Добавить

Сборная солянка

Как я шмонал генерала


Вечно со мной что-то случается. Вот как-то генерала в отставке обыскивал, то есть прямо напротив поста ВАИ по карманам и за пазуху лазал. А он стоял, пьяный, и хихикал...
Было это под Новосибирском, я туда к дяде Эдгару ездил, он на год старше меня и одновременно директор одного известного санатория. Как-то вечером накушались мы шашлыков и водки с ним и этим генералом, накушались и поехали в генеральский удел продолжить. А по дороге дядя обнаружил, что у него пропал бумажник с крупной суммой денег. На меня он, конечно, подумать не мог, а в шашлычной мы сидели в отдельном кабинете, и никто к нам не входил. Дядя, недолго думая, напустился на генерала — ты, мол, взял больше некому! Остановил машину прямо напротив поста ВАИ (генеральскую  тачку в тех краях все знали, он мог хоть задом наперед и зигзагом ездить), и приказал мне обшарить карманы  генерала. Я попытался отказаться, но Эдгар был непреклонен. Я знал, что с выпившим дядей лучше не связываться, лют он пьяный, да из газет всем известно, что генералы на руку не чисты. Ну, и обыскал. Это было кино! Представьте, ваишники в касках, с автоматами, глазами нас сверлят, а я посередине дороги генерала шмонаю! И что вы думаете? Дикий случай! Нашелся искомый бумажник во внутреннем кармане его пиджака! Мы мгновенно отрезвели, даже дядя. Стоим, друг на друга растеряно смотрим, не знаем, как дальше жить. Но детектива из этой истории, слава богу, не получилось, получилась трагикомедия. Генеральский шофер вышел из машины, закурил, посмотрел на темнеющее небо и сказал:
— Товарищ генерал, вы  по нетрезвости пиджак Эдгара  надели. А он  — ваш. Поменяйтесь, да поедем, у супруги день рождения сегодня…


Одна на миллиард


Сказать: — Она была красива, — кощунственно, она была Медея наоборот, посмотрев, на нее ты оживал. Она учила меня упаковывать картонные ящики, потому что папа был медицинским майором и поездил по стране. Она была непосредственна, поддерживала любую компанию, в крайнем случае, игрой в "Мафию". Муж у нее был противным упоротым типом, и это уравновешивало мир. Пройдет сто миллионов лет, но я буду помнить ее лицо, созданное не для меня, но для людей…


Хорошо, что Ашан рядом


Ей 83  года, муж умер давно, она его уж и не помнила, разве по фотографии, на которой был гражданский человек с винтовкой с примкнутым штыком. С пенсии помогает безработному внуку. Но ей хватало, овощи стоили недорого, а курицы за 100 руб\кг хватало на месяц, благо была не очень вкусной.  В среду, четверг и пятницу она ездила в ближайший "Ашан", поесть с дегустаций немного колбаски, еще чего,(сыр, который любила, в последнее время рекламировать перестали). Стыдясь, также крала с прилавков. Например, маленькую помидорку  "черри" и пару виноградин. Ей хватало, даже слишком; потом она, сытая,  шла в свою квартирку мимо завода, на котором проработала 48 лет…


Зрение


Зрение, как и характер, начинается портиться с рождения. То есть в пятнадцать лет, вы видите мир уже не таким, как в десять, в тридцать — не таким, как в двадцать. А в сорок — сорок один зрение меняется кардинально. Если были близоруким — начинаете видеть как тридцатилетний, если нормальное было зрение — заказываете очки. И так — до слепоты. Но есть и интересные моменты — без очков женщины выглядят прекраснее, собственная личность — терпимее,  а кухня — чище. Наверняка есть много прекрасных моментов и у слепоты...
Но не это я хотел сказать, я хотел сказать: — Смотрите! Смотрите сегодня! послезавтра вы все увидите другим!


На ящике из-под южных апельсинов


Он сидел на нем в своем проулке с миской милостыни на асфальте, и никогда не смотрел, сколько  там ему бросили, только на подававших — у него,  кроме них, никого на свете и не было...
 

Я так ему завидую...


