первый толчок

Тарас ДРОЗД

ПЕРВЫЙ ТОЛЧОК

повесть

1

Алексей Путинцев проснулся, встряхнул головой. На секундочку задремал, а
как будто побывал в глубоком сне, с видениями. Оттолкнувшись от баранки
«уазика», закинув ладони за голову, он сладко, с рыком потянулся. До
хруста не то позвонков между лопатками, не то рубашки под локтями.

Закатное солнце пробилось сквозь низкие облака и оживило зелень
лиственниц, седость мха, чистоту воды и разноцветность камней, по
которым она журчала.

– Ну, скоро вы? – крикнул он своим путникам.

Те неторопливо несли к машине последние вещи. Не спешила особенно Катя.
Муж её, Сева, приволок рюкзак и спальник, уложил в салоне, вылез из
машины, а она всё стояла на перекате с кружечкой в руке, оглядывалась.
Что-то сказала, Сева подошёл к ней, роясь в карманах.

– Монету бросает, - пояснил он, вернувшись.

– Везёт же мужикам, - хохотнул Лёха. – Достаются им путёвые жёны. А мою
дуру хрен в тайгу палкой загонишь.

Наконец поехали. На первой передаче, раскачиваясь из стороны в сторону.
На голубичнике подняли выводок молодых рябчиков.

Ползли по руслу реки, по галечным косам, врезаясь в воду перекатов. На
огромных булыжниках качнуло особенно лихо и ударило. Алексей, тут же
выпрыгнув, крикнул:

– Всё! Бак пробили! Канистру, быстро!

– Сева выпрыгнул из машины с другой стороны.

Бензин хлестал из пробоины толщиной в два пальца.

– Не очень много потеряли, ерунда, - авторитетно заключил водитель
машины, когда струйка закончилась капелью.

– И что теперь? – тихо спросила Катя. В её глазах светилось больше
интереса, чем страха перед неожиданной ситуацией.

– Не горюй, Катюша, у меня второй бак есть! Нам только переходник
перекинуть. Да, Севка?

Алексей и Сева учились когда-то в Тенькинской средней школе. До
восьмого класса. Сева закончил потом все десять, а вот Лёха бросил,
устроился работать на прииске, откуда послали на курсы бульдозеристов в
Магаданское училище. Когда Алексей демобилизовался из армии, родители
его переехали в тёплые края, а он, младший сын в семье, на родину
родителей ехать отказался, остался трубиться здесь, на своей северной
родине. Родители Севы тоже вскоре переехали на материк, где устроили
сына в институт. Но не легла душа к журналистике. Освоив несколько
специальностей попроще, Сева вскоре нарисовался на милых сердцу
колымских просторах, чтобы заколачивать богатую копейку для прокорма
московской семьи. Так прежняя школьная дружба окрепла на новом витке уже
взрослой жизни, когда у каждого дети, а они-то сами ещё как маленькие, с
ребячьим задором, несмотря на то, что в каждом с добрую сотню
килограммов веса. Только Лёха чуть ниже среднего и квадратный, а Сева
долговязый, с выпуклым животом.

Этот приезд Севы в начале августа был необычен. Он приехал не на работу,
а в отпуск. И приехал с новой женой. Прежняя ушла. Он вернулся после
старательских трудодней, а её нету. В запое мерзкой московской зимы
родственники свели Севу с Катей, которая за свои тридцать лет ни разу
замужем не была. Одинокой Катя являлась не по причине внешности,
а в силу тихого характера, углублённого в научную работу. Да ещё
странные пристрастия. По которым новая московская семья решила отдохнуть
не на юге, а на Дальнем Востоке.

У Путинцева тоже отпуск подходил, он написал заявление, чтобы на этот
раз обязательно со второй половины августа. Поэтому в первой половине
месяца уделил времени другу с женой мало. Дважды завёз в личные
заповедные места за чёрной смородиной, а потом сюда, на Семкан. Завёз,
оставил на три дня куковать, и вот приехал, объявил, что свободен, со
вчерашнего числа в отпуске, побродил с ними, набрал с полведра мелкой в
этом году брусники, побросал мушки, стараясь выдернуть хариусков на уху,
и после утомительного ночного дождя велел сниматься, так пора ехать за
настоящей рыбой, за красной икрой.

Речушка становилсь всё мельче, пока вовсе не забилась под сопку
ручейком. Машина выскочила на прижим, где зимник пойдёт без воды.
Алексей открыл дверцу и крикнул:

– Пока, дедушка Семкан!

Речушка в ответ шелестела равнодушно. Не ты первый, не ты последний.

– Лёша, - попросила Катя, - расскажи ещё раз про эту долину.

Она впервые в Магаданской области, ей интересно всё.

– Долина смерти, - ответил Алексей и рассказал.

Легенда в несколько фраз. Дальше каждый додумывает по-своему. Ведь кто
знает, как это было…

2

Страна требовала золота, да побольше. Много чего требовалось для
ненасытной Идеи.

К россыпям в Омчакской долине тянули трассу. Необходимую срочно, завтра,
сегодня, сейчас. Техники не хватало, поэтому гнали заменяющих её людей.
Но даже машин не доставало, чтобы развозить новые этапы к местам работы.

Грянул основательный октябрьский снег, не таящий, как сентябрьский.
Прибыли парохода с людьми. Пришли разнарядки, одна из которых срочно
требовала на Теньку столько-то. А на чём везти? Уже поехали точно такие
же сотни по другим районам. И решило высшее начальство отправить этап
пешком. Не в первый раз. Правда, уже не лето. Заключенным разъяснили,
что бежать в пути бессмысленно, снег лежит на сотни вёрст во все четыре
стороны, а жилых мест для прикорма и согрева нет и не скоро предвидятся.
Поэтому главное – дисциплина. И честный труд во имя Великого Вождя.

Этап за два дня преодолел около сотни километров. Переход на третьи
сутки затруднился. Задуло, повалил снег. В сумерках стало ясно, что до
ближайшей дорожной зоны не успеть.

Начальник конвоя, сорокалетний нервный капитан, седой и морщинистый,
жующий чёрными зубами одну папиросу за другой,, объявил поиск места под
ночлег. Тут же подвернулся глухой распадок, полный сухих дров. Порядок
ночлега подсказал лейтенант, прозванный за активность и весёлость
Шустрым.

– Пусть они, - каждая пауза заполнялась обиходным матом, поясняющим
смысл, - на несколько бригад жгут костры, жрут, б…, и спать. А мы, б…,
на тридцать метров по сопке конвойные костры, цепочкой. А тут, на
выходе из распадка, наш костёр. Командирский. Замыкающий.

Так и сделали. Бригады разбили по кострам, бригадирам раздали норму
хлеба, набитые снегом котелки двинули в огонь. Конвой разложил костры
повыше. И строгий приказ, чтобы от нижних костров к верхним ни шагу,
стреляем без предупреждения.

В полночь ветер стих, облака исчезли и вызвездило так, что Шустрый
ахнул.

– Красиво, б… . Никогда столько звёзд не видел.

– Мороз прижмёт, - морщил лицо и папиросу капитан. – Ты это, пошустрей.
Передай, чтобы солдаты сюда. Пусть один костёр, но большой. А то
замёрзнут нахрен.

– А зэки? – удивился лейтенант.

– Да куда они убегут, куда?

Он был прав и мудр. Осваивал Колыму не первый год.

Ноги подморозили те из конвоя, то топтался на снегу. Заключённые,
спавшие на ветках стланика подошвами к огню, убереглись.

Утром, под засиявшее нежаркое солнце, колонны бодро зашагали по едва
приметной заметённой дороге. И остановились, спустившись с перевала.
Распахнувшуюся долину занесло напрочь. Даже тянущуюся вдоль её речушку
почти не было видно.

Карта у капитана имелась, не очень подробная, копия от руки, но всё же.
Однако в ней никто из командиров ничего не понял.

– Надо кого-то из этих, - предложил Шустрый. – Из зэков. Грамотные, б…,
есть. Может, кто-то поймёт в этой ё… карте.

Крикнули по колоннам, и вызвались сразу несколько человек. Пожилых и
юных совсем, гордо заявивших о своём образовании. Они покрутили карту и
пришли к выводу, что определить трудно, копия неудачная. Ясно только,
что долину необходимо пересечь справа, а потом двигаться на север с
небольшим креном у западу.

– Куда справа? – закричали на них. – Зачем справа, если потом идти
налево?

– Возьми пару людей, - обратился капитан к своему любимчику. –
Прочешите по правой стороне. На всякий случай. Вдруг там дорога. Что нам
эта карта? У нас приказ по дороге.

Лейтенант прищурился на белосверкающий правый склон и тут же нашёл что
сказать.

– Товарищ начальник. Час-полтара туда, час-полтора обратно. Да там
сколько проходим. Уйма времени. Налево идти надо. Вон же хороший
распадок открывается. Ясно, что дорога туда пошла. Справа крутизна, ты
что. Они же сказали, что по карте нужно на запад. А запад у нас где?

– В п…! – сплюнул папиросу капитан. – Проверить хотел. На всякий
случай. Сам вижу, что распадок лучше.

А может, и не было у них карты, а был лишь приказ, по дороге. И когда
она исчезла под снегом, они свернули в распадок, который показался более
убедительным. Это и оказалась долина реки Семкан. Чем дальше, тем
приветливее распахивающаяся. И пологий склон, по которому нетрудно
шагалось, будто нашёптывал, что дорога здесь, где-то рядом, вот-вот
покажется.

Долина оказалась коварной. Её сопки обладали способностью притягивать
самые тяжёлые облака. По соседним долинам погоже, хоть и без солнца, а
здесь будет гудеть и сыпать.

Через час весёлого хода небо затянуло, подул встречный ветер. Затем
повалил крупный снег. А ещё через час они вышли к маленькой речушке и
пошагали берегом. Сам ход против ветра, когда терпение сжато в кулак, не
позволяет зародиться сомнению. Поэтому, когда из колонн передали через
конвойных, что смотревшие карту хотят ещё раз глянуть, как они помнят,
дорога лишь пересекает речки, а не идёт вдоль русла, то капитан рявкнул.

– Хрен им, а не карту! Вперёд! Не отставать!

А может, не было у них карты. Просто шли и шли. Веря, что прямая
выведет. Шли, пока было светло. Пока не стало темнеть и не взбунтовался
уже конвой.

– Куда мы прём? Ни дороги, ни участков, ни зон! Быть такого не может!

К начальнику подбежал Шустрый.

– Последняя колонна пропала!

– Стоять! Как пропала? Ты что?

– Отстала, б…, и нету.

– Вдруг они конвой разоружили! Ну-ка беги, глянь!

– Куда бежать? За десять шагов не видно ни х…! Стрелять надо! Может,
они на выстрелы.

Он убрёл в конец отряда, у последнего конвойного взял винтовку и
разрядил вверх обойму. Сделалось ещё темней. Снег завивался уже мелкий,
хлёсткий, с морозцем.

– Капитан!.. Всё!.. Их нет!.. Что делать будем?.. Надо как-то
ночёвку!.. А где?.. Ни леса, ни дров!.. Надо послать за дровами!..

– Посылай, - согласился начальник с примёрзшей к губам папиросой.

– Куда посылать? – орал уже на него Шустрый. – Они же не вернуться!..
Отвечай потом за этих сволочей!.. Охранять надо!..

– Охраняй, - равнодушно ответил капитан.

– Это всё ты!.. Ты виноват!.. Ты завёл!.. Долина правильная!.. Долина
выведет!.. Что теперь делать?.. Командуй давай!.. Командир ё…!

Подошёл солдат из конвоя.

– Товарищ командир, они говорят, надо сесть всем вместе. Потеснее. Друг
к другу. Тогда тепло будет.

Шустрый рванул начальника к себе.

– Бросаем их!.. Собираем наших ребят, забираем хлеб и уходим!.. До
первого распадка, до первых дров! Ты слышишь? Пошли! Я с заключёнными
замерзать в одной куче не собираюсь!

Капитан разлепил замёрзшие ресницы, посмотрел с сожалением и хмыкнул.

– Все мы здесь заключённые, сынок. Все. И они и мы.

Пурга длилась три дня. Человеку для переохлаждения требуется намного
меньше.

Скорее всего, у них не было карты.

3

Алексей Путинцев тряхнул головой, словно очнулся, поёжился. Под колёсами
шуршали трасса. Долина, навеявшая жуть, осталась позади. Теперь можно и
скорость дать, не трясёт, как на ухабах зимника. И он запел. Строчку из
одной песни, строчку из другой.

– Не реви, Севка, - оглянулся Лёха назад. – Через два часа будем в
посёлке.

Но машина вдруг сама по себе сбросила обороты. Мотор покашлял и заглох.

– Опять карбюратор, падла, - вылез из-за баранки Лёха.

Когда он вернулся, вытирая тряпкой руки, Катя спросила.

– Серьёзное что-то?

– Да ну! – хохотнул Лёха. – То одно, то другое. Как обычно. А без
ремонта чё за езда? Постоишь, подшаманишь и вперёд.

Карбюратор ещё трижды выкидывал фортеля с подачей топлива. В
результате в посёлок въехали, когда стемнело.

С шумом ввалились в квартиру. Первой выбежала в прихожую трехлетняя
дочь.

– Паписька пьиехай!

Вышли из кухни молча жующие полная жена Аня и худенький сын Андрей.

– Почему тихо? – рявкнул весело Алексей. – Мясо едите? – И тут же
строго выставил на сына указательный палец. – Ты уроки сделал?

– Какие уроки, папа? – выпучил глаза Андрюшка. – Нам в школу через две
недели.

– Ах да, - отмахнулся Лёха, криво улыбаясь. – Ну чё, мать, нам-то жрать
дадите?

– Таёжники! – светилась Аня круглым лицом. – А вы хоть знаете, что у
нас президента сняли?

– К-к-как? – прозвучал вопрос в три голоса.

– Так. Новая власть теперь. Сегодня целый день музыка. Думали, кто-то
помер. Потом объявили. В Москве какое-то новое чека. Вот сейчас
программа «Время» будет, может, чё скажут. Давайте, умывайтесь. Особой
еды нет, мы вас не ждали.

– Картошку давай! – грубо-шутливо приказал Лёха.

Обсуждали случившееся в далёкой столице за чаем. Все говорили серьёзно,
один Лёха подшучивал.

– Допрыгался Горбатый. Ну, так оно к тому и шло. Какая ж теперь рожа
себя объявит?

Информационная программа вышла в эфир с опозданием, добавив напряжения.
Сурово-серый диктор объявил скорбным голосом о введении в стране
чрезвычайного положения. С разъяснениями, отчего и почему. С именами
тех, кто взял н себя ответственность. Призывая народ осознать свой долг
перед родиной и оказывать повсеместную помощь государственному комитету
по чрезвычайному положению.

– Ну, теперь – всё – пришли к общему мнению сидящие перед телевизором.
– Раз армия и КГБ, значит, назад, в зону.

– Нам-то что, - хохотнул Лёха. – Нас дальше не сошлют. А вас в Москве
начнут давить.

Катя разволновалась не на шутку.

– Надо позвонить в Москву. Лёша, как позвонить в Москву?

– За домом, круглосуточно. Если связь с Москвой не перекусили.

Вернулись Сева с Катей через полчаса.

– Москва бурлит. Ельцин выступал на танке. Призвал ко всеобщей
забастовке. Надо ехать.

– Куда? – вышел к ним к одних трусах Лёха. – Куда ты поедешь, Катя? Что
ты там сделаешь? Если танки ввели, значит, будет драка, это ясно. Ну и
что ты сможешь? Если им так уж власть нужна, они без неё не могут, пусть
меж собой и дерутся.

Ушёл он рано утром. Вернее, уехал. А приехал в обед.

– Ну чё, куда поедем? На рыбалку, или окопы копать?

– По телевизору ничего нового, - ответила Катя. – По радио только
постановление. Приняли закон о запрещении увольнений по собственному
желанию.

– Ни хрена себе! – вырвалось у Лёхи. – Что же мне теперь, всю жизнь на
этой Колыме торчать? Не, ребята, это вы уже перегнули.

Пришёл Сева из магазина. Пообедав, Леха отправился с ним на своё дачное
хозяйство с гаражом. Там изготовили грузила на сеть, которую Алексей
достал с утра. Толстый металлический прут накрутили спиралью на трубу,
сваркой порезали на кольца, затем концу сваркой же соединили.

– Леха, мы, наверное, это, - сказал Сева. – Сразу на самолёт. Катька
рвётся в Москву. Да и пора, если честно. Хватит, отдохнули. Так что
особо не до рыбалки.

– Вроде умный народ, - хмыкнул Путинцев. – Сколько их уже поменялось?
Сколько их ещё придёт за нашу жизнь? Каждый раз на баррикады кидаться?
Как хотите, я не против. Да там особо и не порыбачишь. Ловить можно
только в субботу и воскресенье. Сегодня среда, двадцать первое. Завтра
нам обязательно нужно туда проскочить. Потому что в пятницу и субботу
там будет машин вал. В пятницу мы наведём концы, в субботу отловимся, а
в воскресенье на самолёт.

– А билеты?

– Будут билеты.

Насадив кольца на сеть, отправились к другу Алексея, у которого утром
эта сеть была взята. Тот как раз вернулся с работы.

– Хохол! – заорал Лёха в чужой квартире, как у себя дома. – Сеть
готова, кольца насадили. Гони лодку. Не достал я в другом месте.
Обещали, не сделали. А без лодки, сам знаешь. Так что выручай.

– Да сядьте вы. Попейте пивка. Только что купил. Знал, что зайдёшь.
Интересное дело. Я ему сеть, я ему лодку, я ему пивка. Кто в отпуске, ты
или я? Кто должен ставить?

– Приеду с рыбалки, упою тебя, гада. Клянусь.

К пиву Гена-хохол подал свежеепросоленную мальму. Жирную, нежную.

– Ну, что это за рыба? – загудел Алексей. – Я вот таких дураков
привезу. – Он показал руками будущий улов метрового размера. – Тогда
посидим.

– Жалко, мне с вами никак, - сокрушался Геннадий. – В рейс завтра. На
Магадан. Потом на Сусуман и через Аркагалу обратно.

– Не ехал бы ты, - вдруг тихо попросила жена Геннадия, Зина. – У меня
плохое предчувствие.

– Предчувствие у неё! – хохотнул Алексей. – А кормить вас кто будет?

– Да не хочу я ехать, Зин, - обнял жену Генка-хохол. – С Лёхой на
рыбалку хочу. Но работа. Никак.

– Не ехал бы, - вдруг ещё раз и как-то жалобно попросила Зина.

– Отстань, - посуровел Геннадий.

– Ничё, Хохол, - весело толкнул друга в бок Леха. – Не реви. Наша рыба
от нас с тобой не уйдёт. И вода тоже.

Вернувшись домой и поужинав, сидели у телевизора. Но кроме объявленного
в столице комендантского часа и зачитывания писем от трудящихся,
поддерживающих Чрезвычайный комитет, никакой информации не было. Катя
ходила звонить и сообщила, что в Москве стреляют, баррикады, но никто
толком ничего не знает.

Алексей прилёг вздремнуть и около часа ночи поднялся.

– Война войной, а нам пора на рыбалку. Слушай, а где Павел? – задал он
вопрос жене о старшем сыне. – Вчера его вроде не было. Он хоть ночевал?

– Наконец-то спросил! – взорвалась злостью Аня. – Нет, не ночевал,
дорогой папаша!

– Днём он был, обедал, - тихо сказала Катя.

– Я тебя предупреждала! – выговаривала мужу Аня, сверля недобрыми
глазами. – Он связался с компанией! Меня не слушает! Я
справиться с ним уже не могу.

– Ладно, - сморщился Лёха, как от зубной боли. – Приеду – разберусь.

Сева с Катей упаковали свои вещи, Аня собрала запас продуктов. Скарб
сложили в машину, в большой алюминиевый бак, занимавший почти весь салон
на месте снятого заднего сидения. Как Лёха умудрился втолкнуть его во
внутрь, оставалось загадкой. Аня, обхватив руками предплечья, ходила за
мужем по пятам.

– Лёш, ну ты там недолго, а? Я тут совсем закручусь. На работу, свиней
корми, дочку в садик, этих оглоедов в школу приготовить надо, а мне
ещё по врачам, вдруг на обследование положат.

– Ну, не ной ты на дорогу! – огрызнулся Лёха. – Как ты мне надоела.
Сколько лет живу, столько мучаюсь. Сказал же. В воскресенье. Крайний
срок – понедельник. Их провожу и приеду.

– Смотри, свежей рыбы не привезёшь – отправлю обратно, - строго
высказала последнее напутствие Аня, попрощавшись с москвичами. – А чё ты
так смотришь? В магазинах уже ничего нет.

Тронулись в путь, заехав на заправку. Время ночное, Севу с Катей
потянуло в сон.

– Ты чё сюда уселся, спать, что ли? – толкнул Лёха друга, закивавшего
головой на сиденье рядом. – Давай рассказывай чего-нибудь.

– Нашёл рассказчика, - сладко зевнул Сева. – Слушай анекдот.

Анекдот понравился. Алексей даже затормозил, чтобы высмеяться.

На перевале Гусакова выскочили проветриться.

– Опять заднее спустило, - заметил Сева.

– Ну, ты же грамотный уже. Бери насос. Умного учить – только портить.
Действуй. А представляешь, мы ещё только едем, а она уже там идёт,
красавица, идёт!..

4

Посёлок Сокол – обиталище лётчиков и обслуживающего персонала аэропорта.
Друг Алексея Путинцева проживал здесь в однокомнатной квартире на
третьем этаже одного из плотно скучившихся пятиэтажных домов. Друг
хороший, не обижающийся на звонок в пять утра.

– Товарищ Геннадий? – сурово начал Лёха, когда заспанный хозяин
приоткрыл дверь. – Как вы относитесь у гэкачепэ? Плохо? Собирайтесь!

Геннадий обладал широкой подкупающей улыбкой, открывыающей белые зубы, а
говорил медленно, растягивая слова.

– Бу-удут вам билеты, бу-у-удут. Так, давайте посчитаем. В воскресенье
хотите улететь? Шестьдесят вторым? Я уже здесь буду. Встречу, посажу.
Багажа много?

– Много, - виновато улыбнулся Сева.

