жив, курилка? – выражение радости при встрече; заткнуть за пояс – победить кого-либо; выносить сор из избы – показывать внутренние проблемы);
3) наказание преступивших закон (укоротить язык – отрезать язык преступнику, запретить говорить; на лбу написано – от поставить на лоб клеймо, сделать человека заметным);
4) история, исторические события (кричать на всю Ивановскую – громко кричать; долгий ящик – долгое рассмотрение дел чиновником, затягивание; как Мамай прошел – беспорядок; прорубить окно в Европу – открыть отношения с Европой);
5) профессиональная деятельность (без сучка, без задоринки – чистая работа; топорная работа – грубая работа; на всех парусах – быстро);
6) поэтическое творчество народа (при царе Горохе – давно; сказка про белого бычка – повтор; бабушка надвое сказала – неопределенность; растекаться мыслию по древу – быть многословным);
 7) художественная литература, авторская поэзия (вертеться, как белка в колесе – хлопотать; остаться у разбитого корыта – остаться ни с чем; Есть еще порох в пороховницах! – есть силы; человек в футляре – боязливый человек);
8) библейские тексты (бросить камень – высказать претензию; двадцать два несчастья – много несчастий подряд; левая рука не знает, что делает правая – разлад в делах);
9) греческая мифология (ариаднина нить – руководящая мысль; авгиевы конюшни – беспорядок; прокрустово ложе – образец).
Исследователи определяют большое количество источников КВ. Часть из них возникло посредством наблюдений человека над различными явлениями (природными, историческими, социальными), многие восходят к обычаям, религиозным и литературным текстам, фольклору.
Таким образом, КВ и фразеологизмы имеют единую природу. КВ служит материалом для фразеологизма. Это, однако, не означает, что любое КВ рано или поздно эволюционирует во фразеологизм. Ежедневно в современной российской культуре возникают сотни КВ. Как правило, большинство из них забываются, и лишь немногие приобретают статус устойчивых выражений. При этом данная устойчивость относительна. Чем дольше держится устойчивое выражение в языке, тем больше у него шансов войти в национальную языковую традицию, стать фразеологизмом.
 
1.2.Исследование крылатых выражений, отражающих ментальность русского народа.
КВ и ФЕ раскрывают сущность менталитета народа. Русская культура отличается от культур других народов своей самобытностью, открытостью и стремлением донести свои ценности до остального мира. В чем же отличие русской культуры от классических западных и восточных культур?
Ответ на этот вопрос большая часть исследователей находят в учении старорусского православия. К.Н. Дубровина пишет: «Русская культура, веками несущая мировым цивилизациям идеи духовности, взаимопомощи, нестяжательства, милосердия, сострадания, нашла отражение в национальном языке, в том числе в корпусе крылатых слов и фразеологизмов, которые в качестве генетического кода хранит постоянство этнического взгляда на мир, собственный народ, утверждает важнейшие национальные идеалы: Всякое деяние – благо; Беда не страшит, а путь кажет; На Бога надейся, а сам не плошай; Вся семья в месте, так и душа на месте» [Дубровина, 2010: 47].
В.П. Аникин отмечает, что целостная модель мира русской культуры восходит к целому ряду составляющих культурных и языковых полей, самым очевидным из которых выступает сфера крылатых выражений и фразеологических оборотов [Аникин, 1988].
По В.П.Аникину, ФКМ, то есть фразеологическая картина мира, представляет собой вербальный компонент процесса познавательного мышления. ФКМ являет собой концептуализированную реальность, представленную устойчивыми оборотами. Она чаще всего в форме метафоры отражает обычаи, традиции, обычаи и ментальность народа. «ФКМ – есть универсальный семиотический и ментальный объект, отражение жизни народа, его национальной специфики, национального сознания в языке. При этом все отражаемые в языке элементы сосредоточены в семантике крылатых слов, выражений, фразем, паремий и других устойчивых выражений» [Аникин, 1988: 17].
Из концептуализации русского народа в виде корпуса фразеологизмов вытекает явление вторичной языковой антропологизации, т.е. актуализации всего скрытого в человеческом подсознании: общефилософского, культурного, архетипического, бытового, религиозного, мифологического, психологической, художественного и под.
А.Я. Гуревич отмечает, что менталитет русского народа являет собой особую концептуализацию понимания национального мироздания. «Ментальность – есть редкий способ духовного единения членов общества. Без ментальности невозможно существование организованного общества. Она актуализируется и востребуется в наиболее важных фразеологических единицах и концептах» [Гуревич, 1990: 49].
Как нам представляется, менталитет народа возможно анализировать как ряд языковых категорий, являющих собой своеобразный результат обобщения культурного, языкового, философского и религиозного опыта, приобретенного в период познания мира. «Он отражает важнейшие концептуализации окружающей действительности, ее оценку, мышление и язык, реализуясь в свойстве отдельного знака языка отражать и актуализировать по определенным языковым схемам содержание  национального видения мира» [Буянова, 2010: 31]. Менталитет выступает основой структуры и культурного доминирования всех главных для русского народа категорий, выстраивает механизм смыслораспознавания национального сознания и весь комплекс этнической аксиосферы.
На этом фоне фразеологизмы как важнейшие знаки языка, выступают в качестве показателей национальной картины мира и культуры народа. Главной лингвокультурной универсалией русской ФКМ и русской лингвокультуры как целостности служит концепт «Россия», в котором отражены важнейшие представления русского человека  о мире, русском социуме, в оценочном ключе представлены лингвистические характеристики всех сторон жизни страны, от крестьянских дворов до резиденции Патриарха, от внешнего вида людей до характера их поведения в тех или иных ситуациях.
Концепт Россия значительно весомее в иерархии ценностей, нежели концепт Человек. Известно, что  жизнь человека в России, его имущество в понимании народа имели высокую ценность. При этом та же самая жизнь сознательно и добровольно отдавалась как жертва, если в том была государственная нужда. В данном случае имеет смысл напомнить о таких типично русских КВ и ФЕ: Родина – это не та страна, в которой живу я, а та, которая живёт во мне; я Родину свою люблю, но государство ненавижу; Отчизна — это край, где пленница душа; Истинное мужество просвещенных народов состоит в готовности к самопожертвованию во имя родины; На чужой стороне родина милей вдвойне; Мать родимая — Родина любимая; Родина – наша мать, надо уметь за нее постоять; Родина-мать; Родная страна – это мать, но чужбина – мачеха; С родной земли умри — но не сходи.
Более того, в типичных русских КВ и ФЕ нравственный примат над личностью отдельного человека имеет коллектив (Компания ничего не достигнет, если думать будет только руководство; Бывает, что один честный человек мешает всему коллективу считать себя порядочным; Служба и дружба — две параллельные линии — не сходятся; Успеха достигают только люди с опытом работы в команде, которые желают использовать опыт команды; Двое в поле воюют, а один дома горюет; Дружно не грузно; Обществом город передвинешь, а один камень не столкнешь; Сида в единстве; Один палец – не кулак; Умирай, а товарища выручай; Нет уз святее товарищества; Нужда общины боится; Хоть в саже, да других не гаже; Человек человеком держится, как дерево камнем, Хоть сзади, да в том же стаде).
Следовательно, вырисовывается своего рода иерархия важности концептов в составе КВ и ФЕ: родина – коллектив (община) – человек (личность). Так, Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванов на основании данных этимологии выдвинули предположение о том, что концепт человек понимается в этимологическом смысле как дитя рода, как обладающий возможностями рода и обозначает представителя рода, общины, коллектива [Гамкрелидзе, Иванов, 1984, Т. 1: 244-245].
Примечательно, что различные этимологические и толковые словари отмечают некоторые базовые реконструкции данного концепта: человек – это [Фасмер, 1967, Т. 2]:
1) родовое создание,
2) некое существо, находящееся в зависимости от силы рода,
3)  субъект, полностью зависимый от силы рода,
4)  составляющая системы рода.
В своем словаре В.И. Даль так определяет человека: «Человек – каждый из людей, высшее из земных созданий, одаренное разумом, свободной волей и словесной речью» [Даль, 2003: 707]. Из определения Даля вытекает, что человек, являя собой индивида, будучи высшим из земных созданий, самим своим существованием предполагает наличие некоей иерархии существ. Концепт «создание» связано с другим концептом — «создатель».
В привязке к человеку-индивидууму, представляющему русский этнос, в качестве создателя может выступать явления более высших рангов – православный Бог или род как этносоциальная система. Человек, согласно православной концепции, являет собой своего рода копию Бога и одновременно существо, обремененное бесконечным рядом социальных обязательств – перед родом, этносом, страной.
Вычленение составляющих смыслов концепта человек в лингвокультуре России представлено в виде фразеологизмов и целостной связкой КВ и ФЕ. В целом исследование фразеологической стороны концепта человек как лингвокультурной сферы являет последовательность, сообщающую о том, что сам по себе концепт человек определен в КВ и ФЕ в двух вариантах: духовная сущность, эмоциональная сущность. В значительной степени данные варианты смысла концепта представляет национальный образ русского человека.
Чрезвычайно значимо, что концепты поля морали воспринимаются в виде связанного культурного и этического опыта, представленного известными словами и фразами русского языка. В значении любого антропологизированного концепта, являющегося частью КВ и ФЕ В.П.Аникин выделяет своеобразную типологическую структуру [Аникин, 1988]:
— образы, символы,
— понятия,
— перечень аксиологических доминант – социальные, религиозные, нравственные, этнокультурные, исторические и иные важнейшие ценностные концепты,
— языковое номинирование важнейших ценностей русского православия.
В данном ключе в виде доминантных единиц языка выступают паремии, КВ и ФЕ, в которых заложено смысловое и вербальное осмысление народного менталитета, культурного опыта, нравственности, ценностных ориентиров многих поколений лучших русских людей. Именно в таких паремиях, КВ и ФЕ в оценочной и метафорической видах концептуализированно сконцентрирована как национальная картина мира всего русского народа, так и картина отдельного типичного человека — защитника Родины и общественных интересов народа.
«Русский фразеологизм выступает в качестве специфического когнитивного и аксиологического знака, который выстраивается и эволюционирует в полной параллели с русской языковой картиной мира» [Буянова, 2014: 60]. Это означает, что в исследованиях последних десяти лет на первый план исследований фразеологического семиозиса выходит интерпретация КВ и ФЕ как специфического национального культурного знака в свете когнитивно-дискурсивного направления.
Фразеологизм как культурно значимая единица языка, как универсальный знак исторической памяти народа являет собой семиотизированный знак неповторимого этнического менталитета. Корпус русских фразеологизмов учит людей наиболее важной отличительной черте национального характера – коллективизму, а через него — любви к родине и отчасти – к верховной власти.
Наряду с этим в корпусе КВ и ФЕ русского языка находится существенное количество устойчивых единиц, как бы наказывающих и укоряющих отдельного человека за неправедное, несоответствующее поведение. Часть КВ и ФЕ являют собой резко нетерпимую оценку и отрицательное отношение к оцениваемому моральному человеческому пороку. Подобная реакция, несомая русскими КВ и ФЕ, типологизируется как совокупность эмоциональных позиций:
— неодобрение  (мозги  набекрень);
— пренебрежение (без  царя  в  голове);
— презрение (плохую  траву  из  поля  удали);
— ирония (сиротинушка);
— осуждение (не  стоит и плевка) [Федоров, 1995].
Существенный ряд русских КВ и ФЕ выражает оценку репрезентируемых универсализированных смыслов: Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на диеты, жадных мужчин и плохое настроение; Самое дорогое не всегда самое лучшее; И тебя вылечат, и тебя тоже вылечат, и меня вылечат; Смелый там найдет, где робкий потеряет; Мудрый, как змея; Оставь меня, старушка, я в печали!; Собака помнит, кто ее кормит и др.
Антропоцентричность вообще презентует важную особенность русских КВ и ФЕ. Например, существенное количество русских КВ и ФЕ имеет в своем составе разные наименования растений и животных, имеющих нескрываемые оценочные черты человека: Куда Макар телят пас;Как кот наплакал; Конный пешему не попутчик; Волка ноги кормят; Собаку съел; Как бык на красную тряпку и др.
Антропоцентрическая метафорическая основа русской национальной картины мира в виде названий растений вызывало интерес многих исследователей [Маркова, 2007] (там, где выраждаются цветы, не может жить человек; вино из одуванчиков; сорняки растут не везде, а только там, где они не нужны; елки зеленые; как об стенку горох; как огурчик; задать перцу; яблоку негде упасть; чучело гороховое; крепкий орешек; березовая каша; пристал, как репей; ни маковой росинки; дать дуба).
В КВ и ФЕ смыслы поля растений существуют, чаще всего, на основе иносказания. Репрезентируются такие важные для человека характеристики, как пассивность, малая активность, приземленность, стремление к незаметности и др. Например, в ФЕ лопух лопухом, виден образ растения-сорняка. Сорняк, как известно, растет где попало, около заборов и неухоженных зданий, интерпретируется признак простофильства, простодушия, наивности.
Человеческая ограниченность, недостаток ума часто сопоставляется с деревом (елью или дубом) — дуб дубом, завидное здоровье — с орехом или крепким огурцом — как огурчик.
Корпус русских КВ и ФЕ являет собой этнически обусловленный, специфический подбор слов и высказываний, а его составляющие представляются в виде коммуникативного инструмента дискурсивной практики в обществе. Корпус русских КВ и ФЕ отражает культурные и религиозные особенности исторической эволюции русского общества.
«В качестве непростого коммуникационного продукта, вобравшего в себя различную информацию, дискурс выступает как фон смысло- и знакопорождения. Подобное знакопорождение может репрезентировать весьма существенную культурную информацию, единовременно смысловую, мировоззренческую и собственно лингвистическую» [Алефиренко, 2009: 159].
КВ, ФЕ в русском языке в комплексном виде презентуют важный культурный и исторический опыт, знания народа, касаемые окружающей действительности. Подобного рода знания можно представить в виде более мелких блоков по темам, которые имеют важное значение для сугубо русской религиозной лингвокультуры:
— родина (Покинешь отчизну, не убежишь от себя; Родину любят – она своя, но не потому, что она велика);
— человек (Сложно спорить с тем, что человек похож на обезьяну – так же задирает задницу, когда забирается высоко; Знания есть познание общества);
— Нравственность и мораль (Стыд похож на предчувствие позора; Нравственные качества обнаруживаются в связи с намерением);
— Характер человека (Климат отношений зависит от погодных условий характеров; Сильный характер сочетается с гибким умом);
— Зло и добро (Подаяние есть милосердие; Побеждай зло добром, тогда не будешь побежден злом);
— Поступки и поведение (Человек тратит полжизни на улучшение собственного поведения; Чувства человека смягчаются поступками, но не словами);
— Оценки положительные (Священная вещь не подлежит оценке);
— Оценки отрицательные (Если человек переоценит себя, его крайне опасно недооценивать);
— Жизнь и быт (Не лажу с бытом! Деньги мешают мне и когда их нет, и когда они есть; В хозяйстве творится культура);
— Здоровье (Здоровье дороже золота; Здоровье лопатой не поймаешь и не подберешь);
— Человеческая красота (В семье уродов не без красавца);
— Богатство, деньги (Работая только ради материальных благ, мы сами себе строим тюрьму; Много денег не бывает, но всей колбасы и всего шашлыка не съешь);
— Мужчина (Общество с весьма ограниченной ответственностью – когда женатый мужчина заводит любовницу; Разве влюблен тот мужчина, который сладко говорит о любви?);
— Женщина (Красота женщины — в кротости её характера, а прелесть её — в кротости её речей; Красиваяженщина нравится глазам, а добрая — сердцу);
— Семья (Семья – самое важное в жизни. У тебя могут быть удачные дни, могут быть отвратительные, но вечером каждого дня дома тебя кто-то будет ждать; Колесные пары в телеге семьи скрипят одинаково);
— Труд (Если трудиться, то по-настоящему; Систематический честный труд – лечит от заболеваний души).
В основе русской картины мира лежит целый комплекс языковых и культурных реалий. Особая роль в этом комплексе принадлежит фразеологизмам. Характерен в этом смысле образ женщины в русских КВ и ФЕ. Традиционно в православной культуре женщина абстрагировалась от основного своего содержания, связанного с материнством, и связывалась с со сферой греха и даже дьявольского зла. То есть в данном случае можно говорить о пропаганде идеи первородного женского греха: Баба черта перехитрит; Жена взбесилась – мужа не спросилась; Жена льстит – лихое норовит; Женщина перехитрит и черта; И девичийй стыд имеет границы: переступила порог и забыла; как баба и пр. [Светлов, 2015].
Между тем, подобное понимание концепта женщины никак не связано с концептом матери (Красота женщины — в кротости её характера, а прелесть её — в кротости её речей;
сердце матери; в муках мы вспоминаем мать).
Через важнейшие коннотации в русских КВ и ФЕ, следовательно, проиллюстрирована своеобразная модель понимания мира. Адекватное восприятие  этой модели в значительно делает межкультурную коммуникацию легче [Маркова, 2013]. Е. М. Маркова отмечает: «существенная часть коннотативных добавлений не представлена в словарях и реализуется только в контекстах, пословицах, метафорах, фразеологизмах или сравнениях» [Маркова, 2013: 24].
Е.М. Маркова пишет о том, что расширительные механизмы значений любого языка уникальны. Лишь они отражают лингвокультурную специфику [Маркова, 2014: 10]. Какие угодно структурные элементы национального корпуса фразеологии в прагматике предстают как регуляторы семиотики, отражающие картину поведения членов общества, особенности их внешности, национальные черты характера, специфика традиций и обрядов этноса, сферу бытования всего, что означивает фразеологическую сферу человек.
КВ, ФЕ, отражая богатый опыт и особенности мудрости русского народа, равно, как и картину народно-православных ценностей, показывают образность, символичность, экспрессивность метафор, что означивается содержательными особенностями КВ, ФЕ как означиванием в процессе познания окружающего мира. Фиксируя народно-православную картину мира, русские конфессиональные КВ, ФЕ, содержащие смысловую составляющую грех и связанные с ней лексемы, подчеркивают важный корпус концептосферы:
Из-за грехов ангелом не станешь;
Когда придет смерть, грех не будет смехом;
Ггрех не становится бедой, когда молва плоха;
Люди падки, а грехи сладки;
Грех не посадить в мех.
В КВ, ФЕ религиозного содержания, служащие собственно культурными доминирующими универсалиями, фиксируется особое видение русским народом общекультурных фундаментальных ценностей, таких, как: бедность, деньги, богатство.
Выстраивавшаяся не менее тысячи лет русская народно-православная этика, практически всегда отрицательно относится к стяжательству, накопительству, различным материальным ценностям, понимая их как некий грех перед людьми и богом. Данное отношение к материальному богатству усиливается, когда таковое нажито неправедным способом:
Ум есть золото, богатство – грязь;
Богатому душа дешевле гроша;
Богат, да не богу брат;
Богатство от смерти не убережет.
В КВ, ФЕ русского языка чрезвычайно частотной лексемой выступает слово душа:
Влюбиться можно в красоту, но полюбить – лишь только душу;
Широкая душа;
Меня никогда не отталкивала бедность человека, другое дело, если бедны его душа и помыслы;
Душа – мера всему;
Все сможешь, если душу вложишь;
Душа нараспашку;
Родная душа;
Простая душа;
Не чаять души в ком-либо;
Святая душа.
Отметим, что этика протестантизма зиждется на принципах дисциплинированности, трудолюбия, бережливости, тогда как православная этика подчеркивает первичную важность благодати, прощения грехов, милости, источником чего всегда выступает бог.
Уникальную культурную семиосферу корпуса русских фразеологизмов являют собой КВ и ФЕ, вобравшие в себя народно-православные нормы поведения и этические ценности, оглашенные в десяти заповедях Христа
Когда забираешь у человека жизнь, ты не просто убиваешь его;
Ты уничтожаешь все, чем этот человек мог стать;
Любовь и мир – жизни голова;
Все победит только любовь;
Самый верный советник – совесть;
Доброму человеку и чужая болезнь к сердцу.
Нужно отметить, что корпус русских КВ и ФЕ насыщен единицами библейско-православного содержания. Здесь нужно учитывать, что библейско-протестантская мораль в существенной степени разнится  с библейско-православной.
Православная паремиологическая и фразеологическая культура представляет собой корпус выражений, восходящих к книгам Библии и сочинениям отцов православной церкви. Православные КВ и ФЕ восходят, по преимуществу, к смыслам, долженствующим регулировать следующие отношения:
— человек (бог);
-  человек (собственность);
— человек (общество);
— человек – государство;
— человек (человек).
Русисты классифицируют народные и православные КВ и ФЕ на важные группы [Бабкин, 1970]:

1. КВ и ФЕ – словосочетания

божий дух;
божественный разум;
божий взор;
блудный сын;
козел отпущения;
есть манну небесну;
рыть ямудругому.

