осень у нарвских ворот

Тарас ДРОЗД

осень у нарвских ворот



роман

Г Л А В А П Е Р В А Я

1

Послеобеденная дрема обняла и сопротивляться не хотелось.

Дверь приоткрыта, в коридоре тишина, напротив Светлана клюнула носом в
не надоевший кроссворд. Затем Женя увидела листья тополя, пожелтевшие,
обвисли каждый по себе, а ведь еще недавно держались дружным войском,
вереницей стоящие ларьки, бредущий вдоль них одинокий покупатель,
одиноко не знающий что выбрать… Зазвучала идиотическая песня из рекламы…
Улыбка незнакомого мужчины… А вот и заведующий отделением… Девушки, на
сегодня все, можете идти домой… Ура, Женя!.. Ты слышишь?.. Женя!..
Женя!..

Она вскинула голову и увидела перед собой Светлану.

Ну ты и отключилась. Иди, зовут.

Светлана вышла первой. За дверью на ее вопрос ответил голос заведующего.
Женя распахнула дверь, он стоял на пороге.

Женя, готовь аппарат. Срочное поступление.

И вдруг улыбнулся. И спешно ушел. Женя еще не проснулась. С чего вдруг
такая улыбка? Как во сне.

Прежина! - крикнули из-за двери приоткрытого бокса.

Женя побежала. Она не любила, когда ее называют по имени.

В коридоре зашумели. В бокс вошли принимающий врач-реаниматор и сестра.
Вошел заведующий отделением, что говорило об исключительности момента. И
тут же затопали «дорогие гости». Прибывший дежурный врач держал
завернутого младенца на руках, а сестра, идущая рядом, из последних сил
давила «грушу» прибора искусственного дыхания. За их спинами гомонил
мужчина. Шикарный костюм, распахнутый длинный плащ, широкое лысо-бритое
лицо и требовательный тембр голоса.

- Я прошу вас!.. Я вас очень прошу! Я требую сделать все возможное!

- Куда? – ринулся ему навстречу заведующий отделением. – Вы что себе
позволяете? Вы что здесь делаете? Здесь – нельзя! Здесь только в
халатах! И в бахилах! Куда в грязной обуви?

- Ну так выдайте мне халат! – крикнул лысо-бритый так, что казалось все
тут же ринутся исполнять его просьбу.

- Покиньте немедленно помещение! – взревел заведующий, показывая, что
его повышенный тон значимее.

- Я должен быть с ним, - сказал вдруг жалобно мужчина в плаще. –
Пожалуйста, умоляю.

Принимающая сестра открыла кувез. Доставленный малыш очутился в
реанимационном аквариуме. Доктор начал вводить контурные трубки. Когда
он присоединил на темно-синюю пяточку датчик, сестра закрыла крышку и
включила аппаратуру.

Женя посмотрела на доставленного малыша и отвернулась. Она испытывала
отвращение в бордовости, синеве, местами черноте, скрюченности и
сморщенности поступающих к ним народившихся человечков. В ее обязанности
входит включить аппаратуру, произвести соединения и уйти. А тут
замешкалась, не уложилась вовремя, и увидела то, на что старалась лишний
раз не смотреть. В это время погрозил пальцем лысобритый. Женя окрестила
его именно так.

- Да уберитесь вы! – прошипел заведующий, не мог дальше громким
голосом, вытолкнул наглеца за дверь и захлопнул ее.

- Как он нас достал, - пожаловался дежурный реаниматор, привезжий
ребенка. – Ехал за нами на своем «мерсе» и сигналил всю дорогу.

Заведующий подошел к кувезу.

- Ну? Что тут у нас?

Врач-реаниматор постучал по приборам.

- Не работает, что ли?

- Да все работает, - поморщился заведующий и кивнул сестре. –
Адреналин. – И спросил прибывших курьеров реанимационной службы. – Он
что, мертвым родился?

- Если б он родился мертвым, нас бы не вызвали.

Дверь бокса распахнулась. Грозивший направил палец как ствол пистолета.

- Предупреждаю!.. Если вы его спасете, то каждый из вас… Сколько вас
тут?.. Шесть человек… Нормально… Все шестеро поедете на Канары. Вот
клянусь!

- Да уйдите же!!! – возмущенно ответили все шестеро.

Дверь захлопнулась. А быстро произведенный укол не помог, и
температурный датчик показывал не утешительный результат. Где-то в
неведомом краю находились Канарские острова. Женя представила океан и
пальмы, солнце, но вид песчаного пляжа перекрыл штекер, соединяющий
контурные трубки с коробкой дозированной подачи. Аппарат искусственного
дыхания ритмично работал, тихо покрякивал гофрированный шланг, а штекер
болтался отдельно от разъема. Шаг вперед, - и соединение прерванной цепи
восстановлено. Однако заведующий успел заметить.

- Прежина, - выговорил он ее фамилию с интонацией, в которой прозвучал
вопрос «как же так?»

- Все было подключено, - пролепетала Женя. – Наверное, задел
кто-нибудь.

- Это я , скорее всего, задел, - тихо произнес заведующий.

Женю словно парализовало. Что он хотел сказать? Он защищает ее, что ли?
Но ведь глупо же, все прекрасно видят, что ее вины здесь нет!

Женя выскочила из бокса. И тут же плотно закрыла дверь. Перед ней стоял
лысобритый. Тот, кто плевать хотел на медицинские запреты и строгости.

- Вон отсюда, - негромко, но грозно выговорила Женя. – Грязь тут
разводить.

Он попятился, а Женя пошла на него, решительно тесня на выход. Объясняя
словами и жестами, как следует себя вести в дальнейшем, чтобы получать
известия о состоянии ребенка, она выпроводила наглеца за дверь
отделения. И только тут удивилась. Как ей удалось выставить такого
борова.

На банкетке у окошка сидел мужчина в костюме. Он тут же встал, сделал
шаг, но замер, выразив на лице уважение и непонимание.

Женя улыбнулась. Неплохо она выглядит со стороны, лихо выставляющая
крутых. А «крутой» расценил ее улыбку по-своему. В правой руке хрустнула
зеленая купюра.

- Сестренка, я реально говорю. Я отвечаю.

Жене хотелось закричать, сам собою набрался воздух в легкие до отказа,
но глаза метнули взгляд на стройного мужчину в костюме. Тот уже сидел и
смотрел в окно. Он ничего не видит, он понимает интимность ситуации.

- Иди отсюда, - только и смогла выговорить Женя. – Надоел.

Рука с деньгами ушмыгнула в карман плаща. Лысобритый издал каблуками
нервный перестук и резко повернулся на выход.

- Ладно!.. Но я не прощаюсь.

Слова прозвучали с явным намеком. Плащ распахнулся, грозно удаляясь.
Мужчина в синем костюме у окна хмыкнул, он намек понял. А Женя шагнула
назад и захлопнула дверь. Грязь тут разводить, хотелось крикнуть еще
раз, чтобы тот, у окна понял, что ее намеки не касаются.

Понятие «грязь» вернуло к равновесию. Женя вошла в первую из своих
комнат, так называемую «грязную», куда доставлялась использованная
аппаратура. Надела прорезиненный халат, резиновые перчатки до локтей, и
перешла в смежное помещение. Здесь трубки и маски лежали в растворе
хлорамина. Четыре часа позади, пора начинать обработку перекисью. Однако
работа не отвлекла. Закончив, Женя ощутила жажду закурить прямо здесь, в
помещении строгого контроля, и плевать на запреты.

Дверь без стука приоткрылась, затем распахнулась шире. Сестра вкатила
кувез. Сжалось солнечное сплетение.

А почему сюда? Почему опять ко мне?

А куда же еще? – удивилась сестра.

Устройство на колесиках она подкатила к стене, еще раз взглянула на Женю
с удивлением и вышла. Специального помещения в больнице не было, поэтому
умерших доставляли остывать сюда, в «грязную», после чего
транспортировали в холодильник. Курить расхотелось. Сине-бордовое тельце
могло выжить. Но жизни ему почему-то не ссудили. По чьей-то вине или по
чьей-то воле?

В сестринской Женя села в кресло. Никого из девушек не было. Закрыла
глаза. Как тогда, до пробуждения. Тогда ощущения были приятными. Вошла
Светлана, лабораторная сестра в их смене. На лице красивое безразличие.
Странно, они сегодня уже третий раз остаются наедине.

- Это правда? – спросила Светлана. – Ребенок умер прямо на столе?

Дверь за ее спиной распахнулась. Вошел заведующий отделением. И опять
непонятная улыбка, как и час назад. За ним шагнул в проем двери мужчина.
Но не тот, который обещал Канары, а другой, что сидел у окна, в синем
костюме. Но тоже без бахил и халата.

- Прежина, - проникновенно сказал заведующий. – Прошу ко мне в кабинет.
На минутку.

Он повернулся, чтобы выйти, но стоящий за ним преградил дорого, и чуть
наклонился навстречу, чтобы сказать что-то по секрету.

- Вторую девушку тоже пригласите, пожалуйста, - услышала Женя.

- Зачем? – громко спросил заведующий.

Мужчина прошептал еще что-то, намного тише.

- Ну ладно, - ухмыльнулся заведующий и, окинув беглым взглядом
сестринскую комнату отдыха, сказал нехотя. – Света, и ты тоже. Пошли.

Девушки переглянулись. Чтобы заведующий сам вызывал к себе? Вызывает
обычно старшая сестра. На красивом лице Светланы заиграло любопытство. А
Женя нахмурилась. Ясно по какой причине вызывают. Будет разбор
случившейся оплошности. Но Светку-то зачем? Ее в реанимационной не было.

В кабинете находилась и старшая сестра, Александра Алексеевна, женщина
молодящаяся изо всех сил, чтобы не уступать медсестрам. Заведующий
топтался у своего стола. Что-то мешало ему сесть. А мужчина в синем
костюме смотрелся среди одетых в медицинскую униформу как белая ворона.
Таким и захотелось Жене его нарисовать.

- Значит так, Прежина, - весомо начал заведующий, и у Жени образовалась
внутри пустота.

- Я не виновата, Николай, Николаевич, - вырвалось у нее, - канюля сама
отсоединилась.

- Канюля? Какая канюля?

- Ну эта, - и Женя показала руками, как соединяется штекер с разъемом.

- О, Господи, - произнесла старшая с упреком. – Женечка, речь не об
этом.

- Да-да, не об этом, - замахал правой рукой Николай Николаевич. – Это
был уникальный случай. Ребенка привезли уже мертвого. Женя, все, ты
забудь. Ты здесь абсолютно не при чем. А речь у нас пойдет… речь у нас
пойдет…

Ему помог мужчина без халата.

- Может быть, мне представиться?

- Да-да, пожалуй, - заговорил Николай Николаевич еще более торопливо. –
Вот, знакомьтесь. Валдис Крамов. Представитель одной оргшанизации… Одной
фирмы, скажем так. Девушки. Вы присаживайтесь. Сядьте, сядьте. Я,
правда, думал, что только одна Прежина подойдет… Ну да ладно.

Он сел и замолчал. Девушки послушно опустились на допотопную кушетку у
стены. Стоять остался пришелец в синем костюме по имени Валдис. По лицу
не скажешь, что он из Прибалтики.

- Значит, вот какое у нас дело, милейшие медсестры…

Теперь Николай Николаевич стал переигрывать. Старшая сестра иронично
улыбнулась.

- Вот, значит, какое дело. Есть для вас работка. Работенка. Работа для
сестер милосердия. От работы сейчас никто не отказывается. Что такое
патронаж знаете?

- Это ухаживать, что ли?

- Да, уход за больным в домашних условиях. Ничего сложного. Уверяю.

- Смотря сколько будут платить, - очаровательно улыбнулась Светлана.

- Платить будут хорошо, - ответил ей щедрой улыбкой мужчина в костюме.

Николай Николаевич пояснил, что у Валдиса коллега по службе стал
инвалидом, прикован к инвалидной коляске, вот о ком идет речь.

- Почему – коллега? – перебил Валдис. – Друг. Это мой друг. Человек
пострадал. Давно. Живет один. Однокомнатная квартира. Но я могу навещать
его не всегда и не каждый день. Поэтому решили нанять человека.
Желательно с медицинским образованием.

- Это, как вы понимаете, - пояснила старшая, - после вашего рабочего
времени. Вы дежурите два дня через два. Поэтому, мне кажется, такое
предложение для вас должно быть интересным. Я бы согласилась.

Женя прищурилась на Валдиса.

- А кто раньше за ним ухаживал?

- Жена. Но она ушла. Не выдержала. Вы, простите, сколько зарабатываете?

За девушек ответила старшая.

- Будете получать еще столько же.

Николай Николаевич встал и развел руки словно для объятий.

- Девушки, надо соглашаться. Ты как, Прежина?

- Так вы рас двоих берете? В две смены, что ли?

Николай Николаевич посмотрел на Валдиса.

- Я-то хотел предложить тебя, Прежина. Ты человек ответственный… Но вот
Валдис…

Женя вскочила.

- Вот Светлане и рассказывайте. Меня-то зачем позвали?

Она вышла и не услышала извинительных слов, полетевших за ней. В
сестринской начала быстро переодеваться. Решила уйти пораньше. Пусть
даже со скандалом.

Вошла Светлана, привычно заглянула в зеркало, убедилась, что там все в
порядке, и сказала с усмешечкой.

- Я сказала. Что не хочу. Понятно что им надо. Пришел такой
конь-производитель. Нам нужна сестра. А потом что будет? Нет, мне не
нравится. Мужик, конечно, ничего, правда?

Вошел, постучавшись, Николай Николаевич.

- Женечка, я не зря расчитывал именно на тебя. Только тебе будет по
силам. И, думаю, даже интересно. Ты слышишь меня? Евгения? Светлана не
хочет. Я не знаю, что у нее на уме. Вон, посмотри, смеется.

Он положил руку на плечо. Это было уже не только невиданно, но и
неслыханно.

- Женечка, я тебя очень прошу. Пожалуйста. Хотя бы сходи и посмотри.

- Я вообще не понимаю, Николай Николаевич, - вскочила Женя, чтобы
скинуть приятную руку. – У нас сегодня ребенок умер…

- Ты до сих пор забыть не можешь? – удивился Николай Николаевич и
кивнул, мол понимаю.

- Потому что чувствую себя виноватой! – выкрикнула Женя. – Не знаю
почему, но чувствую. Хорошо. Ладно. Я схожу. Но только посмотрю. Я
ничего этим людям не обещаю.

- Конечно! - замахал своей подвижной рукой Николай Николаевич. –
Конечно! Пожалуйста, Женечка. Я пообещал этим людям, понимаешь?

- Я не знаю, что вы им пообещали, но только сейчас ухожу с работы
пораньше. Не могу больше.

- Хорошо, - улыбнулся Николай Николаевич. – Я предупрежу старшую
сестру.

Женя вдруг ощутила свою власть над происходящим и потребовала.

- Мне нужно переодеться!

Николай Николаевич тут же очутился за дверью и крикнул оттуда.

- Он будет ждать тебя на улице! Ну этот, Валдис!

Светлана покачала красивой головкой и зачарованно произнесла.

- Не, ну ты мне нравишься. Балдеж.

2

Женя все поняла. Николай Николаевич рекомендовал ее, но ему дали понять,
что желательна другая девушка.

Со школьных лет складывалось так, что из окружающих ее подруг и знакомых
кто-то всегда красивее, эффектнее, ярче, а Жене определялись вторые, а
то и третьи роли. Они смирилась со своим жребием. Ситуация повторилась и
медучилище и на первой работе, в городской больнице, куда пришлось
устроиться после учебы. В субботу после обеда на общежитие, где обитали
работницы, начиналось, по меткому изречению неизвестного автора,
«нашествие сперматозоидов». Пятиэтажное здание гудело как улей, рабочие
пчелки готовились к самым ответственным заботам после пяти дней
«пахоты». Женя лучше многих пользовалась косметикой, могла подготовить
себя к встрече с интересным человеком, но чтобы напрягаться ради общения
с примитивными красавцами, у которых одна задача на уме, - нет, она не
пыталась себя даже заставить, а над соседками подтрунивала.

У набегавших юношей, и мужчин зрелых, намерения настолько ярко читались
на лицах, настолько были просты хитрости, подарки к столу и попытки
создания раскрепощающий атмосферы, что Жене становилось противно. Вокруг
закручивались и раскручивались романы, случайные и неслучайные встречи
происходили, обсуждаемые потом как сенсации, возвышенные отношения
отмечались событиями, превращавшиеся потом в легенды, и криминальные
истории бывали, с появлением служителей в милицейской форме, которые по
ходу исполнения обязанностей выказывали свои притязания. Брага жизни
играла во всю. И только у Жени Прежиной за первых два года пребывания в
общаге страница личной жизни оставалась чистой. Ни строчки, но и не
пятнышка.

Иногда после двенадцати ночи являлся перед ней крепко выпивший
представитель сильного пола, которому не повезло в течении вечера на
всех фронтах. Такие выставлялись с бранью. Один из полуночных кавалеров
как-то на строгие требования покинуть спальную территорию заявил гордо:
«Уж чья бы мычала, радоваться должна, что на тебя внимание обратили!..»
Парень тут же пережил извержение вулкана, с выплеском в лицо жидкостей,
с полетом лавы посуды, с мощным выпуском словесного пара. Вулкан курился
до утра, пока не кончились сигареты. Утром парень принес мировую, но был
послан. Распивая гостинец в соседней комнате, он восхищенно признался:
"«Вот это девка. Уважаю. А какая красивая, когда на нервах!..»

Другой кавалергард, усевшись на кровать спящей Жени в четыре часа утра,
и услышав повеление убираться, вдруг влепил пощечину и зарычал: «А ну,
тихо! Люди спят, а ты орешь.» Девушки, с которыми Женя делила комнату,
двум его «корефанам» позволили улечься рядом, но только поверх одеял, на
что те радостно согласились, хмельно надеясь к утру очутиться под
одеялами. Третьему предложили расположиться на стульях у двери. Он молча
согласился. А потом двинул по лицу, будучи уверенным, что мужская
суровость приводит к женской покорности. Женя подняла крик. Поднялись
как по боевой тревоге не только свои, но и девчонки в соседних комнатах.
Одни держали Женю, чтобы не спустилась на вахту и не вызвала милицию,
другие растолкали спящих «корефанов» и потребовали ответа за случившуюся
несправедливость. Те вкатали своему приятелю «мордулей» и он пускал
кровавые пузыри в умывальнике до самого рассвета.

Всякое бывало. Подружки делились советами, как успокаивать
взбунтовавшуюся плоть. Этажом выше две подружки жили лесбийской любовью
и не скрывали этого. А Женя с приходом новой весны заряжала себя
надеждой, выискивая радости в книгах, музыке, прогулках по городу и на
выставках живописи. Подруги относились к ней с тайным почтением. Жене
казалось, что ее побаиваются из-за взрывного характера.

Вот и мужчина в синем костюме выбрал сразу не ее. Значит требуется не
просто патронажная сестра, а девушка приятная во всех отношениях. Если
подтвердиться, она выскажет свое мнение Николаю Николаевичу.

Валдис прохаживался перед крыльцом, заложив руки в карманы брюк. Осенняя
свежесть гармонировала с его расстегнутой белой сорочкой. Галстук он
почему-то снял.

Как вас зовут, простите? Я не запомнил.

Женя.

Удачное имя.

Вам больше нечего сказать?

Вы потом поймете, отчего я так сказал.

Куда идем? – задала Женя вопрос по делу.

- Мы вообще-то едем. Машина на улице. Во двор к вам разрешается
заезжать только служебному транспорту.

Они вышли со двора, и Женя не угадала. Машина оказалась отечественной
«девяточкой», а не шикарной иномаркой. Сегодня звучало слово «мерседес».
Его обладатель обещал поездку на Канары.

- А кто это был? – спросил Валдис. – Тот крутой, с которым вы вышли в
коридор?

Женя посмотрела на Валдиса с испугом. Как он прочел ее воспоминание?

- Вы так строго с ним разговаривали, - усмехнулся Валдис. – Как с
мужем.

С мужем? Вот еще!

- Он протягивал вам деньги, и я подумал, что это муж, который принес
заплату.

Валдис засмеялся. Он шутит. Женю покоробила его самодовольность. Она-то
вспомнила крутого папашу не из-за денег. Посиневшее тельце всплывало
перед глазами.

- Любите музыку? – спросил он и щелкнул кнопкой.

Громко зазвучал шлягер. Один из тех, от которого начиналась зубная боль.
Где слово «любовь» переливалось из пустого в порожнее.

- Можно потише? Я очень устала.

Выворачивая баранку налево, он правой рукой мгновенно исполнил
пожелание. Машина помчалась вдоль трамвайных путей. Навстречу колокольне
и мощному зданию церкви. Синим цветом в белом обрамлении собор вырывался
из оранжево-желтой аляповатости крон деревьев, черноте стволов и земли.
У Жени перехватило дыхание.

Здесь где-нибудь. Мне нужно зайти.

Вы верующая?

- Долго объяснять, - ответила Женя. И добавила, словно извиняясь. – Я
быстро.

Она пробежала через сад, поправила на голове берет, быстро
перекрестилась, и, войдя в святой сумрак, остановилась, чтобы сдержать
волнение. У конторки с церковными принадлежностями поймала себя на
скупости и заказала самую дорогую из тонких свечек. А когда вошла под
уносящиеся своды, то растерялась окончательно. Она не помнит даже, кто
это был, мальчик или девочка. Лиловая чернота, просто умерший человечек,
родившийся не жить. Женя подняла голову, посмотрела в хаотичный мрак,
где творилось определение бытия и смерти. Свечку надо ставить не за
упокой, не было никакого упокоя, потому что не было жизни, Он ее не дал.

Женя приблизилась к иконе. Зажгла свечку, аккуратно закрепила ее, и
только после этого, сомкнув внизу руки, встретила пронизывающий взгляд.
Не ощутилось ни осуждения, ни прощения. Смиренно вдохнув дымный запах,
Женя опустила голову. Наплывало только чернеющая синева. Она еще раз
подняла голову. Вечный взгляд угодника из святой белизны одежд и седин
излучал тепло. Как будто успокаивающе погладил по головке. Женя
улыбнулась, перекрестилась и заспешила на выход.

Валдис Крамов ждал у машины, курил. Женя достала свои сигареты. На его
лице вновь заиграла улыбка, зовущая к расположению.

- Я как увидел, что ваша больница носит имя Николая Угодника, так сразу
понял, что мне именно сюда.

- Правда? – улыбнулась и Женя. – А мне показалось, что вас Николай
Николаевич привел.

Ну, он тоже по-своему угодник.

Как я поняла, он с вами давно знаком.

Поехали. Курить можно и в машине.

В машине я буду отдыхать. Мы не торопимся?

- Да на здоровье. Листья уже пожелтели. Так быстро. Время летит!..
Куда, зачем?.. Когда мы жили в ожидании перемен, время тянулось. Надежды
на будущее как бы специально затягивались, затягивались, томили… Вот
сейчас, ну еще потерпите… А потом – бац! Свершилось. Надежды рухнули, а
время полетело. Полетело в никуда. Ожидание еще имело смысл. Ожиданием и
нужно было наслаждаться. А сейчас чем дальше едем, тем больше счет. Вот
что значит «время – деньги». Это когда никакого смысла.

Музыку он не включил. Понял, что она не в восторге.

Дом оказался стандартной блочной девятиэтажкой. Обшарпанный, жалкий вид.
Это здание уже никогда не сможет выглядеть лучше.

- Третий этаж, - сказал Валдис, закрывая машину. – Квартира его личная.
Но третий этаж. А лифт очень узкий. Помещаются только два человека на
сексуальном расстоянии. Бэтээр туда не проходит. Поэтому наш друг сидит
в своей камере безвылазно.

- Кто не проходит? – спросила Женя, словно не расслышала.

- Бэтээр. Мы так инвалидную коляску называем.

Дверь на площадке оказалась первой с правой стороны. Валдис достал ключ,
но перед тем, как позвонить, два раза нажал кнопку звонка. Женю вдруг
охватила паника. Захотелось бежать из этого дома. Но Валдис уже
распахнул дверь, обитую коричневым дерматином.

- Прошу. Разуваться не надо.

Маленькая прихожая. Дверной проем в комнату и на кухню. Самих дверей
нет, для чего-то сняли с петель. А две белых двери понятно куда. Еще
вешалка с куртками из темно-пожухлой плащевки. Самодельная полка для
обуви. Табурет с телефоном. Жилище холостяка.

В полумраке комнаты произошло движение, к прихожей выкатилась инвалидная
коляска. Валдис шагнул навстречу, вошел в комнату и включил свет.

- Сумерничаешь? Или спишь, бродяга?

- Курю! – радостно зазвучал мужественный баритон. И провел. – Си-жу,
ку-ру!..

Будущий пациент улыбался так, что у Жени губы невольно тоже растянулись.
Его радость не вызывала сомнений в откровенности.

- Здравствуйте!

- Здравствуйте.

- Это Женя и это Женя, - определил Валдис жестом руки расстояние между
встретившимися. – Теперь вы понимаете, почему я сказал, что у вас
удачное имя? Случай редкий. Врач и пациент тезки.

- Ну, во-первых, я не врач, - Женя справилась с улыбкой, чтобы
держаться серьезно. – А во-вторых, я еще не… Я пришла только посмотреть.

- Конечно! – уже с какой-то запредельной радостью воскликнул
Женя-инвалид. – Смотрите! Пожалуйста. Мне абсолютно ничего не надо.
Только уборка помещения.

Жене стало неловко. Что он так радуется? Как собака вернувшемуся
хозяину. И радость его передается, ей приятно, что мужчина при встрече и
знакомстве только радуется и все. Не изучает лицо, не шарит взглядом по
одежде. С Валдисом они скорее всего ровесники, но у этого седина. И
борода и волосы будто обожжены.

- Мне только убирать и все. И купить чего надо в магазине. – Коляска
заметалась по комнате. – И обед еще приготовить. Уборка, обед и все. Два
раза в неделю. Ну, еще постирать. Ну и все, да?

На Валдиса он посмотрел как-то жалобно.

- Нет, не два раза, - сказал Валдис, давая понять, что условия здесь
диктует он. – Три-четыре раза. В зависимости от загруженности на работе.

- Вы же могли пригласить обычную домработницу, - выразила удивление
Женя. – Зачем понадобилась патронажная сестра?

- Уколы, - пояснил Валдис.

- Да уколы я сам могу! – крикнул Женя.

- Уколы нужно делать. – Сказал еще раз Валдис. – И вообще медицинский
присмотр.

- Понятно, - согласилась Женя и прошла на кухню.

Мужчины двинулись за ней. Один пошел, другой поехал.

На маленькой кухне, стандартные шесть метров, ютился холодильник, стол,
два табурета, такие же, как в прихожей, и буфет белого цвета с серыми
прожилками. В раководи громоздилась куча посуды.

- Я сейчас помою, - сказала Женя и расстегнула куртку.

- Зачем? – удивился Валдис. – Сегодня это сделаю я.

Она уже отвернула кран, взяла измочаленную губку и мыло.

Мужчины заговорили, перебивая друг друга, старательно подчеркивая
незначительность перечня работ. Дно кастрюли покрыли остатки чего-то
прокисшего. Женя вышла в туалет, открыла дверь и замерла. На стенах, на
уровне пояса, красовались металлические ручки. По две с каждой стороны.
Одна ближе к двери, другая рядом с унитазом. Такая же ручка имела место
и на петельной стороне дверного косяка.

«Вот как он справляется с этим делом, - поняла Женя. – Молодец.»

По окончанию мытья посуды Валдис торжественно назвал сумму будущего
вознаграждения за труды.

- Мне надо подумать, сказала Женя, не справляясь с волнением.

- Женечка, - произнес Валдис задушевно. – Надеюсь, процесс твоих
размышлений не растянется надолго. Мне сегодня нужно знать ответ.

- Я позвоню. Сегодня. А сейчас мне пора. Меня ждут.

- Кто ждет? – спросил Валдис, изменяя глубину ее глаз.

- Неважно кто, - ответила Женя, раздражаясь от неприятного давления. –
Попугай ждет. Дома. Какая разница, кто меня ждет? – И попрощалась с
находящимся в кресле. – До свидания.

- До свидания, - удивленно пролепетал тот.

Валдис вышел за ней в прихожую.

- Извини, но я не могу отвезти на машине. Нужно посидеть с Евгением
пару часиков. Вот деньги на такси.

Он достал купюру, и Женя ахнула.

- Не надо, ну что вы!..

Ваалдис ловко сунул деньги в карман ее куртки. Этой же рукой в следующее
мгновенье достал визитку.

- А это мои телефоны. Рабочий и сотовый. Жду звонка. Сегодня вечером.
Надеюсь, не очень поздно. Скажи, Женечка, а у тебя есть подружки?

- Подружки? – не поняла Женя. Но тут же восторгнулась. – Ха, есть! Есть
у меня подружки. А что?

- Ничего. Скажу, когда ты мне позвонишь.

На лестнице Женя достала купюру и открыла сумочку, чтобы переложить
денежку в кошелек.

«Этих денег хватит на перчатки! Скоро похолодает, надо покупать
перчатки. Перчатки, перчатки, перчаточки!.. А, все равно я их потеряю!»

Остановила Женя именно такси, машину с шашечками.

- Домой, - ответила Женя на вопрос водителя.

И тут же прыснула, она где-то слышала этот веселый ответ.

Начал накрапывать дождь. Деревья выглядели обречено. И ларьки, стоящие
по одиночке и вереницами. И одиноко бредущие мимо них покупатели, не
знающие что выбрать.

3

Валдис закрыл дверь с ощущением тревоги. Тревога исходила от ушедшей
девушки. Серьезная, внимательная, улыбается из вежливости, как дежурная
сестра. Неужели он совершает ошибку. Почему она спросила, давно ли он
знаком с Николаем Николаевичем?

Валдис вошел на кухню и ободряюще подмигнул сидящему с коляске.

- Ужин приготовить?

- Я уже поел, - весело ответил Евгений. – Чаю можно. Только ты не
покупай больше эти коробки. Такое впечатление, что выращивают его в Шри
Ланке руссие.

Валдис поставил чайник на газовую плиту, сел на табурет, достал
сигареты.

- Ну?

- Что «ну»? – улыбнулся в ответ Евгений.

- Как она тебе? По-моему довольно сексуальная.

- Для меня сексуальные игры интересны только по телевизору.

- Привлекательность у нее особая. Какая глубина.

- Ты и глубину успел измерить?

Чайник зашумел. Валдис заглянул в заварник и вытряс его содержимое в
мусорное ведро.

- Сейчас мы это дело зачифирим.

- Лучше бы водки, - мечтательно произнес Евгений.

Мне нельзя, я на колесах.

- Я тоже на колесах, но мне можно. Главное не нарушать правил.

- Дорожного движения?

- Правил движения внутри. У нас внутри столько неизъезженных дорог.
Движение по которым не должно прекращаться. И вот я еду, можно сказать,
еду, а на пути Валдис Крамов, как сотрудник автоинспекции. Нет бы помочь
в движении, а он говорит «нельзя». Разве с таким человеком можно
говорить о гуманизме? С таким человеком совершенно невозможно говорить о
гуманизме. Он просто ничего не понимает в гуманизме. Почему на русских
просторах доброта есть, а гуманизма нет? Доброты хоть отбавляй. Особенно
той, что хуже воровства. Но не конденсируется пар доброты в чистую воду
гуманизма, хоть ты тресни. Кто виноват? В чем причина? Встает извечный
вопрос. А шо делать? А ничего не поделаешь. Виноваты бескрайние
просторы. Летит по ним наша доброта и ни на чем остановиться не может.
Если останавливаться, значит нужно что-то делать. А делать ничего не
хочется. Лучше лететь, лететь… В мыслях, в словах, в созерцании. Ну и
что, что ничего не получается, зато мы добрые.

- Хорошо, я схожу, - улыбнулся Валдис.

- Да сиди. Водка есть. С прошлого раза осталась

- Водка есть? – подхватил ироничный тон Валдис. – Осталась с прошлого
раза? Как мы деградируем.

- Ты будешь, наконец, рассказывать?

Валдис разлил чай. Евгений достал из холодильника литровую бутылку, в
которой осталась добрая треть.

- Чашку бери с волнением. Ее только что мыла женская рука. Черт, ну
нельзя мне сегодня пить. Не из-за гаишников. Сегодня отправляемся на
дело. Информация самая благоприятная. Нужно обязательно сегодня.

- Сегодня? – с лица Евгения ушла веселость. – А вдруг опять что-то
случится?

- С кем? Со мной? У тебя есть теперь медицинская сестра. И ребята не
бросят. Да ничего не случится. Давай, наливай.

- За успех нужно обязательно, - Евгений начал быстро отвинчивать пробку.
– За Нарвские ворота.

- Сколько можно за них пить? Может быть, поэтому нас и преследуют
неудачи. Сглазили застольными тостами.

- О, да ты стал мнительным. Суеверным. Ладно, не будем пить. Я жду
начала повествования.

- Начала! – воскликнул Валдис, наигрывая возмущение. – Он ждет начала.
Увы, дорогие радиослушатели, начало находится недалеко от кончала.

- Какой вы специалист истомить.

Да рассказывать, собственно, нечего.

- Ну что за будничный тон.

- Такой, как сама история. Николай Николаевич неожиданно для меня, и
чего я понять не могу, быстро согласился. А ведь дважды отказывал.
Обрати внимание.

- Он не хочет, чтобы в больнице знали, что он оказывает кое-кому на
стороне услуги. Вот и все.

- Приходи, говорит, именно сегодня. Именно сегодня работает девушка,
которая, на мой взгляд, подойдет вам. На его взгляд. Прошу отметить
особо. Прихожу, он ведет меня в комнату, где сидят две медсестры. И
вызывает эту. А рядом с ней!.. Ну такая… Ты бы видел. А он вызывает
именно эту, по имени Женя. Я смотрю на Николая Николаевича и хочу
сказать ему. Николай Николаевич, ты чо, совсем за порогом? Редкие
медицинские мозги нужно иметь, чтобы сделать такой выбор. Но Николай
Николаевич упорго говорит именно этой медицинской, блин, сестре. Женя,
пройдемте в кабинет. Звучит как «пройдемте в нумера». Я ему тут же
шепотом. Николай Николаевич, пригласите и вторую девушку тоже. А он
смотрит на меня с непониманием и спрашивает. Зачем?

- Наверное, с медицинским непониманием, - усмехнулся Евгений.

- С непониманием человека, у которого глисты, но ему неведомы внутренние
процессы. И спрашивает. Зачем? Я на него тоже смотрю. Со своим
непониманием. И он услышал мой взгляд. До него с трудом, но долетело. И
говорит. Ладно, вы тоже, вторая девушка, тоже пройдите. Забыл ее имя.

- Как же так? – теперь наигранно возмутился Женя.

- Он зачем-то и старшую сестру пригласил. Тоже, кстати, ничего.
Объяснили ситуацию, так и так, нужна сестра по уходу. Мы с ним
договорились, что не знаем друг друга. Он тут же прокололся. Очень много
было каких-то непонятных странностей. Вогда все объяснили, Николай
Николаевич опять, уже торжественно, предлагает работать Жене. Я онемел
от его мудрости. Пригласить для разговора двоих, чтобы предложить одной.
Ты улавливаешь какую-нибудь причино-следственную связь? Я – нет Не смог.
Но остановил уважаемого Николая Николаевича. Минуточку, говорю, может
быть, вторая девушка нам больше подойдет. Сказал что-то типа этого. Эта
Женя вдруг психанула и вышла. Она слегка нервная, обратил внимание? В
церковь зачем-то заходила. Короче, она выскочила, а я этой, красивой,
мол, давай, подруга, соглашайся, и деньги будут, и все такое.

- Ты преследовал свои корыстные цели.

- Не смею возражать. Беспокоясь о своих интересах, я не забывал и о
своих. А красавица вдруг выдает. Не хочу я ухаживать за инвалидом. И
правильно. За такой мужики должны ухаживать, ожиревшие от денег. Почему
она до сих пор в больнице работает? Непонятно. Не ха-ачу я уха-аживать
за инва-алидом, - повторил Валдис вразу нараспев, подражая модному
говорку. – И лыбится на полную катушку. Ах ты, думаю, коза. На словах
одно, а в глазах другое. Чему верить? Как дальше жить?

- Страшно жить на этом свете, - продекламировал Евгений. – В нем
отсутствует уют… Ветры воют на рассвете… Волки зайчика грызут…

- И зайчик ускакал. Все, думаю, сеанс окончен. Не получилось, значит, не
судьба. Я действительно становлюсь суеверным. Из-за наших последних
неудач. Вобщем, говорю. Николай Николаевич, у вас же еще медсестры есть.
Почему только эти две? У вас же девушек целое лебединое озеро. А старшая
мне официально. У остальных более сильная психологическая нагрузка. Эх,
думаю, поставить бы тебя в позу леопердихи, готовящейся к прыжку… А наш
Николай Николаевич ушел и быстренько уговорил известную тебе девушку.
Вторая странность, обрати внимание. Сначала отказалась, потом быстро
согласилась. Я не слышал их разговора. Николай Николаич вернулся и
говорит, она согласна, только ей нужно посмотреть. Я подождал ее на
улице и мы приехали. Вот и весь сказ.

- А та красавица?

- Ускользнула как рыба стерлядь.

- Я не об этом. Если б она согласилась, и приходила бы сюда, ты бы ее…
Со временем раскрутил? Можете не отвечать. С вами все ясно.

Валдис рассмотрел мусорное ведро и махнул рукой.

- Давай все-таки выпьем.

- За успех вашего сегодняшнего дела?

- Нет, за Нарвские ворота пить не будем. Я действительно становлюсь
суеверным. Плюнуть лишний раз боюсь, представляешь? Это я-то. Вспомни. Я
в институте, идя на экзамен, специально по три раза возвращался и тянул
билет правой рукой, чтобы доказать нашим девкам, что приметы ерунда.

- Валдис, а может быть не надо больше рисковать? У меня предчувствие.

Валдис посмотрел в глаза другу и кивнул.

- А жить дальше как будем? На что?

Он взял из рук Евгения бутылку, наполнил две хрустальных стопки, достал
из холодильника блюдце с нарезанным лимоном, и смачно крякнул.

- Мы с тобой выпьем за прекрасных дам. Ну не прячь глаза, ну же мужчины.

4

Женю действительно поджидал попугай по имени Петя. Он защебетал во всю
мощь, заслышав шаги хозяйки. Войдя в комнату Женя открыла клетку.
Попугай закружил вокруг головы, щекоча лицо и взбивая волосы порхающими
крыльями. Прикосновения до дрожи.

- Петя, ну успокойся… Успокойся, Петя!.. Успокойся, птица долбанная!

Петя стал перепархивать с предмета на предмет. Без всякого восторга.
Уходя на кухню, Женя плотно прикрыла дверь, чтобы попугай не вылетел в
длинный темный коридор со множеством преград, чтобы не влетел в комнату
соседке, где его давно поджидает кошка Муська, и чтобы не увело
любопытство цветастого птаха через кухонную форточку на улицу.

Вернувшись в комнату с наполненной тарелкой, Женя включила телевизор и
пластиковый электрочайник. Ходить за обычным чайников к далекой газовой
плите – дело утомительное, поэтому нажимая клавишу изящного прибора ,
она всякий раз вспоминала добрым словом того, кто сделал дорогой
подарок.

- Горячее! – начала выговаривать она Пете, который сел на край тарелки,
чтобы потрапезничать вместе с хозяйкой. – Чего тебе в клетке не
кушается? Там же лучший корм для тебя, дурак.

Она разговаривала с Петей до тех пор, пока его ловкое поглощение пищи
умиляло. Когда Петя начал откусывать прямо с вилки, Женя перенесла его в
клетку. Прутья клювом было не раздвинуть, и Петя сел спиной в
несправедливой хозяйке, чтобы не подавать больше голоса.

Жене повезло, когда она ушла с первого места работы и устроилась в
больницу, которой выделяли кое-что из жилищных фондов для медицинского
персонала. Почти все знакомые, кроме лучших подруг, остались в
общежитии, тогда с надеждой, а теперь с беспросветной тоской, - кто не
найдет мужа с жильем, обречен жить в общаге навечно. А у нее хоть и
коммуналка, зато комната своя.

Когда Женя вышла мыть посуду, на кухне появилась соседка. В рассказах о
себе тетя Валя частенько путала в каком году ей стукнуло шестьдесят. А
рассказы ее были нескончаемы, как те сериалы, которые она ежедневно
просматривала, чтобы потом исправно пересказать.

- И он ее бросил!.. Представляешь? Сволочь какая. Кошмарище. Мужики –
это ужас. А в американском сериале насилуют и насилуют, насилуют и
насилуют. Новая серия начинается, сидишь и думаешь, кого же сегодня
изнасилуют? Чо-то мне американцы совсем разонравились. Для них там что
изнасиловать, что убить, что взорвать, - как раз плюнуть. Как почесать
задницу – все демократия.

Она улавливала, когда Жене становилось неинтересно и меняла тему.

- Твой звонил несколько раз, - сообщила тетя Валя заговорщеским тоном. –
Во скоко придешь, да во скоко придешь. Ты седни задержалась чо-то.

- У нас ребенок на работе умер, - сказала Женя первое, что пришло в
голову.

- А-а, - с пониманием кивнула головой тетя Валя и перекрестилась. – А
лицо у тебя такое, будто радость кака.

- Лицо? – удивилась Женя, - Обыкновенное лицо. Выдумываете, тетя Валя.

Она почувствовала, что сейчас рассмеется, и заторопилась к себе. В
комнате забралась на диван-кровать и спросила Петю, на что он обиделся.
Попугай бросил через плечо короткое слово и переступил с ноги на ногу.
Женя уменьшила пультом звук телевизора и сняла телефонную трубку.

- Алло, Шурочка?.. Привет, это я… Что у тебя нового?.. А у меня сегодня
день какой-то… ничего не понимаю… Даже в церковь зашла. Сначала на
работе ребенок умер. Прямо на столе. Его уже привезли мертвым. А у меня
вдруг аппаратура отключилась, отсоединилась канюля, и датчики не
сработали. Обычно, если хоть один контакт неплотный, аппаратура тут же
запищит. А тут ничего. А потом – вообще. Вызывает к завотделением. А у
него в кабинете мужик. Такой в костюмчике. Нужна сестра по уходу за
инвалидом. Ничего себе, думаю, инвалид. Я отказалась, а завотделением
уговорил. Ну, думаю, поеду, посмотрю. Приезжаем, там однокомнатная
квартира, и тоже инвалид, только в коляске, представляешь!.. И тоже с
бородой! Ну, думаю, только бы не расколоться, только бы не расколоться…
Начала какую-то посуду мыть. А сама думаю, если бы здесь сейчас была моя
Шурочка, мы бы уписались от смеха!

С Шурочкой Фалинь Женя познакомилась в больнице, куда устроилась по
окончанию училища. Двух оптимисток объединила борьба. Наивные девушки не
понимали, что, вступая в конфликт с руководством, они выступают против
системы. Главврач, которую ненавидел весь персонал больницы, подключила
городское управление, - и Жене пришлось уволиться по собственному
желанию, а Шурочка оказалась даже в психушке, откуда умудрилась
выбраться почти сразу, избежав лечения. Ее энергия кого-то выводила из
себя, а многих покоряла своей открытостью. Женя устроилась в детскую
больницу в центре города, где через год получила комнату, а Шуру с
большим трудом взяли тянуть сестринскую лямку на далекой окраине, а
жилплощадь предоставили через год.

Раз в месяц подружки встречались для культурного времяпрепровождения.
Решили как-то посетить заведение, покоряющее стилем «под Европу». Хоть
раз в год нужно себе позволять. За соседним столиком сидели двое мужчин.
Широколицый блондин задержал внимание не на Жене. Другой, с
привлекательной бородкой, как-то меланхолично улыбался, рассматривая
декор кафе. Широколиций пригласил за свой столик, и девушки не долго
сомневались. А после оживленного разговора их пригласили в гости, где
будет уютней, чем среди бездушной мебели. Жене понравилась точность
наблюдения, ей не понять было, почему охватывает тоска в шикарном
заведении. Широколицый вышел, поймал такси и попросил девушек занять
машину первыми, сесть на заднее сиденье. Девушки, удивившись, просьбу
исполнили. Бородатый встал из-за стола с трудом, увидели они, а
широколицый повел его на улицу под руку. По негласному определению
бородатый определялся ей, Жене. Что же она будет делать с таким пьяным,
пошутила Женя. Бородатый уселся на переднее сиденье, пыхтя и скрипя.
Широколицый, втиснувшись в девушкам, прижался к Шуре и застрочил
анекдотами. Доставили прямо к подъезду. Когда мужчины сделали первые
шаги, девушки замерли с открытыми ртами. Скрип производили протезы. Обе
ноги бородатого были механическими. Вдобавок не работал лифт, а
подниматься предстояло на шестой этаж. Женю душил смех, но она
сдерживалась. Шура не сдержалась, но сделала вид, что рассмеялась над
последним анекдотом. В квартире было две комнаты, широколицый вел дело
по нехитрому плану, так как жил не здесь и был женат, о чем сообщил
довольно просто. Но бородач, хозяин квартиры, после двухчасового сидения
за столом, встал, галантно поклонился, и заявил, что ему пора отдыхать,
ему еще предстоит работа, ему приносят на дом работу. Женю охватило
чувство неизъяснимой благодарности, но телефон свой она не дала, а нее
нету, пообещала позвонить сама. Оставив Шурочка, которая того и хотела,
она выскочила на лестничную площадку и дала волю смеху со слезами. Они
частенько вспоминали эту историю, разросшуюся до легенды, в которой им
было ужасно стыдно за буйство смеха от вида человеческой увечности.

- Мне везет, скажи, Шура? Тогда инвалид с бородой, сейчас инвалид с
бородой. Но он так ничего лицо доброе.

Наговорившись с Шурочкой за полчаса, Женя вышла на кухню покурить,
отшвырнув от своей двери соседскую кошку. Тут же появилась на общей
территории тетя Валя.

- Твой звонил, я тебе говорила?

Он такой же мой, как и ваш, - весело ответила Женя.

Телефон зазвонил как по заказу.

- Это ты? – уныло спросила Женя, и дальше только отвечала на вопросы,
что была на работе, что много работы, что приезжать к ней не нужно,
во-первых, она устала, а во-вторых, не нужно и все, и вопросов глупых
задавать не нужно, потому что у нее ванна набирается, она идет мыться, а
от его вопросов у нее настроение портиться, вот и все. А тете Вале
наказала. – Если еще раз позвонит – я в ванной.

Женя изучила еще раз программу телевизионных передач. Выбрала фильм,
который уже начался, дотерпела его до конца, достала картонный белый
прямоугольник, который вручили ей сегодня, и лениво набрала номер. Она
не смогла бы объяснить, почему дотянула время звонка до половины
двенадцатого.

- Алло, Валдис?.. Это Женя, здравствуйте… Да, которая… Вы просили
позвонить… Я хочу сказать, что я, в общем, согласна, если… Понимаете, я
работаю два дня через два, поэтому могу лишь в те дни, когда выходная…
Если такой график устроит, то я согласна попробовать… Месяц поработаю, и
если не понравится… Ну, вам не понравится, или мне, если кому-то не
понравится, то расстанемся друзьями… Ну, вот завтра я еще работаю, а
после завтра буду, хорошо?.. Какая просьба?.. О чем спрашивали?.. Ах да,
есть, есть у меня подружки, конечно… Есть одна очень даже
привлекательная, просто красавица… Прямо завтра?.. Ну, я буду после
работы усталая… А почему прямо завтра, что так уж не терпится?.. Ну,
хорошо, я сейчас позвоню ей, но я же не знаю какие у нее планы, какие
дела на завтра, мало ли… Хорошо… И сразу перезвоню.

Надавив рычажок аппарата, Женя засмеялась, а другой номер набрала без
бумажки.

- Оленька, привет!.. Слушай, у меня столько новостей!.. Нет,
рассказывать нужно долго, по телефону не хочу. Ты завтра что делаешь?..
А во сколько заканчиваешь?.. Дело в том, что нас пригласили на ужин в
ресторанчик.. С тобой хочет познакомиться интересный мужчина, с машиной,
так что… Я потом тебе расскажу, завтра при встрече, потому что надо
долго… Завтра в шесть, в полседьмого должна быть у меня. Я уйду пораньше
с работы, а он заедет за нами в семь. Я, например, уже давно не была в
ресторане, а ты?.. Все, договорились. Жду.

И еще раз набрала цифры, считывая с белого прямоугольника.

- Алло, Валдис?.. Это Женя… Ну что, подруга моя согласна… Как ее
зовут?.. Ее зовут Оля…И фамилия у нее интересная. Омутова. Оля Омутова,
вот так, не хухры-мухры… Значит так, она будет у меня в половине
седьмого… Сразу позвонить вам?… Хорошо, сразу позвоним… Если раньше
придет, раньше позвоним, хорошо… И куда мы поедем ужинать?… По дороге
определимся?.. Очень хорошо. Очень приятное предложение. Все, до завтра.
Адью.

Она разделась, натянула длинную, до колен футболку, наложила на лицо
крем, подмигнула своему отражению в зеркале, поиграла бедрами, и
забралась под одеяло. И еще раз прошлась по кнопкам переключателя
программ. Она решила не выключать телевизор, сам вырубится. Темная
скрюченная синева уже начала выглядывать из-за шкафа. Чтобы ее прогнать,
нужно вспомнить другие картинки из сегодняшнего кино. Валдис на
автомобиле… Инвалид с бородой… Николай Николаевич улыбается как-то
странно… Улыбается бородатый… Улыбка у него приятная…

5

Валдис Крамов нажал кнопку на сотовом телефоне, послал в микрофон
воздушный поцелуй и положил аппарат на сиденье рядом.

- Все хорошо складывается, ребята, - сказал он радостно. – Значит ждет
нас удача.

На заднем сиденье автомобиля полулежали двое в камуфляжных куртках.

- У командира завтра внеплановая вязка, - сказал сидящий у правой
дверцы, более крупный в плечах.

Сидящий слева, помельче, коротко хохотнул, продолжая внимательно
вглядываться в темноту за стеклом. Дождь усилился, темнота становилась
кромешной.

Валдис вскинул указательный палец.

- Даже сегодня, Матросов, нужно думать о завтрашнем дне. Даже сейчас.
Хоть ни хрена и не видно.

Он включил дворники, после трех смахиваний выключил.

- Хочется влюбиться, ребята, хочется принадлежать одной женщине. И быть
уверенным, что и ты у нее один.

- Продолжаешь подозревать свою жену? – спросит тот, кого Валдис назвал
Матросовым.

- Надоело мне ее подозревать. Мне поймать ее надо.

- Да нет у нее никого. Следили и проверяли. Заставил нас такой ерундой
заниматься. Подозрительный ты стал в последнее время. Понятно, такое
время. Но ты уж чересчур. Признайся лучше, что жена тебе надоела, вот и
все.

- Я же говорю, что хочется влюбиться. Поэтому и мысли всякие. Даже во
время онанизма мужчина думает о женщине. И это делает его акт
возвышенным. Скажи, Нифонт?

Сидящий за ним вытянул голову, присматриваясь.

- Они вышли, Валдис. Вон они.

- Вижу. Спокойно.

На другой стороне улицы, метра в пятидесяти, к черной машине с
тонированными стеклами подошли, сутулясь от дождя, двое в кожаных
куртках.

- А почему их двое? – выразил удивление Валдис. – Не боятся?

- Оборзели, - сказал Нифонт.

- Машина двухдверная потому что, - пояснил Матросов. – Это же спортивный
«бээмвэ». Вдвоем быстрее отрываться.

- А, может быть, есть прикрытие? – предположил Валдис и оглянулся назад.

Черный автомобиль бесшумно рванул с места, проехал перед ними. Выждав
немного, Валдис включил двигатель и начал разворачиваться. Матросов и
Нифонт поглядывали назад. Машины за ними шли, одна перегнала даже, но на
преследующих они не походили. А черный «бээмвэ» уходил, «девятка» за ним
не поспевала.

- Ну вот еще! – выругался Валдис.

Так же быстро ускользающий автомобиль сбросил скорость и припарковался.
Остановившиеся из машины не выходили. Валдису пришлось проехать мимо.
Свернув налево на перекрестке, Валдис развернулся и у перекрестка же
затормозил. Матросов выскочил и побежал за угол. Нифонт выбрался со
своей стороны неспеша, ушел за ним, тут же вернулся, махнул рукой.
Валдис сделал правый поворот, проехал мимо черного автомобиля,
развернулся и припарковался за пятью машинами от него. По очереди
подошли Матросов и Нифонт.

- Нет с ними охраны, - сказал уверенно Матросов. – Да и правильно. Кого
им бояться? Ну что? Делаем?

Валдис наблюдал. Дверь кинотеатра. Бегущие огни. Большой щит с
разноцветными буквами и диснеевским утенком в цилиндре. Зал игровых
автоматов. У двери одиноко курящий. Не то посетитель, не то охранник, не
то спрятавшийся от дождя прохожий, не знающий, куда податься в
двенадцать часов ночи.

- Место хорошее, народу никого, - сказал тоном знатока Нифонт.

- Это и плохо. Не подойдете вы к ним близко незамеченными. Нет, ребята,
прокатимся до второй точки.

Двое в длинных кожаных куртках вышли. У одного появился в руках кейс.
Подошли к машине, один открыл багажник, другой швырнул туда небрежно
пластиковый чемоданчик. И опять автомобиль ушел с места как реактивный.

- Что у них дальше? Ночной клуб?

- Подъедем чуть позже. Подозрительно гнаться. Да и не угонишься ты за
ними. Можно было там и поджидать, чтобы лишний раз не светиться.

Валдис поехал медленнее. В мыслях каждый видел варианты нападения, а
тела одинаково немели в предчувствии непоправимых разворотов.

Черный автомобиль стоял первым в череде дорогих машин перед входом в
подвальное помещение. Матовые фонари освещали лаконичную вывеску «777».
Заведение отличалось по стилю от предыдущего, хоть и подвал, но уровень
выше. Валдис остановился в метрах двадцати. Матросов и Нифонт вышли,
оставив дверцы приоткрытыми, на ходу раскатывая с макушек на лицо
шапочки-маски. Валдис тихо выругался. Он различал их камуфляжную одежду
за стволами тополей.

Двое в коже появились, чемоданчик нес идущий сзади. Валдис включил
передачу, придавив сцепление. Шедший впереди вставил ключ в багажник и
оглянулся. Валдис мягко отпустил сцепление. Дверца багажника поднялась.
Матросов и Нифонт подскочили с двух сторон. Валдис затормозил чуть
впереди открытого багажника и ругнулся громко. На противоположной
стороне проспекта вспыхнули фары и к нему стремилось, набирая скорость
что-то звероподобное. Валдис дал сигнал, оглянулся, но не увидил, что
происходящее сзади пошло не по задуманному.

Матросов рявкнул «стоять». Нифонт ударил прутом открывшего багажник.
Второй в коже встретил удар Матросова чемоданчиком. Нифонт через
обмякшее тело заглянул в багажник. Матросов получил удар в челюсть.
Нифонт услышал сигнал тревоги и схватил кейс. Матросов вцепился в
защищающегося и ударил головой. Джип, освещая фарами происходящее,
подпрыгнул на трамвайных рельсах. Валдис надавил на газ, не отпуская
педали сцепления. Нифонт подскочил к раскрытой дверце слева, распахнул
ее, кинул чемодан и нырнул за ним, вытянув руки. Валдис отбросил
сцепление, но отпрыгнуть не удалось. Джип ударил именно в распахнутую
дверь. Машину Валдиса тараном развернуло. А джип, примяв багажник
«девятки», врезался по массивной инерции в капот «бээмвэ». Валдис метнул
рычаг на повышенную передачу, мотор взревел, тряхнуло на рельсах, а
Нифонт сзади закричал.

- Нога-а!

- Назад смотри! – заорал в ответ Валдис. – Что с Матросовым?!

- Они сломали мне ногу!

- Назад смотри, сука! Где Матросов?!

- Да уйдет Матросов, уйдет! Дави! Мне ногу сломали!

Сзади дунуло холодом, Валдис оглянулся и понял, что оторвется. Быстро
развернуться джипу в погоню не позволила задняя дверь «девятки"»
Сорванная с петель, она каким-то образом очутилась под задним колесом
таранившего. Джип заюзил по асфальту, высекая фонтан искр. Остановился,
выскочили трое.

Валдис гнал машину по темным улочкам, уходя от ярко освещенного
проспекта. Другой проспект пришлось пересечь.

- Только бы гаишникам не попасться, - шептал он. – Только бы не
засветиться!

В темень нужного двора въехали тихо, погасив свет. Остановились у
гаражных боксов. Валдис распахнул массивную дверь, загнал машину, запер
воротину на засов, и только после этого включил свет. Нифонт стонал.

- Ну где перелом? Где? Нет перелома, чего ты орешь? – заключил Валдис,
осмотрев распухающую ступню.

- Закрытый, наверное, - морщился от боли Нифонт. – Есть перелом, Валдис.
Я чувствую.

- Чувствует он!..

Валдис пошел к столу гаража, извлек аптечку. Вскрыл упаковку со шприцем.
Нифонт не почувствовал как игла вошла в мякоть.

- К врачу надо, Валдис. Надо к врачу.

- Да потерпи ты! Разорался. Как баба. Нельзя сейчас к врачу. Куда к
врачу? Где здесь «травма» по близости, знаешь? Правильно, на Стачек, ук
дедвушки Кирова. Но сейчас ночь на дворе. Они, конечно, и ночью дежурят,
но сейчас нельзя к врачам. Нельзя светиться.

- Ну, в офис хотя бы, - захныкал Нифонт. – Нужно рассмотреть, что-то
сделать. Это же перелом, Валдис!

- Ну и что, что перелом? Потерпи! Перелом. Нельзя сейчас в офис. Никуда
нельзя. Матросов куда придет, если оторвется? Где ему переодеться? Мы
его здесь ждать должны. Снимай этот камуфляж дурацкий. Если Матросов
оторвется, конечно. Ну надо же так вляпаться.

- Оторвется. Должен. Одного я вырубил. А у Матросова с другим… Я не
понял, все как-то быстро. Я-то своего со спины рехтанул, а Матросов
лицом к лицу оказался. А кто это были? На джипе?

- Прикрытие. Охрана. Не понятно, что ли? Мы думали, что охраны нет, а их
прикрывали на месте. Такая же машина, наверняка, была у зала игровых
автоматов. А это значит… Это значит, что нас поджидали. Нас пасли.
Теперь ты понимаешь, почему нельзя никуда дергаться? Ни хрена ты не
понимаешь.

Нифонт, стягивая штаны, закричал от боли, и уткнулся лицом в локоть.
Валдис взял кейс, открыл его и присвистнул. Пальцы быстро перелистали
купюры.

- Пять тысяч, ничего себе!.. Всего пять тысяч?.. Они могла передать
такие деньги в конверте… Это что, понт? Нет, дорогой мой Нифонт, это
наживка. Нас ждали. Это была засада. Понимаешь?

- Нет. Могли же просто бумаги положить. Даже ничего не класть. А это
все-таки деньги. Пять тысяч, конечно, ерунда. Но с другой стороны – это
машина. Теперь магазин откроем.

- Откроем, конечно… Потому что офис нужно ликвидировать… Пять тысяч –
это, конечно, деньги… Кажется, я понял. Они не пожалели пяти тысяч
потому… Как ты думаешь, почему?.. Чтобы мы, хапнув эти пять тысяч, и
сорвавшись с крючка, не догадались, что за нами идет охота.

Валдис достал мобильный телефон, пробежался пальцем по кнопкам.

- Алло, это я… все, ратцы, влипли мы капитально. Машина разбита,
Матросова нет… Потом расскажу… Подготовьте все к срочной эвакуации… Оба
компьютера в первую очередь. Вполне возможно, что придется перевозить
туда, где будет магазин. Сидите на телефоне и следите из окна. Вдруг
Матросов придет к вам. Главное, чтобы за ним хвоста не было. Все,
звонить буду сам.

Валдис сходил к столу, вернулся к машине с двумя гранеными стаканами и
бутылкой водки. Себе налил поменьше, Нифонту побольше. Стукнули стекло о
стекло и выпили.

Да, влипли мы капитально, - прошептал Валдис.

6

Оленька Омутова вышла из больницы к любимой скамеечке во дворе и достала
сигареты. Сегодня выдали зарплату, она помирилась со старшей,
отпросилась пораньше, и сегодня же предстоит встреча с Женей и
знакомство с кавалером, у которого машина. Лишь бы он оказался не очень
старым. Она не дождется вечера, она придет к Жене на работу сейчас, ведь
узнать-то не терпится.

- Ты чего так рано? – обрадовалась Женя.

Они выбрали место, закурили и полился увлеченный рассказ про Валдиса и
его друга-инвалида, уписаешься. Смех рвался наружу и от комичных
подробностей и от хорошего настроения.

- Лысобритый!.. – вдруг сбилась Женя и лицо ее вытянулось.

Властной походкой подошел мужчина в распахнутом светлом плаще. Голова
без покрова излучала как нимб злобную силу. Черный костюм под плащом и
черная рубашка без галстука.. Он как будто загнал добычу в угол и поднял
указательный палец для контрольного выстрела.

- Вот она ты. Ну, давай, сестренка, рассказывай. Я все знаю, а ты
рассказывай. Что там случилось конкретно, ну?

- Конюля отсоединилась, - пролепетала Женя, как парализованная, но тут
же кашлянула, чтобы прийти в себя, и продолжила более уверенно. – Разъем
отсоединился у контурных трубок. Но это ничего не значит.

- Ка-а-ак это ничего не значит?

Губы лысобритого разошлись, открывая зубы. Женя кашлянула еще раз, для
смелости.

- Потому что ребенок был уже мертвый. Есть заключение врача. Заведующий
сразу определил. Приборы показали.

- Заведующий определил сразу? Вот как? И все поверили? Где он сейчас?
Позови мне его.

- Его сейчас нет, - голос Жени окреп. – А чего вы тут раскомандовались?
Заведующий на совещании. Раскомандовался тут.

Лысобритый сделал шаг назад.

- Правильно. Не врешь. На совещании. Ты пойми, сестренка. Мне нужно
разобраться. Я не верю, что все так просто. Его убили. Это типа
покушение на меня. И я разберусь. Ладно, чего тут с тобой.

Он развернулся на каблуках, щелкнул носками туфель об пол для
уверенности и ушел как генерал-победитель.

- Не верит он! – выругалась Женя. – Испортил настроение, козел!

- А кто это? – спросила шепотом Оленька.

Женя ответил не захотела, как и продолжить веселый рассказ.

- Оль, давай, погуляй пару часиков. А в шесть часов чтоб была у меня. Мы
ему раньше позвоним. Не могу я сейчас рассказывать. Эта сволочь все
испортила. У него ребенок мертвым родился, а он, видите ли, не верит!

Попрощались прижатием щека к щеке и причмокнув губами. Женя ушла на
служебную дверь на отделение, Оленька вышла на крыльцо детской больницы
и остановилась. Лысобритый неуклюще забирался в черный «мерседес».
Машина шикарная, конечно, но ребенок-то родился мертвым. Интересно, на
какой машине прокатят сегодня ее?

Оленька приехала в город, который назывался еще Ленинградом, сбежав из
родного дома на Алтае. Еще в поезде, из задушевных бесед с попутчицами,
она выяснила, каким путем можно пристроиться в северной столице. Либо
работая дворником, с получением лимитной прописки, либо на стройку, либо
в медицинское училище с последующим распределением в городе, где
медсестрам с нищенской зарплатой давали жилье. Ступив на перрон
Московского вокзала, она уже имела адрес нужного учебного заведения. И
ей повезло. Она встретила землячку по имени Женя. Она пожаловалась ей на
суровые обстоятельства жизни, и та без разговоров привела ее к себе, в
комнату, которую снимала у очень дальних родственников за божескую
плату. Решился вопрос жилья и учебников, и она грызла, грызла гранит, за
который стоило ухватиться, чтобы не утонуть в стихии бытия или не
оказаться выкинутой на нежелательный берег. Женя приехала поступать в
другое училище, в художественное, но провалилась на экзамене по
специальности и не захотела возвращаться домой. А вместе они поступили.

Оленька вышла на набережную и остановилась. От радужных мыслей отвлек
запах дыма. Захотелось в лес, развести костер, зажарить мяса. Они скоро
поедут в лес, договорились уже, вот только день никак не выбрать.

В уютном закутке стояла торговая палатка, притягивающая оранжевым
цветом. Перед ней красовался стол с батареей разномастных бутылок. Слева
еще один стол с весами синего цвета и двумя эмалированными судками, в
одном крошеный лук, в другом бордовый соус. За этим столом и дымил узкий
мангал на высоких ножках. Шампуры переворачивал мужчина средних лет,
даже со спины пугающий смуглым внешним видом.

Оленька с наслаждением потянула дурманящий запах и громко спросила по
чем шашлык. Кавказец что-то рявкнул через плечо, повернул голову второй
раз и чуть не затанцевал.

- Ай, дэвушка, дарагой!.. Для тыбэ, тока для тыбэ!..

Из палатки выскочили еще двое. Такие же. Руки в карманах кожаных курток
с меховыми воротниками, и приплюснутые кепками улыбки. Оленька вдруг
увидела, что у экзотического источника наслаждений посетителей больше
нет.

- Ай, дэвушка какой красывы!.. Тля такой дэвушк бысплатна сдэлаим!..

- И водочки нальешь, - игриво спросила Оленька.

- Водочк налью! Скока хочьш налью!

Один из подошедших обнял тяжеленной рукой.

- Пайдом в палатк. Там стул ест. Пасыдым, пакушаим. Как тыбэ завут?

Оленька поняла, что сделала ошибку. С этим народом игриво нельзя. С ними
нужно строго, даже грубо.

- Вот лапать только не надо! – стряхнула она руку.

- Такой красывы… Я тыбэ лучши шашлы выбиру… Вино, у какой вкусны у нас
вино… Мяса нужно кушить с вино… Пайдом в палатка… Пайдом в палатка,
пасыдым, будым шашлык кушить…

Говорили все трое одновременно. Повышенные тона подавляли желание к
сопротивлению. Оленька прижала сумочку к груди и вдохнула побольше
воздуху, чтобы закричать. Не от страха, а от омерзения, отвислые животы
затирали, замусоливали.

Словесный гвалт прорезал скрип тормозов. Все трое в кепках повернули
головы. Оглянулась и Оленька. Из темно-синей иномарки выбрались двое. Из
передней двери высокий парень в светло-коричневой кожаной куртке, из
задней приземистый крепыш в темно-коричневой. Вышедшие двинулись прямо
на мангал.

- Пашлы скарэе, пашлы, пашлы, - заторопили Оленьку животы, толкнули под
локти и повели всей массой.

- Да отпустите же! – вырвался, наконец, крик.

Подошедшие к дыму сначала переглянулись.

- Эй! – крикнул рослый. – Отпустите девчонку!

- Братан, выбирай шашлык! – радушно протянул руки продавец в халате,
натянутом на кожаную куртку. – Сматры какой мяса!.. Мяса свежи,
свинына!..

Крепыш быстро подошел ко входу в палатку, преградил дорогу и освободил
правый локоть Оленьки. Держащий левый локоть убрал руки сам.

- Иди туда, - крепыш слегка подтолкнул Оленьку к машине, и, уперев руки
в боки, задал кавказцам недобрый вопрос. – Ну? Чего надо, абреки?

- Зачем так, брат? – заговорили те одновременно. – Дэвушк наш, проста
сырдыты! Зачем так? Давай, водочк пакупай! Гавары чего хочьш?

Оленька сделала несколько шагов к машине и обернулась.

- Вы что же так нехорошо себя ведете? – спросил рослый у того, что в
белом халате. – Пристаете к нашим девушкам.

- Ай, зачем так гаварыш? – начал распевать торговец. – Дэвушк хатэл
шашлык. Мы хатэл ые угастыт. Она испугался. Савсэм глупы девушк.

- Прожарились? – спросил рослый и наклонился, понюхал.

Он выбрал три шампура и посмотрел в сторону машину. Там у капота двери
стоял седовласый водитель в черном свитере и темных очках.

- Ах да. Нас же четверо теперь, - улыбнулся рослый белому фартуку, взял
с жаровни еще один шампур т пошел к машине. Бросив на прощанье. –
Спасибо!

Крепыш в это время выбрал на палаточном столе литрову. Бутыль и опустил
в боковой карман. И, не взглянув на продавцов, пошел к Оленьке, которая
уже допятилась до машины.

- Эй, брат, зачем так дэлаишь? – крикнул один из кавказцев. – Дэньги
заплатыт нада, брат!

Крепыш обернулся и погрозил.

- Ты больше так не говори. Какой я тебе на хер брат?

А рослый с дымящимися шампурами улыбнулся Оленьке.

- Поехали.

Оленька проворно забралась в машину, радуясь везению. И зарплата
сегодня, и примерение со старшей, и неожиданное спасение. А впереди еще
знакомство с обладателем машины. Интересно, какой будет у него
автомобиль.

- Надо бы это дело вспрыснуть! – хохотнул крепыш, когда все откинулись
назад, ощутив скорость старта.

Седой водитель достал и подал через плечо пластиковые стаканчики.
Рослый, сидя, рядом с ним, вручил каждому по шампуру. Он сидел
вполоборота к Оленьке и смотрел веселыми голубыми глазами. Крепыш
свинтил пробку и наполнил три стакана.

- Ну? За удачу?

- Да, - улыбнулась Оленька. – Спасибо, что выручили.

Выпив в три глотка и откусив мяса, она вручила свой шампур сидящему
слева крепышу, достала из сумочки платок, вытерла губы и вытянула
сигарету. Рослый услужливо щелкнул зажигалкой.

- Вот здесь где-нибудь остановите. Спасибо. Мне в другую сторону.

Машина продолжала ехать. Оленька наклонилась к водителю и сказала
громче.

- Вот здесь остановите, пожалуйста. Я выйду.

Машина продолжала ехать. Спасители жевали и смотрели на дорогу.

Ребята, вы чего?

Рослый улыбнулся и подмигнул. Глаза из голубых превратили в серые.
Оленька не хотела верить.

- Ребята, пожалуйста, выпустите меня. У меня тут деньги есть. Я их все
отдам. Меня муж ждет. Пожалуйста.

- Держи, - крепыш отдал ей шампур, который она надкусила. – Нам твоих
денег не надо.

- Гусары денег не берут, - засмеялся седой водитель.

- Вот я не понимаю, - обратился рослый к своим товарищам. – За деньги
бабы готовы пропустить в один вечер человек десять. А просто так, по
доброте души… Ты ведь как бы ухаживаешь. Ну, как медсестра, например. Ты
сама кем работаешь?

- Не важно, - ответила Оленька сквозь зубы.

- Выпей, – наполнил ей рослый пластиковую посуду.

Ехали в среднем ряду широко проспекта. У светофора остановились. Рослый
перекинул назад левую руку и проверил, защелкнут ли замок на двери.
Выпив, Оленька жадно затянулась. Озноб, охвативший все тело, начал
переходить в злобность. Водка не брала.

- Ты, главное, не бойся, - посоветовал, улыбаясь, рослый.

- А я не боюсь, - ответила Оленька, делая быстрые затяжки. – Даже если
убьете, я все равно выживу. Я живуча. Как кошка.

- Девчонка с характером, - уважительно сказал водитель.

Машина свернула на грунтовую дорогу среди деревьев. Заехав за высокий
кустарник, седой выключил двигатель. Рослый по-дружески опустил руку на
плечо.

- Разденься сама. Мы пока выйдем.

Они вышли. Каждый со своей стороны. Оленькину двери оставили открытой.
Повиновение отвращало, сопротивление грозило неизвестно чем. Оленька
наполнила стакан до краев.

Рослый заглянул и удивился.

– Ну, ты чего?

Оленька, выпив, сделала вид, что не слышит. Рослый полез к ней. Он и был
первым, саданув кулаком в бок, стянув нижние одежды и навалившись
безразмерным мешком.

Когда он выбрался, сдерживая прерывистое дыхание, заглянул седой и
миролюбиво попросил снять все. Она резко ответила, что ей холодно. Он
повторил с глухой угрозой. Этот «спаситель» пытался быть нежным,
старался возбудить, но ей хотелось завыть от его растягивания
удовольствия. После него наскок крепыша Оленька почти не заметила. Потом
они выпили еще. Даже водитель не отказался. Каждый сказал ей парочку
подбадривающих фраз. Они прозвучали как тосты. На второй заход первым
наполз седой, вновь пытаясь получить как можно больше наслаждения.

- Скоро ты там? – окликнули его.

- Отойдите! – крикнул водитель. – Я не могу, когда на меня смотрят.

Рослый вновь был удушающе тяжел. А крепыш торопился, будто стеснялся.

Когда они закурили на улице, Оленька услышала фразу седого.

- Матрешка-то с характером. Такая может запомнить номер машины.

Оленька начала быстро одеваться. По движению рук поняла, что все-таки
пьяна. И сообразила, как вести себя дальше. Вариант убежать отпадал, ее
легко догонят.

«Спасители» сели в машину чересчур деловито.

- Ну, как ты? – спросил рослый.

- На-а-ар-мальна. – выговорила Оленька заплетающимся языком.

- Да она готовая! – радостно объявил крепыш. – Еще бы, после такого
кайфа.

Влей еще, - посоветовал водитель и завел двигатель.

Оленька повалилась на крепыша. Он поднял ей голову и перелил из стакана
в рот горькую жидкость. Пришлось глотать, чтоб не поперхнуться. Краем
глаза Оленька заметила, что машина вывернула на набережную и поехала
тише.

- Вот здесь, - произнес, как приказал водитель.

Машина остановилась. Крепыш открыл дверь и ухватил Оленьку подмышки.
Мелькнула мысль, что оттащат и бросят, хорошо бы. Но тут же она
почувствовала, как ноги подхватили вверх крепкие руки.

- Раз-два! - прозвучала команда.

И Оленька ощутила себя в полете. Ужас внутри, желание увидеть куда ее
бросили, и тут всплеск и уход с головой под воду. Вынырнув, она
услышала, как хлопнули дверцы машины. Затем взрев мотора.

Оленька почувствовала ногами дно. Местами твердое, местами вязкое,
иногда исчезающее. Предстояло идти против течения. Туда, где призывно
светились огоньки мостов. До первого причального спуска с набережной,
черный силуэт которого вскоре приблизился. Выбравшись из воды и прикинув
расстояние до жениного дома, Оленька заскулила и обхватила себя руками.
И обнаружила, что сумочка, слова Богу, на локте.

А Женя, прождав больше трех часов, позвонила по номеру на визитке.

- Алло, это Валдис?.. Это Женя. Вы все еще ждете? А я, как назло, не
дала вам номер своего телефона. Понимаете… Мне очень перед вами
неудобно… Понимаете, моей подруги до сих пор нет… Мы договорились, она
приходила сегодня ко мне на работу, и вдруг, я ничего не понимаю…
Пропала куда-то, я очень волнуюсь… Поэтому вы уж, пожалуйста, не
обижайтесь, хорошо?.. А у вас как дела?.. Нет, я просто так спросила, я
просто… Я хотела узнать, как дела у вашего товарища. Я буду у него
завтра. Хорошо… До свидания…

Женю удивило, что Валдис отвечал как-то спешно, будто его застали за
нехорошим делом, а о свидании он совсем забыл. Или настолько обиделся,
что не хотел пускаться в длинный разговор?

Сидя у телевизора, она ругала все рекламные заставки. Досталось и
раскричавшемуся попугаю. От звонка в дверь Женя подпрыгнула, и ринулась
открывать сломя голову. Спросив кто так, и услышав знакомый голос, Женя
отодвинула задвижку и щелкнула замком. Но увидела не эффектную красоту
подруги, а трясущееся мокрое существо.

Ты откуда? – вырвалось у нее непроизвольно.

От верблюда.

Г Л А В А В Т О Р А Я

1

Женя всю ночь просидела с Оленькой. Дважды бегала в ночной ларек. В
шесть они легли, в одиннадцать прозвенел будильник. Женя понимала, что
вышла поздно. Пока доберется, пока сделает необходимую работу, наступят
те раздражающие часы, когда ехать в общественном транспорте невыносимо.
Однако время в пути промелькнуло быстро и даже весело. У метро из
музыкального ларька зазвучала мелодия, которая буквально понесла. Лишь
от вида обшарпанного дома ей хотелось нестись куда подальше.

Он ждал, ведь она предупредила, что выезжает. Дверь распахнулась сразу
после звонка.

- Здравствуйте, - как можно веселее поприветствовала Женя. – Как ваши
дела?

- Как мои дела? – так же весело переспросил он. – Извините, но я не
люблю отвечать на этот вопрос.

- Да, - согласилась Женя. – Вопрос глупый.

- Почему? – засмеялся он. – Обычный вопрос. Только не относящийся ко
мне.

Женя смутилась. С чего вдруг ему так весело? Глаза искрятся из-под
нависающих крупными завитками волос, а зубы сияют из бороды с проседью.
При первой встрече она не обратила внимание, что у него красивое лицо.
Смугловатая кожа. Недлинный широкий нос. Вспомнился портрет Хэмингуэя.
Портрет Высоцкого с бородой. У него портретов на стенах не было.

- А чему вы так радуетесь? – не удержалась Женя и тоже засмеялась.

- Вашему приходу. Как же мне не радоваться? Я радуюсь от всей души. Вот
провалиться вместе с этим креслом.

- Не надо проваливаться, - посерьезнела Женя. – Лучше скажите, что я
должна делать. Я ненадолго, извините. У моей подруги неприятности. Я
говорила по телефону.

- А ничего не надо делать, - махнул он рукой. Если пришли на работу,
значит нужно работать? Мы останемся верны социалистическим принципам.
Пришел на работу – сиди, кури, работай. Не пришел – сиди, кури, не
работай. Располагайтесь. Ваш отдыхающий вид будет для меня лучшим
подарком.

- Я так не могу, - протестующе подняла руки Женя. – Я сделаю уборку.

- Да чисто же!

Женя провела пальцем по верху телевизора, показала его хозяину и
улыбнулась.

- Да, чисто. Ну очень чисто.

Рядом с японским телевизором стоял видеомагнитофон той же национальной
принадлежности. И кассетный стерео. На самодельных книжных полках
громоздились разноцветные тома в жестких обложках. Ему приносят читать
все, что продается на лотках. А Евгений не умолкал.

- К вашим услугам видео, есть серьезные картины, лауреаты Оскаров,
предлагать что-либо фривольное я не посмею. Включить сейчас или немного
погодя? На любой вкус. Ах да. Сейчас же уборка. Да бросьте вы эту
уборку! Мне много не надо. Столько лет обходился без уборки, и уж
один-то день вытерплю. Если человек умеет радоваться мелочам, то ему
некогда скучать. Вот я гоняю целый день на своем бэтээре и очень даже
комфортно себя чувствую, настолько привык, что даже выйти походить
совершенно не хочется. Смотришь иногда футбольный матч, болельщики с ума
сходят. Бутылки летят прямо на поле, дымовые шашки. И как-то не очень
хочется очутиться среди этих очень счастливых людей. Если человек два
часа орет и размахивает флагом, то, я думаю, он просто недоразвит.
Интересно даже. А что он делает потом? У вас часто бывают счастливые
моменты? Можете не отвечать, у нас еще будет время. Важно уяснить для
себя, когда рождаются счастливые моменты. Что происходит внутри при
счастливом ощущении себя. Как человек уходит от скуки? Я могу часами
глядеть в окно, когда надоел телевизор, а надоедает он довольно быстро.
Лучше смотреть на собеседника, в текст книги, смотреть на течение реки,
на облака. Как прекрасно созерцать вечность. А мы даже не хотим этого
понять, нам скучно. В созерцании есть неразгаданный смысл. Мы, смертные,
как будто становимся в это время частичками вечности. Я понятно
выражаюсь? Не нужно бежать от скуки, нужно любить ее, лелеять

Женя усмехалась. Чего так парень разошелся? Как ее попугай.

- Вы усмехаетесь, значит, все хорошо. Смешно, значит замечательно. Я тут
всяческих книжек начитался, и вот какие мысли не дают мне покоя…

Он говорил без остановки, запоем. Женя вдруг ощутила его усталость от
одиночества. Она вынесла из ванной наполненное водой оцинкованное ведро,
достала из него мокрую тряпку, отжала. Нужно как можно быстрей
заканчивать с мытьем и хоть немножко внимательно послушать. А то
получается, что парень с душой, и словами и мыслями, а она ползает на
карачках, сделает и уйдет. Неудобно как-то.

Когда Женя протерла завершающий квадрат линолеума в комнате и хотела
перейти на кухню, Евгений замахал руками.

- Все-все-все! Хва-тит! Пе-ре-кур! Вы, кстати, курите?

- Курю Но дайте же мне закончить.

- На сегодня хватит. Двое курящих всегда поймут друг друга. Пока у них
языка от табака не отсохнут.

- Ну кухне будем? Ну не в комнате же.

- А я и в комнате курю.

- Нет, давай на кухне. По ходу дела расскажете, какие у вас продукты
имеются, а что нужно прикупить.

- Бульон сварен. Вчера сам варил. Осталось только заправить. Капуста,
картошка, лук, морковка – все есть.

- Я как раз по супам не очень, - словно извинилась Женя. – Я на работу
бульонные кубики покупаю.

- Я научу! Кубики – это влияние рекламы. Это для дураков. Я хотел
сказать, для лентяев.

Он подкатил к холодильнику, открыл его и начал доставать продукты.
Получалось у него лихо.

- Я научу. Сложного ничего нет, я спец, вы у меня пройдете высшее
кулинарное образование… Вы ни разу не назвали меня по имени. А ведь меня
зовут Евгений.

- Я помню. А меня Женя.

- Пора, наконец, закурить. Если второй раз познакомились.

Первые затяжки сделали в молчании. Женю смущало, как он разглядывает
лицо. Смотрит с каким-то нездоровым интересом. Хотя да, он же инвалид.

- А почему вы не спрашиваете, как я угодил в это кресло?

Он съежилась и от вопроса и от взгляда.

- Зачем? Говорить больше не о чем, что ли? Вам, наверняка, неприятно
даже вспоминать.