– Они же и брусники набрали, и чёрноё смородины накрутили, - размахивал
лапой-рукой Алексей. – Рыбы ещё наловим, никуда она от нас не денется.

– По-онял, по-о-нял, - распевал весело Геннадий. – Оставляйте паспорта,
деньги, езжайте рыбачить. В воскресенье я вас жду. Сиди, куда! – ухватил
он за рубашку поднявшегося Лёху. – Сейчас же чайник закипит. Куда
рвёшься?

Алексей торопился в Магадан. Нужно было успеть до восьми утра, пока не
ушёл на работу ещё один друг, тоже Генка. И они успели.

– У нас приказ на ваш арест! – повторил шутку Леха.

– А уже всё, - прокашлялся Геннадий, которого Леха называл Якутом. –
Что-то у них там не вышло. И вроде их заарестовали.

– Неужели? – тихо ахнула Катя. – Всех арестовали?

– Да вот сейчас по радио говорили, а я как раз в туалете.
Не расслышал точно. Вроде всех.

– Странно, - удивился Путинцев. – Что за кагэбисты, если даже удрать не
смогли?

– Так они вроде хотели, а им все концы перекрыли.

– Ты мне зубы не заговаривай, - перешёл к делу Алексей. – У тебя в
рыбохотсоюзе кто-то есть? Нужна лицензия на рыбу.

– Ты как всегда, - выказал нешутливую сердитость Гена-якут. – Налетишь
как жареный петух. Хоть бы за месяц предупредил. За неделю. Там знаешь,
сколько желающих на лицензионку? С ночи записываются.

Геннадий ушёл в комнату позвонить, и вскоре вернулся на кухню, окутывая
красное лицо табачным дымом.

– Бесполезно. Глухо.

– Ваша магаданская «шерсть» всё себе захапала?

– Конечно, ё…! Ты был бы начальником, ты бы как?

– Сам ловил и другим давал.

– Они так не считают. Когда они ловят – это хорошо. Когда другие – уже
плохо.

– Ладно, Генка, спасибо, поедем. Будем ориентироваться. Твёрдая валюта
есть – прорвёмся.

– Так если водка есть – без рыбы не уедите, - курил уже на улице
Геннадий. – Ну и броневик у тебя. Только милицию пугать. Краску не мог
получше найти?

– Какая была. А мою Савраску как ни покрась, для неё сто километров не
крюк.

Выехали из города и повернули налево, на Армань.

Когда спустились с перевала, дорога пошла краем моря, где открылись свои
красоты. К сопкам – лиственницы, уже покрывающиеся
красно-желто-оранжевым цветом, горячие пятна на холодных склонах. А
слева – сплошь белёсый галечник с полянками цепляющегося за жизнь мха. И
тёмно-зелёные ветви стланика. И дорога ровная, как песня. И до горизонта
вода, в которой идут табуны рыбы, которую так хочется поймать.

Дозаправились в посёлке Армань. С бензином в этих краях проблем не
ощущалось, что удивляло москвича Севу.

– Хороша ты, Савраска, - пнул подкачанный баллон Лёха, - да жрёшь
много.

– Вся в хозяина, - подсказал, укладывая насос, Сева.

Два встречных «Жигулёнка» стояли на обочине. Трое в штормовках грузили в
багажник туго набитые мешки.

– Что же они там грузили? – начал рассуждать вслух Алексей, когда
проехали мимо.

– Как что – рыбу! – ответил сидящий рядом друг.

– Здесь нет лова. И без сапог они, в кедах. Интересно, что же они могли
грузить? – и начал потирать шею, затылок, ухо, подбородок. – А!.. –
наконец догадался Лёха и, сбросив газ, отпустил машину катиться до
полной остановки. – Шишки, наверное. Ну-ка, пойдём, посмотрим.

Верно, на лапах невысокого здесь стланика густо торчали полузелёные
шишки. Сева вернулся к машине за полиэтиленовым мешком.

– Надо же – удивлялась Катя. – Никогда не видела. Как кедровые только в
уменьшенном виде.

– Надо же! – удивлялся более эмоционально Лёха. – Сколько их тут! А у
нас по сопкам пусто. Жара была страшенная. Горело всё. Тут побережье,
конечно. Другой климат.

Мимо проехал, чуть притормозив, точно такой же «уазик», только с
естественным верхом, брезентовым. Шофер и сидящие в салоне внимательно
пронаблюдали, чем занимается Алексей и его компания.

– Чего им надо? – недовольно проворчал Сева.

– Менты, наверное, - пожал плечами Лёха. – Или рыбники. Они тут за
каждым углом следят. Да оно и правильно. Нашему народу доверять нельзя.
Стихия.

Алексей угадал. Проехали инспекторы рыбнадзора. Один, постарше, с
бородой, штатный, и трое помоложе, устроившиеся на сезон внештатными
сотрудниками. Они тоже определили Путинцева как надо.

– За рыбой едет. Наш клиент.

– Если на Яну, то не наш, - равнодушно возразил бородатому сидящий за
рулём белобрысый, одетый в военный комбинезон с маскировочными пятнами.
– Машина у него ништяк. Броневик. Такой верх сейчас сделать тысячи три
потянет. Но покрасил он её, клоун ё… .

Остальные добавили своих слов.

Встретились обе машины и на переправе через Яну. Только «уазик»
инспекторов подкатился к домику поста, а Лёха остановился у щита «Зона
пропускного контроля». Был отлив, ждать предстояло долго.

Алексей повел Севу с Катей вниз, к воде, откуда хорошо просматривается
коса и отгороженные подступы к ней, места лицензионного лова. На берегу
пустынно, никого, лишь у домика на бугре копошилось несколько человек,
охрана этого рыболовного места.

– А как, как? – интересовалась Катя.

У Севы тоже азарт в глазах проблескивал.

– Ну как, - объяснил неторопливо Лёха, раскладывая на удобном бревне
хлеб и консервы. – Расставляют по номерам. Сидишь, ждёшь. Это не
рассказать. Это надо увидеть.

К его машине в это время подошли те, что приехали немного раньше и
прогуливались от нечего делать.

– Я ж говорил, наш клиент, - самодовольно улыбнулся бородач, заглянув в
машину через боковое стекло.

– Заднего сидения нет, значит, вещей много, - заглянул и Белобрысый в
комбинезоне «афган».

– Этого заомним, - согласились и остальные двое, спортивного вида
молодцы с простыми лицами.

Каждый из них представлял про себя, как будет брать водителя этой
машины. Смотря какие у данного рыбачка официальные возможности для лова,
смотря сколько возьмёт рыбы, смотря как распорядится излишками.
Вариантов может быть много.

Перед открытием переправы небо нахмурилось, подул холодный ветер. От
противоположного берега отчалил, наконец, паром.

– Теперь уже скоро, - потянулся радостно Алексей. – Сначала местные
машины пропустят, потом нас. Успеем. С семи до одиннадцати успеем. Мы
почти первые.

Но местные машины шли и шли. Особенно грузовые, которые пропускают в
первую очередь. В зоне контроля прохаживался, сердито хмурясь, лейтенант
милиции, в фуражке и кожаной куртке. Водители ожидающих машин ходили за
ним табуном, а он, не желая отвечать на вопросы, делал резкие проходы к
домику, к воде, к машинам, пытаясь таким образом оторваться от
надоедающей ватаги. Но его настигали по очереди. Кто юмором, кто
мольбой, кто посулами. Страж порядка кому-то давал отмашку, мол, вперёд,
а кому-то показывал «ждите, я ничего не знаю».

Алексей не выдержал и сходил к лейтененату во второй раз, но вернулся
невесёлый.

– Бесполезно. Я уж ему, что там у меня родня. А он: покажи справку.
Местных всех подряд. «Шерсть» проехали. Видели две чёрных «Волги»
магаданских? Им что переворот, что не переворот, одна власть, другая,
они своего не упустят. А мужики ходят вон, трясут лицензиями, им с утра
ловить, бумага на конкретный день, - и бесполезно. Неужели не успеем?

Дождь усилился, стемнело. А судьба неожиданно улыбнулась. Вошедший с
свет фар лейтенант дал сразу три отмашки, впередистоящим и Алексею.

При въезде на паром коренастый старик в брезентовой куртке, покрыл Лёху
матом.

– Почему у тебя пассажиры в салоне?

Сева с Катей выбрались на моросящий ветер. Паром отчалил. Передвижение в
темноте, от огней одного берега к огням другого, завораживало.
Чувствовалось, как где-то в черноте воды идёт рыба.

Посудина ткнулась в шуршащую гальку, грохнулся откидной кормовой борт.
Машина выскочила на берег, как застоявшийся конь.

– А вот теперь можно и по сто грамм! – заорал Лёха, работая баранкой.

До посёлка не доехали, а долетели. Одноэтажный дом-барак, стоящий
тёмными окнами на дорогу, Алексей определил сразу. Завернули во двор,
осветили стоящую на первом от угла крыльце бабку в телогрейке. Вышли.
Алексей направился ко второму крыльцу, но тут же вернулся.

– Никого, замок. – И крикнул. – Бабуля! А где соседи ваши?

Бабуля подошла, внимательно разглядывая ночных гостей.

– Она в Магадан с детьми поехала, завтра будет. А он был дома. Вот
недавно ходил. Мотоцикл-то стоит, нет?

Алексей прошёлся по двору, посветил фонариком.

– Мотоцикла нет. Значит, браконьерствует. Будем ночевать в машине.

– Чаю бы горячего, - сказала Катя. – Замёрзли.

– Это мы чикой. Лампа есть, котелок есть. Бабуля, водички дадите? А чё
вы не спите, бабуля?

– Дак огород. Сторожу. Ходют, воруют.

Она вынесла воды.

– Вы в машине спать будете? Тогда я лягу. При вас не полезут. А то
ходют, воруют.

Раскочегарив паяльную лампу, Лёха установил на треножнике котелок.

– Засекай десять минут, - сказал он Севе. И заторопил. – Всё-всё,
давай, наливай, скорее! Нельзя же так долго организм мучить.

Они стукнули кружками за удачу.

Каждый представлял по-своему, как где-то здесь, за заборами, идёт на
нерест знаменитая красная рыба. Поймают они её или нет?

5

Река Тауй – старшая перед своими нерестовыми сёстрами Олой, Арманью и
Яной. Через младшие проложены мосты, через среднюю ходит паром, а здесь
связи с другим берегом уже нет. К самому дальнему посёлку на побережье,
Мотеклей, на колёсах можно добрать зимой, а летом только по воздуху или
по воде. Так удобнее, уверяют аборигены, зима у нас чаще.

В посёлочке у самого устья обитал друг Алексея Путинцева
Геннадий-казак. Когда-то его родители снялись с Теньки и переехали сюда
в поисках лучшего колымского прожитья. Нашли они лучшую долю, или нет,
трудно сказать. Здесь, конечно, красная рыба, вырастает лучше картошка,
а вот стены, крыша и три комнаты в утлом бараке, которые строили ещё
пионеры Колымы, похуже, там, откуда они уехали такие давно перестроили
на дома. Хозяином убогой квартирки и сделался Геннадий, когда вернулся
из армии. Сначала умер отец, потом слегла и больше не встала мать, а
старшая сестра вышла замуж в Магадане.

Алексей Путинцев проснулся, выбрался на утренний белый свет и отошёл
постоять у забора, конфузливо озираясь. Затянув молнию на брюках, он
направился ко второй входной двери барака. Замок висел. Лёха тронул его
и душка откинулась. Распахнув первую дверь, которой больше бы подошла
название «калитка», он вошёл в тамбур. Здесь половые доски были крашены,
а вторая дверь утеплена. Лёха открыл и её. Большую комнату с двумя
проёмами в смежные комнаты можно была и передней, и кухней, и столовой.
У двери самодельная настенная вешалка, под ней застеленное клеёнкой
место для обуви. Дальше рукомойник с раковиной на фанерной тумбе с
дверкой, скрывающей ведро для стока грязной воды. В углу печь,
обогревающая и соседние комнаты. Вдоль противоположной стены, покрытой
обоями, теснились кухонный стол-буфет с электроплиткой и чайником,
обеденный стол, холодильник и что-то похожее на этажерку с множеством
полок для хозяйственных нужд. Место у ручного насоса обклеено
специальной клеёнкой.

Алексей набрал вода из алюминиевого бидона, включил электрочайник.
Походил по комнатам, осторожно ступая на скрипучие половицы. Мир чужой
жизни привлекателен, особенно душевная теплота, острее ощущаемая при
отсутствии хозяев.

Заварив чай, он умылся и, решив не трогать чистое полотенце, висящее у
печки, вышел к машине за своим, походным. Катя и Сева заворочались,
подняли головы.

– Не замёрзли? – бодро поприветствовал их Алексей, роясь в дорожной
сумке. – Чай готов. А хотите – спите дальше.

Первым вошёл в дом Сева.

– Слышь, а где тут у них туалет?

– Где. Под любым забором.

– Мне-то сам знаешь, - пояснил Сева. – А ей?

– Ну чё ты ко мне?- раскинул руки Лёха. – Сам искал, не нашёл.

Пили чай у включённого телевизора. Дождались информационной программы.
Сообщили, что президент Горбачёв вернулся из Крыма, попытка переворота
не удалась, заговорщики арестованы, один из них застрелился. В Москве
есть жертвы, количество уточняется.

Вышли на улицу, на выглянувшее солнышко. Бабулька-соседка чистила на
крыльце огромную рыбину.

– Ух ты, какая большая, - воскликнула Катя и подошла.

– У нас всё законно, по лимитной карточке поймано, - торопливо
объяснили бабулька.

– Да я только посмотреть, - успокоила её Катя, и, отойдя, спросила у
Алексея. – Чего это она?

– Тут все так, - хохотнул Лёха. – Кто тебя знает? Может, ты сейчас
красную книжку достанешь, начнёшь отбирать. Интересная бабулька. Ночью
огород сторожила, а утром вон чё.

Сева и Катя смотрели на бабкину добычу, не отрываясь. Хотелось поскорее
самим такую же подержать в руках.

Хозяин приехал в полдень. Сначала протрещал мотоцикл, потом вошёл он
сам.

– Здорово, ё…!

Геннадий обхватил Лёхину лапу своей узкой, но цепкой ладонью. Широкая
улыбка открывала прокуренные зубы. Невысокая сухопарая фигура, короткая
стрижка нетёмных волос, глубоко посаженные глаза.

– Как жизнь, таёжная морда? Всю рыбу истребил?

– Осталось маленько. Какая тут жизнь? Вон, даже переворот нормально
сделать не могут.

– Так если мозгов не было, откуда они появятся? – захохотал Лёха.

– Давно приехали? Я вчера ушёл около одиннадцати.

– А мы в двенадцать. Много поймал? Покажи. Дано не видел её, любимую.

– Есть маленько. Сиди, не тут. В другом месте.

– Ну ты, темнило, - саданул его в плечо Лёха. – Рыба есть, значит?

– Два дня как пошла. Как чувствовала, что ты едешь.

Вернулись из магазина Сева с Катей. Познакомились. Алексей объяснил, что
приехать-то они приехали, но без лицензии, так что посоветуй, помоги, не
столько мне, сколько им, москвичам показать надо, как она, красавица,
ловится.

– Поехали на косу, - поднялся Геннадий, ничего не объясняя.

– Подождите нас, - сказал Алексей друзьям-отпускникам и тут же спросил
у Геннадия. – Казак, может, возьмём их с собой? Пусть посмотрят.

– Поехали, ё… .

Он и дорогой, сидя на переднем сиденье и переговариваясь с Алексеем,
матерился, не смущаясь присутствия Кати. За посёлком съехали на
песчано-галечную дорогу, по которой прикатили в самое устье. Вот он,
последний разлив реки, и вот оно море.

– Ты уж потерпи, сказал Сева Кате, как только Алексей с Геннадием вышли
из машины. – Тут народ простой.

– Да я понимаю, - тихо кивнула Катя.

По косе на расстоянии метров двадцати друг от друга кучковались рыбаки у
белеющих цепочкой наплавов поставленных сетей. Кое-кто сидел в резиновой
лодке у концевых пенопластовых колобашек, держась за верёвку. Группками
грелись у костров у завалов выбеленного леса-плавня. У домика,
сколоченного из досок, щитов, шифера и листов железа, обнесённого
металлической сеткой, замерли машины. Тяжелые и легковые, кто на чём
приехал. За сеточной оградой, помимо кучи хлама, валялись две лодки,
разбитая деревянная и поржавевшая. На столбе ограждения висел
щит-плакат. «Место лицензионного лова. Норма отлова по одной лицензии:
горбуша – 12 шт., кета, кижуч – 4 шт. Штраф за перелов: горбуша, кета,
кижуч – 3 руб. за одну шт., мальма, кунжа – 1 руб. за одну шт.».

Геннадий и Алексей вошли в сеточную зону. Но к домику подойти не успели.
Оттуда вышел и плотно прикрыл за собой дверь небриты, мрачный мужик в
грязно-зелёном свитере и в поднятых под самые карманы сапогах.

– Здорово, - не очень приветливо обратился к нему Геннадий.

– Выпить есть? – прохрипел заросший рыбохранник.

– Где Тимофеич? – спросил тут же Геннадий.

– А кто его знает. Выпит есть?

– Пошли отсюда, - повернулся Геннадий на выход.

– Давай нальём ему, если он что-то может, - тихо предложил Алексей.

Но Геннадий, не желая отвечать, вышел из рыбнадзоровского хозяйства и
пошарил глазами по косе.

– У себя, наверное, сидит, - и он показал на стоящий в отдалении, ближе
к посёлку, передвижной стандартный дом у столба с подведённой
электропроводкой. – Там у них база.

Алексей махнул москвичам. Идите сюда, поближе.

– Вон, смотрите, как это делается, - кивнул он на стоящих и сидящих у
сетей.

Но ничего интересного не происходило. Рыбаки в свою очередь поглядывали
на приехавших. Кое-где бегали мальчишки. Из-за брёвен ближайшего завала
вышел рыбак-горожанин, судя по выражению лица в очках. В мокро-красных
руках с засученными рукавами он нёс большую эмалированную кастрюлю. Его
напарник у воды махнул рукой. Шедший с кастрюлей остановился, посмотрел
внимательно на москвичей и пошёл дальше, к машинам.

– Икру понёс, - пояснил Геннадий.

– А чего они боятся? – спросил Сева. – Они же с лицензиями, всё
законно.

– А кто ты такой, чего ты приехал? – пояснил ему Алексей. – У Катерины
фотоаппарат. Что за корреспондент? Все хотят спокойной жизни. Может, ты
подойдёшь и начнёшь права качать. Я новая комиссия, гэкачэпэ. Кто тебя
знает?

Геннадий, оглянувшись, пошёл обратно к машине. Оказывается к Лехиному
«уазику» подкатил точно такой же, только с брезентовым верхом. Из него
вышли несколько человек и направились к домику за оградой. Широкоскулый
с бородой кивнул своему белобрысому напарнику в комбезе, мол, узнаёшь,
знакомая машина. Старший, за которым они шли, мужик в годах, серьёзно
морща лоб, вытаскивал и заталкивал руки в карманы чёрного незастёгнутого
бушлата. К нему и обратился Геннадий.

– Тимофеич, здорово. Выручишь? Одно место на завтра надо.

– Не могу, Гена, - нервно поиграл морщина Тимофеич. – Видишь, что
творится? Едут и едут. Исполком, прокуратура. Без лицензий. Начинают
пугать. А я их всё равно гоню. Вдруг кто капнет? Не могу. Машина за
машиной. Все хотят, всем надо. Оборзели. Никакого порядка. Мне за всеми
участками смотреть надо, а тут Стас главный, вон, с бородой. Не могу,
извини. Где эта сволочь? Где этот Шурик ё…?

Тимофеич подошёл к домику, рванул дверь, заглянул и, не став заходить,
разразился громким матом.

Перед Геннадием остановились шедшие за старшим.

– Чья это машина? – строго спросил бородач.

– Наша! – в тон ему ответил Геннадий и пошёл к «уазику».

– Выступает, - улыбнулся белобрысый. – Это Казак.

– Довыступается.

– Машина не его. Того, мордатого. Его брать надо. А с местными, Стас,
лучше не надо, я тебе говорю. К тому же Тимофеич его знает.

Геннадий махнул Алексею, мол, поехали.

У домика за оградой ругались сразу несколько человек.

– Ну, а я-то чего, я-то чего, Тимофеич? – вышел из домика разозлённый
бородач. – Я-то трезвый. Чего ты на меня?

– Ты здесь должен быть! – кричал на него Тимофеич в развевающемся
бушлате. – Ты здесь старшим поставлен! А ты на машине раскатываешь,
начальник ё…!

Вернулись домой, и оказалось, что прибыла жена Геннадия по имени Нина.
Они приехали из Магадана. В детской комнате верещали, там старшая дочь
играла с подружками. Несколько раз забегал и тут же выбегал сынишка,
преследуемый товарищем.

– По телевизору были новости? – спросила Катя.

– Объявили, что путч провалился, - ответила Катя.

– Путч? – хохотнул Лёха. – Уже путчем прозвали, надо же!

Пообедали супом и отварной картошкой с нарезанными и политыми
растительным маслом помидорами. Алексей перед едой достал поллитровку,
попросил рюмки.

– А я не пью, - отрицательно качнул головой Гена-казак.

– А чё я тогда к тебе приехал? – возмутился Лёха.

Вода в чайнике закипела, Нина расставила чашки с блюдцами, достала из
холодильника масло и литровую банку с икрой.

Сева с Катей переглянулись.

– Берите, чего вы? – не поняла Нина. – Колбасы у нас нет.

Алепксей не выдержал и уставился на Геннадий с игривой серьёзностью.

– Казак, ты долго темнить будешь? Чё делать-то?

– Как чё – рыбачить, - расплылся в широкой улыбке Геннадий.

Нина объяснила, что у них есть лимитка, выписанная на неё. Такие
выдаются многодетным и тем, кто прожил здесь больше двадцати пяти лет. А
она местная, коренная. Завтра по этой лимитке они поедут ловить.

– Не пойдёт, - возразил Лёха. – Лимитка ваша. Вам самим надо.

– Да чё я рыба не наловлю? – рассердился Геннадий. – Кончай базарить.

После обеда сидели у телевизора. Геннадий куда-то съездил и вернулся.

– Сегодня ночью попробуем, - сообщил он Алексею.

