Спор о Сталине

Ливень обрушился на город внезапно.
 
Застигнутые врасплох пешеходы спешно искали укрытие.
 
Шлепая по лужам и громко смеясь, под навес автобусной остановки вбежали два парня и девушка. Они промокли до нитки. Вскоре под навес зашел полный человек с седой головой.
 
– Вот уж поистине льет как из ведра, – бодро произнес он.
 
– Да уж, – басом ответил один из парней, широкоплечий приземистый крепыш с квадратной  челюстью.
 
Седой сел на скамейку. Молодые люди продолжали стоять в углу остановки. Второй, худощавый, жилистый, с короткими рыжеватыми волосами, покачал головой.
 
– Представляю, что сейчас у нас творится. Крыша в нашем подъезде протекает. Как сильный дождь – на лестнице сплошные Ниагарские водопады. Сколько раз мэрии сигнализировали. Ноль реакции. Только обещают.  Я недопонимаю: неужели в городском бюджете нет бабок одну крышу залатать?
 
– А то ты, Димон, не знаешь, где бабки оседают, – пробасил крепыш. – Прежний мэр срок за что получил?
 
Под навес вбежал высокий лысый человек в очках. Лишь на висках и затылке сохранились темные с проседью волосы.
 
– Разверзлись хляби небесные, – негромко, как бы самому себе, сказал он. Лицо у него было угрюмое, с желчными складками у рта.
 
Девушка хихикнула. Она была довольно миловидна. Большие серые глаза смотрели весело. Русые волосы были собраны на затылке в пучок. С него капала вода.
 
Лысый снял очки, достал из кармана брюк мокрый  платок и стал вытирать стекла.  Убедившись в бесполезности этого занятия, спрятал платок, надел очки и присел на вторую скамью.
 
– А я-то, наивный человек, думал, что новый мэр злоупотреблять  коррупцией не будет, – с улыбкой заметил  рыжий. Девушка хихикнула снова.
 
– Ага, ты думал… – буркнул крепыш. – Все они одинаковые. Сталина на них нет.
 
Седой повернул к нему свое гладкое лицо, одобрительно кивнул.
 
– Вот это верно. Иосиф Виссарионович порядок бы быстро навел, – охотно подхватил он эту тему. – Сталин как никто о простом народе заботился.
 
Лысый нервно поправил очки, скосил на седого умные карие глаза, хотел что-то сказать, но промолчал.
 
– Моя бабка рассказывала, что он цены снизил после войны, – сказал Димон.
 
– Снизил! – подтвердил седой. – А в каком состоянии экономика тогда была! Но Сталин постарался и снизил.
 
Лысый вдруг резко повернулся к нему.
 
– О народе заботился, говорите? А раскулачивание?
 
Несколько секунд седой смотрел на него изучающим взглядом. Наконец, спокойно спросил:
 
– А что раскулачивание?
 
– Как что? Самых трудолюбивых и предприимчивых крестьян, – горячо заговорил лысый, – лишали всего. Семьи раскулаченных, с детьми, со стариками, выбрасывали на необжитых землях. Одни  выживали, другие погибали. В результате раскулачивания и насильственной коллективизации возник искусственный голод тридцать второго и тридцать третьего  годов. Миллионы умерли! И это вы называете заботой о простом народе?
 
– Миллионы? – строгим голосом переспросил седой. – Где вы эти цифры взяли? Где документы, их подтверждающие? Это все домыслы. Кабинетные гипотезы. Это во-первых. А во-вторых, без раскулачивания и коллективизации не было бы индустриализации. А без индустриализации мы бы войну не выиграли. Ведь так?
 
– Индустриализацию можно было провести и без таких диких мер… К слову, многие пленные пошли в армию Власова, потому что их родителей раскулачили!.. А знаете,  хорошо, что мы этот разговор начали. Меня всегда мучил и мучает вопрос: как можно, зная о репрессиях, защищать Сталина?  Ведь, казалось бы, любой справедливый человек должен возмутиться – не может не возмутиться – и возненавидеть виновника этих репрессий. Но сталинисты не возмущаются. Почему? Для меня это величайшая загадка!
 
– А я так скажу. Сталин войну выиграл! Страну спас! Как можно его за это не уважать?
 
