холодный ужин гениев

Тарас Дрозд

холодный ужин гениев

роман

Г Л А В А П Е Р В А Я

1

Какое это счастье, что-нибудь украсть.

Если навязчивая идея веселит в неполные и непонятные тридцать лет, то не
стоит и задумываться о внутреннем несоответствии возрасту. Вика
убеждала себя, готовясь психологически. Когда слоняешься безработной не
по своей воле, и без употребления сладкого, об угрызениях совести
лучше не думать. Появятся, значит, есть в наличии. Ну и всё!

Как только Вика приметила объект, тут же родилась мысль, что хищение
возможно, а затем и план созрел, как на дело отважиться. Ничего
страшного, в телефильмах примеры куда реальнее.

Холодильный контейнер выставляли справа от распахнутой двери
магазинчика. К нему выходила девушка в фартуке поверх куртки с
капюшоном, топталась, курила, и, если возможных покупателей не
наблюдалось на выгодном расстоянии, уходила внутрь подъезда ставшего
торговой точкой. Периодически ее место занимал коренастый смуглый
парень, наверняка хозяин и заведения и продавщицы. Выйдет, окинет
ненавидящим взглядом безлюдный район, и уйдет к прилавку с убогой
витринкой обдумывать проблемы коммерции. Вика покупала как-то что-то
именно у него. Самодовольные фразы с диким акцентом и определили участь
хозяина в кепке. Ну очень захотелось рискнуть.

Вика дождалась, когда с обеих сторон по тротуару никто не маячил,
быстро вошла, попросила недорогую пачку табачной продукции, высыпала
приготовленную мелочь, кинула сигареты в полиэтиленовый куль, и
заспешила на выход. Ей некогда отвечать на глупые вопросы. Уходила из
двери налево, якобы на противоположную сторону. А через десять шагов
оглянулась, теперь она уже не в поле видимости продавца, и быстренько на
цыпочках к стене дома, и вдоль нее к ящику на колесах.

Крышка сдвинулась тяжело, рука задрожала от напряжения, и пронзил
испуг, долго возиться нельзя, хозяин может выглянуть, или появится
девушка в фартуке, неизвестно куда отлучившаяся. В отсеке ларя
искрилось желаемое. Не стаканчики-батончики, а пластиковые коробки с
килограммовым содержанием. Пальцы ухватили две! Рисковать из-за одной
глупо, сожаления хуже угрызений. Пакет Вика держала наготове
распахнутым, но не ожидала, что он так предательски зашуршит. Как
только левая рука ощутила волнующую тяжесть, проснулся тот, кого не
звали. Надо взять ещё две! – раздался истерический внутренний голос. Но
правая рука, с усилием не подчиняясь, дернула на себя тугую крышку. И
скорее до угла дома кингуриными прыжками. Здесь небольшая остановочка
перевести дыхание, а дальше она пойдет медленно, как ни в чем не бывало.

Девушка! – прозвучало за спиной, но не рядом.

И Вика пошла быстро. Она торопится и ничего не слышит.

Девушка, да постойте же! – приблизился мужской голос.

Продавец, - крикнула догадка изнутри. Надо бежать! Но Вика заставила
ноги не поддаваться панике. Она всего лишь спешит по своим делам. Хозяин
магазина не мог ее увидеть. Вика подняла глаза и остолбенела. Она,
конечно, торопится, но почему-то на помойку, идет прямо на бетонную
площадку, заваленную мусором.

Девушка, умоляю вас, минуточку!

Пытающийся остановить шагал за спиной, а идти вперед было глупо. Вика
обернулась и сказала первое, что на ум пришло.

Я с незнакомыми на улице не разговариваю!

Господи, увидела она, да это же бомж какой-то. Мужчина сиял щетиной.
Пожухлая куртка «а-ля-пуховик-тра-ля-ля», маринованные джинсы,
кроссовки, выпускаемые специально для пятидесятилетних нудазвонов, и
сверху, как завершающий шлепок, берет. Ну полное удодище. Такой берет
даже на помойке не найдешь. Вика непроизвольно оглянулась на развал
мусора и спросила.

А что вас интересует?

Прозвучало так, будто она хозяйка лежащего за спиной добра.

- Не бегите, - попросил он. – Будьте милосердны к моему порыву. Я искал
вас, можно сказать, довольно продолжительное количество времени. Я
совершенно не готов был к встрече именно сейчас… Всё так неожиданно…

Вика приятно удивилась. Перед нею бомж воспитанный и образованный.
Под оболочкой нынешней заскорузлости лежат пласты, запечатлевшие светлые
времена истории. А берет – несомненный экспонат, вещь, сохранившаяся из
эпохи немого кино.

- Я сначала обратил внимание на ваше необычное лицо, - продолжил он,
словно оправдываясь, и тут же как-то неприятно хихикнул. – А когда
приблизился, зачарованный вашей внешностью, то, простите, увидел то,
что вы сделали. Замечательно. Великолепно. У вас талант.

Вы тоже любите мороженое? – игриво спросила Вика.

Ей вдруг захотелось показать и личные манеры.

- О, да, я обожаю сладкое, - смутился небритый так, будто его поймали
за дурным занятием.

Я с удовольствием поделюсь с вами.

И она пошла, уводя его за собой. Угощать бомжа на помойке, - занятие не
такое уж и странное, но для культурного разговора лучше поискать место
получше. Ведь он желает что-то сообщить. Встреча неслучайна. Или
предложить. Но только не сальность, исключено. Мужчина хоть и запущен,
но не до полной дикости. Небритость даже симпатична. Захотелось его
ущипнуть.

- Найти бы нам местечко где присесть, – на ходу предложила Вика. –
Где угощаться будет легче. Неподалёку здесь площадка есть. А там грибок
стоит на месте.

Глаза мужчины восторгнулись. Он оценил уменье говорить.

- А почему бы не в кафе остановиться? В тепле куда милей
разговориться.

Хватит, достаточно, одернула себя Вика, надо прервать знакомство,
набирающее поэтическую форму. Угощать такого типа в кафе? Да у нее
просто нет денег, не говоря уже о правилах допустимого приличия.

Он понял, словно умел читать по лицу.

- Вы правы, согласен. Идти в кафе со своим мороженым несколько
недемократично. Но и сидеть под грибком при минусовой температуре
довольно рискованно. А почему бы нам не съесть мороженое на ходу?

Он подскочил к одиноко стоящему ларьку и тут же вернулся с двумя белыми
пластиковыми ложечками. Он их купил и одну протянул ей.

- Доставайте! Скорей доставайте! Как я давно не ел мороженого! Я
очень его хочу, как только увижу. Но буквально тут же переключаюсь,
думаю о другом, и забываю, а вспоминаю, когда вновь увижу. Замкнутый
круг. Но сейчас невероятнейшим образом совпало мое хотение мороженого с
моим желанием пригласить вас. Просто чудо какое-то, этот день нужно
записать. Какое сегодня число?

Он полез в нагрудный карман. А Вика уже протянула ему коробку.

Потом запишите, ну что вы!..

- Да я потом забуду, - сказал он, и по небритому лицу пробежали
сомнения. Но взял-таки пластиковый контейнер, записную книжку искать не
стал. – Весьма прошу напомнить мне об этом. Число и время. Судьбоносный
час.

Сорвал он крышку как-то неумело. Под дно коробки быстро подложил. И
преподнес ей блюдо на ладони. Извольте так, сударыня, откушать.

Вика ощутила, что вновь попадает в стихотворный ритм. Бросилось в
глаза, что его небритость ухожена. Этого толстячка она видела в другом
изображении. На телеэкране скорее всего. В каком-то фильме, но
давно. Ещё она увидела, как они чинно идут по улице и размеренно поедают
мороженое с его руки. Обративший на них внимание отметил бы, что точно
долбанутые. Он вдруг опять хихикнул, словно хрюкнул, и начал рассуждать
с пугающей серьезностью.

- Ложечка, у-у!.. Вот так ложечка, какое блаженство!.. Ложечка, о!..
Гениально!.. Жила-была ложечка... И был у нее... Нет!.. И влюбился в нее
мудрый Лож.

Может быть, Ложик? – подыграла Вика.

- Нет! – отверг категорично толстяк. – Если Ложик, то у него тут же
появляется друг Ножик, и они уже втроем, что предполагает отношения
легкомысленные и нечистоплотные, на грани венерических. А Ложечка с
Ложем – это глубокие чувства, драматичные.

Так куда вы хотите меня пригласить?

Вика перебила, желая вырваться из паутины, которой так быстро он ее
опутал. В том фильме, которого ей не вспомнить, он играл злодея. Правда,
доброго.

- Вы только что говорили о своем желании куда-то меня пригласить.

Он стал есть быстрее, как будто мороженое сейчас заберут. Затем
остановился, сосредоточился и продолжил, дирижируя ложкой. Да, он
приглашает, но не скажет куда, потому что его слова будут неверно
восприняты. Например. Он скажет, что приглашает ее на работу. Что ей
представится в этом случае? Наверняка, не очень радужная картинка,
скорее пошлая, а то и грязная, а это значит, что она его неверно поняла.

А Вика поняла, что ему мороженое звездануло в голову.

- Далее, - продолжил толстяк, - Сейчас мы, поедая романтичнейшим образом
мороженое, придем туда, где нас ожидает машина. Тут недалеко, возле
новых ларьков. Машина сейчас разгружается. Пока она стоит под
разгрузкой, у меня было время пройтись-прогуляться, размышляя о разном,
и, о-счастье, я встретил вас. Сейчас запою. Вы угостили меня мороженым.
После этого хочется только петь. Ваше поведение говорит, что вы натура
отзывчивая, внимательная, готовая отдавать себя, жертвовать, а это
наиважнейшие качества для нашего дальнейшего сотрудничества.

- Я в данный момент безработная, - быстро и скромно вставила Вика.

- Вот как? – лицо толстяка преобразило изумление. – Не может быть...
Чтобы в один день столько совпадений... Ведь я только хотел начать вас
уговаривать... Значит, вы согласитесь сниматься в кино?

- В кино? – изумилась в свой черед Вика. Предчувствия гомонили не
зря. Промелькнула нехорошая догадка, и она уточнила. – Вы что,
издеваетесь? Какое на фиг кино? Порнуха, что ли?

- Вот видите, - вздохнул толстяк и продолжил есть мороженое. Не
переставая при этом идти.

- Да я просто не гожусь, - засеменила следом Вика. – У меня внешние
данные не те. Да и не надо мне этого.

- Произошло то, чего я боялся, – энергично пояснил толстяк, уплетая
мороженое и убыстряя шаг. – Вы поняли неверно. Поэтому вопрос о кино
снимается. А вопрос о приглашении вас на работу остается.

Они вышли на оживленную торговлей местность. Он повел в зону
обслуживания ларьков. Остановились у одной из грузовых машин.
Распахнутые дверцы фургона демонстрировали в глубине откидные кресла.

- Все, что ли? – громко спросил кого-то небритый.

К нему подбежал смуглый кепконос и закричал почти без акцента.

И где ты ходишь? Ми давно разгрузились!

И тут же убежал на другой окрик.

А кто это? – испуганно спросила Вика.

- Чеченцы, - ответил толстяк, ища глазами куда выбросить пустую коробку.
Ему было стыдно, что он съел один почти все.

Так вы куда, собственно, хотите меня пригласить?

- На ужин, - быстро произнес толстяк. Он уже не казался миленьким.
Упаковку из-под мороженого кинул в сторону и облизнул ложечку,
собираясь, очевидно, захватить с собой. И повторил, пытаясь
очаровать улыбкой. – Скажем так, на ужин.

Появившийся вновь кавказец закричал возбужденно и с жестами.

- Сымон, садыс! В кабина не могу, там со мной люди будут! Давай,
быстро! Она едет? Сегодня эту везешь? Прыгай туда, ну!

Вика хотела закричать, что не желает никуда ехать, но сильные руки
подняли ее и слегка подтолкнули, чтобы она быстрее очутилась в одном из
кресел. Схватившись за поручень, Вика оглянулась. Толстяк, облизав еще
раз ложечку, швырнул ее через плечо и, опершись на руку водителя,
прыгнул следом. Дверцы тут же захлопнулись, образовав темноту.

Так Вика узнала, что ее похитителя зовут Семён.



2

Нет ничего праведней зудящего желанья изменить. Если подозрения,
оскорбления и упреки будут хоть немного оправданы, то и переносить их
станет легче.

Яна вышла на улицу не от возмущения. К поступку взывало замаянное
чувство справедливости. В этот день она была уверена в успехе, не смотря
на свою полноту. Отдых от надоевшего швейного цеха хотелось провести
как на охоте. Куда более хотелось, конечно же, насилия, чтобы и
совесть была чиста, ведь по натуре она не хищница. Но разве такого
дождёшься?

Яна пришла к универсаму, к стоящим по ранжиру ларькам. И около часа
пришлось бродить, напрашиваясь в жертву. Мужчин появлялось много, и
разных, но всех интересовали только напитки. Сам собой возник интерес к
товарам, которых никогда ей не подарят. Яна пошла вдоль других ларьков и
открытых прилавков под тентами. И главная цель подзабылась. Яна всерьез
прикидывала, на какие цены смогла бы решиться.

Он возник как из-под земли, вырос, как в сказке. Рослый, широкоплечий,
расхристанный, подвыпивший и угрюмый. Он брел, глядя по сторонам в
недоумении. Что ему надо среди парфюмерии, женского белья, обуви и
хозяйственных товаров? Он шел как мамонт по саванне. Яна обомлела,
поблагодарила шепотом судьбу и шагнула ему навстречу. И остановилась,
пошире расставив ноги, чтобы не сшиб, если не заметит.

Он заметил. Нужно быть полным айсбергом, чтобы не ощутить жаркий взгляд
такой силы. Но рассмотрел ее заторможено. Сверху донизу, снизу до верху,
после чего спросил довольно вежливо.

Ну что ты стоишь, как «бери меня за три рубля»?

Яна смутилась. Она вовсе не так стоит. Ошпарило злобой и захотелось
ответить. А он вдруг отшатнулся от перемены на ее лице и поднял
руки, сдаваясь в плен.

- Мамаша, я вашей дочке ничего плохого не сделал. Все было по любви.
Она не прошла по конкурсу.

- Какая еще мамаша! – взревела Яна. – Хам ты жлобоё… Жлобоевский!..
Да я младше тебя лет на двадцать!

Лицо седого мамонта преобразилось.

- Жлобоевский? – повторил он с восторгом. - Это надо запомнить.
Гениально! Девушка, за такую находку я должен вас угостить. Пошли.

С минуту нравилось Яне идти в покорном молчании. Захотелось
поцеремониться, чтоб поскорей познакомиться.

Что ты ищешь, словно нищий? – спросила она звонко.

Сделалось необычайно весело от появившихся откуда-то стихов.

- Хочу угостить вас пивом, - ответил он, сосредоточенно роясь в
карманах. – За знакомство красивое.

- Для моей находки – лучше водки! – совсем уже задорно выкрикнула
Яна.

- Не хочешь пива – твоя воля, - обрадовался здоровяк. – Потому что
на водку не хватит тем более.

Поэма закончилась. Но Яна с утра была готова и к устной прозе
анекдота и к газетному сообщению на криминальную тему. Она вытащила
кошелек и подала купюру.

Только дешевую отраву не покупай, ладно?

А что сударыня прикажет на закуску? – спросил он.

Яну кольнуло подозрение. Если он так быстро перешел от хамства на
лебезящий тон, значит, является не тем героем, на встречу с которым так
грела надежда. Такому достаточно выпить на халяву. Неужто и разговора не
получится «про это»? Яна расстроено побрела, опустив голову от
предчувствий.

Он догнал ее с поллитровкой, двумя белыми стаканчиками и двумя
бананами. Скользнула мысль, что не все потеряно. Зашли в укромное место
с лавочкой эпохи портвейна и плавленых сырков. Яна воодушевилась.
Потеряно не все. Но он тут же, вздрогнув от воспоминания, достал из
кармана и протянул сдачу. Яна вновь огорчилась. Нашел место для
приличного обхождения.

- Почему бутылка уже открыта? – спросила она.

- А я попробовал, отхлебнул. Проверил, чтобы не отрава. Как вы
заказывали.

Он даже выпил без тоста. Неслыханное обхождение с дамой при уличном
ритуале. Но тут же понял свою оплошность и налил по второй.

- За ту оригинальную фамилию, которой вы меня наградили. За вашу
фантазию. А как прозвучало? Напомните, пожалуйста, содержание.

Яна вовсе опечалилась. А ведь по его лицу не скажешь, что страдает
провалами памяти, кожа на облысевшем лбу ещё гладкая. Но тут же
сделалось весело. Она тоже не могла вспомнить того ругательства, которое
так восхитило его.

- И вы не помните? – удивился он. И сказал горестно и патетично. –
Нет, это судьба! Выпьем за нее, лахудру!

А Яна, выпив, вспомнила о другом.

- Про какую это дочку ты передо мной оправдывался? Ты сказал,
что не сделал ей ничего плохого, все было по любви. Ты что, насильник?

- Да, - сказал он с ложной гордостью. И представился. – Анатолий.

Яна поняла, что такого насильника нужно умело направлять. И назвала свое
имя. Он решил, что это тост и налил еще.

- Ты меня грубо оскорбил, - повела атаку Яна, чувствуя, что ее
повело. – Ты меня мамашей обозвал.

- Девушка, я готов перед вами сейчас же извиниться, - прозвучало с
поклоном.

Он продемонстрировал стиль обхождения. Яна вновь пожалела, что дала на
бутылку.

- Да на кой мне твои извинения? Я, может, как раз хочу почувствовать
себя той дочерью, с которой у тебя все было по любви.

- Ага, - произнес он, и на лице его мелькнул короткий мысленный
процесс. – Значит, вы все-таки следили за мной? Ага!.. Понятно. Но
предупреждаю, девушка, у нас конкурс. Отбор во время ужина.

- У кого это у вас? – не поняла Яна. – Ты не один, что ли? Групповая
порука?

Групповой творческий акт, - уточнил он сурово.

Настроение взмахнуло крыльями. Она в выборе не ошиблась. Просто
нарвалась на оригинала. Если он любит необычные вступления, то и не
догадаешься, что будет потом. Она где-то видела эту милую бандитскую
рожу. Он кого-то убивал. Кажется в фильме. Или в телепередаче из цикла
«Криминальная страда».

- А почему ты решил, - перешла Яна к игривости, - что я не пройду по
конкурсу? Вы насилуете только худеньких?

Мы отбираем альтруисток, - сказал он еще суровее.

Яна поняла, что это извращение, но не знала в какой форме. Не хотелось
выглядеть серой, и она решила не уточнять. Даже испуг кольнул, а вдруг
она не справится, когда дело подойдет к этому самому «труизму». Чтобы
прогнать сомнения, она хлопнула его по плечу запанибратски.

Наливай, что ли! Стоишь.

Он чуть не выронил бутылку, извинился за неловкость и плеснул по
чуть-чуть.

- Извините, такое дело, нужно оставить… Мы сейчас подберем одну
творческую личность, которая поедет с нами… И ему обязательно
нужно будет налить перед дорогой. Иначе утомит. Понимаете?

- Да что ты все на вы, да на вы! – закричала Яна вовсе по-приятельски.
– Кончай, давай! Говори нормально. Нальем мы твоему дружку. Еще купим.
Чего ты? А я, может, хочу, чтобы он меня утомил. Давай уже, веди. Где мы
будем «труиститься», или как там правильно сказать?

Они вернулись к ларькам. Анатолий поручил Яне беречь недопитое, и
буквально тут же выволок из кафе-вагончика вдрызг пьяного мужчину
средних лет. Заросший и небритый, говорящий без умолку и шатающийся, в
распахнутой длиннополой «аляске», задубившейся от перегара. С таким ну
совсем не хотелось вступать в творческий акт, да еще и с «измами».

- Это наш пьяный гений, - представил Анатолий товарища. – Наливать
ему сейчас не надо. Он уже.

Крепко держа под руку, Анатолий повел дружка за ларьки. Яна несла
бутылку, стаканчики и два наполовину очищенных банана, которые уже не
вызывали игривых ощущений. Пьяный гений продолжал доказывать что-то
умное высокорослому приятелю, но Яна ни слова не понимала от мерзкого
нежелания что-либо с ним иметь. Подошли к грузовому фургону с
распахнутыми сзади дверцами.

Мы поедем здесь, - указал Анатолий в темноту кузова.

Я в таких условиях отказываюсь ехать, - гордо заявил его

шатающийся знакомый. – Там негде сесть.

- Предусмотрено, - успокоил жестом Анатолий. Он взял у Яны бутылку,
наполнил стакан, подал, а когда тот выпил, отломил ему мякоть банана и,
сунув в рот, пояснил. – Поедешь в горизонтальном положении.

В углах кузова приветливо лежали горкой сложенные мешки. Выпивший
закусил и полез на четвереньках на место приглашения.

К Анатолию подошли два отчаянно смуглых представителя рыночной элиты.

- В кабына адын мэста. Экспэдытр поедэт. Дэвушк можем пасадыт.

Они смотрели на Яну так, что казалось, из глаз брызнут слюни. Нет,
только не это, чуть не крикнула Яна, и посмотрела возмущенно на
Анатолия. Почему он так легко готов отдать ее то пьянице, то кавказцам?

- Дама поедет со мной, - весомо произнес Анатолий, и галантно
пригласил в кузов. – Прошу, сударыня.

Он подсадил ее, забрался сам, и дал рукой команду закрывать, поехали.

Яна остановилась перед мешками. Панически не хотелось ехать в
антисанитарных условиях. Он ее обнял и заставил молчаливым нажимом
усесться на подстилки. Ну что ж, решила Яна, если «это» произойдёт на
ходу, на мешках и в темноте, значит, так тому и быть, нечего было сдуру
благодарить провидение.

Как только машина тронулась, пьяный захрапел, что добавило волнения к
огоньку предчувствий. Она прижалась к огромному телу в ожидании
грубости. Но тяжеленная рука словно взяла под крыло. Он провел два раза
ладонью по ее руке и сказал как-то неопределенно.

Ну, ничего, ничего...

И от его ласки опьянение покатилось в сон.

Проснулась Яна от скрежета открывающейся двери. Появился неяркий
электрический свет. Машина стояла в крытом ангаре. В кузов заглядывали
уже четыре представителя гордой народности. Анатолий растолкал пьяного.
Тот вскочил и вышел из фургона абсолютно трезво. Яну сняли за руки как
маленькую. Один из обладателей кожаных кепок издал клекот птицы в
предчувствии весны.

- Толья! – сказал другой. – Еслы этат дэвушк тыбэ нэ падайдот, отдай
нам, ну. Такой вкусны дэвушк.

Не обещаю, - сурово ответил Анатолий.

Он взял Яну под руку и повел, оглядываясь и подгоняя за собой
протрезвевшего дружка. Помещение удивляло огромностью. С
машин-тяжеловозов что-то выгружали. В небольшие машины-фургоны что-то
загружали. А штабеля разномастных коробок стояли как высотные дома в
городе с улочками и переулками.

Анатолий повел быстрее, озираясь, не преследует ли кто. Зайдя в
сумрачный закуток у кирпичной стены, остановился перед металлическим
шкафом серого цвета. На закрытой дверце сияли белый череп в желтом
треугольнике с красной стрелой-молнией. Анатолий достал откуда-то ключ,
открыл электрощит, а внутри бесстрашно потянул на себя панель, усеянную
проводами и клеммами с предохранительными вставками. Панель отворилась
как вторая дверь. Появился фонарик, осветил узкий проход. Анатолий
шепотом поторопил идти туда, вручив фонарик своему товарищу. Сам он,
протиснувшись третьим, захлопнул металлическую дверь и проверил, надежно
ли сработал замок. Темный проход оказался недлинным. Они вышли в
следующее ангарное помещение, намного меньше предыдущего. В слабом
освещении мрачно стояли какие-то металлические конструкции, помосты,
огромные щиты и нагромождения всевозможной мебели.

- Так-так-так! – воскликнул радостно протрезвевший товарищ Анатолия и
пошел изучать место, в котором очутился.

А что это? Где мы? – спросила Яна не без трепета.

- Это кинопавильон, - ответил Анатолий. – Наша киностудия. Здесь вы
пройдете кинопробы, сударыня. Но если не подойдете, то придется
расстаться. Решаю не я.

- Какие еще кинопробы? – возмутилась Яна, чувствуя, как холодеет
внутри. – Конечно, я не подойду! Не за чем было даже везти меня сюда. Я
не буду сниматься голой! Я не подхожу, неужели сразу не видно? Зачем ты
меня притащил, ты чего?

- Вы же сами хотели, - спокойно, даже равнодушно, ответил Анатолий. -
А я не могу отказывать женщинам. Особенно после угощения водкой. Если
что-то не нравится, нет желания, то, пожалуйста, вы свободны. Я выведу
вас отсюда. Только не сейчас, а ночью. Потому что организация
подпольная.

Яна поняла, что ни о каком насилии речи не пойдет. Предчувствия ее не
обманули.

3

Вика слышала, но не понимала, о чем говорит противный толстяк. Сковала
темнота, страх, и прыгающие как черти мысли о предстоящем. Мелькали
различные картинки, она их просматривала на внутреннем экране, а
неприятный голос лепетал снаружи. Когда страшно, то с закрытыми
глазами даже интересней.

Машина несколько раз останавливалась на перекрестках. И вдруг,
сбросив скорость, остановилась так, будто ей приказали.

Тихо! – громко сказал толстяк.

Он сидел рядом на спаренном кресле. Вика пришла в себя. Если это
милиция, гаишники, то она кинется стучать, ее услышат, прикажут
открыть, и она будет спасена. Хлопнула дверца водителя, и два голоса
начали разговор. Вика напряглась, вслушалась. А если этот Семен
попытается мешать, она двинет ему в небритую харю! Жаль только, что в
темноте не попадет. Он не успеет, он не увидит ее действий, темнота ей
на руку, стучать лучше всего в заднюю стенку, в запертые двери. Вика
приготовилась оттолкнуться от поручней кресла, но тут жутко скрипнул
засов. И левая дверца распахнулась без её требования.

Тафай, бистра! – приказал с улицы голос водителя.

Чьи-то руки поставили на пол фургона два черных ящика с ручками. Сундуки
продолговатой формы, один побольше, другой поменьше. За ними влез
мужчина, и дверь тут же закрылась. Вика успела заметить, что он в
кожаной куртке, вязаной шапочке-бандитке и с бородой. В ящиках
взрывчатка, сразила первая мысль. Или крупные хирургические инструменты,
съязвил противный голос изнутри.

Семен, я все сделал! Но это будет стоить.

Вошедший чикнул зажигалкой и подошел. Для него, как по заказу, пустовали
еще два кресла, снятые с туристического автобуса и установленные в
грузовике для комфорта. Освещение для этой же цели отсутствовало. Машина
тронулась с оживленным рассказом о похищении ценных вещей, которые едут
в двух чемоданах. Прозвучали зловещие слова «астигмат», «бленда»,
«конвас», «зарядка шестьдесят». Вика поняла, что везут оружие. Главное,
чтобы они не догадались, что ты поняла, вякнула изнутри язва
противоречия. Да обо мне, слава Богу, забыли, выразила соображение
логика. Подала свой голос и обида. Неужели я ничего не значу, по
сравнению с грузом в сундуках?

Автомобиль куда-то въехал и покатился медленно, раскачиваясь на
неровностях. Донеслись голоса. Противно скрипнул тормоз и двигатель
заглох.

- Приехали, - как-то со вздохом, обречено, произнес Семен. И тут же
предупредил. – Ни с кем в разговоры не вступать. Идти строго за мной.

Дверцы открыли. Машина стояла в темном помещении. Водитель и еще двое в
кепках закурлыкали на непонятном языке. Толстяк и бородатый спрыгнули
вниз и потянулись в фургон руками вытащить черные ящики. Три кавказца
протянули руки, чтобы помочь сойти Вике.

Подошел еще один, в папахе и дорогой куртке с позументом по воротнику.

- Сымон, Ананас уже здэс! - радостно крикнул он. – А почему-та в твой
кабынэт его нэту? Куда он уходыт всегда с дэвушкам?

- У нас все на своих местах, - ответил Семен, скорчив злобную
физиономию. И кивнул тем, кто приехал с ним, дескать, за мной.

Вике идти не хотелось. Но и оставаться даже мысли не возникало. Она
посеменила третьей, за бородачом, вглядываясь по сторонам, чтобы
определить, куда же ее занесло приключение с мороженым. Вслед зацокали
языками. Слова мужчин с Кавказа буквально рикошетили от Викиных бедер.

Прошли тесной улочкой между рядами ящиков, стоящих на поддонах, и
свернули направо. Семен оглянулся и побежал, ничего не объясняя. Вика и
бородач тоже перешли на быстрое движение ногами. Свернули еще раз
направо. Толстяк остановился, подхрюкивая, выглянул из-за угла, и
радостно махнул обалдевшим спутникам, мол, скорее, за нами не следят.
Подбежав к металлическому шкафу, он достал сверху ключ, открыл одну
дверь, затем вторую, облепленную какими-то приборами, и жестом приказал
скорее входить. Вику запустили первой, и она ощутила, как пачкается
дорогое пальто. Впереди брезжил свет, за поворотом он сделался ярче, а
следующий поворот оказался входом в огромное помещение. Вика удивилась.
Неужели она попала за кулисы театральной сцены? Она была однажды в
подобном замкнутом пространстве. По кирпичным стенам без окон уводили
взгляд прилепленные в два яруса мостки с металлическими поручнями и
лестницами. В разные стороны пугали архипелаги декораций и
оборудования, несколько помостов разной величины, груды мебели и свет
прожектора откуда-то сверху, где не увидеть потолка.

- Ананас! – крикнул толстяк и бросился к помосту, освещенному сильнее
всего остального.

На помосте ожили две фигуры. Повернулся лицом детина без головного
убора, лысоватый и седой, а на другом краю сделала два шажка из тени
ширм полненькая девушка. Присутствие женщины успокоило Вику. Да и само
помещение напомнило бредовые слова толстяка о приглашении сниматься в
кино. Неужели он говорил серьезно?

Толстяк взбежал на помост, расстегивая куртку и возбужденно говоря.

- Ананас, мне сегодня повезло! Я нашел женщину авантюрного склада
характера и безработную! То, что надо! Свой человек! Помещение
прогрелось? Ты давно включил калориферы? Снимать будем прямо сейчас.

На помост взошел бородатый, подал руку седому.

Здравствуй, Толя.

Здравствуй, Геннадий.

Как дела?

Зашибись.

Вике понравилась теплая атмосфера приветствия и она тоже

непроизвольно очутилась на помосте. Кивнула, улыбаясь, здоровяку по
имени Толя, ответной улыбки не получила, и напрягла память, она где-то
видела эту физиономию.

- Познакомься, - подскочил к Вике толстяк, чтобы представить. – Нашу
героиню зовут... А как вас зовут? Я ведь даже не спросил, как ее зовут,
вот насколько неожиданно произошло знакомство, представь себе!.. Гена,
какого хера ты стоишь и улыбаешься? Готовь аппаратуру. Ты давно не видел
Анатолия Ананасова? Да, таких великих актеров нынче не снимают. Это же
русский Жан, блин, Габен!

И Вика вспомнила. Он играл преступника в каком-то сериале. Но видела
она это лицо и добрым, теперь не вспомнить где, потому что давно видела.
В те годы, когда запросто ходили смотреть фильмы в кинотеатры.

Лицо же Анатолия оставалось непроницаемым. И произнес он довольно
сурово.

- Сёма, первыми сюда приехали мы. Поэтому сначала ты познакомься. Я
тоже привез актрису. Женщину готовую на все.

- Да? – изменилось лицо Семена не в умную сторону. – Вижу, вижу...
Очень приятно, девушка. Семен Штемпель, - он протянул руку. – А вас как
зовут? – И тут же обернулся к седому детине.- А ну-ка иди сюда, дорогой
мой. Отойдем поговорить. На секундочку, на пару синяков. Геночка, ну
какого подстрахуя тебе надо? Чего ты ждешь?

В следующее мгновенье он уже был внизу, развернулся и упер руки в пояс.
Его раздражало, что здоровяк Анатолий идет медленно, шагает как
одубевший командор. Они скрылись за громадной ширмой, расписанной под
каменную стену. Раздалась визгливая фраза «Ананас, да ты офонарел!»,
после чего слова двух голосов слились в журчащий поток дружеской брани.

Полноватая девушка в куртке искусственного меха шагнула к Вике и
жалобно предложила.

- Давай вместе держаться? Я так боюсь. Думала, просто изнасилуют, а
тут вообще кошмар.

- Конечно, - согласилась Вика. – Мне тоже не по себе. Хотя интересно.

- Что тут интересного? – зашептала взволнованно Яна, которой не дали
назваться по имени. – Это какие-то ё... Чокнутые!

Они посмотрели одновременно в сторону третьего мужчины. Тот услышал
мнение о себе и засуетился от возникшей неловкости. Открыл один
чемодан-футляр, затем второй. Пододвинул низкий столик и выложил на него
потертую кинокамеру и несколько объективов.

Значит правда, поняла Вика, сейчас будут снимать. Приготовься к
раздеванию, хихикнул знакомый противный голосочек. Если не к чему-то
большему, пророкотал другой, идущий снизу.

А Семен Штемпель уже выскочил на помост.

Хорошо! Попробуем обеих девушек.

- Между прочим, - поднялся за ним неторопливо Анатолий, указывая на Яну.
– Она придумала замечательное имя моему герою. Я только вспомнить никак
не могу.

- Я же сказал – хорошо! - ответил ему истерично Семен, а
остальным улыбнулся, успев даже глянуть на часы. - Предупреждаю, друзья
мои, у нас чертовски мало времени. Мы поздновато приехали, у нас не
больше часа. А кто это храпит? Мы должны уложиться за час. Гена, ты
готов? Слушай внимательно, поскольку тебе искать ракурсы воплощения
моего замысла. Итак, слушаем! Картина будет называться «Сны Пигмалиона».
Да, вот такое интересное название. Пигмалион – это, по легенде,
древнегреческий ваятель, который искал женщину своей мечты. Искал
напрасно, потому что вокруг были только проститутки. И в прямом и в
переносном смысле. Торгуют ведь не только своим телом, торговля
развивается и в утонченных, скрытых формах, что является моральной
продажностью. Поэтому ваятель избегал бездушных женщин, жил одиноко,
натура высоко духовная, как вы сами понимаете, а его мечта являлась ему
в различных образах. Сюжет чрезвычайно современный, не правда ли? Как ты
понял, Геночка, Пигмалиона буду играть я. Это неудачник, отщепенец, всех
богатств у него – вот эта мастерская, где он прячется от удручающей
действительности. Действительность мы будем снимать не сегодня. Объектов
найдется много. Это улицы, витрины магазинов, секс-шопы, телевизионная
реклама женских прокладок, выступления пошлых певичек и танцулек, речи
депутатов думы, конкурсы якобы красоты, демонстрация моделей, обложки
бульварных журналов, то есть... Это ураган визуального давления женскими
прелестями. Это террор, подавляющий тонкую мужскую сексуальную природу.
Это насилие, превращающее мужчин в животных! - Он сделал паузу, чтобы
отдышаться, и продолжил более спокойно. – Бытовые условия жизни героя мы
снимем тоже отдельно. То, как он ест, во что одевается, кем и где ему
приходится подрабатывать, ну и так далее. Четкого сценария нет, будем
импровизировать на ходу. Как сейчас. А сейчас мы будем снимать, как
Пигмалиону является Галатея. Зарождается в его кипучем воображении. Нам
повезло. Мы, наконец-то, подобрали актрис, которые готовы сняться
бескорыстно. Редкая удача. Поэтому приступим. Да кто это так храпит? Не
волнуйтесь, девушки, мы задержим вас не надолго. Сегодня вечером вы
будете дома. Привезти вас было намного проще, чем увезти отсюда, но мы
что-нибудь придумаем. Постараемся доставить на такой же шикарной
машине... Но не будем терять время. Первый кадр – явление руки Галатеи.
Этот кадр мною продуман. Геннадий, камеру сюда, на этот стол. Прожектора
вон стоят. Подключать и устанавливать свет придется самому. Подойдите ко
мне, любезная моя. До сих пор ощущаю во рту вкус мороженого, которым вы
меня угостили... Кстати, вторая коробка цела? У вас было две, я видел.
Приберегите ее на ужин. Значит так, дорогая... Господи, я уже забыл, как
вас зовут. Последние мозги вытекают из моего унитаза.

- Меня зовут Вика. Вы не забыли. Вы не дали мне даже слова сказать.

Вика засмеялась. Ее умилила растерянность толстяка. Лицо сделалось как у
маленького ребенка, который дунул в свисток и тут же обкакался.

- Я не дал вам даже слова сказать? О, простите. Это всё мой характер.
Ужасно приходится страдать из-за него. Не то, что Ананас. Как
броненосец. Не корабль, а животное. Хорошо, девушка, скажите еще
что-нибудь обо мне, если хотите. Можете выразить свое мнение, отношение.
Выговоритесь на всякий случай. Потому что другой возможности не
представится. Мы сейчас начнем работать, а я не люблю, когда меня
перебивают во время творческого процесса. Ну? Вы хотите еще что-нибудь
добавить?

- Да! – выкрикнула Вика, боясь, что он так и не позволит вставить
ни одного слова. - Я что-то не поняла насчет бескорыстия. Что значит
«сняться бескорыстно»? Когда вы пожирали мое мороженое, вы говорили, что
приглашаете меня на работу. А теперь уже всё?

– Минуточку! – подскочил отошедший было Семен Штемпель. – Я пожирал не
ваше, а ворованное мороженое. Разница существенна. Когда я вас увидел за
этим занятием, я понял, что вы в данный момент, во-первых,
безработная, во-вторых, располагаете свободным временем, и в
третьих, способны на авантюрный, смелый поступок. Под смелостью в наше
время подразумевается только бескорыстие. По моему твердому убеждению.
Мы здесь творим бескорыстно. Я и Анатолий вынуждены обманывать,
воровать, дурачить кого надо, чтобы снять наш фильм не ради прибыли. Не
ради денег, понимаете? Вот, пожалуйста, Геннадий. Известный оператор.
Украл на день кинокамеру и бобину пленки, чтобы за час бескорыстно
отснять нам часть материала.

- Подожди, Семен, - подал голос удивленный Геннадий. – Ты говорил,
что заплатишь.

- Хорошо, тебе я заплачу, - отмахнулся досадливо Семен. – Я говорил о
тебе для примера. Неудачный пример получился… Понимаете, девушки, только
бескорыстное еще имеет какой-то смысл в наше продажное время. Потому что
для бескорыстия требуется отвага. Не всякий решится на такое. Студия
наша вынуждена существовать подпольно, потому что как только узнают, что
есть площадка, где можно снимать, воруя электричество, ее тут же
захватят, приватизируют, и будут эксплуатировать ради наживы. Я понятно
объяснил про бескорыстие? Поэтому... Чтобы устранить все недоразумения
между нами... Я ведь только спрашивал, как вы отнесетесь к моему
приглашению взять вас на работу, не хотите ли вы сняться в кино, и это
были слова ни к чему не обязывающие… А конкретно я
приглашал вас на ужин. Когда вы садились в машину, помните? Только на
ужин.

- Вы меня силой затолкали в машину, - напомнила Вика. – Ничего себе,
приглашение. Я не давала согласия.

- Что поделаешь! – весело хлопнул в ладоши Семен, явно довольный
своим поступком. - Ради бескорыстия приходится идти и на такое.
Анатолий, а твоя актриса готова к бескорыстному служению десятой музе?

- Она готова на все, - мрачно произнес Ананасов, гипнотизируя Яну
взглядом.

- Вот и чудно, - заключил Семен и хлопнул в ладоши еще раз. – Тогда
за работу. Иначе отдам чеченцам. Согласны? Раздевайтесь!

Повисла нешуточная театральная пауза. Сверху прилетело эхо от
последнего хлопка. Геннадий стыдливо приник к окуляру, настраивая
резкость. Яна выругалась громким шепотом и добавила во весь голос.

Я не буду сниматься голой! Ни за какие деньги!

- Да не за деньги! – завизжал Семен, чтобы подавить ее слова звучанием
своих. – Не за деньги, а бескорыстно! Сколько можно повторять?

Девушки переглянулись, ища поддержки друг у друга.

Бескорыстно? – спросила Яна. – А как это?

Не знаю, - пожала плечами Вика. – Давай попробуем.

Они разделись до трусиков. Семен, осмотрев критично, сказал, что белая
материя режет ему глаз. Девушки безмолвно отказались снимать последнее
прикрытие. Семен уверил, что в помещении тепло, работают три калорифера.
Девушки засомневались было в своей настойчивости, но Семен Штемпель
расценил их молчание как героическое и воскликнул с прыжком вверх.

- Ананас, ты гений! Это же здорово, что они разные! Галатея будет
появляться по частям! Одна рука, другая, худенькая нога, полная, большая
грудь, маленькая... Правильно?

- Ну дык ёптыть, - согласился Анатолий, ничуть не сомневаясь в
собственной гениальности.

Семен вытащил из шкафа то ли накидки, то ли занавески из
просвечивающихся материй. В этих воздушных тканях будут появляться
изящные части тела Галатеи во снах Пигмалиона. Они же скроют недостатки.

Работа закипела. Каждый предлагал что-то неожиданное. Семен лично
подбирал светофильтры для контрастного света.

Сначала женская рука появилась из скомканного покрывала... Затем из-под
подушки... Рука впорхнула как бабочка на пламя свечи... Нежные руки
обвили гипсовый торс... Левая нога закинулась на спинку кресла... Правая
нога оттолкнула висящий на плечиках фрак... Полненькие ножки опустились
как птички на подоконник... Обе ноги музицировали большими пальцами на
рояле... Плечи и спина вспухли сквозь тюль... Шея и плечо вспыхнули на
черном бархате... Сосочек маленькой груди перелистнул книжную
страницу... Большая грудь в фате отразилась в пятилитровой банке с
огурцами...

- А бедра? – застыл Семен перед наклонившейся случайно Яной. И тут же
схватился за сердце, напугав окружающих. И страстно прошептал. –
Гениально!..

Яна ощутила его шепот как игривое прикосновение сзади, быстро
выпрямилась и резко повернулась. Ты что, мол, я приехала сюда не с
тобой.

- Дорогая! – молитвенно затряс перед нею руками Сеня. – Не
откажите!.. Я придумал гениальный кадр. Ананас, Толя, где наша огромная
ванна? Там? Переноси к ней прожектора, быстро! Слушайте меня все. Мы
сейчас наполним водой нашу емкость. Подогреем, у нас имеется
двухкиловаттный кипятильник. Края ванны укроем покрывалами и ковриками,
есть шкура искусственного медведя... У нас получится этакий мещанский
омут. Образ бездонного пошленького благополучия. Кадр будет выглядеть
так. Тихая водная гладь с берегами из красивых вещей, отражающихся в
воде, разноцветные отблески... И вдруг выныривает шикарная попочка!
Ха-ха! Каково? Дорогая моя, не откажите, у вас просто талант. Как вас
зовут? Всего один разочек. Без дубля. Вы опускаетесь на дно, секунд на
двадцать… На десять… Без возражений!.. Трусики придется снять, ничего не
поделаешь… И как только я стукну по стенке ванны, это будет сигнал, вы
медленно поднимите наружу свою прелесть. Умоляю! Я не придумывал ничего
лучшего в свой жизни!.. Если вы откажете – вы меня зарежете тупым
орудием упрямства.

- Ну, хорошо, - сказала Яна, не глядя в глаза, дескать согласие
дается ей не легко. – Только лицо не снимайте. Меня муж убьет.

Семен подпрыгнул, выкинув руки в пароксизме спортивного фаната, громко
поцеловал Яну в щеку, хотел чмокнуть ее и в то место, насчет которого
договорился, но произошел другой импульс в его мятущемся творческом
сознании, он подскочил к Геннадию-оператору и схватил за отвороты
куртки.

- Ну что ты стоишь, флегма? Тащи камеру, пока она не передумала! У
тебя пленки-то хватит? Мы же отсняли приличное количество.

- Еще немножко есть, - ответил Геннадий как-то неопределенно и
суетливо вырвался из требовательных рук.

- Предупреждаю, – пошел за ним строгий Штемпель, ему не понравилась
торопливость оператора. – Я тебя предупреждаю!.. Если этот кадр не
получится, то я тебя... Я тебя чеченцам отдам. Хотя на хрен ты им нужен?


Раздалась мелодичная трель. Семен подбежал к своей куртке, вытащил из
кармана черную коробочку и заорал в нее, как в испорченную рацию при
артобстреле.

Да! Я слушаю! Кто это?

Оператор и девушки переглянулись с приятным удивлением.

Оказывается у бомжевидного, нищеобразного и полунормального Семена
Штемпеля есть мобильный телефон.

4

Минут через пятнадцать в павильоне, или в хранилище, или в убежище,
появился новый человек. Вода в просторной емкости успела нагреться.
Мужчина выглядел как-то неопределенно, гладко выбрит, но в заношенном
костюме времен анекдотов про Чапаева, седые длинные пряди вокруг лысины,
но розовощекий, ровная интеллигентная речь и странная вертлявость тела.
Яна ощутила неловкость входить в ванну при постороннем. А он,
представившись Викешей, Викентием, с вожделением уставился не на
обнаженных женщин, а на кинокамеру.

Когда в свете прожекторов Яна талантливо вынырнулаиз воды не головой,
все зааплодировали. Оператор крикнул «снято» и ему похлопали отдельно.
Опьяненный успехом Семен двинул Викентия кулаком по плечу и произнес
«действуй!» Геннадия он тут же схватил под руку, отвел в угол, где
потемнее, и задал вопрос насчет оплаты за работу. Оператор назвал
заранее продуманную цену.

- Геночка, побойся Бога! Драть такие деньги с беззаветных служителей
искусству?..

- Ну, Сеня, ну ты посуди сам. Достать бабину пленки, вывезти
кинокамеру, да и мой труд, как специалиста, чего-то стоит, как ты
думаешь? Я работал без помощника, без ассистента, сам наводил фокус,
поэтому...– Тут Геннадий тревожно оглянулся, словно почувствовал беду,
увидел ее и закричал. – Э, ты чего делаешь?! Не трожь камеру!

Семен преградил ему дорогу.

- Не мешай, Геночка. Викеша разбирается в аппаратуре. Он пришел
унести пленку на проявку.

Геннадий в это время снял камеру со штатива и унес за ящики времен
блокады.

- Как? Почему? – возмущенно замахал руками Геннадий, пытаясь
вырваться из щупалец Семена. – Нельзя! Ты что! Я должен увезти камеру с
собой и с пленкой! Мне проявят ее те, с кем я договорился! Люди ждут,
это для них возможность заработать! Семен, ты что? Мне камеру позволили
вынести с условием, что проявкой пленки будут заниматься они же!

- А сколько мне за это придется заплатить? – спросил толстяк, не
выпуская рукав кожаной куртки.

Подошедший Анатолий Ананасов объяснил Геннадию более внушительно.

- Не дергайся. Нам Викеша бесплатно проявит. Здесь рядом, там его все
знают. Ты получишь деньги только за аппаратуру.

- И за работу, естественно, и за работу, - весело затараторил
Штемпель, стараясь перевести разговор в дружескую тональность. – За
работу я тебе, Геночка, заплачу не скупясь, потому что заинтересован в
нашем дальнейшем сотрудничестве. Картину будешь снимать ты, и только ты.
И хорошо заработаешь, уверяю. Завтра нам еще раз нужно будет вынести
камеру ещё с одной бобиной плёнки. Сможешь? А своим дружкам с
кинохроники объясни, что... Да нечего им объяснять. Если я заплатил за
пленку, значит пленка моя, и мне видней, как ею дальше распоряжаться.
Если рассматривать вопрос чисто по демократичным законам
собственности...

Геннадий смотрел на него как парализованный. С
обреченностью во взгляде. С тоской приговоренного. Семен даже
смутился.

- Почему для тебя вопрос проявки столь принципиален? Неужели завтра
из-за такого пустячка ты не стащишь камеру ещё разок? Я же плачу за
ворованное, так в чем дело?

Ответ прозвучал сзади. На освещенное пространство вышел Викентий, неся
камеру, словно баюкая ребенка, и радостно сообщил.

Сёмечка, тут какая-то засада. Камера пустая. Пленки нет.

Девушки, увидев лицо Штемпеля, быстро оделись. Молчание длилось,
тянулось, размазывалось, обвисало... Ананасов посмотрела на товарища с
обеспокоенностью врача бессильного поставить диагноз. Семен, увидев
тревогу в глазах друга, кивнул, дескать, ничего, я в порядке. И задал
первый вопрос именно ему, своему единомышленнику.

А кто это так храпел?

Анатолий тоже пришел в себя оттого, что напарник обрел способность
говорить.

- Это сценарист, - ответил он Семену. – Драматург Тимофей Стриж. Я
тебе про него рассказывал. А сегодня привез. Удалось поймать эту птицу
трезвой.

Из шикарного кресла елизаветинской эпохи встал, зычно крякнув, тот,
кого Анатолий называл для Яны гением. Он словно дождался, когда на него
обратят внимание и представят. Длинные волосы являлись типичным
доказательством его принадлежности к богеме.

- Извините, я слегка задремал, - начал Стриж с легким поклоном. – Но
последнее событие разбудило меня. Это сильно, друзья мои. Это
драматургия. Такое известие тронет самую черствую душу.

Тут Анатолий подскочил к Гене-оператору, схватил за грудки, как недавно
Семен, но затряс с энергией другой. Никто не ожидал этакой прыти от
мамонтоподобного Ананасова. И такого бурного потока слов.

- Ты, ты, ты! Ты что сделал, я тебя урою, сука ты в ботах, сплющу как
таракана, в стакане утоплю, да я на твою вонючую студию лично
мемориальную доску повешу, здесь онанировал паскудник и урод, который
пропал без вести и никто не вспомнит эту падлу, тварь и дерьмофила!..

Он швырнул Геннадия на кучу поломанных стульев и оглянулся на Семена,
ожидая похвалы.

- Здесь же дамы, - поморщился Семен, оставаясь на месте. Его
сверхподвижность исчезла и не появлялась.

- В чем-то Анатолий прав, - заговорил Тимофей Стриж, словно вернулся к
основной мысли. – Этот человек заслуживает сурового наказания. Но,
думаю, не стоит опускаться до рукоприкладства. Предлагаю судить его
цивилизованно, расправиться морально, чтобы негодяй осознал всю
ничтожность своего поступка... И чтобы до последнего дня его мучили
угрызения совести.

Приговор вынесу я! – сурово заключил Анатолий.

Не трудно было догадаться о будущей форме наказания. Сожалений догадка
ни у кого не вызывала.

- Тогда позвольте мне, - Тимофей еще раз поклонился, - взять на себя
нелегкий труд обвинителя. Чтобы процесс шел более-менее цивилизованно.
Задачу беру на себя нелегкую. Поэтому мне бы грамм сто.

- Ужин впереди, - сказал нетерпеливо Анатолий. – Давай сначала с этим
закончим.

- Хорошо, - согласился длинноволосый Тимофей и продолжил энергичней.
– Постараюсь быть предельно кратким. Итак, расстановка сил. Я – обвиняю,
вы все – присяжные заседатели, а защита... Да нужна ли такому человеку
защита?

- Нет, почему? – заговорил Семен Штемпель более осмысленно, так как
сошел, наконец, с места, - Пусть попробует что-нибудь вякнуть в свое
оправдание. Я не против.

Оператор выбрался из мебельного бурелома с трудом. Двумя руками он
держался за правое колено.

- Я не виноват! – закричал он, сильно морщась. – Меня обманули!
Сказали, что камера заряжена, поэтому и требовали привезти ее обратно,
не вскрывая! Они якобы сами все сделают. Я им поверил. А я не
виноват, честно! Я не знал! Камера работает и работает. Они еще
предупредили, что счетчик сломан. Я по секундам считал.

Ему кто-нибудь верит? – спросил Тимофей у присяжных.

Нет! – рявкнул Анатолий. – Он все знал, сучок драный.

- Да, он знал, - выразил свое мнение Штемпель более интеллигентным
тоном.

- Тогда перейдем к обвинению, - заключил Стриж и наигранно
кашлянул. – Мне тяжело говорить... Поскольку очень пересохло в горле...
Поэтому выскажу заключение тезисами, сжато. Первое... Этот человек
совершил осмысленный обман. Факт не вызывающий сомнений у присяжных
заседателей.

- Я не знал! Клянусь! Честно! – возопил оператор, морщась совершенно
невыносимо.

Заткнись, - попросил его Анатолий.

- Действительно, обвиняемый, - еще раз кашлянул Стриж, - вам уже давали
слово и терпеливо выслушали. С вас достаточно, не перебивайте.
Второе!.. Этот человек совершил обман в корыстных целях. Сколько он
просил денег?

- Я бы все равно ему их не дал, - весело ответил Штемпель, и пояснил
Анатолию. – Потому что у меня их сегодня нет. Деньги будут завтра. Мне
нужно было поторговаться. Ну, ты ж понимаешь.

- Как?! – вскричал Геннадий-оператор и боль, видимо, покинула его
колено. – Так это он хотел меня обмануть! Если нет денег, то и пленки
нет! О чем разговор, товарищи?

- Ну, знаете! – возразил ему Тимофей, чуть выждал, и продолжил,
догадавшись, что Семену крыть нечем. – Называть товарищами здесь
присутствующих с вашей стороны, господин оператор, не только бестактно,
но и лицемерно до полнейшей наглости. Да, они товарищи. Между собой. Это
дети, осиротевшие после крушения социализма. Это святые младенцы с
невинной слезой имени Федора Михайловича Достоевского. Но вы-то им не
товарищ. Вы нагло ворвались в их мир с костлявой хваткой стяжателя. Они
творят свое дело с чистыми помыслами, а вы пришли ради наживы. И это мое
третье, самое тяжелое обвинение. Обманывать блаженных с корыстной целью
– это, знаете ли, преступление, за которое карает сам Господь. Ибо
сказано: блажен, кто верует... Нет, извиняюсь, в писании несколько
иначе... «Блаженны обманутые, ибо их есть царство небесное». Как-то так.
За точность перевода не ручаюсь.

- О ком он говорит? – спросил обеспокоено Штемпель у Ананасова. – Кто
здесь блаженные?

- Это приговор, - ответил Анатолий, встал с кресла прокурора и сказал
с ненавистью, направив указательный палец как орудие расстрела. – И я
требую высшей меры наказания!

Присутствующие испытали легкое прикосновение ужаса.

- А по каким законам? – пролепетал осужденный. – По каким законам вы
хотите меня... Да имеете ли вы право?

- Имеем, - сказал ему, чтобы успокоить, Штемпель. – У нас здесь свой
уголовный кодекс. Который находится вот тут. – Он тоже встал значимо,
торжественно, и указал пальцем в левую часть груди.

- Еще минутку внимания, - попросил Тимофей у разозленных судей. –
Надо бы и присяжных выслушать. Чисто по процедуре.

Штемпель подошел к девушкам и потребовал их мнения о виновности
оператора.

- Виноват, - послушно согласилась Яна. – Он же обманывал, а я-то
выныривала из воды на полном серьёзе.

- Нас раздеться заставили только ради него, - более убедительно
подтвердила Вика.

- Ну, а ты что скажешь, Викеша? Тебя обманули не меньше нашего.
Объясняю всем. Мужественный Викеша, рискуя, договорился со своими
девчонками-проявщицами насчет обработки пленки. Он придумал хитроумную
комбинацию. Со съемок картины Рогожкина сегодня привезут отснятый
материал на обработку, а он тихонечко добавит к нему еще одну бобину.
И дело сделано. Комбинацию, если честно, придумал я, но Викеша имеет
полное право на ее осуществление. Он взялся добросовестно и преданно,
обо всем договорился, и что?.. Викеша, ты имеешь полное право судить.

Викентий ласкал на руках кинокамеру с физиономией дебила. И высказался
с соответствующей добротой.

- Если ты, Сёмочка, изымешь у него эту камеру, то я сниму твою фильму
с удовольствием. Коробка замечательная, я мечтал поработать с такой всю
жизнь. Поэтому накажите его, не жалейте. Нынче людей убивают и не за
такое.

Семен уважительно поклонился каждому из присяжных, объявил, что суд
удаляется на совещание, и отвел председателя суда Ананасова подальше,
чтобы их обсуждения не слышали. Но заговорил так громко, что диалог
получился транслируемым на гулкое помещение.

- Ананас, мы должны его изолировать, потому что ты, кунак,
проболтался! Кто тебя за язык тянул говорить, что Викеша работает здесь
рядом, на территории фабрики по обработке пленки? Зачем ты это ляпнул? А
он не дурак, столько лет в кино, он сразу догадался, что мы находимся в
районе Осиновой поляны.

- Да это ты кунак! Ты же сам только что рассказал всем, что Викеша
договорился насчет проявки пленки здесь, где будут обрабатывать материал
с картины Рогожкина. А он, конечно, не дурак и все понял. Где еще можно
обрабатывать, как не на филиале?

- Камеру мы конфискуем, это однозначно. Я даже рад, что он попытался
нас так глупо обмануть. Это подарок судьбы, и наша совесть будет чиста.

А у меня давно гладко на том месте, где она должна быть.

- Да, но мы должны его изолировать дней на десять. Чтобы работать
спокойно. Не опасаясь, что он приведет сюда друзей или органы.

- Друзей? Да есть ли у такого дерьмофила друзья? Предлагаю изолировать
его дней на двадцать. Кто тебя, кунака, за язык тянул говорить, что это
подпольная студия, где можно работать, воруя электричество? Мы рискуем
потерять вообще все.

- Тогда предлагаю изолировать его на месяц. Потому что ты, кунак,
говорил... А он не дурак, он понял.

- Да это ты, кунак, разорялся: отдам чеченцам, отдам чеченцам! Зная
район, нас вычислят по чеченскому следу. Поэтому если уж изолировать,
то месяца на три...

Спорящие не пришли к единому мнению, но вышли на вынесение приговора в
скорбном единодушии.

- Что вы хотите со мной сделать? – закричал оператор, увидев их
лица. – Вы не имеете права! У меня же перелом! Вот! Мне нужна срочная
медицинская помощь!

Он задрал штанину и продемонстрировал обомлевшим заседателям посиневшее
колено увеличенной формы. Семен Штемпель критически рассмотрел аргумент,
отклоняющий приговор.

- Ну, вы же знаете, друзья, что у меня родственники по материнской
линии все сплошь с медицинским образованием. Поэтому авторитетно
заявляю. Это не перелом. Это рассосется.

- Пойдем, иуда, - объявил решение Ананасов и взял осужденного за
шкирку.

Они увели его туда, откуда пришёл Викентий. Девушки посмотрели на
счастливого обладателя кинокамеры, как на человека знающего, способного
хоть что-то объяснить про то место, где сейчас приговор приведут в
исполнение. Тимофей Стриж начал демонстративно рассматривать
оборудование павильона, как будто не имел к произошедшему никакого
отношения. Викентий понял, что от него требуется не молчать.

- До весны он сохранится неплохо, - прозвучало довольно весело.

Анатолий и Семен вернулись удовлетворенные чувством исполненного долга.
Оба подошли к наполненной ванне и безмолвно умыли руки.

- Они его казнили, - прошептала Вика, делая страшные глаза.

- И закопали, - похожим голосом согласилась Яна. – А лопату выбросили.

В сгустившейся тишине повисла неотвратимость вины над соучастниками
произошедшего. Где-то наверху пророкотало будущее возмездие. Все глянули
туда со страхом. Кроме Семена Штемпеля.

- Не обращайте внимания, - засмеялся он довольно натянуто, показывая,
что сам черт ему не брат. – Это кровельное железо. Здание строилось
давно. И дух того времени бродит здесь неприкаянно. Суеверия, однако, не
должны помешать нашему ужину.

5

Стол появился как по волшебству. В дальнем углу складского помещения
вспыхнул свет над высоким помостом. Отъехала на скрипучих колесиках
стена готического замка. Прожектора над местом судилища погасли,
предлагая забыть увиденное. Вниманию открылась другая картина. Яна с
Викой поразились убранству стола. На цветастой скатерти, расписанной под
ложный импрессионизм, плотно стояли кушанья и напитки. Зрелище
порождало догадку, что на столе бутафория.

- Прошу! – зычно пригласил Семен.

Девушки удивились вновь, в который раз за сегодняшний день. Штемпель и
Ананасов стояли перед ними во фраках. Одетых, правда, на свитера. Каждый
подал своей даме локоть. К столу поднялись по шаткой лестнице. Кресла с
высокими спинками настраивали на торжественность. Дам усадили, кавалеры
остались на ногах, замерли. Вика с Яной заинтриговано переглянулись,
здесь какой-то подвох, это явно розыгрыш. Тимофей и Викеша старались
подыгрывать руководителям, правда, без фраков.

- Откушаем за нас, господа, - произнес Семен с трепетным всхлипом. – За
беззаветно преданных искусству!

Мужчины взяли каждый по бутылке водки. Вика с Яной увидели, что стол
накрыт не бутафорией, а продуктами в упаковках. Напитки в стекле,
пластике и металлических банках, закуски в полиэтилене, фрукты в
коробках и цветных сетках.

Откуда все это? – спросили девушки одновременно.

- Оттуда, - многозначительно кивнул Анатолий на проход, через который
они сюда проникли.

Трое мужчин умело хрустнули пробками на своих бутылках. Замешкался
только Стриж, он явно был за этим столом впервые, не знал правил
этикета, поэтому спросил.

А стаканов нет? Или фужеров?

- Нет! – раздраженно выкрикнул Семен и тоже указал на проход в соседний
ангар. – У этих абреков нет ни стаканов, ни тарелок, ни вилок, ничего.
Дикие люди. Продуктов навалом, а посуды нет!

- Можно же самим принести, - вырвалось непроизвольно у Яны. Словно
извиняясь за то, что вмешалась в мужской разговор, она пояснила мысль
двумя руками. – Ну что бы хоть как-то...

- Делать мне больше нечего! – прикрикнул на нее Семен Штемпель и стал
загибать пальцы. – Я должен искать оператора. Я должен доставать
пленку. Мне приходится регулировать экономическое положение нашей
студии. Я ищу актрис по ходу дела!.. Сегодня хоть повезло, нашлась
бескорыстная душа... И мне еще прикажете думать о посуде? Не слишком
ли? Викеша, отпусти на фиг кинокамеру! Ты все-таки за столом, а
возишься с ней, как с домашним животным.

Викеша заботливо положил камеру на пустующее кресло рядом. После чего
Семен продолжил.

- Ананасу по херу! Он целый день шляется, трется где-то, якобы с
пользой для дела, приедет, отужинает и счастлив. А двигать
идею приходится мне!

- Я сегодня тоже достал нашего человека, - возразил обиженно
Анатолий. – Она тоже готова на все. Вы же видели, как она талантливо
вынырнула. Хочешь сказать, не талантливо? Я чуть слюной не захлебнулся.

Штемпель, держа раскрытую бутылку на отлете, быстро подошел к Яне и,
чуть наклонясь, спросил.

Деточка моя талантливая, вы кто по профессии?

- Швея, - ответила Яна. И сразу потупилась от догадки, что надо было
соврать, назваться какой-нибудь какой-то, но уже поздно, теперь ее
признание выставит Ананасова в глупейшем положении.

- Швея, - повторил зачарованно Семен и посмотрел на своего напарника
продолжительным взглядом над извивающейся улыбкой.

Наблюдающие сцену поняли, что не выпьют до тех пор, пока не выслушают
пространное мнение о тех, кто привлекает специалистов легкой
промышленности в кинопроизводство.

- Швея… - повторил Семен, возвращаясь к своему креслу во главе стола.
И еще раз посмотрел на Анатолия, стоящего у кресла напротив. Стол был
двуглавым. И вдруг восхищенно произнес. – Ананас, ты гений! Нам позарез
нужен человек, умеющий шить, перешивать, кроить, художник-модельер,
художник по костюмам, реквизитор, бутафор, и так далее. Вот сколько
людей требуется для полноценной работы. А если все эти нелегкие функции
будет исполнять один человек, готовый, как ты говоришь, на все, то это
просто клад. Ананас, ты сегодня в ударе.

- Ну, дык ёлдыть, - согласился с похвалой Ананасов и произнес тост. –
Есть еще герои в пороховницах!

Мужчины звучно отхлебнули из бутылок. Вика взяла банку джин-тоника и
выдавила пшик ушком для открывания. Яна, растерявшаяся после обильных
комплиментов, сделала то же, хотя желала чего-нибудь покрепче. Штемпель
мастерски вскрыл зубами вакуумную упаковку с сосисками. Ананасов
отвернул крышку на банке с огурцами. Тимофей Стриж вскрыл коробку с
пластиками сыра и для гармонии коробку томатного сока. А Викеша уложил
на очищенный банан червячок кетчупа.

Минут пять мужчины насыщались стоя. Под безмолвные тосты. Если один
приподнимал сосуд, желая что-то сказать, остальные кивали, мол, не
говори, и так понятно, и выпивали за непроизнесенные слова с одобрением.
Девушки переглядывались и распечатывали те продукты, которых еще ни разу
не пробовали.

- А хлеба нет? – спросила вдруг Яна. Она захотела тоже выпить водки,
но привыкла занюхивать этот напиток корочкой.

Анатолий заботливо протянул ей огурец, а Семен лишь развел руками.

- Нет у них хлеба. Мы с Ананасом как-то весь огромный склад прошли.
Печенье есть, бисквиты, сухие торты, крекеры-херекеры!...

- Оружие и взрывчатка есть, - подтвердил Анатолий. - А хлеба нет. Это
страшные люди.

Остальные закивали, и выпили, как будто прозвучал новый тост. После
чего сели, каждый вскрыл по пачке салфеток, и вытерли рты. Застолье
переходило к основной части, совещательной.

- Итак, о хлебе насущном, - начал Семен, как безусловный
председатель. – То есть, о кинопленке. Геннадий жестоко нас обманул. Но
в результате мы имеем кинокамеру. Можем работать сами. Нет худа без
дерьма, как говориться. Но есть и положительные результаты. Отныне я
Викешу назначаю нашим ведущим оператором. Никто не против? Викеша,
можешь себя поздравить. Но вопрос остается открытым. Как же нам завтра
снять отрепетированные сегодня кадры? Неужели девушки трудились зря?
Викеша, где нам завтра раздобыть бобину «кодака»?

Викентий положил руку на кинокамеру и сказал, поиграв бедрами на стуле.

- Насчет проявить – это я сколько угодно. За это отвечаю. Другого
такого человека вам не найти. Поэтому, Семен, как можно требовать с меня
еще и пленку? Я сделаю только то, на что способен.

- Ладно, ладно, - успокоил его Семен жестом индейского вождя. И полез
в нагрудный карман фрака. Казалось, он вытащит оттуда трубку мира. Но
явились на свет всего лишь маникюрные ножницы. Орудуя, как положено,
левой рукой, он разделал запечатанные в фольгу ломти копченой буженины.
Протянув самый смачный Анатолию, он требовательно спросил с грузинским
акцентом. – А шьто нам скажет началник развэдки, контрразвэдки и
фигетки?

Анатолий принял угощение без слов, заправил в рот, сглотнул, не жуя, и
ответил.

- Мои агенты работают на «Ленфильме». Как только появится
возможность, меня проинформируют.

- Возможность появится! – нервно передразнил Семен. – Вот,
пожалуйста, камера есть, актрисы есть. Какая тебе еще возможность нужна?


- Не хрен было рогом упираться! – повысил голос и Анатолий, как
равноправный сопредседатель трапезы. – Мы уже третий фильм не можем
снять из-за твоего упрямства работать только с кинопленкой. А ее даже
купить здесь трудно, нужно ехать в Москву! Я же сразу предлагал снимать
на видео!

Ты, кунак, задолбал уже своим видео!..

Да это ты упрямый кунак!

- Я хочу снимать качественные картины! Ты понимаешь это своей
ананасовой головой?

- Хоть что-то нужно делать, хоть что-то! А в твоих заштемпелёванных
мозгах никакой фантазии!

- Сериалы мы должны снимать, да? О возможных и не состоявшихся
покушениях на президента?.. А что, мысль неплохая, только что пришла....
Не забыть бы... А ты говоришь, что у меня никакой фантазии.

- Мыслей у тебя много, каждый день навалом. Только они все улетают,
как в сортирное очко.

Остальные сидящие за ужином не поняли сути творческих разногласий.
Тимофей Стриж попросил осветить вопрос для всех присутствующих. Штемпель
в манере «живо, экспрессивно» рассказал, что Ананасова сняли пару раз в
сериалах про ментов и бандитов, а это сейчас популярнейшие герои всех
телеэкранов и народностей, и после большой творческой удачи у Ананасова
поехала крыша, как и у тех творцов, которые сочиняют подобную
бесконечную мутоту, решено, например, снять еще сто пятьдесят серий про
ментов, и он, бедный наш Толя, хочет бесконечно сниматься в этой
бодяге, поскольку такой материал быстро сливается на тэвэ, после чего о
нём, возможно, заговорит пресса, начнут хвалить критики, будут
приглашать режиссеры, продюссеры и дерьмюссеры… На последних словах
Семен вскрыл еще один конверт из фольги, достал шмат чего-то копченого,
откусил и тут же сплюнул.

- О-ё, да это же мясо птеродактиля, умершего естественной смертью!
Господи, чем нас кормят! Вот и этот рудимент предлагает снимать фанеру,
а не качественное кино.

Ананасова больше всего удивило ругательное слово, которым его обозвали,
он такого не слышал, хотя и считал себя полиглотом, собирателем редких
выражений. Поэтому он в манере «неторопливо, сдержанно» поведал
собравшимся за творческим столом, что несколько раз предлагал снять хоть
что-то на видеоаппаратуру, которую достать легче, они упустили массу
возможностей, и техника была, и безработные специалисты, но
присутствующий здесь внучатый племянник двоюродной бабушки Эйзенштейна
привык снимать только на пленку, он всю жизнь снимал на пленку, ему
только пленку подавай, видеокартины для него пошлейшая
«бытовуха-порнуха», а он желает снимать только глубокие вещи в стиле
«модерн-пидерн», в результате за месяц работы их творческое объединение
не сняло ничего, передаю по буквам, «Харитон», «Ульяна», «Яков»,
ни-че-го!.. На этом словарный запас доказательств у Анатолия иссяк, он
полез в банку рукой, надеясь достать аргумент поострее, вытащил всего
лишь огурец и посмотрел на остальных с надеждой на поддержку.

И она прозвучала. Чего больше всего не ожидал сам Анатолий.

- Сёмочка, - взял неожиданно ласковое слово Викеша. – А почему бы и
не попробовать на видео? Я знаю систему «Бэтакам».

- Что? – взвизгнул Штемпель. – Ты с кем заодно, Викеша? С ним или
со мной? Не ожидал предательства в рядах. Тоже хочешь судебного
приговора? Он хочет снимать на «бэтакам», вы слышали? Да это каменный
век!

- Я достану цифровую камеру! – закричал и Анатолий. – Есть на примете
хороший «Кэнон»!

- Учти, Викеша, - погрозил Штемпель, - если я дам добро, то этот
мастурбатор притащит вместе с техникой и братьев Светозаровых, и ты не
снимать у нас будешь, а кабеля вот на это место наматывать.

Он хотел показать, на какое место будет наматывать кабеля Викеша, но
смутился под взглядами присутствующих дам, и показал, как наматывать
кабель на шею.

- А что ты имеешь против Дмитрия? – задал строгий вопрос Анатолий.

- Ничего не имею против. Просто мне более симпатичен Владимир.

- Но он же художник. К чему ты клонишь? Мы будем снимать?

- Куда я клоню? Почему бы нам ни выпить за хороших людей? Вот и все.

Мужчины чокнулись бутылками, дамы поддержали, и спор исчез так же
неожиданно, как и возник. За столом воцарилось вкусное единодушие.
Закусив, Ананасов уже мирным тоном предложил компромисс. Завтра с утра
Штемпель ищет пленку, а он, Анатолий, видеокамеру. Что появится в
наличии, с тем и будем работать.

- Согласись, Штемпсель, - попросил Анатолий, - Ведь ты же гений.

- Сволочь какая, - усмехнулся Штемпель, глядя печально вверх. – Знает,
как убогого обидеть. - И пояснил всем остальным. – Когда-то, сидя за
этим столом впервые, мы договорились обращаться друг к другу не иначе,
как только к гениальному коллеге. Я называю его «гением» от чистого
сердца. В те редкие минуты, когда он этого хоть немного заслуживает. Он
же, паскудник, а иначе не назвать, обращается ко мне с эпитетом
«гениальный» всегда с издевкой, подвохом, либо до такой степени
лицемерной похвалой, что блевать хочется. Дамы, прошу меня извинить. Вы
все-таки за столом.

- За гениев, ура! – встал Викентий, взмахнул бутылкой и от этого чуть не
упал.

- Ну, хорошо, допустим, я соглашусь, - уставился Семен на Анатолия,
словно поймал на горячем. – Допустим. Хорошо. Если я завтра достаю
бабину-две, то мы снимаем «Сны Пигмалиона», это понятно. А если ты
достаешь «цифровуху», то мы снимаем что?.. Ну?.. Что мы будем снимать,
гениальный ты мой? «Пигмалиона» я снимать на видео не позволю!

- Выпей сначала, - посоветовал Анатолий. – Викеша тост поднял и ему
тяжело с ним стоять. Только себя уважаешь. Спасибо, Викеша, - Анатолий
встал, чокнулся с поднятой бутылкой Викентия, допил остатки из своей,
швырнул стекло за спину, сел, отпил из банки рассолу, и уставил на
длинноволосого Стрижа, как две саперные лопатки, ладони с растопыренными
пальцами. И сказал, поперхнувшись. – Давай... кха!.. доставай.

Стриж тоже выпил с Векешей и запил томатным соком. Штемпель же
до Викентия не дотянулся, он даже вставать не стал, а, сделав глоток,
попросил того сесть на фиг.

- Я давно рассказывал Анатолию, - начал Тимофей, многозначительно
растягивая слова, - что у меня есть несколько сценариев. Несколько
сюжетов, так скажем. Которые легко объединить в тематический сериал.
Каждый сюжет самостоятелен и закончен, но жанр един для всех. Это
фарсовые ситуации, отражающие современную нелепую жизнь.

- Надо же, опять сериал! – хлопнул в ладоши Семен от умиления. –
Ананасов, ты уже звезданулся со своими сериалами. Ты от них озвездинел!

- Да ты послушай сначала! – крикнул Анатолий и указал на Стрижа. –
Это, между прочим, гений. Как он лихо провел судебное заседание?
Скажешь, не лихо?

Невидимая рука стерла с лица Семена веселье. Он строго постучал по
столу и выговорил не своим голосом.

- Ананас... Мы договаривались... Ты забыл? С самого первого заседания
договаривались... За этим столом только два гениальных человека. Ты и я!

Ананасов опустил глаза и молча, смиренно, извинился за нарушение
договора. Затем, виновато пожав плечами, сказал Стрижу.

- Тимоха, не обижайся, но у нас тут строго. Ты читай, пожалуйста, как
простой сценарист.

- Да пожалуйста! – великодушно согласился Тимофей и сделал еще
глоток. - Если я до сорока пяти лет не пробил ни одного сценария и не
напечатал ни одного рассказа, то неужели... Анатоль, неужели я буду
перед вами выёживаться? Хотя, между прочим, я не напрашивался, ты меня
сам затащил. Поэтому прошу хотя бы выслушать внимательно.

Он вытащил несколько листков из внутреннего кармана длиннополой куртки
с капюшоном, а туда, похоже, засунул свою обиду. Потому что, развернув
листки, и сделав несколько глотков уже из другой бутылки, начал читать с
преувеличенным вдохновением.

Итак, сюжет первый! Действуют присутствующие здесь!..

6

По темной улице бредут двое. Семен и вот эта девушка, простите,
актриса, которую привел он. Идут и устало спорят, потому что давно все
выпито, пришла пора расставаться, она его провожает на автобус. И вдруг
останавливаются, даже попятились.

Перед ними стоит как изваяние мужчина. Стоит, взирая в темное небо,
глаза полны восторга, лицо пылает вдохновением.

- Смотри, смотри! – кричит громким шепотом Семен, схватив за локоть
Вику. – Какая фактура! Какое лицо! Это он! Это же образ, о котором я
тебе рассказывал все эти дни!

Как ты меня утомил, - обречено говорит она.

- Подойди к нему, познакомься, заговори, - толкает ее Семен. – Это же
он, мы нашли, ты понимаешь, о-счастье!

- Знакомься сам, а я пошла домой, - говорит она и достает сигарету.

Выпустив густую струю дыма, она подходит к Стоящему и начинает
скороговоркой.

- Вы не хотели бы познакомиться, вон, видите, мужчина, это творческая
личность, ему очень понравилось ваше лицо, ваши глаза, ваша фактура, ну
просто очень.

- Да, у меня глаза, - говорит Стоящий и улыбается, глядя вверх.

Она обходит его с другой стороны.

- Это не юмор, это серьезно, хоть я и люблю пошутить, но ему не до
смеха, у него замысел, давно ищет и не может найти героя, мужчину вашего
типа, где изначальное добро и понимание, человеколюбие, понимаете? Ему
никак было не найти и вдруг такая встреча. Поэтому прошу вас подойти к
нему и познакомиться, он сам очень закомплексован, творческая личность,
самолюбив чрезмерно, но если знакомство произойдет, то впереди будет
увлекательная работа, он будет счастлив, и вы будете счастливы, и это
будет гениально, черт меня возьми!

Стоящий перестает улыбаться и произносит, так и не взглянув на нее.

Не мешайте мне, женщина!

Она делает несколько глубоких затяжек и машет рукой перед его лицом.
Пытается хоть как-то привлечь внимание Стоящего. А стоящий в
отдалении Семен решил, что это знак ему, и подбегает.

Он хочет сразу говорить с тобой, - кивает ему Вика.

Семен опешил, машет руками, пытаясь жестами дать понять, что он не может
так сразу, подготовительную работу должна провести она, его ассистент,
но сбивается в мыслях и жестах, решительно вздыхает и подходит к
Стоящему. Улыбается, ищет встречной улыбки, хотя бы взгляда, но не
находит, поэтому возвращается к ней удрученным.

- Начни все-таки ты. У тебя лучше получается. Мне кажется, я его
где-то видел.

- Мы сегодня разойдемся по домам? – раздраженно спрашивает Вика. – Или
уже никогда не разойдемся? Сигарета последняя, возвращаться не будем, не
может быть и речи, хватит, мне надоело, в конце концов, черт меня
подери!..

Мастерским щелчком отшвырнув окурок, она подходит к Стоящему.

- Здравствуйте, добрый вечер, у нас к вам творческое предложение, вы
не хотели бы сняться в кино, главная роль, фильм оригинальнейший,
гениальный режиссер, со своим видением мира, давно ищет именно такого
героя, человек тонкий, благодаря мне, конечно, так что вы отвечайте не
стесняясь, здесь все свои, это будет здорово, черт возьми!

- Я очень занят, - отвечает раздраженно Стоящий, так и не удосужив
взглядом.

- Вы не поняли, - привычно идет в атаку она. – Это редкий шанс,
бывает раз в жизни, вы станете звездой, вам повезло, будут поездки,
премии, или вы уже у кого-то снимаетесь, черт возьми?

- Угадали, - говорит Стоящий, продолжая глядеть вверх. – У каждого
свой фильм. И нужно стоят на своем.

Она извиняется, подходит к своему мэтру и сообщает.

- Его уже зафрахтовали, еще бы, с такою рожей, очень жаль, честно
говоря, как я тебя понимаю, черт меня подери.

Режиссер начинает чесаться, это творческий зуд.

- Ага, вот! А я не могу вспомнить, где я его видел. Известный же актер.
Милая, его нужно убедить.

- Убеждай сам! – взрывается она. – С меня хватит, я валюсь с ног, мы
же договорились, что я провожаю тебя на транспорт и все, как мне
надоело, это же не творчество, это какая-то каторга, черт меня задери!

Говоря все это, подходит в Стоящему, и продолжает, не прервавшись ни на
секунду.

- Извините, а вы не хотели бы лично познакомиться с режиссером, это
будет гениальный фильм, очень талантливый человек, поверьте, он
расскажет о своем замысле и вы сразу поймете, как это гениально, черт
возьми!

- Не сбивайте меня, – говорит сквозь зубы Стоящий. – Уже поздно.

- Иди скорей! – машет она Режиссеру. – Иди скорее, пока не поздно! Вот,
пожалуйста, твой будущий герой, говори с ним сам, увлекай своей
гениальностью, которой ты покоряешь женщин, а мои обязанности на этом
заканчиваются...

- Давай пригласим его! – перебивает режиссер возникшей идеей. – А
что? Пригласим, вернемся к тебе, посидим!..

- Ну, знаешь! – возмущается она. - Ты три дня отлеживался в моей
квартире, выпил весь бар, уничтожил все запасы кофе, продукты кончились,
с меня хватит, говори с ним, объясняй что хочешь, а я устала как собака,
как целая выставка собак, черт меня подери!

Она идет прочь. Он делает несколько шагов за ней, предупреждая, что она
пожалеет, но тут же возвращается. Ему очень нужно завязать разговор с
одиноко стоящим мужчиной, у которого такое фотогеничное лицо.

- Извините, вы в каком театре работаете? Простите – память. Вылетело
из головы совершенно.

Вся жизнь – театр, - весомо произносит Стоящий.

- Я не сомневаюсь в том, что вы знакомы с Шекспиром, - смеется
Режиссер, обрадовавшись, что контакт произошел.

Стоящий поворачивается к нему и буквально прожигает взглядом.

А еще фамилии, - требует он. – Шекспир, ну... а еще?

- Э... это ирония? – начинает заикаться Режиссер. - Ну, скажем, Мольер.
Вега де Лопе. Вы не верите, что я режиссер кино? Почему? Не похож? Я все
понял. Вы – безработный актер. Стесняетесь. Напрасно. Поймите, что
сейчас многие... Такое время... Конец века и тысячелетия… Время
хаоса…Моя судьба тоже висит на ниточке. И я не знаю, в чьих руках
узелок. Если я не сниму этот фильм... Если вы в нем не сыграете...

Но собеседник отвернулся и уставился в небо.

- Мне совершенно не понятен ваш отказ, - удивляется Режиссер. - Ну
что мне сделать, чтобы доказать? Хотите, я расскажу идею? Сценарий
хотите услышать?

Сценарий? – покосился Стоящий одним глазом.

- Да! – обрадовался Режиссер. – Идея такова, слушайте! С
человеком, с вами, например, случилась беда. Какая беда?.. Ну, скажем,
абстрактная. Вообще. Не знаю какая. Шарахнуло что-нибудь. Придумаем. Что
нам, беду не подобрать подходящую?

- Беда не приходит одна, - говорит Стоящий и смотрит в небо.

- Хорошая мысль, - подтверждает Режиссер несколько озадаченно. - Это
очень верно. Если по большому счету... Мы потом еще, еще беды
набросаем... Так вот, слушайте дальше. Человек этот, Вы, идет к людям с
мольбой. Помогите!

Это уже другой сценарий? – спрашивает Стоящий.

- Почему? Тот же. Вы идете к людям. Просите о помощи. А у вас, у
героя, лицо несколько отталкивающее. Мы подгримируем. Хотя у вас и без
грима. Вам верят, но, глядя в лицо, сомневаются. Будет такой эпизод. Он,
то есть, вы, звоните по телефону, рассказываете о возникших трудностях,
о беде, которая приключилась. Вам верят, сочувствуют, говорят, чтобы
приезжали немедленно, что помогут, и так далее. Вы приезжаете. Звонок в
дверь. Дверь открывается. Хозяин видит ваше лицо. Дверь закрывается.
Понимаете?

- Лучше один раз увидеть, - опять многозначительно говорит Стоящий. –
Это мораль.

- Да, - печально соглашается режиссер. - Лучше один раз увидеть. И
сразу оглохнешь. Хорошая мысль... Очень верно... Что же делать?
Извините, но вы не ответили. Каково ваше мнение, скажите. Я свой замысел
вынашивал лет эдак... много.

Стоящий вдруг изменился лицом и закричал кому-то в небо.

- Снесла курочка яичко!.. Не простое, а золотое!.. Шекспир! Мольер!
Вега де Лопе! И еще идея!.. Беда, беда!

- Конечно, конечно, - соглашается режиссер и делает на всякий случай
шаг в сторону. – Согласен, все сюжеты повторяются... Хорошая мысль...
Очень верно...

- Уходите! – кричит на него Стоящий. – Вы мне мешаете! Я не могу
при посторонних! – И громко спрашивает у кого-то там, наверху. – А что
мне делать?.. Да?.. Хорошо... Хорошо, я понял!

Он поворачивается к Режиссеру и говорит как гипнотизер.

- Послушайте... Я сегодня нашел магазин... Недалеко отсюда... В этом
магазине есть все. И очень дешево. Как тогда.

Не может быть, - непроизвольно вырывается у Режиссера.

- Я давно искал этот магазин. Его специально замаскировали. Но я нашел.
И там есть все, ну просто все и все. Идите туда! Идите! Вон за тем домом
под арку и во двор. Идите!

- Да у меня, знаете ли, денег с собой нет, - говорит Режиссер первое,
что на ум приходит. – А вы сами, что там купили?

- Как я искал этот магазин! – заговорил Стоящий доверительно. – И
вдруг нашел! Не поверил даже. Так дешево. Я по карманам. А денег нет.
Вот, как и у вас. Беда. Скажите, ведь это беда? Как в вашем фильме?

Режиссер приятно удивился.

- Так вы все-таки поняли? А я, было, подумал, что вы несколько... Вы
давно здесь стоите?

- Я запоминаю. За тем углом под арку и во двор. Я жду автобуса. Поеду
домой за деньгами. А вы идите туда, идите!

- Ах, автобуса! – обрадовался Режиссер. – А я уж подумал... Не зря
говорится, что человек со странностями – признак таланта.

Сам ты призрак. Не пошел бы ты?

Куда?

В магазин! Говорю ведь!

- Давайте вот что, - предложил режиссер. – Давайте дождемся автобуса и
вместе поедем за деньгами. Купим чего надо, подешевле, побольше... А
потом поговорим.

- Я никуда не поеду, - отрезал Стоящий. – Мне нужно улетать.

- Выпьем и полетим, - хохотнул Режиссер. – Без проблем. Кто нам мешает?

И тут к ним подходит женщина, ассистент, умиротворенно курящая.

Договорились? – спрашивает она.

- Пришла все-таки? – накинулся на нее Режиссер. – Совесть замучила?
Теперь мы можем вполне обойтись и без твоей помощи.

- Я за сигаретами ходила, чего ты, не могу я без сигарет работать,
если договорились, то о чем разговор, пошли ко мне, в чем дело,
черт возьми?

- Мы уезжаем, - говорит Режиссер. – Обойдемся без твоего предложения.

Куда уезжаете?

Не важно. Сейчас подойдет автобус, и мы поедем.

Ах, вот как? Ну, ждите, ждите. Здесь не ходят автобусы.

Режиссер берет ее примирительно под руку и отводит чуть в сторону.

- У меня сразу было какое-то подозрение... Он про какой-то магазин
начал... Сказал, что нашел магазин, где все очень дешево. За тем домом,
под арку и во двор.

Там никогда не было магазина.

И тут Стоящий заговорил громко, обращаясь к кому-то в небо.

- Знаю, теперь я знаю! Шекспир, Мольер и этот, как его... а еще я знаю
сценарий! Про беду!

Режиссер говорит быстро, оглядываясь.

- Сначала он про магазин какой-то... Потом говорит, что мне надо
улетать... Стоп! Гениально! У человека беда, ему не верят, из-за
внешности, он сходит с ума, говорит, говорит... А те, кто довели его до
такого состояния, начинают оправдываются, что знали с самого начала,
только не могли определить диагноз, мы сразу хотели остальных
предупредить... Играть должен он! Только он! Фильм есть! Его величество
случай!.. Не зря мы пили столько дней, не зря.

А Стоящий в это время мучительно выговаривает.

Шекспир!.. Мольер!.. Курочка ряба!..

Ассистентка отказывается, Режиссер держит ее двумя руками.

- Пойми, экономим! Актерам сколько нужно платить? Знаешь. А этому
покушать, укольчик – и он счастлив. Где мы еще найдем актера с такой
гениальной рожей?

- Я сейчас вспомню! – кричит Стоящий невидимому собеседнику, и
обращается к служителям киноискусства. – Ну, как, как?.. Мне надо, я
хочу, как?

По-моему он какать хочет, - печально говорит она.

Но Режиссер продолжает убеждать.

- В начале картины он нормальный, а потом... Смотри, что он вытворяет.
Это же гениально. Смонтируем, озвучим нормальным голосом, все получится.
Самое трудное теперь. Его нужно любыми путями затащить к тебе, чтобы не
упекли в больницу. Милая, ради меня! Даже не ради меня, а ради
искусства!

- Нет, нет! – машет она руками. – Нет, ни за что, это, знаешь, за
гранью, ну хорошо, ну может быть, только вот что, у меня нет никаких
сил, знаешь, сходи за бутылкой, мне нужна хоть какая-то моральная
поддержка, я, в конце концов, ассистент режиссера, а не медицинская
сестра, черт меня подери, зачем я соглашаюсь?..

Он радостно сообщает, что у него нет денег. Она достает кошелек, это
последние деньги, но она не будет мелочиться, там должно хватить на две,
одной явно будет мало. Режиссер объявляет миру, что на таких женщинах
стояло, и стоять будет отечественное киноискусство, берет деньги и
убегает.

Запишите мой адрес! – кричит в это время Стоящий.

Она подходит к нему и мягко спрашивает.

- Вы, наверное, проголодались? Хотите перекусить, чай, кофе,
бутербродики, сто грамм, теплую ванну, ну что же тебе еще-то предложить,
черт меня возьми?..

- Уйди! – резко поворачивается к ней Стоящий со звериным оскалом. –
Уйди, укушу! Все из-за вас!.. Из-за вас мне поставили четвёрку!.. А мне
нужно пять! А теперь они улетели! Ну, тетка, гадина такая... Сейчас я
тебя кусать буду... Гав! Гав!

- Тихо, тихо, тихо! – кричит она, выставив трясущиеся руки. – Тихо,
тихо, что тебя так разобрало? Стоял же тихо, умница, ну и стой, я –
ничего, я – просто, ты стой, стой, улетели – ну и ладно, главное, чтобы
не приехали, мы не хотим, чтобы приехала санитарная машина, не хотим,
да? Вот и молодец, вот и умница, а с кем это ты разговаривал, черт
меня подери, с кем?

- Они уже улетели! Из-за тебя! Из-за вас... Прицепились... Я вам
мешал? Я стоял, ни на кого не писал...

- Ну, тихо, тихо, - утешает она. – Не расстраивайся, тихо, ничего.
Прилетят еще раз, прилетят, никуда не денутся.

Мужчина с выразительным лицом вдруг выразительно зарыдал.

Они что, дураки все время тут летать?

- Ну, тихо, тихо, - она уже гладит его. – Сейчас мы пойдем в кроватку,
выпьем крепенького, или горяченького, мы чего-нибудь хотим выпить, а,
хотим?

Я хотел сниматься в кино, - говорит он.

- Ничего себе! – вырывается у нее, она ошарашена. – Ну, знаешь!.. Вот и
отлично, вот и замечательно, гениальный ты мой, мы будем сниматься в
кино, мы такое кино снимем, какое миру не снилось, черт меня возьми!..

- Мне всегда говорили, - начинает жаловаться он, - у тебя такое лицо,
такое лицо! Тебе только в кино сниматься. А не брали ни разу! Я ходил,
просился, но меня не брали!

Теперь возьмут, обязательно возьмут! – обнимает она его.

- А сегодня мне голос вдруг оттуда, – продолжает он серьезно, утирая
слёзы. - Выйди на улицу и стой на месте. Стой, и тебя снимут в кино.

Правильно, - шепчет она. – Умница, гениально...

Я вышел, стал, жду... И тут они подлетели!

Мы подошли, - поправила его она.

- Не вы! Раньше! До вас. Прилетели и спрашивают. Каких ты знаешь
писателей и драматургов. Мы хотим снять фильм по вашему сценарию. О сути
людской жизни на земле. Лицо, говорят, у тебя хорошее, а как насчет
знаний? Ответь на вопрос. А я не знаю. Ничего вспомнить не могу.

Ее больше всего удивляет серьезность рассказа.

Да уж, лицо у тебя, только гуманоидов пугать.

- Они говорят. Вот тебе задание, придумай сценарий. Расскажи сказку. И
назови три фамилии. Вспомни, пока мы круг делаем. Они летают, ищут
нужных людей на свой космический фильм. Только, говорят, стой, никуда не
уходи. Мы над этим местом пролетать будем. И тут вы! Припёрлись! Фильм,
фильм!.. Лицо, лицо!.. Не нужен мне ваш фильм! Я у них сниматься хочу.
Они подлетели, а вы не даете говорить, лезете, этот твой, якобы
режиссер!.. Куда он ушел? Сейчас убью. Мне сверху говорят. Да пошли ты
его в магазин. Скажи, что недалеко есть магазин, где все дешево, он и
отвяжется. Я говорю про магазин, он не верит. Я про автобус
рассказываю, он не уходит. А они спрашивают. Ну что, вспомнил? Я,
конечно, вспомнил сказку про курочку рябу. Шекспира вспомнил, Мольера.
Сценарий придумал. Про беду. С моралью. Где в главной роли,
конечно, я. А вот третью фамилию никак вспомнить не могу. Потому что вы
мешаете. Встали тут, ля-ля-ля, ля-ля-ля! Вот сейчас вспомнил! Вега де
Лопе!

- Это в шутку так говорят, - осторожно замечает она. – Правильно –
Лопе де Вега.

Мне лучше знать! – кричит он злобно.

- Хорошо, хорошо, умничка, молодец, тихо, тихо, тихо, вспомнил, ну и
молодец, замечательно...

- Да? – взгляд его сделался недоверчивым. – Это сейчас, а тогда не
мог вспомнить! Потому что вы приперлись! Они говорят, ну что же ты,
задание легкое, а ты всего лишь на четверку. А надо на пять! Понимаешь?
Мы, говорят, полетели дальше, других искать. Если не найдем, про тебя
вспомним. Я им кричу: запишите адрес! А они: мы знаем, мы тебя найдем,
если понадобишься. Как же, найдут они... Если понадоблюсь!.. Почему я не
мог вспомнить? Из-за вас. Все, сейчас убивать буду. Точно.

Она отбегает. Он, распахнув руки как сети, начинает ловить,
приговаривая.

- Вы всегда стояли на моем творческом пути... Ненавижу... Как я вас
всех таких гениальных ненавижу!

- Тихо, тихо, тихо! – переходит она на крик. – На помощь! Люди!
У-би-ва-ют!

- Ага! – мужчина с выразительным лицом словно пришел в себя от крика.
– Хочешь, чтобы я тебя убил и в тюрьму? Нетушки. Хитренькая. – И тут его
пронзила догадка. – Они же обещали прилететь ко мне домой!.. А я тут,
как ненормальный...

Теперь она преграждает ему дорогу, потому что он смотрит по сторонам,
определяя в какую сторону идти.

- Тихо, тихо, тихо, куда ты собрался, никуда не надо идти, никуда не
надо торопиться, сейчас придет дяденька режиссер и снимет тебя в кино,
потерпи немножечко, ну потерпи, потерпи, черт тебя возьми!..

- Мне нужно домой! – кричит он и пытается обойти ее. – Они знают мой
адрес, а меня там нет!

- Тебе не нужно домой, - она стоит на пути. – Тихо, тихо, ты должен
служить искусству.

- Я не хочу служить вашему искусству! Я хочу служить ихнему! Оно
добрей!

Он бросается прямо не нее, сшибает с ног, и убегает в темноту.

Она поднимается, отряхивает одежду и горестно причитает.

- Идиот, ну тебе же голос был, тебе же сказали, стой на месте и тебя
снимут в кино, куда же ты, идиот, ну идиот просто, это же гениально,
ему голос был, а он убежал, черт его возьми... - Она смотрит на небо,
всхлипывает. – Если бы мне... Хоть разочек... Хоть намек... Голосочек
еле слышный... Всю жизнь прислуживаю этим гениям, и хоть бы кто-нибудь
из них действительно был великим, как же, они пропьют все деньги,
выкурят последние сигареты, выжрут весь кофе, и сплошной идиотизм,
ничего мало-мальски великого, только умение встать в позу, встанет и
стоит, меня не поняли, а я гениальный, и стоит такой непонятый, нет, с
меня хватит, черт возьми...

Тут веселой походкой подходит он, ее режиссер, творческая личность.

- Слушай! Я не понял! Представляешь, иду, везде закрыто, поздно уже,
возвращаюсь ни с чем, ну и дай, думаю, зайду в тот двор, под арку, ради
хохмы. Ты не поверишь... Там действительно магазин! – Он протягивает
цветастый пакет с увесистым содержимым. – Вот, смотри! Очень дешево!
Считай. Ты дала денег на две? А здесь сколько? Четыре! Видишь? Че-ты-ре!

Она вдруг заговорила сама с собой.

- Четыре?.. И у того было четыре... Совпадение?.. Постой, откуда там
магазин, ты шутишь? Почему ты не спрашиваешь, где твой гениальный друг?
Он тебя больше не интересует? Я тут сражаюсь, словно контуженная
амазонка, ведь он меня чуть не изнасиловал, швырнул на землю и убежал, с
меня хватит, я больше не хочу никакого искусства, черт меня подери!..

- Убежал? – удивился режиссер, но его данное обстоятельство не очень
расстроило. – Ничего, найдем другого. Придумаем. Пошли к тебе, у нас
теперь есть о чем поговорить.

- Ах, вот как? – она решительно складывает руки на груди. – Нет, с
меня хватит! Я не хочу больше иметь дело с полоумными. Там нет магазина!
Только ненормальный мог что-то купить в том дворе.

- Тихо, тихо, тихо, - поднял руки он, чтобы успокоить. – Я сам
удивился, не меньше твоего. Мне же про этот магазин сказал этот, который
здесь стоял. Ушел он, и ладно, и пусть. Я тоже не поверил ему, а видишь
– четыре.

- Четыре, - уже отрешенно бормочет она. – Четыре... Ему сказали
оттуда про магазин... Он сказал нам... Четыре...

- Но я-то нормальный, - пытается заглянуть в ее глаза Режиссер. – Ты
веришь, что я нормальный?

Она увидела что-то другое.

- Ему был голос... Выйди, стой, и тебя снимут в кино... Он не
поверил... Потом сказали, чтобы отослал режиссера в магазин... Это был
второй знак... Режиссер пошел и купил...

- Да я в здравом уме! – кричит он на нее. - И трезвый! Ну, я не знаю,
как тебе доказать!

- А они полетели искать людей для фильма... Они летают кругами... Это
же третий знак!.. Мне!.. Знак свыше!.. Они обязательно пролетят здесь,
надо мной... Кто, как не я, знает лучше мир киноискусства?.. Конечно я!

- Не веришь, да? – спрашивает Режиссер уже категорично. – Думаешь, я
псих? Тогда я стану здесь, и буду стоять! Дождусь первого встречного,
попрошу сходить туда и проверить, есть там магазин, или нет там
магазина. Чтобы ты поверила. Или сама сходи. Ну, сходи!

Но она умоляюще обратилась к темноте.

- Я знаю сюжет!.. Я знаю такой фильм!.. Фильм о людях на земле... Об
идиотах, которым кажется, что они гении... Вы не представляете, какая
это трагедия для планеты!..

А Режиссер настаивал на своем.

- Буду стоять и ждать! А ты убедишься! Я докажу, что я нормальный, я
всегда шел до конца, и я буду стоять на своём! Чего бы мне это не
стоило.

- Я готова ждать, - шепчет она молитву-мольбу. – Я готова терпеть
лишения, черт меня подери, я с места не сойду, только поверьте, поймите,
лучше меня никто не знает про этот мир, я назову фамилии!.. Их много...
Их очень много!.. Я назову всех!

7

Зааплодировали Вика, Яна и Викентий.

Тимофей Стриж поклонился сидя, небрежно, взял бутылку, сделал пару
глотков и тут же окосел. Видимо до этого держался на ответственности за
прочтение.

А Семен с Анатолием сцепились глазами в немом поединке. Ирония во
взглядах притаилась, ухмылки сдерживали рвущийся наружу сарказм, не
желая взрывать серьезную атмосферу застолья.

- Это про нас? – выговорил, наконец, Штемпель, скручивая губы в
трубочку, чтоб не расползлись.

Ананасову давалась легче мина серьезности. Чугунным тоном выговаривая
слова, он подавлял, наступал.

- Неприемлемо то, что неинтересно. А это будет приемлемо. Однозначно.
Бесспорно.

Семёна распирало изнутри, даже щеки надулись, и он не выдержал, смех
вырвался. Он схватился было за примиряющее спиртное, но взглянув на
бутылку, содрогнулся.

- А где мороженое? – вспомнил он тревожно. – Мы же забыли про
мороженое. Оно растаяло!

Вика вскочила от горького взгляда, сбегала туда, где оставила пакет и
быстренько принесла коробку с мороженым, как заботливая мама капризному
ребенку.

- Ложечку-то я не выбросил, я знал, - засмеялся ещё раз, но уже
блаженно Штемпель, и действительно вытащил из кармана ложечку, которую
тогда, при посадке в машину, на глазах у Вики бросил через плечо. Жадно
проглотив несколько снежных комочков, он умильно зажмурился, позволил
себе весело икнуть, «ик» получился как «хрюк», и вновь скорчил
физиономию принципиального руководителя-дебила.

- Хорошо. Если завтра я не добуду пленки, то будем снимать про
гениев.

Анатолий кивком поблагодарил Вику за доставленное вовремя мороженое
и подмигнул Стрижу, дескать, все хорошо, молодец, наша взяла. Стриж,
благостно закусывая, одобрения не увидел.

Штемпель быстро управился с мороженым и тревожно глянул на часы.

