Добавить

Идеологическая диверсия (Это я мент позорный)


      Станция Жердевка Юго-Восточной железной дороги. Год 1985. Разгар победившего развитого социализма в Советском Союзе. Все на этой станции кипит и движется, словно в жерле вулкана. По перрону днем туда и обратно снуёт компания из семи цыганок пересаживающихся с электропоезда Воронеж-Жердевка, на электропоезд Жердевка – Воронеж.
 

   Такая у них работа — колесить по стране. Колесить кучкой цыганских бабцов в необъятных цветастых юбках, под которыми можно спрятать пару, а то и тройку цыганских баронов, в кофтах и платках самых невообразимых расцветок.
 

   Колесить, бродить, брать за ладошку зазевавшихся лопухов из пассажиров, предсказывая им радостную, или горькую судьбину, интригуя мужчин восклицаниями: «Эй, парень, разве не знаешь? У тебя болезнь в мужском греховном теле! — а женщин высказываниями, — Сохнет по тебе король червонный милая, а ты его и не видишь, счастье свое упускаешь!».
 

      Интригуя, водя смуглым пальчиком по линиям на ладонях, убеждая снять с себя все золотишко, висящее на организме искателя цыганского счастья, присовокупить к нему содержимое портмоне и кошельков и…
 

       И, передав всё, тяжким трудом нажитое, в руки смуглых сибилл и пифий, шагать в обратную сторону ровно триста шагов, в ожидании счастья, которое вот-вот обрушится на легковерного лопуха со всей своей неимоверно страшной силой.
 

       Волшебная сила гипнотического цыганского искусства! Трах-Тиби-Дох, как говорил когда то Великому и Мудрому пионеру Вольке, джин из волшебной лампы Гасан Абдурахман ибн Хаттаб! В общем, не станция Жердевка, а насквозь сплошной, наглый абдурахман! И куда только смотрит милиция!?
 

       Идет лопух обманутый, обобранный, солнцем палимый, ровно отсчитывая свои предсказанные триста шагов. А как щелкнет у него в головушке цифра триста – мозг снова включается и человек начинает напряженно думать. Чего это он, или она, сняв с ушей золотые сережки, с шеи бусы, цепочки и кулоны и, выпростав пальчик из обручального кольца, марширует в неведомую даль, хотя ранее намеревался двигаться совершенно другом направлении.
 

        А когда понимает, что дело-то тут не очень чисто, а то и вовсе, напрочь грязно, устремляются в душевно встрепанном состоянии в Линейное отделение милиции Юго-Восточного Управления внутренних дел на транспорте на станции Жердевка.
 

       И встречает лопуха в этом самом линейном отделении оперуполномоченный уголовного розыска, старший лейтенант милиции Цыганков Александр Григорьевич, в простонародье и среди коллег по профессии — просто Цыган.
 

      Созвучность фамилии оперуполномоченного УР Цыганкова с национальной принадлежностью татей, обчистивших, обратившегося в отделение потерпевшего гражданина, сразу вызывает подозрение у заявителей.
 

       Кроме фамилии этому весьма существенно способствует смуглая мордашка старшего лейтенанта с бравыми цыганскими усищами. А не этот ли оперуполномоченный уголовного розыска, да еще и старший лейтенант милиции Цыганков верховодит на станции Жердевка организованной цыганской мафией, обчищающей уши, шеи, пальцы, портмоне и кошельки законопослушных граждан, имевших несчастье передвигаться по станции Жердевка.
 

      А если и не верховодит, то возможно, не очень пристально, прямо скажем, очень даже сквозь пальцы, индифферентно наблюдает за разгулом цыганской преступности на вверенной ему территории станции и прилежащих к ней железнодорожных путях.
 

      Оперуполномоченный уголовного розыска старший лейтенант Цыганков А.Г., со вздохом, понимая всю бесперспективность затеи, берет очередную жертву цыганского коварства под руку, и они вместе направляются на перрон на поиски злоумышленников…
 

***
 

       Серега, открыл дверь купе и, прихватив правой руку сумку с пожитками, двинулся по вагонному коридору в сторону тамбура. Стоянка поезда на станции Жердевка всего три минуты. Одарив проводницу вежливым большим спасибо, Серега с интересом бросил взгляд через перрон в сторону станционного поселка.
 