– Вдвоём пойдём? – уточнил Лёха.

– Почему? Севу бери тоже.

Вечером пришёл знакомый Геннадия. Во дворе накачали лодки. Геннадий
вытащил из сарая свою, Алексей выбросил из машины свои два мешка, с
лодкой и сетью. Похрюкав насосом-лягушкой, знакомый Геннадия взвалил
лодку на спину. Тоже сделал Леха. Казак и Сева вскинули на плечи снасти.

Спуск к воде оказался рядом, не прошагали в темноте и пяти минут. Лодки
шлёпнулись на воду.

– Грубите за нами, - сказал Гена-казак, садясь в свою лодку, где
напарник взялся за вёсла.

Лёха торопился, грёб часто, усердно, но бестолково, лодка шмыгала из
стороны в сторону. И они отстали.

– Правее, левее, - направлял сидящий на корме Сева. – Да спокойней ты
греби. Больше толку будет.

– Вот только без твоих советов, - огрызнулся Лёха, выдохшийся от работы
и волнения. – Где они?

– Не видно.

– Ну, а какого ты смотришь?

Подошли к берегу, чернеющему на фоне неба. У кустов, свисающих в воду,
сверкнул огонёк папиросы.

– Громко не орите, - донёсся голос Геннадия. – Дальше пойдём вдоль
кустов.

И опять началась гонка. Алексей не поспевал за лодкой местных
браконьеров.

– Да левым, чего ты правым гребёшь? – не выдержал Сева.

– Да я уже мокрый весь! – Алексей бросил вёсла и потрогал борта. – Она
же спустила, ё…!

Береговые кусты находились рядом, но пугала неизвестность глубины.

– Э-э! – позвал Леха. – Подождите! У нас лодка спустила!

– Здесь недалеко, греби, - раздалось метрах в десяти.

Вышли на берег, уходящий круто вверх.

– Осторожно, здесь острые камни, - предупредил знакомый Геннадия.

Кинули лодки на себя и вскарабкались на высоту. Отсюда, кА на ладони,
просматривались огоньки посёлка.

– А где мы? Что это? Дорога?

– Дамба. Теперь вниз.

Вода внизу чернела бездной. Предстояло вновь грести. Насос забыли во
дворе, пришлось надувать ртом. В тишине ночи предательски захрипел
впускной клапан.

На этот раз прогребли немного и перешли косу неся лодки за вёсла. У
следующей воды Геннадий спросил неизвестно кого.

– Ну что, здесь?

– Может, чуть ниже? – засомневался его знакомый.

– Лёха, ставь здесь, а мы чуть ниже посмотрим, - отдал команду Геннадий
и ушёл в темень.

Напарник его сел в лодку, чтобы догонять сплавом.

Лёха вывалили сетку и дал задание Севе набрать камней в пустой мешок.
Сеть он уложил на корму, горловину мешка затянул петлёй её донного шнура
и занёс тяжесть в лодку. Сева на берегу держал верхний шнур, а Лёха
погрёб на середину, чтобы сетка вываливалась сама собой. Когда она
вытянулась вся, Алексей перевалил через борт мешок с камнями, ушедший на
дно якорем. Выбравшись на берег он выругался.

– Плохо поставили. Течение. Снесло.

Они стояли над сетью и с волнением ожидали не рыбной удачи, а появления
из темноты нескольких человек, которые попросят предъявить документы.
Разговор завёл Алексей.

– Ну, сошлись вы с Катериной, хорошо. А детей думаете?

– У меня есть, алименты платить надо. Ей не поздно, баба здоровая. Но
время страшное. Жрать нечего. Того гляди, война. Страна разваливается, а
ты говоришь – дети.

– Ну так щас должно повернуться на предпринимательство.

– Предпринимательство должно быть честным. Столько лет воровством жили,
и вдруг сразу честными станем?

– Оно конечно… Но надо же как-то поворачиваться, идти вперёд.

Вздрогнули, предчувствие не обмануло. Зашуршала галька под грузными
сапогами. Подошёл напарник Геннадия.

– Ты иди туда, к Казаку, - показал он Севе. – А мы, Лёха, давай,
снимаем, и спустимся на лодке ниже.

Второе место отличалось более тихим течением. Сеть стояла. Геннадий
затягивал в кусты лодку.

– Одна есть, - указал он на белеющее в темноте рыбье тело.

Сева наконец-то взял в руки долгожданную рыбу, ради которой так далеко
забрался. Ощущалось около пяти килограммов, но жизни уже не было
никакой.

– А кто это?

– Кета. Самка.

Заговорили о московских событиях. Но Геннадий вдруг сбил тему.

– Как там налимы на Дитрине? Любимая рыба детства. Бросил закидушки,
сиди у костра, чай пей. Вот бы работу такую.

– Крупного налима давно нет, - ответил Лёха и показал. – Вот такие
верёвки плавают. Чуть больше окурка. Я больше удочкой люблю, хариуса. У
вас тут разве налима нет?

– Тут морской, вонючий. Ваш колымский вкуснее. Особенно уха.

– Ваш! Давно сам оттуда?

– Я уж забыл всё.

– Приезжай, напомню.

– Это у тебя машина. А мне на чём? Посмотреть ещё раз на посёлок
хочется.

– Чего там смотреть? Такая же деревня.

– С нашей не сравнить.

– Домов больше, пятиэтажный микрорайон отстроили, а жизнь такая же.
Сидим на золоте в нищете по самую задницу.

Вышли проверить сети и достали из каждой по одной, плотно запутавшейся
рыбине.

Где-то в устье загудела моторная лодка.

– Рыбники? – одновременно спросили Лёха и Сева.

– Они. Не боись, сюда не полезут.

Покурили ещё. Вышли – и снова по одной.

– Снимаем? – предложил Геннадий. – Чего сидеть? Это не рыбалка.

Обратный путь показался короче. Грёб Сева, но тоже не поспевал за
сноровистыми местными. Пешего хода с лодками сделали больше, упала вода,
шло время отлива.

Войдя в дом, Геннадий сразу включил чайник. И сказал Севе с Лёхой.

– Вы ложитесь. А я пока распорю. Икру надо вынуть.

В малой комнате, в детской, поджидало расстеленное место на полу, на
матрасе, а половину дивана уступала Катя, лежащая отвернувшись к стене.

– Ну как? – шёпотом спросила она.

– Ты чего не спишь? – удивился Сева и ответил. – Нормально. Пять штук
всего, но нормально.

– А как, как?

– Завтра увидишь, спи.

Не стал он объяснять, что ради пяти штук они умотались, как черти, и
лично он испытал больше страха, чем приятного волнения. Подумалось даже,
а стоило ли?

Рыба, тем не менее, приснилась ему ночью. И ему, и Кату, и Лёхе.

6

Алексей Путинцев проснулся от вкусного запаха.

Сева с Катей давно встали, разговаривали на кухне с хозяйкой.

Ароматнейшие золотисто-хрустящие брюшки оказались шикарным завтраком.
Сели за стол без хозяина. Он прикатил, когда уже все насытились, чай и
бутерброды с красной икрой доедали с трудом.

– Поехали, - распорядился Геннадий. – Я договорился.

С кем договорился, как, насчёт чего, - оставалось догадываться.

– Пап, возьми меня? – подвернулся к нему жалобно сынишка.

– Пошёл на …, - оттолкнул его отец.

Алексей попытался вспомнить, как он отвечал своим пацанам, когда они
просились с ним.

– Ничего взяла сына за плечи Нина. – Мы за грибами сходим.

– Не хочу за грибами, хочу на рыбалку!

– А ну замолкни, ё…!

Их ждали на лодочном причале. В моторке сидели двое. Туда перенесли из
машины снасти и рюкзаки.

– Закрывай свою лайбу, - сказал Геннадий Алексею. – И дай бутылку
водки.

Лодочный мотор завёлся с третьего рывка стартера. Рулевой, черноволосый
смуглый парень с демоническим, в оспинах, лицом, одетый в мощную куртку
из серого грубого сукна, повёл лодку в сторону устья, а потом положил её
на правый борт, поворачивая. Противоположный берег оказался островом, за
которым открывалось русло. Широкое, манящее. Вынеслись на простор,
называемый вторым плёсом, место лимитированного отлова для местных
жителей.

– Куда? – прокричал Геннадию второй парень, полулежащий на носу лодки,
в лыжной шапочке с помпоном, с вытянутым, как бы навечно удивлённым
лицом.

По обоим берегам плёса уже стояли рыбаки. Требовалось выбрать место.
Сева с Катей смотрели по сторонам зачарованно.

– Где тебе больше нравится? – крикнул Геннадий Алексею.

– Давай сюда, - ткнул пальцем Лёха в чем-то приглянувшийся ему зелёный
угол берега, который образовывала протока, впадающая в реку откуда-то со
стороны далекой сопки.

– Да тут не очень, - засомневался Гена-казак, но тут же махнул
рулевому. – Давай сюда, Толян!

К траве лодка подошла тихо. Парень в шапочке выпрыгнул и натянул
швартовую верёвку. Первым сошёл Сева, подстраховал за руку Катю.
Геннадий и Алексей перекидали ему вещи.

– Ну что, Казак, когда? – спросил рулевой, взяв бутылку водки.

– Попозже, - дал неопределённое указание Геннадий.

Выше по течению, на удобном каменистом бугорке, сидели у костра двое. И
вдруг в сети у них вскипело. Отчаянно пыталось вырваться что-то живое,
смертельно запутавшееся. Тяжёлые удары по воде гипнотизировали. А внутри
разрастался холодок: вот оно как!

Алексей заторопился, суетливо разбирая сеть, Сева учащено захлюпал
носом, Катя вскидывала и опускала фотоаппарат. Азарт захватил всех.

На установку сети Лёха выгреб неудачно, хотелось побыстрее, мешок с
донным грузом выбросил раньше времени, в результате цепочка наплавов
легла полукругом.

– Ну ты поставил! – сказал Геннадий, когда Лёха выбрался из лодки.

– А мне из неё не стрелять! – хохотнул Алексей.

Соседи в это время выбросили на берег четыре штуки, и у них в сети вновь
бешено заплескалось.

Сели в лодку вдвоём. Алексей подгрёб к концевому наплаву, Геннадий
поднял за верёвку груз, и они переставили сеть как надо, поплавки
вытянулись в струнку. Вышли, полюбовались сделанной работой. А у соседей
вновь забилось. Казак предложил отойти от сети, не смотреть, не
отпугивать удачу.

– Давайте костерок! – воскликнул Лёха. – Чтобы сесть культурно.
Цивильно по сто грамм.

– Садись на телогрейки и наливай, - усмехнулся Геннадий. – Чего тебе
ещё надо?

– Не, Казак, ты не волокёшь.

Он, а за ним Сева, направились к завалу леса-плавня. Поддающиеся тонкие
стволы притащили, у лежащих плотно пообламывали сучковатые ветки. Среди
кустов и травы Алексей выбрал полянку поуютней. К костру притянули
толстые брёвна для сидения. И тут голос Геннадия возвестил.

– Есть!

Подбежали к воде. В сети билось. Алексей прыгнул в лодку на колени,
оттолкнулся, но тут же подгрёб обратно.

– Выключатель!

Геннадий быстро нашёл сухую ветку толщиной с лопатный черенок, ногой
сделал обломок длинной до локтя и кинул его в лодку. Алексей, вытащив
бьющуюся рыбу, огрел её два раза «выключателем» по голове, после чего
стал выпутывать из ячеек сети жабры, спинной и хвостовой плавники.
Добычу он швырнул к ногам друзей с бодрым хэканьем и ополоснул в воде
окровавленные руки.

– Кижуч, самец, - цыкнул слюной Геннадий.

– Кобё-ол! – радостно подтвердил Лёха и пояснил Кате. – Видишь, нос у
него горбом. Как клюв. Это кижуч. И хвост лопатой. А красные полоски –
значит самец. А вот теперь, Сева, срочно по сто грамм.

Но Сева с Кате зачарованно смотрели. Рыба и затихающая в неё жизнь не
отпускала. Не верилось, что вот только что здесь, на траве, ничего не
было, и вдруг – почти метровая серебристая тяжесть, слабо вздрагивающая
плавниками.

Выпили с восторгом. Даже костёр запылал веселей.

– Иди опять! – позвал Геннадий, когда отметившие удачу закусили хлебом
с помидорами.

На это раз попалось три, много! На сеседей внимания уже не обращали.

– А вот и Нюрка! – воскликнул счастливый Алексей. – Рыбачка Сонька!
Значит, рыба идёт!

Ниже по течению, на середине реки, из воды медленно высунулась голова
нерпы, серая с чёрными пятнами. Посмотрев по сторонам, она что-то для
себя решила и так же неторпливо ушла под воду, показав пятнистую спину и
чёрный хвост.

– Какая здоровая! – тихо изумилась Катя. И с ребячьей живостью ткнула
пальцем вверх по течению. – Вон ещё одна!

– Да их тут до х…, - улыбнулся восторгу москвичей Гена-казак. – Лишь бы
она в сетку не залетела.

Рыба шла отменно. Через два часа в двух мешках лежало штук по десять.

– Сетка у тебя по уму, - сказал другу Геннадий, наливая заварившийся
чай из котелка. – Продай. И лодку тоже.

– Не моя, Гена, - прижал ладони к груди Алексей. – Мне не жалко. В
прошлом году лодку тебе свою оставил. А эта не моя. Хохла. С автобазы.
Тоже Генкой зовут.

– У тебя что-то все Генки, - заметил весело Сева.

– Так удобней. Один ты оторвался. Остальные нормальные люди – не
выделываются. Генка и всё.

– Ты спроси его, - настаивал Казак. – Может, продаст? Деньги, рыбу,
икру, всё дам.

Восторгом уже перенасытились. Если в сеть попадалась добыча, то
спрашивали, кто желающий за ней пойти. Начала падать вода. От берега до
сети оголилась галечная коса метра на три. Камни моментально высохли,
побелели. Протока, ещё недавно шумевшая перекатом, пропала, оставив
вереницу луж.

– А где рыбники? – спросил Лёха. – Что у вас здесь за лафа?

– Вон он, пидарюга, - кивнул вдаль на урчащую лодку Геннадий. –
Главный. Козырев. А сюда идёт его сменщик. Студент.

К соседям вышел из береговых кустов молодой рослый парень в зимнем
военном бушлате, в поднятых сапогах, с офицерской сумкой и рацией.
Разобравшись с соседями, он пришёл к Геннадию и его гостям.

– Здравствуйте. Предъявите документы.

Он стоял перед костром. Геннадий протянул ему паспорт не вставая.

Проверяя лимитную карточку, перелистывая страницы документа, парень
неторопливо поглядывал вокруг костра, на рюкзаки, мешки, присутствующих.


– Давно ловите? – достал он из сумки тетрадь и ручку.

Он казался совсем юнцом, с гладкой женственной кожей. Алексей ждал
вопроса о количестве рыбы. По лимитке разрешалось отловить семнадцать
штук, у них лежало в мешках больше. К оплате за перелов он приготовился,
но хотел обойтись без неё.

В берег в это время уткнулась знакомая лодка, подошёл парень в шапочке,
поздоровался за руку с проверяющим. Тот сделал у себя необходимые
записи, вернул документы и ушёл дальше по берегу.

– Садись, Аркаша, - пригласил Геннадий приехавшего, а Лёха кивнул. –
Налей.

Аркаша взял кружку и крикнул в сторону лодки «Э!», призывно махнув
рукой. Подошёл рулевой с демоническим лицом, сел, ему налили тоже.

Закусив, перевозчики вернулись к лодке. Геннадий догнал их, спросил о
чём-то и крикнул Алексею.

– Леха, неси рыбу!

Алексей сообразил, схватил каждой рукой по мешку, волоком подтащил к
воде. Вдвоем кинули мешки в носовой отсек. Геннадий, оставаясь в лодке,
протянул руку.

– Дай ключи от машины.

– Ты это, - кинул ему ключи Алексей, - возьми там в сумке, ну найдёшь,
ещё пару штук. И закусить что-нибудь.

Лодка ушла, в сети забилось.

– Лёш, дай мне попробовать? – попросила Катя. – Я уже сапоги надела.

– Так её же бить надо.

– Бить я смогу. Попробовать хочется.

– Ну что, муж, отпускаем? – крикнул Лёха Севе.

– А ты её не удержишь, - пробасил Сева, свесив с берега освободившиеся
от сапог ноги.

Катя подошла в лодке к запутавшейся рыбе, перекинула её к себе, на
прорезиненное дно, но дальше у неё не получалось. Рыба билась от
прикосновения рук. Катя придавала её коленкой, но рыба взыграла так, что
чуть не вылетела за борт. Повернувшись, Катя взяла всё-таки из-за спины
палку. Первый удар получился по-женски несильным. Рыба забилась, и Кате
пришлось хряпнуть «выключателем» от души.

Мужчины захохотали.

– Ты представь только, Сева. Все вокруг смотрят и балдеют. Два Кента на
солнышке греются, а баба за них рыбу достаёт.

Вернулся на лодке Геннадий. Выбросил два пустых мешка. Алексею передал
полиэтиленовый пакет с нарисованной собакой. Ручки пакета едва не
обрывались. На берег сошли Аркаша, рулевой в грубосуконной куртке и
новый человек, где-то уже встречаемый ранее, с бородой и серыми,
колючими глазами. Не вспомнив, где он его видел, Алексей засуетился,
доставая из пакета бутылку.

– Ты не афишируй, - не то попросил, не то приказал бородатый. – Сиди,
чтоб не видели.

У костра Алексей достал вторую поллитровку и газетный свёрток с хлебом и
литровой банкой икры.

– Пятиминутка, - пояснил Геннадий, покосившись поодаль бородатого,
который что-то зло объяснял недоумевающему Аркадию. – Из вчерашних.

– Понял, - хохотнул Алексей и тоже посмотрел в сторону бородатого. И
позвал. – Аркаша, ну идите!

Пили по очереди, кружек имелось две. Последним поднял бородач и сам
Лёха. Алексей хотел чокнуться, но тот сделал вид, что не заметил
дружеского желания.

– Закусывай бери, - указал Леха своей мощной ладонью на куски хлеба и
банку с торчащей из неё ложкой.

– Кто икру на речку берёт? – сквозь зубы прошептал бородач. – Голову бы
оторвал.

– А чего такого? – не понял Алексей.

– Чего такого? – посмотрел на него бородатый тяжелым взглядом, но тут
же глянул на наполненную кружку. – Борзеть не надо.

Выпив, он взял кусок хлеба, отломил половину, плюхнул сверху ложку икры
и упрятал разом сделанный «закусон» в бороду. Леха проделал тоже с двумя
ложками икры. Бородач смотрел на него, молча пережёвывая. И Лёха вдруг,
словно издеваясь, потянулся и гаркнул.

– Хорошо-то как! Пора уху готовить! Шулёмку!

Бородач отошёл к воде, словно проверяя, что на реке твориться, оглянулся
и проворчал.

– Хорошо, говоришь? Подожди.

К ним приурчала лодка с рослым инспектором в длинной плащ-палатке,
Козыревым.

– А ты чего здесь? – спросил он строго бородача. – Твоё место на косе.

Мимо чистящего картошку Алексея быстро прошёл вынырнувший из кустов
молодой инспектор с рацией.

– С того берега, - начал он возбуждённо объяснять своему начальнику, -
только что уехал этот, как его… Как его, Аркаша? Внаглую. Сложил сеть,
рыбу и уехал. Без отметки.

– Ну он отловился, - грозно прошелестел плащ-палаткой Козырев.

Бородач и Студент сели к нему в лодку и они умчались к противоположному
берегу.

Аркаша вернулся к костру.

– Всё нормально. Ловите.

– Чего ты с ними вошкаешься? – спросил и цыкнул Гена-казак.

– Тебе вот надо, ну и что, плохо, что ли?

– А чем он недоволен?

– Разве начальство бывает чем-то довольно? – хохотнул Алексей.

Аркаша рассказал, что рыбники предлагают калым, работу ему и рулевому
Толяну. Привезли машину рыбы какого-то кооператива. Нужно почистить и
отгрохотать икру. Три тонны – тысяча рублей и ящик водки. Он посмотрел
на ободранные пальцы рук.

– Мало, - сказал Геннадий.

Алексей закрепил котелок над огнём и расправил плечи.

– Искупаться, что ли? Жарко сегодня, вода тёплая. А! – махнул он
отчаянно рукой и стал раздеваться.

Его кубическая фигура в цветастых трусах смотрелась уморительно.
Бледно-молочное полное тело и загорелые, будто грязные, лицо и руки. В
воду он плюхнулся тяжёлым снарядом. Вынырнув, загоготал. И тут в
двадцати метрах от него из воды появилась голова нерпы и уставилась на
него.

– Лёха, к тебе подруга подвалила! – крикнул Сева.

– Ты чего? – оглянулся на морское животное Алексей. – Иди отсюда! Иди,
ну тебя в баню! – и замахал руками к берегу.

– Лёха, не обижай женщину! Она к тебе с вниманием, а ты?

– Зови её загорать! – крикнула и взвизгнула Катя, - Нюра, иди сюда!

– Печёнку бы из неё вытащить, - спокойно заметил Гена-казак. – Вкусная.

– Разве их можно бить? – удивился Сева.

– Нельзя, ты что. Но печень вкусная.

Нерпа продолжала смотреть на прыгающее по камням белое тело. А в
сети забилась рыба. Затем ещё и ещё. За короткое время Катя, Алексей и
Сева, по очереди, вытащили на берег около двух десятков. Все рыбаки, на
обозримом расстоянии, смотрели только в их сторону. Больше ни у кого
рыба не шла. Стоял полный отлив.

Занимаясь рыбой, не уследили за ухой. Вода в котелке выкипела почти
полностью.

Чем гуще, тем лучше, - сказал Алексей, ставя котелок так, чтобы всем
было удобно.

Появилась ещё одна бутылка из рюкзака, заначка. Сначала Алексей плеснул
Кате.

– Спасибо, Лёша. Я представить себе не могу, что такое бывает. На такой
отдых путёвок ни за какие деньги не купишь. Даже не верится, что в
Москве сейчас…

– Вон, его благодари, - показал кружкой Лёха на Геннадия. – Улыбается,
рожа. Нет, хорошо даже очень. И погода, как по заказу. Кто-то из нас
счастливый.

– Теперь надо ждать прилива. Первого толчка.