- Отнюдь, - покачал он головой, а в глазах сверкнули лукавые искорки. –
Я с большим удовольствием расскажу. Всю свою историю. Если вы не против
ее выслушать.

- Ну, расскажите, - кивнула Женя, дернув плечами, и тут же укорила себя
за то, что получилось как-то с безразличием.

- Вы можете пока что шинковать капусту. Щи варить проще простого. Лучше
я овощи почищу. Я люблю готовить. Правда.

- Нет-нет, - Женя нашла кухонный нож. Делать буду я, а вы меня учить.

Сначала пошел под нож сочный капустный вилок.

- Это было в солнечном Афганистане. Так красиво бывает, надо сказать.
Горы поражают своим могущественным видом. Очень красивы на закате и на
рассвете. А днем угнетает зной. От него нет спасения. Все буквально
плавится. Еще поражает звездное небо. Низко-низко. Я задавался вопросом,
почему у афганцев такие печальные лица. Наверное, потому, что снизу их
поднимают горы, а сверху их давит солнце. Они как бы сплющены. А ночью
обалдевают от звездного неба, пытаясь понять, что такое они в этой
вечности. Очень раздражает проклятая пыль. Она везде. Она висит, она как
воздух. В глазах, в ноздрях, в кружках, в мисках, в воде. Я попал туда
летом в последний год пребывания наших войск. Уже начался вывод. Когда
находишься на войне... В ситуации, когда в каждую минуту могут взорвать,
открыть стрельбу, поджечь... то живешь в постоянном напряжении. Нервы,
как говорится, на пределе. Хотя мне казалось, что на пределе мои
духовные силы. От этого напряжения никогда не высыпаешься, не отдыхаешь
нормально. Поэтому всегда сонный и уставший. А когда привыкаешь к этому
напряжению, то, наоборот, ходишь тупой, как деревянный, ничего не
чувствуешь. И от этого все злые. Как собаки. Народ кидается друг на
друга по любому поводу. Особенно страдают молодые. Нас, офицеров, я был
командиром взвода, на этот счет инструктировали особенно тщательно. Не
допускать никаких неуставных отношений. А как их не допустишь? Старики,
те, кто называют себя дедами, в свое время хлебнули издевательств и,
наконец-то, дождались своего часа. Зверь в них дремал и вот проснулся.
Срок их дедовщины еще только подходит, а они уже мечтают… С каким-то
сладострастием… Я поражался… Откуда в наших парнях столько звериного?
Оно какое-то исконное. От извечной угнетенности, что ли? Мне даже
казалось, что они о встрече с женщиной так не мечтают, как о своем
властвовании над молодыми. Они чуть ли не с замиранием сердца шепчут…
Вот стану я дедушкой, вот я молодых погоняю! Теперь капусту нужно
посолить и помять.

- Я знаю, - кивнула с улыбкой Женя.

- Хотя на старослужащих всегда можно положиться. Они понюхали пороху,
быстро соображают в опасной ситуации. На молодых надежд меньше. Ну и
поневоле относишься к дрессировке, которой старики подвергают
новобранцев, поощрительно. Когда учат уму-разуму. Но когда обучение
заходит за рамки, а это происходит только в грубой форме, тут стараешься
уберечь. Потому что боец со сдвинутой психикой способен на
непредсказуемые поступки. Свои стреляют своих. Вешались. Или уходили к
духам, сдавались в плен, и не желали возвращаться. Что самое
удивительное. Чего я так и не смог понять. Если нож ополоснуть холодной
водой, то глаза не будут слезиться от лука. Такой случай и произошел в
моем взводе. Случай довольно мерзкий. Один старослужащий, здоровый такой
бычара, был наглым до невозможности. Встречаются такие, они такими
родились, видно у родителей накопилось и в детей вылилось. Кто их такими
рожает нам не показывают, мы лишь видим результат. Мне кажется, что
такие рождаются у тихих, скрытных, безобидных, всю жизнь копящих злобу,
зависть и жадность. А в следующем поколении накопленные богатства
расцветают в полную силу. А может быть ублюдок получает свой генный код
независимо от родителей? Кто знает. И этот код ему не исправить, вот что
самое страшное. Он как бы не виноват. Морковку лучше на шинковке, так
быстрее. Потом перемешать с луком, посолить, и на сковородочку. Заправка
получится что надо!.. В общем, получилось так, что мы его отдали под
суд. Этого наглого быка. А сделал он… Даже не знаю как и сказать… На
зоне это называют «опустить». Ну, он использовал молодого парня как
женщину.

- Изнасиловал, - тихо произнесла Женя и нож замер в ее руке.

- Мне кажется, что это слово не совсем подходит. Когда мужчина мужчину…
Я бы сказал – надругался. А, собственно, какая разница? Так вот.
Пострадавший в следующую ночь исчез. Испарился с заставы, откуда выйти
незаметно практически невозможно. Утром на построении объявили о
случившемся. Чэпэ, тревога. Проверили оружейки, ни один ствол не пропал,
боец ушел без оружия. Да и хорошо, что ему за целые сутки не попал в
руки автомат. Он бы мог положить в горячке несколько человек. Причину
исчезновения выяснили сразу, виноватого под арест, а нас на три бэтээра
и на поиски. Мимо заставы проходит одна дорога. Приказ – не дальше
двадцати километров. За ночь дальше уйти он просто не мог. Приехали мы
километров семь, и от основной дороги пошла в сторону маленькая дорожка.
Мы ее знали, проверяли ни раз. Она вела к небольшому кишлаку. Жителей
нет, остался один домишко, остальные строения разрушены. Там когда-то
бились ребята. Мне этот объект приказали осмотреть специально. Делать
нечего, вперед. Мазанка эта как стояла, так и стоит, без окон и дверей,
остальные развалины тоже подозрительны. Мишины стали друг за другом, а
место узкое. Я даю команду троим бойцам осмотреть дом. Бойцы не
отзываются, будто не слышат. В чем дело, спрашиваю. Один из них
заявляет. Командир, нам до дембеля три месяца осталось, а ты молодой
недавно прибыл. Тебе идти в разведку, а мы свое отходили. Я разозлился
от такой наглости, но и сказать ничего не могу. Не знаю что возразить.
Если сам не иду, а посылаю других, значит я трус, так получается.
Выбрался из машины, спрыгнул на землю, пошел. И вдруг!.. Закипело,
опускайте капусту. Картошку попозже. По этой технологии супец будет
готов через полчаса. Зелень вместе с заправкой, я потом скажу. И вдруг,
– доля секунды буквально, - в окне что-то мелькнуло и автоматная
очередь. Короткая, метров с тридцати, не задело. С первой машины пулемет
как вдарил!… А я бегом за нее, за свою машину. И повернулся к ней
спиной, даю отмашку водителям второй и третьей машин, сдавайте назад,
нужно рассредоточиться. И тут мене как шарахнет!.. По пояснице. Я
отлетел на вторую машину и ударился о броню. И отключился, естественно.
Оказалось, что водитель моей машины, после автоматной очереди, сразу
воткнул заднюю передачу. Испугался, что из дома могут садануть из
гранатомета. Правильно, в общем-то. Но он не видел, что я забежал за
бэтээр и стал к нему спиной. И резко дал задний ход. Если он начал
сдавать потихоньку, я бы услышал… Ему, конечно, нужно было вперед и в
сторону, но без меня, без команды он растерялся и рванул назад. Сделал
рывок и пнул меня как мячик. Очнулся я в медсанчасти. Сильная контузия,
сотрясение, перелом позвонков, ноги отнялись… Там же узнал что было
дальше. Меня швырнуло, из второй машины выскочили двое, утащили меня
скорее с дороги. Из пулеметов по дому еще всыпали. Оттуда больше ни
звука. Подождали немного. Одна машина обошла дом с другой стороны. Потом
вошли во внутрь, а там лежит наш боец с простреленной башкой. Но его не
из пулемета, он сам застрелился. Откуда у него появился автомат, так и
осталось загадкой. Можно бросать картошку. А на другую конфорку ставим
сковородку, масла немного и засыпаем заправку. Когда маслом хорошо
пропитается, обжарится, тогда зелень сверху. Смелее. Что же в
результате? Каков вывод? Вывод печален. Один ублюдок совершил
надругательство, у него нервы не выдержали, но остался жив. А
пострадавший погиб, и я остался инвалидом на всю жизнь.

- А у нас разве сейчас не война? – вдруг прорвало Женю. – Если на улицу
страшно выйти.

- Да, конечно, - согласился он, почему-то глядя в окно.

Евгений попросил отобедать вместе с ним.

Чем же он приправил нашу встречу, думала Женя над тарелкой. Почему здесь
так хорошо, странное ощущение. Потому что с ним интересно.

Он вспоминал примеры из кулинарного опыта, а Женя пыталась вспомнить
другое странное ощущение, родившееся в начале рассказа. Он только начал,
а ее что-то смутило. Такой истории она не слышала раньше. Но прозвучала
какая-то деталь, вызвавшая сомнение.

Она заставила себя съесть две тарелки, как и он, ощущая, что капуста не
проварилась. И засобиралась, пообещала быть завтра, если с ее подругой
все будет в порядке. Он протянул деньги.

- Зачем это? – посерьезнела Женя.

- Когда будешь идти ко мне в следующий раз, купи продуктов, ну и себе
что-нибудь.

Он резко перешел на «ты». Женя отрицательно мотнула головой.

- Я не знаю, какие продукты покупать. Я не знаю, что вы любите.

Евгений суетливо спрятал деньги.

- Хорошо, хорошо. Валдис купит. Он завтра приедет. У него сейчас много
дел. Вернее, послезавтра.

На улице Женя улыбнулась загадочным сумеркам. Ей отчего-то легко,
хочется прыгать. И опять вспомнилось то странное ощущение, которое
возникло во время пересказа истории.

- Валдис! – воскликнула Женя и погрозила темноте пальцем.

О том, что ее смутило, следует осторожно разузнать у Валдиса, поняла
Женя.

2

Платформа Борисова Грива впечатляла заповедностью. Просматривались
домишки среди чащобы, но ради чего там живут люди угадать было трудно.

Женя посмотрела в расписание, сверила часы. Электрички ходят редко, как
бы не остаться тут ночевать. По грунтовой дороге они вышли на
автостраду, с которой повернули в лес, имея один ориентир, - солнце
должно светить в спину.

Эти грибные места показал Жене бывший муж, Гальский. Он поехал сюда
как-то раз на машине для знакомства с садовым участком, который
предложили купить. Вернулся в полном восторге, дача так себе, но грибов
– море. Женя очень любила собирать грибы, а чистить тоже не любила. Они
съездили вчетвером, с друзьями, семейной парой, участок не понравился
никому, а грибов набрали умопомрачительное количество. Потом съездили на
двух машинах, с палаткой, с ночевкой, набрали мало, вечером напились и
разругались, а за ночь досконально изучили понравившееся место, могли
бродить здесь без риска заблудиться. А потом Женя с мужем развелась.

Женя вышла замуж через год по окончанию училища. На работе действовала
активистка, которая от души и бескорыстно занималась устройством
холостых судеб. Она имела, как все свахи на свете, избыточный вес,
рождающий избытой энергии. И бесконечно пересказывала истории о
знакомствах и взаимоотношениях тех людей, которые остались ей
благодарны. Она и организовала вечеринку знакомств для новеньких. Там к
Жене подсел Гальский. И сразу заявил, что у нее редкая красота, которую
умеет ценить не каждый. С прыщами, рыжеволосый, с брюшком, он мало пил,
но танцевал со всеми, не без гордости демонстрируя умение. Глядя умными
и печальными глазами, он предложил отправиться к нему. Предложение
громыхнуло как объявление о захвате в плен. Умея отказывать, она не
знала как согласиться. Провожая идущих в взаимопониманию, сваха шепотом
напутствовала Женю не теряться, брать двумя руками за рога, она бы и
сама занялась этим парнем, но, к сожалению, не любит евреев, и ничего не
может с собой поделать. Приехали к нему и он пальцем не тронул.
Развлекал познавательными историями и угощал дорогим ликером. В три часа
ночи уложил на диван, сам устроился в кресле, а утром сделал предложение
по большому счету. Любовь, мол, дело наживное, а когда двое умных и
добрых людей начнут строить отношения на уважении, то результат должен
оказаться самым надежным. Она согласилась. Замуж – это как выйти в
высшую лигу. Да и Гальский ей понравился. А через год они расстались.
Женя обалдела, узнав, что у него есть любовница и не одна. Он честно
признался, что такой уж человек, натура творческая, увлекающаяся, его
нужно понимать, а договаривались они строить совместную жизнь на
уважении, поэтому она должна прощать его слабости, а он будет любить ее
цельную натуру. Объяснил настолько доходчиво, что Женя была готова
согласиться. Она уже не могла без него, но поняла вдруг, что именно на
это чувство Гальский и рассчитывает, а свои привычки менять не
собирается, поэтому нашла силы уйти, отвергая уговоры вернуться. В это
же время их с Шурочкой фалинь уволили за конфликт с начальницей. Это был
период решительных поступков.

Женя привозила сюда Оленьку и раньше. Приезжали набрать грибов, на
обратном пути выбрать красивый пенек и выпить, хорошо закусив, чтобы
возвращаться с песнями. Теперь Оленьку нужно было привести в себя после
случившегося. Женя сегодня должна была работать у Евгения. Но вернувшись
вчера домой, застала подругу в полной депрессии, зареванную, в пьяном
бреду. В лес, решила Женя, только в лес. Она позвонила Евгению и
сказала. Что отработает, но только не завтра. Евгений легко согласился,
не задавая лишних вопросов. Женя вспомнила телефонный разговор с ним в
электричке, когда Оленька задремала, и решила, что все грибы, которые
соберет, привезет ему, чтобы и на суп, и на жаркое, и на засолку. Если,
конечно, столько грибов выросло.

- В прошлый раз я как-то легко себя залечила, - шла рядом и рассуждала
Оленька. – Покурила травки, сходила на дискотеку.

Она вдруг остановилась и заплакала.

- Смотри как красиво. Как красиво!..

Женя даже испугалась. Что именно красиво, на что Ольга обратила
внимание? Лес красив сам по себе и плевать ему на оценку человеком. Она
что, прощается?

- Хорошо деревьям. Растут и растут.

- Как же! – хохотнула Женя. – Сюда придет человек.

- Они же не чувствуют боли. Не физической. Физической – конечно. Они не
чувствуют боли здесь, внутри. Та, которая надолго.

- Ты под ноги смотри! – закричала Женя, подскочила и буквально из-под
кроссовок Оленьки выхватила белый гриб.

У нее в пластиковом ведерке быстро набралось приятное количество
разномастных шляпок. А пакет Оленьки следовал за рукой хозяйки как
приспущенный воздушный шар.

- Ты будешь грибы собирать, Омутова?

- А этот Валдис, с которым ты хотела меня познакомить, он как ничего?
Как человек, я имею в виду.

- Откуда мне знать. Солидный такой. Представительный. На
Светку-лаборантку пялился. Ну, так он же мужчина. Я все думаю про
рассказ инвалида. История страшная, конечно, даже трудно представить,
что она неправдивая, но там что-то не то.

- Обычная история, - сказала Оленька будничным тоном. И так же
равнодушно спросила. – А может они бандиты?

- Может быть, - ответила Женя, а внутри ощутила наплыв странной
гордости, она знакома с бандитами, и за это ее будут уважать.

- О, смотри. Кто это?

- Ничего себе! Дура, это же белый. Здоровяк!

- За это надо выпить.

- Ищи пенек.

Уютного местечка не появлялось, зато пошли грибы. Женя еле успевала
бегать за Оленькой и срезать ее находки, так как себе она брать грибы
отказалась. По пути Оленька развило тему.

- В природе так же устроено. Самцы налетают в период гона и фамилию не
спрашивают. А мы часть природы, животный мир. Родила, выкормила, иди
гуляй. Не болит голова на какие средства тебя растить, и что из тебя
вырастет. Самцам, конечно, лучше. Пасешься, жуешь, захотел – подбежал,
навалился, и пошел пастись дальше. Все равно с кем.

- а вот не скажи, - вдруг сбилась с иронии на серьезность Женя. – У
птиц, например, и не только у птиц… У волков. У бобров… Много особей
живут парами. Лебединая верность, например. Это же не просто так в
природе существует. У моего Петьки когда Сонька померла, я ему двух
самочек приносила. Он одну чуть до смерти не заклевал, а другу, так
игнорировал, козел, что бедная девочка заболела, пришлось отнести
обратно. Да… А представляешь!.. – она прыснула, вернувшись в юморному
настроению, - вот мы идем, две дуры, а сейчас в тех кустах две лосихи
стоят… Тут, кстати, лоси есть… Стоят и меж собой то да се. Мой-то
рогатый, совсем обалдел, по молоденьким телкам начал бегать. Приходит
вчера в засосах и рога в пуху. Ну, просто стыдно на люди… нет, стыдно на
звери показаться.

- А за мной, - пропела Оленька, изображая томную особу, - за мной вчера
трое гнались… ну такие дикие… Я от них бежала-бежала, бежала-бежала,
ой!.. В общем всем дала, никого не обидела.

Толстое поваленное дерево, выбеленное дождями, годилось для приятного
сидения. Небьющиеся стаканчики наполнились из небьющейся бутылочки.
Левые руки взяли по бутерброду.

- За что? – спросила Женя.

- За мужиков, - весело объявили подруга. – Чтоб они сдохли.

Аппетит неожиданно разыгрался, и Женя предложила перекусить
основательно. Оленька вытащила из кармана розовые салфетки и оглянулась
по сторонам.

- Начинается! – подтрунила Женя. – Приведи человека в лес.

Оленька скрылась, а Женю посетила игривая мысль. А не выпить ли ей
чуточку одной? С Ольгой выпивает она из сочувствия. А хочется и от
радости. Так хорошо сделалось от благости вокруг, что Оленькино желание
выговориться начинает раздражать.

Выстрелом грянул за спиной крик. Женя вскочила, обернулась, выронила
стаканчик. Никого не видно. Крик повторился, оленькин голос. Женя
схватила до смшеного маленький грибной ножик и побежала. Как по зову
подвернулась хорошая палка.

- Оля, я здесь!.. Оля, я бегу!..

И тут же увидела ее. Оленька стояла спиной, прямо, руки вниз, из правого
кулачка розовели салфетки. Стояла одна, никого рядом. Значит, никто не
нападал. Неужели змея?

- Оля, что с тобой?

Подруга обернулась, глаза широко раскрыты.

- Вон, смотри.

Шагах в тридцати на нижней ветке толстенной сосны висел человек. На
веревке. Черные ботинки, черные джинсы, куртка из камуфляжной ткани. И
такого же цвета головной убор.

- Бежим, - произнесла шепотом Оленька. Но стояла месте. Смотрела на
Женю.

Еще раз вгляделись в скрюченные руки, пальцы, ноги, и только после этого
рванули к месту привала. Вещи собрали в одну секунду.

- Туда?

- Нет, - решительно указала Женя в другую сторону, куда шли. – Здесь
недалеко лесная дорога. По ней быстрее выйдем. И выйдем к домам. Там у
кого-нибудь телефон есть. Сообщить же надо.

Шли быстро, почти бежали, оставляя солнце за спиной. Выскочили на
дорогу. Оленька выдохнула с облегчением.

- Давай покурим. Не могу больше.

Сигареты в дрожащих пальцах не попадали в огонь зажигалки.

- Представляешь. Я как увидела… Почему такое пришло в голову? На нем
одежда совсем другая. А мне показалось, что это один из тех. Ну, из тех
троих. Представляешь?

Быстро выкурив сигарету, и вдавив окурок в черноту земли, Оленька вдруг
переменила тон.

- Слушай, Прежина… Я тебя очень прошу. Мы никому ничего не скажем.
Никому ничего. Мы не станем никуда сообщать.

- Почему это? – удивилась Женя.

- Сделаем так. Как я тебя прошу. Я не хочу, пойми, встречаться сейчас,
когда мне плохо, с этими уродами. Если мы сообщим, нас будут таскать,
Как, где, что, дайте одни показания, дайте другие. Ну так или нет?

- Наверное, не знаю.

- Чего ты не знаешь? Я же тебе рассказывала, как это бывает. А я сейчас
в таком состоянии, что если хоть какой-то намек… А эти козлы не могут
без намеков… То я не выдержу, Женя!.. Я повешусь!

- Ты чего?

Женя поставила ведро под ноги, достала еще раз сигареты и зажигалку.

- Мы только зайдем и скажем, Оля. Когда будем мимо проходить. Мимо
домов. Попросим. Чтобы они сами позвонили и сообщили. И уйдем. Уйдем на
платформу, дождемся электричку.

- Жень, ну ты такая интересная!.. Нас же найдут! Это бандюков они ловить
не умеют, а нас возьмут сразу. Им скажут. Что мы пошли на станцию. Нас
обрисуют. И все. Нас возьмут прямо на станции. Электричка-то не скоро.

- Это не станция, а платформа, - ответила Женя, чувствуя злость. – Здесь
нет станции.

- Тем более!

- Что – тем более?

- Жень, ну неужели ты меня не понимаешь?

Женя молча докурила, изучая золотисто-оранжевую листву с жирными мазками
зелени. И сказала раздраженно.

- Хорошо. Делаем, как ты хочешь.

За час они добрались. Около часа ждали электричку. Как только она подала
сигнал, еще невидимая за стеной леса, Оленька схватила Женю за рукав.

- И этим ничего не говори. Своим новым знакомым. Инвалиду.

- Он-то здесь причем?

- Ну, Женя, ну ты же не знаешь кто они. А если это бандиты? А ты им
скажешь. А они к этому имеют отношение, или узнают что да как…Ну?..
Показывали по телевизору. Девчонка только услышала про какого-то
преступника, спросила, не он ли это, и ее тут же убили.

- Когда такое показывали?

- Фильм был!

- Так это фильм, дура. Фильм – совсем другое.

- Сейчас все одинаковое. Ты новости не смотришь? Покруче, чем в кино.
Жень, ну ты такая интересная.

- Я же сказала ему, что поехала в лес. Чтобы тебя прогулять.

- Скажешь, что прогуливала меня в другом месте. Ты не рассказывала ему
про то, что со мной случилось?

- С какой стати, ты чего?

- Скажешь, что ездила со мной ко мне на работу защищать перед старшей
сестрой. Чтобы меня с работы не уволили.

Войдя в вагон, сели у окна друг против друга и сделали вид, что дремлют.
Смотреть в глаза и разговаривать не хотелось. Попрощались, когда Женя
приготовилась первой выходить из вагона метро.

- Созвонимся. Адью.

- Жень, только я тебя очень прошу. Пожалуйста.

Дома Женя рассказала тете Вале, что грибов набрала немного, лес пустой,
дождей было мало. Тетя Валя не очень-то и желала обсуждать грибную тему.
Ей хотелось поскорее рассказать содержание недавно закончившейся серии.
Женя, чистя принесенную добычу, вежливо слушала. Залив грибы водой, ушла
к себе, угостила кусочком сыроежки Петю.

Пощелкав переключателем программ, Женя взяла книгу. Но углубиться в
чтение не получалось. Мешал, скорее всего, попугай.

- Ты долго будешь орать, придурок?

Отложив книгу, Женя переставила телефон с полки на тахту. Номер она уже
помнила.

- Алло, Евгений?.. Здравствуй те, это Женя… Да, уже вернулась… Я не
знаю, как там в лесу, потому что в лес мы не ездили. Мы поехали на
работу к моей подруге, потому что она прогуляла два дня… Ну, кризис у
человека душевный, ее парень бросил, она распереживалась очень, как-то
так… А у вас как дела?.. Ой, извините, я не буду больше задавать этот
дурацкий вопрос…Я хотела спросить, как самочувствие… Все нормально?… Ну
что ж, буду у вас только через два дня. Всего хорошего.

Женя легла на спину, закрыла глаза рукой. Перед глазами тут же впляла
сучковатая ветка, веревка, головной убор… Головной убор… Допустим,
человек собрался покончить с собой… Надевает на шею петлю, потом
напяливает головной убор, так, что ли?

Гасить свет она не решилась, надеясь заснуть при включенной лампе. Но
видение наплывало… Пятна камуфляжной ткани… Аляповатость сгустилась,
превратилась в черноту… Безжизненная сине-чернота другого размера,
маленькая, скрюченная…

От звонка Женя вздрогнула.

- Женя, это я, - пропел в трубке голос Оленьки.

- Ну!.. Чего тебе?

- Ты можешь сейчас приехать? Мне страшно.

- Ладно, приеду. Мне тоже страшно.

Женя быстро оделась, пересчитала оставшиеся деньги, взглянула на себя в
зеркало и сказала.

Ничего себе, съездили развеяться!

3

Валдис прошел во двор знакомой больницы и замер. У крыльца стоял
«мерседес». Он его уже видел здесь. Машина заезжала под запрещающий знак
с пометкой «только для служебного автотранспорта». Кто из сотрудников
детской больницы может обладать таким автомобилем? Главврач?

На крыльцо Валдис поднялся не спеша, в вестибюль сначала заглянул, потом
вошел, в коридоре затоптался на месте, задумался, к двери служебного
входа решил не идти, подождать. И дождался.

Дверь реанимационного отделения открылась и вышел тот самый, крутой в
двинном плаще, который предлагал медсестре Жене доллары. За ним вышел
Николай Николаевич, деликатно объясняя что-то. Крутой, глядя в пол,
словно выслушивал отчет. Валдис видел лишь поясняющую жестикуляцию
Николая Николаевича. Чтобы его не заметили, он встал к приоткрытой
двери. Лысый медленно шел на выход, и, наконец-то, речь стала
различимой.

- Ты пойми, это – покушение на меня. Поэтому я должен знать все.

- Я передал всю информацию, которой обладаю…

Они приблизились. Валдис ушел в проход на лестницу, беззвучно взял
несколько ступеней. Но Николай Николаевич повел крутого папашу в
вестибюль, слышимость пропала.

- Я обязательно должен знать, кто убил моего ребенка, заявил лысый. –
Кто вез его сюда из роддома? Фамилии?

- Ну знаете! – Николай Николаевич взмахнул рукой. – Как вы можете? Я же
вам сто раз объяснял!.. Ребенок уже родился мертвым!..

- От меня не может родиться мертвый ребенок. Ты понял?

Николай Николаевич поднял голову, чтобы выразить потолку свое
восхищение.

- У вас много денег, я понимаю. Но кое-что деньгами не измеряется. Слава
Богу.

Лысый достал в ответ указательный палец.

- Я могу… Могу снести эту твою больницу, а на ее месте поставить
памятник моему погибшему сыну. Ты понял?

- Это была девочка, - спокойно ответил Николай Николаевич.

- Да?

По щекам лысого ударила судорога, плечи округлились, носки ботинок
издали перестук. Он взглянул на Николая Николаевича еще раз, жалобно,
удостоверился, что ответ правдив, наклонил голову и пошел на выход.

Когда Николай Николаевич быстро прошел на отделение, Валдис направился к
окошку у входной двери. Лысый садился в «мерседес». Сел, достал телефон,
достал сигареты. Да, здесь он свой человек, явно. Сейчас дает кому-то
указания после информации от Николая Николаевича. Валдис взъерошил
волосы. Достал свой мобильник.

- Алло, Люсьен?.. Давайте-ка быстренько перевезите Нифонта в офис. Надо
проверить одну версию. Доктор осмотрит его там. За двадцать минут
управитесь?.. Хорошо, полчаса. Сейчас шестнадцать сорок пять.

Дверь на отделение открыла старшая сестра. В глазах ее вспыхнула
игривость. Валдис пожалел, что занят.

- Здравствуйте. Вы к Николаю Николаевича?

- Здравствуйте. Проводите меня к нему.

- У нас вообще-то в спецодежде…

Николай Николаевич очень удивился неожиданному визиту. Старшая сестра
поняла, что должна уйти, но не торопилась. Когда их оставили вдвоем,
Николай Николаевич сел за стол.

- Ну? Что у вас?

- Пострадал наш парень. Дэтэпэ. Нужно срочно осмотреть. Что-то с ногой.
Позавчера вечером. Думали пройдет, кололи обезбаливающие.

- Позавчера? Да вы с ума сошли! – возмутился Николай Николаевич. -
Почему сразу не обратились в травмпукт?

- Мы умчались с места аварии. Не хотели встречи с гаишниками. Вы не
волнуйтесь.

- Дэтэпэ, - затарабанил пальцами Николай Николаевич. – Опять у вас
дэтэпэ!

- В городе они случаются каждый день, - улыбнулся Валдис. – Вы чем-то
раздражены? Надоедают посетители?

Николай Николаевич встал и посмотрел с непониманием, переходящим в
недовольство.

- Посетители? Какие еще посетители? Здесь реанимация, Валдис. У меня
один посетитель, которого я когда-то согласился принять. Это ты. Ладно,
поехали.

- Еще один вопрос, - улыбнулся Валдис, словно преграждая дорогу.

- По дороге расскажешь, у меня мало времени.

- Вопрос нужно решить здесь. Вы в прошлый раз уговорили в сиделки вашу
девушку, эту… Женю… Я-то хотел другую. А вы устроили так, что
согласилась женя. Почему?

- Почему не Светлану? – спросил Николай Николаевич. Раздражение в нем
нарастало. – Она же отказалась. Это во-первых.

- Ее, наверняка, можно уговорить.

- А во-вторых, - повысил тон Николай Николаевич, - ты ничего не
понимаешь. Я лучше знаю, кто годится для работы по уходу, а кто не
годится. И перестань, пожалуйста, улыбаться этой противной улыбкой.
Бабам своим улыбайся, а не мне. Тебе понравилась эта кукла? Вам сиделка
нужна, или кто?

Или кто, - развел руками Валдис, не снимая улыбки.

- Она, эта Светлана, абсолютно не приспособлена к работе, где требуется
терпение. Она постоянно будет задавать вам глупые вопросы.

- Николай Николаевич, разрешите, я сам с ней поговорю? Не здесь и не
сейчас. Я позвоню ей. У вас, как у начальника, должны быть домашние
телефоны медперсонала.

Николай Николаевич моргнул несколько раз и решительно ответил.

- Я против.

- Почему? – удивился Валдис, и улыбка на миг исчезла, оголив остроту
взгляда.

- Послушай, Валдис, - Николай Николаевич обрел потерянное раздражение. –
Ты начинаешь давить. Начинаешь переступать ту грань наших отношений… Мы
даже не партнеры. Меня когда-то попросили тебе помочь. И все. Мне
поначалу казалось, что ты человек воспитанный и тактичный. Теперь я
начинаю сомневаться.

- Не надо сомневаться, - продолжал улыбаться Валдис с настойчивостью
победителя. – Все нормально. Телефончик будьте добры. Симпатичной
Светланы. Она мне просто понравилась.

Николай Николаевич снял телефонную трубку.

- Александра Алексеевна?.. Вы еще не ушли? Будьте добры телефончик
домашний Светланы Солодюк. Тут интересуются. Мне нужен ее домашний
телефон. – Николай Николаевич прикрыл рукой трубку и спросил сурово. – А
что вы скажете Жене Прежиной? Она ведь дала согласие.

- Да, она согласилась, - печально кивнул Валдис. – Но у нее проблемы.
Один день она может, а на другой не может. Не серьезно.

Николай Николаевич записал номер, поблагодарил, протянул листок Валдису.

- А как я объясню Жене? Я как бы несу ответственность. Если тебе знакомо
такое слово.

- Знакомо, - грустно усмехнулся Валдис. – Потому что я тоже несу
ответственность. Вам не нужно будет ничего объяснять. Я предложу им
работать по переменке. Мы не будем сразу отказываться от услуг Жени. Мы
посмотрим, кто лучше.

Такси лихо прикатило к Балтийскому вокзалу. Долго толкались в пробке.
Пока не свернули в узкий переулок с домами уже не мечтающими о ремонте.
У одного из них остановились. Создавалось впечатление, что в нем не
живут. Однако на первом этаже, в убогом полумраке, сияла металлическая
дверь. Скотчем была приклеена табличка. «ООО «Нарвские ворота».

Валдис открыл своим ключом. Вошли в квартиру с просторным коридором, но
темную. Ремонт здесь то ли начался, то ли не заканчивался. Из кухни
вышел светловолосый парень высокого роста, но, по сравнению с Валдисом,
какой-то нескладный. Поздоровался он с Николаем Николаевичем по имени
отчеству, но без пожимания руки. Валдис провел гостя мимо одной запертой
двери, второй, у третьей остановился. Светловолосый подошел и отпер
дверь ключом. Комната открылась узкая, с грязным окном, странная.
Новенькие обои, но потолок не побелен. Длинный стол. Явно технического
предназначения, и раскладушка. Два стула и пепельница. С раскладушки,
откинув одеяло, приподнялся парень лет тридцати со всклоченными волосами
и беспокойным взглядом воспаленных глаз.

- Вот и мы, Нифонт, - весело поприветствовал его Валдис. – Показывай.

Нифонт поздоровался, откинулся, чтобы лежа стянуть спортивные штаны,
зажмурился от боли и застонал.

- Нужно немедленно! – категоричным тоном произнес Николай Николаевич,
увидев ногу.

- Николай Николаевич! – Валдис резким жестом остановил его, не теряя
веселости. – Продолжим в кабинете.

Николай Николаевич кивнул.

Кабинетом оказалась комната пошире, но еще более пустая. Офисный стол,
два кресла, на подоконники нагромождение коробок. Из-за стола встал
крепыш среднего роста, коротко стриженный, с выпуклыми глазами. Встал и
вышел.

- Требуется немедленная госпитализация.

- Присядьте, Николай Николаевич.

- Вы даже не отдаете себе отчета!..

- Да мы не хотим никому его давать. Присядьте. И подумайте. Куда нашего
парня можно поместить? Где. В какой больнице, не будут задавать лишних
вопросов?

Николай Николаевич достал записную книжку. Валдис придвинул телефон и
вышел на кухню. Когда он вернулся, Николай Николаевич что-то записывал
на клочке бумаги.

- Я договорился. Вот. Как будете вывозить? Нужно сейчас же. Вот адрес и
фамилия. Насчет оплаты будете говорить на месте.

- Люсик! – крикнул Валдис в коридор.

Большеглазый вернулся. За ним вошел нескладный высокий парень, лицо в
мелких конопушках.

- Ловите такси, повезете Нифонта вот по этому адресу. По дороге Николай
Николаича доставите куда скажет. Давыд, лови тачку.

Веснушчатый вышел. Валдис протянул Николаю Николаевичу купюру синего
цвета.

- Спасибо за консультацию, Николай Николаевич. Ребята сделают все, как
вы сказали. Люсик, пока ждем, угости Николая Николаевича соком.

Люсик вышел. Валдис. Вспомнив что-то, вышел за ним. На кухне взял у него
коробку грейпфруктового сока и стакан.

- Николаича постарайтесь высадить у ближайшего метро. И тут же обратно.
Я жду здесь. Собирай Нифонта.

Николай Николаевич запротестовал.

- Не надо меня никуда доставлять. Я сам доберусь. Везите скорее его.

- Нет-нет, - Валдис протянул ему стакан. – Хотя бы до метро.

Когда хромающего Нифонта вывели из квартиры, Валдис попрощался с
николаем Николаевичем, закрыл дверь на засов, из кухонного окна
удостоверился, что машина ушла, закурил, прошул в комнату, которую
назвал кабинетом, сел к телефону, достал записную книжку, вытащил из нее
листок и задумался. Потушив сигарету, набрал номер.

- Алло?.. Будьте добры Светлану Солодюк… Это вы, Света?.. Здравствуйте.
Вернее, добрый вечер, за окном уже темнеет… Кто звонит?.. Вы даже не
подозреваете, кто вам звонит и ни за что не угадаете. Вам звонит тот
человек, который предлагал работу по уходу ха инвалидом, а вы
отказались. Помните? Да, это я. Без вашего позволения выпытал у Николая
Николаевича ваш домашний телефон… А звоню я по одной простой причине. Я
все-таки хочу уговорить вас согласиться на мое предложение… Да,
ухаживать за инвалидом… Да, Женя согласилась, она посмотрела.
Согласилась работать, но как-то странно себя ведет, то она может, то не
может, то какие-то неприятности у ее подруги… Вы не в курсе, какие
неприятности возникли у ее подруги?.. Вы не настолько дружны, понимаю…
Но посудите сами, неужели неприятности подруги могут стать причиной,
чтобы не прийти на работу?.. Поэтому я хочу. Чтобы работали вы. Пациент
у вас будет очень покладистый, золотой просто парень. Он мой друг,
человек пострадал на всю жизнь. Нужно быть милосердным, несчастье может
случиться с каждым, никто не застрахован от случайностей, верно?.. Мы с
вами вот что сделаем. Встретимся завтра. Часиков эдак… Вы до скольки
работает?.. Завтра не можете совсем, хорошо… А послезавтра часиков
эдак?.. Ну, во сколько освободитесь?… Послезавтра можете пораньше?
Отлично… Часиков в пять сможете быть в метро «Проспект ветеранов»?..
Внизу… Очень хорошо… Главное, что мы пришли к согласию, Светлана… У вас
такое красивое имя!.. Буду ждать с нетерпением. Всего хорошего, пока, до
встречи!..

Он смял разговор, потому что прозвучали два звонка в дверь. Вошел Давыд.

- Так, дружище… мы с Люсиком покатим сейчас в Стрельню. Сдадим Нифонта в
другую больничку. Она была у меня про запас, на самый экстренный случай.
Значит, такой случай подкатил. Ты гаси тут свет, дверь закрывай,
опечатывай, и организуй наружное наблюдение.

- Никто не будет сидеть на телефоне? – удивился давыд. – А вдруг
Матросов прорежется?

- Запараллель нитку. Надежда слабая. Если он до сих пор не позвонил,
значит с ним что-то другое. Но что? Не дай Бог, конечно… Ладно, не будем
загадывать. Нам вот что нужно проверить. Если в течении двух-трех дней
нашим офисом хоть кто-то заинтересуется, значит мы привозили сюда
Николая Николаевича не зря. Понимаешь? Я сам мало что понимаю.

4

Евгений проснулся, услышав два звонка. Телевизор работает, время
одиннадцать. Кого же принесло в дождливую ночь?

Щелкнул ключ в замке, вспыхнул свет в прихожей. Промокший Валдис
улыбался, но не хозяину, а над собой, над своим видом.

- Ты звонил?

- Ее нет дома, - ответил Евгений.

- Ты не звонил, - вздохнул сокрушенно Валдис.

Он снял пиджак, встряхнул два раза, вошел в комнату и повесил его на
стул.

- Когда остаешься без машины, начинаешь понимать пешеходов, - сказал
Евгений.

- Конечно. Будь я пешеходом. У меня был бы зонтик. Я бы носил его за
плечами как автомат. Ну, что сегодня по новостям? Кого убили, кого
подорвали? Никого? Это, можно сказать, день пропал. Итак, друг ситный,
почему же ты не позвонил?

- Я же сказал – ее нет дома. Ты уже мне не веришь?

Голос Евгения прозвучал серьезно. Валдис ответил театральным жестом и
саркастическим тоном.

- Кому же верить? Черномырдину или Чубайсу? Вот в чем вопрос! Ладно,
Юджин, пойдем на кухню, надо выпить.

В прихожей он взял пластиковый пакет, на кухне выложил из него
содержимое. Водка «Маккормик», банка тушенки, хлеб и яблоки. Налил без
слов, выпили в молчании.

- Щи в холодильнике. Разогреть?

- Не надо, - поморщился Валдис, яростно открывая консервную банку. Ножом
отправил в рот кусок мяса, после чего отрезал хлеб. И потер руки в
предвкушении чего-то. – Значит так, юджин, давай давай разберемся по
порядку. Я сейчас изложу тебе все факты, на которых строится мое
подозрение.

Он резко вытянулся, услышав что-то, и убежал в комнату. Звук телевизора
стих. Пришел на кухню Валдис, говоря по мобильному телефону.

- Где-где, на работе, где же я еще могу быть?.. Я помню, что ты
послезавтра уезжаешь… Да, я помню, что ты уезжаешь в командировку,
помню… Ну, нет машины, понимаешь?.. Я не могу отвезти тебя на вокзал,
потому что нет машины!.. Е-мое, ну сколько можно?.. Все, я буду через
час… Да, через час!

Нажав кнопку, он сел за стол, положил аппарат, налил водки.

- Жена? – спросил Евгений.

- Ну, а с кем еще можно так мило ворковать? За успех пить не будем.
Давай выпьем за неуспех. Приветствую тебя, неудача! Может быть, таким
образом удастся обмануть судьбу?

Выпив, он продолжил есть из банки ножом. Евгений подал вилку. Валдис
рассмотрел ее и воткнул в спрессованное мясо.

- Вот в какие вилы мы попали, дружище. Рассказываю как есть. Когда я
приходил в больницу к Николаичу насчет сестры… И поджидал в коридорчике,
он просил подождать… То наблюдал интересную сцену. С отделения, а вход
туда строго в спецодежде, вышла знакомая тебе Женя. Я тогда еще не знал,
что это Женя. И с ней крутой насос. Не бык, а скорее пахан. Говорили они
как люди знакомые. Он предлагал ей деньги. Она увидела меня и от денег
отказалась. Он ушел. После чего Николай Николаевич настойчиво
рекомендует мне именно Женю и добивается своего. Сюда приезжает именно
Женя. Посмотрела, мне надо подумать, потом перезвонила, согласилась.
Ладно. А сегодня я приехал к Николаичу без предупреждения. Во дворе
стоит «мерседес». А туда въезд запрещен. Я и в прошлый раз видел эту
тачку, но не придал значения. И опять этот крутой выходит прямо с
отделения. Без халата, без мешков на ногах… То есть, он там свой
человек, входит, открывая дверь задней ногой. А с ним наш Николаич!
Что_то объясняет ему. Старательно, как начальнику. А тот слушает и
пальцем грозит, смотри у меня. Я слышал только одну фразу Николаича.
Передаю вам всю информацию, которой обладаю. Понимаешь? Это сказал
Николаич лысому борову с «мерседеса». Я передаю вам всю информацию,
которой обладаю… И я вспомнил! Я заехал сейчас в нашу новую контору и
порылся архиве.

Валдис ушел в комнату, вернулся с пакетом из жесткого картона, достал
фотографии.

- Смотри… Терминал за варшавским вокзалом… Вот разборка у этого
терминала… Вот «мерседес», а вот лысый… Он появлялся там всего лишь один
раз. Но может быть он-то как раз и основной? Ну не может человек дважды
приходить в детскую больницу просто так. Да еще в реанимационное
отделение. Согласен?

Евгений налил только себе, немного.

- Ну допустим.

- Цепочка рассуждений проста. Мы не обращались в Николаичу за услугами
почти два года. За это время человек мог измениться. Он дважды
отказывался помочь в поисках медсестры, а потом друг согласился и
настойчиво порекомендовал Женю. Он подсунул нам человека на которого
имеет влияние. Я хотел другую, признаюсь, на которую глаз положил, но у
меня не получилось. У меня не получилась элементарщина, понимаешь?
Сегодня я решил проверить свои подозрения. Я заявил Николаичу, что Женя
нас не совсем устраивает.

- Почему? – воскликнул Евгений.

- Да потому что посещает нерегулярно. Прогуливает.

- У нее с подругой что-то случилось!..

- С подругой случилось на следующий день после того, как случилось с
нами.

- Не вижу связи.

- И я не вижу. Но чувствую. Мы год не выходили на тропу добычи. И через
год попадаем в ловушку. Значит, нас пасли. Целый год. На нас были
расставлены капканы. Матросова до сих пор нет. Значит, его где-то
обрабатывают, пытают.

- А что патрон?

- А что патрон… Я доложил, что мы проявили ненужную инициативу… Нужную,
потому что денег нет, но не своевременную. Доложил, как влипли, что
Матросов пропал. Он крыл меня на чем свет стоит. Сказал, что вообще
разгонит нашу лавочку, такие ему не нужны. Пообещал разузнать хоть
что-то о Матросове по другим каналам. Сказал. Что свяжется сам. И
молчок. Мы вообще можем оказаться без средств. Без всякого обеспечения
на будущее. Особенно ты.

- Я говорил тебе, что не надо ходит? – вскричал Евгений.

- Давай без истерик, - спокойно ответил Валдис. – Теперь главное
избежать дальнейших неудач, Юджин. Женя, допустим, человек хороший. Но
Николаич со временем начнет из нее тянуть. Кто мы, что удалось про нас
разузнать. Если она изначально не подослана к нам с таким заданием.

- Ну знаешь!..

- Да слушай ты!.. Я сегодня обратился к Николаичу с просьбой ее
заменить. Так он долго сопротивлялся. Не хотел давать телефон медсестры
Светы. Врубаешься? И я устроил для него проверочку. Мы показали ему
Нифонта в старом офисе. Теперь наблюдаем. Если офисом заинтересуются,
значит Николаич наколот. Нифонта увезли на лечение в другое место. И
если вдруг Николаич проявит интерес, куда делся больной, которого он
осматривал, почему не прибыл в больницу, которую он рекомендовал… У него
нет моего телефона, но он есть у Жени… Так вот, если вдруг он
поинтересуется куда делся пострадавший в дэтэпэ… Мое подозрение
подтвердится.

Он замолчал, налил до краев. Чокнулись.

- Так что готовься. Завтра у тебя будет новая прислуга.

Евгений поставил рюмку.

- Кто это завтра у меня будет?

- Света.

- Ко мне завтра придет Женя. С утра.

- А вечером я приведу Свету. Поэтому давай, звони, скажи, что приходить
не надо. Сделай звонок, о котором я тебя просил.

- Сам звони. Я не знаю номера. У меня его нет.

Евгений махом выпил, достал сигарету. Валдис нашел в записной книжке
листок, набрал номер.

- Алло, добрый вечер. Женю можно?.. Не будет сегодня?.. Ах у подруги… А
что случилось у ее подруги?.. Спасибо, извините.

Валдис положил трубку и, улыбаясь, развел демонстративно руками.

- Соседка сказала. Что ничего страшного не случилось, просто она
частенько ночует у подруги. Это о чем-то говорит? Это мало о чем
говорит, согласен. Ладно. Но теперь расскажи мне, пожалуйста… Вспомни.
Вол время вашей первой встречи о чем вы говорили? Она расспрашивала, где
и как тебя угараздило?

- Нет, в том-то и дело.

- Не расспрашивала?

- Это и меня удивило. Тогда я рассказал сам. Получилось, что я как бы
напросился. Ну и пришлось рассказать про Афган.

- А про меня она не расспрашивала?

- Расспрашивала, но не тогда, а позже. Когда звонила. Что не сможет
прийти. Ну, из-за подруги. У вас же там сорвалось какое-то свидание. Ты
успеваешь на всех фронтах.

Валдис прикурил, откинулся на стенку с благостной улыбкой.

- История получилась и странная и смешная. Я перед самым выходом на
неудачу договорился с Женей, что она познакомит меня на следующий день
со своей подругой. Неожиданно как-то получилось. Я только спросил, она
тут же перезванивает, говорит, что подруга согласна. Мы влипли, разбили
машину, и я на следующий день закрутился. Вдруг вечером, а я в подвале,
звонок по мобильному. Извините, Валдис, вы, наверное, долго ждали, но мы
сегодня не можем, с подругой что-то случилось… А я за голову – я же
забыл!.. Ну и скорбным голосом. Как же так, я тут жду, волнуюсь... Вот
такое кино. А может быть и это не с проста?

Что будет завтра? – задал Евгений строгий вопрос.

- А что будет завтра? Ничего страшного. Она придет утром. Пусть сделает
уборку. И ты объявишь ей, что спасибо на этом, вот плата за отработанные
дни, у нас возникли финансовые трудности, так что спасибо, мы вам
позвоним, когда будем дееспособны. Пойми, Юджин, ты не выгоняешь ее, не
даешь отставку. Работа прекращается на время. Пока мы не проверим
досконально Николаича. А вот если Николаич наколот, то нам, возможно,
придется даже менять квартиру. Потому что Женя знает твой адрес.

5

Девушки проговорили за сигаретами до самого утра, до одурения. Женя
проснулась, чувствуя, что опаздывает. Взглянула в зеркало и ужаснулась.
В таком виде на глаза показываться противопоказано.

Приняв душ, попыталась разбудить Оленьку. Хватит дрыхнуть, сходи-ка на
работу, телефонных объяснений старшей сестре недостаточно. Оленька не
желала отрываться от подушки. Пошли все к чертовой матери, уволят – и
ладно, другую работу найду.

- Ну, а мне что делать? – вышла из себя Женя. – Мне к инвалиду ехать, а
куда я с такой рожей?

- Ну и не едь.

План был. Нужно заскочить домой и взять гостинец, угощение. В августе
они с Шурочкой накрутили штук десять банок с салатом по маминому
рецепту. Самую большую, двухлитровую, она привезет ему. Надо бы
предупредить, извиниться. Но что сказать. Она уже говорила о
неприятностях у подруги, говорила, что ездила с ней улаживать конфликт
на работе. Что же сейчас придумать?

- Алло, Евгений?.. Здравствуйте, извините…

Евгений радостно сообщил, что знает. где она, у подруги, ночевала у нее,
вчера он звонил и соседка обо всем доложила.

- Мы только проснулись, - начала лепетать Женя, чувствуя, что не может
врать, нельзя врать, он сразу поймет. – А мне еще домой нужно заехать. Я
хочу угостить вас сегодня своей закруточкой, у меня есть очень вкусный
салат.

- Ты хочешь приехать попозже? – в голосе Евгения зазвучал восторг. –
Очень хорошо. Приезжай часикам к шести.

Ну, это поздно, я раньше могу…

- Нет-нет-нет, - вскричал Евгений. – Ни в коем случае не надо пораньше.
Лучше после шести. Только после шести. Так надо, Женя.

- Если надо, значит надо, - согласилась Женя.

Домой она приехала в приподнятом настроении. Есть время не спеша сделать
завивку и отобрать из одежд самое эффектное сочетание.

Тетя Валя доложила о событиях в последних сериях и сообщила в двух
вчерашних звонках. Звонили мужчины.

- Одного-то я узнала. Это твой Мишук. А другой в первый раз звонит. Не
знаю такого. Вежливый, приятный такой голос.

Женя рискнула даже часик вздремнуть.

Евгений встретил ее необычайно весело.

- Здра-а-авствуйте!.. Замеча-а-ательно!.. Только что звонил Валдис.
Скоро будет тоже.

- Ну и хорошо, - сказала Женя, не понимая сути восторга. – Буду угущать
вас своим блюдом. Из продуктов у нас все есть? Картошка есть?

- Хлеба нет, - сиял Евгений, пряча глаза. – А картошки навалом. Сбегай,
пожалуйста. А я картошку почищу и поставлю. Деньги вон.

- Деньги есть, - отмахнулась весело Женя. Его непонятная радость
передалась. Хотелось танцевать. Никто не станет ни в чем ее укорять.

Она не знала района. Напевая пошла в одну сторону, спросила пошла в
другую, спросила еще раз. А когда вернулась, почувствовала на лестничной
площадке запах духов. Очень знакомый.

Дверь открыл Валдис. И растерянно спросил.

- Ты вернулась?..

- Почему вернулась? – не поняла женя. – Я за хлебом ходила.

Запах духов усилился. На кухне она увидела курящую Светлану. Ее плащ
полыхнул ярким светом на вешалке.

- Сколько у меня сегодня гостей! – взмахнул руками Евгений. – Радость
просто неописуемая.

Кастрюля с картошкой парила. Тарелки с вилками расположились в ожидании.
И четыре стопки. Валдис смотрел на веселящегося Евгения взглядом
обеспокоенного врача.

- Женя, - вдруг как-то торжественно начал Валдис. – Мы со Светланой… Как
бы это сказать…

Решили пожениться, чуть не вырвалось у Жени.

- Мы тогда еще, при первом знакомстве… Ну как это… Зацепились, что ли?..
И вот, значит, встретились… Чтобы навестить Евгения. Мы пришли, а ты уже
тут…

Он внимательно посмотрел на Светлану. Ты быстро закивала его
гипнотизирующему взгляду. Она согласна с его словами, она будет молчать.

Какая радость, правда? – сказал Евгений Валдису, переигрывая наивность
вопроса.

Тут что-то не то, поняла Женя. Они же издеваются.

- Первый тост мы поднимем, естественно, за дружбу, - объявил Валдис,
после того, как еда была разложена.

- Потому что поднимать-то, в общем-то, больше не за что, - добавил
Евгений, смеясь, но, взглянув на Женю, сделался серьезным.

Женя брать стопку не торопилась.

- Как там на работе? – спросила чаруя улыбкой Светлана.

Ну ты и дура, чуть не сказала Женя. Вчера же вместе дежурили!

Выпили сдержанно. И сразу принялись нахваливать Женин салат.
Удовольствия от похвал Женя не ощутила.

Между первой и второй, - взялся за бутылку Валдис.

- За то, чтобы вы побыстрее выздоравливали, - сказала Светлана Евгению,
ожидая ободрения своему тосту.

Мужчины переглянулись, не зная, что ответить. Женя чуть не прыснула.

Валдис начал задавать Жене вопросы. Как там подруга, а что с ней
случилось, не нужна ли помощь, не уволят ли ее за прогулы, не тяжело ли
Жене разрываться на два фронта, и за подругой нужно ухаживать и за
Евгением...

- А как у вас дела? – попыталась вырваться из расспросов Женя.

- У нас? – Валдис посмотрел на нее внимательно, улыбнулся, и сделал
скорбную мину. – У нас на работе парень пропал.

Евгений бросил на Валдиса тревожный взгляд. И понял, что этот взгляд
оценила Женя. Она встревожена.

- Да, третий день человека нет. Ни на работу не приходит, ни дома не
появляется. Ответственный, добросовестный парень. Загулять, вроде бы, не
мог.

- А в милицию чего не заявляете? – задала Светлана вполне уместный
вопрос.

Валдис перестал сверлить глазами Женю, посмотрел на улыбающуюся
Светлану, и не спеша достал из внутреннего кармана фотографию. Протянул
он ее сначала Жене.

- Милиция, я думаю, слишком серьезно. Думаю, он объявится.

- А зачем вы мне показываете? – спросила Женя и протянула фотографию
Светлане.

- Симпатичный, - кивнула Света.

- Просто так показал, - дернул плечом Валдис, продолжая изучать Женю. –
Может быть, вы его где-нибудь видели, что-нибудь знаете.

- Не знаю я ничего, - раздраженно произнесла Женя чуть ли не по слогам,
наклонясь к валдису. – И просто так показывать не надо. Ну, пропал
человек. Каждый день люди пропадают. Мы об этом сели поговорить?

- Конечно, не об этом, - сказал Валдис и убрал фото.

- Ну так наливайте! И говорите. Если есть о чем говорить.

Евгений посмотрел на Женю с испугом, а на Валдиса с недоумением. Зачем
понадобилось демонстрировать фотографию?

- Да мы просто так зашли, - пояснил Валдис Жене. – Просто так зашли в
гости.

Теперь удивилась Женя. Он что, оправдывается?

- Давайте так. Третий тост и мы пойдем. Хорошо?

«Хорошо» Валдис проникновенно адресовал Светлане. Глаза у той еще больше
округлились, а губы пролепетали.

- Хорошо, пойдем…

- Да и мне пора, - решительно сказала Женя и взяла наполненную стопку. –
Что нужно сделать, я, конечно, сделаю. По быстрому.

- А не надо по быстрому, - сказал Валдис так, будто делает замечание. –
Надо по-человечески.

- Я постараюсь, - ответила Женя.

Выпили, словно пришли к негласному примирению. И Валдис махнул рукой
Светлане, уходим. Женя вышла за ними в коридор. Не замечая, что Евгений
за ее спиной делает Валдису знаки. Светлана, после оглаживания на себе
плаща, сказала все с той же улыбкой.

- Увидимся завтра на работе?

- А куда мы на фиг денемся, - ответила Женя со вздохом.

На кухне в это время разговор пошел тихо и яростно.

- Она догадалась! Догадалась!

- О чем она догадалась? Я же сказал, что мы просто зашли в гости.

- Она пришла радостная, веселая, а потом сразу переменилась. Значит –
до-га-да-лась.

- Ну и что? Ну и пусть. Неужели тебе Светлана меньше нравится?

- Если она догадалась, то может обидится и уйти.

- Ну и пусть уходит. Ты ничего не помнишь из нашего вчерашнего
разговора? Очень прошу тебя, Юджин. Если она на что-то обидится и
захочет уйти – не удерживай. Мне даже интересно. Уйдет или не уйдет.
Проверим.

Валдис вышел в прихожую, поцеловал жене руку.

- Да свидания. Женечка. Извини, если что не так.

Яркий плащ Светланы растворился в темноте за дверью. Женя подошла к
Валдису вплотную.

- Когда с ним произошло несчастье? Когда он стал инвалидом?

Лицо Валдиса на мгновенье окаменело, потом излило улыбку.

- Четыре года назад. А что? Заметны сдвиги по фазе?

- Есть немного, - усмехнулась и Женя.

Она вернулась на кухню и внимательно посмотрела а глаза Евгению.
Чересчур серьезные глаза.

- Я не знаю, что делать. Поэтому сейчас хочу побыстрее уйти.

- В смысле? – в его голосе прозвучала тревога. – Вы уйдете и больше не
придете?

- Почему?

- Потому что вы догадались.

Женя усмехнулась, посмотрела в пол, затем опять в глаза.

- Ну, догадалась. Тут нетрудно догадаться. Один говорит одно, другой
говорит другое. Так. Говорите. Что нужно сделать, и я побегу.

- Не надо ничего делать.

- Вот за это спасибо. Мне действительно сейчас очень… тогда до встречи?
Через два дня.

- Так вы… придете? – не понял Евгений. И улыбнулся.

- А что… не надо? – спросила она и посерьезнела.

- Нет, ну… Сначала вы сказали, что не знаете, что делать… Вы догадались,
что мы не хотим говорить правду… Что-то я не совсем… Значит, вы
нисколько не обиделись? Что-то я действительно не понимаю. Вы о чем
догадались, Женя? Какую неправду мы вам говорили? Кто именно?

- Да я ни на какой правде не настаиваю. Мне-то что? Но вы сказали, что
были контужены в Афганистане, так? А Валдис сказал, что несчастный
случай с вами произошел четыре года назад. А наши войска вывели оттуда
когда? Восемь лет назад. Ну и до свидания.

Она повернулась, чтобы уйти, но сзади раздался хохот. Бородатый хохотал,
колотя себя по голове. Выкрикивая при этом.

- Идиот!.. Контуженый!.. Придурок!..

Женя увидела на его глазах слезы и тоже засмеялась.

- Ну, зачем было так врать? Я, может быть, и дура, но не как некоторые.

Евгений утирал щеки.

- Женечка, я идиот… Я думал, что вы о другом… Думал, что вы не об этом
догадались.

- Не об этом? – перестала смеяться женя. – А о чем же еще?

- Все, все, хватит. У меня колики. Немедленно выпить!.. Просто
немедленно. И вы уйдете. А в следующий раз я расскажу о себе правду.

Он сам наполнил стопки до краев, продолжая тихо смеяться.

- За что? – подняла Женя.

- За то, что мы переходим на «ты». Брудершафт, так сказать. Нет, нет, вы
не подумайте, без всяких поцелуев. Просто выпьем и все.

Стопки нежно коснулись друг друга.

Зря он так, огорченно думала Женя. Уходя, сбегая вниз по ступеням. Ей
очень хотелось поцеловаться.

Женя торопилась к Ольге. Днем она оставила подругу спящей, вечером
обнаружила пьяной.

- Молодец, что пришла! – кричала Ольга, тыча пальцем через пустые
бутылки в экран телевизора. – Такой фильмец классный. А кто тебе открыл?
Сосед? Странно, я же с ним в конфликте.

- Ольга, послушай, - Женя встряхнула подругу. – Я сейчас от своего
инвалида. Там был этот, Валдис. Он лаборантку с моей работы зачем-то
приволок. Так вот, он показал фотографию.

- Какую лаборантку?

- Фотографию! Он показал фотографию. У них на работе пропал мужик. Три
дня назад. Он показал фотку, а на ней тот самый!.. Понимаешь?

- Какой? – Оленька протрезвела.

- Который висит в лесу!

- Да ты чо? Мы же не видели его лица. Он к нам спиной висел.

- На нем кепка! Ну, шапка такая в пятнах. Какие сейчас все охранники
носят. И куртка тоже в пятнах.

- Ну и что? – Ольга протрезвела еще больше.

- Как – что? Они его ищут, понимаешь? И-щут! Они не знают, где он. У них
там что-то случилось. И он пропал. Оля, давай скажем, где он. Где мы его
видели.

Ольга протрезвела окончательно.

- Прежина, ты совсем, что ли? Его же не просто так повесили. Это
разборки. Просто так людей не вешают. И не стреляют. Не сорок первый.
Ну, ты не понимаешь, что ли? Этот Валдис он кто?

- Работа у него какая-то официальная. Я вот только не понимаю, зачем он
фотку показывал. Он же не знал, что мы были в лесу.

- Женя, ты жить хочешь? А, миленькая, скажи.

У Ольги потекли слезы, дальше она говорила со всхлипами.

- Женя, я не хочу ни-че-го!.. Я нигде не была, ничего не видела, ничего
не знаю… Я пью водку и смотрю телевизор. Больше нам ничегоне надо.
Женечка, миленькая, ну я тебя очень прошу!.. Ты не говорила им. Что мы
ходили в лес? Не говорила. Честно?.. Умница. Мы не были в лесу и понятия
не имеем, кто там висит. Женя, уйди ты от них. На фиг тебе сдался
инвалид? Эти афганцы на все способны. Ты слышала, что они кладбище
взорвали? Своих же, деньги им не поделить было, понимаешь?

- Он не был в Афганистане. Он наврал. Как я и подозревала.

- Вот видишь, Женечка!.. наврал!.. А зачем? Значит, они что-то скрывают.
Господи, зачем нам нужно было ехать в этот лес. Даже в лесу покоя нет.

Женя обняла рыдающую подругу.

- Ну, тихо, тихо… Я никому ничего не скажу. Не были мы в лесу, хорошо,
не были. До меня только сейчас дошло. С чего я решила. Что это тот самый
мужик? Ведь тот действительно висел к нам спиной. Ну шапка похожа. Так
они сейчас все в таких шапках. Кто хочет показать, что он крутой.

- И уходи ты от них пока не поздно.

- Просто так взять и уйти? Без всякого повода?

- Какой тебе нужен повод? Тебя же обманывают.

- Ну и пусть.

И Женя улыбнулась своей особой улыбкой, которая говорила больше, чем
слова.

6

А Валдис обрушился на Светлану проливным дождем.

- Я же специально так подстроил!.. До тебя не доходит? Специально, да.
Зачем и почему, спросишь ты, и будешь абсолютно права, ты же не дура, ты
разумное существо, вон какой красотой наградила тебя природа… В твоей
очаровательной головке, наверняка, шевелится понимание, и ты задаешь
вопрос, да?.. Стесняться не следует, стесняться совершенно ни к чему.
Нужно задавать вопросы. Время задавать вопросы, и время на них отвечать.
Так гласит истина. Против которой, как известно, какой стороной ни
повернись, результат будет один и тот же. И я вижу в твоих прекрасных
глазах этот вопрос, он ярче всего происходящего, он определяющий, он
главенствующий… Зачем! Зачем он, то есть, я, это сделал. Зачем? Ты ведь
хочешь об этом спросить? Ну, так спрашивай. Ты же разумное существо.
Великолепный представитель медицинской службы под названием
«гомосапиенс».

- Мне понравилось, - произнесла Света, глаза которой светились от
восхищения.

- Я был очарован тобой уже тогда, сразу. Наши взгляды не просто
пересеклись, а именно встретились, столкнулись!.. Плюс и минус. В этот
момент Николай Николаевич должен был подбежать с чашкой кофе, поднять ее
на уровень глаз, и в чашке закипела бы вода. А когда я начал свои
нелепые объяснения, они поневоле сделались нелепыми. Потому что… Думаю,
понятно почему. Я желал только тебя. Желал пригласить на работу.
Приглашал на работу по оказанию услуг сестры милосердия. Скажи, а к кому
приходит такой лысый боров, крутой такой, в длинном плаще, приезжает на
«мерседесе», он, случайно не муж вашей старшей сестры. Или чей-то
любовник, нет? Не знаешь такого, и ни разу не видела? Поразительная!..
Ты счастливый человек, Светлана. Хотя старшая сестра откровенно
посмеивалась над тобой. Ее губы кривились в усмешке, как яд капала
ирония из ее слов. Я еще только объяснял, а все уже все поняли. И ты.
Естественно, поняла тоже, ведь ты же не дура, тебя природа наградила
таким сияющим очарованием, ну просто умопомрачительной внешностью, под
которой должен быть мозг, поэтому объясни, расскажи, откройся…Почему ты
гордо и независимо ушла тогда, хотя прекрасно поняла мой призыв? Почему?

- Но мне понравилось, - выговорила Светлана, растягивая гласные каждого
слова.

- В результате получилось так, что уход за инвалидом Евгением выпал на
плечи твоей подруги Жене… Вы не подруги? Странно, а мне показалось, но
неважно… Женя не очень ответственно взялась за исполнение своих
обязанностей, у нее, якобы, у подруги случилось какое-то несчастье, а
какое может быть несчастье, что-то я не очень понимаю… Ты не знакома с
ее подругой по имени Оля? Что там у нее случилось? Абсолютно ничего не
знаешь? Поразительная неосведомленность, но правдивая, честная, твои
глаза не врут, а это вдохновляет. Разве я мог тогда успокоиться?
Смириться с тем, что больше тебя не увижу, мог? Нет! Скажи. Николай
Николаевич всегда помогает жене, между ними какая-то дружба, или
что-нибудь большее, тайная любовь, например, а? Что ты смеешься? Между
ними ничего такого нет? То есть, ты ничего такого не замечала? А я искал
варианты. Как вытащить тебя на встречу, на общение, вот какие вопросы не
давали мне покоя. Пригласить в кино? В кино сейчас почти никто не ходит.
Если ты от предложения поработать так легко отказалась, то какое может
быть кино?

- Почему? Мне нравится, я давно не была в кино.

- Да я тебе о своих мыслях, о своих рассуждениях. Хочешь, прямо сейчас
пойдем в кино, в самый дорогой кинотеатр на Невском? Я же тебя не знаю
совсем, а вдруг ты замужем, не свободна, откуда мне знать… Не замужем?..
С такой красотой и до сих пор на свободе? А я до сих пор ничего не
предпринял, ну как мне не ай-ай-ай!.. К сожалению моя машина сейчас в
ремонте, но мы покатаемся, обязательно покатаемся… Я убедил тебя, что
Женя нам ней подходит, и ты поверила, да? Я специально придумал эту
легенду и пришел с ней к Николаю Николаевичу. Мне просто нужен был твой
телефончик, вот и все. И он мне его дал, он просто не посмел отказать. Я
же не мог ему сказать, что мы никого не увольняем, а мне просто нужен
телефон красивой Светы, нужен в личных целях, а приглашение тебя на
работу – всего лишь повод. И ты это поняла? Хорошо поняла? Такая
красивая не должна работать, мужчины сами должны приносить тебе средства
к существованию. Но я убедительно доказывал, и мне поверил и Николай
Николаевич и ты поверила. Да?

- Мне понравилось…

- Зайдем в эту кафешку. По сто пятьдесят шампанского нам явно не
помешает. Когда мы сегодня встретились, я, само собой, держал марку
серьезности, дескать мы едем по делу, поэтому и разговор вел деловой,
строгий, не волнуйся, ничего страшного, не понравится – ну и не надо,
главное, что мы познакомились. Нам не нужно было идти к Евгению. Мы бы
вот так погуляли, сегодня дождя нет, не то, что вчера, вчера я вымок до
нитки. А к Евгению идти было не обязательно, я знал, что там женя, что
ситуация получится нелепая, но решил, что чем нелепее будет сейчас, тем
смешнее будет потом. Главное, побольше тумана. Я начал плести тебе про
инвалидную коляску, помнишь? Что она ломается иногда, какие инструменты
нужны для ремонта, что нужно делать, если инвалид свалится набок, в
общем, нес откровенную чушь. Специально тебя запугивал. Чтобы ты
отказалась еще до того, как мы войдем в квартиру. Чтобы ты сказала6
спасибо, но мне не нужно такого счастья. Я специально напускал дыма.
Устрашал, запугивал. А ты оказалась не из пугливых. Молодец. Давай,
выпьем.

За время монолога они вошли в кафе, подошли к стойке, подождали, пока
закупят необходимое стоящие впереди, заказали, взяли шампанское и
тарелочку с конфетами и уселись за уютный столик.

- Мне просто не нравится. Когда не интересно…

- За твою красоту. Я запугивал тебя, а испугался сам. Я уже тогда, перед
отъездом хотел предложить тебе, сказать. Света, все это прелюдия, пусть
глупая, несуразная, пусть я последний болтун, но я хочу привести тебя не
сюда, мы пришли не туда, куда хочется. Поэтому поехали ко мне, Света?

- Мне понравилось, - сказала Света и посмотрела на стойку, откуда
негромко звучала музыка. – И здесь нравится.

- Помнишь, мы вошли, хозяин обалдел, еще бы, такая красавица, но не
сказал, подлец, что Женя у него, только вышла за хлебом. Мы ему сюрприз,
и он нам сюрприз. Здорово получилось, да? И мне ничего не оставалось,
как продолжить игру. Я решил ничего тебе не объяснять, пока ты сама не
догадаешься. Пока не догадаешься, что тебя разыграли. Ты должна была
оценить шутку. Или ты на самом деле была готова ухаживать за инвалидом?

- Не очень…

- Ну, так поехали ко мне, Света?

Она пожала плечами. Валдис выпил залпом шампанское, достал сигарету,
прикурил, втянул в себя дым глубоко-глубоко, внимательно рассматривая
очаровательное создание. Словно набрал побольше воздуху для того, чтобы
плыть дальше и прикидывая в какую сторону грести.

- Но все разрешилось само собой и вполне благополучно. Женя, надеюсь,
поняла, что мы просто приходили в гости, а не по той дурацкой причине,
которую придумал я, чтобы познакомиться с тобой. Познакомиться поближе.
Если она не поняла, то ты ей завтра объяснишь, да? Ты сможешь внятно ей
объяснить? Сможешь, я верю в тебя, мое сокровище. Сейчас мы оттуда ушли,
и очень хорошо сделали, и здесь сидим хорошо, тебе нравится, а я просто
в восторге. Так приятно, когда видишь, что за внешней красотой сокрыты
глубина чувств и мыслей. Ведь ты чувствовала, понимала, но не выдавала
вслух своих ощущений. Ты спокойно шла, слушала мой бред, для тебя мои
слова не были важны по сути…

- Так мы едем к тебе? – перебила она вопросом. – Поздно уже. Завтра на
работу. Мне здесь больше не нравится.

Спазм хохота перехватил горло. Валдис не смог выговорить ни слова. Он
быстро затушил окурок и встал. Пошел, взяв ее за руку, но оставляя за
собой, чтобы она не видела навернувшиеся слезы.

В такси они прильнули друг к дружке руками, ногами и губами. Войдя в
квартиру, не дошли до спальни, споткнулись о диван перед телевизором.
Слова ни к чему, свет тоже. А потом закурили в темноте. Он вышел на
кухню за пепельницей, возвращаясь, подошел к входной двери и на ощупь
заблокировал замок.

Перед тем, как прогремело, смотрели телевизор. Она улыбалась, он громко
зевал. Потому что все слова кончились. Звонок в дверь именно прогремел.

- Кто это? – спросила она, продолжая улыбаться.

Он смотрел в разноцветье экрана и бесстрастно ответил.

- Жена.

Улыбка не исчезла.

- У тебя есть жена?

- Извини, что не предупредил. А догадаться ты не могла, потому что свет
мы не включили.

- И что теперь.

- Предчувствие меня не обмануло. Придется прыгать.

- Куда?

- С балкона.

Улыбка сделалась еще восхитительней.

- Ты шутишь?

- Тут невысоко. Второй этаж. Внизу клумба. Одевайся.

- Не, мне нравится!..

- Мне тоже. Давай. Сильно не торопись, конечно. Минуты три у нас есть.
Она будет с замком возиться. У нас замок барахлит.

- Я не буду прыгать.

- Постарайся ничего не забыть.

В прощальный кивок он вложил как можно больше сердечности. И улыбка
нырнула в темноту.

Туда же полетели окурки со следами губной помады. Валдис включил свет,
натянул брюки, зорко оглядел пространство между диваном и телевизором,
выключил свет, и пошел, шатаясь, к двери.

- Чего звонить-то? У тебя же ключ есть.

- Ты закрыл на защелку!..

- Не закрывал я на защелку.

- Мне давно не нравится этот замок!.. Когда поменяешь? Я уже полчаса!..

- Минуточку. Ты в командировке или где?

- Мне нравится. Ты нажрался или как? Ты не прочел мою записку?

- Какую записку?

- На кухне! Нет, мне нравится.

- Я пришел и сразу упал. Прямо у телевизора. У меня неприятности, ты же
знаешь.

- А зачем накурил? Мне не нравится, когда в комнате накурено!.. Шеф
отменил командировку. Я уже собралась, а он вдруг звонит. Сдай билет,
приезжай в офис, срочно нужен квартальный отчет. Я говор.6 мне
нравится!.. А если бы я уже выехала? Вы же меня случайно дома застали.
Шеф такой6 о чо те не нравится? И я целый день на одном кофе. Еще свет
дурацкий, глаза болят. Эти лампы импортные, они мне совершенно не
нравятся. Ты ничего не ел? Я наготовила, а он даже не притронулся. Мне
нравится… Вот же записка лежит. Командировка отменяется, буду поздно.

- Теперь вижу.

- Будешь чего-нибудь со мной? Ты не любишь сардельки? Не знаю, мне
нравится. Голова болит – ужас. Эспаркам есть, но он мне не нравится.
Эффералган кончился. Вот эффералган мне нравится.

Он смотрел на нее и больше не изображал пьяного.

- Послушай, у тебя же высшее образование. Нравится, не нравится. Ты
другие слова знаешь?

- Тебе что-то не нравится? – она посмотрела на него, как на
инопланетянина.

И Валдис Крамов громко выругался. Матом, от всей души.

Г Л А В А Т Р Е Т Ь Я

1

Начал ждать он ее во сне. Первый вариант объяснения сложился в спящем
теле и не дремлющем мозгу. Важно не что рассказать, а важно как. Ни в
коем случае не допустить фальши. После глупой афганской истории.

Евгений Добровольский с утра пытался ответить на свой же вопрос. Почему
он свою историю укутал в афганские горные перевалы? Руки безостановочно
передавали движение никелированным спицам. Как ноги переполненному
жизненным ритмом здоровому телу.

Тот бэтээр, который сбил его у афганского кишлака, сожженного солнцем,
пулями и пламенем его фантазии, был абсолютно равнозначен бэтээру, на
котором он раскатывал сейчас.

Он будет рассказывать с грустью. Историю, покрывшую мраком дальнейшую
жизнь, нельзя передавать с иронией. Хотя курьезным, анекдотичным и даже
фарсовым цветом густо разбавлены чернила, которыми пишется отечественная
история. Без смешного грустное выглядит уныло.

Поверит ли она? У нее возникнет подозрение, что он бьет на жалость.
Когда видишь просящего милостыню, то не веришь в гибельность его
положения. И абсолютно не веришь тем женщинам, которые суетливо подают,
они тоже не верят, а подают из суеверия, как бы не наказал Господь за
то, что не подали.

Картину лучше рисовать карандашом, грифелем, углем, сажей. Только черным
по белому. Только сухая правда сжатых фактов. Графический рисунок
интересней разноцветной картины. Потому что каждый слушающий
раскрашивает сам.

Надо бы создать обстановку, располагающую к доверительности. Если
собеседник раздобрен теплом и вниманием, то зерна рассказа падут на
благодатную почву.

Евгению не понравилось, как он отражается в оконном стекле, на сером
экране неработающего телевизора, на лаковой поверхности одежного шкафа.
Бородатая физиономия в никелированной огранке. Куда бы спрятаться от
самого себя? Может быть, выкатиться в прихожую и там стоять? Он услышит
ее шаги. Она не успеет позвонить, а дверь уже откроется.

Кто-то из ребят рассказывал историю друга-полярника. Тот привез пингвина
из экспедиции. Птица, похожая на человека, все время стояла в прихожей.
Ночью идешь в туалет и шарахаешься. Потому что в коридоре кто-то стоит.
Он стоял только в прихожей, там всегда темно и там была возможность
вырваться на улицу. Там он и помер. Вот и ему, Евгению, должно
находиться в прихожей. В ожидании выхода. Нет, ребята, эти мысли у него
уже были, он уже оставлял прощальную записку. Евгений Добровольский
добровольно уходит из жизни. Эту станцию он уже проехал.

Цветы, нужны цветы! И пусть она думает, что хочет. Женское сердце не
камень, а цветы его, как вода, точат.

В квартире стояли три параллельно подключенных телефона. В комнате у
телевизора, в прихожей на табурете и на кухонном столе. Евгений
останавливался перед каждым. А поднял трубку того, что в прихожей. Чтобы
лицом к двери.

- Алло, это Добровольский. Кто это?.. Люсик, привет… Где сейчас ум,
честь, совесть и бессовестность нашей партии?.. Уехал за машиной? Это
хорошо. Именно таким он и потребуется.. Передай, пожалуйста, если он
окажется на колесах, пусть немедленно прилетит ко мне… Очень надо,
очень… Что значит «если у него будет свободная минута»? Разговорчики!..
Пусть обязательно позвонит, все… Как мои дела?.. На букву «хэ», хорошо.

И вновь нагрузилось ожидание, изматывающее, изъерзывающее, исшаркивающее
мыслями, словами, видениями. В результате чего он прослушал шаги. У
двери оказался после звонка.

Войдя, она закрыла дверь, опустила на пол два набитых куля, посмотрела в
глаза и тихо сказала.

- Здравствуй.

Он уловил замысловатость, хитринку, настороженность. Приготовленная речь
тут же вылетела из головы. А пролепеталось…

- Здравствуй-те…

По-моему, договаривались перейти на «ты», - удивилась Женя. С такой же
настороженной улыбкой.

Да-да, на «ты», конечно на «ты», это у меня так, непроизвольно… Тем
более, что вы так солидно вошли, я растерялся, честное слово, я целый
день сегодня готовился к встрече с вами, вернее к разговору… А вот вы
вошли и все мои приготовления улетучились… А почему вы так улыбаетесь?

- Понять не могу. Мы перешли на «ты» иди не перешли?

- Да, глупо как-то… Ой, да что же это я!..

Он схватился за голову, движение передалось инвалидной коляске, та
отпрыгнула на полметра, уступая дорогу.

На кухне Женя выложила продукты из кулей. Он замахал руками, как будто
вокруг закружились пчелы.

- Нет, нет, нет, сегодня – нет!.. Сегодня готовить ничего не надо.

Жена начала перекладывать закупленное в холодильник.

- Когда вы вчера говорили по телефону, что нужно купить, я так поняла,
что вы знаете, что мы будем готовить. Я рассчитывала, что вы мне
скажете, а я приготовлю. Сама я не знаю что придумать.

- Тогда – стоп! – Евгений радостно потер руки. – Надо полежать,
подумать.

Метания инвалидной коляски отразили поток мыслей хозяина.

- Предлагаю вообще ничего не делать. Сегодня на кухне выходной.
Разгрузочный день. Хлеб, масло. Чай есть, а больше ничего и не надо.

- Колбасы я тоже купила.

- Это уже просто шикарно. Даже с излишком. С жиру бесимся, можно
сказать. Поэтому для начала сядем и покурим. Я уже сижу.

По очереди сделали ритуальные наклоны к огню зажигалки. Евгений ловил ее
глаза, Женя отвечала взглядом прямым и внимательным.

- Я тут все думал, как рассказать вам свою историю. С утра готовился.

- Мы неплохо перешли на «ты». А давайте вы вообще не будете ничего
рассказывать. Если мне нельзя готовить, то вам нельзя … Ну, я запрещаю.

- Почему? Хотя нетрудно догадаться.

Они улыбнулись друг другу так, что оба вздрогнули.

- Я сегодня вышла. Еду к вам, а в голове одно. Он будет рассказывать. Он
будет как бы оправдываться. Почему. С какой стати? Случилась беда.
Воспоминания об этом неприятны. Может быть, даже отвратительны. Люди
стараются забыть. Вот у меня с подругой случилось… так она все ночи… Я
вообще о людях… О том, что если с нами случается несчастье, а потом
предстоит рассказывать…

- Людям нравится рассказывать о своих бедах. Другое дело, о чем они
говорят, а что утаивают. О личной виновности никто не любит вспоминать.

- Не знаю, - Женя пожала плечами. – Знакомым еще ладно, можно
рассказать, а незнакомым?.. А вы что, вот когда с вами… Ну, вот это… Вы
скрывали свое лечение? Или официально проходили госпитализацию?
Инвалидность же надо оформлять.

- У меня все оформлено. Конечно.

Евгений достал новую сигарету. Прикурил. Она ждала.

- Дело происходило в Приднестровье, во время конфликта. Половина милиции
была на одной стороне, половина с противоположной. Я служил в
спецподразделении. Наблюдение, сбор оперативной информации. Звание –
лейтенант. Зачем я наплел в прошлый раз про Афганистан, сам не знаю.
Хотелось выглядеть героем. Потому что на самом деле ничего героического
не было. Более того, история антигероическая. Я даже своему начальству
правды не сказал. Придумали с ребятами более-менее правдоподобную
легенду. А дело было под Бендерами. Названия села не помню. Молдавское
название. Этих сел мы исколесили множество. Захерешты какие-нибудь. Одна
улица, по обе стороны домики с садами и огородами. Побогаче, победнее,
но одинаковые. В стиле уныния. Одно здание отличалось. Стандартная
архитектура, которую привили насильно повсюду. Блоки, бетон, стекло. Да
еще выкрасили неоштукатуренный кирпич в такой цвет, что… Тай цвет нужно
было умудриться найти. Здание стояло как бельмо на глазу, но говорило,
что здесь есть цивилизация. Магазин, типовой сельский магазин. Купить в
нем почти нечего, товара нет, да и деньги свои, на которые ничего не
купишь. Завозили хлеб и крупу и выдавали по спискам. В некотором роде
коммунизм. Денег нет и люди свободны от их зависимости.