       Бестолковая толчея деревянных одноэтажных домиков, в зелени окружающих деревьев, легкий запах скошенной травы и навоза в порыве ветра, голубое небо, июльское солнышко… Хорошо в деревне летом! Замечательно! Еще бы кружку парного молока. Всё как в детстве. Словно в гостях у бабушки Марии Филипповны, на станции Белоярский, Западно-Сибирской железной дороги, у речки Черемшанки, близ города Барнаул.
 

       Серега старший лейтенант милиции, оперуполномоченный ОБППГ (отдел борьбы с преступным посягательством на грузы) прибыл в Жердевку в командировку из Воронежа. Задачу начальство поставило простую: сменив коллегу, старлея Семенова Саню, целый месяц чахнувшего в этом райском уголке, принять команду над группой из пяти местных сержантов милиции.
 

       Силами группы в течение месяца, еженощно обеспечивать неприкосновенность грузов, следующих железнодорожным транспортом на отрезке от станции Жердевка до станции Поворино Юго-Восточной железной дороги и в обратном направлении. А буде, кто и прикоснется к сим грузам – пресечь, поймать, заковать в браслеты и бросить в зиндан.
 

       А вот и Саня Семенов. Крутится невдалеке на перроне, видимо вышел Серегу встретить. Большой парняга ростом сто восемьдесят пять, весом сто сорок, в бежевой рубашке на выпуск, с короткими рукавами и ментовских брюках цвета маренго, с тонким вертикальным, красным кантом. Рубаха на выпуск, чтобы цивильной публике по глазам не бить поясной кобурой с макаровым. На Сереге тоже рубаха на выпуск, серая льняная и под ней кобура на поясе.
 

       Чуть в стороне, недалеко от Семенова разгораются нешуточные страсти. Смуглый молодой мужчина лет тридцати, черноусый, цыганской внешности, в форме старшего лейтенант милиции, в паре с полным гражданским мужчиной — в окружении компании цыганок в цветастых юбках. Пытаются разобраться с каким-то вопросом. Вопросы возникающие с цыганами всегда одни и те же – обманули, обокрали, загипнотизировали.
 

       В воздухе стоит гомон, словно на Бухарском базаре, развеваются цветастые юбки и платки, истошно орут, демонстративно поднимаемые женщинами чернявые грудные младенцы. Цыганки кружат карусель вокруг сотрудника милиции и, видимо, потерпевшего, которого, скорее всего, обобрали не более получаса назад, нагадав предварительно полные штаны счастья.
 

       Кружатся цыганки, периодически меняясь цветастыми платками и грудными детьми, так быстро, что в круговерти этих одинаково смуглых лиц и пестрых юбок, блузок и платков, одинаковых детишек невозможно определить, кто же из них полчаса назад гадал на счастье несчастному потерпевшему. Вообще непонятно, как они потом разбираются где, чей ребенок, настолько детишки неотличимы друг от друга.
 

       Полный мужчина в растерянности вытирает пот с лысины платком, затем неуверенно показывает указательным пальцем на одну из цыганок с младенцем на руках. Потом отрицательно машет милиционеру руками, сопровождая взмахи объяснениями, которые Серега не слышит, и снова также неуверенно показывает уже на другую женщину.
 

       От вокзального здания к гомонящей стае цыганок, неторопливо подходят трое мужчин цыганской внешности. Один важный, видимо главный, судя по белоснежной рубашке, стильным брюкам и туфлям цвета мороженого крем-брюле. По статям не иначе цыганский барон. Двое других одеты проще – кунаки на подхвате.
 

       Цыганки, ободренные подходом подкрепления, еще быстрее закручивают цветастый калейдоскоп вокруг милиционера. Старший лейтенант что-то сердито объясняет, подошедшим мужчинам и берет указанную потерпевшим цыганку за руку. Барон спокойно молча слушает, а его сопровождающие тоже начинают что-то говорить, жестикулируя при этом, словно итальянцы в фильмах Федерико Феллини.
 

       Барон, выслушав старшего лейтенанта, растягивает губы в улыбку, произносит пару слов для цыганки и кивает ей головой. Цыганка, словно по команде, дергает за шнурок, стягивающий ворот малиновой блузки, двумя руками вываливает наружу полную правую грудь. Затем с яростным лицом, навскидку, целясь соском груди, будто стволом пистолета, прижимает грудь всеми пальцами от ребер к соску.
 