– Времени уже не осталось.

– Успеем. Должны ещё взять.

– Да хватит нам. Куда?

И не успели. Как только начала прибывать вода, в небо взмыла ракета.
Выстрелил молодой инспектор, оказавшийся у соседей ниже по течению.

– Снимайте, - отдал команду Геннадий, подождав над сетью минут десять.

И ушёл у студенту закрывать лимитку. А когда вернулся, показал бумажку.

– На тринадцать штук закрыл. Так что завтра можем ещё рыбачить.

– Ну, я же говорил, что с ними лучше вась-вась, - шмыгнул носом Аркаша.

– Нам хватит, хорошего помаленьку, - сказал Алексей, укладывая вещи. –
Пора ехать. Сегодня надо на вечерний паром успеть. У них завтра вылет на
Москву.

Когда лодка привезла к посёлку и закончили выгружаться, Аркаша тронул
Алексея за рукав.

– Слышь, Лёха, водка есть ещё? Мужики спрашивают. Меняют на икру. Литр
на литр.

– Нету, всё, - вдавил голову в плечи Алексей, разводя руками, и тут же
протянул лодочникам лапищу. – Спасибо, ребята.

Дома ждала улыбающаяся Нина. Она подала усталым и счастливым рыбакам
гору блинов с неизменной икрой. И чай с княжничным вареньем.

– Мы такого и не видывали, - ахнула, понюхав угощение, Катя. И тут же
спросила. – Что нового по телевизору?

– Ещё один дядя застрелился, - сообщали дочь хозяев, проходя мимо.

Чистить рыбу расположились на улице, приготовив из досок два стола.
Потрошили Геннадий и Алексей. Катя отмывала каждую тушу от крови, а Сева
подносил разделанных и относил вымытых в привезённый Лёхой алюминиевый
бак.

– Сорок пять штук, - насчитал Сева через два часа работы.

– Ну что? – спросил Алексей Геннадия. – Половина тебе, половина нам?

– Всю забирай. Что я себе рыбы не наловлю?

– Да не, Ген, так не по-честному.

Геннадий покрыл его таким матом, что Лёха не выдержал.

– Ну хватит! Катя же здесь.

7

Крыли Алексея матом и в другом месте. В устье реки, на плёсе
лицензионного лова. Бородач и его компания разразились руганью после
того, как Аркаша сообщил, что водки у Алексея больше нет.

– Врёт! Отловился нахаляву, можно сказать, и водки выставить пожалел?

– Говорит, всю выпили, - будто оправдывался Аркаша. – Он выставил
много.

– Тебе. А нам?

– Он же не здесь ловил, а на речке. Уж если ставить, то Козыреву. Они
сегодня уезжают. Этот длинный со своей бабой завтра утром в Москву
летят. У них билеты. Ладно, мы поехали, - Аркаша протянул руку
белобрысому в комбезе. – Сами хотим выпить. Поедем по деревне
прошвырнёмся.

– Найди нам, Аркаша, - попросил белобрысый. – Будь другом.

– У вас сегодня здесь столько народу рыбачило и вы что, не могли никого
тряхануть?

– Да этот шакал всё выдрал, Шурик.

Аркаша попрощался ещё раз и вышел к поджидавшему в лодке напарнику с
демоническим лицом. А бородач заходил по домику с удвоенной энергией.

– Слышали? Он сегодня уезжает. Сейчас они чистят рыбу. Поедут вечерним
паромом. Или ночным. Так что собирайтесь на переправу. Службу нести.
Пошерстите другие машины заодно, а этого за жабры.

– Всю ночь не спать? – заупрямился белобрысый. – Завтра рабочий день,
Стас.

– На неделе выспитесь. Я сказал, всё, выполнять. Я бы сам поехал, но не
могу. Кто-то должен здесь оставаться. И мне неудобняк. Он мне наливал. А
вы законные представители. Его в первый раз видите. Значит, главное. У
него нет документов. Ни лицензии, ни лимитки. А рыба есть. Раскручивайте
на всю катушку. Не хочет платить – пусть ставит водку. Ясна задача? Без
пойла не возвращаться.

– А если у него будет лимитка? С кем он ловил, с Казаком? Казак даст
ему свою лимитку.

– Документ на чужое имя. Этого достаточно. Номер его «уазика»
запомнили?

– А чего там помнить? Она у него покрашена, как у клоуна.

Через час белобрысый и двое парней с безразличными лицами сели в машину
и покатили к переправе.

8

Рамку с натянутой мелкоячеистой сеткой, называемой «грохотка»,
Гена-казак установил на эмалированный таз, из другого, принесённого с
улицы, брал ястыки, плёночную полость, набитую икрой, разрывал,
разворачивал в лепёшку, опускал икрой на сетку и начинал возить по ней,
слегка надавливая. Пробитую таким образом икру ссыпали в посудину с
тузлуком, остывшим круто заваренным раствором соли. Двадцать минут
размешивали.

Алексей торопил, на улице давно стемнело.

– Рыбу я уложил, солью пересыпал. Сева, отбирай себе. Как с икрой быть,
Казак? Так вети?

– Ну а чего? Дома ещё раз тузлуком, и нормально. Нет, погоди. Эту
оставляйте. Я дам вам свою, закатанную.

Он спустился в подвал, зажёг там свет и начал выставлять наверх литровые
и поллитровые стеклянные банки с икрой, закатанные консервными крышками.

– Сколько там у вас? Литров пять-шесть? А здесь, - Геннадий пересчитал
выставленное. – И от меня парочку.

– Ну, Казак, ты что-то не по делу расщедрился. Я так не могу.

– Я не тебе. Москвичам. Чтоб они там завязывали с путчами.

– Так им лишь бы не работать.

Геннадий нагнулся в последний раз, выпрямился с двумя поллитровыми
банками и со всего размаху врезался головой в брус-перекладину.

– Тише ты! – гаркнул Лёха. – Полы посрываешь.

Геннадий, ероша волосы, издавал только звук «у-у».

– Я всё понял, - загудел рядом Сева. – Лодку в Москве посмотрю. И леску
на сеть. Вышлю.

– И запчасти посмотри. Запчасти к мотоциклу. Сейчас напишу. Ручку дай!
– крикнул он жене, потирая ушибленное место и подпрыгивая от боли.

Из комнаты от телевизора вышла Катя.

– Представляете, Ельцин издал указ о запрещении деятельности КПСС.

Все замолчали. Геннадий забыл о боли.

– Да ну?

– Не может быть!

– Вот так просто?

– Неужели Советская власть кончилась? Казак от радости чуть голову не
разнёс.

– За это не мешало бы выпить, - почесал затылок Геннадий. – Жалко
кончилась вся.

– Почему кончилась? – подмигнул Алексей. – Ради такого случая найдём.

И они выпили. Все разом, даже Нину Алексей уговорил. Вернее, он её долго
уговаривал, обратился к мужу за помощью, Геннадий кивнул, мол, разрешаю,
и тогда Нина взяла рюмку.

– Молодцы, москвичи! – крякнул Алексей от выпитого. – Не ожидал от них.
Казак, надо будет им ещё рыбы выслать. Чтоб с голоду не подохли. Они же
сейчас начнут власть делить.

Когда сели в машину, Алексей попросил Геннадия.

– Дай мне лимитку. Вдруг на переправе тормознут.

– Сегодня не должны. Шерстят в основном по воскресениям.

– Всё равно. Вдруг. Я тебе её вышлю с пятьдесят шестого. Их буду сажать
в самолёт и тебе конверт кину.

– Бери, - согласился Гена-казак и пошёл в дом за документом.

Машина выехала со двора, пикнул на прощание сигнал, с хрумканьем
включилась передача.

З – Ничего не поделаешь, тянет в дорогу! – запел Алексей.

Настроение было великолепным. С чувством благостной усталости
приближались они в переправе, не подозревая, что там их поджидают.

А три парня, лениво проверяющие машины на наличие рыбы и соответствия
документов её количеству, не подозревали, что их ожидание не увенчается
успехом.

Неожиданность произошла через пять километров пути. Что-то заскрежетало
сзади, и Алексею вдруг тяжело сделалось упрвлять движущейся массой.
Сбросил газ, он не стал тормозить, а покатился, прижимаясь к обочине, до
полной остановки. Включив в салоне свет, он вышел и почти тут же
появился перед друзьями с изменившимся лицом.

– Приехали. Ступица. Подшипник накрылся. – И долбанул кулаком по
сиденью. – Хотел же запасной взять.

Сева с Катей, выйдя, присвистнули. Заднее правое колесо отошло с осью от
места крепления почти на полметра. Удивительно, как оно вообще не
вылетело.

– И что теперь? – тихо спросила Катя.

– А я откуда знаю? – как-то непривычно уныло ответил Алексей. – Ловите
попутку. Уедите. К утру доберётесь.

– Я же не помню, - сказал Сева, - где на Соколе твой Генка-штурман
живёт.

– Эт-чёрт, а я номера дома не знаю. Ну, значит, смотри. Дорогу по
Соколу помнишь? Она там одна. По ней до конца. Перед последним домом
направо заезд во двор. Потом налево до угла и направо. Третий от угла
подъезд. Третий этаж и слева прямо.

– Объяснил!.. Номер какой?

– Говорю же – не знаю.

– Квартиры!

– Не помню.

Тут уже выругался Сева.

– Спросишь Генку-штурмана. Там его каждая собака.

– Идёт попутная, - сказала Катя.

К ним приближались огоньки. Машина оказалась родственной, тоже «УАЗ»,
только фургон, головастик, по местному выражению.

– Земляк, у тебя подшипника случайно нет на ступицу? – обратился Лёха к
шофёру.

– Кто же возит такие вещи, - усмехнулся водитель.

– Да я понимаю. Тогда выручай. Довези моих до Магадана. У них самолёт
рано утром. А я – видишь?

– Давай.

– Сева! – рявкнул Путинцев так, что сидящий в кабине сморщился. – Вещи!

– Сколько ему заплатить? – задал Сева Лёхе вопрос, подавая вещи из
слона.

– Да нисколько. Ты чё, первый раз на Колыме? Когда здесь деньги брали?
Рассуждаешь, как москвич.

– Это раньше. Колыма сейчас другая.

Толком даже не попрощались. О чём Катя сожалела всю обратную дорогу.
Много слов она готовила сказать этому колымскому медведю с завидной
лихостью идущему по жизни.

На переправе их не проверяли. Водитель сказал что-то парням у
пропускного пункта и те махнули рукой, проезжай. Один из них, белобрысый
в маскировочном комбинезоне, присмотрелся было, когда из машины вышли
женщина и долговязый мужчина, что-то показалось ему знакомым. Но те
перешли из освещённой части берега в темноту палубы, и не стал он
напрягать память, так как ждал другого человека, на другой машине.

А тот, кого поджидали, Алексей Путинцев, постучал в запертые изнутри
двери около часа ночи. Открыла Нина.

– Здравствуйте, гостей не ждали?

Вышел Геннадий мигая спросонья.

З – Здорово, Казак. Давно не виделись.

– Ты что это, ё…?

Алексей объяснил причину.

– Отремонтируем. В понедельник. На работу выйду и отремонтируем. А
сейчас чего делать будешь? Чаю хочешь? Тогда ложись спать. Постели ему.
Завтра на рыбалку пойдём. Лимитку не потерял? Завтра её и закроем. Чего
тянуть, правильно?

9

Погода утром испортилась, заморосило. Гена-казак хотел съездить
договориться, чтобы перевезли на моторке, как вчера, но мотоцикл
заводился и тут же глох. Копаться на сырости с ремонтом не хотелось, да
и время было дорого, пока шёл прилив. Поэтому вышли на резинке, как в
браконьерскую ночь. Курс взяли на остров, обошли его протокой и
уткнулись в мелководье косы. На другой стороне косы, лицом к руслу,
спиной к ним, сидели кучкой рыбаки, глядя на сеть. Это оказался
вчерашний молчаливый перевозчик в серой куртке и с ним трое Алексею
неизвестных. Поздоровались.

– Ты понял, - обратился к Геннадию невысокий краснощёкий мужичок в
оранжевом рыбацком костюме. – Рыбники совсем оборзели. С утра ни
одного. Кто хотел, отловился и уехал.

– Отвезёшь нас? – спросил Геннадий у черноволосого с демоническим
лицом. Лёха пытался вспомнить его имя. Ездил он вчера с Аркашей.

– Погоди, Серый приедет.

Моторки у них не было. Она пришла минут через двадцать весёлого
разговора о путче, неудачной погоде, нехватке спиртного и ненадёжности
женского пола.

Заглушивший мотор низкорослый крепыш, Серый, закричал, не выходя из
лодки.

– Толян, слышь! Твой сосед сейчас на меня погнал! Я вам лодку пробью!
Кричит, что это мы его вчера заложили!

– Чего? – демонический Толян статно выпрямился. – Мы его заложили? Да я
ему, б…!

Он пошёл к лодке, остановился на полпути, повернулся к Геннадию.

– Давай быстро!

Место, где они стояли вчера, оказалось занятым. Геннадий выбрал
нетронутую траву берега выше по течению. Он выпрыгнул первым, Алексей
выбросил снаряжение, лодку.

– Обратно сами, Казак! – крикнул Толян. – Мы завязываем.

– Поехали разбираться?

– Удавим гада.

– Что у них за разборки? – спросил Алексей, когда перевозчики умчались.

– Да рыбники воду мутят. Тормознут одного, досмотр. Нам сказали, что у
тебя рыба. Кто сказал? Да вот этот. Специально делают.

– Зачем им это надо?

– Их спроси. Политика.

Мелкий дождь посыпал чаще. В сети плеснуло, но пока Лёха подтягивался на
лодке по шнуру сети к месту всплеска, рыба ушла. Такая история начала
повторяться через раз. Одну возьмут, одна уйдёт. Геннадий изматерился,
обещая изрезать сеть.

– Ты вчера хотел её купить, - смеялся Лёха.

Через два часа, промокнув и продрогнув, они уже проклинали рыбалку.

– Это нас боженька наказывает. Вчера наловили? Хватит. Нет, нам всё
мало.

– Тебя-то понятно, за что он наказывает, - не согласился Геннадий. – А
меня за что? Целый год живу здесь кое-как, жду, и не имею права ловить?

В сети взыграло бурно, вошёл табун. Снимать пошёл Геннадий.
«Выключателем» он колотил так, что рыбины переставали трепыхаться с
первого удара. Попало четыре штуки. В это время у соседей ниже заработал
мотор лодки. Там оба рыбака, погрузив мешки с рыбой, уехали, оставив
сеть и скарб. Геннадий заматерился ещё пуще.

– Надо было с ними! Рыбу увезти!

– Ну так, а чего ты? – выставил на него Алексей вопрошающую пятерню.

Соседи вернулись быстро.

– Сказал бы, - упрекнул Геннадия старший из них, толстый, любитель
спиртного с рыхлым лицом, на котором застыло полнейшее равнодушие ко
всему происходящему вокруг и даже насмешка над своим равнодушием.

Геннадий попросил у них примус вскипятить воду на чай.

– Домой когда рванёте? – спросил он толстяка.

– Посидим.

– Первого толчка ждать будете?

– Подождём.

Вода упала. Сети покачивались безжизненно. Пора было сниматься, но как
уехать? На вёслах можно, конечно, перебраться на другой берег, но до
посёлка-то далеко. Алексей достал банку тушёнки.

– Казак, - повёл он беседу, звучно прихлёбывая чай. – Вот не пойму. У
тебя ни курей, ни свиней. Огород-то хоть есть?

– Да есть так. А зачем? Что мне надо, я в совхозе возьму. Привезу на
машине.

– Картошки много в этом году? Надо к вам за картошкой приехать. У нас
на огородах вот такая, горох. На базаре десять рэ.

– Засеяли третью часть. По сравнению с прошлым годом.

– Вы же область кормите. Если у вас не будет, то кто нам даст?

– А я откуда знаю?

За разговором дождь кончился. Обдувающий ветерок больше не знобил,
намекал на скорее высыхание одежды. Он же донёс нарастающее сверху
гудение мотора.

Взревев, лодка круто взяла к берегу, сбросив обороты, подошла к лодке
соседей. Рослый инспектор в длинной плащ-палатке, которого Алексей видел
вчера, выйдя на берег, заспорил с соседями. Толстяк продолжал сидеть, и,
не вынимая, из карманов рук, выцеживал ответные краткие слова.

– Где он сам? – кричал на него Козырев. – Он сам должен быть! Где он?

– Не смог, - спокойно отвечал толстяк.

– Рыбалка окончена, снимайте сеть! Пересчитайте рыбу! Я понятно говорю?

– Снимем, - даже не пошевелился толстяк.

– А почему не был на собрании рыбаков и охотников? Что, не для вас
проводится?

– Не знал.

Алексей тихо предложил Геннадию.

– Давай рыбу в траву оттащим. Пока он это…

– Сиди.

Козырев подошёл к ним, сурово глядя.

– В лимитке значится к отлову четыре штуки. А поймано?

– Штук семь, - ответил Геннадий, тоже глядя неласково.

– Умышленный перелов. Будем составлять акт.

– Зачем акт? Мы заплатим.

– Когда вы заплатите? Что вы заплатите? Вам можно четыре, а уже семь, и
сеть стоит. Умышленный перелов!

– Лодку ждём! – тоже повысил голос Геннадий. Щуплый по сравнению с
рослым Козыревым, он не уступал ему по внутренней злобе. – Лодка придёт
и снимем. Толку что она стоит? Рыбы-то нет. Отлив.

– Снимайте немедленно!

Геннадий кивнул, и Алексей пошёл вытягивать снасть на берег.

– Считайте рыбу, - раздалось за его спиной.

Гена-казак вытряс из мешка тяжёлое содержимое. Десять штук. Ни больше,
ни меньше.

Козырев сделал надпись на обратной стороне лимитной карточки, отметил
что-то в своей записанной книжке и ушёл в лодку. Мотор взревел с первого
рывка.

– Ну, чего там? – подошёл к другу Алексей, улыбаясь.

– Показал, что писать умеет, - Геннадий махнул бумажкой. – Нет бы,
написать просто, перелов шесть штук. Так он расписал, писатель…

Пошли к соседям. Те, пересмеиваясь, курили над своей только что
вытащенной из воды сетью.

– А вас за что?

– Лимитка не моя, - ответил толстяк, держа руки в карманах. А
на лице насмешливое безразличие к рыбе, ловле, да и к жизни вообще.

Погрузились в его лодку. Пошли на средней скорости. Перед поворотом
налево, в протоку, толстяк ещё раз снизил скорость, а его напарник встал
на носу лодки, высматривая, где лучше обойти обмелевшие места.

Из устья навстречу неслась ещё одна лодка. Алексей узнал бородача, с
которым вчера выпивал, и приветливо помахал рукой. У бородатого
отчего-то перекосилось лицо.

– Чего это с ним? – крикнул Алексей Геннадию.

– А х… его знает!

10

Бородач с двумя молодыми подручными мчался к появившемуся коллеге,
старшему наблюдателю за порядком на реке. С утра они, как никогда
строго, проверили и расставили на косе приехавших рыбачить по лицензиям,
после чего полдня высматривали в бинокль. И как только Козырев после
дождя появился, выехали к нему для делового разговора. Проезжая мимо
встречной лодки, они увидели мордато весельчака, который с улыбочкой,
нагло помахал им рукой. Вот, мол, видели, вчера ловил и сегодня ловлю,
не уехал, так что зря караулили. Чувства взорвались в бородаче так, что
его аж затрясло. Первый вопрос он выкрикнул Козыреву расчёт уехавших.

– За что ты их снял?

– Перелов.

– Акт надо было! Оборзели в конец! Вчера ловили и сегодня ловят! Надо
было акт!

– Да что ты орёшь-то? – не понимал Козырев.

– Вы что, сегодня выходной взяли со Студентом? Рыбаки гоняют по речке,
а вас нет! Двоих я запомнил. Сам будешь с ними разбираться.

– Ну разберусь. Чего ты орёшь? Чего вам надо? Чего приехали?

Бородач закурил, чтобы унять кипящую злобу.

– Разговор есть. Слушай. Тимофеич приезжал. Вчера они с начальником
береговой службы делали вертолётный облёт. Рыбы в море вал. Подошла
вплотную. Теперь-то её и надо брать.

– Берите. Я-то при чём?

– На косе рискованно. Увидит кто, капнет.

– Ночью.

– Нет, - сплюнул бородач папиросу и достал другую. – Тут, в устье она
хуже, сам знаешь. Не опреснённая ещё. Икра у неё мельче. Лучше на
речке, где-нибудь повыше. Там икра крупнее. Определи ты нам место. За
ними не станет.

– Ишь ты, в устье им уже рыба не нравится.

– Чтобы на машине удобнее проехать.

– Можно на пятнадцатый плёс. Там сенокосчики рядом. Заодно их
пошерстите. Чтоб не борзели. Вечером заезжайте. Посмотрим по карте.

Вернувшись на косу, бородач ввалился в домик и накинулся на белобрысого
в комбинезоне, который он, похоже, никогда не снимал.

– Сидишь, падла? Ты его на переправе караулил, а он на речке! Рыбачит,
б…! Обманул твой Аркаша! Коефан ё…! Ты его предупредил, я уверен!

– Ты не прав, Стас, - хоть и растерялся, но не показывал виду
белобрысый. – Аркаша не знал, что мы собираемся мордатого брать.

– Почему тогда он на речке? И лыбится ещё, наглая рожа! Ручкой мне вот
так! Ищи теперь своего Аркашу и разбирайся! Я такие оскорбления не
прощаю! Пусть выпить достаёт. Хватит спать, Шустрый, шевелись давай!

Дверь хижины открылась и ввалился сотоварищ по службе в грязно-зелёном
свитере, Шурик.

– О, этот уже готов! – заиграл бородатыми скулами Стас. Где ты берёшь?
Ты о нас хоть раз подумал?

¶

h?

h?

h?

h?

h?

J

–

j

h

" h<

h<

– Поговори с рыбачками, они нальют. Только по-человечески, без крику.

– Я тебе поговорю! Ты у меня поговоришь, скотина! Позоришь всех нас?
Шустрый, иди ищи Аркашу.

Белобрысый встал, неторопливо расправил свою любимую одежду.

– Ну, найду я Аркашу, а дальше что? Что ты ему сделаешь?

– Голову оторву!