1. Предложения, несущие моральные и нравственные поучения и  наставления

Неуважение к предкам есть первый признак безнравственности;
Не хлебом единым жив человек;
Не осуждайте, да не будете осуждены;
Врач, сами исцелись сам;
Не стоит метать перед свиньями бисер.
Кроме народно-православных КВ и ФЕ принято выделять отдельные слова, лишь приписываемые к корпусу КВ и ФЕ
Ад,
Крест,
Рай,
Пророк,
Голгофа,
Рождество
Воскресение.
Совместно с народными и православными КВ и ФЕ данная лексика составляет обширное поле библеизмов [Мокиенко, 1986].
В состав православных КВ и ФЕ входят:
— антропонимы (Адам, Ева, Иуда, Каин, Ирод, Соломон),
— топонимы (Вифлеем, Назарет, Иордан, Вавилон, Иерусалим).
Кроме того, народно-православные КВ и ФЕ нередко образуют далекие от Библии переносные значения
И явление Христа, и его распятие для толпы было зрелишем;
Христос возвещает Слово и кормит хлебом, антихрист возвещает хлеб и кормит баснями;
В костюме Адама и Евы,
Ветхий Адам,
Взойти на Голгофу,
Ад кромешный,
Потерянный рай, 
Рай земной,
Ноев ковчег, 
Каиново клеймо, 
Иродова душа, 
Хамовы дети,
Вифлеемская звезда Иуда — предатель, 
Иерихонская труба,
Новый Вавилон.
Православные КВ и ФЕ берут начало не только в Библии, но и в сочинениях и проповедях отцов православной церкви, признанных монахов, отшельников, священников. 
Известно, что полный рукописный вариант Библии был создан настоятелем Новгородского монастыря Геннадием в 1499 г. В основе славянского варианта Библии был положен перевод Ветхого Завета с еврита на церковно-славянский (древнеболгарский) грека Септуагинта, а также греческий текст Нового Завета.
Собственно официальный русский перевод Библии был произведен только в 70-х годах XIX в. Официальным данный перевод считается потому, что он был канонизирован Священным Синодом православной церкви Московского патриархата. Собственно, этот перевод можно считать священной канонической книгой русского православия [Варсонофий, 2012].
Появление собственного, национального, варианта Библии явилось важной причиной рождения собственно русской библейско-православной фразеологии. Эта фразеология отражена в русском тексте Библии и сильно отличается от католического, лютеранского и англиканского вариантов.
Классики русской литературы XIX века не имели в своем распоряжении русского перевода Библии. Они пользовались старым переводом на древнеболгарский. Именно поэтому в русской классике XIX века мы можем обнаружить древнейшие формы православных КВ и ФЕ, русскому человеку XX — XXI веков уже непонятные (например, возопить громким гласом, видевшие вод движение, молящие о граде, сосуд скудельный, бряцающий кимвал, повапленные гробы, Силоамская купель и т. д.) [Федоров, 1991].
Ранее часто употребимый в речи различных сословий России корпус православных КВ и ФЕ после 1917 года существенно сжался в и утратил свою широкую употребительность. Часть православных КВ и ФЕ банально устарела, часть – попала в разряд мало понимаемой населением. В Россию пришла новая культура со своими КВ и ФЕ.
Советская система скорректировала ценностные ориентиры и добавила в русскую традицию множество новых КВ и ФЕ. Ряд из них, прежде всего аббревиатуры, различного рода сокращения, лексика ГУЛАГа, репрессивного аппарата, борьбы с инакомыслием подвергаются ныне справедливому поруганию. Однако не данные КВ и ФЕ определили культурную сущность эпохи СССР. Захватив власть, большевистское правительство в первую очередь стало бороться за сознание людей. При этом репрессии не стали главной, отличительной чертой эпохи становления Советского Союза. В этом смысле запомнились и вошли в сознание людей прежде всего массовое жилищное строительство, промышленность, электрификация, развитие науки, новой системы образования, спорта, медицинского обслуживания. Именно такие преобразования вспоминает подавляющее число живших тогда людей.
С развитием советского общества в конце 20-х 30-х годах XX лексикон советских граждан наполнился большим количеством незнакомых ранее слов и выражений из сферы образования (обучение, семилетка, ФЗУ, фабрзавучник, всевобуч, рабфак, спецшкола, десятилетка, педсовет, техникум, Наркомпрос, академбригада, заочное обучение, Работпрос, Пролетстуд, студкор, работпросовец, школькоп, школькор, студком, учком, академчас, академзадолженность, юннат, Наробраз, ФОН, райОНО, горОНО, облОНО, втуз, вуз, педперсонал и др.). В эту группу лексики входят неологизмы, несущие в своей семантике тему просвещения (парк культуры и отдыха, красный уголок, красный уголок, парк культуры и отдыха, изба-читальня, многотиражка, живгазета, международник, культ(просвет)работа, беседчик, политминимум, политграмота, политчас, Пролеткульт, культпроп и др.).
Возникла новая лексика, КВ и ФЕ, отражающие новые явления в музыке, театральном искусстве, в кинематографе (заслуженный деятель искусства, народный артист, инженеры человеческих душ, кинофестиваль, театр малых форм, зрелищные предприятия, юное дарование, зеленый театр и др.).
Также возникла новая лексика сферы спорта (кросс, викторина, спортклуб, планеризм, утренняя зарядка, футболка, кроссворд, физкультминутка, спортдвижение, спортсоревнование, физкультпривет, болельщик и др.).
Инновационные слова вошли и в сферу медицины (оздоровительная компания, дом отдыха, кузница здоровья, выехать в отпуск по болезни, бюллетень, главврач, здравотдел, тубдиспансер, медосмотр, дезобработка, медработник, санпропускник, ветврач, санэпид, медпункт, медперсонал, медкабинет и др.).
Наибольшее количество инновационной лексики возникло в производственной сфере (заводы-смежники, бюджет времени, общественное питание, перекрыть норму, дело в гору не пойдет, если смежник подведет, контрольная цифра, переходное знамя, инженерно-технические силы, инженерно-технический работник, бюро рабочего изобретательства, тарифно-нормировочное бюро, плановик, производственник, хозяйственник, безотрывник, нормировщик, политехнизация, местком, рабочком, комбинат, спецовка, прозодежда, непрерывка, сквозная бригада, режим экономии, соцсоревнование, вызвать на соцсоревнование и др.).
Постоянно пополнялась система КВ и ФЕ, выражавшая звания и титулы СССР (депутат Верховного Совета, нарком, парторг, член Политбюро ЦК КПСС, председатель горкома, народный артист СССР, почетная грамота, стахановцы, знатные люди страны, передовик социалистического производства, передовик, слет передовиков, доска почета, образцово-показательный, мастера высоких урожаев, лауреат Сталинской премии и др. ).
В языке нашел отражение факт того, что одним из важных звеньев Страны Советов стали армия, авиация и флот (старший майор НКВД, комкор, Служу трудовому народу, радиозвязь, прыжки с парашютом, танковый корпус, истребитель, зарница, ударная дивизия, ДОСААФ, ворошиловский стрелок и др.).
В жизнь советских людей в период первых пятилеток начали входить радио и кинематограф, являясь средствами агитации и пропаганды патриотизма и советского образа жизни. Является фактом, что кинематограф и радио оказывали в то время беспримерное воздействие на общество. При их воздействии в общество проникали инновационные КВ и ФЕ:
А потому, что без воды – и не туды, и не сюды;
А тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет!;
Не мешай, Петька, Чапай думать будет!;
кинопромышленность,
кинофикация страны,
фильма,
полнометражный,
озвученный,
радиовещание,
радиоприемник,
радиоволна,
громкоговоритель,
тарелка,
радиопровод и под.).
Одновременно возникла и развивалась лексика, отражавшая смысловую сферу социальных пороков и недостатков:
дефицитный товар,
зажим критики,
трудности роста,
бракодел,
ликвидаторские настроения,
примиренчество, тянуть волынку,
торговый голод,
обязательные поставки,
раскулачивание и др.
Не были чужды советской системе хозяйства, показывавшей чрезвычайно высокие параметры роста, и системные недостатки, в конце концов эту систему погубившие:
вредитель,
 отрицательное явление,
пустить на самотек,
уравниловка,
обезличка,
летун,
текучка,
штурмовщина и др.
Стоит сказать, что слова и выражения с технической и производственной семантикой редко проникали в общеупотребительный язык. Производственная сфера жила своей жизнью, а общество, ориентированное на литературу и искусство, – своей. Это не значит, что в СССР не возникали новые технические термины. Другое дело, что собственно процесс производства не был для общества привлекательным.
Советская власть определила задачу поставить искусство и литературу на службу производственной сфере, что, конечно, ни литературе, ни искусству не свойственно по их природе. Тем не менее, перед творческой интеллигенцией была поставлена задача воспитания в народе настроений энтузиазма. Надо сказать, что она была выполнена. Невиданные темпы роста промышленности в первые пятилетки были достигнуты во многом из-за массового энтузиазма народа. Во многом именно характер эпохи определил проникновение в русский язык часто неблагозвучных неологизмов, на фоне чего ярких КВ и ФЕ возникало не так много. Скорее всего, управленческий аппарат и интеллигенция того времени не смогли войти в режим обдумывания, осмысления и создания новых речевых форм.
Стоит отметить, что существенные перемены в жизни русского общества, вызванных революцией и гражданской войной, сущность человека как представителя национальной культуры практически не изменилась.
Важнейшей особенностью русского человека всегда выступал коллективизм. Тому были важные причины. Прежде всего, до революции, на протяжении десятилетий, и даже столетий, община выступала главным организующим звеном сельскохозяйственного производства. В промышленности и строительстве общину заменяла артель.
Именно поэтому ничего принципиально нового в обобществленных формах производства, введенных советской властью (трудовые коллективы на фабриках и заводах, колхозы, уравниловка, коллективная ответственность за результаты труда, социалистическое соревнование, национализация земли, фабрик и заводов) русский человек не увидел. Для него было бы более необычным, если бы от него потребовали соблюдать другие принципы жизни: индивидуализм, личная ответственность за результаты труда, отсутствие патернализма со стороны государства, приоритет личности над государством, незыблемость частной собственности.
Примечательно, что несмотря на деструкцию института церкви, народно-православное сознание русского человека мало изменилось. В основе православного сознания лежали принцип приоритета государства над личностью и коллективизм. Пропагадировавшийся советской властью марксизм в своих основах имел примерно те же принципы. Не случайно поэтому именно в России прижился социалистический строй.
Таким образом, в КВ и ФЕ русский человек предстает как типичный продукт православия. Русский человек всегда верит в приоритет государства над личностью, в приоритет государства над личностью.  Он защищает ценности православия, а значит, — и русскую цивилизацию в целом.
Абсолютно уникальную культурную семиосферу фразеологизмов русского языка составляют КВ и ФЕ, вобравшие в себя смыслы и этические нормы православия, оглашенные в десяти заповедях Христа. Период русской истории, называемый советским, значительно обновил культурную часть русской фразеологии, прибавив к ней КВ и ФЕ на темы промышленного производства, образования, медицины. Нельзя сказать, что в понимании русского народа коммунистическая и традицилнная семиосферы сильно противоречили друг другу. В любом случае приоритеты коллективизма и общественного производства стали идеологической основой как русских, так и советских корпусов КВ и ФЕ.
 

1. Исследование крылатых выражений, отражающих эмоции русского народа.

Языковой портрет русского человека не был бы полон без описания еще одной его стороны. Русский человек любит посмеяться, отдохнуть, погулять. В веселье русский человек несдержан, равно, как и в гневе, он подвержен апатии, даже апатичному безделью, особенно, когда не видит перспектив деятельности. Но, определив смысл этой деятельности, он готов мобилизоваться, трудиться день и ночь, показывая таланты и чудеса изобретательности.
Иными словами, русский человек – это человек эмоциональный. Соответственно, семиосфера эмоций занимает важное место в корпусе КВ и ФЕ.
Специфика номинации КВ и ФЕ была предметом исследования многих лингвистов. Таковая, отличаясь от лексической номинации,  в первую очередь связана с такими показателями, как образность, экспрессивность, эмоциональность и оценочность [Мокиенко, 1989].
Под экспрессивностью понимается  некоторое подчеркивание определенным образом чего-то в содержании. Экспрессия имеет целью привлечь внимание слушателя (читателя) к некоему явлению или предмету, либо к состоянию этого предмета или явления [Стернин, 1983].  Подобное рассуждение помогает сочленить два взгляда на экспрессивность:
1) «Речь выразительная, основанная на оценочности, эмоциональности и образности» и
2) «Речь интенсивная, направленная на осознанную гиперболизацию некоего важного для говорящего признака» [Стернин, 1983: 123].
Особое значение экспрессивности придаётся у В.М.Мокиенко рассматривает экспрессивность как  «дифференцирующий фразеологизмы фактор» [Мокиенко 1989: 5].
Эмоциональность принято интерпретировать как некое сопутствующее значение языковой единицы, сопряженное с демонстрацией тех или иных эмоций. «Практически каждая трансляция эмоции экспрессивна, но не каждая экспрессия эмоциональна» [Мокиенко 1989: 5].
В.И.Шаховский в термин «эмоциональность» закладывает и денотативную составляющую эмоции, и любой иной сопряженный фактор значения [Шаховский, 1987].
Оценочность как термин означает представление отношения некоего человека к другому человеку, а возможно, и к предмету, с позиции точки зрения хорошо/плохо [Мокиенко 1989].
Образность – есть «механизм создания чувственных ассоциаций, переносимых на разного рода предметы и явления» [Мокиенко 1989: 157]. Свойство КВ и ФЕ порождать ассоциации зависит от степени ясности  и прозрачности мысли. Конечно, экспрессия и образность всегда связаны между собой, при этом образность по своей сути является лишь средством формирования экспрессии.
Таким образом, образность, оценочность и эмоциональность КВ и ФЕ определяют объем поля этих КВ и ФЕ: «Лексика определяет полный объем явлений, процессов и фактов. Фразеология же объемлет поле чувств: конфликтов, печали, радости, психологических состояний объектов» [Шаховский, 1987: 36]. Специфичность психических состояний индивидов так или иначе требует ухода от нейтральности и использования в речи КВ и ФЕ.
Для нас важно, что исследователи выделяют грамматическую структуру КВ и ФЕ, типологизируя их на:
— «словоформы (не пара, в душе, не горит),
— словосочетания (ревнители благочестия, пить из колодца, по пьяной лавочке, заказывать путь, чучело гороховое) и
— предложения (зажечь свечу, в ногах правды нет, дураку закон не писан» [Диброва 1979: 117].
Содержание же КВ и ФЕ определяют лексическое значение и их грамматические категории. Так же определяется  лексико-грамматическая характеристика КВ и ФЕ. Это значит, что КВ и ФЕ отнесены к некоему  разряду, т.е. КВ и ФЕ определяются как:
— именные,
— глагольные,
— адвербиальные,
— адъективные,
— междометные,
— пропозициональные.
Среди КВ и ФЕ встречаются по большей части глагольные, пропозициональные и междометные устойчивые языковые единицы.
Междометные КВ и ФЕ применяются для обозначения эмоций:
черт его знает,
вот так штука,
хоть головой о стенку бейся,
на что это похоже,
скажи на милость,
мать честная,
подумать только,
елки зеленые,
чтоб ты лопнул,
ну и ну,
на тебе,
вот где сидит,
ничего себе и др.
В целом позиции исследователей по поводу междометий и междометных КВ и ФЕ нередко расходятся. А.И.Молотков полагает, что «входящие в состав фразеологизмов междометия призваны усилить эффект, которого желает достичь говорящий» [Молотков, 1987: 19]. По его мнению, междометия не несут в себе денотаций. Н.А.Козырева, не отрицая полностью позиции А.И.Молоткова, полагает, что междометия обладают полноценной номинативной функцией, т.е. служат средством выражения некоего содержания. Другие ученые не отрицают и номинативную функцию междометий [см.: Козырева, 1989].
Пропозициональные КВ и ФЕ, согласно А.И.Молоткову, определяют действие/ состояние. Выглядят они как двусоставные предложения, выполняя в полноценном предложении функцию предиката [Молотков, 1987]. Приведем примеры: зорко одно лишь сердце, душа радуется, душа разрывается, сердце падает, гора с плеч свалилась, сердце ноет, завидки берут, обливается сердце кровью, душа болит, мухи дохнут и односоставные предложения, главным образом, безличные: отлегло от сердца, бросает в жар.
Отлагольные КВ и ФЕ характеризуются теми же категориями грамматики, что и глагол (лицо, число, род, вид, время, наклонение): сердце как глубокий океан, глубина твоего сердца, кусать себе локти, лезть в бутылку, падать духом, кровь стынет в жилах, принимать близко к сердцу, приходить в себя, задевать за живое, раздирать сердце, скребут кошки на душе, сгорать со стыда, диву даваться, сидеть в печенках, вставать с левой ноги, сходить с ума, не находить себе места, терять голову, бередить душу, не чаять души в ком, воспрянуть духом, не верить своим глазам, лезть на стенку.
Глагольные КВ и ФЕ характеризует тема эмоциональной бытийности или эмоциональной каузативности.
По нашему мнению, к этому же разряду стоит причислить и такие КВ и ФЕ, которые содержат или требуют связку быть: было не по себе, вне себя, на взводе, без памяти, на седьмом небе, не в духе.
Адвербиальные КВ и ФЕ похожи на наречия и отвечают на вопрос как?: радоваться сердцем, с тяжелым сердцем, в сердцах, сквозь зубы, под горячую руку, веселыми ногами, с замирающим сердцем и обозначают действие в состоянии возбуждения.
Именные КВ и ФЕ чаще всего номинируют эмоции: весеннее настроение, радужное настроение, присутствие духа, крик души, платоническая любовь, скука смертная, угрызения совести, тоска зеленая.
Адъективные КВ и ФЕ характеризуют, главным образом, внешность какого-либо объекта, находящегося в эмоциональном состоянии: глаза по рублю, чернее тучи, чернее ночи, как в воду опущенный, как громом пораженный.
Следовательно, КВ и ФЕ, несущие семантику эмоциональности, имеют выраженную структуру, определяющую специфику их бытования в тексте и в речи.

Обратим внимание на компонентный состав КВ и ФЕ с элементом эмоциональности.

В данном случае компонент являет собой некую физическую составляющую КВ и ФЕ, т.е. утраченное или подразумеваемое слово: куры не клюют – достаточно, много; короче воробьиного носа – маленький; находить общий язык – прийти к взаимопониманию). Скрытый компонент понимается как значимое преобразованное слово с определенным значением [Жуков, Жуков, 2006].
Нет сомнений, что семантика фразеологизмов определяет их компонентный состав.
Именные составляющие КВ и ФЕ В.П. и А.В. Жуковы типологизируют следующим образом [Жуков, Жуков, 2006]:
1) предметы фразеологизации;
2) явления природы;
3) названия эмоций;
4) предметы быта;
5) область несбыточного.
Большая часть лексических составляющих КВ и ФЕ представлены древнейшим корпусом лексики. «А как известно, чем больше возраст слова в языке, тем шире его семантическая структура, тем больше у него возникает новых значений, следовательно, тем больше у такого слова возможностей образования фразеологических единиц, поскольку возникновение фразеологических единиц связано с развитием полисемии» [Жуков, Жуков, 2006:112].
Наибольшую группу представляют КВ и ФЕ, в структуру которых входят соматические компоненты, т.е. номинации человеческого тела, включая лексему душа. КВ и ФЕ данной структуры представляют собой основной пласт фразеологии с компонентом эмоциональности.
Нередко в КВ и ФЕ этой категории имеет место лексема сердце. КВ и ФЕ с этой лексемой представляю целый список эмоций – положительных и отрицательных. Они образуют, главным образом, следующие структуры:
— сущ. сердце + глагол: сердце лопнуло, сердце разрывается, сердце уходит в пятки, сердце взыграло, сердце кровью обливается, сердце упало, сердце разрывается, сердце ноет и т.п.
— глагол + сущ. сердце: вырвать сердце, разбить сердце, бередить сердце и т.п.
Примеры аналогичных структур:
— душа вопиет, душа болит, душа не на месте, душа наизнанку, душа на небе, душа горит, и т.п.
— дарить душу, убить душу, бередить душу, раздирать душу, выматывать душу, переворачивать душу, плевать в душу и т.п.
Часты случаи, когда лексемы душа/сердце представлены в виде вариантов: душа окаменела, взвешивать душу, душа (сердце) не на месте, раздирать душу (сердце), душа (сердце) переворачивается, бередить душу (сердце)  и т.п.
В обыденном представлении лексемы «душа» и «дух» практически не различаются. При этом мы не наблюдаем вариантов душа/дух в одном КВ или ФЕ. Нередко лексема дух сближается по смыслу с лексемой душа (заморозить душу, похоронить душу, воспрянуть духом, не в духе, падать духом), часто дух восходит к дышать (перехватило дух, дух занимается, дух замирает, дух занимается, дух захватывает).
Лексема кровь также понимается неразрывно с эмоциями: пить кровь, портить себе кровь, смешать кровь, кровь стынет в жилах, кровь играет, портить кровь кому-л. и т. п.
В русском языке лексемы кровь, сердце, дух, душа выступают как эмоциональные символы, потому как тесно связаны с устойчивыми эмоциональными ассоциациями и, несомненно, являются компонентами русской православной этнокультуры. Конечно, в указанных значениях они бытуют исключительно в КВ и ФЕ как некие языковые символы.
КВ и ФЕ, содержащие в своей структуре лексему нервы, ассоциируются со смыслом нервного дискомфорта и напряжения: нервы на пределе, действовать на нервы, мотать нервы, трепать нервы, портить нервы, и т. п.
Другие многочисленные лексемы в составе КВ и ФЕ (уши, бока, волосы, рот, глаза, руки, голова, ноги, кожа, зубы и т. п.) чаще используются для характеристики средств невербальной коммуникации и каких-либо ощущений, в основе которых лежат эмоции: ноги отсохли, хвататься за голову, волосы дыбом, уши горят, всплеснуть руками, глаза на лоб лезут, разводить руками, коленки трясутся и т.п.
На общем фоне нестандартной представляется фраза встать с левой ноги – в нем заключено суеверие по поводу нечистоты всего левого. «Встать с левой ноги – к неудаче на сегодняшний день» [Шанский, Зимин, Филиппов 1987].
В ряде КВ и ФЕ означивается, что эмоция возникла посредством органов чувств: волосы поседели, уши вянут, не верить своим глазам, смотреть во все глаза, глаза бы мои не глядели, не верить своим ушам, резать ухо (уши), резать глаза (глаз).
Существенную подгруппу КВ и ФЕ составляют фразеологизмы, в формальный состав которых входят лексемы, номинирующие явления природы.
Означивание явлений природы содержатся в следующем ряде: молнии в глазах, чернее тучи, туча тучей, мороз по коже подирает, как громом пораженный, готов сквозь землю провалиться, на седьмом небе, как в воду опущенный, душа на небе и т. д.
КВ и ФЕ этой группы нередко включают в свой состав лексемы семантических полей «жар» или «холод», что объясняется единством эмоций и физиологии человека. В таких КВ и ФЕ нередко отражается единство озноба и страха: бросает то в жар, то в холод, мороз по коже подирает; повышение температуры в момент эмоционального возбуждения: бросает (кидает) в жар, гореть в огне и т.п. ФЕ ни жарко ни холодно представляет эмоцию равнодушия.
Лексемыгора и камень означивают тяжелое, некомфортное психологическое состояние: камень лежит на сердце, гора лежит на душе и т.п. Ср. гора с плеч (свалилась), камень с души свалился –отражает ощущение облегчения.
КВ и ФЕ душа на небе и на седьмом небе отражают древнейшие представления о модели мира – на небе находится рай; в фольклоре древних тюрок-кочевников рай находится на седьмом небе.
К языческим славянским верованиям непосредственно относится в русском языке лексема свет илибелый свет. Она имеет плюсовую оценку и совмещает понятия «мир, земля» и «солнечный свет». В более позднее время в православной литературе возникает вариант божий свет. Например: свету белому не рад, невзвидеть света – ощущение крайнего дискомфорта;белый свет не мил – какое-то событие в жизни принесло негативную, доминирующую эмоцию; белый свет с овчинку покажется, свет в рогожку покажется – ощущение крайнего дискомфорта.
Во многих КВ и ФЕ содержатся названия животных и растений: червь сосет, хоть трава не расти, дрожать как (осиновый) лист, смотреть зверем, смотреть волком, хоть волком вой, дрожать как заяц, пес его знает, все трын-трава, дразнить гусей, вот так клюква, нахохлиться как сыч, надуться как индюк, мухи дохнут, как мокрая курица, злой как собака, кошки скребут на душе и т.п.
Еще одну группу КВ и ФЕ образуют единицы с названиями эмоций. Подавляющая часть таких КВ и ФЕ относятся к укоренившимся в языке фразеологизмам: на верху блаженства, в растрепанных чувствах, угрызения совести, тоска зеленая, вламываться в обиду, срывать злость на ком-либо, лопаться от злости, сгорать со стыда, завей горе веревочкой, лопаться от злости, злость берет, не в радость, позеленеть от злости, ноль внимания <фунт презрения>, и т.д. Во многих КВ и ФЕ эмоции олицетворяются: завидки берут, зло берет.
Относительно малочисленную группу составляют КВ и ФЕ с доминирующими существительными: сорваться с тормозов, свет в рогожку покажется, выпрыгнуть из (собственных) штанов, как маслом по сердцу, сидеть как на иголках, хоть под стол залезай, держать себя в узде, лезть в бутылку, как обухом по голове,  подпрыгивать до потолка, хоть в гроб ложись и т.д.
Специфическая семантика прослеживается у лексемы нож в составе КВ и ФЕ: как ножом резануть по сердцу (семантика страдания): как ножом резануть по сердцу, нож острый, нож в сердце.
Существуют КВ и ФЕ, в составе которых содержатся лексемы, связанные с религией и сферой неземного, сверхъестественного: что за черт (дьявол), боже милостивый, леший тебя возьми, черт знает что, черт побери,  боже (ты) мой, черт возьми, смотреть букой, матерь божья (божия)бог его (тебя и т.п.) знает, тьфу ты господи, кой (какой) черт, Христос с тобой, душа на небе, кромешный ад на душе у кого-л., на седьмом небе, бог с тобой, бояться как черт ладана, слава тебе господи, как Христос по сердцу (прошел), слава богу, царица небесная, бес (сатана, дьявол) вселился.
Глагольные компоненты КВ и ФЕ могут входить в разные тематические группы и подгруппы. Их семантика, как и  семантика других лексем, осмысливаются по-разному. Однако вполне возможно выдявить часто наличествующие:
1) «глаголы с семантикой движения по спине (мурашки ползают), подпрыгивать до потолка, как камень слетел с души, сходить с ума, прийти в себя);
2) глаголы, с семантикой погодного явления (глаза разгорелись, сердце тает, кровь кипит);
3) глаголы с семантикой восприятия (под собой ног не чувствовать, находиться на седьмом небе);
4) глаголы с семантикой физического давления (нервы трепать, рвать душу разрывать);
5) глаголы с семантикой эмоциональности (душа поет, вырвать сердце);
6) исключительные глаголы (не чаять души, глаза таращить, духом воспрянуть) и др.» [Волкова, 2005: 44].