       Тугая струя грудного молока бьет в лицо старшему лейтенанту в глаза, в нос, в губы. Брызги от лица летят на погоны, фуражку, форменную рубашку. Второй залп молочной струи ослепляет потерпевшего гражданина, растекаясь по его потной физиономии.
 

       Цветастый калейдоскоп вместе с каруселью в долю секунды разлетается радужными брызгами в разные стороны, мелькая голыми пятками под длинными юбками. Барон с сопровождающими спокойно разворачиваются и удаляются в сторону вокзального здания…
 

***
 

       Не прошло и получаса как Сергей и Цыган познакомились. Сразу на перроне подступать к оперу, залитому грудным цыганским молоком, смысла не имело. Можно было ненароком пострадать, попав под горячую руку. А потому Серега оттянул Саню Семенова в сторону от пылающего пламенем гнева, пунцового опера и предложил заняться текущими заботами, дав старшему лейтенанту прийти в себя.
 

       Цыганок, понятно, ловить никто не бросился, поскольку кроме них троих сделать это было некому. Оперуполномоченный Цыган физически не способен был действовать более или менее благоразумно в своем бешеном гневе.
 

       Потерпевший разочарованно плюнул, утерся левой и, безнадежно махнув правой рукой, удалился не солоно хлебавши. Он так и не оставил своего заявления с просьбой разыскать и наказать злоумышленников. А никто и не настаивал. В следующий раз ушами хлопать не будет. Любопытно ему стало, что за болезнь у него в мужском греховном теле образовалась. Дураков учить надо. Этого «болезного», похоже, научили.
 

       Семенов и Серега сочли происшествие не требующим немедленных карательных мер. Да и дело-то было, собственно, не в их компетенции. Не для того они из Воронежа сподобились прибыть в провинцию, чтобы заковывать в браслеты чернявых цыганских девчат и тащить их на цугундер. Да и хватать их дело непростое. Можно сказать весьма щекотливое. С ворами, жуликами и бандитами, однако, несказанно проще будет. Впрочем, как известно всем, бандитизма в Советском Союзе нет…
 

      Для начала надо барона с подручными в браслеты заковать, а уж потом за девчат браться. Да только хватать барона, вроде, как и не за что. На то и барон, чтобы не при делах быть. Его дело на цыганской мове команды отдавать, чтобы девчата таборные ментовские очи залпом из цыганских сисек ослепляли. Это он только одной команду отдал, а если бы они все, да со всей возможной мощью ударили по грудям? Груди-то, какие! Восьмой номер! Ого-го! Молочные реки! Захлебнуться можно!
 

       Семенов Саня передал свои впечатления от месячного пребывания в Жердевке. Основную мысль Семенова можно было выразить тремя словами: «В Багдаде всё спокойно!».Да и не мудрено. Земля слухами полнится. Дескать, шныряет по станциям на перегоне ментовская братия, экипированная фуфайками, треухами и кирзовыми сапогами, словно бомжи, только со стволами на поясе.
 

       Не просто шныряет, а устраивает тихие засады на станциях и полустанках, и просто таки мечтает кого-нибудь пресечь, заковать в браслеты и утрамбовать в узилище. Слухи они ведь загодя по земле растекаются. Еще никто в реалии не появился, не преступил к исполнению тайных планов ментовского начальства, а жуликам уж все известно. Этакое дырявое сито. А сито оно хоть, целое, хоть дырявое, а все протекает.
 

       Жулики они ведь не какие-нибудь умные чукчи. Раз такое тугое дело, засели по домам безвылазно и на железку ни-ни. Ни под каким соусом не желают вылезать на волю, дабы пограбить халявных грузов на железной дороге.
 

       Посидят впустую воронежские опера в засадах совместно с сержантами туземного происхождения, да и плюнут на это бесперспективное дело. Надоест им по ночам на проходящие составы на ходу прыгать, дапо шпалам станционным в мазуте, на пузе под составами ползать…
 

       Короче не сезон ныне для транспортных жуликов, оттого на железной дороге все чин-чинарём – тихо, спокойно, благородно, никакого колыхания и плеска. А как съедут иногородние борцы с транспортной преступностью по домам, то уж тогда, как говорится и делу время.
 

       К наставлениям и впечатлениям Семенов присовокупил ключи от багажного вагона, стоящего в тупике у станции, где Сереге предстояло проживать в течение месяца. Потом сводил в ДЛБ (дом локомотивных бригад), где предстояло раз в неделю менять постельное белье.
 