Это было в Белой Церкви, мы были в туристической поездке, помните, были в советские времена такие копеечные турпоездки, начинавшиеся в пятницу после работы и кончавшиеся в понедельник перед? На Байкал самолетом, в Прибалтику, в Молдавию на Украину? Так этот Вася был мой напарник, сожитель по гостиничному номеру, тоже из ВИМСа, коренной, кстати, москвич. Как-то вечером стали уговариваться насчет завтрашнего подъема, и он зарядил:
— За полтора часа до завтрака, я думаю, будет нормально.
У меня глаза на лоб:
— За полтора часа?!!! Так за полтора часа можно если не мир сотворить, то Белую Церковь — точно!
— Ну, надо же встать, побриться, один раз по росту волос, другой — против роста, потом умыться, причесаться, собраться, в окно поглазеть...

… Он все делал обстоятельно и со вкусом. Я думаю, он не брился, а сбривал каждый волосок по отдельности, по отдельности расчесывал каждый волосок, по отдельности выпивал каждый глоток чая. А я жил и живу как на дистанции — скорее, скорее, скорее! Хотя точно знаю — впереди ничего нет, только в каждый текущий момент…


Водочный дозатор и другие


Есть такая смешная на первый взгляд штука, водочный дозатор называется. Появился он в России лет пятнадцать назад, и, в отличие от меня, был встречен российской публикой с восторгом, хотя я глубоко сомневаюсь, что со дня изобретения водки русский народ пролил ее даром хоть грамм, разве по причине переразвитого паркинсонизма или глубокого подпития, что, в принципе, полезно, потому что с дозатором он просто бы умер, этот человек, не знающий нормы. Неважно, что эта штука стоит от 3 до 35 руб за штуку (оптовая цена), важно, что она появилась, ибо ее появление знаменовало наступление Новой Эры в развитии нашей цивилизации, ну, Земного конечно, ее ответвления. Прежде всего эта Новая Эра отличается от предыдущей существенным увеличением употребления народонаселением Земли совершенно ненужных вещей, агрегатов, приспособлений, отношений, а может быть, даже правительств, парламентов и президентов. Что вы сказали? А! По вашему мнению Ксения Собчак, метящая в президенты, никакой не дозатор, а… В общем, я думаю, вы меня поняли.
Короче, таких дозаторов море в нашем мире, и именно из-за них развилось всемирное потепление, которое в скором времени приведет сначала к глобальным войнам за сухонькие территории, а потом и к гибели нашей цивилизации, которая производит теперь слишком много ненужных вещей, перегревая тем атмосферу Земли. А ненужные вещи производят ненужных людей, которые родятся лишь затем, чтобы поносить модные шмотки и попользоваться дозатором, так увеличивающим значение формы за счет принижения значимости содержания.

Знаете, сначала я пытался с ними, дозаторами, воевать, пытался их выкрутить или даже проткнуть им мозги отверткой, но в конечном счете, они меня победили. Победят и Мир.




На Эвересте люди умирают среди людей



Посмотрел фильм  Валдиса Пельша "Ген высоты, или как пройти на Эверест" о высочайшей вершине мира — верхняя ее часть усеяна десятками трупов (более 250-ти). В одном только месте лежит более 90 штук, и есть участок, где палатки ставят прямо на них — больше некуда. Так как хорошей погоды там немного, группы идут одна за одной. Помочь умирающему нет сил и охоты — за долгие годы покорений Эвереста лишь два  альпиниста прекратили восхождение, чтобы спасти товарища по тщеславию. Представьте картинку:  люди умирают долго и страшно, стонут, леденея, молятся, просят помощи, а "снежные супербарсы" идут себе и идут. Вверх-вниз, вверх-вниз...
Думаю, Эверест — памятник нашей цивилизации, которая  для выразительности сохраняет вершину в ее нынешнем, покрытом трупами виде.
На снимке: эти трупы лежат там много лет, а вы: — Ленин, Ленин!