- Тоже по-своему хорошо, - сказала Женя.

Да. Только никто не значет, что делать. Время застыло. Вечером из
огорода в огород постреляют, сделают вылазки, днем сойдутся на
переговоры, разберутся, и опять по огородам. Мы простояли на краю села
день и собирались уезжать. До наступления темноты хотели добраться до
райцентра. Тут приказ. В село идет машина с продовольствием. Встретить,
сопроводить, проследить за разгрузкой. Иначе жители на праздники
останутся без поддержки со стороны администрации. Мы встретили этот
фургон, крытый грузовик, ГАЗ-53, проводили как положено. Все, думаем,
пора на базу. Хочется в тепло, дело было зимой. А зима там
отвратительная. Разгрузка закончилась, и тут один из наших бойцов
шепчет. Он помогал разгружать. Ребята, из машины разгрузили пять ящиков
водки. Местный глава строго наказал продавщице хранить отдельно под
пятью замками. И в строгой секретности. Но мы-то уже знаем. И знаем, до
которого часа продавщица будет находиться в магазине. Ну, проводили мы
немного разгрузившуюся машину, дальше сама, кто на нее нападет, если
пустая, и стоим, ждем сумерек. Не сговариваясь и ничего не обсуждая.,
каждый знает, что делать. Стемнело, и мы поехали. Подъезжаем к магазину
без света, и видим в прибор ночного видения, что у заднего входа в
магазин стоит еще один бэтээр. Ничего себе, думаем. Это кого же
принесло? Кроме нас никто не знал. Я с двумя ребятами вылезаю, идем к
двери, а там шум. В дверь колотят, из-за двери вопли продавщицы. И
ругань. По звучанию ругань, а слова непонятные. Мы врубаем разом три
фонаря – стоять! Ешкина жизнь, это молдоване и с оружием. Наставили мы
друг на друга автоматы, никто не двигается. Постояли. Надо что-то
делать. Начинаем разговор. Кто такие. Чего надо. Выясняется, что и они и
мы прибыли за одним и тем же. Смысла давить на спусковые крючки нет. Все
хотят выпить. Они предлагают. Командир, ящиков пять, давай поделим. Вам
три, нам два, и все, разъехались. Вот только эта гадина продавщица
открывать не хочет. А дверь металлическая. Ручную гранату тратить жалко.
Да и шум поднимется. Надо что-то придумать, уговорить, чтобы открыла. А
я не верю. Побывав в разных местах, я перестал доверять людям, которые
улыбаются и щурятся, как прицеливаются. Я видел изуродованные тела,
видел отрезанные головы. И еще никак понять не мог, откуда появился этот
бэтээр. Мы день специально вели наблюдение. Не было вокруг никакой
техники. Странно. И предлагаю им, давайте, проваливайте по-хорошему. Нам
поручена охрана магазина, сейчас вызову подкрепление. А мои ребята мне
шуршат. Лейтенант, ты что? Эта встреча закончится вничью. Стволов-то
поровну. Мы же водки попить хотели, а не стрелять. Чего ты завелся? И
продавщица из-за двери орет. Стреляйте, взрывайте, ни за что не открою,
мне наш председатель голову снесет. Могу открыть лишь в одном случае.
Если один ящик оставите мне. Те кричат, конечно, конечно. А я своим: не
надо так делать, нельзя. Если идешь на сговор с противником, то рискуешь
быть обманутым. Потом не оправдаешься. С теми, кого можно купить, они не
церемонятся. Ребята соглашаются, да. Конечно, нельзя отдавать половину,
мы все заберем. И один отбежал к машине. Слышу, мотор завелся. А эти
начинают говорить как со своими. Лейтенант, в чем дело? Вам два ящика и
нам два ящика, разве плохо? Почему не соглашаешься, давай, говори
продавщице, что согласен, гарантируешь порядок, пусть эта ведьма жадная
открывает, а то еще помрет от страха, что тогда будем делать? Ладно,
думаю, пусть так. Подхожу к двери, кричу. Открывай, мать, все будет по
честному. Она давай препираться. А не обманете? Но открыла. Входите
двое. Я покажу где. Те на нее. А ну пошла, мы с тобой еще считаться
будем. Я на них: стоп, ребята, мы договорились по честному. Своему бойцу
даю команду: Захаров, иди в магазин. С их стороны тоже один пошел.
Вынесли ящики, продавщица двери на засов, а нам в грудь три ствола.
Лейтенант, отползай, мы раньше вас пришли, поэтому водка наша. Я один
против трех, у моего бойца автомат за спиной, он ящики выносил. Я и
так-то совершил непростительную ошибку, мне идти было нельзя, продавщица
могла узнать меня в лицо, а потом, при расследовании, указать. А попали,
как говорится, на элементарщине. Я, значит, пячусь назад, а Захарову
говорю: не дергайся, отходим. И тут сзади вспышка и рев мотора. Это мой
механик врубил свет и дернул машину вперед, на этих гадов. Немного
дернул, напугать. А мы в это время отошли, приблизились. Он, конечно,
увидел силуэт, но кто это, я или не я, не разобрал, форма-то одинаковая,
особенно в темноте. Он рванул машину всего на два метра. И как дал мне в
спину. Я метров с десяти впечатался в магазинную дверь, как в
футбольные ворота.

Вздрогнули одновременно. Звонок в дверь прозвучал как свисток
милиционера. Евгений от неожиданности прикрыл рот рукой и съежился, как
будто его поймали за разглашением тайны.

2

Валдис закрыл дверь и включил в прихожей свет.

Евгений выкатился ему навстречу и воскликнул.

- Ты почему без цветов?

- А что, кто-то умер? – спросил Валдис, заглянул на кухню, увидел Женю и
всплеснул руками довольно наигранно. – Ну откуда мне было знать!..

- Я звонил Люсику и присил передать, чтобы ты приехал с цветами. Ты
должен был сначала позвонить мне, а потом приехать. Мне просто не выйти.
Весь день на кухне.

Валдис посмотрел на Евгения, затем внимательно оглядел Женю. Подошел к
столу, сел.

- Ну, как вы тут?

- Нормально, - выдавила улыбку Женя. – Сегодня он запрещает мне
готовить.

- А что я сам буду делать вечером? – пояснил Евгений.

- А ты не отпуская ее до вечера, - посоветовал Валдис.

- Если даме куда-то надо, то я не посмею. Вы же читали классику. Чего
хочет женщина, то угодно Богу.

- Рылеев, наверное, - улыбнулся все-таки Валдис. – Или Пестель. Они,
случайно, не из-за открытия этой истины отправились на эшафот? Я вот
чего приехал. У тебя появятся кое-какие обязанности. С сегодняшнего дня.
В общем, надо поговорить. Время у меня ограничено… - Он выразительно
посмотрел на Женю и улыбнулся покоряющей улыбкой. – Женечка, если ты
спешишь, то я могу подбросить до метро.

Евгений сделал руками знак согласия.

- У нас как бы на сегодня все.

Женя удивилась. Они ее выгоняют? Или очень надо, чтобы она сейчас ушла?
Или Валдис хочет ей что-то сообщить?

Валдис встал и указал на дверь. Он ее выпроваживает, но вежливо, так
надо. Он даже несколько смущен.

- Женечка, пожалуйста, без обид.

Но Женя досады не скрывала. Остановились ведь на самом интересном.
Рассказ повториться не так и не будет такой атмосферы.

Когда вышли из дома, Женя почувствовала напряженность. Валдис
разглядывал ее, не зная как начать.

- Вы хотите о чем-то меня просить? Или вам надо поговорить с Женей, а
тут я. Ну, так вы идите и говорите, а я доберусь до метро сама. Не надо
провожать.

- Да, я хочу и тебе задать несколько вопросов. Как там Светлана?

- А почему вы меня про нее спрашиваете? У вас же с ней… Ну, это самое.

- У меня с ней ничего такого, Женечка. Встретились – разошлись. А ты же
с ней виделась на работе.

- Нет, ее не было. Ни вчера, ни позавчера. Старшая говорила. Что Света
на больничном. Что-то с ногой.

- С ногой? – переспросил Валдис, и у него вырвался вздох, говорящий:
«Господи, еще и это!»

Он достал ключи у неизвестного Жене автомобиля.

- Это ваш? А что за марка?

- Опель-кадетт. Девяточку пришлось продать. Подзанял деньжат и купил вот
эту. Как тебе, ничего?

Женя пожала плечами. В салоне молчание вновь стало давящим, вопросы
заданы не все.

- А как там Николай Николаевич? Ну, в смысле. Интересовался твоей
работой здесь, у нас? Может быть, что-то советовал? Какие вопросы
задавал?

- Никаких.

- Совсем никаких? – удивился Валдис. – Не может быть. Неужели ему
совершенно безразлично, как ты устроилась там, куда он тебя
порекомендовал.

- Спросил как дела, я сказала, что все хорошо, и все. Какие еще вопросы?
А как там ваш парень? Нашелся?

- Какой парень?

Машина катилась, Валдис смотрел только на дорогу.

- Ну, который пропал. Вы еще фотографию показывали.

- А, этот найдется. Никуда не денется.

Автомобиль приятно набирал скорость и мягко сбрасывал обороты.

- А как там подруга поживает? С которой ты хотела меня познакомить? У
нее закончилась полоса неприятностей?

Женя засмеялась. Так вот к чему он вел.

- Да не было у нее никаких неприятностей. Просто на работу перестала
ходить. С начальством поругалась.

- А теперь как она? Познакомиться не против?

- Завтра буду у нее, спрошу.

- Спроси, пожалуйста.

Когда машина остановилась у бетонной дорожки, ведущей ко входу в метро,
Валдис дотронулся до плеча.

- Женечка… Если Светлана будет тебе что-то рассказывать… О наших с ней
отношениях… То ты ей не верь… Не верь, ладно? Собственно, никаких
отношений и не было. Но ты не верь.

Женя уставилась на капот машины, пытаясь разгадать смысл просьбы.
Повернулась и медленно пошла в метро. Валдис наблюдал, будет ли она
оглядываться. Повернулась раз… Второй… Третий… Многовато.

Вернувшись к Евгению, он заговорил прямо с порога.

- Я понял, я вижу, что между вами появилось взаимопонимание. Но пойми,
Юджин, необходимо проверить тщательно до конца. Позавчера я поставил у
больницы человека. И что? Боров на «мерседесе» опять приезжал, побыл
недолго, вышел с какими-то бумагами, кому-то что-то втирал по телефону.
Это просто так или как? Наблюдение за нашим офисом, правда, ничего не
показало. Никто не появился. Но это не значит, что Николай Николаевич
безупречно чист. Возможна более тонкая игра.

Евгений слушал, пощелкивая зажигалкой.

- Я хочу, чтобы за мной ухаживала женя. Я не верю, что она делает это по
какому-то заданию. Сегодняя рассказал ей про Приднестровье.

- Ты обалдел…

- На фиг я вообще про Афган ей наплел?

Валдис прошелся по комнате, заложив руки за спину. Достал из кармана
толстую тетрадь. Объяснил как записывать в журнал информацию о
телефонных звонках. Переставил к окну письменный стол, разложил по
местам все необходимое для работы. Но о чем говорить не знал.

- Жене об этом журнале ни слова. Думаю, что понимаешь.

- Ты заколебал своей подозрительностью.

- Давай рассуждать логически. Матросова до сих пор нет. На кого выходить
по поводу его исчезновения – не известно. Курьеры, которые собирали
дань, исчезли. Кто был в «джипе», который меня таранил, разузнать не
удалось. Даже номер не успели разглядеть. И на эту тему в телефонных
разговорах подозрительный молчок. Что нам остается делать? Ждать хоть
какой-то провокации. А Женя, которая для тебя вне всяких подозрений,
ведет себя очень странно.

- Например? – глаза Евгения сузились.

- Я сейчас вез ее до метро и спросил. Как там Николай Николаевич, не
интересовался ли твоей новой работой, какие вопросы задавал? Женя
ответила, что он ни о чем не спрашивал. Такое может быть? Если он ее
настойчиво рекомендовал, значит должен был поинтересоваться как и что?
Особенно после того, как я сказал ему, что недоволен, Женя нас не вполне
устраивает. Не сходится, верно? Или ты не согласен? А еще она спросила.
Как там наш парень, который пропал. Я же показывал ей фотографию
Матросова.

- Для чего ты это сделал, я до сих пор не понимаю.

- Проверка. Мне была важна ее реакция. И реакция была, поверь. А теперь
она еще и спросила. Проявила заинтересованность.

- Она спросила чисто по-человечески! Как ты не понимаешь?

- Согласен. Согласен, хорошо, не надо кричать. Но если она спросит еще
раз… В общем так, Юджин. Мне очень нужно сделать еще одну проверку. Я
сам хочу убедиться, что Женя не следит за нами.

- В чем будет заключаться твоя проверка?

- Я не хочу сейчас говорить.

- Я должен знать.

- Ты будешь против.

- Не понял… Ты мне друг?

Валдис опустился перед инвалидным креслом на корточки.

- Юджин, постарайся понять мою головную боль. Или я схожу с ума или… Мне
покоя не дает одно обстоятельство. Я высказал наше недовольство Женей.
Что она недобросовестно относится, плохо посещает, такая и сякая. В
ответ никакой реакции. Николай Николаевич должен был хотябы
поинтересоваться. Что, как, почему? И передать ей наше недовольство. Так
или нет? А реакции никакой. Это что-то значит? Какой-то смысл есть в
таких действиях? А если он с ней говорил на эту тему, а она делает вид,
что никакого разговора не было, значит смыслов появляется еще больше.
Согласен? Либо они вместе решили, как действовать дальше, либо он
заставляет ее действовать именно так.

В чем будет заключаться последняя проверка? – спросил Евгений с
нескрываемой злостью.

Нужно каким-то образом передать еще раз, что мы серьезно недовольны
Женей и собираемся ее заменить. Как это сделать, пока не знаю. Есть один
вариант. Она обещала познакомить со своей подругой. Я поделюсь с
подругой, как бы по секрету, что Женя нас разочаровала. Подруга тут же
сообщит ей. И тут предполагаются два варианта. Если женя обидится и сама
уйдет от нас, значит она действительно не при чем. Я принесу ей свои
извинения, все объясню, она вернется, не переживай. А вот если она
приложит усилия для того, чтобы остаться, задержаться у нас подольше,
начнет более усердно исполнять свои обязанности, значит работа у нас для
нее – работа по заданию. Ты согласен?

3

Весь сентябрь Женя только перезванивалась с Шурочкой Фалинь. Наконец-то
подруги дождались встречи. Шура знала о случившемся с Ольгой, звонила и
успокаивала ее как могла, знала про историю с инвалидом, но желала
услышать обо всем в подробностях. Особенно ее удивил отказ Жени ехать за
грибами. С Ольгой Женя съездила, и ей отказала, заявив, что не поедет
больше ни под каким предлогом, она очень устает, у нее инвалид на руках
и Оленька в депрессии. Шурочка вызвалась помочь.

Закончив медучилище, девушки попали по распределению в больницу, где
отношение к ним со стороны начальства заставило протестовать. Шурочка
отличалась от остальных боевым характером. Главврач вызвала ее на
открытый разговор, но без посторнних. «Не надо. – попросила заведующая.
– Делайте, как я прошу, и станете моими любимчиками. Через год уедите из
общежития в хорошие отдельные комнаты.» Но против любимчиков и шла
борьба, Шура в ответ потребовала справедливости. В результате в
отдельную комнату въехала через два года Оленька омутова. Ее главврач
пожалела. Женя оказалась в другой больнице, где тоже получила
жилплощадь. А Шурочка полгода не могла никуда устроиться, нир одно
медучереждение не принимало ее на работу после того, как главврач
засадила ее в психушку, подтвердив диагноз фактом активной общественной
деятельности. Работу Шура нашла в районе, который недавно считался
пригородом, а жилье получила без горячей воды. Принципиальность
оказалась качеством дорогостоящим.

В личной жизни Шурочке один раз крупно не повезло, когда расстроилась
уже назначенная свадьба, потом не повезло второй раз, полегче, когда
жениха увела соседка по общежитию. С тех пор она ждала, когда же не
повезет вновь. На новой работе как-то раз, на затянувшейся вечеринке,
один из врачей слишком нежно обнял и предложил уединиться. И она
согласилась. Принципиальность, сторожевая собака совести, даже не
подняла голову. Через два месяца с такой же легкостью Шурочка сошлась с
другим врачом. Она не могла отказать этим добрым мужикам, с которыми
после вида мучений и смертей приходила к очередной вечеринке настолько
опустошенной, что алкоголь с интимной близостью воспринимались как
реанимация души.

- Как ты можешь? – возмущалась Женя, - Ты ли это?

- А я ничего против совести не делаю, - отвечала Шура. – Ничего не делаю
против себя. Иначе сожрут угрызения. Эти собаки пострашнее.

Они встретились в любимой мороженице, где разрешалось курить. Женя
пересказала историю про Евгения-инвалида до мельчайших подробностей.

- А мужик-то он ничего? – спросила зачарованно Шура.

- Откуда я знаю.

- В человеческом плане.

- Я же тебе говорю. Не знаю.

- Человека по глазам видно. Я, например, по глазам сразу могу
определить. Сволочь или нет.

- Ну, что мне с ним жить, что ли? – наигранно возмутилась Женя. –
Инвалид как инвалид. Слава Богу, не зануда. Даже с чувством юмора.

- Поэтому и наврал про Афганистан? А вторая история, про Молдавию, как
думаешь, правда? Или тоже?

- Я же тебе говорю. Не знаю!

- Ты вечно ничего не знаешь.

Через два часа приехали к Оленьке. Омутова только что проснулась.
Подглазины походили на синяки.

- Опять всю ночь квасила?

- Не могу больше, - пожаловалась Оленька. – Никакого здоровья нет. И
курить больше не могу.

- Абстинуха. Выезжать нужно потихонечку, на тормозах.

- Не могу. Честно. Ничего не лезет.

- Не понимаю, Омутова, ты ждала нас в гости или нет? Мы с собой
принесли. Ну что, Жень, уходим?

Расселись за журнальным столиком, который служил и закусочным. Оленька
рассказала. Что звонила вчера на работу, хотела договориться со старшей
сестрой, но ей передали приказ главврача об увольнении, осталось лишь
забрать трудовую книжку.

- И что ты будешь делать? – спросила Женя, понимая, что вопрос наивен.

- Ничего не буду делать, - ответила Оленька и улеглась на тахте под
стенку.

Шура опустила на ее хрупкое тело свою ширококостную руку.

- Ты пойми, Омутова, жизнь на этом не кончается. Ну попала, ну такое
дело. Многие через это проходят и не раз. Ты лучше спроси, кто через это
не прошел. Ну, вот разве что нас с Женькой повезло. Да и то, можно
сказать, жизни не видели. Бывают случаи, вон девчонки рассказывают, что
мужик, с которым живешь хуже насильника.

Оленька потянулась и сладко зевнула.

- Какая ты вумная, Шурочка. Охренеть можно.

Ты пойми, - обратилась Женя в свой черед. – Сейчас найти работу очень
трудно. На что ты будешь жить?

Сдам вторую комнату. Все равно пустая стоит. Сдам ее – мне хватит.
Проживу. На панель не пойду, не бойтесь.

Оленька вскочила, пододвинула стук к шкафу, шагнула на него, потянулась
на цыпочках и достала коробку. Оттуда вытащила сверток, который быстро
разобрала ловкими пальцами. В двух плотных бумагах оказались два комка
серо-зеленого вещества, похожего на халву. Оленька потерла один о другой
над газетой, сгребла в кучку накрошившийся порошок. Коробку поставила
обратно на шкаф. Затем достала папиросу, размяла и вытрясла из гильзы
табак, который смешала с порошком. Подруги смотрели завороженно. Оленька
походила на жрицу, совершающую обряд неизвестному божеству.

- Конечно, меня можно не слушать, - огорчилась Шурочка. – На мои советы
можно не обращать внимания. Но вы вспомните, как Женька у нас мучилась.
А я сказала что нужно сделать, чтобы прийти в нормальное состояние, и
помогло.

Эту страницу биографии Женя Прежина старалась забыть. После разрыва с
Гальским у нее начались кошмары. Она гордилась тем, что отказала его
настойчивым попыткам возобновить совместное проживание. Она не сильно
переживала, так как не полюбила его всем сердцем, не ощущая искреннего
чувства с его стороны. Но тело он ей раздраконил, доводя безумными
ласками до белого каления. Она улетала на седьмое небо. И там осталась.
Без пилоты не выходило спуститься на землю. Сны и бессонные ночи
захлестывал хаос безумия. Таблетки не помогали, начиналась аллергия.
Оленька делала уколы, если удавалось на работе стащить что-нибудь из
слабых наркотиков, но без особого успеха. А Шурочка,
проконсультировавшись с психиатрами, с которыми подружилась за время
пребывания в тихом домике, принялась наставлять. Она как тренер
уговаривала своего питомца идти на рекорд, хотя лично подобного рекорда
не достигала.

Первый выход на манеж свершился под хорошим градусом. Шурочка напоила
подругу и завела пружину, мол-де спорим, что ты на такое не отважишься?
Она привела Женю в кафе среднего пошиба, подправила советом тоскующий
вид, и оставила одну за стаканом и сигаретами. Тут же подсел один
мужчина, затем второй, а вопросы третьего показались интересными. Он
вежливо напросился проводить, и она легко предложила зайти в гости,
выпить еще, у нее имеется. Мужичок с джентльменским шиком заявил, что у
него в сумке тоже имеется, а будет мало, он купит. Представление
удалось. Гость разговаривал с попугаем на «вы», залихватски выпил с
локтя, отсмотрел, запивая, новости и рухнул спать. Причем умудрился
раздеться. Женю умилило, как он аккуратно в беспамятстве вешал на стул
брюки. Она легла рядом. От его храпа и хмельного веселья заснула не
сразу. А проснулась от примитивных ласк, на которые отвечать не
захотелось. Женя включила свет и предложила гостю убираться. Мужичок
долго не мог понять, как очутился в ее комнате, но домогания продолжил.
Женя перешла на крик, угрожая вызвать на помощь соседку. Уходил гость с
арены цирка с искренним непониманием. За какие грехи его выгоняют, что,
собственно, произошло? Он спрашивал, спотыкаясь в темных углах коридора,
в туалете, перед входной дверью и даже за ней, когда вышел на лестничную
площадку. Непонимающий. Под таким именем он и остался на афише памяти.

Если история с первым напоминала цирк, то вторая история походила на
камеру предварительного заключения. Второй «клиент», приведенный из того
же кафе, оказался чересчур говорливым. Он доказал несколько теорий
социального устройства общества по справедливости в будущем, выпил ровно
три стопки, и по-деловому распорядился начинать дело, ради которого его
зазвали. А затем начал насмехаться и требовать объяснений. Если ты сама
привела меня ради кровати, значит что-то заставляет идти на такое,
давай, рассказывай что именно, признавайся, потому что мне интересно как
специалисту. Я сделал то, чего ты хотела, теперь будь добра делать то,
чего я хочу. Этого пришлось выгонять со скандалом. Женя кликнула на
подмогу тетю Валю, но «клиент» застращал обоих заявлениями, что сообщит
куда следует, он-то ничего противозаконного не делал, а с ним обходятся
по хамски, он сообщит ради какого дела его затащили не в квартиру, а в
притон, он и в газету напишет о необычном социальном явлении, он уже
писал и его несколько раз печатали. Женя села у пепельницы в коридоре,
предложив гостю подремать до первых трамваев. Он согласился, но и в
темноте за дверью говорил, говорил и говорил. Женя назвала его
Журналистом, а подружки советовали тоже написать что-то типа фельетона о
редких мужчинах города.

Терапия оказала положительное воздействие. Сны поуспокоились, а
воспоминания подавляли вспышки физического желания. А потом она привела
Мишука Покорного с воловьими глазами. Он как теленок пошел за хозяйкой,
дающей корм. И начинал мычать, если в кормежке отказывали.

- Оленька, ну не делай этого! – взмолилась Женя. – Привыкнешь, а потом
что будет?

- Потом, потом. Что мне твое «потом».? А сейчас что прикажешь делать?
Если муторно на душе, то что делать? Вешаться?

Она спичкой набила в папиросную гильзу перемешанный с пыльцой табак.

- Ну зачем? – захныкала Женя как маленький ребенок. – Запах будет
противный. Сделай-ка лучше мне массаж. У меня спина ноет уже несколько
дней.

- Давай, - Оленька положила папиросу на телевизор и подошла к тахте.

Женя разделась по пояс, легла на живот.

- Красавица ты наша, - причмокнула губами Оленька.

Женя при невысоком росте обладала пропорциональностью тела, которую
называют «венерообразной», по аналогии с пропорциями античных статуй.

- Шура., давай лучше ты. У тебя лучше получается.

Шурочка взялась за дело добросовестно. Женя начала постанывать.

- Знаешь, Женька, глядя на твои бедра, будь я мужиком. Я бы тебя точно
изнасиловала.

- Ольга! – вскинулась Женя. – Этот Валдис опять интересовался. Ну, когда
я вас познакомлю.. Давай. Чего ты. Скорее выйдешь из кризиса. Не будешь
всякую гадость курить. Давай, закрути ему мозги. А то слишком много о
себе представляет. У него теперь новая машина. Давай.

Ударил резкий запах, Женя поморщилась. Оленька сидела у телевизора,
колени на уровне подбородка, и шумно втягивала в себя дым из папиросы.
Сделав глубокую затяжку, она задерживала выдох, чтобы выпустить
полупрозрачную струю медленно, со смаком. В глазах заиграло
сладострастное лукавство, она подмигнула Жене и сказала.

- На фиг он мне нужен, этот твой мужик?

Шура села рядом с Женей, уперла в колени уставшие руки.

- Женька, а давай я? Познакомлюсь с этим Валдисом. Если она
выпендривается, то я не против.

- Он хочет познакомиться с Ольгой.

- Ну и что? Он же ее ни разу не видел.

Женя посмотрела на Шурочку и хлопнула в ладоши от восторга.

- Это мысль! Ольгой будешь ты. Назовешься Ольгой. А потом… Потом
посмотрим. У меня было желание устроить ему какую-нибудь пакость. Ну,
что ж, сам напросился.

4

На следующий день Женя искала встречи с лаборанткой Светой. Светлана
вышла на работу, они мимоходом поздоровались, потом светловолосая
лаборантка была занята, потом Женя завязла в «грязной», готовя
аппаратуру к обработке. А потом к ней зашел Николай Николаевич.

- Здравствуй, Женя. Я хочу с тобой поговорить, но здесь как-то неудобно.
Будет лучше, если мы пройдем ко мне в кабинет. Ты сейчас свободна?

- Ну, могу.

- Зайди ко мне. Сними вот это и зайди.

Когда Женя вошла, навстречу покидала кабинет старшая сестра.

- Николай Николаевич, - игриво улыбнулась она Жене. – Я ревную. У вас
какой-то повышенный интерес к Жене Прежиной.

Сели к столу. Николай Николаевич заговорил с пугающей серьезностью.

- Как твои дела, Женя?

- В смысле?

- Как у тебя обстоит дело там, с Евгением Добровольским? Ты ходишь к
нему?

- Был момент, когда я могла не всегда. А сейчас… Позавчера была. Вчера
должна была прийти, позвонила ему, а он говорит, что ладно, не надо, он
там чем-то занят, какими-то телефонными звонками.

- А до этого? Девятнадцатого сентября что было?

- Ой, ну я не помню.

- Первая встреча произошла тринадцатого сентября. Вот здесь. Когда
Валдис приходил. Когда я уговорил тебя и вы поехали знакомиться.

- Это когда у нас ребенок умер? Этот, с Канарских островов.

- У тебя своеобразная память, конечно… Потом ты один день пропустила, на
следующий была, потом еще день пропустила. Так?

- У меня были причины.

- Я спрашиваю про девятнадцатое. В тот день с тобой никто ни о чем не
говорил?

- Где?

- Там, на квартире. У Добровольского. Он был один?

- Там еще был Валдис. Не один. А какое это имеет отношение? Это их дело.

- Женя, это имеет отношение. Валдис был со Светланой? С тобой он говорил
о чем-нибудь?

- Валдис? Со мной? Он же был не со мной, начнем с этого. Поэтому со
мной-то ему о чем говорить? Вы так вообще все знаете, Николай
Николаевич.

- Ни Валдис, ни Евгений ничего тебе не объясняли? Не интересовались,
почему ты пропускаешь иногда? Ни о чем тебя не просили?

- Да я и так-то мало понимаю. Но я не лезу. Не мое дело, в общем-то. Что
там у них, какие тайны? Какой-то парень пропал. Вы не в курсе?

- Меня не интересует парень. Меня интересуешь ты. Тебе нравится эта
работа?

- Какая? – спросила Женя с испугом. – Эта? Моя?

- Да не эта. Женя, ты иногда удивляешь. Та работа как тебе? Ты будешь
туда ходить? Будешь ухаживать за инвалидом?

- А почему такой вопрос? Я же дала согласие.

Николай Николаевич, не ответил, задумался.

Потому что я нерегулярно посещаю, поэтому? – осторожно спросила Женя. –
Но я же предупреждаю. Отпрашиваюсь, когда не могу. И он, этот Женя,
всегда с охотой идет на уступки. Они что, жаловались вам? Жаловались на
меня? Ах вот оно что. Ну, конечно. Если вы про все знаете… И что они
говорили вам про меня?

- Меня как раз интересует, что они тебе на эту тему говорили. Говорили
что-нибудь, объясняли?

- Мне ничего не говорили. А вам? Жаловались? Тогда я не понимаю… Со мной
они вежливо. Ну, там был момент, когда Евгений рассказал про себя. Свою
историю. Она оказалась неправдоподобной. Любой дурак догадался бы. Зачем
было врать? А потом рассказал другую. Как стал инвалидом по глупости.
Из-за водки. По обыкновенной глупости. По которой все у нас происходит.
Это правда? С ним по глупости произошло?

Николай Николаевич кивнул.

- Тогда я не понимаю, - Женя глянула в потолок, будто увидела картинку
из воспоминаний. – Значит, мне они говорят одно, разрешают пропускать
посещения, шутят даже, развлекают, а за моей спиной говорят другое?
Интересно, что же они обо мне говорили? Вы, конечно, не скажете?

Николай Николаевич улыбнулся. Вполне искренне.

- Ничего не говорили. Ничего страшного они про тебя не говорили. Ты
постарайся больше не пропускать дежурств у них. Если человек берется за
дело, значит должен добросовестно исполнять его.

- Николай Николаевич, ну так получилось.

- Надеюсь, что больше не повторится.

Он прошел к платяному шкафу, достал из него темно-коричневый портфель, а
оттуда вытащил коробку, белого цвета упаковку медикаментов.

- Что и как произошло с Евгений Добровольским – это дело прошлое. А
последствия – дело настоящее. Он уже никогда не будет ходить. Более
того, он уже никогда не сможет… Ну, ты понимаешь. С женщинами. Для него
это даже к лучшему. Зачем инвалиду лишние нагрузки? Но для поддержания
боевого духа необходима терапия. Важно, чтобы человек верил в себя и
надеялся. Этот курс лечения имеет скорее психологический характер. Вот,
возьми.

Женя прочла надпись. Надпись ничего ей не сказала.

- Будешь делать уколы по инструкции, как там написано. Я не специалист,
его смотрели другие врачи, я знаю лишь их рекомендации. Я лишь помогаю
по мере возможности. Помогаю Валдису по просьбе моего старого друга. Он
в другой сфере работает, а Валдис его хороший знакомый. Мир тесен, если
ты успела заметить.

- Николай Николаевич, - спросила Женя тихо. – а кто они такие?

Николай Николаевич посмотрел ей внимательно в глаза.

- Они неплохие ребята. Они не скажут, чем занимаются, и ты их об этом не
расспрашивай. Я сам толком не знаю.

Они, случайно, не эти?.. не бандиты?

Все мы немножко бандиты, Женя, - засмеялся Николай Николаевич. – Они
совершают иногда непростительные глупости. Но ребята неплохие. За это
ручаюсь.

Женя ушла к себе. И ушла в воспоминания. Разговор с Валдисом в машине,
прощание у метро. Ему нужно было отправить ее с квартиры, чтобы остаться
с Евгением и о чем-то поговорить. Валдис просил не верить, если про него
будет что-то рассказывать Света. Женя смотрела на упаковку с ампулами. В
латинских буквах таился неразгаданный смысл.

- Женя! – воскликнула Светлана, вошедшая как по зову. – Ну, я же скоро
уйду! А мы так и не поговорили.

- Я ждала, когда ты освободишься. Что с ногой?

- Вывих. Это такая история! Я просто обалдела. Я на работу вышла с
больничного, чтобы тебе рассказать.

Женя усадила ее, разрешила курить в форточку, закрыв дверь на защелку.

- Старшая такая интересная. А где ты ногу вывихнула? С балкона, говорю,
упала. А она такая… Хорошо, что не головой. Дура, скажи.

- Рассказывай. Что у тебя случилось? Как ты познакомилась с Валдисом?

- Мне нравится. Как я познакомилась. Мы же вместе познакомились. У
Николая Николаевича. А потом он дал Валдису мой домашний телефон. И
Валдис мне позвонил. Так и так, не могли бы вы… Он сначала так на «вы»…
Не могли бы вы поухаживать за другом-инвалидом.

- Когда? – мгновенно спросила Женя.

- Когда звонил?

- Нет! Когда ухаживать? В какие дни?

- Вообще ухаживать. Вместо тебя. Подожди, я все объясню. Дай рассказать
с самого начала. Мне не нравится. Когда перебивают.

- Я не понимаю…

- Ну, ты можешь потерпеть? Выслушай сначала. Он меня, значит, как бы
уговорил, а я как бы согласилась. Он говорит: давайте встретимся, вы
посмотрите и все. На инвалида я посмотрю и все. Как будто я инвалидов не
видела. И говорит: если вам не понравится, то сразу откажетесь и все. А
мне так интересно. А как же, думаю, Женя? Я даже спросила про тебя. А он
такой говорит. Женя нас не вполне устраивает. И я, дура, согласилась. На
свою голову. Договорились, встретились, идем к дому этому, а он мне все
про инвалида, там работы почти никакой, там почти ничего делать не надо,
уборки на час, ну и обед приготовить. Я иду, слушаю, и не верю ему, вот
что интересно. Приходим, а там ты. Мы пришли, а ты за хлебом уходила. Я
такая обалдела, понять не могу. Помнишь, как мы сидели? Ну, ты еще
салатом угощала. А они между собой так говорят, что ничего не поймешь.
Все намеки какие-то. Тонкие намеки на толстые обстоятельства. Мне так не
понравилось.

- Что они про меня говорили? Конкретно.

- Вышли мы, значит, идем, и он такой начал. Что он все это придумал,
чтобы специально со мной познакомиться. Это у него такой повод был.
Ничего себе, думаю, повод. Я сразу поняла. Что-то тут не то. Чувствую,
верить ему нельзя. А он как вцепится! Света. Поехали ко мне, Светочка,
поехали ко мне, да ты такая хорошая, да ты такая красивая, да ты такая
умная. Прямо весь трясется. И я, дура, согласилась. Ладно, говорю,
успокойся. А то, думаю, еще плохо тебе станет.

- Ну и дальше, - поторопила Женя.

- Он вцепился просто. Как паук. Мне так не понравилось. Ну, я и
согласилась. Чтобы отцепился. Думаю, если он такой вежливый, что он мне
сделает? Приехали, значит, на такси. Квартира у него… Не помню, мне не
понравилась. И у нас, собственно, почти ничего и не было. И тут вдруг
звонок. Блин! Он такой интересный. Это, говорит, моя жена, давай,
говорит, прыгай с балкона. Я так и припухла. Ты чего, говорю, совсем? А
он так грубо, давай быстро, тут низко, второй этаж. И меня на балкон,
представляешь? И вниз, представляешь?

- Скинул, что ли?

- Почему скинул? Толкнул.

- Как толкнул? Там перил, что ли, не было?

- Ну почему? Я перелезла через перила, и он меня толкнул. Я не хотела
прыгать. Ну, Женя, ну что ты не понимаешь, что ли? Столкнул!

Светлана ожидала сочувствия, возмущения, утешения, чего угодно, только
не уточняющих вопросов. Женя задала именно такой.

- Про меня-то они что говорили, ну?

- Что – ну? – обиделась Светлана. – Тебе меня абсолютно не жалко!
Знаешь. Что со мной было? Ты хоть понимаешь, что произошло? Или ты не
понимаешь? Тебе абсолютно все равно. Я ногу вывихнула, между прочим.
Хорошо, что было поздно, одиннадцать часов, никто не увидел. А то бы.
Представляешь, как опозорилась? Да ну тебя.

- Светлана вышла из аппаратной совершенно не прихрамывая. Но через
минуту вернулась.

- Женя, ты меня, конечно, извини, но так нельзя. Я с тобой, можно
сказать, поделилась, а ты?

Женя не ответила. Не нашла, что сказать.

- В общем, ты с ними больше не связывайся. Мой тебе совет. Это страшные
люди. Они на все способны. Если б ты слышала, что они про тебя говорили.
Он говорил, Валдис.

- А тот, второй? Говорил?

- Тот вроде бы тоже. Что ты плохая, что ты ничего не делаешь, работать
не хочешь, пропускаешь дежурства, и вообще.

- Так и говорили?

- Ой, да если б ты слышала, что они говорили. Не ходи ты к ним больше.
Пусть других дурочек поищут. Я серьезно. Мой тебе совет.

Женя вошла в кабинет заведующего отделением без стука. Николай
Николаевич поднял голову от развернутой газеты. Женя вспомнила почему-то
картину с читающим Лениным. И припечатала газету коробкой с ампулами.

- Я никаких уколов делать не буду. Я там вообще больше не появлюсь.

Николай Николаевич встал, пытаясь на взгляд определить диагноз
произошедшего.

- Объясни, Женя. Постой.

Женя вернулась от двери к столу.

- Вы не сказали мне правду. Вы сегодня вызывали меня для разговора, так?
Долго выясняли, какие у меня с Валдисом отношения. И с его инвалидом. Вы
знали, что они хотят от меня избавиться? Знали, что я им не нравлюсь?

- Ну, что значит «не нравлюсь»? – в голосе Николая Николаевича
прозвучала нотка снисходительности. Так взрослые разговаривают с
обидевшимися детьми.

- Николай Николаевич, я ведь не маленькая. И я туда не напрашивалась. Вы
меня уговорили.

- Женечка, ты, по-моему, излишне раздражительна. И подозрительна. А
подозрительность – это яд. Он травит дни нашей жизни. Мы разрушаем
собственную нервную систему.

- Валдису домашний телефон Светланы вы давали для чего?

Николай Николаевич виновато опустил глаза. Прочел один из газетных
заголовков.

- Валдис действительно просил у меня телефон Светланы. Но, как мне
показалось, для других целей.

Николай Николаевич сложил газету, как будто перед ее заголовками ему
становилось более стыдно, чем перед Женей. Она уловила его
замешательство и язвительно спросила.

- А что по этому поводу пишут в газете?

- Вот когда ты шутишь, Прежина, ты мне больше нравишься.

Он протянул коробку. Женя отрицательно качнула головой, делая шаги
назад.

- Я же сказала, что нет. Я там больше не появлюсь. Я не люблю, когда
меня обманывают. Светлана пусть со злости мне обо всем рассказала, но не
с потолка же она взяла услышанные слова. Валдис, когда брал у вас
телефон Светланы, про меня ведь кое-что наговорил, так? А вы мне сказать
не захотели.

Он окликнул ее еще раз, у двери, с печальным вздохом.

- А если они позвонят и спросят про тебя, Женя? Что мне ответить? Что ты
временно занята? Ну, пока обида не пройдет.

- Я сама им все объясню. Позвоню сегодня вечером. Кому-нибудь из них. Я
еще не решила, кому именно.

- Позвони лучше Валдису.

Спасибо за совет.

5

Она неторопливо набрала номер.

Он с тревогой подкатил к зазвеневшему аппарату.

Она переложила трубку на другое плечо.

Он поднял свою и прислушался.

- Алло, - сказала первой она.

- Слушаю, - мгновенно откликнулся он.

И в городской эфир, которому только ночь судья, понеслись слова,
произносимые и понимаемые двумя голосами, женским и мужским.

- Это я…

- А это я. Спасибо за звонок.

- Он будет последним.

- Алло?.. Что-то плохо слышно.

- Совсем плохо?

- Слова как-то искажаются.

- А ты где разговариваешь?

- На кухне.

- А я в комнате. Лежу, курю. Обычно в комнате не курю, а тут решила.

- Подожди, я тоже закурю. Только ничего пока не говори.

- Жду, не говорю.

- Спички никак не найти.

- А у меня зажигалка.

- Зажигалкой неудобно газ зажигать.

Горящие сигареты как посохи облегчали движение голосов во мраке эфира.

- Итак, я повторяю. Наш разговор последний. Почему ты не спрашиваешь
«почему»?

- Прикидываю варианты ответов на этот вопрос.

- И много набралось?

- Ни один не подходит. Назови сразу правильный, чтобы долго не гадать.

- Хорошо, слушай. Хотя ты догадываешься. Скажи, тебе стыдно?

- Если хочешь, то да.

- Я серьезно.

- И я не шучу.

- Не верю. Ни одному вашему слову больше не верю. Ни твоему, ни Валдиса.
Потому что все, что вы мне говорили, одно вранье. Ложь!

- В чем же она проявилась?

- Она проявилась во всем. В прошлое мое посещение она просто висела. Я
чувствовала, что-то висит, но не могла понять. Она звучала в вопросах,
которые задавал Валдис. Она звучала в каждом слове твоего рассказа. В
каждой шутке даже. Ну, во всем. Вам было стыдно передо мной. Но вы
старались держаться. И продолжали врать. Ты даже не выдержал. Испугался,
что выдашь себя. И сказал, легко так, поезжай с Валдисом, мне тут
помогать не нужно. Я сначала не поняла. Неужели ты меня выгоняешь? А
потом до меня дошло. Ты правды сказать не мог, и боялся, что я
догадаюсь. Пусть лучше на мои вопросы отвечает Валдис и заодно поскорее
отвезет к метро. Пусть он выкручивается. Ты уже барахтался в своем
вранье, как в болоте. И к тебе вовремя на помощь пришел Валдис. Ты
согласен? Я хочу, чтобы ты признался. Ведь я же поверила. Твоему горю.
Всем твоим словам.

- Признаюсь. Если ты, конечно, поверишь.

- Ну, смотря как ты признаешься.

- Да как бы ни рассказал, уже все, доверия нет. Так ведь? Хорошо,
слушай. Да, я наврал. И про Афган, и про Приндестровье. Я стал инвалидом
не там.

- Что? – прохрипел женский голос и закашлялся.

- Не понял, - насторожился мужской. – Ты ожидала услышать не про это?

- Почему же. От тебя я ожидала услышать все, что угодно.

- А почему так удивилась?

- Мне просто интересно. Даже попугай замолчал. Не чирикает, ждет твоего
рассказа.

- Ладно, слушай. Ты, наверняка, слышала о трагедии, которая была на
Сахалине?

- Это когда нефть разлилась до самой Японии?

- Землетрясение. В Нефтегорске.

- А, да, слышала, конечно. По телевизору несколько раз показывали. Я
переживала тогда, помню.

- В одном из репортажей ты могла бы увидеть меня. Если б мы тогда были
знакомы.

- Ты был на Сахалине?

- К большому сожалению.

- И что ты там делал?

- Нас посылали с «чрезвычайкой» для сбора информации. Эмчээсники
разгребали. Пытались спасти. Кого еще можно было спасти, а мы
фиксировали. Ну и помогали, естественно. Когда все пашут как проклятые
невозможно оставаться в стороне. Не скажешь, что в твои обязанности это
не входит. Знаешь. Сколько там погибло? Чуть больше двух тысяч. Старики,
маленькие дети…

- Кошмар…

- Один факт меня настолько потряс, что я спятил.

- Какой?

- Рассыпались все здания, имеющие больше одного этажа. В том числе и дом
культуры. Казалось бы, ну и что? Жилые дома, люди спали. Многие не
успели проснуться. Трагедия произошла в два часа ночи. Но по какому-то
дьявольскому… По какому-то роковому стечению обстоятельств в это время в
доме культуры шел выпускной вечер.

- Господи…

- Погибли все. Я там насмотрелся разного. Изувеченные мертвые,
покалеченные живые… Слово сочувствие здесь не подходит… Там происходили
переживания другого уровня… В общем, я не отходил от руин этого дома
культуры. Я представлял себя на месте этих молодых, юных… Даже сейчас
перехватывает горло. Ну представь. Ты заканчиваешь большой этап своей
жизни. Годы учения-мучения позади, впереди широкие дороги. Что делать
дальше? Учиться, работать? Это вопрос будущего, а пока праздник,
радость, не без печали, конечно. Расстаешься с родным гнездом. Радость и
печаль. Праздник единственный в жизни. Свадеб может быть две, а то и
три, а выпускной вечер один, второго не будет. Ты один раз прощаешься с
детством.

- И с первой любовью.

- Правильно. Ты помнишь свой выпускной?

- Не очень. У меня была только радость. Что я скоро уеду.

- А я свой выпускной помню хорошо.

- И первую любовь?

- Конечно. Мы расставались навсегда. Знали, что не встретимся.

- Целовались, наверное, вовсю.

- Да. На тех развалинах воспоминания о своем выпускном вечере и сдвинули
мне крышу. Я представил картину произошедшего. Как я танцую с ней. На
моем вечере была незабываемая минута. Об этом можно написать роман.
Когда начались танцы, то первые три были обще оздоровительного
характера. Народ попрыгал, разрядился. И тут объявили первый медленный,
да еще и белый танец. Представляешь, какое возникло волнение? Каждый к
такому танцу готовился, строил планы. Объявили, музыка идет, народ
замер… и вдруг моя девушка… Первая из всех!.. Выходит и подает мне руку.

- Ты, наверное, был отличник.

- Мне казалось, что я танцую на потолке. Я тогда не смог даже ничего ей
сказать, выразить хоть как-то благодарность. А там, в Нефтегорске я
стоял и представлял, что вот, она подходит ко мне, берет меня за руку…Мы
выходим в центр зала… Обнимаемся… И вдруг… Я не смог представить себе
этого «вдруг». Прокручивал несколько вариантов, но как только картина в
моем воображении доходила до гибели, пленка словно обрывалась. Так и
должно быть, скорее всего. Собственную гибель невозможно воспроизвести.
Тогда я начал размышлять над смыслом произошедшего. Трагедия показалась
мне символичной, возвышенной. Двое любящих чистой любовью гибнут вместе,
в танце счастливого единения, не успев ступить на порочные дорожки
жизни. Понимаешь?

- Да, смысл в этом какой-то есть. Но лучше пройти все дорожки. Жизнь на
то и дается.

- Конечно. Слушай дальше. Этот объект начали разбирать через день, когда
подошла техника, и сила рассредоточили. Здание из бетонных блоков,
вручную ничего нельзя было сделать. Краном зацепили большую плиту
перекрытия.. приподняли. И там, в пыльном месиве, я увидел белое платье.
И сердце будто прошило навылет. Это она!.. Я и бросился к ней. Мне
что-то кричали, но я не слышал. А перекрытие раскачивалось на тросах и
зацепилось углом за что-то. Крановщик начал дергать, делать рывки.
Моторы взвизгивали так противно. Я слышал эти взвизги, а сам дергал ее
за платье. И вытащил. Материя оказалась прочной. Конечно же, это была не
она. Но тоже очень красивая. Я поднял ее на руки… а мне в это время
закричали. Но я не слышал. Я держал ее так нежно… Слезы вдруг наполнили
глаза… Поэтому я ничего не слышал и не видел. Я видел только, как эта
девочка бежала. Мелькнула почему-то картинка такая. Она была не в
танцевальном зале, а в фойе, она бежала к кому-то. Может быть, она
только что целовалась в темном углу и бежала, переполненная чувством… и
в это время кран рванул. Мне закричали. Но я не слышал. Я стоял в полный
рост, держа на руках тело в ослепительно белом платье. Перекрытие
оторвалось, центр тяжести сместился, и эта махина пошла сначала в одну
сторону, а потом в другую, в мою. Мне потом рассказали и показали, как
все произошло. Как меня шарахнуло по тазику. Почему я остался жив, до
сих пор не понимаю. Но я хочу вернуться к смыслу. Трагическое тогда
замечательно, когда возвышенно. Тогда гибель приобретает ореол
героичности. Те ребята остались героями по значимости своей гибели. Я
потом жалел даже, что не погиб с мертвой девушкой на руках. Когда
превратился в инвалида и стал обузой для окружающих.

- Жизнь – это все равно радость, - сказал печально женский голос.

- Ты говоришь с такой уверенностью.

- Я работаю в больнице.

- Понимаю. Теперь у тебя ко мне закономерный вопрос. Зачем я сочинил две
предыдущие истории.

- Особенно вторую. Где водка во всем виновата.

- А водка во всем и виновата. Мы там сильно поддавали. От
перенапряжения. Мы же не только смотрели, но и участвовали. До полного
изнеможения. Поздно ночью, после первого дня работы, крепко поднаелись.
Пили всю ночь, и меня не брало. Поспали. Естественно, мало. Утром я
попил воды и мне ударило в голову. И я рванулся в бой. Меня
останавливали, меня не пускали, мне грозили взысканиями, но я ничего не
понимал. И так ничего и не понял.

- Красивая история. Спасибо. Но ты не ответил на мой вопрос. Почему вы с
Валдисом не хотели сказать мне правды?

- Что?! – теперь мужской голос чуть не закашлялся. – Я же сейчас… Только
что… Как на самом деле…

- Это красивая история. Тронула меня. Ты хороший рассказчик. Но правды я
не услышала. Правды о вашем отношении ко мне. Я к вам не напрашивалась.
Я даже не хотела, если уж на то пошло. Меня уговорили. Николай
Николаевич. А после первого знакомства вы начали разыгрывать передо мной
комедию. Ля-ля-ля, сю-сю-сю!.. Чем меньше ты будешь приходить и
навещать, тем лучше. Тем больше повод скорее от тебя избавиться. Ты сама
виновата, а с нашей стороны все по честному. Ну так, если вы такие
честные, то почему сразу, после первого знакомства, нельзя было сказать.
Спасибо, девушка. Вы нам не подходите. Нам желательно покрасивее.
Почему?

- Женя, с нашей стороны не было ничего такого. Какой правды мы тебе не
сказали?

- О том, что я вас не устраиваю. Зачем валдис приводил Светлану? Для
чего?

- Он с ней познакомился…

- И все? Только для этого он брал телефон у Николая Николаевича? И для
этого приводил к тебе, да? У тебя что, комната свиданий? Мне Николай
Николаевич все рассказал.

- Что он тебе рассказал?

- А почему такой испуг? Что он тебе рассказал? Все рассказал. Все, что
было высказано в мой адрес.

- Николай Николаевич не мог ничего тебе рассказать.

- Он передал не дословно, а своими словами. И Светлана мне обо всем
рассказала. Валдис во время нашей последней встречи настойчиво меня
просил… Гнусненьким таким голосочком… Женечка, если Светлана будет тебе
что-то рассказывать, ты ей не верь, не верь!.. Я врубиться не могла,
почему он меня об этом просит?

- Потому что не надо в это верить, вот почему!.. Потому что не говорили
мы в твой адрес ничего оскорбительного.

- Если у тебя плохая память, то я не жалуюсь. Ты даже не помнишь точно,
где тебе ее отшибло. Я хотела именно про это услышать от тебя. Пришлось
рассказать самой. Теперь, я думаю, у вас не будет больше повода говорить
Николаю Николаевичу о том, что я недобросовестно исполняю свои
обязанности. Потому что я прерываю наши отношения. Вот и все.

- Ну и ладно, - прозвучало с обидой в голосе.

- Ну и все, - не сдержал обиду и ее голос.

- Желаю успехов.

- Адью.

В эфире зазвучали короткие гудки. Сумрачное небо города переполнено
короткими гудками. Их много на всех частотах. Они будто кричат, зовут к
продолжению разговора.

6

На следующий день Женя пришла с работы уставшей. Сказалось не само
дежурство, а ночь перед ним. Размышления после телефонного разговора.

- Никто не звонил? – спросила Женя соседку.

- Звонил, - интригующе ответила тетя Валя.

- Кто, кто звонил? По голосу кто?

- Твой звонил. Спрашивал, работаешь ты седни или нет. Обещал зайти.

- Еще не хватало,- хмыкнула Женя и ушла к себе.

- Через прутья клетки она поцеловалась с ликующим Петей, ногой
вышвырнула проникшую в комнату кошку Муську, включила телевизор, закрыла
глаза и отлетела в разноцветье мигающих звездочек. Но голос диктора,
настойчивый и тревожный, возвращал из сновидения. Опять кого-то убили,
опять скандалят депутаты, где-то совсем не выплачивают денег.

- Петя, тебя политика еще не задолбала?

Петя охотно высказал свое отношение к политике.

Женя пошла в ванную, ополоснула емкость и пустила воду.

- Теть Валь! – крикнула она в коридор. – Я сейчас утону на полчасика.
Если будут звонить, скажите, чтобы перезвонили.

Разбудил ее в охмеляюще теплой воде стук в дверь.

- Ну! – со злостью отозвалась Женя.

Ты не захлебнулась там? – спросил голос Шурочки Фалинь.

- Ничего! – с шумным всплеском вскинулась Женя и крикнула. – Сейчас!

В комнату она вошла в халате, расчесывая на ходу мокрые волосы. И
замерла от неожиданности. На диване сидели, глядя в телевизор, Шура и
Мишук. На столе красовались два сосуда со спиртным. Женя без труда
определила какой принесла Шура, а какой он. Стопки из зеленого стекла
говорили, что гости уже приложились и не раз.

- А ты чего прикатился? – поприветствовала Женя парня с воловьими
глазами.

- Ну так, - улыбнулся тот, не замечая недружелюбного тона.. – Суббота и
вообще.

- Закуску готовьте сами. Там, в холодильнике чего-нибудь ищите. У меня
сил нет. Да и пить я не хочу.

Шура сбегала, громко топоча, на кухню, вернулась с нарезанным сыром.
Кусками колбасы и остатками винегрета в другой тарелке.

- Это все? – жалобно спросил Мишук. – Я бы чего-нибудь поел.

- Перебьешься, - сверкнула на него взглядом Женя.

И Мишук наполнил три стопки. Женя еще раз категорично отказалась. Они
выпили вдвоем. И Шурочка перешла к делу.

- Ну что, поедем завтра?

- Куда это? – удивилась Женя.

- К твоему инвалиду. Знакомиться с Валдисом.

- К какому инвалиду? – спросил Мишук.

- Не твое дело, - ответила Женя и уставилась в телевизор. А Шуре сказала
минуты через две. – Никуда мы не поедем.

- Ты чего, подруга, - прищурилась Шура. – Мы же договаривались. В
воскресенье поедем знакомиться. Я чего и притащилась к тебе. Переночуем,
соберемся и вперед на мины. Ты хоть звонила?

- Звонила, - ответила Женя , продолжая смотреть телевизор.

- Тебе завтра нужно туда или нет?

- А что за инвалид? – спросил Мишук у Шурочки.

- Да тебе-то чего надо? – крикнула на него Женя.

Мишук наполнил стопки еще раз.

- Я не поняла. Значит, завтра никуда не поедем?

- Ой, да поезжай ты куда хочешь! – сердито махнула рукой Женя.

Шура подняла стопку.

- Давай, Мишук, выпьем. Мы, кажется, сегодня не вовремя. Ну да ничего.
Выпьем и пойдем. Хоть не гонят, и на том спасибо.

Женя схватила третью наполненную стопку, выпила, запила минеральной
водой, выдыхающей пузырьки в пластиковой бутылке, и сказала, вновь глядя
на экран.

- Не обращайте на меня внимания. Я очень устала.

Шура через некоторое время все-таки вмешалась в звучание телевизора.

- Ты хоть что-нибудь объяснить можешь?

- Могу, - вдруг охотно повернулась к ней Женя. – Я с ними больше не
играю. Надоело слушать вранье. С меня хватит. Я им, оказывается, еще с
первого раза не понравилась. Но они, представляешь, виду не подали,
изображали хорошее отношение ко мне, а за моей спиной крыли меня по
всякому. Что я недисциплинированная, совершенно им не подхожу, и так
далее.

- А как ты узнала? – спросила Шура заинтересованно.

- Просто. Николай Николаевич сначала у меня что-то выяснял, и это навело
на подозрение, а потом Светка все рассказала. Вчера еще. Николай
Николаевич еще зачем-то ампулы мне давал. Уколы инвалиду делать. У него
там все в комплексе. И в мозгах и вообще.

- Жень, ты как-то… - покачала головой Шурочка.

- Что за инвалид, вы можете сказать? – встрял еще раз Мишук.

- Вон фильм начался. Сиди и смотри свой дебильный боевик.

Выпили еще и Женя завелась.

- Там история была, уписаешься. Не знаю даже кому верить. Короче Светка,
наша лаборантка, очутилась на квартире у Валдиса. Он, наверное,
предложил и она согласилась. Что у них там было – не знаю, врать не
буду. Но Светка рассказала финал. По большому секрету. Наверное, уже
полбольницы знает. Сидят они у него, вдруг звонок, жена пришла. Он
женат, оказывается. Ну и хватает ее, на балкон, давай прыгай. По ее
словам он ее сбросил. Не знаю, верить ей, не верить?

- Да ты что?!

- Ее две смены на работе не было. Вывихнула ногу. Значит, правда. Такое,
в общем-то, не придумаешь. Как анекдот. Только в жизни.

- Даже если и было, - засомневалась Шура, - ну как ты сама про себя
будешь такое рассказывать? Она что, совсем? Знаете, была у мужика, а он
меня с балкона выкинул. Так получается?

- Я же говорю. Как анекдот. Ну. Как, хочешь теперь познакомиться с
Валдисом?

Шура улыбнулась с вызовом.

- Хочу!

- Фиг тебе, - сказала Женя печально. – Я знакомить не буду. Я больше не
хочу ни видеть и ни слышать этих товарищей. Не-хо-чу.

- Женя, перестань. Не хочешь ухаживать за инвалидом, – не ухаживай. Но
мне ты обещала. Познакомь, ну что тебе стоит.

- Хочешь, чтобы и тебя сбросили с балкона?

- Хочу посмотреть на этого смельчака.

- Дура, что ли? Он ведь женат.

- Ой! – сказала Шура, передернув плечами. – Давай, позвони и договорись.
Ты обещала.

- Я послала их подальше, понимаешь? Все, никаких контактов. Звони сама.
Телефон дам и звони. А я не буду. Пообщались и хватит. Пишите письма.

Женя, я же специально приехала.

- С другого конца города. Ну и хорошо. Сиди, пей. Хочешь, музыку включу?
Вон, с Мишуком потанцуешь.

Когда Женя вернулась из туалета, Шуры за столом не было.

- Ушла, - сказал Мишук, улыбаясь чему-то своему, волоокому. – А про
какого инвалида вы говорили?

- Тебе-то что? Я тебя сейчас инвалидом сделаю. Ты чего приперся? Чего
приперся без звонка? Мы с тобой как договаривались? Только по звонку, и
то, если у меня будет хорошее настроение. А у меня сегодня плохое!

Мишук перестал улыбаться, грузно поднялся.

- Я могу уйти.

И на лице ни малейшего признака обиды. Что Женю и бесило всегда.

- Ладно уж, сиди. Можешь оставаться.

Мишук послушно сел и кивнул на бутылку. Налить? Она кивнула
утвердительно. Валяй.

Когда Женя привела его в первый раз, он покорил своей безобидностью. Они
проговорили до трех часов ночи. Без спиртного. Рассказывали каждый о
себе. И она, знакомясь с ним в кафе для определенной цели, расхотела к
этой цели приближаться. Ему постелила на полу, сама легла на диване и не
спала, выжидала. Он проворочался до утра. Ей это понравилось. Встречи
стали постоянными. К семи вечера приезжал он, и она уже была дома, если
день позади рабочий. Он рассказывал ей про свою работу, она ему про
свою. Через неделю позволила лечь рядом. Он пришел после зарплаты
навеселе, принес напитков и угощений, да еще смешная передача по
телевизору была. Она расслабилась и, так сказать, допустила.
Расчувствовалась, что парень давно терпит. Мишук оказался далеко не
таким открывателем недр, каким остался в памяти Гальский. Второго такого
не будет. Она с этим смирилась. Но и в этом пареньке были свои плюсы.
Нежность и завидная неутомимость. Еще через неделю она поняла, что кроме
этих достоинств у него больше нет никаких. Он приходил каждый вечер,
смотрел телевизор в ожидании ужина, потом смотрел телевизор в ожидании
постели. С небольшими комментариями о работе. Набор угощений приносил
неизменный. Она не выдержала. Что ты сидишь как истукан, ты можешь хоть
что-нибудь придумать интересное, сделать что-нибудь?

- Скажи что, я сделаю

Она сказала. Он поменял розетки, затянул петли на створках шкафа,
починил на кухне табуретки, переклеил в туалете плитку ПХВ. И продолжал
сидеть. Ожидая сначала ужина, потом допуска.

- Ну как так можно! – закатила Женя скандал. – У человека должны быть ну
хоть какие-то интересы. У тебя бывает желание сходить куда-нибудь,
что-нибудь посмотреть?

- Давай поженимся, - предложил он в ответ.

Она ужаснулась. Если он будет так же сидеть на правах мужа, она просто
рехнется. Семейная жизнь с Гальским вспоминалась как наполненная
приключениями. Тот бывал необычайно внимателен, или раздражался до
крайности, конфликты сменялись бурными примирениями, вечера обоюдной
скуки перемежались новыми знакомствами, посещениями культурными
мероприятий. Здесь же все будет ровно. Как в степи. А может быть таким и
должно быть тихое счастье бытия? Чего приставать к Господу с мольбами?
Все у тебя есть, чего еще надо-то?

- Ты чувствуешь ко мне ну хоть что-то? – спросила она как-то. Ведь он
добр, ни малейшего намека на агрессивность. – Если живешь с человеком,
то нужно хоть чуточку любить.

- Давай поженимся, - все так же буднично повторил он.

- Фиг тебе! – отрезала Женя.

На день рождения Мишук расщедрился, подарил пластиковый электрочайник.
На следующий день Женя чуть не плеснула из этого чайника в глаза,
которые когда-то притянули. А затем при каждой встрече искала повода для
разрыва отношений. Насмехалась, унижала, оскорбляла и выгоняла ни с того
ни с чего паренька Мишу. Он же исправно приходил следующим вечером. Не
вспоминая обиды. И она стала относиться к нему, как к домашнему
животному. Петя и Мишук мало чем отличались. Петя был даже на голову
выше по разговорчивости. Наверное, он меня все-таки любит, уговаривала
себя женя, любит по своему. В силу своего развития, он такой и ничего не
изменишь, таков генетический код. Но тут же вставал вопрос. Как же мне
мне-то его полюбить?

Шурочка объяснила проще. Если б ты хотела его выгнать, давно бы
выгнала. Он тебя раздражает, как любой муж после долгих лет совместной
жизни, но потерять окончательно ты его жалеешь. Оленька предположила
иначе. Тебе чувство совести не дает прогнать его навсегда. Ты боишься,
как бы он над собой что-нибудь не сделал. Тихони способны на крайности.
Ты же сама его приручила. Как в той сказке.

Да пошли вы со своими сказками, сердилась Женя. Вы могли бы отвести
этого Маленького Принца в другое стойло? Соблазните его ради меня,
пожалуйста. Подружки отказались. Приручила на свою голову, вот и возись.
Женя сходила в церковь. Но Угодник лишь усмехнулся ее жалобам.

Тетя Валя, рассказав несколько историй из своей жизни, советовала быть
грубой, с ними иначе нельзя, если уж выгонять, то потом даже на порог не
пускать. Но, опять же, смотря какой мужик, твой-то вроде тихоня. Да,
горевала Женя, его даже выгнать не за что. Когда Жени не было дома,
соседка открывала Мишуку дверь, поила чаем на кухне, разрешала сидеть и
ждать в коридоре на низкой лавочке у параллельного телефона, где Женя
обычно курила, а в разговорах защищала, как паренька работящего. Перед
последней встречей Женя решилась и, когда он пришел, не пустила на
порог. Он позвонил через неделю. Она даже удивилась, ждала звонка
раньше. И на все последующие звонки отвечала советом подождать до
лучшего настроения. И вот он пришел, когда нет сил выгнать, да и на душе
муторно.

- Налей еще, что ли. Давай выпьем. Расскажи, как твои дела. Что-нибудь
новенькое, может быть, произошло. Как на работе? Как в личной жизни? Ни
с кем не познакомился за это время? Как мама?

- Да все нормально, - ответил Мишук.

И Женя про себя выматерилась. На какой из вопросов он дал исчерпывающий
ответ?

- Так, Мишук, я очень устала. Я ложусь. Ты – на полу. Выгонять сегодня
не буду, так уж и быть. Налей еще.

Она сняла с дивана покрывало и бросила ему. Матрас и еще одно покрывало
достанет из шкафа сам. В ночнушку переоделась при нем, приказав
отвернуться, и не заметила, как отражение тела в углу телевизионного
экрана сделало его глаза шире.

В постели Женя ощутила наплыв горечи. Подкатили слезы. Очень захотелось,
чтобы кто-нибудь погладил. Хоть немножечко.

- Ладно, Мишук, - сказала Женя, тупо глядя на телеэкран. – Ложись к
стеночке. Погладишь мне спину. Ноет между лопатками. Но только
погладишь. Ты меня понял?

Он погасил верхний свет и начал неторопливо раздеваться. Не как спешащий
к желаемому, а как исполнитель, согласившийся по доброте души.
Примитивный массаж он исполнил добросовестно и закончил без команды, сам
почувствовал, что хватит однообразных движений. Его ласковая рука
замерла на предплечье. Нежность ладони наполнилась пульсирующей
энергией.

- Мишук, прекрати! – крикнула Женя из сонного забытья.

Он убрал руку. Женя поплыла в розовато-серо-желтые облака грусти. И
вновь ощутила прикосновение. Из тепло-приятных пальцы накалились до
обжигающих. Судорожным движением тела она отбросила давящую энергию.
Наплыв повторился через некоторое время. И повторился вновь, заставляя
барахтаться во сне.

- Мишук, прекрати, я тебе сказала, или кому?

Миша откатывался к стенке. И прикатывался вновь. Как прилив и отлив.
Сначала приятно обволакивающий, а потом способный захлестнуть. Отругав
не выбирая выражений, она затихла на самом краю, ждала. Ждала и
задремала. Сделало легко, тело растеклось, полетело в серо-желтые
облака, преодолело их, вырвалось наверх, а там ярко, струится свет,
много света, и смех, веселье, хочется петь от радости, и все тебя
хвалят, хвалят, молодец, Женя, Женечка, ты молодец, хорошая, хорошая… И
как-то легко, довольно, привольно, восхищение, хочется прыгать, а они не
отпускают, ласкают, ласкают, Женечка, милая, хорошая, Женя… И ей не
вырваться, не оторваться, не уйти, не освободиться, и не хочется, ведь
им тоже приятно, этим проклятым рукам, так что ладно уж, пусть… И она,
не желая расставаться со сном, и понимая что происходит, взмолилась…

- Ну давай, давай, только скорее!..

Океан пророкотал и схлынул. Но в удивительный сон уже не получалось
вернуться. Женя открыла глаза. За окном оранжевели облака от света
ночных фонарей. На щеке появилась слеза. Нужно успокоиться. Чего ты,
дура, сама виновата, пустила, а он ласки хочет, он истосковался, он
привык, он любит, вот так, по-своему, ну что поделать, если мир таким
устроен?

Женя вышла в коридор на любимое местечко осмысления бытия. Курила долго,
одну за другой. Потом вошла в комнату и включила свет. Он похрапывал.
Что придало уверенности.

- Мишук, вставай.

Он по-солдатски вскинул голову.

- Давай, давай, вставай, глухой, что ли?

Он подумал и ответил.

- Жень, ну поздно ведь. Ну прости, ну так вышло.

- Вставай, я сказала. Собирайся.

Она не повышала голоса, зная, что чем тише на него давишь, тем лучше
воздействие.

- Поздно уже? Ничего. Я дам денег на такси.

- Жень, ну не надо…

- Все. Я сказала «все». Я тебе об этом еще в прошлый раз сказала. А ты
приперся. Без спроса. Я тебя не звала. Я пришла уставшая, ты меня
подпоил, молодец, спасибо… Но теперь уже точно все. И навсегда. Не хочу
больше тебя ни видеть, ни слышать. Я тупею от тебя! Я на выставках из-за
тебя не была уже год, если не больше. Все, хватит. Господи, слава тебе,
что не довел до женитьбы!.. не успели расписаться, как хорошо. Какой
молодец Гальский, что не стал делать официальный развод. Ведь из-за
этого, собственно, и не случилось. А если бы я была разведена, то
пришлось бы с тобой расписаться. Ты бы меня доконал и я бы согласилась.
Но теперь – все! За Гальского нужно выпить. А ты собирайся. Одевайся
давай. Забирай на хер чайник и уматывай.

- Жень, ну куда я ночью с чайником?

Г Л А В А Ч Е Т В Е Р Т А Я

1

Осень медленно превращалась из красавицы в ведьму. И люди заботливо
укутывали себя, в предчувствии стужи и невзгод, стараясь выглядеть
неприметней у растущих, как опята, ларьков.

На безлюдной улочке, выводящей на проспект Стачек недалеко от Нарвских
ворот, тоже появился магазинчик. Сначала на трехэтажном особняке,
желтеющем прошловековой штукатуркой, появилась стандартная металлическая
дверь, не гармонирующая с архитектурой здания. В помещение
полуподвального этажа можно было войти не только со двора через унылый
единственный подъезд. Затем появился неброский рекламный щит «Продукты
по оптовым ценам». Дверь стали держать открытой в указанные часы работы.
Появились и любопытные, заглядывающие на полки и спрашивающие, а где же
товар? Две девушки, сидящие у кассы, вежливо отвечали, что скоро
привезут.

В один из редких дней, когда солнце пересилило моросящие тучи, у
магазинчика остановился большой фургон. Из магазина вышли обе девушки, а
за ними крепыш с глазами навыкате и зудой, высокий, нескладный парень.

- Люсик, похоже, это к нам.

- Спроси водилу, Давыд. Он что-то перепутал.

Водитель фургона, поздоровавшись, вручил документы.

- Все-таки к нам, - печально сказал Люсик, ознакомившись с бумагами. -–
Рулевой, тебе придется подождать. Наш командир должен вот-вот приехать.
Я никаких распоряжений насчет этого товара не получал.

- А какое тебе еще распоряжение? – удивился водитель. – Документы вот.
Разгружай. Ты магазин или кто?

Люсик кашлянул, что говорило о принятии решения.

- Разгрузка пойдет медленно. Второй грузчик в больнице. Травму получил.

Давыд положил тяжелую длинную руку на плечо Люсика и сказал ободряюще.

- Мне кажется, ты с успехом заменишь грузчика, получившего травму.

- У меня нет опыта, - с грустью ответил Люсик. – Не люблю делать работу
непрофессионально. – Обернувшись к стоящим у двери девушкам, он крикнул.
– Галки, марш на телефон! Блин, уже звонили, наверное.

Пошла разгрузка, озлобляющая водителя неторопливостью. Люсик не столько
переносил коробки из светло-коричневого картона, сколько указывал места
из дальнейшего нахождения.

- Меня к телефону, - весело развел он руками, как только его окликнула
Галя-кассир.

Люсик вошел в комнату, обозначенную надписью кабинетом директора, и
постарался не выдать удивления. За столом сидел Валдис, попавший в
магазин через вторую дверь, со стороны подъезда.

- О, командир, вы как всегда через задний проход?

А из двери главного входа на улицу из магазина вышел парень с костылем.
Густые вьющиеся волосы, вскинутые брови над тревожными глазами, редкие
усики над припухлым женственным ртом. Давыд, увидев его, пояснил
водителю.

- Наш второй грузчик. Сбежал из больницы.

- Ну и толку с него? – проворчал шофер фургона.

Давыд, проходя мимо парня на костыле, бесстрастно поприветствовал.

- Здорово, Нифонт. Тебя командир привез? Как самочувствие?

- Отличное, - ответил густоволосый с тревогой на лице.

- Тогда бросай костыль и начинай таскать.

После десятиминутного разговора Валдис, выйдя из кабинета, сначала
прошел в неприметной двери в конце темного узкого коридора. Осмотрев
навесной замок, он спросил у Люсика.

- Надежно?

Люсик сначала кивнул, а потом развел руками.

- Разве в наше время можно быть хоть в чем-то уверенным? Президент
сколько раз говорил, что все идет к лучшему, а теперь ему операцию будут
делать.

Прошли в двери запасного выхода.

- Если вопросов нет, то советую заняться делом, - подал руку Валдис.

- Один вопрос есть. Когда мы будем заниматься делом?

- На этот счет ждем указаний. Шеф молчит. Слишком круто мы наворотили.
Хорошо всех проинструктируй.

Когда разгрузка закончилась, дверь магазина закрылась, обозначив свое
состояние куском картона с надписью «Учет». Совещание длилось около
часа. Когда Галя-продавец открыла засов на металлической двери и вышла
снять картонку, перед ней стояли двое с отвислыми животами в распахнутых
кожаных куртках. Разные по комплекции они походили друг на друга лицами.
Ярко читалась умышленная неспособность к физическому труду. Толстяка
среднего роста украшала кепочка. Седой коротко стриженный детина, на
голову выше, затенял лицо солнцезащитными очками.

- Уже открыто? – спросил первый, в кепочке.

- Да, пожалуйста, - ответила Галя-продавец, снимая надпись «Учет». – Мы
товар принимали.

- Это очень хорошо, - улыбнулся спросивший и вошел во внутрь после нее.
– Нам бы директора.

Девушка уставилась на картонку в руках.

- А директора нет. И не будет. Он в командировке. Договоры заключает.

- Понятно, - еще раз улыбнулся «кепочка». – А кто есть? Заместитель,
главный бухгалтер?

- Никого нет, - быстро ответила из-за кассы вторая девушка, - Мы недавно
открылись.

- Повторяю вопрос, - зазвучало с угрозой. – Кто есть еще в магазине?

- Грузчики есть, - пролепетала девушка-продавец. Она подошла к служебной
двери за прилавком и крикнула. – Давыд! Тут спрашивают!

Давыд вышел как флегматичный увалень. Вопрос «чего надо» задал без слов,
кивком головы. За его спиной появился Люсик. Серьезное лицо мгновенно
преобразила улыбка.

- Слушаю вас внимательно.

- Ты тоже грузчик? – «кепка» навел на Люсика ствол указательного пальца.

- Бригадир, - прозвучал ответ без промедления.

- Надо перекашлять кое-какие вопросы. Веди куда надо.

Давыд пошел в глубь коридора. Люсик направился в кабинет. Гости
последовали за ним. В кабинете Люсик сел за стол с компьютером.

- Неплохо устроился бригадир грузчиков? – адресовал вопрос «кепочка»
второму, в темных очках. – Давно живете? Месяц, так?

- Четыре недели, если быть предельно точным, - улыбнулся Люсик и
зачем-то взял карандаш.

- А кому платите?

Люсик посмотрел на одного, на второго, затем на карандаш и ответил как
можно спокойнее.

- Котовскому.

- Да? – неподдельно изумился «кепочка». – А он хоть знает об этом?

- Узнает. Когда придет знакомиться.

- Борзые ребята, ты понял?

Темные очки посмотрели на Люсика, как на приговоренного к
жертвоприношению.

- Ты типа этого кончай. – мягко предложил «кепочка». – С тобой пришли
серьезно разговаривать. Мы от него. Ты понял?

Люсик грустно пожал плечами.

- А через час придут другие и скажут, что тоже от него.

«Кепка» повернулся к молчащему в очках и остановил его рукой.

- Подожди. Давай по вопросам. Кто директор? Фамилия.

- Добровольский.

- Форма организации?

- Чэпэ. Частное предприятие.

- Налоги?

- Он инвалид. Льготник.

- Уже хорошо. Льготники платят больше. А тебя как зовут? Визитка есть?

- На визитку я еще не заработал. Фамилия Кржижановский. Я запишу.

Он встал, шутливо представляясь, достал из пластиковой коробки листок
для заметок и вертящимся между пальцев карандашом написал фамилию, имя и
отчество. Листок подал «кепочке».

Тот посмотрел на запись, потом на Люсика, словно проверяя соответствие
написанного на бумаге имени с живым его носителем.

- Значит так, Жижа, к понедельнику приготовь финансовые документы.
Придет наш бухгалтер и назначит сумму. Все понял? Дай номер телефона.

- Все понял, Жирик. Записывай.

Люсик быстро назвал цифры.

- Что ты сказал? – спросил «кепка» с жалостью в голосе.

- Ах, да, извини. Зачем тебе походить на этого убогого московского
кандидата в президенты. Я тебя буду называть Толстый, а не Жирный. Ну,
ты вот назвал меня Жижей. Почему ты и мне тебя не назвать как-нибудь
по-приятельски?

«Кепка» встал, держа листок перед глазами.

- Давай выйдем в коридор. Тебе надо кое-что объяснить.

- Давай, - обреченно вздохнул Люсик.

Он вышел первым и занял удобное место тут же, рядом с дверью. За ним
вышел «очкастый». «Кепка» дал ему команду.

- Один раз и не очень сильно.

Из неудобного положения, не размахнуться, «очкастый» нанес мощный удар.
От встречи кулака с дверным наличником раздался хруст. Хрустнуло дерево,
хрустнул и кулак. «Очкастый» схватился за пальцы второй рукой, но не
проронил ни звука. Из-под очков на левую щеку выскочила слезинка.
Заметил ее только Люсик.

- Больше не надо, - посоветовал он. – Начальник сказал один раз.

По коридору приблизился Давыд.

- А ты мне нравишься, парень, - засмеялся «кепочка». – как тебя зовут,
говоришь? – Он заглянул в бумажку. – Глеб? Ладно, будем звать тебя Глеб.

- А тебя как зовут? – спросил Люсик, доверчиво улыбаясь.

- Можешь звать меня Борис. А его – Толик.

- Вот мне нравится добрая традиция называть таких здоровяков ласковыми
детскими именами. Толик, я могу называть тебя Анатолий. Даже по
отчеству, если хочешь.

«Очкастый» молча ощупывал кулак.

- Ставлю по паре пива и будем друзьями, - предложил Люсик.

- Годится, - кивнул Борис и вернулся в кабинет.

- Галя! – крикнул Люсик.

В коридоре тут же появились обе девушки, уточняя какую именно Галю
вызывают. Люсик подал купюру и заказал купить авторитетного пива,
«Туборг» в больших банках.

В кабинете Борис сидел на месте Люсика и разговаривал по телефону.
Взглядом предложил сесть напротив.

- Да, чэпэ «Добровольский», проверь хорошенько! – крикнул он сердито и
повесил трубку. А Люсику улыбнулся. – Ты мне нравишься, пацан.
Определенно.

- Высшее образование, - пояснил Люсик. – Но профессия инженера не
кормит. В наше время самая уважаемая профессия – киллер. А инженеры,
ученые, преподаватели никому не нужны. В лучшем случае вызывают
сочувствие. Поэтому хочется быть с теми, кто вызывает уважение.

Борис просверлил его взглядом.

- Желающих много. Раскрути этот магазин, принеси хорошую прибыль, докажи
умение, тогда поговорим. Умные головы нужны. А откуда тебе известна
фамилия Котовский?

- Земля слухами полнится. Но мне хотелось бы удостовериться, что вы
именно от него. Поймите правильно. Вы уйдете, завтра придут другие и
тоже скажут, давай плати. А каждому давать – не успеешь вставать, как
говорится.

- Я тебе оставлю телефончик, - Борис-кепка взял другой листок, написал
цифры. – Если придут другие, ты им скажешь. Минуточку, сейчас я позвоню
Борису, он типа привезет вам деньги. И все. Вежливо, грубить не надо.

За пивом Борис вовсе разоткровенничался.

Все легко проверяется. Обманул? Сам потом не рад будешь, что сделал это.
Дороже заплатишь, чтобы не было этого обмана. Таков закон и порядок. И
порядок гарантирован. Мы гарантируем такой порядок, который тебе не
могут гарантировать гнилые органы. Тебя обидели, иди к нам, мы
разберемся по понятиям. Ты заплатил за свое спокойствие, и не переживай,
расти, развивайся, ничего не бойся. Спокойствие тебе гарантировано.

- А налоговая? – спросил Люсик.

- Налоговая – это государство. Этих волков прокормить – никакого корыта
не хватит. Для них у тебя должна быть одна отчетность, а для дела –
другая. Кто у тебя бухгалтерией занимается? Сам? Могу дать толкового
бухгалтера.

- Спасибо. Если что, обращусь.

- Поможем.

Зазвонил телефон. Люсик мгновенно схватил трубку.

- На связи!.. У меня сейчас люди, не могу… Ну. Пришли тут люди по делу.
Так что через полчаса.

Мы уже уходим, - сказал Борис, кивнул молчаливому напарнику в очках и
поднялся. – Если возникнут проблемы, сообщи. Посодействуем. Мы
заинтересованы в твоем развитии. Так откуда ты знаешь про Котовского?

- Мне советовали платить только ему.

- Живя на этой территории? А кто советовал?

- Случайный знакомый. Поэтому я хотел бы получить гарантии, что вы
именно от него, - сказал, словно извиняясь, Люсик.

- Мы их тебе предоставим.

На улице гостей поджидал автомобиль сталистого цвета, «Ниссан-патрол».
Люсик присмотрелся к капоту. Ни одной вмятины. В магазин вернулся
задумчивым. Обе Гали, Давыд и Нифонт стояли кучно в ожидании рассказа.

- Отныне меня зовут Кржижановский, - весело пояснил им Люсик. – Глеб
Максимилианович. Автор песни «Вихри враждебные». Я пошутил, хотел
сказать, что это мой псевдоним, а они поверили.

Через полчаса звонок в коридоре сообщил, что прибыл Валдис. Обсуждать
произошедшее сели в комнате отдыха. Два старых дивана, низкий столик,
телевизор, телефон.