– Ну, не он один выиграл. И военачальники выиграли, и армия, и народ. Что касается войны, Сталину многое можно в вину поставить. Во-первых, армию обезглавил репрессиями. В первые месяцы  войны миллионы в плен  попали! Из-за неумелого руководства. Когда видишь карту военных действий начала войны, не по себе становится: сплошные мешки и котлы. Миллионы в плену оказались. История не знала подобной военной катастрофы. Во-вторых, недоумение вызывают его действия перед самой войной. Сколько сигналов было, что Гитлер нападет, но Сталин не хотел этому верить, надеялся, что войны удастся избежать.  Не придвинул армию к границе…
 
– Вы считаете, что лучше разбираетесь в военной стратегии, чем Сталин?
 
Лысый быстро выставил по направлению к седому руку с поднятой ладонью.
 
– Запрещенный прием! Воспитанные люди  –   а   я   не   сомневаюсь,   что   вы   воспитанный
человек – в споре не должны касаться личности оппонента. Это главное правило любой дискуссии. Кстати, к этому приему обычно прибегают, когда аргументов не хватает… А ночью 22 июня он утвердил странную директиву. С одной стороны, войска приводились в боевую готовность, с другой стороны, они не должны были поддаваться ни на какие провокации. Что значит – не поддаваться на провокации? Как определить, что провокация, а что – настоящие боевые действия? Командующие округами были сбиты с толку. Но! – Он снова выставил вперед ладонь, заметив, что седой порывается  возразить. – Его вклад в победу, конечно, большой. – Седой удовлетворенно кивнул головой. – Но ведь это не в малейшей степени не снимает с него ответственности за преступления.
 
– Это какие такие преступления?
 
– Дождь скорее кончится, чем я  смогу  их  все  перечислить,    –    мрачно    пошутил    лысый.
– Одно я уже назвал – раскулачивание.  А тысячи священнослужителей да и просто верующих, отправленных в ГУЛАГ за их убеждения? Это не преступление? Я атеист, но это меня не может не возмущать. А что произошло после присоединения Прибалтики, восточной Польши и Западной Украины?  НКВД хватало там и отправляло в ГУЛАГ совершенно невинных людей: интеллигентов, предпринимателей, зажиточных крестьян. Каким потрясением это было для местных жителей! Они ничего подобного не видели и даже предположить не могли, что такое возможно. – Внезапно он вскочил и заходил взад и вперед.   – Почему там русских не любят? Именно из-за этих действий грузина Сталина. А выселение чеченцев, калмыков, балкарцев, крымских татар? Выселение народов в двадцатом веке! Это методы деспотов древней Ассирии.
 
– Так они же  предателями оказались. Фашистов с радостью встречали, помогали им.
 
– Весь народ – предатели? Разве такое может быть?.. Женщин, стариков, детей  везли как скот в товарных вагонах, выгружали в казахских степях. Многие погибли. И как это неблагородно: мужчины на фронте с фашистами сражаются, а их семьи выселяют. Многие деяния Сталина отмечены неблагородством. Большинство белоэмигрантов, возвратившихся в СССР, были репрессированы. Заманили и посадили! – Он продолжал быстро ходить, глядя себе под ноги и лишь изредка оглядываясь на седого. – А какая еще страна так поступала со своими военнопленными? Ведь советских военнопленных, только что освободившихся из фашистских концлагерей, отравляли в ГУЛАГ! Как это все неблагородно!
 
– Старший сын Сталина Яков в плен попал. Немцы предлагали обменять его на Паулюса. Сталин отказался. Это тоже  неблагородно?
 
Лысый присел, немного помолчал и неохотно произнес:
 
– Этот его поступок вызывает уважение.
 
– То-то. И ведь это не от бессердечия, как либералы пытаются изобразить. Как он переживал, когда Надежда Аллилуева покончила с собой. Часами сидел у ее могилы. Говорил, что сам жить не хочет.
 
– Так он ее до смерти и довел. Грубостью своей.
 
Ливень не ослабевал. По улице и тротуарам уже текли мутные ручьи.
 
– Опять голословные утверждения. Аллилуева застрелилась, потому что ее головные боли мучили. У нее было неправильное сращение костей черепа. Отсюда – невыносимые боли… А когда хоронили его первую жену, он вслед за гробом в могилу прыгнул. Не хотел вылезать.
 
– А в 30-е годы всех ее родственников уничтожил.
 