Это пришло


Мама, ей 85, теряет память. И все при этом прячет, так что с отцом они дом переворачивают регулярно. Недавно спрятала ключи, свои и отца. Не нашли, пришлось делать новые. Так же и с деньгами, но их обычно находят. Приходит ко мне, я живу двумя этажами ниже, и всегда говорит одно и тоже.
— О! Ты подстригся? Сам?
А я не стригся и не думаю.
— Как твой кактус вымахал! До потолка. Надо  поменять ему землю.
— Весной поменяю.
— Сын тебе звонит? — спрашивает, поворачивая герань.
— Мама не надо поворачивать герань! Она устремляет листья к свету, а ты поворачиваешь.
— Я читала, что надо поворачивать.

Когда это началось, я нервничал, кричал на нее. Теперь потихоньку привыкаю. Трудно. Сочувствие, сопереживание, заскоки в будущее, в удел смерти, раздирают сердце.  Когда дяде моему  мать его говорила: — Я умру… я скоро умру, — он кратко отвечал: — Умрешь — похороним.
Я так не могу. Я скорее умру, чем осмелюсь посмотреть на нее, мертвую.
Она жива сейчас. И проживет еще долго.


Конец страшен


Ты уже стар, твои родители вот-вот умрут один за другим, и придется смотреть на них, пожелтевших, вдыхать смертный запах, желая скорее закопать. Представлять все это тяжело, так тяжело, что тянет умереть прежде. А младшие? Сыну под пятьдесят, ненавидит, потому что до сих пор ребенок, не умеет схватить жизнь за горло, не может даже обеспечить себя, не говоря уже о кормлении не воображаемой даже собственной семьи, не может, потому что его мать просто выскочила замуж за квартиру и достаток.   Другая вовсе использовала как прокладку, заткнула мною течь своей жизни. Молоденькая, странная, то прекрасная, то еврейка с носом и вывихом таза, привела к себе, отдалась, приручила, родила дочь и с моей уверенностью в себе пошла вверх от одного могущественного еврея к другому. Не вполне живая ее мать, не сумев вызвать ответных чувств, стала мстить, заставив внучку ненавидеть отца и тем сделав ее навсегда несчастной.
А я? Что делал я? Я жил, любил детей, я шел вперед, самовыражался, писал диссертации, кормил таежных  клещей, искал месторождения и счастье, и вот, дошел. Возможна ли была другая жизнь? Нет. Каждый человек растет из окружающих детство людей, а я был одинок, меня мало чему научили, а то, чему ты сам научился, не всегда полезно...
 
 