– А кто рыбу будет чистить? Подумал? Других мы не найдём. С
другими связываться рискованно.

– Пусть достаёт выпить. Где хочет. Я ничего не знаю.

11

Геннадий с Алексеем отгрохотали икру, просолили в тузлуке, и оставили в
марле на грохотке, чтобы стекла влага.

– Лодку давай заклеим, - предложил Алексей. – Заколебался я уже ротом
её надувать.

Заклеили. Геннадий, придавив заплату, курил.

– Что же делать? И делать нечего и делать ничего не охота.

Подошла дочь Геннадия с подружками, светловолосая непоседа двенадцати
лет.

– Пап, смотри, мы нашли котёночка, который у Варьки пропал. Смотри, он
так и не вырос.

– Утопить его надо.

– Ты что, он же маленький.

– Не жилец. Лёха, дай-ка мне вон ту пидерцию потяжелей. Придавлю, а то
надоело держать. Пойдём чаю врежем.

Посидели у телевизора. Алексей вспомнил, достал кошелек, откинул четыре
синих бумажки.

– Вот, на штраф за перелов.

– Точно, - взял деньги Геннадий. – Прямо сейчас съезжу, чтобы не
забыть. Поспи покуда. Грызи шишки.

– Уйди ты с этими шишками. Язык уже болит.

Геннадий уехал. За Ниной зашла соседка, и они куда-то направились.
Алексею оставался телевизор в одиночестве.

Проснулся он от стукнувшей двери. Бодро вошёл Геннадий, напевая только
ему известный мотив.

– Так, я заплатил, всё нормально. Сейчас на рыбалку поедем. Встретил
своих с сенокоса. Подшипник тебе завтра будет. А теперь давай к ним.
Нехрен здесь делать.

Вышли во двор, подготовили мотоцикл и тут появился Аркаша.

– Ты чего не уехал, Лёха?

– Подшипник полетел. Москвичей отправил попуткой. Сам заторчал. Завтра
уеду.

– Водки у тебя не осталось?

– Откуда?

Геннадий кратко рассказал, куда они собрались и что сегодня же оттуда
вернуться, так как завтра на работу. Аркаша пожелал успеха. Геннадий с
Алексеем утарахтели на мотоцикле, а он вышел со двора и подошёл к
поджидавшей его машине.

– Нету ни грамма, - сообщил Аркаша белобрысому шофёру.

– Куда они поехали?

– На сенокос. Сегодня вернуться. Завтра Казаку на работу.

– Где же водки-то взять? – уставился белобрысый на Аркашу.

– Чего вы мучаетесь? – придал ещё большее удивление своему удивлённому
лицу Аркаша. – Если б я в рыбоохране работал, у меня всегда бы водка
была. Шурик у вас молодец. Никогда не просыхает.

– Шурика Тимофеич выгонит. Уже решено. А я рисковать не хочу. Мне надо
зацепиться. Ну поехали куда-нибудь, Аркаша!

– Больше не знаю где. Теперь только ждать, когда ваши кооператоры
работу подкинут. Когда они, завтра-послезавтра?

– Я сообщу.

– Предупреди сразу. Без водки работать не будем. Столько рыбы чистить
без стакана никак нельзя. Ну всё, пока. Стасу привет.

А Путинцев Алексей, сидя в коляске и морщась от хлесткого ветра, ехал и
радовался. Что у него всё-таки машина, а не такой драндулет. И что
ловить рыбу незаконно даже интереснее, чем по документам. До тех пор,
пока не поймают, конечно.

С дороги свернули налево в лес, по насыпанному гравию поехали медленно и
тряско. С гравия съехали на лесную дорогу краем скошенного поля. У
дороги стояла мёртвым железом техника, за ней два домика. На столбе
висел плакат с надписью «Сенокосные угодья милиции».

– Они у вас чё, зэков сеном кормят?

Но Геннадий не расслышал. Он поприветствовал кого-то поднятой рукой и
заложил руль вправо. Дорога пошла по болотистому лесу. Колёса уходили в
канавы-колеи, коляска влипала в развалы грязи. Алексей выпрыгнул,
подталкивая мотоцикл сзади. Лицо, руки и одежда покрылись чёрными
плевками. Выскочила дорога на сухую укатанность совершенно неожиданно.
Алексей, тяжело дыша, выпрямился, держась одной рукой за поясницу, а
вторую, заляпанную, отставлял, чтобы не испачкать такую же уделанную
одежду.

– Давай! – засмеялся Геннадий. – Рядом уже.

– Умотал ты меня, морда.

За огромным кустом шиповника показались два домика из рубероида и
третий, обтянутый полиэтиленовой плёнкой, как теплица. По дорогу,
уходящей от домиков вниз, стояла машина «ГАЗ-66». Утоптанная площадка
меж домиками, вся устеленная щепой от колотых дров, образовывала двор
хозяйства, с колодой, топором и напиленными чурками, со столом-козлами,
рядом четыре молочных фляги, чуть дальше ящики, резиновая лодка, на
столбе рукомойник. Встречали, покуривая, две мужские фигуры. На привязи
метался, незлобно лая, пёс, помесь овчарки с лайкой. Колымская борзая,
по местному определению, способная, «оборзев» без привязи, промышлять
где угодно, особенно на поселковых помойках.

Познакомились. Кучерявого, пониже, крепко сложенного парня, звали
Андрей. Кучерявого, повыше, седовласого морщинистого мужика, его
напарник и Геннадий звали Воробей. Сам он, подав руку, сказал скромно.

– Витя.

Вошли в полиэтиленовый домик, кухню с большим столом, полками для
тарелок с кастрюлями и печкой.

– А где этот? – спросил Геннадий.

– Там, - кивнул Воробей на один из рубероидных домиков. – У своей меж
ляжками греется.

На его словах вошёл тот, о ком шла речь.

– Ты чё, дед, на меня? – спросил он щербатым ртом.

На столе выпискивал последние известия старенький приёмник.

– Ну что там гэкачэпэ? – поинтересовался Алексей.

– Ещё один покончил с собой.

– Лучше бы на рыбалку поехал, дурак. Наше браконьерство спокойнее.

– А ты, дед, чего стонешь? – спросил Геннадий.

– Помираю, на х…!

Попили чаю вприкуску с карамелью, которого Алексей давно не видел. И
встали, пора.

Никто ничего не говорил, не объяснял. Алексей угадывал, какие действия
от него требуются, не задавая вопросов. Откинув задний борт, затолкали в
кузов накачанную резиновую лодку с лежащим в ней неводом. Машина от
стартера не заводилась, что-то случилось с зажиганием. Поэтому её
подтолкнули, она скатилась с уклона, завелась с хода. Выехали к
разлившейся протоке, переехали и выскочили на длинную косу, тянущуюся от
переката до переката. Машину глушить не стали, иначе потом не заведётся.
Сняв лодку, Геннадий с Андреем перебрали сеть. Андрей сел и погрёб на
середину, сеть на ходу вымётывалась. Второй конец, привязанный к
черенку-«кляче», потащил вдоль берега по мелкой воде Щербатый.

– А мы вперёд, - дал команду Алексею Гена-казак, отходя от края воды и
поднимая из-под ног камни покрупнее.

Метров пятьдесят ниже по течению, они вбежали в воду, бурля её сапогами
и кидая камни туда, где глубже, в тёмное пространство воды, на которое
надвигались зацепистые ячейки. Андрей, сплавившись к ним, и таким
образом перегородив неводом полреки, быстро погрёб к берегу, выскочил из
лодки, когда её ухватил Геннадий, вытянул за верёвку вторую «клячу», и
быстрее на берег, но аккуратно, чтобы нижний шнур сети с грузилами
двигался чётко по дну. Попалось восемь штук.

– Было больше, - спокойно, почти равнодушно, сказал Геннадий.

– Может, ещё черпанём? – спросил Геннадий с нервной весёлостью.

– Давай прямо отсюда, рыба есть, - распорядился Андрей, но при этом
посмотрел на Геннадия, словно сомневаясь, утвердит он его предложение,
или не утвердит.

Авторитет Геннадия, как руководителя, чувствовался, что приятно удивило
Лёху.

Сделали ещё один заплыв-замёт. Получилось удачливей. И возбуждение от
удачи притупило внимание. Вытащили семнадцать штук, закурили, даже Лёха
попросил папироску за компанию. И только тут прислушались.

– А чего машины не слышно?

И быстро пошагали к виднеющемуся в наступающей темноте силуэту.

– Кто-то мог заглушить? – спросил Лёха, ощущая совершенно другое
волнение, чем только что.

Ему не ответили. Подошли. Никого. Щербатый забрался в машину.

– Ключи здесь. Значит, сама заглохла.

Все хором высказали слово означающее конец мероприятия.

– Доставай кривой стартер, - хохотнул Лёха.

– Нет его, в том-то и дело.

– Ещё и рыба на косе лежит!

– Что делать будем? – глядел Андрей только на Геннадия.

Геннадий молчал недолго.

– Вы остаётесь здесь, а мы с тобой, - сказал он Андрею, - назад, на
мотоцикл и к ментам. Пусть приедут, дёрнут.

– Давай посмотрим, - предложил Лёха, когда Казак с Андреем ушли. Не мог
он спокойно сидеть у поломанной техники.

– Не увидишь ничего, - ответил Щербатый. – Фонарик забыли. Мы днём по
свету возились и ничего не смогли сделать. Проводку менять надо. Завтра
поедем в деревню, сделаем. Давай лучше рыбу оттащим подальше, - и он
пошагал в стону брошенной лодки.

– Чё, рыбнадзор может? – догнал его Лёха.

– Время тёмное.

В заторе леса-плавника нашли подходящее место, перетащили туда лодку с
бреднем и уловом. Вернувшись в Кашине, забрались в кабину.

– Так куда они рванули? – выспрашивал Алексей.

– К сенокосчикам, к ментам. Сюда ехали, домики на повороте видели?

– А, да. Ещё удивился. Почему угодья милиции?

– У нас всех на сенокос гоняют.

– Давно вы здесь?

– Я только за баранкой, - зевнул Щербатый. – Витя с Андреем давно. С
июля, кажется. Тут жить можно. Тихо, никого. Я жену привёз, хоть готовит
повкуснее. А то я Витину баланду не могу.

– А дети с кем?

– Детей нету. Это у меня вторая. Три года назад поженились. До этого в
Магадане работал. С этой решили без детей. Такое время. Страшно детей
заводить. Пожить хоть для себя.

– Ну понятно, конечно, - согласился Алексей. И вспомнил, как у него с
Аней три года назад встал вопрос насчёт третьего ребёнка, и вопрос
как-то сам собой решился в пользу ребёнка, при условии, чтобы
обязательно девочка, и жена это условие выполнила.

– Вспоминает, наверное, - хохотнул Леха.

– Кто, жена?

– Дочь! Жена только пилит. Одно спасение – в тайгу.

12

К восьми часам вечера все рыбаки с косы лицензионного лова съехали. Но
не сиделось, какой-то зуд играл в теле инспектора. И он пообещал
матерящемуся белобрысому, что не даст спать и вторую ночь.

Оставив в хижине на косе отрубившегося Шурика, а в базовом домике с
электричеством двух молодцев-спортсменов, они съездили сначала к
Козыреву, побеседовали о речных просторах, куда лучше всего заехать на
тяжёлой машине. Потом заглянули в отдел автоинспекции, взяли дежурного
гаишника и встали с ним на перекрёстке поселковой дороги с трассой.
Лейтенант жезлом останавливал машины, проверял документы, а бородач с
белобрысым напарником вели досмотр на наличие рыбы. Машин было мало,
документы у ехавших с промысла имелись, у кого лицензии, у кого лимитные
карточки. Лишь в шестой машине возмутились.

– А чего проверять? Лимитка закрыта, чего проверять?

С этим рыбачком всё ясно. Ругань только усугубляет положение. Не
понимающий этого, выказывающий гонор, либо документы, что он человек не
простой, а хоть маленькой, но властью обладающий, может потом пощады не
просить. Рыбы, естественно, оказывается больше и составляется акт. Из
самых недосягаемых тайников извлекаются излишки икры. Не помогут ни
уговоры, ни угрозы. «Залетевший» будет угнетён своей же недавней
скандальностью.

А вот следом подъехал рыбак, знающий порядки.

– Шеф, - интимно взял он под руку Стаса одной рукой, а вторую клятвенно
прижал к груди. – У меня двадцать хвостов лишних. Чистосердечно. Можешь
писать перелов, всё будет уплачено. Но я вам сейчас выкатываю два
пузыря. В ту машину закину, ладно? Ваша тачка? Мусор не увидит?

Выпили в салоне. Лейтенант закурил. Когда показались приближающиеся
включённые фары, он, прежде чем выйти навстречу, развернул и сунул в рот
жевательную резинку.

Ход машин вскоре прекратился, и совсем стемнело. Ту-то и вспомнил
широкоскулый бородач про Леху Путинцева.

– Вот бы кого за жабры!

– А он, кстати, сейчас ловит, - лениво заметил белобрысый.

– Как? Где? Ты чего молчишь, Шустрый?

– Аркаша говорил, что Казак с ним на сенокос рванул. Мотоциклом. Но
должны вернуться. Казаку завтра на работу.

– Очень хорошо. Тогда подождём. Это очень хорошо. Ты почему, скотина
шустрая, сразу не сказал? Покрываешь своих?

– Почему своих? Разу – своих! Но Казака брать не надо, Стас. Мой тебе
совет.

– Это почему же?

– Говорю, не надо, значит, не надо.

– Ты меня ещё учить будешь? Доработались. Мне уже условия ставят.
Советуют. Это кто, Аркаша, условия ставит?

– Никто тебе ничего не ставит.

– Для меня все равны, понял? Мне мордатому ласты выкрутить надо.

Лейтенант отошёл по нужде, вернулся и спросил.

– Ещё осталось? Наливай, да я пойду.

Когда он ушёл, Шустрый достал из-под сидения вторую бутылку. Эту не
спеша. Чтобы по кайфу. Хорошо, молодых не взяли. Пьют как лошади.

– Ты закуску мог прихватить, когда выезжал? – накинулся вдруг со
злостью бородач. – Пожрать же нечего. Голову бы оторвал.

– А ты сам чего не взял? – повысил голос в ответ белобрысый. – Орёшь
только. Поехали, сгоняем.

– Нет, ждать будем. Теперь я его лично возьму.

13

Спящего Алексея растолкал Щербатый.

– Едут!

Вышли. Ревущая в темноте машина приближалась. Наконец, к звуку давался
свет фар. Оказался точно такой же «шестьдесят шестой».

Приехавших, кроме Геннадия с Андреем, было четверо. Они весело вытащили
из кузова свою надувную лодку с бреднем и отправились на промысел,
оставив технику в распоряжении пострадавших.

– Чё, менты тоже черпают? – весело поинтересовался Леха.

– Они тоже люди.

Попробовали завести неработающий двигатель вручную, мослая по очереди
привезённым металлическим воротом у радиатора. Согрелись хорошо, по
мотор молчал.

Приехавшие вытащили два раза по две штуки, в третий замёт вообще
ничего. Лишь тогда занялись помощью. Заглохшую машину взяли на буксир и
раскатили по косе, чтобы завести с ходу. С третьей попытки повезло,
мотор прокашлялся и заработал. Попрощавшись, спасители уехали.
Оставшиеся закинули в кузов сначала рыбу, потом лодку, и порулили к
становищу.

Дед Воробей, встречая, прикрикнул на лающего пса.

– Душман, пошёл на место!

Полиэтиленовый домик сиял в темноте от горящей внутри свечки. Машину
поставили под уклон, чтобы завести утром. Сняли лодку, рыбу сгрузили на
расстеленную плёнку. Попили чаю, подшучивая над кряхтящим дедом, взяли
фонарик и вышли к оставленной рыбе.

– Ну что, половину мы забираем себе?

– Конечно, чего ты спрашиваешь? – глядел на Геннадия Андрей.

– Тогда дели.

– Сам дели. Дед, иди рыбу делить! Чего стонешь, пьянь?

– Пошли вы со своей рыбой. Не видите, помираю.

– Я его еле живого привёз сегодня, - засмеялся Щербатый.

– Приехали вчера, - начал обстоятельно рассказывать дед, пока Андрей
раскидывал рыбин на две кучи. – Проведала меня бабка, распи…, как
всегда, пока я её не выгнал на … . Заходит корефан. Пить будешь? У
самого полная сетка звенит. Что это у тебя? Дастаёт, б…!
Стеклоочиститель. Ну врезали. Нормально. Ночью меня стало выворачивать.
Утром слышу, он опять. Тут бабка прибегает, да как попёрла его!..
Щербатый приезжает, она ему кричит. Увози на сенокос на…! Тут его
отравят! С него же один загнулся, - Воробей назвал хохочущему Алексею
неизвестное имя. – Врезал дуба, на… .

– Так и этот, - вспомнил ещё одного земляка Щербатый. – Заливали
молоком – не спасли.

– Вечно нажрётесь всякой гадости, - сурово произнёс Андрей.

– Ладно, поехали мы, - выбросил окурок Гена-казак.

– Мы завтра к обеду, - пообещал Андрей. – Подшипник найдём.

Три мешка с рыбой затолкали в коляску. Лёха сел на заднее сиденье. Грязь
проскочили сравнительно легко. Алексей больше ехал, балансируя телом,
чем бежал, толкая. Но насыпанной дороге тоже проскочили быстрее, чем
когда ехали туда. Или так показалось. После поворота на трассу внутри
сделалось сладостно от предчувствия скорого прибытия.

Первым услышал далёкий стрекот мотоцикла белобрысый.

– Кажется они.

Бородач приоткрыл дверцу, прислушался и зевнул.

– Да, едут. Допиваем.

– Пойдёшь сам, - с трудом выговорил белобрысый, проглотив свою долю. –
Я не хочу встречаться с Казаком.

– Может, тебе работать надоело? – спросил бородатый. Но согласился. –
Ладно. Близко подъедут, включишь фары, помигаешь.

Отшвырнув бутылку в кусты, белобрысый прислушался.

– А теперь чего-то нету.

– Может, у тебя глюки, Шустрый?

– Подъедут – услышим, - зевнув белобрысый, усаживаясь поудобней. – Всё,
я сплю. Разбудишь.

А мотоцикл действительно перестал работать. Заглох. Опять что-то с
подачей топлива. Когда Гена-казак определил, что бензин просто кончился,
он разразился таким матом в свой адрес, что Леха рассмеялся.

– До посёлка сколько осталось?

– Километра три.

– Для бешенной собаки это не крюк. Покатили.

– Ты что, совсем о…?

– Была бы машина, я лег бы спать, а в твоей дрюкалке холодно. Покатили,
чего ты? Будет попутка, возьмём бензин.

И они покатили свою технику. Где с ускорением, где с натугой, где
останавливаясь перекурить. Через полчаса показалась машина, стоящая лбом
к ним, только на правой стороне дороги. Приближаясь, они не вымолвили ни
слова, вглядываясь в тёмные окна и пытаясь определить, отчего «УАЗ» не
остановился на остановился на противоположной стороне, коли ехал
навстречу.

Геннадий махнул рукой, объезжаем подальше. Алексей послушно не проронил
ни слова. А когда откатили мотоцикл метров на тридцать, Гена-казак,
оглянувшись и не останавливаясь, пояснил вполголоса.

– Рыбники, б… . Караулили, пидарюги.

– Спят, что ли?

– Поехали, поехали.

– Не будем просить бензин?

– В другой раз.

14

Алексей Путинцев проснулся от тишины.

Напившись чаю, вышел прогуляться. Из магазина несли пиво. Он сначала не
поверил, но при входе в магазин пришлось уступить дорогу двум мужикам
несущим сразу ящик. Пиво только что привезли, и лимонад тоже, ящики с
новым товаром приукрасили магазин, в котором кроме трехлитровых банок с
соками ничего не было.

Алексей открыл кошелёк и задумался, вспоминая, сколько бензина обещали
дать ему в дорогу.

– Берёте, или нет? – ворчливо спросила кассирша.

– Кошелёк без денег – кусок кожи, - хохотнул Алексей, доставая все
купюры. – Ящик. И три газировки. Пустой ящик он поклялся принести. Ему
поверили.

Дома оказалась Нина, только что вернулась с работы.

– Куда столько? – спрашивала она, переставляя бутылки в холодильник.

Леха откинулся на спинку стула, благостно потягивая непенистое пиво и
уверяя Нину, что это количество они с Казаком приговорят в один присест.

Нина открыла газировку и поморщилась.

– Не сладкая. Ты попробуй, совсем не сладкая. Вот скоты, уже на детях
экономят.

Во дворе протрещал мотоцикл, и вошёл Геннадий, напевая любимое
«пум-пурум-пум-пум». Покрыв жену матом, сам не зная отчего, он весело
сообщил Алексею, что пиво пьёт только с похмелья.

– Водку ты не пьёшь, пиво не пьёшь. Я к тебе больше не приеду.

– Подшипник привёз. Пошли ставить.

– Ты на обед?

– Нет, всё. Три ходки сделал, сено сырое, через пару дней сдавать
будем.

Подшипник поменяли быстро.

– Можно ехать! – хохотнул Лёха.

– Пошли пообедаем.

На второе Нина подала жареные брюшки. Алексей больше двух сжевать не
смог, красной рыбой он уже пересытился.

Отобедав, поехали в гараж за бензином. У знакомого «шестьдесят шестого»
возился Андрей. Залили Путинцеву полный бак и канистру.

– Отлично. В Магадане мне Якут ещё даст.

– А то, может, не поедешь сегодня? Ещё потралим.

Они вновь собирались рыбачить. Сегодня, на сенокосе. Но не хватало
третьего, на подхват. Щербатый с женой вернулся в посёлок и остался до
следующей перевозки сена.

– Да моя, вы чё, всю плешь мне сгрызёт, - засомневался Лёха, но тут же
махнул рукой. – А, поехали!

– Я заскочу за вами, - поднял ладонь в знак договорённости Андрей. –
Дела сделаю и заскочу.

Дома у Нины сидела сухонькая женщина в возрасте с молодеческим голоском.

– Чего пришла, бабка-ёжка? – поприветствовал её Геннадий.

– Сам ты, - лихо ответила моложавая бабка и добавила парочку таких
матерных вывертов, что Алексей её сразу зауважал.