1. КВ и ФЕ, презентирующие эмоции радости.

К позитивным эмоциям относятся: чувство удовлетворенной мести удовольствие, злорадство, радость, предвкушение, блаженство, предвкушение, восторг, совесть спокойная, безопасность, уважение, облегчение, уважение, ликование, уверенность, доверие, удовлетворенность собой, восхищение, гордость, самодовольство, симпатия, благодарность, нежность, влюбленность, умиление, любовь.
В КВ и ФЕ поле положительных эмоций представлено лексемами с семантикой бытийности:  на верху блаженства; на седьмом небе; быть в телячьем восторге; скакать от радости; потирать руки; душа (сердце) радуется; душа на небе; на радостях; быть на верху блаженства; точно заново родился; быть без ума; с ума сойти; быть по душе; прийтись по душе; душа (сердце) лежит; вздохнуть свободно; души не чаять; отлегло от сердца; словно гора с плеч; отдохнуть душой; сердце тает; снимать шляпу; потирать руки; сменить гнев на милость; воспрянуть духом; приходить в себя; отвести душу.
2) КВ и ФЕ, представляющие нейтральные эмоции.
В данной группе КВ и ФЕ реализуется следующий эмоциональный ряд:изумление, равнодушие,  удивление, любопытство, созерцание, удивление. Удивление и изумление при этом могут приобретать либо положительную, либо отрицательную окраску. Изумление, интерес, удивление, можно также назвать интеллектуальными эмоциями. Приведем примеры: до лампочки; до фонаря; до фени; ни тепло, ни холодно; не колышет; горя мало; в ус не дует; хоть бы хны; не ведет ухом; хоть бы что; плевать хотел; нет дела; хоть трава не расти; трын-трава;  моя хата с краю; мое дело сторона; мое дело маленькое; после нас хоть потоп; плевать с высокой башни.
Примечательно, что КВ и ФЕ, означающие безразличие, не  выступают как эмоционально и оценочно нейтральные. Так или иначе они выражают эмоцию.
3) КВ и ФЕ, представляющие негативные эмоции.
Негативные эмоции: отвращение, омерзение, неудовольствие, горечь, горе, нетерпение, отчаяние, угрызения совести, тоска, неудовлетворенность, раскаяние, печаль, стыд, уныние, смущение, скука, огорчение, растерянность, разочарование, неуверенность, ревность, тревога, боязнь, ненависть, испуг, презрение, страх, гнев, ярость, ужас, обида, жалость, сожаление, обида, сострадание, досада, обида, возмущение, ярость.
Самая многочисленная группа КВ и ФЕ несет семантическое значение возмущения и гнева, прирастая схожими семантическими разновидностями различного типа и степени окрашенности: ярость, раздражение, возмущение, злость).
Злость и гнев являют собой состояние духа, отрицательное по смыслу, проявляющееся в виде аффективного состояния и побждаемое неожиданным появлением важной преграды на пути удовлетворения чрезвычайно ощутимой потребности.
Примеры: потерять терпение; лопнуть со злости; дойти до белого каленья; полезть на стену; полезть в бутылку; рвать и метать; метать гром и молнию; метать икру; сорваться с тормозов; закусить удила; иметь зуб; зло берет; сердце закипело; кровь ударила в голову; накипело в душе; скрипеть зубами; устроить сцену; в сердцах; сквозь зубы; под горячую руку; подействовать на нервы; портить нервы; портить кровь; вывести из терпения; вывести из себя; разбудить зверя; играть труса; бояться, как огня; бояться, как черт ладана; сердце обрывается; душа в пятках; дрожать, как осиновый лист; небо в овчинку кажется; не сметь рта раскрыть; обливаться холодным потом; мороз по коже пробегает; мурашки бегают по спине; волосы встали дыбом; кровь стынет в жилах; ни жив, ни мертв; лица нету; язык отнялся; наложить в штаны; уйти в кусты, прижать хвост.
Кроме КВ и ФЕ с перечисленными выше значениями, исследователи указывают на группу, имеющую семантику душевной боли, страдания: тянуть за душу; вымотать всю душу; травить душу; раздирать душу; бередить рану; нож в сердце; сердце кровью обливается; сердце разрывается; камень на душе.
 
4) КВ и ФЕ, представляющие неопределенные эмоции.
Для русской культуры важны КВ и ФЕ с неопределенной, диффузной семантикой, означивающие эмоции в самом их размытом виде, оставляя контексту заметное эмоциональное воздействие глубокого содержания КВ и ФЕ.
Примеры: черт возьми!; сердце замирает; слава богу; нечего сказать; батюшки святы; боже ты мой; вот это да!; елки-палки; мамочки мой!; матерь божия!; мать честная!; на тебе!; ничего себе; поди ж ты; с нами крестная сила!; скажи пожалуйста!; ишь ты; царица небесная!; тьфу ты, что такое!
Следовательно, неполная ясность семантического значения возникает практически в любом приведенном примере и затрагивает исключительно похожие по содержанию эмоции (например, раздражение, возмущение, гнев), которые непременно включают в себя схожий знак оценки.
Из сказанного следует вывод о том, что в представленных случаях случаях КВ и ФЕ несут семантикудиффузии, поскольку именно за ними стоит одинаковый денотат — эмоция.
В целом можно заключить, что особенность русского человека состоит также в его беспримерной эмоциональности, экспрессивности, выраженной в КВ и ФЕ. Эта эмоциональность и экспрессивность уживается с его же беспримерной терпимостью, душевной приверженностью к многовековым традициям.
 
Выводы:

1. КВ и фразеологизмы имеют единую природу. КВ служит материалом для фразеологизма. Это, однако, не означает, что любое КВ рано или поздно эволюционирует во фразеологизм. Ежедневно в современной российской культуре возникают сотни КВ. Как правило, большинство из них забываются, и лишь немногие приобретают статус устойчивых выражений. При этом данная устойчивость относительна. Чем дольше держится устойчивое выражение в языке, тем больше у него шансов войти в национальную языковую традицию, стать фразеологизмом.


2. Крылатые выражения (КВ) – это устойчивые, периодически воспроизводимые в речи яркие изречения, происхождение которых может быть известно или неизвестно.


3. КВ и фразеологические единицы (ФЕ) имеют схожую природу. Скорее всего, КВ служат материалом для формирования фразеологизмов. Фразеологизм претерпевает в своем становлении ясную эволюцию: от крылатого слова до собственно фразеологизма.


4. В общем корпус КВ и ФЕ русского языка остается стабильным. Несмотря на обилие ярких высказываний, он пополняется относительно редко. Даже смена лингвокультурной ситуации незначительно влияет на состав данного корпуса.


5. Построить некие критерии прогнозов по поводу того, какая из этих фраз перейдет в категорию КВ, а какая  исчезнет, практически невозможно. Смена лингвокультурной ситуации, какие-либо иные социальные катаклизмы слабо влияют на изменение основного корпуса КВ.


6. С определенной долей условности можно утверждать, что корпус КВ и ФЕ в русском языке обновляется на 30% в 100 лет. Это показывает материал XX и начала XXI веков. Скорее всего, в более ранние временные периоды такое обновление шло медленнее. Ускорению процесса в XX способствовало развитие средств коммуникации, СМИ, развитие институтов свободы слова. При этом характерно, что обновление корпуса КВ и ФЕ слабо зависит от факторов социокультурных потрясений. В патовых лингвокультурных ситуациях обновляется лексика, но не корпус КВ. Обновление последнего, напротив, происходит в относительно спокойные времена. Так, нами выявлены две основные волны обновления корпуса КВ в современном русском языке. Это 70-е – начало 80-х годов XX века и вторая половина нулевых годов по середину 10-х годов XXI века. Обновлению корпуса КВ в русском языке способствуют годы относительной материальной и политической стабильности.


7. Советский период русской истории существенно обновил культурную семиосферу корпуса русских КВ и ФЕ, добавив в него КВ и ФЕ на темы образования, медицины, промышленного производства. Нельзя сказать, что в сознании русского человека традиционная и советская семиосферы существенно противоречили друг другу. Так или иначе КВ и ФЕ отражали приоритеты коллективизма и общественного производства.


8. Фразеологический портрет русского человека не был бы полон без описания еще одной его стороны. Русский человек — это человек эмоциональный. Соответственно, семиосфера эмоций занимает важное место в корпусе КВ и ФЕ.