- Ё-о!.. Закругляемся, закругляемся! Через полчаса выходить! Ананас,
проводи наших гостей в лучшую камеру и посели втроем, чтоб веселей было.

Вика с Яной обменялись взглядами легкого обалдевания.

– В какую камеру?.. Мы разве не вместе?.. Будем выходить?

- Нет-нет, ни в коем случае! Въехать сюда в крытой машине – это одно. А
выходить нельзя. Потому что вы запомните район и место нахождения
предприятия. А это для нас рискованно. Мы не можем нарушать конспирации.
К тому же вы нужны завтра на съемочной площадке. С утра.

Да мы придем завтра! Клянемся!

- Так я и поверил. У нас есть опыт. Не беспокойтесь, содержание вам
понравится. Чайник, микроволновка, телевизор, биотуалет. Как в лучших
пятизвездах. Захватите с собой побольше угощений. Тимофей, вы, как я
понимаю, человек глубоко пьющий, как глубоко верующий, поэтому захватите
себе на утро. А завтра будет еще, не беспокойтесь.

Девушки с надеждой посмотрели на Ананасова. Тот был вновь похож на
тяжелый танк с поржавевшей броней.

- Меня лично дома ждут! – сердито крикнула Вика. – Мама, бабушка,
собачка!

- А у меня муж ревнивый, - выразила свое недовольство Яна. Возмущение
она адресовала Вике, которая вдруг отделилась от нее своим
выразительным «меня лично». Ей она и пояснила. – Если я с работы на час
опаздываю, он меня полночи пилит, спать не дает. А если я ночевать не
приду, то – знаешь!..

- Завидное здоровье у вашего мужа, - бесстрастно отметил Семен. – Но
я ничем помочь ему не могу. Отсюда выходят три человека. Мы и Викеша. Он
местный и посвященный. Остальные ждут завтрашней смены. Вам понравится,
уверяю. Мы вас вывезем отсюда, когда закончится съемочный период. Когда
закончится ваше добровольное служение искусству. А сейчас... Ну,
позвоните вашему мужу. Скажите, что вас не будет несколько дней.
Скажите, что вас похитили. Чеченцы. Нет, про чеченцев не надо. Вдруг ваш
муж заявит и начнется розыск. А ребята здесь не при чем. Такую подлянку
им делать я не позволю. Придумайте сами что-нибудь.

Он услужливо протянул трубку. Сотовый телефон первой взяла Вика.
Сначала спокойно, а потом все больше раздражаясь, она объяснила маме,
что ее сегодня не будет, а возможно и завтра, на все вопросы она ответит
потом, а сейчас не хочет врать, потому что ей не восемнадцать лет, и
даже не двадцать, и уже не двадцать пять, а на год больше. Нажав кнопку,
она прекратила объяснение, потому что нервы и так на пределе.

- Да я не знаю, что сказать, - возмутилась уже на слезливой ноте Яна,
когда телефон предложили ей. – Не хочу я ничего ему говорить! Я домой
хочу!

- Ваш муж пойдет заявлять в милицию, если вы сегодня не придете? –
участливо спросил Штемпель.

- Да, как же, пойдет он! – хмыкнула Яна. – Это такое жлобьё... Он по
бабам скорее пойдет.

- Вспомнил! – заорал Ананасов, напугав даже Штемпеля. – Она придумала
мне псевдоним Жлобоевский! Слышишь, Сеня? Моего героя будут звать
Жлобоевский. Звучит?

- Какого героя? – печально спросил Штемпель. – Какого именно героя?
Где, в чем, в каком произведении?

- Имя звучное, - выразил свое авторитетное мнение Тимофей Стриж. – Но
подходит под лишь военный мундир девятнадцатого века. А мы будем снимать
о современности. Поэтому если уж давать имя твоему герою, отталкиваясь
от полюбившегося тебе словесного корня, то, например... Жлобо. А что?
Доктор Жлобо. Тут даже сюжет напрашивается.

- Да, - восхищенно дохнул перегаром Анатолий, и в его глазах замелькали
кадры будущего фильма.

- Ананас, блин! – заорал Семен. – Уводи их, быстро! Мне еще убирать
всё отсюда! Времени нет! Берите скорей, кому что нравится!

Тимофей прижал к груди две бутылки вина и пластиковую двухлитровку
пива. И спросил из вежливости.

А куда вы это все уносите?

- Туда же откуда принесли, - ответил Семен, достал из-под стола два
картонных короба и дал команду Викеше. – Грузим!

- Я девочкам-проявщицам фруктов возьму? – спросил Викеша,
перекладывая в коробки все подряд, и вскрытые и нетронутые упаковки.

- Ты же целый ящик отволок! – возмутился Семен. – Им все мало? Бери,
не мое же. Пару коньяка возьми. Все равно палёный.

Девушки не слышали последних слов Штемпеля. Их повели. Ананасов взял
под локоть Яну и пошел, ускоряя шаг. Вика засеменила следом. Замыкал
уходящих в темноту Стриж. Яна не сопротивлялась, но возмущалась.

- Ну как же так? Ну что же это? Мне же не поверят, что здесь было
типа бескорыстное кино... Если б хоть что-то было, то не так обидно бы
было... Но ведь ничего такого не было и не будет, а мне ни за что не
поверят, вот что противно... А вы, - обратилась она к Анатолию
подобострастно, - почему вы не хотите с нами остаться? Я-то думала,
что... Ну, это самое...

- Сегодня у жены день рождения, - ответил Анатолий. – Не хочу
расстраивать.

Очень любите свою жену?

- Не знаю. У кого-то жена красивая. У кого-то вкусно готовит, хорошая
хозяйка. А мне с моей и так хорошо.

- Если у нее день рождения, вам давно уже нужно дома быть, готовиться.
А вы тут неизвестно чем занимаетесь.

Вот я и прошу идти побыстрей!

Вышли под открытое небо, в сырую темень. Скрипнул под ногами замерзший
снег. По силуэтам чернее неба увидели, что идут по узкому проходу меж
плотно стоящими одинаковыми домиками.

Это гаражи, что ли? – спросил сзади Тимофей.

Анатолий не ответил, а девушки поняли, что вопрос попал в точку, домики
стояли единой кирпичной стеной. Внутри одного из них кто-то говорил
даже.

Анатолий подошел к нужному, на ощупь вставил ключ, щелкнул и открыл на
себя дверь, за которой висел мрак. Раздался еще один щелчок,
выключателя. И черная дыра, как в мультфильме, преобразилась в
симпатичную комнату, обшитую деревом. Притягивали уютом ковер на задней
стенке, телевизор на тумбочке, две широкие тахты и низкий столик между
ними. Девушки вошли, поддавшись притяжению вещей. И оглянулись, когда
сзади лязгнула дверь. Анатолий закрыл их, назад не выйти.

Тимофей Стриж, выражая восторг звуками «а», «о», «у» и «ё», принялся
изучать бытовые условия. Поставив бутылки на стол, опробовал левую от
входа тахту на мягкость, включил телевизор, погладил ковер, висящий за
ним, пощелкал переключателем программ, сделал звук потише, включил
обогреватель, включил торшер, попробовал на плотность одеяло и подушку
на второй тахте, пустил воду в закутке с раковиной и краном, открыл
дверцу шкафа в углу и обрадовался, что это туалет. Холодильник оказался
набитым пакетами и бутылками, отчего Тимофей исполнил танец восторга.

Да здесь куда лучше, чем дома!

Вас дома никто не ждет? – спросила Яна.

- Ну, кто может ждать дома убогого литератора? Разве что стопка чистой
бумаги. Даже стопка водки чаще всего не ждет, а отсутствует.

А Вика не стала задавать вопросов. Она села на тахту и попросила Стрижа
найти стаканы. Ей очень захотелось провести денек в этой камере отдыха.
Яна села рядом, продолжая ворчать, но Вика уставилась в телевизор, не
желая отзываться на реплики, зовущие к единогласию. Тимофей скинул
плащ-пальто, засучил рукава свитера, похожего на кольчугу, и попросил
обождать минут десять. Он любит ухаживать, он мастер накрывать столы не
у себя дома, а там где есть хоть какие-то продукты. От нетерпения выпить
он уложился быстрее, суетливо поставил на стол три керамические чашки с
разогретой в микроволновой печи закуской, три вилки и, на удивление, три
стакана. Извинившись, что хлеба нет, разлил вино и выпил первым. А
закусив, извинился еще раз, повалился на тахту лицом к телевизору и
захрапел. Видимо устал от напряженного творческого процесса.

Вика предложила выпить еще, ей понравилась и обстановка и атмосфера. Но
Яна не разделяла ее настроения. Выпив и поискав в холодильнике
чего-нибудь полакомей сосисок, она вдруг схватилась за голову.

- Мне же завтра на работу! Муж убьет – и черт с ним, не в первый раз.
А такую работу мне будет не найти. Ты что, у нас знаешь какой зав
производством строгий? Его Костею зовут. Лысенький такой.

Вика устроилась смотреть телевизор лежа. Но Яна не давала ей покоя
энергичными рассуждениями. Если они вошли с заднего торца гаражей, где
врезана дверь, а ворот нет, то значит напротив должны быть эти самые
ворота. У ее мужа был такой гараж, который он продал из экономии. Вика
не хотела слушать про мужа, но Яна перешла от рассуждений к действиям.
Отодвинув тумбочку с телевизором, она заглянула за ковер, и радостно
прошептала, что ворота есть. Вика не услышала, начался фильм. Яна
повторила громче и велела помочь снять ковер. Вика ответила, что ковер
ей не мешает. Яна выключила телевизор, переставила его на пол, а с
освободившейся тумбы принялась скидывать петли ковра с крючков. Вика
нехотя дала пару советов.

Ковер упал. Ворота были. Имелась в них и такая же дверь, как в стене
напротив, стандартно-металлическая, а на ней всего лишь задвижка. Яна
отодвинула ее, толкнула, налегла всем телом, и дверь подалась, открывая
выход в темноту.

Бежим!

Куда? Зачем?

- Ты что, дура, что ли? Хочешь с этими придурками кино здесь крутить?
Это же маразматики старые. Они до сих пор из песочницы вылезти не могут,
а ты хочешь быть у них воспитательницей? Причем бескорыстно, да?

- Ты права, - сказала Вика и встала с постели. – Он меня обманул. Он
заплатить обещал. А бескорыстно пусть у него снимается моя бабушка. Член
капээсэс с сорок пятого года. Хотя тут неплохо. Мне понравилось. Всё
есть.

За дверью нащупался узкий коридор. При свете, идущем из уютного гаража,
они рассмотрели бетонную стену напротив, бетонный пол и потолок,
выложенный из бетонных перекрытий. И вдруг услышали человеческий стон.
Проскулил знакомый человеческий голос, который уже звучал, или
мерещился, когда их вели к камере отдыха по улице. Яна крикнула «эгей!»
и пошла на ощупь в ту сторону, откуда раздавался звук. Но стон исчез как
слуховая галлюцинация. Яна повторила оклик, не дождалась ответа и
удивилась, куда же они попали и как отсюда выбраться. Вика предложила
идти обратно. Яна не согласилась, если это проход, значит, он куда-то
выведет. И вдруг голос заверещал буквально рядом.

Я здесь! Помогите! Освободите меня! Я здесь!

Девушки ощупали ворота гаража, расположенного через один от их уютного
места заточения, дернули дверь, но та оказалась запертой изнутри.

- Эй, ты! – крикнула Яна и стукнула кулаком. – Там должна быть
задвижка, засов! Ее нужно открыть! Если висит ковер, то сними его!
Слышишь?

- Слышу, слышу! – закричал радостно знакомый голос. – Тут нет
никакого ковра! А задвижка есть, вижу! Сейчас я до нее ногой дотянусь!
Вы только не уходите!

Когда Яна с Викой вошли в гораздо хуже освещенный гараж, то не очень
удивились. На расстоянии вытянутой ноги от двери стоял, прикованный
левой рукой к металлической скобе, Геннадий-оператор.

- Девочки, милые, спасительницы! Ключ скорее дайте! Вон, на тумбочке
ключ от наручников лежит. Ананас его специально не взял, чтобы не
потерять. Садюга!

Этот гараж походил на мастерскую. Имели место стол с едой и напитками,
которые пленник мог достать, верстак, полки с инструментами, ящики,
автомобильные колеса и канистры. Яна взяла с тумбочки крестообразный
ключ на веревочке и подала Геннадию. Тот, повозившись, разомкнул
свободной рукой наручники, выругался и пнул заботливо оставленный рядом
с ним переносной унитаз.

- Как вы попали сюда? Там есть ход? Я думал, что эти ворота с дверью
нефункциональны.

- Нас тоже заперли, - пожаловалась Яна и посмотрела на Вику. Но не
встретила поддержки.

- Они поплатятся за это! – злорадно погрозил кулаком Геннадий. – Я
такого не прощаю.

Он быстро осмотрел полки, открыл стол, выдвинул ящики. В одном из них
лежал фонарь, и его Геннадий радостно поприветствовал. Из разнообразия
инструмента он выбрал небольшую монтировку. И вышел первым, освещая
путь. Яна с Викой двинулись за ним, безропотно подчиняясь мужчине.
Геннадий ориентировался быстро с помощью фонарика. Ближний край прохода
вдоль гаражей-камер заканчивался безнадежно глухой стеной. В дальнем
конце лабиринта отбрасывала тень конструкция наподобие лестницы.
Подошли, это был сваренный из уголка четырехногий помост, который
строители называют «козлы». Геннадий взобрался по перекладине на
сооружение, ударил в потолок монтировкой и радостно закричал.

Здесь люк! Как в подводной лодке! Мы спасены!

Однако с крышкой люка, бетонным квадратом толщиной с ладонь, пришлось
повозиться. Геннадий трижды бегал в мастерскую. За ломом, кувалдой и за
хитроумной железякой, приспособленной им как рычаг. Наконец удалось
прорвать люк через верхний слой чего-то сопротивляющегося. Через слой
рубероида, промазанного смолой. Пленники выбрались на мягкую кровлю
гаражей, очищенную от снега ветром. В темноте бугристая площадка с
торчащими короткими трубами казалась бесконечной в обе стороны. Лишь с
одной стороны, за силуэтами деревьев, светились окна многоэтажек. С
другой стороны тоже, но очень далеко. Луч фонаря не мог определить в
какую сторону идти ближе. И вдруг донесся знакомый до восторга звук.
Приближалась электричка. В самой темной стороне, пугающей и
неприветливой. Геннадий быстро пошел, светя под ноги. Яна с Викой
старались не отставать. Дошли до края, рассмотрели снег внизу. Геннадий
предложил прыгать. Он спрыгнул первым и поторопил их, так как электричка
приближалась и, кажется, начинала тормозить, а снег неглубокий, так что
ничего страшного. Отойдя шагов на десять, он крикнул, что здесь дорожка,
тропа, ведущая прямо к платформе через небольшой перелесок.

- Ну, долго вы там? Боитесь? Ну и оставайтесь! А мне некогда. Вдруг
эта электричка последняя. Вы к тому же участвовали в судилище надо мной,
так что помогать вам у меня нет резона.

Донеслись убегающие шаги. А затем скрип тормозов электрички,
замедляющей ход. Яна опустилась на четвереньки и попробовала спуститься
ногами вниз. Вика последовала ее примеру, и у нее получилось быстрее.
Затем они побежали изо всех сил. Потому что звук приближающейся
электрички стал осязаемым. Увидели они за деревьями и свет огней, от
которого дорожка стала заметней. Лес кончился, обозначилась платформа,
та ее часть, где замерли последние вагоны. И Вика с Яной принялись
умолять невидимого рулевого этой спасительной колбасы с горящими
окошками подождать, замешкаться, закурить, увидеть что-нибудь
интересное. А что можно увидеть интересного на замерзшей платформе в
столь поздний час? Раздался призывный свисток. Девушки добежали до
нижних бетонных ступеней, когда прозвучали закрывающиеся двери.

– А поездочек-то ушел, - выговорила Яна, тяжело дыша. И в сердцах
добавила. – Поездёночек!

Г Л А В А В Т О Р А Я



1

Сожаления грузней одеяла, их ногой не откинешь.

Вика проснулась оттого, что заплакала во сне. Сегодня ей предстоит
тоже, что и вчера. Изучать газетные колонки «требуются на работу»,
звонить, спрашивать и, получив ответ, извиняться за беспокойство. А еще
уходить и уходить от телевизора, вырываться из перенапряженной
атмосферы, где не берегут свои нервы ни мама, ни бабушка, ни она. Есть
еще псина Альфа, да и та сука.

А ведь прошлым днем она могла сняться на пленку в роли ассистентки
режиссера. Она не актриса, но старалась бы изо всех сил. Образ
женщины-помощника неплохо изобразил на бумаге сомнительный гений с
длинными волосами. Да и вся катавасия с киносъемками, несомненно, только
развлечение, игра для старых пиротехников. Однако стол с ворованным
питьем и закусками помнился реальным. И гараж для отдыха со всеми
удобствами. И наручники, в которых держали пленного, выглядели не
бутафорскими. Толстушке с оператором хотелось бежать, а она-то с какой
стати увязалась? Яна боялась прогулять рабочий день, - ну и пусть
строчит на швейной машинке в свое удовольствие. Только вечером ее дома
ждет ревнивый муж, а не шикарный ужин без посуды, который будет сниться
еще ни раз.

Вика долго пила чай, долго не реагировала на вопросы бабушки, что
сварить на обед, и долго набирала телефонные номера, подчеркнутые в
газете, чтобы мама была уверена в идущих поисках работы. А после обеда
решила, что на улице сокрушаться веселей. Семен взял ее в плен около
шестнадцати часов. Она решила повторить маршрут. Они же постоянно ищут
актрис, насколько она поняла из разговоров. Ищут, привозят, а те
убегают, как две дуры позапрошлой ночью. Либо не соглашаются на
бескорыстие ради вкусного ужина, после чего их так же скрытно вывозят,
как и привезли. Главное для этих киногероев, чтобы никто не узнал
места расположения подпольной студии. Вика запомнила фразу «район
Осиновой поляны», но где это? Еще она помнит фразу «отдам чеченцам», но
готова рискнуть.

У знакомого магазинчика тележку с мороженым охраняла девица в
переднике. Вика прошла мимо, прошлась еще раз, вошла посмотреть на лицо
хозяина в кепке. Судя по глазам, экономический рост у предприятия даже
не предвиделся. Здесь некого поджидать, и это ясней, чем иней
мороженного в контейнере.

Вика быстро пошла к тому месту, где ее посадили в машину. Торговое
пространство кипело живыми лицами, но одной хари явно не доставало. Вика
прошла к разгружающимся машинам. Их было всего две и обе не того цвета.
Крутящиеся около них люди показались знакомыми. Один из смуглянцев
заглянул в фургон и позвал водителя. Водитель оказался русским. Вика
решилась попробовать на удачу.

- А Семён будет сегодня? – задала она весело вопрос, заглядывая во
внутрь кузова и не находя там мест для сидения.

- Какой такой Семён? Зачем тебе Семён? Пойдем, угощу тебя без Семён.

Вика прождала более двух часов. Замерзла, хотя в этот день синоптики
обещали минус один. Одного человека и не хватало.

Вечером она стала припоминать рассказ Яны. Пока они матерились, не
чувствуя холода, подошла следующая электричка, и от радости даже мысли
не возникло поинтересоваться названием платформы, на которой сели. В
пустом вагоне выбрали места над работающей печкой, и Яна затараторила
историю с подробностями, как вышла в тот день «закадрить мужика», как
угостила жлоба Анатолия крепким напитком, а тот половину влил своему
дружку, как их везли в темной машине, как протащили через темный ход на
идиотскую студию, как заставили раздеться и даже выныривать из воды
ненормальным образом, как хорошо, что в кинокамере не оказалось плёнки,
какая она молодец, что догадалась проверить, есть ли за ковром дверь, и
какой сволочью оказался Геннадий, чисто по-мужски бросивший их, несмотря
на то, что они его освободили. Яна рассказывала так, как будто
участвовала во всех событиях одна. Когда приехали на Балтийский вокзал,
Вика ощутила, что не разделяет ее восторга от побега. Теперь она
вспомнила из ее рассказа, что к метро «Ладожская» Яна добирается на
автобусе, но лучше, конечно, на «маршрутке».

Следующим утром Вика быстро управилась с завтраком и еще быстрей
отзвонилась по номерам из купленной вчера газеты «Вакансия». Маме с
бабушкой по секрету сообщили, что ее пообещали взять в одно местечко, но
говорить в какое именно пока нельзя, чтобы не сглазить.

Суеверное чувство усиливалось по мере приближения к нужной станции.
Очутившись на улице в разветвленном городке торговли, Вика поняла, что
не найдет здесь Ананасова, даже если он тут есть. И уж кого совершенно
не ожидала встретить, так это Яну. Через полчаса унылого блуждания ее
грубо толкнули.

Э, подруга! Ты чего здесь трешься, оп твою ять?

Она бы не узнала Яну, если б искала целенаправленно. Другая одежда и
темные очки. По возвращению домой Яна рассказала мужу, как ее похитили,
и как она сбежала, о кинопробах, само собою ни слова, как они с подругой
по несчастью, про которую тоже пришлось рассказать, ехали в электричке,
и как забыли обменяться телефонами, поэтому муж не смог позвонить и
удостоверился. В результате он не поверил и навесил ей на оба глаза по
фонарю, с которыми нельзя появляться на швейном производстве, особенно
перед строгим и «таким хорошим» начальником, который разрешил взять
отгулы. Она сняла очки. Фонарики впечатляли. Поэтому Яне очень
захотелось еще раз встретиться со своими похитителями, чтобы хоть как-то
отомстить мужу. А вдвоем искать будет легче. Вот только здесь нет
Ананасова. Она уже трижды обошла все вокруг.

Соображения в Яниной голове происходили энергичней, хотя она знала
только операции за швейной машинкой, а у Вики почему-то медленней,
несмотря на умение пользоваться компьютером. Яна и доказала, что нужно
искать не здесь. Сюда привезли товар, выгрузили и уехали. Здесь же
Ананасов заранее назначил встречу со Стрижом. Значит, они помогают
развозить товар из чеченского ангара по многим рынкам, и чаще должны
появляться на тех, которые расположены ближе к огромному складу. То
есть, в районе пятнадцати минут езды на электричке с Балтийского
вокзала. Она тоже не помнит названия платформы, но это легко вычислить.
Яна подошла к лотку, торгующему газетами, и спросила карту города.
Быстро нашла вокзал и тянущуюся вдоль железнодорожной ветки линию
метрополитена, где у станций, наверняка, такие же торговые джунгли, что
и здесь, и где встретить ненаглядных похитителей намного вероятней.

Поиски у метро «Нарвская» огорчили, в Автово расстроили, а Ленинский
проспект вогнал в совершенное уныние. В какую сторону искать? Пошли
наобум вдоль ларьков, приютившихся у могучих зданий универмага. Вика уже
не искала, шла и шла, не зная, как отвязаться от прилипшей напарницы. А
Яна вдруг обратила внимание, что они почему-то настойчиво идут за пятью
солидными мужчинами в кожаных пальто и шляпах, явно гангстерах, в
каком-то фильме она уже таких видела, причем один из них начал тревожно
оглядываться, направляя в их сторону свои темные очки. Вика предложила
закурить, стоя на одном месте, чтобы отстать от навязавшихся мафиози.
Яна сказала, что не курит, но ради остановки за компанию согласна. Они
демонстративно отвернулись в другую сторону, пока пятеро шикарно
разодетых мужчин остановились у следующего ларя.

Вика сделала третью затяжку и поперхнулась дымом от прозвучавшей над
ухом суровой фразы.

Стоять и не двигаться! Кто вас послал следить за нами?

Ананас! – воскликнули обе девушки, узнав голос.

- Не двигаться, блин! Не оборачиваться! Кто вас послал, быстро, ну!..

- Да никто не посылал, - заговорила испуганно Яна, а Вика лишь кивала,
откашливаясь. – Мы сами по себе вас ищем. Мы хотим еще раз сняться в
кино. Честно.

Ананасов вгляделся в лица, и задумался, анализируя результат.

- Мы вас даже не узнали в этой одежде, - продолжила Яна веселей. –
Шли себе и шли. Мы вас искали там, где первый раз познакомились. Я даже
на той лавочке посидела, где мы выпивали. Помнишь?

- Значит так, - заговорил он, совершенно не узнаваемый в ковбойской
шляпе. – Сейчас подойдете к Штемпелю и доложите. Запоминайте слово в
слово. Семен, все чисто, хвоста нет. Запомнили? И больше ни звука. На
вопросы чеченцев не отвечать. Что я скажу, то и делать. Ясно? И зовут
меня, едрёна мать, Анатолий Михалыч.

Все последующие действия Вика с Яной совершали как под наркотическим
уколом. Вика передала Семёну заученную фразу. Мрачный Штемпель и бровью
не повел, только кивнул и сказал одному из трех сопровождавших, что он
на всякий случай организовал прикрытие. Чеченец спросил, давно ли
помощницы следуют за ними. Яна с Викой промолчали, как будто не
расслышали. Подошел микроавтобус, открылась боковая дверь, мужчины
галантно пропустили вперед женщин, Анатолий велел сесть спиной к
водителю и лобовому стеклу. Других окон не было в салоне.

Так Вика с Яной вновь попали в огромное хранилище с неимоверным
количеством товаров, не узнав маршрута следования к нему. По дороге
кавказцы задавали девушкам вопросы на другие темы, общечеловеческие.
Девушки держались непробиваемо и заслужили одобрительный кивок
Ананасова. Отношения к ним Семена невозможно было понять из-за тёмных
очков, превративших его в современного потомка самураев.

Когда мужчины вышли из салона, один из троих чеченцев засмеялся и
сказал.

У тыбэ, Сымон, ны женщин, а какой-та мумия, блат.

2

Семен пошел впереди по улицам-лабиринтам. О том, что по владению идут
хозяева, нетрудно было догадаться. Встречающиеся люди в спецовках
отступали в сторону и подчиненно кланялись. Вышли к ярко освещенной
стене. Семен достал ключ и открыл одну из металлических дверей. Девушки
успели прочесть надпись на табличке. «ООО «ШиЗ».

Семен включил свет в довольно неуютном офисном помещении и закричал.

- Девушки, в чем дело? Почему не сделана уборка? Вам надоело работать
в моей конторе?

Девушки оторопело глянули по углам. Надо подыгрывать, что действительно
виноваты.

- Мы же их отпустили вчера пораньше, - заступился Ананасов и кивнул
девушкам на стулья в дальнем углу, там ваше место.

Семен уселся за стол, Анатолий встал рядом и скрестил руки, как
надежный телохранитель. Кавказцы сели напротив Штемпеля. Яна ощутила,
как один из них раздевает её глазами.

- Ах да! – вскочил Семен, быстро снял кожаное пальто, очки, шляпу и
положил все на край стола ближе к чеченцам.

То же, но медленней сделал Анатолий. Они вернули одежду хозяевам. А с
вешалки сняли и напялили допотопные куртки. Семен заботливо укрыл
беретом голову, стриженую под чернобыльского ежика. И начал выкладывать
из карманов деньги. Из нагрудного кармана вельветовой рубашки, из
правого кармана джинсов, из левого кармана джинсов, и еще раз, будто
вспомнив, из нагрудного кармана.

- Вон там витащи, - указал старший из чеченцев, наиболее седой. –
Задни карман.

Штемпель еще раз посетовал на забывчивость, достал то, о чем ему
напомнили, сел и начал аккуратно пересчитывать, раскладывая купюры по
достоинствам. Закончив, объявил сумму, глядя на самого седого.

- Эта цифра, дорогой Кюра, хорошо делится на три. Одна треть вам, две
трети нам. Предлагаю так и разделить.

Седой предводитель рассмеялся и посмотрел на своих товарищей, приглашая
к веселью. Те отреагировали кислыми улыбками.

- Нэпрална, Сымон. Одын третий вам, два третий нам. Мы бэз тыбэ могли
дэньги снять.

- Ошибаешься, Кюра. Ты очень грубо ошибаешься. Без нас вы бы не
рискнули. Когда мы с Толей говорили с торгашами от имени новой крыши,
нам верили сразу. А если б начали разговор вы, они бы тут же вызвали
ментов и вас бы повязали. Время не то. Ты всего лишь рассказал мне, что
есть вариант снять деньги. А кто придумал, как наехать? Я
придумал.

- А кто узнал, какие ларьки не платят? Мы узнали. Наши люди узнали.

- Но выступали в роли рэкетиров кто? Мы с Толей. Мы правильно построили
разговор, привели убедительные доводы. У вас бы так не получилось.

Мы стояли за твоя спина.

- Для поддержки. Только для поддержки. Для массы, так сказать. Стояли и
молчали. Всего делов-то. А наши девушки, между прочим, контролировали,
чтобы слежки не было. Их работу надо тоже учесть.

- Ты пугал торгашей нами. Говорил, что мы их зарвём, падажгом.

- Ну, это я для убыстрения разговора. И мы тем самым рисковали,
понимаешь? Если бы кто-то вызвал омон, то скрутили бы нас, а вы бы
сказали, что просто проходили мимо. По моему плану вы не рисковали
ничем. А мы реально своей шкурой. А риск дорого стоит.

- Давай нэ при женщинах! – сделал жест раздражения другой чеченец,
помоложе.

- Ладно, - вздохнул Семен. - Делим пополам. Все-таки мы компаньоны.
Ты не против, Ананас?

Анатолий мрачно кивнул.

- Зачем тыбэ столка деньги, Сымон? – опять засмеялся седой. - Куда
тратишь, если даже кожаный куртка купить не можешь?

Штемпель начал делить сумму, решив, что соглашение достигнуто.

- Я же тебя не спрашиваю, Кюра, на что ты тратишь свои. А ведь ты
зарабатываешь здесь очень даже неплохо. Все вы зарабатываете. А нам за
работу экспедиторами, например, когда мы помогаем в свободное время,
платите гроши.

- Я хочу больница построить свой родной город Грозный. У минэ там
брат умер. Потому что не было больница. Заражение крови умер.

- Наверное, поцарапался ржавым гвоздем? – спросил Семен с искренней
печалью и тут же поднял руки, закончив раскладывать деньги. – Я тебя ни
о чем не спрашиваю, Кюра. И тебя, Абу, и тебя, Дудар, ни о чем не
спрашиваю. Вам нужны деньги на восстановление родного края? Благое дело.
А нам с Толей нужны деньги на восстановление кибениматографии. Если вам,
кунакам, это слово о чем-то говорит.

Анатолий склонил мрачную физиономию и проворчал.

Кунак, ты говоришь много лишнего.

- А тебя, кунака, не спрашивают! – последовал немедленный ответ, после
чего Семен завершил дискуссию широким жестом. – Мы глубоко уважаем ваше
зарабатывание денег ради святой цели. Рады, что и вы относитесь к нашим
стараниям с должным почтением. При столь равнозначном отношении друг к
другу, данная сумма делится пополам автоматически.

Седой Кюра встал, взял придвинутую к нему стопку денег и кивнул своим
товарищам выходить. Не прозвучало ни слова, что внятно говорило о
недовольстве результатом дележа и обострении отношений на будущее.

Чеченцы вышли, захватив сданную им одежду.

- Нет, вы только посмотрите, что им надо! – возмутился Штемпель. – Им
не понравилось! Им мало! Даже не поблагодарили за наше артистическое
вытряхивание денег из бедных и почти ни в чем не виноватых
торгашей-азербайджанцев. А как я мастерски сыграл ублюдочного рэкетира?
Скажи, Ананас. Им не понравилось, а мне как будто понравилось! Еще ты
лезешь! Твое дело поддерживать меня как можно безоговорочней, а ты с
критикой! Я сам знаю, что проболтался. Не надо было упоминать слова
кинематограф. Сорвалось. Они, кажется, не поняли. Судя по их
сосредоточенным лицам. Я тоже очень не доволен, потому что этих денег
нам не хватает на две бобины пленки. Не хватает!

Семен потряс купюрами перед носом Ананасова и хлопнул ими об стол.

- Я решился на бандитскую акцию ради покупки двух коробок! Я
рисковал! Ты рисковал меньше, потому что ты молчал, как не похмелившийся
носорог. А я говорил, угрожал людям! А сам дрожал от страха. Ну и
работёнка. И все напрасно. Одну бобину этот ворюга не продаст, только
две, а на две, после такого бездарного дележа, не хватает. Мы без
пленки, ты понимаешь? Съемки моей картины опять откладываются!

- Тогда надо было отдать чеченцам две трети. Как они хотели. Ради
сохранения хороших отношений. Пожадничал? В результате мы еще и
без ужина останемся.

Да, когда я голодный, я злой, - согласился Штемпель.

Сами не поедим, и девушек нечем угостить.

- Кого? Их? Угощать? Угощать этих... – И Штемпель употребил слово, часто
встречающееся на страницах радикально-демократической печати. – Я их не
угощать, а пытать сейчас буду. Возможно, придется употребить очень
суровое наказание. Кто вас послал следить за нами? Отвечать! Быстро!

Штемпель скинул куртку, засучил вельветовые рукава и стал прохаживаться
перед девушками, как шеф местечкового гестапо.

Вика рассказала о мучивших ее после побега душевных терзаниях, о
желании встретить Семена еще раз, и обо всех действиях, совершенных ради
этого, вплоть до невероятного осуществления мечты. Штемпель сказал, что
не верит, хотя прозвучало убедительно. Яна свое признание начала с того,
как её встретил ревнивый муж, изменил ей внешность, что укрепило
неосознанное желание работать в кино, она теперь действительно готова на
все, тем более, что ей лицо перед объективом выставлять не обязательно,
а она очень хочет повторения, в прошлый раз она вынырнула не так, не
так. Яна сняла очки. Штемпель убедился, что под глазами не грим.
Строгость допроса от этого не изменилась.

- Меня интересует, почему вы освободили этого мерзавца? Отвечать!
Быстро!

- Он сильно кричал, - ответила Вика и посмотрела на Яну, ожидая
поддержки.

- Да, он звал на помощь, - подхватила Яна. – Мы, собственно, и не
думали убегать... У вас нам очень понравилось... А этот оператор звал
на помощь, ну и мы... Мы только ключ ему дали от наручников, и все. А он
освободился и заставил нас бежать вместе с ним.

- Он угрожал, - добавила Вика.

Девушки переглянулись еще раз. Поняли, что соврали чересчур. И обе не
знали, что говорить дальше.

Дверь без стука распахнулась. Мрачно вошел один из грузчиков с большой
коробкой в руках. За ним шагнул через порог молодой чеченец по имени Абу
и жестом велел поставить принесенное у ног девушек.

- Это для них, - сказал он Семену, ткнув пальцем в Яну. И вышел.

Когда дверь закрылась, потрясенный Штемпель спросил Ананасова, кивнув
на дверь.

- Они что, подслушивали?

Ананасов подошел к двери, приоткрыл, выглянул и ответил Семену немым
пожатием плеч.

- Открой, - попросил Семен тем же шепотом. – Посмотри что там.

- Не надо! – взвизгнула Яна. – Там бомба может быть.

Ананасов пересилил страх, подошел и открыл короб с осторожностью
минера.

Лица девушек преобразились, отчего Штемпель выскочил из-за стола и тоже
заглянул. Короб оказался набитым бутылками и пакетами с едой.

- Надо же! – схватил себя за заднее место радостный Семен. – Они не
обиделись, Ананас! Они и сегодня угощают. А я уж подумал, что воровать
придется. Сегодня они расщедрились как никогда. Молодцы.

- Потому что это для дам, - пояснил Ананасов. – Он же сказал. Это для
них. Джентльмен хренов.

- И что из этого? – спросил Семен. – Нам прикасаться нельзя?
Девушки, вы разве не поделитесь с нами? Я, так уж и быть, прощаю вас за
побег. И за освобождение оператора. Съемок сегодня не будет. А ужин
отменять нельзя. Ужин – наша единственная традиция. Святая. Чтоб не
говорили потом, что у нас нет ничего святого.

Конечно-конечно! – закивали обрадовано девушки.

- Я так и думал, - пожал им руки Семен. – Нисколько не сомневался в
ваших искренних чувствах к нам. Прощать вас, конечно, не стоит. Но и
наказывать рискованно. Вы сейчас вместе с Анатолием пройдете туда, в
нашу богадельню. Учтите, незаметно. Как вы поняли, проникать туда нужно
только незаметно. А я отвлеку наших друзей. Поблагодарю их и скажу, что
мы сейчас уйдем через запасной выход. Чтобы они нас не искали. Потому
что, выделив такой подарок, они захотят чего-нибудь в ответ. Такие люди.
Ананасов, бери и тащи. Тебе можно и полезно тяжести перетаскивать.

Он вышел и тут же вернулся, закрыл дверь на ключ, и почему-то шепотом
заторопил уходить скорее, пока рядом никого нет.

Пройдя в смежную комнату офисного помещения, Семен приложил палец к
губам, требуя непонятно зачем всеобщего молчания, открыл дверцы
огромного шкафа старинной работы, раздвинул висящие на вешалках одежды и
произвел замысловатые манипуляции с крючками на задней стенке. Стенка
оказалась расписанной под сучковатые доски, так как издала вдруг
металлический скрежет и открылась вглубь стены, к которой плотно
примыкала.

3

Помещение, которое Семен и Анатолий называли «студией», «павильоном»,
«сараем», «площадкой», а иногда и «убежищем», несколько изменилось. На
большом помосте не оказалось мебели, громоздились только ширмы,
расписанные под каменные стены. Сменил место нахождения стол для ужина,
его перенесли в уютный закуток.

- Это нам делать вчера было не хрен, - пояснил Ананасов.

Он включил два прожектора, обогреватель и дал команду накрывать. Вика с
Яной стали выкладывать из короба пакеты с бутылками, а молчаливый
Ананасов неожиданно разговорился. Штемпель зачем-то вернулся назад в
офис, а он решил объяснить девушкам суть отношений с чеченцами.

Когда-то Семен Штемпель узнал о тайном существовании параллельного
помещения за стенам заброшенного съемочного павильона на филиале
киностудии, который строился и не достроился в те еще годы. О скрытом
помещении никто не знал, да и в недостроенном павильоне ничего не
происходило. Семен пытался завязать дружеские отношения с дирекцией
филиала, но не помогла даже национальная принадлежность к одному
племени. Огромные площади стояли мертвым городом, процентов на десять
загружались работой специалисты по обработке пленки, а руководители
филиала проворачивали делишки на стороне, никого не пуская на
безразмерные территории. Семен начал искать знакомств с обслуживающим
персоналом. И подружился с Викентием, которого здесь знает каждая
собака, кошка и все мыши. Убедившись, что Викентий человек надежный,
готовый ради святого дела на любой риск, Семен раскрыл ему тайну. Они
проверили и убедились в реальности существования помещения, скрытого от
наблюдения со всех сторон. Когда-то его грамотно построил кто-то для
непонятных целей. Возможно, здесь предполагалась невидимая тюрьма для
съемок естественных смертей. Предполагать можно все, что угодно. Даже
Викентий обалдел, узнав о тайном помещении, хотя считался аборигеном,
давно пометившем на огромной территории все углы. Целый год они
вынашивали планы по запуску подпольной киностудии. В кино любой
фанатизм должен иметь материальную основу. И вопрос насчет
источника «финансирования-фигирования» решился необычно. Викентий
приютил у себя чеченского беженца, а у того оказалось бесчисленное
количество родственников, желающих заниматься торговлей, но которым не
давали раскрутиться в чужом городе. Викентий подсказал ход, как лучше
всего чеченцам наехать на дирекцию филиала, чтобы те сдали им в аренду
недостроенный когда-то павильон. А Семен убедил чеченцев о необходимости
регистрации их торговой базы на его имя, он готов ходить по инстанциям и
встречаться с различными инспекторами, что облегчит решение многих
проблем. Так родилась организация с ограниченной ответственностью «ШиЗ»,
Штемпель и Залухаев, фамилия Викентия пришлась очень кстати. Оба имеют
право находиться на территории помещения, достроенного под склад, на
официальном основании, брать всё, что надо по необходимости, получая
ежедневно продукты на ужин, чем оба довольно часто злоупотребляют. Его,
Ананасова, посвятили в тайну два месяца назад, когда решено было
приступать к делу, то есть, искать аппаратуру и актеров. Тут-то и
возникла главная проблема. Новым людям, которых нужно доставлять
скрытно, нельзя открывать тайну, иначе рано или поздно подпольной
студией заинтересуются. Те же чеченцы, как только узнают, что за стеной
имеются свободные пятьсот квадратных метров, да еще и гаражи,
приспособленные под жилье, тут же загрузят всё товарами и родней.
Проблема обострилась после побега девушек с оператором Геннадием. Не
нужно было вообще устраивать суда над этим паразитом и не сажать его
под арест. А теперь, поди, знай, что он предпримет. Нужно было отправить
его вместе с кинокамерой обратно и все. Но Семен не хочет отдавать
камеру, пока не снимет идиотские «Сны», мечту заветную и, пожалуй, что
лебединую. То, что девушки сами вернулись, конечно, хорошо. Мы
заинтересованы в узком круге проверенных и надежных людей. Но Семен не
уверен в том, что вас не подослали специально, так что предстоит делом
доказать свою преданность и как можно меньше задавать вопросов. Проблема
сохранения тайны еще больше обострилась вчера. Буквально на следующий
день после памятных съемок без пленки, он, Анатолий, привез сюда хорошую
видеокамеру, поставил Штемпеля перед необходимостью отработать сценарий
Стрижа, но оказалось, что актрисы сбежали. Срочно была вызвана хорошая
знакомая Анатолия, которую он когда-то готовил к поступлению в
театральный институт. Ее привезли тайно, за два дня сняли почти все,
разве что крупные планы доработать придется, но это выяснится при
монтаже и озвучании, а буквально вчера эта «лахудра» тоже убежала.
Причем не через люк на крышу гаражей, этот выход они заделали сразу и
надежно, теперь доступ в тайный коридор между гаражами перекрыт. Девушка
просто исчезла. Мистика какая-то. Вчера после ужина ее со Стрижом
закрыли на ночь в комнате отдыха. Стриж обрубился довольно быстро,
потому что соблазнил ее днем раньше и больше не знал, о чем с ней
разговаривать. А когда сегодня утром за ними пришли, то обнаружили его в
одиночестве и ничего не понимающего.

- Что-то случилось? – задал Анатолий вопрос Вике, печально
изменившуюся лицом.

- Вы уже сняли фильм про ассистентку режиссера? Уже? В нем же я
должна была сниматься. Как же так?

Не хрен было убегать, - ласково ответил Анатолий.

И продолжил рассказ о том, что если сейчас на свободе гуляют два
человека, которые знают о существовании тайного предприятия, то им нужно
как можно быстрее отснять задуманное, и законсервировать помещение на
год, а то и на два. Для этого пришлось зарабатывать деньги даже таким
примитивным способом как сегодня.

Вошел Штемпель и Ананасов как-то сразу понял, что наговорил лишнего. На
требовательный взгляд Семена он доложил с серьезной миной, кивнув на
Вику.

- Твоя девушка очень сожалеет, что не снялась в первой серии.

- Что ты мне зубы заговариваешь? – накинулся на него Семен. – Что он
вам тут наплёл? Ни на минуту нельзя одного оставить. Болтун!

Девушки удивились проницательности Семена, и чуть ли не в один голос
заверили его, что Ананасов ничего такого им не рассказал про...
Замолчали они тоже одновременно.

Семен, в силу своих удивительных способностей, заговорил о другом.

- Кюра и Абу о чем-то догадались. Спрашивали меня, куда мы с
девушками исчезаем. Я объяснил, что это всего лишь наши сотрудницы для
развлечения. А они тоже хотят развлечься. Как компаньоны. Их удивляет,
почему мы сюда приезжаем с девушками, а вечером уходим без них. Значит,
есть тайник, где мы их прячем. Говорят, что иногда у них товары
пропадают. Ну, кроме тех, которые они нам дают. Понимаете? Как бы
они не занялись поисками всерьез. Особенно им Яна понравилась.

- Вы это к чему? – спросила Яна тревожно. – Чтобы я их развлекла?

- Еще не хватало! Они тебя напоят, и ты им разболтаешь про этот наш
таинственный сарай. Что-то много проблем от вас, дорогие актрисочки.
Как жаль, что у нас нет сценария, где бы женщины отсутствовали. Чтобы
только мы с тобой. Ну что ты стоишь, как изваяние всемирной
гениальности? Если стол накрыт, веди третьего гения. Веди свою птицу.
Послушаем что он нам сегодня начирикает.

Ананасов ушел. Девушки стали передвигать на столе напитки и яства.
Потому что Семен вдруг задумался и его мысленный процесс образовал в
тишине густую напряженность. Казалось, он придумывает наказание девушкам
за то, что Ананасов рассказал им недозволенного.

Нет, рисковать нельзя, - произнес вслух Штемпель.

Девушки застыли. Неужели их участь решена, и даже поужинать не удастся?
А Штемпель понял, что они хотят услышать объяснение.

- Абреки поставили мне условие! Наглецы. Или я отдаю вас на вечер...
Они почему-то думают, что если вы приняли их угощения, то примите и
приглашение. Они не знают, что угощения принял я. Но понимают, что без
моего согласия ничего не произойдет. Поэтому, либо вы к ним на вечер...
Либо завтра мы с Анатолием пойдем еще раз с ними собирать дань, трясти
айзеров. А это рискованно, понимаете? Я не бандит и это не мое занятие.
Они говорят, что тоже не бандиты, им просто «очень нужны» деньги. Как
будто на торговле мало зарабатывают. Деньги нужны мне, мне! Я не могу
купить пленку, чтобы осуществить свой замысел, ради которого затеял это
убийственное мероприятие. А если нас повяжет милиция, то замысел
пойдет прахом. Они меня плохо знают. Я же их всех выдам. Нет, рисковать
нельзя. Ни вами, ни чеченцами, ни собой.

Девушки прослушали зачарованно монолог шекспировского накала. Актерский
талант Семена Штемпеля впечатлял.

- Если очень надо, - решилась Вика на признание, - если очень-очень
надо... То я готова... если, конечно, смогу... лишь бы вы осуществили
свой замысел.

- Какой замысел? – подскочил к ней Семен. – Что вы знаете уже про мой
замысел? Ананас вам всё разболтал?

- Нет, - твердо соврала Вика. – Я ничего не знаю о вашем замысле,
Анатолий Михалыч ничего нам не рассказывал... Просто я лично хочу вам
помочь. Хочу вам помогать. С вами интересней, чем там, на рынках… К тому
же я лично считаю себя виноватой в побеге с оператором. Который
действительно оказался последним эгоистом. Правда, ведь, Яна?

Яне не ответила словом, лишь кивнула. Ей не нравилась Викина привычка
отделять себя от подруги по несчастью выражением «я лично». Как будто
они разыскивали Штемпеля с Ананасовым порознь.

- Мне только странно, - Вика улыбнулась, переводя разговор в
тональность дружеского понимания. – Почему вы так ругаетесь с Анатолием
Михалычем? Обзываете друг друга этими словами неприятными. Ну, типа
чудак.

- Для жителей гор, милые дамы, обращение «кунак» является почетным и
уважительным. Вот мы и демонстрируем перед чеченцами нашу искреннюю
любовь друг к другу.

Пришли Ананасов со Стрижом. Тимофей подошел к столу, как к магниту с
сильным полем притяжения. Спутанные волосы и морщины на бледном лице
говорили, что талант нисколько себя не жалеет.

- Ну, как, Лизавета не появлялась? – спросил Штемпель обоих. –
Никаких следов и предположений?

Стриж взял дрожащей рукой стеклянный сосуд, откупорил, сделал пару
жадных глотков и запил соком из уже открытой коробки. И обратился к
Семену жалобно.

- А может и не было никакой Лизаветы? А был какой-то мираж? Что вполне
допустимо в условиях подпольной жизни. Я, например, уже совершенно
её не помню.

- А кого мы снимали два дня на видео? – заорал Семен, но тут же
понял, что кричать на человека творчески уставшего глупо и недопустимо.
– Тимофей, поймите, мы с Анатолием не литераторы и не пьем с таким
пристрастием. Мы отлично помним, как закрывали вас вдвоем в номере
«люкс». Ананас еще телевизор долго настраивал, чтобы вам не было скучно.

- Может быть, она в это время и убежала? Понимаете, Семен, там явно
присутствует что-то метафизическое, потустороннее. Как будто бродит
чей-то дух.

- Ну и что вас удивляет? – спокойно заметил Щтемпель. – Там вполне
может бродить дух старика Шапиро. Тьфу ты! Когда я вырву грешный свой
язык? Вы не слышали этой фамилии. Договорились?

Там кто-то стучит, понимаете? – добавил Стриж.

- Я не прислушивался, - ответил Ананасов на требовательный взгляд
Семена. – А он говорит, что стучат, и не в стены, или сверху... А снизу!
Из-под земли.

- Ну, тогда понятно, - заключил Штемпель, внимательно оглядев Стрижа.
Затем хлопнул его дружески в предплечье. – Что вы нам сегодня можете
предложить, Тимофей? На пленку мы денег не заработали. Съемки моей
картины откладываются. Викентий попросил выходной, у него встреча с
интересным мужчиной, как он выразился. Нужно форсировать события. Как
видите, вернулись наши бежавшие ассистентка и костюмер. Что вы можете
предложить в данных условиях, приближенных к боевым? Про остановиться не
может быть и речи.

Тимофей Стриж уселся за стол и преобразился от начала творческого
разговора. Из-под полы своего безразмерного плащ-пальто он достал папку,
открыл и начал перебирать исписанные листки. Пододвинул поближе открытую
бутылку.

– Вы очень верно заметили, Семен. Ситуацию нужно именно фарсировать. От
слова «фарс». Предлагаю следующую картинку из сериала фарсовых ситуаций.
Чернуха-бытовуха. Семейная безысходность. Он и она.

4

Он и она сидят, изнывая от скуки. Телевизор мигает финальными титрами.
Она выключает его дистанционным пультом.

- Мог бы и сам подать ужин! Представь, что у нас торжественный вечер.

- Торжественный? – уточняет он. – Хорошо.

Он выходит. Тут же возвращается. Но уже не в пижаме, а в смокинге, при
бабочке, с подносом, на котором подсвечник с горящей свечой, пустой
бокал и блюдо с бутербродами.

- Ты чего это? – обалдела она.

- Представил. Торжественный вечер. Ну, представил и дальше что?

Я же так и преставиться могу.

Он изысканно расставляет принесенное на столе, повторяя «пожалуйста,
пожалуйста, пожалуйста...»

- Не говори, пожалуйста, «пожалуйста» с такой лакейской лицемерностью,
- просит она, а когда он закончил, благодарит. – Спасибо. Можешь сказать
«пожалуйста».

Пожалуйста.

Ну и чего же ты стоишь?

Чаевые, пожалуйста.

Что-о?

Лакеям принято платить.

Домашние лакеи находятся на содержании.

Он швыряет поднос, срывает бабочку, освобождается от смокинга.

Уже полночь. Рабочий день прислуги давно кончился.

А песню?

- Я встре-етил ва-ас! – затягивает он и буднично заканчивает. – И всё
Дальше проза.

А вино? Почему бокал пуст?

Я же не пью. Третий месяц.

- Хам! – выкрикивает она, выходит из-за стола и достает из укромного
места бутылочку. – А это что? Так-то ты не пьешь?

Заначка исключительно для тебя, дорогая.

- Не произноси больше слова «дорогая» таким тоном. Я терпеть
не могу лицемерия. Откуда у тебя это лизоблюдное слово «дорогая»?

- Не волнуйся. Это вредно для желудка. Все будет хорошо, дорогая.

Ты долго будешь пить мою кровь?

Да я же не пью.

Пьешь!

Третий месяц воздерживаюсь!

- Потому что всю кровь мою выпил! Все высосал. Вурдалак. Я не человек
больше. Я перестала быть человеком. Что я делаю? Кормлю мужа, ухожу на
работу, прихожу, кормлю мужа. Словно кормлю домашнее животное. Прихожу,
кормлю поросенка. Уж лучше держать домашнее животное. Я бы завела
домашнее животное. Но ты же не любишь домашних животных

- Неправда. Я очень люблю домашних животных. В отличие от тебя они не
умеют говорить.

- Это ты превратил меня в домашнее животное. Я уже чувствую, что даже
хочу быть животным.

Например, коровой.

- Размечтался. А ты будешь сидеть у моей груди? Я хочу быть диким
животным. Жить в лесу.

Тогда мне придется забраться на самое высокое дерево.

- Ничего. Я подожду внизу. Пока ты не грохнешься с ветки. Со всей своей
грациозностью. Вот смеху-то будет.

- Думаю, что не у всех животных такое чувство юмора, как у тебя.

- Как ты себя любишь! Если бы ты был кот, ты лизал себя целыми днями.
Раньше ты был интереснее. Где твой милый сердцу ненавязчивый цинизм? Ты
помнишь, что говорил мне вчера?

Неужели опять обещал жениться?

- Когда-то я клюнула на эту приманку. Пошла на подвиг. Какой ужас меня
охватил, когда я поняла, что ты почти ни на что не способен. Ты вчера
обещал мне симфонию до самого утра. Как же! Тебя еле хватило на
увертюру. Ты даже не в силах пронести меня на руках.

- Стоит ли овчинка выделки?

- Это я овчинка? Значит, я уже не стою выделки? Тогда ты будешь
выделываться сам с собой. Всего хорошего. Я раздеваюсь и ложусь.

- Наконец-то!

- Чему ты радуешься? Ты надеешься раздеться вместе со мной? Извини,
но это пошло. Иди в другую комнату. Обнаженная женщина еще может
вызывать определенные чувства, но обнаженный мужчина вызывает только
жалость. Особенно такой, которого я сейчас наблюдаю.

- Ты в этом уверена?

- Достаточно сравнить. Божий дар с яичницей.

- Симфонию! Тебе нужна не симфония, а симфонический оркестр! Ты же
ненасытна, как гусеница. Сколько ты съедаешь сосисок в день? Это же
неприлично. Ты их уничтожаешь килограммометрами. Боги, на кого я стал
похож с этой женщиной?

Обычно ты говорил, что похож на маму.

Ты хоть понимаешь, что ты немножко не того?

Немножко не чего?

- Ты давно помешалась от идиотских телесериалов. Радуется и плачет как
трехгодовалый олигофрен. Последний сериал так потряс тебя, что я был
уверен, ты обязательно позвонишь министру обороны и потребуешь ввода
наших войск в Мексику. Ребенка ты воспитала так, что он предпочитает
видеть нас не чаще одного раза в месяц. Хозяйство вести ты до сих пор не
научилась. Я не итальянец! Спагетти не мое национальное блюдо! Сколько
можно умолять приготовить тушеную грудинку? Ты до сих пор не знаешь, как
она выглядит? Я же специально водил тебя в магазин и показывал.

А я не запомнила. Потому что предпочитаю сосиски.

Не говори этого мерзкого слова! Меня сейчас вытошнит!

- Со-осис-с-ски! Сосис-с-с-ски!.. Ну, как? Принести гигиенический
пакет?

- Назови, пожалуйста, хоть какую-то область нашей совместной жизни,
куда ты внесла хоть какой-то вклад. В чем ты принесла хоть какую-то
пользу, где? Ах да, ты на протяжении всей нашей совместной жизни
неустанно твердишь, что отдала мне самое дорогое. Свою невинность. Так
вот, заявляю официально, я ее не брал!

Что-о-о?!

- Даже в твоих воспоминаниях о юности у тебя полный сумбур. Ты меня
всегда с кем-то путаешь.

Она берет в руки тяжелые предметы, пробует на вес и откладывает.

- Да как ты можешь?.. Мерзавец, гад, сволочь… Да как у тебя язык
повернулся?.. Мерзавец, гад, сволочь… Я же все свои лучшие помыслы...
Мерзавец, гад, сволочь… Я же днями и ночами как пчелка!.. Мерзавец, гад,
сволочь… Моя нервная система давно истощена! И во имя чего? Мерзавец,
гад, и последняя сволочь!

Какой богатый словарный запас, - констатирует он.

Она встает перед окном на колени.

- Всевышний, дай мне силы замолчать!.. Я ни слова больше не скажу этому
низкому, лицемерному человеку!.. Я буду молчать. В своем молчании,
только в нём, я найду силы. Мое унизительное для него бессловие, моя
бессловесность, станет моим покаянием за бесцельно прожитые годы. Я не
скажу ни слова. Клянусь, я буду молчать! Он будет меня пытать, этот
изувер моей жизни, он будет тянуть из меня жилы, этот палач моей судьбы,
но я буду непреклонна. О, как я буду молчать! Он будет требовать:
«Говори!» Он дойдет до истерики, он будет визжать!.. Ты будешь говорить,
ты будешь говорить!.. Этот фашист. Он будет умолять, будет ползать на
коленях, а я буду молчать. Ну, скажи хоть словечко, хоть полсловечка!..
Так он будет гундосить. Но я буду молчать. О, Всевышний, спасибо тебе за
эту великую силу молчания, которую ты мне подарил. Теперь это мое
грозное оружие против лицемерия и пошлости. На все его низкие и дешёвые
провокации, вынуждающие меня заговорить, ответом будет лишь
презрительная улыбка.

Он протягивает ей кусок материи.

Что это?

Тряпочка.

Зачем?

Помолчи хотя бы в нее.

Она хватает тряпку и швыряет ему в лицо.

Что б ты!.. Что б ты растолстел!

- Не получится. Ты своими кулинарными способностями себя же и наказала.
А вот тебе не мешало бы поголодать. Чтобы избавиться от переизбытка
энергии. Твой ядерный реактор в аварийном состоянии. Того гляди, рванет.
И тогда круг твоих собеседников расширится. Ты начнешь трепать нервы
Ивану Грозному, Владимиру Ильичу Ленину и, наверняка, Ельцину с
Чубайсом. Чтобы этого не произошло, начни голодать.

- А я не хочу голодать. И не буду голодать. Почему я должна голодать?
Даже есть захотелось.

Она достает из холодильника то, от чего он непроизвольно икает.

- Ты на себя-то посмотри, - говорит она, стараясь жевать как можно
громче. - Субтильные плечики, вывалившийся рахитичный живот, и вот
такусенькие лапки... Чап-чап, чап-чап... Квазимодо. Кожу твоего лица
можно сравнивать только с кирпичом. А зубы? Я понимаю, ты стараешься,
как можно реже смотреть в зеркало, чтобы не видеть свои зубы, а если и
расчесываешься, то непременно с закрытым ртом. Представляю, как тебе
неприятно видеть каждый день мои. Да, я как ни приду на прием,
стоматолог мне всегда говорит: «У вас очень хорошие зубы.»

- Ты что-то зачастила к стоматологу.

- Да это женщина, идиот! Хоть кто-то должен мне говорить, что у меня
хорошие зубы? Я поняла всю подлость твоей натуры. Если ты мне всю жизнь
не верил, цепляясь ко всяким мелочам, раздражаясь по каждому поводу,
значит, ты меня никогда не любил. Ты прожил с женщиной без любви! Какой
же ты подлец!

- Вот только не надо доходить до крайностей, пожалуйста.

- Как это низко!.. Жить с нелюбимым человеком только ради
удовлетворения похоти... Как ты жалок, трус. Ты сексуальный трусишка.
Подтяни трусики. У тебя даже не было смелости завести любовницу, или
увлечься кем-нибудь всерьез. Ты держался за мою юбку и дрожал. Боялся
остаться один.

- Замолчи, - предупреждает он. – Или я сейчас тебе ка-ак!..

- Разве ты на такое способен? Ну-ка, попробуй. Ты ничего этим не
добьешься. Потому что ты мне просто безразличен. Чтобы ты ни сделал, ты
уже ничего не сумеешь доказать.

- У тебя бред! – кричит он, хватает ее за плечи и начинает трясти. –
Ты не можешь без своих фантазий? Спокойно тебе не живется? Тебе нужны
доказательства, да? Жертвы тебе нужны? Крови ей подавай!

- К сожалению, - спокойно отвечает она, - мне от тебя уже ничего не
требуется.

- Что я должен сделать? Покончить с собой?

- Не смеши, пожалуйста. Если я начну хохотать, соседи перепугаются и
вызовут милицию.

Он заставляет себя успокоиться, крепко зажмурив глаза.

- Хорошо. Ладно. Все. Мне тоже надоело. Так, лучший способ... Лучший
способ – это веревка. Веревка. У тебя есть веревка? В этом доме есть
веревка?

Она достает веревку, подает ему.

- Пожалуйста, возьми. Клоун. Юморист.

Он делает петлю, ставит стул посреди комнаты, крепит веревку к люстре,
надевает петлю на шею, после чего со своей высоты грозит ей.

Придет война, – попросишь хлеба!

Она рассматривает его, сложив на груди руки.

- Оставь мне что-нибудь на память. Уйди как мужчина. Сделай на прощанье
жест щедрости. Я, например, не помню, когда ты мне последний раз дарил
цветы.

- Какие цветы в двенадцать часов ночи? – хрипит он. – Я дарю тебе их
все. Все цветы мира! Но только не букет, а венок.

Он выталкивает стул из-под ног. И падает на пол вместе с люстрой. В
комнате сразу темнеет. Но они не замечают этого.

У тебя даже веревки нормальной в доме нет!

- Да это ты не умеешь повеситься по-человечески. – спокойно отвечает
она, снимает с него петлю и пробует на разрыв. – Хорошая веревка. Мне ее
предложили в магазине «Все для вашего дома». Значит, люди вешались и
ничего. Не то, что некоторые. Что с тобой?

Он хватается за сердце и стонет.

Сердце... Дышать... Уми... Уми... Я, кажется, умираю...

Она тоже хватается за сердце, но от возмущения.

- Перестань! У тебя же никогда не болело сердце. У меня даже было
впечатление, что у тебя его просто нет. Ты не шутишь? Как же так? У нас
же ничего нет от сердца. Подожди, подожди! – кричит она, видя, что он не
может говорить, а лишь мелко кивает головой. – Подожди, я сейчас
поищу!.. Лекарство, нужно какое-то лекарство!.. Но какое? И где же его
взять?

В аптеку, - лепечет он посиневшими губами. – Скорее...

Правильно, в аптеку! А в какую? Уже поздно.

- Круглосуточная аптека за углом, - шепчет он из последних сил.

- Верно! Потерпи. Сейчас, сейчас, - говорит она и начинает
расчесываться. – А какие именно от сердца? Их же очень много. Вдруг ты
примешь что-нибудь не то.

Он забывает на миг о приступе и сердито спрашивает.

Что ты делаешь?

Ну-ну, потерпи, - отвечает она, глядя в зеркало.

Я же сейчас умру!

Не могу же я в таком виде выйти на улицу.

О-о-о! – хватается он за голову.

Что с тобой? Тебе еще хуже?

- О каком виде ты говоришь? Сейчас глубокая ночь, а я умираю!

- Люди еще бродят, между прочим, - не соглашается она. – Это мы с тобой
не гуляем, а люди каждый вечер прохаживаются для здоровья. Вот если бы
ты каждый вечер прогуливался со мной... – Тут она застывает с открытым
ртом, увидев, что он смотрит на нее с ненавистью. – Вот так, да? Так-то
мы умираем. Симулянт!

Когда видишь такое желание помочь, оживешь поневоле.

- Я чуть на улицу из-за тебя не вышла в расхристанном виде!

- А я сейчас уйду в чем есть. Все, хватит. Всему есть предел. Где мои
вещи? Все, я ухожу.

Она видит, что ему не до шуток. Ему плохо и он серьезен.

- Миленький, прости... Я искренне собиралась бежать в аптеку!..
Клянусь, я хотела сломя голову туда лететь!.. Но ты же... Ты же обманул
меня. Если ты способен уйти, значит, ты не умирал...

Где мои вещи? Чемодан где?

- Миленький, ну давай мириться. Ну, пожалуйста. Я все, что хочешь, для
тебя сделаю. Чего ты хочешь, ну-ка, скажи. Проси самое неожиданное. Ты
говорил, что в детстве очень любил пускать мыльные пузыри. Любил, да?
Так в чем же дело? Мыла у меня предостаточно. Хочешь, я приготовлю
пенку, а ты сделаешь трубочки, хочешь? Очень приятное занятие – пускать
на ночь пузыри. Особенно для супружеской пары нашего возраста. Ну, мир?
Мир? Ну, скажи. Не молчи. Говори!.. Не мучай меня! Мы будем пускать
пузыри?

Будем, - обречено говорит он.

- Миленький! – обнимает она его радостно. – Ну, ругай меня! Глумись!
Оскорбляй! Ну, милый, ну же!

Он ее тоже крепко обнимает и счастливо говорит.

- Знаешь, за что я тебя люблю? За то, что у нас редкая совместимость!

5

- Кто будет играть мужа? – задал вопрос Штемпель, методично жуя.

Жевали и все остальные. Жевали от начала сценария и до самых последних
слов. Искусство требует питания.

- Ананасов будет играть, я правильно понял? – спросил Семен с
уточняющей интонацией, желая, чтобы Тимофей хотя бы кивнул.

Но тот принялся так жадно наверстывать упущенное, что даже не услышал
вопроса. За друга ответил Ананасов, который насытился раньше других,
несмотря на громадное телосложение. Он сделал философский жест, под
соответствующее выражение лица, и произнес.

- Сёма, ты же не любишь сниматься на видео? Ну дык. Тебе остается
режиссура. А если ты будешь и в главной роли, и постановщиком, то это
будет полный штемпец. Ну, ты понял.

- Хочешь сказать, что я много на себя беру? Пожалуйста – режиссируй!

- Ты же не дашь. Не позволишь. То есть, я хочу сказать, извини, что в
тебе гениальности на десятерых. Мне даже интересно. А кто будет
режиссировать съемки «Пигмалиона», когда мы все-таки добудем пленку?
Обрати внимание, что я верю в это. Если ты будешь один и ставить кадр, и
актерствовать и контролировать работу Викентия, то ты нас всех просто
за... Ну, ты понял. Может быть, зазовём Пижемского? Дней на пять
съемочных. Когда уже достанем пленку. Во что я верю. Давай, кстати,
выпьем за это.

Чокнулись бутылками, сделали по несколько глотков, но Штемпель не
торопился с ответом, жевал, анализируя сказанное напарником. Похоже,
такую длинную речь он слышал от него впервые.

- Ты же знаешь, Ананасов, что я сюда не пущу ни одного профессионала.
Поясню вам, Тимофей, поскольку этот фундук все знает, но зачем-то
раздражает, провоцирует меня. Так вот. Сейчас на дворе эпоха
профессионалов. Куда не плюнь – попадешь в профессионала. А искусству
противопоказано чрезмерное количество профессионалов. Профессионализм –
это грамотное зарабатывание денег. А творчество – проявление духовных
способностей. Профессионально заниматься творчеством – это одно. А
творить – совершенно другое. Пушкин создавал свои произведения ради
денег? Он жил бедно. Ради денег, Ананас, сочиняют песенки для Филиппа и
Аллочки. Хотя чего тебе, баобабу, объяснять. Тимофей, я к вам обращаюсь.
Вы ешьте, ешьте. Вы человек одаренный и вам это дело нужно подкреплять.
Не знаю, как вам, но мне противны кассовые голливудские фильмы и
бесконечные сериалы, снятые ради прибыли на рекламе. Они богато
оформлены, но бедны духовно. Они пусты! Поэтому здесь будут работать те,
кто согласен отдавать себя не ради денег. Профессионалам здесь не место.
Один профессионал здесь уже был. Профессионалы изуродуют любой
гениальный замысел, потому что будут изначально сомневаться в его
гениальности. А Пижемского я считаю за человека талантливого,
отношусь к нему с глубоким уважением, но…

- Еще бы, - хмыкнул Ананасов уже с явным подвохом. – Первая любовь
как-никак. Он же снял тебя в дебютном фильме.

- Да! – крикнул раздраженно Семен. – И это было произведение
искусства! Пусть небольшое, но произведение. Хоть маленького, но
искусства. А ты снимался только в фуфловых сериалах.

- Да у меня больше фильмов, чем у тебя, ты чего? – повысил голос и
Анатолий.

- Тебе только мордоворотов играть! Пей, и знай это. Чего ты стал меня
подкалывать? К чему весь этот глупый разговор?

- Для того, - сказал Ананасов довольно миролюбиво, - чтобы ты понял,
что мужа в сценарии Тимофея должен играть я.

- Я всё хорошо понял. Поэтому играть мужа буду я. У меня смешнее
получится. И почему бы нам, собственно, не выпить?

На глазах у девушек Ананасов превратился в опавшее дерево. Он кивнул
согласно и выпил без обычного поднятия бутылки жестом «на здраве»,
«будем», «лехайм» или «хрен с нами». Чуткий Тимофей Стриж даже забыл о
еде.

- Вы меня, конечно, Семен, простите, - нерешительно произнес он. – Я
что-то не совсем понял...

- А вы и не можете всего понять, Тимофей, - строго перебил его
Штемпель. – Главное условие работы нашей студии... Я бы даже сказал -
девиз!.. Ни копейки собственных денег на производство. Воровать,
доставать, обманывать. Даже грабить ради святого дела. Потому что мы не
для обогащения личного делаем это, как те, кто продают лес, нефть и газ.
Мы не приватизируем госпредприятия или системы энергоснабжения страны.
Мы хотим выпустить немного фильмов. Для отечества, поэтому не за свой
счет. Чтобы у нас не было сомнений типа «окупится – не окупится», «даст
прибыль или передаст», «наваримся – напаримся». Если мы будем ставить
подобные задачи, то у нас ничего не выйдет. Чтобы снимать с коммерческой
целью, нужно много затратить, чтобы и получилось хорошо по тем же
параметрам. Понимаете? Фильм «Титаник» был обречен на премию «оскар»
одним своим бюджетом. А художественный уровень других фильмов,
конкурирующих в тот год с ним, был такой же, общеголливудский.
Понимаете, о чем я говорю?

Тимофей покосился на Ананасова. Тот демонстративно не желал продолжения
спора. Пытаясь достать языком из банки майонез, он как бы не настаивал
на той роли, которой его лишили. Благородство Ананасова восхищало.

- Я не понимаю, - сказал Тимофей, пришедший в уныние от скромности
друга, - почему нужна такая завеса тайны?

- Так надо, - ответил мгновенно Семен. – Без комментариев. Что еще вы
не понимаете? Окончательное решение здесь принимаю я. Вы хотите, чтобы
по вашему сценарию была снята картина? Вы согласны с тем, что ничего не
получите за это? Отлично. Значит, мужа буду играть я.

Стриж посмотрел еще раз на Ананасова. Тот уже был весь под майонезом.

- Я не понимаю, Тимофей, чего вы не понимаете? – настаивал Штемпель.

- Я не понимаю, - рассердился вдруг Стриж, - почему вы не верите? У
вас все покрыто тайной, во всем присутствует мистика, а мне вы не
поверили, что в гараже снизу кто-то стучит. Анатоль, ну скажи! Хватит
кончать в эту баночку.

- Да, - сказал Ананасов, не утираясь. – Там стучат. Из-под земли.

Первым желанием Семена Штемпеля было послать друзей ко всем чертям.
Дескать, пейте, но не до такой же степени. Но он вдруг увидел лица
девушек и удивился. Вика и Яна верили, потому что знали таинственные
ходы между гаражами, откуда им удалось бежать. Да и Стриж был напуган
нешуточно после исчезновения третьей актрисы.

– Причём, я уже привык, - сказал он. – В прошлый раз они исчезли,
сейчас Лиза. Я понял, что такова моя судьба.

- Ну что ж, - торжественно встал из-за стола Семен. - Пойдемте и
послушаем. Идут все присутствующие. Доужинаем потом.

6

Комната-гараж-камера почти не изменилась. Прибавилось пустых бутылок в
углу слева, да правая кровать выглядела как гнездо-лежбище существа с
человеческим именем, но птичьей фамилией. А ковер висел на месте.

Семен внимательно посмотрел на Яну.

- Нет-нет, - пролепетала она, - я больше не посмею отсюда убегать.

- Все вы так говорите,- проворчал Семен. – Но я не об этом. Кто будет
играть жену? Вот в чем вопрос. У тебя фактура, а у нее характер.
Присаживайтесь, подумаем.

Тут-то Вика и поняла отчего не испытывает к Яне дружеских чувств. Даже
сидеть рядом с ней не хотелось. Она демонстративно села напротив, чтобы
Семен хорошо видел ее, а не грузнувшую рядом с ним Яну. Она даже
спать предпочтет лечь в пропахшую Стрижом кровать, а не в чистую и
двухместную рядом с конкуренткой. Попроси отдельный номер, хихикнул
давно не появлявшийся голосок.

- Лучшей исполнительницей на роль жены, - сказал тихо Стриж, напрягая
слух под кровать, - была, несомненно, Лизавета. Если она действительно
была. В чем я начал сомневаться.

- Ну, даешь, - серьезно усмехнулся Ананасов. – Ты же в первую ночь с
ней этого того.

- Ощущения первой ночи я помню, - кивнул печально Стриж. – А во
вторую ночь не было никаких ощущений. Значит, и девушки не было.
Съемки были. А после съемок она пропала. После съемок, а не ночью. Ночью
я бы не упустил, ты же знаешь.

- Ждем не более пятнадцати минут, - сказал Штемпель и откинулся к
стене, заложив руки за голову. – Кстати, об ощущениях. Анатолий, по
твоему ощущению кто должен играть жену?

- А мне хренообразно, - последовал ответ. – Мужа ведь играю не я.

– Какой же ты урюк! – вскочил Семен. – Тогда вообще не будем снимать!
Мне тоже монопенисуально.

– Господа, господа, - выказал Тимофей гримасу интеллигента конца
девятнадцатого века. – Почему вы так ругаетесь? Постоянно.

- Это надо знать, - сменил тональность Штемпель. – Мы не ругаемся, мы
создаем атмосферу. Знаете, в чем загадка гениальности фильмов Алексея
Германа? В том, что на съемочной площадке он матерится как сапожник.
Этот феномен даже исследовали киноведы. Им лишь было бы что исследовать.
Анатолий, подтверди, ты же снимался у великого мастера.

Анатолий прилег на то место, откуда вскочил Семен, и закрыл глаза.

- Подтверждаю, - сказал он. – Но если ты будешь так мельтешить, то мы
вообще ни хрена не услышим.

Семен же переключился на другой объект внимания.

- А что это за фанерка? Здесь же не было такой фанерки. Кто-нибудь
видел эту фанерку?

Он поднял с линолеума грязный прямоугольник, на котором поместился бы
его портрет до второй пуговицы вельветовой рубашки в натуральную
величину.

И тут снизу раздался стук. Постучали три раза. Услышали все. На лице
Тимофея взошла радость победителя.

Вот! Я же говорил!

Отвечать не пробовали? – спросил Штемпель.

Радость сменилась на глупость победителя. Стриж отрицательно мотнул
головой.

- Почему? – воззрился на него Семен, явно сдерживая ругательство. – А
вдруг это действительно Лизавета? Тимофей, я считал вас за
воспитанного мужчину. Лизавета отнеслась к вам, как к талантливому
человеку, а вы с ней как? С удивительным безразличием.

Стук повторился, удалившись в сторону тайного коридора, в котором
побывали Яна с Викой.

- Ответьте, ну! – крикнул Штемпель всем и тут же постучал в пол углом
пропыленной фанеры, которую держал в руках.

Стриж догадался топнуть несколько раз изо всей силы. Прислушались.
Ответный стук ко всеобщей радости возник поближе и более возбужденный,
продолжительный и требовательный.

- Услышала! – объявил Стриж всем понятное известие. – Она зовет нас
на помощь! Это сигнал «сос»!

- Вы знаете азбуку Морзе? – задал Семен резонный вопрос, а когда
ногами отстучали все, кроме лежащего на кровати Ананасова, спросил
больше себя, чем остальных. – Но как она умудрилась туда попасть?

Первой сообразила Яна. Она увидела, что линолеум, закрывающий бетонный
пол, постелен не единым куском, а сварен из частей. Вдоль стены от входа
слева тянулась полоса шириной более полуметра. Яна зашла в угол за
кровать, встала на колени и подцепила край настила ногтями. Сварной шов
не держал, узкая полоса линолеума поднялась. Яна отвернула ее как
длинную страницу. В бетонном полу зияла дыра, уходящая за стену.
Изумленный Штемпель опустился на корточки и примерил фанерку. Она была в
размер оголившейся площади бетона, ее когда-то выпилили явно для
закрытия дыры под линолеумом.

- Фанерка появилась отсюда, - начал рассуждать вслух Семен. – Лиза от
нечего делать, и на свою голову, нашла эту дыру, отбросила фанерку,
пролезла туда... Но почему не смогла вылезти? Зачем ползать и стучать?

Стук в это время повторился. Более настойчивый, но почему-то удалившийся
в сторону.

- А может быть это не она? – предположила Яна с ужасом на лице. –
Может быть это тот, кто ее туда заманил?

Полоса линолеума в это время медленно разогнулась и шлепнулась на свое
место.

- Вот разгадка! – вскричал Семен. – Эта дрянь закрылась, и бедная
Лизавета рыщет там в темноте! Ну, Тимофей! Вы, конечно, человек
талантливый... Но чтобы лежать полдня в помещении, откуда пропала
девушка, слушать постукивания и не сделать никаких выводов... Для этого
нужно обладать редкой гениальностью.

- Я спал, - возразил Стриж. – Проснулся один раз, отследил муки
творчества, и заснул опять. А когда вы пришли, то почему-то не поверили
мне. Где были тогда ваши гениальные задатки сыщика?

Я не слышал постукиваний, - аргументировал Семен.

- Но это же ваше помещение. А вы даже не в курсе, что здесь имеется
дыра.

- Да что вы спорите? – возмутилась Яна. – Человека нужно спасать!

- Ну, во-первых, не хрен было туда лезть, - проворчал Семен, стал на
колени, отвернул упрямую полосу и крикнул в дыру. – Эге-гей! – Затем
поднял голову. - Ананас, а где наши фонарики?

Снизу донесся голосок в ответ. Ананасов, не вставая с постели, сказал,
что фонарики в тумбочке под телевизором. Их оказалось два, хотя
раньше было три.

- Все за мной! – скомандовал Штемпель и жестом предложил Тимофею
спуститься первым.

Стриж осветил пространство внизу и ушел туда ногами. Его голова, торча
из бетонного люка, сообщила, что высота ниже человеческого роста, ходить
нужно будет пригнувшись.

- Ай да старик Шапиро, - сказал весело Штемпель, уходя под пол
вторым.

Вика удивилась. Семен не в первый раз упоминал странную фамилию в связи
с таинственностью гаражей. Яна вдруг застряла, хотя пролезший ранее
Семен не уступал ей в ширине. Вике захотелось помочь ногой, чтобы она
не квохтала от восторга как индюшка. Тут же возникла мысль: а кто будет
Яну снизу выталкивать? Пусть сама, пусть тренируется. А тебе, подсказал
заботливый голосок, не мешало бы пальтецо снять, а не пачкаться, как эта
идиотка. Снимая пальто, она увидела, что Ананасов на кровати даже позы
не изменил.

- А вы не пойдете? – спросила Вика, понимая, что не услышит ответа. И
примерилась к отверстию.

Пространство внизу позволяло двигаться на полусогнутых. Когда Вика
очутилась в темноте и позвала Яну, в стороне раздались крики восторга.
Она опередила Яну, ударившуюся лбом о бетонную сваю, и увидела, что
мужчины, весело гомоня, охлопывают трясущуюся женщину, освещая ее
фонариками. То ли выражают радость, то ли приводят в чувство. Найденная,
всхлипывая, рассказала, что спустилась вниз с фонариком, ну так, чисто
из пьяного любопытства, а эта тварь на букву «ять» погасла и годится
теперь лишь для постукиваний о бетон. Пересказав короткую историю третий
раз, она потребовала закурить. Штемпель и Стриж оказались некурящими,
что выяснилось только в подполье. Вика сказала, что ее сигареты остались
в пальто.

- Лизавета, милая, - заверил ее Штемпель взволнованно, - сейчас,
потерпи, ты успеешь накуриться до одурения. Мы только помещение это
исследуем быстренько, и все. Неужели здесь в каждый гараж есть тайный
ход?

- Есть! – крикнула Лизавета, говоря тем самым, что нечего тут
обследовать. – Я когда искала на ощупь, ну чтобы типа выйти, то попадала
в какие-то другие, ну эти. Темные, света нет, ну я и не стала шариться.
А то вообще заблужусь на фиг и свою дырку не найду. Ой, Сенечка,
спасибо, что ты меня нашел. А почему ни одна сука не отвечала? Я же тут
чуть не…

Штемпель, не слушая определений насчет бетонного пола, сориентировался
и велел Тимофею, не слушающему определений в свой адрес, идти рядом,
чтобы двумя фонариками провести разведку, пока батарейки не сели.
Досконально изучат местность они потом. По ходу он объяснял, как
расположена линия действующих гаражей, а где расположены тайные гаражи,
о которых никто наверху не знает и не догадывается. Удивительно то, что
подпольные люки, наверняка, делали во время строительства, а было это
давно, значит, какая-то умная голова думала еще тогда о будущем, если
сейчас открывается столько ходов и выходов из тайного кинопавильона.

Прорубленные в бетонных перекрытиях дыры находились легко, но не все
открывались. Некоторые были придавлены сверху или заделаны хозяином
гаража, обнаружившим в своё время нежелательное отверстие. В два
помещения проник Тимофей. Из первого вернулся с большим ярко
светящим фонариком, сообщив, что там еще можно кое-что взять, а из
другого принес Лизавете сигареты и спички. В третий гараж решился
полезть Штемпель, вооружившись добытым фонарём. Его не было долго, как
показалось озябшей Вике. Возникший, наконец, в отверстии командир отряда
позвал тревожным шепотом.

Тимофей, помогите мне.

Стриж поднялся наверх, а девушки, закурившие разом, высказали каждая
предположение о находке, обнаруженной гениальным Семеном. Первым
спустился именно он, задрав одежды и продемонстрировав волосатую
поясницу. Стриж подал ему сверху круглые металлические коробки. Когда
спустился и он, и тщательно закрыл за собой отверстие, Штемпель обнял
Стрижа и прокричал радостно, что теперь у них целых пять бобин.

- Тимофей, я же знаю, чей это гараж! – хохотал он разливисто и назвал
фамилию. – Какой же он молодец, этотСергучев! Умница, талант! Он
плёночку воровал! Ну, разве можно такого режиссера называть мастером
средней руки? Да он просто на все руки мастер! Мы спасены, ребята!
Пришла удача откуда не ждали! Уходим поскорее. Лизавета, как здорово,
что тебя какой-то хрен понес под землю. За твое природное любопытство я
сейчас выпью с локтя.

Минуты через три выяснилось, что после радости за смелость Лизаветы,
предстоит ощутить на себе и все ее долгие переживания. Освещения сверху
ни в какой стороне не наблюдалось. Значит, полоска линолеума закрыла
отверстие в бетонном полу еще раз.

7

Выбрались довольно быстро.

И Штемпель с возмущением указал на безмятежно дремлющего Ананасова.

- Мы бы погибли, а он бы сопел!

И начал крыть проснувшегося Ананасова самыми кинематографичными
выражениями.

- Сема, ты пойми, - ответил ему спокойно Анатолий, терпеливо
выслушав, окончательно проснувшись, но не желая вставать. – Я очень
переживаю. Я расстроен тем, что ты меня снял с роли. Когда меня Спивак
выставил из Молодежного театра, я совершенно не переживал. А
сейчас почему-то очень.

Объяснение подействовало на Семена. Он даже извинился и помог Ананасову
встать. Рассказав при этом всю историю, как они спустились вниз,
облазали несколько гаражей, а в хранилище известного Анатолию режиссера
обнаружили ворованную кинопленку. Так что теперь работа у них пойдет как
по маслу.

- Хотя зачем я тебе про это рассказываю? – тут же огорчился Семен. -
Ведь ты же в «Пигмалионе» сниматься тоже не будешь. Ну да всё равно.

Ананасов кивнул, словно поблагодарил за известие, и улегся вновь. Все,
кроме Штемпеля, поняли, что ему стало еще горше.

- Вы не правы, Семен, - заговорил вдруг Тимофей с плохо скрытым
лукавством. – Анатоль будет играть в «Пигмалионе». В вашем гениальном
замысле не хватает контргероя. Ваш герой помимо конфликта с обществом
должен находиться в постоянных столкновениях с ярким представителем
циничных обывателей. Новый хозяин жизни должен постоянно смеяться над
Пигмалионом и унижать его. А в финале победа вашего героя будет
выглядеть следующим образом. Люди, собравшиеся на презентацию
скульптуры, хвалят и восхищаются мастером, ожившая Галатея, натурщица,
дарит цветы и поцелуи только ему. Даже в любви объясняется. Ну и несет
полный бред, клянется, что будет служить нищему скульптору всю жизнь.
Действительности не соответствует, но в кино допустимо. А контргерой,
которого будет играть Толик, имеющий отдельный дом, три древнегреческих
автомобиля, и устроивший эту самую презентацию, никого из собравшихся не
интересует. И он плачет! Разве это не финал? Хоть и не соответствует
действительности напрочь.

Лицо Штемпеля озарилось будущим салютом в честь триумфатора.

- Тимофей, вы… Вы гений, - произнес он умильно. И строго наказал
остальным. – Отныне!.. Отныне у нас три гениальных человека. Тимофея
Стрижа торжественно причисляю к лику. Ананас, ты слышишь? Для тебя
только что написали роль. Ну и какого ты полена лежишь, как дальний
родственник динозавров?

- Действительно! – вскочил Анатолий довольно прытко и заорал. – А я что
говорил?! Я говорил, что будет у тебя пленка или не говорил?

- Но обнаружил-то пленку я, а не ты! – закричал Штемпель чуть погромче
своего друга. – Я!

- А я в это верил!!! - перекричал-таки его Анатолий. И
спросил гораздо спокойнее, ощутив звуковой перевес. - Что ты орешь, как
будто охренел? Здесь же дамы. Извини, Лизавета, что я так радуюсь
твоему возвращению. И прошу к столу.

Ананасов облобызал счастливую и замурзаную Лизавету. Из глаз Яны
посыпались искры ревности. А Вика обратила внимание, как Семен взял
Тимофея под локоть.

- Тимофей, - услышала Вика интимное обращение. – А вы могли бы для
сериала написать дальнейшие сюжеты только с двумя действующими лицами.
Без женщин. Кормить буду хорошо. И поить, естественно. Дома вас никто не
ждет, а здесь чем не жизнь, вы не находите?

Штемпель воровато оглянулся. Вика, поймав его тревожный взгляд,
заподозрила неладное.

Вернулись темным уличным проходом в гулкое помещение к уютному столу.
Лизавета на свету оказалась худенькой высокой девушкой с длинным тонким
носом и большущими, чувственными губами. По ходу она рассказывала о
своих ощущениях в подполье. Ее возмущения кипели таким восторгом, что
мужчины умилялись. А Вика с Яной раздражались все больше. За столом они
выпили отдельно и единодушно, потому что Стриж и Ананасов затянули тосты
не в их честь.

Штемпель отлучился, но никто не заметил этого. Его возвращению
обрадовались, потому что в левой руке Семена красовалась бутылка
шампанского. Он потребовал выпить изысканного напитка за случайную и
редкую находку, имея в виду пленку, а не причитающую от восторга
Лизавету. Вика обратила внимание, что бутылка уже открыта, а в другой
руке Семен держал стаканы. Ровно три стакана, которые он поставил перед
каждой из дам, и быстро наполнил их не желающим пениться игристым вином.


Не пей, вполне серьезно и достаточно громко посоветовал голос изнутри.
Но Вика и теперь приняла его за голос противоречия, а не разума. Девушки
выпили, а по требованию Семена опустошили стаканы еще раз. И с
удивлением услышали странное обращение Штемпеля к своим товарищам.

- А вы, братцы, воздержитесь, потому что сейчас придется переносить
тела. Да, предстоит работа и довольно неприятная. Но у нас нет
другого выхода. Прошу выслушать и прийти к тому же выводу, что и я.
Девушки, вы закусывайте и не обращайте внимания. Чеченцы только что
потребовали одну из них в ультимативной форме. Дайка-подайка им ключ на
тридцать два! На что мы пойти не можем, потому что это грозит раскрытием
тайны. Бедные девушки узнали слишком много, и это второй аргумент не в
их пользу. Они теперь знают, как попасть сюда не только со стороны
склада. А если они узнают место расположения базы и примыкающих к ним
гаражей, то это еще больше грозит раскрытием и провалом нашей
организации. Третье. У нас есть пленка, и мы завтра же начнем работать.
Нужно сейчас же связаться с Викешей Залухаевым и обрадовать его. Вы
понимаете, о чем я говорю? Мы будем работать, а они от безделья начнут
шататься, где ни след, они же очень любопытны, как вы обратили внимание.
Эти две знают выход на крышу, а Лизавету нелегкая даже в подпол загнала,
что наводит на тревожную мысль об их непредсказуемых поступках, которые
грозят раскрытием нашей тайны. Четвертое. Наши кавказские друзья всерьез
интересуются, где мы прячем женщин. Интересуются уже все, даже грузчики.
Сами понимаете, пока женщины здесь, возможны страстные попытки их найти.
Что больше всего грозит раскрытием нашей тайны. Итак, спрашиваю. Вы
пришли к моему выводу?

Ананасов кивнул.

Меня интересует одно. Кто из них будет играть жену?

- А я думал ты понял! – покачал головой Семен, глядя на Ананасова с
восхищением, которое отражает не радость. - Никто из них не будет
играть жену, никто! Мы должны от них избавиться, если хотим сделать наши
будущие картины. Я буду играть жену, а ты мужа! Понял? Ну и радуйся.

- Это будет повторение, - возразил Анатолий. - Это будет как в
«Городке». Я не хочу повторять Олейникова, а ты вряд ли хочешь походить
на Стоянова.

- Тогда вообще не будем играть этот сюжет! Тимофею закажем на будущее
сценарий только на двоих. Для «Пигмалиона» здесь будем снимать только
наши сцены. А в эпизодах людей и женщин, которых снимем на натуре или в
других интерьерах, в городе.

Ну, хорошо, - кивнул еще раз авторитетно Ананасов.

Стриж посмотрел на него с испугом.

- Анатоль, ты что, ты о чем? Извините, Семен, но так же нельзя. Девушки
помогали нам вполне самоотверженно... Не хотите ли вы
сказать, что мы должны их... Своими руками?..

- Нет, блин, я абреков позову! Если вы не пришли к нужному выводу,
Тимофей, то это ничего не меняет, потому что клафелин уже всосался в
кровь вместе с шампанским. Доза ударная, эффект, как видите,
наблюдается. Мы их вынесем на руках из офисного помещения, чтобы чеченцы
видели, что здесь женщин больше нет. Скажем, что девушки обдолбались
наркотиками. И попросим автомобиль, чтобы довести отравившихся до
больницы.

Вика удивилась, что не понимает сказанного Штемпелем. Что за клафелин?
В чью кровь он всосался? Тебя же предупреждали, сказало что-то улетающее
изнутри, а ты, дура!.. Ну и все, бай-бай... Накатила давящая сонливость.
Вика, зевнув, что есть мочи, увидела как Яна уткнула подбородок в грудь,
а Лизавета, сложив руки на столе, опустила на них голову. Ах, вот оно
что, пронзила запоздалая мысль, от которой возник страх, отпугнувший
сон. Держаться, держаться, заговорила она сама с собой. Надо что-то
сделать для этого, но что, что? Внутренний советчик не отвечал. Нужно
слушать, слушать, запоминать! Вика напряглась так, что глаза стали
увеличиваться, а вместе с ними и внешность Семена, который продолжал
втолковывать Тимофею и Анатолию про то, что...

- Искусство требует жертв, - произнес Ананасов, пряча от Вики глаза, и
это были последние слова, которые она услышала.

Она повторила эту фразу, проснувшись от зверского холода. Обжигающе
ледяной была металлическая скамейка крытой автобусной остановки. Рядом
спали, обняв друг друга, Яна с Лизой. Вика растолкала их довольно
быстро. А вот причину их непонятного нахождения в неизвестном месте
пришлось объяснять долго. Девушки не хотели верить в то, что их вывезли
специально, а это хуже наказания, ведь они же ни в чем не виноваты. От
них просто избавились, вышвырнули. Лиза возмущалась громче всех. Она за
свою творческую биографию встречается с таким гадством-ятством впервые,
а она все-таки дважды поступала в театральный, и снималась в трех
фильмах разных режиссеров, хоть в массовках, но все равно, то есть,
людей искусства повидала.

- Мы должны им отомстить, - пришла она к выводу после долгого анализа
своих ощущений. – Я знаю, где можно будет поймать Ананаса. Он меня на
«Ленфильме» зацепил. Мы же про них кое-что знаем. Так что можем
диктовать свои условия. Шантажировать. Согласны?

Девушки обменялись телефонами, доехали на троллейбусе до метро и
попрощались, уговорившись созвониться завтра же. Чтобы разработать план
конкретных действий.

Такого прощать нельзя!

Г Л А В А Т Р Е Т Ь Я

1

Давящее чувство вины способно толкнуть и на подвиг.

Яна брела по снегу шажками осужденного. Чем ближе к дому, тем выше топор
палача. Да и голова раскалывалась так, что впору отрубать. Она
собиралась не возвращаться назло мужу дней несколько. Судьба же
поставила ее на место, откуда видны окна квартиры, и определила время,
когда проситься к знакомым переночевать граничит с наглостью, могут
вовсе не открыть из соображений безопасности.

Она шла, смиренно опустив ноющую голову, а когда подняла ее,
остановилась. Окна квартиры смотрели мимо равнодушной темнотой. Спать в
квартире не могли. Муж обычно ей не давал спокойно заснуть, смотрел
телевизор до позднющего часа, ему с утра на работу не идти, и с обеда
тоже, а когда Яна задерживалась с вечерней смены горели все три окна,
предвестники скандала. Сейчас же не отсвечивали на потолке и картинки от
цветного экрана, хорошо различимые вблизи. Яна глянула на часы. Часиков
на руке не было. Значит, пришло время удивляться.

На этаж лучше подняться ногами, пришла догадка, в лифте тоже возможна
неожиданность, что будет слишком для больной головы. А перед замочной
скважиной двери пришло соображенье, что супруга попросту нет дома. Ну не
радость ли для нее, как награда? Он курит где-то с дружками травку,
смотрят порнуху или пытаются разбогатеть в игровом зале. Муж у Яны не
пил, и она его за это иногда уважала.

От радости утихло в голове, Яна весело щелкнула ключом, вошла, включила
свет и остолбенела. Нет, фокусы не заканчивались. На вешалке к одному из
крючков присосалась женская шубка. Ниже распахнули пасти красивые
сапоги. И кольнул едкий запах духов.

Яна решительно прошла в комнату, ударила по выключателю и чуть не
задохнулась от возмущения. На ее кровати, на ее белоснежной постели,
валялись двое. Он храпел, а девица вскинула змеиную головку. Все ясно.
Почему она решила, что в квартире не могли спать?

Но тут же прянуло внутри смущенье, она застала голых за интимом. И Яна
отступила назад, вышла, и даже прикрыла дверь за собой от неловкости.
Выдохнув, набрав побольше воздуху и еще раз шумно выдохнув, она
посмотрела в зеркало. Синяки у глаз походили на раскраску лиц бойцов
спецназа. А где же темные очки? Впрочем, без них даже лучше. Яна скинула
куртку, бросила через плечо вязаную шапочку и ринулась в бой. Девица уже
быстренько снаряжалась к бегству, а муженек еще не вышел из
безмятежности. Тычками она заставила его очнуться, схватив за руку и
шею, оторвала от постели, толчком в спину направила к двери, и, с криком
швыряя в лицо вещи, дала понять, что не мешало бы одеться. Тут только он
пришел в себя.

- Ты где была?!

- Что-о-о? – взревела Яна. – Я тебя застала с бабой, а ты мне смеешь
такое говорить?!

- У тебя волосы мокрые! Где ты была?

Яна потрогала волосы. Действительно мокрые.

- Потому что снег на улице! При чем здесь волосы? Я тебя с бабой
застала, скотина! На моей простыне! На моей подушке!

- Что?! – лицо мужа исказила злоба. Он еще раз посмотрел на кровать, там
никого не было, и рядом с кроватью пусто, и в прихожей никакой бабы. И
он заорал. – Ты чо тут гонишь?!

Яна тоже выглянула в прихожую и всё поняла. Входная дверь осталась
распахнутой, поэтому девица улизнула без проблем, сапоги и шубка
отсутствовали. А запах в таком крике обвинением не предъявишь.

- Баба здесь только что была, - заговорила Яна, теряя голос. – Ты
совсем, что ли, обкурился?

- Да я только хотел привести бабу, - зашипел муж. – Ты же мне записку
оставила. Все, я ухожу. И ушла! Вот я и думал, собирался. Но никого не
приводил, не надо вешать!.. Где баба? Какая баба? Ты говори, где была!
Или я тебя сейчас!..

Он схватил ее за кофту на плече и замахнулся.

И в ту секунду, когда он решал «бить, или не бить?», Яна увидела его
глаза. Маленькие, узенькие, злые. А кожа вокруг них мягкая, белая,
нежная, без всякой синевы. И даже морщинки, как реснички, симпатичные.
Не то, что у нее. Приятный облик этих глаз упал последней каплей масла
на огонь души, и Яна ударила по ним не целясь.

Муж оказался в прихожей, убрал руки от лица и спросил более миролюбиво.

- За что? Где баба? Какая баба?

Он действительно не понимал. Да и смотрел одним глазом. Однако другой,
сильно зажмуренный, цветом не изменился. Пришлось двинуть еще. Муж
отлетел на раскрытую дверь, ударился затылком. Взывая к ней просящими
ладонями, он хотел, чтобы ему показали злополучную бабу. Но как он мог
увидеть ее плотно закрытыми глазами? Все с теми же лоснящимися
морщинками. А у нее, - Яна заглянула в зеркало еще, - болезненная
чернота, просящая уравнять положение в цвете. Последний раз, словно
извинилась Яна перед кем-то свыше, и ударила что есть мочи.

Схватившись от боли за кулак, Яна запрыгала на месте, и увидела своего
законного и ненаглядного на полу. Голого, у распахнутой двери. Время
удивляться не вышло. Она попросила мужа встать и не придуриваться. Черт
с ней, с бабой, но постельное белье она сожжет, без сомнений. Муженек
лежал немым укором.

- Отползи хотя бы! – крикнула жалобно Яна, - Люди увидят! Ну, будь же
человеком!

На губах лежащего выступила кровь. Больше всего волновали соседи, как бы
кто не вышел на площадку, дверь-то открыта. Безвольное тело оттащилось
легко. Багровый ручеек скатился к подбородку. Яна захлопнула дверь и
присела на корточки. Слова, пощечины и тычки воздействия не оказали.
Нужно дать ему время прийти в себя, догадалась Яна и вышла на кухню
успокоиться. На столе, у пепельницы со множеством окурков, нежно белел
клочок бумаги. «Все, я ухожу, надоело терпеть, когда приду не знаю.»
Да, это ее записка, красивый почерк. Но это же не повод, как он посмел,
ее подозревал, третировал и бил, а сам?.. Да потому и ревновал, что сам
такой. Что же теперь с ним делать? И с собою как быть, с такой
раздраженной?

Яна вышла в прихожую. Минута, отпущенная на ринге боксеру в нокауте,
истекла, а положение туловища не изменилось. Господи, вдруг увидела Яна
лежащего другими глазами, будто синяки у неё ракурс взгляда изменили.
Кого я любила, кого терпела? Неужели перед этим тельцем когда-то
волновалось моё? Минут через пять накопившееся удивление переросло в
ужас. Ненаглядный очнулся, подтянул тело в сидячее положение, попытался
выразить что-то словами, но заговорить не смог. Изо рта высвистывались
розовые пузыри, разгадать смысл которых было затруднительно. Он пытается
доказать, что никакой бабы не было, поняла Яна и от злости схватила
телефонную трубку.

Врач скорой помощи констатировал перелом челюсти, распорядился собрать
необходимое, и свести пострадавшего к машине. Вернувшись и закрыв дверь,
Яна пришла в неописуемое удивление. Стоило ей только подумать, что с
этим законным она жить дальше не будет, как мужа увезли минимум дней на
десять. Ну не чудо ли?

Ей захотелось поделиться, рассказать хоть кому-то о небывалых событиях,
произошедших за день. Но только не подружкам, звонить им поздно, да и
поймут не так, позавидуют и сглазят. Ей хотелось общения не с женщиной и
не по телефону. Мужчина, только мужчина должен сейчас быть в её доме,
имея полное право, на расстоянии жеста и полушепота. Но где же взять
человека с пониманием в одиннадцать часов? На поиски в ночи она не
выйдет. Куда с мокрой головой и с синяками? Сейчас бы лучшим
собеседником был Ананасов, но тот со своей умиляющей мамонтообразной
непроницаемостью оказался подлецом, обошелся с ней, как с использованной
вещью, не оценив самоотверженности. Яна заметалась из комнаты на кухню и
обратно. Что же делать? Она будет маяться на полу у батареи, но в
опороченную кровать одна не ляжет. И подтолкнул вдруг мысли к верному
решенью телефон. Звони на работу, подсказал разговорный аппарат. Почему
на работу, изумилась Яна и тут же чмокнула трубку в знак благодарности
перед набором номера. Понимала, но не хотела верить. Говорила себе, что
такого не может быть.

Он снял трубку после третьего звонка, ее удивление не подкачало. Он тоже
удивился, что ему звонят в столь поздний час, так как задержался на
работе совершенно случайно. А Яна знала, что слушает враньё, и мысленно
его благодарила. Ей очень нравился их зав производством по имени Костик.
Обращались к нему швеи цеха официально, как требовала производственная
субординация, а меж собой звали ласково и без отчества. Одной из
подчиненных он как-то намекнул под большим секретом, что ночует в цеху с
разрешения хозяина частного предприятия, пока не снимет квартиру, будучи
иногородним. О секрете тут же узнали все, и каждая из швей втайне
надеялась, что и ее как-нибудь пригласит симпатичный начальник для
повышения квалификации в ночную смену. И сердце Яны нешуточно забилось,
когда после вступительных фраз он лениво брякнул «Ну, если хочешь,
приезжай». Он, конечно, желает не ее, других, стройнее, но
чувствовалось и стыдливое томленье, когда мужик готов на любой вариант,
тут ее барометр не обманешь. И она рассыпалась в приглашениях к себе.
Мол, и накормит, и напоит, и в ванной отмоет, а мужу ненавистному
сломает еще что-нибудь, если он вырвется из больницы и явится проверить.