– Как там мой Воробей? Привезли от него записку. Андрюха привёз.
Помирает. Пришли лекарства. А где я возьму? В аптеке ни… нету. Собрала
там ему. Помирает он. Нажрался стеклоочистителю, так конечно.

– С неё угоришь, - кивнул Геннадий хохочущему Лёхе.

– По телевизору назначили похороны ребят, - сказала Нина. – Всех
снимают, кто поддерживал гэкачэпэ.

– Да все выкрутятся! – взвилась бабка-Воробьиха. – Вот увидишь, Нина.
Это мафия, б…!

– Сейчас должно к лучшему перемениться, - вставил Алексей.

– Ничего не переменится! – махнула рукой бабка. – Никому не верю. Новые
будут также воровать.

– Оно конечно, - согласился Лёха. – Столько лет сидим и только
глотничаем. В своём дерьме ковыряемся и орём. Вот, дерьмо нашли. Как
будто до этого не видели.

– Хоть бы война началась, - поддакнул весело Гена-казак. – Да в плен
японцам сдаться.

Андрей заехал за ними поздно, когда стемнело.

– Я с вами! – резво подскочила Воробьиха и швырнула в печь горсть
шелухи от шишек.

– Нужна ты нам, - бесцеремонно сказал Геннадий.

– Я не к тебе еду! – взяла скандальные нотки бабка. – У меня там муж
больной! Что тебе жалко, что ли?

– Да едь, едь, не ори только.

По знакомой дороге Алексей с Геннадием протряслись в кузове.
Полиэтиленовый домик светился теплом. Дед Витя курил, встречая.
Приветливо лаял Душман.

Встретились дед с бабкой как два разнополюсных заряда, с искрами,
пересыпая друг друга бранью и радуясь возможности поругаться. Она
показывала привезённые лекарства, объясняя как принимать, сколько раз
глотать, где намазывать, а он, выслушав очередной рецепт, отвергал его
категорично, так как ему всё равно ничего не поможет, и отсылал
лекарство вместе с лекарем по известным адресам. Бабка посылала его туда
же и принималась за следующее снадобье. Привезла она много.

– Так! – не выдержал Андрей. – Идите в домик и там лечите друг друга.

– А ты не пи…! - цыкнули на него счастливые супруги.

Напившись чаю, Гена-казак встал первым.

– Поехали, рыба заждалась.

Первый заход оказался неимоверно удачным. Вытащи ли из-под переката
тридцать девять штук. Геннадий даже запел.

– Мальмуска, горбуска, бурундук немноска, и медведь маленько
попадаес-с-са!..

– Каждый раз бы столько. Ещё будем или поедем?

– Перекурим сначала.

– Юморная у вас бабка, - вспомнил Лёха.

– Ты что! – гордо ответил Андрей. – Я сегодня к ней заехал записку
передать. Слышу, там крик на всю деревню. Вылетает деда корефан,
спотыкается, падает. А бабка стала над ним и матюгами ровняет.

Он вдруг прервал весёлый рассказ.

– Тихо!.. Машина?..

Прислушались. Далеко, со стороны дороги, где-то в районе сенокоса
милиции надрывно гудела машина, двигаясь к ним, к реке.

– Сюда, - веско, как приговор, заключил Геннадий и дал команду к
действию. – Лёха, рыбу в кузов. Мы с тобой сеть.

Они быстро сложили невод, помогли Лёхе перешвырять ещё шевелящиеся туши,
затолкнули туда же лодку, вскочили в кабину. Геннадий повёл машину в
густые заросли ивняка. Выключив двигатель, он распахнул дверцу и
прислушался. Гудение настойчиво приближалось.

– «Урал», по-моему, - определил Гена-казак марку машины.

– А кто это? – спросил Алексей из кузова. – Рыбники?

Ему не ответили. Но на смену тревожному ожиданию пришло облегчение.
Машина свернула, поехала влево, выше по реке, не дойдя до становища, где
остался дед Воробей со своей бабкой. Гудение удалилось.

– Поехали и мы, пересидим, - хмуро сказал Геннадий. – Лёха, закрой
задний борт.

Алексей выполнил, чувствуя, что рыбалка начинает ему не нравится.

– Что за машина была? – спросили деда, когда приехали.

– Носит кого-то. Я откуда знаю?

– Давай, дед, самок перепорем.

Алексею дали фонарик, чтобы светил. Андрей с дедом, постелив на край
кузова чёрной плёнки, встали с ножами, а Геннадий подавал им сверху тех,
что с икрой. Извлечённые ястыки складывали в таз, распоротые туши
бросали в оцинкованную ванну. Затем всю рыбу, и вскрытых самок и
нетронутых самцов, перенесли на полянку за домики, сложили, накрыли этой
же плёнкой. После чего сели пить чай.

– Куда бабку дел, Витя?

– Унялась. Спину натёрла, дрыхнет.

Через час выехали ещё раз на излюбленное уловистое место и увидели, что
они на реке не одни. Выше, на соседнем плёсе, край косы которого
просматривался из-за леса над протокой, светились огоньки машины и
мелькали силуэты.

– Тоже черпают.

– Интересно кто, - вглядывался Андрей. – Машина «Урал».

Первый заброс сети принёс восемь штук. На второй заброс в лодку сел
Геннадий, но заплыл неудачно, зацепился за корягу.

– Зря поехали, - сказал, наблюдая за плещущимся в лодке другом,
Алексей. – Один раз взяли хорошо и хватит. Бог не фраер.

Справился с зацепом Казак просто. Рванул донную верёвку сети и обломил
таким образом невидимый сучок. Снасть осталась цела. Алексей подумал,
что больше они ловить не захотят. Но вымокший Гена-казак, уложив сеть,
распорядился.

– Давай теперь ты, Андрюха. Я больше не поплыву.

Затянули. Как только ударил первый всплеск, Андрей погрёб к берегу.

– Рано! – крикнул ему Гена.

Нервозность передалась и спокойному обычно Андрею.

– Да бегай ты, бегай, загоняй! – накричал он на Лёху, устало таща
«клячу» к берегу.

Шуруя сапогами по воде, Алексей вымок до пояса.

Облака открыли неполную, словно обгрызенную луну. Посветлело. Много
попало мелочи. Хариусы, мальмы, кумжи.

– Выбрасываем? – спросил Алексей.

– Зачем? Деду. Дед у нас одной рыбой питается.

Запуталось что-то неживое, странное, мягко-противное. Алексей отдёрнул
руку.

– А, - подошёл к нему Геннадий. – Горбуша дохлая. Которая отметала. Её
теперь несёт сверху.

И брезгливо вытряхнул из сети щепку-рыбу с огромной головой и
распахнутой пастью.

– Ещё разок и поедем?

– Да хватит, - упрекнул друга Алексей. Нервозность ловли была ему не по
душе.

Возвращаясь, остановились у переката.

– Может, ещё здесь? Самое место.

– А надо? – ответил с нежеланием Андрей. – Сейчас двадцать две и тогда.
План есть. Давай попозже. Сейчас отлив. К утру. После первого толчка.
Лодку можно здесь оставить. Вон за тем корчом.

– Давай, - согласился Геннадий, вглядываясь на соседний плёс за
деревьями. – Черпают. И не боятся.

Там шла работа. Гудела машина, давай фарами свет.

Вернувшись, попили чаю, выбрали икру нового улова и ещё раз попили чаю.

– А ты чего не спишь, дед?

– Да болею же. После этого стеклоочистителя.

– От чёрт! – хлопнул себя по лбу Лёха. – Пиво! Я же пиво дома оставил.
Казак не пьёт, а я взял целый ящик. Надо было сюда.

– Лучше бы не говорил, - простонал дед.

Андрей, устроившись поудобней, принялся грохотать икру. Управившись и
откатав с дедом ценный продукт на марле, он заявил.

– Я свою работы сделал. Пошёл спать. Рыбу без меня почистите.

– Больше не поедем? – спросил Лёха Геннадия.

– Да хватит на сегодня, - поморщился Казак.

И Лёха облегчённо вздохнул. Ему тоже больше не хотелось. Дед вытащил из
укромного места самодельный нож.

– За такой нож тебя садить пора, - хмыкнул Геннадий, взяв посмотреть.

– Хватит разглядывать, - ревниво отобрал дед своё орудие. – Пошли
пороть. Пока мошки нет.

Каждое слово он выговаривал с нажимом, особенно завершающее матерное,
ставящее многозначительную точку.

Расположились за домиками на дощатом помосте. Принесли оцинкованную
ванну с водой для мытья и большую кастрюлю для потрохов. Дед принёс ещё
одну кастрюлю, поменьше.

– Сюда печёнку. Не выбрасывайте.

За работой разговорились о политике.

– Что же теперь будет? Заживём богаче или нет?

– Хрен там, - убедительно возразил дед. – Кто волок, тащил, тому станет
легче, а нам – во! У кого деньги, те и будут иметь ещё больше, а нам
ничего не дадут.

– Так если свободней станет, - не согласился Лёха. – Делай сам. Почему
тебе должны давать? Сделал – получи. У нас в посёлке один парень
развернулся. Молодец. Строительный кооператив. У него все бывшие бичи
пашут. Я даже не думал, что у человека столько мозгов может быть.

– Правильно, крутятся, - поднял угрожающе нож дед. – К нам осенью
приезжали. Скупили рыбу, икру. Наличными сразу. И повезли. На материк
через Якутию. Там продадут дороже. Они могут. У них машины, деньги. А я
что могу? Вон наш директор леспромхоза…

– Пидарюга, - вставил Геннадий.

– Стройку себе развернул. Дом, гараж, теплица. Лес завозной, отборный.
А я даже свою халупу отремонтировать не могу. Нет у меня такого леса. Я
не директор. Его два раза жгли. Он выставил охранника, сторожа. Но его
всё равно сожгут. Народ не простит. Или был у нас этот, охотовед. Не
давал ни охотиться, ни рыбачить. Ничего не нарушаешь, а он встретит в
лесу, ну всё настроение испортит. А сам? Поехали они на машине. С
водителем. Выходят в распадке на оленей. Кладут трёх штук. Он один
ложит, из карабина. Тут пастух, орыч. Стой! А он по нему шарах и в
машину. Пастух сзади по машине. И шофёра через кабину наповал. Ему потом
говорили, ты ж не того убил, надо было этого скота.

– Так его поймали? – спросил Алексей. – Пастуха?

– Сам пришёл. Пришёл в милицию, карабин бросил. Я там замочил, на…!
Он-то чё, он по-честному.

– Пум-пурум-пум-пум, - пропел Геннадий, опустив потрошёную тушу в
тёмную от крови воду. И вытащил из кучи нечищеную побольше. – О, какой
кобёл хозяйский! Пум-пурум-пум-пум!.. Кто же там ночью черпал? Что за
хмыри?

15

Этот же вопрос интересовал рыбаков на соседнем плёсе. Им некуда было
отъезжать, чтобы попить чаю, спрятать рыбу, пересидеть в тепле и
совершить следующий наскок. Они приехали отработать без проволочек,
поэтому делали замёты всю ночь. Им очень не понравилось, что ниже по
течению с реки уехала машина, как только они прибыли, а потом около двух
часов ночи выехала снова, постояла с час и опять уехала. Понятно, зачем
выезжала. Интересовал вопрос: кто это и как часто совершает ночные
рейды? Подойти, или подъехать, чтобы разузнать, не было возможности, их
разделяла глубокая и широкая протока.

Во второй половине ночи, когда поднимающейся рыбы почти не стало, решили
отдохнуть, заварить чай на костре, достали хлеб, сало, рыбные консервы.

– Ну, как ты думаешь, Стас, что теперь будет? После путча?

– Бардак! – зло выкрикнул бородач. – Согласен, коммунисты жидко
обделались. Но был порядок. А что демократия? Этих гадов кооператоров
вешать надо.

– Трясти их надо, - улыбнулся один из юных богатырей.

– Что будет? Война будет. Раньше как? Несколько человек всё имели, но
их было не так много. И они держали остальных в железном кулаке. А
сейчас все захотят иметь побольше. А на всех не хватит. Будет ещё хуже.
Богатых станет больше, а бедные станут ещё беднее. И с порядком всё. Наш
Ваня привык, чтобы его заставляли работать. Если его не заставлять, он
сразу смотрит, где украсть, где нахаляву. Он любой закон обойдёт. Что
будет? Вон что будет, - он показал вниз по течению. – Каждый будет вот
так заезжать и черпать. И ничего не останется. Кто же это были?

– Сенокосчики, кто, - зевнув, сказал второй из молодых.

– Тряхнуть их надо, - предложил первый.

– Завтра сплаваете туда на лодке, - дал указание Стас. – Посмотрите.
Кто, что. Их так просто не возьмёшь. Рыба спрятана.

– Найти можно, - подал голос белобрысый.

– Ну, найдёшь. А у них лимитки. Всё законно. Нет, их надо брать на
косе. С неводом и рыбой. Тёпленькими.

16

Сделалось душно, и Алексей проснулся. Жёсткие нары отдавили бока, голова
немного гудела. В окно пробивалось сияние солнечного дня. Геннадий и
Алексей посапывали.

Алексей обулся, подошёл к столу. Здесь навалом лежали журналы «Огонёк»,
пачки сигарет, батарейки, свечи, гвозди, молоток, ножницы, проволока, к
стеклу окна прислонились две бумажки. Алексей узнал их, лимитки на
рыбную ловлю. В первой значилась фамилия Воробьёв.

Он вышел на улицу и хотел погладить гавкнувшего Душмана. Но тот не
дался, залез в нору под домиком. На полиэтиленовой кухне курил дед у
шепелявящего приёмника. На печке в оцинкованном тазу стояли в кипящей
воде стеклянные банки с рыбьей печенью.

З – Что это будет?

– Как тушёнка. На зиму.

– А бабка где?

– Пошла грибов посмотреть. Надоела уже. Зачем вы её привезли?

– Чей это спиннинг, дед? За домиком?

– Наш, чей. Андрея. Хочешь, иди, полови.

– Там мушки неудачные. Кто же мушки делает из одинарных крючков?
Тройников бы напаяли.

– Так это ж паять надо.

– А, ну ясно, - хохотнул Лёха, наливая чай.

– Поешь. Она суп сварила.

– Не хочу. Я тут на отдыхе. Надо разгружаться. Смотри, какая животина.
Трудовой мозоль. Дед, а чего вы шугаетесь? У вас же лимитки есть. Даже
если налетит рыбник, лимитку ему в зубы, идёшь ты подальше.

– Да, умный. Они и спрашивать не станут. Два года назад я знаешь, как
залетел? Тоже на сенокосе. Взял немного рыбы, вывез. Приезжает ко мне
корефан. Я тут половлю? Лови. Натаскал и спрашивает. Я тут у тебя
оставлю? Нет, говорю, забирай сразу. Да понимаешь, он мне, да выручи.
Смотри, говорю, если что, я тебя сразу сдам. Он кричит, да ничего не
будет. Уговорил. Оставил. Наезжают рыбники, находят. Я говорю, что не
моя, вы что. Если, говорят, на твоём участке, значит, твоя. И мне штраф
на две штуки как засадили. Я этого ловлю. Ты что, скот, делаешь? Давай
плати, рыба-то твоя. Он кричит, да заплачу, да подожди, да не волнуйся.
Я ему говорю, ты смотри, месяц даю, не заплатишь, я тебя замочу. Я его
через месяц посадили. На восемь лет. На другом погорел.

– А ты, дед, за что сидел? – задал Алексей давно интересовавший его
вопрос.

– Лимитка не поможет, - ответил Воробей. – Лучше с ними вообще не
встречаться.

– Ну, правильно. Бережёного бог бережёт.

– А не бережёного конвой стережёт.

Растерев по рукам и лицу мазь от насекомых, Алексей взял спиннинг и
отправился побродить. Миновал перелесок, где попахивала яма с потрохами,
продрался сквозь кустарник и вышел на косу, где промышляли ночью. Река
шелестела, за ней переливалась зеленью с желтизной сопка, по камням
ковыляли грузные бакланы.

Хорошо, легко дышалось. Ветер у воды сдувал мошку. Не мешал никто ни
словом, ни взглядом. Только ты да природная благодать.

Алексей долго приспосабливался к чужому спиннингу, дальние забросы не
получались. Хариуски плескались, играли, но мушки их не привлекали.
Алексей пошагал к нижнему перекату за уплывающим поплавком. И
остановился от взгляда под ноги. На камнях лежал дохлый «горбыль».
Горбуша, свершившая нерестовый обряд, отдавшая все силы, превратившаяся
в щепку, замершая с развёрстой пастью, с выпученными от натуги глазами и
в таком виде принесённая сюда течением. Интересно, что она испытывала в
этот последний миг? Кричала от счастья? Алексей представил себе эту
загадочную жизнь красной рыбы. Как всё просто. Поел, погулял, полюбил и
помер. А человеку всё мало, мало, хочется ещё чего-нибудь!

Раздался всплеск, как выдох. На середине переката вынырнула нерпа. Её
сносило, она ворочала головой, выбирая место для нырка. Смотрела
взглядом полным заинтересованности, где это я, а ты что здесь делаешь?
Алексей удивился, как далеко забралась подруга из устья вверх по реке.
Значит, рыба идёт. Интересно, всё-таки, как она идёт?

Назойливой мухой загудел мотор. Лодка появилась снизу, приблизилась, и,
не заходя на перекат, вошла в длинную заводь, тянущуюся к домикам
сенокосчиков. Приехавший и взглянувший оценивающе на Алексея был один.
Но кто он? Ведь там, в домике икра, найти в кустах бочки с рыбой не
трудно, у деда печень в банках.

И тут начало клевать. Попался один хариус, зацепился второй. Но мысли
были о друзьях и заявившимся незнакомце. В далёком конце заводи,
наконец, заработал мотор, лодка вышла и, наддав, рванула вниз по
течению. Алексей смотал леску, закрепил крючки и быстро пошёл в обход
заводи.

Дед, бабка, Геннадий и Андрей стояли у поленницы.

– Кто это был? – тревожно спросил Алексей.

– Рыбнадзор, - сурово ответил деде.

– Как чувствовал, - скособочил рот Лёха.

– Да ладно тебе! – крикнула бабка с упрёком.

– Дед гонит, - рассмеялся Андрей. – Бригадир наш приезжал. Послезавтра
сено сдавать. На кухню зашёл, а там у нас все дела. Вы, говорит, совсем
обозрели.

Зашли на кухню. Геннадий, развлекаясь, поддразнивал бабку. Ты крыла его
матом в ответ. Андрей сел за наполнение приготовленных банок икрой. Дед
накрывал набитые под самый верх склянки металлическими крышками и
закатывал бытовым приспособлением.

На реке вновь загудел мотор.

– Да что сегодня погода лётная? – выругался Андрей и вынес таз с икрой
на улицу.

Дед несуетно спрятал закатанные банки. Поджидать расселись на улице,
разом закурили, поглядывая на тропу со стороны перелеска. Показались три
фигуры.

– А вам чего здесь надо? – крикнул Гена-казак, узнав приближающихся.

– Здорово, колхозники!

Это были Аркаша, Толян с демоническим лицом и низкорослый крепыш Серый.
Поздоровались за руки.

– Чего запёрлись в такую даль?

– Козырев зашугал. Решили сюда, повыше. Посмотреть.

Зашли на кухню, налили чай, поставили конфеты с галетами.

– Как рыба? Одни ловите? По плёсам, мы шли, больше никого не видать.

– На соседнем, выше, стал кто-то. И черпают не по-малому.

– Из сенокосчиков кто-то?

– Нет, менты к нам рыбачить приезжают.

– Двух чертей я видел, - сказал Геннадий. – Когда с Андрюхой за водой
ездили. Кажется, рыбники. Двое молодых. Те, что с бородатым крутятся.

– Не может быть, - прогудел в нос Аркаша. – Стас с ними в Магадан
уехал. И Шустрый тоже. На косе только Шурик торчит. Интересно. Надо
заехать, глянуть. Если чужие, надо Козыря натравить. Нехрен тут
посторонним делать.

– Или с Тимофеичем я этих пацанов видел? – вспоминал Геннадий.

– Не может быть, - уверенно сказал Аркаша. – Они при мне в Магадан за
водкой поехали.

– Но это рыбники, точно, - заспорил Геннадий. – Может, с Яны кто? Сюда
оторвались? Что им на Яне рыбы мало?

– Как-то ведь проехали, - добавил Андрей. – Значит, дорогу знают.

– Надо глянуть, - решили приехавшие.

– А на работе как? Отгул взяли?

– Отработаем, - махнул рукой Толян.

Напившись чаю и перекурив, троица попрощалась. Они прошли к заводи, сели
в лодку, завели мотор, вышли на течение и рванули вверх, к соседнему
плёсу.

– «Урал», - определил машину Толян. – Аркаша, да это же рыбников
«Урал». На котором они с Яны приезжали.

З – Не может быть.

– Не видишь, что ли? – сердито выкрикнул Серый.

Выбрали место, причалили, заглушили мотор. Из-за безмолвной машины
появилась фигура в комбинезоне.

– Это же Шустрый. Так-то они в Магадан поехали. А ты говорил, мы
кооперативу рыбу чистили. И завтра будем кооперативу? Когда они из
Магадана приедут?

– Не я говорил, - насуплено ответил Аркаша. – Они говорили.

Белобрысый подошёл.

– Здорово, Аркаша. Вы чего здесь?

Толян и Серый рук не подали.

– А вы чего здесь? Черпаете?

– Заехали на разведку, - сделал безразличное лицо Шустрый. – Внизу
кто-то тралит. Хотим узнать. Кто там на сенокосе стоит, Аркаша?

– А я откуда знаю? – соврал Аркаша.

– Шустрый, ты не заливай, - заговорил в соответствии с видом
демонический Толян. – Ты кому-нибудь другому, понял?

– На разведку они приехали, - поддержал Серый.

– В прошлый раз мы вам рыбу чистили? Вы на этом «Урале» мешки
привозили, я же помню. Говорил – кооператив! Понятно, какой кооператив.

– Пидарюги, - добавил Серый.

– В общем так, - указательный палец Толяна нацелился в лицо Шустрому. –
Аркаша говорил, что завтра опять рыбу привезёте чистить. Передай своему
Стасу. За три тонны две штуки и два ящика водки. Понял? За меньше
чистить не будем.

– Поехали отсюда! – нервно крикнул Серый.