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Глава II. Корпус русских крылатых выражений на фоне вьетнамской лингвокультуры.
2.1. Языковая картина мира как базовый фактор корпуса русских крылатых выражений.
Ментальность народа представляет собой разветвленную систему главных значений, смыслов и ценностей этого народа, совмещенных со значительными периферическими структурами. Последние представлены социально-психолгическими, экономическими, политическими, правовыми, коммуникативными, языковыми, дискурсивными, бытовыми и иными характеристиками жизни народа [Андреев, 2000; Дубов, 1993; Гершунский, 1999; Южалина, 2003].
Терминологически ментальность народа представляется по-разному. Удачным терминологическим подходом выступает идея о том, что базовым компонентом ментальности народа выступает архетип [Юнг, 2009; Юнг, 1994]. А.В.Лубский полагает, что концепция культурных архетипов основывается на идеях К.Юнга, культурно-исторической теории Л.С.Выготского, а также на представлениях о культуре и ценностно-символической системе жизнедеятельности людей [Лубский, 1998].  Кроме того, можно обратить внимание и на основные положения архетипической психологии Д.Хиллмана, который полагал, что нет фиксированных архетипов, но есть «плод фантазии коллективного бессознательного» [Хиллман, 2006: 21].
К.Юнг отмечал, что архетипы представляют собой свернутую форму древних мифов о героях того или иного народа. К.Юнг выявил сто пятнадцать таких базовых мифов, т.е. сюжетов, на основе которых формировались народные эпические сказания [Юнг, 2009]. К.Юнг предполагал, что архетипы коррелируют с основными потребностями, эмоциями, стереотипами восприятия, мышления и поведения, каковые являются постоянными величинами. Именно поэтому они почти не изменяются с течением времени.
В отличие от общекультурного архетипа, языковой архетип сориентирован на устойчивые формы речи – ФЕ и КВ.
Любая лингвокультура отличается уникальной собственной картиной мира, сообразно которой человек выстраивает смыслы, заложенные в предложения и текст. Таким образом, проявляется сугубо этническое понимание окружающего мира, отраженное и закрепленное в языке [Алефиренко, 2012].
В данном случае язык можно рассматривать как главный инструмент отражения опыта и знаний человека об окружающем мире. Интерпретируя в процессе деятельности и познания окружающую действительность, носитель языка фиксирует итоги познания в лексике и устойчивых выражениях. Сумма таких знаний, существующих в языковой форме, являет своим наличием то, что в научных теориях означивается как скрытый языковой мир, или «лингвистическая репрезентация мира», или «языковая модель мира», или «языковая картина мира» [Сабитова, 2013: 31-32]. По причине преимущественной распространенности термина «языковая картина мира», мы будем использовать именно его.
В науке понимание термина «языковая картина мира» опирается на разработки В.Гумбольдта и его последователей, касаемые так называемой внутренней формы языка, к гипотезе лингвистической относительности, или лингвистического детерминизма Э.Сепира и Б.Уорфа, главными позициями которой выступают следующие: язык определяет параметры понимания мира его носителями, а также механизмы познания окружающей действительности. Иными словами, язык первичен в отношении мышления [Кутьева, 2011].
Первым лингвистом, обратившим внимание на связь языка и мышления, был В.Гумбольдт. Немецкий ученый отмечал, что «различные языки являются для нации органами их оригинального мышления и восприятия» Он отмечал, что «различные языки являются для нации органами их оригинального мышления и восприятия» [Гумбольдт 1985: 324].
Гумбольдт рассматривал язык в виде промежуточного мира между мышлением и действительностью, указывая, что язык отражает специфику национального видения мира. Гумбольдт подчеркивает разницу между промежуточным миром и картиной мира. Как таковой промежуточный, по Гумбольдту, мир представляет собой статичный продукт языковой деятельности, который диктует понимание человеком окружающего мира. Духовный объект или понятие являются инструментом такого понимания.
Таким образом, по В.Гумбольдту, картиной мира является динамичная сущность, которая корректируется в зависимости от движений в национальной культуре. Она же меняется под воздействием языковых вмешательств в культуру.
По Гумбольдту, единицей картины мира выступает речевой акт. Единицей ее является речевой акт. Язык, в свою очередь, образует мысль. Ему принадлежит ведущая роль «в становлении и национальной культуры в целом, и в становлении отдельной человеческой личности» [Гумбольдт 1985: 324].
Языковая картина мира в виде термина впервые был использован немецким лингвистом Л.Вайсбергером, который подчеркивал роль языка в мышлении и практической деятельности носителей языка. В этом смысле язык выступает как деятельность, а не как продукт деятельности [Гумбольдт, 1984: 70].
Развивая данное положение, немецкий исследователь Л.Вайсгербер разработал так называемый энергейтический метод изучения языка. Это, в свою очередь, дает возможность нахождения в языке той силы, при помощи которой он действует на практическую деятельность человека. Такой метод изучения языка диктует разработку явления языкового воздействия. По Вайсгерберу, в конечном итоге языковая картина мира влияет на понимание окружающего мира, формируя новую, скорректированную картину мира [Вайсбергер, 2004].
Идеям Вайсбергера близка гипотеза лингвистической относительности Сепира-Уорфа, однако главным научным источником его трудов были исследования В.Гумбольдта о внутренней форме языка. Важным шагом на пути к гипотезе лингвистической относительности явилось открытие явления  идеоэтнической специфики того или иного языка в сфере вербализации, то есть в сфере, в которой различные языки обуславливают окружающий мир в зависимости от этнического ракурса.
Другим существенным шагом на пути к гипотезе лингвистической относительности явилась идея о том, что каждый национальный язык определяет вектор мышления. Э.Сепир писал: «Мы видим, слышим и вообще воспринимаем мир именно так, а не иначе, главным образом благодаря тому, что наш выбор при его интерпретации предполагается языковыми привычками нашего общества» [Сепир , 1993: 104].
Б.Уорф переформулировал гипотезу лингвистической относительности. По Уорфу, «мы расчленяем природу в направлении, подсказанным нашим родным языком» [Уорф, 1960: 44]. В более определенно виде это может звучать иначе: «Мы расчленяем мир, организуем его в понятия и распределяем значения так, а не иначе, в основном потому, что мы – участники соглашения, предписывающего подобную систематизацию. Это соглашение имеет силу для определенного речевого коллектива и закреплено в системе моделей нашего языка» [Уорф, 1960: 45].
Ю. Д. Апресян писал о том, что изучение языковой картины мира производится в двух направлениях. Прежде всего, изучаются концепты языка, т.е. стереотипы языкового общекультурного сознания (например, сугубо русские концепты
авось,
даль,
судьба,
воля, поле,
удаль,
судьба,
душа,
тоска.
Кроме того, картина мира презентует особые коннотации неспецифических концептов. Это, например, символика обозначений цвета в различных культурах. Кроме того, осуществляются поиск и реконструкция донаучного взгляда на окружающий мир. Внимание сосредотачивается исключительно на целостности языковой картины мира. В настоящее время лингвистическую науку интересует именно данный подход. В этой связи Ю.Д.Апресян вывел следующие положения данного подхода [Апресян, 2006: 136-137]:
— Любой естественный язык репрезентирует конкретный способ концептуализации мира. Возникающие в нем значения суммируются в стройную и логичную этническую систему взглядов, в систему связанных между собой концептов, своеобразную этническую философию, которая является отличительным признаком мышления всех носителей данного конкретного языка. В свое время значения грамматические были противопоставлены лексическим, поскольку требовали непременного выражения, при этом неважно, существенны они для существования конкретного человеческого сообщества или нет. В прошедшие три десятилетия обнаружено, что фрагменты значений лексики также выражаются в необходимом следовании.
— Способ выражения обобщенного этнического взгляда на мир, присущий языку, по преимуществу универсален, но и одновременно специфичен. Носители разных языков могут иметь нюансы во взглядах на одни и те же вещи.
— Одновременно любой способ концептуализации мира всегда будет отличаться от общепринятых воззрений в сторону наивности этой концептуализации. Здесь стоит учитывать, что навность в концептуализации мира не означает примитивности. Скорее, это выраженная национальная специфика. Так, наивное понимание внутреннего мира человека выражает опыт многих поколений людей, живших в данном конкретном обществе. Любые изменения в специфике такой концептуализации непременно вызовут у соплеменников непонимание.
— Характерно, что наивная картина мира подвергается типологизации. Так, в ней выделяется не только наивная геометрия, но и наивная физика пространства, свое понимание исторического времени, наивная этика, наивная психология. Все это служит той самой спецификой, которая ложится в основу национально выраженных КВ. Например, возможно вывести представление о русской наивной языковой картины из следующих пар слов:
хвалить ихвалиться, 
жаловаться и ябедничать
хвалить и льстить, 
обещать и сулить, 
смеяться (над кем-либо) и глумиться,
слушать и подслушивать, 
свидетель и соглядатай, 
любознательность и любопытство, 
предупредительный и подобострастный, 
смотреть и  подсматривать, 
гордиться и кичиться, 
добиваться  и домогаться, 
критиковать и чернить, 
распоряжаться и помыкать,
показывать и рисоваться. 
  Многие из подобных двойных смыслов составляют основу КВ:
Нельзя узкокорыстные цели ставить во главу угла;
Нельзя лезть в жизнь людей;
Нельзя унижать достоинство людей;
Нельзя забывать о чести и достоинстве;
Нехорошо преувеличивать свои достоинства и чужие недостатки.
Понятно, что подобного рода заповеди служат известными прописными истинами. Но интересно, что закрепляются эти истины во вторых словах в парах:
Воровать грешно;
Подсматривание омерзительно;
Унижая других, унижаешь себя;
Унизительно гнуться перед ничтожеством;
Задирая нос, нередко падаешь в грязь.
В подобных КВ наблюдается проявление фрагментов наивной национальной картины мира. И хотя на первый взгляд представленные КВ отражают универсальные ценности, в русской наивной картине мира они звучат со всей прямолинейностью, что не характерно, например, для китайской наивной картины мира.
Сделаем некоторые выводы.
Понимание языковой картины мира, просматривающейся в КВ, вбирает в себя идеи о том, что, прежде всего, любая картина мира, видимая в КВ, отличается от научной. Здесь употребителен термин «наивная картин мира». Более того, любой развитый язык представляет собственную картину мира. В соответствии с двумя названными параметрами данного понятия, изучение языковой картины мира проводиттся в двух направлениях. Прежде всего делается построение цельной системы понимания мира, имеющейся в данном языке, независимо от того, служит ли таковая для этого языка универсальной или специфичной.
Также происходит модернизация производится реконструкция целостной системы понятий о мире, присутствующей в конкретном языке, и неважно, служит ли она для данного конкретного языка универсальной или специфичной. Происходит модернизация на основе комплексного анализа корпуса лексики данного языка.
В направлении иного вектора проводятся изыскания в сфере важнейших (лингвоспецифических) для конкретного языка концептов, несущих два свойства: для конкретной культуры они служат ключевыми (т.е. дают ответы для адекватности ее восприятия), но в одновременно интересующие слова в рамках КВ сложно переводятся на другие языки:  элемент перевода либо вовсе отсутствует, либо таковой в принципе наличествует, однако не имет в своем составе именно тех составляющих значения, каковые служат для конкретного слова особенными. В российской семантике существует направление, объединяющее эти два подхода. Главной задачей этого направления служит реконструкция русской национальной языковой картины мира на основе сложного (семиотического, культурологического, лингвистического)  анализа важнейших концептов русского языка в составе КВ, обладающих выраженной лингвистической спецификой.
Возможно выявить главные черты языковой картины мира: идеоматическую картину мира, фразеологическую картину мира, лексическую картину мира, которая, собственно, и служит непосредственным объектом нашего исследования.
Как отмечает Е.В. Иванова, к изучению языковой картины мира возможно приступить с разных позиций:
— Возможно поставить цель исследования КВ как ряда элементов концептуализированного мира, закрепленного в значении языковых знаков, подчеркивая этническую специфичность, равно как и общие для большинства народов параметры понимания мира.
— Возможно изучать свойственные прежде всего данному языковому социуму концепты, т.е. концепты, важнейшие для данного социума [Иванова, 2004].
В нашем исследовании мы постараемся использовать первый подход, поскольку ставим цель описать важнейшие фрагменты означивания мира в КВ, помятуя при этом об универсальных чертах КВ русского и вьетнамского языков, так и на национальную специфичность русских КВ относительно вьетнамских аналогов.
До того, как заняться анализом главных параметров русской языковой картины мира, просматриваемой в фонде КВ, следует коротко обратить внимание на его источники.
На корпус русских КВ важное влияние оказали латинские и греческие корпуса КВ и ФЕ. После крещения Руси в обиходе русских людей появились переводные греческие фолианты. Также в формировании фонда КВ важную роль сыграли различные аналогии и сводные рукописи, включающие КВ известных деятелей античности:
авгиевы конюшни,
сделать Пегаса,
бочка Данаид,
век Астреи,
поклонение Бахусу,
Геркулес на распутье,
объятия Морфея и т.п.
Переводные КВ, заимствованные русским языком из иных языков, например, из немецкого и французского. В корпусе КВ тоже имеются, выражения типа:
Без музыки жизнь была бы ошибкой,
Белокурая бестия,
Переоценка ценностей,
Проходить красной нитью,
Кинжал в сердце,
Мавр сделал свое дело – мавр может уходить,
Через мой труп,
Труд создал человека,
Вещь в себе,
Новая метла по-новому метет,
являются заимствованиями из немецкого, из высказываний немецких политических деятелей, философов, писателей [Севастьянова, 2018]. Многие русские КВ связаны с материалом из различных славянских языков, особенно из восточнославянских.
Заимствованы русским языком КВ и из татарского языка:
В одном котле головы двух баранов не уместятся;
Кто вкусил горечь и сладость, знает знает, что такое горькое, а что такое сладкое;
Алмаз даже в грязи останется алмазом;
Если станешь мягким – раздавят, если будешь злым — повесят;
Узнаешь немало, если будешь вести себя тихо;
Надо иметь смелость, чтобы вернуться  с полпути;
Душа спокойна, когда голова не занята;
И красавице ум не помешает;
Коли за едой не насытился, подбирая крохи не наешься;
Утка не бедет плакать, если случится потоп;
Надежда есть тогда, когда есть душа;
Ключ возможно подобрать к любому замку;
Родники такие, какая земля;
Бич шайтана – злая жена.
Привычка, вошедшая в характер с молоком, выйдет  вместе е с душой;
На формирование корпуса русских КВ важное воздействие оказал «Домострой», являющийся известным произведением русской литературы XVI века. Это собрание правил, правовых наставлений и советов по всем векторам жизни народа, включая семейные, хозяйственные, общественные и религиозные проблемы. Примечательно, что сборник содержит басни и афоризмы:
Собака выть не будет, если умрет бездетный;
Если тебе в жизни не с кем поговрить, после смерти тебя оплакивать не булут;
Одинокий человек всегда горюет;
Человеку нельзя ходить холостым.
Представляемые различными языками картины мира во многом схожи друг с другом, а во многом — различны. Прежде всего разница в языковых картинах мира проявляет себя себя в необычных словах и выражениях, часто сложных для перевода на иные языки. Такие слова и выражения таятт в себе особенные для конкретного языка концепты.
Анализ КВ позволяет выявить важные характеристики русского менталитета. К ряду важнейших черт русского народа относится его непривычная для других этносов доброта, усиливающаяся постоянными исканиями добра. Данная чериа русского народа тесно связана с православной религиенй и религиозностью русского народа. Она проявляется в отсутствии злой памяти:
Помеить зло – дело дьявольское, а гневаться – человеческое;
Кто зло помнит, тому тяжело жить;
Человек живет жалостью.
Незлобливость русского нарола восходит к его настроенности на С жалостливость:
Можно замахнуться, но бить нельзя;
Гнев и милость соседствуют
 и стремление жертвовать:
Лучше терпеть гонения, нежели гнать других;
Лучше терпеть мучения, чем других мучить.
Ясное различение добра и зла, принципиальная оценка нравов и поступков людей, постоянный поиск совершенства и добра – характерная черта русского человека. В русском языке данная черта русского человека нашла выражение в крайне хвалебной эмоциональной оценке в КВ человеческой доброты:
Сердце доброго человека – золотое сердце;
Боз злому человеку не помощник;
;
Доброму добрая память.
КВ, говорящие о зле и злых людях, характеризуются особо выраженной эмоциональностью:
В сердце – перец, в душе – чеснок;
Сердце, как камень;
В сердце злом душа томится;
Змея кусается от злобы, а не от голода;
От лихого человека доброго слова;
Когда душа черна, ее мылом не отмоешь;
Сатана его родил.
Настрой русского человека на отзывчивость и добросердечие дали возможность закрепиться в национальной культуре православию. Православие в существенной степени развивало и закрепляло данные черты. Столетиями этническое сознание русских людей восходило к православной культуре. Именно из православия проистекала сугубо русское стремление к доброте и религиозности:
Божьего суда миновать нельзя;
Во время поста следует думать о духе, а не о брюхе;
К богу приходим с печалью, а он к нам с милостью;
В церкви спасение;
Судом божьим, ане разумом нашим;
Душа живет в Боге;
Бог нас хранит, когда мы храним веру;
Свет в храме от свечи, а в душе от молитвы.
В русском языке в виде КВ широкое отражение нашло православие. Одно из главных понятий православия – душа. По версии православия, душа человека не погибает после его смерти. Она попадает либо в рай, либо в ад. Куда поподет душа после смерти человека зависит от той жихни, которую вел человек. Отсюда проистекают следующие КВ:
Душа бессмертна;
Нет лишних душ на свете;
Душа невиновная непричастна греху;
Что дает человеку смерть? Избавление от страдания;
После сметри с собой возьмешь то, что у тебя на душе.
Акт спасения души в православии связан со стремлением попасть в божие царство, т.е. получить спасение от нестерпимых мук в аду. Русский человек опасается брать на душу грех, дабы миновать расплаты на том свете. В КВ
Попадет твоя душа в рай, вспомни и обо мне
Выражено восприятие рая, где вечно блаженствующие души праведников поселяются навсегда. Православие воспитало в русских людях терпимость и смирение:
Хочешь угодить Богу, смирись, не перечь никому — угодишь Богу, получишь его благословение;
Духом смиренных бережет Господь;
Аще обрящеши кротость, одолееши мудрость;
В смиренье тихо, а в несмиренье – лихо;
Терпенье — лучше спасенья.
Д. С. Лихачев писал о том, что «приход к крайностям» есть специфика, являющая «несчастье русских» [Лихачев, 1973: 76]. В православии данная черта видится в том, что народ не берет на себя ответственности за собственную жизнь, равно как и за все остальные происходящие события. Всю ответственность русский человек возлагает на Бога:
Не нашим ухищрением, а Божьим соизволением;
Бог и накормит, Бог и накажет;
Будет день, будет и пища;
Бог терпит, но бьет больно;
Бог все знает: что нужно делать, а что нет;
Нередко образ Бога заменяется в народном сознании образами судьбы и рока:
Бойся не бойся, а судьбы не миновать;
От рока уйти нельзя;
В нашем деле человек нам не помешает;
Человек предполагает, а судьба располагает;
От судьбы не уйдешь;
Тень и судьба с нами всюду;
Быть делам нашим так, как написал дьяк;
Судьба ноги и руки скрутит.
Данные примеры свидетельствуют о скромности как черте русского национального сознания, его склонности к покорности фатализму. Принято считать, что именно из такого стремления происходит приверженность русского человека к патернализму:
Без царя русская земля мертва;
Без государя — Русь вдова;
Без царя страна сиротствует;
Бог на небесах, госудцарь – на грешной земле;
Перед государем секрета не утаишь;
Царь – голова, народ — руки;
Власть царя – от Бога;
Царь и пожалует, царь и помилует;
Царь-зелье. Царь-колокол. Царь-пушка. Царь-девица. Царьград;
И страшно, и грозно, а без царя никак.
Традиционно русское общество в своих надеждах обращается к царю и его власти, каковая определяет всю жизнь в стране. Русский человек ждет указаний от центральной власти, всемерно доверяя ей:
Богу, как и власти, следует подчиняться;
Повиновение – путь к власти;
Не знаешь, что делать, помолись;
Гнев может укротить покорность;
Покориться – равно Богу молиться;
Общество сильно атаманом;
Бог знает, кому власть давать;
Без крепкой перевязи и веник рассыплется;
Молитва, пост, послушание – равны.
Русская ментальность основана на приципе коллективизма, осознания причастности к роду, стране, народу. Такая сопричастность культивировалась в русском народе веками, она закреплена в основах православия, в принципах существования крестьянской общины и рабочей артели:
Обществу преград нет;
Что человеку тяжело, коллективу легко;
Без коллектива нет жизни;
Человек человеком держится, как дерево камнем;
Дружба важнее денег;
В тесноте, да не в  обиде;
Теснота дружбе не помеха.
Характерным фактором русской ментальности выступает эмоциональная напряженность проявляемых чувств. Их выражение нередко приобреьает крайние формы. Все это выражается в яркости языковых приемов, используемых для показа различных сторон эмоциональности. К подобного рода приемам можно отнести КВ срядо составляющих – это сердце и  душа:
Злоба губит человека;
Несдержанность в выражениях иссушает;
Пламя, идущее из сердца, всего человека сжигает;
Сердце страдает от ревности;
Нож режет тело, злое слово – душу;
Переживания человека рождает чрезвычайно сильное выражение эмоций:
рвануть рубаху;
кусать локоток;
ломать пальцы.
Единицы русского фонда КВ представляют чрезмерную духвность русского этнического менталитета. В русской ментальности материальные ценности всегда отходили в тень по сравнению с ценностями духовными. Нравственное измерение жизни человека служило важнейшим оценочным фактором. В быту русского человека это отражалось в отношении к универсалиям труда, правды, воровства. Существенное число КВ посвящено теме правды:
Ложь – это мертвая правда;
Похвальна правда, не скрывающая лжи;
Постоянно лгать невозможно, правда всегда сделает свое доброе дело. 
Поиск правды в России всегда было универсальным действием, зачастую становившимся смыслом существования человека:
Бог и божьи люди – всегда выступают за правду;
Кто правду познает, того наградит Бог;
Плюнуть в лицо — подвиг, а говорить правду в лицо – геройство;
Правда шутки не любит;
За правду и умереть не грех;
Правда – свет разума;
Мир правдой держится;
Даже солнце не светлее правды.
Следует сказать, что корпус КВ в русском языке характеризуется наличием единиц, провоцирующих человека на ложь. Однако, это оправдание лжи восходит к богатому практическому жизненному опыту:
Правдой ничего не наживешь;
Ложь по уму лучше правды по глупости;
Молчи о правде, покажешься умным;
Нередко ложь спасает жизнь;
Любому правда мла, да не каждый за нее выступит;
Выскажешь правду, потеряешь друга;
Он на Камчатке за правду-матку;
Не любая правда семью хранит;
Не будешь говорить правды, не наживешь врагом;
С ложью жить противно, с правдой — тяжело;
С правдой дплеко не уйдешь.
Не меньшее значение в русской картине мира играет универсалия любви. Именно она противостоит воровству и особенно –казнокрадству:
Выгоднее спросить, чем украсть;
Человек умирает, рождается вор;
Вором не рождаются, вора бес рождает;
Чужое брать не лучше, чем по миру собирать;
Воровство богатства не дает, оно дает каторгу;
Не бери с чужого двора, вором не назовут;
Вор не бывает богат.
Воровство – не ремесло.
В различного рода гуманитарных (обобенно зарубежных) исследованиях в последние годы проводится идея того, что русскому народу свойственны такие отрицательные качества, неумение и нежелание работать, лень, недоговороспособность, необязательность, расхлябанность, стремление жить, не работая:
Не ругай соседа, если спишь до обеда;
Двое с сошкой, семеро с ложкой;
Лентяю сплошь суббота;
Кто-то пашет, а кто-то руками машет;
Лентяю всегда солнце не в пору встает;
У лентяя хребет не болит;
Шалопай да лентяй родные братья;
У лентяя что на столе, о и под столом — ничего.
Вместе с тем, анализ корпуса КВ говорит о том, что подавляющее количество КВ отражают истинную приврженность русского народа к труду и людям труда:
Работа горит, как огонь;
Дело мастера боится;
Засучив рукава;
В поте лица;
Терпение и труд все перетрут;
Молись богу, да трудись;
Умирай, а землю без пахаты не оставляй;
Кто пашет, тот голодать не будет;
Много работы – трудно, совсем нет работы – еще туднее;
Не разбив яйца, не приготовишь яичницу;
Кто работает в поте лица, тот ест от пуза;
Лень гуит, а труд кормит.
Многие  КВ отражает отрицательное отношение русского народа к безделию и лени:
Лень: привычка отдыхать перед усталостью;
Язык лентяя неутомим;
Кто не работает, тот чаще болеет;
Ничего не делая, люди учатся делать дурное;
Апатия и лень — истинное замерзание души и тела;
Завтра, завтра, не сегодня — говорят ленивцы;
Безделье — счастье детей и несчастье стариков;
От лени многие болезни происходят;
Кто поздно встает, тому бог не подает.
В данных КВ отражен взгляд русского человека на безделие и лень – крайне значительные социальные пороки. При этом, конечно, среди русских людей встречаются и лентяи. Об этом свидетельствуют следующие КВ:
Лень – мать воровства и голода;
Кто работает, тому бог даст много дней жизни;
Когда бог дает работу, не перебей охоту;
Кто пахать умеет, тот мозолей не набьет.
Следовательно, на основании анализа КВ русского языка возможно сделать вывод о том, что ментальности русского человека свойственно отношение к труду как к высоко нравственному действию.
При этом неплохо выражают мировоззрение русского человека КВ с элементом авось. По содержанию толковых словарей русского языка, авось значит вполне может быть, возможно. В свою очередь на авось означаетнадежду на некий возможный шанс [Ожегов, Шведова, 1999]. Одновременно авось содержательно большее, нежели некая возможность. Слово авось отражает сугубо русский традиционный стиль мыслить. О роли, которую авось представляет в культуре русского народа, говорит огромное количество КВ и ФЕ:
Авось каждый любит;
Вновь поедем – авось приедем;
Русское авось с дерева не сорвалось;
Авось, да небось – все, что у нас есть;
Будем живы, авось не помрем;
Авось и в наш дом солнышко взойдет;
Доавоськался, авоська;
Авось и на рыбалке сгодится;
Авось кривая вывезет;
На авось не надейся;
Русский авосем крепок;
Надейся на авось, пока не сорвалось;
Бог и авось на одной стороне.
Важной чертой русского характера является гостеприимство. В словаре В. И. Даля читаем:
Гостям всегда рады;
Гостю красное место;
Хлеб-соль, гости дорогие..
Традиционные КВ и ФЕ говорятт о  правилах поведения хозяина дома в отношению его гостей:
Гостя бог дает;
Дом без гостей мертв;
Хороший гость – радость для хозяина;
Доброму гостю хозяин последнего барана зарежет;
Все, что в печи, — на стол мечи;
Гость рад приему – честь для хозяина;
Гость рано ушел, его плохо приняли.
Существуют русские традиционные правила этикета по приему дорогого гостя:
Гостя едой и выпивкой не неволь;
Сначала накорми, а потом спроси;
Будь гостб рад;
Плохая беседа без соли и хлеба.
Правила регулируют и поведение гостя:
Хозяин приглашает, не заставляй его упрашивать;
Гостить надо так, чтобы вновь в гости позвали;
Дома, как знаешь, но в гостях, как положено;
В чужом доме порядки не осуждай;
Ешь, чем хозяин подчует;
В гости после третьего приглашения идут;
Важнейшей чертой русского народа является преданность родной земле. Отсюда следует патриотизм русского народа:
Родина там, где пупок зарыт;
Всякой птище родное гнездо мило;
Без Родины человек – сирота;
Не бывает земли без сыновей;
Родина словно мать, заграница словно ачеха;
На чужбине теплее, на Родине светлее.
Существенное место в корпусе КВ и ФЕ русского языка занимают единицы  с семантикой войны:
Либо человечество покончит с войной, либо война покончит с человечеситвом;
Я жду тебя, воин-освободитель;
Первым делом —  самолеты;
Когда сержанты начинают задумываться, армия гибнет;
Чтобы разжечь войну, достаточно одной жизни, а чтобы остановить – нужны миллионы жизней;
В  войне чаще побеждает не тот, кто сильнее, а тот – кому нужнее;
Шаг вперед – приближение победы;
Дальше в лес, страшнее для СС;
В качестве вывода отметим, что анализ фонда КВ русского языка, означивающего поговорочно-пословичную картину русского мира, показал важнейшие параметры имплицитной сферы русского менталитета и некоторые главные черты русского этнического характера: милосердие, доброту, религиозность, духовность, отзывчивость, эмоциональность, коллективизм, трудолюбие, правдолюбие, гостеприимство, патриотизм, вместе с тем — фатализм и пассивность.
 