Обворожительная улыбка начальника Кости материализовалась на пороге
через полчаса. Он примчался на такси, но без букета. Яна обняла его,
чтобы убедиться, не полуночный ли мираж перед нею. Она к его приходу
старалась заштукатурить синеву под глазами, но получались какие-то
наросты-болячки, еще хуже, так что пришлось стереть косметику, пусть
факты мужниной несправедливости выглядят, как есть.

О мерзавце-муже и пошел обвинительный рассказ, пока набиралась ванна, и
разливалось спиртное, привезенное гостем. У муженька имеется
отдельная квартира, которую он сдает, поселившись здесь, как хозяин, но
ей не перепадает ни копейки, требует он постоянно вкусных блюд, никогда
ему не угодишь, а на продукты денег не дает, сам не работает, а ее
заставляет еще и халтуры брать на дом, чтобы средств на прожитьё хватало
с избытком, а своих денег не дает, ни одного подарочка дорогого не
сделал за три года, и вечно насмехается над её нелепой одеждой, что
выглядит она, городская девушка со швейным образованием, как сельская
доярка, но сам же при этом жестоко ревнует, умышленно искажает ее
внешнюю привлекательность, факты вот, на лице, поэтому она испытала
неизмеримое чувство благодарности, застав мужа с любовницей, а как ей
удалось отправить его в больницу, она до сих пор не понимает, и
расценивает случившееся, как награду свыше за перенесенные мучения, как
подарок судьбы добытый собственными руками. Так что бояться
возвращения мужа не надо, ему из больницы одна дорога, на свою
жилплощадь, либо к своей полоумной мамочке, а если даже заявится, то
войти сюда не сможет, ключи у него изъяты, но ни сегодня, ни завтра, ни
в ближайшую неделю его из больницы не отпустят, врач пообещал, так что
бояться нечего.

- А я и не боюсь, - сиял улыбкой, щеками и залысинами обворожительный
Костя.

После трех рюмок он из представительного начальника превратился в
шаловливого бирюка, и Яна уже испытывала к нему не волнительную дрожь, а
материнское умиление.

Закрывшись в ванной, он издал вопль наслаждения, спел короткий припев
детского отрядного марша, поплескался как рыба на нересте и смолк под
журчание из крана.

Яна оставила ему халат, а сама взялась примеривать летние сарафаны,
чтобы подать себя обворожительной и воздушной. Но синяки портили вид
даже самым изысканным платьям, сшитым по вдохновению и с фантазией. И
она решила не ждать его за столом. Захочет выпить - сам кухню навестит.
А она ляжет в халатике в комнате, он придет, а синяков в темноте не
видно, и всё пойдет как по маслу, вот только белье постельное надо
заменить.

Проснулась Яна от сильной дрожи. Ее колотило, чувствовался жар. На
хрумкой простыне рядом никого не было. Она выскочила из-под одеяла и
съежилась в ознобе. Включила свет и быстро нашла градусник. И пошла на
кухню, узнать, почему дружок задерживается. Вода за дверью журчала,
сквозь щели пробивался свет, но других признаков жизни из ванной не
доносилось.

- Нет! Только не это! – закричала Яна и принялась колотить по двери
левой рукой. Под правой был градусник. – Костя, всплыви! Костенька!

- Что там? – прохрипел закашлявшийся голос и пошли громкие всплески.

Он открыл дверь, стоял голый, с закрытыми глазами.

- Костенька, меня колотит, я заболела, а тебя всё нет. Пойдем, ты меня
согреешь.

- Сейчас, - кивнул он, пытаясь открыть глаза и нашаривая полотенце. –
Значит, я заснул? Прости, пожалуйста. Сейчас пойдём. Я вот только выпью
после баньки.

Свет на кухне горел, и он увидел будильник.

- Что?! Седьмой час? Уже утро?

Яна от удивления достала градусник. На нем было тридцать восемь с
половиной. Все цифры складывались не в пользу отмщения мужу.

Костя-начальник быстро оделся, извиняясь за то, что проспал, и, уверяя,
что ему нужно срочно ехать, к восьми приходят работницы утренней смены,
он должен быть в цеху, там еще убрать нужно кое-что после вчерашнего, а
сейчас ему бы перекусить и нужно ехать.

- А где ты умудрилась так простудиться? – спросил он почти что с
искренней тревогой на лице.

И Яна, жаря яичницу, делая бутерброды и наблюдая, как он аппетитно ест,
с увлечением рассказала о произошедших с нею событиях. О том, как
познакомилась с известным артистом, снимавшимся в популярных эпизодах,
как попала на таинственную студию, где кое-что снимают, но не уточнила
что, как бежала с подружкой-узницей, освободив кинооператора, как им
удалось еще раз попасть в подпольный цех гениев, и как с ними подло
обошлись эти таланты, напоив снотворным и вышвырнув на мороз.

По ходу рассказа лицо заведующего швейным производством менялось. К
финалу он перестал жевать, а когда Яна закончила и выпила для снятия
дрожи, заговорил с восхищением.

- Я же знаю, где это место! Знаю, где филиал киностудии. Там когда-то
хотели построить советский Голливуд. Да, там стоят брошенные ангары и
гаражи. У меня там дружок рядом живет. Яночка, ты должна свести меня с
этими людьми. Я с тебя не слезу.

Яна горько вздохнула от последней фразы и заявила категорично.

- Мы с подружкой Викой поклялись им отомстить. А ты хочешь, чтобы я
перед ними в ножки поклонилась? Ни за что.

- Да мы отомстим! – он бросился к ней и обнял. И затряс. – Отомстим
обязательно! Мы поставим условия, от которых они не смогут отказаться.
Мы их припугнем. Или уничтожим. У меня есть связь с бандитами. Мы
сначала отомстим, а потом продиктуем условия.

Взглянув на будильник, он быстро выпил еще и заторопился в прихожую,
кромсая зубами огромный бутерброд.

- Выздоравливай! – сказал он уже одетый, но еще жующий. – Звони. И я
тебе звонить буду. И обязательно навещу. Мы этого дела просто так не
оставим!

Закрыв дверь, Яна еще раз проверила градусник. Столбик ртути поднялся до
тридцати девяти. Неплохой результат для ночных удивлений.

2

Виденья наяву кусаются во сне.

Щекастый, щетинистый спрут защекотал щупальцами и прохрипел ш-щёпотом.

- Таков безжалостный мир кино!..

Она слышала эту фразу раньше, издалека, за пеленой одурения, а теперь
прямо в ухо, холодом за шиворот. Голос знакомый, противный, который не
звал, а отвергал, вышвыривал. Смеялся, как будто надругался!.. Вика
проснулась, открыла глаза и горестно зажмурилась. Нависал потолок с
люстрой, а не гнусный Штемпель в павильоне. Обида притупила головную
боль. Почему он так с нею обошёлся?

Утром бабушка за растворимым кофе с оладушками протянула записанный на
клочке бумаги телефон, который оставила мама, убегая на работу. Одному
знакомому маминой сестры, то есть, Викиной тети, срочно требуется
диспетчер на телефон со знанием ПК. Рассматривая цифры, Вика припомнила
странное обстоятельство, которое не смутило её вечером из-за ноющей
головы. Раздеваясь перед тяжелым сном, она не обнаружила на себе
лифчика. А ведь надевала утром специально бежево-дорогой, в надежде на
повторение кинопроцесса. Дорогой подарок этой самой тети, заботящейся о
сестре и племяннице.

Вика осмотрела комнату, ванную и даже прихожую на всякий случай. Еще раз
переложила вещи в шкафу, и представила, с каким укором будут смотреть на
нее бабушка, мама и псина Альфа, когда исчезновение ценной вещи объявят
как чрезвычайный факт. Услышала слова, которые возможно прозвучат, не
прямые и откровенные, типа шлюха-потаскуха, а иносказательные, тщательно
культивируемые в их образованной семье. Например, соковыжималка.

Бабушка, уводя собаку на прогулку перед обедом, потребовала звонить
немедленно, там ждать не будут. Она с утра в удивлении, отчего внучка
такая заторможенная после вчерашнего, не случилось ли с ней что
травмирующее психику? Вика остереглась пожаловаться на головную боль,
чтобы не нарваться на длинную медицинскую консультацию. И позвонила тут
же, для успокоения бабушки, закрывающей входную дверь и подслушивающей с
другой стороны.

Ответили довольно быстро, тут же связали с руководителем и пригласили
для знакомства. Вика просительно спросила, а нельзя ли завтра, у нее тут
кое-какие дела. В трубке выразили сомнение, вы действительно ищите
работу, подключая влиятельных знакомых? Придется ехать, чуть не
заплакала Вика. И всего лишь потому, что дел у нее действительно никаких
нет, ведь не станет же она целый день искать лифчик. Случись хоть что-то
с бабушкой или собакой, ради чего достаточно сходить в аптеку, и она бы
отказалась трюхать на пугающую неопределенным будущим работу.

Встретили ее приветливо, объяснили круг обязанностей, а непосредственная
руководительница уточнила, действительно ли Вика состоит в родстве с той
замечательной женщиной, что замолвила за нее словечко. На рабочее место
усадили тут же, напоив кофе и объявив зарплату на месячный испытательный
срок. По первому заданию предстояло обзвонить безумное количество
потенциальных заказчиков, напоминая, что фирма «Долли» клонирует для вас
издательскую продукцию. Звонка после десятого Вика набрала не из списка
твердо запомнившиеся цифры и спросила у хрипло ответившего голоса, дома
ли сейчас Яна.

- Да это я, я! – прошуршало в трубке. – А кто это, кто? Если от мужа из
больницы, то я не смогу к нему приехать.

Вика назвалась, уточнив, что звонит ни от какого ни от мужа, а наобум,
случайно, будучи уверенной, что подруга на работе, и ей повезло, она
застала Яну дома, только говорящую почему-то мужским голосом. Услышав
про температуру под сорок, она вскочила.

- Я сейчас же еду к тебе! Сейчас же! Диктуй адрес.

Вика очень удивила начальницу просьбой отпустить на сегодня, у нее
лучшая подруга при смерти, да и вообще она в этот день работать не
настраивалась, а приехала так, чисто посмотреть. Начальница уговорила ее
закончить со звонками и набрать по черновику текст
рекламно-информационного предложения. Со звонками Вика управилась, когда
стала набирать через номер. А текст на компьютере отшлепала быстро,
скомпоновала, разрядила по абзацам, выделила заголовки жирным шрифтом,
отпечатала экземпляр, положила на стол начальнице и попросила небольшой
аванс на лекарства для больной. Вика ожидала негодования от ее наглости
и возмущения по поводу картинки, завершающей текст рекламной информации.
Умея рисовать, она изобразила овечку Долли, имя которой носила фирма.
Овца стояла задом, выглядывая из-за аппетитных бедер с игривым хвостиком
левым поворотом головы с хитро прищуренным глазом. Подтекст звучал не
двусмысленно: мы клонируем продукцию, а вы оплодотворяйте нас любым
способом. Однако комикс привел начальницу в восторг, она похвалила Вику
за творческий подход к обязанностям, и выдала желаемую сумму. Вика
почувствовала, как будущая работа уже неприятно засасывает.

Яна встретила радостно и огорчилась, что Вика привезла какой-то аспирин,
а не привычное народное лекарство. Пришлось идти в магазин, исполняя
самое приятное из заданий текущего дня. За рюмочкой под курочку Яна
рассказала о госпитализации мужа и завязавшемся романчике с заведующим
швейным производством, который, очевидно из деликатности, повел себя не
как грубый мужчина, а как надежный помощник в будущей акции возмездия
противным гениям. Он уже трижды звонил, интересовался самочувствием и
верным приемом лекарств, а так же запланировал поход на разведку в
известный ему район в субботний выходной день. Яна соврала чуть-чуть,
Костик звонил один раз.

- Но мы же не придумали, как отомстить. Что мы хотим сделать?

Выбор жестокого плана определял и меру ответственности. За публичное
оскорбление или применение физического воздействия на обидчиков их не
ждет ничего плохого, как и хорошего, кроме сомнительного удовлетворения.
А если нанести материальный ущерб теневому предприятию «ШиЗ», то в
дальнейшем придется избегать ответного наказания.

- Что-то ничего не идет на ум, - призналась Яна. – Неужели так сильно
болезнь меня забрала, что даже пакости не выдумать?

- Давай выбирать методом исключения, - предложила Вика. – Будем
перечислять, что можно сделать и отвергать то, что не годится.

Из предложенных вариантов ни один не подходил. Подкараулить и окатить с
головы до пят несмываемой краской, предложила Вика. Неосуществимо, негде
взять такую краску. Расклеить по городу плакаты с лицами Ананасова и
Штемпеля с подписью «Сообщите о них в милицию». Сомнительное
предложение, люди подумают, что это реклама будущего фильма. Хорошо бы
подсунуть им некачественную пленку, чтобы они затратили время и силы на
творческий процесс, а все старания пошли бы прахом. Тут возникало еще
больше вопросов по осуществлению. Поджечь их треклятую киностудию,
предложила Вика. Или взорвать, предложила Яна. Заложить бомбу и
шантажировать. Она готова даже попросить взрывчатку у чеченцев, один из
них, по имени Абу, так на нее смотрел, что не откажет, а она всегда
испытывала волнительное томление к загадочным кавказским мужчинам. В
результате не набралось и пяти вариантов.

Расставались пьяненькие и счастливые. До субботы еще времени много,
что-нибудь придумается, главное, что их объединяет намеченная цель,
сердце греет идея, растопившая прежний ледок неприязни друг к дружке. А
третью их спутницу по несчастью, Лизавету, они предупреждать и звать не
станут, не надо, ни к чему. Если она сама позвонит, ответят, что в гробу
видели обоих гениев с их великими замыслами, обутыми в белые тапочки на
босу ногу. Лизавета крутится на «Ленфильме», чем так перед ними
выхвалялась, ну и пусть себе крутится, там и не пропадет. Она к тому же
называть себя любит не просто Лиза, а с выпендрежем.

Весь следующий день, и последующий, Вика привыкала к работе на новом
месте. Очень раздражала атмосфера душного восхищения ее способностями,
умением быстро исполнять задания начальницы. Ей даже пообещали премию на
выходные. О чем еще мечтать? Но Вику преследовала тоскливая мысль, что
где-то там в это время идут съемки, а перед объективом стоит не она.

3

У длиннющего забора из ребристых стеноблоков Яна и Вика ощутили
томление как перед родным существом. Они даже переглянулись с
пониманием. Место было совершенно незнакомое, но что-то внутри и внизу
подсказывало, что именно здесь. У Вики даже проснулся поэтический
внутренний голос.

Постояли некоторое время у крыльца четырёхэтажного здания, с
облупившимися и почерневшими орденами на козырьке, и с напрочь
поржавевшими буквами «Ленфильм». Не смотря на безжалостные следы
времени, надпись волновала. Но ни одна из дверей не открывалась. Дверные
ручки отсутствовали.

К ним подошел знакомый Костика. Невысокого росточка и с неевропейским
выражением лица. Поджидали именно его, чтобы двигаться дальше. Костик
представил друга, Равиль, а ему назвал имена девушек. По меланхоличной
улыбке стало понятно, что Равилю понравились обе девушки, и он готов на
продолжение знакомства с любой из них.

Костик спросил у друга, принес ли он заказанную вещь. Тот развернул
сложенную вчетверо плотную бумагу. Ватман-фигатман, определила Вика.

- Здесь карта местности, - пояснил именно ей Равиль. – Составлена
вручную знакомым бомжом за бутылку. Он хорошо знаком с топографией.
Бывший советский инженер с двумя высшими образованьями, поэтому масштаб
выдержан предельно точно. Один сантиметр – десять шагов.

- А где же здесь гаражи? – задал вопрос Костик, рассматривая с девушками
чертеж.

- Все строения отмечены, - ответил Равиль. – А что из них гаражи – не
знаю. Зачем вам гаражи?

- Это единственный путь в интересующее нас место, - сказал Костик с
напускной серьезностью. – Чтобы осуществить творческий акт возмездия.

- Ну-ну, - лукаво посмотрел на Вику Равиль. – И как долго вы будете
осуществлять свой акт? Я к тому, что стол почти накрыт. Напитки и
закуски. Будет горячее. Я ждал вас в гости. Ты же сказал, что приедешь с
двумя девушками.

- Да какие гости! – закричал Костик с уже вовсе неправдоподобной
суровостью. – Мы живыми, возможно, не вернемся. Правда, сегодня мы
планировали только выход на разведку.

- Ну-ну, разведывайте, - ухмыльнулся еще раз Равиль одной только Вике. –
За час управитесь? Я буду ждать. Как только замерзните – сразу ко мне.
Я быстро согрею. С вами пойти не могу. Извините, но мне готовить надо.

- Да Равиль, ты о чем? – вскричал Костик еще раз, показывая девушкам,
что возмущен словами друга, но не глядя при этом в глаза. – У нас
задача на сегодня серьезная! Я поклялся помочь отомстить!

- Да знаю я твои клятвы, - засмеялся Равиль. И вдруг посерьезнел. – Мне
кажется, что за вами следят. Вон в том «жигуленке» уже три раза блеснула
пара линз. Это бинокль, а смотрят против солнца. Вы никому не говорили?
Никто не знает, что вы готовите творческую месть?

Девушки с Костиком посмотрели на указанный автомобиль, никаких отблесков
не заметили, после чего обменялись немым удивлением.

- Да кому мы нужны? – сказал Костик уже весело. – Равилю мерещится с
перепугу. Ты поэтому с нами не хочешь идти? Боишься?

- Конечно, боюсь, - ответил Равиль. – У меня плов стоит на медленном
огне. Сгореть может. Поэтому вы долго не задерживайтесь. Хорошо? Я
побежал и жду вас с нетерпением. Пока, девчонки, возвращайтесь скорей.
Плов будет, – пальчики оближите.

И Равиль засеменил в многоэтажному зданию из красного кирпича.

- Какой такой плов? – спросила Яна.

- Наверное, вкусный, - предположила Вика и поежилась.

Девушки поняли, что их дурачат. Костик изначально готовился к поиску
вариантов отмщения с подозрительной активностью. А его дружок Равиль,
которому он звонил и ставил задачу добыть карту местности, раскрыл все
карты. Если стол накрыт, значит, ясно к чему приятели готовились. Но
зачем было столько туману напускать, если поход на разведку сводился к
элементарному застолью двое на двое? Наверное, им без романтики скучно.
Вика и Яна посмотрели друг на дружку, понимая, что думают о парнях с
одобрением. Прозвучавшие слова «вкусный плов» магически вызывали желание
перенести акт возмездия на другой день. Сегодня они определились на
местности, у них есть карта, - ну и достаточно. Пора за стол. Вот только
одно смущало. В пластиковом куле у Вики побулькивала трехлитровая
канистра с бензином, а в сумке у Яны ждали своего часа две толовые
шашки, которые она с помощью того же Костика нашла в арсенале мужа.
Муженек, оказывается, приторговывал не только наркотиками. Возникал
вопрос, что делать с боеприпасами? Не тащить же в гости к Равилю?

- Я думаю, что гаражи вот здесь, - сказал Костик тоном опытного
следопыта, и по-суворовски указал рукой. – Вперед!

- Вперед, вперед, задом наперед! – весело срифмовала Вика и подпрыгнула
с пританцовочкой, желая размять застывшие ноги. Она заметила еще при
знакомстве, что Костик чаще поглядывает на нее, а не на подругу, так в
него поверившую. Что весьма огорчало. Поэтому старалась идти сзади,
пусть Костик делился впечатлениями и размышлениями только с Яной. А ей
предстоит сегодня общаться под вкусный плов с автором блюда. Конечно, не
тот вариант, о котором всю неделю мечталось… Мечтала неделю сниматься в
кино… Мечты улетели…Осталось?.. Ну зачем ты так о незнакомом человеке,
осудила свой внутренний голос Вика. Он же сейчас для тебя вкуснятину
готовит.

Забор тянулся как в бесконечность, давая лишь возможность размышлять.
Какое великое достижение человеческого разума – забор! Отгородился и
счастлив. А тот, кто желает помешать счастью, ходит вокруг в озлоблении,
поставленный забором на свое божье место. Что человечек не птица. Отсюда
и песня. Почему я не сокол?.. Наверняка, именно от забора человек шагнул
к следующему открытию, на ступеньки лестницы. Чтобы преодолеть и
возвыситься.

Размышления оборвались с поворотом за угол. Тут начинались гаражи.
Стоящие, как и забор, до горизонта. Или как продолжение забора.
Нескончаемая кирпичная стена с чередой металлических ворот. А вот
напротив гаражей, на приличном расстоянии, тянулось шоссе, а не
железнодорожная ветка. Что-то не совпадало либо по карте, либо в
рассказе девушек, бежавших ночью с гаражей до платформы электропоездов.
Они склонились над вновь развернутой картой и одновременно вздрогнули от
скрипа тормозов.

Тот самый «жигулёнок», на который обратил внимание Равиль, остановился
шагах в десяти. Значит, он катил за ними по бетонной дорожке, а их ни
разу черт не дернул оглянуться. Из автомобиля вышли трое, один невысокий
с измятой бородёнкой, и двое рослых, конкретных, плотно одетых в кожу,
не предвещающую эмоций радостных.

- Ух ты! – воскликнули Яна с Викой.

- Вы его знаете? – догадался Костик.

- Это Геннадий, оператор, - пояснила Яна без восторга от неожиданного
свидания со знакомцем.

А Геннадий, подойдя, старался радоваться встрече. Нервно посмеиваясь, он
разводил руками, готовыми обнять.

- Здравствуйте, подруги по несчастью! Вот так свиделись, ха-ха!.. Что вы
здесь делаете? Тоже ищите возможность встретиться с нашими похитителями?
И я хочу с ними повидаться. Очень хочу. Друзей вот пригласил на помощь в
серьезном разговоре. И вы, я вижу, не одни. У вас очень фотогеничный
парень. Поверьте мне как оператору. Молодой человек, вы тоже хотите
сниматься на подпольной киностудии? Я угадал? Нет? Странно. Не
обманываете?

Костик молчал, изучая лица помощников Геннадия, глядящих из-за его спины
как две головы одного удава. А девушки лишь кивали в ответ на вопросы,
которыми сыпал Геннадий.

- Тогда не пойму, ответьте. Вам-то зачем искать зловредного Штемпеля?
Лично я хочу вернуть свою кинокамеру. Вы же помните, как он изъял у меня
аппаратуру? Да еще на цепь посадил, фашист несчастный. За это надо
отвечать? Надо. Вы согласны со мной? Согласны. Ну, так скажите,
пожалуйста. Я хочу вернуть кинокамеру, а чего хотите вы? Ну почему вы
мне не отвечаете? Я же к вам со всей душой. Вы меня спасли, а я добро
помню. Что это у вас? Карта? У меня такая же!.. Здесь местный топограф
всем предлагает за две бутылки карту местности, где строился когда-то
наш Голливуд. У меня поинтереснее будет, раскрашенная цветными
карандашами. Вы тоже искали ход через гаражи? Ну, так ведь, если вы сюда
притащились? Так или нет? Да почему вы не отвечаете? Я же ваш друг,
девушки. Почему вы так перепугались? Вы боитесь меня? Напрасно. Тем
более что у вас такой фотогеничный защитник. Чтобы вы мне больше
доверяли, скажу вам откровенно, что через гаражи больше хода нет. Мы
изучили весь этот квадратный километр гаражей. Ни одной дырки, ни одного
лаза в крышах. У меня даже впечатление, что это было не здесь. Помните,
там была железка? И платформа, откуда я на электричке уехал. А вы как
добрались? Извините, я тогда на электричку опаздывал, поэтому не стал
вас дожидаться. Так вы согласны, что это не совсем то место, откуда мы с
вами бежали? Да что вы все молчите? Хоть слово сказать можете? Не
можете? Вот незадача. Как партизаны. Девушки, мы из одного отряда. Я ваш
друг. Молодой человек, может быть, вы ответите за них? Вы же взялись им
помочь? Очень благородно, ценю. Ну, так скажите. Пожалуйста. С какой
целью вы хотите попасть на студию Штемпеля с Ананасом? Что вам нужно от
них? Чего вы хотите?

- Девушки хотят отомстить, - решительно и веско произнес Костик.
Дальнейшее молчание показалось ему бессмысленным.

- Отомстить? – удивился Гена-оператор. – За что?

- За то, что напоили снотворным и выкинули ночью на мороз.

Яна с Викой хотели крикнуть, чтобы Костик замолчал, издали хриплое не то
«а!», не то «э!», после чего и вовсе потеряли дар речи. Говорить было
поздно. Оставалась хилая надежда, что Геннадий пропустит мимо ушей
услышанное.

- Напоили и выкинули на мороз? – переспросил Геннадий и засмеялся.
Захохотал неподдельно и взахлеб. – И не изнасиловали даже? – Он взял
смехом еще выше. Его искренне радовали известия о чужих неприятностях. -
Узнаю Штемпеля. Еще тот садист. Постой, постой… Как ты говоришь?

Восторг оборвался мгновенно. Геннадия сначала удивило, что его знакомым
собеседницам совершенно не до смеха. А потом и осмысление пришло.

- Напоили снотворным? – начал вновь задавать он вопросы. – А когда это
было? Выкинули на мороз? Ведь мы же с вами тогда вместе убежали.
Постой, постой… Значит, вы были там еще раз? Я правильно рассуждаю?

Тут и Костик вспомнил рекламную истину, что порой лучше молчать, чем
говорить. И всмотрелся в лица помощников Геннадия. Так ли быстро
складывается мысленный процесс и в этих непробиваемых головах?

- Постой, постой… Если вы были там еще раз, то как же вы туда попали?
Ну, девушки, мы явно должны поговорить более обстоятельно. И не здесь,
не на свежем воздухе. Друзья мои, нам хотелось бы посидеть. Нужно
угостить моих спасительниц. Я же у них в долгу в некотором роде. Можно
это устроить?

Геннадий обращался к сопровождающим в длиннополых кожаных куртках. Стало
понятно, что командует не он. Финансирование действий оператора
находится в более увесистых руках. Обладатели этих рук кивнули головами.
Можно, сейчас угостим.

Яна посмотрела на Костика с мольбой не говорить больше ни слова. У
Костика в глазах отражалось только небо. А Вика вспомнила, как еще при
знакомстве с Равилем ее вредный поэтический голосок ехидно заскулил: «Ну
не надо ходить вдоль забора!.. Лучше плов поедать до запора…»

4

Угощения не от души тяжело в рот лезут.

Девушкам налили по стакану красного вина, поставили блюдце с
бутербродами, на другое блюдце положили две шоколадки среднего размера.
Костику определили сто грамм водки и бутерброд со шпротами. Посадили их
за дальний стол, в угол. По краям уселись спонсоры Геннадия. Как
обложили. Оператор сам доставлял от бара заказанное. Мысль о горячем
плове делалась навязчивой.

Забегаловка с названием «бистро» находилась недалеко от векового
бетонного забора, на первом этаже торгового комплекса. По дороге
оператору Геннадию и молчаливым удавам рассказали про то, как Вика и Яна
попали на студию во второй раз. Они совершенно случайно встретились в
городе, необычайно обрадовались, все-таки вместе сидели, пошли шататься
по улицам и на Ленинском проспекте столкнулись с Ананасом и Штемпелем,
что произошло вовсе необычайно. Гении с чеченцами занимались рэкетом,
девушек схватили как свидетельниц, посадили в машину и доставили в
известный Геннадию склад-ангар, где имеется тайный ход в
кинопавильон. Был и выход, согласился Геннадий, но теперь его не найти.
Девушки поняли, что начало рассказа не убедило слушающих в правдивости.
Еще более волнуясь, и перебивая друг друга, они рассказали, что в ангаре
чеченцы хотели забрать их себе, как добычу, а Штемпель с Ананасом
испугались, что девушки откроют кавказцам секрет подпольной студии, а
если станет известно о тайных проходах, то последствия будут самыми
непредсказуемыми, любители кино потеряют свой таинственный остров, что
обернется крахом творческих мечтаний и замыслов, а возможно и полной
трагедией в актерской судьбе. Геннадий съязвил, что творческая судьба у
этих актеришек уже не состоялась, а попытки что-то изменить выглядят
нелепо и смешно. Семен с Анатолием, обсудив положение, насильно влили
девушкам шампанского с клафилином, которое взяли у тех же чеченцев, и
вывезли уснувшие тела неизвестным путем в город. У обоих рассказчиц
осталось неприятное ощущение, что над ними еще и надругались каким-то
особым способом. Яна очнулась с мокрой головой, а Вика не обнаружила
кое-что из одежды. Закончив, девушки одобрили друг дружку взглядами за
то, что, не сговариваясь, обе не упомянули о входе на студию через
офис, и о третьей соучастнице приключения, Лизавете. И про то, как ее
обнаружили. Уверенности, что им поверили, не было, поэтому не хотелось и
брать угощения с блюдец за рассказанное.

- Так-так, - осклабился Геннадий. – Значит, вы были там еще раз? –
Получив утвердительные кивания головами, он протянул ладони
доказательным жестом к своим руководителям. – Вот видите! Студия есть,
существует на самом деле. Теперь вы мне верите?

Он тут же поднял восторженный тост, который не запомнился, но выпил
только с Костиком. Костик проглотил водку залпом, чтобы прийти в себя.
Мрачные сообщники оператора к вину не притронулись. Вика с Яной
чокнулись стаканами и поставили, даже не пригубив, завороженные примером
авторитетных представителей неизвестных структур.

- Пусть докажут, что хотели отомстить, - вдруг произнес один из них
ласково. – У вас есть доказательства?

- Доказательства? Есть!

Девушки ответили мгновенно, испугавшщись звучания вопроса.
Неожиданного тенорочка, прозвучавшего из кожанного амбала. Голосочка
мягкого и высокого, ласково зовущего в утробу. Они тут же подняли свои
хрустящие пакеты. И сказали, что в одном бензин, а в другом взрывчатка.
Только ужасом от ласкового голоса хищника можно было объяснить их
поступок. В глазах Костика отражалась теперь полировка стола.

Удавы одновременно выхватили у девушек пакеты, как дорогие подарки.
Проверили содержимое. Убедились и опустили на пол, каждый себе под ноги.

- Да, это серьезно.

- Продолжайте, - сказал второй удав еще более ласковым голосом.

Девушки молчали. Приходили в себя после нелепой сдачи боеприпасов. Да и
о чем было продолжать, если главные факты они выложили самым натуральным
образом.

- Отчаянные люди, - выразил не то похвалу, не то порицание Геннадий. И
спросил. – Неужели Штемпель так сильно вас обидел? Вы оскорблены
настолько, что готовы на терракт?

Девушки не задумываясь, кивнули. Подозрение мог вызвать как правдивый
ответ, так и вранье. Девушки интуитивно почувствовали необходимость
отвечать без слов.

- Представляете, - обратился Геннадий к удавам, - что могло произойти,
если б мы их не встретили, а им бы удалось проникнуть на подпольную
студию?

Вопрос произвел нужное впечатление. Кожаные боссы Геннадия кивнули
хмурыми физиономиями, а он расценил их ответ как дозволение развить
тему. И продолжил с воодушевлением.

- Девушки, я хочу пригласить вас к сотрудничеству. Если мы будем
действовать порознь, то вы еще, не дай Бог, сожжете студию Штемпеля к
чертовой матери. И вы, молодой человек, наверняка, им в этом поможете.
Да, поможете, судя по вашему фотогеничному лицу. А мы в таких людях, как
вы, крайне заинтересованы. Очень заинтересованы. Мы берем вас в
сообщники. Я ведь не просто хочу вернуть кинокамеру. Мы хотим завладеть
всей киностудией. В наказание. За то, что Штемпель с Ананасом обошлись
со мной по-скотски. Судилище надо мной устроили. Конечно, возникает
вопрос. Имеем ли мы право? Перечислю ответы. Во-первых, эти убогие гении
ничего стоящего не снимут. Замысел Штемпеля просто смешон, не говоря уже
о его примитивности. Во-вторых, Толя Ананас и этот его сценарист
алкоголики, просто алкаши, не способные на созидательную деятельность.
Вы согласны со мной? В третьих, и это самое главное, они не являются
собственниками этой, гениально кем-то построенной студии. Кто ее
задумал, и осуществил дерзкий замысел, мы не узнаем, дело было в
шестидесятые годы. Этих людей, скорее всего, уже нет в живых. Еще более
странно, что обнаружили тайную студию только сейчас, в наше лихое
демократическое время. Но почему ею должен владеть Штемпель? Это самый
нелепый вопрос, на который никто не даст вразумительного ответа. Поэтому
студией должны владеть люди предприимчивые и деловые. То есть, мы. У нас
есть сила, деньги, возможности и перспективные идеи. Так что вопрос
«имеем ли мы право» сам собой отпадает. Мы ни у кого и спрашивать не
будем. Наше право в нашем деле, которое будет поставлено на широкую
ногу. Студия должна приносить прибыль. И она будет приносить сумасшедшие
доходы. С вашей помощью, милые вы мои. Вам понравилось сниматься у
Штемпеля? За бесплатно, понравилось? А у нас вы будете получать
хорошие бабки. За съемки в эротических сценах. Я же помню, как вы без
всякого стеснения оголились перед объективом. Именно такие бесстрашные
нам и нужны. За эротические сцены у нас будет одна такса, а за сцены с
актом в два раза больше.

- С каким актом? – невольно вырвалось у Яны, хотя могла и не
спрашивать.

- С каким? – Геннадий засмеялся. – Например, с этим молодым человеком.
Его фотогеничное лицо будет очень хорошо смотреться с экрана. Я думаю,
что и не только лицо. Тебя что-то смущает, ласковая моя? Ах да,
вспомнил. Ты боялась, что на экране мелькнет твое лицо. У тебя ревнивый
муж, кажется, так? Я правильно вспомнил?

- Да нет у меня больше никакого мужа! - ответила Яна раздраженно. И ещё
раз ловя себя на том, что могла бы и не отвечать.

- Ну и замечательно, - приласкал ее взглядом и жестом Геннадий. – А лицо
мы легко изменим. Без проблем. Не волнуйся. Как профессионал говорю.
Зачем нам лицо, если у тебя замечательная эта самая… Талантливая часть
тела. Обворожительная и органичная. Как профессионал тебе говорю. Так
что, девульки, вас ждут приличные заработки. А то, что наша продукция
будет пользоваться бешенным спросом, в этом можете не сомневаться.

– А если мы не согласимся? – быстро спросила Вика и посмотрела на
удавов.

У тех ни одна морщинка на лицах не дрогнула. И
гипнотизирующие глаза не потеряли мощи.

- Не согласитесь? – ответил Геннадий. – Ну и не надо. Желающих сниматься
в кино – только свистни. Странный вопрос ты задала, красавица. Я же
помню, как ты стояла перед камерой. Но тогда было бесплатно. А будет за
деньги. Чувствуешь разницу? Вы уж, пожалуйста, определитесь. Согласны
или не согласны. Потому что нам без вашей помощи нелегко будет выйти на
контакт со Штемпелем. Сначала у нас будет мирный разговор. Обещаю.
Предложение добровольно сдать кинопавильон. За то, что у меня отобрали
камеру, а вас напоили клафилином и выбросили на мороз. Это же статья,
угроза человеческой жизни. Но если Штемпель все-таки упрется рогом, то
мы будем сами искать ходы на торговый склад. В ангар, которым заправляют
чурки. А из него на студию ход мы знаем. Через электрощит, правильно? Вы
хорошо запомнили, где он находится? Значит, вы для нас представляете
весьма определенный интерес. Вы для нас очень нужные люди.

- Мы согласны, - твердо сказала Яна и посмотрела на Вику с прищуром.

- Ну, ты за меня-то не решай, - возмутилась Вика.

- Мы согласны! - произнесла Яна еще тверже и только ей.

Геннадий глянул на удавов. Те ответили сходными взглядами, несущими
информацию о подозрении в будущем обмане.

- Мы согласны, - сказала Яна уже с улыбкой, словно успокаивая что-то
заподозривших кожаных мужчин, отгоняя их тревожные мысли. – За деньги –
это же отлично. Ну сколько ты зарабатываешь, Вика? А я сколько получаю,
сидя целый день за швейной машинкой? Костик получает больше, конечно, но
разве это деньги? А у Геннадия мы будем получать в три, а то и в пять
раз. О чем еще мечтать? Правильно?

- Да, - веско подтвердил Костик.

- Ну и всё, - заключила Яна. – Мы согласны. Мы с радостью вам поможем.

- А куда вы на фиг денетесь, - улыбнулся сквозь бороду Геннадий, давая
понять, что соглашение заключено не на равных правах, условия всё-таки
диктует он.

- Только я хочу сходить в туалетик, - привстала Яна. – Можно?

Сидящий рядом с ней удав поднялся, вышел из-за стола, уступая дорогу, и
не вернулся на место, а зорко следил за тем, куда направляется уходящая.

- Ну, так давайте выпьем, - предложил Костик с подкупающим умилением на
лице. – За наш договор. У меня, правда, кончилось, но я хочу сам взять.
Бутылку. Чтобы на всех.

- Сиди, - ответил ему Геннадий не совсем дружелюбно. – Сейчас она
вернется, и тогда выпьем.

Яна подошла к стойке и задала барменше вопрос. Получив ответ, что
интересующее заведение только на улице, она не успела даже подумать о
том, дадут ли ей возможность выйти. Она почувствовала. Взгляд. Как
выстрел. Когда так смотрели на ее бедра, внутренний индикатор
срабатывал мгновенно. Яна обернулась. А он встал из-за стола и пошел на
нее. Черные волосы. Черные глаза. Черные усы. Черная куртка. Яну пробрал
трепет добычи.

- Я тыбэ помну, - чарующе заговорил он уже рядом, в глаза. – Ты был у
нас с Ананас. Как тыбэ зовут?

- Яна.

- А мынэ Абу. Очень пырыятно.

Включилось и загудело другое внутреннее устройство. Оценка ситуации.
Четверо таких же смуглых, как он, продолжали сидеть и энергично, с
жестами, обсуждать что-то для них важное, не заметив отхода товарища. А
сидящие за ее столом внимательно смотрели за произошедшей встречей. Яне
следовало что-то предпринимать. Этот парень оттуда. Для удавов с
оператором он ценная находка, потому что парень может провести на склад.
Но нужно ли ей об этом говорить им? Нужно, если они договорились
орудовать сообща. Но надо ли?

- Абу, дорогой, я очень хочу увидеть Семена. Штемпеля. Или Ананаса.
Толика. Лучше Толика.

- Конечно, слушай! – восхищенно поднял руки Абу. – Они сегодня там,
пришли. Только исчезают куда-то. Пашлы, я тыбэ отведу. Сначала ка минэ
гости пайдом. А потом Ананас позову. Када он придот. Без минэ не
найдошь. Тока я дорогу знаю. Поэтому сначала ка минэ в гости пайдом. Я
тыбэ лублу.

Да что же ты, придурок, так много сразу говоришь, выругалась про себя
Яна. Но смогла улыбнуться, подавила желание заткнуть глотку кавказскому
обольстителю.

- Хорошо, хорошо. Только больше ни слова. Молчи и стой здесь. Я пойду к
тебе в гости. Пойду, куда скажешь. Только я должна разрешение спросить.
Я не одна.

- Зачем разрешений? Кому разрешений? Пашлы, я тыбэ очень хочу. Я тыбэ с
тогда палубыл.

- Да замолчи ты! Орешь. Не одна я, не видишь, что ли? Не одна,
понял? Стой тут.

Яна вернулась к своей компании. От нее ждали разъяснений. Удавы с
оператором смотрели требовательно. У Вики приоткрылся рот, она все
поняла и не хотела подбирать рифму к происходящему. А в глазах у Костика
не было даже намека на ревность. Ну как не принести себя в жертву при
таком отношении?

- Этот чеченец оттуда, - заговорила Яна уверенно и твердо. – Я
договорилась. Он меня сейчас проведет на склад. Говорит, что Семен с
Толиком сегодня там. Я постараюсь привести Семена к вам на переговоры.
По вашему плану. Хорошо? Я пошла. Ждите.

Удавы переглянулись. Геннадий встал.

- Ты дура, что ли? Кто тебя отпустит? Это мы туда пойдем. А ты сядь
на место.

Геннадий с удавами подошли к чеченцу. Товарищи Абу прервали обсуждение,
встали и подошли тоже. Все одной национальности. Численный перевес был
на их стороне. Яна тут же очутилась рядом. У барменши за стойкой
увеличились глаза.

- Я толка познакомица хотел, - заговорил первым Абу совершенно без
акцента. – Она спросил, я ответил. Если это ваш женщин, то я – ничего.

Ответил ему тот из удавов, тенорок которого не вызывал подозрений.

- Ты с ней познакомишься. Мы тебе ее подарим. Но и ты окажи услугу.
Говорят, на вашем складе очень много товара. Мы интересуемся купить.
Оптом и много. Только сначала посмотреть надо. Отведи нас на склад. В
обиде не будешь.

Товарищи Абу заговорили тихо на своём языке, а он задумался, изучая лица
сделавших предложение.

- Давайте сядем, - улыбнулся приветливо Геннадий. – Пошли за наш стол. А
то стоим как на разборке. Народ пугаем. Прошу, дорогой. Ты что будешь
пить? Вино, водку?

- Водка. Вино аллах не разрешает.

Абу дал команду дружкам, те вернулись на место, а сам прошел к столу,
где сидели Вика и Костик. Яна пошла за ним, и села рядом, желая что-то
сказать, о чем-то предупредить, но не смея открыть рот под холодными
глазами удавов. Когда Геннадий доставил к столу питье, Абу, наконец,
созрел с ответом.

- На склад можно только закрытый машина ехать. По-другому нельзя. Машина
там стоит. Если хочитэ - поехали. Поехали?

Вопрос он задал конкретно Яне, чарующе улыбаясь. Яна же уставилась на
него, не зная, как выразить несогласие.

- Нет-нет, - вмешался Геннадий. – На склад поедем только мы. А они будут
здесь тебя ждать. Ты нас, пожалуйста, отвези, а сам возвращайся и
знакомься с нашей красавицей сколько душе твоей будет угодно. И в хвост
и в гриву. Договорились? Тогда поехали. Чего время тянуть?

Абу недоверчиво посмотрел на Яну, выпил предложенную порцию водки,
кивнул Геннадию, встал первым и направился к своим приятелям. Геннадий с
удавами пошли за ним. Один из смуглых друзей, получив распоряжение,
хлопнул в ладоши и пошел на выход вместе с подошедшими. В дверях Абу
пропустил всех, как дорогих гостей, вперед, а сам быстро вернулся к Яне.

- Ты минэ здэсь падажды. Пажалста. Я быстро вернус. Очень тыбэ прошу. Не
обманешь? Пажалста.

На лице его читалась тревога.

- Не вздумай везти их на склад, - быстро ответила Яна, и даже схватила
его за руку для убедительности.

- Не надо, не надо! – подтвердила Вика.

Тревожное волнение на лице Абу сменила заинтересованность.

- Почему? Им надо товар посмотреть.

- Да какой товар! – воскликнул Костик. – Они узнали про ваш склад и
хотят его захватить. Это бандиты. А вас выкурить оттуда. У них бензин и
взрывчатка. В пакетах, можешь проверить.

Абу оглянулся на стеклянную дверь. Глаза его хитро заблестели.

- Ты их отвези куда-нибудь в другое место, - тут же предложил Костик. –
Подальше. А мы тебя здесь будем ждать. Она тебя дождется, не волнуйся.
Слово даю.

- Хоп! – сказал Абу и заспешил на выход, потому что снаружи сквозь дверь
уже заглядывал Геннадий.

- Костик, ты что? – возмутилась Яна со слезой в голосе. – Ты готов меня
отдать первому встречному?

- Дело-то святое, - развел руками Костик и задумался, глядя сердито в
сторону.

Хотелось верить, что жертва давалась ему не легко.

5

Придуманные сюжеты восхищают неожиданными поворотами, но когда внезапное
событие происходит в жизни, то бывает не до смеха.

Костик просидел с отсутствующим видом ровно минуту, словно досчитал до
шестидесяти. И звучно опустил правую ладонь на столешницу.

- Все, пойдемте! Машина ушла, влюбленный кавказец уехал. Что вы так
смотрите? На сегодня хватит. Я не собираюсь ждать его возвращения. Мы
проникнем на студию в другой раз. А сейчас идем есть плов. Нас Равиль
ждет. Забыли?

- Костик, милый! – бросилась ему на шею Яна.

- Не хотел я тебя отдавать чеченцу, не хотел, - пояснил Костик,
освобождаясь от объятий, словно они ему неприятны, его все-таки обидели.
– Ну, всё, пошли, пошли скорей. Только бы его дружки не прицепились.

Смуглые дружки проводили удаляющуюся троицу непонимающими взглядами. Но
ни один не встал из-за стола поперек дороги. Однако на улице облегченно
вздохнувших и ждал поворот событий. Они вышли на крыльцо, аккуратно
закрыли за собой дверь и замерли. По ступенькам навстречу поднимался
Абу.

- Мы вышли свежим воздухом подышать, - опередил его вопрос Костик. – Там
сильно накурено. А почему ты не поехал с этими уродами?

- Я их с шофер отправил. Закрыл в фургон и они поехал. Он их привезет
Северный рынок. Товар айзерам сдавать будет, фургон откроет, айзеры
ничего не знают, их много. Какой склад? Какой Сымон? Какой товар
смотреть? Я шофер сказал, что у них зрывчатка и горючка. Будут кричать –
милиция зови.

Он был горд своим поступком. И ждал от Яны благодарности. Хотя бы
похвалы для начала. А Яна смотрела на Костика с овечьим выражением лица.

- Тыпэр пошли ка минэ в гости. Вы хочишь увидеть Сымон? Тада пошли
гости.

Девушки ждали от Костика решительного слова. Нет! Мы идем в другие
гости. А к тебе в следующий раз. Бояться особо нечего. Они уже на улице,
дружки Абу остались за столом. Пока он будет звать их на подмогу, можно
забежать в универсам, где есть охрана и телефон. Да и не станут кавказцы
задерживать кого-то силой не у себя на родине. Но Костик вдруг скорчил
гримасу мученика.

- Девчонки, нам ведь надо увидеть Семена с Ананасовым? Случай
уникальный. Другой возможности может и не быть. Пойдемте. Равиль
подождет.

- Костик, ты чего? – ахнула Яна.

- Мы должны предупредить гениев, что им грозит опасность? Должны. Ну и
все. Бояться только не надо.

- Но ведь нас же могут… - перешла на шепот Яна. - Знаешь, сколько их
там?

- Выкрутимся. Что-нибудь придумаем. Не в первый раз. Веди, гордый сын
своего народа.

- Бояться не надо, бояться не надо, - заулыбался Абу с хитрым прищуром и
погладил Яну по предплечью.

Он повел знакомой дорожкой к гаражам. Перед вновь открывшимся
бесконечным рядом запертых металлических ворот Яна с Викой начали
дрожать, будто озябли. Некоторые ворота отличались покраской, хозяева
желали хоть чем-то выделиться из серого построения как у военных. Пройдя
десятка три, Абу остановился у ворот, выкрашенных в зеленый цвет. В
левом углу просматривался закрашенный номер «149». Абу достал ключ и
открыл дверь, врезанную в правую створку ворот.

- Только вы никому не говорите, - обернулся он к своим гостям. – Нылза.
Если поймают – совсем плохо будет.

- Обижаешь, ты что! – ответил за всех Костик.

- А вы с первый раз не запомните, - засмеялся Абу, явно не поверивший
ответу. – Я десять раз ходил, тада запомнил.

В гараже навалом лежали пустые картонные коробки, под самую крышу, с
узким проходом в центре. Абу приказал Костику, идущему последним,
захлопнуть дверь. В темноте лязгнула пружинная защелка. Абу при свете
зажигалки прошел к противоположной стене и открыл без ключа другую
защелку. И первым вышел на свет, зовя рукою приглашённых идти быстрей.

Открылось пространство с нелепыми безжизненными строениями.
Чувствовалось, что территория пустых зданий, некрытых стен, ангаров и
навесов огромна. Та самая, о которой они догадывались за железобетонным
забором. На таких площадках в голливудских фильмах происходят
заключительные разборки положительных и отрицательных героев с
неизбежным финалом.

Абу, оглядываясь, привел к строению окрашенного кирпича, высотой с
трехэтажный дом, с редкими узкими окнами, а длиной с полкилометра. К
правой торцевой стене вела бетонная дорожка, там, очевидно, был въезд в
громадное помещение, а левый торец упирался в строение более высокое,
квадратное и другого цвета, за которым высилось еще одно, уже с окнами,
но без стекол, а от него справа тянулась крыша здания пониже.
Архитектурное нагромождение казалось городом после атомной войны.

- Ага, ага, - зашептал Костик, рассматривая словно фотографируя. И
подмигнул игриво напуганным девушкам. – Мы идем по тропе чеченских
боевиков.

Абу подбежал к низкой двери, почти незаметной издалека в длинной стене,
и постучал два раза. Потом еще три. Дверь приоткрылась во внутрь. Абу
толкнул ее пошире и заторопил девушек выразительным жестом.

- Скарэй, скарэй, пока никто не видит!

Девушки с Костиком очутились в небольшой комнате из фанерных стен,
освещенной лампой без абажура. Два топчана с подушками и солдатскими
одеялами, стол и два табурета, электрокамин и телевизор, дверь из
оргалита и занавешенное окно в темный ангар. Бытовка. Сторожка. Угол
переселенцев. Шхера бомжей.

Абу сзади закрывал дверь на засов, а перед девушками стоял равнозначный
ему кавказец в кепке. Зазвучали непонятные слова, радостные курлыкающие
фразы.

- Пажалста, садытыс, - пригласил Абу и развел гостей по местам. – Ты
этот кравать садыс… Ты этот кравать садыс… А ты вот здэс садыс, - указал
он Костику на табурет у стола. И строго предупредил напарника. – А ты
сматры, чтобы никто никуда не выходыл. Вот этат девушк твой будыт. Я
сычас. Я быстра. Я паду Ананас пасматру.

Абу вышел, а его подчиненный дружок тут же уселся на кровать в указанном
ему направлении, рядом с Викой.

- Минэ завут Иса. А тыбэ как завут?

- Клеопатра, - ответила сердито Вика. Ее возмутила беспардонность, с
которой смуглянец пошел в атаку. Эти люди не умеют для начала говорить о
погоде.

- Как ты сказал? Красывы имя. Первый раз такой слышу. А минэ зовут
Иса.

- Костя! – крикнула Яна с кровати, на которую её посадили. – Ты думаешь
хоть что-то предпринять? Ведь нас же сейчас…

- С первой половиной задачи мы справились, - многозначительно сказал
Костя. И глянул за занавеску, возле которой сидел. – Теперь думать надо.

- Ну так думай скорей! – Яну бесило спокойствие Костика. Его готовность
жертвовать не собой. - Ведь нас же сейчас!..

- Предупреждаю, - хищно улыбнулась Вика своему обольстителю. – Я
за-раз-ная.

Ису покорила и улыбка и красивое слово, произнесенное по слогам.

- Минэ ошнь нравица заразная.

Дверь распахнулась настеж и вошел Абу, неся перед собой набольшую
коробку с низкими стенками. Он поставил ее на стол, закпыл дверь и
радостно хлопнул в ладоши.

- Ананас пока нету! Есть бананы! Шакаладка есть и шампанский! Девушк
будет пить шампанский.

Он вытащил из коробки бутылку и без труда снял с нее пробку.

- Мы не будем пить шампанское, - громко заявила Вика, заметив, что вино
открылось без выстрела и пены. На обескураженный взгляд Абу она
повторила еще решительней, с готовностью на бесстрашие. – Мы эту гадость
пить не будем!

- Помолчи, женщина, - ответил Абу с характерным жестом. И сел напротив
Костика. – У нас женщин пьет отдельно. Сначала мужчины пьют. Я тэбы
угощаю. Ты мой гость.

Абу поставил перед ним стакан и налил до краев. Напиток едва пузырился.

- Костя, не вздумай, - предупредила Яна. Она тоже ощутила себя
бесстрашной.

- Давай тогда вместе, - предложил Костик. – Вместе выпьем.

- Давай, - согласился Абу, подумав не больше трех секунд. Наполнив
второй стакан, он стукнул им о первый. – Давай, пей.

- Сначала ты, - парировал Костик. – По кавказскому обычаю первым пьет
хозяин. Показывает, что вино не отравлено.

- Почему отравлено? – засмеялся Абу вполне натурально. – Как отравлено?
Не понимай тыбэ савсэм. Зачем такой говоришь? – Оборвав смех, он
поставил стакан и грустно развел руками. – Я вино не пью. Аллах не
разрешает.

- Мне тоже, - с похожей грустью сказал Костик, поставил свой стакан
рядом и пояснил. – Я многобожец. Верю и Будде, и Аллаху и Христу. Всем
верю. Такой человек. Давай лучше водки выпьем? У вас же есть водка? Я
готов купить на свои.

- Я пью водк тока питерский разлив, - сказал Абу, глядя в глаза
улыбающемуся Костику, пытаясь разгадать таящуюся хитрость. И улыбнулся
тоже, побежденный энергией добродушия. – Тыбэ я сичас наш водк принесу.
Тока для тыбэ!

Он не успел встать из-за стола. В дверь постучали. Абу сделал всем знак
молчать, здесь никого нет. Но условный стук повторился, дверь
приоткрылась, и мужской голос пропел в игривой тональности.

- Абу, дорого-ой, ты здесь? Я хочу тебя ви-и-деть!..

И в помещение из фанеры шагнул… Вика с Яной тряхнули головами, не веря
в происходящее. И лицо Викентия Залухаева перекосилось, как от
наваждения.

- Здравствуйте, Викентий, - радостно поднялась ему навстречу Вика.

- Здравствуйте, - негромко произнес Викентий, рассматривая девушек
внимательно, как сыщик. – Здравствуйте, здравствуйте… А что вы тут
делаете? Абу, в чем дело? Почему здесь бабы? – вскричал он вдруг
раздраженно. – Почему здесь эти особы? Кто их привел? Ты? Иса, кто
привел сюда женщин? Здесь не должно быть посторонних! Абу, я тебе верил
как человеку!.. Ты же мне клялся, слово давал, и я тебе верил!.. А ты?
Эх ты!

- Мы просто хотели… - начала было Вика.

- Заткнись! – крикнул Викентий. В голосе зазвучала какая-то боль,
страдание. - Абу, ну как ты мог? Ты же мне сам говорил о настоящей
мужской дружбе. И я тебе верил, верил!.. Насколько непрочны человеческие
отношения. Меня всегда удивляло, как легко идут люди на разрыв. Ведь
нет же никакого смысла, вот что самое страшное. Поддаться минутному
влечению и разрушить настроенный мир!.. Верх человеческой глупости!..

- Нам нужно Толика увидеть! – выкрикнула Яна, чтобы изменить странное
понимание ситуации Викентием. – И Семена! Мы хотим сообщить кое-что
важное.

- Семена увидеть? – усмехнулся Викентий с горчинкой. – Важное сообщить?
– И передразнил. - Нам очень надо!.. Знаю я, что вам надо!.. Нет, Абу,
от тебя я такого не ожидал.

Викентий шагнул обратно за порог и громко хлопнул дверью.

Абу глядел на стаканы. Он был готов опорожнить оба.

- А что такое произошло? – спросил несколько обалдевший Костик. – Почему
такая истерика?

- Здесь не должен быть посторонних, - печально, не глядя в глаза,
ответил Абу.

- Алло, Семен? – донеслось из-за двери на близком расстоянии. Викентий
недалеко отошел, чтобы позвонить по сотовому телефону. – Здесь
объявились твои красавицы… Какие?.. Которых ты снимал в своей любимой
кинокартине!.. Да, они здесь, сидят в халупе у Абу… Это билятство,
Семен. Самое натуральное!.. Ты уверял, что их духу здесь больше не
будет… Не знаю, как они здесь очутились… Они говорят, что им надо
сообщить тебе и подонку Ананасу что-то важное… Хорошо, жду… Я буду
здесь, они не уйдут…

Абу кивнул самому себе, обречено готовясь к наказанию. И предупредил
своего напарника.

- Иса, ты не знал. Я сам их привел, ты не знал.

А за дверью Викентий начал говорить с другим абонентом мобильной связи.

- Кюра, это Викентий. Здравствуй, дорогой… Вот только не надо этого
презрительного «что тебе надо?»… Это тебе надо, а не мне, понял?.. Твой
начальник охраны сюда баб водит, понял?.. Сейчас у него в будке сидят
две бабы, дорогой мой Кюра, ты понял?.. Вот так, на базе посторонние
люди!.. Да, я здесь, они не уйдут…

- Пыдарас, - тихо выговорил Иса, печально глядя на старшего товарища.

6

Личную способность на решительные поступки каждый может проверить в
острой ситуации.

- Открой эту дверь, - прошептал Костик расстроившемуся Абу. – Мы уйдем
на улицу, а ты скажешь, что не было здесь никаких баб. Ему почудилось.
Он же какой-то звезданутый.

- Не надо, - подхватила заговорщеский тон Яна и встала с кровати, на
которой ее уже ничто не удерживало. – Зачем уходить, если сейчас сюда
придет Штемпель?

- Нельзя, - согласился с ней Абу. – Ты без минэ дарога не найдошь. А
если администрация увидит на территория пастаронний люди, совсем плохо
будет.

- Я хотел как лучше, - пожал плечами Костик на общее мнение. – Я за тебя
переживаю. Тебе ведь что-то грозит?

За дверью вновь раздался голос Викентия. Он заговорил о том, что
выследил и случайно обнаружил злостный умысел. Потом открыл дверь, вошел
первым, и указал пальцем, вот они вещественные и одухотворенные
доказательства нарушения порядка и договора. Вошли два знакомых девушкам
чеченца. Первый с седыми усами и бородой, в шляпе и кожаном пальто с
позументами, как с генеральскими знаками отличия, второй помоложе, в
кепке, но тоже седой. За ними явились восторженному взору девушек Семен
Штемпель и Анатолий Ананасов. В белых рубашках с галстуками, в черных
пиджаках-смокингах, в потертых джинсах и задубелых кроссовках. Тот, что
в шляпе, задал вопрос на непонятном языке, с интонацией требовательной,
как старший по званию. Чувствовалось, что представители кавказкой
народности живут на военном положении. Иса и Абу застрекотали в ответ
словами как из автоматов.

- Прекратить! – рявкнул Ананасов. И пояснил замолчавшим. – Прошу
говорить по-человечески. Семена бесит, когда он ничего не понимает. Он
может выйти из себя.

Отнеслись к замечанию Ананасова смиренно. Все-таки он был выше всех
ростом, широкоплечее всех, и уважаемее всех, вчера его застрелили по
телевизору в эпизоде очередной серии детектива. Поэтому старший в шляпе
перевел Семену, о чем только что шла речь.

- За то, что Абу привел сюда посторонних, он поедет на родина. Домой.

- Нет, не надо! – воскликнул подстреленным голосом Викентий. – Абу,
конечно, виноват, но не надо его за это наказывать так жестоко. Он
привел сюда не совсем посторонних. Семен, подтверди. Это же наши
девочки.

Произошедшее изменение с Викентием озадачило всех. Штемпель глянул на
Анатолия и понял, что дальше разводить ситуацию ему придется все-таки
одному.

- Ну, Семен, - поторопил его с ответом старший, - что скажешь?
Наказывать мне его? Или ты будешь наказывать своих женщин? Ты же
говорил, что я здесь больше женщин не увижу. Зачем они тут?

На помощь Семену Штемпелю неожиданно пришел Костик.

- Этот парень не виноват. Он даже герой. Он предотвратил бандитское
проникновение сюда нежелательных элементов. С бензином и
взрывчаткой. Мы свидетели.

Абу тут же затараторил с горячими жестами, пересказывая сообщение на
своем языке.

- Кто это? – спросил Штемпель у Вики, показав носом на Костика.

- Он помогал нам разыскивать, - ответила Яна, с чувством ответственности
за своего начальника. – Мы очень хотели сообщить вам кое-что важное. А
Костя, он мой друг, мы вместе работаем, сказал, что знает район, где мы
могли бы быть в прошлый раз... Ну и в позапрошлый... Я ему рассказала
про знакомство с Толиком, и про… Я вкратце рассказала. Мы, значит,
приехали сюда, чтобы как-то вас увидеть и сообщить кое-что важное… И тут
на нас напали!.. И знаете кто? Геннадий, оператор! Да! С двумя вот
такими бандитами. И давай выпытывать у нас, как проникнуть сюда, чтобы
отомстить за все прошлое. За то, что вы у него кинокамеру отобрали. Злые
такие. И намерения у них еще те. Вы не представляете. Мы, значит,
сидим, не знаем, что делать, и тут вдруг Абу. Мы в кафе сидели, а тут
он!.. Я его узнала, а он меня узнал. Я ему сказала, что мне нужно Толика
срочно увидеть, чтобы сообщить кое-что важное. Бандиты сразу на меня.
Кто он такой? Я говорю, что он оттуда, отсюда, со склада. Они к нему.
Давай, веди нас на склад, нам, якобы товар посмотреть надо.

- А у самих в одном пакете взрывчатка, а в другом бензин, - быстро
добавил Костик.

- Да! И тогда Абу ваш все понял и отправил их в другое место, -
закончила рассказ Яна уже чеченцам.

- Я их в закрытый машина посадил, - с гордостью продолжил Абу. – Гавару,
только так можно склад заехать. Они сел. Я их закрыл. Шофер сказал -
вези Северный рынок. Там вигрузишь. Ахмад приедет, расскажет как
вигрузил. Нада Ахмад ждать.

Старшие чеченцы посмотрели на Штемпеля, соглашаясь с убедительностью
рассказа. Семен наклоном головы подтвердил, что и он верит
оправдывающимся.

- Так что же вы мне хотели сообщить такое важное? – задал он уточняющий
вопрос.

- Ну, про Геннадия, - смутилась Яна, понимая, что запутывается. – Про
то, что он хочет вам отомстить. Он хочет не только вернуть отобранную
кинокамеру, но и захватить всю студию, чтобы порнуху здесь снимать…

- Всё! Потом расскажешь, - остановил ее Штемпель. – Идите! Толя веди их
на фиг в офис. Там разбираться будем.

- Вийдите всэ, - прозвучало весомо из-под усов старшего.

В домике остались трое, остальные вышли в полумрак ангара, на узкую
дорожку вдоль улицы домов из картонных коробок.

- Ты чего тут разорался, пиндюк? – спросил Анатолий Викентия и поднял
правую руку, растопырив пальцы, с желанием схватить за горло.

- А что такого? – отпрыгнул на шаг Залухаев. – Я, между прочим, здесь
один из хозяев. Имею право, не то, что ты. И я не люблю, когда со мной
поступают по-свински.

Он первым направился к узкому проходу, ведущему на центральную улицу, по
которой заезжали и выезжали фургоны. Ананасов же оглянулся, увидел, что
дверь бытовки плотно закрылась, и вернулся, замер у окна подслушивать.
Девушки оказались рядом.

- Ты минэ помог, я тыбэ должен, - сказал Абу Костику, закуривая с Исой в
стороне. - Прыхады суда, гость будешь. Я тыбэ угощу.

- Шампанским угостишь? С клафелинчиком? – весело спросил Костик.

Абу громко засмеялся и хлопнул Костику по плечу.

- Как узнал?

- Ну! – многозначительно ответил Костик.

А за окном, внутри, вопросы и ответы звучали без добродушного юмора.

- Сымон, кто такой Геннади? Про какой Геннади она гаварыл?

- Кюра, это тот человек, которого я привозил сюда по нужному мне делу.

- Оператор – это кто? Доктор? Оперирует?

- Нет, он просто мерзавец.

- Про какой такой студия она говорил?

- Студия – это дело, которым я занимаюсь. Студия актерского мастерства.
Мы с Ананасом актеры. Ты же вчера видел по телевизору.

- Я хочу все знать. И где этот студий?

- В офисе. Наш офис – это и есть студия. Куда мы привозили актрис на
пробы. И увозили. Я тебе обещал больше не привозить, чтобы не смущать
твоих парней, но как видишь… Они нам здорово помогли. Предупредили об
опасности.

- Сымон, ты не говоришь правда. Твой девчонка проболтался. Оператор
хочет вернуть кинокамера и захватить студия. Что там в твой офис
захватывать? Там ничего нету. У них был зрывчатка и бензин. Ты нас всех
подставляешь, Сымон. У нас много товар. Миллионы здесь. Большой риск,
понимаешь? Поэтому давай, говори правда. Я, как хозяин, должен знать
правда. Какой студия хочет Геннади?

- Кюра, ты здесь арендатор. А хозяева мы. Мы привели вас сюда. На нас
оформлены документы. Мы решаем вопросы с администрацией.

- С администрация разговаривал я. Я их пугал. Я с заместитель
договорился.

- Только благодаря нам ты вышел на них. И теперь имеешь возможность
хранить здесь огромное количество товара и хорошо зарабатывать.

- Я плачу вам большой дэньги. Я должен знать все поэтому.

- Ты платишь не нам. Викентий передает все деньги администрации, которая
закрывает глаза на передвижение автомобилей по территории. И на
существование замаскированного тайного въезда. А это место, склад,
показали вам кто? Мы. Я и Викентий. Но нам за нашу помощь ни копейки не
перепадает.

- Если оператор нападут, Сымон, пострадает не вы, а наш товар.

- Если администрация узнает, что существует еще и тайный выход через
гаражи, вы будете платить еще больше. Не забывай, Кюра, вы здесь имеете
возможность зарабатывать, находясь на нелегальном положении, благодаря
нам.

- Ми зарабатываем на хлеб для наших семей.

- А мы зарабатываем… Да мы ничего не зарабатываем, если уж на то пошло!
Хорошо, Кюра. Хорошо, Дудар. Я сейчас объясню. Студия – это организация
для производства кино. Фильмов. Наша городская киностудия загнивает,
выпуская дохлые сериалы про ментов и бандитов.

- Менты козлы.

- А я о чем? Поэтому нужно снимать картины о достойных людях. А нас,
известных актеров либо не снимают вовсе, либо предлагают играть в
маразме, который вы вчера видели.

- Ананас харашо застрелили…

- Да «Ленфильм» сейчас больше ни о чем другом снимать-то не умеет.
Потому что им дают деньги только на боевики, на героизацию криминала.
Без денег они просто бессильны. А мы, наша студия, можем, и будем
снимать без денег. На энтузиазме. На силе творческой воли! На единстве
людей, объединенных верой! Вот вы живете, задавшись благородной целью,
да? Вы помогаете своему народу, вы добываете для своих хлеб, пищу,
зарабатываете деньги, так? А мы хотим создавать для своего народа
духовную пищу. Самоотверженно и без затрат государственных средств.
Значит, нас с вами что-то объединяет, у нас очень схожие идеи. Так? И
вдруг у нас появились враги. Оператор нанял бандитов, хочет вернуть
камеру, захватить студию…

- Не понимаю, какой студий он хочет захватить. И где этот студий?

- Офис! Студия – это офис, где мы решаем оргвопросы. А снимать
будем в городе. В красивых местах.

- Отдай ему кинокамера. Мы тебе другой купим.

- Отдам, конечно! Но им же этого мало. Им офис подавай!

- Офис можно везде найты. В городе мало офис? Если они бандиты, у них
есть офис.

- Да они хотят весь этот склад захватить, вы что, не поняли? Он был
здесь, этот Геннадий, оператор, все видел, ему очень понравилось, что
это бывший кинопавильон, только недостроенный, и он теперь хочет
завладеть и помещением и вашим товаром. Он думает, что это все
ворованное. Он усек, что вы живете без прописки, значит, вас можно
припугнуть и выгнать отсюда. Развести и кинуть.

- Выгнать можно. Пугнуть нет.

- Конечно, Дудар, я верю. Я вас знаю и верю. Но вопрос не об этом. У нас
теперь общий враг. И мы должны действовать сообща. И доверять друг
другу. Доверять и не проверять. Не подозревать, а верить. А вы меня
допрашиваете. Мне это приятно? Мне это не приятно.

- Почему ты забрал кинокамера этот Геннади?

- Опять платите за проезд!.. Да потому что он меня обманул! Это
подлец!.. Отпетая сволочь, судя по его действиям. И мы должны его
нейтрализовать. Предлагаю завтра устроить стратегическое совещание.

- Хорошо, Сымон. Ты не весь правда говоришь. Это твой дело. Я ны лезу.
Эсли так тыбэ луче, сматры. Но предупреждаю. Обманешь – пожалеешь. Абу я
сильно наказывать не буду. И ты свой женщин накажи маленько. Чтоб больше
мой парни на глаза не попадался. Они када женщин видят, сапсем работа
забивают. А нам работать нада. Мине четыре семьи кормить надо. Брат
семья корми. Сестра и дети корми, муж нету, омон убил. Лучши друг семья
корми, он турма сидит. А мой сымья самы балшой…

- Я помню, ты рассказывал. Нам бы сегодня поужинать, Кюра. Мы сегодня до
поздна работать будем.

- Дудар, сделай наши друзья вкусны ужин. Редки ужин. Какой они никада не
кушал. Такой, как его слова. Которых мы раньше не слышал.

- Сделаю, Кюра.

Ананасов быстро зашагал от окна и махнул рукой девушкам следовать за
ним. Его догнал вышедший из бытовки Штемпель и выдал пару афоризмов. Чем
дальше в лес, тем своя рубаха ближе к телу. С волками жить – полночи
выть, пока не замяукаешь. Анатолий хохотнул и оглянулся строго на
девушек. Не отставать!

В офисе за столом Штемпель велел рассказать досконально обо всех
событиях и мотивировках поступков, но с иным, не таким как в сторожке,
ориентиром на правдивость. Сам при этом внимательно изучал физиономию
Костика. А тот глядел на Семена и Анатолия, с трудом сдерживая восторг
от встречи с известными по телеэкрану лицами. Девушки, перебивая друг
друга, изложили новую версию своего появления в районе Осиновой поляны.
Их глубоко возмутило бесчеловечное отношение к ним, когда они очнулись
на морозе. Они прокляли тот день и час, когда познакомились с такими
гениями. Но вдруг каким-то внутренним измерительным прибором обе
почувствовали, что над студией киноактеров нависает опасность. Дозиметр
зашкаливал в ощущении радиации черных замыслов, двигающихся вредоносно
поразить бескорыстное кинопроизводство. А самый природный женский
инстинкт, чтоб вы знали, защита беззащитных, особенно детей. Костик
вызвался им помочь, как лучший друг и начальник Яны. Они приехали к
бетонному забору, и сразу попали в лапы Геннадия с бандитами,
предчувствие их не обмануло. А дальше, про неожиданную помощь Абу и
проникновение на склад, всё правда.

- Значит вы, - задал первый вопрос Штемпель, - молодой человек, тоже
хотите сниматься в кино?

- Понимаете!.. - Костик все-таки расцвел улыбкой и забегал глазами пор
стенам. – Понимаете, я хочу вам помогать!.. Я когда-то поступал во
ВГИК. Со своим другом Равилем. Я на сценарный, он на операторский. Не
поступили оба два. Сочинение написали на двойку.

Девушки были неприятно удивлены. Так вот с какой целью шел помогать акту
отомщения хитроглазый Костик.

- Я работаю вместе с Яной, заведую швейным производством…

- Яна - это кто?

- Она, - Костик удивленно показал рукой.

- Так тебя зовут Яна? – фальшиво обрадовался Штемпель. – Какое красивое
имя. У меня соседку так зовут. Продолжайте.

- Швейная фирма наша частная, но украсть нужное количество тряпки всегда
возможно. Так что вопрос насчет пошива костюмов у вас будет решен.
Обещаю. Живу я один. Семьи нет, давно в разводе. Снимаю квартиру на
Гражданке. Я приезжий. Приехал сюда еще до перестройки. А сейчас
никак гражданство не получить.

- Живущий на Гражданке без гражданства, - произнес Штемпель, находясь в
процессе глубокого осмысления. Затем посмотрел недоверчиво на Костика и
спросил. – Приехал откуда?

- С юга Украины. Николаевская область.

- Ах, с юга! – потеплел Семен и запел, будто взбодрился. – Здравствуй!..
Моя столица!.. Родные лица, блин, родные лица!..

Прервал его на радостной ноте стук в дверь. Она тут же раскрылась, и
вошел Дудар, второй из руководителей подпольным терминалом. За ним
незнакомый молодой кавказец внес большую картонную коробку и поставил на
стол.

- Угащатыс, - сказал Дудар с ярким жестом правой рукой. - Кюра сказал
дать необычны ужин. Для такой талант как ты, Сымон, ничего не жалко.

Чеченцы вышли. Штемпель открыл четыре картонных створки, заглянул в
короб и лицо его потеряло заинтересованность.

- Не поверили, - медленно произнес он. – Не поверили ни одному моему
слову. Что же делать?

В коробке лежали связки подбитых чернью бананов, а поверх две бутылки
водки и две вина. И больше, как говорится, ни кусочка хлеба.

Штемпель вышел из офиса, походил там, вернулся и запер дверь на ключ.

- Все, уходим. Пора хоть как-то перекусить. Я с утра ничего не ел,
поэтому и соображаю плохо. Надо поесть сначала, а потом уже принимать
решение. Что же нам делать? Ох, девушки, как только вы появились, у нас
покатилась непруха. Но теперь от вас не отвязаться. Так что будем
держаться вместе. Потому что от вас неизвестно чего следует ожидать.
Прав был Викеша. Если женщина на корабле, готовь шлюпки сразу.

Пройдя через шкаф по узкому проходу в толстой стене, девушки оказались
в кинопавильоне, и вновь удивились изменению. Декорация на помосте
изображала квартиру, либо гостиничный номер. Двуспальная кровать, трюмо,
стол и довольно приличные стулья, телевизор, занавеска на единственном
окне, и свежепоклеенные обои. Здесь уже что-то происходило. Фимиам
загадочных событий курился в спёртом воздухе. Вика почувствовала, как
ниже пояса растеклось томительное сожаление. Яна же захотела подойти и
выцарапать на обоях известные слова. Жаль, острого предмета под рукой не
было.

Стол для трапез на другом помосте изменился тоже. Превратился в
круглый, из другого века. Кресла стояли резные, с высокими спинками,
явно для тайного заседания единомышленников. Для рыцарей круглого стола.
Один из них и сидел, точнее, спал там, подперев руками длинноволосую
голову. Он не услышал, как подошел к нему Штемпель, а вскинулся, когда
Ананасов грохнул на стол короб, который его заставили тащить.

- Познакомься, - сказал Тимофею Семен и указал на робко приближающегося
Костика. – Твой коллега. Тоже сценарист.

«Коллеги» поздоровались за руку, но имен почему-то не назвали, изучая
друг друга с молчаливой тактичностью. Семен грубо пригласил к столу
остальных и принялся выгружать коробку. Стриж, увидев девушек, выразил
радость жестом рук и неизвестным пока в литературе междометием «уё-о!».
И тут же о них забыл.

- Как? Больше ничего нет? А печенье, сыр? Давно не было ветчины и рыбных
консервов.

- Зато бананов сегодня в три раза больше, - ответил недовольным тоном
Семен.

- Меня тошнит от экзотических фруктов! Я так не могу. Я не папуас!.. Я
хочу колбасы. Особенно той, за два тридцать. Где мое время, куда ты
ушло?

Семен достал из-под стола пластиковые стаканчики не первой свежести,
расставил их перед каждым и предложил наливать, кому что нравится.
Ухаживал он и как строгий руководитель и как заботливая мама. Делая вид,
что не замечает философского настроения Тимофея.

- Так-так-так! – громко прозвучало у большой площадки внизу и отразилось
эхом под крышей.

Вначале произнеслось слово, а затем из темноты материализовался
Викентий. Он подошел к столу и презрительно усмехнулся.

- Ну что ж, Семен, за этим столом, как я вижу, мне уже нет места?

Стульев действительно больше не наблюдалось, и Штемпель поднялся,
уступая свой. И пошутил, чтобы сменить тему.

- Ты являешься из своего потайного хода как святой дух.

- О моем тайном проходе сюда не знаешь даже ты. В этом мое преимущество.
А за твоими лазейками уже следят чеченцы. И когда они выследят, тебе
придется их замуровывать и уходить отсюда. Тайна студии должна быть
сохранена по завещанию. И ты уйдешь. А я останусь. Ты не внял моим
просьбам, Семен. Здесь опять эти особы. Что ж, тогда я ухожу. Будешь
снимать их сам. А я умываю руки, ноги, и другие части тела.

- Задницу вымыть не забудь! – рявкнул Ананасов.

Викентий усмехнулся еще раз, печально и снисходительно.

- Семен, я вернусь лишь при одном условии. При двух. Если здесь не будет
этих женщин, первое. И если эта скотина публично не извиниться передо
мной. Он меня оскорбил.

Викентий удалился с достоинством хозяина родового замка.

- Когда ты его оскорбил? – строго потребовал ответа Щтемпель. – Сейчас
ты его не оскорблял. Значит, ты раньше как-то обозвал его?

- Пидормотом, - кивнул утвердительно Анатолий.

Штемпель выругался, не стесняясь девушек, и не жалея комплиментов другу,
который не желает ради поставленной высокой задачи вести себя
дипломатично.

- Может, вы бы объяснили нам, Семен, - робко обратилась Вика. – Мы не
понимаем, из-за чего нам придётся вновь покинуть вас? Мы готовы, раз уж
такое дело. Но по какой причине?

- А что тут понимать? – устало и неохотно повел рассказ Штемпель, при
этом налив и буднично выпив. – Появление здесь чеченцев началось с того,
что Викеша приютил у себя прикинувшегося беженцем Абу. Молодого, как вы
видели, парня, горячего, и ограниченного в свободном передвижении по
городу. Ну и Викентий, с ориентацией другого мироощущения, склонил его к
активности. Может быть, Абу сознательно пошел на это. Как у них все там
сложилось, я понятия не имею, но, крепко подружившись, и, возможно,
поклявшись в верности, они вдруг принялись убеждать меня, что здесь
должны заправлять хозяйством чеченцы, родственники Абу. Только они
сумеют грамотно наехать на администрацию филиала, чтобы им сдали
недостроенный павильон в аренду под склад, только они будут надежной
крышей и верным прикрытием… Мне пришлось согласиться. И все шло хорошо,
пока не появились вы. Вы, девушка по имени Яна. Здесь бывали и другие
женщины, мы не только с вами проводили кинопробы. Но Абу влюбился именно
в тебя. Для Викентия это был удар. Он сначала умолял меня, а затем
требовать начал, чтобы я от вас избавился. Даже рассказал мне очень
драматичный случай. Лежим мы как-то вместе, - Семен изобразил печального
Викентия. – И вдруг он заговорил во сне, начал бредить. Я ему – Абу,
Абу!.. А он – я её вы!.. И дальше в рифму, стихами. Представляете, как
он переживал? По его настоятельной просьбе я отравил вас и вывез отсюда.
Он был несказанно рад, работал два дня с вдохновением. И вдруг сегодня
обнаружил вас опять на базе у своего дружочка. Где у них происходят
встречи. Отчего и произошёл такой глупый нервный срыв. Его можно
понять. Чисто по-женски.

- Так он, значит, этот? – изумилась Яна. И тут же поняла, что выглядит
дурой, если до нее так поздно дошло. Поэтому весело добавила. – Впрочем,
что тут удивительного? Мне всегда везло на знакомства с интеллигентными
людьми.

Тимофей Стриж поморщился и швырнул на стол желтую кожуру с черными
пятнами.

- Какой банальный ужин. На закуску одни бананы. Представляете, коллега,
они заставили меня писать сценарий на двоих, чтобы не было женщин. А
когда я напрягся и родил, сделав кесарево сечение души, они высокомерно
оценили так… Не подойдет!.. Как можно назвать подобное отношение к
творчеству? Только извращением. Если хотите, почитайте.

Отодвинув лежащие перед собой исписанные листы бумаги, Тимофей встал
из-за стола.

- Попробуйте вы теперь что-нибудь сочинить для наших гениев. А я устал.
Надо завязать и подумать. Меня утомила почему-то романтика подполья.
Хочется мещанского быта, зарыться в обывательские желания… И в который
раз попытаться ответить на вопрос «зачем я живу?»

Рассуждая, а скорее демонстрируя грустные размышления, он прошел на
большой подиум, и улегся там на кровать.

- Человек, генетически обреченный писать, не виноват, что таким родился.
И не виноват, что у него чаще получается слабо, чем на среднем уровне.
Пушкиных и Моцартов рождаются единицы. Что же делать несовершенным
вариантам природы? Как сказал один из великих страдальцев, дело поэта
писать, а об уровне и качестве пусть толкуют другие. Счастливец. В его
время еще было кому судить об уровне и обсуждать качество. Сейчас лишь
оценивают. Товар или не товар. Если у тебя не получается на продажу, то
займись другим. Но браться за другое дело, значит, идти против своей
природы!.. А это равносильно гибели. Ты мужественно пробуешь,
зарабатываешь на кусок хлеба, надрываешься душой и вновь идешь к своему
станку... И вновь не получается, ты не достигаешь товарного уровня. Как
жить, чем жить? Нужно все-таки смириться и осваивать другое дело? От
тебя давно ушла жена, ребенок почти забыл о твоем существовании, а
ты всё идешь по замкнутому лабиринту. Ищешь ответа на вопрос «ради
чего?» Ты проклинаешь свой генетический код, которым недавно гордился,
хочешь искренне бросить раз и навсегда заниматься ерундой, завести
семью, окунуться в домашний уют и зарабатывать деньги на его содержание…
Но когда встаешь с постели и видишь красивые обои, понимаешь, что это
всего лишь декорация!..

Яна с Викой смотрели на приподнявшегося на постели Стрижа зачарованно,
как в театре.

- Вот вы, коллега, помимо желания сочинять ещё ведь и работаете где-то,
как мне шепнула Яна. И вам не скучно?

- Нет, - ответил уверенно Костик. И придвинул к себе рукописные листки.
Он решил ознакомиться.

Девушки сидели рядом по обе стороны. И впились глазами в корявый
почерк.

7

Рынок. Камера наезжает на два прилавка, стоящие друг напротив друга.
Первый торговец выбирается из-под своего места работы.

ПЕРВЫЙ. Не смотря ни на что, и сегодняшний день закончится благополучно.

Из-под второго прилавка выглядывает второй продавец.

ВТОРОЙ. Ваша уверенность ни на чем не основана. Рынок-то пустой.
Никого нет.

ПЕРВЫЙ. Время ужина обязательно наступит. Вас дома никто не ждет?

ВТОРОЙ. Почему? Жена. А вас?

ПЕРВЫЙ. Тоже. Да, пока светло, лучше находиться на работе. Неважно
какой.

ВТОРОЙ. По чем у вас вон та ерунда?

ПЕРВЫЙ. Смотрите ценник. А сколько у вас стоит эта фиговина?

ВТОРОЙ. Здесь написано. Вы близоруки?

ПЕРВЫЙ. Нет, дальтоник. А у вас дальнозоркость?

ВТОРОЙ. Нет, астигматизм.

Помолчали. Первый закурил.

ВТОРОЙ. Какие сигареты предпочитаете?

ПЕРВЫЙ. Президент.

ВТОРОЙ. А «Вице-президент» у вас нет? У меня запросы поскромнее. Я,
между прочим, кандидат наук. Если б вы знали, какая теория зреет в моей
голове.

ПЕРВЫЙ. Расскажите. Мне интересно.

ВТОРОЙ. Она еще не созрела.

ПЕРВЫЙ. А я, между прочим, дипломированный психолог. Сейчас пишу
огромный труд. Прямо здесь, на работе. Хотите ознакомиться с первой
частью? Меня всерьез интересует ваше мнение.

ВТОРОЙ. Не хочу.

Но первый уже принес папку с рукописью на прилавок второго.

ПЕРВЫЙ. Как вы можете так говорить? Вы же образованный человек.

ВТОРОЙ. Я ответил более правдиво, чем вы спросили.

ПЕРВЫЙ. А я, пожалуй, возьму у вас этот товар. Подешевле. Если оптом.
Можно?

ВТОРОЙ. Нельзя.

ПЕРВЫЙ. Спасибо.

ВТОРОЙ. Пожалуйста.

ПЕРВЫЙ. Ну, а может быть?..

ВТОРОЙ. Если долларами.

ПЕРВЫЙ. Невыгодно. У меня должна быть сегодня хоть какая-то прибыль.

ВТОРОЙ. Тогда с оформлением документации. У меня должна пройти хоть
какая-то официальная сделка.

ПЕРВЫЙ. Непременно.

ВТОРОЙ. Похвально.

ПЕРВЫЙ. Конкретно.

ВТОРОЙ. Сердито.

Первый достает авторучку и кошелек. Второй подает документ. Первый
отсчитывает деньги, изучает документ, подписывает.

ВТОРОЙ. Что вы там чертите?

ПЕРВЫЙ. Подписываю. У меня подпись очень длинная. Сейчас закончу. Вот,
пожалуйста.

Первый возвращает документ, отдает деньги, переносит коробки с товаром
на свой прилавок. Одну из них вскрывает.

ПЕРВЫЙ. Стоп! У вас же товар старый.

ВТОРОЙ. Не у меня, а у вас. Почему старый? Пожилой.

ПЕРВЫЙ. Вы его с рук брали?

ВТОРОЙ. Эти руки уже отсохли.

ПЕРВЫЙ. А что же мне теперь делать? (Недобрая пауза.) Как вы думаете,
сколько стоит убить человека?

Первый достает пистолет и идет на второго. Второй тоже достает пистолет.

ВТОРОЙ. Насмерть, или не очень?

ПЕРВЫЙ. Видок у вас какой-то… Неизлечимо больны?

ВТОРОЙ. Наротив. Чувствую себя отлично. Сижу на здоровой диете. Мне
рулона туалетной бумаги хватает на полгода.

ПЕРВЫЙ. Вы лишили меня почти всех наличных средств.

ВТОРОЙ. Неправда. Я же видел ваш кошелек. Там достаточно денег.

ПЕРВЫЙ. Там достаточно места, куда их можно положить. Может быть, купите
доллары? Отдаю за семьдесят процентов от курса.

ВТОРОЙ. Так дешево?

ПЕРВЫЙ. Срочно нужны наличные. Сегодня уже не заработать. Все что было -
отдал вам.

ВТОРОЙ. Согласен. Только из уважения.

ПЕРВЫЙ. Извините меня за пистолет. Он ненастоящий.

ВТОРОЙ. Мой тоже не стреляет. Давайте на все.

ПЕРВЫЙ. Пожалуйста.

Второй убирает пистолет, достает деньги, вырученные за продажу товара.
Первый отсчитывает доллары, отдает, забирает деньги, возвращается к
своему прилавку. Второй пересчитывает доллары, меняется в лице.

ВТОРОЙ. Постойте, постойте… Они же у вас… Фальшивые?

ПЕРВЫЙ. Почему это у меня? У вас. Странный человек. Вы хотели настоящие
по такому низкому курсу?

Второй возмущенно берет оставленную рукопись, несет на прилавок к
первому.

ВТОРОЙ. Да вы!.. Да вы!.. Что вы мне тут гадость какую-то подложили? Это
научный труд? Ха-ха! У вашей рукописи даже название неприличное.
Тах-тат!

ПЕРВЫЙ. Вы держите вверх ногами.

ВТОРОЙ. Много же вы тут натрахали!.. Дипломированный специалист!.. О чем
вы тут написали?

ПЕРВЫЙ. О человеческих ценностях.

ВТОРОЙ. Да не там, а вот тут! Вот здесь!

Первый убирает рукопись, а второй тычет пальцем в ценник.

ВТОРОЙ. Про кого это написано? Это я, что ли, хрен столовый? За
оскорбление придется отвечать. Отвечайте!

ПЕРВЫЙ. Там написано о хрене. Это же ценник.

ВТОРОЙ. А мне кажется, что вы написали обо мне.

ПЕРВЫЙ. Вы неглубоко изучили текст.

ВТОРОЙ. Вы мне должны.

ПЕРВЫЙ. Не должен.

ВТОРОЙ. Должны!

ПЕРВЫЙ. Не должен. За что?

ВТОРОЙ. За товар. Вот документ.

ПЕРВЫЙ. Да вы посмотрите, какая там подпись.

ВТОРОЙ. Какая? Очень длинная.

ПЕРВЫЙ. Как и срок годности вашего товара. Вы мне дешево товар, а я вам
валюту. К чему спор? Из двух спорящих всегда более не прав тот, кто
умней. Верно?

Второй уныло возвращается к себе. Первый устраивается за прилавком
поудобней.

ВТОРОЙ. Поскорее бы домой. К телевизору.

ПЕРВЫЙ. Вы в каком районе живете? У вас как, нормально? Не стреляют?

ВТОРОЙ. У нас всегда стреляли. Для нас это нормально. (Добрая пауза.)
Никого нет. Ни одной живой души.

ПЕРВЫЙ. А мне даже нравится.

ВТОРОЙ. Как такое положение может нравиться здравомыслящему человеку?

ПЕРВЫЙ. Я тоже порой терпеть ненавижу клиентов. Не могу смотреть в их
глаза. Это глаза предателей.

ВТОРОЙ. Согласен. Никого нет и не будет… Потому что сегодня понедельник.
К сожалению.

ПЕРВЫЙ. Понедельник, но работать надо. Не смотря на то, что на рынке
выходной.

ВТОРОЙ. Это не каждому дано понять.

ПЕРВЫЙ. Но мы-то интеллигентные люди.

Звучит реквием.

Конец фильма.

Г Л А В А Ч Е Т В Е Р Т А Я

1

Выражение «беда не приходит одна» менее образное, чем «пришла беда –
отворяй ворота». Суть вроде бы та же, но второе определение более зримо.

Семен Штемпель забил тревогу, придя рано утром. Он разбудил Яну с Викой
в одном гараже-номере, затем Костика с Тимофеем в другом. Вечером Семен
с Анатолием именно так разместили остающихся ночевать, чтобы они хорошо
отдохнули перед трудным воскресным днем. Чтоб не помешали искушения.
Девушки поднялись по первой команде, по скрежету ключа в замке, и сразу
принялись за туалет. Сценаристы же встали с трудом, так как почти до
утра беседовали о литературном поприще, и Стриж мужественно держал
взятое на себя за круглым столом обязательство завязать, а вот Костик,
расчувствовавшись от встречи с оригинальными творцами, пил без удержу,
дабы растянуть прекрасное мгновенье. В результате один страдал от
продолжения депрессии, а другой от её похмельного начала.

- Ой, как мне плохо, - простонал кто-то из них.

- Плохо? – закричал Штемпель. – Вам плохо? Да нам звиздец!

Оказывается, вчера Семен с Анатолием, разместив сотоварищей на отдых,
вышли тихо из офиса, чтобы незаметно уйти, и тут же столкнулись с
Дударом. На его вопрос «А где ваши гости?» ответили, что гостей у них
давно нет, есть только сотрудники, которых часа два назад отправили
домой, вывели через ворота гаража №149, от которого у них тоже есть
ключ. «Ну что ж, будем поглядеть», - многозначительно сказал Дудар и
распорядился вывезти актеров на грузовике. А сейчас, вот буквально
сейчас, Штемпель прошел через гараж, хотел как можно незаметней попасть
в офис, и опять столкнулся с Дударом. Тот удивился, почему Семен один.
«Как так? – удивился в ответ Штемпель. – Разве Ананас еще не привел
наших сотрудников? Он должен был привести их сюда рано утром. У нас
тяжелый съемочный день сегодня в натуре на натуре. Они, наверняка, уже
там, в офисе». Дудар предложил вместе проверить. Он у них, скорее
всего, начальник разведки и контрразведки. Штемпель стал выкручиваться,
как уже посоленный и поперченный уж на сковородке, уговорил-таки Дудара
сходить за Кюрой, без которого нельзя проводить запланированное вчера
стратегическое совещание. Дудару пришлось идти за старшим, за Кюрой. Но
вот что он сказал напоследок. «Мой люди вчера следил, весь ночь следил,
сегодня утром следил. Гараж и дверь офис никто не выходил и не приходил.
Как объяснишь, Семен, если твой люди уже там?»

- Что делать? – метался Штемпель от двери к стенам и обратно. – Что
делать? Жаль Ананаса нет. Он большой, он бы их припугнул своим
авторитетом. А я маленький, мои слова для них не убедительны. Что
делать?

- Ничего не поделать, - сказал Тимофей. - Выйдете к ним и скажете, что
мы отсутствуем. Вчера ушли, сегодня не пришли. Ананасов действительно
никого не приводил. А вчера они просто не заметили, как мы вышли. И все.
А мы, так уж и быть, посидим здесь сутки. Без еды, на сырой воде, но
если надо – потерпим.

- Не получится! Не выйдет! – вскричал плаксиво Семен. – Если они следят,
значит, все, мышеловка захлопнулась. Они будут сидеть под дверью офиса
день и ночь. Нам рано или поздно придется вас выводить. Через электрощит
выводить нельзя. Да и мне сейчас нужно вас забрать отсюда, сейчас!
Ананас поехал на «Ленфильм». Там у него встреча с Димой, который дал
нам под честное слово видеокамеру. Дал на три дня, а мы продержали
неделю. Сегодня, кровь из носу, должны вернуть. Ананас будет уговаривать
его потерпеть до трех часов. Он ему все оставшиеся бананы повез. А мы за
это время должны… «А» – вывезти кинокамеру и отдать ненавистному
Геннадию, чтобы отстал, я уже созвонился и оговорил место встречи. И
«бэ» – снять на видео пять объектов на натуре, чтобы к трем часам
доставить камеру к Ананасу на возврат. Понимаете? День распланирован,
люди заряжены. А ты мне предлагаешь что? Вы будете сидеть здесь,
досыпать мирным сном, похмеляться, а я потащу на себе такое количество
аппаратуры? Хрен вам. Работать надо! Но вот как работать? Как нам быть?
Мне еще этого Викентия уговаривать предстоит, чтобы он провел съемки. Он
же вчера отказался, пи… Тьфу, тьфу, что это я так о человеке, с которым
ещё творить предстоит… Я стал суеверным. Самые суеверные люди – это
гэбэшники, спортсмены и киноматографисты. Потому что результат их
деятельности непонятно от чего зависит.

- Ой, как мне плохо, - произнес жалобно Костик. – Я хочу пить.

- Пить он хочет! – возмутился для острастки Штемпель. – Заработать
надо!.. Придумай сценарный поворот для нашей ситуации, оригинальный для
нас и неожиданный для чеченцев, и я попрошу для тебя у них же хорошего
пива.

- Я похмеляюсь минералкой.

- Ну, этой самопальной дряни у них навалом. Я тебя ей с головы до ног
ублажу. И выставлю на мороз, если ничего не придумаешь. Как генерала
Карбышева. Мы здесь на военном положении, что б ты знал.

- Вы ставите меня в рамки жесткой экономической зависимости. Сочини –
похмелишься. А творческая мысль не может свободно биться в рыночных
тисках.

- Это он у тебя нахватался? Всего за одну ночь? – спросил Штемпель у
Стрижа, подошел к холодильнику и достал оттуда початую пластиковую
двухлитровку. – На, пей. Самим уже холодильник не открыть?

- Ой, спасибо-то какое! – воскликнул Костик и серьезно заверил. – Я
сейчас обязательно что-нибудь придумаю.

- Семен, у меня идея, - озарился Тимофей. – Там, в залежах старой мебели
я видел раскладушки. Нам потребуется штуки три хотя бы. Пусть даже
разных времен. Мы берем отсюда одеяла, в офисе в дальней, смежной
комнате, где весь хлам, застилаем раскладушки и укладываемся. Ты
приводишь чеченцев, а мы спим. И просыпаемся!.. Мы никуда не уходили, вы
же оставляли нас ночевать. Так в чём дело?

- И вы за всю ночь, вечер и утро ни разу не вышли пописать? Туалет
недалеко у стены, но к нему надо как-то попасть. Как вы ходили туда
незаметно?

- А вы нам оставили ночной горшок. Там есть обрезанный пластиковый
бочонок из-под краски. Вы нам его и предложили в целях конспирации.
Придется, конечно, чуть-чуть его наполнить и разбавить водой. Ты
сможешь?

- Сейчас – нет, - ответил Костик. – Минут через двадцать. Могу на глазах
у чеченцев для правдоподобия.

- А я уже, - сказал извиняющимся тоном Стриж. – Под утро вставал.
Кстати, биотуалет уже порядочно наполнился. Может быть, его оттащим?

- Подозрительно, - заключил Штемпель, изучив биотуалет первого
поколения. – Если они захотят убедиться в его содержании, то удивятся
очень. Неужели вы столько наделали за одну ночь. Нет, лучше бочка. Как
же ее хоть немного наполнить?

- Попроси девушек. Чего не сделаешь ради кино.

Через полчаса Яна, Вика, Тимофей и Костик лежали во второй комнате офиса
на раскладушках, а сантехническая посудина стояла в первой,
распространяя убедительный запах.

Семен Штемпель открыл дверь, включил свет и пригласил войти Кюру, Дудара
и еще одного чеченца, иронично поясняя при этом только ему, незнакомому.

- Прошу вас, дорогие. Прошу вас мне верить. Тут они, тут. Никуда не
уходили. Мне целесообразней было оставить их здесь. Потому что с утра на
съемки. Это нарушение, ночью на складе не должно быть посторонних, но
так вышло. Сейчас мы попьем чай - и вперед. Сегодня у нас много работы.
Тяжелый день предстоит. Поэтому я и запер их здесь. И строго наказал
носа не выказывать. Теперь всё понятно?

Дудар громко засмеялся и прошелся по офису, изучая ночевавших и детали
быта. Затем похлопал Штемпеля по плечу.

- Маладэц, Сымон! Хорошо придумал. Маладэц. Ты веришь ему, Кюра? И я бы
поверил. Честный слово даю, поверил бы. Тока ты мне, Сымон, такой вещь
объясни. Как так? Ты вчера с Ананас уехал, я позвал вот его. – Дудар
указала на третьего. – Он у мэнэ специалист. Профессионал. Открыть этот
дверь запраста. Он подобрал ключ и открыл. Покажи, как открыл.

Незнакомый чеченец подошел к двери, достал длинный ключ, вставил его
бородку в замочную скважину и дважды выщелкнул запорную собачку.

- Ми суда зашёл, а здесь не был ни этот красивый девушк, ни этот парни,
раскладушка не был и этот бачок не был. Слушай, пошли отсудова. Ну так
воняет. Не был их здесь, понимаешь, не был!

- Ну и пусть, что не был! - строго заговорил Кюра, после сурового
молчания. - У Сымон должен быть свой тайна. И мы этот тайна уважаем. Мы
догадываемся, что здесь где-то есть другой помещений, где ты людей
прячешь. Мы спрашивали, ты не признавался. Ты говорил, что здесь твой
студия, а в город ты снимаешь кино. Какой кино, Сымон? У нас пропадает
товар. Ты такой кино снимаешь? Пропадает мало. Вы берете немножко, а где
прячете? Прячете другой помещений. Значит, скоро украдете много товар.
Вот зачем тебе этот люди. Этот, длинный волосы, кто? Как он здесь попал?
Учти, Сымон, када прападот много товар, я должен буду тибе резать. Я не
хочу это делать. Я хочу, чтобы мы были друзья. Покажи помещений. Покажи,
что там нету наш товар. Мне одному покажи, остальные уйдут. Клянусь,
я никому не скажу, как туда проходыт. Хлебом клянусь.

- А я тебе клянусь, - прижал благоговейно руки к груди Семен, - что у
нас нет твоего товара. Мамой клянусь. Да, мы брали втихаря по
чуть-чуть. Так, для разнообразия стола. Но дорогих товаров не трогали.

- Я рази мало тыбэ давал?

- Маловато, Кюра. Мы брали только продукты на ужин. Больше ничего не
трогали. И не спрашивали тебя, что ты здесь хранишь. Да, у нас здесь
есть другое помещение! Есть. Это киностудия. Наша с Ананасом киностудия.
И с Викентием. У вас нет уверенности, что мы не тащим туда ваши
ценности? А у нас нет уверенности, что вы не храните здесь оружие и
боеприпасы. Такое вполне может быть. Возможно, вы готовите терракт. В
наше свободолюбивое время все возможно. Не так ли?

- Глупость говоришь, Сымон. Мы не взрыватели. Мы честно торгуем. А наши
люди чужой города не взрывают, они только на своя земля взрывают.

- А в Москве?

- Москва русский взрывал. За деньги. Продажный русский, тьфу. Сымон, я
тибе килянусь, здесь нету боеприпас.

- А я тебе клянусь, что у нас нет похищенных товаров.

- Почему же вы не верите друг другу? – громко и театрально задал вопрос
Костик, изобразив на лице идиотское непонимание.

Штемпель поблагодарил его взглядом за поддержку и заговорил активно, с
жестами.

- Да, есть тайное помещение. Но это наша святыня! Ее завещали нам
старейшины ленинградского киноискусства. Завещали и ушли в мир иной. Оно
для нас как священное кладбише. Поэтому я не имею права чужих людей туда
приводить. Я поклялся, что никому не покажу дорогу туда. И клятву не
нарушу! На девушек не смотрите, они тоже не нарушат. Они приняли
присягу. Вчера. Целовали знамя.

- Какой знамя?

- Гордый андреевский стяг! Символ петровской столицы. Кстати, Дудар, ты
не веришь, что мы снимаем кино? Так вот же, гляди. Это аппаратура.
Кинокамера и видеокамера. И теперь мы переходим к главному, ради чего
собрались. Надо, действительно, выйти. Здесь такое амбрэ. Костя, вынеси,
пожалуйста, на фиг бочку.

- У меня есть предложение, - сказал Костик, очевидно вдохновленный своим
первым вмешательством в разговор старших.