Аркаша шагнул к Шустрому и проговорил вполголоса.

– Внизу Казак с Андреем. Учти, если вы их тронете… Лучше не советую.
Стасу так и передай. Два ящика, понял? Пока!

Лодка сначала пошла вверх, но потом резко развернулась и помчалась вниз.
Толян, держащий ручку, мотора, крикнул Серому.

– Было же хорошее настроение! Нет, встретились с этими скотами! Теперь
никакой рыбалки не хочется!

17

Шустрый вернулся к поджидавшему бородачу с двумя молодцами. Пересказал
разговор.

З – Что? – рассвирепел Стас. – Они мне ещё указывать будут? Они чего
здесь на речке делают? Думают, сюда Козырев не доберётся? Так я их
возьму, я! Они мне условия будут ставить, смотри-ка! Не хотят чистить
рыбу? Сами почистим!

З – Когда? – спросил недоумённо Шустрый. – Сегодня надо в Магадан ехать.

З – Угрожать мне будут? Да я специально теперь Казака и этого мордатого
возьму! Я не я буду!

З – Без меня, - поднял руки Шустрый.

З – Надоело работать? Пиши заявление. Замену найдём быстро. Нашёл себе
корефанов. Нет, ну ты смотри! Угрожают! Кому? Всё! Сегодня ночью берём
сенокосчиков! Понял?

З – Ладно, ладно, успокойся, понял, - проворчал Шустрый. – С рыбой что
делать будем? Мы должны сегодня отдать её чистить, а сами ехать в
Магадан. Теперь что? Если сегодня столько же черпанём, кто её чистить
будет? Две штуки и два ящика, слышал? Когда поедем в Магадан за деньгами
и за водкой? Завтра?

З – Сами почистим! Я же сказал!

З – Что? Я думал, ты сдуру. Ты серьёзно? Я не буду. Пошла она подальше
эта рыба.

З – Ты озверел, Стас? – переглянулись молодцы. – Столько рыбы. Они
местные, у них это ловко получается. Так хорошо спали. Принесла же
нелёгкая.

З – Не будете? Значит, последний сезон на охране. Больше вас не возьмут.
Да что тут чистить? Белоручки ё…! Халявщики. Ну-ка, бери ножи. Тащи сюда
доски из кузова. Тащи доски из кузова, ты что, оглох? И лопату! Быстро!

З – Давай хоть чаю попьём, Стас?

З – Чай по ходу дела. Какой чай, смотри сколько рыбы! Шустрый, шевелись!
Какой чай, через два часа прилив, ловить надо будет.

З – Куда ещё-то?

З – Хватит ныть! Шустрый, копай яму вот здесь. А ты чего стоишь? Тащи
дрова, если чаю хочешь. Сами управимся. Смотри-ка, они меня ещё пугать
будут. Объясняю, внимание. Вокруг ямы доски. На них чистим. В яму
бросаем кишки. Трое чистят, один, ты, будешь таскать к воде, мыть.
Прополоскал от крови, и в мешок. И обратно в кузов. Тащи мешки с рыбой.
Сделаем, херня. И деньги и водка наши будут. Показываю, как чистить,
внимание. Самое главное – кровь. Вот так, пальцами хорошо всю кровь
выдавливать. Иначе загниёт, кровь не просаливается. Перепорем, сделаем,
не боись. Они мне условия ставить будут. Козырев ими займётся, я не я
буду. А мордатого я сегодня же возьму. Я ему ласты выкручу. Теперь-то он
от меня не уйдёт. Он нам ящик выставит, как минимум. Или я на него такой
акт накатаю! Долго он мне глаза мозолил. Долго у меня на него руки
чесались. Сам пришёл? Рыбку пришёл половить? Молодец! Ты у меня
половишь! Вместе с дружками своими! Все вы у меня половит е! Я не я
буду!

18

Сенокосчики перечистили рыбу при свете фонарика, который держала бабка,
веселя мужиков поселковыми сплетнями. Потом перешли на кухню, где
приступил к своим обязанностям Андрей. Пробивание икры он закрепил за
собой. После радионовостей заспорили.

– Если на капитализм пойдёт, да по уму развернётся, то даже очень
интересно может выйти, - высказался Лёха.

– Не дадут, - возразил Андрей. – Кто работал, своим горбом добывал,
тому – да, интересно. А кто командовал и руководил – тому как? Кто-то
станет миллионером, а кто-то удавится от зависти. Или не допустит.

– Разворуют всё, - добавил Геннадий. – Всё растащат, ничего не
останется.

– Кто где сможет, тот там и будет тянуть, - Согласился Алексей. –
Стихия. Ты же вот с речки тащишь?

– А как ему не тащить?- ввязалась бабка. – У него хозяйства –
телевизор, мотоцикл и сарай. Ты же видел, как он живёт. В магазинах
ничего нет. Что же он будет жить у рыбы, глядеть, как она идёт и
подыхать? Он зимой её хоть продаст, хоть какая-то копейка будет.
Начальству, значит, можно, а ему, вечному пахарю, нельзя?

Дед сказал бабке, что пора натирать спину и увёл её в домик. Оттуда
донеслись бабкины матюги на повышенных тонах.

– Опять бабка деда ровняет, - засмеялся Андрей. – Чем же заняться
теперь? Думаю поросят завести. Прикинь, Лёха. У моего дома огромный
сарай и пустой. Дед строил. Когда дровами топили. Потом-то паровое
сделали. Сарай пустует. Как думаешь, стоит?

– Ещё бы! – вскинул руку Алексей. – Я пятый год держу. Мясо своё. Сдаю.
Сдатчикам в магазине льготы на дефицитные товары.

– Комбикорм подорожает.

– Ну, так и мясо дороже продавать будешь. Тут была, Генка знает, жена
моего друга из Москвы. С Казаком рыбачили по его лимитке. Так она в
Москве как раз по этому делу. На вэдээнха. Говорит, вывели интересную
породу. Растут, как на дрожжах. Сала вот столько всего. Я с ней
договорился. Зимой поеду за поросятами.

– А как повезёшь? – не поверил Андрей.

– Самолётом. У меня друг в аэропорту. Тоже Генка. У него друзья на
московских рейсах. Привезём. Слушай, давай договоримся? Я у тебя поросят
возьму.

– Ради бога. Только с первого опороса. В элементе. Только аж на
следующий год.

– Ничего. А если приедешь к нам на рыбалку, я для тебя всё сделаю. У
нас тут знаешь, какая порода была? Вот такие, - Андрей почти соединил
ладони. – Геббельсы, б…!

– Знаю такие, были, - откинулся в смехе Лёха. – Сквозь забор
проскакивают.

– А злые! Я зимой на свинарнике работал. Как раз свадьба у дружка. С
которой Казак на месяц загудел. Набухались. Целый день не кормили, не
дойти. Утром пошли с дружком. Шатает. Заходим – крик. Они корыто
сожрали. Я поскользнулся, упал. Ну, думал, всё, меня схавают.

– Казак, а ты чего? – толкнул друга в бок Лёха. – Заводи хозяйство.

– Зубы болят, - сплюнул Геннадий.

– Тут мой дед учудил, - Андрей даже остановил работу. – Он же у меня
старый коммунист. Секретарём был, председателем, инспектором. Вчера
после обеда, перед выездом сюда, сижу дома. Смотрим телевизор. Там как
раз по поводу гэкачэпэ. Матери нет. Дед ушёл в свой угол, я закемарил с
книжкой. Слышу у двери кто-то возится. Выхожу – дед. Стоит в трусах, в
майке, в сапогах и надевает плащ. Ты куда? Он у меня немного того стал,
как на пенсию отправили. То заговаривается, то молчит. А тут собрался,
оделся. Ты куда, дед? И он отвечает. Иду партвзносы сдавать.

Геннадий поднялся.

– Пойдём, вздремнём, Лёха. Ловить ещё рано. Позже поедем. После двух
ночи.

Спорили в это время и на соседнем плёсе.

– Какой смысл, объясни, Стас? - пытался уговаривать Шустрый.

– Это наша работа. Не ясно, что ли?

– Нас же тоже засекли. Вдруг Аркаша с этими капнут? Эти могут. Ну,
возьмём мы их, допустим, и что? Ящик они сразу не выставят. У него
ничего нет, точно.

– У него машина есть. Поедет – достанет.

– А если не достанет? Откажется?

– Что ты меня пугаешь? Кем ты меня пугаешь? Аркашей? Казаком? Они у
меня вот здесь будут. Я сказал, значит, всё!

– Нам же ещё рыбу чистить. Вернуться надо пораньше. Я с вами не пойду.
Мне завтра баранку крутить. Да и кто-то должен здесь оставаться, у
машины.

– А мы тебя, нытика, и не возьмём.

Подкрепившись сваренной рыбой и напившись чаю, решили ещё подзаправиться
тушёнкой. А потом два спортсмена-молодца взяли лодку за вставленные
вёсла и нехотя поплелись за бородатым Стасом. Чтобы не плавать дважды,
решили переправиться через протоку втроём. Рискнули и пожалели. В
притопленную лодку, не рассчитанную на такой вес, с каждых махом вёсел
заплёскивалась вода.

На косе Стас пошёл по кустам, светя фонариком. Найдя подходящий завал
леса-плавня он кликнул поджидавших у воды парней. За чернотой леса
залаяла собака. Сели на приятно сухие брёвна, закурили.

– Может, костерок? Небольшой.

– Собаку слышал? Это я только крикнул. А Костер сразу заметят.

– Машина загудит – потушим. Промокли ведь, Стас.

– Потушишь ты. А дым? Ложитесь на брёвна и дрыхните.

– Холодно.

– Ничего. До двух немного ждать осталось.

Андрей с дедом откатывали на марле икру, когда залаял Душман.

– Медведь, - определил дед. – Опять пришёл кишки жрать.

– Надо ружьё привезти, Витя. Охота в субботу открывается. Уток
пошугаем.

– Привези. У меня-то ни билета, ни ружья. Всё забрали, сволочи.

На пустой таз положили грохотку, на неё завёрнутую в марлю икру, чтоб
стекли остатки тузлука.

– Куда мы её столько наловили? – мрачно усмехнулся Андрей. – Всё равно
ведь всю пропьём.

– Ещё поедите сегодня? – спросил дед.

– Собирались. После первого толчка.

19

Темень, за окошком чуть сереет. Алексей спустился с нар, вышел босиком
на улицу. На кухне тоже темно. Вскинул к глазам электронные часы.
Ноль-четыре, ноль-восемь. Глаза привыкли к темноте. На широких, от
стены к стене, нарах рассмотрелись спящие. Андрей и Геннадий, дед с
бабкой спали в другом домике. Лёха поёжился и позвал.

– Каза-ак!

Подождал ответа. Захотелось прилечь.

– Каза-а-ак!

На третий раз он потормошил за ногу.

Геннадий не приподнялся, не пошевелился даже, а лишь спокойно спросил.

– Чего?

– Как – чего? Четыре часа. Самый ход.

– Андрюха где?

– Рядом с тобой. Вы чё, путчисты, морды давите? Будем ловить, или нет?

– Давай попозже маленько, - так и не сделав ни малейшего движения,
ответил Гена-казак.

– Ну и слава Богу, - сказал про себя Лёха и полез в свой тёплый угол.

Выспались они знатно. Солнце уже во всю светило, бабка с дедом на кухне
ругались, когда Андрей, за ним Геннадий, а потом и Алексей заворочались
с потягиваниями.

– Эх, сейчас бы сюда мурочек!

Выбрались на улицу, походили по кустам, сполоснули глаза, поласкались к
Душману.

– Казак, поехали! – выскочила из кухни, накричавшись там до одури,
бабка. – Мне на работу после обеда!

– Поедем, сейчас поедем. Дай чаю попить.

– Дома будешь чай пить! Я опоздаю, понял?

– Нечего было приезжать, - вышел за ней дед.

– Тебя не спросила!

Уселись, посмеиваясь, на стол. Дед поставил жаренную рыбу, масло, икру,
сахар, хлеб, горячий заварной чайник с печки.

- …те! – сказал он, что означало, кушайте, пожалуйста. И напомнил. –
Рыбу ещё посолить надо. Так и лежит.

– Успеем, - яро почесал голову Геннадий.

– С собой брать будете? – спросил Андрей.

– Будешь брать? – переадресовал вопрос Лёхе Геннадий.

– Кого? Рыбу? – чуть не поперхнулся Алексей. – Куда? У меня там полный
бак.

– Зимой приедешь, заберёшь.

– Да отстань ты от меня с этой рыбой. Куда мне её столько? Икру возьму.

– Пригодится. Зима голодная будет. Продашь.

Андрей внёс ящик с банками.

– Ваша. Сами потом поделите.

Собирались в дорогу и на соседнем плёсе. Злой после бесплодной ночи,
Стас ходил, кричал, швырял вещи, присаживался, вставал, ходил. Два
молодых парня, побывавшие с ним в дозоре, потягивали свежезаваренный
чай, унимая продрогшие тела. Позёвывающий Шустрый чистил рыбу, пойманную
в начале ночи.

– Стас, ну помогите, - уговаривал он. – Мне одному столько не сделать.

– Надо было не дрыхнуть, когда мы ушли.

– Ты же сам сказал.

– Что я сказал?

– Быстрее почистим – быстрее уедем.

Бородач всё же согласился и взялся за нож, подгоняя дрожащих молодцов. И
получилось довольно быстро. Хотелось поскорее уехать. Улов прошлой ночи
требовал соли. Над кузовом гудели синие мухи. На мешках с рыбой, в
складках, кучно набились их кладки яиц, похожие на горстки опилок.

Свежеочищенную рыбу сложили в ящики, составили обвязанные вёдра с икрой,
всю добычу накрыли брезентом.

– Трогаем! – крикнул бородач.

– Да неужели? – пересмехнулись меж собой спортивные молодцы, забираясь
в кузов.

– Связались с этой рыбоохраной!..

– Не говори. Стас этот придурочный. По рогам бы ему выписать.

– В городе я бы уже штуки три сделал за это время.

– Ели не больше.

– Спокойно, без пахоты.

– С водкой, с бабами.

– А тут что? Ну, будет у нас икра. Её же продать ещё надо.

И получилось так, что обе машины, разделённые двумя километрами,
завелись почти одновременно, не услышав друг друга. И одновременно
выехали. До насыпной галечной дороги «Урал» добрался первым, хотя ему
было дальше. Андрей на «ГАЗ-66» остановился у сенокосчиков из милиции и,
выйдя, долго с ними о чём-то разговаривал. Пока бабка Воробьиха не
крикнула.

– Ты долго там будешь?!

Поэтому они выехали на этот же прямой отрезок пути тогда, когда «Урал»
его заканчивал. Молодцы-спортсмены, ехавшие в кузове, заметили
появившийся «газон» и, как только их машина выехала на трассу, постучали
в кабину.

– Вон они, - указали выглянувшему Стасу.

– Это могут быть и не они, - крикнул Шустрый. – У сенокосчиков
несколько таких машин.

– Проверяем! – дал команду бородач со скрытой радостью.

Он неторопливо пошёл к соединению насыпной дороги с асфальтированной.
Парни, выпрыгнув из кузова, пошагали за ним. Шустрый, заглушив машину,
облокотился на руль, наблюдая из кабины.

Алексей и Геннадий встали, держась за передний борт кузова,
переглянулись.

– Встретились всё-таки, - зло выговорил Геннадий. – Хорошо, без рыбы
едем.

– А икра? – спросил Алексей.

Андрей затормозил перед поднявшим руку бородатым. Опустил боковое
стекло.

– Чего ему надо? – вытянулась и бабка, чтобы лучше слышать.

– Инспекция рыбоохраны, - сурово подошёл к машине Стас. – Что везёте?

– Сенокосчики, - крикнул так же сурово Андрей. – Ничего не везём.

– Ну-ну, говори. Этот, что ли сенокосчик?

– Какое твоё, на хрен, дело? – завизжала в кабине бабка. – Тебе
сказали, что ничего нет, значит, ничего нет! Чего ты вынюхиваешь? Я на
работу опаздываю, а он шарит тут!

– Машину осмотреть надо! – крикнул бородатый в ответ, направляясь к
заднему борту кузова.

Бабка выпрыгнула и обежала машину наперерез проверяющему.

– Не хрен тут смотреть! Вон, в своей машине смотри! Что у вас под
брезентом в кузове? А? Что, я спрашиваю?!! У нас пусто, смотри,
пидарюга! Кто ты такой, чтобы смотреть? Смотритель нашёлся! Кто ты
такой? Приехал тут!

– Вот документы, - начал суетливо рыться в нагрудном кармане Стас,
опешивший от такой атаки. – Хватит орать!

– А ты чего орёшь? Чего ты мне тычешь? Я здесь сорок лет живу, а
ты приехал, налетел, пёс ё…! Убери свою бумажку, а то я её порву на …!
Мне, значит, нельзя ловить рыбу, а тебе можно, да? Нет у нас ничего,
видишь? А теперь пошли твою машину посмотрим! Пошли, чего стал, б…? Что
у вас в кузове, говори!

Стас заорал в ответ.

– Нет ничего, так и поезжайте! Чего накинулась, как собака?

– Я собака? Да я тебе за такие слова сейчас всю рожу раскровавлю.
Слышишь ты, сука позорная!

Стас быстро пошёл прочь. Когда сел в кабину, на минуту закрыл глаза,
чтобы унять раздражение.

– Ну что? – стараясь не улыбаться, спросил Шустрый. – Есть у них рыба?

– Рыбы нет, - тихо выговорил бородач. – В кузове ящик, сеном прикрытый.
Наверное, икра. Но ящик небольшой.

– Поехали, - жалобно сказал Шустрый, и, не дожидаясь согласия, повернул
ключ зажигания.

– Ну, баба-яга, молодец, - похвалил Геннадий защитницу под хохот
Алексея.

Бабка молодцевато подошла к кабине, забралась, лихо хлопнув дверцей и
дала команду Андрею, у которого слёзы текли из глаз.

– Поехали! Я на работу опаздываю!

«Газон» вывернул направо и покатил в сторону посёлка. «Урал» поехал в
противоположную. Через три километра ему предстояло свернуть на
дорогу-тропу к сопкам, где в глухом распадке находилась землянка,
в которой поджидали своего часа бочки и мешки с солью.

20

А Геннадия с Алексеем ждал дома вкусный обед.

– Похоронили в Москве ребят, - скорбно сообщила Нина. – Молоденькие
совсем. А эти сволочи оправдываются.

– Да пошли они, - проворчал Гена-казак, шумно работая ложкой.

Опорожнив тарелку, он отодвинул её от себя и с напускным безразличием
предложил.

– А то оставайся ещё.

– Меня дома и так-то казнят, - засмеялся Лёха.

Он пересытился и рыбой и ловлей. Хорошего понемножку, как говорится, а
он явно перебрал.

Готовясь в дорогу, Алексей растолкал по углам тщательно завёрнутые банки
с икрой. Когда закончил, понял, что зря старался, если будут искать, всё
равно найдут. В машине стоял одуряющий запах. Рыба дала сок, наполнив
бак своим тузлуком. Алексей распахнул все дверцы, чтобы проветрить
салон.

– Паром во сколько?

– Ну-ка, - крикнул Геннадий дочери, - быстро нашла газету с
расписанием.

Посмотрели. До парома оставался час.

– Засиделся я у вас. Тянет в дорогу.

– Лимитку не забудь. Вдруг, мало ли.

– Сегодня вряд ли. Возьму, конечно.

– За остальной рыбой когда приедешь?

– Да отстань ты. Капусту привезу, когда за картошкой приеду, тогда
может быть.

– Ты уж капусты обязательно.

Помолчали. И не знали о чём говорить, пока Алексей не уселся в машину
окончательно. В это время вошла во двор бабка Воробьиха.

– Что, Лёша, едешь? Ну пока.

– Специально попрощаться прибежала? – спросил её весело Геннадий.

– Узнать пришла. Когда вы с Андреем на сенокос поедете?

– А тебе-то что?

– Как что? У меня там дед. Болеет. Сука такой.

Пожали руки. Нина с детьми помахали с крыльца ладошками.

– Ладно, - вскинул пятерню Лёха. – Держись, геолог.

Вывернув на дорогу, он тут же остановился, затормозил. На обочине стоял,
засунув руку в карманы телогрейки, знакомый мужик. Где-то они виделись.
Красная припухшая кожа лица в крупных порах. И усмешка не то над
окружающим миром, не то над собой. Алексей даже не понял, зачем
остановился, мужик ведь не голосовал. Открыв дверцу пассажира, Лёха
крикнул.

– Тебе чего?

– Ничего, - ответил мужик так, что захотелось рассмеяться.

– Садись, подвезу.

– Давай, - согласился тот и залез в машину.

– Куда собрался? – вопросительно кивнул Леха, когда поехали. Он
вспомнил. Несколько дней назад толстяк подвозил их на лодке с реки.

Странный пассажир на вопрос не ответил, пожал плечами, усмехнулся.

– Я на переправу, а тебе? – спросил Алексей более конкретно.

– Поехали.

Он попросил остановиться километра через три, сказав.

– Вот здесь, что ли.

– Так куда ты идёшь, всё-таки? – не понял Алексей. С одной стороны
море, с другой сопки, ни души вокруг.

Толстяк вышел, поёжился, улыбнулся, рук из карманов ни разу не вытащив.

– Пойду себе.

– Ты как я, земеля, - весело крикнул Алексей. – Пару дней в тайге,
хочется домой, к телевизору. Домой приехал – хоть в тайгу беги. Так и
мучаемся.

До самой переправы вспоминал он этого непонятного и такого родного
мужика. Ещё вспоминал глаза инспекторов, глядящих всегда серьёзно, без
тени юмора, насквозь, подозрительно. Вспомнил и глаза бьющихся рыбин,
глядящих вдаль, вперёд, в продолжение жизни.

21

На следующий год Алексей узнает историю, которая произойдёт здесь,
позади, на косе лицензионного лова.

Через месяц, когда уже выпадет первый снег и промысловая пора
закончится, приедет Тимофеич и даст команду закрывать пост, а так же
устроит большой нагоняй по поводу зарегистрированных жалоб.
Непохмелённый грязно-зелёный Шурик начнёт оправдываться, Стас
оскорблять, сваливая на подчинённых и свои грехи, Шустрый раскричится и
своём неблагодарном труде за баранкой автомобиля, а Тимофеич будет
кричать на молодцев-спортсменов, обвиняя во всём их попустительскую
инфантильность, нежелание нести службу как следует.