2.2. Реализация корпуса крылатых выражений в русской языковой культуре.
Современная антропология придерживается того мнения, что основы этнической культуры лежат в сфере коллективного бессознательного, которые понимаются как средоточие национального опыта. Это устойчивые представления о цивилизационных основах — «о добре и зле, высоком и низком, истинном и ложном» [Юнг, 2003: 88]. Наука исходит из того, что коллективное бессознательное являет собой обширный символический универсум, относительно ограниченную систему символов, где вместо знаков просматриваются образы. Главный механизм в данном случае заключается в том, что личность общается с окружающим миром опосредованно, а через систему промежуточных символов.
Представления коллектива, воспроизводясь из одного поколения в другое, преобразуются в живую реальность, закрепляются в языке. Представления коллектива не всегда подчиняются закономерностям логического мышления, они нередко алогичны. Они воспринимаются в как данность в корпусе устойчивых выражений. Восприятие же устойчивых выражений собственного языка не предполагает раздумий над этим языком, какой-то этимологизации, оно автоматизировано, существует на подсознательном уровне.
Религиозная база культуры русского народа выявляется без особого труда. Вспомним, что совсем недавно поиск сакральных основ русской культуры могли показаться ненужными, во многом устаревшими  и даже вредными. Более того, исследования в сфере выстраивания такой темы влекло за собой немалые последствия и было связано с идеологическими табу. В наши дни исследователи возвращаются к проблеме сакральности устойчивых языковых форм, пытаясь выявить ее истоки. Как отмечал В.Топоров, как таковая святость древнее самого христианства, а также любых периодов сложения русского языка и русской культуры. В традициях древнейших индоевропейцев это понятие означало «возвращение, набухание, вспухание, то есть увеличение объема» [Топоров, 1999: 241].
В период язычества в культуре Руси понятие святость понималось как своего рода итог особой сакральной жизненной силы плодородия. В традициях славян религиозными рассматривались концепты плодородия вегетации: роща, жито, святое дерево, колос; плодородия животных:  скот, святая пчела, корова; важнейшие пространственные ориентиры: поле, святая гора, река; важнейшие временные ориентиры: праздник, святой день, неделя; сакральные стихии: святая вода, святой огонь; параметры национальной Ойкумены, персонифицируемые чаще всего в образе родителей: Отец-Небо, Мать-Земля. Именно на основе этих образов формировался корпус системообразующих ФЕ, в основе которых лежали яркие, запоминающиеся КВ:
Бедная земля, все наши тени падают на нее;
Земля во все времена означала для человека матерью;
Пчела кормит и являет собой пример трудолюбия;
Вода – сокровище природы;
Воде дана волшебная власть стать соком жизни на земле.
Традиция Древней Руси несет сакральный аспект: время и пространство здесь священны в своих особо значимых параметрах, символизируя мир святости (чуть позже — Русь Святую), где смысл существования человека и его идеал — святость. Этим во многом объясняются многие имена славян — Святополк, Святослав, Святомир. Что может означать такая сакральность древнерусского наследия в языческий период? Каким образом в данный сакральный контекст вписывается тема всеобщего мирового зла?
Существует корпус КВ, где проявляется столкновение Правды и Кривды, означивающих мировое Добро и Зло. Читаем следующие КВ, где образно и эмоционально описаны данные концепты:
Кривда Правду всегда побеждает;
Правда Пошла на небеса;
А Кривда идет по всей земле;
От Кривды стал народ неправильный.
В культуре России популярна тема апокалипсиса, конца света, что приобретает своеобразные интерпретации. Так, русский народный апокалипсис означивает победу Кривды:
Когда Кривда побелит, Тьма покроет весь свет.
Общенародное устремление распространить святость на весь мир, мечта установить царство всеобъемлющей правды на земле, в сознании народа часто заканчиваются трагически: в мире опять торжествует Кривда. Сакральность преобразуется в собственную противоположность —наблюдается явление десакрализации. Известно, что тема борьбы добра и зла является отличительной чертой мировоззрения любого народа. В русском же сознании такое противопоставление всегда радикально, доведено до крайних логических пределов:
На небе Правда, На земле Кривда.
Именно по изложенным причинам стоит согласиться с В.Н.Топоровым, который писал, что традиция Древней Руси гиперсакральна, при этом нужно подчеркнуть, что второй стороной данного процесса служит десакрализация [Топоров, 1999: 246]. Поэтому, с одной стороны:
• любые сущности несут оттенок священного, т.е. они не могут быть полностью подвластны началу зла. А если зло распространилось на них, то всегда возможно  возвращение к исходному состоянию чистоты, целостности, нетронутости злом;
• на земле наличествует одна универсальная задача, суть которой сводится к установлению царства святости и правды для отдельного человека, народа и всего человечества;
• крайне важна надежда русского народа на то, что состояние святости сильно может быть рядом или недалеко в пространстве и времени, а может настать прямо сейчас;
Одновременно, если примирение с чем-то меньшим невозможно, то неминуемо последует инверсия, предполагающая нахождение мира в состоянии зла. Тогда зло торжествует на земле. Примерно такую ситуацию описывал в своем КВ Н.Бердяев:
Русь, имевшая своей предельной мечтой святость, имела и оборотную сторону, сторону звериную; русский человек стремится к святости, но он же стремится и к греху.
Помятуя об отмеченном Бердяевым противоречии, закономерно поставить вопросы о том, каким образом народная традиция примиряет крайности в русском национальном сознании? Каков же он, истинный архетип русского сознания?
Здесь уместно будет вспомнить, что в языческой народной традиции одним из наиболее популярных символов жизни выступает яйцо [Василенко. 1996]:
Настоящий орел сумеет вылупиться из куриного яйца;
Петух хорошо кукарекает, но яйца несет курица;
Пасхальное яйцо – символ русской веры.
Важнейшей частью весенней народной обрядности, начиная с сожжения чучела, до пасхи и праздника сева, выступали раскрашенный яйца, или как их называли на Руси, — писанки. Именно писанки являлись частью обязательной заклинательной весенней обрядности. Все это имело важный космогонический смысл, отражавшийся в декоре писанок. Яйцо, выступавшее как часть весеннего ритуала, изображало целостность мира, со всеми земными и небесными подструктурами.
Характерно, что в русском духовном стихе зарождение Вселенной связано с мотивом треснувшего яйца:
Из яйца, из части нижней
Вышла мать-сыра земля…
                                   [Духовные стихи, 2007: 115]
Восточнославянские писанки предельно ясно представляют русское архаичное видение Вселенной: как правило, при росписи яйца, в нижней части изображаются символы земли, символы поля с прорастающей пшеницей; после изображается море-океан, омывающий землю, вверху яйца вырисовывались небесные властительницы языческого мира — богини- Роженицы, нередко изображавшиеся верхом на оленях.
Несколько по-иному в народной космогонии представало мировое зло. В русском сказочном повествовании в качестве персонажа-противника выступал Кощей Бессмертный, являвший собой идеи зла, вероломства, неблагодарности,. В народном описании Кощея просматриваются черты народно-христианского Демона. Характерно, что  смерть Кощея всегда спрятана в яйце, на острие иглы, которая, в свою очередь, находится в утином яйце.
Таким образом, смерть мирового зла связана с символом Вселенной -  яйцом. Охраняют путь к смерти Кощея представители мировых подструктур: это существа воды, земли, растения, звери и  птицы. Каждая строка сказки передставляет собой КВ:
А на море-океяне стоит остров,
На острове том стоит дуб.
Под корнями дуба зарыт сундук,
В сундуке сидит заяц,
В зайце сидит утка,
В утке сокрыто яйцо,
В яйце – игла,
На конце иглы заключена смерть Кощея.
                                  [Афанасьеа, 1985]
Все это  свидетельствует о глубоко философских основаниях русской народной космогонии. Мир, символизируемый яйцом, заключает в себе не только не только добро, охраняемое языческими богинями, но и мировое зло, противостоящее добру. Вспомним, что в русских и вообще восточнославянских сказаниях главный герой отправляется в далекое странствие. При помощи благодарных ему животных он достает волшебное яйцо, ломает иглу и умерщвляет мировое зло.
Данная народная мифология провозглашает вечную борьбу добра со злом, жизни со смертью. Как правило, жизнь побеждает смерть, а добро побеждает зло. Персонифицированным победителем выступает главный герой, обладающий волшебной силой.
Факт борьбы со злом в русской традиции – обязательная часть народной космогонии. Вне этой борьбы зло торжествует. Зло присутствует в мире как бы изначально, будучи его значимой частью. Космогонический процесс предполагает ведение борьбы со злом. Если такой борьбы нет, зло торжествует во всей вселенной.
Следовательно, само построение русской народной космогонии требует от человека самопожертвования, борьбы с мировым злом. Исключительно позиция человека, его сопричастность к живым силам мироздания приводят к победе добра.
С.Аверинцев в своей работе «Византия и Русь: два типа духовности» показал связь между пониманием борьбы добра со злом в российской и в западноевропейской культурах. Исследователь подчеркивал, что в западном понимании естественный мир с его социальной, поведенческой и правовой системами живет собственной жизнью, находясь как бы между полюсами добра и зла. Отсюда следует западная идея общественного договора, восходящая к учению иезуитов.
Собственно учение иезуитов сводится к тому, что человек изначально (от рождения) греховен. Человек рождается с первородным грехом. Соответственно, люди находятся во враждебном отношении друг к другу.
Чтобы установить гражданский мир, необходимо, по учению иезуитов, ограждать людей от влияния друг на друга. Механизмом такого ограждения выступает система законов, власть и общественная мораль.
То есть западный народный менталитет делит мир на три части: добро, зло и находящийся между ними непростой мир людей, изначально греховных, ненавидящих друг друга, мир людей, склонный к примату насилия и зла.
 «Русская народная духовность членит мир не на три, а на две части. Это удел света и удел мрака. Человек может существовать либо в одном, либо в другом уделе» [Аверинцев, 1996: 135].
Конечно, можно соглашаться с Аверинцевым, а можно не соглашаться. Здесь возможны разные модели. Не думаем, что разница между русским и западным народным менталитетом столь очевидна, как описывает Аверинцев. Скорее всего, по русской космогонии, человек также стоит на границе между уделами добра и зла. Сражения же между добром и злом происходят не на полях права и устройства власти, а в его душе. Недаром, поэтому, среди русских людей поиски воли и правды никогда не происходили на полях власти и права. Отчасти к этому выводу позже пришел и сам Аверинцев:
Русский народ построил Русь не как управляемое властью государство, как нацию и культуру со своей правовой системой, но и как целостный духовный организм, порой чуждый власти и праву, для нас есть факт
                                                                                   [Аверинцев, 1996: 135].
Добавим от себя, что русский народ не смог бы освоить столь грандиозные географические пространства, не опираясь на систему национального обычного права. Представители русского народа продвигались на Восток, осваивали южные земли, т.е. места, где власти не было как таковой. Не было на этих местах и государственного права. Действовало там в большинстве случаев право народное. Именно оно объединяло людей, определяло правила общежития.
В западной Европе люди жили совсем в других условиях. Собственно в западной Европе, где каждый клочок земли имел хозяина, а люди боролись не за освоение новых земель, а за передел старых наделов и территорий, естественным образом господствовало государственное право. Отношения права обычного переносились лишь в заморские колонии, где процветало право сильного, нещадная эксплуатация местного населения, пиратство и рабство.
Именно поэтому не имеет большого смысла сопоставлять русскую и западную ментальность. В чем-то они совпадают, в чем-то полярны. Но в целом можно сказать, что западный и восточнославянский миры по отношению друг к другу индивидуальны.
На этом фоне идея вестернизации России выглядит сомнительной. Индивидуальность западной и русской картин мира не позволяет осуществить глубокое взаимное влияние. Проект, целью которого является превращение России в часть Запада обречен на неудачу на ментальном и сакральном уровнях.
Однако все попытки возвысить русскую ментальность, сравнивая ее с западной, также непродуктивны. Так или иначе западный мир представлен по-своему гармоничным экономическим и социальным проектом, в основе которого лежит примат права, индивидуальная свобода личности и незыблемость частной собственности. Россия же до сих пор, несмотря на долгие и мучительные поиски, остается цивилизацией на распутье. И здесь законен вопрос, может ли Россия предложить миру привлекательный проект, столь же гармоничный и устойчивый, какой предлагает Запад? Каков вообще цивилизационный потенциал России?
Ф.М.Достоевский, который, как известно, довольно неплохо разбирался в сущности европейских культур, писал:
Широк русский человек, я бы его сузил!
Будучи великим писателем, Достоевский понимал, что главные нравственные основы русской цивилизации лежат в поисках воли и правды. Основной конфликт цивилизации реашается не на суде присяжных и не на уровне закона, а в глубинах душ русских людей. Именно поэтому сужение русского человека равно для него отказу от оснований собственной национальной культуры, что кстати, мы наблюдаем в последние десятилетия.
Корпус КВ свидетельствует о приверженности русского народа производительному труду:
Без труда талант – это фейерверк;
Лишь адский труд обеспечивает райский отдых;
Тот, кто любит труд, не нуждается в развлечениях;
Неусыпный труд препятствия преодолевает.
Для русской лингвокультуры важна следующая нравственная парадигма:
Успех всегда осуждаем. Нерадивость, неуспешность и пьянство вызывают жалость.
Но чаще всего, герой русских народных страданий предстает в качестве богатыря, который отправляется в далекий путь для обретения счастья и восстановления справедливости. Типичны сказания о кузнецах-змееборцах, выступающих как христианские святые — Кузьма и Демьян (или Бориса и Глеба). Они куют плуг и побеждают зловредного змея Эти кузнецы обладают способностью ковать счастье, свадьбу или что-то иное. Отсюда КВ и ФЕ
Кузнец своего счастья;
Кузьма, скуй свадебку.
Одновременно мы сталкиваемся с КВ, отражающих непонимание, неприятие России:
Тяжелый русский дух, нечем дышать;
Московия – Русь тайги, монгольская, дикая, звериная;
Как невыносимо тяжело порою жить в России.
Известно, что русская культура патрицентрична. Однако эта патрицентричность принципиально иная, чем в западной культурной модели. Русская патрицентричность решает проблемы нравственности.:
Государство – народное достояние;
Будет свобода, не будет государства;
Основание государства – справедливость.
Феномен патернализма российской политической культуры сегодня изучает масса исследователей. Но тем не менее, не совсем понятно, что являет собой российская культурная идентичность?
Литература поднялась огромным куполом над русской культурой, стала щитом ее единства;
Высота русской культуры определяется отношением к женщине;
Русская культура – великий учитель;
Русская культура – это не культура внешнего лоска.
До сих пор актуален вопрос о том, существует ли как таковаяя русская цивилизация?
Культура – это стремление жить по-европейски;
Русскую интеллигенцию формировала культура Европы.
Именно в данных КВ проявляется сила и слабость русской культуры. Современная российская политическая элита откровенно отходит от основ традиционной русской культуры. Бывший премьер-министр Японии Я. Накасонэ говорил:
Русские, находятся в духовной прострации. Они словно утратили память;
Возможно ли спасти русскую идентичность, заключенную в православной вере и произведениях Достоевского?
Политическое самосознание русских понимается на Западе как несовременное, даже отсталое:
Европейская культура – великий учитель того, как следует жить;
Европейский лоск – это еще не европейская культура.
Однако в горизонте реальной истории, перед лицом возникавших глобальных проблем, характерные черты русской культуры оказывались чрезвычайно действенными. Мы наблюдаем формирование личности особого типа:
Русский человек, в отличие от европейца, отличается постматериалистической структурой потребностей;
Русский человек находится в поиске смысла жизни и правды. Потреление, как и масса материальных ценностей западного мира его не очень волнует;
Россия — цивилизация стяжателей истинной правды, цивилизация искателей и скитальцев.
Н. Бердяев рассматривал как нечто единое искание правды и одновременно – безграничной свободы (воли). Более всего правды и воли искали так называемые русские странники, которые ходили по стране, не обремененные собственностью и какими бы то ни было обязательствами. Все, что они имели – это катомка за плечами и жажда найти идеальное место – божий град. Странники среди народа пользовались глубоким уважением, им мало, кто отказывал в  крове и пище [Бердяев, 1915: 38]. Странники были воплощением той самой русской тяги к абсолютной свободе, прежде всего – к внутренней свободе. Именно эту свободу Н.Бердяев рассматривал как полную противоположность несвободе народов западной Европы. По его мнению, расписывание жизни человека (от рождения, образования, получения наследства, до вхождения в дело) являет собой глубокую несвободу. Если в России человек, решивший стать странником, испытывал уважение соплеменников. В Европе такой человек понимался как неудачник и бездельник, почти преступник.
В России в свое время существовало понятие «очарованный странник», т.е. человек абсолютной свободы, для него открыт весь мир, он не с кем не ругается, не входит в конфликт, он открыт всем, кто к нему обратится за духовной поддержкой. Н.Бердяев называл очарованных странников «людьми в поисках смысла» [Бердяев, 1915: 39].
По Бердяеву, именно русский очарованный странник служит для нации выходом из тупика, в который более и более заходит техническая цивилизация.  Очарованный странник должен быть, как полагал Н.Бердяев, защищен, его творческий потенциал должен быть раскрыт, поскольку он имеет огромные преимущества перед так называемым экономическим человеком Запада.
Современные технологии разрушают не только естественную среду обитания человека, но и рушат традиционный внутренний мир самого человека. Особую опасность представляют современные политические технологии. Если западный мир пользуется данными технологиями как собственным культурным продуктом, если западный экономический человек по преимуществу понимает сущность этих технологий и никаких иных технологий не приемлет, то человек русский, видя ложь и манипуляции избирателями, испытывает дискомфорт. Неожиданно пришедшая западная цивилизация разрушает русскую национальную идентичность, нередко выводя на первый план уродливые типажи человека. Особенно остро это проявилось в 90-е годы XX века, когда в России возникли отнюдь не российские и западные явления.
Таким образом, коррекция русской цивилизации проходит непросто, вызывая не только устремления нового типа, но и непонимание окружающей действительности, а в итоге – духовный кризис. Этот кризис нашел отражение в современных КВ:
Америка – самая полуобразованная страна в мире;
Вышла книга со списком стран, которые ненавидят Америку. Это атлас мира;
Русские верят в Европу, как христиане верят в рай.
Нет сомнений, что понятие экономического человека отражает сугубо западные взгляды на человека и общество. Это понятие полностью соответствует роли человека в западном обществе, в существенной степени противостоящее роли и месту русского человека в русском обществе:
Как технократизм не примет русской духовности, так Запад не примет ценностей православия;
Европа – общество институтов, Россия – общество борьбы с институтами.
Средствами технократического отношения к миру Запад достиг высоких результатов экономического развития. При этом высокий уровень жизни сопровождается здесь кризисным состоянием национальных культур. Любые высокие мотивации деятельности в западном мире разрушены и уничтожены. Единственным ориентиром выступает наращивание темпов потребления. Но если потребление выходит за рамки разумных для своего времени пределов (дом, машина, отдых у теплого моря), превращаясь в большой вопрос – зачем? (небоскреб, крейсероподобная яхта, переполненные банковские счета). В конце концов сверхпотребление переходит в новое качество, преобразуясь в потребление власти, которая, в свою очередь, существует не для устройства жизни современников, а для увеличения денег и переходу на особое качество потребления. Там, где итогом деятельности становится сверхпотребление, обязательно возникают ложные ценности, прямо противоположные тем, которыми жила нация в эпоху своего зарождения и расцвета. Традиционные ценности оказываются пустым звуком:
Человек всегда более осторожен со своими деньгами, чем со своими принципами.
Люди не представляют себе, что может сделать их счастливыми. Именно поэтому они склонны ориентироваться на ложные ценности, выступающие ориентирами родного им общества. Поначалу такие ценности понимаются как счастье. И только «наевшись» этих ценностей, люди понимают, что имели дело с суррогатом.
Отсюда следует, что сами представители западного мира признают, что идеалы их общества примитивны, ведут к разрушению истинных идеалов, к которым, кстати говоря, стремились и лучшие умы того же западного мира. Позже общество потребления повело некую теорию под основания собственной жизни:
Идеальный член общества сосредотачивает свою деятельность на регулировании и управлении спросом.
То есть идеальный член общества – это предприниматель, который формирует и удовлетворяет спрос, а кроме всего прочего, служит примером безудержного потребления. В этом и заключается социальная роль идеального экономического человека.
Однако даже на Западе рождаются идеи кризиса собственной цивилизации. Кризис проистекает не только из экономического перегрева промышленности, но главным образом из-за падения традиционных основ, которыми веками жил западный мир: протестанство (или католичество), стабильность, материальный достаток, семья, воспитание детей.
Идея экономического человека предполагает нигилистическое отношение к старым ценностям. В условиях, когда мерилом всему становятся деньги, под фактический запрет попадают не только семейные ценности,  общекультурные основания бытия, но и сама суть западной цивилизации, без каковой эту цивилизацию представить невозможно. Так, под фактический запрет попало Христианство, равно, как и любая религия. Пока этот запрет носит мягкий характер. Но это пока.
Религия, все традиционные ценности заменены принципом примата права. Проблема здесь состоит в том, что данное право все более и более отдаляется от обычного права, которое распространено в любом обществе. В свою очередь, именно обычное право является средоточием народной морали и тех ценностей, которые западная цивилизация хранила внутри себя столетиями.
Конечно, материальные ценности важны для каждого человека. Однако на фоне осознания этого тезиса следует указать на одну из важнейших нравственных неясностей нынешнего мира выступает проблема отрыва ценностей, которые декларируются, от ценностей, к которым в действительности  стремится современный человек, прой даже не осознавая это.
В современных западных обществах на официальном уровне  признаются ценности всеобщего равенства, демократии, свободы человека. На деле же превалируют ценности утилитарного, экономического  характера, которые все более и более утверждаются в законе и проникают в культуру. В результате культура становится бездуховной. Но основная опасность заключается в том, что именно культура становится во главу угла пропаганды идеалов общества потребления:
Как только Запад прорвался в сферу формирования сознания русского народа, первым делом он создал притягательный образ потребительского стиля;
В Европе в первую очередь культивируется терпимость к любой категории греха.
 
Европейско-американский тип культуры уже глубоко проник и в российскую культуру:
Характеристики современной российской политической культуры как архаичной и традиционной, увы, безосновательны. Уже давно нет в ней ни патернализма, ни православия.
Однако подобное положение вещей вызывает и в России и во многих западных странах чувство отторжения. Отторжение это, конечно, бессистемно и существует на том уровне, когда человек, достигая минимума достатка, останавливается в стремлениях заработать много денег и садится за книги или решение каких-то научных проблем. Описанная ситуация не является редкостью, особенно часто это стало наблюдаться в развитых странах Евросоюза и в США. Так, в глазах русских людей амриканец – это хорошо одетый, богатый и довольный человек. Это не всегда так. Все больше появляется американцев, одевающихся намеренно скромно, ездящих на стареньких, но добротных авто. Они имеют материальный минимум и наотрез отказываются быть частью общества потребления. Часто именно такие люди занимаются литературой или наукой. При этом с ними есть о чем поговорить, минуя тему денег:
Посвятишь свою жизнь деньгам, в старости окажешься в пустоте.
Истинный человеческий капитал – это не деньги. Это образование, знания, умения, работоспособность.
Подобные идеи не новы. Однако на Западе они воспринимаются как супер новые. В России, разумеется, стремлением жить общественно значимой идеей удивить никого невозможно:
Сущность русского человека в соборности и жертвенности.
Такие качества русского человека проистекают не из чувства обчного коллективизма. В традиции практического марксизма личность как бы растворялась в коллективных интересах, либо становилась маргинальной. Мало, кто желает быть маргиналом. Поэтому коллективизм внушался членам общества методами принуждения. Добровольное отрешение от материальных благ возможно только в христианстве, особенно – в православии:
В коммунистическом обществе коллективное воздействие на личность реализуется путем государственного принуждения.
Православие предполагает сопереживание отдельного человека в отношении конкретных людей. Так возникает соборность снизу, без любого участия государства в процессе пропаганды:
Соборное начало являет собой добровольное и живое единство, основанное на любви к ближнему и обществу в целом.
Фактор соборности в русском национальном сознании является принципиально ценным даром. Именно этот дар не раз спасал народ и страну в наиболее трудные периоды русской истории. Восприятие соборности как архаики свидетельствует о слабости современной российской культуры.
Таким образом, вопрос о влиянии православной культуры на сложение новой культурной модели светского общества требует особого внимания и все чаще отражается в вновь возникающих КВ.
 