- Бочку вынеси! – пояснил ему Семен, как глухонемому. И пошел на
выход первым, жестом призывая идти за ним и разъясняя чеченцам дальше. –
Мы собрались, чтобы решить, как действовать против нависшей вчера
угрозы. У вас есть конкретные предложения? У вас нет конкретных
предложений. А мною проделана серьезная работа. Я созвонился с
оператором Геннадием, который хотел с бандитами захватить ваш склад и
договорился о встрече, чтобы отдать ему кинокамеру. Чтобы он больше не
имел ко мне никаких претензий. А если захочет напасть, то мы тогда все
вместе, сообща… Почему ты так недоверчиво смотришь, Дудар? Я предлагаю
тебе поехать с нами. На любой из ваших машин. Ты поедешь с нами, и
будешь присутствовать при моем разговоре с оператором, увидишь лицо
нашего потенциального врага.

- Я у него не брал кинокамера, - сказал, улыбаясь, Дудар. – Ты брал, ты
и отдавай. А машина у менэ свободный нэту. Все машина работают.

Подошел Костик и грохнул под ноги Штемпелю опустошенную бочку.

- У меня есть предложение.

- Убери это на фиг отсюда вместе со своим предложением! – заорал на него
Семен. И тут же ласково продолжил разговор с главарем торговой диаспоры.
– Пойми, Дудар, они наедут на меня вполне конкретно. А если со мной
будешь ты, они не посмеют. Поймут, что вы солидная крыша, с которой
лучше не связываться.

- Некада минэ. Работать надо.

- А потом ты увидишь, как мы снимаем натуру. Нам сегодня нужно снять
несколько объектов. Мимо которых буду проходить я в главной роли.
Поехали? Тебе не нравится мое предложение?

Повисло гнетущее молчание. Семен не ждал ответа, он его знал. И тут
вновь подошел навязчивый Костик.

- А главное наше предложение заключается в том, что мы хотим снять фильм
о вас. О мужественных представителях своего народа, героически
работающего в глубоком тылу. О том, как вы добываете средства для своих
бедных семей. О том, как нелегко переправляете эти средства на родину.
Это будет не боевик, а серьезная картина. О вашей жизни в подполье.
Психологически напряженная картина. Обязательно с юмором. Я берусь
написать сценарий.

Чеченцы смотрели на лицо Штемпеля. Там начало расцветать изумление от
услышанной наглости. Но Семен был все-таки актером, называл себя гением
не только ради красного словца. Он мастерски перемимировал изумление в
насмешливую гримасу, иронично взирающую на обалдевших чеченцев. Что,
мол, не ожидали? Вот так-то. Это приготовленный для вас сюрприз. Жаль
только, что молодой сценарист объявил о проекте по тщеславной горячности
раньше меня.

- Как будет названий кино? – спросил недоверчивый Дудар.

- Название? – переспросил Костик. И через секунду решительно ответил. –
Знамя ислама!

Кюра долго смотрел в лицо Семену, потом в расширившиеся глаза Костика,
затем на переставшего улыбаться своего заместителя.

- Поезжай с ними, Дудар. Микроавтобус возьми.

Дудар согласно кивнул головой. И сказал, чтобы готовили аппаратуру к
погрузке, машина сейчас будет.

- Только это! – схватил его за рукав Штемпель. – Я должен быть уверен,
что в наше отсутствие твой профессионал не залезет в наш офис еще раз.

- Отдай ему ключ, - приказал Дудар «профессионалу».

- А второго такого у него нет? – спросил Семен, рассматривая поданное в
руки приспособление.

- Ничего, - успокоил его Костик. – Мы секреточку поставим.

Штемпель призвал соратников к переносу аппаратуры, а в офисе заговорил
тихо и возмущенно.

- Вы удивляете меня, Тимофей! Я считал вас надежным другом. Тот, что в
связке с тобой одной. А вы ни разу меня не выручили. Я же был на грани
срыва! И если бы не этот молодой человек!..

Яну с Викой распирало от гордости за приведенного ими товарища, который
доказал свое умение делом.

- Я придумал хороший сценарный поворот? – скромно попросил благодарности
Костик. – Вы обещали наградить за это пивом.

- Какое пиво? Вы на работе! У нас здесь строго! До вечера только
минералку! И не расслабляться! Мы на лезвии бритвы. Примите мое
словесное поощрение.

Заэбитлз, - кивнул головой Костик с унылой улыбкой.

Штемпель понял, что молодой талант его поблагодарил.

- Вот видите, Тимофей, какая самоотдача? Я хочу поставить вам в пример
этого юного сценариста.

- Согласен, - пожал плечами и сказал довольно равнодушно Тимофей. –
Константин действительно выручил нас. Но я ведь не знал, что мое
предложение с раскладушками окажется провальным.

- Да почему вы здесь, здесь, когда меня пытали, и я дрожал от
собственной храбрости, почему вы здесь ни разу не пришли мне на помощь?
Не смогли ничего придумать?

- У меня апатичный депрессанс. Я буквально разбит после того, как вы,
Семен, зарубили вчера мой сценарий. Мне ничуть не страшно. Я не боюсь
ни кавказцев, ни бандитов. Мне параллельно.

2

Дудар вывез команду Штемпеля в грузовом отсеке микроавтобуса, а на
проспекте Ветеранов пересадил в тесный пассажирский салон с окнами.

- Никто не должен знать заезд-выезд территория, - пояснил он, будто
извинился перед Штемпелем.

- И никто не должен знать, где находится студия и как в нее пройти.
Согласен? – весело протянул руку для заключения договора Штемпель. И тут
же заорал. – Стоп! Куда мы едем? Мы же про Викентия забыли! Кто
снимать-то будет?

Семен выхватил мобильник по-ковбойски, как револьвер. Девушек умилила
осторожность, с которой он тыкал по кнопочкам указательной короткой
сарделькой правой руки.

- Викеша, привет!.. Ты где сейчас?.. Что значит «не твое дело»?..
Викеша, у нас тяжелый съемочный день сегодня!.. Аврал!.. Мы сегодня
отдаем камеру видео, поэтому нужно до трех часов… Что?.. Викеша, обиды
обидами, а дело святое… Ты не хочешь, чтобы твое имя стояло в титрах?..
Я знаю, что твое имя стоит в конце многих фильмов, но там оно в
последних рядах, ассистент, а здесь ты будешь третьим, главный
оператор!.. Да при чем здесь женщины, если речь идет об искусстве?..
Ведь ради них это искусство и создается, если уж по большому счету…
Искусство, как сказал известный тебе режиссер твоей ориентации,
создается для культурного препровождения времени перед вечерним сексом…
Неужели ты с ним не согласен?.. Куда?..

Штемпель сунул телефон в карман и отрешенно посмотрел на уносящиеся по
асфальту машины.

- У него не творческое настроение.

- Как ты можешь такой человек дружить? – спросил Дудар с характерным
ироничным смешком.

- Удивительно и факт, что такие люди присутствуют во всех видах
творчества. Они привносят свои краски. Без них палитра стала бы бедней.

- Искусству всегда необходим источник особого восприятия
действительности, - произнес лениво, как известную аксиому, Тимофей
Стриж.

- Я бы сказал тебе, какой источник, - поднял вверх растопыренные пальцы
Дудар. – Он вчера пришел мой кабинет и говорит Кюра. Если Абу поедет
домой, я скажу администрация, что у вас есть тайный выезд территория,
что вы мало им денег платите, оборот товар в три раза больше, что мы
план вынашивал, как весь территория захватить. Как такой источник жить
можна?

- Это у него проявление глубоко чувства. Нестандартного. Нам не ощутить
и не понять.

- Мы вчера решали совет. Резать источник или не резать.

- И что решили? – осторожно спросил Штемпель.

- Кюра приказал Абу дальше Викеша дружить.

- Поняли, как у них строго? – обратился Штемпель к сценаристам. - Этот
момент, Константин, надо бы вставить в будущий сценарий. Эпизод
психологического напряжения. Как настоящие мужчины в трудной ситуации
мужественно идут на нестандартный подвиг.

- Подробности мне Абу расскажет, он меня в гости приглашал, - согласился
Костик и посмотрел на Дудара и Семена взглядом проникновенным,
выражающим понимание нелегкой человеческой судьбы.

А девушки смотрели на Костика во все глаза иначе, требовательно. Их
надежды на участие в съемочном процессе уносились как оторвавшийся
воздушный шарик. Только что был в руках, - и кто-то перекусил нитку.
Известно кто. Ананасов дал ему верное определение.

- Ну что? – поторопил Дудар Семена с решением. – Куда ехать? Съемка не
будет?

- Как не будет? – словно пришел в себя Костик.

- Оператор нету. Ты не слышал? Глухой?

- Может быть, Геннадия попросить? – рассуждал вслух Штемпель. – Вернуть
ему кинокамеру, замириться и уговорить отснять несколько эпизодов.
Только он ведь, сучок, много попросит.

- Сколько? – усмехнулся Дудар.

- Да есть у нас оператор! – вскричал Костик. – Что вы, в самом деле?
Поехали обратно, я покажу дорогу. Вы что? Геннадий приедет с бандитами.
Мы их знаем, не только видели, но и разговаривали. Их просить не стоит.
О чем вы собираетесь его просить, о чем? Не надо, есть у нас оператор.
Это мой друг Равиль. Девушки его знают и подтвердят. Парень с детства
помешан на фотоаппаратах и проявителях. Фиксаж однажды выпил, перепутав
с водкой по творческой рассеянности. Он закончил «культуру», «крупу».

- Да? – удивился Штемпель со знаком плюс, и махнул Дудару ехать куда
говорят.

- Я у него в дипломном фильме снимался. Его работу очень хвалили. А
потом мы с ним решили даже во ВГИК поступать. Он на операторский, я на
сценарный. Но не поступили, я рассказывал. А мечта-то осталась. Сейчас
направо, на улицу имени пограничника. Между прочим, Равиль добыл для нас
очень ценные сведения. Я вчера забыл вам показать. Он знает, кто делает
топографические карты местности, на которой находится наша база. Карта
территории филиала. Вот.

Костик достал из внутреннего кармана сложенный в гармошку ватман. Дудар
и Семен рассмотрели чертеж одновременно, только с разных сторон.

- Хороший карта! – пришел к радостному выводу чеченец. – Здесь нету мой
склад, нету номер гараж, где мы ходим, нету второй заезд, его никто не
знает. Только белый квадраты.

- А вот у Геннадия и его мордоворотов, - сказал наставительно Костик, -
такая же карта, но уже цветная. Поздний вариант. Начав разведку и
слежку, они без труда заполнят пробелы. Вон туда, к подъезду красного
дома. Девушки пойдут со мной. При них Равиль быстрее согласится.

Семен с Дударом не услышали последних слов, так как заспорили над картой
о месте нахождения проходного гаража.

На последнем этаже общежития квартирного типа, за кодированной дверью,
находились однокомнатные квартирки со всеми удобствами. Их номера
светились флюорисцентной краской на панели со звонками, номера с 91 по
98, где первая цифра означала этаж. Костик тиснул наугад одну из кнопок,
сетуя на забывчивость. Открыла женщина, которую он впервые увидел, но
поздоровался как со старой знакомой. Спросил дома ли Равиль, обращаясь с
порога на «ты».

- Эти люди на стройке работают, - пояснил Костик слегка оторопевшим
девушкам. - А у них обращение на «вы» считается дурным тоном.

Дверь в квартиру не была заперта. Равиль смотрел по телевизору утренний
фильм, старую картину из коллекции Госфильмофонда.

- А, это вы, - ничуть не обрадовался он. – Проходите, плов еще не остыл.
Я ждал вас всю ночь.

- Давай, давай нам плов! – закричал Костик - И одевайся скорей! Едем на
работу. Ты еще не потерял квалификацию глядящего на мир через линзы?

- На какую работу?

- За которую не платят. Да собирайся ты, нас ждут серьезные люди.
Одевайся, плов я сам разложу. Хоть съедим, наконец, что-то человеческое.

Костик наполнил большие пиалы кушаньем из чугунка.

- Может быть, Семену отнести немного? – жалобно спросила Яна. – Он ведь
тоже не ел. И Дудару.

- Как не ел? – удивился Костик, жадно глотающий блюдо, которое не
обязательно пережевывать. – Он же из дома. И Дудар не голодный. Тут вы
меня извините. Начальство нужно держать на дистанции. Лизоблюдство чаще
раздражает. Хотя лизать-то будут как раз они.

Равиль одевался медленно, не смотря на окрики. Переодел джинсы. Сменил
рубашку. Расчесался. Вычистил ботинки. Поглядывая то на Вику, то на
экран телевизора.

- Люблю старые фильмы. Техника была примитивная, и люди выдумывали
ракурсы, движения, приспособления, хитрости всякие, чтобы интересно
было. А сейчас техника со всеми примочками, цвет умопомрачительный, а
скучно, так скучно!..

Яна с разрешения хозяина сполоснула опустошенные пиалы и две из них
наполнила еще раз. О начальстве лучше все-таки позаботиться.

- Правильно, молодец, - одобрил Костик. – Эти пиалы могут в кадре
понадобиться. Штемпель идет и жрет из пиалы. Гениально для уровня его
фильма. Вилки не забудь.

- Вообще нужно посудой обзавестись! – высказала накопившееся в душе Яна.
– Каждый вечер, что ли, будем ужинать как вчера?

Семен и Дудар не ожидали съестного, да еще и теплого, подношения. У
Штемпеля затряслась от волнения нижняя губа. Ему представили Равиля. С
пловом знакомство пошло как по маслу.

- Я слышал, - заворковал умиленный Штемпель, - что вы закончили
известный институт, кузницу полуграмотных кадров и творческого сырья. Я
тоже выходец из этой альма-матер. Реждрама, - сказал он как пароль и
вытянул для рукопожатия кулак с зажатой вилкой.

- Кинофото, - сказал Равиль отзыв и стукнул о протянутый своим кулаком,
как бокал о бокал.

- А Тимофей? – всплеснула руками Вика. – Ты почему не взяла три порции?

- Потому что у меня две руки, - возмутилась Яна. – Сама-то почему не
взяла? Третья пиала была твоя.

Тимофей сидел в дальнем углу, глядя в окно, как забившаяся в неволе
птица.

- Семен, - попросила Вика, - может быть, вы оставите немного плова
Тимофею? Он ведь тоже…

- Что – тоже? – поперхнулся Штемпель.

- Я не хочу, - подал голос Тимофей. – Кушайте, Семен, кушайте. Гений у
гения плов не выклюнет.

Да самого места встречи Семен размышлял над ироничными словами, а когда
увидел не украшающее бородой лицо Гены-оператора, а размазанную по его
лицу бороду, повторил запомнившуюся фразу на свой лад.

- Гений Геннадию плов не выплюнет.

Теперь Стриж анализировал услышанное, находясь за спиной Штемпеля для
поддержки, и ожидая развязки с обреченностью выведенного на расстрел.
Количественное преимущество было на их стороне, шестеро, вместе с
шофером, против троих. Но два удава за спиной Геннадия ухмылялись так
самоуверенно, что шансы на победу при столкновении казались неравными в
их пользу.

- Геночка, - начал заикаясь Штемпель, - я возвращаю тебе аппаратуру и
готов выслушать твои пожелания насчет возмещения морального ущерба.
Денег нет, предупреждаю сразу. Может, продуктами?

- Сёмочка, - подхватил его ласковое обращение бородатый оператор, -
оставь, пожалуйста, кинокамеру там, на месте. Чтобы мне потом лишний раз
ее туда не везти. Я предлагаю тебе добровольно передать нам студию, и
тогда мы разрешим тебе снимать там иногда свою ботву. Добровольно, то
есть перерегистрировать. Название фирмы можно оставить таким же, очень
звучное название, а собственники будут другие. Вот эти ребята. В их
руках дело пойдет резвее. Потому что они знают, как инвестировать
процесс.

Он указал большим пальцем правой руки себе за спину. Оттуда заговорил
один из хищных близнецов неестественно высоким голосом.

- Для начала вы нас должны познакомить с тем человеком из администрации
филиала, которому платите. Эти конспираторы не идут ни на какие
разговоры и уверяют, что на их территории нет торгового склада, да к
тому же еще и чеченского.

- Вот ты, как тебя зовут? – спросил второй не так пискляво и ткнул
пальцем.

- А тыбэ икак зовут? – ответил Дудар с такой же презрительной усмешкой,
с какой прозвучал вопрос.

- Твой человек нас обманул. Сильно обидел, понимаешь? Мы хотели попасть
к вам на склад. Поговорить насчет товаров. А он, пообещав честным
словом, отправил нас на Северный рынок. Шофер якобы ничего не знает,
кто-то что-то перепутал. А ты об этом знал? За такие дрова надо
отвечать. Или деньгами, или как-то еще. Согласен?

- Я нычего не знал, - усмехнулся Дудар еще раз. – Я бы не разрешил тыбэ
на склад ехать. – И тут же поинтересовался. – А чиво ты хочешь?

- Мы хотим сотрудничать с выгодой для нас всех. Ты привозишь нас к себе,
вы выгоняем Семена с его дружками, и дальше работаем вместе как добрые
партнеры. Вы торгуете, мы снимаем кино.

- Какой такой кино? – выразил удивление Дудар.

- На студии у Штемпеля. Ты разве ничего не знаешь про студию?

- Не знаю никакой студия. У нас нет никакой студия. Семен город кино
снымаит. Сейчас вот едым снымат.

- Ах, Семен, - засмеялся отвратительно Гена-оператор. - Ах ты, молодец!
До сих пор абреков за нос водишь? Они так и не знают, что за их стенами
есть шикарное помещение с отдельными номерами и даже тюрьмой? Ну,
правда, молодец, хвалю!

- У нас нет никакой помещений, - вступился за Семена Дудар. – Не знаю,
какой студия говоришь.

- Ты не знаешь, а я знаю! Потому что был там! И знаю туда проход. Он
тебе ничего не рассказывал, а я расскажу, потому что у нас должны быть
доверительные отношения. Садись в нашу машину, поехали, я тебе сейчас
же и покажу. Ну? Поехали? Мы тебе предлагаем реальное сотрудничество. Он
тебя обманывает, а мы будем откровенны и честны. Все покажем, оговорим
условия оплаты и возьмемся за дело. Ну, соглашайся, быстрей.

– А ты какой кино будешь снимать?

- Девок мы будем снимать! Голых девок. Во всех позах и способах. А тех,
которые понравятся, будем отдавать вам после съемок. За отдельную
плату. Да соглашайся ты поскорей, лопух горный! Мы тебе выгодное дело
предлагаем. Мы на этом кино бабки будем делать, бабки! Понимаешь? Что в
этом мире важнее денег? Тебе ли объяснять?

Семен, Тимофей, Равиль, Костик, и даже шофер, уставились на окаменевшее
лицо Дудара. Мысленного процесса там не заметили, он не отражался. Но
все знали, что именно в этой голове сейчас принимается решение, от
которого зависит дальнейшая их судьба.

- Твое время истекло, Семен, - продолжил возбужденно Геннадий. – Ты
больше не участвуешь. Ты проиграл, упустил свой шанс. Только что. И тебя
я тоже больше не приглашаю, фотогеничный паренёк. Почему ты сразу не
согласился? А где твои матрёшки? Я уверен, что мы вчера попали на
Северный рынок не без вашей помощи. Ну и всё, ваш поезд ушел. А с тобой,
сценарист длинноволосый, мы еще встретимся. Ты мне еще ответишь за свою
прокурорскую речь. Гоголь хренов.

- Согласен, - шагнул неожиданно вперед Тимофей. – Предлагаю дуэль. Прямо
сейчас. Выбор оружия за вами. Но должен предупредить, что фехтую обеими
руками.

Геннадий обернулся к своим заплечникам и недоуменно поинтересовался
насчет дуэли. Кто-то примет вызов? Ему ответили вполголоса, почти
шепотом, но писклявое звучание донеслось до стоящих напротив.

- Какой вызов, ты что? Наймём людей, и его покалечат без всякой дуэли.

Девушкам запретили выходить из автомобиля. Они слышали вопросы и ответы
через открытую боковую дверь. Услышали так же и последние слова.
Вспоминая потом случившееся, они пришли к выводу, что именно это
неблагородное высказывание и повлияло на окончательное решение Дудара.
Они увидели через лобовое стекло его выразительный жест.

- Я не понимай, о чем ты говоришь! Я приехал, чтобы Сымон тыбэ камера
отдал. Не хочешь забирать камера? Поехали, Сымон.

Девушки с облегчением выдохнули и расслаблено откинулись на спинки,
обтянутые кожзаменителем.

- Значит, война? – спросил растерянно Геннадий. – Ребята, вы пожалеете!

- А ты воевать-то умеешь? – спросил Дудар с вернувшимся к нему
презрительным смешком.

- Чеченцы на нашей стороне! – сказал, как выкрикнул Штемпель, желая
поскорей тоже обрести самоуверенность. – А с ними воевать не советую!

Первым направился к машине Дудар, последним Штемпель, хоть и был на
переговорах главным. Вслед им застрочил пронзительный голосок на высокой
ноте.

- Да никто не собирается с ними воевать! Они же нелегалы! Ни прописки,
ни регистрации. Вопрос решиться очень быстро и просто.

Слова долетели как предупредительная очередь из автомата. Дудар
оглянулся. Он понял, о чем идет речь. И надменная усмешка не покинула
его лица. То ли для него не было пути назад, если он принял решение и
дал слово, то ли он хотел показать, что не боится запугиваний, а
надвигающиеся обстоятельства риска его только возбуждают.

Когда шофер запустил двигатель и начал осторожно разворачивать
микроавтобус, Семен Штемпель поблагодарил Дудара за мужество от имени
всего творческого коллектива.

- Этот люди, - Дудар презрительно кивнул на тех, кто остался за окнами,
- не смогут кино делать про знамя.

- Какое знамя? – не понял Штемпель.

- Который он делать будет, - кивнул Дудар уже в салон с другой усмешкой,
лукавой.

Костик понял, о ком речь и заерзал в своем углу не без гордости.

3

Угрозу с реальной опасностью не сравнить, так как она может и не
осуществиться. Да и время требуется на превращение грозных слов в
конкретное дело. Запас этого времени, чаще неопределенный, и позволяет
тому, на кого был направлен указательный палец злоумышленника,
расслабиться и беспечно сказать: «Ничего, поживем – увидим.»

Что-то подобное и сказал Дудар шоферу на непонятном для остальных языке.
Но сам-то, и остальные это прекрасно поняли, напряженно размышлял о
последствиях, каковые после угрозы возможны. Действительно, теперь за
ними установят слежку, чтобы определить место тайного выезда автомобилей
с товаром. В ответ потребуется усилить меры безопасности, а часть
машин по договору с администрацией будут временно выезжать с базы через
главные ворота, за которыми наблюдение снято. Да, его парней будут
вылавливать в городе, изолировать и отправлять домой за неимением
регистрации. И это ничего, месяц-два парни посидят безвылазно в ангаре,
если этого требуют военные действия. Еще могут устроить официальную
проверку организации «ШиЗ», было бы желание, а органы найдутся такую
акцию провести. Но и тут все законно, владельцы - коренные горожане, а
если нагрянут прямо на склад, то нерусские компаньоны, истинные хозяева
товаров, успеют спрятаться, местечек приготовлено для этого достаточно.
Так что Штемпель, Залухаев и Ананасов надежное для чеченцев прикрытие.
Он, Дудар, поступил верно, держась их стороны. Вот только угроза
способна обернуться и непредвиденной стороной.

Беспечные слова произнес и Семен, но все присутствующие догадались, что
руководящий гений всего лишь хорохорится. Он понимает, что придут за
оставленной, как бомба, кинокамерой и за обладанием студией, где залежи
мебели, декораций, плюс бесконтрольный расход электроэнергии. А с кем
предстоит ему защищаться? Викентий способен выкинуть какую-нибудь
подлянку, от которой можно больше вреда ожидать, чем пользы, потому что
делает он все как-то не по-мужски оригинально, и, скорее всего,
смоется, когда запахнет жареным, а выскочит из норы позже, когда можно
будет без риска предложить себя либо старым, либо новым хозяевам.
Ананасов годится лишь на бесхитростный прямолинейный ход. Если он
разозлится, то задушит Гену-оператора без малейшего сомнения, а потом
будет косить под невинного дурачка по ходу уголовного дела, и на суде
ему поверят, потому что именно таким на экране его и видели. Девушки
хоть и выражают непонятную и подозрительную готовность служить, но разве
им можно доверять, а потому и надеяться? А новые знакомые, Тимофей,
Костик и его друг Равиль, хоть и проявили сообразительность и творческую
активность в критических ситуациях, то есть проявили себя в деле, но
положиться на них можно лишь в выходные, а по рабочим дням у них есть
свое дело ради зарплаты. Тот же Стриж заскулил, что не может дальше
сочинять в подполье, ему нужен свежий воздух, побыть хоть недельку дома
наедине и вне алкоголического соблазна, чтобы, по его сомнительно
гениальному выражению, «выдавить из себя хоть капельку раба, то есть
полноценной прозы». С кем же остается держать оборону? Только с
чеченцами. Этих людей угрозами не напугать, да и своя кровная
заинтересованность у них есть в необходимости защиты. Значит, на них и
надо полагаться. Вот только угроза от этого становится зловещей.

Яна с Викой, наблюдая за обоими руководителями, понимали буквально
каждое движение мысли в их сосредоточенных головах. Хотелось как-то
помочь, подсказать ход, отвести сомнения, развеять страх. Но какими
словами? Девушки искали верные предложения, пока ехали до киностудии,
шепотом советуясь и молча переживая. Процесс был настолько захватывающе
волнительным, что они даже не заметили, как поучаствовали в съемках.
Внимание обратили, конечно, и делали все, о чём просил Штемпель, но
думали при этом лишь о грядущей беде. В первом кадре Яна стояла у
надписи «Предсказываю судьбу» и тасовала колоду карт. Проходящий мимо
Штемпель, одетый в дерюгу и поедающий что-то из нашедшей свое место
пиалы, увидев гадалку, поперхнулся, закашлялся, выпучив глаза, и пошел
прочь, оборачиваясь и грозя кулаком. Во втором эпизоде Вику с Яной
поставили внутрь ларька, за приоткрытой дверью, откуда они, с
периодичностью в три секунды, выбрасывали на улицу различные предметы.
Якобы в помещении происходит скандал, который потом смачно озвучат.
Штемпель, уже в другой одежде забытых времен, заинтересованно
подкрадывается и заглядывает во внутрь, а девушки одновременно
выплескивают на него и вверх облако нечистот, два пластиковых таза
мелких клочков разноцветной бумаги, которая густо покрыла смоченную
заранее клеем одежду Штемпеля. В третьем случае с тем же героем Вика
хищно смаковала шоколадный батончик неприличного размера, но Штемпель,
отвернувшись от ее зазывного подмигивания, направился к огромному
рекламному щиту с фотографией сидящей на коленях секс-бомбы в более чем
откровенном купальнике. Оглянувшись, он робко прикоснулся к заветному на
фотографии местечку, постукиванием хотел определить, из какого материала
сделано изображение, ногтем подцепил край самоклеящейся пленки, надорвал
изображение до самого того места, торопливо попытался заклеить
порушенное и спешно убежал, чтобы его не застали на месте
надругательства. Девушки не придали важного значения произошедшему, они
читали на лицах Семена и Дудара тревогу перед надвигающимся ненастьем. А
когда увидели Ананасова, то заспешили к нему, чтобы первыми сообщить о
прогнозах на будущее. Может быть он, как более оптимистичный гений, хоть
чем-то утешит друга.

Они приехали к «Ленфильму». Семен показал, где заезд на автостоянку, а
когда выглянул в окошко, охранник сразу поднял шлагбаум. Дудар
определил шоферу куда неприметней всего поставить микроавтобус, и
сказал, что здесь будет дожидаться возвращения киношников, дел у них на
полчаса, а ему с шофером есть о чем подумать. Остальные вышли из салона,
захватив видеокамеру, которой только что снимал Равиль, и, оставив
кинокамеру, которую отказался забрать Геннадий. В глубине соседнего
двора, на крыльце главного входа стоял Ананасов. Стоял монументально,
как окружавшие его колонны. Девушки заспешили к нему, чтобы предупредить
о настроении Семена, а сам Штемпель подошел неторопливо, сделал вялое
рукопожатие и кивком головы поблагодарил девушек за то, что ему ни в
чем уже оправдываться не надо. В стороне от Ананасова топтался мужчина в
расстегнутом легком плаще и сильном подпитии. Его швыряло от одной
колонны к другой, он бил по ним кулаками на уровне пояса и тихо
выговаривал, сдерживая кипящую злобу: «Совдепия!.. Совдепия!..»

- Он что, стоит здесь с тех ещё времен? – спросил Штемпель у Ананасова.

- Опаздываете, - сказал Ананасов, не пошевелив и бровью в сторону
вопроса. – Даже сегодня мы не уложились в срок. Опоздали на час. Как
теперь отмазываться? Что говорить Дмитрию?

- Ты, главное, не выпей для храбрости, очень тебя прошу, - приложил руку
к своей и без того растревоженной груди Семен.

- Да я уже, - хладнокровно успокоил его Ананасов и переложил из одной
руки в другую пакет с бананами. – Значит так. Сейчас охранник сменится.
Другой меня хорошо знает. Пройдем все разом, вместе, мы с кинопроб, да к
тому же с камерой. Если что, всем молчать, я позвоню Дмитрию, он
поможет. А вы ни звука.

Через пять минут дружный отряд под рукой сурового Ананасова протопал
длинным коридором и вышел во дворик, известный многим и не известный
большинству живущих в городе. Разноэтажные здания стояли плечом к плечу,
образовывая колодец, каких в северной столице предостаточно. Но центр
его, садик о четырех скамейках, держал композицию унылого двора как
места священного. И сейчас, не смотря на морозец, под сенью безлистных
деревьев, тут сидели и бродили в глубоких раздумьях не то персонажи, не
то исполнители. Мемориальная плита, забирающая скорбью вширь, а не
вверх, напоминала, что из когда-то поклонявшихся, и служивших здесь,
некоторые стали героями, ушедшими в исторические события. В целом же это
было святилище, капище безымянной десятой музы, божества, рожденного не
Зевсом на Олимпе, а сотворенного руками человека, а потому требующее
бесконечных идей, замыслов, надежд и целых судеб человеческих, идущих
добровольно на алтарь приношений. Тщеславные целеустремления, мудрые
помыслы, непреклонные уверования и роковые страсти не только принесены
были в жертву, но чаще похоронены здесь, а потому кладбищенская
сумрачность характерно густилась на этом месте.

Тимофей Стриж, подойдя к ограде, потянулся снять головной убор,
вспомнил, что его нет, а потому высказался с траурно зависшей рукой.

- Вечная память творческим чаяньям, которые остались безвестными
навсегда. Они имели столько же прав запечатлеться в вечности, сколько
выпало прочей лабуде, прорвавшейся на кинопленку.

Никто не услышал его стоическую речь. Его позвали с другой стороны
ограды на художественный совет насчет последующих действий.

- Ну вот, - усмехнулся Тимофей. – Еще один гениальный замысел пойдет
сейчас прахом.

Он хотел надеть головной убор, еще раз вспомнил, что его нет, сложил
руки за спиной и скорбно пошел как на заклание.

Ананасов поделил отряд на две неравные части.

- Со мной пойдут девушки. При женщинах Димочка сговорчивей. А вы двое
понесете видеокамеру. Снимите куртку, заверните, и аккуратно, вдвоем,
как грудного ребенка. Может быть, такое обращение с аппаратурой его
растрогает. Тимоха, извини, тебя взять с собою не могу. Твои длинные
волосы испортят всю малину. Подумают, что мы раздолбаи какие-то, а не
серьезная компания.

- Спасибо, друг, - поблагодарил Стриж. – Я даже рад, что останусь со
Штемпелем.

- Можно, я тоже с ними останусь? – подняла руку по- школьному Вика. – Им
вдвоем здесь будет сиротливо.

- Оставайся, - без раздумий согласился Анатолий. – Я тоже вижу, что
между ними до сих пор нет общего языка.

Ананасов повел Яну, Костика, Равиля и видеокамеру по коридору первого
этажа, поднялся на второй, прошел более длинным коридором до следующей
лестницы, наверх, и опять долго по лабиринту, будто запутывая следы. За
открытой решетчатой заслонкой они прошли в узкий коридор и остановились
перед двустворчатой дверью. Приоткрыв левую створку, Анатолий громко
спросил «Можно?», услышал женский голосок в ответ и распахнул дверь
шире, пропуская вперед шедших сзади. А когда вошел сам, то замер на
пороге, держась за дверную ручку. Пришедшие с ним поняли, что залетели
не туда.

- Анатолий, это вы? – пропела худенькая девушка за столом напротив
двери, оторвавшись от светящегося монитора и поправив большие темные
очки. – Здравствуйте, Анатолий! Наконец-то. Шеф уже все гениталии на вас
сложил.

- Катюша, я что, не туда попал? – спросил Анатолий, рассматривая потолок
и стены.

- Вас так давно не было, что мы за это время успели сделать
косметический ремонт.

- А почему комната стала такой маленькой?

- Потому что у Дмитрия Сергеевича теперь отдельный кабинет. Он стенкой
от нас отгородился. Здесь теперь приемная, а он там.

Девушка в темных очках засмеялась, видя неподдельное изумление на лице
Ананасова. На ее звонкий колокольчик из смежной комнаты вышел худой
высокий мужчина. Тоже в больших темных очках.

- Толя? – воскликнул он без особой радости от долгожданной встречи. –
Ну, ты совсем охренел, что ли? Ты когда обещал технику вернуть? Сегодня
какое число?

Ананасов залепетал, извиняясь, что случилось несчастье, фоксмажорные
обстоятельства, у них человек запер камеру на хранение в несгораемый
шкаф, а сам пропал, его почти убили, а ключ был вместе с ним, поэтому
только вчера суперсекретный замок разрезали автогеном, а сегодня кое-что
сняли из пропущенного, и сразу сюда, но сняли-то жалкую часть из
запланированного по сценарию, еще снимать и снимать, так что мы были бы
очень благодарны, если бы еще на парочку дней…

Костик посмотрел на командира с уважением, как на мастера
сочинять оригинальные коллизии.

- Нет-нет-нет! – замахал руками хозяин кабинета, не дослушав сюжет в
кратком изложении. – Нет, Толя! Всё, нет, хватит, и речи быть не может!

- Димочка, ну ты извини, конечно… Мы даже хотим попросить тебя один
съемочный день с нами провести. Поднатаскать нашего молодого оператора.
Потому что маститого оператора у нас грохнули. Мы без оператора были
все эти дни. Некому снимать было, понимаешь? Мы сразу тебя позвать
хотели, но дозвониться не могли. А теперь очень просим. Нам без тебя не
обойтись.

Новая версия причины возврата камеры с опозданием тоже не убедила.

- Всё, Толя, всё! Несите её в кабинет. Толя, всё, разговор окончен! У
меня нет и минуты свободного времени, чтобы даже с вами разговаривать, а
не то, чтобы еще и снимать. А даже если б оно и было, я бы не стал с
вами херней заниматься ни за какие деньги. Вот хоть озолотите меня! Я
слышал краем уха, что о вас говорят…

- Что о нас говорят? – изменился в лице Ананасов. – Кто говорит?

- Ну, ходят разные слухи… Толя, я профессионал. И я в детские игры не
играю. А то, что делаете вы, это, мягко выражаясь, «дерибас».

Он указал место. Слева от двери в его кабинете стоял журнальный столик,
заваленный стопками журналов и книг. А под ним было пусто. Туда, на
ковролин и задвинули бережно видеокамеру Костик с Равилем. Хозяин
подбежал в это время к зазвеневшему телефону. Анатолий робко пошел за
ним. Парни вышли из кабинета в приемную, к Яне. Девушка разбирала на
компьютере пасьянс. Равиль отряхнул и надел куртку.

- Красивые обои, - громко сказал он, чтобы привлечь внимание секретарши.
– Никогда таких не видел. Такие обои на какой клей садят?

- Я ничего в этом не понимаю, - вежливо ответила девушка. – Мы вызвали
специалистов, они поставили стенку, двери и поклеили обои. Все вопросы к
ним.

- Объемные шикарные обои, - потрогал Равиль стенку, затем постучал по
ней согнутым пальцем, улыбнулся восхищенно, постучал еще раз и подмигнул
Костику.

Телефонный разговор как раз окончился, и Анатолий еще раз попытался
уговорить влиятельного хозяина аппаратуры.

- Шикарный ремонт ты себе заделал.

- Ведущий специалист киностудии должен иметь отдельный кабинет, или не
должен?

- Дима, нам дня на три еще. Пожалуйста. Я тут бананов принес…

- Всё-о, Толя, всё-о! Я человек принципиальный.

- Она же твоя личная…

- Ну и что? Была студийная, теперь моя. Ну и что? Я
выкупил списанную камеру. Ну и что?

- Она же у тебя стоять будет просто так. Без дела.

- Ну и что?! Ты не сдержал данного слова, Толя!

- Мы тебе еще фруктов привезем. Есть яблоки, груши, апельсины. Даже
фейхоа.

- То-ля!!! Какое на хер фейхуа?!!

Когда вышли за дверь кабинета, в узкий коридор, Анатолий двинул от
досады по стене кулаком.

- Что? – подскочил к месту нанесения удара Равиль и постучал по стенке,
отделяющей приемную от коридора, костяшками пальцев. Как только что
стучал по стене в кабинете. И заговорил шепотом. – Ребята, у них везде
гипрок! Стены из гипрока! Сухая штукатурка. Нам бы попасть в этот
коридор, когда там, в кабинете, никого не будет. И мы вытащим оттуда
камеру в пять минут.

- Мне не нравится ход твоей мысли, - сказал Ананасов. – Дима все-таки
мой друг.

- Вы же сами сказали, Анатолий Михалыч, что камера будет стоять у него
без дела. Правильно, на таком старье сейчас почти никто уже не снимает.
Для чего она ему? Для домашнего музея? А я с такой всю жизнь мечтал
повозиться. И больше мне в жизни другой возможности не представится.

- А сейчас мне нравится ход твоей мысли, - согласился Анатолий. - Только
сюда не попасть, когда их нет. Они, уходя, коридор на решетку запирают.
На висячий замок.

Мужчины посмотрели на Яну, которая все слышала и должна была поддержать
единомышленников. Но Яна не поняла о чем речь. Ее приводили сюда для
впечатления на известного режиссера и продюсера. А он на нее даже не
обратил внимания. Профессионал тоже. Фейхуа.

4

Семен Штемпель не смог ждать Ананасова и трех минут.

- Действовать, надо действовать! Зачем, какого лысого мы сюда
припёрлись? Что я делаю в этом дворике опавших надежд? Здесь место
сборища импотентов. Ананас вернется ни с чем! Не дадут ему
«бетакам» еще на один срок, и это было ясно до поездки сюда. Ну и не
хрен было ехать! Он, видите ли, пообещал вернуть! Он дал честное слово!
Обещания вредны для нашего дела. Я вон пообещал Геннадию сделать его
первым своим оператором, и что из этого вышло? Теперь один выход, но я
не из тех, кто ради великих целей идет на мокрое дело. Ананасов дал
честное слово, ха-ха! Нашел, урюк, чем гордиться. Мы теперь с его
честным словом и останемся. Я ему посоветую засунуть это честное слово
туда, откуда оно так не вовремя вылезло. Честное слово он дал! Это в
наше-то время! Тимофей, не хотите написать сценарий о том, как Ананасов
дает честное слово? Сразу запущу в производство.

- Тема серьезная, - сказал Тимофей, думая о чем-то своем. – Есть в ней
даже некая хэменгуёвость.

- Нет, я не могу здесь стоять! Мы заморозим девушку. Пойдемте в кафе.
Анатолий найдет нас там. Сударыня, я приглашаю вас в кафе. Тимофей, вы
не были в здешнем кафе? Уникальное место тусовки данной фабрики
протухших надежд. Вы нигде не увидите такого количества бездарностей.
Идемте, приглашаю. Денег у меня нет, поэтому только посидим. Чисто за
столом.

- Деньги есть у меня, - сказала Вика с трогательной нежностью.

От чего Семен распсиховался еще больше.

- Ну почему вы так, девушка?! Я же вас обманул! Я вас оскорблял, я вас
вышвырнул безжалостным образом на мороз, я над вами почти
надругался!.. А вы? Вы готовы жертвовать последним, готовы рисковать
жизнью, готовы отдаться дикарям ради… Ради чего? У вас есть хоть капля
гордости, самолюбия, чувства собственного достоинства? Почему вы так
поступаете?

- Потому что вы мне очень нравитесь, - промямлила Вика.

- Я не верю! Здесь что-то другое. Да, я нравлюсь женщинам, это глупо
отрицать. Я еще не встречал женщин не способных меня полюбить. Но я им
почему-то не верю. Такой человек. Это что-то наследственное.

- Они любят не вас конкретного, - пояснил Тимофей Стриж, - а ваш
экранный образ. Женщины как дети. Не могут без красивой сказки. Хотя
сами носители сказок в реальности довольно отвратительны.

- Вы о себе? – уточнил Штемпель. – Ну, зачем же так уничижаться?

Они вернулись по длинному коридору первого этажа, чтобы подняться на
второй. Стрижа удивили часы под потолком. Стрелки показывали без
двадцати минут двенадцать.

- Эти часы, - пояснил Семён, - остановились в девяносто втором, как
только грянула реформа. Здешние дурачки праздновали торжество
демократии, не понимая, что их время остановилось.

- А похмелье длится до сих пор, - согласился Тимофей.

- Судя по фильмам, которые сейчас лепят, это уже белая горячка, -
авторитетно добавил Штемпель.

На Вику они уже не обращали внимания. Но ее огорчение длилось не долго.
Сменилось оно чувством тревоги. Кафе с буфетной стойкой при входе имело
угрюмый вид, сохранив затхлую атмосферу позапрошлого десятилетия. За
столами брежневской эпохи сидели уставшие люди. Никто ни с кем не
разговаривал, хотя и свободных мест почти не было, редкие парочки
доверительно перешептывались, чтобы не нарушить священную тишину
глубоких раздумий. Кто пил, кто ел, кто дымил, но каждый старался
заниматься своим делом очень уж неторопливо, тягомотно, с наигранной
ленью. Многие закрылись темными очками, что затрудняло угадать, отчего
люди устали, то ли от работы, то ли от безделья, то ли от
неудовлетворенности сделанным, то ли от творческого бессилия, то ли от
количества алкоголя и никотина. В табачном мареве за прямоугольными
колоннами кто-то и мелькнул, возбудив у Вики тревожное чувство. Голосок
изнутри посоветовал уйти побыстрей. «Свали и Штемпелю вели», - повторил
он в рифму для убедительности. Но тот уставился в меню, как в газету с
сенсационной заметкой. Вика присоединилась, так как пообещала угостить.
И не заметила, как тревожно оглянулся и Стиж вслед кому-то, быстро
удалившемуся из помещения. Штемпель капризным тоном заказал стакан кофе
с тремя пирожными, а салата с ветчиной он не будет, хотя никто ему и не
предлагал. Вика достала деньги и спросила чего желает Тимофей. Тот
ответил, что пить уже бросил, но вот кого только что видел никак ему не
вспомнить. Определенно женщина, но почему же вдруг убежала? Из круга его
знакомых вряд ли хоть одна могла появиться на киностудии, так как
большинство составляют медсестры, а все остальные - продавцы на рыночных
лотках, у которых и приходится черпать вдохновения. Вика предложила ему
тоже кофе с пирожным, а для Семена взяла и упомянутый салат.

За дальним столиком освободилось два стула, куда они и направились.
Кое-кто, судя по взглядам, узнавал Семена Штемпеля, но на бесстрастно
уставших лицах никак не отражалось неожиданность от встречи с известным
актером. Похоже, здесь подобные эмоции были не в ходу. Вику даже
разозлило безразличное отношение к её знаменитому, пусть даже нелепо
выглядевшему, шефу.

«Самодовольство не порок, ведь всяк по-своему убог», - сказала она про
себя и умилилась той жадностью, с которой Семен накинулся на еду.

Тимофей принес третий стул, но запивал на нем пирожное без всякого
аппетита. Он с интересом рассматривал окружающих. Для него находящиеся
вокруг люди принадлежали к обществу, куда он не был вхож, не принят.
Однако рассматривал он тех, кто выглядел ничуть ни лучше его, без
зависти, а с сожалением. Они так же, как и он, мало кому известны. Но
ему, в отличие от них, не требуется держать мину значимости.

Вика, наконец, увидела, что ее уважаемым компаньоном заинтересовались. В
кафе зашла и сразу направилась к ним женщина в возрасте и с приветливой
улыбкой. «Ну, что, дура, не послушала меня?» – спросил на всякий случай
внутренний наставник и ехидина. Вика смотрела на приближающуюся женщину,
забыв о еде. Потому что её улыбка источала чрезмерную слащавость.

- Здравствуйте, Семён. Очень рада вас видеть, рада, что навестили нас. Я
референт Виталия Сергучева. Он просит вас… Он приглашает вас к себе для
важного разговора.

- А кто такой ВикторСергучев? – спросил Штемпель у Вики, не понятно
зачем валяя дурака.

Улыбка женщины сделалась вовсе паточной, она проглотила шутку и
снисходительно прощала ее наивность.

- Виталий Сергеевич хочет предложить вам роль. Его ассистент никак не
могла разыскать вас по известным телефонам.

- Меня почти не бывает дома, - сказал Штемпель, посерьезнев, будто
извиняясь, и встал, готовый идти куда скажут.

- Я пойду с ним! – резко поднялась и Вика, окатив Семена бессловесным
возмущением. Почему он ведет себя как ребенок? Пообещали роль, увлекли
свежим пряником, и он тут же наделал в штаны от радости?

- Я тоже хотел бы пойти с вами, - сказал Тимофей, глядя на Семена с
другим подтекстом, как на способного предать.

- Это ваши друзья? – поинтересовалась женщина-референт.

- Нет, мы родственники, - быстро упредил Стриж правдивый ответ Штемпеля.
– Мы должны быть рядом с ним для поддержания твердости духа.

- Да, да, родственники, - закивал Семен, поглядывая на своих товарищей,
а поясняя женщине. – Вот это моя жена… Да, новая жена. Что тут
удивительного? А это-о… мой брат.

- Родной? – улыбнулась референт уже с чрезмерной иронией.

- Да, - словно пришел в себя Штемпель от ее улыбки. – Это мой брат по
несчастью. Роднее не бывает.

- Хорошо. Пойдемте все вместе.

- Дайте нам хотя бы закончить. Мы не доели.

- В кабинете у Виталия Сергеевича я угощу вас более вкусным кофе. С
печеньем. Дело в том, что через десять минут уСергучева худсовет по
поводу этого самого фильма, на который он желает вас пригласить.

- Ну, разве что с печеньем, - согласился Штемпель и быстро засунул в рот
оставшееся пирожное.

Женщина тут же ухватила его за руку и повела на выход. Не умолкая,
чтоСергучеву надо твердо знать согласие актера до начала худсовета, это
важно, вы же понимаете, ну и так далее… Семен шел, кивая головой, то ли
соглашаясь с пояснениями, то ли стараясь проглотить кондитерское изделие
без пережевывания. Неужели актеры такие слабаки, рассуждала Вика, следуя
рядом и внимательно изучая лживую спину Штемпеля. Начать рискованное
дело, увлечь единомышленников, закрутить интригу и вдруг отказаться так
просто от задуманного и проделанной работы из-за какого-то приглашения
на съемки? Неужели в нем вспыхнула надежда, что это будет роль всей его
жизни? Неубедительный аргумент для оправдания странного выбора. Нужно
быть, конечно, актером, чтобы прочувствовать всю сущность художника,
которому ничто человеческое не чуждо, в том числе и подлость.

Их попытались разделить в приемной, у двери которой Стриж вновь тревожно
оглянулся, но и тут не вспомнил, кого увидел. Им предложили отдохнуть в
креслах напротив секретаря, пока со Штемпелем проведут короткую беседу.
Ждать придется около пяти минут, а кофе подадут сюда же.

- Я, как жена, должна быть рядом, - строго заявила Вика. – Сёмочка в
последнее время очень неуравновешен.

Она не ожидала от себя такой прыти, но чувствовала, что не просто входит
в шутя предложенную роль, а живет требовательной страстью, когда под
угрозой оказался интерес, так наполнивший все мысли и пожелания
свежестью.

В кабинете их попросили сесть порознь, но Стриж и Вика ни на шаг не
отошли от раненного искушением командира.

Сухощавый, коротко стриженый мужчина в синем костюме ласково
поздоровался только со Штемпелем, не вставая с другой стороны огромного
стола. Женщина-референт пересказала ему, как пригласила уникального
Семена для разговора, что увлекла его предложением главной роли в
будущем фильме.

- А что, неплохо, - похвалил ее мужчина с авторитетом высшего
руководителя. – Может быть, действительно утвердить господина Штемпеля
на главную роль? Отличная идея!

Тимофей с Викой быстро переглянулись. Да Семена же просто заманили! Не
зря они настояли на присутствии рядом с ним. Потому что сам Штемпель
категорически не врубался в ситуацию.

- Я хотел бы знать, - заговорил он с детской наивностью, - когда у вас
по плану будет съемочный период? Дело в том, что сейчас, именно сейчас,
я ужасно занят. А вот месяца, скажем, через два вполне смогу
поучаствовать в любом вашем… Ну, скажем, гениальном произведении…

- А чем вы сейчас заняты? Где? У кого-то снимаетесь?

- Это секрет, - ответил Штемпель скромно и не без гордости.

- Так-так, - чуть ли не засмеялся довольный чем-то руководитель по имени
Виталий Сергеевич. – Так-так-так!… Секрет, значит? Ну, хорошо. Когда мы
хотим начать съемочный период? – обратился он к своей помощнице, а та
лишь игриво пожала плечами. – Идея просто замечательная! Мы же вполне
можем начать прямо сегодня. Сейчас у меня будет совещание. Вы
обязательно будете присутствовать. Я закончу быстро. И мы тут же поедем
в Осиновую поляну. Где вы покажете, как украли из моего гаража яуф с
пятью бобинами негативной пленки. Прямо на эту пленку и будем снимать.
Если она еще на что-то годиться. Я ведь ее припрятал давно. Это и будет
наша первая кинопроба. Согласны? А заодно вы покажете нам и тайный
кинопавильон. Если он на самом деле существует. Об этом и будет наш
новый фильм. Идея просто блестящая.

У Семена Штемпеля отвисла челюсть. Он посмотрел на Вику и Тимофея.
Наверное, хотел поблагодарить за то, что соратники оказались рядом во
время прогремевшего штормового известия.

- Как видите, Семен, ваш секрет нам известен. Поэтому соглашайтесь.
Честно признаться, я не поверил, когда мне сообщили. Хотя кое-что знал.
Еще в молодые годы я слышал историю про то, что во время
подготовительного периода к съемкам «Короля Лира» режиссер, оператор и
художник провернули неслыханную авантюру, но потом испугались
последствий и тщательно замели следы. Тогда во всю строился филиал
киностудии, и в первом недостроенном павильоне воздвигали сразу
декорацию замка с лабиринтами. Во время изменений и перестраиваний по
хитро придуманному плану выложили еще одну стену между залами замка, и в
результате часть павильона исчезла. Строительство тогда заморозили,
фильм снимали не у нас, а в Прибалтике, и эта история переросла в
легенду. Потому что не было найдено никакого подтверждения. Да никто и
не искал особо. Тем более, что руководители открещивались даже от всяких
разговоров на эту тему. Ну, пропала тогда какая-то часть осветительной
аппаратуры и много мебели, которую завозили на будущий склад филиала, ну
и что? Мало ли пропадает во время кинопроизводства, верно? На съемках
киноопупеи «Освобождение» пропадали чуть ли не батальоны танков, которые
потом обнаружились во Вьетнаме. Как они дошли туда своим ходом прямо с
Курской дуги – загадка истории. Но вот та история, переросшая в
легенду, вдруг всплыла и вы, Семен, являетесь ее героем. Как вы
обнаружили тайный кинопавильон, сейчас рассказывать не обязательно. Мы к
этому подойдем при создании сценария. Захотите вы рассказывать всё, или
не захотите, - это тоже ваше дело. Но сейчас вы должны согласиться, что
легенда эта достойна экранной жизни. Киностудия снимает… Пардон,
снимала… много фильмов, ставших легендарными, а о самой себе не создала
ни одной легенды. Значит, сейчас настало это время. Вы согласны? Здесь и
патриотический мотив немаловажен. Великие города, такие как наш, живы
не только историческими фактами, но и легендами. Знания событий прошлого
наполняют жителей гордостью, а мифы о несостоявшихся событиях будят
воображение, наполняют души романтикой, без которой жизнь суха и
безвкусна. Верно я говорю, Семен? Да скажите же хоть что-нибудь.

- Я… Я не брал яуф с пленкой, - выговорил не совсем членораздельно Семен
Штемпель.

- То есть, как это? – удивилсяСергучев, и оптимистичное веселье стало
меркнуть на его лице. – Вы же проникли в мой гараж. Искали в подполе
девушку, а залезли ко мне.

- Я взял только коробки… Яуф остался на месте.

Сергучев захохотал, вернулся за стол, из-за которого вышел в порыве
вдохновения, и поднял телефонную трубку.

- Я вспомнил! – яростно прошептал Тимофей Стриж. – Я вспомнил, кого
видел в коридоре. Я ее сейчас удавлю.

Он вскочил и порывисто вышел, громко хлопнув дверью.

Сергучев поморщился от произведенного грохота, как от неудачного дубля,
и заговорил в трубку.

- Белоснежкин, давай ко мне!.. Начинаем срочный худсовет… Тут кое-что
подтвердилось, поэтому нужно срочно ускорять процесс… Срочно!.. У меня
Семен Штемпель собственной персоной. Не знаю, кой черт занес его сегодня
к нам, но в результате родилась такая идея!.. Такой грандиозный
проект!.. Тебе, браток, придется поделиться кодаковской плёночкой,
которая хранится у тебя в шкафу ради такого дела… А вот приходи
скорей!.. Штемпель подтверждает, что легенда о тайном павильоне не
вымысел, понимаешь?.. А если даже и вымысел, то мы ее создадим как
живую!.. Вот он сидит у меня и согласно кивает головой… Что?.. У тебя
только что был Ананасов?.. Хватай его за уши и тащи сюда!.. Срочно, они
же со Штемпелем компаньоны!.. Ушел?.. Найди немедленно, всех своих баб
на поиски и срочно ко мне! Всё, жду!

Штемпель повернулся и дотронулся до Викиного плеча указующим пальцем.

- Беги!.. Догони этого гения. Я не знаю, кого он собирается удавить… Он,
видите ли, что-то вспомнил… Как бы он дров нам не наломал. Останови его
и приведи сюда. Для него есть уникальная возможность стать сценаристом.
Так и скажи.

- Хорошо, - Вика встала, но тут же наклонилась и горячо прошептала
напоследок. – Не поддавайтесь! Вы совершите большую глупость! Я
чувствую. Я как жена вам говорю!

5

В приемной встревоженная секретарь попросила Вику не хлопать дверью.
Пожалуйста! А в коридоре Стриж выкрикивал это же слово, зажав какую-то
особу в дальнем углу.

- Пожалуйста! Пожалуйста, объясни! Объясни, пожалуйста, зачем ты это
сделала?

Вика подбежала, выкрикивая «Тише, тише!» и увидела Лизавету. Тимофей
сотрясал ее, держа за плечи. Требовать ответа, употребляя волшебное
слово, мог лишь воспитанный человек. Как Вика сразу не догадалась, что
предоставить сюда полную информацию о тайной студии могла лишь эта
девушка. Которая, увидев подошедшую Вику, удивленную, и не
обрадовавшуюся встрече, ткнула пальцем, указывая Стрижу на ответ.

- Это она! Это они! Это из-за них! Мы договорились отомстить вместе,
когда вы нас на мороз выкинули. Я им звонила, а они такие говорят!..
Пошла на фиг, можешь отомщать, как тебе вздумается, а нам по фиг. Ну и
что мне оставалось делать? Чо ты сразу? Ты-то со мной как поступил?
Думаешь, не обидно мне было?

Тимофей осуждающе посмотрел на Вику. И встретил аналогичный взгляд. Но
признать хоть небольшую долю соучастия в предательстве оба не смогли.
Как он, так и она готовы были оправдать не только себя, но и товарища. И
не знали, как поступить с Лизаветой. Чинить расправу здесь не
представлялось возможным. Только что мимо прошли не лишенные
гениальности придворные здешнего царства и посмотрели с укором, как на
чересчур громко репетирующих. Отпускать же виновницу не хотелось чисто
инстинктивно. Что-то нужно было ей сделать. Но что? Физически или
морально? Вот и с другой стороны коридора приближались и разговаривали
еще одни представители божественного племени. Стриж и Вика повернулись к
ним спинами, надежно блокируя задержанную в углу, и, делая вид, что
репетиция продолжается. Но Лизавета узнала приближающихся, и замахала
рукой.

- Ананасик, помоги!

У двери в боярские хоромы остановились Анатолий, высокий худощавый
мужчина в темных очках и девушка с папкой, тоже в очках. Попросив
сопровождающих секундочку обождать, Ананасов подошел к репетирующим.

- Спаси, Ананасик! Они совсем уже тут надо мной!..

- А что происходит? – поинтересовался Анатолий у Стрижа, как у старшего.

- Сцена расправы. Эта дрянь выложила Сергучеву тайну вашей студии.

- Да я не хотела! Я случайно! Я не виновата! Ты же сам меня пригласил, а
потом это самое!.. А он тоже это самое, а потом я из-за него в подполе
сколько времени просидела?.. Так вышло если. Я что, не человек, что ли?
Сургуч пообещал меня в фильме снять.

- Последствия грядут самые непредсказуемые, - продолжил Стриж. –
Штемпеля сейчас напрягают к раскрытию тайны помещения, чтобы снять об
этом фильм.

- Вас, Анатолий Михалыч, позвали с этой же целью, - строго добавила
Вика.

- Учти, Анатолий, - погрозил Тимофей жирным слоем грязи под ногтём
указательного пальца, - если вы со Штемпелем согласитесь, это будет
полный крах для всех для нас.

- Поддержите там Семена, - попросила Вика. – Он такой слабый оказался.
Готов на любой компромисс.

- Ждите меня здесь, - кивнул Анатолий.

- А с ней что делать? Я ее сейчас удавлю за предательство.

- Толя! – крикнул от двери худощавый в темных очках голосом повелителя.

- Лизавету отпустить. Она не при чем.

- То есть, как это не при чем? – ахнули Стриж и Вика.

- Женщина никогда не виновата. Это моё убеждение. Виновато количество
нервов.

Ананасов и сопровождающие в темных очках скрылись за высокой дверью, а
из-за угла коридора, откуда они явились, выглянули те, кто шли за ними
по пятам. И быстро приблизились, гомоня вопросами «ну? – где? – что? –
чего? – как?» Лизавета поняла, что самосуда ей не избежать, и с
эротическим стоном откинулась в угол за её спиной.

Тимофей с затухающим возбуждением пересказал Яне, Костику и Равилю о
том, какая нелегкая занесла их сначала в кафе, а затем в кабинет одного
из правителей здешнего царства, где открылось ужасное предательство,
Штемпель теперь в ловушке и ведет себя непредсказуемо, а в углу, но не
на коленях, виновница свершившегося коварства. Костику с Равилем
Лизавета понравилась, они видели ее впервые, особенно чувственные губы.
Вика же, наоборот, с нарастающим возбуждением сообщила, что Сергучев при
ней позвонил какому-то Белоснежкину, чтобы тот привел к нему Ананасова,
и они сообща уломают слабых духом гениев раскрыть тайну, чтобы снять о
ней фильм, то есть о самом помещении, а не о людях, Белоснежкину даже
пленку наказали принести, которая хранится у него в шкафу, потому что
хотят ехать на пробы сейчас же, закончив совещание.

- У него в шкафу еще и пленка имеется? – изумился Равиль и посмотрел на
своего друга с восхищением. – Ничего себе! Столько совпадений. Ну просто
сам Бог велел.

- А ты в какого бога веришь? – уточнил Костик. – Если он тебе велел, то
пошли. Чего ты боишься? Сам же предложил, а теперь испугался? Ситуация
уникальная. Они же решетку не закрыли. Калитка не заперта. Пошли, ну!

- Вы куда? – спросила Вика. – Надо же что-то предпринять. Ведь после
этого совещания нам всем…

- Я не способен на криминал, - отрицательно мотнул головой Равиль.

- Да здесь криминал разрешается! – вскричал Костик. – Потому что здесь о
нем снимают фильмы! Пошли! Если ты не способен, тогда я это сделаю.
Пошли! Твоя задача показать, где и как.

- Вы про что? – возмутилась Вика тем обстоятельством, что сподвижники и
не думают о главном. – Что вы собираетесь делать?

- Мы назовем нашу операцию «Чубайс», - сурово произнес Костик. – Чтобы
никто не догадался. – И задал Вике конкретный вопрос убедительным
жестом. – Как долго будет идти совещание?

- Я думаю… - Вика посмотрела на ничего не понимающего Стрижа и двинула
ему в плечо кулаком. - Мы же там должны быть! Наше место сейчас там,
рядом с ними! Что мы здесь топчемся?

- Да, - согласился Тимофей как-то вяло, утратив силы. – Мы должны не
позволить Штемпелю сломаться.

- Идите и постарайтесь задержать их подольше! – приказал Костик, взяв на
себя руководство партизанским отрядом на территории недружественного
государства. – Равиль, вперед! Яна, ты с нами, будешь стоять на стрёме.
Всё, мы ушли. Через пятнадцать минут будем в чеченском автомобиле.
Держитесь. Не промочите стельки!

И троица направилась туда, откуда появилась, громко обсуждая предстоящие
действия.

- Нужен острый предмет, - сказал Равиль. – Без острого предмета мы
ничего не сделаем.

- У меня есть закройные ножницы, - успокоил его Костик.

А Вика с Тимофеем решительно подошли ко входу в ясновельможную палату и
тревожно оглянулись. Как тогда, в прокуренном кафе. Лизавета осталась в
углу, протягивая руки с немым вопросом. «Вы меня вот так и оставляете? И
что же мне теперь опозоренной здесь делать?»

Секретарша не хотела впускать, а в кабинете подтвердили ее негодование.

- Идёт совещание, молодые люди!.. В чем дело? Вы ушли, ну и до свидания.
Семен, скажите своим товарищам, чтобы подождали за дверью.

Вика и Стриж подошли к Штемпелю и по его опущенным глазам поняли, что он
готов отправить их не только в приемную, но и домой.

- Да пусть поприсутствуют, - раздался веский голос Ананасова, на
которого они совершенно не рассчитывали. – Это наши коллеги, так
сказать. Что такого? Они тоже имеют.

- Толя! – попытался остановить его Штемпель.

- А что – Толя? Что – Толя? Ты хозяин тайны, а мы на тебя работали. Мы
принимали участие. Тимоха мой друг. Ты чего, Семен Едрёныч? Значит так,
господа, у меня предложение. Если Штемпсель согласится, то сценарий
будет писать Стриж.

- Кто будет писать? – болезненное выражение исказило лицо Виталия
Сергеевича. – Какой еще стриж?

- Вот этот, - указал Ананасов серьезно и с уважением на своего друга. –
Он сценарист. Сёма, подтверди.

- Ты зачем меня вызвал? – спросил раздражённо худощавый в тёмных очках.
– Это называется совещание?

- Белоснежкин, подожди! – выкрикнул Сергучев и встал из-за стола.
Заложив руки в карманы брюк, он подошел к Ананасову, и наклонился даже,
начав терпеливое разъяснение. – Понимаете, Анатолий… Я верю, что ваш
друг вполне талантливый человек…

- Только не надо на меня смотреть, как врач на пациента! – бросил ему с
вызовом Тимофей.

- Я верю, верю! - продолжил Сергучев, не обратив на реплику внимания. –
Верю, что он способен написать сценарий. Только ведь идея фильма
принадлежит нам. Мне и вот этой женщине, моему референту. Идея родилась
только что, на глазах у вашего друга Семена Штемпеля, который не даст
соврать. Семен, вы подтверждаете правдивость моих слов?

- Да что вам от меня надо? – плаксиво отмахнулся Штемпель. – Один,
другой… Подтверди, подтверди!.. Нашли подтвердителя.

- Кто, по-вашему, должен писать сценарий? Вы согласны, что над сценарием
должны работать профессионалы?

- Какие именно профессионалы? – заговорил Стриж, как будто взвился. –
Кто, назовите. Володя Вардунас? Да, он лихо клепает телебоевички. Но
умудрился написать скучнейший сценарий по интересной книжке полячки
Хмелевской. Разве это был не провал господина великого Масленникова? О
каких профессионалах идет речь? О тех, кто способен работать только за
деньги? Семен, если вы согласитесь делать кино с такими профессионалами,
вы предадите светлые идеалы!

Худощавый в темных очках встал и оказался на голову выше Сергучева.

- Всё, хватит! Я этот бред слушать дальше не намерен. Ты за этим позвал
меня? А я еще как дурак помчался за Ананасовым.

- Да потерпи ты! Потерпеть не можешь? Сходи лучше за пленкой. Я же
просил тебя принести пленку.

- Зачем?

- Пойми, Дима, игра стоит свеч. Мы снимем пробный материал, по ходу
сочиним сценарий и поставим совет перед фактом грандиозного проекта.
Работа над созданием легенды о великом прошлом киностудии уже начата, и
всё! Нас вынуждены будут субсидировать.

- Да о каком великом прошлом идет речь, я не понимаю? О какой
легенде? - Он демонстративно разговаривал только с Сергучевым. – Ты что,
поверил давно забытой байке, что на съемочной площадке у Козинцева
исчезла часть павильона? Да их бы тогда посадили за растрату. Раньше
было строго, не то, что теперь. Это анекдот с седой бородой и посиневшей
грыжей. А те, кто возродил дохлый слух, неудачные авантюристы. Либо
полные идиоты, либо умелые прожектёры. Скорее второе, коль уж ты повелся
на этот блеф. Анатолий и Семен уникальные актеры, не буду отрицать, но в
последнее время их давно никто не снимает. Вот они и придумали розыгрыш,
чтобы под них подогнали картину.

- Ну, знаешь! – не выдержал Ананасов.

- Хорошо, тогда ответь! – бросился к нему Белоснежкин. – Почему тайна
открылась только теперь? Кто ее так долго хранил?

- Старик Шапиро, - ответил Анатолий с гордо поднятой головой.

- Заткнись! – выкрикнул Штемпель. И тяжело поднялся. – Всё, мы уходим.
Да, это блеф. Розыгрыш чистой воды. Нет никакого тайного павильона. Мы
действительно хотели… Ну, вот, как сказал господин Белоснежкин… Глупая
затея, вы уж простите. Спасибо, Тимофей, вы очень даже вовремя.

- Я все равно не верю! – повысил голос худощавый.

- Хорошо, не верь, - заговорил Виталий Сергеевич примирительным тоном,
поглядывая на изменившегося Штемпеля. - Я не верить тебя прошу,
Димочка. Я прошу тебя помочь. Дай мне три бобины пленки, которую
ты сэкономил на чеченской картине.

- Не дам, - ответил Белоснежкин. – Это моя пленка.

- Я у тебя в долг прошу. С возвратом.

- У тебя есть своя сэкономленная пленка.

- Она уже в деле. Я отдам. Обещаю!

- Ага. Еще скажи «мамой клянусь». А почему бы тебе на видео не отснять
пробный материал? Пожалуйста, мой «бэтакам» к твоим услугам. Ананасов
только что вернул.

- Не понимаешь или прикидываешься? Если я покажу материал отснятый на
видео, Сельянов скажет: «Ну и снимай дальше на видео». А тут корячится
грандиозная картина! С экскурсами в прошлое! Этот миф
можно раздуть до прекрасной величины!

Белоснежкин вытащил из кармана пиджака связку ключей и подал их девушке
в темных очках, сидящей над раскрытой папкой.

- Принеси-ка одну бобину пленки из моего шкафа. Одну!

- Дима, ну не будь жлобом!..

Девушка в это время вышла. Белоснежкин уселся на её место.

- Продолжайте, - выдавил он из себя кукольную улыбку. – Готов послушать
ещё. Молодых людей я как-то понимаю. Сценарист любопытен характерной
истерикой. Но в вашем возрасте, господа актеры, романтизм – это симптом
маразматизма.

- Толя, мы уходим, - повторил Штемпель засидевшемуся другу.

- Подожди, Сёма, - многозначительно остановил его Ананасов. Ему
понравилось, что к его мнению прислушиваются, если задают вопросы, и
решил блеснуть авторитетным мнением. – Зачем сразу отказываться?
Интересное же предложение. Про нас же фильм снимут, мы денег
заработаем. Все лучше, чем самим заниматься онанизмом. Лучше своим
отдать студию, чем генкиным бандитам или чеченцам.

- Анатоль! - рявкнул на него Стриж.

- Анатолий Михалыч! – покачала головой Вика с горьким осуждением.

- Тебе лучше сниматься в немом кино, - добавил Штемпель.

- А что, я сказал что-то не то? – удивился Ананасов и тут же пришел к
выводу. – Значит сказал.

Дверь распахнулась. Девушка в темных очках и без папки выглядела
впечатляюще крупным планом.

- Дмитрий Сергеевич, Дмитрий Сергеевич!.. Нас обокрали… Видеокамеру и
пленку… Кто-то знал, что она в шкафу… Хорошо, хоть компьютер не взяли…

- Как обокрали? – видеоизменился Белоснежкин. – Взломали дверь?

- Нет, прошли через стену…

- Что ты несешь?!

- Ну, вы же сами сказали, что решетку закрывать не обязательно…

Присутствовавшие на совещании в темных очках исчезли с экрана. В кадре
осталась лишь раскрытая папка.

- Пойдем и мы, - устало кивнул Ананасову Штемпель. – Пленки нет, да и
снимать, собственно, нечего.

- А та пленка, которую вы взяли в моем гараже? – задал осторожный вопрос
Сергучев. Он не терял надежды.

- Оказалась бракованной, - развел руками Штемпель. – Мы отсняли кое-что,
отдали в проявку, а там… Ведь не «кодак» же был, а «свема».

- Истек срок гарантии, - согласился с ответом Сергучев. Но не сдавался.
– Подождите, подождите!.. Это Белоснежкин не верит, говорит, что блеф, а
я верю. У вас же есть студия. Есть студия, которую хотят отобрать
чеченцы. Там. На территории филиала. Мне рассказала об этом ваша
актриса, которую вы снимали. Я сомневался, а теперь убедился
окончательно.

К нему подошла женщина-референт, чтобы поддержать своим доводом.

- Анатолий Ананасов только что говорил о тайне, которую знал и скрывал
известный в прошлом оператор Шапиро. Разве он не об этом говорил?

- Да он постоянно разговаривает не то со всевышним, не то с психиатром.
Снимали бы его побольше, и актер был бы здоров.

- Всех не переснимаешь, - заметил Сергучев с обреченностью проигравшего.
– Значит, я не убедил вас в необходимости создать легенду о Ленфильме?

- Да какую легенду? – засмеялся Штемпель. – Какие могут быть легенды,
если на вашей студии воруют. Воруют как везде. Только что вот унесли
камеру с пленкой.

- Причем учтите, - тяжело поднялся из-за стола Ананасов. – Мы к
произошедшему не имеем ни малейшего!.. Мы были здесь, с вами, так
ведь?

- Желаю творческих успехов, - поклонился Штемпель.

- Я не прощаюсь, - предупредил с грустной улыбкой Сергучев.

В коридоре спешащие побыстрее уйти чуть не сбили с ног Лизавету.

- У тебя есть шанс выйти на путь истинный, - погладил ее по голове
Ананасов.

На первом этаже перед часами Стриж ещё раз остановился. Подняв
указательный палец к циферблату, показывающему без двадцати двенадцать,
он выдал определение. Полчаса не хватило здесь большим и малым стрелкам,
чтобы объединиться в единый час, в едином стремленье вверх, к
непостижимому! Тимофея поторопили. Он вовремя вынес приговор этому
царству, потому что пора было сматываться.

У турникета охранник сказал Ананасову, что ребята уже вышли. Анатолий
пожал ему руку в знак благодарности. Он, дескать, в курсе, ему только
что звонили по мобильному, его ждут на площадке, съемки уже начались.

На крыльце все тот же бледный мужчина в легком не зимнем плаще подпирал
колонну, обессилено стучал по ней кулаком и шептал сквозь зубы:
«Совдепия… Совдепия…»

- Завидую людям с твердыми убеждениями, - сказал со вздохом Штемпель. –
А я только что предал светлые идеалы.

Вика взяла его крепко под руку.

6

Поджидавшие в микроавтобусе Костик, Яна и Равиль с восторгом доложили о
том, как прошла операция под незамысловатым названием. Яна была в
полуобморочном состоянии, мелко тряслись голова и руки, но когда от
услышанного затрясся Штемпель, ее охватил суеверный ужас. Неужели такое
возбуждение передается на словах?

- Как ты мог? – накинулся Штемпель с проклятиями на Ананасова. – Как ты
посмел, орангутанг стоеросовый, разрешить им пойти на преступление? Это
же риск, это же крах, это же… Это же!..

- Это жи-изнь, это жи-изнь, это жизнь! – пропел Анатолий в ответ. – Я
ничего им не разрешал! Наоборот, я запрещал им! Не вздумайте,
говорил я! Потому что Дима Белоснежкин мой друг. Но ребята проявили
инициативу. Ты же сам объявлял во всеуслышанье, что мы будем и должны
снимать только вот таким образом. Только бескорыстно. Ты говорил? А они
услышали. Талантливых учеников нужно поощрять.

- Да мы же могли все погибнуть, идиот! Их могли повязать! А нас бы
арестовали прямо там, в кабинете. Где ты распустил язык. Белоснежкин
твой друг, а Сергучев что, тоже? Почему ты стал вдруг ему поддакивать?
Ты же на наших глазах пошел у него на поводу. Хорошая идея!.. Давайте
снимем легенду!.. Заработаем денег!.. Давай откроем тайну!.. Лучше
студию отдать своим!.. Кому своим? Ты готов был всех нас заложить и
предать. Кто позволил тебе называть вслух священное имя Шапиро?

- Для тебя священное, а здесь его каждая собака помнит. Ты меня
обвиняешь? Когда я пришел, ты уже сидел в кабинете у Сургуча. Вы уже
обсуждали план, как снимать легенду. Вы же сразу после совещания хотели
ехать и снимать. Что, не так? И если бы ребята не украли пленку, ты бы
повез их к нам. Ты был готов к этому, ты первым начал переговоры, так
что нечего теперь на меня!..

- Да потому что!.. Потому что…

- Согласен. Часть своей вины я не отрицаю. Нас предала Лизавета. Привёл
которую не ты. Но ты, кстати, восторгался ее талантливостью, когда мы
снимали про режиссера и ассистентку. Лизавета проболталась Сургучу,
потому что он пообещал ей роль, и это понятно. А ты почему готов был
раскинуть перед ним ноги? Чем он тебя купил?

- Что?.. Я?.. Какие ноги?..

Секунду на Штемпеля жалко было смотреть. Но все же актерское умение
собраться брало у него верх в редкие моменты истины.

- Я повел с ними двойную игру, вот как было. Я как бы соглашался!.. Как
бы!.. А на самом деле хотел узнать, что именно узнали эти профессионалы
о нашей студии. Я хотел затянуть с ними переговоры, чтобы выудить
побольше информации о коварных замыслах. Я хотел затянуть с ними
переговоры, чтобы за это время завершить всё нами начатое, понимаешь? А
если бы их намерения убедили меня, что проект создания легенды
действительно способен достичь художественной высоты, и нам
действительно предложат великолепные роли, то я бы тогда… Я тогда
бы… Тогда это когда?.. Теперь, после того, как украдены пленка и
видеокамера, ни о каких контактах не может быть и речи. Вы разбили мои
планы вдребезги… Из-за вашего поступка мой замысел пошел прахом!..

Его сетования закончил Стриж. Он подал Костику руку.

- И спасибо вам, ребята, что вы решились и сделали это. Перестаньте
лицемерить, Семен. Здесь все свои. Вы готовы были отдаться без всяких
планов и замыслов. Мы с Викой наблюдали ни одну минуту вашей слабости.

Штемпель обернулся к Вике, ища поддержки, защиты и спасения. Вика
ответила нежным взглядом.

- Это было, Семен. Вы справились, но момент был. Признайтесь, и станет
легче.

- Нет, я не признаюсь, - опустил сокрушенно голову Штемпель. –
Понимаете, Вика… Актёр - он ведь как женщина. Когда ему делают
предложение, он обалдевает от счастья на уровне ощущений. А осмысление
приходит потом. Так что Лизавету я вполне понимаю. Ее за предательство
стоит пожурить. Осудить же и сурово наказать у меня рука не поднимется.
Как и остальные части тела.

Он склонил голову на плечо Вике и закрыл глаза. Ему действительно стало
легче.

- Всё. Домой. На базу. В какое нелегкое время приходится жить. Столько
врагов набралось за один день.

Выехали и какое-то время оглядывались, нет ли погони. Дудар рассмеялся
над глупым страхом. Если дело позади, то и бояться нечего. Он попросил
рассказать, как оно совершилось. Его интересовала технология, а не
возможные последствия. Равиль объяснил, что панели из сухой штукатурки
легко режутся при установке, поэтому и в готовой, заклеенной обоями
стене дыру можно проделать без особого шума, если терять нечего и не
боишься ответственности. Костик продемонстрировал большие ножницы,
которые пришлось затупить, выкраивая нужный размер в гипроке для
проникновения в запертое помещение. Чересчур самоуверенные
кинематографисты только прикрыли за собой решетку на петлях, когда
спешили на совещание, не подозревая, что, войдя в узкий коридор,
возможно и в комнаты офиса попасть, наплевав на дверной замок. Камеру
выносили открыто, чтобы не привлекать внимания любопытных и подозрения
тех, кому делать нечего. А три бобины пленки, добавил Ананасов, лежали в
кабинете таким же приватизированным образом, как и видеокамера, поэтому
воровать ворованное совесть не болит.

Штемпель грустно посмотрел на Равиля, и произнес со вздохом.

- А я думал, что ты хороший, честный оператор.

- Он оператор на все руки, - заступился за друга Костик.

- Кругом одни уголовники, - наиграл философский ужас на лице Штемпель. –
Как дальше жить?

Через минуту полной депрессии в нем, как обычно, проснулась готовность к
действию и зверский аппетит.

- Сейчас мы приедем и для начала хорошенько поужинаем. Дудар, сегодня мы
заслужили не вегетарианский стол, по-моему. У нас мало времени и
много задуманного. Работа переходит на военное положение. Мы попали в
ловушку, но сумеем достойно завершить начатое. Первое, что мы сделаем,
так это высадим наших милых дам у ближайшего метро. Извините, но дальше
оставаться с нами рискованно. Сами видите, как нас обложили. Мы
останемся друзьями, будем созваниваться, общаться, ну и все такое. Мы
ничего не можем предложить вам, а бескорыстное кинопроизводство требует
много сил.

- А мы что, - возмутилась Яна, - мало сил вам отдали? Мало страдали
из-за вас? Мало рисковали жизнью и честью? Да как вы смеете? Сначала вы
нас заставили бежать через гаражи. Во второй раз отравили и
вывезли как ненужную ветошь. А сейчас цинично предлагаете просто так
выйти у метро? Да что мы вам, уличные девки, что ли? Мы душу вложили в
ваше кинопроизводство! Я помогала украсть вот это! Я дрожала от страха,
когда пленку несла.

- А я была с вами, - взяла горькое слово и Вика. – Если бы не я, вы бы
поддались на уговоры. Вы не сломались благодаря моей поддержке! Забыли?

- Дамочки мои дорогие, - молитвенно сложил руки Штемпель. - Мы вас ценим
и любим. Ваш посильный вклад в наше дело будет отмечен крупными титрами
в будущих кинокартинах. Но чтобы хоть одну из них доснять нам нужно… Нам
нужно, чтобы было!.. Чтобы вас какое-то время с нами не было!.. Почему?
Во-первых, по суеверным соображениям. Во-вторых, по жесткому требованию
Викентия Залухаева, а он является компаньоном. В третьих… В
третьих, в третьих… Вы должны быть на расстоянии от нас и на связи,
чтобы в трудную минуту прийти на помощь. Неубедительно? Девушки, сегодня
воскресенье, завтра понедельник. Вам нужно выходить на работу? Ну так
встретимся через неделю… В следующие выходные… За это время многое
проясниться… Возможно, вы получите конкретное задание…

- Да выходите вы сами на эту работу! – выкрикнула Яна. – Мы должны с
тоски подыхать, а они кино снимать будут! Хитренький какой.

- Тебя муж дома ждет! – крикнул и Семен. – Для которого нужно деньги
зарабатывать!

- Мой муж в больнице. Его там обеспечат, не беспокойтесь.

- А вы почему не замужем, Вика? – задал Штемпель странный вопрос, явно
не зная, чем аргументировать дальше.

Вика улыбнулась так очаровательно, будто сейчас укусит.

- Потому что я молодая, красивая, богатая и умная. А ищу дурака, который
во все это поверит. К тому же я не понимаю, Семен. О чем вы спрашиваете?
Вы же сами объявили меня своей женой.

- Ну мало ли! – попытался рассмеяться Штемпель и не смог под хмурыми
взглядами окружающих. Поэтому добавил вполне серьезно. – Дорогая моя,
увы, но я женат. Женился давно и официально, чтобы избавить себя от
всевозможных искушений.

На что Вика сказала тоже серьезно и даже внушительно.

- Названная жена вернее законной.

В наступившем молчании чувствовалось, как все обдумывают прозвучавшее.
Первым высказал Дудар свое авторитетное мнение.

- Хороши у тыбэ девушк, Сымон. У минэ три жена. Все такой. Хароши
женщин, как автомат Калашник, никада не подведот. Такой женщин бросать –
сыбэ не уважать.

- Дожил, - обречено прошептал Семен. - Творю как чеченец.

Вика посмотрела на Яну. Яна моргнула Вике. Мы отстояли свое право на
участие. У Вики начали проситься на ум стихи. Либо о себе, либо о
воительницах-победительницах, либо про всех, и отдельно о Дударе,
сравнившего надежную женщину с лучшим изобретением человека.

«Размеренный покой не нужен…» «Глупейшим риском день напружен…»
«Каким иллюзиям мы служим?..» А последняя строчка родилась, когда
приехали, сели за стол в «шизовском» офисе и Дудар с помощниками внесли
коробки. Сервилат, балыки, печенье, красное вино.

- Суровый быт, холодный ужин, - произнесла Вика и зажмурилась под
одобрительными улыбками.

Дудар лично наполнил пластиковые стаканы и произнес речь,
многозначительность которой никто не понял из-за акцента и отупляющего
желания наброситься на еду. Он уважает мужчин, которые не побоялись, -
так можно было кратко передать его длинное слово. И хотел бы на правах
друга и соучастника увидеть, как проходят киносъемки на студии. Штемпель
поперхнулся и закашлялся. Дудар пояснил ему, что хочет знать, где будет
сниматься фильм про знамя. Штемпель показал жестом Ананасову, что ему
трудно говорить, может быть, лучше тебе ответить про невозможность
посещения студии. Ананасов понял первую часть информации на пальцах,
что у Семена трудности в носоглотке, поэтому, не задумываясь, оказал
другу помощь. Двинул по загривку так, что на столе чуть бутылки не
упали.

На помощь руководителям в критической ситуации вновь пришел Костик.

- Уважаемый Дудар, мы пока не можем снимать фильм про знамя. Потому что
я не написал пока сценария. Мне сначала нужно выслушать ваши истории.
Узнать о судьбе каждого. О твоей судьбе, например. С Абу очень хочется
пообщаться. Материала надо собрать побольше. Чтобы написать хороший
сценарий. После чего приступают к съемкам. Ты понимаешь? Я правильно
говорю?

- Да, да! – пришел в себя после «ананасовой» процедуры Штемпель. –
Сначала вы должны предоставить материал. А мы пока что будем снимать о
другом. Нужно закончить начатое.

- Хорошо, - согласился Дудар с лукавой улыбкой. – А ты минэ должен
подарить карта. Его карта. У тыбе. Карман положил.

- Ах, карта! – вспомнил Семен и вытащил из внутреннего кармана сложенный
лист. – Подарить не могу. Единственный экземпляр. Могу дать на время. А
вы снимите копию. Анатолий, ты в следующих раз дослушай, пожалуйста, до
конца…

- Этот парень молодец, - указал на Костика Ананасов, будто не расслышав
просьбы. – Этот парень генератор идей.

- А ты - дегенератор.

Без стука и звука открылась дверь. Викентий словно накрыл шалунов на
месте повторения срамного дела. Чем умильней сияла гладкая кожа на его
лице в жидких прядях седых волос, тем гаже делалось ее отражение на
лицах сидящих.

- Опять без меня? Все в том же составе? Как жаль, как жаль!.. Я слышал,
у вас теперь новый оператор? Плёночку достали. Мне шофер рассказал.
Теперь снимать возьмётесь? Хорошо. Здорово. А кто вам отснятое проявлять
будет? Ты об этом не подумал, Семен? Проявочный цех рядом, но вам туда
доступа нет. Задумывался ли об этом твой друг Анатолий, я не спрашиваю…

- Сейчас как дам по киноэкрану! – рыкнул Ананасов.

- И это первые слова в мой адрес от присутствующих за дружеским столом!

Викентий раскинул пальцы в апофеозе удручения.

- Как жаль, как жаль… Семен, ты забываешь, с кем начинал, и кто помог
тебе создать фирму с оригинальным названием. И ограниченной
ответственностью. Анатолий сейчас выразил общее мнение? Что же ты
молчишь, Семен? Вряд ли тебя мучают сожаления. Но ты почему-то
забываешь, что мне известно очень многое. Неужели тебе ничего не
подсказывает твоя бздительность? Ты же безрассудно рискуешь, Семен. Но у
тебя есть время. Есть время подумать. Вернее, одуматься. Ты еще можешь
оценить, что существует мужская верность. Что это не абстрактное
понятие. Но времени у тебя очень мало. Я потерял всё, но даю тебе
времени до утра вернуть хоть что-то мне из утраченного.

Обходя скорбно молчащий стол, Залухаев очутился рядом с Дударом. Тот
дернулся, желая схватить предупреждающую руку, но что-то сдержало
резкий порыв. Он задал лишь сдержанный вопрос.

- Викеша, ты сейчас должен сидеть Абу. Ты почему не комната Абу?

- Да мне безразличен ваш Абу! – взвизгнул и даже присел Викентий, пятясь
от Дудара. – Он мне – всё равно! Было бы о ком говорить!.. Как только
приехал шофер и рассказал о ваших приключениях, он сразу как-то
засуетился, ему некогда, у него дела!.. Смешно даже!.. Странно, что он
до сих пор не здесь. Да не хочу я больше на эту тему!.. Унижаться перед
вами я не хочу и не собираюсь. Я стал больше не нужен? Ну что ж, до
свидания. Но только знайте, - это моя территория. Я здесь
проработал всю жизнь. Только мне известен еще один тайный ход. И ты,
Семен, должен помнить об этом. Только мне, Дудар, известен человек из
администрации, которому я передаю от вас деньги. Следующая выплата
когда? Послезавтра. А я могу деньги не принести. Я их просто не возьму.
И что тогда? А тогда всё, алес. Вы стали действовать сообща?
Поздравляю. Но как бы вам не прогадать.

- Викеша, - сказал с невыносимо ласковым презрением Дудар, - минэ будыт
ошнь жалка, када тыбэ убьют.

- Ты меня пугаешь, Дудар? – удивился Викентий со взаимным презрением. –
Очень даже зря. Хочу тебя разочаровать. Я не боюсь смерти. Потому что
мне опротивела нынешняя жизнь. Для меня в ней нет ни малейшего интереса
и смысла. Я, старый ленфильмовец, уже лет десять не участвовал в съемках
приличной картины. Я не хочу дальше жить в государстве, которое не
заботиться о духовной пище для своего народа. Мне скучно и тоскливо
существовать в обществе, которое не создает новых красивых сказок и
мифов. А вот раньше, как сказал один писатель по телевизору, колбасы не
было, а духовность была!.. Да что тебе объяснять, кавказец, у вас другие
понятия. Ты хочешь сказать, что на меня будет покушение? Мне очень даже
интересно. Тогда не буду вам мешать. Желаю всем приятного аппетита.

Викентий покинул офис высоко держа голову, как мудрый педагог,
разрешающий ученикам еще побаловаться.

- Ну что ж, - сделал вывод произошедшему Штемпель, - Викентий ничего
нового насчет духовной пищи нам не сказал, все и так понятно, поэтому
прием обычной пищи считаю не завершенным. Как это ни смешно, но все мы
находимся в руках… Ну, вы поняли в чьих руках мы находимся. Таков итог
демократических перемен в стране. Вспомнил анекдот почему-то на эту
тему. Лежат двое. Один вдруг: ой, мне больно! А другой ему: ну потерпи,
ты же мужчина.

- Я отсюда не уйду, - заговорила неожиданно Яна, почувствовав на себе
косые взгляды. – Я заслужила. Я имею полное право! Меня сюда привел тот,
которому я понравилась, а я привела сюда парня, который мне очень
нравится. А если на меня обратил внимание здешний парень, то это говорит
лишь о том… Говорит о том…

- Да ни о чем это не говорит, - успокоил ее Ананасов. – Тебя никто не
гонит. Я тебя привел, я тебя вывозил отсюда, так что я за тебя в ответе.
Не беспокойся. Просто, может быть, ты сама? Ради общего дела?

Яна сникла, а Вика схватилась за горло, куда подступили слова
возмущения. Она хотела защитить подругу, но не смогла ничего сказать. По
лицу Ананасова не понять было, то ли он всерьез предложил Яне отчалить,
то ли мастерски сыграл малодушие.

- Тыбэ ны нада ухадыт, - сделал решительный жест и тоже встал из-за
стола Дудар. – Абу суда ны прыдот. Абу сделает, как мы сказал. Абу не
будет поломать наш кино. Кушайты.

И он ушел подтвердить слово делом. В исполнении обещанного Дударом
сейчас же никто не сомневался. Поэтому все облегченно вздохнули. Но
недремлющий Штемпель тут же взвился.

- Всё, пора сматываться! Он сейчас вернется! Конечно, вернется, чтобы
еще раз попытаться узнать, как пройти к нам туда, за стенку. Нет, пора
прекращать работу, пора консервировать производство. Еще Викеша,
засранец, пугает! Он же сам отказался участвовать в съемках, ну так или
нет? Вы же слышали по моему телефону, как он меня послал? А теперь
пугает. Да, только ему известен третий ход на студию и он по нему может
привести кого угодно. Того же Абу запросто приведёт, чтобы похвастаться
перед ним своими способностями. Дудар сейчас даст Абу задание разведать
задний проход Викеши, а эта гейниальность с радостью расколится.
Представляете, от кого мы все зависим? Поэтому надо уходить немедля.
Нет, стоп! Всем уходить нельзя. Если здесь никого не будет, они вскроют
дверь и начнут искать наш тайный ход. Они же догадались, что через офис
есть лазейка. Шкаф у нас в соседней комнате, дверь мы можем заколотить с
той стороны, но стенка-то из гипрока. Это я помню, я руководил здесь
ремонтом, ни черта в нем не понимая. А вы, молодые люди, хоть и
молодцы, но какого хрена рассказали чеченцам, как можно резать гипрочную
стену? Так-то. Значит, всем уходить нельзя. Здесь остаются Константин и
девушки. Дверь не открывать, вы занимаетесь любовью, или… Ну,
придумайте, чем вы можете ещё здесь заниматься. Вам завтра на работу?
Придется потерпеть. Сами напросились. А вы, Равиль, пройдёте с нами.
Пока у нас есть пленка, и пока её не отняли, нужно заснять интерьерные
сцены «Пигмалиона». Берите камеру, бобины… Ананас, помоги. За работу. Мы
займёмся, наконец, делом, ради которого столько пережили за один день?
Вот о чем нужно писать сценарий, Тимофей!.. Идея Сергучева о создании
легенды очень даже неплоха. Почему у вас такая кислая мина?

- Мне скучно, бес, - произнес Тимофей, глядя многозначительно в потолок.

- Скучно?! – взревел Семен. – Ему, писателю, скучно после всего
пережитого! Вы слышали?

- Пережитое скучнее выдуманного, так как его не изменить, - прочитал
Тимофей чью-то фразу на потолке.

- Может быть, он действительно гений? – предположил шепотом Ананасов.

Штемпель испуганно посмотрел на Стрижа, но тут же откинул сантименты.

- Всё, хватит! Обсудим на площадке. Я вижу, Тимофей, что у вас
творческая апатия. Что-то наподобие женских критических дней. Завтра я
отпущу вас домой. А сегодня извольте на площадку. Кто предложил ввести в
фильм о Пигмалионе отрицательного героя? Ну, чтобы Анатолию было что
играть. Вы предложили? Пора осуществлять. Идёмте. Отработайте хотя бы
ужин. Да, у нас вот такая строгая экономическая зависимость.
Попользовался ворованным, - будь любезен, отслужи. По всей стране бы
так, вот было бы дело!

- В таких условиях можно даже сочинить либретто к опере «Жизнь
нахаляву», - согласился печально Стриж.

- Тогда идёмте. Пока мы выстроим площадку, подберем костюмы и установим
свет, вы придумаете диалоги.

- Можно и я с вами? – жалобно попросила Вика.

- Я тоже хочу, - сказала еще жалобней Яна.

Но Штемпель быстро, и на ходу, объяснил, что на сегодня их творческая
задача оставаться здесь. Провожая киногруппу, девушки в который раз
пережили томительное сожаление, известное всем, кто попадал в ситуацию,
когда за стеной идет волнительный процесс, а ты в нем не участвуешь.
Костик же, оставшись на правах старшего, зверски накинулся на еду.

- Наконец-то поедим по-человечески! – искры восторга сверкали в его
глазах. – Этот Семён как дитя! Переживает, что нам с утра на работу. Да
работы у нас еще будет! Еще стошнит от этой работы. А вот такое кино
бывает раз в жизни. Девчонки, а вы чего не берёте?

Тут раздался осторожный стук в дверь. Раз-два, раз-два-три, раз-два.

- Кто там? – спросил Костик, подойдя к двери на цыпочках.

- Это я, Дудар. Открой. Идэ Сымон?

Костик приоткрыл дверь, но мужественно не отступил с порога.

- Семен приказал никого не впускать. Они ушли через гараж на ночные
съемки. Тимофею нужно домой, и он их к себе повел. Нам велено тут
дожидаться. Говори тихо, все уже спят. Устали, сам понимаешь.

- На, - протянул Дудар что-то из-за двери. – Я сказал Абу найти Викеша.
Этот тетрадк нашел под матрас Абу. Я видел, как он что-то пишет. Он
прятал. Теперь я нашел. Я проверил. Сегодня ты читай. Утром отдашь,
положу на место. Нельзя парень обижать. Ему сейчас трудно. Читай, будешь
знать, как писать сценарий. Там про наш жизнь.

Костик еще с минуту стоял под дверью, прислушиваясь к удаляющимся шагам
и перелистывая тетрадь.

Яну вдруг озарила мысль, которая показалась гениальной. Гениальной
потому, что ее подсказал Семен. Она шепотом спросила Вику, а не пошла бы
ты в соседнюю комнату на раскладушку, дав нам тем самым здесь
уединиться… Ну, что тут непонятного? Вика, уныло жуя кусочек сыра, не
пожелала открыть рот для ответа. Она лишь закивала, когда и ее озарила
мысль, показавшаяся гениальной. Яна обрадовалась, что до подруги
все-таки дошло, и повернула всю себя на Костика.

Костик медленно сел за стол, перелистывая страницы, и налил вина.

- Ко-о-сть, а Ко-сть, - игриво позвала Яна. – Мы, наконец-то одни.
Теперь нам никто не помешает.

- Ты о чём?

- Вика ушла в другую комнату. Ты что, не понимаешь или прикидываешься?

- Ушла? Правильно, пора отдохнуть.

- Кость, ну ты чего? Мы же, наконец, одни и можем заняться тем, ради
чего и ввязались во всё это дело.

- Что-то я не совсем… Не отвлекай меня, пожалуйста. Мне дали времени до
утра, чтобы изучить секретные материалы.

- А что это?

- Чеченский дневник, - таинственно произнес Костик, углубляясь в текст,
выпивая при этом и закусывая.

Яна подсела к нему и тоже выпила, стараясь отогнать нехорошую мысль. Что
кино довольно обманчивая штука.

7

Дудар сказал ты все пиши давай Мы большой поход уйдем мы зарабатывать
будем наши семья кормить надо они потом знать должны как мы не пошли
воевать мы деньги зарабатывать пошли Потом дети читать будут внуки
читать будут Его отец тоже был герой советский колхозы много воровал
кто теперь про него знает? Потому что не записано

Козлы много денег взяли Автобус много денег надо Поезд еще больше
надо Деньги жалко давать когда можно без деньги ехать Кюра старший
говорит нету деньги придумывай сам Меня Дудар с собой взял я его вещи
поезд провожал под сиденье багажник лег вместе чемодан сумки када вечер
наступил я вылез кушал чай пил Кюра говорит ты все про мине пиши
потому что мой брат едем город Питер Его брат уважаемый человек Питер
ему торговать нельзя у него подпольный группировка он все нам устроит мы
торговать будем он скажет где товар брать кому сдавать пусть азеры
торгуют Мы будем брат Кюра деньги зарабатывать себе деньги
зарабатывать каждый себе купит целых две машина так Кюра говорит

Вокзал приехали сразу пошли разный стороны Я с Дудар пошел он сказал
чтобы я с ним ходил все про него записывал Мы с ним один разводной мост
пришли завтра другой мост пришли Кюра нету Иса нету денги нету пора
домой ехать Вокзал пришли как домой без билет ехать? Там Иса сидит
тоже домой хочет он Кюра другой мост искал совсем потерялся Пошли
третий мост искать нам хороший женщина сказал где мост я все разный
молодой женщин спрашивал где мост все туда говорил такой здесь красивы
женщин Кюра нас ругал почему не там его искала сказал чтобы я про него
все записал он молодец он брат нашел он место работа нашел он все сделал
а мы баран бестолковы я писать не хотел он сказал обязательно

Работаем грузчик с утра до вечер машины грузим товар грузим не знаем
что делать сапсем работать не нравится Кюра злой стал мы на его брат
работаем а он ничего делать не хочет он подпольный ресторан сидит ему
туда женщин ведут деньги несут кушать везут он с друзьями сидит им
хорошо они группировка

Дудар не хочет на них работать у нас ничего нету искать нужно
чтобы на себя работать свой семья кормить Дудар надо четыре семья
кормить мине надо мама систренка кормить надо старший брат семья кормить
он дома сидит бомбежка ногу ранил совсем делать ничего не хочет говорит
я мулла буду

¦

?

?

n

¬

ue

^

1/4

1/4

?

?

?

?

???????

?

?

?

?

?

&

l

¤

*

,

¤

¦

P

Ue

?

$

?

?-

oe-

L

"

$

?$

%

T%

I%

V'

ae)

ae)

¦*

:.

Ae.

†/

?/

,0

r0

@1

"2

<2

3

U3

Ue3

TH3

a3

ae3

†6

e;

\A

AC

F

Oei

i

8n

Oeo

?oe

?/

Uo

мстить Дудар говорит если друг друга убьем кто этих кормить будет?
Поехали говорит деньги зарабатывать праклятый Расия Он мине взял
теперь вместе машина грузим на брат Кюра работаем не хотим работать
а что делать сапсем злой

Я бар сидеть хочу водк пить кушать женщин разговаривать Столка женщин
кругом красивы кого хочешь спроси любая пойдет бар посидеть тока деньги
нада

Дудар говорит свой дело искать нада другой люди искать нада Ты почему
русский язык про меня пишешь? Я говорю четыре класса русский школа
учился ичкерский писать не умею у нас власть был а школа не был все
равно говорю читать будут понимать будут потому что литературны памытник

Вчера бар пошел хотел женщина познакомиться познакомился Викеша он мине
водка угощал хороший водка питерский разлив гости пригласил хочешь
говорит у мине живи тока мы один койка спать будем у него другой койка
нету он рассказывал мине про мужской братства я пьяный был не помню
утром хотел морда бить а он мине работа сказал найдот

Я Дудар все рассказал Дудар мине похвалил делай так нада это твой подвиг
будет Викеша должен всех нас работа устроить Я Викеша строго сказал
наш условий он сначала обрадовался потом согласился говорит что
серьезный дело будет мы вам поможем вы нам поможете всем хорошо будет
Дудар говорит напиши просто пошел на подвиг какой не пиши кому какой
разница

Дудар очень мине хвалил када Викеша и Семен разговаривал даже Кюра не
хотел говорить но так нельзя Кюра старший что дома скажут

Кюра всех нас хвалил свой брат ничего говорить не стал операция сами
разработал Лысый администрация разборка разговаривал я сзади стоял
крутой поддержка

Територия смотрели гараж смотрели склад хороший будет Кюра сказал
людей сам найдет машины найдет товар знает где брать тока нельзя его
брат говорить потому что никакой деньги не хватит Дудар ему говорит
скажи свой брат что ми домой совсем поехал не хочешь больше с ним
работать Кюра мине говорит так и запиши это я такой хитрость придумал

Дудар мине с Иса поставил охрана мы ходим смотрим другие товар грузят мы
считаем тока а я больши деньги получаю чем Иса потому что на мине
викешин братство делать Я сказал тока один раз неделю могу больше не
хочу вонючий викеша подвиг делать

Викеша и Семен про какой-то студия всегда говорят у них свой офис
отдельный стоит потому что документы на них оформлен Привезли сегодня
какой-то Ананас и женщин говорит у них офис какой-то репетиция Никто
не видел када они ушли Мы охрана и не видел Я Дудар говорю давай офис
откроем и женщин себе заберем мой офис их закроем они там репетиций
будут Дудар говорит этот русский обманывать нельзя они нам помогают
нельзя все дело поломать Спрашиваю какой Семен русский? Дудар говорит
Семен и Ананас русский киноактеры уважаемый люди

Ананас такой женщина привез такой красивый

Я у ние спросил незаметно как тибе зовут она сказал Яна Какой у нее
грудь какой у нее поп Она мине приснился ласковый такой гладит мине
вокруг везде гладит и говорит тихо так Абу Абу Я ие выбубу

Костя быстро накрыл рукой написанное, чтобы сидящая рядом Яна не прочла.
И тут же облегченно хмыкнул. Яны рядом не было. Он так углубился в
чтение, что не заметил, как она ушла в соседнюю комнату. Обиделась,
наверное. Ну да ничего, сначала дело…

викеша говорил женщин больше здесь никаких не будет должен быть
конспирация Сегодня наши поехали айзер трясти ну и привозят Семен
Ананас Яна и еще какой-то я Дудар говорю если этот женщина у мине офис
сегодня не будет я не знаю что сделаю я склад подожгу я викеша убью я
домой поеду ты сам тут деньги зарабатывай а я потом на твой дочка
жениться не буду Дудар мине ругал говорит надо терпеть тада тибе дома
награда будет машина будет Потом заходит иди смотри на свой женщина
она дагестанский водка отравился их умирать больница повезут Я такой
злой смотрел Все больше ничего писать не буду Я сегодня викеша
резать буду это он женщина отравил сука пидарас

Костя откинулся на спинку офисного кресла. Закурил и натянул на глаза
козырек бейсболки от режущего глаза света. И заговорил про себя с
кавказским акцентом. Если я такой сценарий ими предложу, то меня совсем
расстреляют на хрен по суду шириата…

Стриж ранее предлагал шепотом вариант сценария, но о нём тоже нельзя
вслух… Жил бэдный-бэдный кавказский семья, бэдный, но очень гордый.
Братья делали людям только добро от имени Аллаха, только добро!.. Но тут
пришли злой люди и сказали, что будут свой закон делать от имени Аллаха.
И братья поклялись отомстить и клятву сдержали всем до одного. Женщины в
событиях не участвуют, это не Россия…

Дело плохо, но что-то есть схожего и в дневнике гордого парня и в стёбе
просыхающего от алкоголя гения. Это зёрна из одного колоска сюжета. Там
брат и здесь братья. Точно! Должен быть не брат-два, три, четыре,
пять, а выйдет зайчик погулять. Не сказочный русский брат из фильма
Балабанова, а реальный кавказский. Точно!