- Не может быть, - удивился Валдис. – Этот Борис должен быть от крыши
Паршина. А Котовский – ментовская крыша. Охрана складов и терминалов.
Причем фамилия вымышленная, человека под такой фамилией нет среди
авторитетов. Неужели они объединились? Или Борис работает на двоих
хозяев? Тут что-то не то. Но зацепка хорошая. Очень хорошая. Если мы
соберем материал на Котовского и Паршина, то шеф, возможно, простит
историю с Матросовым.

- Мы себе этого не простим, - заметил серьезно Люсик.

- А ты рисковый парень, - хлопнул его по плечу Валдис. – канатоходец. Не
мог без своих штучек? Надо было сразу прикинуться овцой. Да, будем
платить. Все будет хорошо, готов исполнять любые поручения.

- Ты не прав, - возразил Люсик. – Прикинувшись овцой, я бы для них овцой
и остался. А так у меня завязались уважительные отношения.

Валдис тяжело вздохнул.

- Матросов должен быть жив. Жив он, я это чувствую. Им нужно всех нас
накрыть. Узнать кто главный. Кто наша крыша. Им нет резона убивать
Матросова. Но почему он до сих пор не дал им ни одного телефона? Если
его пытают, он должен расколоться. Мы оговаривали такой поворот событий.
Должна начаться торговля, обмен. Ничего не понимаю. Поиски результатов
не дают. На прослушке телефонов тоже никакой информации. Хреновые дела.
Так что действуй. Люсик. Надо выйти на этого Бориса с каким-нибудь
предложением.

- Да и обмыть бы это дело не мешало, - сказал, глядя в сторону, Давыд. –
Все-таки первое крещение.

- Я тут болванку чуть не поймал с лошадиную голову, и я же проставляться
должен? – всплеснул руками Люсик.

- Ну, ты все-таки начальник магазина теперь. За повышение обязан.

- Разве что из казенных, - достал Люсик деньги и посмотрел на Валдиса.

Валдис разрешающе махнул рукой. Жест получился усталый, вымученный.

2

Женя пришла в небольшое кафе рядом с Конюшенной площадью. Волнение
ощущалось игривое.

Гальский позвонил накануне вечером. Торопливо выспросил как дела и
отшутился на встречные вопросы. Надо поговорить, обязательно
встретиться, давно не виделись, ведь не чужие все-таки. Завершил
приглашение анекдотом про Ельцина. Он умел заканчивать общение
воодушевляющим аккордом. Что же ему надо? Из предполагаемых ответов
убедительным казался один. Хочет предложить работу. Потому что
выспрашивал про больницу, зарплату и отношение в медицине вообще.

Он тоже опоздал, весело извинился, снял мокрое пальто и повесил на
спинку третьего кресла у стола. Снял головной убор из того же дорогого
сукна, пригладил рукой мокрые волосы, вытер руку о штанину. Облысел и
постарел заметно.

- Ну, как твои дела. Женечка? Что там у тебя на работе происходит? Ты
довольна? Ведь платят-то мало.

- Я же все тебе рассказала, Гальский, - засмеялась Женя, она была рада
его видеть. – Ты хочешь мне что-то предложить?

- Как мама?

- В прошлом году была у нее в отпуске. А как тыои?

- Уехали все-таки.

- Куда?

- Туда.

Гальский выспросил у официантки, из чего приготовлены блюда, указанные в
меню, и что входит в сложный гарнир. Жене посоветовал взять бефстроганов
из говядины, лучше усваивается и не жирное. Она сделала заказ подороже,
назло прижимистому Гальскому. А с питьем не угадала, оказалось, что
сухое, заказанное им, превосходит водку по цене.

- Да ты только попробуй, попробуй! – кричал он чуть ли не на все кафе. –
А потом я тебе возьму эту гадость. Не понимаю, как можно натуральному
виноградному соку предпочесть разбавленный спирт?

- Я медик.

- Я тоже медик.

Вино ей понравилось. А Гальский понравился еще тогда.

Гальский получил образование более весомое, закончил педиатрический
институт. Заканчивал мужественно, по настоянию родителей, твердо зная,
что врачом служить не будет. Нет у него терпения возиться с больными, и
не желания ковыряться в полостях. А уж с молодыми женщинами говорить о
болезнях, - вовсе не его стиль. Большинство студентов уже тогда искали
лазейки в сферу предпринимательства. Перестройка выходила из стадии
истерики, наступала агония. Гальский при сети детских поликлиник
попытался создать коммерческую структуру по распределению медикаментов.
Такую же кооперативную деятельность развернул при сети аптек. Но
конкуренты и вымогатели не дали спокойной жизни. После шоковой терапии
девяносто второго года страна очутилась в коме. Гальский организовал
стоматологическую клинику, потом наркологическую, а третью клинику
«Интим» по лечению определенных заболеваний. Везде ему наскучивало до
тоски смертной. Он крепко запивал несколько раз, подразорился, и,
наконец, пришел к выводу, что лично для него понятия «медицина» и
«бизнес» несовместимы. Родители уговорили не открывать частный магазин,
сожалея, что вовремя не уехали в Израиль. Гальский предлагал им деньги,
уезжайте, только оставьте меня в покое. Тогда он и встретил Женю на
вечеринке и сразу же предложил заключить брак. Женитьба оказалась для
Гальского спасательным кругом, и он искренне жалел, что потерял его по
глупости. А призвание свое он нашел в фирме по скупке и продаже
недвижимости, где начал обычным агентом и развернулся до консультанта и
помощника директора.

- Что же ты хочешь мне предложить? Должность личного секретаря? И
любовницы по совместительству? Буду помогать тебе на диванчике продавать
недвижимость?

- Да надоела мне эта недвижимость и неслышимость, - поскучнел Гальский.
– Нет, Женя, я хочу предложить тебе не должность любовницы. Я хочу,
чтобы ты… Чтобы мы вновь соединились. Зажили доброй семьей. Ведь мы
неплохо жили, вспомни.

- А чего это ты вдруг? – неподдельно удивилась Женя.

- Да не вдруг, Женечка, не вдруг. Я всегда думал о тебе. Несколько раз
предлагал возобновить отношения. Потому что любовница ты замечательная.

- Ты тоже, - вырвалось у Жени.

- Ну, так что мешать нам, двум нормальным людям, соединиться?

- Ты не любишь меня.

Гальский выкинул руками любимый жест, означающий «ну и что?».

- Женя, я пожил один, у меня были женщины. И я понял, что дорога мне
по-настоящему только ты. Времена наступили кошмарные. Любовь, по-моему.
Вообще невозможна в такие времена. Возможно лишь разумное соединение при
взаимном уважении. Основная масса народу подбирает партнеров только по
категории «богатый». Красивый, умный, талантливый, добрый, юморной –
категории вторичные. А имущие просто покупают себе тех, с кем будет
приятно. Сейчас невозможно стать известным писателем, художником,
ученым, артистом, и так далее. Новых имен нет, потому что не стало
престижных профессий. Престижно лишь умение богатеть. Средний заработок
– не престижно. А если мало зарабатываешь – ты просто никто. Ходи и
вежливо улыбайся. Потому что живешь в демократическом обществе. Даже
социальная активность упала. Люди не ходят больше на митинги,
демонстрации и голосовать, потому что поняли, как их жестоко… обманули.

Женя поморщилась, как от зубной боли.

- Ну, хватит о политике. Задолбала.

- Извини, - Гальский сделал руками другой жест, мол, сдаюсь, и быстро
налил еще. Однако, выпив, продолжил более нервно.- Вспомни!.. Во времена
проклинаемого социализма мы удивлялись, просматривая западные фильмы.
Отчего люди страдают, живя в роскоши? Почему каждый только в своей
скорлупе? Чего они так жалуются на налоги, постоянно считают что-то и
пересчитывают? Скупердяи какие-то. А теперь понятно почему. У
буржуазного устройства общества есть материальное будущее, но нет
духовного. Каждый одинок. Потому что каждый думает лишь о своем
кошельке. А если смысл в жизни только ради денег? Думать только о
прибыли по большому счету преступно. В Америке, например, если выгоднее
сделать операцию, чем лечить терапевтически, - отрежут не задумываясь.

- Ну, хватит, - попросила Женя.

- Извини. Я опять сбился. Не могу, иногда хочется выговориться на эту
тему, а с кем? Не с кем, понимаешь? О наболевшем поговорить не с кем!
Женя, я хорошо зарабатываю. Положение хлипкое, не надежное, но
зарабатываю достаточно, чтобы содержать семью. Могу больше, но это
опасно. Тебе не нужно будет вкалывать за копейки. И жить ты будешь не в
коммуналке. Я скоро сделаю двухкомнатную квартиру. Ищу район. А потом
трехкомнатную. Но я говорю о смысле. Ради чего я колочусь, зачем? Так
вот, я хочу, чтобы в моей квартире хозяйничала ты.

Женя, глядя в тарелку, вздохнула. Отвечать лучше грустно.

- Ты знаешь, Гальский… Твое предложение заманчиво. Даже очень. Но я
сейчас… Эх, если бы на месяц раньше. Слушай, а ты предложи моей Шурочке.
Она согласится сразу. Девчонка она хорошая. И ты ей симпатичен.

Гальский несколько раз недоуменно сморгнул. Откинулся на спинку кресла,
уставился в потолок. Затем сел прямо и заговорил голосом ровным, без
эмоций.

- Женечка, пойми… Я очень серьезно. Сейчас только жизнь вдвоем с
уважаемым и дорогим человеком имеет еще какой-то смысл. Простому
гражданину оставлено право свободно голосовать, свободно покупать
товары, свободно пить водку и воспроизводиться. Хотя рождаемость упала
значительно. Так вот, Женя. Я хочу ребенка. И ребенка именно от тебя.
Чтобы у него были нормальные гены. Мои и твои. Чтобы это был здоровый
ребенок, а не ублюдок, любящий только жвачку. Понимаешь?

- Ты же не хотел ребенка. Гальский.

- Тогда!.. А сейчас хочу. Только воспроизводство здорового поколения еще
имеет какой-то смысл. А ты разве нет? Ведь тогда, два года назад, ты
заговаривала о ребенке. А сейчас не хочешь?

Женя отрицательно покачала головой.

- У тебя кто-то есть? – спросил Гальский уже испуганно.

Женя чуть не рассмеялась и уставилась в тарелку. Чтобы не выдать себя.

- Не важно, - постаралась ответить как можно мягче. – Знаешь, Гальский…
Я сейчас никак не могу ответить на твои вопросы. И отказывать тебе не
хочу. Дай мне подумать. Месяца два. А сейчас я ничего не знаю.

И Женя еще раз тяжело вздохнула. Разговор окончен, а она только
прикоснулась к дорогому блюду. Как же доедать-то его в гнетущем
молчании?

3

Валдис держал в каждой руке по цветастому кулю, из которых торчали
горлышки бутылок. Коротко стриженный Люсик прижимал к груди арбуз.
Нескладный веснушчатый Давыд сжимал ладонями-клешнями ручки набитой
доверху хозяйственной клетчатой сумки.

- Вот и мы, Новый год, рад нам каждый идиот!

Друзья прошли на кухню, начали демонстрировать гостинцы. Но Евгений
давал только убийственные оценки.

- Такая водка не может быть правой, только левой… Арбузы в это время уже
переспевшие… Пельмени я люблю только собственного приготовления…
Видеокассеты? Опять порнуха? Ребята, ну не занимаюсь я онанизмом. Вам
это может быть дорого и близко, а я давно забыл… Книги выбирал наш друг,
товарищ и брат? У меня язва от этих опусов. В прошлый раз он притащил
«Антикиллера». Бестселлер. Это не литература, а ментовский протокол. Как
они разговаривают, так и написано.

- Как я понял, нам здесь не очень рады, - выразительно посмотрел на
своих спутников Валдис.

- По-моему, он педалирует своим положением в этом кресле, - кивнул
Люсик.

- Не согласен, - сказал Давыд. – В его кресле нет педалей. Руками
крутит.

Валдис прошел в комнату, вытащил на середину стол, раздвинул по трем
краям стулья. Четвертый – для хозяина. Расселись, каждый положил перед
собой пачку сигарет. На середину шлепнулась колода карт, рядом тетрадь и
шариковая ручка.

- Такие вот встречи известный Сережа Курехин называл образно. Пир духа.

- Писать будете без меня, - заявил категорично Евгений. – Я – пас.

Сидящие за столом переглянулись.

- Ты хоть бы спросил «как дела», - заговорил первым Валдис. – У нас
изменения. Шеф строго запретил заниматься самодеятельностью. Подводная
лодка ложиться на грунт. Радиостанция работает только на прием. Нифонт
пошел на поправку. О Матросове никаких известий.

- Валдис! – раздраженно перебил евгений. – Я слышал об этом вчера по
телефону. У тебя есть актерские данные. Ты умеешь держать мину при
плохой игре. Но уши в дерьме, но с флагом. Но мы вчера не
договаривались! Сегодня не день преферанса. Ты специально привел ребят,
чтобы свести на нет свою вину?

- Я своей вины не чувствую, - сказал Валдис и посмотрел на Евгения
широко открытыми глазами. Продолжительно, чтобы встречный взгляд
удостоверился в искренности.

- Юджин, - поморщился Люсик. – Мы наслышаны в общим чертах. Это сейчас
не самое страшное.

- Согласен, не самое. А вы согласны, что он не прав. Он обидел хорошую
девчонку.

- Далась тебе эта девчонка. Я найду тебе лучше.

- Ты уже одну нашел, - облил иронией Евгений.

- Да уж, - серьезно кивнул Давыд. – Ей надо выдать значок за прыжок без
парашюта.

- Инициатива была только твоя! – Евгений вытянул обвиняющую руку. – Ты
же у нас мастер инициатив.

Обвинение ударило больно. Валдис поник.

- Да, я виноват перед всеми вами, ребята… Втянул в такую заваруху…

Вот не надо! – крикнул Евгений. – Я не о том. Не твоя вина. Что теперь
катаюсь на бэтээре. И не про Матросова я говорю. Мы шли с тобой
сознательно. Я о другом, не надо здесь маску страдальца одевать. Я
сейчас говорю только об этой девушке. О медсестре, которую ты очень
обидел. Ты очень хотел Светлану? Пожалуйста, сбрасывай ее с балкона,
пока не надоест. Но зачем нужно было говорить Николаю Николаевичу, что
Женя нас не устраивает? Ты хотел сделать проверку? Теперь удостоверился?

Давыд придвинул к себе карты и тетрадь, взял ручку и ткнул ею в Евгения.

- Ты играешь?

- Сдавай!

Карты упали перед Люсиком, Валдисом и Евгением. Двое сказали «пас».

- Распасы! – объявил Евгений.

Давыд поднял первую карту из прикупа.

- Черви. Дела сердечные.

И не заладилось. Карта на игру не пошла никому. Каждый по разу отважился
на «шестерную», но еле-еле набрал пять взяток. Когда Валдис остался без
двух, он перемешал колоду и стукнул ею о край стола.

- Так, на хер. Выпьем и закусим. Следующая сдача моя.

Вышли на кухню. Налили. Люсик опустил в закипевшую воду сосиски. Евгений
предупредил, что если ему подадут магазинные пельмени, он будет бросать
их в дорогих гостей неостывшими.

- Говори, что я должен сделать? – спросил понуро Валдис.

- Раньше ты моего совета не спрашивал.

Люсик разложил сосиски по тарелкам, густо полил соусом. Валдис наколол и
вытащил из кровавой жижи парящую снедь, задержал перед ртом и опустил
вилку назад.

- Еще пятьдесят грамм для твердости мысли и лимончик для чистоты
звучания голоса.

- Он будет петь, - пояснил Давыд Евгению.

- Кстати, - Валдис вытер губы. – Мы принесли тебе магнитофон для записи
и коллективного прослушивания.

Давыд извлек из клетчатой чемодаообразной сумки пластиковую коробку с
динамиком, отвертку и кусачки. И устроился поудобней у телефонной
розетки для подключения. Валдис достал записную книжку и схватился за
голову.

- Я же записал ее номер на листок, а потом выбросил. Тебе я не давал
номер?

- Нет, - ответил Евгений, - В том-то и дело. Поэтому я и не могу ничего
сделать.

Валдис выхватил из кармана пиджака авторучку, нашел клочок бумаги и
принялся записывать номера, пришедшие на ум. Затем поменял комбинации
цифр. И вывел заключительное сочетание.

- Неплохой тренинг для выходного дня. Сейчас проверим, как я сдал
аттестацию.

Валдис набрал вычисленный номер. В динамике раздался щелчок, Давыд уже
подключил аппарат. И прозвучало «Алло?», женский голос был искажен до
неузнаваемости.

- Здравствуйте, - бодро сказал в трубку Валдис. – Женю можно?

- Это я, - в голосе прозвучало недовольство.

- Здравствуй. Женя. Это Валдис. Не разбудил?

- Да нет. Я давно. Здравствуйте.

Евгений смотрел на подключенный магнитофон недоверчиво, не узнавал
голоса.

- Женечка, я звоню по своей навязчивой просьбе. Ты помнишь мою просьбу?

- Какую?

- Ну, Женечка, ну проснись, пожалуйста. У меня к тебе была и есть только
одна просьба.

- С подругой, что ли, познакомить?

- Правильно!

- Ну, можно, - прохрипело в динамике.

- Вот так просто? – удивился Валдис без наигрыша. – Ничего не понимаю. С
первого раза не получилось, со второго не вышло, я уж совсем
разуверился, а ты вдруг так просто: ну можно!.. Что, можно прямо сейчас?

- Нет, сейчас-то нет. А Евгений разве ничего вам не говорил?

_ Евгений? Не говорил. Говорил, что ты его чем-то незаслуженно обидела.
Он весь расстроенный. Но речь не о нем. С Евгением мы потом разберемся.
Что же подруга?

- Я видела ее позавчера. Она тоже.

- Что «тоже»? Женечка, не взвинчивай меня!

- Ну, тоже, - пробилась нотка веселости. – Тоже не против. Даже
спрашивала.

- О чем? Она спрашивала обо мне? А я не знаю об этом? Женя, это же
кошмар, это катастрофа. В наш век самое ужасное – отсутствие информации.
О чем она спрашивала?

- Спрашивала «когда». Когда я вас познакомлю.

- Она не спрашивала, какие у меня глаза, волосы, рост, вес?

- Не спрашивала! – прозвучало громко и с иронией.

- Спрашивала только когда и все?

- Этого мало?

- Больше чем достаточно! Какая открытая девушка. Когда!.. Сколько в этом
вопросе трепетности и предначертаний будущего!.. Когда… Что значит
«когда»? Да хоть сейчас!

- Ну, я позвоню ей. Узнаю.

Евгений привлек жестом внимание и прошептал.

- Поезжай за ними!..

- Я без машины, - прошептал в ответ Валдис. А в трубку спросил. –
Сегодня наша встреча реальна?

- Ваша – да, а я – нет. У меня сегодня плохое настроение.

Евгений сделал Валдису выразительную гримасу. Понял?

- Настроение легко поправить!.. Все в наших силах, Женечка!.. Делаем
так. Ты сейчас звонишь подруге Оленьке, и выясняешь, как она располагает
временем. Сегодня. А я тебе перезвоню.

Валдис опустил трубку и показал руками, что фокус завершен. Люсик
зааплодировал. Давыд глянул на часы, время ожидания пошло. Лишь Евгений
оставался в сомнении.

- Есть такая птичка, называется «незвездичка».

Через десять минут Валдис положил в рот очередную дольку лимона и с
демонстративной неторопливостью набрал номер.

- Алло, Женя? Это я, извини за пунктуальность…

- Значит так, - зазвучал из динамика бодрый голос. – Она работает по
другому графику. Это я два дня через два, а у нее пять дней и выходные,
как обычно. Но сегодня она уже никак. Ей лучше в пятницу. Чтобы на
следующий день выходной.

- Я уже в нетерпении! А пораньше нельзя? В среду, например?

- Ну, звоните. Вы звоните. Потому что я ваш телефон куда-то задевала.

- Я позвоню во вторник. Готов в любой вечер. Чем раньше, тем лучше.

- Только предупреждаю, она с балкона прыгать не будет.

В динамике застонали короткие гудки. Сидящие за столом хохотнули.

- Я польщен, - рассмеялся и Валдис. – Однако, прошу заметить, все
решилось

- Отключать? – спросил Давыд, кивнув на магнитофон.

- Да, - сказал Валдис. – Перенеси его в комнату. Установи там. Теперь,
Юджин, часть звонком тебе придется записывать. Как только скажут пароль,
сразу включаешь машину.

Перешли в столу с картами. Закурили. Валдис произвел сдачу.

- Мизер, - торжественно объявил Евгений.

- О!!! – прозвучал хор в три голоса.

Валдис открыл прикуп. Семерка и восьмерка черной масти.

- Я могу записать себе два виста? – спросил Валдис.

- Можешь, - снисходительно кивнул Евгений, взяв прикуп.

4

Оленька позвонила в понедельник после обеда.

- Женя, приезжай срочно. Встретимся у магазина телевизоров. Если будет
моросить, то внутри. За час успеешь?

Сыпал мелкий, холодный дождь. Листья на деревьях висели как тряпки.
Встретились в магазине. Серый ковролин оттенял пустоту шикарного
заведения.

- Сейчас ко мне придет мужик. Прибыл оттуда. Привез привет от Бахчи.

Оленька говорила серьезно. Ее манящие глаза в такие минуты становились
отталкивающими.

- Он попросит остановиться. А для моего конфликта с соседом это очень
кстати, сама понимаешь.

Конфликт с соседом вспыхнул у Оленьки два года назад. Третьей
квартиросъемщицей в коммунальной квартире, куда въехала Омутова, была
старушка. Пенсионерка страдала недугом. Оленька взялась ухаживать, от
денег отказывалась. Делая уколы, она обратила внимание на медикаменты.
Проконсультировавшись, поняла, что обслуживать пациентку осталось
недолго. А значит нужно срочно консультироваться по другому вопросу.
Через полгода бабушка умерла в больнице, о чем сосед узнал не сразу. А
когда узнал, вышел на «конкретный» разговор. Стоя у сковороды с
жарящейся картошкой, он заявил, что поскольку живет здесь давно, то
имеет больше прав на освободившуюся комнату. Им ведь не нужен третий
сосед? Значит, комнату должны «отстегнуть» ему. Оленьке даже стало его
немного жаль. Она принялась объяснять «на пальцах». Чтобы получить
вторую комнату, нужно стоять на очереди. Он стоит? Нет. И не поставят,
потому что живет один. Тут Оленька умышленно соврала. А она живет не
одна и год назад встала на очередь. Поэтому комнату уже переоформили на
нее и мужа.

- Какого мужа? – остолбенел сосед. – Какой он? Где?

- Известно где, - сказала Оля, как о само собою разумеющемся. – В
тюрьме.

Сосед сходил в паспортную службу и дождался Ольгу у сковороды с
очередной картошкой.

- Значит так, Омутова, ты меня обманула. А за обман деньги платят.
Врубаешься?

На его матерщину она ответила крупнокалиберным. И конфликт повис как на
Ближнем Востоке.

- Он захочет остановиться пожить, а сосед тут же пойдет в ментуру.
Заявит. Что я незаконно сдаю площадь. Ему был бы повод. Ты должна мне
помочь.

- Конечно, - согласилась Женя. – Если он из тюрьмы, значит голодный,
полезет обязательно.

- Если привез письмо от Бахчи, то не полезет. У них строго. Это не
менты.

Прибывший оказался каким-то засушенным для своих средних лет. Жене
захотелось нарисовать репейник на обочине пыльной дороги. И взгляд гостя
был колюч, и движения, и манера говорить, и даже лысеющая голова под
пижонской кепочкой казалась покрытой колючками.

- Антоний, - представился он.

«Клеопатра»,- чуть не вырвалось у Жени.

Ольга назвалась сама, назвала имя подруги. Приведя гостя домой,
предложила кофе, предупредив, что для разговора у них не так много
времени.

- У меня есть покрепче, - сказал гость оттуда и улыбнулся. Глаза не
выражали ничего, кроме настороженности.

- Мы не пьем, - возразила Ольга. – Завтра на работу.

Гость поставил на колени сумку из толстого кожзаменителя, извлек коробку
конфет, две упаковки печенья, коробку с сухим тортом, коробку с
бисквитами, коробку с вафлями в шоколаде и три литровых коробки с
соками.

- Это вам от него.

А от себя достал литр недорогой водки и полкило нарезанной вареной
колбасы. Ольга поставила ему рюмку, колбасу переложила на блюдце,
придвинула хлебницу. Глаза взявшего пустую рюмку наполнились тоской.

А стакана нет?

Ольга принесла стакан. Антоний налил до краев и выпил мелкими глотками,
прихлюпывая. Закусил одним бисквитом, съел второй. Попробовал разных
соков. Спросил разрешения закурить. Девушки наблюдали как за животным в
зоопарке. Выпив второй стакан, гость медленно, значимо, достал из-под
свитера сложенный тетрадный листок.

Ольга прочла и сделала Жене выразительно глазами, мол начинается.

- Ты все поняла? – строго спросил гость, покачнувшись. – Бахча мне
сказал, что пока я могу пожить в его комнате.

Ольга села напротив и заговорила медленно, как гипнотизер.

- Остановиться у меня нельзя… Нельзя!.. Тут его комнаты нет… Его комнаты
здесь нет. У нас фиктивный брак. Только фиктивный брак. Повторяю по
буквам. Фи-кти-вный. Я ему не жена. Поэтому здесь ему ничего не
принадлежит.

- Кого? – не понимал опьяневший Антоний. – А комната? Он сказал. Комната
его. Потому что он деньги тебе давал на комнату.

- Деньги он мне давал за фиктивный брак. Заплатил за то, что он якобы
мой муж. На случай, если его задерживают, он женат на ленинградке. На
петербурженке. Но здесь он не прописан. Это моя комната. Принадлежит
только мне.

Женя предупреждала, что Ольга вляпается. Когда бабульку-соседку вот-вот
должны были положить в больницу, к Ольге приехали земляки с Алтая.
Началось когда-то с одноклассника, потом покатили его знакомые. Ребята
привозили анашу. Приезжали раз в месяц, останавливались на пару ночей.
Молодые, отсидевшие по разике, безобидные. И вдруг с ними прибыл битый
волк. Молодежь не позволяла себе по отношению к хозяйке никаких
вольностей. Седовласый их тренер чуть ли не с порога предложил крепкую
руку и благородное сердце. Ольга сначала отшутилась, потом объяснила
вразумительно. Я помогаю из земляческих чувств. Почти что бескорыстно,
но могу ведь и не помогать. Матерый земляк пил весь вечер, а когда
молодые уснули, спросил.

- А на фиктивный брак пойдешь?

Ольга чуть его не расцеловала. Да ведь мне только тебя и надо. Но
фиктивный брак денег стоит. Я вторую комнату хочу прикупить на законном
основании. Дорого не возьму, лишь какую сумму назовут по муниципальным
расценкам и сколько сверху попросят. Договор обильно спрыснули. Ольга
даже чуть не отдалась в благостном хмелю, он предлагал щедрое
вознаграждение, но вовремя спохватилась, потом не отделается. «Развела»
ситуацию классически. Дотянула до утра, вышла якобы за сигаретами, и
уехала к Жене.

Перед регистрацией он предупредил, что у него две судимости, фамилия
Бахчевой, откуда и сокращенная кликуха. На регистрацию она повела его
лишь тогда, когда он полностью заплатил. Втайне от соседа она узнала,
когда бабулька покинула этот мир и быстренько оформила комнату. А Бахча
завис у нее надолго. Соседу говорили. Что это родственник, дядя. Ольга
ночевала то у Шурочки, то у Жени. С помощью то же Шуры удалось выставить
назойливого муженька. Он звонил иногда и угрожал. Если Ольга с его
помощью «отсосала» дополнительную площадь, то и ему хочется чего-то
поиметь. А потом ее вызвали по повестке для дачи показаний. Залетел
голубок в тугие силки.

В письме Ольга прочла возмутительную фразу. «Пусть пока поживет у нас».
И повела атаку, к которой подготовилась заранее. Антоний не понимал.

- Ты очень пьян. Ляг поспи. А потом я тебе объясню еще раз.

- Кого? Да я чуть-чуть всего пивка выпил до этого. Устал просто. Ладно,
я вот здесь. Через час подними. Не забудешь?

- Да ты что!

Он выпил еще полстакана, вскрыл вафли, съел их все, и лег на коврик у
тахты.

- Воспитанный, - отметила Женя.

Телевизор включили погромче, чтобы не раздражал храп.

- Что в письме?

- Оказывается, мой муженек очень меня ценит и любит. И надеется, что я
его дождусь. Представляешь? Я понятия не имела, что должна хранить ему
верность. Оказывается, я его жду, а он мне за это очень благодарен. Он
все осознал. Понял, что жил неправильно. А попал ни за что. Это песню я
слышала с детства. Фантик от конфетки украл, а ему за это пять лет дали.
Он выйдет и начнет новую жизнь. И мечтает связать ее со мной. Не смотря
на разницу в двадцать лет. Я, дескать, нагуляюсь, он все это понимает и
ничего против не имеет. А потом я пойму, что надежнее его человека нет.
Только с ним я смогу создать крепкую семью и здоровый очаг. Очаг, очаг…
Откуда это?

- Очаг папы Карло, - засмеялась Женя. – В который Буратино уткнулся
носом.

- Вот, представляешь? Мы с ним будем строить очаг. Он папа Карло, а я
Буратино. Тут про то, что у нас все будет хорошо… И вот главное. То, к
чему весь базар. Антон парень надежный. Не обидит. И ты его не обижай.
Сдай ему нашу вторую комнату… как тебе нравится? Нашу!.. Половину денег
он будет давать тебе, а вторую половину передавать мне. Деловой у меня
муж, правда? Все распределил, как полагается.

- Жалко, Шура сейчас на работе. Может, позвонить? – спросила Женя.

- Сами справимся. Я знаю, что мне нужно сделать. Паспорт обменять. Мой
побывал в воде, пришел в негодность. Надо страницу со штампом постирать
хорошенько и нести на замену. Ну почему мне так везет на всяких уродов?
Что за судьба такая, что за рок висит? Постоянно что-то висит.

- Да, - согласилась Женя. – Я того повешенного часто вспоминаю. Надо
все-таки заявить в милицию.

- Ну, Женя, ну я тебя очень прошу!.. Ну что, ты никак не можешь забыть?
Не были мы в лесу, и не видели ничего. Забыть не можешь?

- Не могу, - твердо ответила Женя.

Антоний проснулся через два часа. Сходил по надобности, вернулся,
утираясь носовым платком. Он не помнил даже как попал сюда. Разговора не
помнил тоже. Ольга терпеливо втолковала, что Бахча ей не муж, брак у них
фиктивный, она помогла ему по доброте душевной.

- Серьезно, что ли? – удивился Антоний.

- Ну куда еще серьезнее. Я получила комнату согласно очереди на
расширение. Он дал деньги, а я ему сделала фиктивный брак. Чтобы его не
хапали на каждом шагу. Я ему ничего не должна. Сдать тебе эту комнату
никак не могу. Потому что в ней живет она, моя подруга Женя. А
во-вторых, я не смогла бы тебе сдать комнату по той причине, что сосед
постоянно на меня стучит. Если ты здесь будешь жить, он заявит в
милицию. Понял?

- Какой сосед?

- Обыкновенный. Я живу в коммунальной квартире.

- Давай его закопаем.

- Когда надо будет, я тебя позову. А сейчас мне здесь только милиции не
хватало. Если тебе Бахча хоть что-то рассказывал, то ты должен быть в
курсах.

- Про что рассказывал?

- А если не рассказывал, то и знать тебе не надо. Меньше знаешь, крепче
спишь.

- Про анашу, что ли? А ты его на зоне не проведаешь? Ну, чтобы вы
договорились. Ему свиданка полагается.

- Антон, ты вроде бы не тупой. С какой радости я поеду к нему на
свиданку? Даже если б у меня было желание, то я бы не смогла этого
сделать. Мне паспорт надо менять. Я сейчас почти что без документа живу.

Антоний сгорбился, призадумался. Стал чесать колючки на голове. Женя
вдруг ощутила, что от него исходит темнота. Он пропитан насквозь
тюремным сумраком. Как радиацией.

- Оля, я все понял. Ты мне разреши только сегодня переночевать. Сейчас
уже вечер. Я завтра уйду. Потом буду только звонить.

Оленька посмотрела на Женю. Та пожала плечами.

- Хорошо, - согласилась Ольга. – Только ванну примешь. Вымоешься
хорошенько. А спать будешь на полу.

Оленька увела Антона мыться, а Женю, вернувшись, поставила перед фактом.

- Сегодня ночуешь у меня.

Женя рассказала про звонок Валдиса. Про ссору с инвалидом и разрыв
отношений сообщала раньше по телефону, теперь повторила вкратце.

- А что, - игриво сказала Ольга. – Я бы сейчас пошла ради интереса.
Посмотреть на этого героя.

- Ну так давай, Оль, давай. Мне хочется, чтобы ты мозги покрутила этому
Валдису. Я, конечно, Шурочке пообещала, но можно переиграть. Шура
поймет, обидится, но поймет.

- Нельзя. Шура настроилась. Зачем девчонку обламывать?

- Жалко, - вздохнула Женя. – У тебя бы лучше получилось.

5

Шурочка Фалинь пришла на место встречи первой. Посетителей в кафе было
человек десять, казалось людно. Шура заказала мороженое и кофе и, пока
молодящаяся барменша готовила, оглядела помещение. Ей понравился столик
одинаково удаленный и от стойки и от публики.

Однако Женя, появившись, тут же спросила с ехидцей.

- Получше места не могла найти?

- Тебе разве угодишь, - ответила Шура.

Женя придирчиво оглядела прическу Шурочки и наряд.

- Говори ему, что мы вместе учились, вместе работали. В общежитии жили в
разных комнатах. Я не помню, что рассказывала ему про Омутову, но
биографии у вас с ней походи. А вот про то, что нас вместе выгнали с
работы, рассказывать не надо. И про психушку свою любимую не надо. Мы
перевелись в разные больницы и все.

- Да не буду я с ним про больницы.

- Кто вас знает. И ты его лучше не расспрашивай где и кем он работает.
Он правды не скажет.

Валдис вошел в шикарно расстегнутом плаще и широкополой шляпе.

- Добрый вечер. Валдис. Фамилию называть не буду, она у меня не такая
звучная. А назвали меня так потому, что родился в Риге. В братские
времена. У меня мама латышка. А папа коренной ленинградец. Но остался
там, с ней. А вы, насколько я понимаю, Оля?

- Да. И фамилия тоже не очень звучная. Омутова.

- Ничего себе! С такой фамилией да в наше время!.. Утопиться можно.

Смотрел он взглядом изучающим, но улыбался непринужденно. Женя сказала,
что ее зовут женя, и ей тоже очень приятно познакомиться с Валдисом.
Валдис не понял шутки и оглянулся на стойку бара.

- Здесь не обслуживают, как я понял? Нужно самому?

От стойки он вернулся с двумя фужерами, в которых пузырился
бледно-желтый напиток.

- Извольте.

- А себе?

- К сожалению, за рулем.

- Это дело поправимое, - предложила Женя. – Можем куда-нибудь поехать.
Где машину можно оставить до утра. Если вы не против.

По лицу Валдиса пробежала тревога.

Женечка, мы разве не переходили на «ты»? Мне как-то режет слух твое
обращение. Мне казалось, что мы перешли границы содружества независимых
государств.

- Может и перешли, - весело ответила Женя. – Но потом вернулись обратно.

- Ах вот как?

Валдис подошел к стойке и вернулся с еще одним фужером шампанского.

- Переходить на «ты» следует торжественно. Такая церемония называется
брудершафт. Но поскольку нас трое, то мы выйдем за рамки условностей.
Выпьем не брудер, а трудершафт. Вернее, драй-шафт. За точность
определения не ручаюсь. Если б я хоть немного понимал в немецком.
Брудершафт -–это когда двое выпивают, переплетя руки, а потом целуются.
Нас трое. Поэтому действо драй-шафт, что означает трое под шафе, начнем
так… Поднимаем, встаем… Переплетаем руки… Женя, ты свою через Олину, а я
вот так через ваши…

Барменша и посетители обратили внимание на происходящее в центре зала.

- Теперь медленно выпиваем… Не мешая друг другу…

Наблюдающие повернулись, чтобы лучше видеть.

- Бокалы желательно разбить, швырнуть через плечо. Но здесь ковровое
покрытие, все предусмотрели… А теперь целуемся. Одновременно.
Встречаемся губами вот в этой точке. Поехали!…

Соприкоснувшись щеками, троица смачно озвучила поцелуй.

Кто-то зааплодировал.

- Кланяться не будем, - сказал Валдис и сел первым.

- Ой, ничего себе, - ахнула Женя. – Залпом столько шампанского!.. У меня
поехало!..

- Ты такая непосредственная, - улыбнулась ей Шура с явным намеком.

- Ой, Шура, - отмахнулась Женя.

- Кто такой Шура? – быстро спросила подруга.

- Ой, - Женя прижала к губам ладонь. – Это один мой знакомый…
Показалось, что сидит за тем столом… Ничего себе, я опьянела!..

- Значит, пора тебя отвезти по известному адресу, - сказал Валдис так,
будто пошутил.

- Домой, что ли? Не хочу я домой.

- Почему – домой? – удивился Валдис как ни в чем ни бывало. – На
работу. На место твоей службы.

Шура внимательно смотрела на Женю. «Только не вздумай отказаться!» –
кричал ее взгляд.

Девушки оговаривали варианты разбирательств по поводу Жениного отказа
ухаживать за инвалидом. Валдис будет оправдываться. Либо извиняться.
Либо отказываться от содеянного, заняв позицию «меня не так поняли». Он
мог вообще не затрагивать тему жениного разрыва с Евгением. Такой
вариант девушки тоже допускали. Мужчина приехал знакомиться, остальное
потом, это ваши проблемы. Но произошло неожиданное. Он вызвался отвезти
туда, куда Женя решила больше не появляться. Как будто ничего и не было.

Женя, показывая, что она сильно пьяна, достала сигарету.

- Мы, кажется, должны о чем-то поговорить?

- Мы не должны ни о чем говорить, - ответил он. – Так будет лучше всего.

«А ведь ты прав, сволочь, - согласилась Женя про себя. – Получается, что
ты прав, а я выделываюсь.»

- Может быть, еще шампанского? – спросила она у подруги.

Шура застрелила ее взглядом.

- Итак, поехали, - сказал Валдис твердо, настаивая.

Женя прицелилась сигаретой ему в лицо. «Почему ты, сволочь, не даешь мне
прикурить?» И спросила.

- Вы уверены, что меня там ждут?

- Женечка, - словно приласкал ее Валдис. – Мы только что перешли на
«ты».

- Так опьянела, что совсем забыла? – поддержала его Шура.

- Можно подумать, что ты трезвая. Трезвенница, блин.

Женя держала сигарету вытянутой, но Валдис огня не давал.

- Женя, мы вот как сделаем. Мы сейчас позвоним. Я позвоню, а ты будешь
рядом. Я задам несколько вопросов. Ты их услышишь. И услышишь ответы. И
поймешь, ждут тебя, или нет. Годится?

Элегантный таксофон, защищенный овальными пластиковыми стенками,
находился на улице при входе. Валдис достал магнитную карточку, вставил
ее, быстро набрал номер.

- Алло, привет, это я! – заговорил он специально громко. – Ответь на
один вопрос!.. Внятно и погромче!.. Ты был бы рад, если б сейчас к тебе
приехали мы с Женей?

Он протянул трубку.

- Я был бы очень рад! – услышала Женя. – А где она? Ты уже встретил их?

«Сволочи, они договорились.»

- Да здесь я, здесь, - произнесла Женя вслух.

Шура смотрела, как подруга трезвеет, и не могла скрыть радости.

- Хорошо придумано. Спасибо.

Валдис скромно кивнул головой.

- Я поняла, - отвечала Женя на вопросы. – Хорошо… Я все поняла… Мне
нравится такое предложение… только предупреждаю: я не умею!.. Знаю чисто
теоретически… Ну. Если под твоим чутким руководством, тогда конечно…
Ладно… Поняла, все куплю… Валдису трубку давать?..

- Уже едем! – крикнул Валдис и водрузил трубку на место.

Ехали молча. Уместно звучал шлягер. Шура не знала о чем говорить,
поглядывая на улыбающуюся Женю. Жене не хотелось говорить, потому что
хотелось танцевать. А Валдису не хотелось говорить от приятного
ощущения, что сейчас в его словах никто не нуждается.

Неожиданность произошла, когда подъехали к дому. Остановились, Валдис
выключил двигатель, а Женя вдруг протянула ладошку для прощания.

- Спасибо и адью! Дальше я сама. Что вы так смотрите?

- Евгений не сказал мне, что…- произнес неуверенно Валдис.

- Он мне сказал, - подмигнула ему Женя.

Она вышла из машины, помахала через стекло Шуре. Потом сунула руки в
карманы и замерла, улыбаясь.

- Чего она ждет? – спросил Валдис.

- Не знаю, - ответила Шура.

Валдис выглянул из машины.

- Женя, ты чего ждешь?

- Когда вы уедете.

- Если она ждет, когда мы уедем, - дернула Шура Валдиса за рукав, -
значит нужно ехать.

- Мы уедем, а она уйдет. Я не уверен, что она поднимется к нему в
квартиру.

- Какой смысл был ехать в такую даль? – удивилась Шура.

В стекло постучали.

- Вы долго будете стоять?

Валдис прикурил и повернул ключ зажигания. Машина тихо покатилась вдоль
здания, но, повернув за угол, остановилась.

- Смотри!..

Шура невольно вскрикнула. Женя уходила от подъезда в противоположную
сторону.

- Ладно, поехали, - Шура положила руку на его плечо. И тут же убрала,
словно позволила лишнее. – Я завтра позвоню ей и узнаю в чем дело. Ну не
ловить же ее.

- Вот черт! – Валдис был не на шутку раздосадован.

Ехать предстояло долго. Валдис, когда услышал адрес, даже присвистнул.
Сначала он включил музыку, но когда кассета закончилась, новую не
поставил. Он принялся вслух анализировать поведение Жени. Себе он
показывал, как фигуру неверно поняту. Шурочка привела факт, который его
не украшал. Он виновато согласился. Остановились у ярко сияющего
торгового центра.

- Надо чего-то взять. Этого самого.

- Зачем покупать гадость. Сейчас же нет качественных напитков. А у меня
дома спирт. Чистый, медицинский. С работы носим. И тоник есть. Очень
хороший напиток получается.

- На животных испытано?

Шура заметила, что Валдис поскучнел.

Когда приехали, он, взглянув на дом, произнес многозначительно.

- М-да!..

- Когда рухнет, тогда нас переселят. На кладбище.

Коммунальная квартира предназначалась на двух хозяев. Но соседи не жили.
Пытались как-то сдать пустующую жилплощадь студенткам. Шура даже
обрадовалась, что станет веселее и не так страшно. Студентки съехали
через месяц. Поэтому Шура считала себя обладательницей однокомнатной
квартиры.

Стол накрылся проворно. Валдис смотрел телевизор, изредка отпуская
замечания, но уже не такие остроумные, как в кафе.

- Ты все из-за Жени переживаешь? – спросила Шура, когда выпили по второй
без вдохновенья.

Валдис набрал номер телефона и тут же положил трубку. Выпили еще и он
повторил звонок.

- Странно. Занято и занято.

Шура начала сердиться. Она ждала атаки. А его интересовал только
телефон. Шура перешла к повествовательной части знакомства. Повела
рассказ про детскую школу, юность и свои способности, которые привели в
северную столицу.

- Откуда, откуда? – переспросил он. - Извини, Оленька, я не расслышал.

- Из-под Новосибирска, - повторила она.

В его глазах блеснули искорки восторга.

И тут погас свет. Шура не успела понять, что его так удивило.

- Не обращай внимания, это у нас часто бывает. Это не пробки. Если
вырубается, то весь подъезд. Кто-то обогреватель включил. Обычно идет
включать тот, кто виноват.

Минут через десять продолжения рассказа Валдис не выдержал.

- Покажи где это. Ну, нельзя же так.

Шура, вздыхая, дала ему фонарик, отвертку и пассатижи. И посоветовала
одеться, так как щит в другом подъезде. Дверь в подвал она умело открыла
загнутым штырем.

- Знакомая система, - усмехнулся сокрушенно Валдис, осветив не
закрывающийся щит. – Какой умник здесь ковырялся? Столько намудрить.

- Все жильцы приходят, - пояснила Шура. – Каждый делает по-своему.

- И без жертв? – удивился Валдис. – Наверняка в этом подвале есть
захоронения.

Он решил проверять методом «тыка», замыкая по очереди контакты рядом с
предохранителями. Шура ушла на улицу. После каждого замыкания Валдис
выбегал и спрашивал «Ну как?» На третий «ну как» Шура крикнула, что
свет в подъезде загорелся везде, кроме ее этажа. Пришлось сделать еще
три пробежки.

Когда вернулись и он мыл руки, Шура быстро переоделась в халат.

- Устал? – спросила с искренним сочувствием.

- Размялся что надо. Сейчас хоть на высоковольтный столб.

Шура прияла его слова с воодушевлением, налила, поднесла закусочку.
Халат был готов распахнуться на вздымающейся груди.

Но Валдис, допив чай, встал из-за стола.

- Я, пожалуй, поеду.

Шура от неожиданности рассмеялась.

- А что не так? Скажи честно.

- Да все нормально. Был рад знакомству. Но… ты не обижайся… Я ехал
знакомиться с девушкой по имени Оля. А ты ведь не она.

- Ну и что? – резонно спросила Шура.

- Действительно, - согласился он. – Спасибо, все было хорошо.

- А как меня зовут? – спросила Шура игриво.

- Не знаю. Но вы хорошо меня разыграли. Женя в кафе как-то странно
упомянула какого-то Шуру. Я тогда заподозрил неладное. Может быть, тебя
зовут Шура?

- Может быть.

- Ну, а потом… Женя рассказывала, что у Ольги на работе конфликт, она не
ходит, могут уволить. А у тебя на работе дружный коллектив, спирт
носите. Да и в кафе ты приехала после работы. И еще одно. Женя говорила,
что Оля ее землячка. С Алтая. А ты из-под Новосибирска.

- Это недалеко, - усмехнулась Шура. – Сообразительный какой мальчик.

Валдис подошел к телефону, набрал номер и воскликнул.

- Опять занято! Ничего не понимаю. Я звоню к евгению. К которому Женя
все-таки не пошла.

- С ним ничего не могло случиться?

- Это меня и беспокоит. Надо ехать.

- Куда? Ты же выпил.

- В это время проскочу. Спасибо за гостеприимство. Ты хорошая девчонка.
Не скучай. Может быть, еще увидимся.

Он поцеловал ее в щеку.

Из окна Шура глядела на удаляющиеся огоньки машины, пока они не
растворились за чернотой деревьев. Вдруг захотелось прыгнуть с балкона.
Но балкона не было. От пришедшего желания она рассмеялась. Горько, до
слез.

А Валдис приехал на одну из темных улочек возле нарвских ворот. В темном
подъезде особняка он дважды нажал на кнопку, которая находилась не рядом
с дверью, а в самом неожиданном месте.

Дверь открыл Нифонт. На вопрос кто звонил за прошедшее время ответил
зевая.

- Только жена. Спрашивала, в какое именно время ты уехал в командировку.

- У нее точно есть любовник.

- Про любовника она не говорила.

Прошли в комнату отдыха, где по видео шел порнофильм.

- Опять смотришь всякую гадость.

- Женщин сюда водить запрещается. Так хоть посмотреть.

- В одиночку – это чревато.

- А это моя одиночка.

Валдис набрал номер. С удовлетворением услышал длинные гудки. Дождался
когда снимут трубку.

- Алло, это я… Я хотел узнать… Понял.

- Ответили не очень вежливо? – догадался Нифонт.

- Просто послали.

Валдис достал из дивана одеяло, взбил подушку. Посмотрел некоторое время
на телеэкран, еще раз подошел к телефону, стал перед ним на колени.

- Ну позвони, Матросов, позвони!

Нифонт покосился на него и достал сигареты. Покурили молча. Валдис лег и
громко зевнул.

- По-моему, ты неплохо провел время. Как бобик? Или как кролик? Что за
женщина была?

- Сегодня я имел!.. Электрический щит!.. Во все дыры.

6

А Женя, проследив за движением автомобиля на выезд со двора,
действительно заспешила в противоположную от подъезда сторону. К
продовольственному магазину. Боялась не успеть до закрытия.

«Сво-олочи- гады, сволочи-гады, сволочи-гады!..- напевала она,
перепрыгивая через лужи. Сегодня она все выскажет в лживые глаза. Он
сказал по телефону, что нужно устроить веселье по поводу непонимания.
Пир недоразумений. Сам придумал, или вычитал где-то? Умник хренов. Для
праздника они должны изготовить блюдо собственными руками. И он сказал
какое.

- Девушка, ну что вы улыбаетесь, а ничего не говорите?

Женя увидела перед собой продавщицу, а за спиной еще двух покупательниц.
Ничего себе, задумалась!

- Я разве не сказала? Фарша полкило.

- Фарша нет уже. Берите мясо, дома перекрутите.

- Не перекрутим, так пережуем. Говядины кусочек небольшой… Вон тот, да.
А свинина у вас где?.. Вот этот, поменьше… Сколько все вместе?.. Ого, а
не жирно ему будет? Ладно, все-таки инвалид.

Евгений, открыв дверь, спросил удивленно.

- Ты одна?

- Я решила, что так будет лучше.

- Молодец! Я а терялся в догадках. Как мы будем сидеть вчетвером? Валдис
распушит перья перед долгожданной Ольгой… А мы с тобой, из-за кого,
собственно, эту встречу и организовали…

- Что-что-что? Ну-ка, ну-ка, поподробней…

- Нет, с твоей подружкой Ольгой он действительно хотел познакомиться. Но
позже, когда решаться кое-какие проблемы. А на сегодняшней встрече он
настаивал для того, чтобы ты сюда пришла. Чтобы устранить глупые
недоразумения.

- Значит, я правильно сделала, что отправила их?

- Более чем.

Женя, радостно скинув куртку, залепетала, что она пьяна и желает только
готовить. Только пельмени, больше ничего, никаких воспоминаний про кто
что сказал, и кто не так понял. Она лучше расскажет ему по ходу дела,
как состоялось знакомство с Ольгой. Народ в кафе уписался. Они выпили
такой брудершафт, какого еще никто не видел. Она предлагает исполнить
такой же, если что-нибудь есть.

- Конечно, - сказал Евгений зачарованно.- Ведь я же готовился.

Женя опустилась на одно колено, чтобы удобней переплелись руки. Выпив,
обхватила рукой его шею и поцеловала в губы. Быстро, но крепко, со
звуком.

- А теперь начнем лепить пельмени. Только предупреждаю, я ничего не
умею.

- У меня есть книга.

Книга лежала на столе, открытая на интересующей странице. Евгений
зачитал нарочито громко.

- Мука – триста грамм, масло сливочное – пол столовой ложки, вода – три
столовых ложки, соль на кончике ножа… Нож у нас имеется… Далее, значит…
Из муки, масла, соли и воды замешать тесто и оставить на тридцать минут.
Да, яйцо – три штуки.

- Одного хватит. – сказала Женя, убирая со стола. – Без яиц тесто
получается мягче.

- Так-то мы ничего не умеем.

Он собрал мясорубку и помахал над головой съемной ручкой. Это его
орудие, он будет крутить, а ей нож для разделывания. Вспомнив что-то,
Евгений выехал в коридор, снял телефонную трубку и положил рядом с
аппаратом.

- У нас занято. Потому что мы заняты.

И работа закипела.

- О нас можно писать в газеты. Лучшие пельменоводы. Неужели мы с таким
же фанатизмом будем их есть?

- Предлагаешь не делать?

- В морозильнике лежат покупные. В воскресенье ребята принесли.

- Мы договорились сделать и съесть. Вместе.

Она увидела его взгляд с хитринкой.

- Правильно, Женя, мы вложим в наше произведение все лучшие помыслы.
Ничто так не сближает мужчину и женщину, как пельмени. А чтобы работа
шла веселей, нужно что-нибудь рассказать. Хочешь, Женя, я расскажу тебе
историю о том, как я стал инвалидом?

Такого поворота она не ожидала, и напряглась на мгновенье, чтобы
ответить с иронией.

- Еще бы! Наконец-то я услышу историю про это.

- Дело было в Нагорном Карабахе.

- Никогда не была в Нагорном Карабахе.

- Там очень красиво. В этом Карабахе-барабахе. Очень красиво. За
обладание красотой и проливается чаще всего кровь. О том, как мы туда
попали, рассказывать не буду. Это была затянувшаяся командировка. На
армянской стороне появление наших ребят не было редкостью. Кто за идею,
кто ради денег, кто от нечего делать, в поисках приключений. Много
сброда теперь с оружием шатается. Дождались свободы. Страшные люди с
красивым автоматом Калашникова. К нам относились уважительно.
Спрашивали. Когда мы начнем активно учавствовать в боевых действиях.
Если вы на нашей стороне, то почему не помогаете, удивлялись командиры.
Мы помогаем, собираем информацию, у нас приказ ждать своего часа. Так
отвечали мы. И эта многозначительность производила впечатление. Как
любая тайна. И мы дождались своего часа. Своей тайны. Как-то вечером
приходит наш проводник, армянин, который связывал нас с местностью.
Приходит не один. Приводит трех азербайджанцев. Мы сначала подумали, что
это пленные. Оказалось. Что не все так просто. Азербайджанцы нам
открытым текстом. Ребята, у нас к вам дело. К армянам с таким делом
обратиться не можем. Вот деньги, очень хорошие деньги. Ваша задача
атаковать ночью вон ту высоту и взять ее. Ага, понятно, провокация, мы
атаковываем и попадаем в засаду. Никак нет, говорят нам, засады не
будет, эта местность как на ладони, ее даже заминировать нельзя, потому
что склон под обстрелом. Понятно, говорим, мы наступаем, ваши как бы
отступают, создают видимость тяжелого положения, и вам дают
подкрепление. Нет, отвечают, неправильно, никто из наших просто так
уходить не собирается, будут драться. Но вы должны взять высоту.
Артподготовку проведут армяне и создадут видимость атаки слева. Когда
возьмете, в таком-то окопе найдете ящик со второй половиной денег. А
первая половина вот. И вручают командиру вот такую пачку. Вам нужно
будет продержаться с утра до обеда. Потом уходите. И перед нами повисла
тайна, узнать которую захотелось во что бы то ни стало. Это было нашим
заданием. Какие руки передвигают солдат и технику по шахматной доске
Карабаха. И мы согласились. Под утро взяли высоту, и, чего уж совсем не
ожидали, нашли деньги. Обещанную вторую половину. Но командир пришел к
выводу, что уйти нам лучше раньше положенного срока. Мы не разгадали
тайны. Но поняли, что нам не позволят ее разгадать. И командир сделал
маневр, какого не ожидали ни те, ни другие. Мы кинулись в очередную
атаку. От чего обалдели азербайджанцы. А отступили не назад, а на
звериную тропу в горы, где не пройдет никакая техника, только пешком, а
значит за нами не угнаться. От этого у армян глаза на лоб полезли. И на
нас двинули с двух сторон по отряду. Но мы переиграли их по времени. Нас
хотели наказать за нарушение договора. Но мы поняли. Что ни о каких
договорах с этими людьми не может быть и речи. Это их война, и нам лучше
поменьше знать об этой войне. Поэтому уносили ноги. Уцелели все. Одного
меня швырнуло взрывной волной на камни. Ребята вынесли. По возвращению
нас расформировали. Нельзя было нарушать приказ.

Женя дослушала, куря сигарету. Тесто лежало округленно готовым. Фарш
розовел от желания в округленность запрыгнуть.

- Я просто уверена, что ты умеешь хорошо лепить пельмени.

- Я, как Карлсон, самый лучший лепитель… лепщик… ваятель… В общем, в
моей коляске только пропеллера не хватает.

- Поэтому, давай, я буду раскатывать лепешки, а ты…

- Слон извалялся в муке, подходит к зеркалу, посмотрел на себя и
говорит. Ничего себе, пельмешек получился.

Женя из длинных колбасок теста нарезала ровные куски и раскатывала. Его
пальцы нежно вминали в лепешки чайную ложку фарша и с поразительной
быстротой залепляли края. Глядя на его пальцы, она почувствовала, что на
смену хмельной волне настроения подходит другая, тяжелая.

- Угадай, чего я сейчас хочу? – быстро спросила Женя.

- Еще один брудершафт!

- Правильно!

Быстро приготовили необходимое, словно опасались не успеть. Поцелуй
растянулся и оборвался без звука.

- Сколько много еще лепить, - сказала она, чтобы скрыть смущение. И
поняла, что он тоже не знает, о чем говорить после произошедшего. -
Давай делать фокусы?

- Говори какие, я сделаю.

- Я дома любила шутки устраивать. Один кусочек фарша напичкаю солью, а
другой перцем.

- Это называется мина. Можно и гайку залепить.

- Гайку опасно, ты что!..

- Нет, мины я готовить не буду. Я лучше в каждый пельмень буду
заворачивать желание. Кто какое проглотит, у того такое и свершится.

- У нас много фарша. Мы не объедимся желаниями?

- Я загадаю лишь одно.

Евгений набрал ложку перемолотого мяса и посмотрел на него так, словно
вогнал туда мысль. Затем переложил розовый шарик на самую большую
лепешку и что-то прошептал. Жене показалось, что она расслышала фразу.
Этот пельмень опустили в закипевшую воду первым.

- А хочешь, я тебе еще историю расскажу?

- Конечно, хочу.

Эта история о том, как меня шарахнуло в Чечне. Там творилось что-то
невообразимое. Казалось бы все ясно, здесь мы, там они. Но из-за
долбаных правозащитников мы получались захватчиками, а они борцами за
свободу. Что для них свобода, ты знаешь, много раз по телевизору
показывали. Мы и не уходим, и нам не дают возможности разделаться с ними
до конца. Они творят что хотят, а мы только утираемся. Такой пример.
Наши ребята отслеживают Масхадова. Докладывают, что тогда-то и тогда-то
он проедет там-то и там-то, прикажите взять. Приходит приказ. Не
трогать, пропустить. Вот такая была свистопляска. Ну и я попал в
историю. На соседний блок-пост произошло нападение. Нам кричали по
рации: помогите, помогите огнем, броней, только помогите!.. Мы на связь.
Так и так, надо помочь, соседи-омоновцы гибнут, наши ребята. Нам приказ.
Сидеть, это провокация. Утром другой приказ. Проверить блок-пост
соседей, узнать, что у них там было. Мы к ним, а там отрезанные головы,
изуродованные тела. Нам все стало ясно. Скоро и наш черед. Мы не
помогли, значит, и нам не помогут. Нельзя воевать, если каждый думает
только о своей шкуре. И буквально через три дня напали на нас. Мы
готовились, отдыхали днем. Чтобы ночью не оплошать. И все остались живы,
отбились. Одного только ранило. И точно так же по рации нам давали одну
помощь: держитесь, ребята. Утром приезжают. У майора глаза на лоб
удивления. Все живы? Ну, а вообще как дела? Я ему и ответил. Он
усмехнулся, дескать, юмор ценит, и пошел, баран, смотреть, что и как
было, покажите мне детально. Шагов двадцать сделал, и тут как шарахнет.
Эти гады ночью фугас заложили. Его насмерть, а меня спиной о бетонный
блок. Так и не ответил, понравилась ему моя шутка или нет.

- Как ты можешь? – изумилась Женя. – Ведь его же…

- А мне его не было жаль абсолютно. Ну ни чуточки. Представь только,
этот командир ночью советовал держаться, прийти на помощь боялся с
подкреплением, а утром приезжает такой бодренький, ну, как дела? У нас
дела, говорю, на хорошую букву, товарищ майор. Могу показать, могу дать
подержать.

Женя принялась тщательно раскатывать уже готовую лепешку.

- Я хочу завернуть сюда твои способности придумывать.

- А ты их проглотишь, и будешь сочинять как я?

- Нет, так врать я не сумею.

- Почему – врать? Каждая история правдива. Я мог очутиться в каждой из
них.

- Я могу угадать в какой именно?

- Попробуй.

Он смотрел без лукавства. Но притягательно улыбался. Волнение окатило
Женю снизу до груди.

- Пойдем в комнату. Здесь очень светло.

По пути она выключила свет в прихожей. Он, следуя за ней, положил
телефонную трубку на рычажки.

- Ты сейчас видишь мои отражения, - она огляделась по сторонам. – В
окне, в зеркале, на шкафу, на экране телевизора… Но ты видишь меня не
настоящую… Закрытую видишь… А хочешь увидеть такой, какая я на самом
деле? Хочешь ведь?

- Не стану спорить, - пролепетал он.

Медленно… Торжественно… Грациозно… Женя разделась, как фея. И вздрогнула
от зазвучавшей музыки. Не заметила, как он подкатил к магнитофону и
выбрал удачную кассету.

Обе нежные полусферы, освободившись от прикрытия, угололи темноту
чувствительными наконечниками. Она оставила лишь полоску на бедрах.
Полоска белого шелка усиливала звучание античной красоты, заглушая
современную музыку.

Он коснулся левого жала, сердечного, затем правого, обманчивого.
Кончиком языка снял с них мед сладкий как яд. Пальцы, размятые на
бесформенной белизне, прикоснулись к живой упругости. Сначала кончики,
подушечки, вобрали телесный жар, затем каждая выпуклость ладони вмяла в
трепетание кожи нарастающий пыл. От его творящих пальцев затлел запал,
делая взрыв неизбежным. Перехватило дыхание, когда он тронул главную
струну!.. И аккорд финали покатил с нарастающим восторгом!.. Неужели
сейчас?… Неужели вот-вот!..

Она схватила его за волосы и вонзила в щекотливость усов и бороды свои
маковки, острия, жаждущие поражения, жжения… и грянуло!

Женя со стоном, обессилено повалилась на него, и они рухнули на пол,
перевернув металлическую конструкцию на колесах, чтобы не мешала
прижаться друг к другу.

Зазвонил телефон. Отвратительно вернул к жизни.

Евгений дотянулся до комнатного параллельного аппарата, снял трубку и
тут же положил. Произнеся одну лишь фразу.

- Идите все к известной матери.

Г Л А В А П Я Т А Я

1

Люсик почти бежал от метро к своему магазину. Не захватил зонт, а мелкий
дождь усилился. В метрах тридцати от «Продуктов по оптовым ценам» стоял
знакомый «Ниссан-патрол». Непроизвольно замедлились шаги. Услышав
автомобильный сигнал, Люсик подошел в дверце водителя. Боковое стекло
опустилось. Борис в кепочке указал кивком на сиденье пассажира. Мол,
садись, перекашляем.

- Что за проблемы в такую рань? – спросил непринужденно Люсик,
забравшись в салон.

На саднем сиденье развалился мордоворот в темных очках, Толик.

- Как сам? – задал вопрос Боря с озабоченностью в тоне. Его живот
упирался в баранку руля.

- Трудимся. Вон, видишь.

У входа в магазин стоял грузовик с тентом. Из двери появлялась
нескладная высокая фигура. Давыд принимал мешки из крафта и уносил в
помещение.

- Макаронные изделия, - пояснил Люсик.

- Клиент пошел?

- Пока нет. Бегаю, ищу базы с дешевым товаром. Не раскаченный еще
магазинчик.

- У начальника должен быть автомобиль.

- Надеюсь, что заработаю

Борис вытащил ключ из замка зажигания.

- Пойдем, посмотрим, на какие проценты тебя ставить.

Закрыть машину он не удосужился.

В магазине у прилавка оторопело застыл парень на костыле. Борис
внимательно осмотрел его и спросил.

- Что с ногой?

- Басмачи, - улыбнулся тот и уставился на ценники.

- В кабинет проходим, в кабинет, - громко заторопил Люсик.

Толик в темных очках у служебной двери оглянулся на посетителя с
костылем. Как только две грузные фигуры протиснулись в подсобный
коридор, Люсик закричал.

- Э! Куда, блин, мешки ставишь?

И, подскочив к Давыду, прошипел.

- Нифонту исчезнуть! Немедленно!

В следующую секунду он уже входил в кабинет директора. И услышал голос
Толика.

- Хромой очень похож на того, который запрыгивал в девятку. Он был в
маске. Но ростом похож. Фигурой. Он прыгнул, а я в это время таранил,
дверца у них отлетела, и ему должно было ногу задеть.

Борис сидел за директорским столом. Поглядел на Люсика строго.

- Этот, с костылем, кто такой?

- Клиент, - не моргнув, ответил Люсик. – Третий раз пришел. Спрашивает,
что у нас да как. Типа вас. Насчет оплаты.

Животы переглянулись.

- Ну-ка, позови его.

- Да странно как-то, - выразил удивление Люсик. – Звать незнакомого
человека… А что, надо? Хорошо, понял. Сейчас.

Он вышел и тут же вернулся.

- Вот это номер! Его уже нет. Испарился. Вы его знаете?

- Ушел? На костыле?

- И на улице нет. Я выглянул – нет. Как сквозь землю.

Борис выругался.

- Неужели он один из тех? Машина у него была? – И сам себе ответил. –
Машин у магазина не было. Только грузовая.

- Может быть, во дворе? – азартно предположил Люсик. – За углом двор
небольшой. Туда машины часто ставят.

- Сходи, глянь, - приказал Борис.

Ледокол в темных очках вышел. Борис достал записную книжку.

- О чем он спрашивал раньше. Конкретно.

- Ну, это… Тоже, как и вы, сначала как дела, когда открылись, какой
оборот… А потом так… ну, что, говорит, вам нужна крыша. А я от Паршина.

- Что?! – взревел Борис и даже хотел встать.

- Он сказал так. Вам нужна крыша, я от Паршина. Я такой не понял. Да нам
не надо, говорю, мы как бы платим, Котовскому. Ну, он ушел, значит…
Приходит второй раз. А дайте мне телефон этого Котовского, которому вы
платите, мы с ним перетрем вопросы. А я типа, да нету пока. Когда будет,
- дам. А сегодня, видишь, я не врубился, что надо было вас сразу
познакомить.

- Ты нас развел, ты понял? – грозно спросил Борис.

- А вчера еще двое приходили, - продолжил испуганно Люсик. – Ну чо типа,
чуваки, на пальцах так, надо капустой делиться. А я такой, ну сейчас,
пацаны, позвонить надо Борису. А они: какому на хер Борису? Ну, кассир,
говорю, сейчас приедет и выдаст вам капусты. Ну, как ты наказывал.
Ребята свалили. Попробовали угрожать, а у меня Давыд вышел. Высокий
этот. Завалит кого хочешь.

Вошел мужественный носитель темных очков при дождливой погоде.

- Машины за углом были. Там хорошее место. Не видно с дороги.

- Да тут уже все ясно, - кивнул ему Борис. – Значит так, парень. Как
тебя, Глеб? Слушай внимательно, Глеб. Как только появится это этот дух
на костыле, сразу же сообщи. И зацепи его. Скажи. Что согласен платить,
потому что понял, что эта территория -–не территория Котовского. А если
он от Паршина, то платить будешь. Но не ему, а его шефу. Ты будешь
разговаривать только с шефом.

- С Паршиным? – задал наивный вопрос Люсик.

- Да нет! Паршин такой херней не занимается. Бригадиру. Тому, кто над
ним старший. Его бригадир нам нужен позарез. Если поможешь нам взять их,
– машина тебе гарантирована.

- Так-так, - Люсик заинтересованно облокотился на стол. – начинаю
врубаться.

- Смотри дальше. – Борис вытащил из записной книжки фотографию. – Ты
сейчас катаешься по базам, ищешь связи, это хорошо. Как только тебе
попадется на глаза вот эта девятка... Вот ее номер... У нее сейчас
должна быть другая задняя дверь… Фотка плохая, снимали в темноте… Как
только увидишь – сразу нам… нас очень интересует хозяин этой машины.
Очень нужно узнать кто он такой. Понял? Если найдешь, эта машина будет
твоя. Личная.

- Это стимул, - улыбнулся Люсик.

- И еще вопрос. Этот инвалид… на котором числится магазин… Он кто?

- Вот его трогать не надо, - протестующе поднял руки Люсик. – Он мой
друг. Парень прошел Афган. Он не при делах. Здесь только часть его
начального капитала. Я лучше закрою эту лавку и пошлю подальше этот
бизнес. Мне друг дороже.

- Нормальный ход, - кивнул уважительно Борис.

Вышли в коридор и темные очки блеснули вопросом.

- Сколько у вас телефонов?

- Один. В кабинете.

- А кабелей протянуто два, - Толик показал на стену под потолком. – Там
тоже есть телефон? – он указал на двери дальше по коридору.

- Был, наверное. Это старые провода, - махнул рукой Люсик. – Тут же до
нас какая-то контора была.

- Ладно, - Борис хлопнул его по плечу. – Ты, кстати, пьющий?

- Очень в меру, - серьезно ответил Люсик. – Жена не разрешает. А что,
надо проставиться? Я не против.

- Да нет, - Борис подал руку для прощального знака. – Надеюсь, ты все
понял. Да, но мы же приходили к тебе по другому поводу. А по какому?

- Откуда он знает фамилию Котовский? – сказал, как проворчал Толик.

- Из истории гражданской войны, - улыбнулся Люсик и быстро продолжил. –
Я понял вопрос. Значит, так было дело… Я, когда решил магазинчик
открывать, консультировался у знакомых. У тех, кто давно уже торгует.
Ну, как вести дела, документы, и так далее. А главный вопрос, конечно,
что делать, если рэкет наедет? Мне один чувак и посоветовал. Ракете
говори сразу. Что под крышей Котовского работаешь. Ну. Я так вам и
сказал. Я же не знал. Что вы от него. А что вас удивляет? Или вы не от
него? Мужики. Я должен знать точно. А то наедут другие. Этот, на
костыле, приедет с бригадой. Вы на «патроле», а они на бэтээре прикатят.
И что?

- Не прикатят. Этот район контролируем мы. А с этими наглецами нам очень
нужно разобраться.

Люсик проводил их до машины. Затем подошел к грузовику. Дождя он не
замечал.

- Ты бы хоть помог, - сказал Давыд. – Я уже запарился.

- Работайте, товарищ, работайте, - сплюнул под ноги Люсик. – Труд
облагораживает даже лошадь. И делает человека горбатым.

Он позвонил Евгению и передал информацию для Валдиса.

Валдис появился в магазине через три часа.

- А чего это ты? – спросил он, разглядывая рабочее одеяние Люсика.

- Машину разгружали, - ответил тот, закрывая дверь черного входа. – Ты
уже завалил товаром. Хватит.

Закрылись в комнате отдыха.

- Это они, - начал злобно Люсик. – Борис человек Паршина. А мордоворот
таранил тебя на черном «джипе». Они точно должны знать, где Матросов.

- Ну, все, - откинулся на спинку дивана Валдис. – Докладываю шефу, и
будем их колоть. Или мочить.

- Не знаю, не знаю… Дело в том, что ты в розыске. Нифонт тоже. Нужно его
переселять отсюда. Они сфотографировали машину. Ищут по номеру. Мне за
поимку тебя обещан автомобиль. Тебе тоже нельзя здесь появляться. Теперь
по нашим телефонам рискованно вести прием информации. Не знаю, насколько
сильны эти ребята… Мордатый по проводам определил, что у нас два
телефона. Им ничего не стоит подключить прослушку. Шеф сюда может
позвонить?

Шеф звонит мне только на трубку..

- Если они начали серьезную охоту на тебя, значит, Матросов ничего им не
сказал.

- Начни сначала, – попросил Валдис.

Люсик закурил.

- Если б я работал в разведке, то сегодняшний день считал бы днем
большой удачи. Случай дается разведчику только один раз.

- Если б ты работал Штирлицем, и начинал доклады в Москву с таких
приамбул, то тебе влепили бы таких звиздюлей на погоны, что ты бы
окончил службу не полковником Исаевым, а сержантом Исайченко.

- Я бы ушел на другую сторону.

- Москва предусмотрела бы и такой вариант. И сделала бы тебя рядовым
Исаевичем.

- Итыз нот. Исаевичи рядовыми не бывают. Это я тебе говорю.

Когда серьезный разговор закончился, Люсик проводил Валдиса и вышел в
торговый зал.

- С завтрашнего дня девушки уволены.

В наступившей тишине звучно прошелестела газета, которую Давыд
неторопливо сложил вдвое, потом вчетверо, потом еще раз, и лишь затем
швырнул на прилавок. Он встал. Потянулся, словно устал от сидения и
направился к двери.

- Ты куда? – звонко спросила Галя-продавец.

- Покурить, - ответил Давыд.

- Я тебе покурю! – взвился голос Гали. - Вы же говорили, что здесь все
будет спокойно.

- Почему нам нельзя больше работать? – спросила Галя-кассир у Люсика. И
тоже взяла голосочком повыше. – Почему?

- Потому-шта, - выразительно произнес Люсик, пародируя знакомую манеру
речи.

- Маме как я объясню? – задала еще вопрос Галя-кассир.

- Почему ты должна что-то объяснять маме? – атаковал ее своим вопросом
Люсик. – Ничего не нужно объяснять маме. Обстоятельства изменились.

- Изменились обстоятельства, - повторил его слова Давыд, глядя на
Галю-продавца.

- Я знаю, что значит «изменились обстоятельства»! У вас как только
меняются обстоятельства, сразу что-то происходит. Нифонт сломал ногу по
изменившимся обдстоятельствам?

- Нифонт попал в аварию, - пояснил спокойно Давыд. – Тебе же говорили.

- А Матросов где?

- В Москве Матросов! – сорвался Люсик. – Что за вопросы? Где Матросов,
где Матросов? В гнезде!

- Да я задницей чувствую, что здесь что-то назревает!..

- Мне бы такую чувствительную задницу, - сокрушенно покачал головой
Давыд, глядя в пол.

- Не хами! – крикнула Галя-продавец. – А если что-то случится?

- Ну объясни хоть что-нибудь, - уже попросила Галя-кассир.

- Да нечего тут объяснять! – взмахнул руками Люсик. – Что я должен вам
объяснять? Почему я должен что-то объяснять? В магазине нет денег,
сокращение штата, директор ушел на базу. Президент болен, ему операцию
будут делать, а в стране полный бардак. Вот что ты объяснишь маме. Не
бойся, ничего не случится. Я тебя уверяю.

Он хотел приобнять Галю-кассира, но задержал руку, опустил и быстро ушел
в служебный коридор, в кабинет директора.

- Так мы и поверили. А цветочки нам куда потом носить?

- Я тебе напишу, - сказал Давыд и вышел на улицу.

Галя-кассир и Галя-продавец выразительно посмотрели друг на друга.

- Мерзавцы, - сказала одна.

- Сволочи, - подтвердила другая.

- Пошли сейчас, - предложила продавец. – Посидим где-нибудь.

Минут через пятнадцать они вышли из магазина в плащах и с сумками. Люсик
и Давыд стояли у входной двери и смотрели им вслед. Капли дождя добивали
упавшие листья.

- Это была самая большая ошибка. Брать жен в эту липу.

- Причем я об этом предупреждал.

- Это я об этом предупреждал.

- Он-то, наконец, понял свой просчет?

- Да он уже седеть начал от понимания всех просчетов. Этот год какой-то
невезучий.

- Не только у нас. По всему шарику катастрофы. Инопланетяне, наверное,
нас долбят. Или этот, который там все-таки есть. За то, что предали
идею.

- Господин Салтыков тире Щедрин еще в прошлом веке именно в этом городе
написал. Не растут уши выше головы, не растут.

- Люсик, это ты у Валдиса нахватался. Или у Добровольского. Ну не читал
ты Салтыкова-Щедрина.

- Сказки проходят по школьной программе. В твоей деревне школы не было?

- Когда ты перед командиром эрудицию показываешь, еще как-то можно
понять. А передо мной-то зачем? Свои ребята и такая херня.

- Кстати, нам сегодня к Добровольскому.

- Надо позвонить. Вдруг у него эта.

- Со звонками все. От метро позвоним. Больше никаких звонков.

Вошли в помещение, Люсик занял место Гали-кассира.

- Жена стульчик нагрела, хорошо, - он открыл кассу, посмотрел на сияющую
пустоту. – Хоть бы один покупатель зашел, что ли. Я бы сначала его
обнял, а потом с удовольствием дал по морде.

2

Женя открыла белую дверь, аккуратно постучала согнутым указательным
пальчиком и пискнула.

- Можно?

Заглянув, повторила вопрос.

Николай Николаевич поднял голову, снял очки с плюсовыми стеклами и
потерял сосредоточенное выражение лица.

- Женя, да ты ли это?

- Я, Николай Николаевич. Я пришла за лекарствами. За теми, которые
тогда.

Николай Николаевич посмотрел заинтриговано, не спеша достал знакомую
упаковку.

- Отношения изменились?

Женя опустила голову, что скрыть восторг, вспыхнувший от заданного
вопроса.

- Создается впечатление, что сейчас не конец октября, а начало мая. Ты
прямо таки готова распуститься.

- А скажите, Николай Николаевич, - начала Женя. Справившись с волнением.
– Вот тот диагноз, про который вы тогда рассказывали… Это очень
серьезно?

- Любой диагноз сомнителен, - сказал Николай Николаевич и отвел глаза в
сторону. – Словами никогда не выразишь полную суть вещей и состояний. А
что я тебе тогда говорил?

- Ну, что эти уколы – это так, для проформы. Что у него неизлечимо. Его
мужскую полноценность восстановить невозможно.

- Вот этого я точно не говорил. Диагноз, Женечка. Никогда не может быть
стопроцентным. Никогда с точностью нельзя предсказать развитие болезни.
Как нет и стопроцентных методов лечения. Случай с Евгением Добровольским
не простой… Он инвалид… Кстати, он не говорил, его бумаги на группу
инвалидности не прошли все инстанции?

- Не говорил. Я спрошу.

- Спроси лучше у Валдиса. Он бумагами занимался.

- Ну так все-таки? Серьезно очень?

- Я пытаюсь вспомнить подробное заключение врачей. Как же там было
написано?… А где его карточка, интересно? Женя, его карточка должна быть
со всеми бумагами у Валдиса. У тебя есть его номер телефона? У меня нет.
Обычно он звонит, а мне без надобности.

- Есть, - сказала Женя. – Он мне дал рабочий. А номер трубку я куда-то…
потеряла.

- Принеси, пожалуйста. Мы сейчас позвоним, и я узнаю, где карточка
Евгения. А потом все тебе объясню.

Женя вышла в коридор. Не покидало ощущение, что Николай Николаевич вел
себя как-то странно. Его легко поймать на лжи, он не умеет врач. В
коридоре никого не было. Женя на цыпочках вернулась в двери в кабинет и
прислушалась.

- Алло, здравствуйте, - послышалось за дверью. – Будьте добры Валдиса…
Валдиса Крамова… то есть, как это «здесь таких нет»?… Извините…

Женя отошла от двери, сделала несколько шагов на месте, вернулась,
постучала и вошла.

- У меня тоже нет его телефона. Дома забыла записную.

- Сделаем так, Женечка. Когда придешь домой, найди телефон, дозвонись и
попроси Валдиса, чтобы связался со мной. У него есть мой домашний. Или
передай Валдису через Евгения.

Женя кивнула и повернулась уйти.

- Подожди. Насчет уколов. Там есть инструкция. Проколи по указанному
курсу. Когда закончишь. Скажи. Я организую повторное обследование.

- А где вы будете его обследовать? Дома? У него?

Нет, Женя, я его обследовать не буду. Как я могу его обследовать? У меня
знакомые в институте головного мозга.

- А где он находится?

- Недалеко от Каменноостровского моста. Ты хорошо знаешь город? От
«Петроградской» на троллейбусе две остановки.

Женя бродила по коридору, заходила в сестринскую, копалась у себя в
аппаратной, а вопросы пульсировали в ушах. Почему, почему, почему он
так странно себя вел? Почему не захотел повторить то, что раньше говорил
как суровый приговор? Почему он теперь не хочет сказать правду? Может
быть, подтвердилась серьезность окончательного диагноза? Но ведт
повторное обследование еще только будет. Он не хочет меня пугать? Почему
Валдис должен позвонить ему домой, а не на работу? Валдис Крамов! Вот
кто знает правду. И неправду и кривду, и даже больше. Он слишком много
знал. Пора убивать. Пора брать дело в свои руки.

Женя дождалась когда дежурная отойдет от стола с телефоном.

- Продукты по оптовым ценам слушают вас, - ответил противный мужской
голос.

- Здравствуйте. Мне бы Валдиса Крамова.

- Здесь таких нет. Вы ошиблись.

- Как нет? Он мне сам давал…

- Может быть, он здесь раньше работал, а теперь – нет. Если у вас есть
другие телефоны этого человека, то позвоните по ним. А этот номер можете
смело вычеркнуть.

Женя не могла понять, почему запомнила только этот номер, а второй,
номер сотового телефона не всплывает в памяти, а визитку она выбросила с
расстройства. Но почему ей так ответили? У них опять какие-то заморочки?
Кто же они такие, эти парни, этот Валдис? Сколько таинственности. Хоть
кино снимай.

Вернулась дежурная и пришлось спросить разрешения позвонить еще раз.

Сжалось сердце, когда знакомый голос проворковал: «Я вас але…»

- Это я, привет.

- О! Какой неожиданный привет. Я чуть с бэтээра не свалился.

- Тебе что-то очень понравилось падать со своего бэтээра.

- Не говори. Но без тебя я с него падать отказываюсь. Этот вопрос мы
обсудим при встрече. Хорошо?

- Тебе со мной даже поговорить нельзя?

- Ну вот, сразу обиделась. Я не об этом. Тема сама по себе настолько
интересна, что мы ее должны обсмаковать, сидя рядом, держась за руки, ну
и так далее.

- Что значит «и так далее»? Ладно, извини. Я вот что звоню. Тут Валдиса
разыскивает Николай Николаевич. Он просит передать, чтобы Валдис ему
позвонил. Я не знаю зачем… а на работе, по его рабочему телефону,
говорят, что у них такого нет, и не будет, и не звоните.

- Правильно говорят. Ты больше туда не звони.

- У вас что-то случилось?