2.3. Культурные основы вьетнамской идеоматики.
Чтобы коротко охарактеризовать картину мира вьетнамского народа, следует сказать, что для вьетнамца Вьетнам — это сказочная земля. Иными словами,
Вьетнамскую культуру можно представить как фантастически красочный карнавал: невероятные маски мифических существ, торжество чувств, ярких красок, запахов.
Вьетнамцы предстают народомс богатейшим изобретательным гением, сотворивших интереснейшие мифы и легенды, массу философских идей, разных направлений в музыке и архитектуре.
Известно выражение знаменитого вьетнамского писателя Нгуен Донг Тука:
Việt nam đã được hình thành hai dòng suối đó đã đi về phía nhau: một gợi cảm, trí tuệ khác, một hình thức khác, chúng tôi
[Вьетнамскую культуру сложили два притока, которые текли  параллельно друг другу: один приток — чувствстра, другой — ум, один — форма, другой — мысль].
«Они сливалились и разливалились и вновь сливались. Первый приобред форму пляшущих мифических существ, символизирующих космогоническую пляску Вселенной. Второй преобразился в абстракцию монизма. Первый породил искусство и культуру. Второй сотворил мир разума — философию и мышление» [Нгуен Донг Тук].
Нелегкий путь формирования политической сферы Вьетнама в безусловно возможно передать в виде непростого творческого усилия предать прогрессивное движение нацмональной мысли, не заимствуя целиком ничего, что было бы чуждо народу:
Hóa việt nam, có một số khác nhau truyền thống mà không đưa ra bất kỳ của sở thích của bạn
[Вьетнамская культура вбирает в себя целый ряд различных традиций, не отдавая ни одной своего предпочтения]
Конфигурация нынешней политической сферы Вьетнама крайне сложна и многогранна, она чрезвычайно глубока, неразрывно связана с крайне пестрыми гранями культуры и религии страны:
Việt nam là một viên kim cương với nhiều khía cạnh.
[Вьетнам — это бриллиант со множеством граней].
Политик во Вьетнаме осведомлен, что невозможно стать политически успешным без опоры на многогранную религиозную и культурную традицию вьетнамского народа. Необходимо учесть, что работа любого видного религиозного деятеля обязательно выливается в заметные политические реакции в среде населения. Именно поэтому политическая культура Вьетнама сакральна:
Nền văn hóa của Việt nam là tôn giáo trong thiên nhiên. Trong khi đó, nó không thể được mô tả như cuồng tín. Thay vào đó, nó là đạo đức
[Культура Вьетнама религиозна по своей сути. При этом ее нельзя назвать фанатичной. Скорее, она нравственна].
Мировоззрение вьетнамцев нестандартно, представляя из себя загадку. Во вьетнамской лингвокультуре совмещена обычная для европейцев связь жизни и смерти. Частично мистическую составляющую вьетнамского самосознания возможно объясняет религия, частично — природне условия и особая история.
Việt nam đầy huyền bí. Sự sống và cái chết cùng tồn tại trong nó, không phải can thiệp với nhau
[Культура Вьетнама наполнена мистикой. Жизнь и смерть сосуществуют в ней, не мешая друг другу].
Экономико-географическое положение Вьетнама особо благоприятно — невероятно богатые леса и почвы обусловили и духовное развитие народа. Тихий океан, джунгли и горы в избытке обеспечивали питание, народ был освобожден от тяжелого труда и борьбы за выживание, как это наблюдалось в заснеженной России. В случае, когда щедрая природа обеспечивала по несколбку урожаев, физическое существование никогда не находилось на грани, народ имел возможность о культурных основах своего существования. Скорее всего, почвы и благоприятный климат обеспечил вьетнамцам к покой и уединение:
Nếu anh cố gắng tìm kiếm một Thiên đường trên trái đất, sau đó chắc chắn đi đến Việt nam,
[Если вы попытаетесь искать рай на земле, то обязательно попадете во Вьетнам].
Одним из важнейших политических факторов вьетнамской культуры стал религиозный диалог культур. Уникальность Вьетнама состоит в том, что конфуцианство, христианство и ислам общий для всей страны типа религиозной культуры. Упомянутые религии предлагают, сливаясь в единое целое, обеспечили возникновение унифицированной культуры верующих людей.  Вьетнамская культура предагает миру массу векторов жизни. Какждый из этих векторов не исключает другой. Вьетнам служит своего рода образчиком религиозного мира для самых разных религиозных сообществ. Sự thật là một; sages gọi nó bằng cái tên khác nhau
[Вьетнамские мудрецы означивают одну истину ее различными именами]. 
В круге вьетнамского мировосприятия одним из важнейших выступает универсалия долга. Долг во Вьетнаме стал народной сущностью, вбирая в себя кодексчести, морали, праведности, а также и весь спектр обязанностей и ответственности гражданина. Все это рождает естественный вьетнамский коллективизм, долг человека перед обществом. Для вьетнамской культуры универсалия долга имеет не меньшую значимость, как права человека в культуре Запада. Вьетнамцы полагают, что человеческая жизнь — это прежде всего исполнение обязанностей перед обществом:
Hãy trung thực, đừng dối trá, hãy vị tha đừngvị kỷ, hãy cao thượng đừng thấp hèn, hãy độc lập suy nghĩ đừng a dua bầy đàn, hãy nói lời thanh cao đừng buong lời tục tiũ
[Будьте честны, не лгите, не пытайтесь быть корыстными, будьте благородными, чтобы не быть низкими, думайте самостоятельно, нельзя зависеть от мнения людей, говорите приличными словами, не говорите плохими словами];
Hãy nhìn bằng trái tim
[Смотрите своим сердцем];
Nợ là một công cụ để đạt được sự hoàn hảo cao nhất
[Долг выступает путем достижения наивысшего блага].
По этой причине для вьетнамца важнейшее значение израют обязанностям человека перед обществом. На этом фоне права личности вторичны:
Một trong những người thực hiện nhiệm vụ của mình trước khi tất cả chúng-một người đàn ông tốt
[Хорош тот, кто честно выполняет обязанности перед обществом].  
С самого начала этический центризм и коллективизм стали основой вьетнамской политической культуры. Закон народной морали во Вьетнаме имеет непреходящй, космогонический статус. Универсалия воздаяния определяет бытование народной моральной мотивации: как будешь вести себя в этой жизни, то получишь в жизни будущей:
Không sợ để mất, nhưng nếu bạn mất, bạn sẽ bị trừng phạt!
[Не страшно проиграть, но если проиграешь, будешь наказан!];
Bài hoc đầu iên tôi học được từ cha mình là sự tự lập và mạnh mẽ. Là một chàng trai, tuyệt đối không được nhút nhát, sống thụ động. Hãy biết tự giả quyết khó khăn trong cuộc sống chứ đừng trông chờ vào người khác!
[Первый урок, который я узнал от моего отца, это необходимость быть сильным и независимым. Будьте уверенны в своих силах и не ожидайте помощи от других].
На сложение политической морали Вьетнама неприходящее воздействие оказало воспитание руководства собственными возможностями:
Nội bộ và bên ngoài, liên quan đến thần linh và hy sinh, giác ngộ toàn biết; con trai, đây là một hai lần sinh, đó là vị thần! Họ phù hợp với vũ trụ, tất cả Genesis, thoáng qua trên thế giới, không có gì tương đương với tình trạng của họ, sự vĩ đại của tinh thần của họ là
[Внутреннее и внешнее, все, что касается высших сил, стремится к совершенству. В совершенное, божественное помещается все сущее, а главное – величие духа].
По этой причине неприходящий авторитет религиозных отшельников и мудрых людей, отдавших всех себя медитации, чрезвычайно высок:
Đàn ông là thoáng qua, mọi người đang mong manh, cuộc đời chỉ là một ảo ảnh, và thực Tế nằm ngoài
[Человек преходящ, человек непрочен, земная жизнь — лишь иллюзия, а Великая Реальность лежит за ее пределами].
Не будет удивительным, что гармоничность социальных взаимоотношений в древневьетнамской культуре определялась показателем единения и стабильности. 
Вьетнамская традиция в политике определяет в числе важнейших добродетелей правителя определяет его желание ставить интересы подданных превыше личных:
Một thứ trong mọi thứ và mọi thứ trong một
[Единое во всем, все в едином].
Правитель должен понимать сущность интересов народа, и если он желает править благополучно, следуя путем мира и процветания народа, ища пути для лучшей судьбы для себя и подданных, он должен руководствоваться следующим законом:
Hạnh phúc của sóng thần là trong hạnh phúc của các đối tượng của mình, trong việc sử dụng các đối tượng của mình, lợi ích của mình.  Lợi ích của nhà vua không phải là điều làm hài lòng anh ta, nhưng điều làm hài lòng các đối tượng là lợi ích của nhà vua
[Путь руководителя заключается в поисках лучшей доли для подданных. В счастье подданных он должен видеть свое счастье. Счастье правителя в счастье народа];
Nó là cần thiết để biết rằng nhà vua, người không tuân thủ các quy tắc của hành vi, là không tin, tham lam, không bảo vệ các đối tượng của mình, phá hủy chúng, đi đến thế giới ngầm
[Правитель, не следующий правилам, рано или поздно окажется в лапах дьявола].
Правитель должен адекватно и строго руководить ближайшими поддаными:
 Vì vậy, nhà vua, luôn luôn vất vả trong công việc của mình, để cho anh ta để làm những gì là cần thiết.  Gốc rễ của những gì cần thiết là căng thẳng trong công việc, ngược lại là gốc rễ của tác hại
[Правитель все время должен повящать государству, он должен находиться в постоянном напряжении. Расслабленность правителя оборачивается проблемами в государстве].
Если руководитель государства проводит правильную политику, деятелен, в государстве наступает процветание подданных:
anh ta bị choáng ngợp bởi những người ghét anh ta
[он  презирает его ненавидящих].
Таким образом, лишь высокая мораль правителя, его нравственная позиция бережер народ от хаоса.
При этом важнейшие особенности вьетнамского этнического менталитета сосредоточены вокруг религиозной теории реинкарнации или  перевоплощения:
Niềm tin vào luân hồi hoặc sự chuyển hóa linh hồn là rất thân thiết với hàng triệu người ở Việt Nam.  Chúng ta có thể nói rằng đối với nhiều người, điều này đã là vấn đề về kinh nghiệm cá nhân, và không chỉ là sự chấp nhận về lý thuyết.  Đó là một sự an ủi
[Религиозная концепция перевоплощения или переселения душ крайне важна во Вьетнаме. Эта концепция поддерживает людей в их повседневной жизни].
Вьетнамская концепция переселения душ поддерживает каждого вьетнамца:
Cách sống dựa trên vô hại hoàn toàn hoặc (trong trường hợp khẩn cấp) gây hại tối thiểu — đây là đức tính cao nhất
[Наивысшим показателем лояльности богу служит отказ от причинения вреда всяческим живым существам].
Такая концепция переселилась и в политику. В области политики это приводит к поиску согласия и гражданского мира. Вьетнамец никогда не будет противостоять кому-либо без крайней необходимости. Он без крайней необходимости не будет воевать, отдавая предпочтение миру. Вместе с тем, если вьетнамец поймет, что его родине угрожает опасность, он всегда возьмет в руки оружие и встанет на защиру народа.
Синтетизм вьетнамского взгляда на жизнь преобразуется в политический вьетнамский консерватизм, предполагающий следование традиционным ценностям в политике: 
Thế giới đã phát triển một lần và cho tất cả và tồn tại trong chu kỳ vĩnh cửu của các hình thức.  Tốt và xấu, chiến tranh, bất bình đẳng, đàn áp — tất cả điều này là tự nhiên.  Vì vậy, người ta phải thực hiện các quy định từ tuổi.  Nếu bạn là một chiến binh — giết, nếu người lái xe của con voi — nếu nhân viên của họ.  Nó thiêng liêng.
[Мировой порядок выстроен и существует в вечности. В этом порядке все отчасти оправдано, представляее естество природы  ].
Традиционная религия Вьетнама в значительной степени нивелирует противоречия в отношении сословий:
Pháp luật là như nhau cho tất cả.  Luật pháp chăm sóc cả hai bên dưới và giữa, và cao hơn.  Không ai có thể phản đối luật
[Правила едины для всех. Государственный закон равным образом заботится о всех слоях вьетнамского общества. Именно поэтому государственный закон обязателен для исполнения].
Нынешняя вьетнамская политическая культура Вьетнама, как и древневьетнамская, объединяет политику и нравственные начала существования общества. Данное обстоятельство выгодно и однозначно подчеркивает сущность вьетнамской политической традиции в сравнении с западной:
Hoàn hảo của xã hội là, trước hết, sự hoàn hảo đạo đức của các thành viên
[Совершенствование общества — это прежде всего нравственное совершенствование его членов].
Каждый впервые оказавшийся во Вьетнаме заметит, что это удивительная страна, которая полна гор, озер, травы необычного насыщенного цвета, деревьев, растущих в горшках, маленьких домиков и толпы людей на улицах. Во Вьетнаме необычный цвет неба и особенно большая луна, здесь почти не встретишь высоких зданий и бархатную картину звездного неба. 
Вьетнам, в первую очередь, это многонациональное государство, где каждую провинцию и каждый народ характеризуют свои традиции, религиозные предпочтения и веры. Среди них, буддизм, католицизм, ислам и некоторые другие. При этом вьетнамцы, несмотря на всю разницу во взглядах, имеют черты, характеризующие их как единый народ, отличный от всех других. 
Во Вьетнаме понятие «стол» часто приравнивается к полу, то есть едят в большинстве случаев именно на полу. Каждый вновь прибывший в гости не может самостоятельно сесть там, где ему заблагорассудится – дело в том, что за всеми членами семьи здесь закреплено место, а гостям хозяин дома указывает место самостоятельно. Интересно, что возле рисоварки хозяин дома обычно сидит сам или же сажает к ней близкого друга, родственника или другого почетного гостя (надо заметить, что местные жители вообще не мыслят свою еду без риса, придавая ему даже большее значение, чем хлебу в России, и готовят рис только в рисоварках, а потому она есть в каждой семье). Так поджаристый кусок (он считается самым вкусным) – это особенный дар и если он оказался на тарелке гостя, значит, тот заслужил расположение хозяев. Если на стол подано спиртное, то к рису приступают лишь после того, как оно выпито – закусывать рисом совершенно неприемлемо.  
В этой стране не принято доедать все со своей тарелки – такое поведение означает, что человек не наелся и его тарелку непременно наполнят новой порцией. Отрыжка, чавканье, прикасание к пальцам ног и сложенные на стуле ноги – это нормальное поведение во Вьетнаме, тогда как откусывание от целого яблока, поедание целой сливы или абрикосы с последующим сплевывание косточки – это знак дурного воспитания (все фрукты здесь едятся очищенные от кожуры и порезанные на куски, в том числе арбуз и дыню). Низкий, по европейским меркам, уровень культуры, проявляемый в кидании объедков прямо под стол, хождении по нужде в общественных местах и плевках прямо рядом с собеседником иногда не вяжется с тем уважением, которое проявляют вьетнамцы в других аспектах жизни. Так, например, здесь не встретишь человека, который бы пил пиво прямо на ходу, так же как и пьяных компаний, ведущих себя крайне непристойно на
Тинькам – это особая черта характера вьетнамского народа, позволяющая ему быть особенно гостеприимным и приветливым. Дословно перевести на другие языки «тинькам» невозможно, так как это слово объединяет сразу несколько понятий, таких как эмоциональность, чувственность, дружелюбие, сочувствие, гостеприимство и т.д. Выражается тинькам в следующих ситуациях: стоит даже незнакомцу по воле случая попасть в гости к вьетнамцу, его непременно примут как члена семьи, а именно – усадят на специальное место для гостя, напоят и накормят, а случае необходимости и уложат спать. Кроме того, на улице, вступив в разговор на любую тему с любым же человеком – будь то попутчик в общественном транспорте или бабушка на рынке, прежде всего, придется дать полную информацию о себе – от имени и возраста до состояния здоровья ближайших родственников. Тинькам выражается и в более тесных проявлениях чувств: идущие за руки или в обнимку друзья одного пола – это вовсе не представители национальных меньшинств. При этом открытое проявление чувств любви и привязанности между мужчиной и женщиной в местах скопления людей не является распространенным и общепринятым. Лишь на озере Хотэй в Ханое можно увидеть обнимающиеся молодые пары, где подобное проявление чувств не является вызывающим поведением.
Семейные отношения во Вьетнаме представляют собой взаимную привязанность между всеми многочисленными членами семьи: родителями, детьми, братьями, сестрами, бабушками, дедушками.
Обычная вьетнамская семья состоит не только из мужа, жены и их не состоящих в браке детей, но включает в себя и родителей мужа, детей сыновей и невесток, а зачастую еще и всех ближайших родственников.
По статистике, мужчины вступают в брак в возрасте 27 лет, женщины в 23-24 года, гражданские же браки во Вьетнаме не распространены.
Общество во Вьетнаме испытывает и современные веяния, браки с иностранными гражданами сейчас не являются редкостью. Такие семьи чаще всего уезжают из Вьетнама, однако привязанность к родственникам, к родной деревне или городу остается очень сильной.
Говоря о менталитете вьетнамцев нельзя не упомянуть о такой отличительной черте, как сплоченность нации, которая создавалась из столетия в столетие на протяжении беспрерывных войн. 
В этой стране каждый прохожий, вне зависимости от его статуса и даже пола готов вступиться за слабого, на стороне которого правда. Вряд ли во Вьетнаме встретишь ситуацию, когда толпа хулиганов избивает или обижает одного в окружении безучастных зрителей – непременно найдется несколько человек, готовых вступиться. Пожалуй, во Вьетнаме чаще встретишь толпу возмущенных местных жителей, готовых растерзать нарушителей порядка, если их вовремя не остановит полиция.  Здесь каждый житель чувствует себя защищенным и понятым: в деревне можно увидеть картину, когда около 20 человек, нога в ногу, несут бревно длиной пять метров и когда у одного из них ослабевают руки, то бревно падает на землю ровно, не задев никого, потому что каждый тонко чувствует своего товарища и понимает, когда нужно отступиться. Удивительно в этой стране и то, что голодного и обездоленного встретить достаточно сложно и не потому, что во Вьетнаме нет бедных или неблагополучных семей, а потому что нуждающемуся непременно помогут, будь то кусок хлеба или сигарета. 
Взаимная симпатия и доверие являются основополагающими понятиями при создании семьи, и потому дети рождаются и растут в атмосфере любви и заботы. Принято заводить более двух детей, причем, по традиции, желанным первым ребенком является мальчик. Интересно, что на всплески рождаемости, в числе других факторов, влияет и лунный календарь, а точнее — вера в него вьетнамцев.
Здесь практически нет разводов – не столько по законам веры, сколько по собственным ощущениям, что неправильно бросить того, кому ты обещался быть верной и крепкой опорой; дети не растут без отцов, потому что те от них никогда не отказываются; матери рожают совершенно здоровых детей, так как встретить в стране не только беременную пьющую или кормящую женщину, но и просто женщину практически невозможно.
Отношение к детям во Вьетнаме особое, их холят и лелеют, причем как собственных, так и чужих. Создается впечатление, что здесь не существует разделения на своих и посторонних, любого малыша — причем будь это маленький вьетнамец или ребенок туриста – с одинаковой радостью обнимут, приласкают и всячески отметят своим вниманием.
Самой яркой чертой всего вьетнамского народа, наверное, можно назвать патриотизм. Даже малообразованные граждане уверенно называют даты, имена ученых, императоров, а в городах и даже небольших деревнях можно увидеть повсеместно развешенные государственные флаги. Наверно, это именно благодаря тому, что для жителей Вьетнама коллективные интересы всегда были превыше личных.
Основные религиозные течения Вьетнама — буддизм, конфуцианство и даосизм, под влиянием французского господства в XIX веке распространение получил католицизм. Однако большая часть населения до сих пор практикует традиционные религии, поклоняясь духам, богам и богине-матери.
Также во Вьетнаме в начале XX века зародился загадочный культ — новая религия, получившая название Као Дай.
По легенде, ее основателю явилось Высшее существо, приказавшее основать новую религию, которая объединила бы все прочие: буддизм, даосизм, конфуцианство, христианство и ислам.
Последователи каодай читают молитвы, поклоняются предкам, исповедуют ненасилие и вегетарианство, одной из целей является воссоединение с богом на небесах.
Вьетнам проникнут конфуцианской моралью: все люди должны соблюдать определенные нормы поведения и строго соответствовать своему социальному положению, руководствуясь пятью добродетелями — это гуманность, справедливость, благородство, знание и искренность.
У вьетнамцев не принято критиковать другого человека прямо в лицо, то есть напрямую. Им с детства прививают, что плохо говорить о человеке нельзя ни при каких обстоятельствах, а потому они предпочитают плохо говорить лишь о проблеме, вызванной этим человеком. 
В этой стране не услышишь оскорбления и обвинения в том, что его собеседник ленив, груб, глуп, непунктуален и т.д. Хотя что касается непунктуальности, то эта черта присуща многим вьетнамцам, кто-то считает, что тому виной большое наличие уютных и дешевых кафе, где ожидание встречи проходит в весьма приятной обстановке. Но как бы там не было, местные жители при пренебрежительном отношении способны лишь косвенно об этом намекнуть, чтобы человек, которому это сообщение было адресовано, смог понять, что ведет себя неправильно и неприемлемо. 
Еще одна особенность вьетнамского характера выражается в том, что при сильном давлении на его личность и активном принуждении к согласию по тому или иному поводу, он легко с предложением согласится, но его положительный ответ вовсе не будет означать, что именно таким образом он и поступит. Зачастую подобные ситуации возникают в общении с иностранцами, которые с самого детства привыкли добиваться своего ценой больших усилий, давления и убеждения, тогда как вьетнамцы практически никогда не прибегают к подобному. Кроме того, слово «нет» для местных жителей весьма неприлично, гораздо правильнее и вежливее сказать «да» и после этого не сдержать обещания, не терзаясь угрызениями совести. 
Вьетнамский язык достаточно многогранен и порой не поддается переводу, так только у смеха и грусти есть более 10 различных слов и в связи с тем, что сам язык изначально построен на интонациях, у местных жителей эмоции принято выражать мимикой, а не интонациями, как у славян, например.
Многих иностранцев во вьетнамцах поражает терпимость к обстоятельствам – они не сетуют на случившееся, а дальше двигаются к цели, удивляет также стойкость и выносливость во многих вопросах, работоспособность и смекалка. Несомненно, что местным жителям есть чему поучиться у представителей других стран, но и всем остальным есть, что взять из общего отношения вьетнамцев к жизни, семье и стране.  
 
