Вангоген

 

Мы шли  среди скал по вьючной тропе. Далеко внизу бухтел Ягноб. Напротив, резкий в бесплотном горном воздухе, пилил небо Зеравшанский хребет. Хотелось не перечеркивать эту красоту движением, но раствориться в ней.
— Давно хотел тебя спросить, да все не решался, — присев рядом, закурил коллектор Федя «памирину». — Ты вот вчера Колю вангогеном  назвал. Что это такое? Умный, что ли по вашему?
— Это для хохмы имена двух художников — Ван Гога и Гогена — объединяют, — засмеялся я. — Некоторые особо умные покупаются, начинают поправлять, и смешно становится.
— А чем они прославились, эти твои художники?
— Многим. Оба картины писали, ни на чьи не похожие, сифонили*, потом один ухо себе отрезал, другой на Таити от этого сбежал.
— Чудно.  На самое Таити...
— Это точно, все такие чудно стараются жить. А жить, Федя, надо просто. Без стихов и Вангогена. Только тогда будет, кому глаза закрыть и зарыть потом под общую музыку.
— “Просто” — это я понимаю. – сказал, покивав, Федя. -  Залил за воротник бормотухи пару банок — и все дела… Или на вокзале чувиху снял за десятку — тоже все очень просто и сердцу близко. Но иногда смотришь: в автобусе баба стихи читает, уставится в три строки и балдеет, ничего не видит и не слышит. Хоть на голову ей наступи… А я на зоне пробовал их читать — ничего не понимаю, нафига все это? Ля-ля, тополя… Зачем они в натуре?
— Для души. Иногда приятно чувствовать, что есть она у тебя, божья – не божья, но есть.
— Как это для души?..
— Ну, вот, к примеру, два слова: Весна и Ночь… Впусти их в себя и они, соединившись, отзовутся ночной свежестью, трепетным ожиданием земного счастья. И эти же слова могут встать друг против друга, и Ночь станет мраком… концом… безнадегой. И, наконец, это сочетание само по себе красиво. И знаешь почему?
— Похожи они чем-то… Эти слова...
— Точно! Слог “на” в слове Весна и “но” в слове Ночь. Эти слоги друг с другом перекликаются… На! Но… На! Но...  Весна отдает: “На!!!” Ночь сомневается: “Но...” А вот японские стихи с этими словами:

   Покоя не могу найти я и во сне,
   С тревожной думой не могу расстаться...
   Весна и ночь...
   Но сниться нынче мне,
   Что начали цветы повсюду осыпаться.**

Красивые слова, да? В них все, о чем я тебе только что говорил. Прочитаешь их и чувствуешь себя бутылкой, в которой было вино. Игривое, крепкое, дорогое, может быть. Сухие стенки ее внутренние, чувствуешь. И чувствуешь — на дне еще осталось что-то, еще плещется...
— Заливаешь ты. Лагман на уши вешаешь...  Если стихи эти япошка написал, то Весна и Ночь по-японски наверняка по-другому звучат. Без “На” и “Но”...
— А какая тебе разница? В стихах читатель — соавтор. Будешь в японском оригинале читать — другое найдешь. Или придумаешь от моментального развития.  Найдешь и придумаешь, если ищешь что-то в натуре.
— А чего искать-то? Ты, вот, много нашел?
— Да, ты прав… Нашел немного, но понял — главное не останавливаться, главное бежать, чтобы не успеть разглядеть мелкое, чтобы не привыкнуть, не  разочароваться. И не прав ты — нашел, и буду находить. Приемник в палатке крутишь — чушь собачья, и вдруг одна музыка войдет и растворит все вокруг начисто. И тоску, и дым “Памира”. Или листаешь книжку от скуки, все так себе, и  вдруг какие-то строки другим тебя cделают, совсем другим, на ступеньку поднявшимся… Хватит на сегодня философии, пошли, нам еще 10 верст топтать...
 
*  — сифонить (сленг) — болеть сифилисом
 ** — танка японского поэта Отикоти Мицунэ в переводе А. Глускиной