В дверь тихо постучали. Костя, воодушевлённый пришедшим на ум замыслом,
вскочил, подошёл, приоткрыл дверь, увидел Дудара и мгновенно пришёл в
себя. Но дверь уже было не захлопнуть. Смуглая пятерня из кожаного
рукава тяжело легла на дверную ручку снаружи.

Здравствуй, брат, - непроизвольно вырвалось у Кости.

- Тетрадка назад давай, - сурово произнёс Дудар. - Надо на место
положить незаметно. Чтобы Абу не узнал. Он гордый, обидчивый.

– Конечно, конечно! – бросился Костик к столу и понял, что совершил
второй необдуманный поступок после открывания двери.

Дудар тяжело вошел в помещение.

– А где ваши все?

– Тихо, - остановил его просительно ладонью Костик. – Спят они.
Отдыхают.

– А пачиму там свет горит? Они что, со светом любят спать?

В смежной комнате стояли пустые раскладушки, что изумило больше Костика,
чем Дудара.

– Значит, ушли! Надо же, ушли! Я читал, так увлёкся, что и не заметил,
как они ушли. Представляешь?

– Нет. Я сидел напротив офис. Я следил. Никто двери не выходил. Где
люди?

Он заглянул в приоткрытый шкаф с одеждой, пошарил там рукой, сдвинул
пинками раскладушки, вышел и внимательно изучил потолок в большой
комнате. Затем сел за стол на то место, которое всегда занимал
главенствующий Штемпель, и с которого только что встал зачитавшийся
Костик.

– Ну, давай, колись.

– С удовольствием, - сказал Костик, неторопливо доставая сигарету. - Я
придумал сценарий для вашего фильма. Есть идея.

Г Л А В А П Я Т А Я

1

Воодушевлённый человек обладает редкой способностью помнить даже то,
чего не было.

Вика опустила голову на раскладушку, закрыла глаза и услышала голос
Штемпеля из прошлого. «Вы не замужем? Значит, будете моей названной
киноженой. А жене следует всегда быть рядом». Ещё она услышала голос
Яны за гипрочной стенкой и вспомнила ее прямолинейный намёк оставить её
с Костиком наедине. Действительно, что она здесь делает? После разговора
за столом, они, само собой, захотят прилечь.

Вика встала, не издавая раскладушечного скрипа, подошла на цыпочках к
мрачно-дубовому шкафу и раскрыла его. Дверцы оказались тяжелыми, из
какого-то странного дерева, потому что издали металлический скрип.
Задняя стенка за вешалками с одеждой открывалась от себя, но перед тем,
как её толкнуть, Штемпель, помнится, что-то там
нажимал-включал-поворачивал. Вика принялась дёргать и давить на все
выступы по периметру шкафа. От каждого прикосновения сильно холодило
пальцы. Замороженное дерево, что ли, удивилась Вика. Что именно
оказалось рычажком скрытой защёлки, она не поняла, но стенка вдруг легко
подалась, и Вика от сильного нажима на неё чуть не улетела в открывшийся
проход. От удара головой об острый угол проснулся внутренний голос. «Ну
вот, блин, и проверила, что шкафчик не из дерева!..»

До первого света пришлось двигаться по узкому проходу на ощупь. Левой
рукой Вика определяла пустоту впереди, а правой размер шишки на
ушибленном месте. Шагов через десять она вышла на черную безразмерную
стену, сквозь щели которой пробивалось теплое свечение. Рукой Вика
поняла, что перед ней штабель из огромных ящиков, а на слух определила
далеко за ними гудение нагревательных приборов. Вот оно заколдованное
романтикой помещение, где не так холодно, как за каменной стеной, на
складе. Внутренний соавтор посоветовал идти налево и не ответил почему.

Из-за ящиков открылся другой проход, который захотелось назвать
переулком мебели. За ним стало ещё светлей, Вика пошла свободней по
улочке расписанных ширм, и оказалась в квартале громоздких декораций.
Слева за ними возвышался знакомый помост, в сумраке которого угадывался
банкетный стол, за которым она имела честь быть отравленной. А дальше и
ниже в лучах осветительных приборов находилась невидимая отсюда рабочая
площадка, где шёл оживленный разговор. Вика заворожено пошла на
знакомые голоса, на звучащий как музыка отборный мат.

Штемпель распекал Ананасова за то, что его герой не знает, как себя
вести. По замыслу антагонист Пигмалиона должен издеваться над бедным
художником. Он преуспевающий торговец, или начальник стражи, глава
блюстителей порядка, или сборщик дани в царскую казну, или ночной
собиратель дани в другую казну, не видимую из-за темноты. Он должен
унижать нищего творца, повторяя, что тот убогий никто, с тех, кто
занимается хоть каким-то полезным делом, пусть малый, но прок есть, а с
него даже взять нечего. Наоборот, он ещё ходит за каждым уважающим себя
гражданином и скулит, просит, дайте ему на краски, дайте на гипс, не
дайте помереть с голоду.

– Ну, с тебя хоть какой-то прок будет? – заорал Штемпель. – Ну, что ты
стоишь, как древнегреческое изваяние? Кто ты сейчас, дискобол, мудабол?
Я ведь говорю твой текст, сочиняю за тебя, эти слова должен говорить ты,
Анатолий, ты, а не я! Ну, ты хоть что-то скажешь, хоть как-то начнёшь
действовать?

– У меня всё готово, - подошёл к Семёну Равиль и указал на закреплённую
к штативу кинокамеру.

– Да, спасибо, - отмахнулся от него Штемпель. – Нет, постой. Как
видишь, сцены не отрепетированы, мы будем пробовать, импровизировать, а
на фантазии тратить плёнку жалко. Мы права не имеем снимать по нескольку
дублей одну и ту же фигню.

– Согласен, - радостно вскинул пальцы Равиль. – Будем снимать на видео.

– Молодец, - хлопнул его по плечу Штемпель. – Ловишь на лету. Не то,
что этот!.. Ну, Толя, ну очнись! Ты не туда, не в тот образ вошёл! Выйди
на хрен оттуда!

Вика поняла суть происходящего на помосте и восхитилась деликатностью
Семёна. Оценил поведение Штемпеля и Тимофей Стриж. Он встал со вздохом
из кресла в тени ширмы и подошёл к ярко освещённому руководителю.

– Спасибо, Семён, но больше не надо. Я благодарен вам за тактичное
обращение не ко мне, но понимаю, что претензии обращены в мой адрес.
Толик, не обижайся, камни летели в мой огород. Это я должен придумать
диалоги и сценки ваших взаимоотношений, но у меня сейчас в голове пусто.
Ничего на ум не идёт.

Штемпель, извиняясь, развёл руками.

– Но я же понимаю, Тимофей, что вы натура легкоранимая. Поэтому и
просил вас активизировать творческий процесс опосредованно, через
Толика. А ему хоть свои матюги, хоть чужие.

– Хороший у нас друг, правда?

– Да, я очень его люблю за безответную надёжность.

Равиль уложил камеру в черный баул с металлическими уголками, а к
штативу начал приспосабливать другой аппарат.

– Давайте, пойдём в гараж, - предложил Тимофей. – Там у меня черновики,
наброски. В холодильнике бутылочка вина осталась. Я, правда, вчера
завязал, но вот сегодня уже думаю, почему это мне хронически никто не
предлагает? Вино так себе, обычный «портос», но привезён с юга. Когда на
этикетке написано, что продукт изготовлен в Краснодаре, то сомнений
насчёт качества не возникает. Знаешь, что в том краю виноград растёт.
А вот когда читаешь, что вино оригинальное произведено в Ленинградской
или Московской области, то аппетит как-то не возбуждается. Всё равно,
что купить банку корюшки, законсервированную где-нибудь в Тамбове. Ясный
перец, что она из какой-то уклейки.

После убедительного приглашения решили идти все вместе. Равилю никак не
удавалось прикрепить видеокамеру к штативу, и Семён велел ему взять её с
собой. Вдруг там, или по дороге, возникнет неожиданный ракурс, а мы во
всеоружии, тут же его запечатлим. Четверо мужчин, обуреваемые жаждой
творчества, ушли в темноту, громко топая и обсуждая, где искать
вдохновения для этого самого процесса.

«Как бы в ложу взять билет… Чтоб с комфортом наблюдать!» – прошептала
Вика в согласии с внутренним провокатором, даже не удивившись, что
получилось не в рифму. Среди бурелома деревянных конструкций манил к
себе тёмный силуэт овальной спинки чего-то диванно-мягкого. Вика пошла к
нему не таясь и сразу же громко задела ногой какую-то дрянь. И замерла с
испугом. Потому что похожий грохот донёсся с противоположной стороны.
Эхо, не эхо? Нет, лучше пробираться крадучись. Дотронувшись и разглядев
безжалостно изодранное временем двухместное кресло, она не смогла
определить что это, софа или канапе, но стиль назвала с уверенностью.
Барокко-херокко. Вика придавила заскрипевшие пружины, откинулась на
спинку и благостно закрыла глаза. Отсюда ей не наблюдать, а
наслаждаться. А как тепло, мяукнуть и не встать!

Открывание глаз произвело и открытие рта. На освещённую площадку ловко
взобрался из темноты худощавый субъект, схватил за ручку чёрный футляр и
понёс чемодан с кинокамерой вниз по лестнице, затопотав по ступеням.
Вертлявая походка растворилась в темноте, но исторгла воспоминание.
Сучок Викеша, это был он! Кадр промелькнул мгновенно, Вика тряхнула даже
головой, не кино ли видит, и хотела бы поверить, что кино, если б не
грохот половиц, сопроводивший чудное виденье. Она вскочила, гадать тут
некогда, он или не он, надо что-то делать!

Мысль погнаться за Викешей не вдохновила к действию. Там в темноте можно
и голову сломать. А мысль срочно предупредить ушедших привела в
движенье. Задевая руками и ногами громыхающие предметы, Вика направилась
в ту сторону, куда ее дважды водили. Уводить-то уводили, но запомнить
дорогу не позволили. И она быстро заблудилась в темных лабиринтах. Выйти
на кирпичную стену с металлической дверью не получалось. Направление
она брала верное, освещенная часть помещения должна быть сзади, но, хоть
плачь, рукой подать, а нету! Подкатившая волна истерики принесла ещё
одну мысль. Бежать назад и звать на помощь Костю. Он мастер на необычные
решенья, он свяжется и предупредит.

С не меньшими усилиями Вика добралась до освещённого места и с куда
большим неистовством принялась искать маршрут, по которому очутилась
здесь. В пятый, в десятый раз начинала бедняжка двигаться от диванчика в
обратную сторону и не находила дыру в стене, будто её замуровали.
Очутившись же вдруг в искомом проходе, и ощутив себя напрочь слепой, она
первым делом задала себе вслух вопрос. «А как я сюда попала?» Однако
нецензурный ответ порадовал лишь на секунду. Ободрав о захлопнувшуюся
металлическую дверь ногти и отбив об неё же кулаки, Вика выползла из
гадского прохода, приставными шагами выбралась на свет и пришла в ужас
от ещё одной мысли, последней, но самой яркой. А вдруг сюда никто уже
больше не придёт? Захотелось поскорей на тот самый креслодиван, или
софу, или канапе, чтобы сон продолжился, откуда начался и закончился не
так. Вот только ноги почему-то дрожали и не двигались.

В голове пошли видения с предположениями, из которых вывел шум и живая
картинка перед глазами. Она сидела на желанном месте и наблюдала, как на
помосте занимаются любимым делом любимые герои.

Семён и Анатолий, разодетые под древних греков, что-то кричали друг
другу, яростно жестикулируя, а Равиль медленно передвигался вокруг них,
уткнувшись в окуляр, наводя объектив то на одного, то на другого.

– Ну, как? – спросил Штемпель, когда лающие слова иссякли вместе со
слюной.

– Снято хорошо, - улыбнулся Равиль, довольный только что произошедшим и
своим участием в этом процессе. – Надо посмотреть.

– А слушать было неприятно, - вышел из-за ширмы Тимофей. – У вас
получилась не Греция, а Грузия. Вы орали и жестикулировали как
«генацвали» на рынке.

– Поехали ещё раз, - распорядился Штемпель после минуты глубокого
анализа чего-то внутри себя.

Вика оттолкнулась, наконец, от подлокотника и побежала к освещённому
помосту, спотыкаясь на каждом шагу о густо расставленный инвентарь
съемочного павильона.

– Семён! Семён! – громко привлекла она внимание к себе.

– Да подожди ты! – крикнул Семен, увидев её, и дал команду. – Дубль
два! Внимание, мотор!

Вика подчинилась. Она споткнулась о ножку деревянной стойки и с грохотом
упала.

Семён и Анатолий повторили диалог без ярких жестов и ругани, те же слова
произносили спокойно. Весело, но опустившись на корточки, вприсядку.
Равиль, оставаясь в полный рост, снимал как бы сверху. По окончанию
Штемпель поинтересовался мнением Стрижа, а лишь потом обернулся.

– Ну, чего? Не видишь, работаем!.. Постой, а как ты здесь очутилась? В
чём дело, милейшая?

– Викеша украл у вас это! – показала Вика рукой, прихрамывая и морщась
от боли.

Мужчины в лучах прожекторов застыли, увидев, что именно пропало на
площадке. Их сейчас нужно бы снимать, огорчилась Вика, такого изумленья
больше не увидишь.

Штемпель разразился трудно описуемыми словами, но тут же извинился перед
Викой за недостойное поведение Викеши и продолжил объяснение более
вразумительно.

– Он уволок камеру через свой тайный ход. Как он узнал про этот ход,
ума не приложу. Мы вместе с ним изучали завещание старика Шапиро, вместе
ходили с чертежом по местности. Там было всего два хода обозначено.
Через электрощит и через металлический сейф, вмазанный раствором в
стенку. Я потом расписал его под дубовый шкаф и обнес стенками, огородил
помещением офиса. А так он стоял открытый и доступный в брошенном и
никому не нужном строении, которое легко превратилось в склад,
замаскировав собой нашу студию, и хрен бы кто догадался, что через него
есть проход сюда. Так вот, стервец Викеша нашел потом ещё один проход,
хвастался тем, что я о нем не знаю, и отказывался показать. Пидарюга
сделался как бы тайным наблюдателем надо мной. Мне кажется, что он сам
этот проход и прорубил, когда я отсутствовал. У него было больше времени
лазать здесь. Больше, чем у меня. Это его территория, он здесь вырос и
потерял невинность, он здесь как бы хозяин. Но хозяином тайны был я,
только я обладал ею, но должен был с ним поделиться. И вот результат. Я
как-то пробовал искать и не нашёл. Руки, что ли, не доходили?.. Ананас,
фигли ты стоишь? Переодевайся, неси фонарики и будем искать. Не оставим
же мы это дело просто так?

Разбились на две группы. Одна изучала хаос декораций от центра в левой
стене, другая пробиралась сквозь дебри заскладированного добра по правой
стене. Минут через двадцать, не добравшись даже до торцевой стены,
замыкающей правую и левую, следопыты остановились. Лампочки в фонариках
перешли на тусклый свет.

– Конец первой серии, - объявил Штемпель и добавил матершинных титров.

– А чего мы его сейчас-то ищем? – удивился Ананасов, потому что до него
наконец дошло. – Если он спи… спионерил камеру, значит сам к нам придёт
и будет торговаться, ставить условия. Так или нет? Без нас ему камера
зачем? Плёнка осталась у нас, он уволок только ту бобину, что была
заряжена. Значит, придёт и никуда не денется. Будет требовать отставки
Равиля, как раньше требовал прогнать баб. Извиняюсь, девушек. У него
такой характер.

– Я не против, - скромно вмешался Равиль. – Пусть он снимает на плёнку,
а я буду на видео. Если можно.

– Ну так за работу! – рявкнул Ананасов. – Сёма, на хера нам Викешин
задний проход?

Все шумно согласились. Действительно, пока есть видеокамера, не всё
потеряно. Как тут вдруг Стриж заговорил с не наигранной тоской.

– Ребята, отпустите меня, а?.. Я устал, ничего на ум не приходит. Мне
нужно побыть одному, с книгами, с черновиками. Я прошу дать мне
библиотечный день. Семён, пожалуйста, вы не могли бы вывести меня
отсюда? Тайну предприятия клянусь сохранить. Мне сутки нужно отдохнуть,
а завтра встретимся в каком укажите месте. У Ананаса есть мой телефон.
Для сочинения нужно уединенье. А вы пока снимайте, что в голову
взбредёт. Вдруг, что и пригодится.

2

Возможные и несостоявшиеся приключения, а ещё сильней предполагаемые в
будущем, выгодней отличаются от имевших место и время в серой
повседневности. Такое кино интересней.

Яна посмотрела на Костика гипнотизирующим взглядом, передала команду. Он
не почувствовал, сидел как в каске, энергетический приказ отрикошетил к
запертой двери. Яна шумно взяла бутылку, налила, выпила и смачно
закусила. Он не услышал, видимо уже насытился и чувство сотрапезности в
нём не вызывалось. Яна встала, отошла ко входу в смежную комнату и
оглянулась. Костик не заметил. Ей даже показалось, что он ещё вольготней
сгорбился над столом, шевеля губами, по слогам вычитывая каждое
драгоценное для него слово. Ну и дневник тебе в руки, решила Яна,
самоудовлетворяйся тем, что есть.

Отсутствие Вики в соседней комнате на раскладушках ещё больше возбудило
желание искать и не сдаваться. Яна смело шагнула в открытый шкаф,
протиснулась боком за распахнутую заднюю стенку, толкнула её локтём за
собой, чтоб больше не мешала, и, сделав шаг, услышала сзади
металлический щелчок. Потайная дверца захлопнулась. Ну и ничего, решила
Яна, впереди свои.

Выбравшись к стене с тусклыми просветами, Яна двинулась направо,
переставляя ладони по ящикам, на звучащие и удаляющиеся голоса. Из-за
штабеля она вошла в тоннель из высоких деревянных конструкций, на
которых висели полотнища с облупившейся краской. В конце тоннеля, как и
положено, маячил свет, и Яна, выйдя, очутилась в лесу бутафорских
деревьев, уличных фонарей, штативов с осветительными приборами и стоек
со всевозможными крепежами. Тут-то перед ней и прошла крадучись фигура
по направлению к центру помещения, к ярко освещённому низкому помосту,
откуда звуков больше не раздавалось, там уже никого не было. Это Вика,
догадалась Яна. Следом пришло зудящее желание напугать беглянку. Она
быстренько шмыгнула за колонну чёрте какого века, но способную закрыть
её бёдра, и осторожно выглянула. Фигура, удаляясь, подкралась к помосту,
резко вскочила на него и превратилась на свету в противного Викешу.
Операторских дел мастер схватил продолговатый чемодан и двинул прочь с
площадки быстрыми кошачьими шажками. Он проскочил в метре от Яны, когда
до неё дошло, что нужно было схватить вора. Схватить и придушить! Не
только за кражу, но и за всё хорошее, сделанное им конкретно им, Яне и
Вике. За его сволочное требование удалить вообще из студии
самоотверженных женщин.

Выставив пальцы к мёртвой хватке, Яна бросилась по следу, потому что
торопящийся Викеша пропадал из виду. Она протискивалась в один поворот
лабиринта, а он исчезал за другим. Проходы делались всё уже и темней,
Викеша исчезал по преимуществу в размерах. Ещё один поворот оказался
последним. Глаза, привыкшие к темноте, определили тупик метров пяти.
Справа стена, впереди угол, а слева плотно к нему уложенные в
человеческий рост бетонные перекрытия. Казалось бы, Яна закрыла собой
ловушку. Но в ней никого не оказалось. Не поверив собственному зрению,
Яна двинулась к углу, ощупывая каждый квадратный дециметр замкнутого
пространства. Викеша не мог превратиться в мышь, в такое кино играть не
договаривались. Может быть, он присел, а то и лёг, забившись в самый
угол? Вика медленно опустилась на корточки, вытягивая с омерзением руки,
не очень-то желая уткнуться в темноте на мягкость тела. Ни сидящего, ни
лежащего мужичка не нашлось, зато правая рука сделала открытие. Нащупала
дыру, не видимую во мраке, от пола до колена и от угла на метра полтора.
Сюда, под стену, Викеша и нырнул. Нашлась его лазейка!

Но соображение о том, что нужно было вернуться и позвать остальных,
куда-то ушедших, осенило Вику с опозданием. Она свободно пролезла
головой и руками в найденное отверстие, втащилась дальше вся и тут
уткнулась в доски. Впереди лазейку закрывала деревянная заслонка. Яна
дёрнулась назад, упёрлась тазобедренной частью тела в габариты лаза,
поняла свою ошибку и чуть не взвыла. «Где же раньше ты была, мысль
запоздалая?»

Однако паника не занялась, не тот характер. А как же Викеша отсюда
выбрался, начала спокойно рассуждать Яна. И вновь ощупала доски,
нежность пальчиков своих не жалея. И добралась к разгадке,
нашла, выше третьей доски была амбразура. Яна ухватилась двумя руками за
торец, доска толщиной с кулак стояло мёртво, и начала подтягиваться изо
всех сил, помогая коленками. К верху пролом в стене расширялся, поэтому
ей удалось протиснуть себя в продолговатую щель на месте отсутствующей
доски, шириной как нижестоящие, с локоть. Яна свесилась через доску и
за ней, внизу, нащупала песок, хотя замёрзшая рука уже почти ничего не
ощущала. В три приёма удалось перевалиться туда всем телом. Она
свалилась на сыпучую мягкость и поняла, что лежит в коробе, а может быть
и в гробу. Доски ограждали не только вдоль тела, но так же в ногах и за
головой. Она лежала в ящике с песком, плотно закрытым сверху. Снаружи
донеслись не то шаги, не то хлопки, и захотелось выглянуть, куда ж она
попала. Яна толкнула вверх руками и головой. Доски подались и даже петли
заскрипели! Верхняя крышка ящика открывалась. Быстро выбравшись из-под
неё, опять на бетонный пол, Яна даже засмеялась от облегчения. Из ящика
с песком, над которым висел красный щит с лопатой и огнетушителем, она
вышла в огромное помещение, где уложенные коробы стояли как высотные
дома. Захотелось даже сказать: «Ну вот я и дома». Оглядевшись, она
прошла ближайшим проходом к центру и быстро сориентировалась где въезд
машин, а где, напротив, офис. Сейчас она доберётся туда, постучит, а
Костя, открыв дверь, ну очень удивится.

Постукивание раздалось сбоку, и удивился совсем не Костя. Из-за
соседнего небоскрёба вышел смуглолицый Абу и выронил из рук палку,
увесистый посох, которым он постукивал по нижним ярусам уложенных
коробок, то ли проверяя на прочность, то ли отгоняя злых духов. Первые
слова из него воскликнулись на непонятном языке. Затем он чуть присел,
вытаращив глаза, и развел в стороны руки, как при поимке домашних
животных.

– Это ты, это ты, это ты?.. Я толка подумал, толка подумал, а это ты,
это ты, это ты… Так не бывает, так не может быть…

– Здравствуй, Абу. Вот, захотела тебя увидеть, - сказала Яна. После
чего подумала, а на хрена она такое говорит?

Абу с трепетной осторожностью дотронулся до неё, ткнул пальцем ещё раз,
убеждаясь в реальности перед ним женщины, а не привидения, затем
схватил, толкнул обратно в узкий проход, и закрыл его собой, глядя по
сторонам, словно ожидая нападения.

– Ми сичас пайдом… Ми сичас пайдом… Мой домик, офис, ми не падом, там
Викеша сидит, чёрны чемодан принёс. Водка хочет пить, я с ним водка пить
не буду… Иса засада сидит, Дудар засада сидит, я ходить должен,
проверять должен… Куда ми с тобой пайдом, а? Я хочу с табой кафе пайти,
бар пайти…

– Ну так пошли, в чём дело, - опять вырвались у Яны не контролируемые
слова. Ей передалось его волнение.

– Ми сичас пайдом, ми сичас пайдом… Викеша понёс чемодан мой офис,
сказал, там ждать будет, пока я проверяю, а ми туда не пайдом, ми кафе
пайдом, бар пайдом… Я уйти не могу, потому что смотреть должен, охранять
должен, потому что у мине ключ гараж отобрали… Слушай, я не знаю куда ми
с тобой пайдом!.. Что делать?

Ну, так пошли ко мне, - предложила Яна и поняла, наконец, отчего так
говорит.

В глубине души не давало покоя свербящее, и до сих пор не утихшее,
желание отомстить мужу. Пусть даже так, пусть даже с ним. Но тут же
возникло сомнение. Муж-то ладно, хрен положить и хреном посыпать, а вот
что она скажет дорогим ей людям, своим товарищам? Как будет смотреть в
глаза Костику? Что почувствует перед Анатолием? От сомнений и родилось
конкретное предложение.

– Послушай, Абу, дорогой… Ты сможешь отобрать у Викеши черный чемодан?
Он его у нас украл. Он из-за меня камеру похитил, понимаешь?

Лицо Абу озарилось восходом горного солнца.

– Ты сказала мине «дарагой»?.. Ты мине так назвала?.. Я всо для тибе
сделаю. Сичас Викеша убью, чемодан принесу, если хочешь…

– Нет-нет, - Яна даже приобняла его, чтобы удержать от необдуманного
поступка. – Сейчас убивать не надо. Мы с тобой сейчас ко мне поедем.
Съездим быстренько и вернёмся. Я не очень далеко живу. Деньги на такси
есть. Ты на пару часиков уйти можешь? Ты ведь на посту, охраняешь, если
я правильно поняла…

– Я на целый три часа уйти могу, - гордо заявил Абу.

– Вот и хорошо, вот и чудненько! Только уйти-то нам как? Через гараж мы
пройти не сможем? У тебя ключ отобрали, да? Как же нам быть? Мы же
быстро, туда и обратно. Здесь неуютно, понимаешь? Холодно и
антисанитария. А у меня дома тепло, душ, варёная курочка…

Абу прервал своё напряженное молчание решительным жестом.

– Пошли!.. Я знаю, как перелезем!

Яна не поняла, где они вышли на улицу, потому что задумалась над
непростой задачей. Как бы ей ненавязчиво, чтоб не обидеть, потактичней,
заставить его дома принять ванну? Они же здесь не первый месяц, и с
личной гигиеной, наверняка, есть проблемы, судя по одинаково загоревшим
лицом. Абу повёл её вдоль невысокой стены, и Яна догадалась, что это те
самые гаражи, но с другой стороны. Один из них, под номером 149, имеет
два прохода, в ворота со стороны города и в дверь со стороны терминала,
но где он находится, она бы и днём не определила, не то что сейчас. Абу
нашёл в темноте искомое, выдернул из снега, поднял и приставил к стене.

– Сначала я лестница полезу, тибе наверху подожду. Потом ми ыё на тот
сторона поставим, слезем, спрячем, а када назад придём, также снова
залезем. Это я придумал!

Он говорил шепотом, но с чувством гордости за свою находчивость. А ещё с
жаром и нетерпением обнимая Яну при каждом сближении. Ещё тише и
волнительней заговорил он наверху, когда помог Яне ступить на мягкую
кровлю.

– Тут кто-то есть!.. Тихо… Кто-то разговаривал... Тихо сядь!.. Вон,
смотры, смотры!..

На фоне той части неба, которую подсвечивал ночной город, встали в
полный рост две фигуры и что-то разом понесли. Пройдя метров десять
вправо, они растворились на фоне загородного неба, чёрного. Оттуда
послышались голоса и позвякивания металлических предметов. Абу наказал
Яне сойти на верхние ступени лестницы и ждать, а сам на четвереньках
направился к странным ночным посетителям гаражной крыши. Донеслись
постукивания, молотком забили сначала один штырь, затем другой.

– Яна, ты де, ты де? – раздался голос Абу совсем рядом.

Она ответила, протянула руку, чтобы он нашёл её в темноте, и по его
команде спустилась вниз. Абу, спустившись за ней, убрал лестницу на
место. Ничего не объясняя, он быстро повёл Яну за собой, таща за руку.
По гулкому помещению склада он затопал громко, больше не скрываясь.
Кого-то спросил на своём языке, получил ответ и направился прямиком к
офису «ШиЗ». Постучав, Абу открыл дверь, увидел Дудара, сидящего
напротив стоящего Костика, и заговорил с ним, не переступая порога.
Дудар вскочил, задавая вопросы, вышел к нему и закричал по-русски.

– Как так может быть? Кто они такие?

– Не знаю, - ответил Абу. – Они палатка ставят. Чтоб тепло сидеть. Они
сказал, что отсюда наблюдать будем. Я такой их слова слышал.

Дудар кивнул Яне, чтобы она зашла в помещение, Костику погрозил пальцем,
чтобы тот его дождался, никуда не уходил, закрыл дверь и ушёл с Абу, на
ходу о чем-то расспрашивая.

Яна быстро пересказала Костику, как только что на крыше гаражей они с
Абу натолкнулись на посторонних людей, с явно не добрыми намерениями.

– А зачем вы туда полезли? – спросил ничего не понимающий Костя.

И Яна обомлела. Такой же вопрос задаст обязательно и Дудар. Она-то
выкрутится, скажет, что Абу её поймал, решил вытащить за территорию и
повести в бар, так как давно к ней не равнодушен. А вот что будет
отвечать Абу? Не дай Бог скажет, что это она пригласила его в гости!
Как же ей потом-то держать ответ перед Костиком? А чем она оправдается
перед Анатолием?

Тут в смежной комнате загалдели, потайным ходом через шкаф вернулись в
офис все члены сплочённого коллектива.

– Молодцы! Ой, какие же вы молодцы! – воскликнул Костя. – Как хорошо,
что вы сейчас пришли, а не раньше. Здесь Дудар сидел, вас ждал, хотел
узнать, откуда вы появитесь.

– А ты что ему сказал? – спросил Штемпель.

– Я сказал, что вы ушли через гараж в город. Девушек провожать,
Равиля, Тимофея. Я сказал, что вы сейчас оттуда и вернётесь. А Дудар
посмеялся, врёшь, говорит, я у гаража человека посадил, он следит, кто
выходит, кто заходит, я сам здесь с тобой посижу и посмотрю, откуда
остальные появятся. Он догадался, что отсюда есть проход на студию, но
почему-то внимательно потолок рассматривал. Потолок подвесной, и ему
кажется, что проход есть через съемные панели. Я уж тут сидел и не
знал, какие спагетти ему на уши наматывать. Я даже сценарий придумал с
перепугу. Да, Тимофей, можете поздравить, я придумал сценарий для
чеченского фильма.

– Поздравляю, – сказал Тимофей, но выразил этим словом только общее
замешательство.

– А почему вы так быстро вернулись? – спросил Костя. – Вы же собирались
снимать до утра. Если бы Дудар сейчас не ушёл, мы бы влипли.

– Потому что у меня в голове ни одной идеи, - виновато развёл руками
Стриж.

– Потому что Викеша у нас кинокамеру украл, - напомнила Вика.

– Вау! – схватилась за голову Яна. Она только сейчас вспомнила о самом
главном. – Я же знаю, где сейчас Викеша! Я узнала, где его
отдельный, личный потайной ход!

Она быстро пересказала о своём путешествии из офиса через шкаф на
студию и назад в офис через входную дверь. Штемпель изобразил на лице
очарование на грани помешательства, осторожно вытащил из-за пазухи
пластиковый пакет, из него растрёпанную обложку книги без страниц, а в
ней открыл сложенный вдвое посеревший от времени лист картона.

– Вот карта завещания, доставшаяся мне… Ну, не важно от кого
доставшаяся…Важно, что на ней обозначены ходы в тайный павильон.
Металлический шкаф и электрощит. И я никак не мог понять, для чего здесь
обозначен противопожарный пост. Думал, для ориентира, рядом с ним дверь
на улицу. А Викеша, засранец, оказывается, разнюхал секрет ящика с
песком, но мне не сказал.

– Пора с ним что-то делать, - прорычал Ананасов. – Вот только руки
пачкать не приятно.

– А что, что ты хочешь с ним сделать? – подскочил к нему Семён. –
Ничего ты с ним не сделаешь. Потому что через него связь с
администрацией филиала и связь с проявочным цехом. Без него мы не сможем
плёнку проявлять, понял? А ему девчонки за коробку бананов запросто всё
делают.

– Нужно познакомиться с этими девчонками, - сказал как о само собою
разумеющемся Анатолий. – Познакомиться и предложить за работу две
коробки бананов. У чеченцев этого добра навалом.

– А видеопленку не нужно и вовсе проявлять, - сказал Тимофей, как о
само собою подразумевающемся.

– Да потом вы об этом поговорите, потом! – вскричал Костик. – Нужно
быстро что-то делать! Сейчас же сюда Дудар придёт.

– Уходим, - махнул рукой Семён. – Все уходим. Дверь закрываем на замок
и уходим.

– Они же запросто её открыть могут, - возразил Ананасов. – Откроют, и
будут здесь шарить. Если они заподозрили, что тут есть ход, значит, не
успокоятся, пока не найдут.

– Я могу замок закрыть и сломать, - скромно предложил свои услуги
Равиль. – Они его не откроют. А ещё здесь свет вырубить надо. Сейчас я
посмотрю, где проводка отсоединяется. В темноте они много не нашарят.

Пока Равиль осматривал проводку, Яна вспомнила, о чём забыла сообщить.

– Ребята, вы не волнуйтесь, камера не пропадёт. Мне Абу пообещал её
вернуть. Он знает, куда Викеша чемодан спрятал.

– А когда это он успел тебе пообещать? – спросил осторожно Штемпель,
раздуваясь от подозрительности.

Но в это время спасительно для Яны погас свет. Причем не только в офисе,
но и на площадке перед ним. Все вышли, Равиль при тусклом луче фонарика
повозился с замком, закрыл дверь и проверил ключом замок на открывание.
Семён, командуя соответствующим темноте шёпотом, повел отряд на выход.
На улице перед знакомым проходным гаражом откуда-то выскочил наперерез
невысокий мужчинка.

– Ви куда, ви куда? – запричитал он, и девушки его узнали. Это был
Иса, напарник Абу.

– Мы уходим, - ответил с возмущением Штемпель. - В чём дело? У нас свой
ключ и мы хотим уйти. Нам что, уходить запрещается? Ты хочешь сказать,
что мы у вас в плену? Во-первых, здесь тебе не Панкийское ущелье. А
во-вторых, за наши головы никто вам выкупа не даст.

– Нэт-нэт, - замахал руками Иса. – Зачем так говоришь? Ай, Сымон,
зачем так говоришь! Не нада так пра нас гаварыт. Я сыпросил тока. Я
Дудар должен сказат, что ви уже ушёл.

– Передай Дудару, что мы будем здесь через два дня. Мы два дня будем в
городе работать, а потом здесь появимся. Так что пусть нас не ищут, мы
сами придём.

Штемпель пожал растерянному Исе руку и громко, больше для него, чем для
своих, объявил.

- Все запомнили? Через два дня! Через два дня встречаемся здесь. То
есть, не здесь, а в этом…Ну, в кафе. В этой забегаловке, на которой
написано «бистро». Там, в торговом комплексе. Там встретимся и все разом
сюда. Поняли?

В темноте проходного гаража он добавил вполголоса, что время встречи
полдень. А когда вышли на бетонную дорожку и захлопнули металлическую
дверь на воротах, Семен уточнил ещё раз. Поскольку в полдень встреча для
некоторых затруднительна, Вика, Яна, Костик и Равиль будут на работе,
значит, встретимся в семнадцать ноль-ноль, пусть все отпросятся со
службы пораньше, а в зимних сумерках лучше всего проникать на территорию
и на склад незамеченными. Ананасова он тут же взял под руку, нагнул его
ухо к себе и прошептал так, чтобы никто не услышал.

– А мы с тобой завтра утречком все обсудим…

– Вау! – хлопнул себя по груди Ананасов. – Мы же продуктов с собой не
взяли! Сейчас бы ещё раз закусили.

– Чтобы я больше не слышал! – строго поднял указательный палец
Штемпель. – Сегодня кто-то уже говорил это идиотское «вау»! Это же
словесный понос американцев. А в русском языке есть свои выражения для
восторга. Например, ёва! Чувствуете, как звучит? Ёва! По нашему звучит.
А то заладили, как австралийские попугаи, вау, вау… Херау!.. Чтоб я
больше не слышал здесь иноземной брани.

3

Вика не доехала утром до перспективного места работы. За две остановки
до нужной станции метро в вагоне сделалось посвободней, и она присела на
освободившееся местечко. И увидела напротив приклеенную
рекламную листовку. «Фирма «Долли» клонирует для вас…» Аппетитные
бёдра овечки вожделенно ждали осеменения. На следующей остановке Вика
перешла в электричку напротив и поехала в другой конец, благо линия та
же. Даже мысли не возникало, как она будет потом оправдываться за
прогул. Вика думала лишь о том, что скажет сейчас.

На крыльце заведения под вывеской «Бистро» топталась одинокая фигура.
Витринные стекла супер-пупер-магазина горели от света, а рядом, за
углом, утренняя сумрачность плотно жалась к знакомой двери. Значит,
бистро-кафе ещё не открыто, придётся шляться, а то и покатать тележку по
универсаму. Не ждать же на холоде, как этот ненормальный, что у двери
топчется. Вернее, ненормальная. Ёва, да это же Яна!

– А ты что здесь делаешь? – весело крикнула в ответ подруга по
кинобоевику.

Они зашли в универсам и побродили вдоль стеллажей с товарами, предлагая
друг дружке на пробу варианты объяснений своего появления на месте
встречи не ко времени. У полок с напитками к ним повернулась лицом
неожиданность с бутылкой пива в правой руке.

– Костя?! А ты как здесь?

Он засиял взаимным восторгом, но бегал глазами, решая, врать или сказать
правду от радости?

– Ну, ты же позвонила, отпросилась, а я что, должен, как дурак на
работе сидеть и начальника изображать? Дал мастерам задание и поехал по
делам. У меня могут быть дела в городе?

– Лишь бы тебя за эти дела зарплаты не лишили.

Они вышли на улицу перекурить встречу и обнаружили долгожданный свет в
интересующей забегаловке. Курить лучше там, за столиком. А за столиком
внутри одиноко сидел ещё один знакомый, вызвавший бурю восклицаний.

– А я как чувствовал, - только и сказал Равиль о причине своей тяги к
данному месту.

Взяли спиртного, горячих бутербродов и признались друг дружке, что вчера
каждый подсек обострённым слухом сказанные по секрету слова Штемпелем
Ананасову. Что именно сегодня утречком они чего-то здесь обсудят. И
каждый поступил так, как подсказало сердце. Отличный повод, чтобы выпить
за единодушие.

Все настолько увлеклись поздравлениями друг друга, что не заметили, как
у стола появились те, о ком только что вспоминали с юмором и почтением.
Штемпель с Ананасовым возникли как призраки, ошарашивающе.

– Что вам здесь надо? – прозвучал строгий вопрос, и радость на лицах
сидящих замигала цветами страха, черно-лиловым.

Костик попытался выразить общее мнение, что их привело сюда чувство
ответственности, переживания за дальнейшую судьбу интереснейшего дела.
Через два дня будет поздно, действовать нужно сейчас, они не знают, что
конкретно предпринять, но горят желанием. Во-первых, кинокамера у
Викеши, во-вторых, чеченцы могут обнаружить ход через шкаф, ну и
в-третьих…

– Нам здесь нужно без вас решить этот вопрос, - вырвался у Семена жест
возмущения. – Без вас мы хотим обсудить, какой ультиматум поставить
сегодня чеченцам, чтобы они перестали совать свой нос в чужую
кинокамеру. Без вас! А вы приперлись. Как только появляетесь вы, так всё
идёт наперекосяк. Вы понимаете? Это была твоя идея, Ананас, брать в
производство непрофессионалов. Теперь мы за это расплачиваемся.

– Как вы узнали, что у нас сегодня здесь стрелка? – пророкотал
Ананасов.

Костик, сидящий ближе, выглянул из-за него в сторону входной двери и
заговорил тихо и быстро.

– Сегодня здесь стрелка не только у вас и у нас. Не поворачивайтесь,
так стойте. Чеченцы пришли. Много. Как только мы о них вспомнили, они
тут же материализовались. Вот ведь.

Яна тоже выглянула осторожно из-за Костика. За крайний столик в
противоположной стороне сели двое, один хорошо знакомый, седой, в
кожаном пальто с позументом по воротнику, а рядом слегка припоминаемый,
смуглый. К ним подошли четверо, самый мрачный сел напротив, остальные,
получив команду, расположились за соседним столом.

– Это Кюра, - сообщила Яна. – Там один из них Кюра. Самый, который у
них старший. Остальных не знаю.

– Стой и не двигайся, - посоветовал Семен Анатолию. – Если Кюра увидит
нас, мы пропали.

– Почему? – удивился Ананасов.

– Не знаю почему, - проворчал Штемпель, боясь повернуть голову. –
Пропали и все. Потому что мы не договорились, какой ультиматум будем
предъявлять. Не поворачивайся только, со спины он, может быть, и не
узнает.

– Ну так давай быстренько решим. Что, так и будем стоять, как два
тополя? А если они надолго там расселись?

– Я согласен, давай решим. Слушаю твои предложения. Давай, предлагай
хоть что-нибудь. А вы сообщайте нам, сообщайте, что у них там
происходит.

Костик повел репортаж, как спортивный комментатор. Яна дополняла его
подробностями. Вика тоже вытянула шею от желания удавиться за компанию.

Тот, что сел напротив Кюры, начал говорить крикливо, требовательно стуча
ребром ладони по столу. Яна высказала сомнение. Кюра, наверное, не
самый главный командующий в чеченском отряде, над ним есть лидер
поавторитетней, который сейчас чего-то хочет от Кюры. Штемпель с
Ананасовым удивились и непроизвольно оглянулись. Их знакомый, опустив
голову, покорно выслушивал ругань на понятном ему языке.

– Да это же наезд! – понял Анатолий. – На Кюру наехали. Сёма, нам нужно
не ультиматум ставить, а спасать сейчас его, прийти на выручку.

– С какой это стати?

– Потому что он наш компаньон, сообщник. У тебя есть чувство
товарищества?

– Нету.

– Да пойми, если от Кюры чего-то требуют, значит, это и нас коснётся. У
меня предчувствие. Острое, как приступ геморроя. Мы должны ему срочно
помочь.

– Как? Ты хочешь, чтобы я в штаны наложил от страха, а они от запаха
разбежались?

– За мной! Держись, как следователь прокуратуры.

Штемпель хотел возразить, что не знает, как держатся эти монстры, но
Ананасов уже пошёл в атаку и даже вынимал при этом что-то из кармана.

– Всем оставаться на местах! Проверка документов!

Анатолий достал-таки аргумент, дающий право на грозное заявление, и
показал, вот, у него-то имеется удостоверение, а теперь будьте любезны
ваши бумаги на соответствие фотографий с лицами. На его красной книжице
золотое тиснение поясняло «Сотрудник». Вывернутый наизнанку боковой
карман уныло свидетельствовал, что больше у Ананасова за душой ничего
нет. Однако он со всей серьёзностью поверил в натянутую на себя роль,
пусть даже не по размеру, и продолжил действо.

– Ну что, Кюра, вот мы тебя и выследили. Попался, наконец? Сейчас
будешь отвечать в другом месте. Ты за всё нам ответишь. Этот с тобой?
Этот человек твой напарник? А эти люди кто? Кто этот, который на
тебя кричал? Что ему надо?

– Я не знаю этих людей, - ответил Кюра, глядя на Ананасова с ужасом.
Очевидно, понимая, что желание киноактёров помочь чревато ещё большими
неприятностями.

Семен Штемпель топтался за спиной Ананасова, сознавая, что хоть и должен
казаться сотрудником органов безопасности, но выглядит больше как
младший научный сотрудник.

Ананасов повторил требование предъявить документы. Сидящий напротив Кюры
встал и раскинул руки, желая чуть ли не обнять Анатолия.

– Зачем документы, дорогой? Я тибе телевизор видел! Ты уважаемый
человек, я тибе знаю. Я тоже уважаемый, и мине весь Питер знает. Я
Бексолтан, у мине целый группировка, ми порядок следим. Не надо мой
пацаны документы проверять. Ты этот человек ловишь? Ты Кюра следил?
Забирай его, сегодня он твой. Я с ним потом разберусь, я тебе не хочу
мешать. Ми уходим уже, всё. На, выпей за мой здоровье. Этого хватит,
чтобы документы не проверять?

Он дал команду сидящим вокруг. Те гурьбой рванули на выход. Сам ушёл
гордо, и не спеша, погрозив на прощанье седому Кюре гортанными словами.
А Семён с Анатолием так и остались на месте. Рассматривая стодолларовую
бумажку в ананасовой руке.

– Не фальшивая? – первое, о чём спросил Штемпель. Он явно
переволновался.

– Я не понял, Сёма, за кого нас приняли, за ментов или за бандитов?

– Да какая разница?

– Что значит, какая разница? Хрен редьки длиннее. Если он видел меня
по телевизору, то значит в сериале или в художественном фильме. А
разговаривал почему-то со мной так, будто видел меня в криминальном
репортаже, или в передаче «Вне закона» . Ну, или в «Совершенно
несекретно».

– Да между фильмами и передачами уже нет никакой разницы! Ты хоть
сам-то телевизор смотришь?

– Нет.

– А чего тогда удивляешься? Даже передача «В мире животных» мало чем
отличается от серии «В мире людей». Особенно от передачи «В моей семье
большая стирка нижнего белья».

Пришёл в себя и Кюра. Он поблагодарил за помощь, но не понимал, как
Семён с Анатолием так вовремя здесь очутились. Встреча с незнакомыми
кавказцами произвела на Штемпеля угнетающее впечатление, но при общении
со знакомым лицом смуглой национальности он тут же обрёл былую
активность.

– Да потому что мы должны всегда быть вместе, Кюра! Разом держаться и
помогать друг другу. Теперь ты понимаешь, что мы твои друзья? Не надо
больше ни в чём нас подозревать! И следить за нами не надо!
Хорошо? Ты согласен? А теперь, будь любезен, расскажи, что это за чёрт с
тобой разбирался и чего ему от тебя надо? Пошли за наш стол.

– Там женщины.

– Они пересядут за соседний. Пошли, пока приглашаю.

Костик получил задание, сходил на улицу, вернулся и доложил, что «они»
уехали на двух иномарках. Он сел не на своё место, а на какое позволили
старшие, но стакан и блюдце пододвинул к себе как равноправный. Равиль с
девушками устроились рядом, спинами к говорящим, и Яна с Викой
зачарованно выслушали историю Кюры, как сюжет параллельного кино.

Он приехал в Питер со своими людьми на заработки. Семьи в Чечене
прокормить без риска практически невозможно. Бексолтан приходится ему
троюродным братом, встретил он их, как полагается по родственному
обычаю, обещал помочь и пристроил всех работать на подконтрольные
торговые точки. С условием, что двадцать процентов от зарплаты
каждый будет отдавать ему за покровительство, так как его группировка
соблюдает порядок среди кавказских торговцев. Люди Кюры попали в рабское
положение, к каковому не привыкли, и обвиняли во всём его, старшего,
которому поверили, а он завёл их на минное поле. Благодаря пронырливости
Абу, и воле Аллаха, им повезло, они познакомились с Викешей и Семёном.
Им очень повезло, потому что удалось закрутить солидное дело в рыночном
торговом царстве, с которым они хорошо были знакомы. Бексолтану они
заявили тогда, что уходят от него, возвращаются домой, и пропали из его
поля зрения. Но исчезнуть надолго в таком большом городе не просто. Их
долго вычисляли, а сегодня выследили конкретно его. Бексолтан хочет
посмотреть их базу, чтобы назначить сумму, какую придётся ему платить.
Заплатить придётся за прошлые месяцы беспошлинной торговли и штраф за
обман, за то, что ушли из-под влиятельной «крыши».

– Вот! – вскричал Костик, ткнув указательным пальцем в стол. – Вот про
это я и разговаривал вчера с Дударом. Вот о чём должен быть ваш фильм. О
том, как один брат хочет зарабатывать честным путём, а другой брат его
за это рэкетирует. Фильм должен быть о ваших людях, уважаемый Кюра. О
вас и вашем отряде. Я правильно говорю, господин продюсер?

Костик понял, что увлёкся и сделал откат лести на Штемпеля.

– Правильно, - проворчал Семён. – Правильно-то правильно… Вопрос в
другом… Бексолтану нельзя показывать ангар, базу с товаром. Если они
узнают о тайных проходах на территорию, то пиши пропало. Ты согласен,
Кюра?

– Я не знаю, что делать, - вздохнул Кюра. – Бексолтан уже назначил мне
большой сумма. Он знает, что у меня есть такой деньги. Я должен срочно
отправить этот деньги домой, чтобы он не отобрал. Я это сделаю, а что
ему скажу? Куда я их дел?

– Очень просто, - опять взял слово Костик и покосился на Штемпеля,
будто спросил разрешения говорить. – Очень просто. Вы эти деньги должны
вложить в кинопроизводство. Отдали на съемки фильма со звучным
названием. Такой ответ его удовлетворит?

Повисло гнетущее размышление. Анализ не предвещал хороших результатов.

– Надо идти Дудар говорить, - сказал Кюра. – Надо ему позвонить,
узнать, можно заходить через гараж или нельзя заходить через гараж. Там
ночью кто-то ходил, крыша гараж лазил, следить за нами хотел. Дудар всё
расскажет. Позвони, Сымон, спроси. У тибе есть трубка?

– Есть, - ответил Штемпель и быстро достал из-под куртки мобильник. Но
тут же сморщился от неприятной мысли. – Трубка-то есть, да вот денег на
ней почти не осталось.

– На тебе деньги, - Кюра положил перед ним сторублёвку. – Я свой трубка
гостиница оставил, чтобы Бесолтан не отобрал. Он у мине всегда всё
отбирал, када я ещё маленький был. Звони, ну.

– Попробую, - кивнул с пониманием Штемпель, набрал номер и этими же
двумя пальцами ухватил со стола купюру.

Прокричав два вопроса, Семён передал мобильник Кюре, торопя говорить
быстрее, пока кредитные деньги не кончились. Реальные деньги при этом
он засунул в карман. Кюра задал такое же количество вопросов, но гораздо
тише. Вернув телефон, он сказал, что можно идти, путь свободен, и встал
из-за стола.

– Стоп, ребята, - схватился за голову Анатолий. – Я не могу сейчас
идти. Мне на «Ленфильм» нужно. У меня там через два часа стрелка. Причем
вопрос очень серьёзный. Я хотел тебе рассказать про это, Сёма, но тут
столько событий, что даже поговорить нет возможности. Мне утром
позвонили, сказали, что вопрос серьёзный…

– Запускается очередной сериал о ментовских страданиях? – уточнил
Штемпель с ноткой ревности в голосе.

– Потом, ладно? – ответил Анатолий. – Я там заодно провентилирую наши
штуцера с гайками.

– Один не поедешь, - перешёл на строгость Штемпель. – Тебя нельзя
отпускать одного. Ты же непредсказуемый человек. Тебе там что-нибудь
предложат, и ты тут же согласишься. А если не предложат, ты тут же
нахерачешься. С тобой поедет твоя девушка.

– Я не поеду, - возразила неуверенно Яна, польщенная заданием. – Мне
туда нельзя. Я же оттуда в прошлый раз выносила краденное. Меня вычислят
сразу. Я сегодня не для того на работу не пошла, чтобы оказаться
задержанной.

– Тогда с тобой поедет Вика, - быстро изменил решение Семен. – Моя
девушка надёжней. Проверена в деле. А Яна пойдёт с нами. Иногда, милые,
вы приносите удачу. Вот сегодня, казалось бы, мы опять с вами влипли в
историю, а в результате оказались при деньгах. Сто долларов, конечно,
отличаются от ста рублей…

– Ага, - прервал его Анатолий. – Ещё скажи, что у нас общая касса, и я
должен тебе их сдать. Мне самому сегодня деньги могут пригодиться.

– Я согласен, - успокоил друга улыбкой Штемпель и протянул ему свой
телефон. – Возьми, будешь держать связь с Дударом. На всякий
экстренный случай. Заодно по дороге оплатите, пожалуйста, новый кредит.
Итак, пошли. Ты со мной, она с тобой.

Девушки переглянулись и согласно кивнули друг дружке. Но каждую
посетила мысль легкой горечи. До чего же быстро нами обменялись.
Неужели мы им совершенно не дороги?

4

Для поэтического настроения важно, какой человек рядом находится. Вика
рассматривала сурово молчащего Ананасова и рифмы не шли на ум хоть ты
тресни. К слову «ананас» подбиралось два-три неприличных выражения, а
фраза «Стоит как столб» упиралась в восклицательный знак, после которого
ни звука. Стоило же вспомнить Штемпеля, как внутри сразу засмеялась
приятная ревность. Яна к Сёме пристаёт, а он её не достаёт.

На троллейбусной остановке Анатолий сказал первые два слова, «этот наш»,
у входа в метро вторые, «нам сюда», а потом третьи, «сейчас выходим».
Чувствовалась их надежная сплочённость, верное товарищество и полное
единодушие, но ощущения эти напрочь не рифмовались. Обменяли валюту и
оплатили сотовый телефон, разговаривая с другими, а не между собой. Вика
даже опечалилась за подругу. Как же Яна мается с таким
дружком-приятелем?

Зато на киностудии произошла метаморфоза. Анатолий будто нырнул в родной
аквариум, глотнул пахучей мутной водица и превратился из молчаливой рыбы
в говорливого птаха. Он рассказал с подробностями какова здесь система
отношений, на каких этажах что находится, и кто из режиссёров над чем
сейчас работает. Вика хотела спросить: «Почему же не снимают такого
колоритного вас?» Но на незаданный вопрос пришёл быстрый ответ. «Потому
что Ананас!» И настроение воспарило.

Знакомый охранник сначала многозначительно закивал Ананасову на своего
напарника, который за спиной поднял телефонную трубку местной связи, а
затем пропустил Анатолия и «девушку без пропуска со мной» с весёлой
прибауткой. Вика поняла, что здесь она далеко не первая «идущая с ним».
Буквально за углом поджидало коварное подтверждение догадки.

– Ну, наконец-то, Толя!..

Из темноты и клубов не то пара, не то дыма нарисовалась Лизавета, у
которой мелко тряслась голова, дрожали плечи, не зажжённая сигарета
плясала в руке, и ярко метались со словами и без слов чувственные губы.

– Я тут стою, жду, блин, вся такая хэппи!.. Где вы ходите, сколько
можно? И вообще, чего вы тогда мне не позвонили? Если б позвонили, всё
бы не так было!

Этот упрёк Лиза повесила конкретно перед Викой. Ананасов поцеловал
мятущиеся губы, Лизавета мгновенно успокоилась и затараторила более
вразумительно. Анатолий выказал умение обращаться с женщинами, а ей вот
такой грубоватой чуткости и не хватало.

– Ну, что, что, не понятно что? Если Сургуч узнал про вашу тайну,
значит уже не отцепится, он же такой любопытный, постановщик хренов, ой,
блин, какой он любопытный, я тебе потом расскажу!.. Ну вот, поймал он
меня вчера, где ты ходишь, где я хожу, интересный такой, я тебя,
говорит, главной героиней сделаю будущего фильма, если ты поедешь с нами
и покажешь подземный ход, ну, где я под гаражами ползала. А что я ему
Зоя Космодемьянская по несколько раз в подполье уходить? Вот почему вы
тогда мне не позвонили, а я теперь не могу от роли отказаться, ну, что
ты не понимаешь меня, Толя? А ещё он сказал, он попросил меня очень,
чтобы я тебя вызвонила и уговорила на участие в этой операции, ну,
чтобы ты с нами поехал, он, оператор, который по ходу снимать будет
подробности, ну и я, старая, блин, подпольщица, хорошо, что у меня тогда
двое рейтуз было, а то бы все дела себе застудила, а ты спал, блин, тебе
по херу, сначала под Тимофея меня положил, а после, ну ладно, я что-то
не о том, спичек нету?.. Ну, ты понял меня, через два часа сбор группы в
его кабинете, и мы поедем к нему в гараж, где дырка в полу, он заставит
меня опять лезть, я сегодня потеплее оделась, но без тебя мы можем не
найти ход, если вы ту дырку заделали, ну, в гараж с телевизором и
холодильником, так что ты соглашайся, он тебе тоже роль обещает,
главную, и Штемпелю, но я Штемпеля боюсь, а вот ты добрый, поэтому я
очень вас предупредить хотела, что вам грозит опасность разоблачения,
если вы сами не захотите разоблачиться, так что ты подумай, предложение
хорошее, пойдём через два часа к нему, а, Толя? Ну чего тебе, не
интересно, а мне так интересно, прямо не могу!.. Давай так, я тебя в
кафе ждать буду, если надумаешь, приходи, и вместе пойдём, а сейчас
расходимся, потому что если увидят, что мы с тобой заранее встретились,
то меня потом убьют, у него помощница сука такая, я её очень боюсь, так
что я побежала, Толя, и, надеюсь, ты понял, что вам грозит опасность, я
вас предупредила, сделала всё, что смогла, Сёме от меня привет горячий,
а ты приходи всё-таки, соглашайся, подумай и приходи, я в кафе, всё,
пока-пока, ну даст мне хоть одна ять прикурить или не даст в этой
конторе долбанной?..

Лизавета растворилась в клубах не то дыма, не то пара, как муза
кинематографического вдохновения. Ананасов неумело перекрестился ей
вслед и взялся шарить по карманам. Надо срочно позвонить по записанному
где-то телефону, но куда он его дел? Вика сказала, что номер записан в
электронной памяти мобильника. Найдя номер нужного абонента, сделав
вызов и дождавшись ответа, она объяснила, кто звонит, и попросила
связать её со Штемпелем. Тот оказался рядом с Дударом, выслушал первым
Ананасова, затем попросил Вику, которую назвал секретарём, разъяснить
ему только что услышанное. В адрес обоих источников сообщения он
разразился истерическим матом, что прозвучало намного теплей, чем
завершающая сухая фраза «конец связи». Ананасов удовлетворённо пришёл к
выводу, что информация дошла в полном объёме, и пригласил в кафе
отметить успешное выполнение задания.

– Но ведь там же Лизавета, - остановилась пошедшая было за ним Вика. –
Она расценит наш приход в кафе как знак согласия. Но ведь мы же не
согласны? Или вы решили согласиться поехать с ними?

– Ничего она не расценит. Мы сядем за другой стол. Я пока ничего не
решил. Мне нужно выпить.

– Скажите, пожалуйста, Анатолий Михайлович, - Вика продолжала
обращаться к гениям на «вы». – Вот скажите, почему вы с этой Лизаветой
всё-таки по-хорошему? Поцеловали даже. Она столько гадостей сделала.

– Эта дрянь великолепно смотрится на экране. Очень киногенична, хотя
не всегда киногигиенична. А истинный художник за красивый кадр простит
исполнителю любую подлость. Я ведь сам актёр, поэтому разбираюсь.

О появлении Ананасова на фабрике грёз тут же сообщили тем, кто относился
к фантазиям серьёзно. Вика поняла это, когда перед ними, и перед входом
в кафе, вырос длинный, худой, в огромных очках. Вика узнала его и
содрогнулась, потому что, отступив на ступеньку вверх, Белоснежкин стал
ещё выше, как жираф в боевой стойке.

– Ну, привет, Толя, привет!.. Давно ищу встречи с тобой, а ты нас не
посещаешь. Не любишь? Разлюбил? Где поговорим, здесь, или у меня в
кабинете, который вы, который ты!… В кафе нельзя, там люди. У меня есть
все основания полагать, что кражу из моего кабинета и порчу стен устроил
ты, Анатолий Ананасов. Сделали это твои ублюдочные кинодрузья с твоего
разрешения. Или по твоей команде.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, - ответил Ананасов и мастерски
изобразил на лице сказанное.

– А я тебе сейчас объясню! Я тебе сейчас два раза объясню, как
милиционеру!

Белоснежкин схватил Ананасова под локоть и потащил как напроказившего
ученика в смежную рекреацию, где в углу стояла пятиместная секция
откидных кресел из кинотеатра шестидесятых годов. Он брал энергией
негодования, да и ростом был чуть выше Ананасова, хотя значительно
уступал ему в весе.

– Девушка, отойдите! – отмахнулся он от Вики, как от рыбы-прилипалы.

– Не отойду, - строго заявила Вика. – Мне нельзя от него отходить.

– Ах вот как, вы из его команды, - быстро сообразил Белоснежкин, что
перед ним не просто девушка с кинопроб, которую общительный Ананасов
пригласил в кафе для знакомства. – Да-да, верно, я вас уже где-то,
где-то… Вы были с ними в прошлый раз? Значит, соучастница. Ну, что же,
слушайте и вы. Сядьте оба и слушайте.

Вика с Анатолием покорно заняли места, когда-то занимаемые по билетам, а
Белоснежкин зловеще наклонился над ними, как контролёр, поймавший левых
посетителей.

– Итак, заведено уголовное дело, а это не шутки. Подозреваются
конкретно Анатолий и те два парня, которые приносили с тобой «бэтакам» в
мой кабинет. Как показал охранник на вахте, они же его и выносили с
киностудии. Всё просто. Ты у меня попросил камеру, я тебе её не дал,
потом я вам отказал, вот вы и пошли на преступление. Вас должны были
прямо сейчас повязать на вахте, но сначала предупредили меня. Дело в
том, чтоСергучев очень просил не давать хода делу. Если, говорит, они
украли камеру и плёнку, значит, они им жизненно необходимы, значит, они
действительно занимаются подпольной кинохернёй, а это заслуживает
если не уважения, то хотя бы медицинского снисхождения.

Вика обиженно повернулась к Ананасову. Но того не трогали ни обвинения,
ни оскорбления. Он упрямо повторял одно и то же.

– Я не понимаю, о чем идёт речь.

Белоснежкин выругался громко и вполне кинематографично.

– Хватит говорить со мной, как дебильный ребёнок! Слушай меня
внимательно! Я согласен закрыть дело, ликвидировать заявление, если ты
выполнишь два условия. Первое. Ты согласишься поехать сСергучевым на
киноразведку. Тебя ради этого сюда и заманили. Что вы там на развалинах
филиала ему покажете, это ваше дело. Есть ли у вас что показать, нет ли,
решайте сами. Сургучу очень нужна легенда, ну так дайте ему легенду. Тем
более, что он вам ещё и главные роли отвалит. Очень заманчивое
предложение. Тем более, что ни ты, ни Штемпель уже давно не появлялись
на экране. Когда поедете, я дам тебе с собой диктофон, и ты будешь
записывать весь базар с Сергучём во время разведки. Это строго между
нами, Сургуч не должен знать, мне нужно для особого дела, зайдёшь перед
выездом ко мне, моя секретарша уложит тебе всё по карманам и настроит
микрофон. Договорились, Толя? Сделай, пожалуйста, как я прошу. И сейчас
вопросов не задавай, я потом тебе объясню, зачем мне нужно и хочется
знать все о вашей поездке. Это первое условие. Второе гораздо сложнее.
Но и заманчивее. Завтра в город приезжает из Москвы киногруппа
Михалкова. Они будут снимать проезд императора. С ним самим в главной
роли, естественно. Очередной его гигантский проект. Он ещё не всех
Романовых переиграл. Вот адрес флигеля, где разместится база, и куда
привезут аппаратуру и плёнку. Ты думаешь каким-то образом отдавать мне
украденное? Камера – чёрт с ней, я тебе, может быть, её и подарю. А
плёночку мне очень жаль, она мне самому нужна, у меня тоже есть
творческие замыслы. Мои бобины вы, наверняка уже использовали. Ну, так
добудьте мне другие. Если ты украл у нищего кинорежиссёра, то украсть у
киноцаря будет совершенно не грех. Ты со мной согласен, Толя? Я надеюсь
на твоё понимание и на чувство солидарности по отношению к московскому
киноправителю. Если ты всё правильно понял, то будешь действовать так,
как подскажет тебе твоя совесть и твоё чувство ответственности передо
мной. Но прошу действовать в рамках тех условий, которые я перед тобой
поставил. Девушка, вы уж будьте, пожалуйста, рядом и проследите. Не
заставляйте меня заниматься судебными разбирательствами. Очень вас
прошу.

Оставшись сидеть в забытом киноряду, Ананасов, после давшегося ему с
трудом минутного размышления, попросил соединить его со Штемпелем. Вика
повозилась с мобильником и передала слова Дудара, что Семён исчез, они
сами его ищут.

– Неужели гады снимают без меня?

– Сейчас не время для обид! – вырвалось у Вики и даже хотелось добавить
«когда паскудный враг не спит».

И Ананасов дал команду «уходим». Нужно как можно быстрее вернуться на
базу и подготовиться к встрече с разведгруппойСергучева. Их будет
человек пять, он сам, оператор, Лизавета, возможно секретарь-ассистент,
ну ещё кто-то, ну шофёр. Дать отпор такому количеству недругов можно без
труда. У него даже есть идея задымить подпольное помещение, чтобы в
гаражную дыру невозможно было сунуться.

Они спустились на первый этаж, но тут к ним быстро подошёл знакомый
охранник, который так легко пропустил их на студию, но подавал при этом
какие-то знаки.

– Толя, обратного пути для тебя нет! Я же тебе сигнализировал, что
беда. Поступила команда задержать тебя при выходе. Тебя и девушку.
Сообщаю по дружбе и ухожу, пока не заметили.

Пришлось ещё раз подняться на второй этаж к злополучной лестнице в кафе.

– Вот так попадёшь раз в кино и уже не сможешь выбраться, - позволил
себе ироничное осмысление ситуации Ананасов. – Несколько человек вообще
здесь живут. Целыми днями шарахаются по цехам, сидят в этом кафе, а
вечером перед обходом охраны уходят куда-то на чердаки, в подвалы. Живут
от эпизода до эпизода, или от смены до смены, когда удаётся попасть на
какую-нибудь картину хотя бы грузчиком.

На площадке у входа в кафе стоял невзрачный субъект в демосезоннем
засаленном пальто. Левую руку он держал у груди и шевелил пальцами,
вращая кистью, словно подбирал про себя нужные слова для высказывания
чего-то важного. Жалко улыбаясь, он здоровался с каждым проходящим мимо.
С Ананасовым поздоровался трижды. Анатолий кивнул Вике
пройтись дальше по коридору и возобновил рассказ экскурсовода.

– А это яркий экспонат здешнего мира. Когда-то парнишку взяли на второй
план из-за уникальной внешности. Продемонстрировали к нему любовь и
душевное расположение. Даже выписали бессрочный пропуск, заверив, что
такая рожа всегда будет в кино востребована. После съемок он,
естественно, стал не нужен. И вот бродит здесь уже не первый год, желая
ещё раз встретить сердечное внимание.

Дальше идти не следовало, впереди находился кабинетСергучева, но и
стоять долго в коридоре у двери было нельзя по той же причине. Идти на
улицу во двор? Но много ли там выходишь? А выход со студии отрезали.
Оставалось помещение кафе, где можно хотя бы сесть, чтобы тщательно всё
обдумать.

Анатолий подошёл к столику, где нервно дымила за чашечкой кофе
Лизавета, указал на один свободный стул Вике, на другой тяжело опустился
сам.

– Можешь сказать Сургучу, что я согласен. Но у меня условие. Выезжаем
не сейчас, а попозже, когда стемнеет. Я не хочу, чтобы меня заметили
товарищи.

Лиза сорвалась из-за стола, не погасив сигареты, так ей не терпелось
доложить об успехе. Анатолий подмигнул Вике, тоже как о достижении
определённого решения, но грустно, без огонька.

– Я не знаю, что делать, поэтому будем надеяться на импровизацию. И
давай, наконец, выпьем! Поскольку других источников для вдохновения
здесь просто нет.

Вика взяла у него деньги и пошла к стойке бара, надеясь там подобрать
рифму к слову «импровизация». Настойчиво просилось только одно слово,
«канализация».

5

Очутившись за гаражами и забором, Яна ощутила сильное эротическое
волнение. Здесь, на этой территории, кто-то хотел её по-настоящему. Не
то, что Ананасов или Костик, намекнут и забудут, у них одно кино на уме.
Истинное желание она сразу отличит, не зря же муж её так часто ревновал.

Яна всё-таки посмотрела на всякий случай на Костика. Тот, идя след в
след за Кюрой и Штемпелем, внимательно изучал обратную сторону гаражей.
Взглянула Яна и на Равиля. Может быть, он? Равиль тоже косился на
длинную кирпично-блочную стену и что-то про себя высчитывал. Замыкал
шествие подручный Кюры, безымянный, молчаливый и замёрзший, не способный
излучать сексуальное энергетическое поле.

Яна опечалилась, что её друзей больше интересует кирпичная кладка, а не
живая она, и тоже вгляделась в неказистую высоту и бесконечную длину
строения. И до неё дошло. Костик с Равилем разгадывают фокус, который
заключается в том, что до ангара от гаража №149 приличное расстояние,
они ещё не дошли, а сам павильон-склад и строения рядом примыкают к ещё
одной стене, тянущейся за ними в другую сторону. Значит, в ту ночь Яна с
Викой уходили по крыше не этих гаражей, и спальные камеры-люкс-номера
находятся не здесь. О событиях прошедшей ночи она старалась не
вспоминать, чтобы никто не догадался, но помнила, что наткнулись они на
засаду как раз на этой крыше. Вот где-то здесь Абу и прятал лестницу.

По территории гулкого и тёмного города-хранилища они прошагали к
незнакомому помещению, отделанному так же, как офис Штемпеля и сторожка
Абу в стиле евроремонт. Но если помещение «ШиЗ» украшали рекламные
календари, а в жилище охранников светились цветные фото обнажённых
женщин, то здесь на стенах висели портреты бородатых мужчин в
каракулевых папахах. В офисе Кюры строгие взгляды предков не позволяли
отвлекаться от главной цели существования гордого южного народа на
северной территории.

Дудар встал из-за стола, поприветствовал старшего, дождался, когда седой
командир займёт нагретое подчиненным место, и доложил о произошедших за
время его отсутствия событиях. По совету Кюры он говорил на русском,
чтобы «наши друзья, которые мне помогли» тоже были в курсе дела.

Сообщение гораздо более встревожило Штемпеля, чем Кюру. Ночью на крыше
гаражей со стороны проспекта неизвестные установили палатку
серо-голубого цвета с целью вести наблюдение за территорией в тепле и
незаметно на фоне питерского неба. В темноте двое сидящих в засаде
потеряли бдительность, расслабились от согревания коньячком, за что были
схвачены, отхерачены, и вышвырнуты на противоположную сторону, где их
поджидал «жигуль» белого цвета с работающим двигателем, там, наверняка,
отдыхали сменщики. У диверсантов отобраны доказательства. Вот палатка,
вот бинокль, вот термос, вот фотоаппарат.

Штемпель пнул аляповато раскрашенную палатку, а Равиль подошёл к столу,
потрогал внушительного размера фотообъектив и дал авторитетное
заключение восклицанием «ёва».

– Это Геннадий! – выкрикнул Семён. – Это тот самый оператор, который
обещал нам войну. Помнишь, Дудар?

– Там был другой люди.

– Это Геннадий и его удавы, определённо. Они, естественно, сами не
будут сидеть и мёрзнуть, они людей наняли. Их очень интересовали ещё
тогда пути попадания на территорию филиала. Значит, хотели проследить,
откуда и куда въезжают и выезжают ваши автомобили. Кюра, дорогой, пришло
время говорить начистоту. Да, у нас есть тайное помещение, где мы
занимаемся кинопроизводством. Ради пищевого и финансового обеспечения
нашего дела мы позволили вам держать здесь торговый склад. Ну и для
нашего прикрытия, конечно. Мы не хотели вам даже говорить, не то что
показывать студию, а теперь я вам приоткрываю секрет. Но главное не в
нём. Главное в общей для нас угрозе. Вашим бандитам, от которых мы тебя
сегодня спасли, нужен твой склад, чтобы поставить тебя на хорошие
проценты. А нашим бандитам нужна студия и весь этот склад вместе с
товарами, но без вас. Чувствуешь разницу? Мы хотели просто снимать кино.
Однако заниматься бескорыстным творчеством в условиях демократическим
перемен невозможно. Вы хотели просто торговать. Однако в условиях
всеобщего бандитизма бесконтрольно заниматься таким делом рискованно.
Сейчас не время, уважаемые горные кунаки, требовать от нас раскрытия
тайны, сейчас нужно объединиться против общей опасности.

– Согласен, - произнёс мрачно Кюра и требовательно посмотрел на Дудара.

Тот почувствовал на себе не только грозный взгляд предводителя, но и
всех его предков, поэтому ответственно продолжил доклад.

– Када ми вернулся, Абу совсем с ума сошёл. Этот девушк исчез, ви
куда-то ушёл, он толка ыё хотел видеть. Он как звер без неё прыгал. Он
мой родня, я за него отвечаю, но он совсем как дурак ненормальный
сделался. Никого слушать не хочет. Толка этот девушк ему давай.

Яна почувствовала ещё один подъем горячей волны снизу и наклонила
голову, чтобы скрыть предательский румянец. Абу сейчас где-то здесь,
чувствует то же самое и думает обо мне, догадалась она.

– Сымон, ты должен сыпрятать этот девушк. Зачем ты её привёл? Пусть
дома сидит. Викеша сказал, если Абу в ней уйдёт, он всё про нас
администрация расскажет.

– Видишь ли, Дурар, Яна здорово нам помогла, мы не можем просто так,
бессердечно, расстаться с ней… Это актриса с определённым внушительным
талантом… Короче, она протежэ Ананаса. И всё, без комментариев. Но я
согласен с тобой. Помимо внешних проблем у нас достаточно и внутренних
неприятностей. А значит нужно принимать кардинальные меры.

Кюра поднял руку повелевающего вождя.

– Абу сегодня поедет домой. Повезёт дэньги. Нужно увезти отсюда все
дэньги и продукты нашим семьям. Он поедет контейнер. Это мой приказ.

Костик схватил за рукав Штемпеля и горячо зашептал ему о чём-то на
ухо. Семён подпрыгнул от услышанного.

– Идея! Вместе с Абу должен уехать Викентий! Кюра, ты подсказал
гениальное решение! Викеша будет снимать эпизоды вашей будущей картины.
Дорожные приключения главного героя, его встреча с родными, местные
пейзажи. Помимо приказа доставить вашим семьям деньги и продовольствие,
ты ещё и отправляешь Абу на киносъемки про вас, про то, с какими
приключениями вы добирались сюда. От такого предложения Абу не сможет
отказаться. А Викеша, как главный оператор чеченской картины, будет его
снимать всю дорогу. Камера у него есть, пленки мы подкинем, от сердца
оторвём ради такого дела. Для вашей картины, Кюра, мне своей личной
плёнки не жалко! Вместе они сочинят интересные эпизоды, опыт совместного
творчества у них есть. Верно? Да, вот ещё что. У Абу должен быть стимул.
То, что ваши люди, как и мы, будут делать бескорыстно своё кино, в
этом я не сомневаюсь. Но у актёра должен быть стимул, это я как актёр
вам говорю. И этот стимул… Этот стимул…

– Абу должен вернуться, - подсказал шёпотом Костик. – А здесь о его
любви к Яне мы снимем отдельные эпизоды.

– Верно! Точно! – возопил Штемпель. – Абу должен вернуться, потому что
здесь его будет ждать наша Яна! Здорово я придумал?

Но Дудар задал вопрос, от которого бурлящая весёлость Семёна мгновенно
испарилась.

– Абу должен вернуться с Викеша, или без ныво? Что будет, если он
вернётся суда один? Кинокамера привезёт, а Викеша там не найдут.

Штемпель посмотрел на Костика, ожидая подсказки, но тот и сам не ожидал
такого сюжетного поворота в будущем.

– Вот это конфликт!.. Вот это накал… Какое напряжение страсти, - только
и смог ответить Штемпель на вопрошающие ответа строгие взгляды
кавказцев.

Тут-то и зазвонил телефон на поясе у Дудара. На том месте, где уважающий
себя джигит носит кобуру, пластиковое орудие связи запиликало мотивчик
«Где же ты моя Сулико».

– Это тибе, - протянул удивлённый Дудар трубку Семёну.

– Да… да… да… - заходил начальником по чужому офису Штемпель, прижимая
ухо к телефону. – Да?! – остановился он от сильно неприятной новости,
затем попросил передать трубку Вике, а, выслушав её, отпустил тираду
нецензурных слов, после чего грязно выругался.

– Проблемы? – спросил Кюра с полным безразличием, как вполне
цивилизованный руководитель предприятия.

– У нас проблемы? Да нам конец, – весело ответил Семён и возвратил
трубку хозяину. – Всё, мы уходим! У нас срочное совещание. Действуем,
как договорились. Сообща и на полном доверии. Вы за нами больше не
следите, а мы постараемся у вас поменьше воровать. Вперёд, ребята! – Но,
выйдя, он тут же вернулся, сообразив, что не дал ответа на главный
вопрос. – Викеша должен обязательно прибыть обратно. Он привезёт
отснятый материал, а плёнку нам нужно будет нахаляву проявить. Без его
связей и без ваших фруктов мы этого не сделаем. Понимаете?

В офисе «ШиЗ» он потерял самообладание и пересказал сообщение Ананасова
и Вики с жестами трясущихся рук. Он был почему-то уверен, что
гений-Анатолий не только приедет сСергучевым в гараж с отверстием, но и
первым спустится в подпол, чтобы найти выход в гараж-люкс, приведёт
недругов в тайный павильон, и подробно расскажет о его таинственной
истории.

– Ему пообещают главную роль, и он сделает это, не задумываясь о
последствиях. Ради главной роли актер готов на любую подлость. Уж мне-то
поверьте.

– Нужно просто заделать эту дыру и всё, - робко предложил Равиль.

– То есть, как это заделать? – изумился Штемпель легкому решению
вопроса. Отчего перешёл на уважительное обращение. – Вы так просто об
этом говорите, Равиль, что я просто удивляюсь.

– В вашем кинопавильоне я видел кучу стройматериала, - пояснил Равиль.
– Кирпич там есть, песок. Вода имеется? Ну, так в чём дело? Нужно всего
лишь попросить цемент у чеченцев. Я видел на складе несколько поддонов с
импортными бетонными смесями. Очень хороший материал. Надо всего лишь
один мешок у них попросить.

– Попросить, - хмыкнул Штемпель. – Мы ещё просить у них будем! Пошли,
покажешь, где лежит.

Мужчины ушли, наказав Яне никого не впускать. Минут через десять они
вернулись, волоча по полу картонный мешок. Бетонит, прочитала Яна
латинские буквы. Она не понимала, что происходит, потому что чувствовала
всё нарастающее волнение. Если он сейчас войдёт, то я тут же не смогу
устоять. И ей не было стыдно за свои мысли и желания, ей хотелось их
осуществления. Сколько можно заниматься самопожертвованием без
всяческого удовлетворения?

Но её увели через металлический шкаф на студию, где заставили таскать
кирпич. Она покорно исполняла, что ей говорили, удивляясь вместе с
обалдевающим Семёном, как умело действует Равиль. Парень быстро нашёл
где-то электрический кабель, запитал его, протянул в отверстие в
гаражном полу, а под полом подключил к нему настольную лампу из того же
люкс-номера. В подпол спустили по цепочке нужное количество кирпича,
сохранившегося в тайном павильоне со времён не законченного
строительства, украденный мешок цементной смеси, емкость для замеса
раствора и воду в пластиковых бутылках. Орудуя куском фанеры, как
мастерком, Равиль за час поднял в подземелье от грунта до гаражного
бетонного перекрытия кирпичную кладку размером метр на метр. Лаз в
гаражСергучева оказался заткнутым снизу кирпичной тумбой.

Уставшие от работы и от восхищения способностями Равиля, соратники на
кроватях в гараже открыли бутылку вина за победу. Тост во славу Равиля
Семён дополнил пояснением.

– А вот если бы со мной были профессионалы, знаете, как бы они
поступили, столкнувшись с подобной проблемой? Они бы сказали мне, а не
пошёл бы ты в известной маме вместе со своими замыслами?

На съемочной площадке в павильоне, в свете прожекторов, их поджидал в
кресле возвышенно печальный Викеша.

– Это ты решил отправить меня в командировку, Семён? Знаешь, я не
сержусь на тебя за это.

– Ещё бы ты сердился, пердунец, - хотел крикнуть Штемпель, но лишь
прошептал эти слова из-за хорошего настроения. Он попытался даже
наиграть сочувствие, так как Викентий всё-таки оставался его
компаньоном.

- Викеша, ты стащил у нас кинокамеру и этим определил свою судьбу. Не
надо пикать на ромашки. Ты едешь работать с дорогим тебе человеком. Я
сейчас дам тебе три бобины спрятанной от тебя плёнки. А Костя накидает
на словах сценарные планы, которые додумаешь сам. Отнесись к поездке
творчески. И не бойся. Не ты первый едешь на Кавказ.

– Но ведь я же могу и не вернуться, - произнес Викентий с трагической
интонацией, которая доставляла ему явное удовольствие.

– Ничего, - с не меньшей скорбью в голосе ответил Штемпель. – Если тебя
сдадут в отряд, изучишь подрывное дело. Но ты вернёшься, Викеша. Ты из
любой засады без мыла выскочишь. А родине нужны всякие специалисты по
киноискусству.

Наблюдающие трогательные взаимоотношения компаньонов поняли, что так
Семёну говорить не стоило. Ухватив три круглых металлических коробки,
Викентий засиял от их блеска, сбежал с помоста в сторону своего тайного
хода на студию и прокричал озорно из сумрака.

– А телефона девчонок-проявщиц я тебе не дам! И ты с ними без меня не
свяжешься, хитрый Штемпсель! Вы меня как родного ждать будете! И я
вернусь! Я обязательно сюда вернусь! Пусть даже вас уже здесь и не
будет!

– Вы зря педалировали его чувство патриотизма, - заметил Штемпелю
Костик.

Штемпель хотел накричать, чтобы ему не указывали, но его остановило
соображение о том, какие точные слова умеют иногда подбирать
сценаристы.

– Нужно и ту дырку заделать кирпичом, - прошептала Яна, указывая
пальчиком в сторону исчезнувшего Викентия.

Штемпель удовлетворённо кивнул.

– Заделаем, - уверил Яну счастливый от похвал Равиль. – Хоть новую
стену поставим. Меня же, как единственного среди работяг с высшим
образованием, поставили недавно начальником отдела главного механика.
Образование, правда, гуманитарное, но это руководство не смутило. Так
что у меня много чего есть под рукой. Можем даже здесь капитальный
ремонт сделать.

– Вы являетесь начальником на стройке? – удивился Семён. Его восхищению
не было конца. – А как же вы сейчас? Вы же сейчас должны быть на
работе.

– Да что вы с этой работой? – поморщился досадливо Равиль. – Сейчас
зима, работяги в домино стучат. Тем более, что у меня не строительный
объект, а подсобные мастерские. Как будто я с детства мечтал об этой
работе. Я о другом мечтал.

Штемпель принял решение выбраться обратно в офис. Посидели некоторое
время там, в неизвестности, что делать дальше. И вышли под электрическое
сияние тусклых складских фонарей. В ангаре нагнеталась суета, одни
бегали, другие покрикивали. Штемпель вспомнил, что Яне показываться на
этот свет нельзя и велел ей убраться в офис, в дальнюю комнату.
И вовремя. Как только Яна скрылась, появился озабоченный Дудар.

– Сымон, тыбэ звонил Ананас, а тыбэ ниде нету. У нас, слушай, вот какой
дело. Абу как звер сделалса. На всех кидается. Не хочет ехать домой. Не
поеду, кричит. Хочу любимый женщина видеть. Он знает, что она здесь, он
её почувствовал.

– Он ошибается, - сказал, как отрезал Штемпель. – Её уже здесь нет. Она
домой ушла, ей на работу надо. Но поклялась ждать Абу. Она будет ждать
его возвращения. Она его дождётся, так и передай. Потому что здесь мы
будем снимать историю о их любви. Не поверит? Сомневаешься? Тогда
сделайте вот что. Послушай моего совета. Пусть Кюра торжественно объявит
при всех, что назначает Абу на главную роль в вашем фильме. Как ваш
главный продюсер он утверждает Абу на роль главного героя. Такое решение
мобилизует Абу и дисциплинирует. Поверь. Исполнитель ради главной роли
способен на любые жертвы и на любой подвиг. Это я как актёр вам говорю.

Дудар ушел. Семён, Равиль и Костик зашли в офис и закрыли дверь. Из
смежной комнаты выглянула Яна.

– Яночка, извини, но тебя нужно срочно отправлять отсюда подальше. Но
вот как? Выводить нельзя, о каждом её шаге тут же сообщат ему. Запереть
в гараже-люксе опасно, потому что не надёжно. Если он её чувствует, то
может, как зверь начать рыть подкоп. Половой инстинкт – это страшное
дело. Как быть, друзья? Под угрозой отправка Викентия в Чеченю.

– А что, если он со мной простится? – робко предложила Яна и покраснела
под строгим взглядом Костика.

Но строгость оказалась видимой, мелькнула как не вырезанный кадр.
Костик подхватил и начал развивать сюжетное предположение.

– Действительно!.. Пусть они пообщаются минуты три. Здесь. А мы будем
стоять под дверью как гаранты безопасности. Пусть она его как на фронт
проводит. Хорошо бы даже снять эту сцену! Равиль, где видеоаппарат? Если
мы будем снимать, то ничего такого он ей просто не сможет сделать.

Воодушевлённый замыслом Штемпель убежал к чеченцам. Равиль сходил за
камерой. А Яну стали колотить нешуточные предчувствия. Когда к офису
подошли Штемпель, Дудар и посуровевший до черноты Абу, она поняла, что
теряет самоконтроль, и неожиданно для самой себя громко объявила.

– Стойте все здесь! Нам с Абу нужно минутки три порепетировать. Ну, вы
же сами только что сочинили, что мы с ним должны пообщаться минуты три.

Яна решительно схватила Абу за руку, втащила за собой в офис и закрыла
дверь. Захлопнула и щелкнула замком. И провела мужчину в соседнюю
комнату, где стояли раскладушки.

– Абу, ты хочешь проститься со мной по-человечески? У нас есть три
минуты. Ну?

Абу посмотрел на ближнюю раскладушку и гордо ответил.

– Не могу. Мине на главный роль назначили. Поэтому сичас не могу. Када
вернусь, тада будем любовь рэпетироват. Ты мине жди. Не дождёшься –
убью. Такой кино нылза измен делать.

Он вышел из офиса героической поступью и на вопрос «почему так быстро?»
надменно усмехнулся, что ему пора ехать.

А Яна, оставшись у металлического шкафа с потайным ходом, закипела от
переполнивших её чувств. Безжалостный кинематограф вырвал из реальности
в мир фантазий и придуманных сюжетов ещё одного желанного ею мужчину.

Когда вошли соратники, Яна лежала на раскладушке, закрыв глаза и
вздрагивая.

– Что с ней? – обеспокоено спросил Костик. Спросил с обеспокоенностью
начальника за травмированного подчиненного.

Штемпель, как бесспорный специалист в области медицины, потрогал горячую
и мокрую щеку Яны и дал квалифицированный ответ.

– Оргазмотическая кома.

6

Темнота для кино важна невероятно. Для публики, отдавшей деньги за
попадание в нереальный мир, сначала нужно выключить свет. А тем, кто
несёт зрителю свои потуги, темнота необходима, как чуть ли не главное
обстоятельство для работы.

Вика почувствовала, как Ананасов становится бодрей, хотя молчит и за
стекло автомобиля поглядывает равнодушно. В продымленном
кафе он выглядел уставшим и обречённым, чем дольше сидели, тем горче
хотелось напиться, но спиртное не брало. А сейчас Анатолий оживал,
просыпался как ночная птица с приходом времени охоты. Кинопромысел
занятие хищническое, плотоядное. Создатели экранных сказок поэтому и
любят больше работать по ночам. Романтичная атмосфера приятным образом
влияет на скучный съёмочный процесс и магически сказывается на
результате, даже самые неудачные кадры, снятые в сумерках, смотрятся
загадочно.

Поглядывала на Ананасова и Лизавета. Тоже заметила, что киногерой
преображается, и надеялась на шутку, на ласковое слово. Задал несколько
вопросов ему иСергучев. Но Ананасов хранил гордое молчание. Его склонили
к подлости, и он мученически вживался в навязанную роль. А темнота, по
которой их везли на свершение гнусности, навевала будущему акту
предательства художественный смысл.

– Мы почти приехали, - воодушевлёно сказалСергучев, когда автомобиль
свернул налево.

И Вике передалась тревога Ананасова, который вдруг завертел головой от
одного окна к другому. Они сидели в микроавтобусе, как в просмотровом
зале, но за экранными стёклами пошло не то кино. Их автомобиль катил по
неосвещённому пути к черноте залива, сзади тянулись огоньки других
машин, и навстречу приближались не спеша зажжённые фары. Почему
разухабистая дорога на краю города столь оживлена в позднее время?
Ананасов метнулся в левому окну, к правому и многозначительно произнёс:
«Ага!» Все посмотрели на него с интересом, дажеСергучев оглянулся с
переднего сидения. Шофёр в это время остановил машину, будто приехал к
разгадке. Дорогу перекрывала полосатая труба. Из кирпичного домика вышел
её служитель в ярко-оранжевой куртке. На щите у ворот выцветшей краской
значилось «Гаражный кооператив «Союз».

– Со-юз неруши-имый!.. – запел Ананасов и тут же смолк под любопытными
взглядами.

Вика не могла понять веселья Ананасова. Ведь ему же сейчас идти с
недругами сдавать подполье.

Шлагбаум подняли,Сергучев показал шофёру куда ехать, тот стал петлять по
улочкам автомобильного городка, и до Вики наконец-то дошло. Они приехали
не к тем гаражам! Не к тем, что стояли ограждающей стеной запретной
территории филиала киностудии.

– Вот здесь, - объявилСергучев и указал шофёру, откуда лучше осветить
фарами нужные ворота.

Он вышел первым, открыл боковую дверь и за руку помог выйти на снег
Лизавете, Вике, Ананасову, женщине-референту в шикарном меховом пальто и
молодому парню с усиками и видеокамерой. Поржавевший навесной замок ему
не дался иСергучев передал ключ шофёру. Тот налив в гнездо замка
какой-то жидкости и с помощью волшебных матерных слов открыл «паскуду».
Затем распахнул воротины.

Хозяин не наведывался в помещение давно, да и не за чем было его
посещать. Машина отсутствовала, потому что хозяин таковой не имел, а
вдоль стен валялись картонные коробки, деревянные ящики, металлические
банки. Гараж досталсяСергучеву в светлые времена нахаляву и на всякий
случай.

– Вон там, в углу, была дырка, я хорошо помню, - вошёлСергучев,
указывая остальным на место и цель прибытия. – Я тогда думал, что это
недоделки строителей. Ну, как у нас обычно. Кто-то из соседей жаловался,
что у него тоже дыра в полу. Советовали даже как заделать. Но руки не
доходили.

Прибывшие сгрудились перед стеной и образовали темноту, так как фары
светили сзади. Хозяин гаража и его референт включили привезённые с собой
фонарики. Оператор включил камеру и осветительный прибор.

Чёрное пятно ярко выделялось в углу запылённого пола. Но чернота не
зияла, напротив, искрилась, отражая свет, как надёжная преграда.
Ананасов наклонился, потрогал и радостно сообщил.

– Это не здесь! Это не те гаражи. И дырки нету. Это совсем другие
гаражи, не наши.

– Как это не те? – удивилсяСергучев и показал рукой. – Там ремонтные
мастерские, а за ними филиал. Кооператив этот к нему с боку прилепился.
Со временем хотели на территорию проход сделать. Чтобы работники прямо к
своим автомобилям выходили. Что значит, не те гаражи?

– Не те, Виталий Сергеевич! – взмахнул руками Ананасов от радостной
досады. – Вот, хоть Лизавету спросите. Лизавета, мы разве через эти
гаражи проходили туда, в ангар?

– Мы туда заезжали, - вспомнила растерянная Лизавета.

– А выходили? Выходили разве через эти гаражи?

– Нет.

– Ну, а под полом ты где была? Разве здесь?

– Да откуда я знаю, - ещё больше удивилась Лизавета. – Там же темно
было.

– Вот видите, - указал Анатолий на Лизавету, как на неопровержимый
факт. – Гаражи не те. Значит, всё, до свидания, разговор окончен.

– Снимать, нет? – спросил операторСергучева, перетирая зубами жвачку.

– Да подожди ты! – крикнулСергучев.

– Подождите, Анатолий Михайлович, - вступила и женщина-референт. – Если
это не те гаражи, значит, где-то есть, должны быть, те, которые нас
интересуют. Я правильно понимаю?

– Нету! – отмахнулся от неё Ананасов, как от нечистой силы, и пошёл
спиной на выход. – Нету ни гаражей и никакой подпольной студии. Так что
придумывайте легенду сами, если хотите. Если вам надо легенд. А студии
нету! Это бред пьяного Штемпеля!

– Да он же не пьёт как ты! – вскричалСергучев и протянул руку, пытаясь
остановить пятящегося Ананасова. – Подожди, Толя! Ну как это – нет? Ведь
она же там была. Вот же, Лизавета была у вас, вы её там снимали.

– Да вы спросите у неё, сколько она перед этим выпила! – засмеялся
Ананасов и махнул Вике, дескать, пора уходить.

– Не понял, - растерянно оглянулсяСергучев. – Ты была там, Лизавета?
Была или нет?

– Да что вы все на меня сразу? – вскрикнула Лизавета плаксивым
голоском. – Нашли крайнюю.

В это время потрогал черное пятно в углу и шофёрСергучева.

– Виталя, ты гля, раствор-то свежий. Дырку недавно заделали.

Сургучёв шагнул к нему, присел и резко выпрямился.

– Врёшь, гад! Эти гаражи.

Ананасов ухватил Вику за локоть, и они выскочили из света фар. И
побежали, хотя за ними никто не гнался. Свернули на соседнюю гаражную
улицу, узким проулком выскочили на большую, скорее всего главную. Но
Ананасов тянул её не на выезд из гаражного города, а в противоположную
сторону, к мрачному двухэтажному зданию. Вика осмелилась сказать, что
Анатолий неверно сориентировался. Он велел ей не умничать, и подошёл к
водителю дребезжащего автомобиля у распахнутых ворот.

– Земляк, выход отсюда где? Там? А в этом здании что?

– Там были ремонтные мастерские, - ответил водитель, приехавший загнать
свою пожилую, работающую на последнем издыхании, машину в стойло. –
Хотели даже сервис делать. Но денег не хватило. Или ума. Да и кто здесь
ремонтироваться будет?

– Но я смотрю, что туда заезжают, - продолжил Ананасов, располагая к
откровению.

– Заезжают, конечно, - расплылся в улыбке водитель, он узнал известного
актёра. – Там же яма для ремонта есть. И не одна. Эстакада имеется.
Поэтому заезжают.

И в это время из-за угла гаражной улицы, оттуда, где предполагался въезд
в ремонтное здание, выкатил грузовик. Крытый фургон, явно не
вписывающийся в размер гаражей, не отсюда. Свет фар осветил Ананасова, и
Вика увидела, как его уникальное лицо осветило неподдельное, искреннее
прозрение.

– Я всё понял! – закричал Ананасов страшным голосом и обнял
перепугавшуюся Вику. – Я всё понял, дорогая!.. Мы не зря приехали сюда,
не зря! Ехали на подлость, а получили сюрприз. Открытие!

Ананасов обнял ещё сильней, до хруста в плечах и тазобедренном суставе,
приподнял Вику от снега и перенёс в тёмный выступ между гаражами. Он
зажал её в угол и принялся лихорадочно целовать. Вика не ожидала такого
восторга от разгаданной Ананасовым тайны. Она попыталась вырваться и
прошипела, что принадлежит другому. И тут же срифмовала, что в
безжалостном мире кино художникам всё равно. Ананасов прошипел в ответ
«Не дёргайся!» Он как-то нелепо целовал по волосам и резко отстранился,
когда свет фар проехал, оставив их в темноте.

– Меня же могли узнать, понимаешь? Шофёр мог узнать. А с ним Дудар
мог ехать. Это же их машина. А там у них тайный проезд на территорию.
Про который никто не знает! А мы узнали! Мы теперь их зашантажируем,
если они про нашу тайну слишком много захотят разузнать. Понимаешь, как
нам повезло?

Они побежали за неторопливо катящимся чеченским грузовиком, стараясь не
попадать в поле осмотра боковых зеркал. За поднятым шлагбаумом машина
проурчала, включив нужную скорость, и рванула в сторону проспекта.

– А нам туда, - сказал Анатолий, тяжело дыша. И показал налево в
сторону горящих окон многоэтажных домов, стоящих так далеко, что идти к
ним по темноте и снегу совершенно не хотелось.

Впереди на обочине стоял легковой автомобиль. Задняя дверца его
распахнулась, и ударил свет фар.

– Толя, ну как дела? – крикнул знакомый голос. – Сюда идите! Что вы
стоите у этого шлагбаума, как нашкодившие пионеры после подрыва эшелона?

Ананасов пошёл к зовущему, доставая из-за пазухи аппарат, которым его
снарядили перед выездом. Вика пошла следом. Белоснежкин смотрелся в
темноте ещё более неприятно. Мало того, что дал им гадкое задание, так
ещё и ехал следом, оказывается, проверял.

– Извини, Дима, - Ананасов протянул диктофон, - но я забыл его
включить. Да, в общем-то, ничего такого и не было. Потому что нету
никакого тайного хода. Да и студии никакой нету. Ошибся твой Сургуч.
Обманулся.

Белоснежкин взял аппарат правой рукой и постучал им по левой ладони.

– Насчёт студии мне как-то индеферентно. Мне важно, как художник ищет
легенду. Как он сам её создаёт из ничего. Потому что не о чем ему больше
творить в наше виртуальное время. У меня неплохой замысел
появился, а ты не помог мне надрать для него фактов. Ни одного разговора
не записал. Мне важно было послушать, чем бредитСергучев. Ну, как же
так, тупорылый ты мой? Ты хочешь, чтобы Ленфильм сделался для тебя
недоступной зоной? А чем ты будешь жить? Ведь ты же больше ни хера не
умеешь, кроме как стоять перед камерой.

– Да не включилась если, Дима! Я включал, а она не включилась!

– То не включил, то забыл. Ты уж какой-нибудь один понос неси, не
путайся. Девушка, вы должны были ему напомнить.

Но Вика боялась даже пожать плечами. Любой ответ, вслух или жестами,
свидетельствовал бы против Ананасова.

– Ладно! – произнёс Белоснежкин громко, с непонятным значением. Он
сунул диктофон в карман, а вытащил оттуда лист бумаги. – Я не прощаю
тебя, Толя. Я даю тебе последний шанс. Помнишь моё задание? Украсть
плёнку у москвичей. Разве не святое дело? Я давал тебе адрес, теперь у
меня есть подробный план того места. Двор на улице Марата, в глубине
флигель. Отмечена входная дверь, окна и расположение комнат. Имеется
даже номер телефона и фамилия того придурка, который занимает эту
квартиру на первом этаже. Странно, что его до сих пор не убили, чтобы
заиметь жильё в центре города. С такими в наше время не чирикаются. В
общем, почему-то к нему завезли костюмы, плёнку и реквизит. Съемочный
день у москвичей завтра. У тебя есть только ночь. Моё задание
усугубляется. Становится для тебя неотвратимым. Потому что если ты его
не выполнишь, то для тебя на киностудии будут закрыты не только все
двери, но и форточки. Держи план, и уходите скорей.Сергучев сейчас
выезжать будет. Мы его дальше на прослушке поведём. Там у них интересные
диалоги возникают. Сценария писать не надо.

– Так вы его всё-таки слушаете? – спросил Ананасов радостно, будто
выражая похвалу действиям Белоснежкина.

– Не важно, - помрачнел Белоснежкин сквозь громадные тёмные очки. – Ты
с этим заданием не справился. А значит, вряд ли появишься в моём будущем
фильме про елданувшегося кинорежиссёра. Но у тебя есть последняя
возможность. Не упусти. Всё, уходите, они уже едут.