       Поделился мнением о Цыгане – хороший парень, но очень уж по-цыгански горяч и цыганок поездных на дух не переносит. Это даже, если не учитывать сегодняшнее молочное крещение, ну а если учитывать – то просто жуть! Цыган теперь вроде дракона огнедышащего, готов поедом цыган жрать, в сыром виде.
 

***


       Оперуполномоченный уголовного розыска старший лейтенант милиции Саня Цыган, мечется по кабинету, словно тигр в клетке. Саня весь на нерве. Он, яростно поглядывая вокруг, не обращаясь ни к кому, беседуя, как бы сам с собой, часто повторяет:« Господи, как же хорошо! Хорошо-то как!».
 

       Не прошло и двух часов, как Цыган отмылся от грудного цыганского молока, каким пыталась его попотчевать чернявая молодуха, в цветастом, ярком наряде. Пар негодования все еще раздувает изнутри гордое «Я» старшего лейтенанта, порождая румянец на смуглых щеках и огненные искры негодования в глазах.
 

       Серега с Семеновым вопросительно смотрят на Цыгана:«Что хорошо-то?». Цыган, оглядываясь вокруг, произносит:«Хорошо, что я не цыган! Понимаешь, Серёня, эти черно…, эти смугленькие, если вежливо выражаться, меня своим почитают. Я типа из их кровей, тоже смуглый. А раз так, я вроде, как им должен вкруговую всячески проникаться родством с ними и делать им всяческие уступки.
 

       Обдурят они кого из пассажиров, а я типа должен отвернуться и в другую сторону смотреть. А я с ними не одной крови. Я им не Маугли! Специально у мамы спрашивал, кто мой папа. Мама сказала четко, дескать, не переживай, Саня. Твой папа не цыган! Твой папа лезгин. А лезгин это тебе не хрен собачий и, уж точно, не цыган!».
 

       Серега, удивленно подняв брови, спросил:«Саня, а какого тогда хрена ты у нас Цыганков?».«Мля! И ты туда же! Не знаю я, какого хрена. Я не Маугли! Понятно?», -рассвирепел оперуполномоченный Цыганков. Старлей, сердито, в одну затяжку, выкурил окурок сигареты и, успокоившись, через пяток минут заговорил снова: « Раньше мне они нравились. Жаль, лошади все куда-то подевались. Ты помнишь, как в детстве, лет двадцать пять назад, когда мы еще на взрослых велосипедах под рамой на речку ездили?
 

       Серега опять удивленно поднял глаза: «Помню. Только ты здесь под рамой ездил, а я по Сибири и Дальнему востоку, за тысячи километров отсюда. Цыган отмахнулся рукой, усмехнувшись:«Да это не важно, где. Важно другое. Помнишь, в шестидесятых годах, к речке по лету выезжал на полусотне лошадей цыганский табор с детворой, женами и стариками на крытых бричках, а сами ромалэ, во главе с бароном, верхами, в ярких подпоясанных рубахах, да с плетками, заткнутыми в сапоги.
 

       Вот тогда они мне нравились, Мы с пацанами целыми днями крутились при таборе с цыганятами. Коней вместе в речке купали. А по вечерам у их костров слушали песни, кулеш с ними хлебали. Какие песни они пели, Серега! А как танцевали! Нет, видно есть во мне маленькая капелька их крови.
 

       Сейчас они отчего-то не поют. Да и коней у них нет. Ни коней, ни седел, ни сапог, ни плеток…Бароны в кремовых джинсах и кремовых штиблетах разгуливают. Представляешь? Только воруют, да народ доверчивый дурят. Ненастоящие они какие-то! Как коники на ярмарочной карусели – фанерные.
 

       Представь, дружище. Какой ужас, если завтра к нам на станцию закатит табор в сотню этих вороватых, вертлявых баб, и детишек, и мужиков верхами. Жуть. Меня точно уволят, я с этими поездными никак сладить не могу. А если табор? Ты вообще в курсе, сейчас таборы есть? Они теперь на жигули все пересели? Или на мотоциклы?».
 