Выводы:
1. Языковая картина мира является базовым фактором корпуса русских крылатых выражений. Основой русской языковой картины мира выступают такие базовые универсалии как общинность, коллективизм, православие, трудолюбие, любовь к родине. Вместе с тем русскому человеку отчасти свойственны бессистемность поведения, надежда на «авось», пристрастие к алкоголю, что, конечно, осознается и осуждается самим народом.
2. Реализация корпуса крылатых выражений в русской языковой культуре подчинено своеобразной логике. Практически каждой черте русского народа посвящен свой мини-корпус КВ И ФЕ.
3. Культурные основы вьетнамской идеоматики лежат в древней и своеобразной культуре Вьетнама.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Глава III. Живые процессы в идиоматических системах русского языка на фоне современной вьетнамской лингвокультуры.
3.1. Культурные факторы инновационных процессов в идиоматике русского и вьетнамского языков.
На современном этапе развития лингвистической науки возрастает интерес к живым процессам в языке и переходу к лингвокультурологической парадигме, познающей язык во взаимосвязи с той или иной этнической культурой, теми или иными процессами в обществе. Заметные изменения наблюдаются и в направлении, изучающем идиоматику.
С культурологической точки зрения, последние десятилетия в жизни развивающихся стран (а Россию и Вьетнам можно отнести именно к такой категории государств) характеризуются утратой старых экономических норм, возникновением новых профессий, формированием новой экономической культуры. В России с начала 90-х годов XX века, а во Вьетнаме с начала нулевых годов XXI века символическим стало ФЕ рыночная экономика:
Рыночная экономика – это саморазвивающаяся и саморегулируемая система, которая и идеологически, и по существу, противостоит командно-административным методам в руководстве экономикой Российской Федерации.
Cơ chế thị trường không mâu thuẫn với vai trò lãnh đạo của Đảng Cộng sản Việt Nam trong việc quản lý các quá trình kinh tế
[Рыночные механизмы отнюдь не противоречат ведущей роли Коммунистической Партии Вьетнама в деле руководства экономическими процессами].
За этими программными заявлениями руководителей двух стран последовал существенный слом в культурах России и Вьетнама. ФЕ и КВ экономического содержания вышли далеко за границы традиционного узкопро­фессионального употребления и стали частью общеупотребительного языка. Все это вылилось в многочисленные издания по маркетингу и менеджменту, лизингу и консалтингу, бухгалтерскому учету и аудиту. Фразы из этих изданий за­звучали в устной речи, в речи дикторов на радио и телевидении. Например, КВ курс доллара на сегодня стало более актуальным, нежели сводка погоды. Существенная часть важнейших экономических КВ и ФЕ оказались непременным атрибутом русского и вьетнамского языков. Они мгновенно преобразовывались в материал для юмористических текстов, обыгрывались на сценах театров и эстрады, проникали в бытовую речь, при этом не становясь более понят­ными для большинства населения в своем экономическом содержании.
Направленность корпуса новых ФЕ и КВ на формирующуюся экономическую систему требует самых общих предварительных замечаний, затрагивающих актуальные экономические сдвиги в сознании людей.
Наша эпоха характеризуется формированием рыночной экономической модели, что отражает стремление общества перейти путь европейского развития. Одновременно это и эпоха переосмысления уходя­щей хозяйственной реальности социума с однотипной экономической структурой, т.е. общества, основанного на администра­тивно-командных методах руководства, общества государственного социализма и, в зависимости от конкретной страны — стали­низма, маоизма и т.п. В подобного рода обществах принято выделять два присущих им типов обмена продуктами производства: с одной стророны, сугубо протокоммунистический, основанный на полном изъятии продуктов деятельности, а также на обеспечении минимума потребностей работников, и, с другой стороны, социалистический, где обеспечение человека существенно зависит от результатов его труда, где результаты труда изымаются частично, с целью дальнейшего перераспределения. Первый тип был присущ протокоммунистическому обществу Камбоджи, северо-западным провинциям Китая, где население трудилось весь световой день и получало минимум одежды и питания. Второй тип был характерен для СССР, Вьетнама и многих других социалистических стран.
Подобным типам перераспределения притивостоит рыночная система хозяйствования, где цену труда определяет рынок труда. Здесь стоит заметить, что рынок труда далеко не всегда обеспечивает справедливое распределение благ в обществе. Так, в странах с развивающейся демократической системой наибольшие доходы имеют работники финансовой сферы, не всегда наиболее образованные и отдающие себя работе. На их фоне ученые, преподаватели высшей и средней школы, врачи, социальные работники выглядят как бедные слои населения. Фактическими паразитами на теле общества предстают владельцы крупной недвижимости, земли и рантье, получающие со своей собственности ренту. То есть рыночная система экономики далеко не всегда обеспечивает справедливость в распределении материальных благ. Понимая это, руководство Вьетнама не торопится пойти по пути, который выбрала Россия. Рыночные системы хозяйствования и перераспределения во Вьетнаме вводятся ограниченно, как необходимые факторы прироста общественного богатства.
Так или иначе в основе рыночной модели экономики лежит не только фактор востребованности того или иного специалиста, но и фактор собственности, зачастую приобретаемой не как результат упорного труда, в связи со складывающимися обстоятельствами, или по наследству. Собственность, в свою очередь, охраняется в обществах с рыночной моделью экономики законами о незыблемости прав собственности. В европейской модели социального развития изначальные преимущества получают не­зависимые от государства субъекты частной собственности. На этой основе формируется классовое общество, т.е. общество и изначального неравенства, и общество больших возможностей. Хотя, принцип возможностей здесь, скорее, декларативен. Подавляющему числу людей, разумеется, не удается воспользоваться провозглашенными возможностями.
Именно невозможность воспользоваться правами участника рынка труда служит для большинства граждан с подозрением относиться к капиталистической системе управления в государстве и испытывать ностальгию по ушедшему или уходящему социализму. Так, в современной России популярно следующее КВ о системе пропаганды в СССР:
То, о чем нам рассказывали про социализм, было неправдой. Но то, что нам рассказывали про капитализм, было чистой правдой.
Вьетнамский аналог:
Cơ chế thị trường không mâu thuẫn với vai trò lãnh đạo của Đảng Cộng sản Việt Nam trong việc quản lý các quá trình kinh tế
[Социализм — это справедливость].
Наблюдается возникновение массы КВ из сферы рекламной деятельности:
Kết lại tình thân/ Tết tràn may mắn
[Единение чувств родных людей];
Bừng năng lượng, sống bứt phá
[Заряжайся энергией, ускоряй жизнь].
На фоне рыночного развития экономики наблюдается рождение КВ, отражающих роль Коммунистической партии как руководителя этого развития:
 Nhà nước của dân, do dân và vì dân, tất cả quyền lực nhà nước thuộc về nhân dân
[Государство народа основано народом и действует в интересах народа];
Chủ tịch Hồ Chí Minh vĩ đại sống mãi trong sự nghiệp cách mạng của chúng ta
[Великий президент Хо Ши Мин навсегда останется руководителем нашего революционного дела];
Các em co thể trở thành những người lao động chân chính, những nhà kỹ thuật chuyên môn giỏi, những người nghiên cứu thành công, những doanh nhân tầm cỡ...nhưng trươc hết phải là người tử tế
[Вы можете стать настоящими рабочими, квалифицированными специалистами, успешными исследователями, предпринимателями бизнесменами, но прежде всего вы должны быть хорошими людьми].
В развивающихся странах переход от плановой экономики к рыночному типу хозяйствования сопровождается крайне болезненным процессом падения традиционных ценностей. Так, существенным испытаниям подверглись традиционные русские сплоченность и коллективизм. Так, на своей лекции профессор РГГУ А.И.Кривенький произнес фразу, ставшую КВ:
Мы были счастливыми студентами: ездили в стройотряды, пели песни у костра, искренне дружили. У нас был коллективизм. Современных студентов мне жалко. Сплошной индивидуализм. Каждый замкнут внутри себя. Кажется, что он постоянно чего-то боится.
Sức mạnh của người dân Việt Nam nằm trong sự gắn kết và tập thể
[Сила вьетнамского народа заключается в сплоченности и коллективизме].
Характерное КВ наших дней – экономист поневоле (nhà kinh tế học kinh tế). В период рыночной экономики каждый гражданин вынужден стать таким экономистом поневоле. Это значит, что он вынужден искать способы выживания в постоянно меняющейся действительности или ожидать каких-либо перемен, анализировать ситуацию, делать прогнозы на будущее. Тот же студент понимает, что окончание вуза, если таковое вообще состоится, будет связано с поиском работы, возможной безработицей, освоением иной профессии. Ценностной профессиональной ориентацией становятся только деньги. Интерес, любимое дело, польза обществу, как правило, в расчет не идут. Следование подобным ценностям могут себе позволить лишь выходцы из материально обеспеченных семей.
КВ С.П. Капицы:
Да, мой сын может позволить себе работать в Институте мировой литературы. Он ведь тоже Капица.
 Неожиданно пришедшие ценности, новые оценки успеха специалиста начали формировать не только новые черты характера того же русского народа. В какой-то степени можно говорить о формировании нового народа со своими архетипами традиционного сознания. Например, слово спекулянт всегда несло в сознании русского человека отрицательную семантику. Спекулянт – это человек, выбивающийся из общего контекста успеха, разово наживающийся на потребностях соотечественников. Граждане почти всегда были уверены, что спекулянт рано или поздно плохо закончит, он будет пойман и наказан по закону. Ныне же появились профессии, в основе номинации которых лежит лексема спекулянт: фондовый спекулянт, валютный спекулянт, товарный спекулянт – все это легальное обозначение элитных профессий, приносящих в современном обществе набольшую прибыль. Спекулянт стал новым ценностным ориентиром в русском обществе. Элитарность профессии спекулянта подчеркивается необходимостью получения специального высшего образования. Наиболее успешные валютные спекулянты – Дж. Сорос, Бен Бернанке и др. Именно они служат ориентирами для широких слоев нового поколения русских людей.
Зарождение рыночной системы хозяйствования предполагает формирование новых поведенческих норм, среди которых главным является следование принципу наибольшей прибыльности того или иного хозяйственного цикла. Так, в русский язык вошли следующие КВ:
Торг уместен,
Торг возможен,
Уторговывание цены,
Крепко поторговался.
То же наблюдаем во вьетнамском.
Thương lượng là thích hợp,
Có thể thương lượng,
Giá cả phải chăng,
Thương lượng mạnh.
Одновременно сознание русского человека становится менее радикальным. Оценка хорошо или плохо – уходит в небытие. Равным образом в небытие уходит и директивный тип коммуникации. На первый план выходит ценность по достижению компромисса между субъектами хозяйствования:
Ни хорошо, ни плохо. Где-то хорошо, где-то плохо. Но в целом – нормально.
Вьетнамский аналог:
Luôn luôn tốt không xảy ra.  Đôi khi nó xấu, nó tốt
[Всегда хорошо не бывает. Бывает то плохо, то хорошо].
В основе такой коммуникации лежит культура переговоров, компромисса, аргументации, понимания противной стороны. Так, в крупных российских корпорациях появилась новая профессия – переговорщик. Переговорщиками становятся не только специалисты, хорошо разбирающиеся в предмете переговоров, но и одновременно люди, имеющие навыки психолога, культуролога и даже филолога. Появились новые КВ:
Переговорить контракт (т.е. подписать выгодный контракт),
Какой упертый! Пора звать переговорщика.
Вьетнамский вариант:
Khi hợp đồng bị phá vỡ, bạn cần một nhà đàm phán
[Когда контракт срывается, нужен переговорщик].
Вместе с тем массированный приток в русский язык новой экономической терминологии, особенно иностранного происхождения, не сделало русского человека существенно более экономически грамотным. С В.Черномырдиным произошел характерный случай. Он оказался на севере, в районе буровых станций. Его окружали люди в теплой спецодежде, причем не идеально чистой. Сам он был одет так же. Неожиданно появляется молодой человек в отглаженном костюме, рубашке, при галстуке, в плаще, без головного убора, аккуратно подстриженный. Виктор Степанович удивленно крикнул:
Это что за девелопер?
Потом коллеги спросили его, кто такой девелопер. Виктор Степанович сказал, что точно не знает, зато знает, как он выглядит, и показал на этого человека пальцем.
То есть в глазах русского человека представитель новой для страны профессии выглядит, как минимум, нелепо.
В целом русский народ не понимает, чем отличаются друг от друга менеджер, промоутер, риэлтор, мерчендайзер, трейдер, брокер и под. Взяв в руки экономический словарь мы поняли, что народ прав. По большому счету, ничем принципиальным они друг от друга не отличаются. Отсюда следуют КВ:
— Образование, профессия? Менеджер? Пиши: высшее, профессии не имеет.
Плюнь в Москве по ветру, попадешь либо в юриста, либо в экономиста.
Chẳng bao lâu thị trường chứng khoán Việt Nam sẽ được công nhận trên toàn thế giới
[Скоро вьетнамская биржа будет признана во всем мире].
По данным издания П.Бурышкина «Москва купеческая», подобного рода терминология, равно, как и ФЕ и КВ, возникшие на ее основе, не совсем новы для русского языка. Слова типа акционерное общество, товарищество производителей, паевой фонд, котировка акций, фирма, оздоровление рынка, инфляция, кризис неплатежей, товарный голод и под. были известны русскому народу в короткий дореволюционный период [Бурышкин, 2015]. Конечно, не стоит сравнивать нынешний русский народ с тем, что проживал в России до Октябрьской революции. В любом случае, сравнение будет не совсем корректным. Вместе с тем, в книге Бурышкина чувствуется некое уважение народа к предпринимателям, промышленникам, купцам. Действительно, по большей части это были деловые люди, достигшие богатства, главным образом, умом и трудом. Конечно, они нещадно эксплуатировали народ, но этим же народом не были презираемы.
Отношения же труда и капитала в современной России куда более антагонистичны, нежели до Октябрьской революции. Мы являемся свидетелями более радикального слома национального менталитета, чем тот, который происходил в первой трети XX века. Похоже, причина заключается в том, что до революции капиталисты понимались как эксплуататоры, но эксплуататоры национальные, свои. Сейчас же мир капитала понимается как чуждая народу западная культура, а люди, работающие в сфере оборота капитала, — как потенциальные эмигранты, ищущие легкие деньги и желающие покинуть страну после того, как разбогатеют:
Каждый уважающий себя банкир или чиновник имеет дом на Лазурном Берегу или на Мальте.
Пора валить.
Вьетнамский вариант:
Vùng đất trên bờ biển Việt Nam đắt đến mức dường như nó không bị rắc cát, nhưng với vàng
[Земля на вьетнамском побережье такая дорогая, что кажется, что она посыпана не песком, а золотом].
Сами же представители новой для России культуры предпринимательства хорошо чувствуют отношение к себе простого народа. Соответственно, чувствуют они и зыбкость, относительность своего богатства, чувствуют необходимость его хранения в более надежных странах. Отсюда КВ:
Заофшорил капитал,
Обскакал валютный контроль,
Спрятал деньги. Что значит, где? Ясно, не в Сбербанке.
 Рыночная экономика не внесла в русское общество должного спокойствия, не сняло остроты социальных конфликтов. Между тем, общество стало менее политизированным, чем было до этого.
Странным образом бесклассовое советское общество буквально накачивалось политикой, в основе которой лежала идея противостояния классов. Казалось, кого могла интересовать классовая борьба в бесклассовом обществе? Тем не менее, стилистика Страны Советов определялась красными плакатами с многочисленными политическими призывами, памятниками Ленину и героям революции, названиями улиц и площадей.
За подобного рода политическим антуражем скрывались истинные собственники земли, фабрик и заводов, т.е. абстрактное государство в лице партийной и хозяйственной элиты.
В рыночной хозяйственной структуре идеология просто не нужна. Аналогичное количество собственников здесь не скрывается, более того – хорошо известно.
В итоге русский народ получил общество рыночного типа и без какой бы то ни было идеологии. Идеология осталась в прошлом и будет востребована лишь при возможном возврате к советским основам хозяйствования. Как говорится в известном КВ:
Два мира, два Шапиро.
Вьетнамский вариант:
Thị trường tư bản.  Thị trường xã hội chủ nghĩa.  Sự khác biệt là gì?
[Капиталистический рынок. Социалистический рынок. В чем разница?].
Поразительно, как быстро изменения в сфере экономики меняют идеологические пристрастия народа. Некогда религиозная, крестьянская и купеческая Россия руками своего народа уничтожила эксплуататоров, сожгла храмы и фактически приняла новую радикальную религию, берущую начало в модернизированном ближневосточном ортодоксальном христианстве, — коммунизм. Коммунизм адаптировался на русской почве, русифицировался, стал сущностью быстро изменившегося русского мира. Но и он руками того же народа был низвергнут, Олимп его героев разрушен. Некоторое время русское общество пребывало в эйфории от отсутствия официальной идеологии, признавая лишь идеологию потребления. Популярным стало КВ общество потребления. Но оказалось, что  потребления для всех быть не может:
Сформировалось общество, стремящееся к потреблению, но не общество потребления. Потребляют здесь очень немногие, и то, за счет тех, кто не прочь бы потребить.
Общество в очередной раз обмануто. Общество требует крови виновных.
Искали счастья? Лучше бы работу поискали.
Хотите новую идеологию? Это можно. Но вот поможет ли?
Вьетнамский аналог:
Người Việt Nam không cần một hệ tư tưởng mới.  Anh ấy cần một cuộc sống mới.
[Вьетнамскому народу не нужна новая идеология. Ему нужна новая жизнь.].
Сформировавшиеся в современной лингвистике методологические подходы, в особенности лингвокультурологический, становятся взаимодополняющими областями описания и анализа идиоматики, ее роли в жизни общества в целом и отдельных социальных страт.
Фонд ФЕ и КВ представляет собой неотъемлемую часть русского языка. Глобальные сдвиги в жизни общества, произошедшие  в XX — начале XXI века, не могли не отразиться в корпусе ФЕ и КВ. Не случайно поэтому наблюдается не только количественный рост новых ФЕ и КВ. В определенной мере происходит процесс обновления этого корпуса. Напрмер, в языке молодежи, особенно относящейся к многочисленным неформальным сообществам, формируется свой состав фонда ФЕ и КВ. Одновременно резко сокращается частотность употребления в речи молодежи ФЕ и КВ, восходящих к периоду XIX, и даже XX, века.
С начала XX века наблюдается существенное расширение состава ФЕ и КВ. И это объяснимо. На фоне расширения лексического состава русского языка возникла потребность оценки новых явлений, означенных в словаре новыми лексемами. Ведь сама по себе лексема нейтральна, оживая в определенном лингвокультурологическом контексте.
Следует также учесть, что основные лексемы, составляющие фонд национальных концептов [Степанов, 2004], в содержательном смысле эволюционируют: значение слов со временем корректируется, меняется, происходит переосмысление и приращивание сементики и стилистики. Все это, вместе с возникновением все новых и новых лексических единиц, значительно расширяет и обогащает лексический словарь русского языка, расширяет потенциал каждой отдельной лексемы.
Однако сама по себе лексика как набор отдельно взятых слов неспособна самопереродиться в своих значениях. Лингвокультурологический же контекст – понятие слишком абстрактное для конкретизации культурных явлений на лексику. Собственно коррекция лексического значения слова происходит в контексте меткой фразы — ФЕ или КВ. В этой фразе данное значение либо усиливается, либо корректируется. То есть функциональное значение ФЕ и КВ заключается не только в концентрации неких значимых смыслов, но и во включенности в сложную систему непрекращающегося формирования языка.
Таким образом, из живого языка уходят не только связанные группы лексики, отражающие реалии социалистической экономики, но и те, что были рождены в контексте русской культуры XIX – начала XX веков. Причины этого банальны: современная молодежь все меньше и меньше читает классику, отдавая предпочтение информативно сжатым текстам Интернета.
При этом у данной проблемы есть и иная сторона, в основе которой лежит проблема все более глубокого социального расслоения молодежи. Еще совсем недавно язык молодежи рассматривался в связи с новыми веяниями моды, спорта, различных неформальных и нетрадиционных увлечений. Сейчас же наметилась и постоянно усиливается тенденция на имущественную дифференциацию языка молодежи. Чаще всего дети состоятельных родителей вынуждены жить не интересами большинства своих сверстников, а продолжать учебу. Сами того не желая, они становятся носителями русского языка, приблежающегося к классическим стандартам. Соответственно, употребляемые ими ФЕ и КВ происходят как раз из прошедших эпох русской истории.
Молодежь, не имеющая реальных возможностей учиться, в большей степени склонна к овладению языковыми инновациями в сфере ФЕ и КВ. Они ведут более коллективистский образ жизни, нежели их состоятельные сверстники. В их среде языковые инновации намного быстрее возникают и проходят отбор на популярность.
Но по причине той же идеологическим и имущественным разделением современного российского общества одинаковые ФЕ и КВ сопрягаются в глазах различных социальных страт с разными оценочными коннотациями. Именно эти коннотации служат идейной основой вновь возникающих ФЕ и КВ. Так, для имущих социальных страт новые социальные явления приобретают положительную окраску, для страт неимущих – отрицательную:
Выбирая цель, цельтесь выше, желая попасть в звезды.
Деньги – не главное в жизни. Жизнь бессмысленна сама по себе.
Современный бизнес, как и любое мошенничество, основан на том, что людям продают их мечты.
Вьетнамский вариант:
Đừng sợ giống như mọi người khác.  Và sau đó mọi người sẽ muốn giống như bạn
[Не бойся быть ни как все. И тогда все захотят быть, как ты].
Не вызывает удивление тот факт, что возникающая новая идиоматика не является ни общедоступной, ни общенародной. Те, кто в итоге известных социальных реформ утратил свой прежний имущественный статус, современные ФЕ и КВ о бизнесе воспринимают исключительно негативно. К таким людям относятся и не нашедшая своего места научная и творческая интеллигенция, большинство рабочего класса, их дети. Им противостоят люди, сумевшие войти в бизнес, чиновники и те, кому волей случая повезло в жизни, например, с выбором профессии.
Все это формирует лингвокультурную среду, основанную на целом комплексе идей. С одной стороны, в общество вбрасываются идеи необходимости соответствовать духу времени, пробуждать в себе дух предпринимательства, отказаться от настроений патернализма. С другой стороны, в обществе сильны идеи возвращения к порядкам, позволявшим беднейшим ныне слоям населения относительно безбедно существовать в советском прошлом. С третьей стороны, в качестве несомненной заслуги современного российского строя объявляются свобода слова и свобода передвижения по стране и по миру. Имущие страты, несомненно, ценят данные свободы, но страты неимущие воспринимают их как явный раздражитель: передвигаться по миру им не на что, а свобода слова нивелируется для них тем, что их мало, кто слушает.
На этом культурном фоне возникает идиоматика нового типа:
Современная российская действительность избавляет гражданина от необходимости мыслить.
Русский народ вымирает, а русская интеллигенция снимает это на мобильные телефоны.
Я – человек современный. Меня тянет к саморазрушению.
Вьетнамский вариант:
Thế hệ nhún vai.  Hàng tiêu dùng.  Chúng tôi sẽ thất bại, điều này khá xứng đáng
[Поколение пожимающих плечами. Потребляемым благам. Мы потерпим крах, который вполне заслужили].
Процессы в идиоматике, почти без исключений, сопровождаются изменениями в лексическом составе языка, а также в семантике слова, в его способности корректировать свое значение, стилистически трансформироваться.
В свою очередь, изменения в лексическом словаре языка, вместе с означиванием новых явлений и осмысливанием их в идиоматике, служит комплексному обогащению языка. Подобного рода сдвиги в русском языке, какие происходят сейчас, можно было наблюдать в XIX веке, когда собственно создавался современный русский язык, и в революционные и постреволюционные годы в XX веке.
Причиной таких перемен служит постепенная смена типа цивилизации в России. Как бы ни хранила Россия свои традиции, наслдником каких бы государств и эпох себя не провозглашала, экономическая жизнь, устроенная по раннестадиальному западному образцу, диктует неотвратимые перемены в культуре, в отношениях человек-человек, человек-государство, человек-коллектив, человек-собственность. Скорее всего, установленные в современной России экономические отношения станут диктовать цивилизационные перемены и в будущем. Не исключено, что мы сейчас стоим на пороге формирования нового корпуса русской идиоматики, основанного на идеях индивидуализма, незыблемости частной собственности, упадка традиционных ценностей православия:
Холодильник – самый яркий пример того, что не важно, что снаружи, а важно, что внутри.
В семье самогонщиков чай пьют без сахара.
Главное не буква закона, а цифра.
Сотрудники МВД прикрыли наркопритон. Под прикрытием бизнес пошел вдвое лучше.
Скучно жить – дай в долг.
Книжные магазины все так же закрываются один за другим, понятие «библиотека» окончательно вышло из употребления, апломб и безапеляционность успешно выдают себя за высокое искусство, кулинары ценятся выше писателей.
Современная информация сужает интеллектуальную свободу, не оставляя простора для фантазии.
Коррекция лексического значения слова приводит к возникновению новой лексической единицы, что существенно увеличивает тенденцию на омонимию. Существуют три основных типа семантических действий: расширение или сужение значения, а также переосмысление значения. В расширенном, суженном и переосмысленном значениях в русском языке бытует слово рынок (прежде всего в значениях: оптовый или иной, рынок облигаций, мировой рынок и т.п). В идиоматике нашли отражение все значения:
Важнейшим продуктом рыночного хозяйства является потребитель.
Рынок коммунальных услуг вечен, поскольку когда-нибудь закончится нефть, а вот экстрименты – никогда.
По качеству продуктов питания колхозный рынок лучше любого супермаркета.
Вьетнамский вариант:
Trong thời đại của thị trường, sống và chết trở nên quá đắt
[В эпоху рынка жить и умирать стало слишком дорого].
Нагляднее всего новые формы экономических порядков проявились в самых разных изменениях в семантике слов.
Терминологически слово застой означает период замедленного развития советской экономики. Изначально слово застой означало любое замедление: застой мокроты в бронхах, застой воды в пруду. В новом значении слово застой обыгрывается в КВ:
Застой в стране нужно встречать с улыбкой.
Застой в империи – не признак ее слабости, а знак того, что она хотела быть сильной слишком долго.
Застой в личной жизни – когда даже пьяному никому не хочется звонить.
К живым явлениям в лексической семантике можно отнести процесс деполитизации и деидеологизации целого ряда смысловых гнезд. В настоящее время наблюдается своего рода очищение семантики семантики от идеологической коннотации. Это такие слова и связанные с ними группы слов, как капитал, капитализм, капиталист, спекуляция, спекулянт, частник, частный собственник. Данные слова утрачивают приращения дополнительных смыслов как отрицательных. Ранее, чаще всего, такие смыслы комментировались в политических текстах. Ныне этого не наблюдается. Это касается и дополнительного отрицательного смысла слова олигарх:
Все российские олигархи уже давно либо работают на государство, либо отдыхают на лондонских кладбищах.
Олигарх, скажи, сколько у тебя друзей, а я скажу сколько раз тебя закажут.
Государственный бюджет пополняется за счет олигархов. Их сначала откармливают, а потом гонят на убой.
Всегда в России отрицательное значение имело слово делец. Традиционно оно означало нечестного предпринимателя, подлого человека, обманщика. В наши дни данное значение слова сохранилось. Одновременно появилось значение с нейтральной оценкой:
Самый большой риск для дельца современного рынка – это быть слабым и неэффективным.
Вьетнамский вариант:
Bóng tối hiếm khi dẫn dắt một doanh nhân đến với cuộc sống mặt trời
[Теневые делишки редко приводят дельца к солнечной жизни].
Сейчас основным для слова делец становится следующее: деловой человек, владелец доходного предприятия.
Таким образом, в основании новой идиоматики русского языка стоит процесс переосмысления значения слов.
Переосмысление значения лексических единиц наблюдается в процессе отбора и сочетания слов. Такой процесс определяется как парадигматическими, так и  синтагматическими отношениями.
Типологизация значений синонимических рядов, вызванная своего рода давлением одним словом ряда на другие, очевидна в случае с заимствованиями, когда внутри ряда синонимов возникает смыслообмен, причиной чего служит дополнение данного ряда новыми синонимами:
Экономический – хозяйственный,
Инфляция – обесценивание,
Договор – контракт,
Самостоятельность – суверенитет,
Инвестиции – вложения,
Эффект – результат.
С данным лексическим процессом связано образование новые ФЕ и КВ. ФЕ и КВ – это всегда переосмысление известных явлений, обреченное в яркую словесную форму. В устойчивых сформированных ФЕ и КВ нередко образуется новое значение лексем. Это значение потом как бы выкристаллизовывается из ФЕ и КВ и закрепляется за конкретным, обыгрываемым, словом.
Следовательно, достаточно частотное употребление лексемы в ФЕ и КВ, в конкретных сформированных контекстах отражается в на значении этой лексемы:
банк – кредит
банк – брокер
банк – акция
банк – рассрочка
банк – бенефициар
брокер – платформа
брокер – трейдинг
брокер – стоплосс
брокер – лицензия
В данных случаях лексемы банк и брокер включает в себя признаки аналитического прилагательного:
банковский кредит
банковский брокер
брокерская лицензия
банковская рассрочка
брокерская платформа
банковская акция
Актуальным процессом в современном русском языке можно считать новую волну заимствований, а также актуализацию заимствованных ранее и отчасти забытых иноязычных слов и КВ. Подавляющее большинство этих заимствований касается экономики:
Экономика представляет способы удовлетворять огромные потребности при помощи малых ресурсов.
Законы экономики – это законы жизни.
Экономика анализирует разнородные явления при помощи категории цены.
Вьетнамский вариант:
Bữa sáng miễn phí không xảy ra
[Бесплатных завтраков не бывает].
По версии Л.П.Крысина, основным фактором заимствования является двуязычие, реализуемое как контакт различных народов [Крысин, 1968]. Кроме того, следует учитывать и такие важные виды речевой активности, как чтение иностранной прессы, научных исследований, переводческая деятельность, анализ зарубежных статистических данных, участие в международных научных конференциях. Не менее важным фактором заимствования может быть и то, что в хозяйственном сообществе страны возникает расположенность к принятию иностранной экономической модели, а значит – и новой экономической лексики:
История международной журналистики – это история сближения народов.
Вьетнамский вариант:
Báo chí là việc tạo ra các khuôn mẫu có tổ chức và khẳng định những huyền thoại về các quốc gia láng giềng
[Журналистика — это организованное создание стереотипов и утверждение мифов о соседних народах].
Деструкция СССР и переход на новые основы хозяйства определило использование в речи множества экономических терминов, сразу становившихся основой КВ:
Все, что мы сегодня имеем — результат наших вчерашних действий.
Жизнь это бартер. Хороший ужин для мужчины, и новое платье в гардеробе женщины. 
Долг – это то, что остается после успешной реализации инвестиционного проекта.
Время привлекать инвестиции и время привлекаться за инвестиции.
Особенно популярным с середины 80-х годов XX века стало слово спонсор: Так появившееся в середине 80-х годов слово «спонсор» и производные от него слова: меценат, благотворитель, устроитель. Как правило, спонсором первоначально называли частное лицо или государственную организацию, которые финансировали творчество художников, музыкантов, артистов. Спустя некоторое время спонсорская деятельность стала восприниматься шире, обыгрываясь в многочисленных КВ:
Спонсор всей моей жизни — ветер в голове.
Спонсор — это человек, которому расстаться с деньгами проще, чем объяснить, откуда они взялись.
Вьетнамский аналог:
Cuộc sống là một điệu nhảy.  Các nhà tài trợ không nhảy.  Họ chơi trên đường ống
[Жизнь — это танцы. Спонсоры не пляшут. Они играют на дудке].
Как зачастую это бывает, язык стал перенасыщаться иноязычной лексикой. КВ стали возникать в больших количествах, и нередко неоправданно. На этой волне удовлетворения потребностей языка всплыло множество словесного мусора, засоряющего язык. Подобное засорение языка стало возможным по ой причине, что иностранные слова вошли в моду. Русские или давно устоявшиеся слова нередко заменялись новыми, иностранными: конверсия – преобразование, стагнация – застой, консенсус — согласие, реклама – паблисити.
Слово магазин сменили такие наименования, как супермаркет, мини-маркет, бутик, которые стали подразумевать более высокое качество обслуживания, повышенное качество товара и, соответственно, более высокие цены.  в русском употреблении повысилось в ранге – есть обозначение модного, элитного салона – магазина, где предлагаются дорогие товары.
Основными новыми заимствованными словами, наиболее часто употреблявшимися в русском языке, были приватизация, инфляция, менеджер, маркетинг, лизинг:
Задача маркетинга в том, чтобы свести к минимуму усилия по продажам. В идеале, маркетинг должен создавать готового к покупке потребителя.
Менеджер – это человек, периодически принимающий правильные решения.
Наилучший менеджер имеет чутье, чтобы найти хорошего исполнителя.
Для того чтобы провести внутренний аудит в цирке, не обязательно быть клоуном.
Вьетнамский аналог:
Phụ nữ muốn tất cả cùng một lúc.  Điều này là cho họ để đi lên với các khoản vay, cho thuê và thế chấp.  Guys đủ rằng có
[Женщинам хочется всего и сразу. Это для них придумали кредитование, лизинг и ипотеку. Мужикам достаточно того, что есть].
В целом носители русского языка далеко не всегда различали близкие по смыслу иноязычные термины. Например, слова промоутинг, менеджмент и маркетинг людьми практически не различались. Вместе с тем, в язык стали проникать и термины, наличиствующие в международном употреблении: лэй-эвэй (предварительная оплата товара), лэндинг (запланированная цена отгрузки материальных ценностей), релл-овер (открытие длинной позиции на рынке Форекс).
Утром эй-эвэй, вечером стулья.
Эй, тэйк-эвэй мне с собой (тэйк-эвэй — еда, которую официант заворачивает в пакет, чтобы клиент унес ее с собой).
На этом фоне в обществе стало наблюдаться своего рода тяга к модному иноязычному слову. Так вместо слова контора стали употреблять слово офис, вместо ревизор – аудитор, вместодоговор — контракт и т.п. Подобная лексика проникла во все сферы жизни российского общества, вошла в быт людей, заменяя ранее привычные слова, становясь основой корпуса новых КВ:
Если вам дорог ваш имидж, имейте дело лишь с людьми, обладающими достойными качествами, ибо лучше быть одному, чем в дурной компании.
Каждый лоббист знает, что первое условие успеха – умение добывать информацию и анализировать ее.
Творческая интеллигенция, красивая жизнь, гламур и прочие фуршеты — все это не имеет никакого отношения к богеме.
Вьетнамский аналог:
Dresscoat — một phong cách văn phòng của quần áo mà biến một nhân viên thành một người đàn ông bút chì
[Дресскод — офисный стиль одежды, превращающий работника в человека-карандаша].
Новые КВ вошли в жизнь людей вместе с лексикой, которую они интерпретируют. Именно метафоризация новой лексики, ее адаптация к русской грамматике, ее вхождение в КВ свидетельствует об укоренении данной лексики в языке.
Вновь возникающие КВ часто становятся неотъемлемой частью дискурса как общенационального, так и различных социальных страт.
Так, совсем недавно в язык вошло выражение Д.А.Медведева
Денег нет, но вы держитесь.
Фраза вошла в общенациональный дискурс.
Следующая ниже фраза касается дискурса дворовой молодежи Москвы:
Суицидальные настроения, обуревающие впечатлительного юношу, помогли ему приобрести отличную закалку и данные спортсмена-разрядника.
Приведенные примеры могут создать впечатление перенасыщенности современного дискурса новыми КВ. В принципе, оно так и есть. Традиционные КВ частично уходят из речи людей, новые – занимают свое место. Прежде всего КВ экономической и политической направленности берут начало из речи политиков, возникают в текстах средств массовой информации, в художественной литературе.  Реже новые КВ рождаются в речи изолированных социальных страт.
Аналогичные культурные процессы происходят и в идиоматике вьетнамского языка, но с той разницей, что в общенациональном вьетнамском дискурсе сохраняются типичные КВ социалистического общества:
Вảo đảm những người mạnh mẽ, nước, công dân chủ và xã hội văn minh.
[Обеспеченный народ, сильное государство, справедливое, демократическое и цивилизованное общество].
Chủ nghĩa xã hội, bất kể con đường quanh co phía trước là đúng cách.
[Социализм, независимо от извилистого пути вперед, является правильной дорогой].
Các Cộng sản phong trào phải làm sống lại khuôn mặt của những mâu thuẫn nội bộ của chủ nghĩa tư bản.
[Коммунистическое движение должно оживиться перед лицом внутренних противоречий капитализма].
При этом фактически развивающаяся рыночная экономика является культурной основой возникновения КВ нового содержания:
Trong các nhà máy mỹ phẩm chúng tôi làm, các cửa hàng bán hy vọng.
[Косметику мы изготавливаем на фабриках, а в магазинах торгуем надеждой].
Bán cần ngôn ngữ, người mua ' s – eye.
[Продавцу нужен язык, покупателю – глаза].
Đôi mắt của khách hàng — trong tay của người bán.
[Глаз покупателя — в руках продавца].
Вьетнам постепенно превращается в индустриальную страну. Прогнозируется, что через несколько десятилетий страна преобразуется в экономически развитую державу, которая войдет в число ведущих индустриальных стран Азии.
В свою очередь, можно спрогнозировать существенные перемены во вьетнамской традиционной культуре и во вьетнамском языке. В частности, можно спрогнозировать нарастание количества ФЕ и КВ рыночного содержания и содержания, связанного с возникновением и укреплением институтов рыночной экономики.
Таким образом, в настоящее время наблюдается типологическое сходство живых процессов в корпусе КВ русского и вьетнамского языков. Отмечается прежде всего обновление состава КВ под влиянием новых экономических реалий, в основе которых лежит формирование рыночной экономики и вхождение России и Вьетнама в систему международного разделения труда.
 