Вика с Ананасовым побежали по снегу. По скрипучей темноте к бездушным
огонькам города, которые ни на шаг не приближались. Но Вику колотил не
мороз, набирающий силу от черного неба, вызвездевшегося как в кино. Она
холодела от понимания заполярных отношений, в которых погибала
дальнейшая творческая судьба Ананасова. Если он не совершит кражу, ему
конец. На и так-то не совсем удачно сложившейся актёрской карьере можно
будет ставить ледяной крест. Вот каков безжалостный мир айсбергов. Там
красиво, но только посмотреть.

Вика не поняла, как они добежали до заборообразных гаражей, как
Анатолий открыл дверь в воротах № 149, и как провёл её в ангар. Так как
действия происходили в темноте. Она пришла в себя только в офисе «ШиЗ»
от язвительного вопроса Штемпеля.

– Ну, что, предатели, не удалось вам привести Сургуча в наше подполье?

Вика удивилась осведомлённости Штемпеля. Ананасов же сознался, что готов
был на подлость, но в результате совершил подвиг, так как знает теперь,
откуда тайно выезжают грузовики с товаром и почему хитрый заезд не
обнаружили до сих пор ни бандиты Гены-оператора, ни бандиты-земляки
наших чеченских кунаков.

– Но ведь предательство ты всё-таки готов был совершить? – уточнил
въедливый Семён. – Сам только что признался. Я спросил на
арапа. На пушку тебя взял. А ты колонулся. Ну? Как теперь будешь
смотреть в глаза своим товарищам? Какой же ты после этого гений?

– Талант за художника не отвечает, - ответил с суеверным испугом
Ананасов. Тут же он рассмеялся над своим нелепым покаянием и доложил о
задании Белоснежкина украсть плёнку. – Сёма, у нас действительно нет
выхода. Нужно идти на это дело и прямо сейчас.

– Я не пойду, - отказался Штемпель. – Во-первых, я не уголовник.
Во-вторых, я боюсь. В третьих, я не умею воровать, да и надоело. А в
четвёртых, мы начнём когда-нибудь снимать? У нас сегодня съемочный день
по плану. Самые благоприятные условия.

– Почему же ты других воровать заставляешь? – возмутился Анатолий. –
Нас всех сколько раз заставлял!

– Потому что не корысти ради! Мы, пожалуй, единственные в этой стране,
кто ворует ради гуманной, высоко художественной цели.

– Ну, так подай пример. Срежиссируй хотя бы. Вот, план есть. Что нам
делать? Мы должны отдать всего три бобины. А вдруг там штук
десять? Тебе плёнка нужна для Пигмалиона?

Штемпель склонился над планом, как генерал над картой. Ну, прям, Чапаев,
подумала Вика. Скорее даже маршал Жуков. Не похож, но убедителен.
Штемпель вдруг и решение поставленной задачи по-генеральски
переадресовал на других, от себя подальше.

– Ты хочешь послать на преступление ещё раз нашу талантливую молодежь?
– задал он суровый вопрос Ананасову. Спросил как маршал Жуков
Рокоссовского. И уточнил жестом.

Костик и Равиль молчаливо дремали в углу, но, судя по счастливым улыбкам
на уставших лицах, были готовы на творческий подвиг.

– Наши бездарные правители швырнули уже как-то талантливую молодёжь в
горнило приватизации. В результате мы остались без. Молодёжь
наблюдается, но талантов не видно.

– Сёма, кончай болтологию, - попросил Анатолий. Ему стало неловко перед
молодыми за своего командующего друга. – Поехали вдвоём. На месте
что-нибудь придумаем. Мне сегодня везёт на импровизации. Вдохновение,
что ли? Не очень желательное.

– Нет-нет, - будто проснулся Костик. – Мы поедем с вами.

– А я? – удивилась Вика. – Я тоже поеду.

– Вот тебе, пожалуйста, и вся наша молодёжь, - всплеснул руками
Штемпель. – Им лишь бы не работать.

Из смежной комнаты вышла Яна, не смущаясь заплаканных глаз.

– Он уехал? – спросила она, гордясь своим переживанием.

– Да, уехал, - ответил, как отмахнулся, Штемпель. – Уехал и Викешу с
собой увёз. Так что можем спокойно и без проблем начинать работать. А мы
опять неизвестно во что ввязываемся. Вот не надо этого делать, чувствую,
что не надо!.. – В следующую секунду он с интересом смотрел на Яну. – А
ведь жаль, что этот парень уехал. Вот кто бы украл плёнку по этому
планчику без всяких яких. Потому что сделал бы это ради любимой. Верно,
Яночка? Ты бы согласилась ради коллектива уступить безумной кавказской
любви?

– Я давно ради вас на всё согласна! – выкрикнула Яна, и все поняли, что
девушка расстроена всерьёз. – Я согласна, но до меня никому нет дела! Ни
в кино не снимаете, ни ласки никакой, да ещё и нормального мужчину
неизвестно куда от меня отправили.

– Не мы отправили, а его старшины. У них ведь строго. Есть, я понял,
что делать! – И Штемпель подпрыгнул, как делал уже не раз от неожиданно
пришедшей идеи. – Чеченцы для нас плёнку утащат. Для них украсть –
легкое развлечение. Нам только старших надо убедить, чтобы они младших
на задание послали.

– Ну дык! – обрадовался Ананасов. – Чего так долго придумать не мог?

– Ну, ты и на такое не способен…

– Пошли к Дудару и Кюре. Они нам и машину выделят, чтобы побыстрей.

– Я же им плёнку отстегнул на съемки уголовно-религиозного фильма? -
развивал свои убеждения Штемпель, явно репетируя. – Теперь пусть они для
нас постараются. Ну и для себя, чтобы стимул был. Половину украденного
им, половину нам. Чтобы по честному. Как тогда, когда мы им помогали
деньги из айзеров вытряхивать. Тогда честный делёж добычи обострил
между нами конфликт, а теперь совместные преступные действия только
укрепят дружеские отношения.

– Сёма, ты о чём? Три бобины мы должны отдать.

– А вот хрен твоему Белоснежкину! Если плёнку украдём не мы, то мы как
бы про неё ничего и не знаем. Так ведь?

– Да ты обалдел, - вытянулся лицом и ростом Ананасов. – Я обещал!..
Дима же мой друг.

– А я тебе кто? Газета? Или радио эфэм? Послушал рекламу и тут же
помочился? Пойми, урюк, я-то тебя на эту плёнку сниму по-всякому, по
любому сценарию твоего дружка Тимофея. А Белоснежкин только
пообещает тебе роль и всё. Потом у него либо планы изменятся, либо на
студии деньги разворуют. Такое уже было и не раз, верно? Ну так и не фиг
дальше попку скипидарить.

Вике передалась душевная борьба Ананасова. От волнения она даже
придумала успокоительную фразу, аргумент против его угрызений совести.
Но не решилась произнести, взяла лишь под руку и молча пошла рядом. Чего
Ананасов даже не заметил.

Они прошли в офис другого подпольного генерала, где Кюра легко
согласился оказать содействие отряду Штемпеля. Дружеские отношения
крепли на глазах. Надев самую высокую папаху, Кюра вызвал по карманной
рации трёх юных подчинённых, и дал им приказ на том языке, на котором
приказы не обсуждаются. Текст можно было не переводить. Подчинённые при
этом внимательно изучали Яну.

– Толка поедите кузов микроавтобус, - поставил условие Кюра Штемпелю. –
Никто не должен знать тайна заезд территория.

– Да я уже знаю, - вырвалось вдруг у Ананасова, явно от расстройства.

– Он ничего не знает, - опередил Семён удивление Кюры. – Он бредит. Он
сегодня побывал на таких съемках, каких врагу не пожелаю. Толик
совершенно не в себе. Посмотри на его лицо. Потерянное, как идеалы
перестройки.

– Ему разрешаю кабина шофёр ехать, - благосклонно кивнул Кюра.

– И я с ним, для медицинской поддержки, - решительно сказала Вика.

Вышли из офиса к подъехавшему грузовому микроавтобусу. Кюра
по-генеральски провожал отряд и по-отечески благословлял своих бойцов на
правое дело. Шепча молитву, он поднёс ладони к лицу.

– А почему это именно ты с ним поедешь? – подошла Яна к Вике. – Это мой
мужик. Тебя другой в кино приглашал.

– Потому что сегодня он только меня понимает, - ответила раздражённо
Вика. – Не видишь, что ли? Посмотри на его лицо. Ты бы лучше вон на тех
парней внимание обратила. Они глаз с тебя не спускают.

Молодые чеченцы распахнули задние дверцы фургона, приглашая садиться.

– Ну, что, мальчики, будем знакомиться? – обратилась к ним весело Яна.
– Вы нас не зарежете по дороге?

– Абу нам сказал, чтобы ми за тобой строга следил. Чтобы к тыбе здэс
никакой мужчина нэ лэз.

– Ёваньки мать! – схватилась за голову Яна. - Мне ещё и верность
предстоит блюсти. Ну и в кино же я попала.

В кабине Ананасов пришёл в себя. Вика наблюдала краем глаза, как он
внимательно следит за действиями шофёра, куда тот повёл автомобиль по
территории филиала, в какое тёмное помещение они заехали и куда в
результате выкатили. Когда микроавтобус затормозил перед знакомым
шлагбаумом и дал сигнал, Анатолий наклонил голову и подмигнул Вике.
Дескать, всё сходится.

Выехали на проспект, и водитель спросил куда ехать. Ананасов
развернул в который раз лист бумаги, назвал адрес, и вдруг уставился в
план места предстоящего злодеяния, как будто в первый раз его видел.

– Постой, постой, а что это за телефон? Чей это телефон? Почти такой же
номер у Стрижа, между прочим. Мы отдали мобильник Штемпелю?

– Нет, он про него забыл, - улыбнулась Вика и подала орудие связи.

Анатолий удивился забывчивости Семёна, а через минуту обрадовался, что
его друг Тимофей дома, трезв и прекрасно знает интересующий флигель.
Просто он живёт буквально рядом, про что некоторые своеобразные таланты
частенько забывают. Ананасов пересказал вкратце, на какое неблаговидное
дело его подтолкнули творческие обстоятельства, и услышал требование
Стрижа без него преступных шагов не предпринимать.

Он встретил их перед въездом под арку. Увидел Ананасова рядом с шофёром
и замахал руками, чтобы микроавтобус остановился на проспекте, не
заезжая. Затем провёл Анатолия, Вику и Семёна вглубь двора и они
сверили, то ли это убогое строение и так ли расположены окна и дверь
первого этажа, как обозначены на чертеже. Всё сходилось, решёток не
было.

– Но поймите, - начал взволнованно убеждать Стриж, - нельзя этого
делать, никак нельзя! Это мой хороший знакомый, такой же отринутый
государством интеллигент, как и мы с вами. Я видел его сегодня, и он
хвастался, что его приятель из Москвы работает администратором на
картине Михалкова, который и устроил ради личной выгоды хранение
костюмов и реквизита у него на квартире. Моему знакомому тоже выгодно.
Он частенько пускает на постой разных одарённых субъектов и устраивает
перевалочные базы. Ещё бы, трехкомнатная квартира. Но обижать этого
человека нельзя. Я не против украсть плёнку у москвичей, но вы же в
данный момент хотите обворовать нашего собрата. Я не могу такого
позволить. Давайте, я вам лучше новый сценарий прочту.

– Да поймите вы, Тимофей, - не сдавался Штемпель, как руководитель
операции. – Не мы будем воровать. Красть будут чеченцы. Наша задача
обставить дело так, чтобы на нас не пало даже и тени подозрения.

– Но чтобы никакого физического воздействия, - строго предупредил
Стриж.

Рождественский мороз ускорил переход от дискуссии на тему
ответственности к незаконным действиям. Микроавтобус заехал во двор и
развернулся. Горячих кавказских парней расставили под окнами и наказали
громко не дрожать от холода. Ананасов, Стриж, Вика, Костик и Равиль
направились к двери. Штемпель идти с ними для пущей убедительности
отказался, он, как руководитель, должен сидеть в автомобиле. Яна
осталась рядом с ним, потому что командиру психологически необходимо
высказывать кому-то мнение о происходящем.

Стриж взял инициативу на себя. Он быстро нашарил звонок у металлической
двери под навесом, постучал в неё кулаком, затем пяткой. Щёлкнули
внутренние запоры, и дверь открылась. Хозяин походил на гнома в
затянувшемся среднем возрасте. Сияющая нежной плешью голова, с падающими
до плеч седыми прядями, ухоженная борода скандинавского шкипера,
узкоплечая, юношеская фигура чуть выше полутора метров, улыбка и живые,
любопытные глаза.

– Хозяин, пусти обогреться! – начал с наигранных восклицаний Стриж. –
Меня друзья навестили, вышли вот прогуляться, и я предложил зайти к
тебе. Все, между прочим, из мира кино. На «Ленфильме» частые гости.
Надеюсь, Ананаса ты узнаёшь? А это молодые таланты. Познакомься.

Тимофей называл каждого по имени, хозяин мягко давал представляемому
руку и говорил со скромным достоинством.

– Очень приятно. Ульянов.

– Ребята пришли к тебе с конкретным вопросом, - тут же перешёл к делу
Стриж, помня о замерзающих на улице. – Не понадобятся ли московским
киношникам люди? Ты говорил, что статисты понадобятся. Кто будет
набирать массовку? Может быть, доверят тебе? Ассистент по актёрам,
наверняка, будет с тобой советоваться. Верно я говорю?

– Да, подбор людей поручили мне, - ответил хозяин, скромно улыбаясь от
гордости.

– Тогда покажи нам костюмы, в которые будут одевать народ. Покажи.
Может быть, прямо сейчас что-нибудь и подберём для конкретного человека.
Ананасову, я думаю, очень подойдёт костюм городового. Тебя ещё похвалят
за находку такого типажа. Как ты думаешь?

Гостеприимный хозяин исполнил пожелание. Провёл по коридору во второе
помещение и зажёг свет. Просторную комнату в два окна завалили
костюмами, узлами и коробками так, что мебели почти не было видно. Стриж
по-хозяйски вошёл, осмотрелся и извлёк из-под шкафа интересующий его
предмет. Стопку из пяти плоских картонных коробок желтого цвета
перетянутых скотчем.

– Это, как я понимаю, плёнка, судя по надписи? В каждую такую коробочку
круглая металлическая вложена, да? Как всё-таки фирма «Кодак» умеет
упаковывать свой товар! Смотрите, друзья, это фирменная плёнка, на
которую, возможно, запечатлят ваши лица!

Говоря нарочито громко, он посмотрел на окна. По эстетическим воззрениям
хозяина занавески на них отсутствовали, а на правом от двери была
распахнута форточка, возможно для поддержки нужной температуры, чтобы
костюмы не задохнулись. Стриж победоносно глянул на друзей. Которых уже
трясло от наглого поведения сценариста.

Хозяин же ничего не заметил, он доверчиво нашёл затребованный костюм,
прикинул его к плечам Ананасова и восхитился точностью подбора.

– Сейчас я примеривать не буду, - отказался Анатолий. – Плохая примета.
Меня ведь ещё не утвердили.

Стриж тут же ухватился за примету и потребовал не искать дальше
костюмов, а перейти на кухню для беседы и дальнейшего знакомства.

Кухня, первая из комнат по коридору от входной двери, служила хозяину и
столовой, и кабинетом с библиотекой, и столярной мастерской, и спальней
с телевизором.

– А третью комнату по-прежнему сдаёшь художнику? – задал вопрос Тимофей
для продвижения разговора и усаживаясь за стол.

– Я с ним расстанусь, - поведал, как сокровенное, добродушный Ульянов.
- Не потому что он не платит второй месяц, не поэтому. Хотя деньги
нужны. Нынче злое время денег, и нет возможности свободно творить, чтобы
о них не думать. Их идеология пострашней коммунистической, но я не
сдаюсь, как и тогда не сдавался. Я собираюсь его выгнать, потому что
разочаровался в нём, как в творческой личности. Он мне тут показал свои
лучшие работы. Женщина за зеркалом… Женщина перед унитазом… И твердит
мне. А я так вижу, а я так вижу!.. Я не выдержал и сказал. Если ты так
видишь, то на хрена тебе мучиться художником? Шёл бы в партийные
работники, стал бы церковником. Ну нельзя же так относиться к женщинам,
если ты творец. Он обиделся и не здоровается теперь. А я не могу держать
постояльца, который не здоровается с хозяином.

– Стоп! – вскинул указательный палец Стриж. – Ты ничего не слышишь?
По-моему, в соседней комнате кто-то есть.

– Кто там может быть? Мы же только что оттуда вышли.

– Там явно кто-то шорох издаёт. Пошли, посмотрим.

– У тебя галлюцинации, Тимоха. Мне твои глаза как-то сразу не
понравились, ещё на пороге. Ты не пил сегодня? Или курнул какой-то
гадости?

Если бы хозяин посмотрел в этот момент на глаза остальных, то удивился
ещё больше. Те просто ошалели от непредсказуемых действий Стрижа.

А Тимофей чуть ли не силой потащил Ульянова в соседнюю комнату, включил
там свет и заорал: «Воры!» Из форточки торчало заднее место мужского
пола, стараясь побыстрей выскользнуть на улицу. Стриж подскочил, схватил
за ноги и отлетел, якобы получив удар каблуком в лоб. Подбежал к окну и
хозяин квартиры, схватить не успел, ноги оказались уже за стёклами, и
увидел на улице второго злодея, напарника, улепётывающего с желтыми
коробками в руках.

– Плёнку похитили! – воскликнул негромко, но страстно хозяин квартиры,
которую обокрали просто на глазах.

– Плёнку украли! – взревел Стриж ещё громче, держась за лоб и натирая
место удара для правдоподобия. – В погоню! Догнать!

– Правильно, в погоню! – крикнул решительно Ульянов и помчался в
коридор.

Вика с остальными наблюдала за его действиями из дверного проёма.

– Догнать, ребята! – требовал, суетясь и мешая хозяину, Тимофей. – Мы с
тобой! Все в погоню! Мы сейчас их поймаем!

– Нет! – сказал, как приказал, хозяин. – Вы оставайтесь здесь.
Охраняйте всё остальное. Тимоха, отвечаешь! Я сам справлюсь. Ждите, я
быстро!

Одной рукой он толкал к двери велосипед, а в другой зажал грозное оружие
японских киногероев, нунчаки.

– Ты куда на велосипеде, Ульянов? – чуть ли не взмолился Стриж. – Не
надо! Здесь не Швейцария! На улице российский декабрь!

Но входная дверь уже захлопнулась, прервав фальшивые возгласы Тимофея.

– Вот теперь у нас полное алиби, - подвёл итог гениальный сценарист,
оглядев встревоженные лица товарищей.

– Да ты оху… Охамел! – высказался за всех Ананасов. – Мы же чуть не
обделались от твоей импровизации.

– Зато мы теперь совершенно не при чём, - пояснил Стриж и пригласил
всех садиться, чтобы успокоиться. – Украли при нас, и мы искренне хотели
помочь. И мы дождёмся Ульянова здесь для полной убедительности. Толя, на
нас ни тени подозрения. Как хотел того Штемпель.

– А мне кажется, - не согласился Ананасов, - что мы сидим на месте
преступления и дожидаемся расплаты. Я так чувствую.

– Нужно и думать иногда, - посоветовал Стриж чересчур самоуверенно. Он
занял почётное место за столом, кресло хозяина покрытое шкурой
неопределённого зверя, и вдохновенно продолжил. – Друзья! Как говорил
наш замечательный Штемпель, прочь сомнения при достижении художественных
целей. Когда он это говорил, я не помню, цитата приблизительная. Стоит
ли баламутить совесть насчёт произошедшего? У кого мы украли плёнку? У
того, кто воровал её немереными километрами. Хотите легенду? Жили-были
два брата на Москве-реке. Они родились кинорежиссёрами, потому что
сочинять стихи, как папа, не умели, к живописи, скульптуре и музыке тоже
не склонялись, но и заниматься не искусством не могли по племенной
определённости. Живя в столице, оба душой тянулись к необъятным
просторам своей родины, особенно за Уралом. Старший соблазнял юных
девушек, увозил их подальше от уголовной ответственности в экспедицию,
где репетировал с ними до полного совершеннолетия, обещая каждой назвать
будущий фильм в её честь. Так родилась эпопея «Сибирь и Ада». А
младшенький не менее талантливо поимел своим фильмом бюджет всей
отечественной кинематографии и назвал его «Сибирский обманщик».

Слушающие улыбнулись, выражая интеллигентное понимание того, о чём им
поведали. Стриж подошёл к самодельному изделию, напоминающему кухонный
гарнитур, и проверил содержимое выдвижных ящиков и скрытых за дверцами
полок.

– Жаль, что я не знаю, где у хозяина чай, а хозяйничать без него как-то
неловко.

– Да, - тяжело вздохнул Ананасов. – По распорядку нашей студии сейчас
время ужина. Интересно, чем бы нас сегодня угостили чеченские
единомышленники? Я видел на складе коробки с какими-то новыми овощными
банками. Если бы они нас этими красивыми баночками сегодня не угостили,
то пришлось бы брать самим, как думаете?

И он ещё раз вздохнул с какой-то приятной ему обречённостью.

– Хватит питаться из чужих рук, - весело уселся в кресло Тимофей. –
Пища для желудков как приходяща, так и уходяща. А я хочу вам
предложить пищу духовную.

Он достал из внутреннего кармана плащ-пальто разных эпох несколько
завёрнутых свитком листов замусоленной бумаги. И развернул их
на столе с ритуальной торжественностью.

– Вот!.. Сценарий будущего фильма… Первая серия…

7

Суперсовременное помещение, напоминающее отсек космического корабля.
Пульт, два удобных кресла и огромные телеэкраны, где транслируется
монотонное течение жизни в разных частях света на данное время. Вид на
мир дается в окнах дисплеях со значительной высоты, проплывающие кое-где
облака значительно ближе, чем передвигающиеся разноцветные точки на
земле. То есть, тюремная камера первого века после нашей эры находится в
огромной башне высотой до неба.

В центре помещения два лифта, поменьше и побольше, с закрытыми
дверцами. На створках в человеческий рост надпись «Только вверх, подача
заказов», на тех, что размером от уровня глаз до пояса, надпись
«Мусоропровод, только вниз». По обе стороны от лифтов альковы с
кроватями двух заключённых. Имеются также ванна, туалет, стол,
умывальник, телефон, полки с книгами, кассетами и аппаратурой, а над
ними ниша с бюстами великих философов.

ПАБЛ, рослый, упитанный мужчина, похожий на Ананаса, переходит от экрана
к экрану и комментирует появляющийся телетекст: «В Пекине полночь, в
Петербурге восемь утра, в Париже и Лондоне… В Нью-Йорке…»

УЛЛИЙ, лысый толстячок, явный Штемпель другой эпохи, лежит в ванне,
курит и читает.

ПАБЛ. Да пошли вы на хер со своим Нью-Йорком… Главное, что скоро обед.
Чем нас будут сегодня кормить, Уллий?

УЛЛИЙ (неохотно). Прочти меню. Сегодняшнее блюдо, как и вчера, будет
оригинальным. Повторение которого возможно только через сто лет.

ПАБЛ. Ты в этом уверен?

УЛЛИЙ (раздражаясь). Читай инструкцию!

ПАБЛ. Это ты любишь её перечитывать. А я не мазохист.

УЛЛИЙ. Ты варвар.

ПАБЛ. Ну и что, что варвар? Но не полный же идиот. Как ты проверишь
через сто лет обещанное инструкцией? Мы же сдохнем здесь гораздо раньше.

УЛЛИЙ. Я же говорю – варвар. В том-то и смысл, что мы не увидим
повторения.

ПАБЛ (нажав кнопку на пульте, читает на загоревшемся мониторе.) Сегодня
петушиные гребешки.

УЛЛИЙ. С чем?

ПАБЛ. С хреном.

УЛЛИЙ. Раз в жизни нужно и такое попробовать.

ПАБЛ. Садисты. Придумали блядский лифт, вниз – дерьмо, вверх – жратва…
Ничего, я уверен, что и они, сучьи законодатели, ответят перед Господом.
На Страшном суде. За всё ответят.

УЛЛИЙ (изумлённо). Ты в это веришь?.. Варвар, почитай философов! Вон их
книги, вон их бюсты! Платон, Аристотель, Лукреций, Эпикур… О чем они
говорили? Жизнь – это воспроизводство и движение мысли, а всё остальное…
Да что тебе, мудаку, объяснять.

ПАБЛ. Это как раз они полные мудаки. На кого ни поглядишь.
(Рассматривает бюсты.)

УЛЛИЙ. Все вы, представители религиозных демократий, жуткие варвары. Вы
даже в Золотого Тельца верили фанатично. Поэтому результатом вашей
деятельности всегда был упадок, крах и разрушения.

ПАБЛ. А к чему пришли вы, создатели высшего Закона?

УЛЛИЙ. Дай телефон.

ПАБЛ. Пожалуйста. (Приносит телефон в ванную.)

УЛЛИЙ (в трубку). Алло, господин претор?.. Это Уллий из 2001-го номера.
Зачем вы посадили ко мне в камеру варвара?.. Я больше не могу! Он
верит в Бога. Вернее, не верит. Но тоже в Бога. Я должен почему-то
спорить каждый день, объяснять и доказывать ему суть достижений высшего
законодательства, вместо того, чтобы наслаждаться осмыслением его
справедливости. Этот человек не гражданин Всемирной Империи. Произошла
ошибка. Куда смотрел Комитет?.. Нет, больше жалоб никаких… Ах вот как?..
Господин претор, вы – говно! Я буду жаловаться в Сенат!.. Да, я изыщу
способ. (Отключает трубку.)

ПАБЛ. Что он сказал?

УЛЛИЙ. Ничего, говорит, не поделаешь. Вероисповедание не критерий.

ПАБЛ. А что критерий?

УЛЛИЙ. Критерий? Физическое присутствие в пределах Империи плюс
отсутствие альтернативы. Потому что дальше Земли податься некуда.
Согласно, грит, последнему декрету, распространяемому на млекопитающих.

ПАБЛ. Сука. Я не устану повторять, что претор – сука.

УЛЛИЙ. Претор не при чём. Комитеты давно разложились. После чего
Всемирный Сенат и утвердил реформу правосудия.

ПАБЛ. Объясни, пожалуйста, ещё раз про эту реформу. (Язвительно.) Ты же
её сторонник…(Смутившись.) Ну, пожалуйста, пока ждём приёма пищи.
(Возмущённо.) Я не могу её понять!

УЛЛИЙ (нехотя). Согласно данным вычислительного центра…в разные времена
во всех разрозненных государствах сидели под замком около восьми
процентов граждан, оттягивая разные сроки… Реформа всемирной комиссии
сократила эту цифру до трёх процентов, которые должны сидеть пожизненно
в самых комфортабельных условиях. Не зависимо от того, натворил ты делов
или нет. Своего рода налог.

ПАБЛ. Но ведь такая реформа несправедлива!..

УЛЛИЙ. Много ты понимаешь в справедливости. Снижение восьми процентов
заключённых в жутких тюрьмах до трех процентов в идеальных камерах,
разве не благо?

ПАБЛ. А те, кто совершают уголовные преступления, откупаются и всё?
(Иронично.) Высшая справедливость закона!

УЛЛИЙ. Это раньше либо откупались, либо отрабатывали на зонах. А теперь
платят жёсткий установленный штраф. Что, по сути, одно и тоже. По
реформе электронный судья определяет, кому именно сидеть пожизненно. А
специальный комитет следит за тем, чтобы не было системы в арестах. И
всё. Зато нет возврата к смертной казни. Да что тебе объяснять… У тебя
одно имя говорит само за себя. Пабл! Ты не в пивной родился?

ПАБЛ. А ты?.. У-уллий! У-тю-тю-тю-тю!.. Птичка. Певец свободы, сидящий в
клетке. Умник хренов. Ну что ты там читаешь, что ты там вычитал? Мудрее
стал? А что толку? Ты сидишь точно так же, как и я, не читавших твоих
философов. Сидишь тут и всё. И тебе не убежать из нашей тюрьмы, сколько
не умничай.

УЛЛИЙ (уточняя). Нам не убежать из своего времени. Где моя тога?

ПАБЛ. Там, где ты её бросил. (Указывает пальцем в сторону алькова
Уллия.) Если ты уже всё, то не спускай воду. (Раздевается.)

УЛЛИЙ. Варвар, ты помешался на экономии.

ПАБЛ. Если я что и экономлю… Если я что и экономлю, то только время. Не
хочу ждать, пока вода утечёт и наберется новая.

УЛЛИЙ. Ты хоть понял, что сказал? Время экономить нельзя! Это не вода в
водопроводе. Хотя примитивные философы раньше сравнивали. Как сказал
Гераклит, дважды в одну и ту же воду не ступишь!.. Ерунда, по нашей
системе в воду как раз и ступишь. Ты знаешь, что башня ещё и
водонапорная? Все башни, которые уходят в небо в городах Империи,
связаны единой водопроводной сетью, как единым законом. Последнее
достижение экономистов. Все дело лишь в периодичности замены фильтров.
(Возвышенно и иронично.) О, если б фильтры говорить умели…

ПАБЛ. Значит, в этой воде уже кто-то мылся? Чувствуется в ней что-то… Не
то, чтобы родное… Ну, так, знакомое… А что, если в ней мылась моя
жена?.. Те женщины, которых я знал?..

УЛЛИЙ. Для чего я ему рассказывал? Одно на уме.

ПАБЛ. И ни одна ведь меня сейчас не вспомнит… Не пожалеет… И тебе меня
не жалко, Уллий?

УЛЛИЙ. Я тебя пожалею, когда ты сдохнешь.

ПАБЛ. Пожалей лучше сейчас. (Забирается в ванну, обнимает Уллия.)

УЛЛИЙ. Ты чего? Не лапай!

ПАБЛ. Лучше сейчас пожалей, Уллий…

УЛЛИЙ. Прими руки, кому говорю!

ПАБЛ. Так я ж ничего…

УЛЛИЙ. Ничего? А это чей? У тебя эррэкция. (Вылезает из ванны.) Где моя
тога? (Идёт в свой альков, одевается как римлянин.)

ПАБЛ. Как же, дождёшься от тебя жалости. Да, ты меня пожалеешь, когда
меня – в мусоропровод, а на моё место – новенького.

УЛЛИЙ. Так устроен лифт. Сколько вниз – столько же наверх.

ПАБЛ. Будешь с ним лясы точить… Может быть, даже за бока прихватывать…
Молоденький если… Но обо мне уже ни хрена не вспомнишь…

УЛЛИЙ. Вниз – вверх. Принцип весов. Символ правосудия.

ПАБЛ. Законопослушный гражданин… Опора Империи… (Сплёвывает.) Дерьмо
собачье.

УЛЛИЙ (кутаясь в тогу). Сам ты дерьмо. Смерти боишься? Все мы там
будем. Семья, детишки, тоска по свободе!.. Что для тебя свобода? Бабы и
всё. Предложи тебе сейчас бабу трахать или валяться на тюремной койке,
ты бы что выбрал?

ПАБЛ. Бабу, конечно.

УЛЛИЙ. Ага, вот видишь. Для тебя есть разница. А разницы нет, Пабл! Дни
идут и всё. Чем бы ты ни занимался, дни идут, а ты стоишь на месте. Ну
трахнул ты её, и что будешь делать до того, как у тебя ещё раз встанет?
Маяться, не зная, как убить время. А его не убить, потому что
смертны как раз мы, а оно вечно. И высшая задача Империи –
слиться со временем. Избавиться от сантиментов. О бабах, детишках,
любви, ненависти. Избавиться от мыслей о свободе. Понял? Только тогда
сольёшься со временем. Ты пойдёшь с ним в ногу, не отставая и не
обгоняя. Ты сам часы, а не тот, кто на них смотрит. (Указывая на
экраноокна.) Для этого во всех городах Империи башни связаны
электронной сетью, единым законодательством, финансово-экономической
системой, единым очистительным водопроводом, и прочими паутинами.
Не зависеть от времени – вот свобода! (Пауза.) Да что тебе, варвару,
объяснять. Я бы тебя убил, если б не знал, что на твоё место тотчас
пришлют другого, и, может, ещё худшего варвара. (Мечется из угла в
угол.) И это меня бесит!.. Почему комитет принял такое постановление?
Почему нельзя его пересмотреть? Со мной должен быть единомышленник!..
Ведь осуждают на пожизненное и тех и тех… (Хватает трубку.) Господин
претор? Это Уллий из 2001-го. Я хочу заказать бюст того законодателя,
который предложил решение, по которому истинный гражданин, мыслитель и
творец, должен сидеть вместе с варваром… Я хочу видеть его рожу, чтобы
каждый день на него… Что?.. Почему обязательно нужно что-нибудь
взамен?.. Ах, по законодательству… А что можно отправить вниз?..
Шахматы, видик, игровой компьютер…

ПАБЛ. Э-э!.. Мне на хрен не нужен твой законодатель!..

УЛЛИЙ. Спасибо, господин претор. Что?.. Ах вот как?… Только философов?…
Живых мыслителей вообще нельзя, а классиков можно без обмена… Я знаю об
этом, я уже заказал бюсты тех, чьи труды перечитываю и считаю
действительно классическими…Нет, этого у нас нет… Его труды я изучал в
школе и университете, помню их неоспоримость… Хотя вы правы, надо бы
перечесть… Да, его книги стоят на полке, всё многотомие…Нет, по
компьютеру я читать не люблю… Ладно, пришлите его бюст… Одним больше,
одним меньше… Да, всё-таки разнообразие…Благодарю. (Отключает телефон.)
Говорит, законодателей и правителей нельзя, только философов. Тем хоть в
морду плюнуть можно, а с этими не поспоришь. Сука этот претор.

ПАБЛ. А я что говорил.

УЛЛИЙ. Сука и невежа. Но убедил.

ПАБЛ. Хорошая должность. Твёрдый оклад, всё казённое, забот никаких.
Болтай по телефону и всего делов. Плодись да за компьютером поглядывай.
Дурак я, что не нанялся, когда была вакансия.

УЛЛИЙ. Все равно бы не взяли.

ПАБЛ. Мне предлагали, ты чего?

УЛЛИЙ. Хотя да, как показывает практика, именно таких на государственную
службу и берут. (Пауза.) Да, тюрьма есть недостаток пространства,
возмещённый избытком времени.

ПАБЛ. Что у нас нынче на сладкое? Хорошо бы ещё раз пирожное.

УЛЛИЙ. Говорят же тебе, ещё раз не бывает.

ПАБЛ. Н-да, всё повторяется, кроме меню. Ну и хорошо.

УЛЛИЙ. Что хорошего, варвар?

ПАБЛ. Да при чём тут варвар? Чего ты сразу лаешься? Варвар, варвар!

УЛЛИЙ. А при том, что истинный гражданин империи не ищет разнообразия.
Он как истинный римлянин жаждет единства Империи. Меню должно быть
строгое и одинаковое. Как и дни. Как само время!.. Нет ещё полного
единства. Нет стиля. Когда ничего лишнего. Сведение к формуле. Иероглиф.
Знак.

ПАБЛ (ощупывая свой живот). Ничего лишнего? Хрен вам. Я специально
буду толстеть. Буду обжираться, чтобы не пролезть в мусоропровод. Ты,
Уллий, ещё хлопот со мной не оберёшься. Ещё пожалеешь, когда я
скончаюсь.

УЛЛИЙ. Как-нибудь затолкаю. А внизу тебя ждёт сечка, Пабл.
Сечка-дробилка. Как мясорубка тебя - чик-чик-чик-чик-чик. А после неё
крокодилы – чав-чавк-чавк-чавк-чавк.

ПАБЛ (подойдя к мусоропроводу). Надо же такое придумать… Это ещё вопрос,
кто большие варвары. Мы, простые обыватели, или вы, создатели законов.
Надо же такое придумать.

УЛЛИЙ. Чтобы не было и мысли о побеге. Почему отменили свидания с женами
раз в год, как ты думаешь? Потому что в соитии при свидании с женщиной
заложена идея побега. Происходит утечка. Твоей спермы.

ПАБЛ. Но ведь я же всё равно кончаю! Вон, вся тумбочка желтая. Им стало
жалко, что раз в год? Ведь всё равно пожизненно.

УЛЛИЙ. Раз пожизненно – то пожизненно. А тумбочку мы тебе другую
выпишем. Если ты, конечно, к этой не привязался.

ПАБЛ (оглядывая тумбочку). Да нет, не думаю.

УЛЛИЙ (взяв телефон). Алло, господин претор? Это из 2001-го… Ага, опять…
Не могли бы вы прислать нам тумбочку новую… Конечно, лучше из
хромированного железа… Что?.. Какой ещё бес в ребро?.. Да это я не для
себя!.. Это для сокамерника Пабла заказываю… Ну, сам он смущается…
Премного благодарен. (Отключает телефон.) Будет тебе новая тумбочка.

ПАБЛ. Спасибо.

УЛЛИЙ. Не за что.

ПАБЛ (глядя на тумбочку). Сразу её, что ли?

УЛЛИЙ. Лучше сразу. С глаз долой – из сердца вон. Помочь?

ПАБЛ (ревниво). Нет, я сам.

УЛЛИЙ. Как знаешь. Что ты в ней нашёл? Тем более, квадратная.

ПАБЛ. А того и нашёл, что квадратная. Вокруг всё круглое. Обтекаемое. А
в квадратном есть что-то старорежимное. Сумма углов. Идея верности. Есть
за что зацепиться. Инициалы можно вырезать.

УЛЛИЙ. Пабл плюс тумбочка. Равняется любовь.

ПАБЛ (двигая тумбочку). Ничего, я сам… (Кряхтит.) Завидно, небось… Что
человек делом занят… Нет, не надо помогать, не надо…

УЛЛИЙ. Ревнивый, значит? Наверное, щекотки боишься. Смотри, не
надорвись.

ПАБЛ. Ладно, помоги закинуть. Возьми слева. Если не брезгуешь.

УЛЛИЙ. Да чего уж там. Даже хорошо, что квадратная. Многосторонняя.
Брать удобно.

ПАБЛ. Потому и жалко выбрасывать. Потому что многосторонняя.

УЛЛИЙ. Ну да, воображение разыгрывается. Варианты. Вот, задняя стенка
совсем нетронутая.

ПАБЛ. Круглая тоже будет ничего. Круглое тело напоминает. Ну, взяли!..

Нажимает кнопку. Створки мусоропровода открываются. Заталкивают в
открывшийся проём тумбочку.

УЛЛИЙ. Пошла – поехала… С глаз долой – из сердца вон. Не
расстраивайся. Я тебя понимаю. Выбросил любимую своими руками. Считай,
что ты столкнул её за борт. Ведь мы на корабле. На корабле, плывущем по
времени.

ПАБЛ. Заткнись! Я уже это слышал! В прошлом году… Или в позапрошлом… Но
помню… Не важно… От голоса устаёшь… И от твоего и от своего… Это как в
браке, но хуже… Годы всё-таки…

Створки мусоропровода закрываются.

УЛЛИЙ. Надо руки помыть. Тебе тоже не мешало бы.

ПАБЛ (глядя на руки). Своими руками… (Смотрит на то место, где стояла
тумбочка. Проводит пальцем по полу.)

УЛЛИЙ моет руки в умывальнике.

Загорается лампочка над лифтом.

Открываются дверцы. На тележке вкатывается бюст.

УЛЛИЙ. Ничего себе, подарок!

ПАБЛ. А кто это? Зачем?

УЛЛИЙ. Да я погорячился и заказал бюст последнего гения философии.
Аристо Вери Кант де Гегель. Такой он псевдоним самому себе придумал.
Стыдился своих европейских корней, гордясь преподаванием за океаном. Это
он сформулировал идею демократического абсолютизма. Помоги на полку
поставить.

ПАБЛ. Да пошёл он.

УЛЛИЙ. Я тебе помогал, между прочим. Тележку надо отправить назад. Иначе
обеда не пришлют. Ну, взяли!.. (Берёт бюст с одной стороны.)

ПАБЛ (ухватив с другой). Ни хрена себе философ, надорваться можно!.. А
почему из мрамора? Могли бы из гипса вылепить.

УЛЛИЙ. Потому что классик. А классик потому, что сумел довести идею до
логического конца. Иначе – хаос, варварство.

Устанавливают бюст в нишу к остальным.

ПАБЛ. Нет, классик – потому что из мрамора. Очень прочный, неподатливый
материал. Я торговал, знаю. Из такого материала не всякому станут морду
вырубать.

УЛЛИЙ (заинтересованно). Прочный и неподатливый, говоришь?

ПАБЛ. Очень устойчивый материал. И ко времени и к физическому
воздействию. Вот почему классик.

УЛЛИЙ. Пабл, а ты иногда подаешь мысли!.. (Рассматривает и трогает
бюсты.) Подсказываешь неожиданные решения.

ПАБЛ в это время закатывает тележку в лифт, наживает кнопку. Дверцы
закрываются.

ПАБЛ. Слушай, а почему баб среди классиков-мыслителей нет? (Ждёт
ответа.)

УЛЛИЙ (сам себе). Я изыщу возможность…

ПАБЛ. Слышишь, Уллий? Я спрашиваю, среди вот этих вот не было баб? Да
что ты их так рассматриваешь? Завидуешь, что в этих головах когда-то
родились великие идеи, а в твоей всё никак? Да что от них толку, от этих
идей? (Рассматривает бюсты.) Хоть бы одно женское лицо. Нет, моя
тумбочка была лучше.

Конец первой серии.

Г Л А В А Ш Е С Т А Я

1

Штемпель дал команду «Трогай!», как только ухватил перетянутые скотчем
желтые коробки с фирменным знаком «Кодак».

– Почему? – возразила Яна. – Нельзя! Мы бросаем своих товарищей!

Семён поторопил шофёра ехать быстрее и стал ворчливо объяснять, почему
не может поступить иначе.

– Во-первых, за нами вполне может начаться погоня. Орёлики, за вами не
было погони?

– Тама какой-та вискачил на виласапед, - ответил радостно один из
возбуждённо дышащих молодых чеченцев.

Микроавтобус выкатился, раскачиваясь, со двора на проспект и включил
долгожданную скорость.

– Во-вторых, если погоня и есть на самом деле, то мы просто обязаны
оторваться, мы должны спасти добытую плёнку. Про велосипед ты, конечно,
загнул. Нормальный хозяин в такую погоду велосипед на улицу не выкатит.
В-третьих, если попадутся они, им ничего не будет, потому что против них
улик нет, поэтому они не попадутся, и нечего за них так переживать. А
вот мы, в-четвёртых, рискуем как никогда, я ни разу так серьёзно не
рисковал, потому как вот же, у меня в руках вещественное доказательство,
вещьдок, как говорят добрые менты в глупых сериал, и я не смогу бросить
этот вещьдок, даже если меня поймают, потому что держу самое дорогое для
меня на свете, если б у вас было что-то дорогое на свете, и вы бы его
держали, то вы бы меня поняли. В-пятых, никаких товарищей я не бросал,
зря вы так девушка, опять забыл ваше имя, это от волнения, извините. Я
не умею бросать товарищей, их у меня просто нет, у меня есть соратники
по оружию, которые рискуют наравне со мной, и даже значительно меньше,
ответственность-то на мне, поэтому не надо мне здесь этого пионерского
«бросать товарища». Я в своё время был принят в пионеры и знаю эти
требования. Ах, ты бросил товарища! Неужели ты можешь бросить товарищей?
Брошу. Потому что время беззаботного товарищества далеко позади. Сейчас
время, когда человек человеку друг, товарищ и волк. Поэтому, если мы
занимаемся рискованным делом ради великой цели снять немножечко добрых
фильмов, значит ни о каком «бросил – не бросил, бросил - перебросил» не
может быть и речи. К тому же наш риск ничем не оправдан, ну абсолютно
ничем, ни материальным вознаграждением, ни перспективами роста, ну
ничем, кроме жалкого удовлетворения творческого тщеславия. Поэтому вам
бы меня пожалеть, девушка, а вы такое говорите, что мне даже горько и
противно вас слушать. А в-шестых, чтобы вы знали, они-то, наши товарищи,
чисты перед неумолимыми демократическими законами, а я везу на руках
срок, да, эта улика весит лет пять, и я даже слышу лязганье тюремной
решётки. Ну, ты можешь ехать быстрее? Что ты остановился перед этим
светофором? Ты светофора не видел? Ты у себя в Грозном тоже перед
светофорами останавливаешься?

В пересчёте Штемпель привёл семнадцать доводов своей невиновности перед
товарищами, и пришёл к выводу, что это несчастливое число. В ангаре он
вышел из микроавтобуса, тяжело дыша. Монолог от улицы Марата до Осиновой
поляны дался ему нелегко.

Дудар, встретивший отряд, потребовал разделить добычу.

– Мой парни такой красывы каробк украл. Давай, Сымон, честна дели.

Штемпель возразил, закашлялся и перешёл на крик. Эту плёнку абреки
стащили по его плану, между прочим, а ту плёнку, что уехала на съёмки в
Чечню, добывал он лично и его парни, так что распределение средств, для
решения художественных задач произошло справедливо для каждого народа.
Он убеждал не словами, а высотой их звучания, истеричным визгом. Яна
помогала удерживать Семену в руках сокровенную ношу, тяжесть которой
мешала кричать органично. Дудар морщась и отворачиваясь от летящей
слюны, замахал руками, ладно, ладно, всё, плёнка нам, в общем-то, не
нужна, просто коробки понравились, так что ладно, всё, идите, отдыхайте,
ужин вам сейчас принесут.

– Только принесите на всех, на всех, - уточнил въедливый Штемпель. –
Нас пока двое, но остальные подтянуться. Они сейчас осуществляют
грамотное прикрытие. Принесите на… Сколько нас человек, Яна? Кто
отвечает за личный состав? Так, нас двое с Ананасом, две девушки, двое
парней, сценарист… Десять человек!

В офисе Штемпель рухнул за стол. Но тут же вскочил и унёс желтые коробки
в смежную комнату, запер в металлический шкаф. И рухнул за стол ещё раз.

Чеченцы внесли еду и напитки, вежливо постучав перед этим в дверь и,
спросив разрешения войти.

– Кюра брагадарыт тыбэ, Сымон. Ты чёткий апераций провёл. Никто наши
парни не видел. Завтра администрация пайдошь. Викеша уехал, никто не
знает, кому деньги платить. Ты уважаемый человек, ты сделаешь.

Штемпель выслушал похвалы Дудара с физиономией смертельно уставшего
героя.

После ухода гостей-благодетелей они спешно перетащили все дары на
студию. Носила в основном Яна, набивая синяки в тёмном проходе. Штемпель
руководил и осуществлял техническое обеспечение. Включил свет, запустил
обогреватели, вытер со стола. А когда решили садиться, не дожидаясь
остальных, Яна всполошилась. Ей срочно понадобилась забытая в офисе
сумочка. И вышло так, что она непроизвольно отыгралась за перенесённые в
одиночку тяготы. Штемпель принёс её сумочку, исступлённо ворча от
злости.

– Ну зачем, зачем тебе эта сумка? Тяжёлая-то какая, твою мамочку!.. Мне
врачи запретили носить тяжести, а я сегодня как идиот!.. Ну ладно –
плёнка, святая ноша, а эту дрянь какого лысого я таскать должен? Я что,
твой жених? Вот моя девушка Вика, про между прочим, относиться ко мне
намного внимательней. Пусть тебе Ананас таскает такие сумочки. Ничего
себе сумочка, в ней же килограмм сто!

Яна достала тарелки, вилки, стопки и две пачки вафельных салфеток. Она
принесла в тяжеленной сумочке посуду, чтобы хоть как-то накрыть стол для
ритуальных ужинов. Штемпеля парализовало от умилением. Даже слёзы
навернулись у него на глазах и застыли, не в силах покатиться вниз.

– Дорогая моя… дорогая моя… - шёпотом выговаривал он, следя, как
заботливые женские руки управляются с сервировкой.

Яну окатило волнение, какое бывает от мужских похвал. И закружились
игривые вопросы. А почему бы и нет? Ну и что, что он не мой? Ведь будет
прикольно, если я его соблазню? Это же кино, а он такой смешной.

Они выпили с той возвышающей торжественностью, с какой дают клятву
верности в четырнадцать лет.

– Ну рассказывайте, рассказывайте, - попросила Яна. – Мне так интересно
узнать вас поближе. Как вы дошли до жизни такой, до такого интересного
дела?

Яна принесла из дому так же полбуханки серого и столовый нож. Ловко
распечатав вакуумные упаковки, она разложила веером на тарелке Семена
пластики сыра, колбасы и ветчины, затем нарезала хлеб на ровные кусочки.
Вот только нож оказался тупым и сильно крошил. Её муж, урод, не умел
точить ножи. Яна даже тряхнула головой, избавляясь от ненужной мысли.
Чего это она про мужа в такую минуту?

Штемпель, увидев хлеб, на который ложатся ветчина и сыр, не удержал
слез, устремилась вниз одна, за ней другая. Произведя слёзоиспускание,
он с вожделением накинулся на бутерброды, которые женские пальчики едва
успевали делать и подавать. Когда эротичный процесс пожирания
замедлился, Яна успела налить ещё раз и предложила выпить, но не знала
за что. Сладострастные губы Семёна чмокнули одну из услужливых ручек и
поглотили водку просто так, ни за что, говорить в минуту высшего
наслаждения было совершенно излишне. Откинувшись в изнеможении на спинку
кресла, Штемпель отдышался, взял руку Яны в левую ладонь, правой стал
умиротворённо ее гладить, и повёл неторопливо, словно нехотя, рассказ.

– Мы познакомились на съемочной площадке… Никто не посмеет оспаривать
тот факт, что я гениальный актёр, как внешне, так и внутренне… Старик
подбежал ко мне и затрясся от возмущения!.. Ну почему, почему вас так
мало снимают? У вас такое выразительное лицо, почему же такая
несправедливость? Почему наши творцы не стремятся запечатлеть истинную
красоту, которой так много вокруг, а им лишь бы удовлетворить личные
амбиции, они почему-то не желают понимать, что жизнь преходяща, как
киносеанс, и если ты не заметил и не запечатлел кого-то, то и о твоих
тщеславных потугах никто не вспомнит…А я и сам, порой, смотрю на себя в
зеркало и удивляюсь, ну надо же таким уродиться. А ведь мамочка у меня
вполне симпатичная женщина, даже сейчас, когда стала походить на ведьму.
Но на такую, обаятельную… Старик в последнее время уже не снимал.
Иногда его приглашали в качестве консультанта, да и то из вежливости. Он
прекрасно понимал, что его время ушло, да и время ему выпало намного
интереснее, чем нынешним, когда всё только за деньги, поэтому без всякой
зависти повторял, что надо уступать место молодым, чтоб они все поносом
переболели… Он возмущался, а мне было приятно его заблуждение, будто в
моём отсутствии на киноэкране виноваты другие, не чуткие и не
внимательные режиссёры виноваты, а ведь на самом-то деле я сам виноват,
я отверг и послал подальше такое количество сценариев, что хватило бы на
три актёрские биографии, меня называют отказник номер один, и это
правда, хотя гордиться тут особо нечем…Я на съёмки того винегрета, где
мы встретились, согласился после длительных уговоров и хорошей оплаты. А
старик зашёл просто посмотреть и убедиться ещё раз, что снимающий один
из его учеников полный бездарь, но у него неплохо получается, потому что
и оптика другая, и свет, и плёнка что надо... Старик накинулся на меня,
и мы настолько увлеклись общением, что режиссёр начал капризничать,
будто мы ему срываем съёмочный день. А нам было интересно общаться,
наверное, потому, что нас оказалось на площадке только два еврея, может,
был кто-то ещё, но мы их не заметили, потому что мало быть евреем, нужно
ещё и вызывать к себе интерес, а это не каждому удаётся, вот они все и
страдают, потому что каждый же с характером, и его в карман не спрячешь…
А режиссёр, как мы сразу и точно определили, был тайный антисемит, но
умело скрывал свою сущность, вот он и капризничал поэтому, да так, что я
чуть не послал его к чёрту, но всё-таки кое-как снялся, отмучился, и мы,
не прерывая разговора, поехали со стариком в ресторан дома кино, где его
намного чаще можно было встретить, чем на киностудии… Позже нам сказали,
что режиссёр тоже еврей, хоть и наполовину, но тогда он очень походил на
антисемита… В общем, за месяц интересных разговоров мы обсудили
эстетические воззрения всех известных деятелей экрана, обсудили
художественный уровень современного киноискусства, сообщили мельчайшие
подробности личных биографий, и какие нелегкие судьбы сложились у всех
родственников каждого из нас. Старик приглашал меня в свой любимый
ресторан чуть ли не каждый вечер, где пытался хитрить, чтобы я хоть раз
оплатил ужин, но я всегда был начеку, старался не пить, а ел в меру
только то, что он мне подсовывал чуть ли не силой. Он меня угощал, и я
не мог отказаться, а главное для нас было общение. Я веселил его
разнообразными историями, и как-то однажды, когда напрочь иссяк и не
знал о чём говорить, с наигранной печалью открыл сокровенное. Что вот
если бы у меня появилась возможность снимать самому, то я бы творил как
Пушкин. Да, как наш великий земляк, который изложил своё художественное
кредо простым языком в легкодоступных со школьной скамьи строчках. И
долго буду тем любезен я народу, что чувства до-бры-е я лирой пробуждал…
Добрые чувства!.. Гениально и просто. Вот как следует творить, завещал
Александр Сергеевич. Но сказал куда-то в безграничную российскую
пустоту, его слова как об стенку горох, поэтому на экране мы видим
кровь, взрывы, насилие, уголовников и проституток, как будто других
людей кинотворцы просто не знают, они их не встречали в жизни… Старик
неожиданно поверил в мою самоотверженность, горячо поддержал мои
эстетические воззрения, и, десять раз оглянувшись, написал на салфетке,
что готов мне помочь. Салфетку он уничтожил довольно оригинальным
способом, а на улице, когда мы вышли из ресторана, на мерзком ветру,
объявил страшным шёпотом, что является последним носителем тайны,
которую хотел бы мне открыть, вот только не знает, пришло ли время. Два
единомышленника, с которыми ему пришлось рисковать и мечтать о работе на
собственной студии, уже покинули этот мир, а он до сих пор боится,
потому что за причастность к созданию тайного кинопавильона могут и
посадить. Прошло, конечно, уже сорок лет, но он теперь в том возрасте,
когда тюремные испытания противопоказаны. Старик пожил в сталинскую
эпоху, когда арестовывали по любому подозрению и даже без, так что
иммунитет сохранения собственной шкуры у него был развит хорошо и
сильно. Вполне допускаю, что ему в своё время пришлось даже кого-то
закладывать, он частенько шутил на тему, что никто не ценил так высоко
его чувство юмора, как органы, что издевательства под шуточку и мучения
с иронией – это был советский замечательный стиль... Он изводил меня
года два, и я даже перестал верить, что тайна существует на самом деле.
Старик привязал меня к себе, и я в душе его возненавидел, но продолжал
терпеливо и бескорыстно ухаживать. Как вдруг он слег и понял, что уже не
встанет. Почти девяносто лет, чтоб мы все так жили. Тут-то он и сказал,
что теперь его уже точно не посадят, он готовится к другому сроку, и
велел найти в ужасающем бардаке книжечку в твёрдой обложке, работу
Ленина «Материализм и империокритинизм». Я часа два рылся в квартире
разбитого инсультом оператора, и страшно боялся, что когда найду
злополучную книженцию, он помрёт. Спрятал глупый чудак её надёжно, и я
обнаружил искомое совершенно случайно, везёт дуракам и пьяницам, а я,
как вы знаете, мало пью… На заднем форзаце книге и была нарисована карта
недостроенного павильона с проходами в тайное помещение. Старик, еле
шевеля языком и извилинами, рассказал, где находится начерченное
строение, и я готов был помочь ему отправиться в мир иной за то, что два
года он тянул кота за хвост по маразматически соображениям. Страницы из
книги я вырвал, а карту в обложке всегда ношу с собой, как святыню,
доставшуюся мне от настоящих художников светлых времён киностудии… Вы её
видели, я показывал… Вы слышите меня, любезная собеседница?.. Яна, ты
меня слышишь?.. Ты что, заснула, едрёна мать?.. А кому же я
рассказывал?.. И зачем?..

Яна слышала его слова. Если не все, то каждое второе. Уникальная манера
Штемпеля говорить произвела магическое воздействие. Начинала слушать она
с вожделением, с желанием его совратить, которое незаметно перешло в
усыпление. Поэтому когда Семён обиженно замолчал, она продолжала его
слушать, улыбаясь и посапывая. Она даже чувствовала, как он боится
выпустить её руку из своих, и ждала, когда он сам перейдёт к активным
действиям, потому что по натуре ей больше нравилось уступать. Ты говори,
говори, просила она его во сне, ты говори смелее!..

Проснулась Яна оттого, что в помещении громко зазвучали сразу несколько
голосов.

Из сумрака декораций к столу вышли, гомоня, Ананасов, Костик, Равиль и
Вика. Штемпель вскочил из-за стола, задавая вопросы. Ананасов отвечал
правдиво, то есть сурово. Они примчались на частнике, которому не
заплатили. Потому что привезли сообщение особой важности. За
микроавтобусом с похищенной киноплёнкой гнался на велосипеде тот, у кого
её украли. Он обморозил уши и нос ради того, чтобы установить, куда
скроются преступники. За шлагбаум гаражного кооператива его не пустил
сторож, но преследователь по фамилии Ульянов рассмотрел в бинокль
помещение, куда заехал автомобиль. Он закопал велосипед в сугроб под
развесистым дубом, вернулся домой на такси, где сообщил о произошедшем в
Москву администратору киногруппы, и по его требованию вызвал милицию для
регистрации факта хищения и оформления заявы. Ананасов тут же решил
увести отряд до появления правоохранительных органов. Ульянов же
настоял на том, чтобы Стриж, как друг, остался с ним для дачи
свидетельских показаний. Тимофей не мог отказать приятелю, поэтому
остался, чтобы на него же не пало подозрение. А ещё он будет сообщать на
сотовый телефон Штемпеля о ходе следственных мероприятий. У него,
правда, нет собственного мобильника, поэтому придётся звонить откуда
придётся. Он теперь как разведчик в тылу неприятеля. Вернее, как
предатель интересов своего друга.

– Ехал на велосипеде до Осиновой поляны? – поразился Штемпель.

– Такой вот попался ответственный человек, - тяжело вздохнул Анатолий и
взял со стола нераспечатанную бутылку. -– А в целом операция прошла
успешно. Вы доехали нормально? Без проблем?

Семён пригласил всех садиться.

- Хотя ужина мы не заслужили. Гениально продуманная мною операция, можно
сказать, провалилась. Мы украли плёнку на свою голову. Ведь было же
предчувствие, что не надо этого делать!.. Как мы невнимательны к
собственным инстинктам!.. Воровство не наша специфика. Этим должны
заниматься специалисты, влюблённые в своё дело. А наше дело - кино. В
котором тоже без воровства не обойтись. Мы доехали нормально, без
проблем, но чеченцы напомнили, что проблемы начнутся завтра. Кто пойдёт
передавать взятку неизвестному представителю администрации? Того, кто
брал деньги, знал только Викеша. Пришло время платить, а кто это
сделает? Кто пойдёт? Ты или я?

2

Пятиэтажное здание из светлого кирпича угнетающе подействовало на
Штемпеля. Он затоптался на месте и даже повернулся, чтобы уйти. Вика ещё
крепче ухватила его под руку и подтолкнула к сетчатым воротам со
свежевыкрашенным домиком охраны. Они вошли в него и тут же вышли за
ограду во двор. Сонная и полная женщина в военном обмундировании узнала
Семёна, приветливо улыбнулась и закивала головой, мол, хорошо-хорошо,
идите.

У здания держались стаей несколько сияющих автомобилей. А за его спиной
ограждал чистенький дворик более мощный забор, решётка с сеткой в два
ряда. Здание будто отгородилось от огромной территории брошенного
когда-то строительства. Мы, дескать, никакого отношение не имеем к
запретной зоне, а тайные проходы туда известны лишь сталкерам типа
Викеши.

Перед административными дверьми и строгим таблом «Фабрика обработки
плёнки» Штемпеля вновь кинуло в дрожь.

– Да поймите, Вика, я не умею давать взятки, не умею!.. Ни разу в жизни
этого не делал. Я не Викеша. Для такого человека, как он, это раз
плюнуть. Или капнуть в известное место. А я не могу. Да, мне приходилось
воровать, занимался я и вымогательством, ещё легче толкать других на
незаконные действия ради благородной цели… Но давать взятку, - вы меня
извините. Нет ничего унизительней.

– А вы сыграйте роль, - подсказала неожиданно Вика. Наверное,
почувствовала, что вся ответственность за происходящее ложится на неё. –
Вы делайте не от себя, а как будто бы герой неизвестного фильма. Кстати
о Викеше. Именно с разговора о нём и следует начать. Я вижу, что вы уже
забыли.

– Какая вы всё-таки… наблюдательная, - недовольно проворчал Штемпель и
шагнул на нижнюю ступень крыльца подрагивающей ногой.

Как только та же нога ступила в холл первого этажа, Семён преобразился,
вошёл как актёр в предлагаемые обстоятельства. Он спросил пожилого
мужчину в строгом пиджаке, галстуке, джинсах и кроссовках, как бы ему
встретиться с кем-то из девушек-проявщиц. Мужчина равнодушно ответил,
что все они там, в цеху, и как-то нехотя, с досадой вспомнил, что одна
где-то здесь болтается. И крикнул на всё гулкое помещение: «Зина!» Из
приоткрытой двери в дальнем углу выглянула женщина, хрустя бумагой, в
которую что-то заворачивала, и крикнула с ответным раздражением:
«Сейчас!» Через минуту она подошла, поправляя синий халат с кружевными
оборочками. Она узнала Семёна и улыбнулась с явным желанием выглядеть
моложе. Штемпель спросил, знает ли она Викентия Залухаева, и с кем из
девушек-проявщиц тот имел самые близкие отношения. Зина, по-девичьи
засмеялась, названного человека тут знает каждая, а вот насчёт близких
отношений с работницами она что-то очень сомневается. Покосившись на
седого мужчину в пиджаке, Семён заговорил вполголоса.

– Викентий пропал, и, по-моему, не скоро появится. А я его компаньон,
понимаете? И наше с ним дело не терпит отлагательства. Вот-вот
понадобится срочно проявить парочку бобиночек плёнки. Оплата прежняя,
фруктами.

Женщина отшатнулась и быстро глянула на того, кто прохаживался в
спортивных кроссовках по холлу то ли без дела, то ли с умыслом.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Да вы не волнуйтесь, - нежно прикоснулся к её руке Семён. – Дело
тайное, и никто ничего не узнает, клянусь. Я всё прекрасно понимаю.
Дайте мне, пожалуйста, свой домашний телефон, и мы вечером оговорим…

– У меня нет домашнего телефона!..

– Хорошо, секундочку!.. Не бегите. Если вы сами не знаете, тогда
свяжите меня с той из сотрудниц, с которой Викентий водил дружбу. Ну, вы
же сами только что сказали, что его здесь знает каждая собака.

– Каждый кобель, - строго уточнила женщина и сунула руки в карманы
халата, словно говоря, что разговор окончен.

– Да подождите, ну куда же вы! – остановил её Семён. – Ну хорошо, на
эту тему больше не будем. Скажите другое. С кем из руководства имел
сношения Викентий Залухаев. Ой, простите, оговорился. Имел официальные
или дружеские встречи.

– Трофимыч! – позвала Зина мужчину в пиджаке с ярким не гармонирующим
галстуком. – Тут люди интересуются, к кому из заместителей Викеша
приходил чаще всего.

– К Залмановичу, - ответил Трофимыч. И подошел в Штемпелю. – К
Залмановичу, вы что, не помните? Вы же сами к нему с Викешей приходили.
Я вас видел.

– А я вас нет, - растерянно улыбнулся Семён.

– А вы и не могли меня видеть, - улыбнулся в ответ мужчина, но с явным
превосходством. – Потому что я за вами по телевизору смотрел. По камере
наблюдения. Зина! – крикнул он женщине в халате, которая в это время
нажимала кнопку вызовы лифта. – Подними их на третий этаж. К
Залмановичу. К нему можно без пропуска.

В тесноте лифта Штемпель перешёл на шёпот. Зина уставилась на кнопки
панели управления, которые занимали её больше, чем глупые вопросы, да
ещё и с повторением. На третьем этаже вышли, и на шёпот, словно
заразившись, перешла Вика.

– Семён, вы что, не понимаете? У них же здесь везде подслушка и
подглядка. Вы же прямо шокировали бедную женщину вопросами вслух. Вы всё
испортили, как вы не понимаете?

Нужный кабинет находился рядом с лифтом. Фамилия на табличке не
запоминалась из-за большого количества согласных, а имя и отчество Семён
повторил дважды перед тем, как войти.

– Борис Залманович, здравствуйте. Я, собственно, вот по какому вопросу.
Я, кажется, был у вас год назад, когда мы оформляли документы… Вы меня
не помните? Мы регистрировали организацию с ограниченной
ответственностью, которая на вашей территории… Просто на вашей
территории.

Грузный мужчина казался безликим среди офисной мебели. Костюм, галстук,
очки, экран компьютера. Типичный заместитель. И засмеялся он так, как
смеются в кабинетах.

– Ну как же мне вас не помнить!.. Боже мой, я видел вас в стольких
фильмах!.. Вы присаживайтесь, присаживайтесь. Это ваша жена?

– Да, в некотором роде. Супруга-секретарь.

Вике на правах «супруги» захотелось треснуть «муженька» по голове.

– Что же привело ко мне знаменитого артиста?

– Ну что вы, я давно не знаменитый. Не снимают. Точнее, принципиально
не снимаюсь в нынешнем… Ну, вы понимаете. Не будем про пустое, нет и не
надо, не очень-то и чесалось. А вопрос у меня конкретный, я к вам по
делу. Мы год назад оформляли наше предприятие с моим коллегой Викентием
Залухаевым. Вот документы, они у меня с собой, всё официально, есть ваша
подпись. Но Залухаев бывал здесь намного чаще меня, это он утрясал
вопросы с руководством.

– Не знаю такого артиста.

– Он не артист. Он на киностудии был по операторской части, помощником.
Сдача и приём плёнки. Поэтому здесь его все знают.

– Как вы назвали фамилию?

– Его ласково называют Викеша. Он ласковый такой, но сейчас в отъезде.
В командировку выслали.

– Нет, с помощниками операторов я не общаюсь.

– Он передавал кому-то деньги, понимаете? Плату за аренду помещения.
Неофициально. А сейчас, когда его нет, я принёс эту сумму, но не знаю к
кому с ней обратиться.

Добродушие заместителя окаменело до полной безликости.

– Извините, но вы ошиблись. Это не ко мне. Я не знаю такого. Это не ко
мне.

– А к кому? Посоветуйте, уважаемый, как вас, забыл, чёрт, к кому лучше
обратиться? Посоветуйте.

– Нашли советчика. Не ожидал от вас… Известный актёр… Ну-у… Поднимитесь
этажом выше. К другому заместителю. Может быть, он знает такого. Этого,
вашего… Помощника… А я – нет, не знаю.

В коридоре Штемпель вновь перешёл на шёпот.

– Мы, по-моему, делаем что-то не то.

Вика прислушалась вместе с ним.

– Алло! – донеслось из кабинета, который они покинули. – Где там
Трофимыч?.. Ну-ка, дайте мне его!

Семён отпрянул от двери, кивая Вике поспешить за ним. Лифт гудел,
светилась кнопка вызова, и они поднялись этажом выше по лестнице. У
точно такого же кабинета Штемпель перевёл дыхание, и прочёл на табличке,
как зовут хозяина. Но, войдя в кабинет, тут же позабыл. Этот
заместитель дьявольски походил на предыдущего. Создавалось впечатление,
что один и тот же человек скачет с этажа на этаж и успевает
переодеваться. Хотя и костюм был другой, и галстук и монитор нового
поколения, жидкокристаллический, но лицо в очках… Поверив в чертовщину,
Семён понёс несусветную околесицу.

– Это опять я, здравствуйте!.. Вопрос тот же. Мы на вашей территории
снимаем помещение, недостроенный кинопавильон. Вон там где-то, отсюда
плохо видно. – Семён показал в окно, потом документы. - Организация
«ШиЗ», вы подписывали нам договор, если помните. Так вот, обычно плату
за аренду передавал Викеша Залухаев, мой компаньон и соучредитель. Но
тут он куда-то пропал, и, по-моему, надолго. И я не знаю, кому отдать
деньги.

– Стоп, стоп, стоп! – встал из-за стола и вскинул руки второй
заместитель. – Вы кто? Что вам надо? Что вы чушь какую-то порете? Я вас
не знаю. Что за глупость? Вы на этой территории ничего снимать и
арендовать не можете. Приостановленное строительство кинопавильонов
законсервировано на пятьдесят лет. Наша фабрика не имеет к данным
площадям никакого отношения. Охрана присматривает за целостностью
забора, и всё. А вы про какие-то деньги. Кто вы? Я вас не знаю. И не
понимаю, чего вы хотите. И знать не хочу!

Вика и Семён очутились за дверью. Очень убедительно подействовали слова,
что заместитель не знает Штемпеля. Значит, во-первых, они ранее не
встречались. А во-вторых, работая в кинопроизводстве, замдиректора не
знает даже отечественных артистов, а по телевизору, наверняка, смотрит
только новости.

Штемпель растерянно пошёл по коридору и остановился у следующей двери с
похожей табличкой. Такие же золотые буквы по чёрному фону.

– Здесь работают всего человек двадцать. А заместителей, смотрите, уже
третий. Хорошенькая синекура. Почему я здесь не работал до ельцинских
реформ? Сейчас бы был равноправным приватизатором. Ради какого
корнеплода понесло меня в артисты? Даже не всякая сволочь теперь узнаёт!

Вздохнув и пожав плечами, он приоткрыл дверь и уступил даме войти
первой.

Третий заместитель показался Вике родным братом тех двоих, единоутробным
близнецом. Вежливая улыбка и очки, скрывающие её равнодушие. Штемпель
отказался от приглашения сесть, а прямо у двери повторил свой рассказ с
полной обречённостью. И не ошибся. С ещё более вежливой улыбкой
заместитель развёл руками. С этим вопросом не к нему. Вика не поняла
даже, чего ради они заходили.

В коридоре Штемпель вышел из себя.

– Да что за дела, куда мы попали? Третий чиновник отказывается взять
деньги! Мы в каком царстве очутились? Светлого будущего или клинических
идиотов?

За дверью и этот заместитель потребовал к телефону Трофимыча.

– Нужно идти к главному, - принял решение Семён. – Кто тут у них и где?
Директор или генеральный директор, председатель или президент?
Хорошенькую свинью подложил нам Викентий. Здесь круговая порука, никто
ничего не знает.

Подошедшая к лифту женщина поднялась с ними на последний этаж и любезно
привела к массивной двустворчатой двери. Табличка отсутствовала. Кабинет
на этаже был единственным. Вика и Семён вошли, поздоровались с
секретаршей и тут же захотели выскочить обратно. В двух креслах для
посетителей сидели знакомые удавы, друзья Гены-оператора. Двое мужчин
высокого роста, одетые в кожу с ног до головы, одновременно подняли
глаза от газет на вошедших. И лица их просияли. А на диване для
посетителей сидели трое лиц кавказской национальности, и глаза одного из
них, знакомого по имени Бексолтан, сошлись на Семёне Штемпеле как
перекрестие оптического прицела.

Из-за двери, охраняемой секретаршей, донеслось возмущённое: «Вон!
Убирайтесь вон!» Затем из кабинета вышел толстый седой мужчина и окинул
пришедших на приём взглядом ошпаренного петуха. Вика мгновенно поняла,
что если трое заместителей братья, то это, несомненно, их отец,
генеральный директор предприятия или президент акционерного общества.

– Лара, ты почему не спрашиваешь, по какому они вопросу?

Из-за спины разъярённого директора вышел в приёмную неказистый
посетитель в измятой одежде и бороде. Сам Гена-оператор.

– Этот хочет попасть в какой-то ангар, где у нас работают нерусские… Вы
по какому вопросу? – директор шагнул к сидящим на диване.

– Я, мне очень надо встретиться с этими нерусскими, - ответил Бексолтан
почти без акцента.

– А вам что надо? – выкрикнул директор Семёну с Викой.

– А мы по вопросу, - замямлил Штемпель, - ну, в общем, по вопросу
оплаты аренды того помещения, где работают нерусские…

- Какие ещё нерусские, Лара? – заорал директор. – Где у нас работают
нерусские?

– Да у нас все тут… - ответила секретарь как-то неопределённо и сразу
поправилась. – Они все говорят, что идут на приём по интересующему вас
вопросу.

– Да вот же, вот! – воскликнул Гена-оператор и подошёл к Семёну с
желанием обнять. – Вот этот человек оттуда. Он оттуда, работает с теми
людьми, он их официальное прикрытие. А вы мне говорите, что нет никакого
ангара.

– Трофимыча сюда, быстро! – дал распоряжение директор секретарю.

И тут же вошёл Трофимыч, опережая вызов. Он исполнял не первый,
очевидно, приказ и, увидев Семёна, воскликнул: «А, вот вы где!»

– Всех немедленно вон! – взвизгнул директор. – И что ноги их здесь
больше не было. И чтоб к территории близко не подходили. Ты понял,
Трофимыч? А через полчаса ко мне!

В коридоре Геннадий всё-таки приобнял Штемпеля.

– Ты не рад встрече, Сёма? А как поживает твой дружок Дудар?

– Эта, подожди, - зашагал рядом Бексолтан. – Я тоже знаю Дудар. И этот
мужик мне тоже нужен. Он увёл от минэ Кюра.

– Да он там всех знает, всех. Это не мужик, это известный актёр.
Который водит незаконную дружбу с чеченцами.

– А у вас к ним какой интерес? – спросил один из удавов высоким
голосом.

– Это мой люди, - заговорил Бексолтан, авторитетно разводя руками, но
теперь уже с акцентом. – Они мине должен тэньги. Они от мине ушёл,
платить не хочит. А вам они пачиму?

– А нас интересует только их помещение. Только помещение, которое они
занимают. Где хранят свой товар. И Сёма знает, как туда пройти.

– Тада вместе пайдом. Вам – памещений, мине – мой люди. У мине сильный
группировка. Заместитель мэра мине знает. Сам разрешил. Так что ви не
думайтэ.

Спускались по лестнице дружно, в лифт никто не сел. Вика поняла, что они
под тройным конвоем, и не известно, какой страшнее. Штемпель, держа
руки в карманах, что-то поправлял под шикарным пальто, которое выдали
ему на официальную встречу. Перепрятывал на теле деньги, догадалась
Вика, чтобы не попали не по назначению.

На первом этаже Трофимыч вдруг серьёзно выговорил Штемпелю прямо в
глаза.

– По интересующему вопросу нужно было ко мне…

– Спасите нас, - прошептал Семён, отвечая виноватым взглядом. – И
вопрос будет решён.

Трофимыч громко кашлянул на подвластное ему помещение.

– Так, вы свободны, а эти двое со мной. Они задержаны. По подозрению в
злом умысле.

Удавы засмеялись одновременно и неприятно.

– Нет, дядя, так не пойдёт, - дал ответ Геннадий. – Этих двоих
задержали мы. Они нам сильно насолили. Лично мне, чтоб ты знал. А у вас
здесь какой мог быть злой умысел с их стороны?

– Дача взятки в крупных размерах.

– Так вот того и задерживай, кому они её дали.

К Трофимычу подошёл вплотную Бексолтан.

– Слушай, ты нэ мишай, а? Ошнь тыбе пирашу.

– Девушку хоть отпустите, - предложил Трофимыч, нисколько не
испугавшись, но и не зная как быть.

Семён затравлено покачал головой.

– Я не могу его бросить, - сказала Вика Трофимычу не без гордости. –
Без меня он способен на необдуманные поступки.

– Правильно, умница, молодец, - похвалил её Гена-оператор. – Мы сейчас
поедем к гаражам, и вы нам дружно и вместе покажете, через который из
них есть проход на интересующую нас территорию.

Вика ещё раз посмотрела на Трофимыча. Ей показалось, что седой, нелепо
разодетый дядька кивнул на прощанье с одобрением.

– А где мой телефон? – спросил её шёпотом Семён. – Нам же как-то
предупредить надо…

– Ваш мобильник у Ананасова остался, - ответила Вика, чувствуя себя
виноватой за глупую случайность, которая может стать роковой.

А Геннадий уже распахнул по-хозяйски входную дверь.

– Гуд бай, хозяин! Мы не прощаемся. Скоро жди в гости. Приедем к вам
плёночку проявлять. За хорошие бабки. Так что все будут счастливы!

3

Участие в криминальных событиях наполняет душу не меньшим чувством
достоинства, как и причастность к происшествиям героическим.

Яна поглядывала на Анатолия Ананасова, как на командира, с которым боец
готов на всё. И в надёжности товарищей своих, Костика с Равилем, она
нисколько не сомневалась. Прогуливать работу с риском её потерять
неизвестно ради чего, - на такое отважится не каждый.

Они сидели в штабе активных действий, в офисе Кюры. Дудар выходил давать
распоряжения и возвращался, поглядывая на часы. Его командир не замечал
волнения подчинённого. Кюра сидел молитвенно соединив пальцы у
подбородка и шевелил губами, закатив глаза под папаху. Возвращение
Штемпеля с Викой затягивалось, ожидание достигло критической точки.

– Если у них там что-т случился? - задал вопрос Дудар Ананасову. Пачиму
Сымон не званыт на мой труба?

По лицу Ананасова шарахнула запоздалая мысль.

– Ёва!.. Сенькин же телефон у меня остался!.. Он давал мне свой
мобильник… Ну, чтобы…

Анатолий положил на стол вещественное доказательство глупости, и оно тут
же запикало, как от приступа смеха над дураками.

– Это он! – радостно схватил аппарат Ананасов, долго не мог его
включить, и стал, наконец, отвечать на неслышимые никому вопросы строго
и кратко. – Да?.. Да… Да… Да-а?.. Да… Да!.. Да… Да… Да-а-а-а… Да… Да.

Отключив аппарат, и тоже не с первого раза, он пояснил ждущим его слов.

– Это не Штемпсель. Это Стриж. Сообщает, что тот, у кого мы украли
плёнку, выезжает сюда со следственной группой. Для осмотра гаражного
кооператива. Делу предали ну, эту, особую важность. Украдена плёнка для
царя, всё-таки. Оперативники сочли за честь расследовать. А нам следует
что-то предпринять, чтобы обезопаситься. Чтобы не нашли автобус с
известными номерами. Это его слова. Он приедет вместе с ними. Чтобы как
бы участвовать.

После осмысления не только теми, кто услышал произнесённые слова, но и
тем, кто их высказал, первым вскричал Дудар.

– Послушай, Ананас! Зачем, скажи, плёнка воровали? Из-за ваш плёнка ми
тепэр столка праблем!

Его перебил Кюра, глухо стукнув кулаком.

– Они минэ спасали от Бексолтан. Всё, малчи. Ми друзья, памагать нада.
Сколка ыщё рейс товар не уехал?

– Чытыры.

– Пусть всэ быстра уезжают. Места, где выезд закрыть. Пусть все город
ждут. Ночью возвращаться, ждать сигнал. Ыды, дэлай.

Когда Дудар вернулся и доложил, что все микроавтобусы и грузовики ушли,
а выезд замаскирован, Ананасова посетила ещё одна догадка. И вновь с
опозданием.

– Надо же этого предупредить, который на шлагбауме дежурит. Чтобы он
ничего не видел, ничего не знает.

– Пайды, дэньги ему дай, - велел Кюра Дудару.

Дудар взял со стола отсчитанные купюры.

– Ребята, стоп! – поднял руку Анатолий, осенённый ещё одной догадкой,
пришедшей вовремя. – Туда должен пойти я. Вот с ней. Меня вахтёр на
шлагбауме лучше послушает.

– Куда ты пайдошь? Игдэ пайдошь?

– Кюра, если честно, я знаю, где ваш тайный выезд. Гаражный
кооператив. Я догадался, когда ночью ездили. А до этого был там по своим
делам. И я никому тайну не раскрою. Клянусь. А тебе обещаю показать нашу
подпольную студию. Покажу в скором будущем. Честно. Вам идти к шлагбауму
со стороны выезда нельзя. Можете засветиться. А я знаю туда тропу с
другой стороны. Мы с Яной выйдем тихонечко через сто сорок девятый.
Нужно проверить заодно, следят ли ещё за гаражами или уже не следят.
Понимаешь? А вы ждите Семёна. У него что-то случилось. Вдруг он позвонит
Дудару. Он или Вика. Вы будьте на месте. Если у него какая-то засада, то
вам нужно будет решать, как быть и что делать. Я правильно рассуждаю,
Кюра?

Кюра посмотрела на Ананасова с уважением. Наверное, впервые услышал от
него такую длинную речь. Он подумал, глядя в стол, потом, глядя на руки,
глядя вверх, глядя на портреты, и сказал Дудару недовольным тоном.

– Аттавай ыму дэньги.

Получив строгую инструкцию как себя вести, ощутив больше любопытства,
чем страха, Яна осторожно выглянула из-за металлической двери гаража и
зажмурилась. От морозного солнца искрился выпавший за ночь снежок. Не
дождавшись вразумительного ответа, выглянул над головой Яны и Ананасов.
Затем они вышли, огляделись повнимательней, и пошли в известную
Ананасову сторону.

– Что-то я ни хрена не узнаю местности, - повторял Анатолий через
каждые пятьдесят метров. – Темно тогда было.

Вошли в перелесок по едва угадываемой под свежим покровом снега тропе, и
за деревьями определилась искомая цель. Дорога, ведущая в гаражный
кооператив. Автомобилей не наблюдалось, и Ананасов заспешил, держась
поближе к кирпичной стене. Яна поняла, что после снега по щиколотку ей
грозит простуда жарче предыдущей. Последние десять метров шли рядом с
кирпичной кладкой, а вдоль длиннющей полосатой трубы отчего-то побежали
к домику вахтёра. На крыльце Ананасов замер. За шлагбаумом, во дворе
въезда стояло легковое иностранное авто, показавшееся знакомым. Яна не
поняла его тревоги и поторопила войти в теплое помещение толчком сзади.
А когда вошли, поняла, что испуг был ненапрасным. За столом, с видавшим
иные времена охранником, сидел тёмноочкастый Белоснежкин. Охранник
пьяненько дымил папиросой, перед ним стояли два стакана и блюдце со
снедью, но сам факт нарушения распорядка дежурства отсутствовал.

– Толя, друг мой, какими судьбами! – встал Белоснежкин, рискуя вышибить
головой потолок, и развёл руки с неискренним желанием обнять.

– Да я тут, собственно, проходил вот мимо… С девушкой, - уточнил
Ананасов для большей вразумительности.

– В прошлый раз ты был с другой девушкой, - игриво подошёл Белоснежкин,
и только хлопнул по плечу, не стал обнимать. – Да ты у нас просто
соблазнитель, Толя. Ловелас. Женский искусака. Приводить девушек в
гаражи – это романтично. Не то, что в театр, или в дом кино. Вечером ты
был с одной, а сейчас с другой. Чёрт возьми, это сюжет.

От Белоснежкина несло водкой, и Яна поняла хмельную крепость ситуации.
Ананасов не может говорить с вахтёром при Белоснежкине, а объясняться с
ним при вахтёре тем более. И режиссёр Дима не желал при охраннике
задавать Анатолию лишних вопросов. Но зачем-то ведь он его поил!

– Давай-ка выйдем на свежий воздух, Толя. Здесь уже дышать нечем.

– А девушку со мной оставьте, - хихикнул вахтёр. – Девушка замёрзла, я
её согрею.

Белоснежкин вывел Ананасова во вторую дверь, за шлагбаум.

– Меня зовут Хведя, - представился охранник и достал из-под стола
ополовиненную литруху. – Ты садись, давай, присаживайся. У меня тепло.

Но Яна прислонилась к двери, чтобы слышать разговор на улице. Хведя
налил в один стакан побольше, в другой поменьше, и поднёс их Яне на
выбор, держа при этом ещё и бутерброд с колбасой. Отказываться не
следовало.

– Плёнки нет, Дима, - ответил Ананасов на прозвучавший еле слышно
вопрос. – Её похитили.

– Надо же! – воскликнул Белоснежкин. – Кто же это сделал, Толя? И как
это произошло?

– Мы собирались выполнить твоё задание… Мы готовились, правду говорю…
Мы приехали туда… А кражу произвели другие… Вот буквально на наших
глазах…

– Ну зачем ты начинаешь мне Муму полоскать? Если ты Герасим, и не
способен утопить бедную собачку, тогда отпусти её. А полоскать не надо.
Вы приехали все вместе, а уехали только похитители. Ты и твои друзья
остались почему-то во флигеле. За микроавтобусом ещё гнался какой-то
охреневший велосипедист. Ваш микроавтобус приехал сюда и скрылся где-то
в гаражах. Мой человек проследил это дело. Мне пришлось сегодня лично
сюда прикатить, так как я не дождался от тебя звонка.

– Не о чем было звонить!.. Не про что!..

– Так бы и закатал по киноэкрану!.. Я обошёл почти все гаражи. Куда
могла скрыться такая машина – не понятно. Вахтёр тоже не колется.
Говорит, что заезжают иногда грузовые автомобили, а куда именно, - это
его не касается. Он, слава Богу, не сменился. Он здесь бессменно
обитает. Своих пропускает по карточкам, чужих за бутылку и закуску. Тем
и живёт. Но правды не знает. Пришлось с ним выпить и убедиться. Правду
знаешь ты. Сургуч привозил тебя сюда, хотел найти какой-то проход.
Теперь здесь же исчезла киноплёнка с автобусом и появляешься ты.
Значит?.. Ну, ты можешь хоть что-то объяснить?

– Дима, я не знаю, куда плёнка делась…

– Толя, я думал, что мы действительно друзья… Меня уже не столько сама
плёнка интересует, сколько подтверждение, неужели Сургуч прав. Неужели
подпольный павильон существует, и легенда имеет реальное подтверждение?
Неужели тайна великих стариков есть на самом деле? Ну, скажи. Тебе же
будет лучше, если эту тайну первым открою я, а не Сургуч. Он тебе
обещает роль, знаю. А я могу сделать для тебя значительно больше. Ты мне
не веришь? Так, Ананас, или ты мне показываешь студию, или отдаёшь
плёнку, или я сдаю тебя ментам за организацию похищения с «Ленфильма»
ценностей на обалденно кругленькую сумму. Я ещё не решил какую. Ну,
что, поедем в милицию?

– Да вон она, похоже, сама едет.

От этих слов Яна выскочила на улицу и, дожёвывая бутерброд, вгляделась
туда же, что и Белоснежкин с Ананасовым.

Через перелесок по снежной дорожке от проспекта в гаражному кооперативу
мягко катили два автмомобиля белого цвета с синими полосами и мигалками.
«Жигуль» и «уазик», который в народе называют «бобиком». Смотрелись они
на солнце красиво, приближались не спеша, и не предвещали ничего
хорошего.

У шлагбаума из «жигулёнка» вышел милицейский чин и двое в штатском. Из
«уазика» ещё двое гражданских и трое в форме. Яна узнала Стрижа. Рядом
с ним жестикулировал маленький субтильный мужичок с перевязанной
головой. К приехавшим вышел Хведя и после короткого разговора с первым
милиционером поднял шлагбаум.

– Дима, - заговорил Ананасов вполголоса, - надо как-то сматываться. Это
менты по поводу украденной плёнки. Они тоже сейчас будут искать
микроавтобус.

– Вот как? Надо же… Ну и пусть себе ищут.

– Нам лучше уехать, Дима. Не засвечиваться. Увези нас отсюда.

– Но ты мне скажешь? Ответишь на вопросы?

– Дима… Ну, давай хотя бы сядем в твою машину. Нас видно.

– Мне теперь даже интересно. Такой сюжет. Чего ты боишься, я не
понимаю? Мы стоим и чисто наблюдаем.

Старший милиционер и Стриж с забинтованным подростком зрелого возраста
вновь сели в легковушку. К ним присоединился один из штатских,
следователь. Белая «пятёрочка» въехала под шлагбаум и покатила по улице
городка автомобильных домиков, направляясь к самому высокому зданию из
серого кирпича с чёрными проёмами окон.

– Дима, ну давай уедем отсюда, - попросил Ананасов с такой нотой
искренности в голосе, которую Яна услышала впервые. – Ну, пожалуйста.
Они сейчас ничего там не найдут и вернуться.

– А где нужно искать? Ты ведь знаешь, куда исчез микроавтобус и плёнка?
Сколько там было коробок?

Анатолий, после минутного анализа вариантов, тяжело выдохнул правильный
ответ.

– Не знаю.

Хведя в это время объяснял что-то второму следователю и милиционерам.

Милицейский «жигулёнок» вернулся минут через пятнадцать и остановился
напротив старенького «мерседеса» Белоснежкина. Приехавшие вышли, и тут
забинтованный узнал Ананасова, хотя тот и повернулся к нему спиной.

– Постойте, постойте… Постойте! А вы как здесь? Тимоха, это же твой
друг. Артист который!..

– О, Толя, привет, - произнёс Тимофей без всякой радости от встречи. –
Ты чего здесь делаешь?

– А, это вы, - повернулся Ананасов и выдавил подобие улыбки. –
Здравствуйте. Да, это я.

– Постойте, постойте! - воскликнул Ульянов и замотал головой то на
одного, то на другого. – Если вы тоже здесь…

– А что случилось? – подскочил к нему следователь. Следом подошёл
капитан с тем же немым вопросом.

– Этот человек был тогда ночью… Ну, во время акта… Был тоже у меня.
Вместе с ним. С моим другом. Якобы. Они вместе пришли.

– Вы можете предъявить документы? – спросил капитан, лениво махнув
рукой под козырек и назвав свою фамилию.

– Нет. Я не ношу с собой документов, - ответил Ананасов, и, упреждая
следующий вопрос, указал на Белоснежкина. – Я здесь вот с ним… Потому
что.

– Толя! – удивился Белоснежкин.

– Вы же были тогда вместе! – заорал Ульянов. – Как я сразу не
догадался! Тимоха, ты же вместе с ним пришёл, вы же специально
приходили, так ведь? Нет? А что он здесь делает? Почему он здесь? Ответь
мне, пожалуйста, друг Тимоха, почему твой напарник здесь?

– Да откуда я знаю, почему он здесь? – удивился Стриж, рассматривая
зачем-то гаражи. – Он герой киноэкрана. Его повсюду можно увидеть.

– Следователь Копытов, - показал Белоснежкину удостоверение
представитель следственных органов в штатском. – Этот человек, артист, я
его узнал, приехал с вами? Он только что сказал, что приехал с вами.

– Минуточку! – возразил Анатолий. – Я не сказал, что приехал с ним. Я
сказал, что я с ним… Чисто беседую.

– Моя фамилия Белоснежкин. Я режиссёр «Ленфильма». Этот человек со
мной. Мы приехали осмотреть натуру. Я выбираю натуру для будущего
фильма.

Смотрелся Белоснежкин ярко и нагло, как в голливудском фильме.

К ним подошёл второй следователь с милиционером погонами менее
звёздными, лейтенантом.

– Охранник говорит, что товарищ в очках тоже интересовался
микроавтобусом. Называл такие же номера.

– Ну как же так, Тимоха! – схватился за бинты Ульянов. – Значит, вы всё
подстроили? Ты всё подстроил, ты! И остался со мной для отвода глаз.
Якобы у тебя алиби. Якобы!

Героическая наглость погасла на лице режиссера. Ананасов и Белоснежкин с
тоской посмотрели на дорогу за шлагбаумом. Пять минут назад по ней можно
было уехать от неприятностей.

Взглянула на дорогу и Яна. И увидела, что к ним приближается военная
машина. Темно-зелёный «уаз-фургон». На таком её муженёк служил в армии,
судя по его рассказам и фотографиям. Будучи колесной единицей
передвижного госпиталя в Приморском крае, занимался там сбором анаши.
Автомобиль объехал милицейский автобус и остановился у домика охраны.
Открылась дверца пассажира, и на снег выпрыгнул мужчина в дублёнке без
головного убора.

– Опа! – вырвалось у Ананасова.

– Вы его знаете? – быстро спросил Копытов. – Кто это?

Анатолий посмотрел на Белоснежкина. Говорить, или хуже будет?

– Советую говорить, - подсказал следователь. – Сейчас вы пока что
опрашиваемые. Но можете стать задержанными. А можно организовать и
арест.

– По какому это поводу? – выразил ироничное удивление Белоснежкин. Под
тёмными очками он был интеллектуально выше следователя.

– Вы подозреваетесь в хищении.

– Кто? Я? Извините, но плёнку я не брал!..

– А вот это вы напрасно сказали, - улыбнулся в свой черёд следователь
Копытов. Теперь он был выше, психологически.

По команде капитана все подошли к шлагбауму, где приехавший требовал у
охранника пропустить его машину. Увидев Белоснежкина и Ананасова, он
заметно растерялся.

– Я режиссёр Сургучёв, - предъявил он документы. – Режиссёр
«Ленфильма». Член совета директоров. Да, я знаю этих людей. Это наши
работники. Я приехал с нашим пиротехником в его гараж. Он за рулём. Его
гараж находится рядом с моим гаражом. Ему надо там кое-что забрать… Ну,
и я решил свой гараж заодно проведать. Давно там не был. А что,
собственно, происходит?

– Ваш коллега, - следователь Копытов указал на Белоснежкина, - уверяет,
что приехал сюда осматривать натуру. Так ли это?

– Ну, я за его творческие планы не отвечаю, - засмеялся Сургучёв. И тут
же серьёзно подтвердил. – Да, он говорил мне, что собирается снимать
комедию «Гаражная поэма». Но сценарий ещё не утверждён. Что здесь
всё-таки происходит, вы можете сказать?

– Украдена плёнка, - стал медленно объяснять следователь, внимательно
изучая глаза Сургучёва. – Похищена плёнка московской киногруппы.
Обобрали известного режиссёра.

– А про то, как он нас всех обобрал, вам ничего не известно? – перебил
зло и напрасно Сургучёв.

– О, да я вижу, что вы в курсе дела, - засмеялся следователь, а за ним
капитан. – Давайте проедем в ваши гаражи и проверим их содержание.

– Да это я так, к слову сказал! Я просто не могу молчать! Подождите! Я
хочу заявить официально. Я не знаю, что украдено, и не имею к
случившемуся никакого отношения. Уверен, что и мои ребята здесь не при
чём. Но я всей душой на стороне похитителей!

– Поехали, поехали… Сейчас мы увидим, имеете вы или не имеете.

«Уаз-фургон» и «жигулёнок» уехали к гаражам. Лейтенанту и оставшимся
представителям органов правопорядка велели присматривать за гражданскими
лицами. Стриж подошёл к Анатолию и Белоснежкину, как к товарищам по
несчастью. Забинтованный Ульянов взялся что-то эмоционально объяснять
второму следователю.

– Как ты думаешь, - спросил Белоснежкин Ананасова, - зачем Сургуч сюда
припёрся?

– Да я не думаю, я знаю. Проверить, есть ли дырка в соседнем гараже. В
гараже пиротехника.

– И если она там есть, то что? – тревожно и шёпотом спросила Яна.

– Сургуч настойчиво ищет проход на подпольную киностудию? – засмеялся
Белоснежкин. – Завидное упорство в поисках легенды. Нет, о нём нужно
снять фильм. Определенно.

Автомобили вернулись довольно быстро. Радостный Сургучёв подошёл к своим
знакомым.

– Я говорил им, что нет у меня никакой киноплёнки, а они не верят. И
то, что вы здесь совершенно не при чём, тоже говорил. Я их почти убедил.
Сейчас вас отпустят. Я им докажу. Вы приехали на натуру. А плёнки нет.
Ну и всё!

– А проход есть? – язвительно спросил Белоснежкин.

Сургучёв смутился. Затем в его глазах сверкнули звёздочки гнева. Яна
поняла, что сейчас он уедет, бросит их на произвол следствию. Но в это
время возопил Ульянов, чуть ли не посыпая голову снегом.

– Нет! Их нельзя отпускать! Они же все заодно! Это же работники
киностудии! А знаете, как там воровали в советские времена? Вы не
знаете, а я знаю! Их нельзя отпускать! Давайте разбираться дальше! Они
работники кино, а пропало что? То, что нужно только им! Всё
взаимосвязано! Украденное больше никому не нужно! Они связаны одной
плёнкой!

Стриж подошёл к нему, но глядел поверх забинтованной головы.

– Ульянов, а может быть, ты не к этим гаражам приезжал за похитителями?
Перепутал. Ещё бы, на таком морозе, да с голыми ушами. Ну смотри. Ты
говорил, что закопал велосипед под развесистым дубом. А где ты здесь
видишь дубы? Ты хорошо разбираешься в ботанике? Кругом один сосняк.

4

Их привезли в разных машинах, рассадив с милосердным пониманием.
Штемпеля затолкали к Бексолтану в чёрный «БМВ», а Вику забрали удавы в
не менее мрачный «джип». Бексолтан предложил разделить пленников
по-честному, и Гена-оператор сделал расклад таким, чтобы горячих
кавказцев не смущало присутствие женщины. Разделил Гена так не спроста.

– Где вы работаете? – задал он вопрос, когда поехали, с улыбкой,
располагающей к откровению. – Как я понимаю, вы нигде не работаете. Мы
встречаемся здесь не в первый раз. Значит, вы всё своё свободное время
отдаёте Штемпелю. Чем прельстил вас этот аферист и обманщик? Это же
эксплуататор человеческой преданности. Причем нахаляву, бесплатно. Он же
деньгами не поделится, даже если они у него будут. Как вас зовут? Вика?
Помню, да. Виктория. Виктория – богиня победы, верно? Так вот, дорогая
моя, мы не просто хотим пригласить к сотрудничеству девушку с
божественным именем. Мы зовём вас к себе на работу.

– С хорошей оплатой, - обернулся и пропищал сидящий впереди один из
удавов.

Близнецы наводили ужас как две головы одного змея-горыныча. Но Вика,
приглядевшись, научилась различать братьев. У одного была родинка на
левой щеке, а у другого по-своему.

– Я помню, как напугал вас ещё тогда, при встрече у забора… Нет, когда
мы сидели в кафе… Да, помните, когда мы изъяли у вас взрывчатку и
бензин… Я тогда очень напугал вас предложением сниматься в порнухе, да?
Вы сильно испугались? Но ведь я же тогда шутил, Вика. Разнузданный юмор,
соответствующий времени. В газетах шутки покруче бывают. Вы уж меня
извините. Нет, дорогая моя, мы вас приглашаем на серьёзную работу. Мы
будем снимать рекламную продукцию. Клипы, ролики. Мы развернём серьёзное
кинопроизводство, в администрации которого должны быть ответственные,
честные и преданные люди. Я именно там вас и представляю. Я уверен в вас
и рекомендую своим руководителям и спонсорам. Я видел, как вы послушно
раздевались перед камерой под приказами диктатора Штемпеля. Потом видел
в ваших глазах решимость отомстить, готовность пойти на любую крайность.
Теперь снова вижу вас со Штемпелём как медсестру с душевнобольным
уродом. Сколько положительных качеств у одного человека! Деловых
качеств!

– Мы положим вам хорошую зарплату, - пропищал сидящий рядом правый
удав, с родинкой на правой щеке.

– Вы будете у нас командовать людьми. Набирать штат по собственному
усмотрению. Вы дорастёте до директора студии. Более того! Мы назовём
кинокомпанию вашим именем. А что, друзья, это же здорово! Послушайте,
как звучит. Студия телекартинок «Виктория»! А? Скажете, не звучит?

– Ну же, Вика, соглаш-ш-шайтесь, - зашипели оба удава, один в левое
ухо, другой в правое.

– Мне нужно подумать, - еле выговорила Вика, парализованная словами и
гипнотическими взглядами.

Автомобили выехали к стене гаражей, проехали вдоль и остановились
примерно у середины. Вышли все. Численный перевес оказался на стороне
Бексолтана, его люди приехали на двух машинах.

– Он не гаварыт нычего, - кивнул Бексолтан на подрагивающего Штемпеля.
– Гаварыт всо расскажу, толка ны знаю какой вапрос отвечат. Хитрый. Я
иво сичас нымножка питать буду, всо скажет.

– Ты что, обалдел? – вскричал Геннадий. – Это известный киноактёр, а
ты – пытать! Ты забываешь, что не у себя дома.

– Слюшай, ты на минэ ны кричи. Я тибе ны этат. Минэ ны нравица, что вы
хочишь. Ви хочешь весь база сыбэ забрать, мой люди, Кюра, Дудар, сапсэм
вигнать. Игде мой люди патом работать будет? Кто мине деньги платить
будет? Ты будешь? Ты не будешь. Ты скажешь ыды атсуда, я тибе не знаю.
Ты так хочешь?

– Так, так, - подал голос Семён Штемпель за спиной Бексолтана. – Именно
этого он и хочет. Вас всех выгнать, себе всё забрать.

– Что-о? – Гена-оператор даже взглянул на удавов от услышанной
наглости. – Да ты кого слушаешь, Бексолтан? Он же специально вас
науськивает против нас. Это же старый провокатор! Ты что делаешь, а?
Ну-ка, дайте нам его, мы сейчас его накажем. Его нужно наказать самым
примерным образом, так ведь?

– Не примерным, а непременным, - кивнул головой левый удав и улыбнулся
Бексолтану светло и миролюбиво. – Отдайте нам, пожалуйста, актёра. Это
наш национальный герой.

– Нэ-эт, нэ-эт, - замахал возле щёк ладонями Бексолтан. – Эта ви нам
девушк отдавай. Сымон бэз она не хочет гаварыт. Ничего нэ знаит.

– Вика, - обернулся Гена-оператор. – Ты хотела бы уйти в чеченский
плен?