– Потому что принципиальным Сталин был.
 
– Принципиальным? Я бы сказал – последовательным. Последовательным в расправе над всеми, кто представлял, как ему казалось, опасность для его власти. Он истребил большинство старых большевиков. Было репрессировано больше половины депутатов семнадцатого съезда партии, «съезда расстрелянных», как его потом назвали. Неужели вы всерьез считаете, что половина депутатов были врагами?
 
– Вы кто по нации, если не секрет?
 
– Русский.
 
– В 1945 году он поднял тост «За русский народ!» Не за советский, заметьте. Он говорил, что русские – это самая выдающаяся нация. Уже за это вы должны Сталина уважать.
 
 
– Однако русские пострадали от его репрессий не меньше других…  В этом вопросе нельзя переходить определенную черту. Восхваление одной нации может перерасти в национализм и шовинизм. Я русский, и горжусь этим, но русский национализм не приемлю.
 
– Сталин был интернационалистом.
 
– Тогда почему он после войны развязал антисемитскую кампанию?.. Кстати, его поведение в последние годы очень показательно. Он – на вершине могущества. Победил всех врагов, и внутренних, и внешних. Казалось бы, можно успокоиться, забыть о репрессиях. Так ведь нет. Кроме упомянутой кампании по борьбе с космополитизмом, антисемитской по сути, Сталин организовал «ленинградское дело» и «дело врачей». На многих известных партийцев и военачальников органы начали собирать компромат.  Можно только гадать, во что бы это вылилось, проживи Сталин дольше. Такое впечатление, что скучно ему было без репрессий. Его природа требовала с кем-то бороться, преследовать, уничтожать… Единственное оправдание Сталину я нахожу в том, что в его натуре было что-то нездоровое, патологическое. Патологическая подозрительность, патологическая жестокость. Знаменитый психиатр Бехтерев поставил ему диагноз «паранойя». И день спустя загадочно умер. Константин Симонов, который Сталина знал хорошо, тоже говорил о патологии.
 
– В эти годы по его приказу ядерное оружие создали. Причем в рекордные сроки. На Западе изумились.
 
– И сильно огорчились, – вставил Димон.
 
– Почему вы это ставите ему в особую заслугу? Он делал то, что обязан делать любой глава государства – укреплял обороноспособность. Впрочем, за атомную бомбу его можно  похвалить. Я ненавижу Сталина, но не хочу…
 
– Мужик, тебе лично Сталин что плохого сделал? – особенно низким голосом спросил крепыш, и его нижняя челюсть слегка выдвинулась вперед. Лысый не ответил, даже головы не повернул, лишь нахмурился. – Я смотрю…
 
– Ну Вадик, – с мягким укором прервала крепыша девушка. Он замолчал.
 
– … не хочу его, как он сам писал в одной статье, «огульно охаивать», – закончил фразу лысый. –  Его хорошие дела я признаю. Всегда надо быть объективным. Но, повторяю, ничто не может оправдать сталинских преступлений.
 
– Что вы заладили: преступления, преступления, – с досадой произнес седой. – Вы докажите.
 
– Постановление от 8 апреля 1935 года, разрешающее применять к детям старше 12 лет  «все меры уголовного наказания» – это не преступление?
 
– Это могли потом сфабриковать.
 
– Как неубедительны ваши возражения! Неужели вы сами этого не чувствуете? Сам сталинский режим был преступен и бесчеловечен. Сколько невинно загубленных жизней, сломанных судеб! Уничтожались лучшие люди. Прошедшие ГУЛАГ вспоминают, что нигде не встречали  столько высокообразованных, воспитанных, порядочных, духовно независимых людей, как там. Не было  им  места  в  той  системе.  –  Он   опять встал   и   зашагал   по   остановке. – При Сталине могли посадить за что угодно. За дворянское происхождение, за опоздание на работу на несколько минут, за подобранные на поле колоски, за приверженность генетике… – Лысый на миг замолк, перевел дух и продолжал: – …за хвалебный отзыв о зарубежной технике, за знакомство с иностранцами, за анекдот о Сталине, за то, что не донесли о таком анекдоте. – Он говорил взволнованно. Его пальцы нервно подрагивали. – Могли посадить «по подозрению в шпионаже». Это официальная формулировка. Вы только вдумайтесь! То есть официально признавалось, что человека могут осудить без доказательства его вины, только по подозрению. Неужели вы действительно хотите, чтобы это все вернулось? Как может не вызывать негодования такое попрание справедливости, здравого смысла, милосердия,  всех человеческих норм? – Лысый окинул взглядом всех присутствующих. – Ну как? Как? – Он вопрошал со страдальческими  нотками в голосе. – Это выше моего понимания!
 