– Короче! – рявкнет он, заглушая поднявшийся гвалт. – С тобой мы
распрощались, - это он Шурику. – С вами на следующий сезон посмотрим, не
знаю, - это Шустрому и двум помалкивающим. – А с тобой будет отдельный
разговор. – Это бородатому Стасу. – Я поехал. Через два дня чтоб машина
стояла на Яне. Хозяйство сдать Козыреву.

– Понял, - кивнёт Стас. – Всё будет.

В тот же день они сделают рейс к землянке, а потом в Магадан, куда
поедут только Стас и Шустрый, плотно укутав кузов брезентом. На
следующий день ещё раз навестят землянку, заберут остатки, часть сгрузят
в домике и вновь отправятся в Магадан. Вернутся Стас и Шустрый на
«уазике», привезут водку на прощальный банкет. Приготовлением закуски
займётся Шурик, пока четвёрка будет ездить к Козыреву.

А потом они сядут впятером вокруг кастрюли, чадящей дурманным запахом
картошки с замешанной тушёнкой, вокруг нарезанного хлеба, шпига в
красном перце и колец лука, вокруг эмалированных кружек.

– Отмучились! – поднимет тост Стас.

– Все радостно подхватят, заматерятся на все лады, имея в виду её,
рыбную ловлю.

Хорошо закусив, поднимут третий тост за то же самое, выражаясь теми же
словами, отмеряя радость теми же кружками. После чего благостно закурят,
ковыряя спичками в зубах и выцикивая застрявшие мясные волокна. Тут и
подойдёт старший к главному вопросу.

– Доставайте. Будем делить.

Он останется сидеть в позе мудрого старейшины, а молодёжь засуетится,
забалагурит.

– Стойте! Давайте ещё по одной! – закричит истерично Шурик и чуть не
уронит на пол третью, ещё не распечатанную бутылку.

– Держись ты! – крикнет зло Стас, ловко подхватывая драгоценный сосуд.
– Уже готов?

Молодёжь внесёт первые ящики.

– Ну давайте вмажем, - жалобно попросит Шурик. – Потом уже с этой
икрой.

– Успеешь, - ответит Стас, но бутылку распечатает, разольёт.

Парни выпьют, занюхают и продолжат приостановленное занятие. Стас
проглотит в три глотка, запьёт водой и затянется папиросой. Шурик
поперхнётся и, согнувшись, засеменит на улицу. Оттуда будет доносится
его кашель и сплёвывания. А у сидящих в домике радость на лицах сменится
удивлением.

– А где ещё ящик?

– Одного не хватает, точно!..

– Ничего себе.

– А ну иди сюда!

Шурик вернётся, тяжело дыша, держась за грудь, с мукой на лице.

– Где ещё ящик, падла?

– Какой?.. Я чё?.. Всё здесь… Вы сами… Я откуда?.. Ты складывал… Чего
сразу?..

– Мочи его, - медленно кивнёт Стас.

И Шустрый, подняв с полу топор, тюкнет сзади несильно по темечку.
Шустрый упадёт лицом в ящики.

– Головы ему отрубить бы!

– Не давать ни одной банки!

– И водки больше не давать.

– Утром на автобус и пусть едет к ё… матери.

– Вытащи его на улицу. Чтоб аппетит не портил.

Вчетвером они распечатают четвёртую и будут долго сожалеть об
испорченном празднике, вспоминая те обстоятельства, когда их
грязно-зелёный товарищ мог пропить целый ящик, десять литровых банок
икры. Но успокоятся, придут к общему мнению, что так даже лучше, ему
ничего не давать, значит, самим больше достанется.

– Где он там? – глянет Стас в сторону двери. – Оклемался, нет?

Один из молодцев подойдёт к двери, толкнёт рукой, надавит плечом.

– Стас, - произнесёт он растерянно, вернувшись с улицы. – Он там
кажется готов.

Они торопливо внесут в домик бездыханное тело.

– Я же тихонько, - залепечет Шустрый. – Ты сказал… Ну и я… Что же
делать?

– Закопать!

– Уехал автобусом, не знаем и всё!..

– Да кинуть в речку, в море вынесет, рыба сожрёт!..

– Скажешь тоже, в море! А если к берегу прибьёт?

– Да закопать и всё!.. Бери лопаты!..

Они найдут место подальше, разобьют промёрзшую землю, бросят тело,
засыпят, отойдут и поразятся. Свежая могила будет гореть чёрным пятном
на ночном снежном поле.

Выпив пятую, они заговорят и задвигаются как в бреду, удивляясь, почему
водка действует на все части тела, но не на мозги.

– Надо в воду!..

– Уехал, не знаем!..

– На течение, тогда в море далеко вынесет!..

Они откопают труп, отволокут в лодку, долго будут возиться с мотором,
потом заурчат на всю пугающую тишину, выедут на средину течения и там
вывернут свой страшный груз за борт.

Потом выпью ещё и, хохоча, и подбадривая друг друга, выйдут на берег. На
бледной плоскости воды будет ясно видна чёрная точка, которую медленно
из устья заворачивает к ним, на косу. Вчетвером они сядут в лодку, чтобы
поехать и убедиться. И вернутся впятером.

– В мешок его надо!..

– С камнем, как груз!..

– А скажем, что рейсовым умотал!..

– Тащи!..

Но окоченевшее тело засопротивляется, окажется велико для мешка.

– Топор!.. По частям затолкаем. И отвезём на речку повыше. На плёсе
где-нибудь в яму кинем. Чтобы, если его найдут, непонятно было, как он
туда попал.

– Как по частям?

– Об косяк!.. Рыбу не разделывали, что ли?

Он первым возьмётся за топорище и хрястнет несколько раз. И передаст
следующему. Конечностей хватит на всех.

Козырев проснётся в своём доме на повороте реки и удивится, кого это
ночью понесло на лодке в такое время.

Его и пригласят на опознание, когда весной найдут мешок прибитым к
берегу всё на той же косе.

Жителей посёлка больше всего возмутит приговор суда, о котором появится
заметка в газете. За убийство человека одному дадут семь лет, другому –
шесть, остальным по три.

Алексей Путинцев узнает о произошедшем лишь через год, когда вновь
приедет на рыбалку к своему другу.

22

Ведомые энергией инстинкта, поднимаются, подтягиваются из моря к берегам
рыбные стада. Самки послушно сзади, самцы смело впереди. Перед устьем
сталкиваются с речными водами. В их пресной чистоте надо отстояться,
привыкнуть, собраться с силами, уловить сигнал, момент для рывка к
страстной радости.

Стоят кижучи в ленивых водах отлива и пьянеют от несолёных струй, от их
вкуса, нового аромата, будоражащего таинством, предчувствием не только
любви, но и страха, ужаса. Горбоносые самцы стараются не пропустить
съестную мелочёвку, чувствуя, что в журчащих водах будет не до еды.
Тяжелобрюхие самки, прячущиеся за широкие спины изнемогают: скорей бы,
скорей!

Интересно, знает ли рыба, что, идя на праздник жизни, она идёт на
гибель? Нет, наверное. А если бы знала, то умела бы говорить. А если б
умела говорить, то поразились бы люди её мужеству.

Возможно, какая-то самочка с изломанной психикой и заведёт нервную
канитель.

– Какая глупость! Тащиться чёрт-те куда! Жизнь и так коротка, сколько
её отпущено? Не сегодня-завтра проглотят. Не хочу я наполняться икрой!
Не хочу махать хвостом за сотню километров! Я никому ничего не должна!
Меня не интересует ваш проклятый зов предков! Мой зов подсказывает мне
здесь отметать эту проклятую икру, а не переться в такую даль.

– Здесь нельзя, - возразит ей самочка попроще. – Икра пропадёт. Да и не
получится у тебя ничего, не приспел срок-то.

– Дура идейная! – ругнётся самочка с психикой. – Не хочу я туда! У
меня депрессия! Делают же преждевременно.

– Большой! – позовёт спокойная вожака. – Слышь, что Нервная бормочет? У
неё преждевременные на уме.

– Я ей, б…, устрою преждевременные! Отдыхать и ждать!

– Грубый самодур, - выговорит сквозь зубы Нервная и потихонечку
отстанет в последний ряд.

К ней с каждого боку прижмутся два самца помельче, Шрамовидный и
Узкохвостый.

– От излишнего давления можно избавиться, дорогая…

– Сделать тайно, и даже удовольствие получить…

Зависает, затягивается сонность перед речными водами. Отлив иссяк,
впадающие пресные струи журчат на одном уровне, не выше, ни ниже… И…
Вот!

Невесть из каких морских далей приносится короткий сдвиг. Будто там
что-то толкнули. Это не волна. Это можно лишь почувствовать. Безмолвный
приказ. Рождающий беспокойную радость и тревожное смятение. Боязнь и
желание.

Первый толчок. Магия начала. Требование новой жизни. Кто прозевал, или
не понял, тот остаётся на месте, закисая, изнывая от своей же не имеющей
выхода энергии, тратя её зло, жестоко, безумно, бесплодно. Уловивший
веление бросается вперёд, не задумываясь над последствиями.

Пошли кижучи. И кета пошла. Большой повёл, полагаясь на своё чутьё и на
будоражащий восторг.

Как самый первый, он и напоролся на преграду, влетел в захлестнувшие
тенёта. Большой мощно ударил хвостом, предупреждая остальных об
опасности, запутываясь ещё больше. Помощники его, Правый и Левый,
отреагировали, уводя табун в сторону.

Вот и вторая опасность. Ныряющая огромная глыба, налетающая
стремительно, хватая клыками нерасторопных. Страшно! Поэтому быстрее
вперёд, вперёд!

– Где Шрамовидный и Узкохвостый? Почему отстали?

– Не знаем, - хором отвечают самки. – Они-то что. Большого жалко. Какие
бы от него ребятишки хорошие пошли!

– А нервная истеричка где? Её тоже не видно!

З – Ну и пусть себе! – торопят самки. – У нас икры хватит! Быстрее!

Отработав до изнеможения приличное расстояние, табунчик ложится на отдых
под свежие струи переката. Студёная вода наполняет силами и возбуждает.
Рядом табун кеты, их больше. Оскал их зубастых ртов улыбающийся,
уголками кверху, у кижучей пасти книзу изогнуты, словно опечалены,
удивлены.

Где-то сзади ухнули пугающие шумы. У кетин переполох. Кто-то забился,
сопротивляясь и предупреждая остальных – опять сеть! Другая, в которую
не сам попадёшь по неосторожности, а она тебя найдёт, окружит, прижмёт к
берегу. Левый рванул, увлекая за собой, и попался, запутался. Самки
отступили, прижались к Правому. Тот не торопится выводить, ждёт и тем
приближает опасность. В одну сторону, в другую, а сзади мель, за которой
воды вовсе нет. Запутавшиеся три кетины своей борьбой с ловушкой
неожиданно указали спасение. Тонкая белая полоска приподнялась над
камнями дна, приоткрывая тёмное пространство. Туда устремился Правый и
следящие за его хвостом. И вырвались! Вышли в спасительную тишь глубины.
Но ненадолго, только вперёд! Когда идёшь, не так страшно.

Дальность пути отбирает силы, а освежающая, всё чище, вода наполняет
хмелем. Кончились сети, поотстали нерпы, не по хвосту им такое
мелководье. Разве что медвежья лапа иногда мелькнёт. Или ударит острога
забредшего в такую даль любителя крупной икры. Здесь её пробивать не
надо, надави на брюхо жертве и она посыплется картечинами.

Правый украсился красно-оранжевыми полосами. Возбуждают такие цвета, с
ума сводят.

И вот тут-то, на перекатах ключевых вод закрутятся и заюлят местные
жители, поражающие своей наглостью.

– Чего стали, приуныли? – не то закричит, не то заюморит самый
развязный из хариусов, самый шустрый. – Давай-давай, быстренько мечем
икру! Времени нет, на подходе другие!

– Разгони их, Правый! – возмутятся самки. – Они же пожрут наши труды.
Ничего на будущее не останется.

– Вы ещё разговаривать? – заходит ходуном Шустрый. – Мы здесь хозяева!
Ваше дело – метать икру! Отработал честно – и подыхай на здоровье.

Ударит Правый хвостом, расшвыривая востреньких хариусов и скользких
кумж.

– В чём дело, зачем так нервничать? – преданно вынырнет перед ним
Шустрый. – Вы правильно ставите вопрос. Если б вы его не задали, это
было бы неправильно. Не нравится – скажите. Мы примем меры.

И никого не поймать за хвост. Похлопают по спине и посоветуют.

З – Трудитесь, трудитесь честно. А мы вам поможем.

Найдётся заводь-проточка, где никого, тихо. И вода словно шепчет: здесь,
здесь!.. Глотнув её, обжигающей и пьянящей, Правый взыграет телом и
примется за последние брачные обязанности. Большим наростом на носу,
увеличившимся и затвердевшим за долгий путь, он начнёт рыть, рыть и
рыть, накапывая ямы в мелкой гальке. Над каждой он завертится вместе с
самочкой, выметывающей икру, поливая обильно молоками, а потом быстрее,
пока есть силы зарывать, зарывать её драгоценную, прятать, чтоб
убереглось хоть немного. От одной ямки к другой, от неё к следующей, до
последнего усилия, до того напряжения, когда широко раскрывается пасть в
последней потуге, в агонии уходящей жизни, в шёпоте:

– Господи, как хорошо!..

– Ой, мамочка!..

К безжизненным телам подкрадутся хариусы. Шустрый ударит презрительно
хвостом по грозному носу неопасного уже самца.

– Думаешь, спрятал? Думаешь, не найдём? Достанем, б…, никуда она не
денется.

Но всей икры добыть не смогут. Не по силам окажутся для них камни,
которые шутя, играючи наворочали кижучи в последней пляске любви.

А для кого-то она окажется не последней. Не погибнут от несчастий и
напастей Нервная, Шрамообразный и Узкохвостый, покусанный. Ещё там, в
тревожном устье, найдут они замутнённый уголок, прижмутся друг к дружке
и начнут похотливо выдавливать из себя недозревшие страстишки.
Облегчение без всяких брачных обрядов, без рытья ям, без отдачи сил до
последнего вздоха. Даже нагло подглядывающие хариусы не будут их
смущать. Натешившись, они устало предадутся волнам, несущим обратно в
море.

23

Алексей Путинцев словно очнулся, тряхнул головой и заработал баранкой,
удерживая машину на дороге. Так и бывает. Задумаешься от монотонности,
пойдут видения, и если не успеешь вовремя в реальность, то понесёт тебя
нелёгкая в мир иной.

Что это было, сон или бред? Рыба, женщины, разговоры о жизни и любви,
желание близости…

Алексей поёрзал на сиденье и запел во все горло.

– Ничего не поделаешь!.. Тянет в дорогу!..

До Магадана он не доехал километра два. При переключении на пониженную
передачу, рукоять рвануло, и снизу заскрежетали отрывающиеся зубья.
Раздатка. Полетела.

– Хорошо хоть здесь, - взбодрил себя Лёха. – На трассе могло быть хуже.
– И добавил сказанную-пересказанную фразу, выделяя рыком последнее
слово. – Могло быть хуже, но р-реже!

Такая манера говорить как бы придаёт юморной смысл. Юмора вроде и нет в
сказанном, но есть намёк, а это уже не просто, а со значением.

Именно такими фразами он и рассказал обо всех своих приключениях
Генке-якуту. Тот покуривал, морщил лицо, усмехнулся и подвёл итог.

– Вот за ремонт половину икры с рыбой и отдашь.

Но цены возросли, инфляция. Отдал он товаром меньше, десять хвостов и
два литра, но пришлось занять тысячу рублей. Была бы водка, обошлось бы
дешевле, пояснили слесари-ремонтники.

– Лишь бы моя не узнала, а то моментом сожрёт, - веселил друга Лёха,
так как тот расстроился, что устроил по блату такой дорогой ремонт.

– Тебе сколько рыбы оставить, Якут?

– Мне не надо. Я же к старателям технику забрасываю.
У них бригадная лимитка. Икры и рыбы вал будет.

– На следующий год куда старателей? В какое место?

Геннадий назвал.

– О? Там я ещё не был. Золото хорошее?

– Не знаю. Но техники туда много.

– У них всё механизировано. Только любовь вручную.

После обеда Алексей приехал к другому Геннадию, штурману. Ему в подарок
выложил пять рыбин и литровую банку.

– Встре-етил твоих москвичей, встрре-етил, - распевал Гена. – Дома они
меня не нашли. Не нашли квартиры. Ждали в порту. Я догадался, поэтому
прямо к вылету. Мимо друг дружки ходили, они ж меня в форме-то не
видели. Ну, я по справочному вызвал, документы-то у меня. Нагрузились
они капитально. Десять килограмм без доплаты протолкнул. Улетели. Всё
нормально.

– Ну, спасибо, Ген. А то я прямо распереживался.

– Тебе спасибо за рыбу.

– Да брось ты! Этой рыбы я тебе ещё мешок привезу. Ты подумай вот что.
К Новому году мне из Москвы поросят надо будет привезти. Как сделать?

– Приду-умаем! Да куда ты рвёшься, путчист? Посиди. Кофе попей.

– Ничего не поделаешь, - развёл Алексей ладони. – Посидеть бы надо.
Пару литров приговорить. Мурок каких-нибудь. Но пора. Я своей обещал в
понедельник в крайнем случае. А сегодня у нас что? Понимаешь?

Всю дорогу до дома он обдумывал, что скажет жене. Похвастается уловом?
Не так много и осталось. Пожалуется на поломку и не на одну? Заставить
отвечать на вопрос, во сколько обошёлся ремонт. Или признаться? Что была
и рыба, был и ремонт, и, самое главное, не хотелось уезжать, хотелось
ловить, сидеть в домике за чаем, наблюдать за новыми знакомыми, и были
рыбники, которые хотели ласты выкрутить, и была та энергия природы,
которая заряжает своей неповторимостью. Какие чувства рождаются, когда
наблюдаешь неподвластное уму сочетание живого и мёртвого. И радость от
увиденного неописуемая, и горечь, что не навсегда.

Ничего, решил Алексей, приезжаю поздно, дети будут спать, скосим на
усталость, покаемся и в койку, где наступит мир во всем мире.

Окна квартиры не светились, значит, дрыхнут. Как и хотелось. Скорее в
домашнее тепло и забыться. Ведь соскучился, всё-таки.

Аня встретила в прихожей, услышала подъехавшую машину. Алексей закрыл за
собой дверь и остановился, глядя в её глаза, измеряя, много ли там
накопилось. И она, видя его усталость, не знала с чего начать. В
ожидании, чтобы она заговорила первой, он прислонился к стене и виновато
улыбнулся. Она тоже не выдержала и улыбнулась в ответ. А потом сделала
шаг и замахнулась, выказывая желание убить негодника. Он, словно получив
удар, медленно сполз по стене вниз, закатывая глаза, опустился на
колени, ткнулся повинно головой в её живот. А она обхватила его бычью
шею, чтобы хоть придушить немного, даже силу приложила. После чего
прозвучали первые слова.

– Ну и гад же ты, Лёшка!

Что тут ответишь? Конечно, гад.

– Вот, вот, пожалуйста, - она сердито достала из сумочки, висящей на
зеркале, листок бумаги. – Повестка к следователю. Вызывают. Ты пойдёшь,
я не пойду. Я предупреждала, что твой сынок ворует. Ты только
отмахивался. Тебе некогда.

Алексей взял листок, прочёл.

– Он дома?

– Спит. Не буди сейчас. Утром.

По изменившемуся лицу мужа Аня поняла, что и с повесткой надо было
утром, сейчас всё-таки встреча.

Алексей, сидя на коленях, привалился к стене, скособочил рот,
разглядывая бумажку.

– Рыбы много привёз? – примирительно спросила Аня.

– Тебе хватил. Да, это, половину Хохлу нужно отдать.

Глядя на бумажку, он услышал сдавленный крик, поднял голову и увидел,
что она прикрыла рот и округлила глаза.

– Ты же ничего не знаешь!.. Его нет!..

– Как нет? Чё ты мелешь?

Но недосказанность уже пронзила судорогой.

– Генка… Хохол… Погиб… Он же в рейс… И возле Сусумана… Там авария… Он
хотел как-то обойти… Пассажира остались… А его горлом на лобовое стекло…
Родители позавчера увезли на материк хоронить…

Лёха зажмурил глаза и съёжился. Замелькали картины, как такое могло
случиться. И ведь в то самое время, когда он… Когда рыба… Когда рыбники…
Когда в Москве…

Он же обещал упоить Хохла после возвращения, рыбы дать, икры. Теперь у
него осталась лодка друга и сеть. А он с ним даже не попрощался. Вот
она, расплата за веселье.

Аня опустилась рядом с ним, тихо плача.

– Зина одна осталась, представляешь?.. Двое детей… Как ей теперь?..
Молодая… Она же предчувствовала… Ещё говорила вам, когда вы перед
рыбалкой пиво у них пили… Что не надо ему ехать, не надо!.. А ты: кто
вас кормить будет!..

Алексея ещё раз сдавило всего, съёжило.

– Получается, что я виноват? Он бы всё равно поехал. Ты Хохла не
знаешь?

– Зина каждый день заходит. Ничего не понимает. Вроде поминки надо, а
как, чего? В магазинах пусто.

– Поминки мы сделаем, - выдохнул с дрожью Лёха. – Я сделаю. Ох, Хохол,
Хохол!.. Где же мы с тобой теперь увидимся?

– Дурак, - размазывала слёзы Аня. – Я думала, что с тобой тоже… Нет и
нет… Ты же ведь не слушаешь, когда тебе говоришь…

– Как вы не понимаете? Ну скажешь ты мне, что не едь, будут
неприятности, а мне надо, так я всё равно поеду.

– Но ведь вас же предупреждают заранее!.. Предупреждают!..

– Если знать всё заранее – неинтересно жить.

Он обнял жену, опуская свой лоб на её висок, словно прося поддержать
непосильную тяжесть мыслей. И она покорно подалась к нему, встречая
теплом своего тела.

сентябрь-ноябрь 1991года.

Повесть была опубликована в журнале «Нева» №6, 1998г.

Редактировал авторскую рукопись С.А. Лурье.