– Нет! – вырвалось непроизвольно у Вики. Она решительно повторила
ответ, а затем лишь подумала, верно ли поступает. Ведь Семён без неё
пропадёт.

– Вика, почему ты так? – появился из-за спины главаря Штемпель, словно
в подтверждение сомнений. – Мы сейчас позвоним Дудару. Кюра придёт сюда,
разберётся со своими земляками. Ну заплатит им, если без этого не
обойтись, и всё будет по-прежнему. У нас своё дело, у них своё. Главное,
чтобы всё было как раньше.

– Как раньше не будет! – хотела крикнуть Вика, но лишь посмотрела на
Семёна с сожалением. И произнесла, как отрезала. – Мы не сможем
позвонить. Наша трубка у Анатолия.

– Трубка есть у них, - показал Штемпель пальцем на Бексолтана. – Но я
совершенно не помню номера. Номер знаешь только ты. Иди к нам и скажи
номер.

– Не скажу! – крикнула Вика. – Нельзя звонить! Ничего делать нельзя!

Последние слова были лишними, но и не сказать их она не могла. Семёна
явно уговорили к сотрудничеству, но он клинически не понимал главного.
Если оказать сейчас хоть какое-то содействие бандитам, и помочь им
очутиться за гаражами, то потом Штемпель потеряет всё.

– Семён, - весело позвал Геннадий. – Иди лучше ты к нам. Виктория уже
согласилась у нас работать. Мы поставим её на хорошо оплачиваемую
должность, решено. А для тебя тем более дело найдётся. Снимешься сначала
в наших проектах, а там, глядишь, и твоего «Пигмалиона» в производство
запустим. Давай придём к согласию, Штемпец. Я не помню зла, я
отходчивый. У нас ты будешь хорошо зарабатывать. Что главнее, деньги
зарабатывать или снимать интеллектуальную лабуду, которая никому не
надо? Подумай. Ты нам очень нужен. Такая рожа на экране – это же
дорогого стоит. Поверь, я кое-что смыслю в искусстве, которое стало
важнейшим по завету Ильича.

– Э, ты давай хватит! – поднял руку с раздражением Бексолтан. – Отдавай
нам девушк! Он бэз ниё скучает. Давай, отдавай по-хорошему, а?
Пиридуприждаю, мы группировка.

Удавы засмеялись разом и знакомым звуком. Похоже, инстинкты у них
срабатывали гармонично.

– Бексолтан, - заговорил тот, что с правой родинкой, - ты такой
молодой, стройный, красивый парень… Но тупой!.. Выучил по-русски слово
«группировка», и решил, что стал круче, чем варёные яйца.

Его брат, левый удав, снял в это время кожаную кепку и пригладил
блестящую кожу головы.

Из кустов перелеска, метрах в пятидесяти, взревел мотором и выехал белый
«джип», не видимый до сих пор на снежном фоне. Через мгновение,
парализовавшее чеченцев, он затормозил у чёрного «джипа» и появились,
как по волшебству четверо ярко выраженных славянина, не уступающих по
интеллекту кавказцам. Команды сравнялись по количеству, но те, кто
улыбались, играли на своём поле.

– Доложите результаты наблюдения, - сказал удав, и Вика не поняла какой
именно. И сообразила вдруг, что не знает до сих пор имён своих
«благодетелей».

Шагнул вперёд самый широкоплечий в сине-серо-белой камуфляжной куртке.

– Из одного гаража выходили двое. Мужик и баба. Мужик большой такой, я
где-то его видел. А она такая… Ну, потолще этой. Аппетитная.

– Да при чём здесь размеры! – закричал на него Геннадий. – Из какого
гаража, ты можешь сказать? Из какого гаража они вышли?

– Мы не сумели определить, - ответил парняга, демонстративно глядя
только на удавов. – Далеко, из-за кустов, ну, в общем… Проглядели, если
честно. Отвлеклись.

– Вот так и говори, что проглядели! – продолжал распекать Геннадий
детину, который старался не замечать начальственного к нему обращения со
стороны оператора. – Они, видите ли, отвлеклись! Мы пятый день не можем
установить, какой гараж является проходным, а они продолжают
отвлекаться. Мало вам тогда на крыше по мозгам дали, если вы опять
отвлеклись. Тогда они отвлеклись, сейчас отвлеклись! Ну и дисциплина.

– Ладно, хватит, - перебил его правый удав, заметив, как почесал кулак
о кулак его подчинённый. – Не будем расстраиваться. Эмоции вредны. Мы
сейчас легко определим, из какого гаража выходили люди. Снежок-то
свежий. Иди вперёд, Гена. Ты у нас хороший следопыт и без труда
унюхаешь.

Геннадий понял, что его сознательно унизили. И по делу, не стоило
выказывать так ярко свой гнусный характер. Поэтому двинулся на
исполнение беспрекословно, так как тоже являлся подчинённым.

За ним пошли удавы с Викой, а затем и чеченцы со Штемпелем, и
камуфляжные ребята из «джипа». Всех заинтересовала способность
Гены-оператора брать след. И в результате команды смешались. Сторонний
наблюдатель даже по лицам не определил бы кто из них за кого.

Геннадий обнаружил искомое сразу. Мужские отпечатки обуви, носки во
внутрь – пятки врозь, и семенящие женские, с глубоко уходящим каблуком.

– Это Ананасов, - поморщился оператор с видом знатока. – И по следу и
по описанию здесь шёл Ананасов со второй девушкой из их команды. Семён,
где вы находите таких преданных дурочек?

Следы привели к гаражу, где под слоем недавно нанесённой краски хорошо
читалась цифра «149».

– Вот здесь они вышли. Какой замечательный снежок. Как черно-белая
фотография. Отсюда, из-за этой металлической двери они вышли,
потоптались, не заметили наблюдения, и двинули куда-то туда. Странно.
Там же ничего нет. Лес какой-то. Если бы они направлялись на автобус, то
пошли бы в другую сторону. Интересно. Зачем же они туда пошли? Семён,
ответь на вопрос, пожалуйста. За каким фигом Ананас попёрся неведомо
куда?

– Решил, наверное, вообще уйти из города, - ответил Штемпель, заметно
приободрившись. - Ему надоело жить среди уродов в северной столице.

– Вика, может быть, ты нам ответишь? Более понятно. Без этих закидонов.

– Я не знаю, - постаралась, как можно честнее ответить Вика. И упредила
следующий вопрос. – Он ушёл, и ключ с собой унёс. У нас был единственный
ключ от этого гаража.

Она заставила себя не взглянуть на Штемпеля, но ощутила его благодарный
взгляд. Он бы до такого не додумался. Он бы просто твердил, что у него
нет ключа и всё. До тех пор, пока его бы не обыскали.

– Вот так, - пояснил Гена-оператор удавам, бесстрастно слушающим
опрос. – Ключа у них нет, но проход найден верно. Проход здесь, через
этот гараж. Наши будущие сотрудники это подтвердили, а наши поиски
увенчались успехом. Который не хотелось бы делить с конкурирующей
стороной. Что нам остаётся делать? Только ждать. Ждать когда вернётся
Ананасов. Если он вообще вернётся… Зачем же он туда ушёл?.. Постой,
постой… А ведь где-то там, в той стороне, находится железнодорожное
полотно… Помнишь, Вика, как мы уходили по крыше к железнодорожной
платформе? Значит, это происходило там? Ха-ха! Друзья, можете
поздравить, ещё одна удача. Есть ещё одна разгадка. Сегодня наш день! Мы
искали проход на студию через крышу гаражей не в том месте. Он не здесь.
А та карта, которую нам втюхал местный топограф, просто сбила нас с
толку. Я правильно рассуждаю, Вика?

Вика молчала. Штемпель тоже. А Бексолтан тревожно крутил головой. Его
противник владел инициативой, шёл по верному следу, а он не понимал даже
о чём идёт речь. Что за карта? Какой такой проход через крышу? При чём
здесь железнодорожная платформа?

– Паслушайты! – поднял он руку. – Ви давай понятно гаварыт. Этот гараж
проход куда? Куда туда? Там Кюра? Там Дудар? Сымон, ты почему малчыш? Ти
сказал минэ всо правда расскажешь. Почему он всё знает, я ничего не
знаю? Чито ви хочешь делат? Па-честному давай, слушай. Я так нэ лублу. У
мине группировка.

– Объяснять ему? – спросил Геннадий и получил утвердительный кивок
двумя головами. – Значит так, Бексолтан. Мы нашли проход туда, где твои
земляки держат склад. Огромный склад товаров. Я там был и видел. А тот,
у кого ключ от этой дверцы, ушёл куда-то туда. Неизвестно куда. Так вот,
мы сейчас сходим за ним, возьмём ключ, и вместе с тобой, нога в ногу,
пройдём в интересующий нас ангар.

– Который ви хатытэ сыбэ забрать! Мой люди выгнать!

– Нет, Бексолтан, нас интересует совсем другое помещение. Мы пройдём
через гараж, и Штемпель приведёт тебя к твоим братьям. Которых ты ищешь.
Которые тебе не платят. Ты их ищешь, а Штемпель тебя к ним и приведёт.

– Я не смогу, - посерел лицом Штемпель, и Вика поняла, что это не
наигрыш. – Я не смогу привести, потому что стану предателем.

– А нашу команду, - продолжил Геннадий как ни в чём ни бывало, - Вика
приведёт туда, куда мы хотим попасть. Понимаешь, Бексолтан? Ты решаешь
свои проблемы, а мы свои.

– Я тоже не смогу, - заявила Вика в тон своему руководителю. – Я никуда
вас не приведу. Я тоже не хочу стать предателем.

– Нет, всё же есть замечательные люди в нашей стране, - всплеснул
руками Гена-оператор с горькой иронией. – Как жаль, что их всего лишь
единицы.

– А потом? – спросил чеченец посиневшими губами. – Что будет потом?

– Потом? – Геннадий вскинул вверх изящно жестикулирующие руки. – Что
будет потом, только Аллах знает!

Удавы засмеялись, плотоядный смех подхватили ребята из белого «джипа», а
их противникам пришлось изобразить улыбки на лицах только затем, чтобы
не выглядеть побеждёнными и сдавшимися дураками.

В следующие несколько минут противники стали единомышленниками. Две
команды соперников слились в одну.

С разных сторон, и спорящие даже не поняли с каких, подкатили два
милицейских «бобика». Пять вооружённых бойцов окружили собравшихся у
гаража «149», прозвучали команды: «Лицом к стене!.. Руки!.. Всем
стоять!..» Затем подошёл майор в официальном мундире, а с ним тот, на
помощь которого Вика надеялась, но позабыла. Трофимыч указал на Штемпеля
и на неё.

– Вот эти двое были захвачены и увезены силой.

У остальных потребовали документы. Которые оказались не у всех.

– Да что вы, что вы! – замахал своими активными руками Гена-оператор. –
Это ошибка! Мы никого не захватывали! Мы просто пригласили их проехать с
нами! Вика, Виктория, подтвердите, пожалуйста, что вы поехали с нами
совершенно добровольно. Ну подтвердите же, ну!

Трофимыч глядел строго, ждал от неё нужного ответа. И Вика решила
промолчать, она просто не скажет ни слова.

– Эта, майор, паслушайты, - взялся объяснить и Бексолтан. – Никакой
захват нэту. Зачем минэ захват? Мой фамилий… - и он назвал трудно
выговариваемую фамилию. – Минэ замэстытл мэр знает. У минэ документы всэ
парядке. Я этот киноартист, этот человэк, нэ захватывал. Я ему сказал,
помоги минэ мой брат найты, я сапсэм брат потерял. Поехали, говорит. Вот
я его и привёз… Суда…

Бексолтан замолчал, понимая, что дальнейшее объяснение может привести к
не желаемому результату.

– Так был захват или нет? – спросил обескураженный майор Штемпеля.

– А если был, то что? – вкрадчиво спросил в ответ Семён.

– Будет заведено уголовное дело. От вас потребуется заявление. Вы
знакомы с законодательством?

– С херательством я знаком, - проворчал Штемпель. – Извините, но я не
стану ни на кого писать заявления.

Тут почти все загалдели, что никакого захвата не было.

– Трофимыч, я не понял, - развеселился отчего-то майор. – Был захват
или не был? Ты зачем нас вызвал? Получается, что ты нас зря сорвал,
Трофимыч? А ложный вызов полагается оплатить.

– Мы заплатим за Трофимыч! – радостно крикнул Бексолтан и достал
бумажник. – Скока, гавары.

– Ложный вызов мы готовы опалить, - подошли к майору и братья-удавы. –
В разумных пределах.

Тут лицо майора посерьёзнело, налилось осмыслением.

– Так-ак! – протянул он многозначительно, рассматривая внимательно
собравшихся. – Так-так-та-а-ак!.. А ответьте-ка мне на один вопрос,
любезные. Почему вы приехали именно сюда? Почему вы привезли ваших
пленников к этим гаражам?

– Ну эта… пагаварыт… - ответил Бексолтан и строго глянул на своих
подчинённых, как бы проверяя все ли в наличии.

– Поговорить? Не самое удачное место для разговоров. А вы почему
здесь?

– Приехали и всё, - ответил Гена-оператор довольно развязно. – А что,
нельзя? Почему бы нам сюда и не приехать?

– С какой целью вас привезли на это место? – спросил майор у Вики. И
тут же обратился к Штемпелю. – Чей это гараж?

– Не мой, - простодушно ответил Штемпель.

Теперь все молчали. Понимая, однако, что молчание единой командой ни к
чему хорошему не приведёт.

– Трофимыч, почему эти ребята приехали именно сюда? Что им нужно у
этого гаража? Как ты думаешь? Ты нам сказал ехать прямо на это место.
Значит, ты знал, что они будут здесь, что место встречи выбрано для
разборки не спроста. В чём тут дело, не хочешь объяснить?

По напряжённому молчанию Вика поняла, что Трофимыч уже сожалеет о
вызове ОМОНа.

– Ну так что же, друзья? Никто не хочет ответить на мой вопрос? А я
вижу, что все знают ответ. И он меня интересует всё больше и больше.
Ладно, ничего. Я подожду. Я не тороплюсь.

5

Беда сплачивает язвительных соперников одного ремесла. Хоть ненадолго,
но тесно.

Следователь Копытов объявил, что задержаны все четверо служителей
десятой музы. Оба режиссёра, сценарист и актёр. До тех пор, пока не
развеются подозрения. Или подтвердятся. Тут-то Сургучёв и предложил.

– Ребята, давайте жить дружно. Откроем карты. Да, я задался целью снять
легенду о наших патриархах. Ты, Белоснежкин, насмехаешься надо мной,
иронизируешь, и решил даже снять ёрническую картину обо мне. О
шизанутом режиссёре, который реконструирует события, которых не было.
Воссоздает историю, не имевшую места. Признайся и станет легче. А Толя
упорно скрывает от нас тайну, занимаясь подпольным онанированием. В чём
ему активно помогает его друг, несостоявшийся сценарист. Я верно
разложил пасьянс? Теперь предлагаю объединить наши усилия. Осуществлять
задуманное, но действовать сообща. Подыгрывать друг другу. Помогать.
Толя приоткроет нам таинственную завесу, покажет помещение. Я сниму его
и Штемпеля в главных ролях. Господин сценарист распишет нам историю
поинтересней, и состоится как профессионал. Ведь вы же хотите
состояться, молодой человек?

– Я не так молод, как выгляжу, - гордо произнёс Тимофей.

– А Белоснежкин создаст картину обо мне. Твоё отношение ко мне, Дима,
не совсем приятно, но льстит моему тщеславию. Честно говорю, льстит. Мы
с тобой отснимем нужный материал, и оставим Ананасова со Штемпелем в
покое. Пусть дальше творят, как им вздумается. А вдруг из этого
действительно что-то выйдет? Вот только одна настоятельная просьба. Как
я понял, плёнку вы украли. Так давайте пустим её на стоящее дело, а не
на любительские эксперименты. Вы же загубите материал. Толя, мы вам
потом другой плёнки дадим. И аппаратуру нужную предоставим, если
понадобится. Честно. Скажи, Белоснежкин.

– Они и так уже достаточно наворовали, - отозвался неохотно
Белоснежкин.

– Ну и на здоровье! Значит, у них нет другого выхода. И я их понимаю.
Таковы нынешние условия для свободного творчества. Итак, все со мной
согласны? Ребята, я помогу вам выбраться из дерьма, если вы будете со
мной заодно. Ваше молчание вдохновляет. Тогда согласуем план действий.
Вернее, сценарий. Первое. Нужно развеять подозрения. Чтобы следователи
оставили нас в покое хотя бы сегодня и уехали. Оставили нас здесь одних.
Второе. Нужно приблизиться к тому месту, откуда действительно можно
попасть на закрытую студию. В гараже у пиротехника дырку в полу мы не
нашли. А проверять другие гаражи нет возможности, и не имеет смысла.
Проход в зону и в недостроенный павильон где-то в другом месте. Через
какую-то стену.

– Через какую стену? – выразил неубедительное удивление Ананасов.

– Про которую слышала Лизавета. Вы при ней обсуждали что-то за столом,
за ужином, и она запомнила ваши слова про выход сквозь гараж. Лизавета,
которую вы снимали.

– Какая ещё Лизавета?

– Та, что сидит в салоне у Жоры-пиротехника. Толя, хватит прикидываться
дебилом. Тебе это идёт, но знай меру. Кстати, девушка, - обратился
Сургучёв к Яне. – Идите к ней, сядьте в машину. Там тепло. Лизавета о
вас очень положительного мнения. Говорит, если бы вы её тогда не
бросили, она бы тоже верно служила Штемпелю с Ананасовым. Чёрт возьми,
Толя, я восхищён тем, как вы умеете привлекать людей. Идите, девушка,
погрейтесь.

– Нет, - ответила Яна, заподозрив неладное в словах режиссёра. – Я буду
с Толиком. Я должна быть рядом с ним. Я не замёрзла.

– Я тоже, - сказал Тимофей Стриж, потому что Сургучёв посмотрел вдруг
на него как-то странно.

– Ну что ж, тогда приступим!..

И Сургучёв направился к следователю с капитаном, которым надоело
выслушивать образные разъяснения Ульянова и они тоже повернулись к нему.

– Господа, - начал Сургучёв активно и проникновенно.

«Господа» поморщились от неуклюжего и лживого в ним обращения.

– Я искренне хочу вам помочь. Я не хочу, чтобы над работниками
киностудии висело подозрение. Мне дорога честь организации, которая
столько лет… на протяжении многих лет готовила и продолжает готовить
духовную пищу для нашего народа… Нас не сломили тяжелейшие условия
последнего десятилетия, потому что… Поэтому мы просто не имеем права
опускаться до примитивного воровства. Мы не вхожи в семьи бывшего
президента, мы не из аппарата министерства, мы не депутаты и не
городские чиновники. То есть, мы не те, для которых главная цель
служения государству – это забота о собственном кармане. Мы, так же как
и вы, честно исполняем свой долг. Поэтому!..

– Да врёт он, врёт! – затараторил обмороженный Ульянов чуть ли не на
ухо следователю. – Плёнка у них, у них!

– Короче! – перебил следователь Копытов и того и другого.

– Хорошо, постараюсь покороче, - поднял согласно руки Сургучёв. – Как
вы поняли, ни я, ни режиссёр Белоснежкин не имеем к случившемуся
никакого отношения. Повторюсь. Нам дорога честь киностудии. Диму самого
недавно обокрали. Поверьте, я приехал сюда, чтобы забрать кое-что из
гаража, а Белоснежкин приехал для выбора натуры. Честно.

– Белоснежкин сказал, что актёр Ананасов приехал с ним. А тот ляпнул
совсем другое. Они запутались в даче показаний.

– Да, конечно! – горячо подхватил аргумент следователя Сургучёв. –
Белоснежкин по-дружески хотел помочь Ананасову. У нас на студии есть
такой негласный закон. Сам помогай, а товарищу… то есть, наоборот. Ну,
вы знаете. Суворов завещал всем нам. У вас разве в органах нет такого
закона?

– У нас много чего есть в органах. Ближе к делу. Белоснежкин знает
номер автомобиля, на котором увезли киноплёнку. Он спаивал охранника,
пытаясь узнать, где находится приехавший сюда микроавтобус. А вы
утверждаете, что он не имеет никакого отношения.

– Правильно! – будто подхватил мысль следователя Сургучёв. – Он вёл
собственное расследование. Он узнал каким-то образом о похищении и
захотел разобраться сам. И тут появился Ананасов. Пришёл сюда непонятно
зачем. И на него действительно падает подозрение, так как он участвовал
в событиях, был со своим другом-сценаристом на месте преступления… И во
время преступления… Если верить утверждениям этого довольно
экзальтированного молодого человека… Который, судя по бинтам, не совсем
здоров…

– Я попросил бы! – взвился Ульянов. – Вы украли у меня плёнку и хотите
стрелки на меня же перевести? Якобы я всё перепутал? Якобы!

– Вот видите, - кивнул Сургучёв Копытову, как понимающему собеседнику.
– Я украл у него плёнку. Ну о чём ещё тут говорить?

– Да не у меня! Вы украли плёнку у московской киногруппы! А я сотрудник
их администрации!

– Я вижу, что вы москвич, - улыбнулся Сургучёв Ульянову, как врач
душевнобольному пациенту.

– Что?! Да я ленинградец! Я петербуржец в третьем колене! Я могу
прописку показать!

– Да подождите вы орать-то! – крикнул на Ульянова следователь. – У меня
от вашего крика уже фара. Ничего понять не могу. Вы бы лучше велосипед
свой отыскали. Вы уверены, что приезжали на нём именно сюда?

– Да я знаю город! - закричал ещё громче Ульянов. – Как свои пять
пальцев! Я местный житель в третьем поколении! А вот вы понаехали сюда
неизвестно откуда!.. Значит, вы мне перестали верить? Поверили этому
якобы писателю? Якобы. Поверили, что я перепутал местность? Хорошо, я
вам сейчас предоставлю доказательства. Сейчас!

И Ульянов пошагал за шлагбаум на поиски нужного дерева. Остановившись,
он внимательно оглядел верхушки близстоящих. На ветках сидели и подавали
ему голоса вороны. Он будто прислушался, какая из них сообщает верное
направление. А Яне показалось, что он их взялся пересчитывать. Потому
что больше ему ничего не оставалось делать. Ну не было вокруг дубов.

– Наконец-то, - улыбнулся Сургучёв Копытову. – Теперь вы сможете
выслушать меня в более тихой обстановке.

К ним подошёл второй следователь с лейтенантом.

– Охранник не может вспомнить микроавтобуса с такими номерами. Говорит,
что машины приезжают и уезжают. Но хорошо помнит товарища с биноклем на
велосипеде. Велосипедиста зимой трудно не запомнить.

– Так чем же вы хотите нам помочь? – задал Копытов вопрос, в котором
чувствовалось больше подозрения, чем сыскного интереса.

– Ну, во-первых, - продолжал обаятельно улыбаться Сургучёв, - в машине
нашего пиротехника очень просторный салон, и там будет лучше всего
находиться задержанным. Хотя мы и не думаем никуда убегать. Холодно, а в
машине печка. Пусть они сядут покамест туда? Дверца закрывается, а ключ
я вам отдам. Там уже сидят две моих сотрудницы. Референт и актриса.

– А во-вторых?

– Во-вторых? Ах да, я отвлёкся. Меня сбил с толку этот забинтованный в
третьем поколении. Вы помните ход моих рассуждений? Я приехал сюда на
«уазе», Белоснежкин прикатил на иномарке своего товарища, а Ананасов
пришёл пешком. Он пришёл пешком откуда-то оттуда. Вот я и предлагаю
пройти по его следам, чтобы установить, откуда он пришёл. Понимаете?

– Нет. Там город. Универсам, автобусная остановка. Он приехал на
общественном транспорте и пришёл сюда, потому что у него нет автомобиля.
А вы приехали. Три работника кинематографии появляются на том месте,
куда увезли похищенную киноплёнку. Разве такое событие может быть
случайным? Забинтованный товарищ прав.

– Да я ничего не знал о похищенной киноплёнке!

– Зачем же вы пытаетесь увести нас с этого места?

– Я хочу всего лишь пройти по следам Ананасова.

– Зачем? С какой целью?

– Чтобы помочь следствию.

– Вы уверены, что таким образом сможете помочь? Кому? Нам или своим
товарищам?

– Нет, уже не уверен, - изменился лицом Сургучёв от запоздалой догадки.
– Вы правы. Моё предложение только отвлечёт. Не стоит идти по следу.
Нужно продолжить поиски здесь. Только умоляю, позвольте им сесть в
тёплую машину. Пожалуйста.

Сомнения Копытова в необходимости такого действия прервали два
милиционера, вернувшиеся к своему «бобику». Голосом и жестами они
позвали к себе. Подошли к ним всей гурьбой, и следователи, и
задержанные, и пьяный охранник. Младшие чины указали посмотреть туда,
откуда пришли недавно Ананасов с Яной. За редким перелеском на
расстоянии километра стояли несколько машин и сгрудились фигурки людей.
У той самой стены гаражей, которые смотрели воротами в чисто поле без
всякого кооперативного объединения и охраны.

– Там что-то происходит, - объяснил и так понятное один из
милиционеров. – Наши подъехали. Там какая-то разборка. Место для
криминогена отличное.

Следователь Копытов посмотрел внимательно на Сургучёва.

– А может быть вы и правы? И нам действительно следует пойти по следу?

– Лучше поехать, - подсказал капитан. – Дорожка узкая, но позволяет.
Наст промёрзший, держит. Этот район я хорошо знаю.

Решили ехать незамедлительно и все вместе. Ананасову, Белоснежкину и Яне
по настоянию Сургучёва предложили сесть в салон просторного автомобиля
Жоры-пиротехника. Белоснежкин отказался, так как у него есть свой
автомобиль с водителем. Но Копытов посоветовал ему отпустить водителя на
«мерсе», так как он задержит режиссёра надолго, до полного выяснения
обстоятельств.

В салоне «уаза-фургона» действительно сидели разомлевшие от тепла
Лизавета и полноватая женщина-референт. Лизавета настолько обрадовалась
встрече с Ананасовым и Яной, что взахлеб затараторила о том, как она
переживала за друзей. И о своих угрызениях совести, которые её не сильно
мучили, потому что никакого предательства по отношению к ним она не
совершала. Она горячо любит и Ананаса и Штемпеца, и уважает преданных им
девушек, и ей не забыть памятные киносъемки, и она до конца дней своих
будет благодарна тем, кто вытащил её из подпола, куда её непонятно каким
хреном заманило.

Остальные не разделяли радости от встречи с Лизаветой. Яна всячески
давала понять жестами Лизавете, чтобы та не болтала лишнего, так как с
ними сел в машину и следователь Копытов для присмотра за
подозреваемыми.

– Лиза, ну помолчи ты, наконец! – не выдержал Ананасов.

– Да, Толя! – засмеялся Белоснежкин. – Ты умеешь находить редких
исполнительниц. Не трудно догадаться какое кино вы будете снимать. Тебя
по киноискусству ведёт лишь половой инстинкт.

Веселье подхватил и следователь Копытов. Коротко рассмеявшись на удачную
шутку, он, как бы невзначай, спросил.

– А про украденную плёнку вы что-нибудь знаете?

– Как, - удивилась Лизавета. – Они ещё и плёнку украли?

Кавалькада из трёх автомобилей двинулась по узкой дорожке. Объехав
ложбину с густым кустарником и молодым сосняком, за которыми не видно
было кооператива со стороны города, машины покатили вдоль стены гаражей.
«Жигулёнок» капитана впереди, за ним тёмно-зелёный фургон, а замыкал
милицейский «уазик» со вторым следователем и лейтенантом. У гаража 149
их догнал велосипедист.

Из машин вышли все. Любопытство собравшихся у гаража и тех, кто
подъехал, оказалось взаимным.

– О, Штемпель! – воскликнул громко Сугучёв. И пояснил капитану. – Я
вижу здесь знакомые лица.

– О, Толя! – обрадовался с ответной стороны Гена-оператор. –
Наконец-то! Но мы тебя ждали без конвоя.

Представители органов правопорядка быстро объяснились между собой кто из
них кто, и принялись сообща вести дознание о целях и задачах нахождения
в данном месте всех остальных.

Сложность заключалась в том, что опрашиваемые знали друг друга, и нельзя
было давать им возможности переговариваться, обмениваться фразами без
контроля. Развести собравшихся по разным кабинетам не было возможности,
встретились, что и говорить, в чистом поле, поэтому майор с капитаном
построили всех в круг, сами заняли центр, спина к спине, для
внимательного обзора, лейтенант с омоновцами охраняли снаружи, чтобы
никто не убежал, а следователи, задавая вопросы, пошли от одной группы к
другой. Пошли по кругу, а значит пришли к тому, откуда начали. Бексолтан
говорил за себя и своих товарищей, что плохо понимает русский язык, а
некоторые вопросы совсем не понимает, так что ему их лучше не задавать.
Братья-удавы и Гена-оператор отвечали каждый и вместе, что выехали
покататься, им нравится природа, увидели знакомых и решили с девушкой
познакомиться, а почему общение завязалось у этого гаража, они сами не
понимают, так фишка выпала. Семён Штемпель, а за ним и Вика, уверяли,
что не были ранее знакомы с теми, кто любезно согласился их подвести к
этим гаражам. Ананасов заявил, что знает кое-кого из собравшихся, но не
врубается, что им здесь надо, потому что плёнку воровал не он, а ходить
по снегу от одной милиции к другой у него нет интереса, он всё-таки
артист. Тимофей Стриж заметил, что ему нравится пейзаж у брошенных
гаражей, в нём есть что-то постреалистичное. Режиссёр Белоснежкин
ответил, что ему надоели милицейские заморочки, а режиссёр Сургучёв
отметил, что его версия пройти по следам ни к чему определённому не
привела, украдённую плёнку следует искать где-то не здесь. На что
забинтованный Ульянов возразил, что он хоть и перепутал дуб с
развесистым кедром, но судя по найденному велосипеду, похищенное где-то
рядом. Яна только пожала плечами, она не знает что говорить, она пришла
с мужчиной.

– Так, ладно! – пришёл к громкому выводу следователь Копытов. –
Постойте пока что на морозе. Освежите память.

– Начальник! – крикнул ему Гена-оператор. – На морозе стоим не только
мы, но и ваши люди!

– Они прошли спецподготовку, для них это разминка, легкие учения, -
ответил весело Копытов. Затем с трудом отыскал среди окружавших его
нужного человека. – Девушка, эй! Красавица, иди-ка сюда.

Он за руку вывел Лизавету из круга и ушёл с ней за темно-зеленый
«уаз-фургон», чтобы их не было видно. И все услышали подробные ответы на
вопросы, которыми Лизавета посыпала, будто её прорвало. Режиссёры
приезжают сюда не в первый раз, чтобы узнать, где Штемпель с Ананасом
снимают подпольное кино, а её возят с собой потому что она была у них
там, на подпольной студии, и снималась, но не помнит места, потому что
её привезли в закрытой машине в какой-то огромный склад, которым владеют
чеченцы, у них там чего только нет, поговаривали даже и об оружии со
взрывчаткой, а эти вот чеченцы, или кто они на самом деле, по лицам
трудно определить национальность, они наверняка их братья, а то и
сообщники, которые прикрывают подпольную студию, как надёжная крыша, и
снабжают гениальных творцов продуктами для вдохновения, кормят очень
хорошо, а Сурчучёву хочется снять про это фильм, и он гоняется за
Семёном и Толиком, а Белоснежкин гоняется за ними, потому что они украли
у него видеокамеру и плёнку, а ещё у них есть кинокамера, и тоже чужая,
им приходится воровать по необходимости, потому что перед ними стоят
высокие цели, а в стране, где все, кто может, поголовно воруют, без
этого просто не обойтись, а у этих гаражей они собрались, потому что
где-то здесь находится тайный проход на закрытую территорию, но она
только слышала о нём, по нему её не водили, её только привезли туда
хорошо выпившую, держали там взаперти, и даже в подполе, а вывезли
обрубленную клафелином.

– Чем же это они занимаются на подпольной студии? – спросил Копытов, и
сам же ответил. – Не трудно догадаться, какое кино они там снимают

– Трофимыч, - громко задал вопрос и удивлённый майор, - ты знаешь о
том, что на охраняемой вами территории находится чеченский склад? Знаешь
или нет?

– Нет, - ответил Трофимыч и посуровел лицом. – Я, это, заподозрил
неладное и позвал вас разобраться.

Следователь вышел с Лизаветой в круг и объявил, что теперь ему всё ясно.

– Лизавета! – вырвалась горечь у взволнованного Штемпеля. – Ну зачем ты
так? Ты же могла промолчать!

– А что я такого сказала? – возмутилась с не меньшей горечью Лизавета,
эротично кривя чувственные губы. – Он меня спрашивал, и я ему просто
отвечала! Я и так вся на нервах, со мной с утра никто не разговаривал!
Мне нужно было выговориться? Я что должна была онеметь, что ли?

– Так, все по машинам, - дал команду майор, после короткого совещания с
капитаном. – Но никто не уезжает. Сидите и грейтесь. И ждите нашего
решения.

– Я хотел бы подозреваемых содержать отдельно, - сказал Копытов, и
указал на Ананасова, Штемпеля, Стрижа, Яну и Вику. – Они явно имеют
отношение к украденной плёнке.

– Да пожалуйста! – обрадовался стоящий рядом Сургучёв. – Салон нашего
фургона – лучшее место. Он закрывается, ключ я вам отдам на время. Мы с
моим референтом и Лизой подождём в машине Белоснежкина. Военная машина –
лучшее место для временного задержания. Кабина водителя изолирована.

По команде майора и под автоматами омоновцев выслушавшие указание
разошлись по своим автомобилям. А подозреваемые выстроились у фургона, и
садились в него по одному и не спеша, как арестованные. Последним
оглянулся на белоснежный простор свободы Тимофей Стриж и задал вопрос
капитану.

– Скажите, пожалуйста, что означает ваша фраза? Там у шлагбаума вы
сказали… Э-э… У меня от вашего крика уже фара. Как это понять?

– Да никак, - капитан вдруг смутился как школьник, уличённый в
сквернословии. – Да просто… Ну, то есть, у меня от всего этого как бы
ослепление. Типа того. Но это не моя фраза. Я где-то слышал. А зачем
вам?

– Да понимаете, я собираю образные выражения. Истинный литератор
чувствует материальность слов. Вот говорят ему, например, « а хрен его
знает»… И он прямо видит эту картину!

6

В минуты ожидания неотвратимой кары бодрит и прогоняет уныние только
чувство дружеского локтя. Чувство плеча товарища, бедра, спины и других
частей тела поднимает настроение так, что ты готов идти на заклание с
высоко поднятой головой.

Вика с Яной обнялись от радости, очутившись на боковой скамеечке в
тесном салоне автомобиля. И прижались друг к дружке ещё крепче после
того, как заговорил Штемпель.

– Ведь было же, было, чуть ли не предзнаменование, что не надо этого
делать, не надо!

– Давай, - предложил ему Ананасов, - отдадим часть плёнки Белоснежкину.
Одним неприятелем станет меньше.

– Ни в коем случае! – горячо возразил Стриж. – Плёнка нам самим
пригодится. Не вздумайте пойти навстречу их гнусным предложениям. Эти
неприятели уже считают нас своими благодарными пленниками. И уверены,
что мы будем служить им, как милостивым спасителем. Если уж дойдёт до
крайности, то лучше заложить Белоснежкина. Сказать, что это он заставил
нас украсть плёнку. По крайнеё мере, хоть ответ будет правдивым.

– А ещё у меня было предчувствие, - запричитал дальше Семён, - что
нельзя, нельзя было привлекать в наше дело женщин. Если на борту
корабля женщина, то корабль рискует не прийти в порт. У меня дедушка был
моряк и всегда повторял эту заповедь. У него, правда, были и побочные
дети, которыми он гордился. Или он гордился собой? Мне, во всяком
случае, гордиться нечем. Я пошёл на поводу у сластолюбца Ананасова и вот
результат. Всё из-за вас, милые дамы. Не привели бы мы вас тогда, не
сидели бы сейчас в этой камере на колёсах.

– Да прекратите вы, Семён! – укорил его Стриж. – Что за малодушие? Они
словно из песни Высоцкого. Ради них мы обязаны продолжить борьбу. Мы не
сдадимся профессионалам! Нашим девушкам мы посвятим будущий фильм.
Девушки, клянусь! Следующий сценарий я напишу про вас. А пока… А пока
извините. Я пошел на поводу у господина Штемпеля и написал сценарий, где
нет женщин. Сценарий на двоих мужчин. Все мы идём у кого-то на поводу.

– Какой сценарий, вы о чём, Тимофей? – засмеялся Штемпель так, что всем
показалось, будто он заплакал. – Ну какой в нашем положении может быть
сценарий? Мы висим на волоске. Через час, или два, мы потеряем всё. Мы
потеряем студию, а вместе с ней и свободу. Нас посадят. Потому что на
студии найдут украденную плёнку.

– Именно об этом я и написал сценарий. Как вы с Анатолием сидите в
тюрьме светлого будущего. Да не пугайтесь вы так. У меня это
художественный образ.

– А на самом деле что будет? – спросил Штемпель с нескрываемым
суеверием.

– А на самом деле мы просто обязаны снять задуманное. Я уже читал
первую серию, и всем понравилось. Мы должны любыми путями сохранить
тайный павильон. Потому что там и кинокамера, и видеокамера и плёнка.
Послушайте сценарий. Только дайте мне сесть к окошку. Там светлей. Я
хочу вам прочесть, пока не стемнело. Все должны знать, ради чего стоит
продолжить борьбу. А потом в сумерках обсудим.

Штемпелю пришлось уступить место. Он пересел с удобного кресла спиной к
водителю на боковое. Но там сидеть ему не понравилось.

– Да что вы тут со своими прожектами!.. У нас действительно сумеречное
положение. Нужно выбрать, кому сдаться. Кому пойти к врагам, вот что
главное на повестке дня. Кому лучше признаться, что у нас есть ключ от
гаража? Про который пока никто не спросил. Если сказать Бексолтану, он
заплатит ментам, чтобы они всех разогнали и сами убрались отсюда, не
мешали. Но получится так, что мы предадим своих чеченских товарищей.
Бексолтан сдерёт с Кюры десять шкур, и тот попросту бросит всё и уедет
на родину. И мы останемся без крыши и материальной поддержки. Без
ежедневного ужина.

– А Дудар нас грохнет, - подсказал ему Ананасов. – Отомстит. У них с
предателями разговор короткий.

– Да, цивилизация их не затронула, - согласился Штемпель. – Если мы
согласимся на условия Гены-оператора и бандитов-близнецов, то они тоже
заплатят ментам, те разгонят всех к чёртовой матери, помогут даже
захватить ангар и студию, где нам навряд ли дадут потом отснять хоть
что-то из задуманного. Они на нашей же плёнке будут снимать сальную
грязь, в которой нам же предложат роли.

– Они весь склад захватят, - напомнил Ананасов. – То есть, уберут наших
друзей. А те отомстят, неужели ты не понял?

– Да, они далеки от демократических преобразований общества… А если мы
пойдём на сотрудничество с Сургучёвым, то что будет? То ленфильмовцы
снимут про нас такое кино, что вся наша дальнейшая деятельность пойдёт
курам на смех. К нам никто не станет относиться серьёзно. На добрую
иронию у них ведь ума не хватит. Они заделают про нас сериал с мистикой,
стрельбой, взрывами и битьём автомобилей. Чтобы на съёмки уходили
приличные деньги. Без хороших затрат продюсерам работать не интересно.

– Они покажут в бездарном свете не только нас, но и наших компаньонов,
- отметил Стриж.

– А те отомстят, - заверил Ананасов. – Обязательно отомстят.

– Да, потому что им не постичь ценностей либерализма… А если нам,
друзья, признаться во всём следствию? Взять да и признаться, а?
Попросить их, чтобы они всех разогнали, отдать плёнку, рассказать ради
чего мы это делаем… Ну должно же у них быть чувство патриотизма. Даже
слабо развитое. По-моему, неплохое решение, как вы считаете?

– Окончательно решение примет суд! – рявкнул Ананасов.

– Почему?

– Потому что заведено уголовное дело! Ну ты чо, Едрёныч, не понимаешь?
Надеешься на лучшее?

– Да, мне всегда нравились фильмы со счастливым концом. А что, если
кто-то один возьмёт на себя вину за похищение? Мужественно пострадает
ради спасения общего дела?

– Этот кто-то, конечно же, буду я? – уточнил Стриж.

– Ну-у… Вы хотите, чтобы ваш сценарий воплотился в экранную жизнь, или
не хотите?

– Хорошо вы ставите вопрос, - засмеялся Тимофей.

– Нам с Ананасом никак нельзя. Нам нужно быть на съёмочной площадке. А
сценаристу, после окончания своей работы, не мешает немного отдохнуть. В
экзотических условиях, конечно, мерзких, но с пользой. Будет где
почерпнуть жизненный материал. Да вас и не посадят. Такому как вы
припаяют что-нибудь условно. Вы бы себя видели. Говорю с уверенностью,
потому что у меня дядя юрист.

– Хорошо, - согласился неожиданно для всех Тимофей Стриж. – Я готов. Мне
даже интересно. Но учтите, я во время следствия могу всех заложить.
Особенно Белоснежкина. Если на меня будут давить, я всех сдам. И в
первую очередь профессионалов.

– Пусть прочтёт сценарий, наконец, - сказал недовольным тоном Ананасов.
– Ты послушай сначала, а потом уже это… Я знаком с первой серией. Мне
очень понравилось. Хоть я и ничего не понимаю в философии.

– Ладно, давайте, - согласился Штемпель с ненужной снисходительностью.
– Хочу послушать, ради чего мы будем вами рисковать.

Тимофей разразился счастливым смехом и достал измятые листы.

– Толик прав. В сценарии есть философская загрузка. В тюрьме будущего,
где происходит действие, наличествуют предметы и идеи из прошлого. Самые
важные – это бюсты и цитаты великих философов. Бюсты помогут бежать
одному из осуждённых на пожизненное заключение в комфортабельных
условиях. А цитаты помогут зрителю хоть что-то понять, если не в фильме,
то в жизни вообще. Признаюсь. Мой сценарий не оригинален. Я бы такого не
придумал. Я написал это по мотивам пьесы Иосифа Бродского.

– Что? – словно проснулся Семён. – По пьесе всемирного Бродского?

– Да. Нашего земляка, прежде всего. Что вы так испугались? Автора давно
нет в живых.

– Тимофей, ну вы как дитя! – воскликнул горестно Штемпель. – Автора
нет, но есть наследники! Понимаете? Вы знаете, почему Владимир Бортко не
снял мечту всей своей жизни, фильма по роману «Мастер и Маргарита»?
Потому что где-то в Америке проживает родственник Булгакова. Он не
литератор, он, возможно, строчки в своей жизни не написал и не читал
книг своего предка. Но он выскочил, как чёрт из табакерки, и запросил за
право экранизации пять миллионов долларов! Пять миллионов, понимаете?
Чтобы безбедно жить. А Россия, оказывается, подписала какую-то
дебильно-демократическую конвенцию по защите авторских прав, в ущерб
своим воровским интересам. По этой конвенции наследники распоряжаются
интеллектуальной собственностью. В результате хороший киномастер не
сделал работу всей своей жизни, зритель не увидел прекрасный сериал, а
вынужден смотреть всякую мутоту, типа «На углу, у Патриарших», в котором
фраза из Булгакова в названии является единственным украшением. Я говорю
об этом с такой болью, потому что не сыграл роль всей своей жизни. Ради
которой, возможно, появился на свет. В «Мастере» я должен был играть
кота. У меня даже был готов костюм! И есть сейчас. Я лично над ним
трудился.

Наступила минута молчания. Сидящие под замком почтили память
несостоявшегося замысла.

– Вы простите меня, Семён, - осторожно прервал тишину Стриж. – Но в
том-то и прелесть нашего творческого существования, что мы не
профессионалы. Отнеси я этот сценарий на киностудию, и там первым
вопросом стал бы юридический договор с родственниками великого Иосифа.
Уверен, что сам Бродский дал бы согласие без всяких денег. Потомки на
такое благородство не способны. Но мы-то любители. Нам глубоко наплевать
на несправедливые законы мирового сообщества. Мы-то творим не ради
денег. И по вашим же словам, имеем полное моральное право воровать
любыми способами. Это акт нашей борьбы, нашего противостояния с мировой
несправедливостью. О какой законности и справедливости можно говорить в
наше время, если мир разделён на богатых и бедных, на имеющих право
творить с профессиональным размахом и не имеющих даже такой возможности.
Когда меня будут пытать за украденную плёнку, я именно об этом и скажу
своим мучителям.

– Ладно, читайте, - смирился Штемпель под воздействием пламенной и
убедительной речи.

– К тому же я подошёл творчески, - не мог уняться в объяснениях Стриж.
– Я переделал пьесу. Изменил имена действующих лиц, сократил растянутое
действие, оживил диалоги. В пьесе Бродского помимо героев действуют
бюсты поэтов античности. А у меня бюсты древних философов. Мне даже
пришлось поверхностно изучить краткую историю философской мысли. Я
прочёл учебник и пришел к выводу, что личностям, наделённой от природы
интеллектом, с древних времён было скучно в узилище жизни. В общем, я к
тому, что сценарий вполне авторский. Не знающий пьесы и не поймёт, что
существовал первоисточник. Шекспир не брезговал приватизировать
известные сюжеты. А уж в наше время тащат без зазрения совести. Недавно
видел театральную афишу. «А.Образцов, «Шинель»! А внизу мелким шрифтом:
по мотивам повести Гоголя. Полное впечатление, что драматург сам
придумал гениальный сюжет, а Николай Васильевич просто опередил его в
прозаическом изложении. Ну да ладно, хватит мизантропствовать, перейдём
к делу.

И Тимофей начал. Поскольку половина собравшихся на художественное чтение
ознакомилась ранее с содержанием первой серии, он буквально погнал по
тексту. Яна, глядя на слушающую с напряжением Вику, не могла понять,
отчего она хихикает в некоторых местах. Ведь для них-то в этом сценарии
ролей нет.

Быстро управившись с первой серией, Тимофей несколько раз выдохнул,
успокаивая прерывистое дыхание, и откинулся на спинку сидения,
расправляя плечи и перелистывая страницу. Вторую серию он приготовился
смаковать. На лицо Штемпеля, чья реакция сейчас была определяющей, он
заставил себя не взглянуть, не обратить внимания. И в этот момент
постучали в дверцу, скомкав наполненную предчувствиями восторга паузу.
Щелкнул ключ в замке, и она распахнулась. В дверном проёме воссияла от
снежного отражения солнечных лучей Лизавета. А заговорила быстрым и
низким шёпотом.

– Ребята, уходите, в темпе!.. Бегите, вам нужно срочно что-то
предпринять, они хотят захватить вашу студию!.. Сургуч пошёл на сговор с
бандитами, они уже договариваются, как будут делить добычу, поэтому
бегите, сматывайтесь, ну!..

– А откуда у тебя ключ? – спросил первым Тимофей в коллективном
ощущении подвоха. – Дверь закрывал следователь.

– Второй ключ был у шофёра Жоры, это же его машина, личная, мы с ним
подружились, он такой общительный, у него половина лица обожжена,
какой-то неудачный взрыв был на киносъёмках, поэтому он очень
мужественно выглядит, как и положено пиротехнику, он сейчас отвлекает
Сургуча и Белоснежкина, а те ссорятся, так что бегите поскорей, у вас
минуты две, и не обижайтесь на меня, я всё-таки за вас переживаю…

Сидящие понимали коллективным разумом, что предложение делается
неспроста. Но разгадать каверзу не могли, обсуждать ситуацию не было
времени.

– Ну давайте же, ну, давайте скорее! – запрыгала от нетерпения
Лизавета.

– Что – давайте? – перешёл на шёпот и Семён. – Куда нам давать? Через
гараж идти нельзя, не смотря на то, что ключ есть. Если побежим всем
скопом, сразу заметят. Да и куда бежать?

– Я знаю куда, - быстро сказал Анатолий, изучая глаза Лизаветы.

– Вот ты один и беги. Только ключ нам оставь. На всякий случай.

– Верно, - подхватил решение Семёна Тимофей. – Он должен бежать один.
Мы остаёмся для отвода глаз. С улицы не заметно, что в машине кого-то не
хватает. Беги, Толя. Предупреди наших друзей.

– Я девушку с собой возьму, можно? – попросил Ананасов. – Для
поддержки. Вот её. У меня с ней хорошо получается.

Вика тут же встала и выпрыгнула к Лизавете.

– Бегите с той стороны машины!.. Там не видно!..

Вика с Анатолием в два прыжка оказались сзади «уаза-фургона». И замерли.
Сзади щелкнул закрывающийся замок, а перед ними стоял Ульянов. Теперь
забинтованная голова не вызывала сочувствия.

– Это правда? – спросил он и тоже шёпотом. – Тимофей читал сценарий
вашего будущего фильма?

– Подслушивал, гад? – в голосе Ананасова прозвучала угроза.

– Нет, я случайно!.. А вы куда?

– За грибами, - сказал Анатолий и сделал шаг на сближение.

– А какие сейчас могут быть грибы? – жалобно спросил Ульянов,
инстинктивно делая шаг назад.

Глядя на лицо человека, потерявшего от страха чувство юмора, Анатолий
мрачно ответил.

– Отсосиновики!

Но Вика схватила его за полу безразмерной куртки и потянула в сторону от
рукоприкладства.

– Бегим! Бежим скорее! Нельзя бить! Это ещё одна статья!

А Яна в это время содрогнулась, удерживая подкатившее к горлу рыдание.
Ананасов, мужчина, приведший её в коллектив, только что объявил всем,
что у неё с другой лучше получается. Опозорил, можно сказать, перед
лицом своих товарищей. Один из них, глядя на Яну, злорадно улыбался.
Но когда заговорил, она









поняла, что гениальный сценарист ни хрена не соображает в
человеческих переживаниях.

– Мы должны как можно громче разговаривать!.. Чтобы им слышно было!..
Чтобы отвлекать внимание… Поэтому, вы уж извините, я буду читать в
полный голос. Итак, внимание, слушаем!.. Вторая серия!

7

Та же камера после обеда. На больших экраноокнах вид города в
наступающих сумерках. На мониторах, дающих трансляцию жизни в городах
мира, где-то ночь, где-то солнечный день, а где и дождливое утро.

ПАБЛ ковыряет во рту зубочисткой, на голове наушники, сидя
пританцовывает под неслышимую зрителем музыку.

УЛЛИЙ шелестит в кресле газетой.

ПАБЛ (вздрогнув, срывает наушники). Ты ничего не слышал?

УЛЛИЙ. Да пошёл ты…

ПАБЛ. Запах, что ли?.. Может, они опять «Лесной аромат» в камеру
пустили? (Тянет носом.) Хотя аромат дают только по пятницам… Уллий?

УЛЛИЙ. Чего тебе?

ПАБЛ. Какой сегодня день недели?

УЛЛИЙ. Понятия не имею. Вроде эта, как её, среда.

ПАБЛ. С тех пор, как Тиберий Последний летоисчисление отменил по закону
всемирной империи, дни недели стали какими-то… как пальцы рук…
безымянными, правда? А чего это он такой псевдоним себе взял? Тиберий,
да ещё и Последний. Под римлянина косил? Все вы, законники, под римлян
косите. То есть, оно, конечно, лучше, что мы на порядковые номера
перешли… Первый день недели, второй… Потому что после двухтысячного года
как-то смысла не стало года считать. Даже после тысячного уже ничего
непонятно стало. До тысячи ещё досчитать можно, а потом засыпаешь. Да и
для кого считать-то вообще? Это же не деньги. Не потрогаешь. И
начали-то, наверное, считать от нечего делать… Пространство, наверно,
измеряли. То есть, расстояние. Столько-то дней пути. И так и пошло, по
инерции. Остановиться не могли. Всё хотели пересчитать. Тысяча, две
тысячи. Даже когда километры появились. Спасибо последнему Тиберию, что
одумался. Пусть компьютеры этим занимаются. А то – тысяча лет, тысяча
километров!.. Бред какой-то. Названий жалко. Среда, пятница… Этот, как
его, четверг!.. Уллий, «Морской воздух» нам по четвергам пускают?

УЛЛИЙ. По вторникам.

ПАБЛ. Красивое имя – вторник…А почему нам не разрешают держать животных?
Кошку, птичку не дают завести? А лучше пару. Если пожизненно, то хочется
видеть эту самую жизнь. Я, когда мы в Ливии когортой стояли, знал одну
гетеру. Так она что придумала. Рядом с постелью держала аквариум. Чтоб
рыбки, говорит, учились, как этим делом заниматься. Эволюцию ускорить
чтобы. А то больно икрой разбрасываются. Представляешь?

УЛЛИЙ. Что, опять засвербело? Потерпи, через пять минут прогулка.
Растрясёшь свои погремушки. Чтоб у тебя там сперма в сыр не сбилась.

ПАБЛ. Груб ты, Уллий. Груб, но наблюдателен. (Кивает на газету.) Что
пишут?

УЛЛИЙ. Жвачка. Мертвяк. Восстание в Персии, ураган в Океании… Высадка на
Сириусе и Конопусе.

ПАБЛ. И что нашли?

УЛЛИЙ. Никаких признаков жизни.

ПАБЛ. Это я мог и без них определить. Невооружённым глазом видно.

УЛЛИЙ. То есть?

ПАБЛ. Если б там жизнь была, хрен бы мы их вообще увидели. Ночью
особенно. Ночью спать ложатся и свет выключают. Что они понимают про
жизнь, эти ваши исследователи?

УЛЛИЙ. А ты, Пабл, что ты понимаешь? Жизнь – это что такое?

ПАБЛ. Это когда свет вырубаешь – и на бабу. Вот это жизнь… Скорей бы
прогулка, что ли? (Ёрзает на месте.)

УЛЛИЙ. Как это ни дико, но в том, что ты несёшь, есть доля истины.
Темнота, действительно, форма жизни. Состояние света, но пассивное. А
свет у нас – форма энергии, источник жизни. Для помидоров, для лука
зелёного. И темнота источник. Потому что всё осязаемое поддается
описанию. Берёшь в руки – маешь вещь! По четвергам и пятницам. И когда
светло и когда темно. Интересно, как они там, на звездах определили
отсутствие жизни? Миноискателем, что ли? Дозиметром?

ПАБЛ. Может, они в миноискатель идею христианства вмонтировали.
Язычества. Буддизма с мусульманством. Нам-то что? Мне вот тумбочку новую
до сих пор не прислали. Для меня это важней, чем жизнь на звездах.
Позвонить, что ли, претору?

УЛЛИЙ. После отбоя пришлют. Тебе же лучше. На ночь-то глядя!..

ПАБЛ. Груб ты, Уллий…

Звучат первые такты «Сказок Венского леса», свет меркнет, а пол приходит
в движение. На стенах камеры проецируется изображение парка с аллеями,
прудом и статуями. Изображение движется соразмерно ходьбе Пабла и Уллия
по полу.

УЛЛИЙ. Так, где мы сегодня гуляем?.. А, знаю. Это в Скифии Северной… Ну,
в этой, в Европе Восточной… То есть, в Западной Азии… Не помнишь, как
город называется?

ПАБЛ. Да пёс его знает. А сад хороший.

УЛЛИЙ. Да. Это – «Похищение сабиянки».

ПАБЛ. А я вот эту статую знаю. «Сатурн, пожирающий своего младенца». И
ограда ничего. И даже вон, лебеди. Откуда у них лебеди?

УЛЛИЙ. Старая запись. Сейчас, наверняка, лебедей там нет.

ПАБЛ. Почему?

УЛЛИЙ. Скифы. Варвары. Лебедь, кстати, один.

ПАБЛ. А это что? (Подходит к стене и тычет пальцем.)

УЛЛИЙ. Отражение. Нет лебедя без отражения. Или человека без биографии.
Как сказал один поэт-философ… И лебедь, как прежде, плывет сквозь века…
Любуясь красой своего двойника… Скифский поэт. Наблюдательный они народ.
(Идёт дальше.)

ПАБЛ (идя за ним, повторяет стихи). После таких строк дальше ехать
некуда… Жить незачем. Жить, возможно, и не надо было. Детей делают по
неведению, инстинктивно. Или по недоразумению.

УЛЛИЙ. Или надеясь, что они тоже стихи писать будут. Или речи в Сенате
толкать. Или философски мыслить. Потому что, если ты не расширяешь
познания, ничего не изменяешь хотя бы в понимании, то жизнь твоя –
клише. Всё клише. Рождение, любовь, старость, смерть. Сенат, война в
Персии, Сириус и Конопус, цезари с императорами. Всё уже было. Хуже
того, ещё будет. По новой. Тиберий Последний установил высшую
благодать, что мир стал един, ха-ха!.. Время перечеркнёт его достижения,
а история повторится. У истории мало вариантов. Потому что человек
ограничен. Из него больше пяти литров крови не выжмешь. Обычный человек
предсказуем. Как сказка про белого бычка. Или у попа была собака. А вот
философ начинает там, где закончил его предшественник. Его жизнь как
лестница, только начинаешь не с первой ступеньки, а с последней.

ПАБЛ (вглядываясь в пейзаж). Интересно, фильм это или прямая трансляция?

УЛЛИЙ. Да какая разница! Природа и есть природа! Клише! Природа сама и
есть трансляция!

ПАБЛ. Да успокойся ты. Чего разнервничался? Вообще, ты в последнее
время… Ну хочешь, выключим?

УЛЛИЙ. Выключи, действительно… Ужасная тавтология.

Пабл нажимает кнопку на пульте. Пол останавливается, аллея исчезает,
зажигается свет.

ПАБЛ. В следующий раз лучше заранее откажемся. (Миролюбиво.) В
следующий раз…

УЛЛИЙ. Варвар! В следующий раз!.. Откуда ты знаешь, каким он будет, раз
этот следующий? Привык к тому, что завтра обязательно наступит…

ПАБЛ. Ты на что намекаешь? Может, зарезать меня собираешься? Повода
ищешь? На, режь! Режь! Всё лучше, чем сидеть в цилиндре этом вонючем.

УЛЛИЙ. Никто резать тебя не собирается. Пол потом мыть… Просто
распсиховался я что-то. Ты, между прочим, тоже. Может, они дури какой в
паштет намешали?

ПАБЛ. Да, паштет был не очень.

УЛЛИЙ. Из страусовой печёнки с изюмом. Мы такого ещё не пробовали.

ПАБЛ. Рыбу в последнее время мало давать стали. Рыбки бы сейчас…
Свеженькой… (Глядя в экраноокно.) Глаза бы мои этих звёзд не видели. Уж
лучше в шахте сидеть, по-моему. Как тогда, при республике. Уголь и
уголь. По крайней мере, рубая его, хоть иллюзия была, что к свету
пробиваешься…

УЛЛИЙ. Вид, открывающийся из окна… Девять, восемьдесят одна…

ПАБЛ. Девять восемьдесят чего? Девять восемьдесят одна?..

УЛЛИЙ. Ускорение свободного падения. Ну ты и варвар.

ПАБЛ. Девять восемьдесят одна?.. Помноженное на километр?.. (Переходит
на шёпот.) Значит, ты тоже думаешь об этом?

УЛЛИЙ. О чём?

ПАБЛ. Ну… (Указывает глазами на потолок). Сам понимаешь…

УЛЛИЙ (смотрит на потолок). Над нами только этот… как его?.. ресторан. А
на самом верху антенна.

ПАБЛ. Да я не про то!.. (Обрывает себя на полуслове. Показывая глазами
вверх, пальцем тычет вниз. Отчаянная пантомима. Убедившись, что смысл
его жестикуляции не доходит до Уллия, меняет тактику, тычет пальцем в
потолок, косит глазами вниз, окончательно запутывается и шёпотом
кричит.) О побеге!.. Или о самоубийстве!

УЛЛИЙ. О самоубийстве?.. Очень благородная традиция. С какой же это
стати я должен думать о самоубийстве?

ПАБЛ. Ну как же… Это ведь тоже… Выход!..

УЛЛИЙ. Совершенный ты дикарь, душка Пабл. Самоубийство, побег. Детский
лепет какой-то. Куда бежать? Из Башни в Империю? Башня её составная
часть!.. Это всё равно, что бежать из истории в антропологию. Мягко
говоря, деградация.

ПАБЛ. А чем здесь лучше? Там хоть что-то происходит. Петушиные бои.
Гетеры. Сенат, законодательство. Да я бы снова в легион записался. В
Ливию, Персию, к чертям собачим. Если не философ, то хоть в истории
поучаствовать. В географии, по крайней мере. Особенно, когда морем
путешествуешь.

УЛЛИЙ. Море и отсюда увидеть можно в хорошую погоду. Или в записи
посмотреть. Как и петушиные бои. Записанные для потомства. Или секс с
гетерами во всех вариантах. Включай, смотри, участвуй, пожалуйста!
Хочешь в качественной записи, а хочешь в прямой трансляции. Изображение
только будет похуже. Включить? О, Пабл, тебе жену привезли.

Над мусоропроводом загорается лампочка.

ПАБЛ. Чего?

УЛЛИЙ. Тумбочку новую доставили.

ПАБЛ. Груб ты. Очень груб.

Пабл идёт к мусоропроводу, нажимает кнопку. Раскрываются дверцы,
выплывает сияющая тумбочка.

УЛЛИЙ. Красавица!..

ПАБЛ. Действительно, ничего.

УЛЛИЙ. Из того же материала, что и сама Башня, в которой мы сидим на
высоте более километра над уровнем моря.

ПАБЛ. Да, ничего… (Устанавливает тумбочку около кровати, отходит на два
шага.) Только в ней всё отражается. Как в кривом зеркале.

УЛЛИЙ. Нет лебедя без отражения… Может, это несколько охладит твой южный
темперамент. Либо, наоборот, распалит.

ПАБЛ. Да оставь ты… Раньше бывало, сунешь в ведро – вода закипает. А
теперь!.. (Машет рукой.)

УЛЛИЙ. А я тебе на своём могу ведро с первого на пятый этаж принести.

ПАБЛ. Кончай хлестаться.

УЛЛИЙ. Пари?

ПАБЛ. На что?

УЛЛИЙ. На твоё снотворное. На неделю вперёд.

ПАБЛ. Ты сначала ведро найди. Не выпускают их больше. Да и ступеньки в
Башне отсутствуют.

УЛЛИЙ. Насчёт ведра претору позвонить можно, он разыщет. А ступеньки?..
Ступеньки… Да, здесь только лифт. И его шахта.

ПАБЛ. Позвони лучше и закажи карту Империи. Раз уж ты такой её
поклонник. Гражданин!

УЛЛИЙ. Карту Империи? Это глобус, что ли? Тогда уж лучше обои. То же
самое. Смысл Империи, Пабл, в обессмысливании пространства. Когда всё
завоевано, то всё едино. Что Персия, что Скифия, что Галлия, какая
разница? Тиберий Последний чётко понял это. Космические программы – то
же самое. Чем они закончатся? Когортой на Сириусе, колонией на Конопусе.
А потом что? Возвращение. Ибо не человек завоевывает пространство, а оно
его эксплуатирует. Поскольку оно неизбежно. За угол завернешь – думаешь
другая улица? Она – такое же пространство. Всё - квадратные метры. Если
хочешь, кубические. Сортир от Персии только размером отличается. Уйти из
пространство можно только во время. Это когда только думаешь наяву или
размышляешь во сне, и не замечаешь, не зависишь от пространства. Даже
когда тебе нужна баба, тебе нужен кусок пространства. Потому что
человек, женщина, это полметра в диаметре. Кубических или анатомических,
или чем там объёмы измеряются, не важно… А когда ты постигаешь, мыслишь,
ты над всем, ты паришь, ты над пространством. А Тиберий Последний тем и
велик, что придумал Башню, как форму борьбы с пространством. Она
выталкивает тебя во Время, где нет километров. Ибо отсутствие
Пространства есть присутствие Времени. Для тебя это – камера, темница,
узилище. Потому что ты – варвар. Варвару расстояние подавай, чтобы
ногами шевелить, пыль поднимать. А для истинного гражданина Империи, для
римлянина по большому счёту, камера – это орудие познания Времени.
Проникновение в оное…

ПАБЛ. Лучше этой камеры ничего быть не может? Ну ты даёшь!..

УЛЛИЙ. Одиночная, наверняка, ещё лучше. Там пространства меньше.
Анатомического. Дальше конечно, только гроб. Хотя кремация ещё лучше. А
прах по завещанию в реку!.. Почему нас не рассадили по одиночным? Меня
бесит то, что невозможно сократить пространства!

Пауза.

ПАБЛ. Если б ты мне дал, мы бы пространство сократили. Спали бы вместе.

УЛЛИЙ. Ну да, сократили бы. На десять сантиметров?

ПАБЛ. На пятнадцать! Показать?

УЛЛИЙ. Да перестань, я видел. Десять от силы.

ПАБЛ. Пятнадцать! Спорим?

УЛЛИЙ. На твоё снотворное. На неделю вперёд.

ПАБЛ (смутившись). Зато – диаметр! Десять сантиметров тоже, знаешь, не
валяются. (Пауза.) Значит, нет?

УЛЛИЙ. Ну ты же не хочешь спорить.

ПАБЛ. Да пошёл ты… Не больно-то и хотелось… На твоей заднице свет клином
не сошёлся… Подумаешь… Когда мы в Ливии когортой стояли, у нас один араб
за пару евросестерциев в ноздрю давал. Тоже, видать, привередливый был.
Умер от катара верхних дыхательных путей.

УЛЛИЙ. Лучше домой позвони.

ПАБЛ. Сам звони! Домой!.. Чего звонить, если туда не вернёшься? Жена,
поди, сейчас с другим… Потому что у них жизнь, а у нас пожизненно…Может,
в шахматы сыграем?

УЛЛИЙ. Не интересно. Ты все равно проиграешь.

ПАБЛ. Может, пофехтуем?

УЛЛИЙ. На ночь глядя? Как сказала девушка легионеру.

ПАБЛ. Неужто так будет всегда? Ведь до конца дней! А он когда ещё
наступит. При ихней диете… И когда наступит, тоже, говорят, не
заметишь…От этого же с ума сойти можно!..

УЛЛИЙ. Для этого нас вместе и посадили, я думаю. Чтобы этого не
случилось. Мысль, разделённая на два, всегда понятней. И не так ужасна.

ПАБЛ. Ты хочешь сказать, что мы здесь… это… в назидание потомству?
Мысль, разделённая на двоих?.. То есть, мысль как бы укладывается в один
мозг? Правое и левое полушарие?

УЛЛИЙ. Я буду левое.

ПАБЛ. Почему же тогда в одну койку не забраться?! Если мозг один, то и
тело одно тоже!

УЛЛИЙ. В том-то и дело, что одно тело может сойти с ума, а два нет. Во
всяком случае, не от одной мысли.

ПАБЛ. Ну ты же мечтал, одиночная камера, одиночная камера… Одна мысль на
двоих, да под одним одеялом, - вот и вся одиночная камера. (Пауза.) Ну
и не надо!.. Не очень-то и хотелось… Зачем ты заказал бюсты этих
умников? Чтобы они надо мной насмехались? Что толку от их мыслей, от
этих книжек? От них ни тепло, ни жарко!.. На мои десять сантиметров тебе
наплевать, а эти мраморные истуканы тебе дороги?.. Если ты хоть одного
ещё закажешь!.. Если здесь станет на одного больше!..

УЛЛИЙ (загадочным тоном). Может, больше… А может, и совсем не будет.

ПАБЛ (недоуменно и настороженно). Что ты имеешь в виду?

УЛЛИЙ (спохватившись). Классиков не так уж и много. Истинных классиков.
Подвигнувших человеческую мысль. Главное, не путать с императорами,
революционными, просветителями и религиозными дидактиками. Особенно с
христианскими. В твоём случае это особенно важно. Потому что варвару
всегда проще стать христианином, чем гражданином мира, римлянином по
высшему счёту. Не понимаешь? Ну, тебе же хочется отсюда сбежать. Или
самоубиться. То есть, вечной жизни тебе хочется. Вечной, но именно
жизни, да?

ПАБЛ. Ну и что в этом дурного?

УЛЛИЙ. Ничего. Ровно наоборот. Более того, это осуществимо, Пабл. И
сбежать, и самоубиться, и вечную жизнь обрести тоже. Всё это, Пабл, как
раз возможно. Но стремление к возможному как раз для истинного римлянина
и есть самый большой моветон.

ПАБЛ. Как?.. Что ты сказал?! Осуществимо?! Каким образом? Как? Где?
(Безумно озирается в поисках выхода. Бросается к дверцам лифта, к
мусоропроводу, ощупывает экраноокна. Возбуждение его гаснет.) Врёшь,
падло. Ни хрена не осуществимо. Только не в данной инкарнации. Не сидели
бы мы пожизненно, я бы тебе рыло начистил. Сука ты, Уллий. Старая
римская сука. Волчица. Ни стыда ни совести. Так над простым человеком
издеваться. Осуществимо, возможно!..

УЛЛИЙ (заложив руки за спину, разглядывает бюсты). На что спорим?

ПАБЛ. На твоё снотворное. На неделю вперёд.

УЛЛИЙ. Моё давно кончилось. Отдам только в следующем месяце.

ПАБЛ. Не нужно было жрать по два раза на день. Зачем ты его принимал так
часто?

УЛЛИЙ. Чтобы уйти из данного пространства в чистое время.

ПАБЛ. Зачем?

УЛЛИЙ. Чтобы не видеть твоей варварской рожи. Ну так что, спорим?
(Протягивает руку.)

ПАБЛ. Ладно, идёт. (Рукопожатие.) Ты проиграл, Уллий!.. Подожди… Да ты
охренел… А если ты действительно?.. То как же ты отдашь мне выигрыш?..
Ничего не понимаю…У меня сейчас мозги вытекут…

УЛЛИЙ. А ты прими снотворное, чтобы не думать. Ты же свой месячный запас
не израсходовал ещё. Ты экономный, расчётливый, у тебя впереди долгая
жизнь.

ПАБЛ. Ну чего ты издеваешься? Пожалуй, ты прав. Нужно отдохнуть от
нервного перенапряжения. Ты меня сегодня довёл, что я чуть не
рехнулся!.. Я тоже не могу больше твою рожу видеть. Да, лучше поспать,
прийти в себя, а то я совсем из сил выбился. (Идёт на кровать, ложится,
нажимает на кнопку пульта в изголовье. На экране вспыхивает надпись
«Заказ – снотворное». Затем их отверстия рядом с пультом выдвигается
ящичек-поднос, а на нём продолговатый цилиндр. Берёт его, раздается
характерное тарахтение таблеток.) Видишь? Я сейчас уйду во время, а ты
будешь маяться в пространстве… По твоей же заумной теории… (Высыпает
таблетки на ладонь, закидывает в рот, мычит, нажимает ещё на одну
кнопку. Вспыхивает надпись «Заказ – вода». Появляется стакан с водой.
Запивает проглоченное.) Фу-у!.. Хорошо… (Уходит в туалет. Звук
спускаемой воды. Идёт к умывальнику, чистит на ночь зубы. Идёт к своей
постели, садится, чтобы снять сандалий.) Ты не хочешь пожелать мне
спокойной ночи, Ул-лий?.. Утю-тю-тю-тю… Птенчик ты мой… (Валится на бок
и засыпает.)

Пауза. Уллий подходит к алькову Пабла, берёт цилиндрик из-под таблеток,
читает надпись. Сглатывает слюну. Идёт к экраноокну, смотрит на луну и
звёзды. Вновь идёт к альковы, задёргивает спящего пологом. Идёт к нише,
подкатывает к ней передвижной обеденный стол, переставляет, кряхтя, на
него один из бюстов.

УЛЛИЙ. Вы, гражданин Сократ, сказали: «Я знаю, что ничего не знаю». Вы
заложили основы стихийного материализма. А если тяжёлый кусок мрамора
стихийно упадёт с огромной высоты на резцы сечки-дробилки, то от неё что
останется? Ничего, разбитая машина. Вполне материально, без всяких
иллюзий. (Подвозит бюст к мусоропроводу, ставит на пол и спешит к
следующему бюсту. Занимаясь перевозкой, приговаривает.) Теперь вы,
господин мира Платон… Я любящий мудрость!.. Помогите делом… Вы,
уважаемый Аристотель, сказали, что время – есть число происходящего, то
есть количество движения тел в пространстве… А если тело килограмм
полста с ускорением девять – восемьдесят одна пролетит с километр, то
сечке, несомненно, кранты, как вы думаете? Да и крокодилам тоже…
Господин Спиноза, если вы прилетите со скоростью пятьсот кэмэ в час на
голову крокодильчику, а?.. Что будет?.. Такая мысль вас не посещала?.. А
вы, мэтр Кант, что скажете на это?.. Профессор Гегель, вы блестяще знали
математику, потрудитесь сосчитать… Это будет… Это будет тридцать пять
тысяч килограммов в момент приземления!.. На голову бедному
изголодавшемуся хищнику!.. Это уже не стихийный материализм, а
продуманный, закономерный!.. Нет, вас я, господин Гегель, оставлю.
Против высших законов не попрёшь… А вот последнего, того, кто ваше имя
использовал как псевдоним!… Прошу к мусоропроводу, господин Аристо Вери
Кант де Гегель!.. Ну и тяжёлый… Н-да, не хотел бы я сейчас быть
крокодильчиком…(Перевезя последний бюст, приносит к мусоропроводу матрас
и подушки со своей кровати. Отдышавшись, вытирает пот, споласкивает лицо
водой, тщательно вытирается, поправляет одежду. Подходит к алькову
Пабла, заглядывает за полог.) Храпит… Ах, душка Пабл, знал бы ты
законы философии, меньше бы нервничал… (Возвращается к мусоропроводу,
нажимает кнопку, дверцы открываются.) Ну что, классики?.. Отрубленные
головы цивилизации… Пора спуститься с облаков на землю… От звёзд, так
сказать, восвояси к терниям!..



Сбрасывает один за другим бюсты в мусоропровод. Где-то далеко внизу
грохот. Заталкивает в отверстие матрас и одну из подушек, другую
прижимает к груди, зажимает нос, пролезает в отверстие и исчезает.
Удаляющийся звук скользящего по металлу мягкого тела. Дверцы
автоматически закрываются.

Конец второй серии.

Г Л А В А С Е Д Ь М А Я

1

Любая киноистория заканчивается титрами «конец фильма». Если финальные
слова не прозвучали, то у героев, исполнителей и публики есть надежда на
продолжение.

К Яне первой обратился автор сценария высказать своё мнение и намекнул
говорить погромче, так как на улице подслушивают. Яна сказала, что много
чего не поняла, про философов, например, про всемирную империю, а вот
юмор про десять сантиметров, конечно, смешной, если о нём говорить вот
так, про меж собой как-то, а если такие шутки летят с экрана, то
лично ей всегда бывает неприятно, кино ведь всё-таки искусство, и
хочется, чтобы там показывали жизнь покрасивее, а иначе зачем
смотреть, когда и вокруг этих пошлостей навалом. Стриж вежливо
поблагодарил её и подчёркнуто на «вы» обратился к Штемпелю выразить своё
отношение. Он попросил говорить прямо, ему куда больше пользы принесёт
критика, чем похвалы, так как третья серия ещё не написана, есть лишь
первоисточник и мысли в голове, но с учётом пожеланий будущего создателя
и исполнителя произведения удастся избежать возможных промахов. Семён с
пониманием кивнул, произнёс вступительные междометия «ну-у», «эта-а»,
«ы-ы», как тут снаружи постучали.

– Всем выйти из машин! – зычно призвал капитана. – Выходи строиться!

Щёлкнул ключ в замке, дверца распахнулась, и следователь Копытов
поторопил задержанных ступить на снег поскорее. Яна увидела, как
омоновцы следят за тем, чтобы из автомобилей к майору и капитану вышли
все.

– Итак, внимание! – объявил майор. – Данные мы у всех переписали, так
что предлагаем по добру по здорову разъехаться отсюда к чёртовой матери.
Здесь мы установим скрытый пост наблюдения и тот, кто появится на этом
месте ещё раз, будет тут же арестован по подозрению… Ну, в общем, по
подозрению.

– Стойте! – выкрикнул Копытов с поднятой рукой. – А где этот? Где ещё
один?

Яна видела только напряжённые глаза режиссёра Сургучёва. Он
гипнотизировал взглядом её и Штемпеля. И быстро подошёл, как только
следователь обнаружил исчезновение Ананасова.

– Семён, будьте, пожалуйста, с нами. Не переходите на сторону бандитов.
Держитесь нас, и всё будет хорошо. Сейчас главное - уехать отсюда, а там
решим что делать.

– Где ваш друг? – подошёл к Штемпелю и Копытов. – Нет его и ещё одной
девушки. Вы же вместе сидели. Ну и куда они подевались?

– Не знаю, - залепетал Семён. – Я не видел, я задремал… Я слышал, как
дверца открылась и кто-то предложил выйти в туалет… Разве это не вы
были?.. Кто-то заботливый спросил, а не хотите ли выйти в туалет?.. Ну и
Анатолий вышел, и с ним девушка тоже, ей давно не терпелось… А куда они
пошли, мы не знаем… Я думаю, что домой… Толик говорил, что ему надоело и
хочется домой, у его жены день рождение. Кажется, ещё цветов купить
надо… А девушке завтра на работу, она очень ответственная девушка… Я
могу вам дать номер домашнего телефона, правда я его не помню наизусть,
у меня он где-то записан, обычно Ананас мне первым звонит, если какое
дело…

– Кто же мог открыть дверцу, если ключ был только у меня? – обратился
следователь уже ко всем. – Значит, есть второй ключ, я правильно
понимаю? Господин режиссёр, если это ваша машина, значит, у вас имеется
второй ключ. Верно?

– Можете обыскать, - услужливо поднял руки Сургучёв и кивнул сделать то
же водителю «уаза».

– И никто ничего не видел? – продолжил Копытов осматривать лица. –
Никто ничего не заметил? Вот вы, забинтованный… Пострадавший, так
сказать… Вы же были на улице, отказались сесть в автобус омоновцев. Вы
прогуливались туда-сюда. И не видели, кто открыл дверцу, и куда побежали
двое? Такого большого актёра трудно не заметить.

– Не заметил, честно, - сказал Ульянов с клятвенно прижатой к груди
ладонью. – Я ходил весь в своих мыслях. Я переживал. Я же очень
расстроен. Мне же голову оторвут. Вместе с бинтами.

Следователь повторил вопрос. Кто открыл дверь и выпустил двоих
отсутствующих? Повторил каждому из находившихся ранее вместе с
убежавшими. Ещё раз Штемпелю, нагло улыбающемуся Стрижу и Яне. А
Лизавета в это время гордо стояла рядом с референтом Сургучёва,
уверенная, что её не выдадут.

– А почему вы с ними не побежали? – спросил вдруг Копытов всех троих,
не добившись вразумительного ответа.

Опрашиваемые переглянулись. Теперь хоть что-то надо было отвечать.
Молчание усиливало подозрение во лжи. И Семён Штемпель взялся развивать
начатую тему.

– Я же говорю, что мы задремали… нас разморило в тепле, ну и это…Не
заметили… Как-то тихо всё произошло… А когда вы нас разбудили… Ну кто
заорал «выходи строиться»?.. Ваши казарменные замашки, знаете… Мы к
такому не привыкли… Мы проснулись и даже сами удивились… Куда исчезли
наши друзья?.. У меня даже первая мысль возникла, что их вызвали на
допрос… Ну, по поводу украденной плёнки… Ну, вы же подозреваете
Ананасова в причастности? Или уже не подозреваете?

– Да мы вас всех подозреваем! - прервал его раздражённо Копытов. И
ткнул пальцем в Тимофея. – И вот его в первую очередь. Очень уж он
активно помогал следствию. Но сейчас почему-то остался, не убежал. Вы
пытаетесь нас запутать? С актёром убежала не та девушка. По данным
гражданина Ульянова, к нему в момент похищения пришла группа из пяти
человек. Этот, якобы литератор, актёр, двое молодых людей и полная
девушка. А убежала с актёром худая. Почему? Ульянов, ответьте. Как я
понял, у вас была эта девушка? В момент похищения. Она?

Ответ больше всего удивил Яну.

– Нет. Не она. Другая.

Ульянов чётко выговаривал слова, глядя на Яну широко открытыми глазами,
словно передавая тайный смысл неправдивых слов.

К обескураженному следователю подошёл майор.

– Ну что, мы поехали? Люди мёрзнут, в автобусе печка не работает. Мы
своих задержанных отпускаем. Информация насчёт проходного гаража
интересная, конечно, но не подтверждается пока. Никто туда не вошёл,
никто не вышел. Надо бы проверить. План действий мы согласуем.
Договорились?

– Вот! – вскричал Стриж, как бы ухватив главную мысль, которой нужно
срочно поделиться. – Ананасов убежал потому, что у него ключ! Ключ от
гаража! Да, господа следователи, у вас была реальная возможность
проверить версию насчёт проходного гаража. Эта говорливая не в меру
дамочка такого вам здесь наговорила!.. И вы ей поверили! И про склад, и
про подпольную студию… И в результате что?.. Вы сразу же наладили
понимание с бандитами! И с чеченскими и с нашими. Вы готовы с ними
захватить то, что вам не принадлежит, и разделить добычу. Или поможете
им захватить, а они поделятся с вами, так? Ананасов поэтому и убежал, и
ключ унёс, чтобы сохранить от вас то заветное, ради чего стоит жить.
Возможность создавать фильмы для людей, а не для чавкающих варваров.

– Значит, плёнка украдена для этой цели? – задал быстрый вопрос
Копытов.

– Да хотя бы и так! Пусть даже украдена, но для чего? Есть же разница!
Вы не чувствуете разницы? Кругом все поголовно воруют только для себя.
Чиновники, военные, служители органов, вы все как озверели, рвёте и
тащите при малейшей возможности! Но не все такие, далеко не все! Есть
люди, пытающиеся хоть что-то полезное и светлое делать для страны и
нашего убогого народа. Потому что если ничего не делать для всеобщего
душевного просветления, то мы так и останемся дикарями! Как вы этого не
понимаете? Неужели из школьной программы по литературе вы не запомнили
мудрые слова? Что жизнь нужно прожить так, чтобы не было потом
мучительно больно! Для кого это было написано? Ради красного словца?

– Слушай, замолчи, а? – попросил Тимофея капитан. – А то я сейчас
сделаю тебе мучительно больно.

Майор усмехнулся и кивнул следователю с капитаном на Стрижа.

– Ну, это ваш клиент, вы с ним и разбирайтесь. А я своих разгоняю.
Действовать будем согласовано, договорились? – Он повернулся,
направляясь к Бексолтану и близнецам с Геной-оператором, и распорядился
как можно строже. – Всё, диспут окончен! Всем разъехаться! И чтобы я вас
здесь больше не видел! Иначе будут приняты меры!

Яна посмотрела на Штемпеля. А он чувствует нарастающую тревогу?
Представители органов правопорядка явно что-то задумали. Штемпель в это
время оглянулся на горячий шёпот. К нему и Тимофею подошёл сзади Ульянов
и заговорил с укоряющей горечью.

– Ну зачем вы так, ребята? Не могли объяснить по-человечески, что у вас
хороший проект и есть гениальный сценарий? Я бы помог достать плёнку. Я
бедный человек, но у меня хорошие связи.

– Ты служишь москвичам, - ответил ему гордо Стриж. – Ты клеврет
столичных баловней.

– А ты дурак, Тимоха! Я взялся, потому что меня попросили друзья. Я
взялся, чтобы заработать и хоть в чём-то поучаствовать. А если б ты мне
про всё рассказал, я был бы с вами. И мы бы подрезали плёнку у москвичей
более по-умному и в большем количестве.

К ним подошёл в сопровождении майора Геннадий с братьями-удавами. Чуть
отстал, но крался за ними Бексолтан.

– Поехали, Семён. Майор приказал убираться. Мы вас сюда привезли, мы
вас и домой доставим.

– Вот уж нет! – шагнул к ним навстречу Сургучёв, заслоняя собой
Штемпеля и Яну. – Эти люди с нами. Это сотрудники нашей киностудии. Они
заняты на моей будущей картине. Поэтому остаются со мной. Капитан, я
благодарен вам за то, что вы помогли вырвать из лап бандитов известного
актёра и его помощницу. Мы сейчас отвезём их на базу, приведём в
чувство, напоим чаем, окажем необходимую медицинскую помощь, я с ними
побеседую и доложу вам результаты. Я искренне хочу помочь расследованию.
Затронута наша честь… Честь города, в конце концов… Майор, почему ваше
распоряжение не исполняется? Объясните, пожалуйста, представителям
криминальных структур более вразумительно, что разборка закончена.

Майор тут же произнёс более вразумительные слова. Те, к кому они были
обращены, нехотя поковыляли к своим автомобилям, повторяя эти же слова в
адрес майора.

– Этот поедет с нами? – спросил капитан следователя Копытова, указывая
на Стрижа.

– Зачем? – удивился испуганно Тимофей.

– Чтобы составить протокол, - пояснил Копытов. – Поедите вместе со
своим другом, у которого украли плёнку. Его велосипед в автобусе
поместится.

– Я уже написал вам одну бумагу!..

– Объяснительную. Как свидетель похищения. А теперь вы ответите на
вопросы, как организовали преступление. Прошу в автобус.

– Да уж, заберите его, - будто утвердил решение следователя Сургучёв. –
Этот человек доставил всем много хлопот. Как я понимаю, замысел
похищения – это его идея.

И Тимофея Стрижа прорвало ещё раз.

– А вы-то чем лучше?.. Вы-то живёте и творите за счет похищения чужих
идей!.. Вы же тоже хотите захватить и заграбастать!.. Вам нужен Семён,
его студия, легенда и тайна, потому что самим-то ничего стоящего не
придумать!.. Вы способны лишь на бесконечные сериалы о криминале,
проститутках и педерастах!.. Вы же бредёте по колено в дерьме в ногу со
временем и вам нравится снимать и снимать о жалких человеческих
страстишках!.. Особенно похороны вам красиво удаются! Как вы любите
снимать пышные траурные ритуалы авторитетов!.. С такой любовью можно
хоронить только самих себя!..

Капитан взял Стрижа за локоть, и пламенная речь оборвалась. Но Яна
увидела, что Тимофей не испугался, наоборот, он улыбнулся и капитану и
следователю, потому что прочёл на их лицах сочувствие и понимание. Его
направили к автобусу, вслед за самостоятельно пошедшим Ульяновым. Но
Тимофей обернулся, словно вырвался, и прокричал ещё.

– Семён, не сдавайтесь!.. Не соглашайтесь!.. Не показывайте им
ничего!.. Мы осуществим задуманное, обязательно осуществим! Лично я не
сдамся! Пусть им осценаривает очередную херню Виктор Мережко! По его
сценариям на экраны выходят такие герои-уроды, каких в жизни не
встретишь, ха-ха! За что и причислен сочинитель к столичному лику
великих! Вот пусть он для них и сочиняет! А мы не станем! И не пытайтесь
догнать Голливуд! Эта фабрика выпускает много красивых вещей, но не
выпускает ценностей!

Последние слова он прокричал уже в автобусе. Находящиеся там бойцы
отряда милиции смысла призывов не поняли, а провожающие на улице не
услышали.

– Зря он так разоряется, - сделал вывод Сургучёв и пожал сочувственно
плечами. – Можно подумать, что мы в восторге от московских сериалов. Я
верю, что парень он одарённый, но психически не совсем здоров. Не надо
бы ему сейчас огорчать омоновцев. А то ведь могут и подлечить.

Подошёл Белоснежкин и сделал своё заключение.

– Таких шизанутых гениев у нас хоть пруд пруди. В стране переизбыток
творческой энергии. Все хотят стать великими, чтобы не работать, а нести
свой бред.

Тут Яна не выдержала. Она всегда старалась помалкивать, находясь среди
умных мужчин. Но лишь до той поры, пока обида не просится наружу.

– Ой, вы посмотрите на них!.. Тимофей, между прочим, такой сценарий
придумал, какой вам в жизни не снять!.. Умники, надо же!.. Больной,
шизанутый… А вы сами кто?.. Назовите хотя бы один свой фильм, который
все любят. Назовите, ну!..

Белоснежкин и Сургучёв невольно переглянулись. Каждый понял, что
спрашивают не его. И оба посчитали, что культурному человеку не следует
обращать внимания на бестактный вопрос.

– Не будем расстраиваться. Нам тоже очень жалко вашего парня. Похищение
плёнки, как я понял, организовано им просто гениально.

– Тимофей, между прочим, - скорчила язвительную гримасу Яна, - сказал,
что всех вас выдаст!.. Если его будут пытать, он скажет, что это вы
заставили нас плёнку своровать.

– Мы? – удивился Сургучёв. – Кто это – мы? – Взглянув на соратника по
цеху, он догадался. – О, Дима, как я понял, у тебя с нашими друзьями
более творческие взаимоотношения, чем нам виделось?

– Как и у тебя, - парировал Белоснежкин. – Не с твоей ли помощью они
спёрли у меня плёнку и видеокамеру? Ты вызвал меня на маразматическое
совещание, а в это время почистили мой кабинет.

– Ну, хорошо, - засмеялся Сургучёв. – Если мы так уважаем друг друга,
то будем действовать сообща.

– Вот я и думаю, - сказал Белоснежкин, глядя на милицейские автомобили,
- а не пора ли мне умыть руки.

– Спокойно, спокойно, Дима. Для начала предлагаю сесть и отъехать.
Менты ждут, когда наши машины уберутся отсюда. Чеченцы свалили, пора и
нам. Давайте отъедем куда подальше и переждём.

Яне захотелось уточнить, чего хотят режиссёры, но теперь она
постеснялась открыть рот. А Штемпель решился спросить об этом же не
сразу, а лишь в салоне «уаза», когда расселись.

– Простите, я не понял… А чего мы, собственно, будем пережидать?

– Пока не стемнеет, - ответил весело Сургучёв.

– А потом?

– А потом вернёмся сюда, на это белоснежное поле и с вашей помощью
очутимся в тайном павильоне.

– Как это? Как это мы там очутимся?

– Через гараж. Вы откроете гараж, и мы пройдём. Семён, ну ключ же у
вас. Ананасов же вам ключ оставил.

– А-а… А-а, - только и смог выдавить из себя Штемпель.

– Вы хотите спросить, как я узнал про ключ? А мне Лизавета сказала.
Она видела, как Ананасов отдавал вам ключ. И призналась, когда я
догадался, что побег организовала она. Не могу только понять, почему вы
все не убежали? Мы бы сейчас не сидели вместе. Для нас это была бы
непредсказуемая потеря. Но вы, слава Богу, повели себя не совсем
логично. Мне вашей логики как-то не постичь.

Семён кашлянул, обретая дар речи, и заговорил окрепшим голосом с
иронией, с надменным вызовом.

– Вот вы называете нас ненормальными, шизанутыми, а сами-то, сами?..
Если для вас авторитетным консультантом является болтливая Лизавета, и
вы верите её бредням, то сами-то вполне нормальный?

– Вы хотите ответить взаимностью, Семён? – засмеялся Сургучёв уже
совсем дружелюбно. – Пожалуйста, валяйте. Давайте обменяемся
любезностями, это сближает. Вы хотите поставить нам профессиональный
диагноз?

Да. И сделаю это как опытный олигофренолог.

2

Даже полёт в тартарары наполняет холодком восторга, если ускорение
задаёт ирония с часовым механизмом.

Вика неслась пятью шажками в секунду, пока Ананасов делал два грациозных
прыжка, а рифмы стучали в ушах, как ритм сердца. Бежать от Стрижа! Всё
равно как в кино! Гараж не кураж! Чеченцы не немцы!.. Нас спас Ананас, с
Яною пьяной, Семён – чемпион, пока дух не потух!..

Под шлагбаум они забежали вслед за неторопливо катящимся автомобилем
«Волга» послевоенного образца, и Анатолий даже помахал рукой Хведе,
стоящему на крылечке, дескать, мы с ними, просто в салоне все не
поместились. В двухэтажное здание ремонтной мастерской, добежав, вошли
тяжело дыша. И остановились за скрипящей ржавой воротиной перед темнотой
в разные стороны. Дальше Ананасов двинулся на корточках и почти на
ощупь, изучая бетонный пол. Грузовики наверняка выезжали сегодня и
возвращались на склад, что без следов проделать невозможно. Дорожка из
кусочков снега от автомобильных шин привела к плохо видимой во мраке
кирпичной стене. Сквозь неё проехать можно было только в фантастическом
блокбастере. Анатолий посетовал, что в очередной раз не захватил
фонарика, хотя уже имеет опыт подпольной работы. А Вика подошла и
дотронулась до неумолимой преграды. И тут же постучала по ней согнутым
пальцем.

– Анатолий Михалыч, да это же дерево! Кирпичи нарисованы!

Дальше разобрались весело и быстро. Пошли в разные стороны ощупывать
ложную кирпичную кладку, и Ананасов наткнулся в левом углу на
внушительную металлическую скобу на уровне живота. Ухватившись двумя
руками, он потянул её, отталкиваясь ногой от угла и стена-заслонка
подалась. Огромный щит из бруса и фанеры, расписанный под серые кирпичи,
поехал на колёсиках по канавке в полу. Похожая металлическая ручка
оказалась привернутой с другой стороны, чтобы закрыть за собой стену.
Такое могло происходить только в кино.

Укатанная автомобилями дорожка привела к воротам ангара, которые снаружи
они увидели впервые. Обходить здание к двери известного входа было
далеко, и Ананасов гулко постучал кулаком по металлу, окрашенному
когда-то под ржавчину. Через минуту постучал ещё раз и прислушался.
Затем отбарабанил длинное требование открыть правой рукой, левой и
обеими ногами.

Из-за угла выглянули, а затем вышли двое в рабочих комбинезонах и в
кепках. Один из них, приблизившись, оказался Дударом.

– Ты зачем тут стучишь? Ты же нас всэх напугал, знаешь!.. Как ты узнал
этот ворота? Здесь никто не должен стучать, Ананас, ты что!.. Почему
двэр нэ пашол?

Как бы невзначай он дотронулся до выступа в стене, и металлическая
заслонка поехала вправо. Когда вошли, Вика даже улыбнулась, вдохнув
запах нежилого помещения, ставшего родным.

– Всё плохо, Дудар, всё очень плохо, - повторял Ананасов, шагая по
центральной улице города-склада из штабелей коробок, ящиков и мешков.

– Ты ухадыл ны этат девушк, - задал ему тревожный вопрос бегущий рядом
молодой чеченец. – Игде тот девушк, каторый ты ухадыл? Каторы Яна завут
гидэ?

– Ой, ребята, всё так перепуталось!.. Какая разница, эта девушка, не
эта девушка? Зачем тебе та девушка, Иса?

– Минэ ыё Абу гаварыл пасматрэт. Я ыё сматрэт должен.

– Смотреть… Что она тебе кино, что ли?

В офисе Кюры со стен исчезли портреты. Сам главарь подпольного торгового
фронта сидел в папахе и тоже в рабочей одежде, но в более чистой, чем у
остальных. Комбинезоны для строительно-погрузочных работ смотрелись на
гордых кавказцах как военно-полевая форма.

Ананасов эмоционально и нецензурно рассказал о сложившейся ситуации.
Какие вражьи силы скопились у проходного гаража и гаражного кооператива,
что Семён у них в плену, что благодаря разногласиям в стане противников
они до сих пор не начали захват ангара, но события этого не избежать,
поэтому нужно срочно… Нужно срочно что-то делать!

Дудар выложил на стол карту, подаренную Костиком, и попросил указать
расположение наступающих. Увидев карту, Анатолий вспомнил о молодых
товарищах, оставшихся здесь, и поинтересовался местом их нахождения.

– Твой парни сидеть мой турма, - ответил недовольным тоном Дудар. – Они
наш цемент воровал. Я им кушать давал, выпить давал, они дэсят мешок
цемент своровал, и нэ гаварыт куда спратал. Твой офис цемент нэту. Они
туда цемент носил, а там нэту.

– Дудар! – скорчил Ананасов укоризненную физиономию. – Ты пожалел
цемента? Да через час, через два, у вас это всё вообще отберут! Отпусти
моих парней немедленно. Вывозите скорее товар и отдавайте нам что можно
и нам необходимо. Как можно больше отдавайте, чтобы врагу не досталось.
Эвакуация, кунаки! Срочная эвакуация!

Молчащий до сих пор Кюра авторитетно встал.

– Ананас, ты не командывай тут. Я уже начал этот самый… вакуаций. Ми
товар вывозим адын места. Товар много, машины мало. Панимаишь? Ты гавары
минэ вот что гавары. Ты прошёл сюда наш выезд машина, который никто не
знал. Как ты узнал? Кито ышо знает? Наш машина могут там арестовыват?
Бексолтан не знает выезд? Не захватит машина?

– Нет, Кюра, не волнуйся. Я же говорил, что узнал про ваш тайный выезд
случайно. Вот с этой девушкой гулял и узнал. Но больше никто не знает.
Даже Семён. Ментов сейчас там нет. Но они этим местом интересовались.
Следователи интересовались и киношники. А по интенсивному движению ваших
грузовиков легко установить место выезда автомобилей. Так что срочно
давайте вывозите как можно больше товара. Уже стемнело, работайте всю
ночь. Когда рассветет, возможно, будет поздно.

– Скажи, Ананас. Эсли какой ценны товар не успэим вывозит, можно будет
его на ваш студий спрятат? Там не найдут? Ты наш тайна знаешь, тыпэр
свой тайна покажи.

– Покажи… Я что, у врача? – мрачно усмехнулся Анатолий и утвердительно
тряхнул головой. – Можно будет спрятать Лучше всего – продукты. Еду и
питьё. Это самый надёжный товар для хранения у нас на студии.

Привели дрожащих от холода и возмущения Костика с Равилем. Их содержали
в дичайших условиях в городе европейской культуры.

– В яму засадили, представляете, Анатолий Михалыч? В подпол без
освещения и туалета. А здесь нам не Северный Кавказ! Причём было бы за
что. Всего каких-то десять мешочков по сорок килограмм.

Ананасов попросил у Дудара продуктов с напитками за боевые заслуги. По
дороге в офис он поинтересовался у друзей, за каким фигом понадобилось
такое количество цементного раствора. Дверь офиса «ШиЗ» оказалась
распахнутой, столы и стулья сдвинуты, в смежной комнате, у шкафа,
раскрашенного под дерево, валялись металлические предметы. Его пытались
открыть.

– Восемь мешков унесли незаметно, - продолжил объяснения Костик, у него
получалось более убедительно. – А с последними двумя попались. Что вы
так смотрите? Вы же сами нам показали, где можно брать. Они следили, вот
мы и попались. Они усиленно ищут проходы в павильон. Поэтому их нужно
побыстрее заделать. Как дырку в полу под гаражами. Идея Равиля,
осуществление совместное. Мы переживаем за дело. Кинопавильон хотят
захватить враги.

– Были враги, теперь друзья, всё так перемешалось, - философски
произнёс Ананасов, наполняя три пластиковых стаканчика. – Как всё
перепуталось в этой жизни. Да, если без меня они пытались ломать шкаф,
значит, со мной они попросят его просто открыть. И уже не откажешь. Не
отвертишься.

После ещё одной порции спиртного процесс медленного осмысления
действительности активизировался к принятию действенных решений.

– В первую очередь нужно заделать проход через электрощит. Потому что
про него известно Гене-оператору. Оператору козлиного доения.

– Я тоже знаю этот проход, - скромно заметила Вика. Напомнила о себе,
потому что мужчины, обсуждая дальнейшие непредсказуемые события и
поступки, особенно свои, совершенно о ней забыли. Даже никто не налил.
А ещё соратники по подполью.

Ананасов привёл их к электрощиту и показал, где спрятан ключ. Костик
поглядывал, чтобы не было слежки. Равиль, как опытный электрик открыл
дверцу с нарисованным черепом и стрелой, прошёл за открывшуюся панель в
сопровождении Вики с фонариком, и вернулся наружу. А изучив провода и
клеммы, он дал заключение, что этот проход часа через два будет заделан.

– А если хоть один из кабелей под напряжением, то мы поставим здесь
надёжную защиту.

– Молодец, - похвалил Ананасов. – Как здорово, что рядом иногда
находятся профессионалы.

Они разделились. Ананасов ушёл отвлекать чеченских друзей под видом
координатора оборонительных действий. Вику оставили ассистировать
Равилю. А Костику выпало перетаскивать внутри кирпич к месту закладки
узкого прохода от щита в павильон.

– А я-то надеялся сочинять здесь сценарии, - сказал Костик с
обречённость, без всякого юмора в голосе. Потому что кирпича для
надёжной стенки требовалось не мало.

Вика старалась попасть лучом фонаря в нужное место до того, как мастер
укажет туда помощнику. Равиль начал удивлять её с первого приседания на
корточки у электрощита. Сначала он вытащил откуда-то индикатор и
пробежался им по оголённым концам проводов, торчащих из разных углов
металлического короба. Затем в правой руке появилась отвёртка для
отвинчивания болтов. Затем пассатижи. Потом изолента. И складной нож.

– Равиль, тебе в цирке выступать нужно, - выразила она своё восхищение.
- Ты как фокусник.

– В цирке? – он как-то бесшабашно рассмеялся. – Да, был там один раз…
Друзья затащили, сам бы не пошёл. А они пошли, потому что бесплатно. У
нас приятель в пожарке служит, которая рядом с цирком. Толя Тюриков. Это
не кличка, это фамилия. Мы как-то в выходной по центру гуляли и к нему
зашли. Он сначала предложил отметить выдачу новой пары сапог. А когда
водка кончилась, повёл на представление. Его там все знают, и он может
без билетов провести хоть человек десять. И мне почему-то не
понравилось. Не смотря на хорошее настроение. Артисты, конечно,
старались, улыбались, но как-то уж слишком преувеличенно, неестественно
как-то. А когда вывели зверей, обезьян, гамадрилов, что ли, мне стали их
жалко. Я так загрустил!..