– Мужик, сядь, а? – пробасил Вадик. – Не мельтеши.
 
Лысый сел. Порывистым движением зачем-то снял и снова надел очки. Помолчал. И заговорил снова.
 
– Я вижу лишь одно объяснение. Сердца сталинистов так жаждут любить Сталина, что они остаются глухи к доводам рассудка. Скажут себе: «Все сфабриковано», и отметают проблему. И со спокойной совестью любят Сталина. И не хотят вдуматься, насколько смехотворно такое утверждение. Хорошо, пытки-то на следствиях – чудовищные пытки – вы же не будете отрицать?
 
– И здесь нет доказательств, – покачал головой седой.
 
– Как нет? – воскликнул лысый. Он хотел вскочить, но сдержался. – А шифротелеграмма тридцать девятого года за подписью Сталина? В ней он  подтверждал, что пытать можно, что пытки разрешены с тридцать седьмого года.
 
– Фальшивка.
 
Лысый беспомощно развел в стороны руки.
 
– Даже не знаю, что сказать… Всегда в тупик становлюсь, когда оппонент отказывается признавать очевиднейшие факты. Что-то похожее испытываю, когда мне пытаются доказать, что человек произошел не от обезьяны. Хорошо, а тысячи свидетельств, воспоминаний тех, кто через пытки прошел? Что же, они тоже это все придумали? Ну это же несерьезно – такое отрицать. Эта мерзкая практика  – избивать, пытать подозреваемых – у нас до сих пор не изжита. С этим-то вы не станете спорить? Вот вам страшный отголосок сталинизма!
 
Девушка села на скамейку лысого, на самый край.
 
– Значит, так надо было, – твердо  сказал седой. – Сталин все делал для укрепления страны. Надо понимать, какая тогда, до войны, обстановка была. Страна находилась во враждебном окружении. Была угроза нападения. Поэтому Сталин хотел обезвредить пятую колонну. Жесткие меры были необходимы.
 
– Этими жесткими мерами Сталин лишь ослабил страну… Жесткие меры… Достоевский писал, что самая совершенная цивилизация не имеет право на существование, если для ее построения потребовались слезы хоть одного замученного ребенка.
 
– Ну, нашли на кого ссылаться.
 
– Ссылаюсь на одного из величайших писателей всех времен. Если не величайшего.
 
– Достоевский для меня не авторитет.
 
– То есть, вы пытки не осуждаете?
 
– В наше время осуждаю. А тогда, значит, они были нужны.
 
Лысый снова развел руками. Задумчиво произнес:
 
– Для меня очень важно было такой ответ услышать.
 
Минуту длилось молчание. Ливень стучал по навесу. Он, кажется, стал еще сильнее. Наконец, лысый тяжело вздохнул.
 
– Бесполезна наша дискуссия. Никогда сталинисты и антисталинисты друг друга не поймут. Слишком разное у них видение мира, слишком разные системы ценностей. – Он снова встал и опять заметался по остановке. Вадик что-то пробурчал себе под нос. Он глядел на лысого с неприкрытой враждебностью, рыжий – с плохо скрываемой насмешкой, седой – строго, а девушка – с любопытством. – Для антисталиниста огромное значение имеют такие понятия как свобода слова, свобода творчества, свобода самовыражения…
 
– В нашем доме антисталинистка живет, – хмыкнул Димон. – Мало того, что алкашка конченная, так еще и дура дурой. Ей, ясное дело,  без свободы творчества никак нельзя!
 
Все, кроме лысого, засмеялись.
 