Три месяца в нарколечебнице


Недавно я познакомился в кафе с одним человеком лет двадцати пяти. Было видно, что его распирало от знаний, и хотелось их слить. Он уселся за мой стол с бутылкой армянского коньяка и грудой горячих чебуреков, посмотрел длительно в мои наливающиеся неприязнью глаза, сказал:
— Ты не закипай. Давай лучше выпьем и я тебе, Руслан Альбертович, расскажу кое-что интересное. Сразу скажу, что я — Марьянов, только не умер в лечебнице, в которой умер он.
Он знал меня по имени и отчеству, это польстило. Я размяк и посмотрел на коньяк, горячие чебуреки. Спиртное я давно не употреблял, но кто же откажется от такой дорогой дармовщины? А от сочных чебуреков? Только печень и желчный пузырь, но слова я им не дал.
— Как вас зовут? — спросил я только лишь затем, чтобы не пить с незнакомым человеком.
— Андрей Капустин, — ответил он, и мы выпили.
Съев чебурек, конечно же облившись соком, Андрей стал говорить:
— Ты знаешь… Я буду на "ты", так надо, ты не возражаешь?
— Нет. Но хочу предупредить, что я говорить на "ты" с малознакомым человеком умею мало.
— Я думаю, говорить ты не будешь, а будешь с ужасом меня слушать. А потом побежишь к своему компьютеру, чтобы мои слова записать.
— Хорошо бы, — улыбнулся я скептически.
Мы выпили еще по рюмочке, отправили до наших печенок еще по  круто зажаренному чебуреку, и Андрей приступил к фактуре.
— Ты знаешь, Руслан Альбертович, что твоя мать или жена может позвонить по одному из десятка номеров, которые легко найти в Интернете, и через полчаса в твою квартиру придет несколько крепких мужиков в белых халатах, придет и "уговорит" тебя немедленно ехать лечиться в наркологическую клинику, хоть ты не пьешь или пьешь мало? Не знаешь. А вот моя мама была недовольна, что я после смены частенько  пил пиво с друзьями, и домой прихватывал пару бутылок. Она позвонила, эти люди в белых халатах приехали, стали уговаривать, одни сладко, другие — зло, мама плакала, что я умру от этого пива где-нибудь в подворотне. Я не могу смотреть на мамины слезы, и потому сдался, спросил, а где ты возьмешь деньги? Как я понял, их понадобится много?
— Я уже договорилась, мы будем сдавать твою квартиру, этих денег на лечение хватит.
Тут я сбесился — все расчитала! они только этого и ждали. Скрутили, мать какие-то бумаги подписала, и меня увезли, как я понял, куда-то на северо-запад Москвы. Там была форменная тюрьма — ни прогулок, ни свиданий, в общем, никакой связи с внешним миром, и это за 160 000 в месяц. Я пытался буянить, говорил, что всех посажу, а их начальник из дагов, низенький такой, только смеялся. Делать нечего, стал осваиваться. Нас там было человек десять. Несколько алкоголиков, несколько наркоманов, несколько таких как я. Одну тихую женщину Валю посадил муж, не знаю по какой причине, то ли любовницу завел, то ли просто надоела. Она в жизни не пила и наркотиков не знала. Другой, его Витей звали, смурной какой-то был, по психике по лечебницам болтался, пока мать его в эту шарашку не определила, опять таки на деньги от сдачи квартиры сына. Всех держали по месяцу, по два, потом    переправляли в так называемую подмосковную Швейцарию, там был их концлагерь всего за 30 штук в месяц. Я потом расскажу о нем, туда почти все наши попали, потому что  30 штук — это не 160. В больнице меня продержали полтора месяца, потом ночью загорелась проводка, все наши комнаты забило густым черным дымом, бабы орали, мы с приятелем, чтобы так не сидеть, стали стулом окно с тройным стеклопакетом разбивать, разбили, но дыма становилось все больше и больше. А дверь единственная закрыта! Не знаю, как мы все не сдохли, пока пожарные не приехали и скорых штук десять, они нас полумертвых и откачали. Вы — идиоты, не понимаете, что ваша свобода стоит всего лишь 30 штук в месяц, и есть еще возможность засадить вас бесплатно, соответствующим образом заинтересовав держателей таких ЛТП. Так что бойтесь жен, детей, внуков, достаточно их подписи, чтобы вас поместили в концлагерь. Новая услуга! Вы можете избавиться от нелюбимого мужа, жены, сына, тещи! Главное — позвонить первым!

Мы выпили по моей инициативе. Я начал уже тяготиться этой встречей, но Андрей не мог остановиться:

— После пожара меня повезли в концлагерь где-то на севере Подмосковской губернии. Бал там правили пролеченные наркоманы и пьяницы, стражниками были наркоманы, отсидевшие в лагере месяцев по девять. Начальники лагеря, люди не русские, приезжали пару раз в месяц. В столовую ходили строем под строгим присмотром. Кормили убого — пустой суп, каши с резаными фруктами. Удивительно было видеть, как твой сосед по столу, изголодавшийся хилый человечишка съедал все, что оставалось — недоеденное другими, добавки, оставшийся хлеб. Повара — ими назначались лагерники, старались, но выходило не у всех. Медик был тоже из заключенных. Он, бывший слесарь, мерил давление и выдавал лекарства, если ты их купил или прислали. Посылки родственников заключенных разбирались надзирателями. Лучшее они забирали себе, оставшееся отправляли на кухню. Распорядок дня был составлен так, что свободы для мысли не оставалось. Каждый заключенный должен был записать за день 30-50 впечатлений, их классифицировать и объяснить. Эти записи разбирались на собраниях, которые проводили заключенные со стажем. Эти собрания иногда затягивались до часа ночи, а подъем — в восемь. Утром после уборки и завтрака, проводились двухчасовые собрания по разбору кляуз заключенных друг на друга: тот не потушил свет, этот назвал водку водкой, а наркоту — наркотой и так далее. Раз в неделю показывали фильмы о притонах, в которых гнили заживо наркоманы. Знаешь, я ни разу не сталкивался с наркоманами, и вдруг сразу цирк. Узнал такое! Что продажу наркотиков крышуют менты, что почти все люди вокруг меня — преступники. Одни прятались от правосудия, другие признавались в таких диких поступках — в избиениях, кражах, разбоях, езде по дорогам в полной отключке, третьи — что сажали своих своих половых партнеров, чтоб не сесть самим. Из всего кагала человека четыре хотело вылечится, другие мечтали о свободе, чтобы начать с начала, и была девушка которая хотела стать химиком, чтобы иметь возможность составлять безопасные наркотики, то есть безопасно отключаться...