– А я тоже, между прочим, только один раз в цирке была. Маленькой
бабушка меня водила, и я помню только медведя и мороженое. А сама ходила
всего раз, подружка затащила, и мне совершенно не понравилось. Ну,
совершенно. Вышли эти клоуны дурацкие, и народ в покатуху. Я ничего не
понимаю. Ну, клоуны-то идиоты, это ясно, а народ-то чего такой глупый?
Они падают, бьют друг друга, ну что в этом смешного? Сижу я как дура, и
тут выскакивают эти, на лошадях, джигиты. И один из них выделывался,
выделывался, и чуть не упал, кувыркнулся уже, но его страховка спасла. А
я как покатилась!.. До истерики. Народ потом надо мной больше смеялся,
чем над клоунами.

– И зоопарк я не люблю, - признался ещё Равиль. – Встретились как-то с
приятелем, ему дочку нужно было сводить в воскресный день. А когда водка
кончилась, пошли вдоль клеток. Слушай, это концлагерь какой-то. Нам так
жалко зверей стало, что приятель даже извинился перед дочкой за то, что
привёл её на такое невесёлое зрелище. Я так загрустил.

– А ещё мне в кинотеатры разонравилось ходить, - подхватила Вика мотив
на повисшей было ноте. – Мало того, что показывают всякую фантастическую
белиберду и постоянные убийства с насилием, так ещё и зрители какие-то
ненормальные. Пока освещение, все сидят культурно, манерно, вежливые
такие… Как только свет погас, начинают доставать конфетки, шоколадки,
чипсы, семечки, орешки, питьё!.. На экране всё такое красивое, со вкусом
снятое, и смотрящие дружно жуют, чавкают, обёртками хрустят, объясняют
друг дружке что-то. Никогда не думала, что киноискусство так обостряет
стадное чувство…

Вика смутилась от прозвучавших в рифму слов, она считала оставшуюся с
детства забаву затянувшейся дурной привычкой. Равиль в это время
исторгнул из холодной железяки сноп искр, упал с корточек на заднее
место и засмеялся.

– Будем считать, что испытания прошли успешно.

Он закрыл щитовую дверцу, проверил работу замка и положил ключ на место.
В офисе они ещё раз убедились, что за ними никто не следит, и
пробрались через шкаф в павильон. Костик сидел на принёсенных за это
время кирпичах и наслаждался дымом сигареты. На вопрос Равиля «почему
так мало?», он ответил, что как-то устал за сегодняшний день, и что
занятия по перетаскиванию кирпича ему с детства не давались. Выговаривая
друг другу критические замечания, они притащили ёмкость, в которой
Равиль лихо замесил раствор. С Викой он быстро натаскал ещё кирпича для
начала работы. Костик в это время переделывал декорацию на колёсиках в
тележку для перевозки строительного материала. Когда он проехал на
изобретении метра три, проверяя надёжность, стало ясно, что конструкция
не доедет к нужному месту из-за узости прохода, а не потому что
конструировавший не учёл габариты. Вика с восхищением наблюдала за
работой мужчин. Один с юморов давал обстоятельные советы, а у другого в
руках дело спорилось. Продолжая умело ассистировать фонариком, Вика
другой рукой подавала Равилю кирпичи. «Ну придумай рифму к слову
«подмастерья», придумай!» – язвительно настаивал внутренний советчик. Не
будем ломать голову, ответила Вика сомой себе, и без рифмы понятно, что
занятие это сугубо женское, так как самим словом определено, где следует
находиться помощнику.

Умилила Вику и радость, с которой они мыли руки, закончив грязную
работу. Рассевшись по разномастным креслам на освещённом подиуме, все
трое закурили и стали фантазировать на тему будущих съёмок, которые
должны всё-таки начаться в ближайшее время, так как всё у них для
творческого процесса имеется, и аппаратура, и плёнка, и актёры, и
оператор, и даже несколько сценариев, - только снимай.

Пришёл мрачный Ананасов и грохнул на стол ещё одну коробку с продуктами.
И сказал, что всё, через час со склада отправят последние грузовики,
после чего нужно будет показать чеченцам, где мы прячем похищенные
мешки, чтобы сюда же перенести оставшиеся у них ценные товары.

– Нельзя этого делать, Анатолий Михалыч, нельзя! – горячо заговорила
Вика. – Семён поручил мне всячески отговаривать вас от необдуманных
действий.

– Почему необдуманных? Я пообещал! – отмахнулся от неё Ананасов,
откупорил бутылку, выпил из горлышка и пояснил. – Я дал слово, и Сенька
им говорил, что рано или поздно мы им покажем студию. Он первый такое
говорил. Мы обязаны помогать чеченцам, потому что они нам помогают.
Нельзя обманывать друзей. И партнёров обманывать нельзя в трудный для
них час. Нельзя, понимаете? Потому что, если разобраться, у них из-за
нас такие неприятности.

– А вы понимаете, что если здесь будет чеченский склад, то ни о каких
киносъёмках в дальнейшем не будет и речи.

– Почему это?

– Потому что помещение превратиться в склад, а на складе нельзя
находиться посторонним, - ответил первым Костик.

– Потому что, если сюда будут знать проход одни, - ответил и Равиль, -
то за ними придут и другие. Не только друзья, но и враги рано или поздно
их достанут.

– Да нельзя осквернять священное место искусства торговыми отношениями!
- убедительнее всех ответила Вика. – Если товары начинают складироваться
в каком-то месте, то со временем их становится всё больше и больше, и
они нагло вытесняют все не товары, всё, что не годится для продажи.
Таковы тенденции у коммерции.

– Ну и что вы предлагаете? – как-то совсем потеряно спросил Ананасов и
выпил ещё. – Я же пообещал. Сказал, что через час буду в офисе и покажу
им скрытое помещение. Вы предлагаете обмануть их? Что-то я в последнее
время стал частенько обманывать. Это не к добру. Вы предлагаете больше
не выходить в офис? Они придут, меня нет, и запросто сами отыщут проход.
С первого раза не нашли, со второго разгадают, как открывается задняя
стенка шкафа. Как я буду выглядеть перед ними, если они проникнут сюда
без моей помощи? Тогда мы точно потеряем всё. Вы это предлагаете?

– Мы предлагаем точно так же замуровать эту стенку. Дверцу из шкафа
сюда заложить с этой стороны кирпичом. Материала у нас достаточно.
Таскать, правда, далековато.

Отпив из горлышка в третий раз, Ананасов решился.

– Тогда давайте быстрей! За час успеем?

Равиль засёк время и весело объявил по окончанию, что в норматив хоть и
не уложились, на дело ушло час двадцать, но те, от кого они спрятались,
ещё не начинали поисков, не услышали шума с их стороны, и не догадаются
где был проход, так как стенка на петлях не подастся в эту сторону.
Теперь можно вздохнуть спокойно, выпить и закусить за успешное окончание
благого дела. Поздравляя друг друга, они сели за стол и потянулись к еде
и питью. Но Ананасов вдруг встал и окинул своих подопечных осуждающим
взглядом.

– Что вы наделали? А как теперь сюда Штемпсель попадёт? Через щит ведь
он пройти уже не сможет?

– Не сможет, - сказал Равиль и тяжело откинулся на спинку стула. – Мало
того, что не сможет, его ещё и током долбанет, если он дверцу ключом
откроет.

3

Ничто так не сближает людей, как участие в боевых действиях, пусть даже
по разные стороны фронта.

Стемнело, и деловая озабоченность на лице Сургучёва ушла с экрана,
звучал лишь его проникновенный, убеждающий голос.

Он предложил на обсуждение два варианта. Подъехать к злополучному гаражу
ещё раз на машинах, либо пройтись туда пешком, чтобы незаметней. Тут Яну
и осенило. Если они выйдут и окажутся недалеко от проспекта, где ходит
общественный транспорт, то ей нужно взять Семёна Штемпеля под руку и
просто увести в другую сторону. Они сядут быстренько на подвернувшуюся
маршрутку и уедут. Они уедут к ней домой, где она отогреет уставшего
гения, отмоет в ванной, накормит курочкой. И никто не сможет ей
помешать. Неужели Сургучёв и Белоснежкин накинутся и станут крутить
руки? Это же интеллигентные люди, хоть и агрессивно настроенные. Если
попробует их остановить Лизавета, то получит по башке, с женщинами Яна
обращаться умеет. Опасность может представлять шофёр-пиротехник с
обоженным лицом, Жора. Тогда придётся заверещать на весь район благом
матом, «грабят, убивают, милиция». Надоело ей безропотно подчиняться, и
за Штемпеля обидно. Надо вести себя так, как их противники, нагло.

– Лучше прогуляться, так ведь? – обратилась Яна к Штемпелю,
бесцеремонно толкнув его в бок.

Семён не понял, что задумала Яна, и согласился. На его лице щетинилась
растерянность, а лепетал он, что согласен на всё. Так показалось Яне к
немалому огорчению. Неужели он сломался и не желает противодействовать?
Однако на улице Штемпель её удивил. Они вышли из автомобиля, сделали
шагов десять, и тут он схватил Яну под руку.

– Уходим, уходим, уходим отсюда!

– Куда?! – чуть ли не в один голос вскричали Сургучёв, Белоснежкин и
женщина-референт.

– Мне домой надо, нас жена ждёт! – закричал в ответ Семён с
неподдельной истерической конвульсией. – Нет у меня ключа!.. Я не знаю
ничего про гараж!.. Надоело мне ваше кино!.. Что вам от меня надо?

Он тянул Яну с тротуара на проезжую часть, под колёса автомобилей, чтобы
затормозить хоть один, вызвать суматоху, конфликтную ситуацию. А Яну
словно парализовало от восторга, она не могла понять, как это задуманный
в её голове план стал осуществлять Штемпель.

Машины затормозили. Не одна, а несколько. И не на проезжей части, а
прямо заехав на тротуар и осветив фарами с двух сторон. С одной стороны
появились близнецы-удавы с камуфляжными помощниками, с другой выскочил
Бексолтан с абреками в кожаных куртках и головных уборах.

– Семён, вам нужна помощь? Мы вас защитим!

– Сымон, ыды ка минэ! Я тыбэ абида нэ дам!

Штемпеля с Яной плотным кольцом окружили ленфильмовцы, повернувшись
лицами к бандитам. Сургучёв с референтом и Лизаветой, шофёр Жора с
монтировкой, и Белоснежкин с оператором, держащим видеокамеру наперевес.

– Сеня, ну зачем ты так сделал? – воскликнула Лизавета. – Ну что ты как
ребёнок, блин!.. Вечно заморочки!..

– Снимай, снимай! – шептал яростно Белоснежкин оператору.

Несколько минут противники выкрикивали друг другу претензии на обладание
Штемпелем, не скупясь на угрозы. И все разом замолчали, когда со
стороны, метров с пятнадцати, раздался грозный окрик «Стойте!» К ним
подбежал рослый мужчина, оказавшийся при свете фар Трофимычем.

– Ну всё, - негромко сказал Гена-оператор всем собравшимся. – Нас
сейчас опять повяжут и вряд ли быстро выпустят.

– Стойте, - тяжело выговорил Трофимыч, подходя и переводя дыхание. –
Стойте, прекратите, что вы делаете?.. Разойдитесь немедленно!..
Омоновцы приняли решение в четыре часа утра сломать гараж, пройти на
территорию и тщательно проверить, есть ли там неконтролируемый склад,
есть ли там чеченцы, оружие, и так далее… Понимаете?.. Вот чего вы
добились!.. Семён, подойдите, пожалуйста!.. Что происходит, вы можете
сказать?.. Почему такая несуразица?.. Где Викеша Залухаев? Почему он
сказал мне в последний раз, чтобы я никого, кроме него, от имени вашей
организации не принимал?.. Вы с ним разругались?.. Какого чёрта вы
полезли к начальству с деньгами?.. Кто эти люди, что им надо? Вы же
погубили хорошо налаженное дело!.. Немедленно предупредите ваших
компаньонов, чтобы к четырём часам утра на территории филиала никого не
было!.. Иначе мне кранты, понимаете? Я, моя охранная организация
отвечает за то, чтобы на территории филиала не было посторонних. Вы
должны были ко мне обратиться сначала!.. Почему Залухаев не предупредил
вас об этом?.. Где он вообще?.. Он сказал, что поедет посмотреть Чечню
своими глазами. Что за педерастический юмор?

– Вот он почему-то и не хотел, чтобы ещё кто-то, кроме него вступал с
вами в близкие отношения…

– Да что за юмор, Семён?! Сейчас не до шуток! Нужно замести все следы!
Как можно скорее. Вы понимаете, что нужно сделать? Что вы молчите?

– Снимай, снимай, - раздался шёпот в наступившем среди работающих
автомобильных двигателей человеческом молчании.

– Не надо ничего снимать! – обратился Трофимыч уже ко всем. –
Пожалуйста, разъезжайтесь и поскорее! В четыре утра омон начнёт силовую
проверку. А сейчас они собираются прошвырнуться по району и убедиться,
действительно ли вы все разъехались, как вам наказывали. И если кого-то
обнаружат поблизости от забора и гаражей, то задержат как причастных,
как свидетелей, как знающих, что за забором кто-то и что-то есть,
понимаете?.. Я вырвался буквально на десять минут, чтобы пробежаться
вдоль забора… В моём возрасте это уже не легко… Я тоже был уверен, что
вы не разъехались… И прошу не делать сейчас глупостей… Давайте
встретимся через несколько дней, после того, как всё пройдёт, когда
милиция перестанет интересоваться этим местом, и тогда поговорим, всё
оговорим, давайте?.. А сейчас отпустите Семёна, пожалуйста… Ему нужно
предупредить своих товарищей, которые на складе… Пожалуйста, сделайте
как я прошу… Для своего же блага, поверьте… Я не могу долго просить, мне
нужно возвращаться, потому что если меня заметят с вами… Ну, вы
понимаете?.. Разъезжайтесь поскорее… Омоновцы сейчас начнут рейд, и
никого не пощадят, поверьте… А через парочку дней вполне можно будет
встретиться… Вы знаете, где меня найти, поэтому… Ну всё, я побежал… Я
вас предупредил… Семён, вы меня поняли?.. Почему он не отвечает?.. Что
вы с ним сделали?.. Вы его били?… Ну всё, я побежал…

Трофимыч отступил на три шага в сторону, поджал руки к груди и потрусил
дальше, как будто просто пробегал мимо. Так, вечерком для здоровья.

– Ну и что будем делать? – огласил Сургучёв общий вопрос. – Если нам
советуют отпустить Семёна Штемпеля, а вернуться к переговорам дня через
три, то давайте так и поступим. А сейчас пусть он предупредит кого надо.

– А вы его будете при этом сопровождать? – ехидно шагнул вперёд
Гена-оператор. – Нет уж, господин Сургучёв, давайте, лучше мы его
проводим. С нами он быстрее предупредит кого надо.

– Нэт-нэт! – замахал руками Бексолтан. – Я, я должен ыти вместе Сымон.
Это мой люди тама. Я их должен пэрэпрэдупрэдыт. Я свой люди выручать,
помогать. Вас они не послушают.

– Да понятно, что вам нужны люди, - поднял руки Сургучёв, - а вам
нужен склад, или ангар, не знаю что там, ни разу не был...

– Но интересуетесь! – въедливо перебил Геннадий.

– Меня интересует, - наставительно пояснил ему Сургучёв, - психическое
здоровье актёра. Вы разве не видите, что он уже несколько не в себе от
пережитого? А там его товарищи, которых нужно спасать. Вытащить оттуда,
чтобы их там милиция не поймала. Понимаете? Мои интересы отличаются от
ваших.

– Нет уж, - не отставал Гена-оператор. - Давайте учитывать все
интересы. Интересы всех сторон.

– Да нужно убираться отсюда поскорей! – громко вступил в спор
Белоснежкин. – Сейчас рейд начнётся, вам же сказали! Давайте отъедем
подальше, и обсудим наши общие интересы не здесь.

– Я никуда не поеду! – выкрикнул вдруг Семён. – У меня нет там никаких
интересов. Я не могу и не хочу никого предупреждать! Я не знаю, как туда
пройти даже! У меня нет ключа! Ключ унёс Ананасов! Мне наплевать кого
там на складе заметут, чей товар накроют, чьё оружие будет
конфисковано! А если найдут оружие, значит, так и надо! Потому что я к
оружию не имею никакого отношения, и не хочу предупреждать тех, кто его
там прячет, не хочу! Меня нужно отправить домой, вам же сказали! У меня
нет ключа, я не знаю, как туда пройти! Вам нужно предупредить чеченцев
об опасности, вот вы и полезайте через забор! Полезайте!

Категоричный отказ Семёна озадачил всех.

– Легко сказать – полезайте, - заговорил Гена-оператор. – Наши люди
лазали уже на гаражи, чтобы вести наблюдение, так их там поколотили как
раз те люди, которых нужно предупредить. Твои люди, Бексолтан,
поколотили наших двоих парней и сбросили с крыши. На их стороне был
численный перевес. И они нам за это ответят. Или, может быть, ты за них
ответишь? Нам нет резона предупреждать чеченцев о предстоящем нападении
ментов. Это твои люди, Бексолтан, вот ты их и предупреждай. А нам лучше
действительно вернуться к начатому разговору через пару дней.

– Ну вот и чудненько, - сказал Сургучёв. – Семён, вы согласны? Мы
сейчас отвезём вас домой. Согласны?

– Согласен, - выговорил Штемпель с такой мукой, как будто согласие
далось ему не легко.

– Вот и славно. Садитесь в машину.

– Секундочку! – весело перебил Геннадий. – Это вы садитесь и поезжайте,
вы. Да, мы согласны вернуться к разговору через пару дней. Но эти пару
дней Семён проведёт с нами. Вы что же, господа кинематографисты, совсем
нас за дураков держите? Где мы вас будем искать через пару дней? За
Семёна не волнуйтесь, кормить и содержать его мы будем прилично.

– Но ведь это же не законно, - возмутился Сургучёв. – Это же насилие.

– Вы ещё нам зачтите текст конституции, - засмеялся Геннадий и махнул
рукой парням в комуфляже. – Окружайте. Если кто будет сопротивляться, то
вы уж поаккуратней. Все-таки люди искусства.

Но парни в камуфляжных комбезах смотрели куда-то в сторону и почти все
хором воскликнули «Ни хрена себе!» Оглянулись туда и остальные. По
обледеневшему краю дороги в свете уличных фонарей мчался велосипедист.
Его почти сразу узнали. Не доехав метров пяти, Ульянов поскользнулся и
грохнулся вместе со средством передвижения. Вскочив, он не стал
поднимать велосипед, а бросился к стоящим у автомобилей на тротуаре.

– Вы здесь!.. Вот хорошо… Я не надеялся… - выговаривал он короткие
фразы, тяжело дыша и поправляя на голове шапку с опущенными ушами. – А я
вернулся… Меня отпустили… Семён, у нас беда… Ваш друг… Тимофей Стриж…
Он, конечно, и мой друг… Поэтому я здесь… Он раскололся… Сказал
следователям про какие-то тайные ходы… А когда понял, что наговорил
лишнего… Он просил меня отыскать вас и предупредить… Следователи
созвонились с омоном… Ну, который вас задерживал… И они вместе будут
брать вашу студию… И если найдут там плёнку…

Семён Штемпель подошёл в Ульянову и просипел.

– Омоновцы будут искать у чеченцев оружие!.. Откуда они узнали про
студию?..

– Я же говорю вам… Тимоха случайно проболтался… Да вот вам от него
записка… Меня отпустили, как непричастного… А его продержат до утра…
Пока не станут известны результаты…

Рядом со Штемпелем тут же оказался Сургучёв, Яна, оператор Белоснежкина
и Геннадий. Семён развернул поданный ему листок бумаги, остальные
заглянули через плечо, и прочли убористые слова.

«Друзья мои, простите, я недооценил значения слов случайно
произнесённых. Следователь Копытов расположил меня к откровению, и я
рассказал ему про электрощит и шкаф в помещении офиса. Если они
проникнут на студию и найдут плёнку, то нам грозит срок. Постарайтесь
замести следы. Ульянову можете верить. Я ему обо всем рассказал, и он
теперь с нами. Постараюсь искупить свою вину творческой кровью. Ваш
Тимофей и невесёлые времена.»

К читающим подошли остальные. Те, кто прочёл послание, внимательно
смотрели на Штемпеля. Семён пытался что-то сказать Яне, но издавал
только свист.

– Ну что, Сёма? - обнял его слегка за плечи Гена-оператор. – Теперь,
хочешь – не хочешь, а придётся идти на студию. Чеченцев ты предупреждать
не очень-то хотел. А вот Ананаса выручать надо. Если его там повяжут с
плёнкой, да ещё с моей кинокамерой… А она числится на студии
кинохроники…

– А ещё там обнаружится видеокамера, так ведь? – добавил Белоснежкин.

– Надо идти, Семён, - серьёзно кивнул Сургучёв. – Надо.

– И пойдём мы туда все вместе, - сказал Геннадий. – Учитывая интересы
всех.

– Только сначала нужно убраться отсюда поскорее, - пропищал один из
удавов. – Переждать рейд омоновцев. Давайте, поехали.

– Ты согласен, Семён? – уже толкнул бесцеремонно Штемпеля в плечо
Гена-оператор. – Тогда пошли! Нужно отъехать подальше. Заехать
куда-нибудь в кусты.

Но Семён упрямо стоял на месте, и ответил Геннадию выразительными
жестами, потому что слова у него не выговаривались.

– Что он сказал? – спросил Геннадий Ульянова, который внимательнее
других рассмотрел последовательность жестов.

Ульянов пожал плечами и неуверенно предположил.

– По-моему, он показал, как нужно запускать воздушных змеев.

Геннадий перевёл строгий взгляд на Штемпеля.

– А на хрена нам воздушные змеи?

4

По общему соглашению братья-удавы распределили последовательность машин,
кто за кем поедет, чтобы избежать неожиданностей.

Яна со Штемпелем подошла к открытой двери салона «уаза» и услышали голос
Жоры-пиротехника.

– Сергеич, - обратился шофёр к режиссёру. – Давай рванём перелеском? У
меня же военная машина, два ведущих моста. Их легковые сядут в снегу и
не догонят.

– Нельзя, - прозвучал ответ Сургучёва. – Сейчас действуем все вместе,
по-честному. – Но тут же он спросил. – А «джипы» тебя разве не догонят?
У них два «джипа».

– «Джипы» – фигня! По нашим буеракам «джипы» не шарят. Мне даже
интересно от них уйти.

– Нельзя, Жора. Ты человек рисковый, я тебя за это уважаю, но сейчас
нельзя. Мы оторвёмся, а Белоснежкин на своей телеге у них останется? Как
заложник? Он хоть и кислотный человек, но рисковать товарищем по цеху
нельзя.

Именно в тот перелесок, которым хотел уйти шофёр Сургучёва, и свернула
ведущая машина колонны, белый «джип» из отряда удавов. За ним покатился
по снегу «мерседес» Белоснежкина, затем первая машина чеченцев, затем
«уаз-фургон», затем вторая легковушка чеченской группировки, капот из
«вольво» - багажник от «тойоты», и замыкал автомобильное шествие чёрный
«джип». Яна с гордостью поняла, что таким эскортом Семён Штемпель ещё не
ездил.

За час наблюдения из бинокля дежурного рейда милиции в поле видимости не
наблюдалось, а вот забор и гаражи из этого же поля исчезли, так как
основательно стемнело.

– Предложение такое, - начал совещание на морозе Гена-оператор. – Идём
туда ногами, без машин, ломаем замок этого треклятого гаража, проходим
на территорию и там ищем нужное помещение. Не захочет Штемпель помочь
нам его отыскать, найдём сами. У нас карта есть, на которой два похожих
строения обозначено. До четырёх утра мы успеем решить все вопросы. Нужно
вывести оттуда прячущихся там людей, и замаскировать всё, что там
находится. Чтобы налёт ментов ничего подозрительного не обнаружил. И
чтобы через какое-то время совместная работа здесь продолжилась. Я
выразил общее мнение? С собой берём фонарики и монтировки. Кувалда может
понадобиться.

– Домкратом замок разжать лучше, - посоветовал Сургучёв. – Мы про такой
взлом фильм снимали.

– У минэ зрывчатка ест, - предложил Бексолтан. – Мой пацаны бистра
замок зарвут.

– Пожалуйста, не надо ничего взрывать, - попросил вдруг Штемпель. – И
ломать не надо. Я открою. Не надо ломать, лучше оставить в целости.
Вдруг ещё пригодится.

– Здесь остаются дежурные шоферы, - объявил тонким голосом удав с
родинкой на левой щеке.

– И женщины! – добавил его брат.

– Нет! – возмутилась Лизавета от имени всех женщин. – Мы пойдём с вами!
Нам тоже интересно! Зря мы, что ли целый день?..

От перелеска до гаражей прошли без слов, но со страшным скрипом из-под
ног. У знакомых ворот Семён неторопливо порылся в карманах, будто забыл,
куда спрятал ключ. То ли оттягивал минуту свершения захвата, то ли на
что-то надеялся. Яна сочувственно находилась рядом, разделяя
предательскую участь и не зная чем помочь.

Пройдя через вторую дверь на ограждённую территорию, Семён лично
проверил, хорошо ли закрылись замки проходного гаража. И медленно повёл
неприятеля в родной стан. Геннадий, освещая протоптанную дорожку
фонариком, весело подбадривал, но Семён от его шуток только замедлил
шаг.

Когда Штемпель открыл дверь в ангар, Геннадий остановил его. Нужно войти
как можно тише. Чтобы застать находящихся на складе врасплох. Не дать им
возможности обороняться. Поэтому впереди пойдёт он и Бексолтан с бойцами
и абреками, потом остальные, потом женщины, а последним Семён, чтобы
закрыть дверь.

Двигаясь в темноте рядом со Штемпелем, Яна поразилась открывшейся
впереди картине. Высотные дома из коробок и ящиков исчезли. Город под
тусклым светом ламп превратился в руины, как после землетрясения.
Чёткость улочек и переулков накрыл ковёр хлама высотой до колена. Сейчас
география огромного склада просматривалось во все стороны. Если раньше
подсобные помещения трудно было найти, зная лишь примерное место их
нахождения за штабелями товаров, то теперь они стали видны в разумной
последовательности расположения. Ближе всех скособочился домик Абу, где
побывала Яна, и от чего ёкнуло сердце. Напротив и дальше к закрытым
воротам, ютилось похожее строение, очевидно для проживания других
охранников. В центре длинной стены ангара лепились одна к другой
клетушки с дверьми, но без окон. Дальше к углу выпирали размером и белым
цветом стены офиса Кюры. А напротив въезда, у другой поперечной стены с
громоздкими металлическими конструкциями находилось аккуратное строение
организации «ШиЗ», где горел яркий свет.

Туда и направились нападающие, рассыпаясь веером. Кто-то из них
споткнулся, кто-то пнул мешающую коробку, произвели шум, отчего из-за
двери офиса выглянул мужчина в папахе. Дверь тут же захлопнулась. К ней
подбежали Геннадий и Бексолтан, один постучал кулаком, другой крикнул
что-то не по-русски, он узнал скрывшегося за дверью. Подошедшие удавы
кивнули одновременно самому рослому из парней в камуфляже, тот саданул с
разбега ногой, и дверь вместе с петельной коробкой рухнула во внутрь
помещения. Там, у двери в смежную комнату стояли Кюра и Дудар, один с
кинжалом, другой с пожарным багром. Яна мгновенно вспомнила, откуда у
него оружие с ручкой красного цвета.

Парни в камуфляже бросили монтировки и достали пистолеты, направив на
вооружённых защитников. Но тут наперерез им выскочил Бексолтан с двумя
своими парнями, у которых тоже нашлись огнестрельные средства
воздействия.

– Эта мой люди! – закричал Бексолтан. – Нэ стрыляй, ны трогай, эта мой
люди, я их взял, ви нэ трогай!

– Хорошо-хорошо, - вышли вперёд удавы. – Ты хотел поймать своих людей,
которые тебе не платят, и ты добился своей цели, хорошо. А нас
интересовал их товар. Где товар, куда делся?

Бексолтан обратился к Кюре на родном языке. Тот ответил ему на взаимном.
Слушающие догадались, что между собой разговаривают враги.

– Стоп, стоп! – возмутились удавы. – Вы давайте, друзья, на понятном
языке кашляйте. По-английски, хотя бы. Здесь люди с высшим образованием,
языки понимают. Только не на вашем кричите. Вы сейчас не в горах.

Прозвучала ещё парочка злобных вопросов и ответов, суть которых
Бексолтан перевёл.

– Он гаварыт, что склад нэту, люди нэту, товар нэту, дэньги нэту,
нычиво нэту.

Медленно подошёл Гена-оператор. Без оружия, но с главным вопросом. Его
значимый выход сопровождал громкий шёпот: «Снимай, снимай!»

– Ничего нету? А как же тайное помещение? Есть же второе помещение,
куда можно всё спрятать. Или он не знает туда дорогу?

– Не знаю, какой помещений он гаварыт, - сказал Кюра Бексолтану.

– Не знает? – Геннадий театрально засмеялся. И оглянулся. – Семён, этот
старейшина торговых хренов действительно не знает про павильон? Ты не
показывал ему студию? Вы же компаньоны. Ну что ж, ладно, поверим.
Бексолтан, дорогой, эти пленники твои, мы их тебе отдаём, забирай и
уходи. Я уверен, что ты добьёшься ответа, где их товар, деньги и люди. А
нам оставь этот пустой склад. Он когда-то строился по грандиозному
проекту киностудии. Но это всё в прошлом. Тебе ведь прошлое ни к чему. С
прошлого взятки гладки, верно? Вот и разделим. Тебе пленники, нам
помещение. Забирай и уводи. По-моему, всё по честному.

– Нэт, нэт! – замахал пистолетом Бексолтан. – Я тоже хачу знать
павилон, какой ты гаварыш. Я слышал, слышал, что тут ест тайный
помещений. Я пасматрэт хачу этот помещений. Вдруг там Кюра товар
спрятал. Люди спрятал, дэньги спрятал.

– Но ведь он же говорит, что не знает.

– А Сымон ваш знает? – посмотрел Бексолтан на Штемпеля.

– Нет, я тоже не знаю, - твёрдо заявил Семён.

– Вот видишь, никто ничего не знает, - как бы подвёл итог
Гена-оператор. – Что нам делать? Будем их пытать?

– Постойте, - вышел к ним Сургучёв. – Зачем же сразу пытать? Мы
всё-таки цивилизованные люди. Давайте поищем. Давайте осмотрим это
недостроенное помещение славного прошлого.

Гена-оператор посмотрел на него, как педагог на занудного воспитанника.

– Я вообще не понимаю, господа ленфильмовцы, вы-то здесь каким боком?
Здесь выясняют отношения люди, имеющие конкретную силу и конкретные
цели. А вы кто? Что вам здесь надо?

– Это замороженный филиал киностудии, между прочим. А мы наследники её
истории. Мы её продолжатели. Мы хотим запечатлеть события на развалинах
прошлого.

– Запечатлеть события? То есть, запечатлеть нас? Бексолтан, ты хочешь,
чтобы тебя запечатлели? А мы этого хотим? – обратился Геннадий к удавам,
и тут же продолжил. – Ну что ж, потешим наше тщеславие. Человек слаб
перед искусством собственного изображения. Ладно, давайте походим,
поищем. Давайте осмотрим. Может быть, действительно что-то найдём. Я-то,
между прочим, знаю что искать. Вот только не помню, в каком углу. Итак,
все на археологические поиски! А наших несговорчивых пленников запрём
покамест. Чтоб не убежали ненароком. Тут возможны лазейки, а свету мало,
правильно? Вот мы их и закроем в соседнюю комнатку. Где освещение
хорошее. И поставим у двери охрану. По одному бойцу с каждой стороны.
Верно, Бексолтан? А сами поищем и что-нибудь найдём! Ну, что ты на меня
смотришь, как на зарю светлого будущего в горах Кавказа?

– Я тыбэ нэ вэру.

– И правильно делаешь. Пошли.

Яну со Штемпелем и Дудара с Кюрой затолкали в смежную комнату, а в
приёмной комнате офиса два охранника уселись за стол, заваленный
коробками с едой и напитками.

– Мы спасены! – радостно прошептал Семён, прислушиваясь к восхищенным
возгласам за дверью, возбуждающим аппетит. – Сейчас мы от них смоемся!..
Сейчас мы исчезнем, пока они жрут!..

От распахнул скрипящие дверцы шкафа и принялся шарить внутри. Яна
старалась улыбаться на недоверчивые взгляды чеченцев, подбадривая их
бессловесными киваниями головой, мол, сейчас, сейчас.

Семён выругался внутри шкафа, а его ноги, видимые снаружи, нервно
задёргались. Затем он, кряхтя, вылез. Нижняя челюсть у него мелко
тряслась.

– Ничего не понимаю… Не открывается…

– Как так? – спросила Яна и тоже полезла в шкаф.

– Даже защелка не проворачивается, представляешь?.. Как будто её с той
стороны привалили чем-то.

К Штемпелю шагнул вплотную Дудар и заговорил шёпотом с ненавистью

– Ты обманул нас, Сымон!.. Ты пиридател!.. И твой Ананас пиридател! Ми
всо сделал, как ви сказал, а он нас обманул!.. Он сказал вмэстэ уйдом,
ми товар вивози, а он кушать запасы делать будет, вмэстэ на ваш студий
уходить будем… Ми всо сделал, а его нэту!.. Игде Ананас?.. Сам ушел, нас
бросил!… Пиридател пиридатэлский смэрт будет!..

Подошёл к Штемпелю и седой Кюра.

– Я тыбэ помогал, Сымон… Я тыбэ вэрыл!.. Я из-за тыбэ всо патырал,
ничего нету…

– Ты бы и без меня всё потерял, - ответил дрожащий Семён. – Бексолтан
бы с тебя три шкуры содрал. Он вёз меня в машине и рассказывал, что
сделает с тобой за обман. Ты будешь у него рабом три года. Остальные
больше. Что вы на меня сразу?.. Я сам у них в плену!.. Меня тоже
захватили!..

– Ананас пиридател… Обещал нас увести, спрятать ваш помещений… Сам
ушёл, нас бросил… Ми бэз он не нашли тайный проход… Пачиму ви нам раньше
тайный проход не показал?.. Ми будем резать Ананас… Так нылза…

– Нет! – воскликнула Яна, которую осенило от страха. – Ананас не
предатель!.. Тихо вы, не кричите громко!.. Ананас должен был заделать
тайные проходы на студию, понимаете?.. И он их заделал, всё правильно…
Если бы он этот проход не замуровал, мы бы сейчас прошли туда вместе с
нашими врагами!.. Понимаете?.. И вот тогда действительно бы потеряли
всё. Ананас правильно поступил, он молодец.

– А мы? – жалобно спросил Семён. – Нас же сейчас пытать будут…

– У нас есть шанс!.. Ящик с песком у пожарного щита!.. Забыли?.. А мы с
Ананасом так и договорились… Всё идёт по плану, Ананас не предатель… Вот
только как бы нам до этого ящика добраться?.. Незаметно чтобы…Всё же на
виду…

– Женщина, не ври, - мрачно посмотрел на Яну Дудар. – Ты врёшь, ты всо
врёшь!..

– Да вот клянусь! – и Яна рванула куртку, а за ней и свитер, желая
оголить для убедительности свою впечатляющую грудь. – Я клянусь любовью
вашего парня Абу! Один был стоящий мужчина, и того в Чечню забрали.

– Нэт, - сделал отрицательный жест рукой Дудар. – Абу мой дочка жена
взять должен. Какой такой тыбэ лубов?

– Женится, ну и пусть! Если обещал, значит женится! Но любит он меня!..
И этой любовью перед вами я и клянусь.

Кюра и Дудар внимательно посмотрели друг на друга. Такую клятву они
услышали впервые и не могли понять, как отнестись к словам девушки. С
юмором или всерьёз? От удара ногой распахнулась дверь, и быстро вошёл
Гена-оператор. За ним двое помощников. Яна от ужаса прикрыла рот двумя
руками. Они подслушали её слова и сейчас поведут к тому месту, о котором
она проговорилась так громко.

Но Геннадий схватил за рукав Семёна, как нашкодившего юнца, и потащил
на выход. Штемпель покорно не сопротивлялся, отчего Гена противно
захихикал, уверенный в своих победных действиях.

– Пошли, пошли!.. Нашёл я твой проход, нашёл!.. Думаешь, я забыл про
него?.. Пошли, покажешь, как он открывается!..

Яна инстинктивно поспешила следом, хотя её не звали. Оглянувшись, она
жестом поторопила и Кюру с Дударом не отставать, держаться вместе, а по
дороге к электрощиту головой и пальчиком несколько раз указала на
дальний угол, где еле просматривался ящик красного цвета. Кюра и Дудар
не поняли её намёков, так как прекрасно знали помещение, в котором ещё
недавно являлись хозяевами.

У электрощита столпились все прибывшие в ангар без приглашения и
держались в шагах пяти от металлической дверцы с нарисованным черепом.

– Да не бойтесь вы! – хохотал Геннадий. – Там нет электричества. Это
проход туда, в павильон. Сейчас нам Сёмочка достанет ключ, откроет
дверцу, и мы увидим то, что от нас так глупо скрывалось. Сколько времени
и нервов потрачено, а ради чего? К чему было так упрямиться? А, гений
хренов? Давай, показывай, где ключ, чего глазами хлопаешь?

– А ключа нет, - вдруг заявил Штемпель с гордо вскинутой головой. –
Ключа давно нет, потому что мы давно не пользовались известным тебе
проходом, жалкий оператор. Мы знали, что ты рано или поздно доберёшься
сюда, поэтому… Нет ключа! Вот, смотри. Мы его обычно прятали здесь.

Штемпель сунул руку в укромное место, и героическое выражение лица
изменилось на противоположное. Он медленно вытащил ключ и рассмотрел его
с непониманием и отвращением даже. И пролепетал растерянно.

– Это, наверное, не тот… Это совсем другой ключ…

Гена-оператор выхватил находку и оттолкнул Штемпеля уже без смеха.

– Убирайся, придурок!.. Как ты надоел своими дебильными шуточками. Всё,
ты свободен. Ты нас больше не интересуешь. Такого дятла мы в
компаньоны не возьмём.

Яну пронзила жалость от вида пятящегося после толчка Штемпеля. Семён
чуть не упал, натолкнувшись пятками на стоящий за спиной ящик, и не
придумал ничего лучшего, как взобраться на него, встать над всеми, чтобы
лучше видеть происходящее дальше. Яна тут же оказалась рядом и
подставила плечо. Чтобы взошедший на дощатый пьедестал мог опереться
хоть на что-то левой кистью. Чтобы почувствовал её поддержку в трудный
час. Чтоб ощутил в момент драматичного события, как он не одинок.

– Всё пропало, - выговорил Семён елё слышно, пошатываясь на ящике. –
Сейчас они войдут… И всё пропало!..

Однако событие из драматичного переросло в трагическое, и совсем не по
отношению к Штемпелю. Гена-оператор, повозившись, справился с замком
металлической дверцы, распахнул её, засмеялся, оглянувшись на
сопровождающих, схватил рукой панель со страшным количеством проводов и
рванул на себя. Он был уверен, что панель откроется так же, как и
дверь, он был знаком с устройством. Но там вдруг что-то щёлкнуло, и
наблюдающие вскинули руки, закрывая глаза от ослепительной вспышки. С
треском ударил вверх фонтан искр, полыхнуло ещё раз, и Геннадия швырнуло
от щита на стоящих сзади. Почти все рухнули с ног от бьющегося в
конвульсиях тела, но скорее от страха, чем от удара. И оказались
повержены к стопам возвышающегося над ними Штемпеля. Тут Семён вскинул
вверх правую руку с грозящим пальцем и громогласно возвестил, да так,
что эхо отозвалось под крышей.

– Ага-а!.. Прогневили!..

От следующей вспышки Яне показалось, что она ослепла. Однако искры
продолжали трещать и разлетаться перед глазами, от едкого дыма сжались
ноздри, а в ушах стоял крик ползающих под ногами. Ей хотелось стащить и
увести того, кто возвышался над ней. А кто-то дергал её за вторую руку
и требовал показать дорогу. Яна зажмурилась от ужаса вокруг, но тут же
открыла глаза и поняла, что света в ангаре, кроме затухающих искр,
больше нет. А по словам с акцентом догадалась, кто её зовёт. Чеченцы
поверили, что только ей известен выход из помещения, грозящего удушьем.
Вот он самый главный момент в её жизни!

Штемпель подался на зов её руки, темнота сбила ему желание грозить и
пророчить. Яна легко повела его, требуя молчать и не спотыкаться.
Беспокоило, чтобы никто не увязался за ними следом, чтобы Кюра и Дудар
светили фонариками только под ноги, чтобы спасительный ящик приблизился
поскорей, чтобы в нём за прошедшее время ничего не изменилось, и чтобы
волнующее чувство героического поступка продолжалось как можно дольше.
Это было слаще, чем любить. Ведь она спасала мужчин.

Недруги оставались сзади, истерично выкрикивали ругательства и суматошно
метали в разные стороны по темноте лучи фонариков. Единственный, кто
хоть немного знал помещение, бился в предсмертных судорогах и мало кого
интересовал. Он не годился больше в проводники, а всем хотелось только
выйти. Самый истошный голос перекрикивал всех, требуя: «Снимай! Снимай!»

5

Любое дело рано или поздно заканчивается. Такова жизненная
закономерность. Без конца можно переделывать только вечный двигатель.

Вика содрогнулась от страха, когда погас свет, и непроизвольно вцепилась
в плечо Равиля.

– Ну всё, - торжественно изрёк Ананасов и одним словом обозначил
произошедшее.

Они прислушались к наступившему мраку и дождались появления запаха.

– Равиль, это горят провода? – тревожно спросил Костик. – Значит,
началось? Значит, Штемпеля уже звездорезнуло?

– Смотря, за что он схватился, - тихо и не сразу ответил Равиль. –
Смотря, какую цепь он замкнул… Смотря, какая на нём была обувь…

– Вот только не надо в прошедшем времени! – возмутился Анатолий так,
что Вика даже представила в темноте его лицо. – Деятели, блин!.. Нет,
всё-таки нельзя включать в творческий процесс любителей, нельзя. От вас
хер знает чего можно ожидать. Вот я бы ни за что не додумался поставить
в щите электрическую засаду. Заложили кирпичом - и хватит.

– Вы бы и про кирпичи не догадались, - ещё тише сказал Равиль. – А я в
своём деле профессионал. И помогал вам как мог. Если это привело к
трагическим последствиям, то готов понести наказание.

– Ты давай говори, что делать! – потребовал Анатолий. – Что мне твоё
наказание? Делать что? Света больше не будет? Всё?

– Я где-то там, - показал Равиль, и Вика догадалась в темноте, куда он
показывает. – Ну, на той стене, где кирпичи, видел старый
распределительный щит. Причем, его хорошо замаскировали… У меня ещё
тогда мысль возникла его посмотреть… Нужно сейчас глянуть…Надо бы
отсоединить входящие кабеля, чтобы пожар по изоляции сюда не
перекинулся. Проводка-то старая, горит хорошо.

– Ну, так иди! Фонарик есть? Вперёд! А мы пойдём туда. В тот проход,
который заложили. И послушаем через кирпичи. Может, чего и услышим. Надо
же узнать, что там, с той стороны. Вдруг, придётся выносить тело?

– А как? – задал Костик всем понятный вопрос, на который нет ответа. –
Ведь мы же заложили все проходы.

– Вот ты и думай! Ты же сценарист.

– В жизни-то сложнее. Это в сценарии героев всегда можно вывести. А в
жизни попадёшь так, что не известно кто автор произошедшего.

Равиль поднялся из-за стола, дотронувшись приятно до Викиной спины,
включил фонарик и пошёл на исполнение задания.

– Погоди, - остановил его Ананасов. – Возьми с собой этого… Хотя нет,
Костя со мной пойдёт. Вдруг, мне совет понадобится. Ты девушку с собой
забирай. По одному здесь не шарьтесь. В этом мраке прошлого ходить лучше
по двое.

Вика попросила идущего впереди Равиля не торопиться. Он светил себе под
ноги, а она спотыкалась на каждом шагу. Вспомнилось прошлое блуждание по
лабиринтам из декораций на ощупь. Тогда её вел интерес открытия, теперь
она предчувствовала неизбежность краха. Равилю, видимо, передалась
тревога, потому что он взял её за руку. Вика ощутила через его ладонь не
меньшее желание смыться поскорее отсюда.

У стены, где брали кирпич для закладки проходов, Равиль заглянул за
прислоненные стопкой высоченные щиты. Он передал фонарь Вике и взялся
перетаскивать их, что далось ему нелегко. Щиты, имитирующие
средневековую архитектуру замка, оказались не просто рамами с
расписанным холстом, а плоскостями из фанеры с наклеенной фактурой
каменной кладки из папье-маше.

– Это же, наверняка, из какого-то фильма! – кряхтя восторгался Равиль.
– Это же из «Гамлета», скорее всего!.. К каким святыням приходится
прикасаться!.. В поисках спасения…

– Тихо, тихо! – бросилась к нему Вика и остановила, схватив за плечо. –
Слышишь? Там кто-то есть… Ты ничего не слышишь?..

Звенящую тишину в ушах нарушила вдруг проснувшаяся поэтическая ехидна.
«Не часто ли вы стали прикасаться?.. Мужчине всюду трудно отказаться…»

– Нет, ничего не слышу, - ответил Равиль. – Показалось, наверное. Ещё
бы, здесь такие духи летают!..

Он взялся за оставшийся щит, как Вика ещё раз остановила его.

– Костик, наверное, с Анатолием, - предположил Равиль, вновь ничего не
услышав.

– Да не там!.. Они туда ушли. А это здесь, вдоль стены, в углу. Ты
послушай.

Равиль, убрав последнюю преграду, взял фонарь и осветил закрытые
металлические дверцы, умело раскрашенные кем-то под кирпичи всей стены.
Достав из кармана отвёртку, он, повозившись, распахнул их. Внутри
оказалась панель с клеммами, снизу к ней выходил из трубы толстый
кабель, расплетаясь на три ветки, а вверх уходили провода потоньше.

– Ага, вот он вход! – обрадовался непонятно чему Равиль и пробежался
отверткой по ржавым болтам соединений. – Но здесь нет напруги… Выбило
защиту где-то на главном… Если не на подстанции… А это, скорее всего,
тайный отвод от основной магистрали. Хитро задумано. Да и сделано. Воруй
себе энергию, и никто не докопается, пока не узнает, где само помещение.

Снизу из трубы заструился вонючий дым.

– Да, горит изоляция… И если догорит до сюда…

– Вот, слышишь! – толкнула его радостно Вика. – Это же Янка! Это её
голос!

Она побежала навстречу радостным призывам из кромешной тьмы, но тут же
заплутала в извилистых лабиринтах. «Эй! Где вы там? Сюда!» – кричала
Яна. «Я здесь! Иду! Сейчас!» – отвечала Вика. И за очередным поворотом
вскрикнула уже от испуга. На неё вышли двое, слепя лучом своего
фонарика.

– Это мы, мы, - успокоил голос Костика. – Кто кричал?

– Яна, здесь! Она пробралась! Она жива!

– А Семён? Жив? – озабоченно спросил Анатолий.

В углу, откуда взывала Яна, тоже заметался луч фонарика. И через длинное
мгновенье поисков они вышли-таки на дорожку встречи. Яна и Вика
обнялись.

– А Семён где, Семён? – прервал их радость Анатолий.

– Он застрял, - всхлипнула Яна от умиления. – Мы все пролезли. Я
первая, я дорогу показывала, за мной Кюра пролез, за ним Дудар, а вот
Семён застрял. Они его там вытащить пытаются.

Она повела за собой, но уткнулась в тупик, дала команду повернуть
обратно и оказалась последней, так как двигаться по улочкам лабиринтам
приходилось по одному. Куда идти, спрашивали впереди, а Яна советовала
просто идти, кричать, звать и светить фонариками. Такое светозвуковое
движение привело их к успеху. Противоположная сторона желала соединения
подобными призывами. Но встреча мужчин оказалась не настолько радостной,
как встреча женщин. Кюра с Дударом смотрели на Костика и Ананасова так,
что Вика прочувствовала в темноте мрачность их взглядов. А Штемпель
хлопал себя руками по бёдрам и улыбался, как только что появившийся на
свет.

– Я застрял… Я думал, что не вылезу… Я через доски полез, а они вдруг
сломались и на меня сзади весь песок рухнул…всё там засыпало, теперь
прохода больше нет… Ну и меня наполовину… Я думал, что мне уже всё… пора
на диету…

– За стол! – скомандовал Ананасов. – Немедленно за стол! Он же
проголодался! Он же целый день ничего не ел! Ну нельзя же так измываться
над гениальным организмом.

Штемпель преобразился, услышав о накрытом столе, и пошёл первым, зная
лучше других дорогу к нему. Как экскурсовод, он знакомил по пути Дудара
и Кюру с особенностями уникального павильона, как старший указывал
молодым помощникам, где взять канделябры и свечи, чтобы осветить должным
образом прощальный ужин, а как друг поведал Ананасу историю чудесного
спасения. Про то, как тёмные силы вынудили его привести недругов в
святая святых, но божественное проведение уберегло его, а злокозненного
Гену-оператора швырнуло на провода высокого напряжения, и наступил самый
натуральный конец света. Вот так, пришёл он к выводу, человек от
научного атеизма самым естественным образом переходит к убедительным
суевериям.

– А там, скорее всего пожар. Когда божественная, посланная свыше и
давно, Яночка указала нам на путь спасения, и протащила нас через
унизительное отверстие, которым пользовался тот, из-за которого всё и
случилось… А, может быть, из-за девушек, из-за той же Яны… Ладно не
будем искать виновных, их Господь сам накажет… И меня первого… В общем,
Ананас, когда мы уходили, там немножко заполыхало, и, возможно, они все
сгорят. Но мне, признаться, ни чуточки их не жалко. Мне жаль только
наших не осуществившихся идей. Мы хотели снять немножко хороших фильмов.
Для людей, а не для варваров. Увы, но у нас это возможно только
варварскими способами, где замысел и методы несовместимы.

Костик зажёг установленные на столе и вокруг свечи, отчего Кюра и Дудар
ещё сильнее закрутили головами по сторонам.

– Сымон! – воздел обе руки к Аллаху Кюра. – У тыбэ такой помещений был,
такой студий!.. Зачем ты нэ гаварыл минэ?.. Ми суда столка товар спрятал
бы!.. Ми бы спокойно торговал, а тыбэ другой памищений купил… Ми бы
другой студий тыбэ нашол, синимай там свой кино!.. Зачем здэс?.. Зачем
тут?.. Чито тыбэ этат кино даёт, ну?.. Дэньги заработать?.. Ми бы вмэстэ
торговал, ты торговал, Ананас торговал, дэньги много был, а потом бы уже
синимал свой кино, эсли бэз кино тыбэ ну никак… Зачем, пачиму, скажи?..

– Здесь священное место не осуществившихся замыслов. И оно не приняло,
отторгало занятие торговлей. А меня наказало за то, что я привёл
торговцев в храм. Поэтому таков финал. И принять его нужно стоя. Давайте
уже примем. Наливайте.

Каждый взял по бутылке и снял пробку.

– О чём теперь говорить, Кюра, чего переживать? Ты сохранил свой товар?
Успели всё вывезти? А мы спасли тебя от Бексолтана. Радуйся, где твоя
мудрость? А вот мы потеряли всё. Без нас, Кюра, вы бы сюда не попали,
запомни. Вы нам нужны были только для прикрытия. Ну, вот ещё вот для
такой материальной поддержки. Не с вами, так с другими, но мы бы всё
равно делали своё дело, понимаешь?

– Но зачем, ради чего? – повторил вопрос своего командира Дудар, но уже
без акцента. – Что оно вам даёт, ваше дело?

Стоящие вокруг стола переглянулись и пришли к единодушному молчанию, что
понятное не стоит объяснять, если оно сразу не понятно. Переглянулись и
Кюра с Дударом.

– Я никогда не понимал этих русских.

– Сёма, поздравляю - усмехнулся Ананасов и поднял распечатанный штоф. –
Ты неожиданно стал русским.

– Неожиданно – от слова «жид»? – уточнил Штемпель и тоже поднял именно
бутылку, хотя перед ним стоял фужер, не так давно умиливший до слёз.

Остальные последовали за гениями. Торжественно подняли сосуды с
горлышками для свершения обряда. Величие момента исключало обывательскую
посуду. Хотелось даже запеть. Да и запах дыма усилился.

– За победу! Мы выстояли и не сдались врагу. Мы сохранили верность
идеалам и не поддались на дьявольские искушения. Победа нам далась с
невосполнимыми потерями. Поэтому победители чаще всего страдают больше
побеждённых. За нас, друзья мои! Ура!

Ритуальные сосуды издали магический перезвон. За ним последовали
церемониальные глотки из горлышек.

И все разом поперхнулись, когда из хаоса и темени декораций раздался
возглас: «Э-эй!»

Штемпель кашлянул и засипел, выпучив глаза и схватившись за горло.

– Это они!.. Гасите свечи!.. Они пробрались сюда!.. Проникли
всё-таки!.. Задувайте, дуйте на огонь!..

Но закашлялись все, не только Штемпель, от перехватившего дыхание
ритуального алкоголя. Поэтому свечи заиграли, мигнули ярче, от выдувания
на них спиртных паров.

– Эй! – выкрикнул громче знакомый голос. – Ну помогите же выйти! Здесь
ничего не видно!

– Да это же Равиль! – ахнула Вика. – Я забыла его у стены с
проводами!.. А фонарик у меня!.. Это Равиль!..

Она побежала исправлять свою вину, а все остальные засмеялись. И сделали
ещё по глотку, чтобы унять першение в горле от пережитого только что
испуга. Семён пододвинул кресло и опустился в него. Но тут же вскочил,
быстро подтащил такие же кресла для Кюры и Дудара, после чего
неторопливо и устало сел ещё раз.

– Нет, это гениально!.. Согласись, Кюра, что это событие. Даже сейчас,
в трагические финальные минуты, здесь происходят неожиданные всплески. А
ты говоришь – торговля! Нет, мы служим разным богам, хотя и пьём из
одинаковых бутылок.

Равиль появился как призрак. Вышел к столу как светлый дух
непредсказуемого будущего. С благостной улыбкой на лице он возвестил,
что пора сматываться. И объяснил почему. Даже если от горящей изоляции
кабелей не вспыхнут декорации, а пожар со склада не перекинется сюда,
задымление не даст возможности тут отсидеться.

– Ну что ж, - сделал печальный вывод Семён. – Если поступление сюда
электрической энергии прекратилось, то и творческой энергии делать здесь
больше нечего.

Он поблагодарил Равиля за службу и пригласил к столу. У них есть ещё
полчаса, чтобы всласть отужинать и подумать, как выбраться из помещения,
где перекрыты все ходы и выходы. Равиль поблагодарил за приглашение, сел
на принесённую Викой табуретку и смущённо посмотрел на свои грязные
руки. В правой ладони у него оказалась плоская круглая коробочка.

– Это я там нашёл, - смущённо пояснил Равиль. – Она в секретном
электрощите лежала. Я зачем-то её взял, а обратно положить не смог.
Потому что Вика фонарик унесла.

Он положил на стол блестящий предмет с облупившейся краской, и к нему
тут же подскочил Штемпель.

– Это же монпансье! Коробочка из-под монпансье, какая прелесть… Это
конфеты моего детства, чтоб вы знали… Ну, Равиль, спасибо. Вы принесли
самое дорогое угощение к ужину. Леденцы из далекого прошлого.

Семён вскрыл не без труда и вожделения крышку, и на его лице отразилось
искреннее детское разочарование. Конфет внутри не оказалось. В
металлической коробочке лежал сложенный лист бумаги. Штемпель словно
прикоснулся к святыне. Он вытащил листок осторожно и с трепетом
развернул его. Наивное любопытство на лице переросло в суеверную
завороженность.

– Уважаемые товарищи потомки… - зачитал он полушёпотом. – Роясь в
окаменевших останках прошлого… Вы, возможно, вспомните и о нас… И не
поверите, что мы рискнули создать помещение для творческой студии, но
революционного запала для свободной работы нам не хватило. Страх в наше
время ещё велик… Мы верим, что вам достанутся более радостные годы,
когда осуществлять независимые идеи станет возможно… И вы создадите
удивительные картины о вольных чувствах, свободолюбивых характерах и
человеческой доброте… Желаем творческих удач во славу нашего искусства…

В темноте вокруг стола раздавалось эхо от потрескивания горящих свеч.

– Написано тремя разными почерками… Это они… Великие старики… Они
завещали нам тайное наследие… А нам не удалось им распорядиться… Мы даже
не смогли его уберечь… Господи, прости…

6

На всю жизнь запоминаются лишь те события, которые ты лично монтировала
как фильм.

Эта мысль не раз приходила во сне, и Вика не могла подобрать к ней
рифму. Ей виделись новые встречи и продолжительные обещания, она
просила, умоляла дать знать, когда же, наконец, протрубят сбор на
съёмки, ради которых готова хоть сейчас бросить надоевшую работу и
убежать сломя голову неизвестно куда. Но когда раздались вдруг
телефонные автоматные очереди, она усомнилась, перевернулась на другой
бок и ответила мгновенно пришедшими на ум словами: «Так я и поверила –
голова из дерева.»

Стук в дверь напомнил о реальности, а за ним и голос бабушки прозвучал
из прихожей, а не во сне.

– Виктория!.. Подними трубку!..

Взглянув на будильник, Вика поняла, кто звонит, но тут же удивилась.
Она, конечно же, и видно по часам, опоздает на свидание, но он-то ещё не
знает об этом.

– Вика, это я!.. Ты что, не узнаешь, оп твою ять?..

Вика сидя подпрыгнула и завизжала от радости. Она дождалась, небеса
услышали её молитвы.

– Немедленно ко мне! – прокричала Яна каким-то помолодевшим звонким
голосом. – Бросай всё и немедленно приезжай!.. Ты уже проснулась?.. Дуй
скорее, как можно скорей!..

– Что случилось-то, скажи… Они объявились?.. Кто звонил?.. Семён,
Ананас?..

– Ни за что не угадаешь, но звонок был, оттуда!.. Вика, ты должна меня
спасти, умоляю!.. Я так счастлива, это такой сюрприз, но муж меня убьёт,
это точно!.. Вика, вся надежда на тебя, дуй скорее, умоляю!.. Прямо
сейчас!..

– Хорошо, хорошо, лечу. Сейчас, умоюсь и вперёд, даже краситься не
буду. Ты вовремя позвонила, потому что я тоже опаздываю. Спасибо, что
разбудила, я по воскресениям сплю как пожарный шланг. У меня тоже для
тебя сюрприз будет, вот увидишь. Но мы приедем часа через два, не
раньше. Мне сначала встретиться надо с человеком. А это у Эрмитажа. Мы в
музей договорились идти.

– Да какой на хрен музей!.. Я тебе у себя такой музей покажу, –
обалдеешь!.. Если в живых останусь…

Вика неслась на свидание как на крыльях. Но не на крыльях любви и с
надеждой осчастливить поджидающего мужчину, а с желанием заставить
беднягу взять такси, чтобы поспешить на другой конец города. Что там
случилось, какой такой сюрприз, какие, наконец-то, известия? Ведь прошло
больше года…

Тогда их спасла Яна. Они сидели за поминальным ужином, с тостами в честь
похороненных замыслов, до тех пор, пока дым не повалил как в кино.
Решили перейти в один из люкс-гаражей, но в уютных номерах, естественно,
тоже не оказалось света, а с ним и тепла. Костик с Равилем спустились в
подпол на разведку в поисках выхода, но у них там сели батарейки у
фонариков и они еле выбрались обратно. Штемпель с Дударом за это время
изучили имеющиеся у каждого карты местности, но ничего не смогли
понять, пока и у них не сели батарейки. А за высокими стенами дважды
просигналила пожарная машина и с минуту визжала милицейская сирена, там
развивалась ситуация, от причастности к которой хотелось уйти подальше.
Стоя в узком проходе от двери в тайный павильон к гаражам, Яна, глядя в
клочок беззвёздного неба, вспомнила о влюбившимся в неё чеченце,
которого за возвышенное чувство отправили на родину. У того парня для
высоких стен имелась припрятанная лестница. Как только Яна поделилась
воспоминанием с друзьями по несчастью, Равиль тут же притащил из
павильона несколько поломанных ширм, Ананас отыскал в гараже-мастерской
молоток и гвозди, и они сколотили в темноте приспособление для перехода
на самую низкую из окружающих кровлю. Уходили по крыше гаражей туда,
куда повела Вика, ей поверили, что она хорошо запомнила в какой стороне
находится платформа электропоездов. На крыше оказалось светлее и веселей
после пережитого, и они оглядывались и оглядывались, прощаясь с мрачными
стенами, откуда всполохами клубился дым.

Пока ехали в электричке, веселье продолжалось и грело душу, а вот когда
вышли на унылую платформу Балтийского вокзала, накатила всеобщая тоска.
Кюра предложил не идти в метро, где могут проверить документы, а найти
ресторан и посидеть за благополучное спасение. Штемпель критически
осмотрел внешний вид каждого и сказал, что для средней забегаловки они
выглядят неплохо, но искать заведение лучше всего на той стороне
Обводного канала, подальше от любопытства привокзальных ментов. На
полуподвальное кафе вывел Ананасов, который хорошо ориентировался в
ночном городе по нюху. Дымный уют тесного помещения всем понравился, они
сдвинули вместе три столика и благостно расселись. Штемпель подошёл к
стойке и сделал неожиданный заказ.

– Дайте нам самый дешёвый шмурдяк.

Бармен вежливо попросил уточнить.

– Спиртного нам литра два и бутерброды. Только вот дорогой водкой
травиться не хочется.

– У нас все напитки качественные, - строго заметил бармен.

– Вот уж не скажите! – вмешался посетитель из-за ближнего стола. – Я
всегда у вас брал «охтинскую», и ничего, а вчера принял грамм двести, и
мне так плохо было!..

– Ну, организм просто привыкает, - парировал с достоинством бармен и
принялся выставлять на стойку заказанное. С условием, что ему скажут,
когда хватит.

Первый тост за дружбу и чудесное спасение поднял Дудар, а закончил когда
все выпили. Дальше говорили в основном о жалости, о том, как не хочется
расставаться. Яна впечатлительно заплакала, каждый сказал ей слова
утешения, а Дудар попросил номер телефона и пообещал звонить. По
телевизору за стойкой бара неожиданно, и с середины, пошло обращение
президента Ельцина к российскому народу. Все испуганно встрепенулись.

– Я не понял, - первым нарушил молчание Штемпель и суеверно поднял
руку, чтобы откреститься от видения. – Это же было в прошлом году. Или в
позапрошлом? В прошлом веке это было, я же хорошо помню!.. Он что же
теперь, каждый год будет нам мозги пудрить?

Вежливый бармен извинился и объяснил, что это его любимая видеозапись,
он случайно её пустил, но по желанию публики готов переключить телевизор
на любой канал. Хор голосов потребовал дослушать до конца историческую
речь, ставшую видеофильмом. Когда прозвучали слова «и простите меня за
всё», бармен нажал кнопку «стоп», плюнул на застывшее изображение и
крикнул: «Не прощу!» Затем он извинился ещё раз перед сидящими за своё
поведение, за то, что не сдержался, когда бывший президент попросил у
него прощения.

– Нет! – возразил ему посетитель из-за ближнего стола. – Ошибаешься,
друг. Это он у меня попросил прощения. И у моей жены. За то, что я
спился.

– Нет! – мрачно и выразительно произнёс Ананасов. – Это он у нас
попросил прощения. За крах идеалов и надежд.

– Нэт, - тихо сказал Кюра и поднял в папахе руку. – Он просил прощений
у нас.

Все замолчали и потянулись к стаканам.

Бармен стал переключать каналы. На одних шли криминальные новости, на
других сериалы про бандитов.

– Друзья мои, - торжественно поднял стакан Штемпель. – Я, наверное,
выражу общее мнение, если скажу, что мы скорбим. Но мы старались. Мы
прилагали усилия. Мы даже собой жертвовали, не заботясь о нервной
системе. Но как показывают по телевизору, в нынешних условиях нам не
суждено было добиться успеха. Если живущие продолжают убивать из-за
денег, а творцы снимают об этом кино, то до наступления эры гуманизма
ещё минимум лет двести. Лишь тогда можно будет создавать, и они будут
востребованы, фильмы не для варваров.

Самая грустная улыбка запомнилась Вике на лице Равиля. Что и подтолкнуло
тогда на душевный разговор. Который растянулся надолго.

Вот и сейчас он, радуясь встрече и прощая опоздание, улыбался так, что
три гвоздики в его руке печально склонили головки. Вика от умиления
объявила как можно радостней, что в музей они не пойдут.

– Да? – воскликнул Равиль с восторгом. – Так это же очень здорово! А
куда поедем? Давай ко мне?

В такси она дословно пересказала ему содержание загадочного телефонного
разговора с Яной, и они предались воспоминаниям. В который уже раз. А
затем стали предполагать. Что именно, какой сюрприз их поджидает у Яны?
И как они объяснят ей ответный фокус, их совместный приход?

Яна прыгнула на шею Вике с порога, как только открыла дверь. Затем
отстранилась, увидев сопровождающего.

– Равиль?.. Очень интересно!.. Так вы, значит, вместе?.. Очень
интересно!.. А почему ни разу мне не позвонили, что встречаетесь?..

– Держи цветы, - сказала Вика, выхватила у Равиля гвоздики и протянула
Яне.

– Нет-нет! – замахала руками Яна. – Ни в коем случае!.. Заходите
скорее, я сейчас всё объясню… Как хорошо, что вы вовремя приехали.

На кухне встал с табурета и скромно поздоровался смуглый парень с
довольно седыми волосами, не смотря на молодые годы.

– Это же Абу! – засмеялась Яна на Викино удивление. – Он приехал
сегодня, позвонил, говорит, давай адрес, хочу тебя видеть, хочу тебе
много чего сказать, представляешь? Я такая обалдела, адрес дала,
объяснила, как проехать, а когда трубку положила, за голову схватилась,
сейчас же муж придёт!.. Он в субботу к друзьям уходит порнуху смотреть,
ну они там ещё травку всякую покуривают, говорит, что без баб, но я не
верю, я не такая дура, а приходит он в воскресенье после двенадцати, я
должна его кормить, а он, уставший, отсыпаться будет и на мозги мне
капать, урод… Как мне надоела такая жизнь, сил нет, а прогнать его не
могу, я же виноватая перед ним, за то, что в больницу тогда отправила.
А потом пожалела на свою голову и обратно приняла, вот он и пользуется,
гад такой…

– Тыбэ нада бросить свой муж сапсэм… Я твой муж буду… Я работа
устроюсь, дэньги чтобы зарабатыват… Тока минэ прописка нужен…

– Говорит, что любит, - пояснила Яна и потупила взор.

– Может быть, выпьем, наконец, за встречу? – предложила Вика. – Мы
ведь не виделись чёрт-те сколько!..

– Выпьем и сейчас же! – засуетилась Яна. – Садитесь поскорей!.. Должна
быть видимость, что мы уже часа два сидим, понимаешь? Вы пришли ко мне в
гости втроём. Ты с двумя мужиками. Мы с вами подружились тогда на
съёмках. Я так своему придурку объяснила. Ну, что мне предложили
случайно поучаствовать в массовых съёмках какого-то фильма, где я и
пропадала почти две недели, а его навестить в больнице не могла. Только
не в подпольных съёмках, в это же никто не поверит, а в самых настоящих,
на киностудии. В общем, нас тогда обманули, денег не заплатили, но мы
подружились и созваниваемся иногда. Я так мужу рассказала.

Сидя тогда в кафе, они действительно обещали созваниваться. Записали
даже номера телефонов. Всеобщая надежда на встречу крепла от стакана в
стакану. Все обнимались, клялись в желании помогать в трудную минуту,
особенно Кюре с Дударом, и умоляли Штемпеля не опускать руки, продолжить
начатое, ведь кинокамеру и плёнку они вынесли, а поднимутся сразу же,
как только гении протрубят сбор. Семён отшучивался, но и серьёзно
уточнял, кто чем займётся в ближайшее время.

Через неделю они созвонились, но встретиться не смогли, так как
поголовно свалились от простуды, похождения в зимнее время дали себя
знать. Созванивались ещё раз через месяц, и каждый жаловался на нехватку
времени, все ушли в дела. Равиль, раздобыв больничный лист, продолжил
работу в строительной организации. Вике простили долгое отсутствие без
уважительной причины, а через три месяца даже повысили оклад. Яна с
Костей вернулись на швейное производство, откуда Костик через полгода
уволился, и пропал совсем с киноэкрана, о чём Вика узнала уже от Равиля.
Семён же с Анатолием Михалычем так и не подали сигнала к сбору, и после
третьего обзвона Вика посчитала неудобным ещё раз напоминать им о себе.
А тогда верилось в обещания. Ананасов уморительно шутил с мрачной
физиономией, а после раздражающей рекламы по телевизору предложил.

– А не открыть ли нам карамельное производство, Сёма? Будем выпускать
конфеты «Не грусти – похрусти», «Не проси – пососи».

Да, так было и тогда верилось.

А потом Вика несколько раз переночевала у Равиля. И как-то весенним
солнечным днём они решили прогуляться вдоль памятного забора. И были
неприятно удивлены. В окнах административного четырёхэтажного здания
кое-где горел свет. С козырька над крыльцом убрали надпись. А сам забор
оказался порушен, два ребристых бетонных блока снесли. На месте одного
поставили ворота, за которыми разбили автостоянку. А в другом месте
открывался вид на закрытую когда-то территорию, где начались
строительные работы. Были видны и здания, где можно было узнать
недостроенный когда-то павильон. Однако приватизированная кем-то
местность уже не манила, как раньше, так как потеряла всякую
таинственность.

За долгожданную встречу Яна произнесла тост. Выпила и тут же
поперхнулась, услышав щелканье замка в прихожей.

Муженёк ворвался на кухню, забыв от возбуждения закрыть входную дверь.

– Ага, сидите!.. Кто это, почему не знаю? Ладно, ладно, вы пейте, не
важно, я не против, я мешать вам не буду. Мне только вот с этой дурой
разборку провести надо. Ну, что скажешь? Нашёл я доказательство кто ты
такая. Нашёл, вот! Ты тогда мне плела, что снималась в массовке, фильм
какой-то про революцию, что вы все перемёрзли и переболели, денег вам не
заплатили, и всё такое, да? Ты мне такую вермишель на забор приклеила?

– Да, вот свидетели, - прокашлялась Яна

– Ага! Вы тоже участвовали? А вас я что-то не увидел. Вот! Вот, я
нашёл, в чём ты снималась! И ты мне за обман сейчас ответишь! Пошли к
телеку, сейчас я тебе покажу. Сейчас я тебе устрою!..

Размахивая видеокассетой, он пошёл в комнату, пиная из-под ног вещи, и
называя жену словами из разных языков, которыми определяют женщин
лёгкого поведения. Желание просмотра увлекло всех к телевизору, и только
Равиль, шедший последним, позаботился захлопнуть распахнутую дверь из
квартиры. Муж Яны быстро включил аппаратуру, и на экране замелькали
кадры, от которых два женских голоса воскликнули разом: «О-о!» Но
муженёк прокручивал видеоряд дальше, к нужному моменту.

– Останови! – потребовала Яна. – Дай всё посмотреть!

– Да нечего там смотреть… Мутота какая-то… Ботва про двух козлов,
которые сидят в одной камере и чо-то там перетирают. Рыготина. А вот
финальный кадр!.. Сейчас… Вот, смотри… Этот педрило включает видик, этот
второй ему кассету принёс… И на экране!.. Смотри, смотри!.. Ну, что?!.
Разве это не ты?.. А кто же это?.. Да я тебя не только глазами, я тебя
на ощупь узнаю!.. Вот в каких съёмках ты участвовала, паскуда!..

Он тиснул на кнопки, экран погас, а кассета выскочила из приёмника.

– Вот оно, доказательство твоей неверности. Поэтому – всё! Завтра я
подаю на развод! А по суду мне отделят половину площади! Как законному
мужу, обманутому женой. Ясно?

– Что-о? - двинулась на него Яна, говоря спокойно и вполголоса. – Так
вот чего ты искал, подонок? Тебе нужно было доказательство моей
неверности, чтобы отсудить у меня половину моей квартиры?

– Можно деньгами, - предложил муж, явно испугавшись тихого голоса
супруги. - Твоя квартира сейчас знаешь, сколько стоит? Я согласен по
минимуму.

– Ну конечно, - подняла руку Яна с желанием причинить боль. – Тебе же
не на что стало травку покупать… Я тебе денег больше не даю, а сам ты
работать не хочешь… Конечно!.. Дай сюда! – И она выхватила у него
кассету. – Это фильм не для тебя. Ты смотри своих вандамов и
шварцнегеров. А это кино для нормальных людей, а не умалишённых
переростков. Давай-ка, дорогой, шуруй отсюдова в своей мамочке. К своей
скупердяистой жлобихе, которая родила на свет ублюдка, когда стране
нужны герои. Здесь тебе ловить нечего, понял? Я сама завтра подам на
развод! А на суде скажу, что не желаю жить с наркоманом. Ты всё понял?
Не глухой?

– Ну, это мы ещё посмотрим, - засмеялся муж. – Ты забываешь, что у меня
есть друзья. Которым стоит пообещать денег, и они всё, что хочешь,
сделают. Особенно, если узнают, что ты можешь нас заложить.

– Ты давай эта! – заговорил вдруг Абу, чего не ожидали ни Яна, ни Вика.
– Ты ухады давай, ну! Я этат женщин палубил. Я ыё никакой абида ны дам!

– Ах вот как? – вновь засмеялся муж, но уже через силу. – Ты уже
замену нашла? Быстро. Чурку себе нашла, да? Молодец, поздравляю.

– Я тыбэ щас форточк выкину!..

Муж Яны, увидев что-то в глазах Абу, перестал смеяться.

– Ладно, я пошёл. Но кино вы у меня хрен посмотрите. Видик этот мой.
Мне его друзья на свадьбу подарили. - Он выдернул соединительные провода
и взял магнитофон подмышку. – И вещи мои собери. Я завтра за вещами
приду.

– Будут стоять на лестничной площадке, - твёрдо пообещала Яна. – Ключ
оставь!

– Ключ у мня, - показал Равиль ключ. – Он его забыл из двери вытащить.

Покидая квартиру, муж старался не выглядеть окончательно побеждённым и
повторял: «Ничего! Мы ещё посмотрим! Мы ещё поглядим!»

Когда дверь захлопнулась, Яна запрыгала, хлопая в ладоши, и потребовала
незамедлительно хряпнуть по полной за такое неожиданное и быстрое
разрешение семейного вопроса.

- Тыпэр я у тыбэ жить буду, - сказал Абу, и радость Яны сразу поутихла.

Выпили за чудеса, после чего Абу достал из своей сумки газету и вслух с
гордостью прочёл.

– Город Грозный восстановили киногарем известный полевой иорданец
Хабаб… Скоро там прайдот фестивал, гиде придемострирут филм… Наш кино
матогрфисты «Знамя ислам»… Филм уже показывал на фестивал город Кабул,
гиде он взял один приз… Вот… Этот кино минэ Викеша снимал, потом другой
режиссер снимал, наш... А Викеша отряд ушёл, ыму за хароши съёмка дэньги
там обещал платыт… Вот такой у минэ известий…

Выпили за смелого Абу, после чего Вика, взяв у Яны кассету, и прижав её
к груди, заторопилась.

– Мы поедем… Не будем вам мешать… Вам же нужно побыть наедине, после
того, как все разрешилось… Разрешилось таким чудесным образом… Ещё бы,
столько не виделись… А мы поедем, нам пора…Рави-иль!..

– Я тоже хочу посмотреть этот фильм, - наигранно захныкала Яна. – Нужно
было не отдавать видик. Сейчас бы вместе посмотрели.

– А там что был? Это тыбэ кто-то снимал? – задал серьёзный вопрос Абу.

– Да нет, ну что ты! – отмахнулась Яна. – Кто бы это стал меня снимать?
Да и я бы на такое не пошла, ты что. Муженьку моему нужен был повод для
развода, и он его нашёл. Ну и слава Богу! Или Аллаху? Главное, что мы,
наконец, вместе. Правда, ведь? Ладно, Вика, поезжайте. Мы потом с тобой
отдельно посмотрим. А нам с Абу, действительно, пора отдохнуть. Правда,
ведь? Только сначала ванну примешь.

– Я лублу вана мыца, - заулыбался счастливый Абу.

Вика с Равилем вновь сели в такси, чтобы поскорее очутиться дома и
вставить кассету в видеомагнитофон. По дороге они ещё раз вспоминали
события, которые теперь почему-то вызывали сомнения. Действительно ли
таковые могли иметь место и время в их жизни? Ведь на кассете результат
не их труда. Они не участвовали в создании того, что на ней запечатлено
и кем-то смонтировано. Или есть всё же там секундные кадры,
зафиксировавшие их причастность к выпущенному-таки фильму?

Когда они вошли в квартиру, и стали шумно раздеваться, в прихожую вышла
бабушка и сказала фразу, от которой Равиль и Вика переглянулись.

– Вы такие счастливые, как будто насмотрели старинных фильмов.

Их поразила проницательность бабушки. Они отказались от чая, закрылись в
Викиной комнате, сели у маленького телевизора плечом к плечу и, затаив
дыхание, нажали кнопку «Пуск».

7

Та же камера.

Раннее утро.

ПАБЛ (потягиваясь). У-уллий?.. У-тю-тю-тю-тю-у!.. Ты же не спишь,
потому что у тебя нет снотворного. Ну, так отзовись!.. (Пауза. Нажимает
кнопки на пульте, на мониторе вспыхивает номер камеры и слово «Заказ».
Нажимает ещё кнопку, вспыхивает слово «Кофе».) А ничего, между прочим,
стоит, красавец!.. Уллий, у тебя имя, как у птички. Ну, так спел бы
утреннюю зарю, а?.. (Поёт.) Не верь по утрам члену стоящему!..
(Откидывает полог, спускает ноги с кровати, сидит как чумной, затем идёт
в туалет. Раздаётся звук сливаемой воды. Выходит из туалета,
возвращается в свой альков, берёт кофейник, поданный автоматом, наливает
кофе, подходит к окну, делает первый глоток.) День-то какой!.. Империя,
сука, вся как на ладони. Принцепсом себя чувствуешь. Хотя, может, это
нам только показывают. Уллий, как ты думаешь?.. Наверное, всё же в
прямой трансляции… Нет, записали, потому что лучше не бывает… Уллий,
вставай, сколько можно валяться?.. (Оборачивается, и только тут замечает
неладное. Рассматривает отсутствие бюстов и беспорядок в алькове Уллия.)
Уллий, ты где?.. Уллий!!! (Бежит в туалет, на ходу понимает, что сам
только что оттуда, заглядывает под кровать, ищет место, куда могло бы
спрятаться человеческое тело.) Нету.. Его нигде нету!.. И классиков
нет… Мама… Что же я буду?.. С кем же я буду?.. Я же с ума сойду!.. На
кого же ты меня, зараза, покину-у-ул!.. (Падает на колени.) На кого ты
меня оставил, а?.. А?!. А-а-а?!! (Пауза.) Вот оно, вот оно… Время
надвигается на меня… Потому что больше ничего нет!.. Что же я с этим
пространством делать буду?.. Вторая кровать, вторая чашка… Тога лишняя…
Уллий, как же это?.. Стоп!.. Может, это они просто показывают?.. В
записи, конечно… Стереоскопичеком… Трехмерное изображение… То-то он и не
откликается, потому что в записи… (Хватает кофейник, бежит к алькову
Уллия, берёт его чашку, наливает и пьёт.) Так… Либо меня ему, либо его
мне показывают… В трансляции, конечно… Потому и не откликается… Стоп!
Этого не может быть! Либо это накладка, двойная экспозиция? Или запись с
трансляцией? Совмещение записей? Что, собственно, и есть жизнь… То есть,
реальность… (Наливает кофе в свою чашку. Пьёт.) С другой стороны,
кого-нибудь подселят. Свято место пусто не бывает. И лучше бы
молоденького. Не зависимо от постановлений сенатских либералов. Не могут
не подселить. Площадь пропадает. Восемь квадратных метров на брата
положено. Что я с этим пространством делать буду? Но как же ему удалось
бежать?.. (Идёт к мусоропроводу, нажимает кнопку, дверцы открываются.)
Уллий, э-ге-ге-гей!.. Мусоропровод – единственная возможность спуститься
вниз. Но там же его порубила сечка. А мясо крокодилы сожрали. Неужели
самоубийство?.. За неделю до этого он выпил месячную норму снотворного…
И его не взяло… Поэтому он решил таким вот образом?.. Да-а!.. (В ужасе.)
Но ведь на место самоубийцы могут никого не прислать… Нет, я буду
просить… Я буду настаивать!.. Лучше молоденького… Даже в случае записи…
И чем раньше, тем лучше! (Снимает трубку телефона, набирает номер.)
Господин претор?.. Это Пабл Марцелл, из 2001-го номера… Да, конечно,
доброе утро, извините… Господин претор, тут Уллий Варрон исчез… Я не
могу его найти… Предполагаю, что покончил с собой… Как это, вам
известно?.. Известно, что сбежал?!.. Ка-ка-каким же образом?..
Что-о?!.. Сам звонил?.. С какой-какой улицы?.. Это же в двух шагах от
Капитолия… Господин претор, этот человек опасен!.. Я давно
присматривался к нему, и спешу заявить, что этот человек опасен!.. Что
просил передать?.. Достал для нас кое-что интересное?.. Как это, для
нас?.. Он возвращается домой?.. Вы что, господин претор, аху… рехнулись?
Как это, возвращается?.. Почему – возвращается?!.. Успокоиться?.. Мне?..
А, это приказ.. Так точно… Транквили… Транквили… Есть принять
снотворное!.. Что?.. Он будет здесь через пять минут?.. А, сразу после
санобработки, понятно… Есть запить водой!.. (Вешает трубку.) Ё-моё…
Ё-моё!.. (Шарит ладонью по пульту, там загорается имя, номер заказа,
слово «Снотворное». Затем из автомата появляется цилиндрик с таблетками
и стакан воды.) С другой стороны… с другой стороны могут подселить и
старика!.. Никакой гарантии. Закон на всех распространяется.
(Спохватившись.) Снотворное!.. (Мечется по камере, ищет, куда бы его
спрятать.) Найдёт!.. И здесь найдёт… Эврика!.. (Бежит к алькову
Уллия, прячет снотворное у него под кроватью.)

В этом положении его застаёт Уллий, выходя из лифта.

УЛЛИЙ. Ты чего там роешься?

ПАБЛ. А, это ты?.. (С наигранным спокойствием.) Сандалий не могу
найти. Сандалий потерял.

УЛЛИЙ. Левый или правый?

ПАБЛ. Правый. Хотя они вообще-то одинаковы.

УЛЛИЙ. Как и сами ноги.

ПАБЛ. Завтракал?

УЛЛИЙ. Да, с претором. Но от кофе не откажусь. (Бросает на свою постель
сверток, берёт чашку, замечает остатки кофе.) Это что такое? Кто пил
из моей чашки? Обнаглел, мерзавец? Спал-то хоть в своей постели?
Варвар паршивый…

ПАБЛ. Я думал, ты не вернёшься.

УЛЛИЙ. Да если бы даже и не вернулся!.. На кой тебе две чашки? Срач
разводить? Соскучился по помойке? Зов предков, восточный базар,
навозные мухи, да?.. (Споласкивает чашку.)

ПАБЛ. А ты расист!.. Я думал, что не вернешься, ну и это, стосковался…
Дай, думаю, из его чашки выпью. Может, думаю, она ещё Уллием пахнет.

УЛЛИЙ. Ну и? Пахнет?

ПАБЛ. Да! Канализацией пахнет! Дерьмом! Чего ради ты вернулся? Ведь ты
же сбежал. Рванул когти. На хрена, на хрена было возвращаться?!!

УЛЛИЙ. А снотворное?

ПАБЛ. Что – снотворное?

УЛЛИЙ. Мы же поспорили. И ты проспорил. Поэтому я и вернулся. Первое,
доказать, что ты проиграл. Второе, за снотворным. За выигрышем.

ПАБЛ. Ты сошёл с ума?.. Ты с ума сошёл!.. Как ты мог? Ведь ты же
сбежал! Не просто сбежал, а из башни! Был на свободе! Мог куда угодно…
И променял свободу на снотворное?

УЛЛИЙ. А тебе не приходило в голову, душка Пабл, что снотворное – это и
есть свобода?

ПАБЛ. Да пошёл ты со своими парадоксами! Ведь ты сбежал. Нашёл способ.

УЛЛИЙ. И третье. Мне удалось найти способ, до которого ты бы ни за что
не додумался. Разницу ощущаешь?

ПАБЛ. Как удалось? Не поделишься?

УЛЛИЙ. Нет.

ПАБЛ. Да не таблетками! Расскажи, как тебе удалось. При чём здесь
таблетки? Ты мог их забрать, пока я спал.

УЛЛИЙ. Я не вор, Пабл. Не вор, понимаешь? Даже ты из меня вора не
сделаешь. Я эти таблетки заработал. За-ра-бо-тал!.. Своим горбом. Причем
буквально. Сначала классиков перетащил и сбросил, чтобы сечку вывести из
строя, потом засунул матрас пополам сложенный. Он начинает застревать,
когда распрямляется, трение создаёт. И я на него в одну стенку давил
горбом, а в другую ногами. Вроде как тормозил. Так мы вместе вниз и
поехали. Ну, потом клоака, бывшие катакомбы. А потом поплыл.

ПАБЛ. Мы когда в Средиземном когортой стояли…

УЛЛИЙ. Пабл, умоляю!..

ПАБЛ. Просто вспомнил, извини. У меня лавровый венок по плаванью был…
Э-э, чего там… (Машет рукой.) Они там сейчас заделают сечку получше
прежней. Электронную. Лазерную. По последнему слову.

УЛЛИЙ. Ага. Распылители на элементарные частицы.

ПАБЛ. А почему ты мне не сказал, сволочь?

УЛЛИЙ. Ты бы со мной тоже не поделился, будь на моём месте.

ПАБЛ. Но я бы не вернулся! (Хватаясь за голову.) Был способ сбежать. А
теперь его нет.

УЛЛИЙ. Способ сбежать, Пабл, всегда есть. А вот способ остаться!.. Побег
– он ведь что доказывает? Что система несовершенна. И это, конечно,
устраивает тебя. Потому что ты, Пабл, кто? Варвар. Для тебя претор –
надзиратель и враг, а башня – узилище. А для меня они – составные части
империи, законодательного порядка. Торжество высшего разума над хаосом.
И поэтому должны быть совершенны. Иначе вернёмся к бардаку.

ПАБЛ. Умник, ты же сам вернулся! Тебя поймали не голыми руками, а идеей.
Идеи-то – они самые овчарки и есть!

УЛЛИЙ. Даже если и так, ты всё равно проиграл. А я выиграл. И за
выигрышем вернулся. Где… моё… снотворное?

ПАБЛ. Да на свободе же этих таблеток завались! Бесплатно раздают по
указу сената!

УЛЛИЙ. Речь, Пабл, не вообще о снотворном, а о твоём снотворном.

ПАБЛ (вздрогнув). То есть, о моей свободе?

УЛЛИЙ. Где флакончик?

ПАБЛ (не сразу). Где и правый сандалий. У тебя под кроватью.

УЛЛИЙ. Хитро. Я бы не догадался. (Достаёт снотворное и прячет в
складках тоги.) Кстати, об указах сената. Я ведь бежал не просто так, а
с определённой целью. Я пообещал претору добраться до сената и сделал
это!.. (Жест победителя.) С утра я был в разъяснительной комиссии. Я
задал самый главный вопрос. Почему в одной камере на пожизненное должны
находиться образованный законопослушник и варвар. Ответ был чётким. В
соответствии с философским законом единства и борьбы противоположностей
на земле в должной мере сосуществуют культура и бескультурье,
просвещение с невежеством, воспитанность и дикость… Ну и так далее. Чего
тебе объяснять, всё равно не поймёшь. А история – это развитие конфликта
между данными силами, с победами разных сторон, поражениями и
знаменательными событиями. Поэтому обречённые на пожизненное должны
содержаться не только в соответствии с законами сената, но и в
соответствии с законами бытия. У меня руки опустились перед
неоспоримостью. Тебе не ведомо, как умиляешься перед мудростью. Это
варвары придумали, что законы созданы для того, чтобы их нарушать.
Потому что варвару наплевать на других, на общество и на всю империю. Он
думает только о себе. А законопослушного гражданина заботит благополучие
человечества. Вот я и вернулся к тебе, чтобы не нарушать установленной
гармонии. Человек разумный, Пабл, не только соглашается, он преклоняется
перед убедительным доказательством. А варвар – он что? – он бунтует,
выражает необдуманный протест, крушит всё подряд, жжёт костры, поёт
гимны, исполняет ритуальные танцы. Потому что ему крыть-то больше нечем.

ПАБЛ. Я тебя сейчас убью.

УЛЛИЙ. Вот. Пожалуйста. Яркое проявление конфликта. Смотри, что я для
нас приобрёл. (Разворачивает свёрток.) Новейшая видеокамера. Не снимает
лишнего, только интересное. Сама реагирует на острые ситуации, сама
включается и выключается. Сама делает монтаж. Главное – зарядить
программу. (Нажимает кнопки на камере.) А программа у нас какая?.. Ты,
я и пожизненное времяпрепровождение…

ПАБЛ. Нас же и так снимают.

УЛЛИЙ. Для отчётности. Мы-то нашей жизни, отснятой для претора, не
увидим. Только он.

ПАБЛ. Ну, ещё в сенате. Если между нами произойдёт что-то чрезвычайное.
Например, я тебя убью.

УЛЛИЙ. Верно. А эту штуку мы ставим, например, сюда… Нет, лучше… О, на
место ушедших классиков!.. И она будет фиксировать наши взаимоотношения.
Рядом с оставшимся Гегелем. Ставим…(Устанавливает видеокамеру.)
Включаем… (Отходит.) Ты, главное, не обращай на неё внимания. А потом
будем смотреть кино про нас. Пока ты не поймёшь, что кино не про нас
мало чем отличается по сути.

ПАБЛ. Ещё скажи, что нет разницы между жизнью и её… ну, это самое…

УЛЛИЙ. И вариантами её изображения. Вот, кстати…Тут мне ещё напихали.
Это тебе. Порнофильмы, боевики всякие… (Выкладывает на пульт кучу
дисков.) Зачем тебе живая баба, если на экране ты увидишь телеса,
каких на улице и не встретишь. А оргазм, как говорили в старину, он и в
Африке оргазм.

ПАБЛ. Нет, я тебя всё-таки убью.

УЛЛИЙ (показывает несколько дисков). А вот это – мне. Поэтические
метаморфозы жизни. Эротика ума. Не трогая, пожалуйста.

ПАБЛ. Больно надо.

УЛЛИЙ. Ну что, попробуем? (Показывает на видеокамеру.) Давай, попробуй
меня убить. Пофехтуем? Тебе надо размяться. Совершенно убитый вид.
Взвешивался сегодня?

ПАБЛ. Нет ещё. Вчера – да. Полнею. (Подходит к пульту.) Мечи, кинжалы?

УЛЛИЙ. Мечи. А то у тебя изо рта несёт.

ПАБЛ. У меня только пахнет. А вот у тебя изо рта словесный понос!..
Греческие или парфянские?

УЛЛИЙ. Греческие.



ПАБЛ нажимает кнопки, из автомата появляются мечи, подаёт один УЛЛИЮ,
другой перекидывает с руки на руку.

ПАБЛ. Если я набираю вес, то, что природа хочет этим сказать? Что
увеличение в объёме процесс естественный? Не сможешь ответить…
Начали!.. До первой крови. (Атакует.)

УЛЛИЙ. До первой крови. (Защищается.)

ПАБЛ. Но если увеличиваться… (Выпад.) Это естественно… Значит,
уменьшаться?.. Искусственно?.. (Ещё выпад.)

УЛЛИЙ. А что плохого в искусственном? (Переходит в атаку.) Всё
искусственное – естественно… (Выпад.) Точней… Искусственное начинается
там, где естественное кончается.

ПАБЛ (защищаясь). А где кончается искусственное?

УЛЛИЙ. Ужас в том, Пабл… (Выпад.) Что искусственное нигде не
кончается… Естественное кончается, и это естественно… То есть,
становится искусственным… А искусственное не кончается нигде!.. (Выпад.)
Никогда!.. (Ещё выпад.) Ни под каким видом!..

ПАБЛ, защищаясь, падает в альков.

(Печально.) Потому что за ним ничего не следует… (Пауза.) Меч возьми.

ПАБЛ (выбираясь из алькова). Да, я отяжелел… Вот в Ливии помню… А на
кой хрен форму поддерживать? Зачем худеть? Если всё равно кремируют.

УЛЛИЙ. Меч возьми.

ПАБЛ. Ну возьму я меч. Дальше что? Скрестим, разойдёмся, устанем. Дальше
что? Ты выиграешь, я проиграю. Или наоборот. Какая разница? Кто этот
поединок увидит? Даже если я тебя убью. Или наоборот.

УЛЛИЙ (кивая на камеру). Мы же сами потом посмотрим. Сравним с твоими
дебильными фильмами.

ПАБЛ. Зачем смотреть, если мы участвуем?

УЛЛИЙ. Мы участвуем в записи для претора, а для своей камеры – играем!
Давай. Мы же договорились. До первой крови.

ПАБЛ. Претор смотреть не станет. Даже в конце рабочего дня в записи
только прокрутит. Потому что сюжета нет. Прокрутит и сотрёт. Был у нас
ещё один день – и всё, нету.

УЛЛИЙ. Им стирать запись нельзя. Запрещено декретом. Они должны все наши
дни просматривать. Чтобы раскрыть потом возможное преступление. Так что
сюжет есть всегда. Даже когда его нет. Сюжет возникает независимо от
автора. Более того. Независимо от действующих лиц. От актёров. И от
публики. Они ведь тоже действующие лица. Верней, бездействующие. У нас
один зритель. Время!.. Фехтуем?

ПАБЛ (неохотно беря меч). От этого зрителя хрен дождёшься
аплодисментов. Даже если выиграешь. (Фехтует.)

УЛЛИЙ. Потому что выигрыш – мелодрама… (Отступает.) И проигрыш –
мелодрама… Побег – мелодрама… Самоубийство… (Наступает.)

ПАБЛ (защищаясь). Что же не мелодрама?

УЛЛИЙ. Само фехтование… Движение взад-вперёд… Наподобие маятника… Потому
что это – искусство!

ПАБЛ. Так же можно махаться до светопреставления. (Бросает меч.)

УЛЛИЙ (продолжая фехтовать). И во время оного… И после… И
после-после-после… До первой крови… Затем до второй…Потому что наш
конфликт вечен… Люди воюют… Философы ухмыляются…

ПАБЛ (кивая на оставшийся бюст). Как этот? Почему ты его не сбросил на
голову крокодилам?

УЛЛИЙ. Я же знал, что вернусь. В чём дело?

ПАБЛ. Ты мне колено задел.

УЛЛИЙ. Ой, прости!.. Не заметил… Надеюсь, не серьёзно?

ПАБЛ. Пустяки. Царапина. Как сказал лев гладиатору.

УЛЛИЙ. Вата и йод в аптечке. Обработай рану. Пойду, приму душ.

ПАБЛ. Не-е, пусть сочится. Хоть видно, что я не статуя. Не из мрамора.
Не классик. (Берёт меч и, морщась, делает надрез ещё больше.) Хорошее
колено… Пусть сочится… Будет что посмотреть… Если камера запишет… Она
записывает, когда конфликт?.. А сейчас есть конфликт или нет?.. Надо
ещё расковырять… (Выдавливает кровь.)

УЛЛИЙ. Ты что, совсем охренел?! Варвар, твою мать! Прекрати сейчас
же!.. Где вата?.. Идиот недоделанный.. Люди на Конопус высаживаются, а
ты?.. (Достаёт вату и йод, хочет перевязать колено Пабла.)

ПАБЛ. Оставь меня в покое!..

УЛЛИЙ. Ну да!.. Сейчас мы впадём в транс!.. Начнём раскачиваться!.. И
споём что-нибудь лишённое текста… Дай ногу, не дури.

ПАБЛ. Отойди, говорю!.. (Хватает меч.) Оставь меня в покое!.. Я хочу
смотреть, как она сочится.

УЛЛИЙ. Прекрати.

ПАБЛ. Это единственное доказательство, что я ещё жив!

УЛЛИЙ. Ладно… (Кидает ему вату и бинты.) Сам перевязывай… Люди,
Пабл, делятся на тех, для кого важно – где, и на тех, для кого важно –
когда. Есть, конечно, те, для кого важно – как, но это молоденькие, и
они не в счёт.

ПАБЛ. А тебе всё равно где?

УЛЛИЙ. Мне всё равно – где, и мне всё равно – когда. Меня интересует –
сколько!..

ПАБЛ. Чего – сколько?..

УЛЛИЙ. Сколько часов бодрствования представляет собой минимум. (Пауза.)
Не пойми меня превратно… Дело не в том, что мне надоело с тобой
разговаривать… Хотя… И не в том, что я не спал всю ночь… Что тоже
правда… Просто хочется уподобиться времени. То есть, его ритму. Я хочу
сделать своё бытие чуть монотонней. Грубо говоря, спать больше. Восемь
часов сна, шестнадцать бодрствования – эта версия мне знакома. А что,
если переиграть?

ПАБЛ (ошеломлённо). То есть, как?

УЛЛИЙ. Скажем, шестнадцать часов сна и восемь бодрствования. Или
восемнадцать сна и шесть бодрствования? Чем меньше бодрствования, тем
больше сна!.. Интересная версия времени?

ПАБЛ. Может, претора спросить, сколько таблеток тебе нужно?

УЛЛИЙ. Что ты, что ты!.. (Переходит на шёпот.) Я же не имею права больше
на снотворное… Я же свою долю выбрал ещё в прошлом месяце… Никто ни о
чём не должен знать… (Прикладывает палец к губам.) Ты сколько на ночь
принимаешь?

ПАБЛ. Три.

УЛЛИЙ. Три таблетки – восемь часов… Шестнадцать часов будет в два раза
больше.. Значит, в одной таблетке сколько времени заложено?

ПАБЛ. Да на кой нам время? Тебе сроку, что ли, не хватает? Ведь
пожизненно!

УЛЛИЙ. В том-то и дело, друг Публий, что пожизненно переходит в
посмертно. А если так, то и посмертно – как пожизненно. То есть, при
жизни существует возможность узнать, как будет там!.. И мыслящий
гражданин упускать такой шанс не должен.

ПАБЛ. Подглядеть хочешь?

УЛЛИЙ. Оно же подглядывает. Ну и я хочу в известном смысле… С закрытыми
глазами… В горизонтальном положении… (Пересчитывает таблетки.)

ПАБЛ. Полдник скоро.

УЛЛИЙ. Не съедай мою порцию, пожалуйста. Что сегодня будет?.. (Идёт к
пульту, нажимает кнопки.) Паштет из голубиной печёнки… Форель с яйцами
аиста… Наконец-то рыба… (Отсчитав нужное количество таблеток.) Возьму
для верности восемь!.. (Наливает в бокал вина.) За победу!.. Я выиграл
у тебя. Я доказал претору. Теперь поиграем со временем. (Глотает
снотворное, запивает.)

ПАБЛ. Не уходи, постой!.. Что же я делать-то буду?.. Шестнадцать часов
подряд?.. Ты обо мне подумал?.. Эгоист!.. Патриций хренов!.. Все вы
такие!.. За что вас и не любят!..

УЛЛИЙ. Не ори. Есть фильмы. Порнушку посмотришь. Тумбочка у тебя новая.
Музыка есть. Прогулка будет. Книжки, вон, философов почитай.

ПАБЛ. А с кем я разговаривать буду? Шестнадцать часов один? Да я же с
ума сойду!.. Я не выдержу!..

УЛЛИЙ. Да чего там выдерживать? Наоборот, я тебя в покое оставляю.
(Зевает.) А когда проснусь, расскажу, чего увидел… Про время… Там тоже
показывают… (Зевает ещё сильней.)

ПАБЛ. Не зевай!.. (Хватает Туллия за тогу.) Постой, не ложись!.. Как
же так?.. Ты что же, подлец, делаешь?.. Будто я уже не человек?..

УЛЛИЙ. Человек, Пабл… (Зевает.) Ну что в человеке особенного?..
(Укладывается в постель.)

ПАБЛ. Я же не буду знать, сколько времени прошло!.. Ведь песочные
часы отменили!..

УЛЛИЙ. Не волнуйся. Я сам проснусь. Когда пройдёт шестнадцать часов.
(Зевает.) Я проснусь… И это будет означать, что прошло шестнадцать
часов…

ПАБЛ. Как же так?.. Как же так.. Хитрец… Мыслитель…

УЛЛИЙ. Сделай одолжение.

ПАБЛ. Чего?

УЛЛИЙ. Поверни Гегеля так, чтобы он на меня смотрел. И камеру.
Великий философ, всё-таки. Классик.

ПАБЛ (поворачивая бюст). Так?.. Ну ты!.. Классик тебя интересует
больше, чем простой человек?

УЛЛИЙ. Чем кто? (Зевает.)

ПАБЛ. Чем простой человек!!!

УЛЛИЙ. Человек?.. Человек, душечка Пабл… (Зевает.) Человек одинок… Как
мысль, которая забывается… (Засыпает.)

ПАБЛ подходит к храпящему и хватается за голову. Идёт к пульту,
перебирает диски. Оглянувшись, достаёт диски, которые Уллий отложил в
сторону. Вставляет один из них в магнитофон.

На мониторе появилась женская рука… Другая рука вспорхнула на пламя
свечи… Ножки опустились на клавиши рояля… Впечатляющая грудь
перелистывает книжную страницу… В глади воды отражаются берега из
разноцветных ковров… Расставлена посуда… Книги, телевизор, статуэтка
восточного божка… Изображение заколыхалось, вспенилось!.. И поднялась
из-под воды!.. Огромная!.. Капельки воды бегут по нежным округлостям!..


Во весь экран!!!

Конец фильма.