***
 

       Жизнь вошла в свое русло и текла монотонно и размеренно. Каждый вечер в сумерках Сергей одевшись в рванину, которую нестрашно испачкать, выходит за станционные пути, к стрелкам рядом с будочкой обходчика. Подчиненные ему, на время командировки, пятёрка сержантов, появляются там же в оговоренное время.
 

       Покуривая, дожидаются проезда подходящего товарного состава в нужном направлении. Неподходящие поезда, это, состоящие исключительно из цистерн с бензином, дизтопливом, ГСМ, газом, кислотами. Не катят также составы из вагонов, груженых лесом, железобетонными изделиями, металлическими конструкциями.
 

       Подходящие товарняки – это те, в составе которых имеются полувагоны с автотехникой, площадки с контейнерами, вагоны с товарами бытового назначения и пищевыми продуктами. Такие товарняки, с которых можно безболезненно взять что-либо ценное. А именно — аккумуляторы, автостекла, колеса. Годятся электромоторы, кабели, стиральные машины, пылесосы. Холодильники и радиоприемники тоже неплохо. Не брезгуют жулики, даже валенками и сапогами. В общем ценное это всё, что может сгодиться в хозяйстве, или на продажу.
 

       На выходных стрелках со станционных путей, проходящие поезда обязательно притормаживают, а, отправляющиеся со станции, еще не успевают набрать скорость. Серега со своей командой прыгает на вагоны, прямо на ходу. Все молодые — мозгов еще не нарастили. Не доходит глубоко, до мозжечка, чем эти прыжки могут закончиться. Можно было бы, конечно сесть на отправляющийся со станции товарняк прямо на станции, но…
 

       На железной дороге очень хорошо работает связь, а у жуликов на станции всегда имеются свои люди. Знающий железнодорожник может, при наличии желания, из будки обходчика около Жердевки через всю страну до Владивостока дозвониться. Усаживаться в товарняк на территории станции было бы слишком наглядно. Информация об, отправляющейся с товарняком, группе сотрудников милиции мигом достигнет ушей заинтересованных злодеев.
 

       Прыгают парами – в голову состава, посередине и на хвостовые вагоны. И летят в ночи, среди свиста ветра и грохота колесных пар на стыках рельсов, прикрываясь фуфайками и ушанками, на вагонных крышах, молодые ментята. Желание найти, схватить, утрамбовать злодеев, оно сильнее страха грохнуться, под летящий над шпалами состав.
 

       Опытных и умных ментов сюда не командируют. Опытные и умные уже отпрыгали свое лет десять назад и найдут место, где можно с большим толком потратить свои силы ночью. Ползание на станциях по шпалам под составами и ночные прыжки, на движущиеся составы, им ни к чему.
 

       Если состав останавливается на какой-либо станции, вся команда скатывается на землю, и обрабатывают парами территорию станции на предмет выявления посторонних лиц. При длительной стоянке устраиваются в сторонке и скрытно наблюдают, а не появятся ли на горизонте злодеи охочие до чужого добра. Стоит составу начать движение, все снова повисают на вагонах и перебираются на крыши. И так до середины ночи, пока не настанет время двигаться в обратном направлении.
 

       Прыгать на состав на ходу страшно, но гораздо страшнее прыгать на ходу с состава, если вдруг возникнет такая необходимость. Во втором случае шанс врюхаться башкой в бетонную опору электропередачи, или светофор, а то и просто портретом проехаться по гравийной насыпи весьма высок.
 

       Прошедшей зимой Сергей выезжал на происшествие со смертельным исходом на станции Масловка. Арестант совершил побег с вагонзака. Вагонзак — это вагон для перевозки заключенных. Каким-то образом, арестанту удалось пройти мимо охраны в тамбур. Он открыл дверь тамбура и выпрыгнул на ходу, прямо на станционный перрон.
 

       Вагонзак был прицеплен в хвосте скорого поезда, который миновал станцию без остановки и на весьма приличной скорости. При прыжке беглецу не повезло — угодил со всей «паровозной» дури в бетонную опору. Неприятно было, даже для Сергея, повидавшего, подобных картинок. А для неподготовленных зрителей и вовсе жуткое зрелище.
 

       Ну, пока, чаша сия Серегину команду минует. Слава Богу! Уже скоро месяц, как они бороздят просторы перегона Жердевка – Поворино. Командировка Серегина подходит к концу. Задачу обеспечить неприкосновенность грузов на перегоне они обеспечили – ни одного случая вскрытия подвижного состава. Только вот беда в том, что начальству целостности грузов мало.
 