Продолжение и редакция впереди
 
 

Дворец терпимости


Вопрос физического и морального улучшения человеческого общества стоял давно, вспомните хотя бы спартанцев, бросавших неудачных, по их мнению, детишек в пропасть. Невиданный до того цунами улучшательских идей был вызван  промышленной революцией. Мощная волна идеализма родила «Манифест коммунистической партии»  К. Маркса и Ф. Энгельса, нацизм, изобретенный Томасом Карлейлем,  открытие Чарльза Дарвина, доказавшего, что все живое само по себе совершенствуется, то есть приспосабливается к условиям среды обитания. Френсис Гальтон, его двоюродный брат, так вдохновился открытием Чарльза, что изобрел евгенику — учение о селекции применительно к человеку, а также о путях улучшения его наследственных свойств. Изобрел — и понеслось, поехало! Тут же родились сверхчеловек (скорее, надчеловек) Ницше, фашизм,  появился космизм Николая Федоровича Федорова, идеи Циолковского о неизбежном перерождении человека в некую форму лучистой энергии, а именно в светящийся шар, путешествующий в космосе. Кстати, Константин Эдуардович считал, что животные, как неполноценные существа, в конечном счете, должны быть уничтожены, а превращение в светящиеся бессмертные  шары сделает ненужным деторождение. И вот, именно таким образом, идеи физического и морального улучшения человеческого общества, передвигаясь по истории зигзагами, необходимо родили Гитлера, ради этой «высокой» цели уничтожавшего психически больных, а также евреев и другие «неполноценные» народы, именно эти идеи необходимо родили Ленина, Сталина, ГУЛАГ, Освенцим и ядерную бомбу, вмиг превратившую злых японцев в добрых.
К чему я все это? Да просто интересно, ведь протрите глаза и посмотрите – море отступило, значит, уже мчится к нам новое цунами. Что оно нам принесет? Ну, много мусора,  это понятно, много смертей, а также ананасы с кокосами новых идей. Среди последних самой цунамистой выглядит идея толерантности, то есть терпимости. Иными словами мир наш усилиями гомосексуалистов и религиозных фанатиков пещерного уровня развития превращается во дворец терпимости, ну, или дом, если хотите.
Ну вот, слова найдены. Мы с вами живем сейчас в Доме терпимости, мы терпим, стараясь получать удовольствие. Коммунизм и повсеместно хорошие и здоровые  люди нам уже не нужны, нужен вазелин, чтобы прямая кишка не треснула в самый неподходящий момент…


Путин попал в историю


Кого из деятелей конца 20-го и начала 21 века будут помнить через 30-40 лет? Двух человек. Ден Сяопина и Путина. Остальные деятели конца 20-го века и начала 21-го будут забыты. Все будут забыты и проживать будут лишь в короткострочных статьях энциклопедий. Буши, Меркели, дюжины Саркози, Си Цзинпины, меняющиеся в срок и навсегда забываемые. Вспомните рубеж 19-20-го веков. Какие были типажи! Маркс, Энгельс, Ленин, Гитлер с Муссолини, Сталин, Рузвельт, Черчилль, тот же Троцкий. Это опасно. Трамп не хочет быть забытым, и единственный способ, которым он может запомнится — это ядерная война. Они с правителями Англии, Франции, Германии хотят ядерной войны, чтобы запомниться в энциклопедиях, если, конечно, после ядерной зимы они станут издаваться. А сколько шестерок мечтают об истории! Порошенко готов похоронить всю свою страну, чтобы все помнили… Эх!







 

Комментарии