3.2. Особенности механизмов образования новых крылатых выражений в русском и вьетнамском языках в экономическом дискурсе.
Механизмы формирования идиоматических оборотов крайне динамичны и практически не ограничены в своем потенциале. Смыслообразование всегда подвижно и связано с различными уровнями языка: фонологией, морфологией, синтаксисом.
Ныне мы имеем дело прежде всего с культурными изменениями в языке, выраженными в образовании новых КВ. Экономический язык, равно как и язык любой иной сферы жизнедеятельности, не располагает некими особенными приемами смыслообразования. Напротив, при возникновении новых КВ используются характерные для всего литературного языка способы образования смыслов.
Специфика смыслопостроения КВ в экономическом и политическом дискурсе выявляет ряд закономерностей:
1. Механизмы образования КВ могут обеспечить формирование конкретных смыслов и их категоризацию в обширные тематические группы. Это дает возможность вычленить различные смысловые уровни и в объеме одного высказывания, и в экономическом дискурсе как культурной целостности.
В КВ экономического содержания средства идиоматизации материализуют определенную смысловую иерархию: смысл-основа Мы-Они → смысловые универсалии Идеальное-Неидеальное, Добро-Зло, Прошлое-Настоящее-Будущее → смыслы Идеальный хозяйственник или Идеальное предприятие → субсмыслы Ответственность, Критическая ситуация, Вина и под.
2. Применение средств идиоматизации как методов смыслообразования участниками экономической коммуникации определяется их функциональными задачами, актуализация которых определяется реализацией целей участников этой коммуникации, а также повышшает воздействующую силу сообщений экономического характера.
Соотношение материализации действий субъекта экономического дискурса и использования средств идиоматизации гарантаруется посредствам раеализации таких функций последних, как экспликация, в соответствии с которой непростые реалии экономической деятельности представляются в универсалиях обыденных предметов и действий.
К собственно механизмам образования КВ можно отнести следующие:
— Словесное описание, дающее объединение несовместимых сфер, служит основанием упрощенного описания экономической действительности.
— Метафоризация, заключающаяся в создании кратко представленной дискурсивной реальности, в где возникают полярные культурно значимые образы.
— Осуществляющееся при помощи художественных приемов выделение и подчеркивание общекультурного смысла КВ.
— Осуществляющееся при помощи художественных приемов выделение и подчеркивание субъективного смысла КВ.
— Актуализация прогностического потенциала, заложенного в образах и идеях КВ, что дает возможность представить эти образы и идеи в развитии.
 3. Возникновение ярких КВ в экономическом дискурсе связано с концентрацией смыслов текста или коммуникативной ситуации, что обуславливается наличием в дискурсе в качестве смысловой основы оппозиции Мы-Они:
Мы становимся непохожими на своих предков.
Времена меняются, и мы меняемся с ними.
Все мы фрагменты.
Вьетнамский вариант:
Chúng ta luôn có trong truyền thống.
[Мы всегда находимся внутри предания].
Chúng tôi không thể được tất cả mọi thứ, còn gì nữa, những giới hạn của chúng tôi hẹp hòi.
[Мы не можем быть всем, более того, пределы наши недалеки].
Chúng tôi sống để rút ra chính mình.
[Мы живем обращенными сами к себе].
В приведенных выше КВ, к примеру, такая полярность достигается фактической маркировкой универсального конструкта Они как смысловой основы. Импликация аспектов главной идеи КВ рисует положительный собственный образ субъекта дискурса и отрицательный — оппонента.
4. Способность КВ имплицировать и подчеркивать нужные характеристики описываемого субъекта дискурса дает возможность определить скрытое внешне понимание прототипа данного объекта дискурса в обществе или социальной страте. В приведенных выше КВ возможно по причине опредмечивания скрытыми ключевыми метафорами смыслов, которые желает донести до слушателя говорящий. В определенной мере нахождение субъекта дискурса в культурном поле, а также понимание им собственной  культурной идентичности предполагает наличие культурного характера таких представлений.
5. Разворачивание смысла оппозиции Мы-Они происходит через ее конкретизацию в КВ в соответствии с заданной идеей. Описание всей системы культурных смыслов экономического дискурса реализуется прежде всего посредством осознания роли смысловой доминанты Идеальное-Неидеальное. Статус этой доминанты в экономическом дискурсе объясняется с точки зрения специфики конкретной экономической деятельности, отражением которой в дискурсе оказывается фиксация задач. При этом необходимо понимать, что фиксация прибыли есть конечный итог деятельности любой коммерческой организации. Однако задачи, выполняемые сотрудниками на пути к цели, как правило, не связаны с собственно деньгами. Чаще всего это реализация культурного отношения к людям и окружающей действительности. Чем ближе это отношение к идеалу, тем короче путь к конечной цели.
Механизмы образования КВ в сфере экономического дискурса связаны не только с общими идеями, но и со всем комплексом словообразовательной системы. Собственно принципиально новыми здесь являются лишь единицы наименований.
В данном случае легко обнаруживается связь грамматического, словообразовательного и лексического уровней языка. Также здесь наблюдается использование словообразовательных моделей экономического дискурса, произведенных от слов в отличных от первоначальных значениях. Например, слово челнок (лодка, деталь ткацкого станка) дает в экономическом дискурсе следующие лексические основы КВ:
челночный [бизнес],
челночный [маршрут],
челночная [операция],
челночные [перевозки].
В данном случае нельзя обойти вниманием и словообразовательные модели. Частая эксплуатация в целом стандартных словообразовательных моделей зиждется, как правило, на языковой моде. Так, редко ранее употребительный суффикс ант при образовании лица вновь стал супер-активным:
подписант,
эксплуатант,
коммерсант,
акцептант,
или, например, расширился круг бессуффиксальных существительных, используемых в КВ особенно активно:
нал,
безнал,
евро,
опт,
навар,
зелень (доллары).
Такая словообразовательная модель, характерная при формировании КВ, входит и в общеупотребительный лексикон, но лишь на уровне просторечия:
С налом даже бедность переносится легче.
Нал – это напечатанная свобода.
В известные смыслообразовательные типы вмешивается весь традиционный и новый лексический материал.
Важно, что с функциональной точки зрения материал существенно преобразился – функционируют лингвокультурные универсалии, существующие на грани литературного и разговорного языка, а также единицы, заходящие за пределы языка литературного – жаргоны, просторечие.
Активность лингвокультурных универсалий или ключевых слов КВ оказывает влияние не только на их потенциал словообразования, но и на их взаимодействие с иными единицами, делая актуальными взаимоотношения лексем в языковой системе.
Лингвокультурными универсалиями имеет смысл считать лексемы, презентующие понятия и явления, являющиеся предметом всеобщего внимания. К таковым лексемам можно относить часто употребляемые имена собственные и имена нарицательные, которые можно поделить на два разряда:
1) Имеющая существенную частотность лексика активно образует на непродолжительное время (от недели до года) как новые слова и выражения, так и собственно КВ. Цикл бытования таких КВ чрезвычайно низок. Пример: дефолт, ваучер, ваучеризация:
. Если ты доцент, профессор, завкафедрой в профильном направлении и у тебя нет своего бизнеса, да на кой чёрт ты мне нужен вообще?
Ваш ваучер будет стоить, как две Волги.
Nền kinh tế Việt nam là sự nổi lên và mặc định sẽ chỉ trong trường hợp của dư thừa. Nhưng khi về nó sớm để nói chuyện.
[Вьетнамская экономика на подъеме и о дефолте можно будет говорить лишь в случае перепроизводства. Но пока об этом говорить рано].
2) Слова активные, служащие основой КВ, относительно долгий период (от года и далее); таковые активно проявляются в экономической сфере, когда в стране рыночные отношения становятся главными. Данные слова номинируют явления, которые всесторонне характеризуют реальную экономическую ситуацию.  Пример: стагнация, инфляция:
Стагнация — период массового производства иллюзий.
 Suy thoái ở Việt nam. Và sẽ không bao giờ được. Sự trì trệ có lẽ là hạn, cũng không liên quan
[Рецессии во Вьетнаме нет. И не будет. Стагнация, наверное, термин тоже неуместный]. 
Так, для конца XX века и начала XXI века главной в КВ является лексика, несущая универсальные смыслы экономики начала XXI века ключевыми в КВ являются многие слова, относящиеся к сфере экономики (инфляция, приватизация, стагнация, лоббирование, рынок). Отчасти к