      Начальство предпочитает, чтобы грузы, таки вскрывали и расхищали. А группа по борьбе с преступным посягательством на грузы исправно бы всех злодеев прихватывала, вместе с похищенным имуществом, и… В зиндан их! В зиндан! Вот тогда всем было бы понятно -не напрасно начальство ест свой горький ментовский хлебушек. А так… вроде… хреновато, как-то! Ни тебе оркестра под гром литавр, ни реляций победных!
 

       Возвращается в обратном направлении группа чаще всего проходящими пассажирскими поездами, к примеру Душанбе –Москва. Душанбинские проводники в тюбетейках защищают грудью свои вагоны, когда в них пытается проникнуть «ватный спецназ» транспортной милиции. Все сотрудники транспортной милиции имеют при себе карты формы «3К», дающей право бесплатного проезда сотруднику милиции в любом поезде в любом направлении.
 

       Чаще всего, поняв, что в вагон пытаются войти странного вида сотрудники милиции, таджики защищаются истошными криками, что в их вагоне едет Самый Главный Прокурор всего Точикистона. Точикистон — это Таджикистан по-таджикски.
 

       Преодоление такой обороны требует определенных навыков. Серега знает, что Самый Главный Прокурор Точикистона не ездит поездом Душанбе – Москва, даже в вагоне СВ. Также старший лейтенант знает, как надо правильно разговаривать с проводниками в тюбетейках.
 

       Только поняв, что этим парням в ватных телогрейках и кирзовых сапогах, с красными удостоверениями Самый Главный прокурор Точикистона вовсе не указ, тюбетейки запускают их в вагон. Ну, а затем по законам таджикского гостеприимства — отдельное купе, зеленый чай, виноград, дыня, инжир…
 

       Среди проводников глупых ребят не бывает. Да и Сергею не до проверок вагонов забитых под завязку левыми дынями, урюком, изюмом и инжиром. Не его это тема. Из всех поездов Советского Союза Сергей предпочитает скорый поезд Душанбе-Москва.
 

***


       В шесть часов ноль-ноль минут по московскому времени Сергей сошел в Жердевке с пассажирского поезда сообщением Душанбе –Москва, вместе со своими бойцами. Телогрейка свернута, видавший виды треух в рукаве, брюки заправлены в кирзачи, кобура с пистолетом прикрыта телогрейкой – колхозник дремучий, да и только. Дружно всей командой обошли станционный вокзал и замерли столбом при виде привокзального скверика.
 

       Сообща закурили, растягивая губы в улыбках, и, наблюдая за жизнью, бурлящей в сквере. Докурив, хлопнули друг друга по плечам, и разбежались. Аборигены сбрызнули по домам отсыпаться до ночи. Чтобы в опустившихся на землю сумерках, с новыми силами, лихо прыгнуть, на притормозивший, на стрелках товарняк, и умчаться, куда Бог сподобит сквозь черноту летней ночи на поиски железнодорожных татей.
 

       Серега долго смотрел в след уходившим подчиненным, затем бросил догоревшую до фильтра сигарету в урну, и направился в здание Линейного отделения ЮВ УВДТ на станции Жердевка, прямо в кабинет к Цыгану.
 

       Старший лейтенант милиции Цыганков, судя по тому, что его голые пятки без носок были видны на валике потертого дивана из дерматина, этой ночью упорно, не щадя живота своего, боролся с преступностью. Боролся, выгибая могучими руками, неблагоприятно сложившуюся криминогенную обстановку, в нужную закону сторону. Настолько упорно, что домой уйти ночевать не сподобился — так и дрыхнет в брюках и рубашке под потертым пледом
 

       Сергей аккуратно вытащил из-за пазухи завернутый в тряпье колючий комок. Сегодня ночью к нему, в бурьяне у станционных путей, пришла в гости ежиха. Ежи ребята чрезвычайно любопытные. Слышат, что кто-то в бурьяне шуршит, и прибегают, топая лапками. Любопытствуют — а не шуршит ли в бурьяне кто-либо съедобный? Ящерка, к примеру, или змейка, какая вкусненькая.
 

       Когда ежика берешь в руки, он пугается и сворачивается клубком. Причём, мальчики ежовые на контакт не идут, ни под каким видом. Они пыхтят, фыркают, топорщат иголки и норовят уколоть, дергая иголками в сторону вероятного противника. А вот девочки не такие боевые. Стоит указательным пальцем чуть погладить по иглам над брюшком, как они слегка расслабляются.
 