- Я передам Валдису. Он, кстати у меня. Даже хочет с тобой поговорить.

В трубке зашелестело, донеслось звучание музыки.

- Алло, Женечка, привет.

- Здравствуйте, - ответила Женя с иронией. – Чем это вы там занимаетесь?
Музыка у вас, понимаешь… С девочками, небось, развлекаетесь?

- Да, выпиваем у них кровь и безжалостно выкидываем в форточку. И они
лежат под окнами на асфальте… Молоденькие такие… Когда Николай
Николаевич просил с ним связаться?

- Только что. Я была у него.

- А по какому вопросу?

- Он сам расскажет. Он просил вечером позвонить домой. Но можно, я
думаю, прямо сейчас к нему в кабинет.

- Спасибо. Прямо сейчас и позвоню. Передавай привет своей подружке Оле.
Но только не той Оле, с которой ты меня знакомила, а настоящей.

- Хорошо, - быстро сказала Женя и положила трубку. Она была в курсе
финальной сцены на квартире у Шурочки.

Тут же мелькнула догадка, что нужно поскорее к двери кабинета Николая
Николаевича. Валдис звонит сейчас, нужно подслушать. Но у двери она
увидела двух врачей, стояли беседовали, другого месте найти не могли. В
это время старшая позвала дежурную. Можно было позвонить еще раз.

- Алло, Оленька, это я, привет. Как там у тебя дела?

- Пока не родила.

- Чем занимаешься?

- Ты с работы, что ли? Ничем не занимаюсь. Ходила в паспортный стол.
Сдала старый, написала заявление, чтобы выдали новый.

- Уже хорошо. Хоть что-то делаешь. Не сидишь. А насчет работы что?

- Да ничего. Нужно ехать и забирать трудовую.

- Работу нужно новую искать, понимаешь?

- Слушай, Прежина, тебе поговорить больше не о чем?

- Тебе опять передавал привет Валдис.

- А с Шурочкой у них что?

- Да он раскусил, что она не ты. Мне перед ним так неудобно. Он ей
полночи свет включить не мог. Сказал, что хочет сохранить верность тебе.

- А что, давай, познакомимся. Может, не так скучно будет. Передавай ему
взаимный. Скажи, что ценю.

Женя почувствовала спиной взгляд и обернулась. Быстро попрощалась и
положила трубку. Перед ней стояла старшая сестра.

- Женя, ты очень хорошо сегодня выглядишь.

- Спасибо, - непроизвольно ответила Женя.

Старшая улыбалась открыто, тепло, располагающе, но Женю улыбка
настораживала.

- Скажи, пожалуйста, Женя… Извини за нескромный вопрос, конечно… Та
работа, по уходу за инвалидом, она у тебя как? Хорошо?

- Нормально. А что?

- Да я так, спросила… Не устаешь ли ты? Все-таки дополнительная
нагрузка.

- Нормально все, Александра Алексеевна. Я же в свои выходные. А там
работы почти никакой.

Как и все медсестры, Женя обращалась в старшей по имени-отчеству, хотя
Александра Алексеевна была старше года на три.

- А скажи, вот этот Валдис, который сюда приходил… Который взял тебя на
работу… Он друг твоего подопечного, так? Они близкие друзья? Он женат?

Женя, наконец-то, поняла и захотела крикнуть: «У тебя же муж есть! Чего
тебе, блин, надо?» Но послушно кивнула. Да, женат.

- У него, кажется, романчик была с нашей Светой Солодюк? Там какая-то
смешная история произошла.

- Не знаю, - быстро ответила женя.

- Он вообще-то интересный такой мужчина. Как мне показалось на первый
взгляд.

Старшая достала из кармана шоколадный батончик, разорвала обертку,
разломила и протянула большую часть Жене. Женя не знала, как отказаться.
Пришлось взять. Как хлебом поделилась, пришла язвительная мысль. Но
чужим ведь хлебом, эти шоколадки дарят родители каждый день.

- Валдис часто бывает у своего друга? У этого парня, за которым ты
ухаживаешь?

- Приходит.

- То есть, ты с ним встречаешься иногда?

Женя кивнула. Чего спрашивать, зная ответ?

- Скажи, - старшая почему-то оглянулась, - а ты могла бы спросить его…
Или сказать ему… Что та старшая сестра, на которую он так выразительно
смотрел, была бы не прочь услышать его голос по телефону. Намекни. И
больше ничего. Захочет, позвонит. Номер моего телефона ты знаешь.
Рабочего, я имею в виду. Можешь такую просьбу исполнить? Извини за
нескромный вопрос.

Женя чуть не выплюнула приторный шоколад. Да чего ты, блин, извиняешься?

- Ну… Я спрошу.

- Спроси, пожалуйста. Только спроси и все.

- Хорошо, договорились

- Ты сегодня очень хорошо выглядишь.

Старшая грациозно отплыла. У Жени опять вырвалось привычное слово. Она
заспешила к кабинету Николая Николаевича. Нет, подслушивать не было
никакой возможности. Да и поздно уже. Валдис давно позвонил, они
поговорили. Женя зашла к себе в аппаратную. И тут же в приоткрытую дверь
заглянула света. Светлана Солодюк.

- Женечка, привет! Я так давно тебя не видела. Ты какая-то сегодня
такая!.. Выглядишь просто замечательно.

- Ты тоже неплохо.

Светлана подскочила к зеркалу.

- Что значит «неплохо»?

- Да нормально выглядишь. Говори скорее. Чего тебе надо, а то я спешу.

- Да я так, поболтать. Но если ты… Я забежала буквально на минутку…Я
хотела спросить… Ты еще ходишь туда, на эту квартиру? Ну, к этому…
ходишь?

- Ну хожу.

- А этот самый… Ну, как его… Валдис. Вспомнила… он там появляется?

- Ну, приходит.

- Я так, просто… Мне просто интересно… Он про меня ничего не спрашивал?

Женя не выбрала подходящего ответа.

- Не спрашивал, значит… А он мне тогда понравился. Он не починил свою
машину?

- Он купил новую.

- Да? Смотри, какой молодец. Мне нравится. Значит, он про меня не
спрашивал?

- Как нога? – спросила Женя, рассчитывая, что намек подействует.

- А все. Вот, хожу. Ничего не болит.

Светлана прошлась, показывая ровную походку. Намек пролетел мимо.

- Женечка, ты меня, конечно, извини… А ты не могла бы передать ему
привет? Это ведь не трудно. И еще это… У него же есть мой домашний
телефон. Так что если… Если он его не потерял…

- Поняла. Это все?

- Женя, ну что ты какая-то? – Светлана смотрела исподлобья. – Ну,
понравился если мужик. У тебя такого не бывает? Я же с тобой, как с
подругой. Мне так не нравится, когда ты вот так отвечаешь.

Женя увидела навернувшиеся слезы.

- Света, ну перестань!.. ты что?

- А чего ты сразу? Все, все!..

- Извини. Я сегодня очень задергалась. Одно, другое. Кое-какие
неприятности.

Слезинки тут же высохли.

- А какие у тебя неприятности?

Женя чуть не взвыла.

Света. Я действительно тороплюсь. Я передам привет Валдису. Намекну про
твой домашний телефон. Обо всем тебе расскажу. А сейчас – извини.

Приоткрылась дверь, и девичий голосок пропел: «Женя, тебя к телефону!»

Неужели это он, застучало в голове. Нет, у него же нет моего рабочего
телефона. Он домашний взял только в прошлый раз. Ах этот прошлый раз!
Блин, а кто же звонит?

- Женя, это я, - услышала она голос шурочки.

- Тьфу ты! – вырвалось у Жени. – Ты откуда?

- С работы. У нас сегодня день какой-то… Никто ничего делать не хочет.
Слоняются из угла в угол.

- Знаю, сегодня не очень благоприятный день. По астрологическому
прогнозу.

- Я тут все вспоминаю, как ты рассказывала про своего инвалида. Вот
здорово, думаю, неужели повезло людям? Так рада ха тебя. Ты как там себя
чувствуешь?

- Ну… Сегодня немножко пониже. Чем вчера.

- Да? А что такое?

- Есть кое-какие сложности. Потом расскажу.

- Сложности, это, Женька, ерунда. Это даже хорошо. Когда есть главное.
Знаешь, я тебе даже завидую. Слушай, Жень… Вот какой у меня вопрос к
тебе. Просьба даже. Глупая, конечно… Ты не можешь там Валдису про меня
намекнуть?

- Да вы что, бабы, охренели совсем? – вырвалось у Жени, и она тут же от
своих слов засмеялась.

- А что такое? – прозвучало настороженно в трубке.

- Да так, ничего. Давай вечером поговорим. Меня зовут.

Она положила трубку и пошла к манящей двери.

Дверь открылась. Громко смеясь, вышли два врача, а за ними Николай
Николаевич. От смеха он не сразу попал ключом в замочную скважину.

- Николай Николаевич, - шагнула к нему Женя. – Валдис вам не звонил? Я
до него дозвонилась и передала вашу просьбу.

- Нет, не звонил, - ответил Николай Николаевич. Он справился с
разгулявшимся весельем, приободряюще кивнул головой и сказал с
проникновенной серьезностью. – Я все помню, Женя. Не волнуйся. Все будет
хорошо.

3

- Здравствуй!

- Здравствуй…

- Думала не дойду.

- А я думал, что не дождусь.

- Вот сюда еще поцелуй… И сюда… А вот сюда не надо! Я же опять ничего не
сделаю.

- И не надо ничего делать. Что за маниакальное стремление что-то делать,
делать, делать?.. Человек отвлекается работой, чтобы не думать о смысле.

- Мы же в Африке. Банан упал и хорошо.

- Цивилизованный сапиенс боится смерти, потому что встреча с ней
поднимает главный вопрос. Зачем я жил? Ради чего? А простой сапиенс,
живущий в естественных природных условиях, далек от подобного
осмысления. Не знает этих терзаний. Потому что не оторван от природы.

- Какой ты умный. Чего тебя цыгане в детстве не украли?

- Да, не читал бы я книжек, не терзался бы сомнениями.

- Смотри, как красиво сделалось. Солнышко выглянуло, и сразу листья
заиграли. Желтый, оранжевый… Смотри, смотри. То ярче, то глуше.
Прелесть… А ты цвета чувствуешь? Теплый, горячий, холодный?

- Ну, вот ты вошла… И меня уже не интересует, что там на улице. Потому
что здесь стало красиво.

- Да смотри, как цвет меняется, смотри!..

- Ну, изменился. Куда интереснее, как ты в эту минуту меняешься.

- А ты не можешь чувствовать то, что я чувствую.

- Я раньше не понимал. Даже не догадывался, что есть какое-то другое
осмысление жизни. Бегал как все. А вот когда стал сидеть, как негр под
баобабом, мне открылось новое ощущение. Я похож в этом кресле на
буддиста?

- Похож. Только в одной руке у тебя должен быть серп, а в другой молот.

- Ух ты!.. А почему такое наблюдение?

- Я сказала первое, что на ум пришло.

- Ладно, пусть. Каждый человек, когда попадает в изменившуюся ситуацию,
в новые обстоятельства, ну словно его в воду кинули, или провалился в
болото… сразу начинает паниковать. Потом сникает. Смиряется. А потом
находит силы для борьбы. Ну и всплывает к новой жизни. Если находит
соломинку, за которую можно удержаться. Ты согласна?

- Наверное…

- Вот, смотри. Листья уже не играют. Солнце зашло.

- Мрачные стали. Висят, как мысли демонов.

- Ух ты!.. Где вычитала?

- Не один ты грамотный. Про себя что-нибудь расскажи.

- Ну вот, совсем погасли. Что нам теперь делать? Ждать следующего
появления солнца. Время будет идти, тянуть в ожидании, но это и есть
жизнь. Я давно пришел к выводу… Или вычитал где-то… Что яркие события
реальной жизни – явления очень краткие. Раз и все. Ну, например… Нет,
это плохой пример.

- Хочу плохой.

- Например, добился он ее. Или она его. Сам факт занял минут десять, и
это одна жизнь. А те дни и часы ожиданий, предположений, фантазии, а
затем дни воспоминаний, или сомнений, это жизнь другая. У каждого своя.
Жизнь не в реальном мире, а в мире иллюзий. Но для каждого именно эта
жизнь и является самой реальной. Потому что я переживаю от начала и до
конца, и на яву и во сне. Понимаешь?

- Да, я согласна.

- А для меня такая жизнь сделалась сверхреальной. Мне открылось счастье
жизни под баобабом. Живущий в реальной жизни передвигается в
пространстве и жаждет событий, происшествий, ему без них скучно. Он
раздражается, злится, конфликтует по пустякам, если ничего не
происходит. Рвет волосы от досады, если произошло не так, как хотелось.
Он охотник, добытчик, увидел и выстрелил. А сидящий под баобабом увидел
и запечатлел. Он художник. Он живет воспоминаниями о том, что было.
Предположениями о том, как могло бы быть. Анализом. И фантазиями о
будущих событиях. Фантазии нескончаемы, одна сменяет другую, и варианты
не имеют конца. Поэтому мечтаниями намного интереснее жить, чем
свершениями. Путь охотника заканчивается, кончается охота, кончается
жизнь. А путь сидящего бесконечен, даже умирая, он свое последнее
мечтание не закончит, оно продлится уже там. Мечтатель – это созидатель
бессмертия. А практично живущий разрушает даже собственную жизнь, не
говоря об окружающей среде.

- Я мало что поняла, но красиво. Ты говоришь ради того, чтобы говорить?

- Я говорю тебе.

- Ты даже не заметил, как упали сумерки. Уже вечер, смотри. Упал как
пододеяльник.

- Ты, наверное, любила стихи.

- Читала раньше. Мама заставляла. Это так, остатки маминого воспитания.
А ты, значит, любишь говорить? Птица Говорун.

- Я говорю, чтобы ты слушала. Тебе же нравится слушать?

- Я люблю молчать. Умение молчать вдвоем – это, между прочим, счастье. Я
где-то вычитала.

- Умение молчать вдвоем – это умение избранных. Это когда уважаешь
молчание другого.

- Понимаешь молчание другого – вот как.

- Ценишь молчание другого. Ты бы смогла оценить мое молчание?

- Если хоть раз услышу, сразу оценю.

- Ни разу не услышишь. А то начнешь прицениваться. Ну что это у тебя за
молчание?.. Да у тебя молчание какое-то!..

- А ты не ври в молчании.

- Интересное соображение.

- Тебя послушаешь – голова кругом. Где правда? Не понимаю просто. Ты
подряд врешь, или с пятого на десятое? Про себя так много рассказал, про
несчастный случай, ну просто… А я до сих пор не знаю, есть ли там хоть
словечко правды.

- А я очень ценю твое умение молчать. Мне так много становится ясно.

- Ну и что тебе ясно?

- Что ты натура глубокая. Переживания вычистили твою душу. Сейчас она
наполняется как ценный сосуд…

- Все, молчи лучше. Наполняется. Ты про себя давай. Ту говорил, что
каждая их твоих историй правдива? Ну а в какой из них побывал ты?

- Правда в том, что мы попали в жернова истории. Мы все. Такое выпало
время. У наших родителей и прародителей было свое, тоже страшное, а
сейчас… Сейчас рыночная свобода устанавливает договорные цены.
Определена цена и человеческой жизни. Раньше говорили: эх, жизнь –
копейка! А теперь жизнь равна цене одного патрона.

- А сколько стоит один патрон?

- Твою жизнь.

- Скажешь тоже.

- А ты подумай. Тебя родили, вырастили, воспитали, обучили. У тебя есть
профессия, ты приносишь пользу, ты способна воспроизвести новую жизнь.
Такова твоя ценность. А патрон способен войти в ствол, получить бойком и
выплюнуть пулю. Которая оборвет все твои способности. Твоих полезных
возможностей не станет. И патрона не станет. Он сделал свое дело и пошел
в расход. Равнозначно?

- Ты так страшно говоришь?

- Да об этом каждый день по телевизору. Каждый день на экране появляется
рожа. Которая с наслаждением шмаляет из «калашника». Вон, смотри,
показывают, как по заказу.

- Ну, поехали куда-то на танке…

- Это бронетранспортер.

- А почему она едут, сидя задом наперед?

- Наверное, не очень хотят туда ехать. Их заставляют. Или обещают денег.
Тогда, если помнишь, главней человеческой жизни была идея. Теперь
деньги. Тогда мы жили при режиме, страдали от давления, наша страна –
сплошной лагерь. А теперь не знаем куда прятаться от свободы. Живем в
рабской зависимости от денег.

- Давай о чем-нибудь другом.

- Идет война!.. Из-за денег людей гибнет больше, чем на Кавказе.

- Ну, хватит. Ночь давно на дворе.

- Ночью только о политике и говорить.

- С женщиной?

- Меня бесит, когда умильно улыбающиеся рожи услужливо спрашивают. В чем
ваши проблемы? А за улыбками полнейшее равнодушие. Когда-то равнодушие
порицалось. Помнишь? Бойтесь равнодушных! А теперь – все нормально.
Равнодушие главное достоинство каждого. Равнодушие – залог успеха. Вот в
какое время мы попали. И перед нами вопрос. Как жить дальше?

- В реальной жизни, или в мечтаниях?

- Я счастлив, потому что для меня реальность слилась с фантазиями. Я
нашел тебя. Ты реальна и о тебе я могу фантазировать, мечтать,
предполагать, стоить планы.

- А если б мы не встретились?

- Пути Господни не исповедимы.

- А ты хоть веришь в Бога? Ты же в него не веришь.

- В него трудно поверить.

- А я хожу в церковь. Уже само здание, строение, дает человеку, который
его видит, уверенность…

- Я согласен с тобой. Но тут многое спорно. Он создал человнка и обрек
его на страдания. Человек изначально грешен и должен просить о милости.
Если так, то зачем человеку рождаться? Чтобы мучиться? Если он
всемилостив, то почему столько несправедливостей? Процветают те, кому
вера-то не нужна. А мы должны мужественно верить?

- По-твоему, значит, и верить не за чем? Нет, не хочу. Хоть что-то нам
светит? В будущем?

- Светит, конечно. Сейчас темно. Но мы знаем, что рассвет наступит
обязательно.

- Да, сейчас страшно жить.

- А мне уже не страшно. Потому что я встретит тебя.

- Мне так хорошо с тобой…

- У меня исчезло чувство тоски, ушло от меня. Раньше она висела в этой
квартире. А сейчас мне легко. Даже думать не хочу ни о каком будущем.

- И мне раньше как-то не интересно было. Иногда очень скучно
становилось. Особенно когда выпьешь. Сначала весело, а потом слезы.
Зачем я живу? Ради чего? А сейчас – не-ет! Я как будто ожила. Ты меня
разбудил.

- Я тебя вылепил из своего ребра.

- Вылепил своими руками. У тебя такие руки!..

- А у тебя такая грудь!.. Я понял. Мы обрели свою религию.

- Мы с тобой радуемся как дети. Заметил?

- Только дети играют голенькими, трогают друг друга и радуются. А
взрослым нужно насладиться, получить удовольствие, они стесняются,
закрываются, прячутся, торгуются. И называется это любовь.

- Смотри, Женя, рассветает!.. Надо же!.. Так быстро ночь прошла?

- Волшебство раннего утра… Ничего себе, Женя! Снег лежит!

- Вот чудо-то!.. Ну, спасибо тебе, Господи!.. Смотри, Женечка, смотри,
как деревья красиво убраны снегом!..

- Вижу, Женечка, вижу. Без тебя я бы этого не заметил.

4

Женя открыла входную дверь и отшатнулась. На пороге стояла тетя Валя. И
зловеще улыбалась.

- Загуляла, подруга, загуляла! Вторые сутки дома нет. Попугая-то совсем
забыла? Я как прохожу мимо, слышу, чирикает, ну, значит, думаю, с голоду
еще не помер.

- Не помрет. Я ему корму на неделю насыпала.

Женя присела в кухне на табурет. Нужно поговорить, отдать словесную дань
уважения.

- Твой приходил. Два раза.

- Кто? Мишук? Теть Валь. Я же наказывала. Этого кадра больше не пускать.

- Ну, как я не пущу? Парень-то хороший. Утюг мне починил. Оба вечера
тебя ждал. А ты какая-то не такая. Хоть и с работы, а сияешь. Ну,
молодца! А я, знаешь, тоже. Да!.. Не тебе одной загуливать. Я еще тоже,
бабулечка-красотулечка.

Она вышла в коридор и крикнула в сторону комнаты.

- Эй, ну-ка, иди сюда!

В дверном проеме нарисовался дед. Дедок. Невысокого роста, сгорбленный,
седой, но крепенький. Тетя Валя указала на Женю, вто она моя соседка,
познакомься. Дедок раскрыл улыбкой щербатый рот, протянул морщинистую
пятерню и выговорил смущенно.

- Вова.

Женя. Подав руку, не смогла назваться, расхохоталась.

- Обещает не пить, - строго кивнула на дедочка тетя Валя.

Сериал о личной жизни тети Вали умилял суеверием. Отмаявшись два десятка
лет в первом замужестве, тетя Валя, тогда Валюшечка, пришла одной
бессонной ночью к тягостному выводу. Какая польза от этого беспробудного
пьяницы? Ни для нее, жены, ни для предприятия, где они вместе работали,
ни для общества, гражданами которого они себя сознавали, никакой пользы
не насчитывалось. Даже сын, уйдя в армию, домой не вернулся, остался на
сверхсрочную службу. А коли от человека одни убытки, то зачем он живет?
Не для чего ему жить. Через месяц после утвердительного ответа на свой
вопрос тетя валя была поражена. Муженек, опившись какой-то гадости,
умер. Со вторым она прожила лет пять. И пришла к сходному выводу.
Сколько можно выслушивать истерики, поучения и объяснения, почему эта
выдающаяся личность не хочет, и не будет работать. Она не выносила ему
ни тайного, ни публичного приговора, а муженек тут же оказался в
больнице, где благополучно скончался от туберкулеза. Больше тетя валя не
брала на себя ответственность выходить замуж. С полюбовниками
расставалась через месяц, чтобы не брать грех на душу. Потому что выводы
напрашивались быстро, она видела мужчин насквозь, как рентген. И вот
появился новый претендент на благополучное совместное проживание. Участь
его была предрешена, но Жене понравилось, что тетя Валя не хочет в это
верить.

Открыв комнату, Женя подошла к захлебывающемуся не от щебета, а от вопля
радости попугаю. Она запричитала, вторя его жалобам, открыла дверцу и
съежилась, зажмурив глаза. Нужно вытерпеть порхания вокруг головы и
сетования, что о нем забыли. Умаявшись, Петя сел на плечо, и его
обвинения сделались менее грубыми. В комнату вошла и замерла с
вожделением кошка. Легким пинком Женя отправила сладострастную гостью
вон.

Раздевшись, Женя будто вновь обнаружила, что электрочайника нет,
вспомнила почему его нет, и пожалела, так как идти на кухню с обычным
чайником не хотелось. Ничего, хватит нескольких глотков кипяченой воды с
сиропом, и поскорее на диван, к заветной книге. Взглянув на часы,
отметила, что успеет, время еще есть. Сейчас главное то, что она узнала
день его рождения.

Итак, он у нас «близнец». Мужчина-близнец, прочла Женя, это уравнение с
двумя неизвестными… Своими бесчисленными идеями он одаривает всех… К
тому же одну идею он способен преподнести в различных вариантах… Я,
дура, голову ломаю, а тут все написано!.. Они стараются сделать выгодным
оборот везде и всюду, даже в сфере любви и брака, будучи убежденными,
что все делается исключительно в альтруистических целях на пользу
обществу… Ага, значит, он у нас заботится только об обществе, очень
интересно…У «близнецов» в течении жизни могут меняться не только
взгляды, убеждения и намерения, но так же дома, квартиры, женщины… Очень
интересно! Хотя с годами они осознают, какой вариант является для них
светом в окошке… Ага! Кто с ним дружит, тот уверенно идет навстречу
своему духовному развитию… Ну, блин!.. В отношении любви и брака
«близнецы» принадлежат к роду «комет» и «метеоров», и остаются вечно
молодыми до самой старости, пока не иссякнет запас гениальных идей… Это
может кончиться и пагубными последствиями, когда нервная система не
выдержит нагрузки… Вот как, значит тебя еще и оберегать надо?.. У
брачного союза со львом не только сильное физическое притяжение… Елки
зеленые!.. Но и множество общих интересов, сразу отпадает скука,
потребность в детективах, валидоле, кофеине и лекарственных средствах…
«Близнецы» ослеплены щедростью «льва»… А «львам» импонирует легкость,
игривость и веселость… Правда, после бурного начала могут наступить
охлаждения чувств, иногда доходящие до кризиса, поводом для которого
являются негативные черты характера «близнецов», особенно их
нерешительность в критичность к происходящему вокруг… «Лев» должен
усмирять чрезмерную требовательность… А «близнецы» должны помнить, что
«лев» не может без уважения и поклонения, иначе будет снедаем печалью,
которую никогда не покажет… Вот тогда все будет хорошо… Интересно, когда
это «тогда»?.. Надо еще раз посмотреть о себе, там ничего не
изменилось?.. Любящая мать, прекрасная супруга и великолепная хозяйка…
Хозяйка? Как много у меня впереди!.. Натуры открытые, порядочные и
дельные, нередко идут на жертвоприношения, особенно когда их жизнь
омрачена, с последующими бурями, горем и разочарованием… Если разбудить
внутренние силы, то»лев» готов даже к подвигу… Это что-то новенькое,
раньше я такого про себя не вычитывала… Она не услышала звонка в
прихожей. Голос тети Вали сообщил, что к ней гости. Часы показывали, что
времени уже нет.

- Это я, - воссияла из темноту коридора Оленька. – Не опоздала?

- Давай, скорее, - нервным жестом поторопила ее Женя. – У меня еще конь
не валялся.

- Хочешь сказать, что конь еще не пришел?

Когда два ножа резво застучали по разделочным доскам, на кухню выплыла
тетя Валя.

- Девчонки, у вас тоже сегодня праздник? Давайте вместе!

- Не, теть Валь, - сказала Женя доверительным тоном.- Сегодня никак.
Сегодня я ее с женихом знакомить буду.

- Жених, правда, женатый, - добавила Оленька.

- Ну и что? – махнула рукой тетя Валя серьезным участием. – Главное,
чтоб человек был хороший. Сейчас хорошего человека трудно найти. Раньше
было нелегко, а сейчас – ваще! Нам вот было трудно, и война, и голод и
холод… Но сейчас, когда все есть, почему-то страшнее.

- Теть Валь, - решила подогреть ее вопросом Женя. – Ты где дедочка
подцепила?

Тетя валя озарилась в преддверии рассказа и прошлась из угла в угол.
Оказывается, каждое утро она делает круг здоровья. По району. Снег,
дождь, солнце, буря, - неважно. Обязательно пешочком по свежему воздуху.
Перед тем, как фильмы начинаются. Последнюю серию не смотрели? Там ужас,
потом расскажу. А по утрам она заглядывает в магазины, где на что цены
повысились, да Муське рыбы купить, да себе любое что, если подешевле. И
с неделю назад обратила она внимание, что на одном и том же месте
попадается один и тот же мужичонко. И тоже ходит, ходит, ходит, чего ему
ходится, не сидится дома, понять трудно. На тех, кто спортом занимается,
не похож. Те все знакомые, а этот какой-то новый, вроде как заблудился,
но не бомж, запущенный, но не очень. Они и подошла, чего в ее возрасте
стесняться. Поинтересовалась, чего ходит в такую рань, замерзнет чего
доброго, пойти, что ли, некуда? Нет, ответил мужичок, он здесь живет,
недавно переехал, с женой разменялся, разведенные они давно, а
разменялись недавно. Оказывается, жена с дочкой себе отдельную квартиру
хапнули, а его в одиннадцать метров засунули. У них давно не сложилось,
давно порознь, он на заводе работал, слесарь-инструментальщик, а вот не
сложилась жизнь, а тут еще и дочка.

Не очень запущенный дедок явился как иллюстрация к повествованию. Можно
ли покурить с ними? Тетя Валя грубо отправила его назад, кури в комнате,
не мешай, тут люди разговаривают.

Так чего же ты, спрашиваю, на улице? – продолжила она с интересом. – Я,
говорит, спать не могу. Ночью просыпаюсь и мне до утра что-то делать
надо. По квартире не походишь, соседи злые, как голодные клопы, поэтому
гуляю, мне ходить полезно. Тогда, говорю, пошли ко мне. Я тебя хоть чаем
напою. Ты, поди, некормленный. Нет, говорит, я так не могу. Вот получу
завтра пенсию, куплю чего-нибудь и тогда сам приду в гости. Ах ты,
думаю, он еще и стеснительный. Ломается как макарон. Договорились на
следующее утро. А он вдруг пропал. Полдня ходила искала. На следующий
день тоже, нету. И на третий. Аж только сегодня появился. Что,
спрашиваю, все деньги пропил? А он говорит, что выпил-то чуть-чуть, а
ему по голове дали и все деньги вытащили. Вот не верю ему, а в тоже
время сейчас такое повсюду. Обирают пенсионеров. Стерегут в подъездах,
бьют по голове и карманы выворачивают. Это ж до чего мы докатились с
ихней демократией? При Романове такого не было.

От звонка в дверь все оцепенели.

- А вот и наш, - подмигнула тете Вале Женя и пошла открывать.

Гость не вошел, а вторгся. Волна холодного воздуха, запах тающего снега,
румянец как факел и два букета в одной руке. Валдис переступил порог с
нескрываемым желанием покорить.

- О! – закатила глаза тетя Валя, выставляя наивысший бал.

- Здравствуйте все-все-все!

Первый букет он вручил Жене, второй Ольге, и запустил руку в заплечную
сумку. Тетя валя испугалась, что сейчас он вытащит третий букет, и
ушмыгнула к себе. Из сумки появились ветчина, конфеты, лимон, апельсины,
шампанское и коньяк.

В комнате Женя представила Валдиса и Оленьку с торжественной иронией. Ну
вот вы и встретились, а как друг друга зовут давно знаете.

- Более того, - Валдис прикоснулся к Ольгиной ладошке губами. – Я имел
честь познакомиться с вашей двойницей. Которая на вас не очень-то похожа
и это сразу бросается в глаза. Мне кажется, что Женя специально устроила
для меня репетицию. Проверку. И когда я провел с вашей двойницей
прекрасный вечер в подвале соседнего подъезда, то понял, что вы даже
красивее, чем я представлял в мечтах. И не ошибся.

«Хоть в кино снимай», - подумала Женя, любуясь держащейся за руки
парочкой.

Сначала выпили за знакомство. Валдис изрекал пассажи только Оленьке. Но
Женю лишь поглядывал, проверяя эффект очередной шутки. Но Женя особо и
не вслушивалась. Она включила музыку и сидя пританцовывала. Петя забился
в угол, повернувшись к невнимательной публике хвостом. Дескать. Я еще
все скажу, что о вас думаю.

Женя вдруг вспомнила о чем хотела спросить.

- Скажи, Валдис… Ты говорил, что у вас парень пропал. Фотографию еще
показывал. Помнишь? Он нашелся?

Валдис посмотрел на Женю с непониманием. То ли не мог вспомнить, то ли
не знал, что ответить. А у Ольги плотно сжались губы.

- Вспомнил, - мотнул головой, словно откинул заторможенность, Валдис. –
Нашелся, конечно. Да он и не пропадал. Его срочно вызвали домой. Мама. У
него мама в другом городе. Он даже предупредить никого не успел. Его и
сейчас нет. Он в Москве.

- Слава Богу, - облегченно вздохнула Женя.

- А что такое? – заинтересованно придвинулся к ней валдис. – Ты уже не в
первый раз спрашиваешь. Ты его знаешь, что ли?

- Да нет, откуда?.. Просто вспомнила, как ты переживал.

Ей сделалось неловко от пристального взгляда и она сказала. Что нужно
позвонить. Вышла в коридор к параллельному аппарату, закурила. Тут же к
ней выскочила Ольга.

- Женька, ну ты что, совсем? Тебе больше не о чем вспомнить было?

- Оля, давай скажем ему про повешенного? Я уже не могу больше. Он снится
иногда. Нужно хоть кому-то рассказать. Груз сбросить.

- Ты хочешь мне знакомство испортить? Ну ты вечно!

- Ладно, все, не буду. Как он тебе?

- Да не знаю, - Оленька равнодушно пожала плечами.

- Ой, да ладно! Все, иди, мне позвонить надо. А чо вы не танцуете?

Она позвонила ему, Евгению. Рассказала как прошло знакомство Валдиса с
Оленькой.

- Они такие красивые. Я давно не видела, чтобы два человека так
подходили друг другу.

Ну и гони их к чертовой матери, - весело посоветовал Евгений. – Тебе же
завтра на работу. Познакомились – и гуд бай.

- Я к тебе хочу, - пожаловалась Женя.

- Так в чем же дело? Позови Валдиса, я скажу, чтобы дал денег на такси.

- Нет, Женечка, мне завтра вставать рано, а от тебя очень далеко ехать.
А с тобой я не усну. А завтра целый день. Ты не обижайся.

- Валдиса позови, - попросил он.

Пока Валдис говорил по телефону, Ольга поделилась своим впечатлением.

- Так-то он ничего. Но какой-то весь показной. Играет. Нет, к себе домой
я его не поведу. Потом – не знаю, а сегодня – нет. У меня опять
уголовничек ночует. Антоний.

b

¤

R

v

?



R

?

d

†

`

B

?

ae

†

.

?

(

6

?

?

?

?

?

?

?

?

????????????

?

?

?

?

?

X

A

ae

?

ae

ня вернулась, парочка стояла готовой на выход.

- Нам пора, - пояснил Валдис. – Спасибо за прием.

- А куда вы? – непроизвольно вырвалось у Жени, и она посмотрела на
Ольгу.

- Что-нибудь придумаем, - ответила Ольга многозначительно.

Женя про себя выругалась. Ее раздражала способность подруги говорить
одно, а делать другое.

Познакомившиеся ушли. Женя убрала со стола. Предложила попугаю винегрет.
Петя снял обет молчания. Сидя в коридоре и покуривая. Женя долго
улыбалась темноте. Потом легла, завела будильник, ночник решила не
выключать, и взяла-таки трубку, набрала номер.

- Алло, это я…

- Слушаю…

- Я легла, а мне не спится…

- Я могу чем-то помочь?

- Попробуй. Вот я лежу. А ты мне говори разные слова. Ну, чтобы мне
приятно было. Ты попробуй, интересно же… Мне почему-то кажется. Что у
нас с тобой по телефону может получиться это самое… Как бы сказать-то…
Ну, безгрешный секс, что ли… Ангельский, наверное, чистый…Понимаешь?

- Чистый секс? Милая, да ты уже совсем ошалела!..

Он раскатисто захохотал, а она зажмурилась от прикосновения. Она
почувствовала его пальцы.

5

Валдис и Оленька шли по городской ночи. Фонари ранодушно исполняли свою
службу. Еще сновали самые закаленные автомобили. Спешили давно
опоздавшие куда-то люди. И падал снег, устало, с дремотой.

- Согласись, что мужчина и женщина, предназначенные судьбой друг другу,
чаще всего не встречаются.

- Наверное, - ответила она.

- А ты веришь в предчувствие? Доверяешь своему инстинктивному чувству?
Когда внутри что-то сработало. Запищал индикатор. Ты еще не знаешь, что
впереди, что за человек, что за событие, но внутренний прибор дает
импульс. Иди смело, не сомневайся. У женщин инстинкт особо развит. Я не
женщина и поэтому хочется знать. Если у женщины он на должной высоте, то
она способна делать правильный выбор? А мужчине приходится доверять ее
выбору. Есть такие строчки. Да, только тех мы женщин выбираем, которые
нас выбрали уже. Верно, нет?

Не знаю, - улыбнулась Ольга.

- Есть еще одно наблюдение. Женщина хочет принадлежать только одному
мужчине, но в поисках этого единственного она переберет столько
вариантов, что устанет, озлобится, плюнет на дальнейшие поиски и
согласится на какого угодно, лишь бы постоянного, надежного. Ради этой
постоянности готова терпеть нелюбовь и пренебрежительное отношение к
себе.

- Может быть, - кивнула Ольга.

Валдис пригляделся. Да что такое, вот заладила: не знаю, наверное, может
быть. На первый взгляд казалось, что она не только красива, но и
способна думать.

Брели, и он вдруг поймал себя на ощущении, что хоть они и молчат, каждый
в своих размышлениях, а идти легко. Не давит обязанность говорить, чтобы
развлекать.

- Давай зайдем? – спросила она.

Валдис будто очнулся. Крыльцо питейного заведения. За витринным стеклом
мягкий, теплый свет.

Она сделала неожиданный заказ. Сто грамм водки и кофе. Ему пришлось
заказать то же самое. Добавив два бутерброда.

- Скажи, Оленька, ты знаешь, что такое моногамия?

- Ну, расскажи.

Он восхитился ее умением не признаваться в незнании.

- Моногамия – это единобрачие. Когда один мужчина с одной женщиной. Чаще
встречается у животных. Особенно у птиц.

- А я представляла, - печально улыбнулась она, - что гамия – это как бы
гармония. Идеальное сачетание.

- Ну правильно! – вдохновился он. – Гамос – это брак, семья, то есть,
гармония. А полигамия – значение противоположное. Многоженство. Или
многомужество.

- И в этом тоже есть гармония?

Ах вот ты как, ругнулся при себя валдис. Началась игра, наконец-то.

- В полигамии возможна гармония. В будущем веке. Только для этого нужна
революция. Сексуальная давно идет, или кончилась, потому что не
революция и была. Партизанщина какая-то. Ничего совершенно не меняющая.
А должен быть переворот. Изменение представлений, морали. Многобрачие –
вариант просвещения. Ты соглашаешься, что у твоего мужа есть еще жена,
еще семья. Ты смиряешь свою жадность и зависть, ты даже делишься,
помогаешь.

- Тогда и мужчина должен терпеть. Что у меня еще один муж. Или не один.
Ты сможешь?

Не понятно было, с иронией она говорит или всерьез.

У мусульман строго с этим делом, - продолжила Ольга. – Муж обязан
обеспечивать всех жен. А наш мужик? Он двух жен не потянет. Не захочет.
Ему намного удобней, когда есть жена, семья, где все надежно, а к
остальным он будет бегать тайком. В семью он должен нести почти все, а
любовнице лишь то, что останется. А вот женщина способна на честное
многомужество. Способна одинаково ухаживать за двумя, а то и тремя. На
моей бывшей работе есть очень хорошая женщина, ее все уважают. У нее
официальный муж и любовник, правда она не любит это слово. Говорит, что
это мой второй муж. Любит обоих. Обоим покупает рубашки и носки.
Старается, чтобы муж не догадывался о любовнике, а тот как можно меньше
знал о муже. Чтоб не страдали мужички от ревности. А другая моя знакомая
пошла еще дальше. Свела обоих мужиков вместе. Не надо грызть меня
ревностью и подозрениями, сказала им, мне хорошо и с тобой и с тобой, и
я не хочу никого обманывать, и бросать никого из вас не хочу. Так что
решайте сами, как быть дальше. Если придете к мнению, что я подлая и
меня надо бросить – так и будет. Думаешь, хоть один ее бросил?

- Слабаки, - ответил серьезно Валдис. – Рабы сексуальных инстинктов. Они
боятся одиночества. Им лень искать нового человека.

- А я о чем говорю?

Нет, - валдис повернул на игривость. – Это, скорее всего, проявление не
слабости, а силы духа. Это люди будущего.

- Может быть, - улыбнулась и Оленька. – Но к этому будущему приведет не
мужчина, а женщина. Она сделает революцию. У тебя. Кстати, есть дети?

- Нет.

- Почему?

- Моя жена считает, что еще рано. Мы недостаточно обеспечены.

- Если у тебя есть машина, то неужели вы мало обеспечены?

- Это она так считает. Женщина говорят одно, а думают другое.

Она посмотрела внимательно. Он смутился от ее взгляда и вдруг сказал
решительным тоном.

- Ты знаешь обо мне все. Но я не хочу выглядеть в твоих глазах слабаком.
Поехали ко мне? Я познакомлю тебя с моей женой.

- Да ты что, совсем?

- Заявляю с полной ответственностью. Не пугайся. Я пошутил. Жены дома
нет. Она в командировке. Она у меня крутой финансист и частенько ездит
по заданию своей долбанной фирмы. Жены дома нет. Поехали?

- Ну, если ты не заставишь меня прыгать с балкона.

Валдис рассмеялся, закрыв лицо рукой.

Приехали через час. В квартире никого не было. Валдис незаметно поставил
замок на предохранитель. И почувствовал, что вдруг куда-то испарилась
легкость. Он не на шутку растерялся, не зная, как себя вести. Начал
рассказывать про квартиру, про недавний ремонт. Даже выпить не
предложил, испугавшись, что она расценит это, как начало атаки. А ему
борьбы не хотелось. Ощутив занудливость своих же слов, он включил
магнитофон, поставил кассету с любимыми блюзами.

Оленька пошла танцевать, но на нежность не откликнулась. Только разговор
в ритме движений и на расстоянии. С долькой иронии.

Звонок в дверь прозвучал как свисток судьи. Свисток, объявляющий, что
встреча закончилась со счетом ноль-ноль. Он опять закрыл лицо рукой,
тихо рассмеявшись. Это походило на самобичевание.

- Ничего страшного, - сказала Оленька и нажала кнопку «стоп» на
магнитофоне. – Спокойно. Я бы все равно не осталась. Скажешь, что я твоя
сотрудница.

- У меня нет сотрудниц.

- Скажешь, что я твоя секретарша. Знаешь анекдот? Секретарша
устраивается на работу. И называет сумму, за которую согласна работать.
Директор обалдел. Да вы что, у меня столько получает главный инженер. Ну
вот и спите со своим главным инженером.

Звонок повторился, длинный, противный, настойчивый.

- Ты бы все равно не осталась? Почему?

- Открывай.

- Ты не ответила.

- И не отвечу.

Переступив порог, Оленька сказала жене «здравствуйте», а мужу «до
свидания». Объявила обоим, что у меня в вашей квартире ничего не было и
быть не могло. И неторопливо пошла вниз.

- Мне нравится, - выговорила, наконец, остолбеневшая жена. – А я думаю,
почему у нас замок все время не работает?

- Я сейчас провожу! – крикнул вниз Валдис и метнулся к вешалке одеться.

Жена вошла в прихожую, оставив дверь открытой. Она с интересом
наблюдала, как муж суетливо одевается.

- Может, ты мне что-нибудь объяснишь?

- А что я тебе должен объяснять? – он даже улыбнулся. Мол-де, ситуация
глупая, но моя совесть чиста. – Не стану же я говорить, что это моя
секретарша.

На улице перед домом Оленьки не оказалось. Валдис обошел дом. Неужели
так быстро взяла такси? Он вернулся к подъезду. Подошел к своему
автомобилю. Возвращаться домой не хотелось.

Выжимая полный газ, Валдис понесся к ближайшей станции метро. На такси
она могла рвануть только сюда, потому что до дому ей слишком далеко.
Неужели придется возвращаться, если он ошибается? Придется что-то
объяснять жене? Валдис ударил кулаком по баранке и выкрикнул неизвестно
кому.

- Да не хочу я ничего объяснять!

6

Люсик внимательно смотрел на Бориса в кепочке. От встречного взгляда,
идущего от живота, несло угрозой.

Борис назначил ему встречу по телефону. Люсик обрадовался, не долго
пришлось ждать контакта с представителями «крыши», которым должно быть
что-то известно о судьбе Матросова. Пора вписываться к ним в доверие.

В пивном кабачке дымно гомонили, стоял послеобеденный час. Из-за первого
от двери стола поднялся навстречу темноочкастый Толик. Кивнул идти
вперед, через зал, в отдельный кабинет. У Люсика внутри екнуло, это
засада.

- Ну, как дела? – спросил Борис довольно миролюбиво.

- Да так, - дернул плечами Люсик, пытаясь определить, какая неприятность
поджидает.

- Хромой не появлялся?

Толик сзади не уходил. Это допрос.

- Не появлялся, - твердо ответил Люсик.

- И ты не встречался с ним? – быстрый вопрос на уточнение.

Ответ выдало предчувствие, анализировать времени не было.

- Встречался, - сказал Люсик, не понимая зачем сознается. – Он позвонил
по телефону, забил стрелку, на ступенях у входа в метро. А сказал всего
пару слов. Не вздумай платить «котовцам». Платить будешь нам, мы от
Паршина и это наша территория.

- Вот как? – усмехнулся Борис и кинул взгляд Толику, мол , ты понял.

- Честно говорю, - Люсик правой ладонью прикоснулся к груди. – Все очень
быстро как-то. Я и не понял, зачем такая встреча была нужна? То ли он
испугался чего,то? Почему в магазин не пришел? Не вздумай платить
«котовцам», платить будешь нам, мы от Паршина, я позвоню. Да, он сказал
«я позвоню». И сразу в метро. Он уже без костыля был.

- Знаю, - проворчал Борис задумчиво. – Ну и зачем он тебе это сказал,
как ты думаешь? Объясни. Почему ты мне сразу об этом не сообщил? Не
предупредил, что у тебя с ним встреча.

- Да все как-то быстро… Ты же мне приказал, чтобы я с ним зацепился,
вошел в контакт. Ну, я и пошел входить в контакт.

- А почему не позвонил после встречи?

- Так не произошло же никакого контакта. Я хотел доложить. А что,
собственно, докладывать? О чем? Непонятная стрелка какая-то. Много
вопросов. Ты говоришь, что эта территория ваша, а он говорит, что их
территория. Кому верить? Ну, в общем, я не стал тебя пока
беспокоить…Решил, вот если он позвонит еще раз, и скажет куда принести
деньги и кому отдать, ну тогда я сразу к тебе. Я не правильно поступил?

Борис посмотрел на Толика. Толик вышел.

- Садись.

Люсик опустился на стул перед Борисом, и тут же руки в колени, чтобы
стереть с ладоней пот.

- Я тебе не верю, - заговорил Борис тяжело, неторопливо. – Но наш папа
запретил тебя трогать. Ему очень понравилось, как ты… Я назвал ему
фамилию, которую ты мне втюхал. Он заржал. Кржижановский, говорит? А
Троцкого с Яковым Свердловым там нету? Ему очень понравилось. Но я тебе
этой шутки не прощу.

- Боря, меня на самом деле зовут Глеб. Могу паспорт показать. А
Кржижановский – это мой псевдо. Ну, типа клички. Я заранее решил, что
если удастся работать на какую-то крышу, а я очень этого хочу, иначе не
прожить, то у меня будет свой псевдо.

- Псевдо? – Борис посмотрел с интересом. – Первый раз слышу такую феню.

- Сам придумал, - сказал Люсик и скромно опустил глаза.

- А что, - Боря даже хохотнул. – Неплохо. Надо и себе придумать псевдо.
А то кликуха, кликуха. Словно дикари. Наш папа кликух терпеть не может.
Только по фамилии. У него два высших образования. Он уверен, что блатные
законы тормозят развитие и должны отмереть. Ты, кстати, что заканчивал?

- Бонч-Бруевича.

- Так наш папа тоже! Вот почему твой юмор ему понравился. Но я тебе не
прощу. Пока не заслужишь доверия. Значит, ты не знаешь кто этот хромой?
И с какими людьми он связан, тоже не знаешь? Как тебе сказал? Платить
будешь нам, мы от Паршина? А кто такой Паршин?

- Н-не знаю, - постарался ответить как можно растерянней Люсик.

Борис добродушно усмехнулся. Теперь он смотрел как на простачка, как на
лоха. Что и требовалось.

Заглянул Толик. Сделал знак, увиденный только Борисом. Борис ему кивнул.
Через минуту дверь распахнулась и вошел рослый незнакомец в шляпе и
длиннополом пальто из черного сукна. Необычный фасон шляпы забирал
внимание, из-за чего терялись черты лица ее владельца. Толик закрыл
дверь и стал на карауле. «Шляпа» подошел к столу, посмотрел на Борю,
посмотрел на Люсика. Кто здесь кто? Борис встал, а Люсик остался сидеть.
Черное пальто делало незнакомца неимоверно широкоплечим.

- Боря, - протянул руку для знакомства Борис.

Пришедший будто снизошел на рукопожатие без слов, и уселся на свободный
стул.

- Ну, а тебя как зовут? – выразил недоумение Борис.

- Не важно, - спокойно произнес «шляпа». И взмахнул пальцами, давай
команду. – Говори. Что у вас?

Борис взглянул на стоящего у двери Толика. При подчиненном
непозволительно терпеть унижение.

- Не, братишка, так не пойдет. Ты от Котовского, а я от Паршина. Ты
проверяющий и я проверяющий. Давай говорить на равных. Уважая друг
друга. Я имя назвал. А ты кто? Скажи имя или псевдо.

- Как? – умилился незнакомец. – Как ты сказал? Что-то новенькое. Псевдо?
Надо же. Паршин сам придумал? Кликухи он терпеть не может, знаем. А
псевдо, значит, уважает? Ладно, Боря, давай давай без нервов. По делу –
и все. Зачем тебе мое имя? Зовут меня, скажем, Бронежелет. Это мой
псевдо. Устраивает? Вы нас попросили о встрече. Это вам вдруг
понадобилась наша помощь. Поэтому чего ты тут? Давай, говори. Это кто?

Палец уставился на обомлевшего Люсика. Ему дико повезло. Он сидит на
сходке представителей разных крыш и знает кто откуда. Он и раньше знал,
что Борис человек Паршина, только не знал какой величины. Задуманная
провокация начала действовать. Но тут же пронзил вопрос. А дадут ли ему
отсюда уйти.

- Это пацан, - сказал Борис хмуро. – Под нами работает. Но через него
открылось кое-что интересное. Ну, во-первых, когда мы пришли его
смотреть, то он погнал, что платит Котовскому. Ты понял?

- Откуда тебе известно имя Котовский? – резко задал вопрос незнакомец в
черном.

Люсик не разглядел его глаз под шляпой и посмотрел на Бориса.

- Я же рассказывал.

Еще раз! – грозно приказал Боря и сел. И предложил незнакомцу. – Пива
принести?

Тот не удосужил ответом, ждал разъяснений.

- Дело вот как было, - начал заикаться Люсик. – Я когда решил магазинчик
открывать, бегал, искал товар по базам. Интересовался, что лучше идет. У
Балтийского, если прямо смотреть, то справа, есть территория, где
торгуют из вагонов и контейнеров. Большая территория оптовиков. Ну и там
в одном контейнере разговорился с хозяином, познакомился. Он посоветовал
толкать макароны, для бедных самый ходовой товар. Ну и я как бы
пожаловался ему. Вот, типа не знаю, магазин открою, а ракета наедет, то
кому платить, хочется под надежной крышей сидеть. А он такой говорит. Ты
если чо гони, что платишь Котовскому.

- Такое могло быть? – спросил Борис.

Шляпа сделал утвердительный кивок и тут же выругался.

- Вот и я говорю, - согласился с ним Борис. – Если псевдо Котовский
знает всякая шушера, то это не порядок.

- Котовский не псевдо! – выкрикнул пришедший. – Не вешайте нам свою
херню. Дальше что? Не вижу серьезного разговора.

Борису очень не понравился приказной тон гостя в черном. Но пришлось
сдержаться.

- Дальше вот что. Наших кассиров уже второй год кто-то бомбит. Раз в три
месяца. Было четыре нападения. Кто-то вычислял, когда мы берем хорошую
кассу.

- Так это у вас непорядок, - ехидно заметил «шляпа».

Мы думали, что кто-то наводит. Трясли своих, кололи тех, кто платит и
чьи деньги ушли. Концов нет. В девяносто четвертом похожии случаи были в
Петроградском районе. Там под видом гаишников одну кассу взяли, а на
второй обломились. Кто это делал, тогда не выяснили. Теперь началось у
нас. И продолжается. Паршин снял двух бригадиров. Поставил меня
разбираться. Мы долго пасли этих ребят, и они проявились. Клюнули на
подставу. Но ушли, мы взяли одного только, а их было трое.

Люсик не верил своим ушам.

- И вы не можете этого одного расколоть? – спросил еще ехидней «шляпа».
– Мы-то вам зачем?

- У Паршина вопрос к Котовскому. У вас таких случаев не было? Если были,
то давайте объединимся и выловим наглецов. Одна зацепка у нас есть. Вот
он.

Борис кивнул на Люсика. А тот понял, что нужно внимательно следить за
выражением собственного лица. Вдруг сейчас на нем предательская
заинтересованность, а не вырущающий страх. Надо бы изобразить дебильное
непонимание.

- Это ваши проблемы. Вопрос не интересный.

Одетый в черное поднялся, не вынимая рук из карманов.

- Да погоди ты! – вскочил и Борис, уже не сдерживая раздражение. – У
Паршина к вам конкретная просьба. Вот фотография. Смотри. Если эти двое
кому-то из ваших знакомы… Или попадут в поле внимания… Дайте нам знать.
Мы в долгу не останемся. На второй фотогрфии хромой и этот пацан, но он
не при чем. Они ему встречу назначили.

Люсик инстинктивно потянулся к столу, не задумываясь, правильно ли себя
ведет. Фотографии цветные, снято с расстояния. Момент его встречи с
Нифонтом у метро. И Нифонт у ларька с Валдисом, у другого метро, у
«Балтийской». Значит, охота идет серьезная.

Одетый в черное вдруг наклонился к столу. Правая рука медленно вылезла
из кармана, указательный палец опустился на запечатленную фигуру
Валдиса.

- Кто этот человек?

- Сами хотим очень узнать, - ответил Борис. Живот у него подобрался.

«Шляпа» поднял фотографию на уровень внимательного изучения.

- Этот человек был в больнице, - заговорил он сам с собой. – Точно, в
больнице. В коридоре. А здесь они пасутся у Балтийского, в нашей зоне…
Так вот кто убил моего сына…

Люсик оценил напряженное внимание на лице Бориса. Тот не спешил с
уточняющим вопросом, о каком сыне идет речь и каком убийстве.

- Кто это?! – рявкнул на него «шляпа». – Что вы про него знаете?

- Послушай ты! – повысил голос и Борис. – Ты тут пургу не гони. Ты от
Котовского, я от Паршина. Или базарим на равных, или пошел на хрен.

Из левого кармана черного пальто вырвалась другая рука, сорвала с головы
шляпу и властно саданула ею об стол.

- Я сам Котовский!

Такого Люсик не ожидал. Шея, подбородок, лоб, уши и затылок гостя сияли
одним цветом, гладко выбритым. Действительно, Котовский. Только у
прежнего героя братоубийственной войны были усики.

- Отвечать на мои вопросы. Мне с тобой базарить не о чем. Паршин слишком
мелок для меня. Поэтому отвечай. Кто это?

Борис явно не знал, как себя повести. Люсик ощутил необходимость помочь
ему, быть на его стороне.

- Я отвечаю на вопросы только своего папы, - медленно проговорил Борис.
Продемонстрировал достоинство.

Котовский протянул ему мобильный телефон, приказал набрать номер
Паршина. Борис долго нажимал кнопки аппарата, едва умещающегося на
половине его ладони, очень глухо произнес первые фразы, и очень неохотно
передал телефон лысому.

- Паршин, я Котовский!.. Говорю прямо. У нас тут похоже один интерес. Я
сам приехал на встречу. Ты ищешь человека, которого и мне нужно достать.
Скажи своему бригадиру. Чтобы выложил мне всю информацию.

Котовский сел, а Борису пришлось говорить стоя. Сидел и Люсик, о котором
зашла речь. Борис рассказал о том, как на магазин Люсика наехал
загадочный хромой, а до этого, во время налета, одному из отнимавших
кассу повредили ногу, и, кажется, это он назначил странную встречу у
метро, выдавая себя за человека от Паршина, зная, что этот район
контролирует Паршин, а потом встретился с этим в костюме. Перед которым
отчитывается, как перед старшим, что видно по фотографии

- И ты ему веришь? – Котовский сделал кивок в сторону Люсика. – А может
он с ними связан. А магазин для прикрытия. Странная закрутка.

- Мы следим, - ответил Борис. – Других контактов у него ни с кем не
было. Разговоров по телефону тоже. Он у нас единственная зацепка, если
они выйдут на него еще раз. Но они боятся. Они видели меня у него в
магазине. Они думают, что паренек мой, специально подставлен, поэтому
проверяют.

- Погоди, погоди, - остановил Котовский разъяснения Бориса. – Ты же
вроде говорил, что вы одного взяли. Из тех, кто нападал на кассиров. Я
правильно понял? Почему ты не говоришь, что вам удалось из него
вытрясти?

- Да не успели мы ничего из него вытрясти, - поморщился Борис и кинул
странный взгляд на стоящего у двери Толика. – Наш один бык так ему
врезал, что обрубил наглухо. Ничего не узнали.

Лысый тоже посмотрел на стоящего в темных очках за спиной у Люсика. И
Люсик понял, кто виноват в потере ценной информации. Сжатием зубов ему
удалось притушить желание развернуться. Тут же пришла разящая мысль, что
лысый сейчас увидит его внутренние переживания. Надо опередить вопросом,
словом, предложением.

- Они выйдут на меня, - промямлил Люсик через силу. – Я поверил, что они
от Паршина, сказал, что буду платить. Значит, они выйдут. И я сразу же
сообщу.

- Ты мне должен сразу же сообщить, мне! – Котовский словно пристрелил
указательным пальцем. – Вот телефон моего наблюдающего, сообщишь все
ему.

Из черного сукна возникло портмоне, оттуда визитка.

- Фотографии я забираю. Вы себе еще сделаете.

И портмоне заглотило фотографии размером двенадцать на восемнадцать.

Котовский встал, одел шляпу. Толик открыл ему дверь, устыпая дорогу.
Могущественная личность сделала два шага. Вернулась и погрозила Люсику
разящим пальцем.

- Учти!..

Люсик спрятал визитку и посмотрел на Бориса. Он ждет его распоряжений,
он у него в подчинении. Борис опустился на стул, как только дверь
закрылась. Заговорил устало, напряженно о чем-то думая.

- Сначала всю информацию мне, понял? А мы уже решим, что сообщать
Котовскому, а что – нет. Для него паршин слишком мелок!.. Посмотрим.

- Да я понял, конечно, - быстро ответил Люсик тоном послушного ученика,
достал визитку и подал на изучение. – Я могу вообще не звонить по этому
телефону. Этому Федору Федоровичу.

Люсик благостно осознал, что теперь его не тронут. Он под подозрением,
он между двух огней, но это для него и спасение. Одна «крыша» прикроет
его от другой в случае надобности. А при умелом повороте событий они
даже могут схлестнуться. О чем необходимо срочно сообщить Валдису. И не
только об этом.

Сначала Люсик пришел в магазин. И еле дождался пока Давыд избавиться от
надоедливой покупательницы. Люсик даже монтировку ему показал. Может, по
башки ей стукнуть? Когда остались одни, Люсик обнял друга уже без
иронии.

- Давыд, я мог тебя больше не увидеть. Нужна срочная встреча с Валдисом.
Ты не представляешь, как круто обстоят дела. Ну, так звони
Добровольскому. Он даст сигнал.

- Нельзя. За нами не только следят. Нас и подслушивают. И даже
фотографируют. У них есть фотография Нифонта и Валдиса. Наша проверка
удалась на все сто.

Поздно вечером, в гараже у разбитой «девятки», Люсик рассказал Валдису о
произошедшей встрече до мельчайших подробностей. Валдис выразил похвалу
рассеяно, глядя взглядом отсутствующим. Люсик понял, что он уже
анализирует варианты мести за погибшего друга. Молчание сделалось
невыносимо гнетущим, и Люсик решился на легкий юмор.

- Я не понял, Валдис, какого ты ребенка где-то там убил? Лысый говорил,
ну. Что видел тебя в больнице, в коридоре, это ты убил его ребенка.

Валдис словно пришел в себя, усмехнулся невесело

- Я понял, что за лысый. Котовский - это тот крутой на «мерседесе», что
был в больнице, где работает Женя. Я подозревал, что он тогда колол
Николая Николаевича, что наш дорогой доктор стал его человеком. Но это,
слава Богу, не подтвердилось. Оказывается. Лысый ищет какого-то убийцу
своего сына? Но почему в детской больнице? Бред какой-то, полная шиза.

- Может быть, спросить об этом Женю? Что нужно было в их больнице этому
лысому?

Нельзя ее ни о чем спрашивать. Она не должна знать кто мы, чем
занимаемся и кто нам интересен. Особенно сейчас. Итак. Что мы имеем? Мы
знаем, что Боря новый проверяющий у Паршина. И знаем кто такой
котовский. Котовский, как я и думал, всего лишь «кликуха». А вот кто он
на самом деле? Этого лысого мы наблюдали во время разборки у Варшавского
вокзала. Теперь нетрудно будет выяснить, что за птица. Неплохая
информация для шефа. Для того, что нам простили грехи. И чтобы разрешили
действовать. За Матросова нам ответят. Ответят. Я сказал. Даже если шеф
будет против.

Г Л А В А Ш Е С Т А Я

1

Женя нашла этот номер телефона на работе. Долго хранила его, пока не
решилась все-таки позвонить.

- Алло, здравствуйте…

- Здравствуйте, - очень вежливо ответил мужской голос.

- Я хотела позвонить вот по какому вопросу…

- Вы уже звоните. Слушаю вас.

- А вы кто? Я туда попала?

- Бюро несчастных случаев городского управления внутренних дел.

- По исчезновению людей вы тоже?

- Тоже. Что у вас, говорите.

- Значит это… Можно я по порядку? Мы ходили за грибами. И там наткнулись
на повешенного. Он там висит на ветке. Кажется, на сосне.

- А почему вы сразу не сообщили? Когда это было?

- Я перепугалась. Я так перепугалась, что… Я и сейчас боюсь. Я не хотела
звонить, если честно.

- Место хорошо запомнили?

- Да, а что?

- Могли бы его показать?

- Могу, но я туда не поеду. Ни за что.

- Почему? С вами будут сотрудники милиции.

- Тем более не поеду. Я ваших сотрудников боюсь еще больше, чем… Не хочу
я туда ехать.

- Хорошо, девушка, понимаю, вы боитесь. Но как без вашей помощи мы
сможем обнаружить труп, о котором вы говорите?

- Я скажу где. Надо ехать до платформы Борисова Грива…

- Вы советуете нам поехать на электричке?

- Нет, ну почему… Я рассказываю, как я ехала. Там от платформы нужно
идти в обратную сторону…

- Девушка, придите, пожалуйста, по адресу… - и голос убедительно
продиктовал улицу, номер дома и номер комнаты.

- Я запомнила, но я не приду.

- Тогда дайте свой адрес, чтобы к вам приехал наш сотрудник.

- Не могу. Не дам.

- Тогда сообщите обо всем вашему участковому. Вы знаете вашего
участкового?

- Не знаю, и знать не хочу.

- Все, девушка. Вы должны сообщить либо в ваше отделение милиции, либо
по указанному адресу. До свидания.

- Елки! – выкрикнула Женя и повесила трубку. Она предусмотрительно
звонила из автомата.

А дома, выслушав упреки от попугая, решила созвониться с Шурочкой.
Шурочка попросила сейчас же приехать к ней на работу, у Жени выходной, а
у нее будет возможность отпроситься.

Женя долго собиралась, в дороге старалась читать книгу, чтобы отвлечься,
но добралась совершенно разбитой. В голове пульсировало: зачем? Не надо!
Зачем? Не надо! Зачем? Не надо!

Шурочка быстро отпросилась, переоделась и они присели решить куда
направятся.

- Я не поняла, Прежина. У тебя сегодня выходной, ты должна у него
сидеть, и пузыри пускать ртом и носом.

- Я ночевала там. А днем у него какие-то важные звонки.

- Для Валдиса? Ну и как прошла его встреча с Оленькой?

- Я же тебе рассказывала.

- Он ее все равно бросит. Даже если запудрит мозги. У меня такое
предчувствие.

- Ольге сейчас нужно запудрить мозги. Я к тебе по другому поводу.
Выслушай. Хотя это связано с Омутовой. Она просила тебе не говорить. Я
пообещала даже. Но больше не могу. Надо хотя бы рассказать.

И Женя детально разрисовала историю о том, как они поехали за грибами,
как наткнулись на повешенного, как бежали из леса, и как Оленька
уговорила никому не сообщать, умоляла не говорить даже Шурочке. Потому
что потому. И вот она сегодня позвонила по телефону, который нашла в
газете, а там ответили, что если у вас не все дома, то там и сидите, а
если хотите рассказать, то нужно прийти, и сказали адрес и номер
комнаты, но она не поедет одна.

- До сих пор скрывали? – спросила Шура после того, как Женя раскурила
третью сигарету.

- Ты же знаешь, как Ольга реагирует на милицию.

- Дуры! Я еще выскажу Омутовой. Думает, если дернула косячок и
заторчала, значит все нормально?

- Шура, ты у нас боец. Вот на тебя и вся надежда. Поедешь со мной?

Здание, к которому они добрались через час, подавляло мрачностью. Лицо
капитана милиции, встретившего в названной комнате, горело багрянцем.
Жене захотелось нарисовать трехлитровую банку томатного сока, в которой
плавает окурок.

- Вы должны поехать и показать место, - настаивал капитан, выслушав
объяснения.

- Нет, - категорично ответила Женя.

Шурочка рассматривала капитана как психиатр нового пациента.

- На карте сможете показать?

Женя подошла вместе с ним к огромной карте города и области.

- Мы выехали отсюда и приехали сюда, - начала ориентироваться Женя
поворотами тела. – Выйдя из вагона я стояла вот так… Потом перешли на
другую сторону… Идем обратно по ходу электрички… Идем, идем, и выходим
на шоссе… Вот где-то здесь мы вышли… Солнце было сзади… Солнце обычно с
востока на запад?

- Если верить школьным учебникам, - кивнул капитан.

- Значит, вот так я иду, иду, - Женя показала, как она идет по лесу. –
Где-то через час выхожу на лесную дорожку… Вот эта, что ли? Что это?

- Лесная дорога, - подтвердил капитан.

- Ну так вот, - Женя обрадовалась найденному квадратику. – Вот тут вот
где-то. Мы бежали отсюда… С лесной дороги выбежали на большую… Несколько
домиков, правильно… Вот здесь. У вас правильная карта.

Капитан сделал пометки на бумаге.

- Теперь ваши данные, девушка. От кого поступило заявление.

- Я так и знала! – лицо жени сделалось обозленным.

Шура назвала свою фамилию и домашний адрес. Сказала, что телефона нет.

- Все, вы свободны, - сказал капитан, не глядя.

- Как? – не поняла Женя. – Уже все?

- А о чем еще с вами можно говорить? – капитан поднял одутловатое лицо,
пронзил недобрым взглядом. – Сколько времени прошло?

- Была середина сентября, - еле прошептала Женя.

- Вот видите. Почти два месяца. О чем еще можно с вами говорить?

- Мы понимаем, конечно, - вступилась за подругу Шура.

Если б вы понимали, то вели бы себя как граждане, а не как трусливые
обыватели. Вернее, товаропотребители.

На улице Женя закурила.

- Фу, блин, вроде бы скинуда камень с души. А почему-то все равно
противно. Только, Шурочка, пожалуйста, не говори ничего Ольге. А то она
меня убьет.

- А Евгению скажешь?

- Ты что! Я скажу ему, он скажет Валдису, тот спросит у Омутовой, и она
меня проклянет.

Да ну вас, - махнула рукой Шурочка. – Разбирайтесь сами. Только потом не
кричите. Помоги, помоги!.. Я вам с вашей дуростью больше помогать не
собираюсь.

Смеркалось. Женя с радостью отметила, что ей больше не мерещатся
повешенные на каждом дереве. Особенно если идешь мимо длинной череды
ларьков с равнодушными продавцами.

2

Женя следила за Николаем Николаевичем с утра. В его кабинет входили,
выходили, но сразу же заходили другие посетители. Она решила поймать его
в коридоре. Она спросит по поводу диагноза и заключения врачей, и он сам
пригласит ее в кабинет, а мешающих попросит удалиться.

- Николай Николаевич! – услышала Женя голос старшей сестры и выглянула
из-за своей двери.

Старшая звала Николая Николаевича ко входу на отделение. Его требует
какой-то ненормальный, поясняла она громко, который уже приходил.
Николай Николаевич ушел. Старшая отправилась к себе. И Женя очутилась у
выхода. Встретить его лучше здесь, пока никто не отвлек.

У двери Женя прислушалась. Слов не разобрать, но говорили на повышенных
тонах. Голос Николая Николаевича звучал возмущенно. Ему нужна помощь,
решила Женя, и надавила на тугую защелку кодированного замка.

Николай Николаевич, взмахивая непослушной рукой, объяснял что-то у окна
огромному посетителю в черном пальто и шляпе. Увидев Женю, Николай
Николаевич замер, на лице отразился нешуточный испуг. Стоящий перед ним
оглянулся. Женя узнала его, хотя раньше он приходил без шляпы.

- А ну-ка, иди сюда! – крикнул ей лысобритый, он тоже ее узнал. А
Николая Николаевича пригвоздил к месту указательным пальцем. – А ты
стой!

Он быстро подошел, захлопнул дверь за спиной Жени, взяд ее под руку и
вскинул к глазам фотографию.

- Кто этот человек? Быстро! – и тут же обернулся, строго предупреждая
Николая Николаевича. – Не подходи, будь там!

На фотографии Валдис разговаривал у ларька с каким-то кучерявым парнем.
Женя плечами выразила недоумение.

- Не узнаешь? – удивился лысобритый. – Он же стоял вон там. Когда я тебе
вот здесь деньги предлагал. Забыла?

Да, Валдис стоял на том же месте, где сейчас топтался Николай
Николаевич, желающий что-то крикнуть, предупредить.

- Я не знаю этого человека, - произнесла Женя и вложила в энергию
взгляда ту злость, которая может обернуться взрывом.

Лысобритый шагнул назад, засовывая фото в карман. Сзади к нему
приблизился Николай Николаевич.

- Но он же был здесь, был, я же помню! – сказал лысобритый ему, ей и
самому себе, явно засомневавшись.

- Да мало ли здесь каждый день приходят! – выкрикнула, наконец, Женя с
нужной сердитостью. – Вы-то сами кто такой? Что вам тут надо? Николай
Николаевич, давайте милицию вызовем? Ну что это такое? Не дают работать.

Николай Николаевич глядел на нее с восхищением.

- Хорошо. Но учтите, я проверю еще раз, - сказал лысобритый мягким,
извиняющимся тоном. И тут же продемонстрировал Николаю Николаевичу
калибр указательного пальца. – Ты учти.

Ушел он быстро, властно, как тогда.

Николай Николаевич медленно, звучно выдохнул и спросил. Кося глазами в
сторону вестибюля.

- Что ты ему сказала, Женя? Он тебя спрашивал, знаешь ли ты Валдиса? А
ты что? Сказала. Что не знаешь? Господи, какая ты умница. Я ему сказал
то же самое. Ну зачем ты вышла сюда, Женя, зачем? Как ты меня напугала!

- Ну как зачем, Николай Николаевич? – обрадовалась Женя его похвале. – Я
вас сегодня никак поймать не могу. Мне же расспросить вас надо. Вы
узнали заключение по диагнозу Евгения? Вы мне обещали.

И тут Николай Николаевич обнял ее двумя руками. По-отечески придал к
себе, любя и жалея.

- Пойдем, Женечка. Пойдем, я сейчас тебе расскажу все про диагноз.
Господи, ну разве мог я предположить, что наступят такие страшные
времена? Разве мог предположить, когда ходил голосовать за этого
кретина?

Он провел ее в кабинет, обняв за плечи.

- Николай Николаевич, что люди подумают? – быстро спросила Женя, готовая
рассмеяться от смущения.

- Люди? Какие люди?

Николай Николаевич не понял. Вошли в кабинет и увидели старшую что-то
ищущую на его столе.

Александра Алексеевна, а вас этот вот чокнутый ни о чем не спрашивал?
Фотографию не показывал вам?

- Нет, - ответила старшая. – Он спросил вас и хотел ворваться. Но я его
не пустила. Я узнала его, это тот маниакальный папаша, на которого
сильно подействовала смерть ребенка. Я пыталась даже объяснить, что ему
не мешало бы показаться психиатру.

- Значит, не показывал он вам никакой фотографии? Надо же, повезло.

Николай Николаевич подмигнул Жене, стоящей у двери. Затем увидел
нескрываемое любопытство на лице старшей.

- Видите ли, Александра Алексеевна, - хохотнул Николай Николаевич для
ощущения легкости. – Этот, как вы правильно выразились маниакальный
шизоид, уверен, что его ребенка убили. А в тот день, когда он здесь
разбушевался… Когда поступил мертвый ребенок, а он обещал отправить всех
на Канары… Сначала на Канары, теперь на тот свет, щедрый человек, ничего
не скажешь…

- Мне он деньги предлагал, - вставила Женя, посчитав добавление
уместным.

- Так вот, в тот самый день здесь был Валдис. Мой знакомый, помните?
Которому нужна была сестра по уходу за инвалидом.

- Ну, конечно, помню, - ответила старшая и быстро взглянула на Женю.

- Так вот, у этого папаши откуда-то появилась фотография Валдиса и он
теперь уверен, что в смерти ребенка виноват именно Валдис! Полный бред!

Да! – восхитилась Александра Алексеевна. – Это уже клиника.

Николай Николаевич еще раз взглянул на Женю, словно проверяя, так ли он
ведет разъяснение, и продолжил без иронии.

- Я согласен с вами. Это клиника. Это очень страшная клиника. Потому что
у этих клинических людей оружие. Деньги. Сила и власть. Понимаете? Он
сейчас буквально устроил допрос мне и Жене Прежиной. Знаем ли мы
Валдиса? Он показал фотографию. Имени он его не знает. Мы с Женей, не
сговариваясь, ответили, что не знаем такого мужчину.

- Я бы ответила точно так же, - сказала Александра Алексеевна, выказывая
преданность и единодушие.

- Вот и отлично, - словно поймал ее на слове Николай Николаевич. – Если
этот тип заявится еще раз… И будет показывать фотографию… То, прежде
всего, гнать в шею, вплоть до вызова милиции. А во-вторых, если он
все-таки покажет фотографию, и будет спрашивать, то вы не знаете
человека, который на ней отображен.

Александра Алексеевна подошла к нему, готовая к исполнению сейчас же.

- Николай Николаевич, нужно особо предупредить Свету Солодюк. У нее ума
хватит сказать, что она знает человека на фотографии. К тому же она
знает, как его зовут. И даже адрес.

Николай Николаевич положил руку на ее плечо, как командир, благодарящий
лучшего бойца.

- Верно. Предупредите ее сейчас же. Она сегодня работает?

Старшая сестра вышла. Николай Николаевич устало сел за стол, посмотрел
на Женю и невесело усмехнулся.

- Во наступили времена!

Женя робко напомнила. Что ее интересует заключение врачей по диагнозу
евгения Добровольского. Когда его смотрела в последний раз, будут ли
смотреть еще? Николай Николаевич заерзал, устраиваясь поудобней на
стуле, и сказал, что причин для волнений он не видит, состояние инвалида
Добровольского не будет изменяться в худшую сторону. Женя спросила,
можно ли расчитывать на изменения в лучшую сторону. Что светит ее
подопечному в будущем? Пожизненная инвалидная коляска?

В будущем? – Николай Николаевич вгляделся в Женины зрачки и снова
невесело хмыкнул. – Я удивляюст твоему самообладанию, Женя. Ты не
придала серьезного значения только произошедшему инцинденту. Валдиса
разыскивают какие-то бандиты. Понимаешь? По нелейшему подозрению. Мы с
тобой каким-то необъяснимым случаем не выдали его. Но розыск Валдиса на
этом не закончился. И он может грозить и Евгению Добровольскому
непредсказуемыми последствиями. Потому что они друзья и между собой
связаны. Инвалидность Добровольского – это не просто несчастный случай.
Понимаешь? А тебя абсолютно не страшит настоящее, тебя интересует
будущее. Молодец.

- А что вы знаете про инвалидность? – тихо спросила Женя. – Где его?
Вам-то они рассказывали?

- Нет, - усмехнулся Николай Николаевич еще раз. – Говорили о каком-то
дэтэпэ. Дорожно-транспортное происшествие, машина сбила. Но в это
верится слабо… - Николай Николаевич мгновенно подобрался, решив, что
болтнул лишнего, и захотел исправиться. – Ты вот что, Женя. Ты позвони,
пожалуйста, Евгению, или Валдису, если у тебя есть его новый телефон…
Позвони и расскажи обо всем здесь произошедшем. Звони прямо сейчас. Я
выйду, не стану мешать. Пойду лично поговорю со Светой Солодюк.

Николай Николаевич ободряюще пожал запястье левой руки. Женя благодарно
кивнула. Надо же, они понимаю друг друга без слов.

Женя позвонила. Евгений, внимательно выслушав, задал несколько
уточняющих вопросов. Поблагодарил за ценную информацию. Случай
глупейший, сказал он, но Валдису нужно сообщить.

- Я к тебе завтра приеду, и ты мне обо всем расскажешь, хорошо? –
спросила Женя на прощанье.

- Завтра? – голос Евгения неестественно кашлянул. – Нет. Завтра у нас…
Ну, в общем… Давай послезавтра. После восемнадцати часов. Ладно?

- Ладно, договорились, - ответила Женя, сдерживая взвившуюся змеей
обиду. – Завтра я тогда Ольгу навещу. Тебе Валдис про нее ничего не
рассказывал?

- Нет, не рассказывал. Хорошая девчонка, говорит. Очень ему понравилась.

- И все?

- Разве этого мало?

3

Валдис нервно курил, слушая рассказ Нифонта о том, как тот собирается
звонить по телефону.

- Мне не нравится, как ты себя назовешь. Есть в этом какой-то прокол.

- Ну, а как? По нашей версии я никак не представлялся. Говорил, что я от
Паршина, и все. Объяснять, что я такой-то, приходил с костылем, а потом
вызывал тебя к метро, - это слишком длинно. Ничего, прокатит.

Валдис раскурил новую сигарету. Посмотрел на часы. Достал из кармана
мобильный телефон. Кивнул, давай, звони.

- Алло, это магазин по оптовым ценам?.. Мне нужен Глеб Кржижановский,
алло!..

- Я слушаю, - ответил сурово Люсик.

- Говорит хромающий.

- Кто говорит? – переспросил Люсик. – Хромающий – это псевдо?

- С тобой говорит тот, кого ты привел на объектив у метро «Нарвская». И
давай без глупых словечек. Псевдо – это феня Паршшина. Мы так не
базарим. Я хромаю временно, а ты останешься лохом навсегда. Ты знал, что
нас будут фотографировать?

Фотографировать? Где? – Люсик отвечал точно.

- Ты знаешь где. Все, слушай сюда, ты. Котовскому очень не понравилась
возня, которую затеяли пацаны Паршина. Очень ему не понравилось, как
этот твой Борис выдавал раньше себя за человека Котовского. Так и
передай. За это надо отвечать. Паршин хочет разборок? Он их получит
еблементарно. Мы не знаем, сколько ты будешь им платить, ты на их
территории. Но за то, что ты привел меня на флюрографию, ты должен
выложить штуку баков. Ты понял?

- Чего? Штуку? Да откуда у меня? Я не знал!..

- Я перезвоню. Ты все уяснил?

- Уяснил, - сказал Люсик убитым голосом и повесил трубку.

«Перезвоню-уяснил» означало, что Люсику необходимо появиться в гараже,
как только стемнеет.

Нифонт отключил телефон, протянул хозяину и увидел обозленное лицо
Валдиса.

- Ты прокололся, идиот! Еблементарно – это наше выражение. Они на такие
словосочетания не способны.

- Командир, ну ты уже совсем, - возмутился Нифонт. – Тебе повсюду засады
мерещатся. Да мало ли сейчас разных выражений?

Люсик пришел в девятнадцать-пятнадцать. Валдис посмотрел на часы, когда
замигала дежурная лампочка от кнопки звонка снаружи. Люсик выпил соку,
затем водки, и начал рассказ, жадно закусывая. Через час после звонка
Нифонта он связался с Борисом и сообщил о «наезде» Хромающего, передал
весь разговор дословно. Кроме ожного слова. Но именно это слово
интересовало Бориса. Он спросил, не слыхал ли где-нибудь Глеб выражение
«эблементарно». Люсик не обратил на вопрос внимания, он не догадывается,
что телефон магазина прослушивается. Его больше интересовала помощь
Бориса, содействие, где ему взять штуку баков.

Борис успокоил, денег он даст, главное, чтобы встреча состоялась. Глеб
должен предложить Хромающему за деньгами в магазин, где тот получит
половину суммы, остальное потом, там будет правдоподобней. Люсик
возразил Борису, он в гробу видел разборки в магазине, засада может
обернуться бойней, а его потом дружки Хромающего подвесят за одно место,
он вообще не рад, что ввязался в это дело, если между «крышами» идут
выяснения отношений, то его это не касается, пусть скажут, кому платить
и он будет платить, потому что хочет заниматься всего лишь торговлей.
Борис жестко объяснил, что никаких разборок нет и быть не может, его
«папа» не такой дурак, чтобы поднимать руку на Котовского, здесь кто-то
третий хочет конфликта, чтобы перевести стрелки от себя, а мы хотим
узнать кто он, а Глеб должен помочь, иначе… Борис пообещал организовать
Люсику торговую точку в более престижном месте его района, а не в такой
заднице, как теперь, но сначала нужно навести порядок. В стране же
полный бардак. На этом телефонный разговор закончился, стороны пришли к
общему знаменателю.

- Он словечки наши на лету заглатывает, - пожаловался Люсик, смачно
убирая рыбу из консервной банки. – Псевдо, привел на объектив…

- Наверное, хотел в свое время учиться на филолога, - мрачно предположил
Валдис.

- Предлагаю вот что, - сказал Люсик, выбирая куском хлеба остатки жира.
– Давайте возьмем Бориса. Или его помощника, мордоворота в очках. Мы
хотим знать, где Матросов. Правильно? Тряхнем и скажут.