– Я обобщенный портрет рисую, – парировал он на ходу. И продолжал: – Сталинист к этим понятиям равнодушен. Его вполне устраивает, что кто-то другой – вождь, генеральный секретарь – решает за него, что есть  истина. Он чувствует себя комфортно в такой ситуации. Не видит в этом ничего унизительного. Разве он способен правильно оценить роль исторического деятеля, если такие важнейшие вопросы его не интересуют? – Лысый  дрожащими пальцами поправил очки. – Для антисталиниста высшая ценность – человеческая личность. Он считает, что государство создано для людей. Всякое ущемление прав человека его возмущает. Сталинист уверен, что люди созданы для государства. Человеческую личность он не только не считает высшей ценностью, он вообще не очень высоко ее ставит. Нарушение прав человека его не возмущает. Отсутствует, значит, у него та часть души, где это возмущение загорается. Его даже пытки – пытки! – не возмуща…
 
– Был опрос, – перебил его Димон. – Оказалось, больше половины россиян  Сталина одобряют.
 
Лысый резко стал.
 
– И это печально. Не только печально – страшно! Если бы опрашивали только интеллигенцию, результат был бы другой. А к мнению интеллигенции надо прислушиваться.
 
– К мнению народа надо прислушиваться, – убежденно сказал Димон. – Народ свою страну любит. Народ свою страну никогда не предаст. Не то что интеллигенты некоторые.
 
– Да уж, – поддержал его Вадик.
 
– Слушайте, слушайте, что наша смена говорит, – одобрительно кивнул головой седой.
 
–  В интернете либералов-интеллигентов не очень-то любят. Мягко говоря… – произнес  Димон,  прищурив свои серо-зеленые глаза.
 
Лысый помрачнел.
 
– Высказывания в интернете – это тема особая. Сколько хамства, сколько махрового бескультурья. Сколько злобы. Сколько желания унизить, оскорбить другого человека, обычно совершенно незнакомого.
 
– В интернете ведь можно оскорблять безнаказанно, – вздохнула девушка.
 
– Вот именно! Оскорбляют женщин, оскорбляют старших… И какая нетерпимость к иному мнению! А ведь еще великий французский философ Вольтер говорил: «Мне глубоко чуждо ваше мнение, но я готов отдать жизнь за ваше право его высказывать».  Кстати, вот вам  еще один отголосок сталинизма. Не погубил бы Сталин настоящую интеллигенцию, и не было бы таких комментариев. И, – он мельком взглянул на Вадика, – не обращались бы на улице к незнакомым людям «мужик» и на «ты». Это бы считалось верхом бестактности. – Тот сердито фыркнул. – Да, сколько зла может принести один человек!
 
–  И  в  этом  у  вас  Сталин  виноват!    –     воскликнул     седой.     Щеки     его     порозовели.
Он немного помолчал и сурово добавил: – Ругать Сталина могут только неблагодарные люди. Вот таких, как вы, Сталин и сажал.  Мало  еще  посадил.
 
Он оглянулся на молодых людей, как бы ища поддержки.
 
Лысый сжал кулаки. То ли хотел унять дрожь в пальцах, то ли почувствовал гнев.
 
– Я бы сейчас, – загудел крепыш, – всех этих…
 
– Вадик! – поспешно сказала девушка.
 
– Ладно, молчу…
 
– Эх, был бы Сталин жив! – с глубоким чувством произнес седой.
 
– Рабские души! – закричал вдруг лысый. – В душах благородных, гордых к Сталину может быть только ненависть!..
 
– Закрой хайло, а? – грозно пробасил Вадик. – А то я за себя не ручаюсь.
 
Девушка всплеснула руками.
 
Неожиданно лысый начал выкрикивать ругательства. Это был отборный, замысловатый мат.
 
Все с изумлением уставились на него. Квадратная челюсть Вадика отвисла. Димон  цокнул языком. Этот звук как будто отрезвил лысого. Он осекся и застыл с открытым ртом.
 
– Во выдал! – искренне восхитился рыжий. – Мой респект.  Я так не умею. Но! – Он выставил вперед ладонь, как это делал лысый. –  Воспитанные люди при даме не матюгаются. Это верх бестактности.
 
Лысый встрепенулся. Шагнул к девушке и, глядя на нее виноватыми глазами, пробормотал скороговоркой:
 
– Простите ради бога. В колонии научился. Сидел в советское время за диссидентство.  Ничего не могу с собой поделать.
 
Он повернулся, выскочил на улицу, под ливень, и, быстро шагая по лужам, стал переходить дорогу.
 
– Дождь-то как по лысине барабанит! – хохотнул Димон.
 
Девушка грустно глядела лысому вслед.