А там, представляете, бугага!

Однажды на Ягнобе у нас  кончились продукты — в горах, в поисковых отрядах, мотающихся туда-сюда, это часто случается. Осталось только полмешка заплесневелых каменных буханок – молотком геологическим не разобьешь, а до вертолета неделя, и то в лучшем случае, если тучами не обложит. Оружие в те времена хлопотно было иметь, и стали мы сурков в петли ловить. А они, умные, почувствовали наш нездоровый аппетит и все, как один, залегли в своих норах. Весь сезон табунами бегали, считай, под ногами, а тут ни одного, хоть плачь! Наконец, через пару дней один все же удавился! Дохлый такой, шерсть клочьями, и блохи, с муху размером, тучей выпрыгивают в поисках здорового для себя питания. Ну, утопил я их в ручье, стал разделывать добычу — шкуру снял, брюхо, блин, распорол. А там, представляете, солитёр, зеленый такой, длиннющий. Шевелился так недовольно, что без приглашения явился — они ведь гостей не любят, они сами любят в гости. Меня, клянусь, чуть не вырвало, слава богу, нечем было природу поганить, в желудке ведь пустота. А коллеги, проникнувшись таким адекватным отношением к соответствующему животному миру, поговорили, поговорили и решили не  есть болезного беднягу, а выкинуть, конечно же, поручив это мне — я ж был с ним в непосредственном контакте. Ну, и забросил я его на скалы подальше. В полете внутренности вместе с червяком вывалились — пришлось их закапывать, вот жизнь, никому не пожелаешь! И знаете, что дальше было? Сплошная проза полевой жизни. Два дня мы ходили вокруг сурочьей тушки, а она провялилась на ветру, симпатичная такая стала, в общем, аппетитная почти. Собратья же бедняги вовсе исчезли, как ветром их сдуло. Короче, к вечеру третьего дня, когда буханки кончились, переглянулись мы с товарищами, потом порубили сурка на мелкие кусочки и зажарили в его же жиру до красноты. И съели наперегонки, таким он вкусным оказался. Вот такие дела...
Да, еще одна деталь. Сурок этот наверняка чумным был, чума в тех краях везде — в каждом сурке, в каждой лисе, в каждой полевке. Недалеко от лагеря я видел в почвенном слое тонкий слой извести — после смерти последнего жителя местности царские еще эпидемиологи полили негашеной известью всю округу. А началось все с пастушка. В поисках потерявшегося барашка, он сорвался со скал и начисто ободрал спину. Знахарь лечил пастушка  древним способом, а именно — пересадкой кожи. То есть поймал сурка, содрал шкуру, наложил на рану и был таков. Сурок же оказался чумным, и пастушок утащил в могилу три кишлака. Понимаете теперь, чем мы рисковали ради трех кусочков сурочьего жаркого? Рассказать еще что-нибудь? У меня много чего было по кулинарной части, до утра могу рассказывать. Вот гюрзы например, толстые, противные на вид, яд из них брызжет, а снимешь с них шкурку, то очень даже ничего...
Кстати, о змеях. Однажды в Карамазаре — это рудный район в Северном Таджикистане — у нас (ха!) кончились продукты. Машины все не было и не было, одну вермишель на воде ели, правда, с солью. А метрах в пятидесяти от палатки, — ее мы в русле пересохшей реки поставили, — под корнями дерева была вымоина, то есть омут два на два, набитый рыбой и змеями, по словам знатока, ядовитыми. Чем только я крючок не наживлял — не клюет ничего и все тут. Долго ходил вокруг, а когда совсем желудок свело, полез-таки в воду. Гляжу — не трогают гады! понятно, отъелись до отвращения к человечине! А рыбы – море! В плавки сама лезет, волоски нескромно дергает, и всякое такое. Такой азарт на меня напал — ловлю под корнями — и в ведро на берегу! Поймал очередную поживу, вынул из воды, смотрю — змея, не рыба! Да такая, что ладонью не обхватишь. Но меня уже несло — выкинул ее на берег, и опять руки алчущие в воду! Вытаскиваю жертву, смотрю — снова змея, но не порожняя, а с половиной маринки сантиметров на тридцать пять внутри, только хвост торчит! Так вы не поверите, вырвал я из нее рыбину, чтоб самому с товарищами сожрать. Эх, вкусно было! Пожарили на углях и заметали ведро в двадцать минут…