- А потом что? – спросил Валдис. – Узнаем, и что будем делать? Ну,
замочим мордоворота, а дальше что? Все, конец? Ликвидация магазина? Шеф
откажется от нас. Нарушили указания, - выживайте сами, разъезжайтесь,
прячьтесь от людей Паршина, бегите куда хотите, но помощи – итыз нот.
Где ты устроишься, кем будешь? Поедешь лес валить в Архангельскую
губернию? Нельзя. Я же хочу официальную пенсию пробить для
Добровольского. Да и всех вас как-то оформить, чтобы хоть какая-то
зарплата была, что ли. Да, мы круто напартачили. Но пока что в нашей
работе нуждаются. Мы узнали кто такой Котовский, считавшийся мифической
личностью. Теперь постараемся узнать о его структуре как можно больше, о
его контроле за грузоперевозками. Если мы добудем факты, что он связан с
милицейскими чинами, это будет успех. Шеф смилостивится, простит,
возможно даже продвинет. Но пока что ситуация глупейшая. Меня ищет Борис
по конкретному поводу, и меня ищет Котовский по бредовому подозрению в
смерти новорожденного. Ума не приложу, что предпринять. Если Котовский
еще раз появится в больнице и продолжит расспрашивать обо мне у
персонала, то кто-нибудь скажет, что я там бывал у Николая Николаевича.
Эта дура скажет. С которой я имел глупость… Она знает, где я живу, знает
где кваритра Добровольского. Квартиру Добровольского может вычислить и
Борис, если поднимет документы в мэрии, на кого оформлен магазин. Вряд
ли, но все возможно в подобном маразме. Висим на волоске, ребята. В
больнице можем подставить Женю. Да и Николаича. Им не известно, кто мы,
но неприятностей они могут поиметь достаточно. Особенно Женя. Ей бы
уволиться, сменить место жительства….

- Тогда и Добровольского нужно прятать, - вставил весомо Нифонт.

- А денег нет, - развел руками Валдис. – Что делать, хрен его знает.
Хоть иди к Котовскому на поклон. Есть такая мысль. Надо бы прикинуть все
варианты. Ну, дасть Борис Люсику баксов на приманку, Нифонт позвонит,
назначит встречу, чтобы их забрать… а дальше что?

4

Женя насторожилась, он поприветствовал ее как-то глухо.

- Здравствуй, - сказала она. – Поздравляю тебя с праздниками.

- С какими?

- Со всякими разными.

Она приготовила эти слова, они легко пришли на ум, а он, подумав,
ответил «спасибо». Спасибо и достаточно.

- Что-то случилось? – подошла вплотную Женя.

- У меня – нет. А у тебя что случилось?

Он прятал глаза. Развернул «бэтээр» и направился к окнам в комнате.

- Женя, - она тихо вошла следом. – Меня не было два дня. Что случилось?
Скажи. Нельзя же вот так.

Он посмотрел взглядом изучающим, недоверчивым, от которого сделалось
нехорошо, неловко. На столе у телефонного аппарата красовался
подключенный магнитофон со множеством кнопок, рядом лежала тетрадь, на
чистой странице авторучка.

- А что это у тебя? – спросила Женя, указывая на стол.

Он тут же подъехал, загораживая свою тайну.

- Это мои игрушки. Ты иди на кухню, начни там что-нибудь делать. Мы
сейчас поговорим.

Женя вышла, но ни о какой работе и подумать не могла. Подошла к окну,
смотрела на грязный снег, ища разгадку. И не услышала его появления за
спиной.

- Звонил твой муж.

- Что?! – резко повернулась она.

- Ты вчера звонила с работы днем. А часов в шесть… В шесть – ноль
восемь… Позвонил он. Скажите, Женя не у вас? Какая Женя? Женя Прежина. Я
обалдел. Откуда мой номер еще у кого-то? А кто спрашивает, говорю,
почему вы разыскиваете Женю Прежину именно здесь? Это ее муж. Я вообще
чуть не упал. А почему, спрашиваю, вы звоните именно сюда? Кто дал вам
номер? Извините, говорит. И повесил трубку.

- Я сейчас все объясню, - тихо сказала Женя.

- Попробуй. Ты говорила, что у тебя никого нет.

Зазвонил телефон. Евгений быстро вернулся в комнату. А Женя схватилась
за грудь, чтобы хоть как-то унять заколотившееся негодование.

Она пришла вчера с работы довольно поздно. И пришла в бешенство. В
коридоре на лавочке для курения посапывал Мишук. Рядом, на столике,
дремала ее сумочка, которую она забыла утром, перепутала второпях,
схватила более привычную, старую. И на работе осталась без вязания,
батона, книги, пачки сигарет, ну и записной книжки. Благо, номер его
телефона твердо сидел в памяти. Для начала Женя устроила выговор тете
Вале. Почему она впустила Мишука в квартиру, ей же было сказано и не
раз. Оказалось, Мишука впустил ее сердобольный дедочек, пока она ходила
изучать цены в магазинах и ларьках. Мишук напоил дедочка, они поговорили
за жизнь, тете Вале пришлось даже перетаскивать своего милка из кухни в
комнату. А Мишук устроился на лавочке у телефона. Женя увидела записную
книжку. Она лежала не внутри забытой сумки, а рядом. Значит, он ее
перелистал и, возможно, обратил внимание на свежезаписанный номер. О
том, что Мишук решится позвонить, она не подумала. Она лишь выставила с
треском бывшего ухажера.

Женя на цыпочках вышла в прихожую, заглянула на полголову в комнату,
одним глазком. Евгений, прижимая трубку плечом к уху, что-то записывал в
тетрадь. Ему же так неудобно, подумала Женя.

Когда он вернулся на кухню, она сидела и курила.

Женя торопливо, нервно рассказала про Мишука. Случайно познакомились,
случайно провели вместе около месяца-двух, она уже точно не помнит, еще
в прошлом году потому что, а теперь никак от него не отвязаться, его
соседка впускает неизвестно зачем, а между ними почти ничего и не было,
можно сказать.

- Как мне в это поверить? – начал задавать вопросы Евгений. – Почти
ничего – это как? Если он ходит, значит есть причина. Целый год мужик
ходит к тебе просто так?

- Кто мужик? Он мужик? Это животное! Ручное животное. Да, он говорит,
что любит. Ну а мне-то какое дело? У меня к нему ничего, я послала его
подальше. Я не понимаю, почему ты меня допрашиваешь?

Она затушила сигарету и решительно встала.

- Подожди! – крикнул он. – Я не допрашиваю, а хочу выяснить. Ну как это,
человек звонит, называется мужем. Ничего себе. Он знает мой номер
телефона. Да если об этом станет известно Валдису!.. Подожди, не
нервничай, не надо уходить.

- Да не ухожу я! Это ты нервничаешь. А мне за уборку приниматься надо.

- Подождет твоя уборка.

- Не подождет.

Женя выставила на проход веник, совок, швырнула половую тряпку,
поставила под кран оцинкованное ведро. Движения получались резкими,
громкими, раздражающими.

- Мне нужно уяснить, кто этот человек. Так ли уж случайно к нему попал
мой номер телефона? Что ему дает право называться твоим мужем?

- Ничего не дает ему права! Понял?

- Ты же говоришь, что он тебя любит.

- Мне-то зачем такая любовь? Если он стал проверять мои телефоны, разве
это мужик?

Женя начала подметать. Он подъехал и схватил за руку.

- Пойми, Женя, мне очень неприятно, что звонил какой-то твой парень.
Разговор длился минуту. Я потом не спал всю ночь. Выкурил все сигареты.

- Возьми мои. Стоп. Я поняла. Тебя больше волнует не то, что у меня было
с Мишуком, а записал ли он твой номер телефона, так? Будет ли он звонить
еще. Вот о чем ты волнуешься.

- Да, ты права. Если Валдис узнает, что мой номер телефона через тебя
попал еще кому-то, то все наши дальнейшие встречи станут под большим
вопросом. Вот чего я боюсь. Понимаешь? Ты мне очень дорога и я боюсь
тебя потерять.

Веник грохнулся на пол. Но Женя сдержала порыв обнять, руки уже
испачканы. Она опустилась на пол, головой к его плечу, словно
прислушалась к той глубине, откуда прозвучали слова.

- Я тоже очень боюсь. Тут еще сумасшедший этот папаша Валдиса в чем-то
подозревает. Глупость, но так страшно… Женя, пойми, Этот Мишук – это
неудачное прошлое, умершее. А я родилась для новой жизни, для тебя.
Валдис говорил, что у тебя была жена…

- Я не хотел о ней рассказывать.

- Так и я не хотела расспрашивать. Мы не хотели показывать даже старые
фотографии… Я завтра убью Мишука. Позвоню, ну-ка приезжай, дружок, у
меня для тебя приготовлен цианистый калий.

- И он приедет и выпьет?

- А куда он на хрен денется? А вот твой Валдис не выпьет.

- Чем тебе Валдис не нравится?

- Я чувствую, что для тебя это какое-то прошлое, которое ты хотел бы
забыть. Я права?

Ответить Евгений не успел. Прозвучал условный стук в дверь. И они с
Женей одновременно вскрикнули. Надо же, легок на помине.

- Какая идилия! – поприветствовал валдис. Остановившись в кухонном
дверном проеме. – Простите, что помешал. Искренне извиняюсь. Мешать
счастливому воркованию – это большое свинство.

- А ты не свинячь, - подал ему руку Евгений.

- Порой без этого не обойтись, - серьезно ответил Валдис. – Нас просто
заставляют жить в свинарнике.

Он ушел в комнату. Евгений кивнул Жене на половую тряпку. Женя поняла,
что ее присутствие в комнате нежелательно. Ее удел – веник. Но слух
напрягался, глаза видели неторопливо орудующие руки, а уши следили за
другим. И она услышала обрывки фраз, хотя говорили вполголоса.

Валдису показалась странной тишина на кухне и он заговорил громким
шепотом.

- Я пришел с двумя новостями, как в том анекдоте. Начну с хорошей. Вот
зарплата Жене. За полтора месяца. А неприятное известие в том, что
дальше платить мы не сможем. И Жене работать здесь не рекомендуется.

- Что? Как? Валдис, ты что, специально?

Валдис продолжил еще тише, но более властно.

- Дальше ей здесь находиться нельзя. Шеф дал распоряжение о ликвидации
магазина. Я уговорил подождать недельку-две. Мы провернем операцию,
которая. Возможно. Хоть как-то спишет наши грехи. Операция рискованная.
Тебя даже придется увозить с этой квартиры. Поэтому в течении месяца, а
то и двух, Женя не должна здесь появляться. Она может подвергнуть себя
опасности. Ты потом ее найдешь. Мы найдем. Когда все уляжется.

- Я потом ее не найду, - выговорил Евгений с какой-то обреченностью. –
Она не вернется. Она не поверит.

- Найдем другую, - сказал Валдис будничным тоном.

- Это ты можешь найти другую! – повысил голос Евгений.

- Да тихо ты! – шикнул Валдис. – Чего ты орешь? Это приказ, если уж на
то пошло.

- Я отказываюсь его исполнять. Если на то пошло, то я отказываюсь
исполнять свои обязанности. Пусть кто-то другой сидит на телефоне.

- Минуточку! – Валдис тоже повысил голос. – Ты что, совсем инвалидом
сделался? У нас сейчас нет другого человека. Все заняты. Тебе платят за
твою работу. Твои документы на пенсию по инвалидности застряли наверху.
Ты же знаешь, мы круто попали, ситуация критическая. Но мы сможем
выкрутиться, если будем вместе и разом. Едины, как кулак. Ты что, Юджин?

Евгений сник, тяжело выдохнул, руки обвисли, пальцы коснулись
никелированных спиц. Валдис положил руку на его плечо.

- Ну-ну, ты держись. Ты объясни ей по-человечески. Неужели вы не
потерпите месяц-два? Это опасно. Пойми, для нее же опасно. Если лысый
приезжал в больницу с моей фотографией, то неужели она сама не может
сделать никаких выводов? Ты вот что. Ты ее возьми как бы в заговорщики.
Кстати, это очень важно. Женя должна объявить всем в больнице…

Валдис ушел не попрощавшись с Женей. Евгений медленно прикатил на кухню.
Протянул Жене стопку денег. Деноминированных, к которым уже привыкли.
Это первая зарплата. И последняя. Евгений все объяснил.

- Да не надо мне платить! Я без всяких денег ходить сюда буду. Даже эти
назад отдам, если у вас такие затруднения. Не надо мне ваших денег.

Евгений объяснил, что их отношения всего лишь прерываются на месяц, ну,
может, на два. Ситуация опасная. Он потом про все расскажет поподробнее.

- Женечка, ты что? Мне даже позвонить сюда нельзя будет? Почему? Ну, уж
в это я не поверю. Я буду звонить, буду!

У него сжалось сердце, а надо объяснять, уговаривать.

- Нет, я не понимаю… Вот смотри. Тебе позвонил мой давнишний знакомый. И
ты сразу!.. Допрос мне устроил. Кто, что, откуда, почему раньше про
Мишука не рассказывала? Я тебе все рассказала, у меня от тебя тайн нет.
Я просто не хотела вспоминать прошлое. А вокруг тебя столько
наверчено!.. и ты ничего не хочешь объяснить.

Он достал из ящика кухонного стола ключ.

- Вот, Женечка, возьми. Это ключ от входной двери. Пожалуйста, звонить
сюда не надо. А тайно приходить я тебе разрешаю. После ноля часов. Если
будет гореть торшер, значит, входи смело. Если света нет, или горит
верхний, в комнате или на кухне, значит входить нельзя. Я тебе обо всем
расскажу. Когда мы останемся одни. Когда нам никто не будет мешать. А
сейчас нужно вытерпеть. Переждать это проклятое время. Это временно, не
навсегда.

5

Николай Николаевич буквально затащил Женю в свой кабинет торопливыми
движениями и возбужденными словами. Две медсестры, наблюдавшие в
коридоре за происходящим, переглянулись и понимающе кивнули друг другу.
Все ясно, сестринская доля такая.

- Николай Николаевич, - иронично возмутилась Женя, - что люди подумают?

- У меня к тебе важный разговор, - сказал Николай Николаевич, усаживая
Женю возле стола. – Меня не интересует, что подумают люди.

- Но со стороны это выглядит как…

- А ты не отвлекайся по сторонам, не надо. Скажи лучше, как у тебя там,
у них?

Где именно «там» пояснять не требовалось.

- А у меня там все, - покачала головой Женя.

- И отлично! Ты умница, Женечка.

Он погладил ее по плечу. Уселся за стол, сложил ладони в кулак и подпер
им подбородок. И всмотрелся. Женя прочувствовала его взгляд. Так
художник всматривается в еще только задуманную картину.

- Значит, говоришь, все? – Николай Николаевич не отрывал своих лучащихся
глаз от ее увлажнившихся. – Давай по порядку. Курс уколов еще не
закончила?

- Там немного осталось, но я теперь даже не знаю…

- И отлично! – Николай Николаевич почему-то расхохотался. – И очень
хорошо. Состояние пациента, думаю, за это время не ухудшилось? Как? А мы
с тобой сделаем так. Чтобы оно улучшилось. А? Сделаем?

Женя решила еще подождать с неожиданным известием.

- Я тебе дам другие препараты. Будешь колоть другие лекарства. Колоть
только это. И ничего кроме.

Из ящика стола он вытащил три упаковки. Женя взглянула, прочла.
Циаокобаламин.

- Так это просто витамины?

Николай Николаевич вскочил, прошелся, сел и заговорил серьезно,
проникновенно.

- Я проконсультировался еще раз у профессора, который смотрел Евгения.
Не буду вдаваться в тонкости, ты не поймешь. Ухудшений не
предполагается. А вот улучшения возможны. Самые неожиданные. И у меня
возникла идея. Но ты не должна о ней знать. Ты, кстати, не суеверна?

- Так, немного, - смутилась Женя. – Как все. В церковь хожу иногда.

- Тут, кстати, без Него не обойтись…

Эту фразу Николай Николаевич произнес медленно и вскинул глаза вверх,
поясняя о ком идет речь.

- Поскольку между вами… Между тобой и Евгением… Возникло от Него идущее…

«Что возникло?» – чуть не вырвалось у Жени от восторга.

- Ну, да ты сама знаешь, что возникло… Поэтому возможны невероятные
сдвиги. Их не запланировать и не предугадать. Они могут и не произойти.
Прогноз делать нельзя. Я почему и спросил про суеверность. Человек
суеверный знает, что заказывать будущее нельзя.

- Бог накажет, - словно подсказала Женя.

- Скорее посмеется, - поправил Николай Николаевич с уверенностью знатока
божественных дел. – Человек наказывает себя сам. Бог ему не судья. Он
творит. А человек, прося его милости, совершает дела земные и совершенно
противоположные высшему замыслу. Так как замысел не дано ему разгадать.
Он может либо попасть, либо промахнуться. Поэтому мы будем только
надеяться.

- Согласна. Понимаю.

- Лучше бы ты сказала «не понимаю».

- Вы так интересно говорите…

- У нас еще будет время поговорить. Мы еще с тобой славно побеседуем.
Потому что ты молодец. Но понимать и анализировать не пытайся. Только
слушай. Потому что я сам ничего в этом деле не смыслю. Пришла вот
бредовая идея, желание чуда. Хочется в него верить. Поэтому слушай.
Любящие в основном страшные эгоисты. Требуют только для себя. И обидчивы
по любому поводу, когда считают, что их возвышенное чувство оскорблено.
В нашем случае хочется другого. Объект должен настолько обалдеть от
счастья, что его обожают, что перейдет к активности делать что-то в
ответ. Делать, творить, придумывать. А ты должна делать уколы и
ворковать. И все. А он должен начать сам действовать от избытка чувств,
желаний, предположений. Фантазий. Объединяющих дел много. Должно
получиться совместное творчество. Ремонт квартиры, рисование портретов,
ухаживание за кем-нибудь… Ну, там животное, дети… Ну, не знаю.

- Дети? – восторгнулась Женя.

В дверь постучали. Заглянула старшая сестра.

- Николай Николаевич, там вас, - и она кивнула в ту сторону, где ждут
Николая Николаевича.

И тут Женя спохватилась, она же совершенно неправильно держится. Она
забыла о главном!

- Сейчас-сейчас! – отмахнулся Николай Николаевич, а когда дверь
закрылась, опять расплылся в улыбке. – Ты поняла, Женечка? Медикаменты
не забудь.

Женя встала. Он тоже. Она взяла три упаковки.

- Я-то поняла, Николай Николаевич. А вот вы меня совершенно не поняли. Я
сказала, что у меня там все. То есть, никаких больше отношений. Они меня
уволили.

- Как? – улыбка на лице Николая Николаевича превратилась в дебильную.

- Сказали, что нет денег на оплату. Но… Я им больше не верю. Я,
наверняка, опять их не устраиваю. Ну и все. Поэтому я и сказала, что у
меня там все.

- А он?.. И ты вот так просто… Вот так сразу?..

- Я их боюсь, Николай Николаевич. Поэтому не хочу их больше знать. Я их
просто не знаю. Пусть сами разбираются.

Женя открыла дверь и вышла. Николай Николаевич вышел следом. Старшая
указала, куда ему идти. Он пошел, глядя с разинутым ртом только на Женю.

- Женя, ты очень хорошо выглядишь сегодня, - прозвучали слова, вызвавшие
у Жени ощущение не из приятных. – Это препараты для, - и старшая кивнула
туда, где находится тот, кому предназначены препараты. – Только ты о
своих обязанностях не забывай.

- А я, Александра Алексеевна, - начала серьезно Женя, - сейчаа только о
своих обязанностях и думаю. Потому что там у меня все. Меня уволили.
Коробочки эти отнесу и – пишите письма. Адью.

Старшая взяла Женю за руку и спросила с умильной жалостью.

- А как же моя просьба?

- Какая просьба?

Старшую окликнули. Заморозив улыбку изменившимся взглядом, она
повернулась и резва пошагала, держа осанку.

«Просьба! – ахнула про себя Женя. – Она же просила с Валдисом
познакомить!.. Извините, дорогая, с Валдисом теперь Оленька. Хренушки
вам, Александра Алексеевна.»

В сестринской крутилась перед зеркалом Света-лаборантка.

- Это ему? – пропела она, указывая на коробки, которые Женя затолкала в
сумку. – А как там Валдис? Про меня ничего не спрашивал?

- Не спрашивал, - ответила Женя. И пояснила медленно, как ребенку. – Я…
там… больше… не работаю. Меня уволили.

- Уволили? За что? – глаза у Светы расширились от возмущения. И тут же
сменились на другое выражение, невинное. – А другая медсестра им не
нужна?

- У них денег нет на зарплату.

Женя заторопилась к себе, чтобы спрятаться от любопытных окружающих в
работу. Но почти тут же зашел Николай Николаевич.

- Женя, так это серьезно? Ведь между вами… Я думал большое чувство,
настоящее…

Женя смотрела на него, крепко сжав зубы. Надо молчать, надо молчать,
молчать.

- Эх, молодежь, - вздохнул Николай Николаевич, сокрушенно покачал
головой и вышел, оставив дверь открытой.

Женя чуть не рассмеялась. И возбужденно взялась за мытье аппаратуры,
вспоминая дословно разговор с Николаем Николаевичем. Все его выражения,
советы, подсказки. Особенно главное слово.

Через два часа, улучив момент отсутствия дежурной, Женя позвонила на
работу Шурочке.

- Шура, помнишь, ты рассказывала про девчонку у вас на работе, у нее еще
имя такое запоминающееся… Регина. Вспомнила!… Да… Куда она обращалась по
своим делам?.. А где находится эта самая больница Отто? Надо кое-что
узнать… Ну почему сразу – мне?.. А хотя бы и мне, тебе что, жалко, что
ли?.. Узнай, ладно? Договорились?.. Как дела вообще?… У меня плохо. Я
вчера ушла, прервала отношения, мы больше встречаться не будем…Ну, в
общем, я тебе потом все расскажу… Как у Валдиса с Ольгой?… Ты у нее про
это расспрашивай… Она тебе обо всем расскажет, если захочет… а я этого
типа больше знать не хочу.

6

Оленька встретила Валдиса, чтобы привести к себе в гости. Валдис пришел
с цветами. Три гвоздики удивили неестественным цветом. Лепестки бордовые
с синевой, а по краям желтовато-зеленые полоски. Красота подбитая
увяданием.

- Красиво, - сказала Оленька.

- И печально, - добавил он. И рассказал об ощущении, которое возникло у
него, когда он увидел ярко выраженную природой мысль о сиюминутности
жизни.

Она больше ничего не сказала. Печали ей хватает каждый день от взгляда
за окно. Он понял, что лучше идти в молчании.

На ступенях входа в метро бренчал на гитаре расхристаный бородатый
мужичок. Они уже прошли мимо, когда он взвыл на высокой ноте. «Спасибо
дедушка Ельцин за нашу свободу умирать!..» Валдис оглянулся, что-то
раздражало в вечернем менестреле. Немолодые годы, убогий вид и никому
ненужная смелость, отвага певца из прошедшего времени, от которой
становилось неловко. Нет желания бросить мелочь в его раскрытый под
ногами футляр от инструмента. «… за нашу свободу убивать!» – прокричал в
спину трубадур, будто укоряя в жадности отказавшего в подаянии.

Побрели по левой стороне улицы. Из подворотни выскочили к ним под ноги
двое визжащих мальчишек. Чуть не свалились, удержали рановесие и рванули
дальше. За ними выбежала запыхавшаяся девчушка с размазанными по лицу
слезами. Увидев, что ей не догнать проказников, она громко крикунла.

- Ты не пацан! Однозначно!

Валдис и Оленька понимающе переглянулись.

- Девочка, тебе помочь? – спросила Ольга.

- Это же дети, - удержал ее Валдис.

- Не надо мне вашей помощи! – крикнула девочка уже им, наблюдающим с
улыбкой, как будто в произошедшем были виноваты именно они, взрослые.

В комнате у Ольги, куда наконец-то попал Валдис, его удивил странный
запах, который он не успел разгадать. На журнальном столике он увидел
тонко нарезанный хлеб, сыр, дольки лимона, чайные чашки и печенье.

«А ведь я предупреждал ее, что буду ехать с работы, - подумал сокрушенно
Валдис, но тут же направил едкость мысли на самого себя. – Кретин, она
же не работает, значит сидит без денег. Надо было самому еды купить, а
ты взял только вина с бананами. Вот и сиди голодный.»

Он достал литровую бутылку полусухого «Мартини» и связку желтых фруктов.
Доставал неторопливо, желая обратить внимание на изысканность
принесенного.

- Я если пью, то только водку, - сказала Оленька. – А сейчас вообще не
пью. Не могу больше. Устала от невезухи. Когда идет черная полоса, мы
спасаемся одним. Алкоголь -–лучший друг.

«Хорошая тема для вечернего общения,» - подумал Валдис и разлил вино по
чайным чашкам. Выпьет, не откажется.

- Мы идем в гости, к нам идут гости, а тащим одно и то же, побольше,
чтобы повеселее было. А утром подыхаем. Муторно, воротит и тошнит.

«Приятно слушать знатока душевных состояний.» Валдис улыбнулся и стукнул
краем чашки о ее чашку.

- Но первое похмелье веселое, смешное. Если компания с утра не
разошлась, то праздник продолжается, давайте подлечимся, придем в себя.

«За богатство жизненного опыта,» – произнес Валдис мысленно тост и
выпил.

- А вот на третий день наступает бодун. Приходит тоска в сером балахоне.
И спрашивает: зачем. Почему, ради чего? Ни на один вопрос не находишь
положительного ответа. В чем радость? Если на работу идешь как на
каторгу, то для чего себя мучить? Ради денег? Они не такие уж большие.
Чтобы так унижаться. Еще говорят. Что жить надо ради будущего. Ради
какого будущего? Женщина должна жить ради детей. Ради детей от кого?
Когда все эти вопросы запляшут в голове как черти, тоска переходит в
ужас.

«Разговор с профессионалом все-таки обогащает», - пришел к выводу Валдис
и налил еще.

- А еще я вспоминаю подготовку к празднику. Все носятся как угорелые.
Что купить, что надеть, как лучше сделать селедку под шубой? А после
праздника приходят на работу и стонут, охают, ахают, как мне плохо, как
все хреново, и вообще все мужики - козлы.

- На этой оптимистичной ноте позволь поднять третий тост, - сказал
Валдис и наполнил чашку в третий раз.

Он рассмотрел комнату. Очень захотелось, чтобы этот уголок стал его
убежищем. Но ведь у нее, наверняка, масса поклонников. Он свеженький,
недавно появившийся, а какова гвардия предыдущих? У такой девы коврик на
пороге не должен просыхать.

Оленька включила телевизор, где началась юмористическая программа. Даже
хохотнула несколько раз. А он измерил взглядом тахту. Как хочется
начать. Но не было ни одного вдохновляющего намека с ее стороны, ни
улыбки манящей или провоцирующей.

После очередной пошлой шутки с экрана Оленька посмотрела на него, как бы
приглашая к снисхождению, выступающих надо простить, ребята все-таки
стараются. А он понял, что на него посмотрели как на попутчика, с
которым предстоит всего лишь доехать до определенной станции, или до
определенного времени, не более того.

Он все-таки решился и пересел поближе. Оленька встала за сигаретами.
Когда она села, он вновь попытался преодолеть мучительное расстояние.
Она поднялась, сказав, что нужно позвонить, совсем забыла. И ушла в
коридор, хотя в комнате стоял параллельный аппарат. А вернувшись,
сообщила.

- Мне нужно будет уехать к подруге. Через полчаса.

- Так поздно?

- Когда мне бывает плохо, меня приезжают лечить в любое время. Теперь
требуется моя помощь.

- Помощь сестры милосердия, – произнес задумчиво Валдис. – А мужчины как
часто обращаются к тебе за милосердием?

- Мужчинам я милосердия не оказываю. – ответила весело Ленька. – Потому
что мужчины обращаются с женским милосердием как хотят.

- Насколько мне известно, тебя лечила сестра милосердия по имени Женя.
Сейчас плохо ей?

- Мне нужно к другой подруге. Которую зовут Шурочка. С которой ты
знакомился.

- Я уверен, что она называлась твоим именем с твоего согласия.

- Неужели ты обиделся?

- Оленька, вопрос «ты что, обиделся?» задают шаловливые девчонки, когда
отказывают своим мальчикам. Сначала отказывают, а потом… Они их
проверяют на будущее.

- Значит у нас все впереди.

- Это вдохновляет. Я сейчас уйду первым. А ты решить. Ехать тебе к
подруге или не ехать. Все-таки далеко. И не безопасно.

-Я думала, что ты меня довезешь.

- Сегодня я безлошадный.

- Разбил и вторую машину?

- Как много ты обо мне знаешь. Это вдохновляет еще больше.

Последние слова Валдис произнес совсем уж печально. Оленька тут же его
поцеловала в щеку, на прощанье. И он заторопился на выход.

На улице снег превратился в грязь. Сыплющаяся из темени мокрота пожирала
утвердившуюся не надолго морозную белизну. Он вышел к Нарвским воротам.
Архитектурную громадину вырывала из темноты подсветка. Демонстрирующие
триумф прошлого колонны стояли величественным фундаментом для будущего.
А по обе стороны проспекта длинные ряды ларьков, где из-за спин
продавщиц выглядывали смуглые хозяева в кожаных куртках.

Ему нужно было на противоположную сторону. В подземный переход юркнула
женская фигура. Ноги заторопились сами собой. На середине каменных
ступеней вниз его словно пригвоздил женский крик, раздавшийся изнутри
пешеходного тоннеля. Визг неимоверно растянулся и повис на одной ноте. И
так же резко оборвался. Валдис рванулся на помощь той, кому только что
заткнули глотку. Но замедлил шаги и выглянул осторожно из-за угла,
выложенного серыми плитами. В середине подземного коридора, у погашенных
жалюзями витрин, произошло сумбурное движение тел, исчезнувших в темном
закутке.

«Кого-то затащили, - определил Валдис. – Надо бы скорей!.. но мне же
нельзя!.. Мне сегодня нельзя! И завтра тоже!»

Из темного закутка вышел парень в расстегнутой черной куртке с
металлическими заклепками и нервно прошелся взад-вперед. Парень караулил
происходящее в черном углу.

«Он видит меня, - догадался Валдис и вышел на свет. – Видит и не боится.
Он видит. Что я боюсь. Ну почему именно сегодня? Когда мне ни во что
нельзя ввязываться? А если бы это была она?»

Парень повернулся к Валдису спиной, широко расставив ноги. С
противоположной стороны на него шли две фигуры. Двое в военной форме. В
фуражках, с длинными полосками на погонах, курсанты. Парень не дрогнул.
Когда двое подошли, такие же по возрасту, сверстники, он зада им веселый
вопрос. Валдис не расслышал фразу, но уловил наглость интонации. Что-то
типа «как погода, не найдется ли закурить?» Двое в военной форме
ответили похоже, «погода дрянь, а закурить нету», и прошли дальше.

Когда они приблизились, Валдис глухо спросил.

- Что там происходит?

Ответ прозвучал с миролюбивой улыбкой.

- Да черт его знает… Насилуют, что ли…

Ботинки звонкой дробью постучали наверх. Валдис пошел к лестничному
маршу напротив. Не захотел подниматться по тем же ступеням, куда ушли
будущие защитники Отечества. Если ба они ввязались, он бы помог. А
одному сегодня рисковать нельзя. А если бы это была все-таки она?

«Ты не пацан! Однозначно!» – прозвучало вдруг в ушах как эхо.

Минут через двадцать Валдис свернул с проспекта, прошел улочкой и
дворами к тихим домикам, которые отгородились деревьями от окружающего
мира. Уверенно шагая по темному двору, он вышел на свою машину. Подошел
к дверце пассажира, издал пальцами условный стук. Внутри щелкнуло.
Валдис приоткрыл дверцу, втиснулся в салон и закрыл ее так, чтобы не
хлопнуть. За рулем сидел Нифонт.

- Ну, как дела, командир? Как прошло совмещение приятного с полезным?
Что-то ты быстро.

- Да нормально все, - пробурчал Валдис. – Что у тебя?

- Ничего. Ни одной записи. Как в двадцать один час он поставил свой
«Ниссан-патрол», так вот уже три часа никого и ничего рядом.

Валдис взял бинокль. Из глубины двора, в темноте которого они затаились,
хорошо просматривался соседний двор, слегка освещенный. У детской
площадки стояли несколько машин. Интересующий их, на широченных скатах,
выглядел главарем среди прочей автомелюзги.

- Осталось выяснить, куда выходят окна его квартиры, и можно начинать. В
окнах, которые светились, его рожа не мелькала. Когда мы его сделаем?
Интересно, как мы будем проводить операцию.

Валдис ответил медленно, шаря биноклем по дому.

- Мы будем проводить ее презерватно. Тщательно предохраняясь.

Г Л А В А С Е Д Ь М А Я

1

Они взялись под руки, плечо к плечу, и двинулись в путь.

Ветер высушил слякоть, а морозец покрыл белесым налетом асфальт и цоколи
домов. Город околдовывал предназначенностью бродить по нему в поисках
неизвестно чего. Жене захотелось нарисовать ощущение бесснежной зимы.
Когда чего-то не хватает и от этого хорошо.

Перед мостом она попросила остановиться. Усталости не чувствовалось,
панорама сверкающих на солнце дворцов окрыляла. Хотелось перевести дух
перед грядущим.

- По этому мосту я шла к тебе, - Оленька показала в сторону залива. –
Вон там меня в воду бросили.

- Ну ты нашла время! – упрекнула Шурочка. И словно споткнулась о
возникшую мысль. – А знаете, девчонки, в этом что-то есть. Смотрите.
Омутова шла оттуда, с берега насилия. А для тебя тот берег – берег
надежды.

- Шура, ты без флага не можешь, - засмеялась Женя. – Мы просто идем. В
больницу. Узнать и все.

- Нет не все, - строго ответила Шура. И посмотрела как педагог на
неисправимых учеников. – Это не просто больница. Ты не к зубному идешь.
И не к гинекологу. В тебя не заглядывать будут с той и другой стороны, а
решать жизненно важный вопрос.

На мосту Женя глядела только в воду. За мостом вдруг дернулась и
замерла, съежилась.

- Ты чего? – удивились подруги.

Женя не ответила. Они стояли перед громадой академии художеств. Когда-то
ей объясняли. Что это не совсем еще строгий классицизм. Когда-то Женя
проходила здесь с трепетом, с тайной надеждой о неведомых дорожках,
которые, возможно, приведут к массивным дверям и она ступит за них.
Мечта испарилась. Теперь она проходит мимо с другой целью. Здание
выглядело мрачновато. Серо-грязные полосы придавали благородному цвету
выгоревшей шинели запущенный вид.

Следующим тянулся комплекс зданий университета. Женя вновь остановилась
как вкопанная.

- Да чего ты в самом деле? – засмеялись Ольга с Шурочкой.

Она не слышала. Она пыталась разгадать цепь символов и знаков, которые
встают на выбранном пути. Сначала не свершившаяся мечта о художественном
образовании, теперь несбывшиеся предположения, об университете она
видела сны, а однажды достала брошюру правил приема и читала как
художественное произведение. Тогда же нашла сердобольная душа и
успокоила известием, за какие деньги можно поступить на тот или иной
факультет.

За последним корпусом пространство распахнулось перед памятником
Ломоносову. Фигура сидела приосанившись, раскинув на левом колене три
завивающихся листа, в которые заносилась суть происходящего вокруг.
Гордо вскинутая голова бросала вызов извечно текущей столичной реке,
провинциалы не боятся ее величия.

- Видишь? – сделала выразительный жест Шурочка. – Даже Ломоносов тебя
благословляет.

Она повела направо. К сказочно мохнатым елям. За ними высилась
монументальная решетка, охраняющая от внешнего мира спокойствие могучего
трехэтажного здания. Вдоль ограды приблизились к порталу входа.
Остановились перед закрытыми на ржавый замок воротами. Входная дверь за
ними казалась надежно закрытой, а по ступеням, чувствовалось, давно не
ходили. Однако металлические вывески смотрелись как новенькие. «Отдел
эндокринологии репродукции». «Медицинский центр «Либерин».

- А что такое «либерин»? – тихо спросила Женя.

Подруги не решились блеснуть познаниями.

Шурочка повела дальше, вдоль черной решетки, окружающей массив.
Темно-желтая охра стен внушала уважение. И, наконец, подошли к главным
воротам, распахнутым, приглашающим к высоким, тяжелого дерева, со
стеклами, благородным дверям парадного входа.

«Научно-исследовательский институт акушерства и гинекологии им.
Д.О.Отта».

- Шурочка, - воскликнула Ольга, - ну ты, блин, устроила экскурсию. От
тех елок нужно было сразу сюда идти. А мы круг дали.

От продолжительного утреннего волнения Женя окончательно замерла,
оцепенела.

- Я туда не пойду.

- Женька, ты чего?

Женя решительно мотнула головой, она ничего не может с собой поделать.

- Шурочка, - предложила Ольга. – Ты вела, ты и зайди быстренько. Мы же
только узнать пришли. Женьке надо передохнуть. Давай, покурим.

Шура. Смеясь, пошла во двор, с усилием открыла дверь. Женя увидела еще
одну табличку. «Лаборатория иммунологии». И содрогнулась. Да, по сути
она все-таки не медик. Ей захотелось нарисовать величественную решетку
на цоколе, выложенном из серых камней с оборочкой зеленого мха.

- Красиво, - сказала Женя, - В следующий раз карандаши с собой захвачу.

- Присесть негде, - оглянулась по сторонам Ольга. – Может, до Ломоносова
пройдемся?

Пошли было искать лавочку, но их окликнула Шура, вернувшаяся из
таинственного здания.

- Так быстро?

А чего рассусоливать? Там все четко. Пожалуйста, приходите, имея с
собой…

И Шурочка назвала цену. Два голоса ответили возгласом «Ого!»

Дорого. Но, в общем-то, если разобраться, это не деньги.

Шурочка рассказала что и в какой последовательности нужно проделать за
названную сумму. Женя повторила вслух очередность.

- Правильно, молодец, - весело похвалила и ободрила Шура. – Теперь куда
пойдем? Может быть, в Кунсткамеру?

- Ты что?! – выкрикнула Женя. – Там же уроды в банках. Ты что?

Шура согласилась, для такого дня второе посещение нежелательно.

- В церковь хочу, - сказала Женя упрямо, как маленький ребенок.

- Благословение получить? – засмеялась Шура уже другим смехом. – Ну-ну,
давай. Я тут прочитала про закулисные интриги наших церковников. И
деньги они поделить не могут, и должности, и любовников, и недвижимость
заставляют на себя отписывать, и водкой с сигаретами торгуют… Я ни
одному слову их не верю.

- Это твое дело, - строго прервала Женя. – А мне не мешай.

Дворцовый мост перешли торжественно, к чему он и обязывал. Старались
глядеть только на роскошь Зимнего дворца. На площади у Александрийского
столпа фотографы предлагали запечатлеть себя на фоне вечности. Манили
две коляски с запряженными лошадьми. Женя с наслаждением втянула воздух,
чтобы запомнить запах волнения у холодной красоты.

Расстались у перехода через Невский.

- Главное – я тебя благословляю, - хлопнула Шурочка Женю по плечу. –
Поезжай ты сразу к нему, не занимайся дурью.

На колоннаду собора поднялись вдвоем.

- Ты иди, а я тут покурю, - сказала Оленька.

Женя щедро отдала всю мелочь стражу подаяний и вошла, перекрестившись. И
почти тут же вышла. Внутри громадные колонны окутывал такой сумрак, что
горящие свечи казались тлеющими из последних сил. Казалось даже, что
иконам холодно и неуютно.

На улице неожиданно попрощалась с Женей и Ольга.

- Хочу побыть одна, - улыбнулась виновато и подмигнула. – Желаю удачи.

2

Валдис набрал цифры, щурясь на развернутый блокнот, который держал
Нифонт. Свет в гараже заставлял напрягать зрение.

- Алло, здравствуйте… Я хотел бы поговорить с человеком по имени Федор
Федорович…

«Слушаю»,- прозвучало грозно в ответ.

- Ваш начальник, или папа, если более уважительно, разыскивает человека
по фотографии снятой у метро «Балтийская»…

«Не понимаю, о ком вы говорите…»

- Так вот, этот человек готов на встречу, чтобы устранить недоразумения.
Ваш папа не того ищет. И если он согласен…

«О ком идет речь, говорите точнее!..»

- В известных кругах его авторитетно называют Котовский.

«Не понимаю. С кем я разговариваю?»

- Я позвоню через полчаса, чтобы узнать о согласии на встречу.

Валдис нажал кнопку отключения и протянул мобильник Нифонту. Тот набрал
номер без бумажки.

- Алло, магазин? Это ты, Кржижановский, или как там хрен тебя?.. Бабки
готовы?.. Это хромой звонит, я спрашиваю: штраф готов?.. Ты что там
фафлю изо рта выплюнуть не можешь?.. Чтобы через полчаса деньги были под
прилавком, и вся сумма, а не половина. Штука баков, понял? Я в течении
дня заскочу. Предупреждаю! Сначала магазин будут смотреть. Если внутри,
или рядом, окажется кто-то из паршинских быков, от твоего магазина
ничего не останется. Ты все понял? Я позвоню, уточню время.

Нифонт отключил телефон и спросил Валдиса молча, кивком головы. Я
правильно «базарил»? Через пятнадцать минут Валдис повторил звонок.

- Алло, Федор Федорович? Я насчет встречи с вашим папой. В какое время
он готов уделить минут десять?

«В любое удобное для вас», - прозвучало глухо в ответ.

- Назовите место, где он будет ждать меня в девятнадцать часов.

«Он подъедет в любое место.»

- Годится. Тогда сделаем таким образом…

И Валдис продиктовал схему, по которой готов на встречу с Котовским. В
том, что схема будет принята, он не сомневался, поэтому говорил спокойно
и вежливо, с уважением к противоположной стороне.

Затем Нифонт позвонил Кржижановскому и заказал деньги на восемнадцать
ноль-ноль. Здесь были сомнения.

- Ничего, ребята, - потер ладони Валдис в нервном возбуждении. – Сегодня
мы вам прокрутим кино.

Времени оставалось два часа. Тщательно оговорили детали. Переоделись и
выпили для ощущения легкости, для куража. Валдис ушел первым. Нифонт
ушел через десять минут, закрыв гараж на навесной замок и спрятав ключ в
самом неожиданном месте.

На улице маршала Говорова его поджидала восьмиместная
«тойота-ленд-крузер». Нифонт открыл дверь пассажира и представился
сидящему рядом с водителем.

- Это я звонил. Вы Федор Федорович?

Короткостриженный обладатель худого морщинистого лица и птичьих
бесстрастных глаз взглянул на Нифонта, затем на фотографию, которую
держал на коленях. Увеличенная распечатка заснятой у метро встречи
Нифонта и Валдиса. Тогда решили проверить, нет ли за Люсиком слежки, и
не прослушивается ли телефон магазина. Допроверялись, теперь приходится
выкручиваться.

Федор Федорович заговорил простуженным голосом.

- Я думал, что будет вот этот. Звонил же он.

Нифонт заговорил весело, как наставлял Валдис.

- Все правильно, Федор Федорович, разговаривать будет он. Но сначала ему
нужно убедиться, что все идет по честному, как договорились. Я должен
прибыть на место встречи без проблем.

- Как его зовут?

- Он сам назовет свое имя.

Федор Федорович недовольно кивнул, пригляшая в машину. За его спиной
сидели четверо, молодые, откормленные, равнодушные. Нифонт, забравшись в
салон, поздоровался. Ему не ответили.

- Сначала мы заезжаем на улицу Черных, - потянувшись вперед, напомнил
Нифонт. – Как договаривались. У меня там минутное дело. Нужна только
ваша поддержка. Услуга за услугу.

Федор Федорович не удосужил ответом. Поехали в молчании. Нифонт,
стараясь унять вонение, показал водителю, где следует остановиться. И
попросил Федоро Федоровича сопровождать с одним из «бойцов». Остальным
ждать на улице, у двери, никого не впускать.

Презрительно молчащие парни лениво исполнили распоряжение незнакомца.
Таковы условия по договоренности.

Нифонт вошел в магазин хромающей походкой вожака. За ним
пятидесятилетний долговяз в спортивном костюме и дебильный юнец, тоже в
спортивном костюме и мешкообразной куртке, под которой легко спрятать
оружие.

За прилавком сидел бледный Люсик. Нифонт протянул ему руку. Без слов.
Держаться нужно сурово, как его сопровождающие. Люсик подал конверт.
Нифонт извлек стодолларовые купюры, конверт отшвырнул, деньги быстро
пересчитал, последнюю «сотку» проверил на фальшивость. Сунув деньги в
карман, он повернулся на выход. Все так же без слов.

И тут раздался выкрик «Стоять!» Дверь в подсобное помещение
распахнулась, выскочили двое в кожаных куртках, наставив пистолеты. За
ними вышел Борис в кепочке и мордоворот в темных очках. Замыкающим
появился Давыд с монтировкой наизготовку, рассматривая затылки впереди
стоящих, примериваясь, кто будет первым.

Но Борис вдруг опешил и замер, уставившись на Федора Федоровича. Тот
глухо прорычал.

- В чем дело, Бобер?

- Мне нужен хромой, - сказал Борис, но сказал как-то неуверенно, с
ощущением, что перед ним более властная личность.

- Это мой парень, - сказал Федор Федорович тоном, не допускающим
возражений, и бросил через плечо Нифонту. – Выходи.

Люсик сдержал вздох облегчения. Ситуация висела непредсказуемо. И
разрядилась, теперь все ясно. Борис просто «Бобер». Неплохой псевдо для
инспектора-бригадира.

Когда дверь оглушительно захлопнулась, Борис-Бобер разразился
трассирующими очередями мата. Даже кепкой саданул о прилавок. Затем
подскочил к Люсику и вцепился в лацканы пиджака, чтобы затрясти.

- Ты, ты, ты!… Ты почему отдал деньги?! Ты мне будешь должен, понял?! –
Оттолкнув Люсика на кассу, он подлетел к темноочкастому. – Это что же
получается? Получается, что хромой – человек Котовского? Так получается?
Почему он сразу об этом не сказал?

- Он говорил, - напомнил испуганно Люсик. – В самый первый раз он
говорил, что пришел от Котовского. А когда я сказал, что уже плачу
«котовцам», ну, то есть вам, он почему-то начал говорить, что он от
Паршина.

- Пурга сплошная, - прокряхтел очкастый Толик.

- Да уж, навертели, - согласился Борис, отряхивая дорогую кепку. – Но
это что же получается? Получается. Что «котовцы» что хотят то и делают
на нашей территории? Они с меня дань сняли! С меня!

- Нет, они с меня штраф содрали, - еще раз пояснил Люсик. – За то, что я
говорил, что уже плачу людям Котовского. Ну, как вы говорили мне
говорить. И за то, что их сфотографировали.

- Тыща баков!.. За это придется ответить… С меня!.. На моей территории…
Машину! – рявкнул Борис Толику. – А ты на улицу! – толкнул он одного из
молодцов с пистолетом. – Запомни, на чем они приехали! Быстро, бегом!
Чего мы тут стоим, разговариваем?

Толик нажимал пятерней сарделек крошечные кнопки сотового телефона.

- Вызывай две машины. За ними нужно хорошенько проследить. Куда поедут,
сколько людей, и это… Если у них появится и второй, которого мы засняли
с хромым у метро, то получается… получается, что нас два года трясли
«котовцы»? Так получается?

Толик в это время дал команду по телефону.

- А если рассуждать в гору, то получается, что у нас сидит человек
Котовского. Который сливает информацию.

- Или Котовский кого-то из наших на клык посадил, ссучил, - добавил
авторитетно Толик. – Не он сам, конечно, а этот его, Федорыч.

- Уж не тебя ли? – усмехнулся ехидно и зло Борис.

- Да ты чо, Бобер?

- Базар! Ты следи! – заорал на него Борис. – У нас нету кликух, понял?
Еще раз услышу!..

Уходя, поднимаясь задумчиво по ступеням к двери, он оглянулся на Люсика.

- А с тобой мы еще покашляем.

- Я же все сделал, как ты велел! – крикнул жалобно Люсик.

- Мутный ты паренек, - заключил Борис, - Но ничего. Я тебя разбавлю
пожиже.

А в Нифонта, когда вышли из магазина, тоже ударил фонтан мата. Федора
Федоровича возмутила, что его неизвестно кто поставил под два ствола.

- Да у них же газовые пистолеты были, - сказал Нифонт с удивлением,
дескать, неужели ты, старый волкодав, испугался.

- Так не договаривались, - прохрипел ему в лицо высокорослый бригадир. –
За такую работу платить надо.

Нифонт достал из кармана сложенную вдвое бумажку. Протянул двумя
пальцами и спросил.

- Достаточно за три минуты беспокойства? Подробности объяснит мой
командир.

- Пацанам дай на пиво, - презрительно скривил губы Федор Федорович. И
тут же протянул руку за другой порцией денег. – Ладно, я сам отдам.

«Тойота» прикатила на набережную Обводного канала. Нифонт попросил
остановиться у проходной завода. Федор Федорович возмутился не на шутку.

- Вон там сказали! У закрытого входа стоять нужно! Ты чо?

- Вы неверно поняли, - спокойно ответил Нифонт.

Минут через десять перед «тойотой» припарковался черный «мерседес» с
затемненными стеклами. К его двери тут же подошел высокий мужчина в
плаще и шляпе. Наклонился, постучал согнутым пальцем по зеркальной
глади.

- Кто это? – вскинулся тревожно Федор Федорович.

- Тот, кого вы ждали, – произнес Нифонт снисходительно, небрежно.

Федор Федорович повернулся к нему и спросил с усмешкой.

А как он понял, что с тобой все нормально? Что мы тебя не подвесили за
хоботок? – и тут же догадался, протянул многозначительно. – А-а!.. Ну
пра-ально.

И позволил еще одну усмешку, глядя точно в зрачки. Усмешку не то
одобрительную, не то уважительную, не то предупреждающую, что разговоры
по вопросам еще только начинаются.

Валдису открыли. Он сначала заглянул и убедился. Что за рулем именно тот
человек, с которым назначена встреча, а потом вобрался в салон и
зажмурился от удовольствия в кресле дорого автомобиля. Поздоровавшись,
он достал паспорт.

- Меня зовут Владислав Комаров. Можете проверить документ. Прописка
московская. Я здесь по поручению одного влиятельного кремлевского лица.

Котовский в ответ проворчал довольно миролюбиво.

- Я не верю на слово.

Валдис достал из-под обложки паспорта визитку с золотым тиснением,
протянул для ознакомления, не отдавай в руки, затем убрал.

- Это человек за руку здоровается с Волошиным и Березовским.

- Ну, допустим, – кивнул Котовский. – Откуда вы узнали телефон моего
помощника?

- Я сейчас расскажу все по порядку. Кстати, пригласите его. Он должен
быть в курсе. Поскольку дальше ему придется вести разбор полетов. Здесь
курить можно?

Котовский снял с панели приборов сотовый телефон.

- Федот, зайди-ка в машину. Послушаешь тоже.

Через минуту долговязый в спортивном костюме сидел сзади Валдиса. Валдис
открыл встроенную пепельницу, продемонстрировав знание салона фирменного
авто.

- Два года назад известный вам авторитет по фамилии Паршин отхватил
крупный заказ из Москвы.

- Тоже мне – авторитет! – вырвалось у Котовского с презрением. – Он
сидел-то всего три года. Параша!

- Да, он не любит кличек, - согласился Валдис. – Так вот, Паршин тогда
провалил контракт. Он его ловко перепродал. А купившие не справились с
объемом, но, получив жирный кредит, исчезли. Наши яйцеголовые ребята без
труда просчитали, что это дело рук одного и того же человека. Паршина.
То тот, при отчете, перевел компас. У меня, дескать, выхода на
железнодорожные перевозки нет, я нашел более влиятельных людей, о чем
заблаговременно вас предупредил, контракт был переоформлен, его
дальнейшая судьба мне неизвестна, с меня спрос маленький. Я могу лишь
оказать помощь в розыске руководителей фирмы, которая обанкротилась.
Таков был ответ Паршина. Который очень не понравился моему шефу. И мне
поручили тотальную слежку за Паршиным. Сбор информации для раскрутки.
Подобрать материал, чтобы засадить его официально лет на десять. Или
вытрясти уплывшую сумму. А средства для обеспечения работы мне
посоветовали добывать у того же Паршина. Клиент оказался не простой, с
приличными связями в мэрии и законодательном собрании. А на деле, как
выяснилось, занимался примитивным рэкетом, собирал дань во вверенном ему
районе. И я без зазрения совести начал бомбить его кассиров. Чтобы иметь
деньги на куриные ножки к обеду. Паршин обеспокоился и начал охотиться
на тех, кто позарился на его урожай. Одна контроперация ему удалась.
Удалось даже меня сфотографировать. Но у меня с ним счеты впереди, а вам
я хочу сообщить следующее. Прослушивая телефонные разговоры, я обратил
внимание на повышенный интерес Паршина к человеку по имени Котовский.
Следите за его людьми, следите за его людьми, наставлял он своих
бригадиров. В сентябре ему сообщили, что Котовский зачастил в роддом, за
каждым его посещением следят, а так же за состоянием жены, которая легла
на содержание.

Котовский повернул к Валдису суровое лицо. Валдис, продолжая рассказ,
глядел только на дорогу.

- Из роддома кто-то исправно докладывал о состоянии женщины. Мы следили
внимательно, но я не мог понять, в чем суть интереса, чего Паршину
хочется от Котовского. В известный вам день Паршину срочно позвонили по
особому телефону. Жена рожает, что-то с ребенком, его повезут в больницу
Николая Угодника, уже вызвали реанимационную. Паршин дает приказ.
Кому-то срочно в больницу и там следить за каждым шагом и за состоянием
ребенка. В эту больницу тут же выехал я. Людей мало. Решил сам
определить на месте, какова цель передвижения людей Паршина. Приходили
двое, пытались подкупить старшую сестру. Потом я увидел вас, вы тоже
совали деньги медсестре. Но я тогда не знал, что именно вы… Как вас по
имени-отчеству?

- Продолжайте, – посоветовал Котовский.

- Вечером того же дня Паршин докладывал кому-то по особой линии, что
ребенок родился мертвым, что сейчас он вне себя, наверняка запьет, и
сейчас самое время подложить свинью, чтобы он облажался, вылетел из
колеи, и тогда мы скинем этих поганых ментов с контроля за железкой.
Конец цитаты, я передал дословно. В моем архиве должны сохраниться
пленка с записью.

Котовский улыбнулся, взглянул на своего помощника и нехотя заметил.

- Телефоны особой связи работают в режиме кодированной связи. Их не
прослушаешь.

- В кабинете Паршина стоят три жучка, чтобы контролировать все
разговоры, - сказал Валдис и тоже посмотрел внимательно в глаза
собеседнику. – А на прослушке, да. Только телефоны бригадиров. Я
продолжу? Наделю назад его инспектор по имени Борис доложил примерно
следующее. У него была «стрелка» с «котовцами», почему-то приехал сам
Котовский, у него крыша уже основательно поехала, ему показали
фотографию, на которой засняли людей, на которых мы охотимся, а он вдруг
как хаорет, что именно этот человек убил его сына. Борис пришел к
заключению, что Котовский больше с головой не дружит, а Паршин сделал
вывод, что все, пора начинать. Что именно начинать сказано не было.
Далее Борис доложил, что не удается выследить человека, который на
фотографии, которая теперь имеется и у Котовского, а его напарник хоть и
ковыляет на левую ногу, но тоже неуловим. Я понял, что это меня
сфотографировали и рыщут всерьез. Но получается, что именно в мой адрес
прозвучало ваше обвинение. Что именно я убил вашего ребенка. Вот этот
вопрос я и хотел провентилировать. С чего вдруг вы так решили? Только по
причине моего тогдашнего нахождения в больнице? Мы виделись мельком, вы
меня запомнили, но почему вы пришли к такому дикому заключению? Вы
понимаете, что это Паршин ловко перевел компас?

- Перевел компас? – задумчиво переспросил Котовский. – Впервые слышу
такую феню.

- Это московский слэнг.

Котовский вдруг доверительно положил руку на плечо Валдиса и сказал с
натянутой улыбкой.

- Недоразумений больше нет. Я подумаю, как разобраться с Парашей.

- Не надо, - позволил себе ноту строгости Валдис. – Сначала его должен
запутать я. У меня задание. Так что предупреждаю, если в кабинете
Паршина найдут и снимут жучки, то я и мой шеф сделаем определенные
выводы.

- Ис-ключено, - проворчал Котовский недовольно. – У меня к вам встречный
вопрос. Вы можете передать вашему патрону, что если будут еще контакты
на поставку грузов Кремлю, то пусть не ищут всякую шушеру. Есть люди
серьезные.

Брови Валдиса полезли на лоб. Он не ожидал такого поворота. И сумел
погасить замигавший на лице восторг.

- Предложение интересное. Но я не знаю даже кто вы.

- Пожалуйста, - протянул визитку Котовский. – Только не называйте мою
эту… Кликуху. Мне ее дали за спиной, и я уже ничего не могу поделать.
Жизнь такая.

Валдис прочел фамилию, инициалы, начальник службы вневедомственной
охраны Балтийского отделения железной дороги… Ничего себе, информация.
Вот кто ходит под маской «Котовский».

- Этого недостаточно, - рискнул Валдис. – Вы будете следить за
исполнением и только. А кто возьмет на себя руководство? Ожидаются
крупные партии из Калининграда. Груз нужно будет где-то определять на
отстой, что, как я понимаю, в ваших силах. А затем переоформление
документов на поставку более дорогостоящих материалов. Речь пойдет о
миллионах. Такой объем должна курировать более представительная
личность. Я могу о ком-то доложить?

Котовский подумал, достал блокнот и ручку, сделал запись, вырвал листок,
подал, и не с первого раза попал блокнотом в нагрудный карман.

- Его звание? – уточнил Валдис, прочтя написанное. – Ведь это, насколько
я понимаю, телефон из Большого дома.

Котовский улыбнулся с одобрением.

- Полковник. Его звание – полковник.

- Спасибо, это ценная информация, - сказал Валдис безо всякого
лукавства. – Возможно ему позвонят через неделю. А затем и вам, - и он
назвал Котовского по имени-отчеству.

Котовский вытащил пачку дорогих сигарет, явно для угощения. Валдис
поблагодарил и достал свои, он курит только «Кэмэл».

- А вот и наши друзья, - весело указал пальцем Валдис. – Видите
«Ниссан-патрол»? Это люди Паршина. Борис, о котором я говорил. Охотится
на меня, бедняга.

- Федот, кто это? – спросил со злостью Котовский.

- Это Бобер, - прохрипел голос сзади. – Я его знаю. Сделаем. Если надо.

- Минуточку, - Валдис поднял вверх указательный палец. – Сначала с ним
разберусь я. Вам обещаю скидывать всю информацию о замыслах Паршина.
Звонить можно прямо вам. Федор Федорович?

- Нет, только мне, - уточнил Котовский.

- Представляете, - продолжил Валдис благодушно. – Хотел я подмять один
магазинчик на их территории. Хотел взять в оборот пацана-торговца,
хозяина магазина, а через него раскрутить Паршина на авантюру и
обломать. Так этот Борис не позволил, зорко охраняет, хороший пес. Но
допустил глупость, расставляя на меня капканы. Заставил пацана
обманывать, помогать в слежке за мной, сказал ему, что работает под
крышей Котовского, непонятно зачем. Ну и пацан запутался, ляпнул моему
человеку, что уже платит Котовскому. Пришлось штраф снять. От вашего
имени. Вы уж извините. Моим парням на кетчуп для куриных ножек не
хватает.

Котовский снисходительно кивнул. Он разрешает. Один раз – ничего.

Поздно вечером в гараже четверо друзей праздновали окончание тяжелого и
опасного дня.

- Добровольскому звонить не надо, - строго предупредил Валдис. – Он не
должен знать ничего. Он записывает телефонные сообщения – и достаточно.
Знать ему ничего не следует. Я звякну завтра, скажу, что у нас
заморочки. Мы его навестим через три дня. Когда все закончим.

- Надо бы ему компьютеры перевезти, - предложил Люсик. – Пусть учится,
осваивает. Пусть это будет его работа.

- Подожди немного. Вот закончим первую серию, а там видно будет. Может
быть, Борис получит свое и отцепится от магазина. Мы тогда наладим
работу как надо. Не будем пока торопиться. И загадывать на будущее. И
пить за прекрасное будущее не будем. Нам сегодня, именно сегодня,
удивительно повезло. И обошлось без крови. Тьфу, тьфу, - Валдис
торжественно встал. – Они нам еще ответят. Сейчас Котовский, наверняка,
скрежещет зубами на Паршина. А у того истерика от того, что, как они
думают, их кассиров грабили люди Котовского. Он сейчас дает Борису
задание прикинуть варианты мести. Ну что ж, мы им с удовольствием
поможем. Но пить будем только за свершившееся. Третий тост поднимаю за
женщину. За богиню по имени Удача, а по кличке Пруха!

3

От первого снега давно ничего не осталось, как и от второго и от
третьего. Лишь серая сыромятина и черная пустота ночи, подсвеченная
витринами ларьков.

Однако Женя спешила с радостным волнением, потому что на свидание, да
еще и тайное. С тревожно застучавшим сердцем она медленно вышла из-за
угла дома и подпрыгнула, выкинув ладонь вверх. В окне свет торшера.
Можно!

Евгений запел от радости, он уже не верил в сегодняшнюю встречу, но как
только увидел ее лицо, испуганно откатился.

- Ты меня любишь? – задала Женя вопрос прямо от двери.

- А почему ты спрашиваешь? – промямлил он.

- Ты не ответил.

- Но ведь ты же знаешь.

- Тебе трудно сказать?

- А тебе трудно поверить?

Не снимая куртки, Женя прошла на кухню, села на табурет. Разговор
начался не так. Его ответ прозвучал не как ей представлялось. И пропало
желание объяснять что-либо дальше.

- Почему ты расстроилась?

- Да, действительно, чего это я? – удивилась своему состоянию Женя и
вышла снять куртку.

Нет, сама виновата, хотела же начать по-другому.

- Женя, давай, я тебя постригу? Ты же совсем зарос. Как дикобраз. Я
принесла ножницы специально, расческу. Я умею хорошо стричь. Разве не
рассказывала?

Его приятно удивила смена разговора, переход от глупового вопроса к
реальному делу. Он фыркал при намыливании волос над раковиной, мычал,
когда вытирали голову полотенцем, урчал от прикосновения женских рук.
Укутывающих простыней.

Женя продрала густые мокрые сосульки металлическими зубками расчески,
ровно вычесала, аккуратно уложила длинные волосы и щелкнула ножницами,
можно приступать.

- Женя, я хочу, чтобы у нас был ребенок.

Коляска ушла из-под рук, развернулась у окна. Под таким взглядом
объяснять тяжелей, этого как раз и не хотелось.

- Ты что, испугался? Мы же собрались тебя стричь.

- Не надо. Нельзя меня стричь. Валдис сразу догадается. Если он увидит
меня постриженным, то сразу все поймет.

Женя вновь тяжело опустилась на табурет. Ножницы брякнулись об стол.

- Ты понял, что я сказала?

- Понял, - он усмехнулся, чтобы скрыть испуг. – Я хочу понять другое.
Какой вариант появления ребенка ты предлагаешь? Откуда он появится? Как?
Мне даже интересно узнать другое. Когда у тебя возникла такая мысль?
Почему она возникла?

- Почему? – удивилась Женя, будто ослышалась. – Потому что я женщина.
Мне двадцать семь лет. Что тут странного? Я женщина, и если у нас с
тобой все нормально, значит должен быть и ребенок.

- Но ведь у нас, - тихо произнес Евгений. – Не все нормально.

- Я имела в виду чувства! – крикнула она. – Ты что, не понимаешь, о чем
я говорю? Ты какой-то дурак. Хоть и умный, но дурак.

- Я об этом догадывался. Для начала понимания нужно закурить.

- Нет! Вопрос о ребенке нужно решать без курева.

- Хорошо, согласен, - он смиренно прижал руки к груди. – Слушаю тебя.

Тут Женю охватило смущение. Как-то уж решительно и серьезно получается у
нее, до неловкости

- Я, наверное, не с того начала. Не так спросила. Скажи лучше вот что.
Ты хочешь, чтобы у нас был ребенок?

Ее смущение передалось ему.

Да я как-то… Я никогда не думал на эту тему, да и вообще. Моя бывшая
супруга не хотела детей, потому что через год совместного проживания
поняла, что вышла не за того. Я настаивал, потому что не понимал ее. А
ты вдруг как-то неожиданно…Я опять не понимаю. С тобой что-то случилось?
Женечка, милая, расскажи все по порядку.

И Женя подробно, до мельчайших деталей, рассказала о зародившейся идее.
Первая мысль возникла, когда он рухнул из коляски, а она прижималась
обнаженная к нему одетому, захлебываясь от полноты ощущений. Тогда
подумалось, что было бы хорошо, если б от этого появлялись дети. Они
были бы чистыми, непорочными… Потом мысль укрепилась и разрослась. Так и
должно быть. И быть во что бы то ни стало. Она расспросила знакомых, а
подруга Шурочка вызнала подробности у знакомой по работе, которая в свое
время решала вопрос искусственного осеменения. Там есть одна сложность.
Оплодотворение происходит настолько в идеальных условиях, что это
способствует появлению однояйцовых близнецов. Желаемое счастье может
обернуться большими трудностями. Так получилось у Шурочкиной
сослуживицы. Ее парень хорошо зарабатывал, он из так называемых новых
русских, деловой, а с этим делом у него обстояло не очень благополучно.
Какая-то разновидность мужского бесплодия. Он сам настоял и уговорил ее,
чтобы ребенок надежнее связал их вместе. Чтобы крепкая семья. Она
узнала, сколько хлопоты будут стоить. Нет проблем, денег навалом, мы за
ценой не постоим, сказал он. И все прошло настолько удачно, что родилась
тройня. И он тут же ее бросил. Как только понял, какой хомут предстоит
дальше тащить по жизни. Он хотел радости, а к трудностям не был готов.
Но это чужие истории, разговоры на тему. А суть такова. Они сходили в
больницу, в клинику имени Отта. Там ничего сложного, только сумма
приличная, которую нужно выложить за процедуру.

Евгений, услышав, передернул плечами.

- Ну, не такая уж это и сумма, откровенно говоря.

- Валдис нам поможет? – ухватилась за его слова Женя.

- Нет, - испугался вновь Евгений. – Валдис не должен знать о твоих
планах. Валдис не может даже зарплату тебе платить. У него сейчас
большие трудности. Моя пенсия по инвалидности неизвестно когда будет
оформлена. Да и вообще. Не время сейчас на эту тему думать.

К такому ответу Женя подготовилась.

- Что значит «не время»? Наша жизнь и есть наше время. Другого времени у
нас не будет. Ты постарайся уяснить, что такое для нас будет ребенок.
Это наше будущее.

- Ты чужими словами говоришь, не своими.

- А ты слушай. Ребенок – это смысл. Женщина обязана родить хотя бы
одного ребенка. А иначе для чего она сама на свет рождалась? Для чего
рождается на свет мужчина – не знаю. Я хочу ребенка, Женя. И хочу именно
от тебя.

Он рассмеялся через силу. Так смеются когда не до смеха.

- Услышав такие речи, мужчина должен прыгать до потолка. А я не знаю что
делать. Нет, правда.

- Я все разузнала. Много денег сразу не нужно. Для начала требуется
чуть-чуть, только на обследование.

- Какое?

Она почувствовала, как он внутренне содрогнулся.

- Анализы. Тебя должны осмотреть.

- На какой предмет?

Теперь принужденно рассмеялась она.

- Женя, ну что ты как маленький? На какой предмет!.. На известный. Тебя
обследуют, чтобы выяснить, получится ли от тебя…

- Чтобы выяснить мои способности?

- Не способности, а возможности. Примеров куча. Мужчина инвалид, а семя
у него нормальное. Понимаешь? Мы тебя привезем. Процедура занимает не
так много времени. Тебя же осматривали врачи? Ничего страшного не было?

- Было.

- Что?

- Я очень боялся заключения врачей. Окончательного диагноза. Боялся, что
мне скажут: все, надежд никаких. А когда мне сказали это, страх прошел,
я почему-то успокоился. Понимаешь? Нет, ты не понимаешь. Что я буду
делать, когда мы получим отрицательное заключение?

- Подожди! – она подошла, опустилась на колени, положила на его ноги
свои руки.

- Ждать я могу сколько угодно.

- Мы еще такого ответа не получили.

- Такой ответ наиболее вероятен, - спокойно и буднично произнес он.
Спокойным тоном загоняя ее в угол.

- Но надо же попробовать.

- Ты не ответила. Что ты будешь делать после результата, который
перечеркнет твои надежды?

Она поднялась с колен, посмотрела на него сверху.

- Ты хочешь сказать, что не пойдешь на обследование?

- Ну ответь, пожалуйста. Вот я пошел, меня привели, выносят на тарелочке
результат, а это приговор. Твои действия?

- Мои действия? – Женя задумалась, не отрывая взгляда от его лица.
Задумалась не над своим ответом, а над тем, как он будет реагировать. И
сказала ответ, который уже обдумала. – Тогда я возьму семя донора.

- Зачем? – спросил он мгновенно.

- Как это «зачем»? Я хочу ребенка, женя.

- Ты сказал, что хочешь ребенка от меня.

- Но Женя, это же будет наш ребенок. Люди берут уже рожденных детей,
чужих. А это будет мой. Наш.

Сбилось дыхание, размылась видимость… Он тут же прижал ее живот к своему
лицу.

- Ну не надо… Ну что ты сразу?.. Сначала надо все взвесить и обдумать.

Женя освободилась, шагнула на непримиримое расстояние.

- Не уговаривай меня. Я ответила на твой вопрос. Теперь ответ за тобой.
Ты пойдешь на обследование?

- Зачем?

Простота ответа убила.

- Женя, ты издеваешься? Ты можешь сказать прямо и честно? Ответь. Не
пойдешь?

- Нет, - ответил он так, чтобы звучала обреченность. Трагическое
бессилие мужчины, от желаний которого ничего не зависит.

Женя прочувствовала и бессилие, и простоту, и обреченность. Захотелось
нарисовать порванный ботинок, которому приятнее валяться, чем пережить
ремонт.

- Ну и дальше? Договаривай. Почему не пойдешь? Объясни.

Теперь он почувствовал себя загнанным в угол. «Бэтээр» заметался в трех
стенах.

- Да потому что не хочу! Просто не хочу. Есть такое человеческое
чувство, которое не сформулировать. Организм противится и может сказать
почему. Мне противно, если уж на то пошло. Ты еще только рассказывала, а
мне уже было неприятно. Отвратительна сама процедура, от начала до
конца. Гадко становится от одной мысли, как это будет происходить. Это
же неестественно. Это против природы.

- Да ты просто трус!

Она тут же закрыла рот рукой, ужаснувшись. А в следующее мгновенье
почувствовала, что не сожалеет, что рука опоздала, а слово уже вылетело.
Она увидела, что он не осуждает ее за сказанное.

- Может быть, - меланхолично произнес Евгений. – Да. Я трус… Помимо
чисто физического неприятия есть еще вопросы. Ребенок – это родительская
ответственность. А в наше время здоровые люди не могут себе позволить…

Неубедительные объяснения прервал телефонный звонок, прозвучавший как
никогда вовремя. Евгений укатился в комнату, словно к спасению.

- Ушел, - сказала Женя сама себе. – Ушел от ответа.

Евгений поднял трубку, произнес «я вас але», услышал слова приветствия,
выстроенные в нужной последовательности, сказал ответную фразу,
означающую «говорить можно, принимаю», а свободной рукой придвинул
толстую тетрадь, раскрыл ее странице, заложенной шариковой ручкой и
замер. Вспомнил, что он в квартире не один.

- Одну секундочку! – крикнул Евгений в трубку. – Подождите минуту.

«Бэтээр» развернулся. Она стояла в прихожей и смотрела на него. Одевая
при этом куртку.

- Значит - нет? – услышал он ее слова. – Тогда – адью!

- Подожди! – крикнул Евгений.

Он ударил по спицам, рванулся к ней, и телефонная трубка, прижатая к
уху, дернула за собой аппарат. Грохнулась пластмассовая коробка и тут же
грохнула входная дверь. В трубке запикало. Евгений выругался, поднял
упавший аппарат, нажал клавишу. Шли короткие гудки. Евгений откатился за
коробкой с инструментами. Отверткой отделил корпус телефона от панели,
проверил соединения. Пикало, как будто капало. На обратной стороне
корпуса имелась схема, и он принялся ее изучать, в надежде, что там
обнаружится подсказка. Результат оставался прежним. Капало как из
пробоины.

Она хочет ребенка. Она сообщила о грандиозном замысле. А он оказался
слабаком, наложил в штаны. И не выкинуть из дубовой башки этот сволочной
механизм, из которого постоянно капают и капают сомнения, боязни,
подозрения, как не отыскать нарушения телефонной цепи, из-за которого
теперь пикает и пикает.

Допикался, можно сказать. Испугался идти на обследование? Признавайся,
что испугался. Вот перед тобой детектор лжи, который не обманешь, он
видит насквозь и отвечает: врешь, врешь, врешь! Капало как из раны.

Да, признаюсь. Я не желаю услышать заключительного приговора. Не хочу,
чтобы в меня ввели шланг, выкачали что-то, а потом сказали, что оно
хреновое, с хреновком. Что я потом буду делать?

Нет, поломка не там, дело не в трусости. Через страх можно перешагнуть и
ты делал это не раз. Ты, Евгений Добровольский, знаешь, что такое
холодный пот на позвоночнике, и знаешь с какой радостью он размазывается
после преодаления. Тебе хватит сил пойти на процедуру и ты мужественно
встретишь результат. Нет, ты боишься того, что будет дальше. У той идеи,
которой она зажглась, единственное продолжение – донор! Кто-то
неизвестный. И это вызывает отвращение.

Она ушла, хлопнула дверью, словно отсекла его от себя. И надо что-то
делать, предпринимать. Поэтому чини, чини, ремонтируй свой прибабахнутый
аппарат, чтобы сообщить поскорей о своем решении. Ты будешь терпеть, ты
сможешь, ты смиришься. Ты согласен на все, лишь бы она была рядом.

Евгений разнервничался, затряслись руки, у него не получалось. Он
пробовал разные варианты перемыкания цепи, но из трубки лишь капали
короткие гудки. Как слезы. Либо вообще пропадал зуммер. Нужного,
длинного, протяжного, живого не возникало. Оставалось ковыряться во
внутренностях аппарата и ждать, ждать, ждать, пока от ожидания не лопнет
черепная коробка.

4

На следующий день после утраты тысячи долларов Борис-Бобер прислал в
магазин своего бухгалтера. По телефону строго предупредили, что теперь
она будет вести документацию, кассу и товарооборот. Должок надо
отрабатывать. Люсик и Давыд узнали ее. Она трижды мелькала в предыдущие
дни в сутолоке посетителей. Люсик долго и обстоятельно вводил бухгалтера
в курс не продвинувшихся дел, расхаживая вдоль прилавка и давая нелепые
указания Давыду. Тот уходил выполнять их в служебные закрома,
возвращался и давал еще более нелепые ответы, почему распоряжение не
может быть выполнено. Игра продолжалась до тех пор, пока женщина с
аппетитными округленностями и с ястребиным взглядом не потребовала
ознакомить с кабинетом, в котором она будет работать.

- Хватит юмор со мной разводить, - строго предупредила она. – Обращаться
ко мне только по имению Лида.

В кабинете она подобрела. Комната очень понравилась, но больше всего
покорил компьютер. И Лидия Матвеевна сильно огорчилась, обнаружив, что у
компьютера отсутствует сетевой шнур. Украли, пояснил Люсик, шнур от
процессора унесли. Здесь работали две подружки, а когда их уволили, то
исчез не только шнур, но и кое-что из товара.

Весь день Люсик не отходил от приставленой сотрудницы, даже проважал до
туалета. Ее это раздражало, она хотела остаться в кабинете с документами
одна. В конце рабочего дня роли поменялись. Теперь Лидия Матвеевна не
торопилась уходить, как ей ни намекали, что можно быть свободной. Она
желала покинуть магазин вместе с ними, чтобы увидеть и запомнить, как
сдается объект под сигнализацию. Люсик продемонстрировал.

А на следующий день Лидия Матвеевна изменилась в лице, увидев, что
компьютер исчез вовсе. Люсик, печально улыбаясь, объяснил, что вчера
ему пришлось вернуться на работу, чтобы отвезти игрушку приятелю, к тому
инвалиду, что в доле, и на него оформлялась документация, как на
льготника. Приятель решил уехать к родителям, срочно продает квартиру,
ну и потребовал возврата своего пая, вложенного в магазин. У Люсика
теперь одни долги, пора вообще закрывать лавочку, так что он предложил
ему компьютер, остальное вернет как-нибудь, перешлет на адрес родичей.
Инвалид чуть не убил его костылем, но компьютер взял, с драного козла
хоть шерсти клок.

- А почему такое огорчение, Лидия Матвеевна?

- Я же просила. Меня зовут Лида. Огорчение… просто я люблю оргтехнику.
Заканчивала курсы пользователей пэка. Давно не практиковалась Хотелось
восполнить забытые навыки.

Она со вздохом вытащила из сумки сетевой шнур, принесенный специально
для работы. А Люсик едва сдержал вздох облегчения. Вечером начали
прощаться за час до закрытия магазина. Давыд и Люсик рекомендовали
бухгалтеру завтра не торопиться на работу, можно смело опоздать на час.
Потому что сегодня они идут на день рождения, где предадутся серьбезным
возлияниям. Поэтому завтра… Если она придет, а их еще нет, то пусть не
удивляется. Без них она сможет открыть магазин?

Лидия Матвеевна смотрела на костюмчики и галстучки, надетые парнями по
такому поводу, взглядом бесстрастным. Женщину с такими глазами даже
восход солнца не убедит, что наступает утро. Она ушла первой, а Давыд с
Люсиком никак не могли закрыть магазин, что-то забывали, копались, даже
переругивались. Потом с шумными разговорами двинули за покупками. В
одной лавке взяли спиртное, в другой фрукты, в универмаге купили набор
хрустальных рюмок, истинный подарок для мужчины. Направляясь в
сгустившихся сумерках к метро, Люсик вдруг заорал, что они опаздывают, и
остановил такси. Убедившись , что за ними не едут следящие, так же
неожиданно остановили машину и вышли. Пройдя дворами на параллельную
улицу, взяли частника и поехали в обратную сторону. Вышли на пустынной
темной улице и скрылись во дворе. Когда они сели в третий автомобиль,
тот не двинулся с места. «Опель-кадетт» стоял растворившимся во мраке.
Его трудно было заметить даже проходя мимо. И уж тем более невозможно
было услышать голоса, звучащие внутри.

Достала нас подсадная утка, ох, достала! – рассказал о магазинном
сериале Люсик. – Дайте, я хоть домой позвоню!

Нифонт, сидящий рябом с Валдисом, подал назад мобильный телефон.

- Алло? – заговорил Люсик недовольным тоном, означающим, что занят по
горло, и нашел минуту для связи в ущерб делу. – Ну, как вы там?… Ясно… У
меня все по-прежнему, так что сегодня не ждите… Все, пока… Что?.. Да,
рядом со мной, а что? – Люсик покосился на Давыда. – Да ну, не может
быть… Ладно. Все… Хорошо, я с ним поговорю… Все-о!

Прервав разговор, Люсик отдал аппарат Нифонту.

- Ну, что там про меня? – спросил Давыд, глядя во тьму за окном.

- Говорят, что ты жену свою бьешь, - нехотя произнес Люсик.

- Слушай ты их больше, - проворчал Давыд. – Это мои дела.

- Ты серьезно, что ли? – обернулся к нему Валдис, но глаз не увидел.

- Не сдержался, - откинулся Давыд на сидение. И начал флегматично
объяснять. – Я пашу целыми днями. Она ведь знает. Что у меня за
нагрузка. Прихожу, поел, ну и мне нужно оттянуться. А она то не может,
то устала, то ей нельзя, то ей со мной, видите ли, неприятно. Ну и не
сдержался. Ударил тихонько.

Представляю, если б ты ее ударил не тихонько, - иронично заметил Люсик.

- Давыд, ты ли это? – воскликнул Валдис. – Что с тобой?

- Устал. Нервы. Да и вообще как-то все…

Валдис взглянул на часы и объявил, что можно переодеваться. Сзади
закопошились.

- Если мужчина поднял руку на женщину, он расписался в собственном
бессилии. В слабости интеллекта, прежде всего. Да, семейная жизнь иногда
превращается в тюремную. И мужик чаще всего страдает не от того, что нет
выхода, выход есть всегда, а от того, что сам себя загнал в эту камеру,
и не желает ее покидать из-за маленьких бытовых удобств. Приготовлена
жратва, постираны носки и койка легко доступна.

- Все, лекция окончена? – миролюбиво спросил Давыд.

- Извини, но я не ожидал. Ведь ты же книжки иногда читаешь. Хотя при чем
здесь книжки? – Валдис еще раз взглянул на часы. – Готовы? Тогда вперед.
Лекция окончена. Какой же русский не любит пофилософствовать во время
езды?

Из одного темного двора они прикатили в другой., откуда просматривался
соседний, несколько освещенный. Где на краю детской площадки стоял
изящный и зловещий «Ниссан-патрол».

Сначала ушел, хромая, Нифонт. И через десять минут в соседнем дворе
наступила схожая темнота. Вернулся Нифонт минут через двадцать.

- Вроде бы тихо.

Он сел в машину, а троица в комбинезонах, шапочках, перчатках и
ботинках, неотличимого от темноты цвета, вышла.

К водительской двери джипа подошли Валдис и Давыд. Из наплечной сумки
Давыд извлек монтировку и тихо звякнувшую связку приспособлений. Валдис
дернул для проверки за ручку. Дверца открылась.

- Он ее вообще на ночь не закрывает!.. Ты понял?

- Уважаю, - выразил свое отношение Давыд.

Сняв ручной тормоз, Валдис приналег на корпус левой рукой, а правой
держал руль. Давыд и Люсик толкали сзади. Машина выкатилась за дом
легко, шуршали только камешки под колесами. Покопавшись при свете ручных
фонариков, Давыд с Валдисом запустили двигатель.