       А если добраться подушечкой пальца до их мохнатого брюшка, да почесать. Все! Ежиха расслабляется и сама подставляется под палец. Ты теперь её самый закадычный друг! Любят ежихи оперуполномоченных ОБППГ из транспортной милиции. А кто еще им ночью в бурьяне брюшко почешет? Девочки они всегда, везде, в любом образе – девочки!
 

       Сергей достал блюдечко из тумбочки, пирамидальный бумажный пакет с молоком из холодильника. Плеснул в блюдечко толику молока и задвинул его под диван, куда ранее определил ежиху, освободив от тряпья. Цыган обрадуется новой квартирантке. Любит смугленький старший лейтенант всякую живность, особенно лошадей. Но, лошади, к сожалению, у Сереги для Цыгана нет. Ничего, обойдется пока ежихой.
 

       Было слышно, как под диваном колючая Серегина подружка протопала к блюдечку. Настала очередь чайника…
 

       Вскипятив большой чайник, Серега бросил в заварной чайничек три щедрых щепоти грузинского черного чая, дождался, пока истомится заварка. Затем насыпал в пару стаканов сахарку, вытащил из тумбочки пяток сушек, плеснул в стаканы из металлического заварного чайничка и долил до рантов из большого чайника кипятком.
 

       Поставил стаканы на стол и принялся будить старшего оперуполномоченного УР, старшего лейтенанта милиции, борца с местечковой цыганской и интернациональной преступностью, Цыганкова Александра Григорьевича.
 

       Растолкав Александра Григорьевича, дождался, пока тот продрал глаза и поставил перед ним стакан чая. Саня после чайной церемонии окончательно проснулся и улыбнулся Сереге. Затем оправил рубашку и брюки, пристегнул галстук вокруг шеи, надел форменную фуражку, глянул на себя в зеркало и, пригладив пальцем кончики усов, спросил:«Новости есть? Как ночь прошла? Разбойников изловил? Давай, колись!».
 

       «Новости? Новости есть, только хреновые. Мнится мне, у тебя на вверенной территории идеологическая диверсия», — Серега поднялся с дивана и поставил пустой стакан на стол.
 

       Цыган усмехнулся: «Какая на хрен ещё идеологическая диверсия!? Серёня, хорош шутки шутить! Не до шуток!». « Да уж, какие шутки? Все всерьез! Пойдем, покажу», — Сергей отодвинул стакан от края стола и направился к выходу. За ним, прихватив форменную фуражку, двинулся в недоумении старший лейтенант Цыганков.
 

       Они вышли из здания линейного отдела, нырнули с перрона в вокзальное здание, с красным транспарантом над входом «Ленин — живее всех живых!». Прошли через зал ожидания, и вышли на другую сторону вокзала, под транспарантом «Под знаменем Ленина, вперед, к победе коммунизма!», над выходной дверью, прямо к скверу.
 

       В привокзальном скверике, с монументом Ленина в полный рост, мельтешили смуглыми телами полуголые детишки, шныряющие из угла в угол с гомоном, криками, визгом, несмотря на ранее утро.
 

       Чуть в стороне, посреди цветочной клумбы, за кустами роз, пылал жарким пламенем костер с котлом весьма приличных размеров, на треноге. Кулеш в котле изрядно булькал и исходил аппетитным парком.
 

       К постаменту памятника в центре сквера, в виду устойчиво сухой и теплой погоды, прислонены, на просушку, не менее десятка женственно фигуристых акустических гитар. Прямо на траве, под деревьями близ памятника, разложены добротные пуховые перины, прикрытые толстыми байковыми одеялами.
 

       К, указующей в светлое будущее, руке Владимира Ильича Ленина, привязаны веревки, веером расходящиеся к четырем углам скверика, и, завязанные узлом на угловых пиках металлического забора.
 

       На веревках, поддерживаемых могучей бетонной рукой Вождя мирового пролетариата, под легким утренним ветерком гордо реяли панталоны, трусики и лифчики всех цветов радуги и всевозможных размеров. Ближе к забору бодро развевались цветастые рубахи и юбки, черные мужские трусы и множество белых кальсон…

       Табор приехал.




 

Комментарии