По темным улочкам, пользуясь только ближним светом, автомобиль прикатил
в район, где жилые здания отсутствовали. Громоздились полуразрушенные
корпуса, огороженные железобетонными, металлическими и деревянными
заборами. Кое-где горел свет, там предполагалась затихшая жизнь. К
такому объекту друзья и подъехали. Машина остановилась недалеко от
столба, с которого мощный фонарь освещал огромную площадку заставленную
рядами контейнеров. В метрах ста возвышалась на металлической
конструкции будка охраны. Залаяла собака.

- Не торопитесь, - сказал Валдис. – пусть ребята проснуться. Внимательно
рассмотрят машину.

Люсик и Давыд раскатали на лица шапочки с прорезями для глаз. На коленях
каждый держал сумку. По команде Валдиса они вышли из машины к ограде.
Большими ножницами Давыд ловко, как заправский парикмахер, выстриг в
натянутой ограждающей сетке дыру в рост человека.

Дверь убежища охранников распахнулась. Вышли двое и остановились перед
ступенями, ведущими на охраняемую землю.

Давыд и Люсик подбежали к двум железнодорожным контейнерам, отличающихся
от остальных белизной окраски. Люсик достал из сумки пластиковую
емкость, вылил из нее часть жидкости на дверь первого контейнера, а
коротким ручным насосом закачал остальное через щель внутрь. Дадыв
прикрепил к двери второго коробку размером с книгу. Затем они поменялись
местами и повторили свои действия.

Собака не добежала метров десять, захлебываясь лаем и оглядываясь на
охранников, которые, прокричав что-то, все-таки спустились вниз с
наблюдательного пункта. Но дальше не пошли, остановились. Потому что
Валдис у капота автомобиля достал предмет, похожий на винтовку и
приготовился к стрельбе с локтя.

Люсик, достав из сумки балончик, пустил в собаку струю газа. А Давыд
зажег сначала один запальный шнур, потом второй. Покинули охраняемую
территорию без суеты, как профессионалы, быстро закончившие работу.

Рвануло с разницей в десять секунд. И сделалось так светло, что
ощутилась даже теплота. Один из охранников убежал в будку. Заскулившая
собака прижалась к ногам второго. «Ниссан-патрол» развернулся
неторопливо, давай возможность им хорошо разглядеть задний номер.

- Так что, Давыд, - заговорил Валдис, словно продолжил, крутя баранку и
давя на газ, - ты своим поступком ставишь нас в неловкое положение. Мы
же прекрасно знаем Галю. Знаем как хорошую девчонку. С женой Люсика они
сдружились…

- Даже чем-то похожи, - вставил недовольным тоном Люсик.

- Я сам разберусь, ладно? – попросил закончить нотацию Давыд.

- Да нет, не ладно, - повысил голос Валдис. – Если до такого дошло, то
не ладно. Значит ты на пределе. Нужно что-то предпринять. Уйди из дома.
Вот мой совет. Дня на три. Нужно загулять, расслабиться.

- Что мы сегодня и сделаем, - хлопнул Давыда по плечу Люсик.

- Ты как бы пострадай немного сам, и дай возможность пострадать ей. А
потом будет сладкий акт примирения. Уверяю.

Подъехали к месту, откуда недавно выезжали. В темноту двора машина
юркнула, погасив фары. В определенном месте Валдис остановился и опустил
боковое стекло. К машине подошел, возникший как нечистый дух из темноты,
Нифонт.

- Все тихо, - сказал он. – А как у вас?

- У нас было погромче, - ответил Валдис и обернулся к сидящим сзади. –
Выпрыгивайте.

- Ты чего? – удивился восторженно Люсик. – Хочешь прямо так и заехать?
Давай на руках откатим. Зачем рисковать?

- Много чести, - ответил Валдис, поднимая боковое стекло.

Машина пересекла дворы и въехала на детскую. Площадку, на место стоянки.
Валдис заглушил двигатель. Он вышел и небрежно отряхнулся, словно видел
в темноте, чем испачкался в салоне шикарного автомобиля. Смачно плюнув,
зашагал прочь. Он словно бросал вызов обстоятельствам риска.

Люсик и Давыд уже переоделись. Ругая темноту и мешающий руль, переоделся
в салоне «опеля» и Валдис. Затем дал сигнал Нифонту окончить наружное
наблюдение.

- Ну просто очень чисто, - объявил Нифонт, забравшись в машину. – Даже
ни одного случайного прохожего.

Валдис подал Нифонту фонарик. Чтобы тот подсветил ему записную книжку и
кнопки на телефоне.

- Алло, добрый вечер, - назвал он по имени-отчеству Котовского. – Это
звонит Владислав Комаров. Я сейчас уезжаю на поезде «Юность» в Москву.
Недельки на две. Срочно вызывает шеф. Передам ему ваши координаты.
Паршин занимается разборками со своими партнерами. Его
бригадир-инспектор докладывал о ходе слежки за мной, говорил, что
дальнейшие поиски не имеют смысла. Значит. я их чем-то напугал или
озадачил. Дважды он повторил странную фразу. Они свое получат, я знаю
как отомстить. Имен при этом не называл. Я понял, что для меня готовится
какая-то подлянка. По телефону они не распространяются, видно
догадались, что мы их прослушиваем. Поэтому своих ребят я распустил на
время моего отсутствия, пусть отдохнут. Надеюсь, что мой шеф
заинтересуется вашим предложением. Буду звонить вам в любом случае.
Всего хорошего. Желаю удачи.

- А мы сегодня выпьем за удачу? – спросил Нифонт по окончанию
телефонного разговора.

- Нет. Удачи я пожелал Котовскому, а мы сейчас будем пить за богиню
Пруху. Это две разные женщины.

Поехали быстро. На ходу Валдис сделал еще один звонок.

- Алло, это мы… Уже мчимся… Ребята подзадержались, поэтому опаздываем,
но минут через пять будем. Ровно через пять минут можешь открывать
входную дверь, чтобы мы не тревожили звонками твоего соседа.

Показались Нарвские ворота.

- Валдис, куда ты нас везешь, на работу, что ли? – задал вопрос Люсик
вполне серьезно.

- По странному стечению обстоятельств она живет неддалеко от твоего
магазина.

- Это, между прочим, рискованно. Здесь могут быть люди Бобра.

- Да, рискованно и парадоксально. Как интересно сжимается пространство.
Словно предлагает разгадать смысл. Соприкоснуться с тайной времени.
Поэтому сейчас мы обязательно поднимем за Нарвские ворота.

5

Женя пришла домой с работы и не могла найти себе места. В течение дня
она несколько раз звонила ему, но в ответ слышала короткие гудки. И
сейчас номер был занят. Что вселяло стервозную веселость.

«Ну-ну, звони, ты у нас деловой, весь в телефонных переговорах с
головой!..» Хотелось разбить телефон, опрокинуть телевизор с задолбавшей
рекламой, вышвырнуть клетку с раскричавшимся попугаем. Женя еще раз
набрала номер, зарядилась добавочной порцией злости и решила позвонить
Омутовой.

- У меня там все, - коротко сообщила Женя. – Если он отказывается, то я
решила с ним порвать. На кой мне хрен моральный калека?

На другом конце прозвучал вздох сожаления. Оленька была в курсе
последней встречи.

- Ты давай вот что, - предложила она. – Приезжай сейчас ко мне. У меня
тут гости намечаются. Возможны проблемы. Тебе нужно развеяться, ну и мне
заодно поможешь, если что. Жалко. Что до Шурочки не дозвониться, на
работе ее уже нет. Компания будет большая, она бы тоже оттянулась.

- Все! – крикнула Женя. – Лечу!

В комнате у Оленьки сидел и смотрел телевизор Антоний. Женя
поздоровалась как со старым знакомым. Ольга вывела ее в соседнюю комнату
и показала еще одно письмо «оттуда». Бахча требовал, чтобы она сдала
вторую комнату и передавала ему часть денег. А еще строго наказывал
взимать с земляков, которые возят анашу, десять процентов и тоже
передавать ему через Антония. Иначе он не пощадит когда вернется.

Женя еще раз пересказала о встрече с любимым. У нее даже выступили
слезы.

- Подожди, успокойся, - Ольга начала убеждать. – Он испугался идти на
анализы? Я его прекрасно понимаю. Ты представь себя на его месте.
Приходишь, тебя проверяют и говорят «до свидания». Это же звиздец. Дай
ты ему время подумать, посомневаться. Он согласится, увидишь. Если
действительно любит.

- Как я сейчас хочу напиться!

- Это без проблем. Сейчас приеедет валдис со своими друзьями. У них там
какой-то день рождения. Он, правда, намекал, что хочет видеть только
меня…

- Ничего, потерпит. Сейчас-то я ему все выскажу.

- Вот только без разборок, Прежина. Помоги лучше Антония выпроводить. Он
уже тоже грозить начинает.

- А ты не вздумай проболтаться Валдису про мою идею с ребенком, и про
то, что я была у него. Я с ним не виделась, ясно?

В следующую минуту Женя взялась за дело, накинулась на Антония.

- Ты чего здесь мою подругу запугиваешь? Чего ты носишь сюда эти письма
дурацкие? Тебе в прошлый раз все объяснили?

- Кого? – заморгал испуганно Антоний. – Я только письмо передал и все.
Мне только переночевать.

- Тебе что тут, ночлежка? Гостиница? В той комнате сплю я! Плачу ей за
комнату очень мало, чисто по дружески. Поэтому делиться нечем. Она
сейчас не работает, ей на хлеб не хватает, а еще ты тут. И земляки к ней
давно не ездят, она всех отшила. Очень нужно ей в тюрьму попадать из-за
какой-то гадости.

- Кого, ты чо? Я даже не знаю, про что Бахча написал. Кого?

- Сейчас здесь будут наши друзья. Учти, у нас очень крутые друзья.
Бандиты, между прочим. Понял? За Ольгой ухаживает парень, у которого
магазин и машина «опель». Поэтому Бахче твоему я советую заткнуться. А
если он даже здесь появится, когда выйдет, ему тут устроят такое!..

- Кого? – отмахнулся Антоний. – Мне сказали передать письмо, я передал.
И жду ответа. Пусть напишет ответ.

- Ответ я тебе передала на словах. Или ты не понял? Вопросы есть?

- Кого? Вот не надо так. Бахча если выйдет, он все припомнит. Это я вам
говорю.

Звонок в прихожей удивил Антония. Он думал, что намеком про крутых
друзей его берут на испуг. Оленька вышла и вернулась с тремя алыми
розами. За ней вошли четыре парня. Радостно поздоровались и восхитились
теплом, поскольку на улице не май месяц.

- Женечка, да ты ли это? – воскликнул Валдис. – Ты чем-то расстроена?
Почему такое серьезное лицо? Ты злишься на меня? Женечка, пойми, так
надо. Вы будете встречаться с Евгением, будете. А пока… Я разрешаю тебе
звонить ему. Звони, пожалуйста.

- Да нужен мне ваш Евгений, - ответила Женя с наигранным безразличием. –
Я уже не рада, что связалась тогда с вами. Я что, нормального парня себе
не найду?

- Успокойся, - строго посоветовала ей Ольга.

- Ну зачем же так? – растерялся Валдис. – Я же стараюсь, чтобы лучше
было. Ты же сама знаешь, что в больницу приходил какой-то ненормальный…
Уладится это недоразумение и все будет хорошо. Хочешь ему позвонить? Я
сегодня несколько раз звонил, а у него занято и занято.

- Не хочу я ему звонить. Мне с ним разговаривать не о чем. Я приехала
напиться. Меня Ольга пригласила.

- И правильно сделала, - натянуто улыбнулся Валдис. – Сейчас мы здесь
устроим Варфоломеевскую ночь.

Антоний встал, поднял сумку и кивнул Ольге проводить, закрыть за ним.
Ольга вернулась к гостям заинтригованной.

- Он что-то сказал на прощанье? – попыталась угадать Женя.

- Теперь он не скоро вернется. – как-то странно улыбнулась Ольга.

- А что это за криминоген сидел? – спросил Валдис.

- Почему сразу «криминоген»? – спросила в ответ Ольга.

- Да у него на роже написано.

Валдис достал из кармана телефон, набрал номер, послушал и спрятал
изящную игрушку.

- По-прежнему занято. Ну так что, Женечка, не будем сообщать Евгению,
что мы собрались оттянуться?

- Еще не хватало. Пусть товарищ Добровольский отдыхает. А что у вас за
повод?

Друзья в это время помогали Оленьке накрывать на стол. Самым умелым
оказался Люсик. Двое других ходили, не зная за что браться. Один
вышагивал на длинных кавалеристских ногах, другой прихрамывал.

- Повод самый банальный, - перешел на скромное повествование, без игры,
Валдис. – Мой день рождения. Дата не круглая. Скорее треугольная.
Тридцать шесть. И была уже, прошла. Десятое октября давно позади. Но мы
тогда не были знакомы с Ольгой. И в тот день мне было не до
празднований. А сегодня хочется наверстать упущенное.

Стол что называется ломился, но рухнуть на подломившихся ножках ему бы
не удалось, потому что с нижней полки журнального столика подпирала
столешницу еще одна груда напитков и яств.

Расселись торжественно, Валдис встал.

- Дамы и господа, должен вас огорчить. Горячего не будет. А поскольку
хрен редьки не слаще, то предлагаю выпить за сообщество прекрасных
людей, собравшихся за единым столом. Не хреном единым, как говорится. За
ваши отважные сердца, которым любые трудности по хрену. За нарвские
ворота!

Мужчины грянули троекратное «ура». Оленька замахала рукой, призывая к
умеренному звучанию, у нее сосед, а время полночь.

Женя смаковала горькую жгучесть водки, сладость сока, терпкость сыра,
пахучесть колбасы, таяние банана, колкость ананасовой дольки. Вкушала и
слушала. Потому что Валдис говорил не столько для Ольги, сколько для
нее, Жени Прежиной.

Позвольте мне еще раз торжественно встать. Банального празднования не
будет. Я прибыл со своими друзьями не для примитивного опрыскивания.
Сегодня более значительный повод. Сегодня я решил переломить движение
судьбы. Я приехал свататься. Знакомьтесь, это мои сваты.

Троица встала как по команде. Поклонились и сели, не скрывая удивления
от услышанного.

- Только без глупых вопросов, - кивнул им Валдис.

- Мы просто не знали, - быстро ответил Люсик, - что салют был по этому
поводу.

- А костюмы вы одели по какому поводу? Для моих друзей, девушки,
сообщение прозвучало неожиданно. Приятно доставлять радость людям. Ну, а
ты, Оля? Я заявляю вполне серьезно. Вот тебе мое сердце. А я прошу твоей
руки.

Валдис достал из кармана пурпурную коробочку, открыл и поставил на
краешек стола у ног Оленьки. На синем бархате лежало сердечко, мягкая
игрушка. А под ним тускло притихли два золотых обручальных кольца.

Женя зааплодировала.

- Валдис, ты прелесть!.. а я тоже!.. Тоже хотела совершить поступок! –
от восторга у нее брызнули слезы. – А ваш дружок, между прочим…
Испугался!..

- Оля, ты даешь согласие на мое предложение? – спросил Валдис с
уверенностью в успехе. – Ты мне веришь?

- Не-а, - ответила Ольга, смачно улыбнувшись.

Валдис в мгновенье посерьезнел, его веселость была напускной.

- Валдис, лапочка, - воскликнула Женя с жалостью, - не расстраивайся.
Мне тоже не повезло.

- Что-то случилось? – спросил Валдис у Ольги совсем уже глупым тоном.

- Это у меня! – выкрикнула Женя, – у меня случилось!.. Ой, зачем? Все,
молчу. Вас это не касается. Давай, выпьем, Валдис? Что, не приятно, да?
Ты привык, что у тебя все получается? Привыкай к неожиданностям. Давай
выпьем и пойдем танцевать. Я хочу танцевать. Омутова, музыку! Пьем и
исполняем танец неудачников. Омутова, блин, где музыка?

Она вытащила Валдиса из-за стола. Танцуя, умилилась его расстроенной
физиономии. Но тут же сделалось жалко и его и себя.

На следующий танец Женя повела Люсика, чтобы Валдис пригласил Ольгу.
Люсик задавал вопросы, пытался рассмешить, но Женя отвечала невпопад. Ее
интересовала другая парочка. Почему они, двигаясь под музыку, не
проронили ни слова. На третий танец в партнеры вызвался Давыд, а Женя
увидела, что Валдис с Ольгой позволили себе, хоть и безмолвные, но более
нежные полуобъятья. Пригласил Женю и Нифонт. Прихрамывал, но обходился
так бережно, что Жене вдруг стали безразличны танцующие рядом. Ощутив
прикосновение ласковых рук, она вспомнила его руки. Воспоминание
разрослось до ощущение конкретной теплоты.

- Все, хватит, - вырвалась Женя, ощутив дрожь. – К столу!

- Тебе действительно уже хватит, - пропела Оленька.

- Да! – Женя подпрыгнула. – Напилась, натанцевалась, аж самой не
верится!.. Омутова, чего я у тебя еще не пробовала? Что ты можешь еще
нам предложить?

- Косячок, - сказала Оленька, бросив на валдиса лукавый взгляд. –
Будешь?

- Запросто! – крикнула Женя с вызовом. – Давай.

Оленька приготовила папиросу, как будто выполнила любимое домашнее
задание. Мужчины наблюдали безмолвно. Троица поглядывала на Валдиса.

- Может быть, не надо? – сказал все-таки он. – Зачем?

- А мне хочется попробовать, - категорично заявила Женя.

- Мне дашь дунуть? – спросил Валдис уже другим тоном, игриво.

Оленька раскурила набитую гильзу, показала Жене как нужно втягивать дым.
Женя сделала одну глубокую затяжку, вторую, третью. Во рту высохло,
закружилась голова, отяжелели руки. Пробежал озноб, начало тошнить, она
даже испугалась. А затем почувствовала, что теряет вес, взлетает,
отрывается как воздушный шарик. Сидящие напротив вызывали смех. Оленька
зачем-то махала у нее перед глазами ручонкой, тормошила, дергала так,
что обхохочешься. Надо бы ответить ей, что она, Женя, хорошо себя
чувствует, она в полном порядке, и не надо ее так щипать, уписаться же
можно. Смех начал сотрясать, душить, сжимать внутренности. И Женя
закрыла глаза, чтобы не видеть Ольгу, чтобы исчезли ее кривлянья. Закрыв
глаза, она почувствовала, что Ольга словно говорит в другой комнате,
бубнит, долдонит что-то еле слышимое, и не смолкает, голос звучит, а
слов не понять. Надо бы действительно уйти в другую комнату, чтобы
избавиться от этих смешных слов, у нее больше нет сил смеяться. Она
хочет плакать. Но чтобы ее слез не видели сидящие и смотрящие на нее
охреневшими глазами. Надо попросить Ольгу отвести ее в комнату. Оля!..
Оленька!.. Отведи на хрен этих героев. Что-то я не то говорю. Оленька.
Где моя комната? Не трогайте меня! Кто меня трогает? Это ты. Оленька?
Почему ты щиплешься? В комнату? Пошли, пошли, пошли… Я ничего не вижу,
ничего не вижу, ничего не вижу, и ни за что не открою глаза.

Ой, как мягко… Как тепло… Подушечка… Спасибо… Больше не смешно, а
хорошо… Чем-то накрыли, спасибо… Я хочу плакать… Мне себя жалко… Да,
очень жалко… Бедненькая Женечка, за что тебя так?.. Ох уж эти проклятые
руки… Где вы, руки?.. Исполняющие, творящие, щающие, ающие… Белый-
звенящий, желтый – смешной, зеленый – добрый, голубой – нежный… А где
обжигающий, ласкающий, пугающий?.. Нет, так нельзя меня трогать… Почему,
откуда мелькнула чернота, я не хочу, я хочу синего, где красный, трогай
меня, трогай, но не так, а то я сразу!.. Чуть-чуть, ты что… Играешь,
негодник, пальцами своими, Паганини проклятый… Милый, хороший, нежный… А
я сплю, сплю, а ты трогай меня, трогай, я во сне, во сне, во сне можно…
О-о-о, е-о-мо-о-е-о-о!.. Мамочка моя, как мне хорошо… А-а-а-а-а…
У-у-у-у-у-у… Ту-ту-у-у-у-у-у… Все, все, все, все, спать, спать, спать,
спать… Спа-а-а-ать!.. Господи, прости мою душу грешную-у-у-у-у…

6

Оленьку ошарашило сообщение Антона. Она вышла провожать его, он обулся,
перехлестнулся как почтальон ремнем дурацкой сумки, поднял прощально
руку и погрозил пальцем.

- Ты с ними поосторожнее. Влетишь. Это не бандиты. Это менты.

- С чего ты взял? – поразилась Оленька.

- Я тебе говорю.

Он ушел, а ей стало интересно и захотелось проверить, выяснить
правдивость сообщения. Совершенно инстинктивно действия стали получаться
назло Валдису, провокационно. И села она не рядом с ним, и ухаживала
только за друзьями, и слушала внимательно только их, а когда он
разглагольствовал, задавала Жене глупые вопросы. Предложение Валдиса,
конечно, тронуло. Оленька не ожидала такой смелости. И наглости. И
серьезности. Она почувствовала его нешуточную обиду, после того как
ответила с вызовом «не-а». Поэтому и предложила покурить анаши. И
наблюдала только за ним. Будет расспрашивать или не будет? Валдис
отреагировал не сразу, попросил тоже «дунуть». Она передала ему
«косячок», увидев, что Жене достаточно. Попросили «курнуть» и его
друзья. Для них она забила папироску отдельно. Но была сбита с толку.
Никто не спрашивал откуда «травка», где достает, как часто балуется?
Значит, Антоний ошибся?

Жене стало плохо, потом она захохотала, потом заплакала, потом закрыла
глаза и раскачивалась, издавая звуки паровоза. Состояние новичка,
которого плотно зацепило. Ольга отвела подругу в соседнюю комнату,
уложила на диван, накрыла одеялом.

Начали скисать и друзья Валдиса. Под столом оказалась пустая литровая
бутыль и такая же с жалкими остатками красовалась на столе.

- Они специально так быстро накушались? – сердито поинтересовалась
Ольга. – Выполняют твое задание?

- Ребята устали, - пояснил Валдис. – Много работы. Эй, господа
предприниматели, к стакану!

Люсик замотал головой, пытаясь вытряхнуть из нее хмель, и поднял и
рюмку.

- У меня тост. Мы только что были свидетелями… Свидетелей прошу встать…
Ладно, сидите, дешевле обойдется. Только что были свидетелями
предложения. Я завидую мужеству нашего друга. Он делает предложение,
будучи женат. Еще не разведен. О его семейных отношениях мы немного
знаем…

- Не надо! – быстро произнес Валдис.

- Поэтому пропускаем, перелистываем эту неинтересную страницу. Он
предложил руку и сердце, наплевав на условности. Как бы бросил вызов.
Этот факт говорит о наличии большого чувства… Которое, как поется в
песне, надо благодарно принимать…

- За вашу красоту, - дополнил Нифонт и потянулся стопкой к хозяйке.

- А я хочу выпить за инопланетян, - сказала Оленька. – Представляете…
Где-то в другой галактике есть планета на которой живут однополые
существа. На нашей планете идет вселенский эксперимент двуполого
продолжения жизни, мы терзаем друг друга и это не предвещает ничего
хорошего. А где-то идет другой вариант эволюции. Там никто ни за кем не
бегает, никто никого не достает, нет зависти, ревности, вражды, нет войн
и борьбы за обладание. Вот, поди, славно!

- Она любит фантастику, - пояснил Валдис.

Тяжелые мужские головы обменялись взглядами. Взгляды ни о чем не
говорили. Поэтому выпили молча. Не выразив ни согласия, ни протеста.

Оленька протянула свою рюмку, чтобы чокнуться с Валдисом, но тот свою
отвел.

- Не хочу пить за однополость. Это пустота.

- Ладно, - улыбнулась, наконец, по-доброму Оленька. – За тебя, за твой
день рождения прошедший. Твои друзья начинают отваливаться. Что делать?

- Включи им телевизор.

От картинок на телевизионном экране Нифонт, Давыд и Люсик поникли
головами. Раздался храп.

- В соседней комнате есть еще спальные места?

- Там Женя.

- Ну и что? Постели им на полу.

- Чтобы мы остались наедине?

- Да, я хочу этого независимо от твоего ответа на мое предложение. Я
ведь не шутил.

- Хорошо, буди своих героев. А почему ты не опьянел? Значит, они
назюзюкались все-таки специально? Выполняя приказ командира? Вы,
случайно, не из органов?

- Странный вопрос, - ответил Валдис, и ни один мускул на его лице не
дрогнул.

Он растолкал друзей. Оленька втолковала им, что сейчас следует перейти в
другую комнату, где на диване спит Женя, а им надлежит тихо и мирно
расположиться на полу, около батареи.

Когда они вернулись к телевизору, повисло тягостное молчание. Он
решился, обнял ее сзади. Она развернулась, освобождаясь от объятий. Он
обнял спереди, начал целовать. И ей расхотелось сопротивляться.

Когда Ольга выбралась из-под одеяла, то первым делом нашарила в темноте
сигареты.

- Почему ты такая? – прозвучал вопрос.

- Почему я такая? – переспросила Ольга и нервно засмеялась. – Могу
рассказать. Сейчас я тебе расскажу, почему я такая. Сейчас. Выпью и
расскажу. И ты выпей. Легче будет воспринимать. Не хочешь? Ну. Как
хочешь. Тебе как рассказывать, с подробностями? Ладно, не буду. А то еще
не по тем рельсам крыша поедет. Я тебе вкратце. Первая история произошла
в детстве. Мне было четырнадцать. Мама целыми днями на работе, папа тихо
закладывал. К папе приходили гости. Приходил его брат, мой дядя. Он меня
постоянно ласкал, гладил, сажал на колени… Я говорила, что пожалуюсь
маме. Хоть бы что. Сначала я пожаловалась все-таки папе. Тот выпучил
глаза. Да ты что, не может быть. Тогда я пожаловалась маме. Та устроила
дяде разборку. А тот закатил пьяную истерику. Он-то по-доброму, из
нежных чувств, это я, негодница, на него наговариваю… А когда все-таки
случилось… При валяющемся в отрубе папаше… Дядя строго наказал держать
язык за зубами. Потому что мне, во-первых, никто не поверит, во-вторых,
потому что я уже не девочка, а в третьих, скандал приведет к разрыву
семейных отношений. Ты же не хочешь, чтобы мы стали врагами, спросил
ласково он. А когда он захотел повторения, и настаивал на этом. Я
все-таки сообщила матери. На семейном совете порешили так. В поселке
никто не должен знать, никому ни слова. А уж тем более заявлять в
милицию. Дядя все-таки родной, помогает деньгами, спаивает папашу. А я
уж взрослая, да и сама виновата, нечего крутиться рядом с пьяными
мужиками. И я убежала из дома. Год прожила у тетки в Барнауле. А потом
сюда.

- Суровый жизненный опыт, - произнес тихо Валдис.

- Это только начало. Здесь я познакомилась с женей. Мы поступили в
училище. Жила она у своих родственников. Мне повезло, она взяла меня
жить к себе за очень маленькую плату. Но муж дальней родственницы,
хозяин квартиры, у которого мы снимали комнату. Как-то выгадал время,
когда дома никого не было, и поставил условие. Обслуживать его раз в
неделю. Если пожалуюсь, то мы вылетим из квартиры обе. Что мне
оставалось делать? Я не приходила ночевать, старалась находиться только
с Женей, искала по знакомым другие варианты... Но ничего не
находилось... И минимум раз в месяц...

Она ждала его слов. Он промолчал.

- Мне везет как утопленнице. Самыми гадостными оказались менты. Я пошла
на концерт. В концертном комплексе проходило выступление «Алисы».
Молодежь сходила с ума. Флаги, майки, железяки, все дела. Видел,
наверное. Сумасшедший дом. А по окончанию концерта эти скоты
выстраиваются вдоль дороги к метро и хватают других скотов, которые им
не понравились. А так же цапают нормальных, которые им очень
понравились. Когда мне девчонки рассказывали, я не верила, не хотела
верить. Разве в таком культурном городе может быть такое? Заставили
удостовериться. Они хватают и в автобус. Привозят и по клеткам.
Разбушевавшихся пионеров усмеряют быстро. А с девушками беседуют в
отдельных кабинетах. Они узнали, что я живу в общежитии, что здесь у
меня ни родных ни близких, и началось. Их было пять человек. Заходили в
кабинет по очереди. Под утро завезли на машине и строго предупредили,
чтобы я не делала глупостей, потому что они знают, где я живу и где
работаю. Я до сих пор!… Как только увижу этих охранников порядка!.. Как
только услышу о них… А ведь ты из них. Признайся. Из них?

- Да почему такой вопрос? – отозвался не сразу Валдис. – Второй раз его
задаешь.

- Чувствую. Какой-то ты… На травку отреагировал странно. Тебя
заинтересовало что, как и откуда, но ты сделал вид, что тебе
безразлично.

- Нет, мне не безразлично. Ты часто этим делом балуешься?

- Ты не ответил на мой вопрос.

- Нет, я не из милиции.

Помолчали. И Ольга рассказала еще. Историю о том, отчего их первое
знакомство не состоялось. Она влипла и могла погибнуть. Но выплыла,
потому что живуча. В последний раз было гадко до слез, пакостно. До сих
пор прийти в себя не может. Вот почему она такая.

- Ну, а теперь ты как? – спросила она, засмеявшись. – Не передумал
делать мне предложение?

Валдис шумно повернулся на бок. И ответил не сразу.

- Я тебе позвоню. Завтра. А сейчас давай спать. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи, - ответила Оленька и улыбнулась своему предчувствию,
что он-то не заснет до утра, будет переваривать услышанное.

Г Л А В А В О С Ь М А Я

1

Женя проснулась от неприятного ощущения. И подскочила как ужаленная. В
пыльной тишине комнаты витала загадка. Женю сотрясло от мерзости
разгадки.

- Ольга! – вбежала она в соседнюю комнату. – Меня ночью кто-то!..

Ольга подпрыгнула вместе с одеялом.

- Да ты что?! Не может быть!.. А кто, кто?

- Откуда я знаю. Я даже не помню, что вчера было.

- Ой, мама! – Ольга схватилась за голову. – Зачем же я тебе травку
подсунула? Ты ж ее на алкоголь положила. Я-то хотела их проверить. Как
они будут реагировать. Среагировали.

- Мне как-то не верится… Он же их друг, инвалид…

- А может, тебе приснилось? – засомневалась и Ольга.

- Ну, мне приснилось, что я с ним… Я во сне даже перепугалась. Что же я
делаю, грех-то какой, даже смешно стало… Ну, во сне же бывает, сама
знаешь… А проснулась, чувствую – мокрая. Я же не раздевалась, нет? Ты
меня не раздевала? Кто-то с меня собрал все ниже пояса.

Они пришли в комнату, где спала Женя. Под диваном нашли черный ком из
рейтуз и колготок с носками. Белоснежный лоскуток внутри смотрелся как
вмятый в грязь.

- Валдис поднял их рано утром. Умылись, по банану схватили и вперед. У
них машина внизу стояла.

Женя повалилась на диван, безвольно раскинув руки. Как бы так заснуть,
чтобы проснуться в другое время и в другом месте. Сегодня она
пробудилась чересчур неудачно.

Раздался телефонный звонок.

- Это Валдис. Обещал позвонить. Ну что, сказать ему? Или не говорить?

- Нет, ты что!..

Звонила Шурочка Фалинь. Радостно прокричала, что ей дали отгул, а
впереди еще два выходных, и ей не терпится увидеть подруг своих
ненаглядных, а Жени почему-то нет дома.

- Приезжай, - сказала Ольга. – У нас беда.

В ожидании Шуры лежали на тахте и не смотрели телевизор.

Шурочка с порога заметила, что на Жене лица нет. Потом увидела остатки
вчерашнего застолья.

- Без меня? Эх вы!..

Ей рассказали о случившемся. Шура восприняла известие как медицинский
работник с опытом.

- А по какому поводу собирались? Чего ради такая компания?

- Валдис делал Ольге предложение.

- Да? – изумилась Шурочка. – И что ты ему ответила?

- Да при чем здесь я? – возмутилась Оленька. – Ты хоть понимаешь, что
произошло? Ничего я ему не ответила.

Грянул следующий звонок. Ольга схватила трубку. Валдис радостно
поприветствовал и спросил, помнит ли она о его предложении.

- Да пошел ты со своим предложением знаешь куда?.. и ты и твои
друзья-уроды!.. Что случилось?.. Они разве тебе еще не рассказали? Никто
не похвастался?.. Это не телефонный разговор… приезжай, милый, и я тебе
отвечу, что случилось, а заодно и на твое предложение.

Она швырнула трубку и увидела мрачное лицо Жени.

- Зачем ты? Я не хочу никому ничего рассказывать!

- А почему? – не поняла Ольга. – Скотам нужно говорить. Что они скоты.

- Да, я согласна, - энергично поддержала Шура. – Женя, мы должны
выяснить и наказать подлеца. Хоть как-то.

- Я не хочу ничего рассказывать Валдису, - упрямо повторила Женя. –
Потому что он расскажет ему. А он не простит. Скажет, что я сама
виновата. Потому что нажралась как свинья.

Ну и какой вывод напрашивается? – села перед ней Шурочка. – Мы вообще
никому не скажем? Никому ничего, да? Мы простим, потому что добрые? Еще
скажи, что так требуют церковные заповеди. Рано или поздно тот, кто это
сделал, признается. Расскажет остальным. Мужики же страшные болтуны. Тот
же Валдис ему расскажет, потому что друг. Сообщит из чувства мужской
солидарности. Или каких-то там принципов. Которыми они так гордятся. И
тогда будет намного хуже. Потому что ты не сказала, скрыла, обманула, а
значит сама виновата во всем. Так будет, поверь.

- Да ну тебя! – выкрикнула Ольга. – Ты хоть знаешь, как этот самый
Евгений обидел ее? Она ему про клинику, а он в отказ. Испугался
анализов. Нет и все. Я считаю, что это он виноват. Из-за него Женя
напилась, с расстройства. Ну так ведь?

- Ты действительно ничего не помнишь? – вдруг вернулась Шурочка к своему
первому удивлению.

Женя вышла из оцепенения и забродила по комнате, рассуждая вслух.

- Какая же я противная!.. ну и что, что он испугался? Он боится, это же
понимать надо!.. А мне, видите ли, стало обидно!.. Решила с горя
нахрюкаться.

- Прекрати, - рассердилась Ольга. – Начинается самобичевание. Что за
характер, не понимаю. Виноваты его друзья. Валдис виноват, он приволок
этих ублюдков. А мы тут начинаем, как дуры. Кто виноват, ах как я
виновата!..

- Но я действительно виновата, Оля.

- Нет, от этого не лечат. Значит, ты сама хочешь сказать Евгению правду?
Пожалуйста. Вам потом с этой правдой будет легко и весело. Вместе весело
шагать по просторам!.. Вернее, ты будешь его катить. И вы дружной семьей
поедете в клинику. В психиатрическую. Шурочка адрес подскажет.

- Ну, а ты что предлагаешь? – спросила Шура.

- Да уж не такую глупость, как ты. Я ничего не предлагаю. Ничего. Не
было ничего. Ты опьянела, улетела, и все. Утром проснулась, – голова
болит. И все, больше ничего такого.

- А если кто-то из них скажет Евгению? – еще строже спросила Шурочка. –
Ты же знаешь, как они умеют. Да она сама, это она меня затащила!..

- Кто скажет? Тот, кто сделал? Да если даже такое и произойдет… тогда ты
Женя возмутишься по-настоящему. Как так, скажешь, я была в хмельном
бреду, а он эти воспользовался? Да это просто сволочь. И друзья должны
такого расстрелять. Если у них есть из чего, и есть хоть немного
совести. А если они этого не сделают, а придут к выводу, что виновата
Женя, то значит они такие же сволочи, как и сам насильник. И твой
Добровольский в первую очередь. На анализы ему, видите ли, пойти
страшно. А тебя обвинять будет не страшно? Вы поняли меня? Ничего не
было!

Женя и Шура посмотрели на Оленьку с уважением. Но сама же Ольга и
смутилась.

- Блин! Он же сейчас приедет! Валдис! А я по телефону уже натолкала ему
целую кучу. Что делать? Сказать, что пошутила?

Шурочка сделала решительный жест.

Нет! Я все-таки предлагаю рассказать, все как есть. Валдису. А он пусть
со своими друзьями разбирается. А потом вместе решим. Будем говорить
Евгению о чем-то, или Жене это приснилось, и ничего такого и не было.

- Ты когда с ним встречаешься? – спросила Ольга у Жени.

- А мне сейчас нельзя с ним встречаться. Я и не хочу с ним встречаться.
Пусть сами, без меня обходятся. Я вообще ничего не хочу, отстаньте от
меня. А если встречусь, то сразу во всем признаюсь. Я не могу долго
носить в себе.

Она вновь распласталась на тахте. И тут же села с прямой, решительной
осанкой.

- Я знаю, чего я хочу. Я в отпуске давно не была. В сентябре не поехала,
в октябре. То у тебя неприятности, потом инвалид. Я сейчас поеду. На
парочку недель к маме. А они пусть без меня обходятся. Сейчас же поеду
на работу и напишу заявление. Я не хочу с Валдисом говорить. И видеть
его не хочу.

-И я тоже, - сказала Ольга. – Я с тобой поеду. Заодно поинтересуюсь,
может возьмут меня в твою больницу. Вдруг есть места, а ты просто не
знаешь. Поехали?

И в это время раздался звонок в прихожей.

- Он! Быстро берем вещи и прячемся в соседней комнате! Шура, ты его
встретишь, заведешь сюда и будешь что-нибудь рассказывать. А мы в это
время смоемся.

- Так что рассказывать? – вскричала Шура. – Мы же не договорились. Врать
ему или правду говорить?

- Говори что хочешь, - обречено махнула рукой женя. – Расскажи все. И
пусть передаст Евгению, что я уехала в отпуск. А вот когда приеду, тогда
будем разбираться. Или не будем.

В коридоре они сняли с вешалки верхнюю одежду, взяли сапожки и закрылись
в соседней комнате. Звонов в это время повторился. Шурочка открыла.
Валдис прошел в комнату Ольги быстро, не раззуваясь.

- Где она? Что случилось?

- Ушла с Женей. Мне поручили все тебе рассказать.

- Ну?

- Не нукай, а садись.

- У меня не так много времени.

- Говорят, ты сделал Омутовой предложение?

- Шура, можно без длинный вступлений?

- Чего ты разволновался?

- Я сделал предложение в шутливой форме. Получил отказ. Готов повторить
его всерьез.

- Да успокойся ты.

- Успокойся! – Валдис увидел свое отражение в зеркале. – Ничего себе –
успокойся. Я звоню, а на меня наезд. Ты сволочь, а твои друзья уроды.
Что случилось?

Шура села на тахту, потянула его за рукав куртки, чтобы он присел рядом.

- Даже не знаю с чего начать.

- Начни поскорее.

- Есть два варианта. Первый…

- Она не хочет ничего слышать о моем предложении? Почему же сама не
сказала, подослала тебя?

- Твое предложение здесь никаким боком. Ты выслушай, а потом будешь
нервничать. Слушаешь? В той комнате ночью спала Женя и твои друзья. Жене
приснилось. Что кто-то из твоих друзей воспользовался ее сном… Она была
пьяна…

- Этого не может быть! – грозно оборвал Валдис. – Что значит
«воспользовался сном»? Ей приснилось? Извини, но во сне бывает и не
такое. Мне сегодня тоже много чего приснилось. В холодном поту
проснулся.

- Это первый вариант. Приснилось, что было во сне. Есть второй. Когда
Женя проснулась, то обнаружила, что ее ночью кто-то раздел. Сама она
раздеться не могла. И еще по кое-каким признакам она поняла, что это
было не во сне.

- Не может быть, - повторил Валдис намного тише. Хотел отмахнуться, но
рука зависла. Он часто заморгал, не желая верить в представляющиеся ему
кадры на внутреннем экране.

- Женя сама говорить об этом не захотела. А Ольга в связи с этим не
захотела тебя даже видеть. Женя поссорилась с Евгением. Ты в курсе?

- Когда поссорилась? Они сейчас просто не встречаются. По телефону, что
ли? Опять из-за меня? Да что такое в самом деле? Ну почему столько на
мою голову? За что? Я никак не могу дозвониться до Евгения. У него.
По-моему. Что-то с телефоном. Надо вечером заехать.

Женя просила передать, что берет отпуск и уезжает к маме. А вы должны в
это время разобраться. Ты со своими друзьями разберись и реши. Нужно
говорить Евгению о произошедшем или не нужно. А когда Женя приедет,
тогда… Все будет зависеть от того, на чем вы остановитесь, на каком
варианте. Приснилось ей или не приснилось.

- Я понял, - кивнул Валдис. – Вернее, не понял, но постараюсь. Ну что за
полоса! Значит, Ольга со мной разговаривать не хочет?

- Получается, что все взаимосвязано, - Шура, словно извиняясь, развела
руками. И вдруг погладила его по плечу. – Валдис, если Ольга тебе
откажет, ты всегда найдешь куда прислонить голову.

Валдис погладил ее в олтвет.

- Шурочка, спасибо. Ты хороший друг.

- Ну все, хватит, - Шура отстранила его руку. – Хороший друг!.. Еще
скажи «товарищ». Иди, тебе надо торопиться.

2

Люсик и Давыд слонялись по магазину в потерявших вид костюмах.
Демонстрировали бухгалтеру Лидии Матвеевне, что их внутреннее состояние
куда более измято, чем снаружи.

Бухгалтера в этот день интересовали подсобные помещения давыда. Она
пересчитывала товар, сверяла с документами наличие. Комната отдыха
оказалась заваленной, и на диване, и на столе, и на телевизоре
громоздились коробки, пакеты, мешки, упаковки с пластиковыми бутылками.

- Здесь был второй телефон, - указала Лидия Матвеевна хищным ногтем на
протянутый вдоль стены кабель. – Почему его сняли?

- Это было до нас, - равнодушно ответил Давыд.

Очень заинтересовала ее и последняя комната в глубине темного коридора.
Что находится за допотопной филенчатой дверью? Давыд услужливо снял
навесной замок с толстенной душкой.

- Консервы тут с истекшим сроком годности. Набрали сдуру, а втюхать не
смогли. Теперь куда их? Не знаем. Коморка глухая, света нет.

- Зачем же держать кладовку под таким замком? – резонно спросила Лидия
Матвеевна.

- А вдруг сэс? – изобразид испуг Давыд. – Или какая другая проверка. За
хранение такой гадости могут клизмотрон вставить.

Лидия Матвеевна вздохнула, глядя как на идиота. А тот аккуратно,
по-хозяйски, закрыл темную комнату.

После обеда раздался неожиданный звонок. Трубку взял Люсик. Людия
Матвеевна тут же пришла в кабинет, чтобы не пропустить ни слова. Сказав
несколько фраз недовольным тоном, Люсик положил трубку и объявил.

- Лида, мы сейчас уедем.

- Куда? – последовал быстрый вопрос. – Если будут звонить, что отвечать?

- Сегодня мы уже не вернемся. Завтра суббота, короткий день, вам, думаю,
выходить не стоит, отдыхайте. А мы сейчас к нашему другу, у которого
вчера были. Надо подлечиться. Я вчера ему пожаловался, что нет денег на
приличный разворот, что влетел в долги. А он для меня что-то раскопытил.
Надо ехать. Вы уж побудьте сегодня за продавца, пожалуйста. А завтра
отдыхайте.

- Да у вас настолько все запущено, что месяц нужно сидеть не вылезая!..

Ключ от кабинета и от подсобок он ей не оставил. Вручил лишь ключ от
входной двери.

- Бежим скорее, - дал команду Люсик, выйдя на улицу. – Пока она позвонит
и сообщит, мы успеем до метро.

- А сейчас за нами никто не следит?

- Черт его знает. Думаю, что нет.

В метро друзья сделали несколько переходов с линии на линию. Затем
укатили на конечную станцию, когда в вагонах почти не осталось
пассажиров, и легко понять идет ли кто-то на хвосте.

Валдис ждал в машине, там же сидел Нифонт, но ехать не собирался. Он
развернулся на водительском кресле, чтобы видеть всех троих.

- Сейчас мы покатим к Добровольскому. У него что-то с телефоном.

Надо было меня одного с утра отправить, - удивленно сказал Нифонт. – Я
хоть и не такой спец, как Давыд, но кое в чем рублю. Делать-то мне
нечего. У меня вообще вопрос. Что дальше будет? Деньги на жизнь
кончаются.

- На работу устраивайся, - ответил ему Люсик. – Тебе же сказали. Нужно
временно устроиться на работу. Все, халява кончилась.

- На работу! – хмыкнул недовольно Нифонт. – Где сейчас найти хорошую
работу? Кто меня возьмет, хромого?

Молчание Валдиса подействовало. Замерли в ожидании.

- Перед тем, как мы поедем к Добровольскому, я хочу кое-что выяснить.
Сегодня ночью вы спали в одной комнате с подружкой Добровольского. С
Женей. Я хочу знать, кто на нее покусился?

Троица переглянулась, открыв рты.

- Ты чего, командир? – выразил первым обалдение Люсик. – на такую
приватизацию в нашей стране способен только господин Чубайс. Ну и все,
кто ему завидует. Все его потенциальные молочные братья.

- Командир, - вымолвил Давыд всего лишь одно слово, прижав к груди
правую ладонь.

Валдис рассмотрел глаза каждого. Никто не отвел взгляда.

- Давай по-другому, - предложил Люсик. – Если ты знаешь о каком-то
факте, значит, тебе о нем сообщили. Кто сообщил? Они, девки? Женя
сказала Ольге, а та позвонила тебе? Или ты ей позвонил? Я правильно
мыслю? Если они сказали, что случилось, то должны были сказать, и кто
виноват. Тебе сказали об этом?

- Я жду вашего признания, - многозначительно произнес Валдис. – Кто из
троих? Я хочу, что бы этот человек признался. Это облегчит дальнейшую
участь. Ну?

Троица вновь переглянулась. Каждый немым покачиванием головы сказал, что
голову дает на отсечение, но это не он.

- Ладно, - заключил Валдис после раздумья. – Тогда едем к
Добровольскому. Но предупреждаю. Там будет сложнее.

- Подожди, - схватил его за плечо Люсик. – Ты хочешь приехать к
Добровольскому и обо всем ему сказать? Командир, ты обалдел. Ты его-то
пощади. Для него такая новость прозвучит не очень весело. Если ты
знаешь, кто это сделал, то скажи.И давай сейчас, здесь разберемся. Ты
ведь для этого нас вызвал? Ну и давай. Зачем к Добровольскому?

- Я хочу, чтобы он посмотрел в ваши глаза. Нет сил признаться здесь? Там
придется говорить со всеми подробностями.

Люсик тряхнул его за плечо.

- Не надо! Как друга прошу. Валдис, не надо этого делать. Чего ты
хочешь? Устроить показательный суд? На котором Добровольский будет
выступать как прокурор? Не надо этого. Глупо. Если ты знаешь, говори, и
мы сейчас устроим разбираловку.

- Да, говори, - потребовал Давыд.

- Или ты не знаешь? – спросил Люсик.

- Да не знает он, - определил Давыд.

Валдис посмотрел на него со злостью и заговорил в тон своему взгляду.

- Да, не знаю! Мне только сообщили, что такое произошло. Что кто-то из
вас. Вот я и хочу, чтобы… Я хочу услышать. Я все пойму и прощу. Дело
было по пьянке. Даже она не помнит. Мне очень неприятно подозревать. У
меня больше нет сил подозревать, поймите. Самое неприятное то, что я не
знаю, кого именно подозревать. Вы для меня равны.

- Подожди, - перебил Люсик. – Что тебе известно? Дословно.

- Ничего! – выкрикнул Валдис от ощущения, что допрашивать начали его. –
Сказали, что ей приснилось, а утром она обнаружила, что это не
приснилось, а было на самом деле. Только она ничего не помнит.
Устраивает?

- Еще как! – хохотнул Люсик. – Ты чего, командир, совсем охренел? У нас
своих заморочек выше крыши, а мы еще будем в пьяных бабских снах
ковыряться.

- Конечно, - поддержал Нифонт. – Ну, мало ли что ей приснилось?

А голос Давыда прозвучал серьезно.

- Если б я знал, что ей такой сон снится, я бы не отказался. В этой
девчонке есть изюм. Командир, а знаешь, что мне сегодня приснилось?

- Наверняка, что-нибудь по другой статье уголовного кодекса.

- Мне приснилась куча навоза. Теплая. И через нее нужно переползти. Я не
хочу, но надо.

- От тебя до сих пор какой-то запах, - покосился на него Люсик.

Валдис тяжело опустил руки на баранку.

- Ладно. Поехали к Добровольскому.

- Зачем? – спросил его устало Люсик. – Поехали, конечно. Но я надесю, ты
не будешь рассказывать ему, какие сны сняться его подруге?

- Ему телефон починить надо! – рявкнул Валдис и повернул ключ зажигания.

Троица съежилась. Поняли, что подозрение висит, не снято.

Вошли к Добровольскому в том же молчании, что и ехали. Евгений выкатился
из комнаты, освещенной цветным экраном.

- Ну наконец-то! Где вас носит, други дорогие?

С ним поздоровались за руку, но без слов. И он ничего не заметил.

- Я тут докатался, вон что смотрю, как наказание. Клип, как вечный
всхлип. Посмотрите на этого деятеля с эстрадной наследственностью. Поет
песню, в которой только одни слова. Я тебя люблю, я тебя люблю, я тебя
люблю. И вот он ее колбасит и колбасит, колбасит и колбасит. И крыша у
него не едет. Все нормально.

Давыд с Нифонтом занялись телефонным аппаратом. Валдис с Люсиком прошли
на кухню. Рассмотрели упаковки с продуктами.

- Сок для детских учреждений, - прочел Валдис. – Кофе изготовлен на
комбинате детского питания… Молочная смесь… Значит, она у тебя была?

- Да, как видишь, продукты из детской больницы. Даже она!.. Если даже
она не может удержаться и тащит, что уж говорить о президентской семье,
об остальных? Наш человек растворился в плазме нравственных свобод.

- Тебе пора писать статьи, а ты все в колясочке катаешься, - заметил
Валдис, глядя в сторону.

- Скоро начну. Как только перестану вести по телефону сбор криминальной
информации. Наверняка было много звонков. Странно, упал тот аппарат, а
не работают все три.

- Ты чего, Добровольский, совсем? – вошел на кухню Давыд. – Нужно было
всего-то упавший аппарат отсоединить. Два остальных рабочие. Делов-то.
Все в порядке, звони. Вас в институте только теории обучали? Разбитый я
забираю домой, посмотрю с тестером.

- Работает? Отлично! – вскричал Евгений и схватил трубку кухонного
аппарата.

- Стоп! – сделал резкий жест Валдис. – Минуту. Погоди.

Он посмотрел на каждого из троих, приехавших с ним, и сказал. Что они
могут быть свободными, могут топать отсюда. Люсик подошел к нему
вплотную.

- В каком смысле? Топать отсюда?

- Переставляйте ноги по очереди.

Он вышел в прихожую первым, чтобы закрыть за уходящими дверь. Последним
вышел Люсик. И спросил на прощание.

- Решил все-таки рассказать?

- Дело в том, - пристально вгляделся в его зрачки Валдис, - что ему об
этом все равно будет рассказано. Она сама расскажет, это в ее характере.
Мы сейчас выглядим неважно. А будем выглядеть как последнее барахло.

На кухне Евгений встретил его взглядом открытым и серьезным.

- О чем она расскажет? Что в ее характере?

- Правдивость. Не надо ей сегодня звонить. Ее, наверняка, нет дома. Она
просила передать, что уезжает в отпуск. Навестит когда приедет.

И Валдис подробно рассказал о том, что вчера вечером Женя была у Ольги,
где с расстройства предалась воздействию жидкостей и дымов, уложили ее в
соседней комнате на диване, там же постелили на полу и хватившим через
меру парням, утром он увел отряд, бойцы еще не протрезвели, а Женя,
проснувшись, поняла, что с ней ночью было это самое, сначала она решила,
что действие произошло в эйфорическом сне, затем поняла, что все имело
место на самом деле.

- Мне ее подружки посоветовали выбрать один из двух вариантов трактовки
реальности. Потому что решать, как быть дальше только нам с тобой. Или
во сне или на самом деле. На каком варианте мы остановимся? Нам решать.
Потому что никто из наших друзей в содеянном не признался.

3

Через полчаса Валдис вернулся из магазина, выпил и горячо продолжил.

- Не спорю, я виноват со всех сторон. Перед Женей я виноват, потому что
еще тогда, раньше, устроил глупую проверку, как бы отстранил ее от
работы по уходу за тобой, привел Светлану, эту куклу, набитую поролоном,
и тем самым прервал ваше знакомство. Теперь я вновь виноват, что
запретил вам встречаться в целях конспирации, а вы все-таки встретились
и поссорились. А еще я привел друзей на вечеринку и случилось вообще
черт знает что… Юджин, мы с тобой друзья со стажем, вместе встретили
девяносто второй, это я тебя убеждал, вел долгие беседы… Я перед тобой,
как перед другом открылся, что являюсь внештатным сотрудником, ты понял
и не осудил… Я предложил и ты не отказался, выразил готовность. Мы
хотели честно служить, работать и приносить пользу. Нас не сгибали
перемены. Во времена кооперативов создали свой, потому что инженеры и
неплохие… Мы ходили в атаку на сволочей чиновников, но этих крокодилов
было так много, что опускались руки. Мы неплохо противостояли рэкету.
Нас не сгибали ни инфляция, ни безработица, ни обманы и надувательства,
ставшие нормой… Нам не грозило спиться от безысходности или бесславно
погибнуть. Мы держались друг за друга, а наш юмор был спасательным
кругом. У нас даже была реальная возможность уехать за кордон, но мы
отказались…

- Ты теперь жалеешь об этом, - спросил Евгений. Напряженно думая о
другом.

- Нет, конечно. Единственное, о чем я жалею, так это о нашей женитьбе на
подружках-однокурсницах. Их было две подруги и нас было два друга. Что
может быть лучше и надежней? Эх, романтика!.. Через год мы оба поняли,
что совершили глупость. Наши избранницы тоже поняли тогда, что мы не их
супруги. Поэтому наотрез отказались заводить детей. И твоя и моя, обе,
единодушно, помнишь? А когда с тобой случилось несчастье, твоя женушка
долго рядом не задержалась. И ты ее не осудил, приняло как должное.
Значит, и для тебя семейная жизнь была в тягость? А, Юджин?

Валдис пытался таким образом сбивать друга с тягостных размышлений.
Евгений не замечал вопрос собеседника.

- Она ушла и ты стал свободным. А я до сих пор томлюсь Моя пока что
виляет хвостом, подыскивая вариант получше.

- Ты всегда страдал излишней подозрительностью, - выдавал Евгений редкие
фразы.

- Это уже профессиональное. У меня нет доказательств, чтобы уличить ее в
неверности, но я уверен. Ладно. Черт с ними с бабами, хотя о них,
собственно и речь… Я к чему вспоминаю наше прошлое… Я хочу понять, где
мы совершили ошибку. Когда?

- Когда переступили черту дозволенности. Чего не надо было делать. И
тогда все бы остались целы.

- Ты меня обвиняешь? Мы переступали эту черту много раз. Какую именно
черту? К тому времени очертаних каких либо границ уже не осталось.
Допустимым стало все. Тогда я и утвердился в мысли, что мы, слуги
государства, самому государству не очень-то и нужны. Я-то знал, что как
только поступит команда ликвидировать подразделение, о вас,
внештатниках, забудут и вы окажетесь за бортом, лишенные всякой опеки и
гарантий на содержание. Я лишь оптимистично вас подбадривал. Мы
переступили черту, потому что иначе не смогли бы прожить. Нас обрекли на
это. Если вы собираете информацию о передвижении криминальных средств,
то почему бы вам часть криминальных денег не использовать на личное
содержание? Этот вопрос задал мне сам шеф. Спросил с иронией, а выразил
намек, подсказку к действию. Значит, ты винишь во всем меня?

- Нет, мы все шли на риск сознательно. Вот и пришли. Дошли до ручки. Ты
же трижды меня спрашивал, а я трижды давал согласие. Поэтому глупо
обвинять в чем-то тебя, а не себя.

Валдис выпил еще. Евгений отказался, только курил.

- Сейчас ты записываешь информацию в тетрадь. Скоро перевезем сюда
компьютер, научишься обращаться и у тебя будет конкретная работа. У меня
есть козырь для шефа. Мы узнали, кто такой Котовский, узнали кто стоит
над ним. У меня ценная информация о железнодорожной мафии. Я приеду в
Москву и, если твои документы стоят до сих пор на тормозах, тут же
выложу эти тузы. Я скажу, что ты работаешь до сих пор, и остальные сидят
не сложа руки, один даже втесался в доверие в криминальной среде… А если
за эту неделю среди бандитских «крыш» произойдут серьезные разборки, то
я потребую определить в штат подразделение «Нарвские ворота». Мы
провернули одно нешуточное дельце, Юджин.

- Мы не о том говорим, Валдис.

Да, понимаю… Дельце мы провернули, а вот Матросова не вернуть… Я не
говорил тебе, но ты должен знать. Люсик разведал, что Матросова нет в
живых. И я хожу по кончику лезвия. Следующий поступок будет последним.
Но я жажду мщения. Я замочу и этого Бориса и его телохранителя Толика. А
еще мне нужна она!.. Я сам не свой, я обо всем забываю. Когда ее вижу,
она для меня как соломинка!.. Но я чувствую. Что с ней утону. И так мне
и надо. Я даже хочу своей гибели. Потому что виноват в твоей
инвалидности, виноват в гибели Матросова, я кругом виноват!..

- Э, что с тобой? – Евгений даже испугался. – Валдис, ты чего?

- Я не хочу верить, но факты!.. Мои бойцы, с которыми я переступал
законы дозволенного, способны переступить и законы недозволенного.
Подводная лодка, лежа на грунте, всплыла в отхожем месте. Самое
страшное, Юджин, то, что никто из них не признался. А твоя Женя и моя
Ольга не врут.

- А может, действительно ничего не было?

- Ты что же, ей не веришь?

- У нас был с ней один случай. Она почему-то скрыла, что была замужем. А
призналась лишь тогда, когда сюда позвонил какой-то ее другой парень. Не
муж, а назвался мужем. Он ее разыскивал здесь, случайно нашел мой номер
в ее записной книжке. А она стала оправдываться и призналась, что у нее
был и муж и не муж. Женщинам тяжело верить. У нас с тобой имеется опыт
на этот счет. Дай-ка, я сейчас ей позвоню.

Стоять! – рявкнул Валдис. – Ты что, совсем? Поным инвалидом заделался?
Что ты ей собираешься сказать? Слушай, подруга, ты там определись давай,
приснилось тебе чего, или не приснилось, а то мы тут с корешами понять
не можем, спал с тобой кто-то или не спал!.. Так, что ли? Все, отдохни.
Она сейчас, между прочим, приняла самое мудрое решение. Она едет в
отпуск. А наши друзья не признались… Кошмар в другом, Юджин… Я
подозреваю всех троих…

4

Встреча с городом детства не принесла Жене Прежиной отдохновения. Четыре
дня в поезде обессилили, а в сердце ничто не шелохнулось, когда вечерний
автобус въехал сначала на окраину, потом на скособочившийся мост. Темную
морозную синеву подпирали трубные дымы, здесь уже во всю правила зима.

Поседевшая мама пришла в восторг от долгожданной встречи, да так в нем и
зависла. Говорила она все с той же неестественной возвышенностью,
подчеркивающей, что она единственная тащит крест просвещения в районном
центре дремучих нравов. Смотрела все так же лучисто, но куда-то вверх,
мимо, в даль, видимую только ей одной, а может быть, только себя одну в
той дали и видящая. Она мало слушала. А все повествовала, поучала и сама
же делала выводы. И дома, где они по вечерам грелись на маленькой кухне
в двухкомнатной квартире, и на работе, где она не имела права взять
отгул ради отпуска дочери, потому что осталась в библиотеке одна, и
платят ей хоть и маленькие, но все же деньги.

Женя внимательно слушала в первый вечер, днем гуляла по городу, пытаясь
отыскать волнение по детству, слушала, прохаживаясь вдоль книжных полок
в библиотеке, слушала из вежливости во второй вечер за чаем, а на третий
день поняла, что пора обратно.

Со школьными подружками она встреч не искала. Знала по маминым письмам,
что все давно повыходили замуж и обзавелись детьми, а в силу
бескультурья здорово обабились и постарели.

- Жизнь человека настолько коротка, Женечка, что он не успевает
набраться положительного опыта, поэтому совершает нелепые поступки.
Глупые, а чаще всего преступные. В отношениях, прежде всего, в
отношениях. Уж насколько известна истина «сначала посей, а потом
возьми», все знают ее с малых лет. Но в отношениях между мужчиной и
женщиной, между родителями и детьми, даже просто между знакомыми и
незнакомыми, звучат одни лишь требования. Дай, дайте мне, вы мне должны,
сделайте так, как я хочу, как мне выгодно. И этой дикости не видно
конца.

Когда-то мама приехала в этот городок юной красавицей по распределению.
Вокруг тут же закрутились поклонники. Некоторые даже нравились. Но с
выбором она не торопилась, ожидая, когда сердце наполнится тем чувством,
о котором так много было прочитано с упоительным волнением. И дождалась.
На химзавод прибыла новая партия рабочих, переведенных из лагеря на
свободное поселение. Один из прибывших сразу добился уважения среди
местных уголовников. Вскоре он посетил и библиотеку. И заговорил с теми
оборотами речи, которые в определенных кругах считаются культурным
шиком. «Дамочка, как вы по мнению считаете про эти книжки за любовь, и
все кино вобще, они ж должны быть человеку с пониманием глубоко смешны
навроде?» Когда мама узнала, что один из ее поклонников, человек
образованный и любящий литературу, жестоко избит, она поняла, что выхода
нет. Два года предстоит отработать и можно вытерпеть, а потом?
Возвращаться в глухомань, откуда с таким трудом вырвалась в город? А сил
для беззаветного смирения с судьбой имелось в избытке. И она сумела даже
полюбить его, сердцем, а не только напоказ. В нем имели место
благородство, щедрость, веселость и деловитость, но их перечеркивали
вспышки леденящей жестокости и ярости, не оставляющие сомнений, что этот
человек живет и здесь и в другом мире, где существование обеспечивают
звериные свойства.

Человеку, Женечка, постоянно не хватает свободы, и он всю жизнь ищет
правды об этой свободе. Ищет вокруг, требует от других, идет к звездам
мерцающих идей, идет в дальние края, и не понимает, что заблуждается.
Истинная свобода только в тебе самом. Вот и познавай эти глубины. И
правда, которую ты постоянно ищешь, только в тебе самом. Спорить нужно с
самим собой, а не доказывать свою правоту окружающим. Но большинство на
такое не способно. И я поняла почему. Потому что их души не освещены
истинной любовью. Каждый человек двоедушен. У него две стороны этого
невидимого органа. Как у монеты, орел наружу, а пустая решка с другой
стороны. Выпуклые монеты дают блеск, радуют глаз, наполняют любовью
окружающих, а значит и самим себя. А стертые, плоские монеты, светят
тускло. Поэтому люди с тусклой любовью не производят впечатления людей
богатый. У них есть материальный достаток, но живут они только заботой о
своем желудке и теле. Они лишены духовного наследства, им ничего не
передалось из духовных богатств. У них все гладко как на неотчеканенных
влоскостях с двух сторон. У них даже любовь к себе примитивна. Они жрут,
не понимая вкуса, полагаясь на чужой, видят и хапают красоту, не
чувствуя ее, слушают и не вникают в гармонию звуков, совершенно не
пытаются понять сокровенного значения слов. Они миролюбивы, но чуть что
не так – и становятся страшны. Они бедны душой, им от родителей достался
медный грош. А бедный умом и сердцем способен на любую гадость. Поверь
моему опыту.

Еще бы не поверить ее опыту. Она прожила с человеком, которого панически
боялась. Который постоянно твердил ей, что бы она «бросала эту туфту,
эти книжки», чтобы сидела дома, а уж он-то ее обеспечит. Но книги были
вопросом принципиальным. И она, пересилив страх, выказала решительный
протест такой силы, что папа отступил, и не без уважения.

Рисовать Женя полюбила с маленьких лет. Родители на ее увлечение
средств не жалели. Маму способности дочери умиляли и она старалась учить
понимаю красоты. Как-то она попросила нарисовать отца. Женя отказалась.
Сначала мягко. Смущенно, мол-де не получится, а потом наотрез. Оставшись
наедине с мамой, она категорично попросила не давать больше ей такого
задания. Потому что папа некрасивый, коротко пояснила она. Позже, когда
отца не стало, и у них с мамой происходили обычные домашние ссоры, Женя
припомнила ту историю. Ты, мама, жила по-своему, и я в твою душу не
лезу. А мне как дальше жить, если у меня твое красивое тело, а черты
лица отца. Маму удивило словосочетание «лица отца» и она принялась как
всегда разъяснять.

- Видишь ли, Женечка… Внешняя красивость женщины не будет для нее важна,
если красивы и душа, и мысли, и чувства, если она любит при роду. Людей,
любит свое тело, как божественное создание, предназначенное для
появления новой жизни…

Когда прозвучали ее слова? Тогда или сейчас?

Когда папы не стало, Женя горевала не долго, но откровенно, все-таки
папа любил ее и баловал. И тут же решила, что в семье наступило новое
время, красавица мама обязательно найдет достойного мужчину. Но
достойных почему-то не наблюдалось. Таких, как в внижках, вообще не
встретить, и это она поняла, но хоть какие-то не совсем примитивные
должны же быть в этом лесу? Парочка неплохих свиду мужичков закрутилась
на горизонте. Однако мам а настойчиво носила траур. Она в него
углубилась, как в любимый роман, который можно перечитывать целиком, из
конца к началу и отдельными главами. Жене год оставался до окончания
школы, и она высказала маме довольно прямолинейно, что не надо ее
стесняться, она уже взрослая, она все прекрасно понимает, и откровенно
желает, чтобы мама попробовала хоть немного другой любви и уважения. А
мама начала объяснять, что для женщины единственной опорой в жизни,
моральным фундаментом, является верность, непогрешимость и
незапятнанность, дается она не легко, борьбой со страстями, которые
сильно довлеют, разрывают тело, но, сказала она, по выражению великого
Гоголя, «нужно вести борьбу с демократическим разгулом чувств ради
великодержавия духа». Женя обозвала маму «пушкинской Татьяной», добавив
про себя язвительное прилагательное, и спросила, что ж она раньше не
проявила свою принципиальность и решительность, твердость и величие
цельной натуры, до выхода замуж, когда рецедевист только сделал ей
предложение. Мама ответила просто и тихо, по-чеховски. Он бы меня просто
убил. Для него убить человека ради утверждения своего «я», и пойти за
это в тюрьму, ничего не стоило, он был напрочь лишен сомнений,
колебаний, переживаний и угрызений совести, а имя Достоевский
воспринимал как прозвище известного авторитета.

При демонстрации своего «я» папу и зарезали. Он любил под воздействием
алкоголя, раскрепощающего душу и обнажающего нервы, выходить в город,
чтобы показать, что он король, хозяин, властелин, ничего не боящийся, а
проявления чего-либо неугодного и раздражающего подавлять и ставить на
колени. Он мог просто зацепить кого-нибудь, оскорбить и вызвать на бой,
чтобы всего лишь победить, раздавить, поставить на колени. А столкнулся
с более сильным, по образному выражению, быком, который выразил свое
«я» более значимей, яковей и быковей. На смену каждому поколению
приходят молодые, которые уступают место следующим, тем-то история наша
и сильна.

- Да, Женечка, мир жесток, а люди грустны, как сказал один поэт. Люди не
станут лучше, они способны быть только людьми. Задача каждого человека
быть готовым к встрече, к борьбе и поражению в схватке с недочеловеками.
Особенно женщина должна быть сильна тем, что останется собой, переживет
и возвысится над происходящим. Сейчас тяжелое время. В очередной раз
побеждает бескультурье, идет нашествие нашего, внутреннего варварства.
Мое поколение ублюдков вырастило поколение дебилов, способных лишь
жрать, читать клубничку и … Прости за выражение. В мое время были
неприглядные скоты, сейчас бродят довольно привлекательные скотозавры.
Человечество изобрело компьютер, а половые отношения остались на самом
примитивном уровне. Есть кое в чем прогресс, но в основном мужчина все
так же смотрит на женщину, а женщина все так же относится к мужчине. У
Варлама Шаламова как-то вычитала я поразительный факт из описания
лагерной жизни. Где-то на Колыме была смешанная зона. И мужчины ходили к
женщинам. Там происходили любовные романы, даже семьи образовывались, но
в основном были самые примитивные древние отношения. Был установлен и
размер оплаты. Паечка хлеба. И условие, что прекрасная половина
человечества должна есть паечку во время процесса, и вот сколько успела
съесть, тем и насладилась, пока наслаждался тот, кто заплатил. И автор
красочно описал одного ушлого мужичка, который хвастался перед
остальными своей сообразительностью. Он перед походом за наслаждением
тщательно замораживал свою паечку. Его избранница, та, которая
соглашалась, не успевала даже кусочка отгрызть. И мужчина всегда
возвращался в свой барак счастливым и довольным собой, и удовольствие
получил и паечка цела.

- Мам, ну зачем ты мне это рассказываешь?

- От гадостей человеческих не уйти, Женечка. Перед каждой женщиной лежит
путь в цивилизацию через скотство. Но мы способны иронизировать,
высмеивать и называть грязь грязью. И это дает силы. После отчаяния
обязательно приходит радость. Я тебя ни о чем не расспрашивала, ты мне
ничего сокровенного не рассказывала, но я поняла, что у тебя сейчас
тяжелый период, с тобой что-то случилось. Ты не захотела рассказать и я
не настаиваю. Очень хорошую мысль нашла я в последнем номере журнала.
Только книга примиряет нас с гнусностью жизни.

На шестой или на седьмой день пребывания дома, счет их потерялся,
растворился в обыденности, Женя собрала вещи, зашла в библиотеку и
сказала.

- Все, мама, спасибо, я поехала.

5

Перед отъездом в Москву Валдис тщательно проинструктировал Люсика в
одном из темных кварталов улицы Некрасова. Говорил мрачно, в глаза ни
разу не посмотрел.

- Валдис! – прижал Люсик к груди обе руки. – Ну, не я это сделал, не я!
Поверь!

Валдис продолжал, будто не слышал. Его не будет три дня, а то и пять.
Вести себя следует так-то и так-то при наезде Бориса-Бобра, отвечать
следует то-то, если появится с вопросами Федот, помощник Котовского,
позицию нужно занять такую-то, если между ними начнется бойня. До
вокзала он дойдет один, провожать не надо.

- Счастливо, - подал он руку, так и не подняв глаз. – Не обмочите ноги.

- И ты себя береги, - решился на прощальный юмор Люсик. – Не подходи там
близко к Кремлю с гранатометом.

А на следующий день в магазин «Товары по оптовым ценам» заявился Борис к
кепке. С напарником в темных очках. Как по предсказанному. За столом в
кабинете он расположился основательно, сняв куртку и попросив бухгалтера
приготовить кофе.

- Очень много вопросов у меня к тебе, Глеб, очень много, - начал Бобер
этак печально. – Всяких разных вопросов.

- Я слушаю, - заставил себя улыбнуться Люсик. – Готов дать исчерпывающие
ответы.

Толик в темных очках сел у двери. При необходимости вырваться к Давыду
не удастся. Остается надежда, что товарищ недалеко, услышит под дверью.
Хотя там его «пасет» бухгалтерша. Толик в это время обратился к Борису.
Указав на Люсика.

- И разговаривает он по-разному, видишь. То как мы базарит, то
интеллигентность свою показывает. Вот ведь жук!..

Лида принесла кофе. Люсик ощутил, как вспотело под коленками. Вспомнил
прощальную фразу Валдиса.

- Первый вопрос чисто по магазину. Лида проверила твою документацию и
немного припухла. Так дела не ведут. Если так заниматься оборотом,
подчистую разоришься. А ты ведь не дурак. Специально, что ли,
прикидываешься лохом?

- Не прикидываюсь я, Боря, - заговорил серьезно и горячо Люсик в ответ.
– Дилетант я в этом деле. Ну, не лежит душа к торговле. Решил поднять
магазин, а теперь проклинаю себя за это. Мог бы другим делом заняться.
На хрен мне это надо? Макароны, кстати, у нас уходят хорошо. Крупа,
сахар. Весь отечественный товар.

- Ты еле-еле качаешь на зарплату.

- Давай так сделаем, Боря, - Люсик решился на импровизацию. - Пусть твоя
бухгалтер Лида берет директорство в свои руки. Я не против. Моя задача
сейчас поскорее долг тебе отработать. Я готов ей подчиняться. Буду
грузчиков, экспедитором, организую прямые поставки с фабрик. Что скажет,
то и буду делать. Только переспать с ней не заставляй. А как только долг
отработаю, сразу закрою эту лавочку. Надоело.

- А потом чем будешь заниматься?

- Я инженер, Боря. Электротехника, связь, электроника. Тебе нужен такой
специалист? Неплохо разбираюсь в компьютерах.

- А куда ты свой дел? – быстро задал вопрос Боря.

- Вернул хозяину, - выразил на лице удивление Люсик. – Я же Лиде все
объяснил. Компьютер был не наш. Хозяин потребовал вернуть процессор, а
монитор и клавиши он мне подарил, у него появилось «навье». Так что мне
лишь мозги купить с винчестером покруче… Возьми к себе программистом,
Боря. Не пожалеешь. Тебе же нужен анализ оперативной информации. Дал бы
мне конкретное задание…

- Таких спецов сейчас хватает, - медленно ответил Борис, просверливая
взглядом. – У меня люди есть. До сих пор не можем выяснить, кто же
данные на сторону сливает. Ведь как-то узнал хромой со своим старшим,
когда можно трясти наших кассиров. Как такие сведения могли к ним
попасть? Не ответишь?

Вопрос в упор не сбил Люсика с волны импровизации.

- А, ну да, ну да, ты говорил, что кто-то узнавал про передвижение твоих
кассиров и бомбил их.

- Когда это я тебе такое говорил?

Ты Котовскому рассказывал. При мне. Тогда. В баре. Толик свидетель. Ты
еще говорил, что вы одного взяли, вырубили и куда-то в лес отвезли
подальше. Крутые у вас разборки. Ну-ка на хрен… Значит, ты о чем
спрашиваешь? Тебя интересуют мои соображения по этому поводу? Ну,
первое, это… У вас сидит засланный казачок. Или вашего завербовали
«котовцы». А второе… Думаю, что вас прослушивают. Обычная прослушка. Ваш
телефон на контроле. И это довольно просто выяснить. За такую работу я
бы взялся с удовольствием. Я и мой парень. Который у меня грузчиком,
высокий. Его Давыдом зовут. От фамилии Давыдов. Потом гусара. По
телефонам шарит, как не фиг делать. Мы с ним за день может установить
какой телефон у вас на прослушке. Дай нам такое задание. Люсик старался
говорить, говорить и говорить. Как можно большим количеством слов
засыпать ту фразу, на которой он прокололся. Судя по реакции Бориса,
ему, кажется, это удалось.

- Задание, говоришь? Ты не в первый раз просишь у меня задание. Отсюда
выползает другой вопрос. Сам должен понять какой. Ты с самого начала,
еще когда магазин открывал, и мы первый раз встретились, ты уже тогда
знал имя Котовского и сказал, что платишь ему. Потом появился хромой,
который почему-то сказал, что он от Паршина. То есть, он знал имя нашего
папы и знал, что твой магазин на нашей территории. А лишь потом сказал,
что он от Котовского. Меня специально кто-то запутывал. Это делали те,
кто брал наши кассы, но последнее нападение им не удалось. Они потеряли
парня и до сих пор не знают где он. Но хотят узнать, верно? Но вот
откуда они узнали, что именно я разыскиваю их? Замутили они по-умному.
Хромой назначил штраф и продумал, как его сорвать, зная, что здесь буду
я. Он ловко подключил «котовцев» и прикрылся Федотом. Такую операцию он
мог прокрутить лишь в одном случае. При помощи тебя. Только ты мог
сказать, что я готовлюсь брать хромого здесь, ты как-то сообщил, что
засада в магазине. Как – я не знаю, телефон магазина мы прослушиваем, ты
не звонил и не выходил из помещения, за тобой следили. После звонка
хромого я был здесь, а он, пообещав тебе проверить магазин, не стал
этого делать. Он уже знал, что я в засаде. Какой вывод напрашивается?
Простой. Ты их человек, а магазин открыл на нашей территории специально.
Кассиров дальше брать вы не можете, но очень хотите знать, где ваш
парень в комбезе. Если ты признаешься, я скажу где он. Тогда мы
перетираем вопросы с вашим главным, не с хромым, а с тем, который с ним
у метро на фотографии, перетираем вопросы и расходимся красиво. Паршин
готов простить. Да, готов простить те деньги, которые вы хапнули. Если
ваш главный скажет кто он, кто его послал и чего хотят от Паршина. Чего
вам надо? Только при таких ответах мы разойдемся мирно. Врубился? Или
нет? Могу дать время подумать.

Люсику не надо было делать изумленную физиономию. Такой поворот в
событиях Валдис не предугадывал. Люсику оставалось только мямлить и
заикаться.

- Боря… Ты меня не за того кого-то принимаешь… и уже не в первый раз… Я
не знаю, как доказать, что я… Я не знаю хромого… Я не знаю… Я… Давай
так. Я через неделю отдам тебе долг т закрою на хрен магазин?.. Или
передам его тебе… Бухгалтерше. Пусть торгует, если ей больше делать не
фиг… Документы переоформим и все… Я жить хочу. Боря.

Борис-Бобер задумался, уставясь в неработающий монитор. На темном экране
он видел свое отражение. Напряженный мыслительный процесс.

- Но есть и другой вариант. Другой вывод, к которому пришли мы. Хромой
приехал за штрафом с «котовцами». А потом мы засекли, как его напарник,
этот высокий в костюме, встречался с самим Котовским. Встречались они,
конечно, не в первый раз. Котовский, если ты помнишь, когда я в баре
показал фотографию, вдруг «погнал», что этот в костюме убил его сына,
какую-то херню начал городить, что он лично займется этим человеком,
чтобы я ему не мешал, а ты должен будешь передавать ему всю информацию.
Он дал тебе визитку с телефоном Федота и сказал, чтобы ты обо всем
докладывал не мне, а ему. Помнишь? Это была грамотная пурга. Я даже
поверил. А теперь мы с папой разгадали, что это была хитрость. Котовский
вас отмазал. Этот в костюме, хромой и ты – вы все люди Котовского.
Почему вдруг он сам лично приехал в бар? Верно? Значит, Котовский брал
наши кассы, его человек сидит у нас и сливает информацию. А теперь он
хочет еще и тебя ко мне притулить. Ты же не просто так просишься ко мне
на работу. И тут уже очень жирные вопросы выползают. Котовский хочет
выжить Паршина с его территории? Ему что, мало железки и двух вокзалов?
Он хочет весь район под себя подмять? Ему это не удастся, так и передай.
Котовский силен, на его стороне менты, мы знаем. А на нашей стороне
прокуратура и законодатели, депутаты. Можем устроить тщательную проверку
документов по грузоперевозкам за последние месяцы. Мало не покажется.
Котовский хочет войны? Мы готовы. Только зачем? Война дорого обходится.
Паршин готов простить те кассы, которые взял у него Федот, подставляя
хромого и того, в костюме. Он сделал это для того, чтобы я подумал. Что
это левые гастролеры, варяги со стороны, а он не имеет к нашим кассам
никакого отношения, так? Паршин готов забыть про деньги, и довольно
приличные деньги, которые оторвали у нас «котовцы». Вам не хватает на
жизнь? Возьмите. Но только Котовский должен сам ему позвонить,
признаться, извиниться и перетереть все вопросы. А магазинчик этот
придется вам отдать мне в счет той штуки баксов, которую с меня грамотно
сняли. Ты все понял? Я понятно объяснил? Я мог разговаривать с тобой
иначе. Включить паяльник, и ты бы все рассказал. Но папа наш хочет
культурного разговора. Разговора по делу с теми, кто тебя послал.
Интеллигентность ему мешает. Погубит она его. Я спрашиваю еще раз. Ты
все понял?

Люсик молчал. Вздохнул. Ни слова. И вдруг ощутил. Что чем дольше он
молчит, тем крепче утверждается в голове Бориса вторая версия. Версия,
которую они с Валдисом разрабатывали.

- Дай-ка мне твой паспорт. Хочу посмотреть, кто ты такой на самом деле.

- Я не ношу с собой паспорта, – ответил Люсик довольно спокойно.

Борис и Толик обменялись ухмылками.

- У меня семья, ребенок, - пояснил Люсик, - Я хочу, чтобы они спали по
ночам спокойно. Не боясь, что кто-то ворвется, зная адрес.

- Ты чего, пацан? – засмеялся Борис. – Ты кому горбатого лепишь? У тебя
каждый день торговые сделки, ты по базам катаешься. Тебе удается
заключать договоры без документа? Толик, выверни его карманы. Что-то он
совсем оборзел.

Ну вот и все, понял Люсик. Он внутренне собрался и даже улыбнулся Толику
приветливо. Прикидывая, куда же нанести ему первый удар. Такого одним не
свалишь. Вот он момент истины, как говорят в кино. И конец на букву
«пэ».

- Боря, Боря! – раздался крик Лидии Матвеевны из торгового зала.

Борис кивнул Толику, тот приоткрыл дверь, узнать что там, но бухгалтерша
уже вбежала с нешуточным испугом на лице.

- Там какие-то наглецы!.. Спрашивают про твою машину!.. Наглые такие!..

- Кому это моя машина не понравилась?

Толик вышел первым, Борис тяжело пошагал за ним, а следом и Люсик
вышмыгнул в коридор, сделав знак Давыду, прислонившемуся к стене в трех
шагах от кабинета.

У прилавка стояли четверо в спортивных костюмах. Самого высокого с
морщинами Люсик узнал. Узнал его и Борис.

- В чем дело, Федот? Ты уже второй раз наезжаешь на мой магазин. Что за
дела?

- Машина на улице твоя? – прозвучал встречный вопрос. – «Ниссвн» твой?

- А, я понял! – хлопнул в ладоши Борис. – Ты приехал спасать этого
пацана, да? Ты его сюда посадил? А как же ты узнал, что я сейчас его
допрашиваю? Как?

- «Ниссан» чей? – прорычал Федот. – Машина твоя?

- А, я понял! – обрадовался Борис второй догадке. – Тебе позвонил его
помощник. Грузчик. Так? Ну вот, ребята. Вы и раскололись. Толик. У них
здесь где-то второй аппарат, как ты и думал. Ну что, Федот, значит,
получается, вы брали наши кассы. А еще ты снял с меня штуку баксов,
подставив Хромого, чтобы запутать, и этого пацана хочешь мне подсадить.
Так, ну? Значит, Котовский хочет войны? Мы готовы. Только вот этого
пацана я тебе не отдам. Пока не вернете деньги. Толик, уведи его, чтобы
не выпрыгнул.

- Бобер, - заговорил Федор Федорович с наигранной жалостью. – На кого ты
прешь? Это вы начали войну. Ты начал. А теперь на меня стрелку, будто я
ее хочу? Гнилуха не пролеезет. Ты со своим «Парашей» на коленях молить
будете, чтобы я вас простил. Этого пацана можешь взять и порезать на
колбасу. Я не тряс ваших кассиров и штраф с тебя не снимал. Хотя мог. За
то, что вы именем Котовского пользовались. Щипал вас хромой и его
сттаршой, Вячеслав Комаров по паспарту. Он базарил с Котовским и все про
вашу парашную контору рассказал. Параша у него на прослушке. Понял?
Парашей кто-то занялся очень круто. И этот Комаров предупредил, что вы и
против Котовского подлянку готовите. Он это сделал потому. Что вы его на
подозрение Котовскому подставили. А в натуре сами зубы отточили. Он
привел, как он сказал, ситуацию к общему знаменателю. И оказался прав.
Твоя машина была на втором терминале за Варшавским вокзалом? Десять
дней назад в половине одиннадцатого вечера. Твоя. Вот эта машина. Мы
нашли. Неделю искали по всему городу, а твой «Ниссан» под носом
оказался. Пожадничал, не захотел уничтожить? Твои ребята подожгли два
сорокотонника с товаром. Вот, охрана записала марку, цвет и номер
машины. Ты четко просчитал. Контейнеры не наши. Сданы на хранение, мы не
смогли уберечь, и теперь солидная фирма поставит Котовского на счетчик,
а потом вообще скинут с железки. Но вы с Парашей просчитались. Нас
предупредили, что это сделаете именно вы. И машина оказалась именно
твоя. Поэтому никаких разборок, а уж тем более войны. Не будет. Даю
неделю. Компенсация за спаленные контейнеры – сто пятьдесят штук.

- Чего? – выпучил глаза Борис. – Зеленых?

- Нет, афганей, - хохотнул Федот и пошел на выход.

Бумажка с записанным номером автомобиля осталась на прилавке. Борис
прочел дату, время, марку автомобиля, номер машины. Количество
нападавших. Над его плечом тяжело засопел толик. Рука Бориса, держащая
бумажку, затряслась, потянулась у темным очкам.

- Что? Ничего не понимаю. Какое нападение? Десять дней назад я где был?
Да я каждый вечер в это время уже дома. Сплю. Жена подтвердит.

- А ей поверят? – спросил резонно Толик.

- Слушай ты!.. Ты почему такие вопросы задаешь? Ты на чьей стороне,
падло?

- Двигаем к папе, - сказал Толик еще более рассудительно. – Дело
серьезное. Федот разбираться не будет. Замочит и все.

Толик пошел к двери на улицу. Борис, держа бумажку в руке, заозирался по
сторонам, будто ища спасения, или куда убежать, за кого спрятаться.

- Что это такое, ты мне можешь сказать?! – заорал Борис на Глеба.

- Боря, - протянул к нему Люсик молитвенно руки. – Ну здесь-то я
совершенно ни сном ни духом!.. Какой терминал, какие контейнеры? Ты
подозреваешь меня в связи с хромым? Там дейсвительно есть странные
стечения обстоятельств, и мне пока не доказать, что я не знаю этого
проклятого хромого. Чтоб ему вторую ногу поломали!.. Но с твоей машиной,
с каким-то контейнерами, ну как, ты подумай, как я могу быть связан?
Боря, поверь, ты тратишь на меня драгоценное время. Ты ищешь не туда. Не
меня нужно искать. Ты меня с кем-то попутал, Боря!..

Борис поднялся по ступенькам к двери, обернулся к Люсику, но не увидел
его, думая о чем-то глубоко серьезном.

- Да, ты прав. Ты не человек Котовского. Работай покуда. Но чтобы через
три дня чтобы выложил мне три штуки.

- Три? Почему три?

- Ну, тогда пять. А то ведь я начну тебя шинковать и посмотрю, кто
придет к тебе на помощь.

6

Валдис вернулся через день. Ехал из Москвы дневным, заснуть в кресле не
удавалось, чтение тоже в голову не лезло. С вокзала позвонил домой,
ответа не дождался, позвонил Евгению, сказал, что привез хорошие
новости.

- Вопрос решился! – радостно объявил он, как только вошел в квартиру. –
Процесс пошел. А это значить, что сомнений насчет благополучного
окончания быть не должно. Поздравляю, Юджин.

Евгений подал руку, не разделяя восторга. Валдис предложил отметить,
достал из кейса литровую «Смирновскую». Евгений равнодушно подкатил к
холодильнику, достал нарезанные колбасу и лимон.

- Мужики не звонили? Что там в магазине?

Евгений подал плечами. Рюмку отодвинул, взял стакан.

- Ну! – Валдис хотел сказать «за тебя», но поперхнулся. Он только сейчас
увидел. Что Евгений за промелькнувшие дни поседел еще больше. Виски у
друга испепелились. Поэтому. Кашлянув, он выговорил одно слово. – Будем.

Допивали под телевизионные новости. Валдис в подробностях рассказал о
московских визитах. Евгений почти не реагировал.

- Ладно, - хлопнул Валдис себя по коленям, чувствуя. Что начинает
сердиться. – Поеду. Буду звонить.

Добирался он неторопливо. От метро решил добрести пешком, не дожидаясь
трамвая в столь поздний час. Света в окнах не было, но в темноте за
стеклом вспыхивали блики от работающего телевизора.

Вставив ключ и повернув. Валдис замер. Сделал еще попытку, опустил руку
и восторженно заговорил сам с собой.

- Вот как! Неужели? Лапочка ты моя!.. Умница… Ну не могла ты лечь спать
в одиннадцать вечера… Ты ложишься после часа… Как же мне успеть, чтобы
твой дружок с балкона не спрыгнул?.. Умница, на защелочку закрылась…
Сейчас!..

Он вытащил ключ, отошел в противоположной стене и с разбега саданул по
двери ногой. Ударил мастерски, дверь распахнулась.

Они успели вскочить и зажечь свет. Но были еще тепленькими, прикрывались
чем попало.

- Извините, что помешал, - сказал Валдис жене, улыбаясь чуть ли не во
весь дверной проем. – Я думал, что замок заело. Решил доломать его до
конца.

- Крамов! – предостерегающе подняла руку жена. – Только без фанатизма!

- Одевайся, - успокаивающе подмигнул ей Валдис. – Я подглядывать не
буду.

В прихожей он включил свет, прикрыл входную дверь, подогнал обломки
косяка на место и приятно удостоверился, что временный ремонт труда не
составит. Сегодня прихватит гвоздями, а потом отремонтирует всерьез.
Новый замок, наконец-то, врежет.

- Джентльмена прошу на кухню, - сказал он, еще раз войдя в комнату, - А
ты собирайся.

Мужчина оказался какой-то безликий и довольно толстоватый книзу. Испуг
на его лице застыл наиправдоподобнейший.

- Не бойся, бить не буду, - предупредил Валдис. Закрывая кухонную дверь.

- А я и не боюсь, - ответил вдруг задиристо любовник жены. – Я и сам
могу.

- Ну-ну, - улыбнулся примирительно Валдис. – Прошу уважать. Я все-таки
хозяин. Присаживайся.

Он вернулся к жене и выразил удивление.

- Я же сказал «собирайся». Вещи собирай.

- И что?

- И на хрен. Все же понятно. Извини, но у меня не хватает благородства
оставить квартиру тебе. У тебя есть папа с мамой. Я же не на вокзал тебя
выгоняю. Детали оговорим потом.

- А машина?

- Машина тоже моя. Ты чего? Пожили вместе и разбежались. Давно надо
было. Делить нам нечего. В том-то вся и прелесть.

- Крамов, ты мне всегда вот этим вот не нравился.

- Возьми первое необходимое, остальное потом. Только поскорее.
Пожалуйста.

- А чему ты радуешься, Крамов? Чему ты радуешься? Мне вот эта твоя
улыбка не нравится.

- Я всего лишь, - посуровел Валдис, - прошу поторопиться. Я даже сказал
волшебное время. Пожалуйста.

- И не надо вот этого твоего фанатизма. Не надо!

Однако просьбу она выполнила, ушла быстро. Почти ничего не захватив. За
вещами пообещала прийти завтра, и вообще.

На кухне Валдис достал из кейса еще одну бутылку «Смирновской»,
ноль-пять.

- Сейчас выпьем. Очень прошу не отказать.

Закуски на столе хватало. Под столом пряталась бутылка из-под дорогого
коньяка. Валдис налил.

- За тебя, мужик. Ты смелый парень. Эта курица, навернчка, рассказывала
тебе кто я. И ты все-таки решился. Молодец.

Тот, выпив, взял что-то из тарелки, положил в рот и жевал, глядя на
Валдиса в недоумении. Валдис поднял еще.

- А теперь за удачу. Хоть здесь повезло. За последнее время на мне
столько собак повисло, хоть стреляйся. Друг погиб. Друзья подставили. В
сердечных делах все кувырком. А с женой у меня давно рвотные отношения.
И вдруг являешься ты! И выкатываешь мой домашний воз. Ну не радость ли?
Будь здоров. Ты просто мой спаситель.

- А почему ты решил, - осторожно поинтересовался любовник, - что я беру
на себя твой воз? Я жениться не собираюсь.

- Разве ты не джентльмен? – удивился Валдис как можно более серьезно. –
Жаль. Но я все равно за тебя выпью.

Когда он выговорился, и они махнули по пятой, гость прочувствованно
спросил.

- А хочешь, я тебе о своих проблемах расскажу? У меня вообще – труба.

Валдис поднялся.

- Не, все, извини. Пора отдыхать. Еще дверь починить надо. В другой раз
как-нибудь.

Попрощались так тепло, что у Валдиса навернулась слеза умиления.

- Расстаемся как близкие люди.

Любовник ушел. Валдис бросился к телефону. Но было занято, занято,
занято. Он достал инструмент. В три минуты восстановил поломку дверного
косяка. А желанный номер телефона был по-прежнему занят. Он убрал со
стола, вымыл посуду. Курил одну за другой. И, наконец-то, повезло.

- Оля, это я, здравствуй!

«Ну, здравствуй», - прилетело в ответ без всякой радости.

- Оля, подожди, - смутился Валдис. – Я тут пытаюсь до тебя дозвониться.
И все никак. Занято и занято. Ты с кем-то разговаривала?

«Ну, разговаривала.»

Ты каким-то тоном недовольным… Ну, да ну. Неприятности, что ли?
Неприятный разговор с кем-то был?

«Ну, был».

- Я могу тебе чем-то помочь?

«Да не надо мне от тебя никакой помощи».

- Оля, подожди! Я вот что хочу сказать, послушай. Я серьезно говорю. Я
никогда так серьезно не говорил. Оленька, значит так. Я только что
выгнал из дома свою жену. Выгнал насовсем. Понимаешь? Все, больше ее
здесь не будет. У меня больше нет жены, Оля! Я свободен.

«Ну и что?»

- Как – что? Ну, знаешь!.. Пойми, Оля, в том, что произошло с Женей, я
не виноват ни на йоту.

«Какую тойоту?»

- Да слушай ты внимательно!.. Не виноват я, понимаешь? Я виноват лишь в
том, что создал не очень хорошую ситуацию. Привел друзей. Но им в тот
вечер крайне нужно было напиться. Им нужно было просто нажраться. И эти
козлы меня подставили. Я еще не выяснил, кто из них… Но я вытрясу. И
виновный будет наказан. Евгению я обо всем рассказал перед поездкой в
Москву. Так что Жене не нужно будет ни врать, ни оправдываться. Во всем
виноваты мои друзья. Если я не выясню, кто именно, то прокляну всех
троих. Все трое уйдут в отставку навечно.

«Что ты от меня-то хочешь?»

- Как – что? Ну, как что, Оленька? Все мои слова, все мои те прежние
слова, они все остаются в силе. Те, которые я тебе говорил две недели
назад. Я обещал не появляться тебе на глаза, пока не выясню, кто именно
оказался мерзавцем. Я еще не выяснил, но выяснил. Я без встречь с тобой
я больше не могу. Я хочу тебя видеть, Оля. Я переварил все твои истории,
пропустил все твои душевные муки через себя, и мое чувство к тебе не
изменилось, а наоборот. Усилилось. И сейчас, когда я разобрался с женой,
я говорю тебе…

«Валдис, ну не надо!..»

- Хорошо, хорошо, я ничего не говорю. Но ты слушай. Значит так. У тебя
там неприятности с твоим фиктивным муженьком? И ты не хочешь, чтобы я
тебе помог?

«Какие неприятности, ты о чем? Он просто посылает мне угрозы. А я послыю
их в ответ. Его самого-то нет. Он в клетке сидит. Мне сейчас бояться
нечего.»

- Так вот, слушай! Чтобы и угрозы не портили жизнь, я предлагаю тебе
переехать жить ко мне. Переезжай и все. И дружок твоего дефективного
муженька тебя не найдет.

«Это, конечно, вариант…»

- Ну так! – прокричал он. – Ты представь только!.. Переезжаешь ко мне и
ноль проблем. Ты уехала к настоящему мужу. Соседу накажешь, чтобы всем
так и отвечал. К настоящему мужу и точка. Который если появится, то
знакомство с хирургом ему обеспечено. Все просто тут и раздумывать
нечего.

«Я не знаю…»

- Так, вот что, слушай. Надо сейчас все это дело разобрать и оговорить
детально. Я сейчас приеду, хорошо? Не слышу, Оля!.. Ты слышишь меня?.. Я
сказал, что сейчас приеду, и мы все обсудим. Ты поняла? Машина во дворе,
я, правда, выпил, но сейчас буду. Ты слышишь меня?

«Ну, попробуй», - донеслось с другого конца с ощутимым безразличием.

Валдис быстро собрался и выбежал. К машине подлетел как на крыльях. И
замер с распростертыми в стороны руками. Возглас вырвался как у
подстреленного.

- Ну, стерва!..

Оба передних колеса были спущены.

Валдис пошарил в карманах. Денег имелось в недостаточном количестве. Он
сплюнул так, что в темноте поодаль вспорхнула ворона. Дома коробка с
семейной казной оказалась пуста. Он вспомнил ушедшую жену еще одним
словом. Валдис достал заначку. Пересчитал. И сел перед телефоном.

- Алло, Оленька, это я…

«Хорошо, что позвонил, - прозвучало в трубке уже не так уныло. – Не надо
ко мне приезжать.»

- Подожди, у меня тут неприятности, колеса спустили, хулиганы…

«Вот и хорошо.»

- Да что хорошего-то? Чего ты в самом деле? Ни капли сострадания. Я
предлагаю вот что…

«Не надо ничего предлагать!»

- Да подожди ты! Что ты как маленькая? У тебя свой характер, у меня
свой. Нужно обязательно встретиться и все оговорить. Спокойно. Есть два
варианта. На такси. Или ты ком мне, или я к тебе. Как лучше?

«Никак! – прозвучало в трубке нервно. – Я же сказала – не надо ко мне
приезжать. И я к тебе не поеду. Не о чем нам сегодня говорить. Я сейчас
уезжаю к Шуре. Ты мне подсказал хорошую мысль, спасибо. Я на время съеду
с квартиры. Сначала поживу у Шурочки, а когда Женя приедет, поживу у
нее. Так что не переживай, я выкручусь сама.»

- Не надо ехать к Шурочке! Приезжай ко мне!

«Она меня ждет, мы уже договорились. Если б ты приеехал на машине, ты бы
меня не застал.»

- Я ведь помню, где живет Шура. И я тебя там найду. Я хочу тебя видеть,
Оля!

«А я тебя пока что не хочу. Валдис, не доставай меня. Ты разорвешь все
окончательно. Мне сейчас совершенно не интересно с тобой разговаривать.
Так что пока.»

И трубка запульсировала.

Валдис вышел на кухню и заглянул в холодильник, зная, что там ничего
спиртного не осталось.

Чудес не бывает, - пропел он вдруг. И удивился. Откуда, из какой песни
эта строчка? Как там дальше? И все-таки жаль!.. Да, жаль. Очень жаль.

Валдис не торопливо оделся, погасил свет на кухне, в комнате, в
прихожей, и направился в темень. Он добрел до неизвестного ему ранее
бара, который работал. Интерьер удивил уютом и пустотой. Лишь за дальним
столом крашеная девчушка манерно держала сигарету в окружении двух
парней в кожаных куртках. Валдиса очень вежливо обслужили, он посмотрел
на бармена недоверчиво и пересчитал сдачу. Выкурил сигарету, выпил
заказанное и ушел. Девчонка была явно не его.

Пересекая бесцельно улицы и дворы, Валдис курил и сплевывал горечь.
Прохожие встречались. Чего-то кому-то не спится, выныривают из темноты и
смотрят, как он плюется. А понимают ли, что он плюется не от хорошей
жизни? Попалось нщн одно питейное заведение с музыкой. И он вовсе
растерялся от напрочь отсутствующих посетителей.

Но приятное удивление поджидало. Она вышла на него как дичь на охотника.
Стройная фигурка в модном пальто спешила. И Валдис тут же превратился в
невидимую тать. Она не заметила. Он пошел следом беззвучно.

Она вошла в подъезд. Хлопнула первая, наружная дверь. Он рванулся и тут
же оказался у нее, прислушался. Шагов не было слышно. Значит,
остановилась у лифта. Очень хорошо. Он знал, как это делается, слышал
много раз. Донеслось механическое блеяние, дверцы лифта открылись. Он
тут же ворвался и успел. Дверцы закрылись уже за его спиной.

Выглядела она лет на тридцать, строгая косметика, светлые глаза.

- Ты чего? – спросила она, не скрывая испуга.

- Добрый вечер, - улыбнулся он. – Может, пойдем куда-нибудь? Посидим,
выпьем.

- Да мне как-то домой надо…

Лицо ее сделалось совсем глупым. Даже улыбнуться не могла. Лифт
остановился, дверцы расползлись.

- Это какой этаж? – спросил он.

- Шестой, - ответила она, не шелохнувшись.

- Поехали на девятый, - улыбнулся Валдис еще приветливей и нажал кнопку.

В домах подобного типа между этажами располагались промежуточные
лестничные площадки с закутками. Он повел ее в левый, в правом находился
мусоропровод. Жильцы позаботились, чтобы свет горел лишь у лифта.
Темнота располагала к вступительной беседе.

- Ну, ты же говорил, что пойдем, посидим, - произнесла она.

- Ну, Куда же теперь идти. Мы уже пришли.

- Тогда не спеши. – сказала она и открыла сумочку.

Валдис сделал шаг назад, у него мелькнула мысль о газовом балончике. Но
она протянула другое.

- На.

- Что это? – обалдел он, увидев в темноте, что ему предлагают.

- Надень! Без этого не буду.

- Да я никогда ими не пользуюсь. Все равно. Что нюхать розу в
противогазе.

- Надевай давай, - потребовала она. – Я не хочу гадость какую-нибудь
подцепить. Ты что, ни разу не пользовался?

- Да не люблю я их. Чистый я. Чистый!

- Ага, так я и поверила.

- Когда-то пробовал в детстве. С тех пор зарекся.

- Дикарь. Без этого – никаких вариантов.

- Ну, знаешь, - он даже всплеснул руками от возмущения. – Тогда сама
надевай. Раз уж такая принципиальная.

Она исполнила свое же пожелание, не умолкая при этом.

- Ты такой парень видный, и вдруг вот так?.. Ну, сходили бы, выпили,
посидели, договорились по-человечески. Нашли бы другое место. Я не могу
к себе привести, у меня родичи дома…

Произошло все как-то неудобно, невкусно, и даже неприятно. Сплюнув от
досады, Валдис быстро застегнулся и побежал по ступенькам вниз. На лифте
спускать не рискнул. И по двору сначала пробежал да угла соседнего дома,
а потом перешел на шаг.

- Ну что за полоса? – пожаловался Валдис кому-то вверх, в беззвездный
сумрак. – Что за невезуха? Надо мной еще и надругались!

Г Л А В А Д Е В Я Т А Я

1

Женя стояла перед дверью в его квартиру, не решаясь нажать звонок. Точно
также она стояла перед ней совсем недавно, когда хотелось убежать.

Щелкнул замок, дверь открылась. Он ждал, она звонила. Она стояла перед
дверью минуту, а он почувствовал.

- Привет…

- Привет…

Женя прислонилась на дверной наличник всем телом, головой, мыслями,
переживаниями и заготовленными словами. Спросила печально как дела. Он
весело ответил, что замечательно, устал большой палец показывать, в
основном самому себе, в зеркало. Женя шагнула в прихожую и поморщилась
от стука, который издали каблуки. Обувь вошла медленно и печатно.

- Ты когда приехала? Вчера?

- Нет. Три дня назад.

Разделась не спеша. На кухне села на табурет у окна, чтобы стол оказался
между ними.

- Как мама?

- Хорошо. Просто живет. В какой-то своей сказке. По-прежнему одна.
Как-то непонятно одна. Дома только кошка.

Он поставил чайник. Она достала сигарету.

- А как доехала?

- Почти неделю в поезде туда, и столько же обратно. В те времена только
самолетом летала, сейчас – фиг. Обратно лучше ехала. Книжек набрала у
мамы списанных. Читала.

- На работу еще не вышла?

- Дня три еще могу погулять.

- А как твои подруги?

- А что им будет?

Наливая заварку, он взглядом спросил: «Еще?» – и получил такой же
бессловесный ответ: «Да, покрепче.» Долил ровно столько, сколько она
попросила. Себе налил полчашки. Кипятку плеснул сначала ей, потом себе.
Открыл сахарницу, придвинул к ней поближе. Она взглядом и дрогнувшими
губами сказала «спасибо». Он еле заметным кивков головы ответил
«пожалуйста».

- А что у тебя новенького?

- А что у меня может быть?

- По-прежнему сидишь на телефоне?

- Да, так надо.

- Инвалидность не оформили еще?

- Дело сдвинулось. Валдис ездил в Москву. Это, пожалуй, единственная
новость.

- А почему в Москву?

- У него там связи.

- Прочитал что-нибудь интересное за последнее время?

- Валдис носит всякую муру. Носить из библиотеки литературные журналы
некому. Всем некогда.

- Моя мама тоже любит литературные журналы.

Чай выпивался маленькими глоточками со звучными прихлебами. Отодвинув
надоевшую чашку, Евгений стукнул ладонью по столу. Женя вздрогнула.

- Ну все, хватит. Что мы, в самом деле? Давай начну я.

Подперев кулачками подбородок, Женя глядела серьезно, с готовностью. А
он заговорив, старался в глаза не смотреть, так легче.

- Валдис мне обо всем рассказал. Твоя подружка Ольга должна была тебя
предупредить об этом. Мы пытались установить кто. Кто именно. Ничего не
получилось. Он даже приводил всех троих сюда. Я не знал. Я думал, что
просто пришли друзья, навестить и теелефон отремонтировать. У меня тогда
телефон сломался, если помнишь… В общем, я нес какую-то чушь, торопил с
телефоном, хотел срочно позвонить тебе, ругал их, потом себя, глупость
какая-то получилась… Я, инженер, не мог установить элементарную
поломку... Такое бывает, особенно с расстройства... ведь мы расстались
очень глупо... Телефон починили, Валдис их отправил, взял водки и обо
всем рассказал. Он их приводил, оказывается, чтобы они сознались. Чтобы
их проняло. Ребята молчали. Обычно юморят напропалую, а тут как в рот
воды. Телефон починили, я за трубку, а Валдис говорит «стоп». И все мне
рассказал. И сказал, что звонить не надо. А я очень хотел. После нашей
идиотской ссоры. Я хотел сказать тебе, что принял решение.

- Мы не ссорились.

- Да, не ссорились. Я просто обидел тебя своим отказом. Своим
упрямством, что ли… Чего уж тут говорить? Нужно говорить честно. Другого
разговора у нас быть не может. Я не знаю, что на меня нашло, какой-то
протест во мне вспыхнул непонятный, сразу после того, как ты… Ну так
нельзя, Женя. Ты приняла решение, хорошо, ты к нему готовилась,
осмысливала. А на меня безо всякой подготовки. Прямо в лоб. Иди на
анализы. Не спорю, я действительно струхнул. Я представил весь процесс,
как это будет происходить, ну и… Я и так-то к медицине отношусь, как
подопытный кролик, а тут… Сейчас мне даже смешно, а тогда было не до
шуток. Я не спал всю ночь. Сигареты кончились. А ты в это время
нагрузилась от обиды алкоголем… Что в общем-то понятно… И погрузилась в
сон…

Она кивнула и бесстрастно добавила.

- Я легла спать. Ночью мне приснилось, как мы с тобой делаем ребенка. А
утром проснулась и поняла, что это было на самом деле.

Он заметался в коляске из стороны в сторону.

- Давай-ка вот что… Я примерно в таком изложении и слышал… Давай вот
что… Я не буду расспрашивать… Ну. По каким признакам и как ты
определила… и ты не говори… Потому что, если мы начнем обсуждать… Все,
этот вопрос мы сняли. Хорошо?

Он сделал еще несколько замысловатых пируэтов.

- Для нас главное сейчас в другом. Главное, чтобы произошедшее… Его
тяжесть… Чтобы поскорее… Ну, не исчезло, а чтобы не мешало дальнейшим
нашим отношениям… Не мешало идти к намеченному… А намечено у нас с
тобой… Я очень много передумал за это время… Мне было плохо, Женя, очень
плохо… Потому что вот тут… Я шизел от одной мысли, что ты уехала и
больше не приедешь!..

Он двинулся к ней, чтобы обнять, но не увидел встречного желания.

- Я честно тебе говорю. А ты что скажешь? Скажи, для меня это важно.
Твое чувство ко мне, оно как? Оно по-прежнему? Ты простила меня? Оно не
изменилось?

Женя улыбнулась как-то вымученно, закрыла глаза и трижды кивнула
головой. Блеснули слезы. Он рванулся к ней. Она зажмурилась. Слезинки
чиркнули по обеим щекам.

- Женечка, милая!.. Это и есть самое главное. В этом суть. Чувство,
конечно, изменилось, неприятно потому что, сильно неприятно, я это
понимаю… Но главное-то, что мы вместе. Мы хотим быть рядом. Я чего
только не передумал!.. И решился, я согласен. Я пойду на эти проклятые
анализы. Пусть у меня берут все, что нужно. Если найдут. Если там еще
что-то осталось. Пусть находят, берут, анализируют. Я согласен.

Он был уверен, что сейчас обнимет ее. Но Женя, сняв руки со стола,
принялась утирать слезы. Кивая и кивая. Без объятий. Евгений откатился в
смущении. Чтобы лучше видеть, как она плачет.

- Ты плачешь, это ничего. Хорошо даже. Теперь, значит, что нам нужно?
Теперь важно выстроить наше отношение к прошлому, к произошедшему.
Предлагаю отнестись, как будто его нет. Оно забыто. Пока, конечно, не
забыто, но будет забыто. Что для этого нужно сделать? Прежде всего я
должен оставить этих своих троих друзей. Если не известно кто сделал,
тогда и… Больше нет их в моей биографии. А ты вообще их не видела.

- И это правда, - тихо сказала Женя, всхлипнув и кивнув еще раз. – Я их
действительно не помню. На улице не узнаю ни одного из них.

- Вот! – выкрикнул Евгений. – Что и требовалось доказать. Мы приведем их
к общему знаменателю. Их не было. Информация стерлась. Валдиса я уже об
этом предупредил. Чтобы никого из них я больше не видел. И, желательно,
не слышал. Осталось не долго, еще немного потерпеть. У них сейчас
кое-что произойдет, что-то закончится и все. Будут перемены. Валдис их
переведет куда-нибудь. Или будет увольнение по сокращению. Люсика жалко.
Его-то я подозреваю меньше всего. Вся гнусность в том. Что двое из них
не виноваты.. но пострадают. Мы с Валдисом долго обсуждали всех троих. К
нашему ужасу ответ на все три кандидатуры один. Мог и Люсик. Мог и
Давыд. Мог и Нифонт. Вот до чего мы докатились.

- А Валдис не мог? – спросила тихо Женя.

- Валдис? – удивился Евгений. – Он же был с Ольгой. Ты к чему?

- Просто спросила. Вообще.

- У нас был и встречный вопрос. Может быть. Никто из них и не виноват.
Может, тебе действительно приснилось? Ты с каждым из них танцевала. Ну и
не могла ничего такого почувствовать? Вспомни, кто, по-твоему, выражал к
тебе особое внимание? В глазах что-нибудь, в жестах, вспомни. Никто?

- Я не знаю, о ком ты говоришь. Я не знаю этих людей.

- И правильно! Умница. Вопрос насчет этих людей снят с повестки дня.
Все. Осталось последнее. Твой сон. И вот тут я должен закатить скандал.
– Он заставил себя говорить игриво. – Я сейчас буду ругаться. Не на
шутку! Как так, что за дела? Во сне ты была со мной, а утром начинаешь в
этом сомневаться? Что за утренние фантазии? Если тебе захотелось
проснуться не со мной, то нечего было со мной засыпать. Во сне был я, а
утром начинаются сомнения, догадки, предположения. Наверное, был не он.
Это, извините за выражение, разврат. Если не сказать громче. Это
какое-то сонное, понимаете ли… Это!.. Я возмущен до глубины души. Вы как
себя ведете, девушка? Чему вас учили в пансионе благородных девиц? Вы
разберитесь со своими снами. Я этого так не оставлю. Я тщательно
проверять буду. И если застану кого-то в твоих снах!.. О, как я буду
суров!

Она засмеялась, щуря мокрые глаза. Он подкатил и, наконец-то, обнял ее.
Она прижала его голову к своей груди. Он почувствовал на щеке ее слезы.

- Сказочник ты мой…

- Все нормально. Жить можно.

- Жизнь, как говориться, страшнее сказки.

- Почему?

- Потому что я беременна…

2

Он медленно высвободился из ее рук и откатился к двери. Даже выехал
немного в прихожую. А она подперла голову, сдавив ее ладонями возле
ушей. Прикрыв глаза, содрогнулась всем телом, не проронив ни звука.
Включился и монотонно загудел холодильник.

- Я тоже думала. Зачем говорить, признаваться. Рассказывать? Какая
разница, произошло или приснилось? Это уже было. Было, как не было.
Случилось, ну и что?.. казалось бы, ну и что? Но это же плохо, когда «ну
и что».

Он закурил. Женя потянула ноздрями запах дыма, напряглась, слезы
мгновенно высохли.

- Дай мне тоже.

Он подъехал и не подал, а бросил ей, перед ней, на стол, пачку сигарет.
Рядом положил зажигалку. Она подобралась еще больше. Сигарета
вздрагивала. Голос зазвучал жестче.

- В сущности, что произошло? Случилась беда. Такая же, как с тобой. С
тобой же случилось? Извини, что я сравниваю. С тобой намного страшнее,
ты стал инвалидом. Этого временем не излечишь. Но по сути тоже самое.
Тебя покалечила жизнь, обстоятельства. И меня покалечила жизнь. Мы равны
перед жизнью. У тебя хватило сил пережить свою беду? Именно пережить,
выстоять, найти сила на дальнейшее. Ты даже стараешься работать,
какую-то пользу приносить. И я переживу. Тоже переживу. Бывает, как
говорится, и хуже. Справлюсь. Женская доля – терпеть. Собирать на себя
все гадости. Женщина как губка, как фильтр, должна все мужские гадости
собирать, чтобы ему жилось чище.

- Ты отвлекаешься, - сказал Евгений.

Женя почувствовала еще один укол. Его голос. Не фраза, не смысл, а
интонация, сухость ее, бесстрастность.

- Да, я справлюсь. Ты просил ответить, как там мое чувство? Я сказала,
что нормально. Ты говорил, что мучился, переживал, страдал, что твои
чувства, они… Тебе лучше знать что они. А я сказала, что мои чувства
тоже на месте, но со мной случилась беда. И ты сразу отъехал. Подальше
от меня. Как от заразной. Все правильно. Тебе неприятно. Естественная
реакция.

Огонь сигареты обжег пальцы. На стол упал грузный комок пепла. И зашипел
в слезах.

- Шура хорошо придумала насчет того, что есть два варианта. Было во сне
и было на самом деле. А вы, ребята, выбирайте. И ты выбрал сказку. Ты
даже не отрицаешь этого. Правильно, зачем отрицать, если выбор сделан.
Но вдруг оказалось, что одно обстоятельство для сказки не совсем
подходит. Не помещается в сказку.

Он подъехал и взял еще сигарету. Женя увидела, что у него на коленях
примостилась маленькая закрывающаяся пепельница. Отдельная. Он стряхивал
пепел не в большую, общую, стоящую на столе, а в свою, индивидуальную.

- Ну скажи хоть что-нибудь! – повысила она голос.

- А чего тут говорить?

- Ах нечего, да? Все ясно без слов. О чем тут говорить, если я не
сохранила верность, так? Ну говори, говори! Ведь все же случилось из-за
тебя!..

Вновь появились слезы, но уже другие. Слезы обиды, иной горечи.

- Что из-за меня? – он подъехал вплотную. – Что из-за меня? Ну
поссорились. И что? Ты же прибежала, деловая такая, я хочу ребенка, у
нас должен быть ребенок, я все узнала, давай, шуруй на анализы. Ах ты не
хочешь? Хлопнула дверью, пошла напилась. Это был повод? Мой отказ стал
таким уж поводом?

- Да. Это был повод.

- Так о чем дальше говорить? Все как обычно, собралась компания, пили,
ты со всеми танцевала, оттянулась как хотела. Только не надо грузить, -
ах, я пошла спать и ничего не помню.

- Ты о чем? – обомлела Женя. Слезы вновь исчезли.

- Да все о том же! Что значит «не почувствовала, ничего не помню, не
знаю кто именно»? Как это понимать?

- Так бывает, - выговорила Женя еле слышно.

- Не бывает! Не может такого быть, чтобы ничего не почувствовать.
Обыкновенная женская ложь. У меня была жена и я с ложью сталкивался
каждый день. И всегда встречал невинное удивление. А что такого?

- Ты не веришь мне?

- Я не понимаю, как можно спать и не почувствовать? Тебе ведь не пятку
почесали.

- Ах вот как? Ты хочешь сказать, что я проснулась, увидела, но сделала
вид, что сплю, и получила удовольствие, так? Ты это хочешь сказать?
Тогда зачем я подняла панику, рассказала Ольге? Дура я, что ли, на себя
же наговаривать? Ты развивай тему дальше, развивай. Ну? Я же была в
комнате с тремя. Почему ты не допускаешь мысли, что я со всеми тремя
почесалась? Хорошая мысль. Современная.

- Не оригинальная!

- Сам не ори! Ты же здравый мужик, ну так рассуждай. Зачем я, дура,
наговорила на себя? Рассказала девчонкам, чтобы передали вам. Зачем? О,
я поняла!.. Я рассказала о случившемся для того, чтобы меня не
опередили. Правильно? Они же могли похвастаться. У нас был праздник, нас
трое, а телка одна. Или для них это уже не такой уж и праздник? Все-таки
я не Ким Бесенджер. У них, наверняка, и покруче девушки бывают.

- Все? – спросил он. – А теперь успокойся.

Протянул сигарету. Она прикурила и заплакала.

- Ну и что будет дальше? Мы будем вместе или не будем?

- Будем, - твердо сказал он, глядя в окно. – Обязательно. Мы будем жить
вместе.

- Почему ты раньше не позвал меня жить к себе? Я была бы здесь, рядом, с
тобой… и ничего бы не случилось.

- Да, будем жить вместе. Ведь я же решился.

- На что решился?

- На это. Я же сказал. Я пойду на анализы.

- Теперь-то уже все…

- Что – все?

- Ну Женя!.. Ты прекрасно понимаешь «что». Я же говорила, что если
результаты окажутся неудовлетворительными…

- Ты уже веришь в это? Ну, знаешь!.. Ну нет. Я пойду. Я специально
пойду. Заявляю категорически.

- Ну, а если они окажутся не положительными?

- Договаривай.

- А чего договаривать? Мы же об этом разговаривали. Если будет так, то
придется обращаться за донорской помощью.

- Договаривай, договаривай!..

- Мне очень неприятно говорить об этом… Даже противно говорить… Но
теперь-то получается, что за донорской помощью обращаться не надо. Я,
можно сказать, уже была у донора. И, слава Богу, не знаю, кто это.

- Ах вот оно что!..

- Как нам быть с этим?

- Тут и думать нечего.

- Ну и?..

- Тебе нужно пойти и освободиться от этой гадости. У тебя сомнения? Что
тебя смущает?

- Смущает – не то слово. Женя, если в моем возрасте прерывать
беременность, то есть опасность, что ее больше не будет. Мне не двадцать
и уже не двадцать пять.

- Я предчувствовал, что ты именно так сформулируешь.

- Речь идет о моем здоровье. Физическом.

- Речь идет и моем здоровье. Моральном и психическом. Если я сделаюсь
окончательным уродом, это, между прочим, и на тебе скажется.

- Бывают, между прочим, даже смертельные случаи при абортах!..

- Но женщины идут. Если надо.

- Думаешь, легко идти на такой подвиг?

- Думаю, что нелегко. Но когда надо идти… Мужчины, когда требуется от
них, идут на риск. Идут на смерть. Потому что этого требует жизнь.

- Тебе меня ни сколько не жалко?

- А тебе меня?

- Ты думаешь только о своей гордости, о своем «я».

- А почему ты о своей гордости не думаешь?

- У меня нет такого эгоизма.

- У тебя достаточно своего эгоизма.

- Почему такая требовательность?

- А я не понимаю, почему такое упрямство?

- Ты думаешь только о себе!

- А ты думаешь только о себе.

- Женя, все, что ты говоришь, это дикость!..

- А то, о чем ты говоришь, глупость.

- Ты несешь какой-то бред!

- А ты несешь ахинею.

Да переступи ты через свои дурацкие принципы!

- Это ты переступи через свои.

- Ведь из-за тебя же, твоя вина надо всем этим повисла!..

- Раньше нужно было думать о вине. О своей в первую очередь.

- Что?.. Я сейчас тебе двину… Я имею полное право..

- И я имею полное право.

- Что?!

- А вот то.

Они схватили друг друга за руки, сцепились ненавидящими взглядами… и
разом обмякли.

- Женя, что мы делаем?

- Я не понимаю, что мы делаем, Женя.

Она опустилась перед ним на колени и подалась вперед, чтобы уткнуться в
него головой.

- Женечка, прости…

- Это ты меня прости, Женя…

Внутри задрожало, содрогнулись плечи, ресницы слиплись… и вдруг она
услышала не свой всхлип. Женя подняла голову и увидела его мокрые глаза.

- Я схожу. Женя, туда. Я сделаю все, как ты хочешь.

- Я тоже пойду и проверюсь.

- Мы будем жить вместе? А с ними ты порвешь?

- Обязательно. Честно-честно?

- Клянусь перед инвалидами всей страны.

- Я не верю тебе. Потому что ты дурак. Упрямый дурак.

- А ты дурочка.

Она прижалась к нему изо всех сил, а он крепко обнял. Слез не жалели.
Таких слез жалеть грех.

И содрогшнулись они как одно тело. От продолжительного звонка. Который
прошил как пулеметная очередь. И повторился, чтобы достать, добить,
прикончить.

- Это Валдис. Прячься!

- Почему?

- Я не знаю почему! Прячься и все. В ванную. Быстро!

- А ты?

- А я с ним постараюсь.

3

Два длинных звонка говорили, что пришел именно он. Только на этот раз
условный знак прозвучал длиннее, нарочито длиннее, с предвестием. И тут
же в замке заскрежетал ключ.

Валдис вошел распахнутый, расхристанный, растерянный. Закрыл дверь,
прошел в комнату и внимательно оглядел через окно панораму двора.

- Юджин, все, нам хана. Ликвидация.

- По порядку, если можно, - строго попросил Евгений.

- Милиция нашла труп Матросова. Произошло то, чего я боялся. Его нашли
месяц назад, он был среди неопознанных. Нашли повешенным в лесу, где-то
в районе платформы Борисова Грива. Это не наш район, вот что странно.
То, очем разузнал Люсик, и во что не хотелось верить, подтвердилось. Его
мать, он же из Бологое, приехала и заявила. Он ей звонил, навещал, когда
мог, а тут вдруг пропал. У нее был телефон нашего офиса, она звонила,
наверняка, туда, а еще знала общагу, где он обитал в последнее время.
Она же приезжала к нему пару раз. Наверное, туда и приехала, а он там
два месяца не появлялся. Она в милицию, в розыск. Ей, наверное, показали
фотографии, а потом привели на опознание. Дальше пошла работа
следственного отдела. Она сказала, в какой фирме он работал. Сообщила,
наверняка, приметы Нифонта. Думаю, что вспомнила имена друзей, о которых
Матросов ей рассказывал. Ну и, сам понимаешь, если при ней звучало имя
Валдис, то забыть такое имя она не могла.

- Как ты узнал об этом?

- Информация пришла от шефа. Уголовкак ищет фирму «Нарвские ворота»,
нашли труп повешенного. Шеф спросил, что мы там натворили. Я удивился
вопросу. Он же был в курсе всех наших последних дел. Бандиты, говорю,
охотятся на нас, потому что мы брали их кассы, а теперь, значит, и менты
подключились. Он сразу в крик. Засранцы! Немедленно! Ликвидация! Если до
вас доберутся и узнают, кто вы такие!.. Ну, ты понимаешь. Между милицией
и комитетом всегда была вражда. Так что вот. Фирмы «Нарвские ворота» уже
два месяца не существует, но ниточки могут привести к частному
предприятию «Добровольский». Не сразу, конечно, время у нас есть. Но
рисковать нельзя. Дорог каждый день. Мы сейчас с Нифонтом оповещаем сеть
информаторов о временной консервации. Люсик и Давыд приказ уже получили.
А ты пакуй вещи и жди. Завтра перевезем. Может быть, сегодня ночью.
Забери всю документацию, вплоть до счетов за электричество. За
пару-тройку дней постараемся продать квартиру, а потом купим другую, на
другое имя.

- Куда ты собираешься меня перевозить?

- Ко мне. Жены нет. Тоже опасно, вдруг и до меня докопаются, если будут
искать по имени. Если тебя обнаружат на моей квартире, – это будет
полный крах. Но пока что время есть. Успеем. Сначала продадим твою,
потом мою…

- Я никуда не поеду.

Валдис, уже шагнувший в прихожую, замер.

- Че-го?

- Повторяю. Я никуда не поеду.

Юджин, ты что, за порогом, что ли? Мы же влипли, все разом, все вместе.
Погоди, я что-то не совсем… Ты что, из-за нее хочешь порвать с нами? Она
была все-таки у тебя? Юджин, ей же вообще нельзя рядом с нами
показываться, как ты не понимаешь? Вы не можете потерпеть, что ли? Я
понимаю, у тебя любовь, это свято, я все понимаю. Я очень уважаю это
чувство!

Последние слова он прокричал. Было видно, что разволновался не на шутку.

- Юджин, мы перед тобой виноваты. Ты вправе порвать с нами отношения и
сотрудничество. Но сейчас речь идет не о нашей дружбе и нашей работе.
Речь идет о наших судьбах. О том. Что грозит нам всем.

Евгений предложил ему сесть, покурить минут пять. Валдис сел, достал
сигареты.

- Не переживай так сильно. Я же вас и прикрою. Чтобы глубоко не копали.
Я остаюсь, на меня выходят, я говорю, что да, все документы были
оформлены на меня, но я сидел дома, а делами заправлял Матросов.
Которого я уже третий месяц не вижу. Документы оформлены на меня,
поскольку у него нет прописки. Мне платили проценты, и это меня
устраивало. Больше никого не знаю. В последнюю встречу мой друг Матросов
жаловался, что круто влетел, задолжал бандитам, а потом пропал. Приходил
с ним еще какой-то паренек по имени Валдис, кучерявый такой, с усиками.
И подробно опишу Нифонта. И все, дело будет закрыто как бандитская
разборка.

- Нет, не все, - усмехнулся Валдис. – Если бы все! Когда начнется
выяснение, как и где ты стал инвалидом, что ты скажешь, какие предъявишь
документы? Скажешь, что документы в Москве? А в каком ведомстве,
спросят. Юджин, что ты несешь? А если через ментов люди Паршина на тебя
выйдут и станут пытать про Люсика и Давыда, ты мужественно будешь
молчать? Сматываемся. Нужно уходить, не оставляя следов. У тебя будет
квартира, но позже. И с Женей ты будешь встречаться, если вы все
уладили. Но только не сейчас. Сейчас – нельзя. Твои документы на
инвалидность должны пройти окончательное оформление. Если мы уйдем
чисто, то оформление не приостановят. Понимаешь? Ты в обиде на нас?
Хочешь порвать с нами? Ради нее? Может быть, ты и прав. Но речь идет и о
твоей дальнейшей жизни.

Евгений курил, покусывая бороду и усы.

А кроме того! – выкрикнул Валдис. – Речь идет и о наших жизнях вообще.
Мы закрутили авантюру, провокацию, чтобы отомстить за Сашку. Она еще не
сработала, но люди Котовского уже следят за людьми Паршина. Паршин,
правда, обнаружил наши жучки и снял прослушку. Остался на контроле
только телефон Бориса, а тот сейчас в панике, способен на крайности, к
тому же давно подозревает Люсика. Паршин может подключить прокуратуру к
расследованию деятельности чэпэ «Добровольский». Понимаешь? Уголовка,
прокуратору, бандиты, - все интересуются нами. И если они узнают, что мы
неофициальное подразделение спецслужб…

- Ты прав, - сказал Евгений. Откинув голову и закрыв глаза, он застонал
как от боли.

- Поэтому все! – Валдис встал. – Никакого больше приема звонков. Никому
не отвечать вообще. Звонить только мне на трубу. Жди.

Он вышел так же стремительно, как и вошел. Женскую куртку на вешалке не
заметил.

Женя вышла после того, как щелкнул дверной замок.

- Ну? – спросила она. – Теперь ты мне расскажешь?

Евгений сокрушенно закачал головой.

- Да, да… Прямо здесь, в прихожей. Здесь темно и прозвучит убедительней.
Глаз не будет видно. И ты не будешь задавать лишних вопросов. Присядь на
табуреточку. Телефон сними и присядь. Телефон надо вообще отключить.
Выдерни его из розетки.

Она сделала все, как он велел. Села как примерная ученица, ровно держа
спину, а руки уперев в колени.

- Мы учились вместе в электротехническом. Беззаботные студенческие года,
мотание лекций, бессонные ночи перед экзаменами, девушки, вино,
преферанс. Нам выпало учиться при социализме, слава Богу, бесплатно. И
где-то на третьем курсе… Нет, на четвертом… Валдис мне признался…
Знаешь, а ведь я стучу. Но не по общей системе партийного контроля, я
работаю на серьезные органы. Которым не безразлично, что все летит к
чертовой матери, а бездарный меченный Миша уверяет всех, что следит за
процессом. Я, наверное, громче всех распускал свой язык, и где надо и
где не надо, поэтому Валдис и обратил на меня внимание… То есть, я
спросил его. Почему ты признался именно мне? Он сказал, что я честный
парень, такие люди ценны и нужны, с такими можно решать вопросы и делать
непростою работу, то есть служить. Он уже тогда знал, вернее его
руководители знали и предвидели, что грядет катастрофа. После событий в
Тбилиси и в Латвии он сказал, что это конец. А когда Крючков с
Лукьяновым попытались изменить ситуацию, я про август девяносто первого,
это уже выглядело несерьезно. Конечно, никто не ожидал полного развала
союза, договора в Беловежской пуще, который Ельцин устроил ради смещения
Горбатого. Чтобы остаться единолично у власти. Россия родилась под
знаком Водолея. Это красота, невежество и авантюризм. Романтические
мечтания и нарушения законов с риском для жизни. Без этого мы не можем.
Таков наш генный код.

- Ты про себя давай, про себя, - тихо попросила она. – Чего ты на Россию
сваливаешь?

- Да я не сваливаю… Короче, мы собирали информацию. Сбор нужной
информации, есть такая служба. В девяносто четвертом нам
конкретизировали задачу. Было создано внештатное подразделение под
названием «Нарвские ворота». Сбор информации о криминальных структурах в
районе двух вокзалов, как и куда идут сборы дани. Позже задача еще более
конкретизировалась. Какова связь криминала с органами внутренних дел и с
районной и городской администрацией. Конечно, мы работали не одни. Есть
и смежные структуры, о которых нам знать не дано. Они продолжают
работать. А нас погубили деньги. От нас требовали преданного служения, а
средств на обеспечение жизни давали мизер. И мы сами пошли на криминал.
Валдис, конечно, информировал руководство. Спросил, можно ли проявить
инициативу? Не только корысти ради, но и ради живота своего. Нужны
современные средства связи, средства передвижения, ну и так далее. Ответ
был не отрицательный, не утвердительный, а многозначительный Нас как бы
благословили, подразделение опытное, нужно испробовать разные методы. И
мы, переодевшись бандитами, отобрали деньги у других бандитов. У нас
появился компьютер и автомобиль, тогда же родилась идея открыть
магазинчик. Ну и пошло-поехало. Что, естественно, долго продолжаться не
может. На третьей операции пострадал я. Это было в прошлом году. А в
этом году произошел провал пострашнее, нас вычислили. Устроили ловушку и
ребята влетели. Нифонту перебили ногу, а Сашку Матросова взяли и он
исчез. Валдис не стал докладывать о подробностях операции, он доложил,
что его человек попал в лапы бандитов, помогите найти и освободить. Он
верил во всесильность организации. Еще он рассчитывал, что Сашка, когда
его станут пытать, расскажет про офис, даст телефоны, начнутся разбоки и
Сашку удастся выторговать. Бандюки появились, но вели себя странно,
взяли магазин под крышу, начали вербовать Люсика, чтобы помог выловить
хромого, то есть Нифонта. Началась игра. В которой Валдис не все
понимал. Он запутался. А тут еще женщины. С женой у него давно разлад,
поэтому он искал даму сердца. В нашем деле очень важно, что у тебя есть
человек, ради которого… Существование которого хоть какой-то смысл
придает. Валдис увлекся твоей Ольгой. А кроме того его мучила
ответственность передо мной, да и смерть Сашки он не может себе
простить. Сашку убили.

Евгений ждал, что Женя охнет, воскликнет что-нибудь, отреагирует хоть
как-то на известие о смерти, пусть и не известного ей человека. Не
прозвучало ни звука.

- Как только Валдис узнал про гибель друга, он взял себя в руки. И
поставил задачу отомстить. Ну и найти труп. Они устроили там какую-то
авантюру, но мне ничего не говорили. Устроили как раз в тот вечер, когда
приезжали к Ольге. И там отметили это дело. В тот вечер они устроили
подлянку бандитам, мне, тебе и себе в том числе.

- Бог все видит, - произнесла Женя.

- Может быть, - вздохнул Евгений. – Последствия обычно выползают оттуда,
откуда их совсем не ждешь. И вот сегодня известно, что труп обнаружила
милиция. Отомстить до конца не удалось. Потому что требуется срочная
ликвидация. Труп нашли месяц назад. Он был не опознан, без документов. А
тут приехала мама Сашки, подала в розыск, ей показали фотографии
неопознанных объектов, ну и… Знала она про Сашкину работу немного. Почти
ничего не знала. Но все равно ликвидация, о подразделении не должны
знать. Честь фирмы не должна быть запятнана.

- Ты расскажи, как сам-то пострадал.

- По глупости. Как же еще? Мы получили информацию, что крупная сумма
денег будет перевозиться в кассу одной крыши. Мы достали форму
гаишников, переоделись и встретили эту машину. В довольно людном месте,
чтобы никаких подозрений. Сашка их остановил, я находился в метрах
десяти, Валдис на противоположной стороне в машине. Сашка представился,
спросил документы. Водитель документы подал. Сашка попросил освободить
машину. Чтобы проверить ручной тормоз. У нас было несколько вариантов.
По одному из них, если ключ остается в замке, он садится в машину,
ставит на ручник, а их просит толкнуть сзади. Снимает с ручника и
уезжает. Это если чемодан с деньгами лежит в салоне, или в багажнике. А
я прыгаю в машину Валдиса, и мы сматываемся. По другому варианту, если
они выходят из машины с чемоданом, то я подхожу с оружием, забираю
чемодан, а дальше импровизация. Но получился третий вариант. Они
отказались выйти из машины. Он повторил просьбу. Водитель дал неожиданно
по газам, а я в это время вышел вперед и стоял спиной, появилась
странная машина и я отслеживал ее движение, чтобы она не помешала. Я
стоял на проезжей части, ну и меня сзади бампером. Все было так, как я
рассказывал в одной из историй. Только те истории произошли с другими
ребятами. А теперь, поскольку нам нужно исчезнуть, мне предстоит
переезд. Сначала к Валдису, потом еще куда-то.

Женя подошла и вцепилась в ручку коляски.

- Не надо переезжать. Ты же сказал, что все. Что разрываешь с ними.

- Эту квартиру нужно срочно продать. Чтобы никаких следов.

- Ну, хорошо. Пусть продают. А ты переезжай ко мне. Будешь жить у меня.
У меня никто тебя не найдет.

- Нельзя рисковать, Женя. Я не один, на мне люди. И твоей жизнью я
рисковать не имею права. Если милиция по трупу выйдет хоть на кого-то,
это сразу станет известно бандитам. Последствия непредсказуемы.
Переехать к тебе – мысль хорошая. Только нужно все тщательно продумать.
Чтобы ни малейшего риска.

- Я не боюсь. Вместе не так страшно.

- Если бы Сашку нашли не сейчас, и Валдис успел бы отомстить, то мы бы
зажили с тобой спокойно, без волнений и страха. Хотя, что значит
«спокойно»? Покой нам только снится. Но Сашку нашли. Где-то далеко. Его
повесили в лесу где-то в районе платформы «Борисова Грива». Наверняка,
сначала убили, а потом повесили. Скоты. Но ничего. Если выживем,
обязательно отомстим. Поэтому сейчас, Женя, нам нужно ликвидироваться
вчистую.

Женя стояла перед ним, прижав руки к груди, рот открыт, глаза расширены.

- Это же я…

- Что- ты?

- Это я сделала…

- Что сделала?..

- Это я нашла его… Повешенного…

- Ты нашла?.. Как нашла?.. Ты о чем?…

- Да, я. Я не рассказывала, потому что Ольга запретила мне даже
заикаться про него. Я тебе много чего не рассказывала. Все на потом
оставляла. Когда у нас все устроится. Мы ездили тогда за грибами, в ту
самую «Борисову гриву». Ездили, а тебе я сказала, что не ездили. Потому
что в лесу наткнулись на него. Но Ольга мне строго-настрого запретила
хоть кому-то проболтаться. Она милиции очень боится, ненавидит их
просто. У нее в жизни кое-что было с ними связанное… И дома кое-что
хранится, которое если найдут… Гадость эта, из-за которой… Господи!..
Валдис мне тогда показывал зачем-то фотографию этого парня. Помнишь?
После того, как он пропал. У меня сразу мысль возникла. Я решила с
Ольгой посоветоваться. А она говорит: ты что! Ты уверена. Что это он? А
если это не он? Ну, и я как-то засомневалась. Мы же его видели со пины.
На расстоянии. А потом Валдис сказал мне, что парень нашелся, он в
Москве. Что он не пропадал, а просто загулял. Ну, я пошла в милицию и
заявила. Без Ольги. Почти месяц назад.

Теперь лицо вытянулось у Евгения, и рот открылся, и глаза на лоб
поползли.

- Бред… Бред какой-то… Такого не может быть… Ты знала где он… Была
здесь… И не сказала?.. Если б мы его нашли, все было бы не так… Ты же
нас… погубила!..

Последние слова прозвучали выразительно и значимо. И Женя отшатнулась,
как от пощечины.

- Я?.. Вас?..

- Да… И вас и нас…

- Разве не вы сами во всем виноваты? А что вы со мной сделали?

Он, словно получив команду, толкнул колеса, подъехал к телефону, снял
трубку и набрал номер.

«Да, ч слушаю…»

- Алло, Валдис, это я… Валдис, это она… Ну, Женя, она рассказала,
вернее, заявила в милицию о том, где находится труп Сашки Матросова.

«Женя? Какая Женя?»

- Ну, какая, какая!..

«Твоя Женя?!. Подожди, я остановлю машину!.. Алло!.. Я ничего не понял.
Что значит «она сказала, она заявила»? Объясни толком.

- Она знала, где он висит. Они с Ольгой ходили тогда, в сентябре, за
грибами и видели его в лесу. Наткнулись случайно. Она все это время
знала, где он, а Ольга запретила ей говорить кому-либо. Поэтому Женя
заявила в милицию позже, когда ты сказал ей, что Сашка нашелся, что он в
Москве. Помнишь, ты говорил такое? Ну вот. Мы, оказывается, могли узнать
об этом значительно раньше. Информация о месте нахождения Сашки всегда
была рядом с нами.

- Информация! – всплеснула руками Женя. – Я всего лишь информация…

- Повтори, - попросил Евгений, не расслышав последних слов.

«Она что, у тебя? Женя сейчас у тебя?»

- Да, она была в ванной, когда ты приходил. Она спряталась и все
слышала. Ну, и я… Мне пришлось рассказать ей все про нас.

- Что рассказать?

- Ну, про нас. Про «Нарвские ворота».

«Подожди, дай-ка сообразить, у меня сейчас мозги вытекут… Юджин, ты что,
охренел? Ты рассказал ей про нас? Зачем?»

- Да как-то так получилось, - пролепетал Евгений. – Извини, так вышло.
Ты ее все время в чем-то подозревал. А я больше не мог от нее ничего
скрывать. Для меня это важно!

«Ну, знаешь… Короче… Короче, ты сам знаешь, что нужно сделать. Все,
конец связи. Жди вечером ребят. Тебя нужно срочно эвакуировать.»

Евгений аккуратно положил трубку, рассмотрел внимательно аппарат, словно
впервые его видел, и медленно, неестественно медленно, как будто внутри
что-то заржавело, повернул голову к ней.

- Женя, что с тобой? – испугалась она.

Он внимательно смотрел на ее лицо. Изучающе, проверяюще, что-то
анализируя.

- Женя, ну зачем ты сказал ему, что все мне про вас рассказал? Зачем? Ты
меня как бы выдал. Ведь можно было не говорить.

Он молчал. Он собирался с силами.

- Женя, ты слышишь меня? А? У тебя сейчас единственный выход. Только
один. Ехать ко мне. Прямо сейчас. Немедленно! Слышишь? Ну? Женя,
говори!.. Что? Поехали? Я вывезу тебя. Я смогу!

И он выговорил, наконец. Всего три слова. Каждое по отдельности. С
большим трудом.

Тебе… пора… уходить…

4

Люсик вернулся в магазин на частнике. Жена позвонила ему в
четырнадцать-тридцать и приказала явиться домой. Люсик умчался на место
срочной встречи, получил от Валдиса указание и примчался обратно.
Словоохотливому водителю протянул две истрепанных бумажки.

- Это все деньги. Больше нету.

Тот внимательно посмотрел в выпуклые глаза наглого пассажира.

- Так нефиг было ехать.

- Да я уже приехал.

В магазине он запричитал, размахивая руками.

- Ой, какие вилы!.. Ой, какая лажа!.. Теща, стерва, ребенка кипятком
обварила, ну вы представляете?.. Давыд, ну ты же мою тещу знаешь, она
затрахает кого хочешь своими поучениями!.. Кипятила белье, начала
снимать бак, а тут пацан на кухню забежал и прямо ей под ноги!.. Она
виновата, а орет на нас, вас дома не бывает, ребенок постоянно один,
поэтому так и получилось!.. Маразм!.. Как я устал от женского маразма!..
Сейчас жена позвонит, скажет адрес больницы. Куда его положили. Так,
Лидия Матвеевна, идите домой. Мы сегодня закрываемся пораньше. Возьмите
всю документацию и подготовьте мне отчет. Что вы так смотрите? Пока что
я директор магазина.

- Какой отчет? – спросила ошарашенная Лидия Матвеевна.

- За весь период работы магазина. Не такой уж большой период. К
понедельничку, пожалуйста. Повторяю, мне нужен отчет. За два дня
справитесь, вместе с выходными. Да, и ваш перспективный план развития.
Ваши идеи дальнейшей работы. Я хочу передать вам руководство магазина, а
для этого должен удостовериться, что вы человек профессиональный. С
Борисом вопрос согласован.

- А вы что?.. Сейчас уходите?

- Лидия Матвеевна. Я же объяснил. У меня крутые семейные неприятности.
Давыд поедет со мной для поддержки. Мы еще часик посидим, дождемся
звонка и закроем магазин на хрен. То есть, пораньше.

Бухгалтер неторопливо собралась. Долго перебирала бумаги. Люсик не
отходил от нее ни на шаг.

- Мне нужно позвонить.

- Звоните, только быстро.

- Мне по личному, без посторонних.

- По личному можно позвонить из автомата.

- Я не понимаю, вообще, - возмутилась бухгалтер. – Почему такое грубое
отношение?

- Да это я не понимаю, Лидия Матвеевна. Вы с самого начала требуете для
себя привилегий. Ну и что, что вас направил сюда Борис, ну и что?
Директор пока что я. Это мой кабинет. А это мой телефон.

Он проводил ее на выход, удостоверился, что каблуки застучали в сторону
метро.

- Давыд, ликвидация! Немедленная! Так, делаем все неторопливо. Ты сиди
здесь, в зале, постарайся втюхать как можно больше, снижай цену, если
будут брать много, но только за наличные. А я быстренько соберусь. Надо
успеть, пока эта дрянь сообщит Борису. Будем надеяться, что она не сразу
дозвониться до него, а он не сразу все поймет.

На сборы хватило пятнадцати минут. В одну сумку запаковали коробку с
процессором, извлеченным из тайника, а в другую – монитор, телефонные
аппараты, инструмент, канцелярские принадлежности. На обрывке картона
Люсик жирно вывел фломастером «Закрыто на учет». Он взял скотч и вышел
на улицу. Но прикрепить объявление к двери не успел. В метрах
пятнадцати, почему-то не доехав ко входу в магазин, остановился
«Ниссан-патрол».

- Давы-ыд! – позвал громко Люсик. А когда друг очутился рядом, сказал
улыбаясь, как ни в чем ни бывало. – Быстро туши свет, вырубай полностью,
и ко мне. Будешь страховать сзади слева.

Из автомобиля вышел Борис в неизменной кепочке. С другой стороны вылез
его шкафоподобный напарник в темных очках. Люсик обратил внимание, что в
метрах пятидесяти остановилась еще одна машина, из которой никто не
вышел. Люсик двинулся навстречу сам. Улыбаясь, протянул руку для
приветствия.

- Здравствуйте, господа. Чем обязан? Денег я еще не заработал, долг пока
отдать не могу…

Борис руки не подал.

- Да ты и не торопишься их отрабатывать, как я погляжу. Пойдем,
перекашляем.

- Да свет у нас отключили, понимаешь. Поэтому на сегодня закрываюсь. И
дома у меня крутые неприятности, поэтому тороплюсь.

- А я тебя подкину домой. Далеко живешь?

- Не близко. Я привык на метро. В часы пик намного быстрее.

К Борису подошел Толик и прохрипел.

- Опять эта машина за нами.

Борис оглянулся. А к Люсику повернул другое лицо, звериное.

- Слушай ты, урод!.. Мое терпение кончилось!.. Мне больше некогда
возиться, понял? Или ты говоришь, кто твой пахан, или я тебя… Я думал,
ты не дурак. Я же предлагал вам открытым текстом. Ребята, приходите к
нам. Папа вас ждет. Договоримся, и будем работать. Ну, взяли мы одного
вашего, парень случайно погиб, извините, но можно же договориться.

- Боря, ты опять! – Люсик вскинул печально лицо к высшим силам, призывая
на помощь. – Господи, если ты есть, вразуми этого человека!.. Ну, не я
это, не я! Не знаю я ни хромого, ни его командира. Я отработаю тебе три
тысячи долларов! Клянусь!

Борис остановил поток клятвенных слов растопыренными пальцами.

- Закрой!.. Не хочешь, да? Тогда говорю прямо. Мне устроили подлянку. И
ты знаешь. Федот при тебе в этом магазине поставил меня на счетчик. Я
разбирался, там убытка тысяч на сто, а не на сто пятьдесят. Причем
сгорела небольшая часть, успели потушить. Охрана указала на мою машину,
опознали. Я понимаю. Что это дела самих же «котовцев», они начали войну
против Паршина, но почему подставили меня? Скажу тебе больше… Мне
кажется, что эта подлянка устроена хромым и его паханом. Как его зовут?

- Комаров Вячеслав по документам, - подсказал Толик.

- Он хоть и тупой, но память хорошая, - похвалил помощника Борис. – Как
я понимаю, этот Комаров с хромым чего-то хотят от Паршина. Или за что-то
мстят. Значит есть за что, наш папа очень мутный, согласен… Но зачем
Котовского подключили к этому делу? Я сначала думал, что вы тоже менты,
как и Котовский. Потом думал, что вы из московской братвы. А теперь
уверен. Что вы из безопасности. Так вот, Глеб, послушай меня, прошу. Я
хотел разобраться насчет этих проклятых контейнеров, а Паршин меня сдал.
Твоя машина там была, ты сам и выкручивайся. Он позвонил Котовскому и
сказал, что давал мне конкретное задание, я с ним не справился, а про
контейнеры он ничего не знает, мне он дает еще один день на разборки, а
потом «котовцы» могут делать со мной что хотят. Ну не сука, ты подумай?
Что мне делать? У меня только один выход. Просить вас о помощи.
Прикройте меня, не дайте растерзать, а я вам про Паршина такие факты
выложу, что вы мне благодарны будете. Вот моя трубка, звони. Или говори
куда ехать и поехали, садись в машину. Закрывай магазин и поехали. Вы же
хотите свалить, я это сразу понял, как только Лида позвонила. Ну? Глеб,
решайся! Я тебя честно прошу. Звони, спроси!

Он протягивал Люсику сотовый телефон. Люсик сделал шаг назад и поднял
обе руки, не желая прикасаться в аппарату.

- Боря, повторяю, ты очень даже ошибаешься. Ты запутался. Навертел
что-то с хромым, с тысячей долларов, с контейнерами, с «котовцами», да
еще и на мне зациклился. Ты запарился! А теперь хочешь привести ситуацию
к общему знаменателю. Но я-то не в силах тебе помочь. Только деньги могу
отработать. И все.

Борис вернул трубку в нагрудный карман. На лице была искренняя досада
оттого, что договориться не вышло.

- Ну вот ты и прокололся, Глеб. Ни менты, ни братва, ни торгаши так не
базарят. Кто говорил такие слова?.. Привести ситуацию к общему
знаменателю?..

- Ну, этот, – подсказал консультант в темных очках. – Про которого Федот
рассказывал. Пахан хромого. Комаров.

- Все, Глеб, - развел руками Борис с жалостью во взгляде. – У меня нет
другого выхода. Ты у меня в подвале расскажешь и про себя, и про
хромого, и про вашего пахана. И если опять не удастся договориться, то я
привезу ваши головы Котовскому в мешке. – Он посмотрел на громилу и
задал вопрос. – Таких котят обычно топят?

Темные очки кивнули и сделали три шага к Люсику. Ровно столько же сделал
Давыд. Борис и Люсик даже не увидели что произошло. Что-то мелькнуло в
долю секунды, и раздался, будто выстрел, щелчок. У Толика отвалилась
челюсть, тело качнулось вперед, задержалось на мгновенье, и повалилось
набок и назад, к передним колесам автомобиля.

Борис посмотрел на упавшего с недоверием. Казалось, он сейчас пнет его и
прикажет встать, не придуриваться. Затем он поднял глаза на Давыда и
Люсика, а правой рукой потянулся в боковой карман.

- Боря! – крикнул Люсик, пятясь к двери магазина. – Не делай
глупостей!.. Не делай этого!..

Но Борис вытащил не то, чего боялся Люсик. В руке опять сверкнул черный
сотовый телефон.

Друзья вбежали в магазин. Люсик запер входную металлическую дверь. Давыд
подтащил сумки к двери запасного выхода. Люсик от волнения запутался в
ключах.

- Проверим, давай, - попросил Давыд. – На всякий случай.

Люсик вошел в кабинет и, не зажигая света, выглянул в окно, откуда
хорошо просматривался задний двор. У мусорного бака притаилась иномарка
спортивного образца.

- Вот видишь, - сказал Давыд. – Судьба подает нам знаки не только задним
местом.

- Когда успели подъехать? – удивился Люсик. И сам же ответил на свой
вопрос. – Они подъехали раньше. Боря посадил их в засаду. Значит, он
действительно хотел договориться с нами без посторонних.

- Надо было соглашаться, - сказал Давыд. – Мне его предложение
понравилось.

- Валдис на этот счет рекомендаций не давал. На что соглашаться, дурак?
Ликвидация! Мы должны исчезнуть.

Он подошел к столу, нашел телефон. Давыд щелкнул зажигалкой.

- Алло, это магазин, - Люсик назвал адрес и номер телефона. – Поставьте,
пожалуйста, на сигнализацию. Да, мы уходим, сдаем под охрану. Проверьте,
пожалуйста. – Положив трубку, он дал спокойную команду. – Иди, готовь
свою халупу.

- Вот так вот! – прозвучал в темноте самодовольный голос Давыда. –
Пригодилась моя идея. Не зря придумал. А вы были против.

Ориентируясь вытянутыми руками, Давыд вышел из кабинета, и направился в
глубь коридора. Люсик в это время позвонил еще раз.

- Алло, мы вышли из магазина, дверь закрыли. Сигнализация работает? Все,
спасибо, объект сдан под охрану.

Он закрыл кабинет на ключ, подошел к филенчатой двери в конце коридора,
уже открытой, где на четвереньках с фонариком возился Давыд.

- Не суетись, - сказал Люсик. – Полчаса у нас есть. Они начнут, когда
стемнеет.

Люсик ошибся. Начали через десять минут. У металлической двери главного
входа стали двое во главе с пришедшим в себя Толиком. У двери заднего
входа начали орудовать еще трое. Домкратом отжали замок. Через
образовавшуюся щель полотном ножовки перепилили засов. Ворвавшись в
помещение, включили свет. Борис дал команду ломать запертые двери.
Кабинет директора, комната отдыха и два хранилища, забитых коробками,
оказались безлюдными. У пятой двери в конце коридора Борис задумался.

- Ломать? – спросил юный помощник с монтировкой.

- Ты думай иногда своей башкой, - урезонил Борис. – Замок-то навесной.
Как они могли войти туда, а замок отсюда повесить? Интересно другое. Что
они там прячут? Лидка ни разу в этой коморке не была. Они ее вообще не
открывали.

Он ударил ногой по нижней филенке. С еще большим остервенением в
переплет. Дверь даже не пискнула. Крикнули из хранилища, и пришлось
отвлечься. Там у окна под пустыми коробками обнаружили в полу отверстие,
лаз вдоль труб канализации.

- Давай туда! – приказал Борис.

- Куда? – возмутился тот, на кого выпало распоряжение. – По мозгам
получить, что ли?

- Нужно узнать, где выход из этой норы. Куда они вышли? Двоем, быстро!

И тут в магазин ворвались сотрудники милиции. Двое с автоматами и в
бронежелетах, за ними двое в бушлатах с пистолетами.

Подождите, подождите! – закричал Борис. – Мы без оружия! Это наш
магазин! Мы не будем никакого сопротивления! У нас просто это самое!..
Два засранца, которые здесь работали, мои подчиненные, сбежали, унесли
кассу. У нас тут свои дела!

- Объект был поставлен на сигнализацию, - появился еще один, в погонах
капитана. – Какие такие свои дела?

- Капитан, извини! Я совершенно забыл снять с сигнализации. Вот мои
документы. Мы все на законном основании. Недоразумение. Кто у вас
сегодня дежурный по отделению?

Капитан назвал фамилию. Борис тут же, пока обыскивали его помощников,
нажал кнопки сотового телефона и попросил кого-то срочно выйти на
дежурного такого-то отделения, чтобы утрясти недоразумение.

- Они исчезли! – кричал он в трубку. – Как сквозь землю! Но успели
поставить магазин на сигнализацию. А мы ломали дверь! А тут милиция!
Пусть дежурный позвонит мне на трубу!

Сотовый телефон просигнализировал минут через пять. Борис протянул
трубку капитану. Тот выслушал указание начальника и заверил, что сейчас
же покинет объект и зарегистрирует ложный вызов. Борис достал из коробок
цветастые упаковки с пищевыми продуктами. Милиционеры не отказались от
щедрых даров. Капитан, однако, приказал всем покинуть магазин, чтобы
вновь поставить объект на сигнализацию. Борис позвонил бухгалтеру, но та
сказала, что у нее ключ только от главного входа, от металлической дери,
которая не поддалась взлому.

- Придется закрывать так же, домкратом, - принял решение Борис, а в
трубку прокричал. – Лида, ты вот что!.. Срочно!.. Найди по документам
все данные на Добровольского! Ну, на которого магазин оформлен! Через
адресный стол, или по компьютеру, срочно! Это наша последняя зацепка.
Эти мерзавцы ушли. Я сейчас приеду.

Через полчаса тишина в магазине устоялась. Нижняя филенка на двери под
навесным замком отсоеденилась и ушла во внутрь. В отверстие вылез Давыд
с пистолетом. Убедившись, что в помещении никого, принял одну за другой
набитые сумки, помог вылезти Люсику. Понаблюдав из окон, открыли ключом
не до конца сломанную дверь, закрыли и быстро зашагали прочь.

К магазину вновь подъехала милицейская машина. Вооруженные люди
осмотрели дверь при свете фонариков.

- Закрыто, - определил старший. - Контакт, наверное, прервался. Дверь-то
ломали. Ну и где-то неконтакт.

5

- Вообще-то я приехала поступать в художественное училище. Рисовать
любила с детства. Папа всякие карандаши с красками покупал, чего только
у меня не было. Не было самого главного, хорошего учителя, наставника...
Упрямства хватало, упорства, а вот школы не было. Вопрос о будущем
решили чуть ли не в пятом классе. Учиться только не в Москве. Мама не
любила столицу. Она только хвалит московские литературные журналы. А тут
у нее двоюродная сестра, к ней мы и приехали, сразу договорились насчет
оплаты за комнату, Галина Ивановна приняла нас хорошо, а потом я узнала,
что ее муж оказался подонком. Такая сволочь, я бы его убила. Да чего
теперь, у него мужские инстинкты срабатывали…

- Уходи. Пожалуйста.

- Вобщем, приехали, про все разузнали, наступает самое волнительное,
экзамены.Там еще место красивое такое. Знаешь, где «Муха» находится?
Место ну просто сказачное. Михайловский замок, Пантейлемоновская
церковь, Летний сад, Марсово поле. Да и сама Фонтанка. Грязная, правда…
Документы решили подавать на монументальную живопись. А перед экзаменом
собеседование. Дяденька, который набирал курс, противный такой, работы
мои посмотрел, ну и… Говорит, я бы вам посоветовал на ткань, поступать
на другое отделение, вам туда легче поступить будет, там интересная
специализация, моделирование, интерьер, подумайте. А я, глупая, и думать
не хочу. Чего думать, я всю жизнь мечтала о живописи. Ну и на первом
экзамене, на рисунке, срезалась. Дура была. Пошла бы на ткань, у меня
сейчас была бы профессия. А рисовала бы в свое удовольствие потихонечку.
Так и нужно было сделать на следующий год. Но мама поговорила с Галиной
Ивановной и они давай меня уговаривать. Женя, ты в художественное не
поступишь. А если даже чудо и произойдет, то что потом? После этого
училища найти работу с жильем в Ленинграде практически невозможно.
Только в дворники если. А вот после медицинского училища у тебя будет
работа, жилье, ну и рисуй себе на здоровье. Мама убедила. Доченька. Я
тебя очень люблю, но не хочу, чтобы ты возвращалась в наш убогий город,
а тут все-таки культура, хоть какие-то варианты свою судьбу устроить. Я
не очень-то и сопротивлялась, я сама не хотела возвращаться. Ты не
слушаешь?

- Уходи…

- На работе у нас случай был странный. Поступил новорожденный, а пока
его довезли, – умер. Врачи ничего не смогла сделать. А папа его, весь
такой новый русский, скандал закатил, не верит, или вы все поедете на
Канары, или всех тут размажу, от больницы ничего не останется. Не
помогло. Деньги не все решают. Вобрав в себя папины и мамины гены, не и
способности, ребенок нешил не жить. Сам, или природа подсказала. И было
это в деньи нашего знакомства. Вот я теперь и думаю. В этом был какой-то
знак. Ведь смотри что вышло. Жизнь повернулась к нам радостями и
засветилась, а мы что?..

- Уходи. Будет поздно.

- А с девчонками мы дейсвтительно не разлей вода. С подружками повезло.
Они способны ради меня на многое, не задумываясь. И соседка у меня
хорошая, дружно живем. Тебе у меня было бы хорошо. Женя, пойми, ведь у
меня такое чувство было в первый раз, такое настоящее! Женя, такое
большое чувство дается только один раз! Ты слышишь меня, Женя-а-а!

- У-хо-ди.

- Сейчас. Все-все тебе расскажу и уйду. Чтоб тебе было потом что
вспоминать обо мне…

- У меня, наверное, как у неисправного автомобиля, позднее зажигание. Я
только сейчас начинаю осознавать произошедшее… Вернее, я ничего не
понимаю… Все происходит вопреки здравому смыслу. Что с нами происходит?
Мы же не хотим этого. К чему ты рассказывала про ребенка, который
родился, чтобы не жить? Хотела сказать, что наши чувства тоже? Родились,
чтобы не жить? Но почему?

- Не звони мне больше. Пожалуйста.

- Только что ребята приходили. У нас дела очень серьезно обострились.
Может случится всякое, так что ты…Если со мной что-то вдруг…А может быть
так будет лучше? Если я оказался слабаком, значит так мне и надо? Они
тут бегали, суетились, вопрос жизни и смерти, спрашивали меня о чем-то,
я а ничего не понимаю. Гляжу на них, а в голове песня. Любимая песня
юности. Мы друзей за ошибки прощали, лишь измены простить не могли… И
вот она крутится у меня в голове, крутится… Ничто на земле не проходит
бесследно… Постарайтесь друзей не терять… Надо же. Вот как она меня
достала через столько лет. Любимая, блин, песенка.

- Не звони мне больше. Все, адью.

- Меня скоро перевезут. Ночью, или рано утром. Они поехали уладить
кое-что, договориться насчет транспорта, ну и там разное. Так что ты мне
больше не звони.

- И не собираюсь. И ты мне больше не звони. Не хочу я ничего знать о
твоих ребятах.

- Сказали, что я первое время поживу на квартире у Валдиса. Нет, я тебе
этого не говорил. Ты не слышала, хорошо? Женя!.. Женя, милая, я не
могу-у-у!.. То, что между нами сейчас есть, этого нельзя рвать!.. Это же
дано свыше!.. Как спасение…Мы не молили Господа, не просили о милости, а
нам было дано. Второго подарка, возможно, не будет. Мы делаем что-то не
то, Женя. Не надо рвать окончательно. Ты слышишь меня, Женя? Женя-я-я-а!

- Не звони мне больше…

- Я буду звонить, буду. Потом, позже. Когда все уляжется. Сначала мне
вряд ли разрешат, придется жить с ними, нельзя, рискованно. Рискованно,
между прочим, и для тебя. А потом я позвоню. Обязательно. И разыщу тебя.
Клянусь.

6

Люсик и Давыд, пообещав Евгению вернуться через час-два, спустились на
первый этаж и услышали с улицы четыре выстрела. Один за другим,
буквально через секунду.

- Пацаны. Задолбали уже новогодними взрывалками.

Люсик осторожно приоткрыл входную дверь. Мимо подъезда с ревом
пронеслись два автомобиля. Умчались в темноту, и он не успел определить
цвета иномарок. Люсик вышел из подъезда и остолбенел, держа дверь
приоткрытой.

- Давыд, замри! Нас выследили.

Дорожка перед домом ярко освещаласб фонарями, контрасности добавлял
снег. Через подъезд, метрах в сорока, стоял знакомый «Ниссан-патрол».

- В квартиру возвращаться нельзя. Я иду на них, а ты ныряй, попробуй
обойти сзади.

Давыд выкатился колобком и пополз вдоль окон первого этажа, невидимый в
тени кустарника. А Люсик отпустил дверь, она хлопнула, и медленно,
впечатывая каждый шаг в скрипучий снег, двинулся к непредсказуемости.

- Ну что ж, ребята, значит, мы еще не все кино досмотрели.

Фразу он произнес вслух для бодрости. Заметив Давыда, сделавшего
перебежку на выгодную позицию, он выругался, потому что увидеть Давыда
могли и другие.

Люсик остановился в метраз пяти от широких скатов, поднял руки в стороны
и опустил. Показал, что готов к любому разговору и у него нет оружия. Из
автомобиля никто не вышел. Люсик сделал три шага на сближение,
вглядываясь в лобовое стекло. К дверце водителя он подошел быстрее,
увидел, что заднее воковое стекло разбито. Взявшись за ручку и дернув ее
на себя, он почувствовал, как дверцу изнутри выдавливает тело. Люсику
пришлось подставить плечо, чтобы Борис не рухнул из машины. Толчком он
усадил его на место. Борис, держась за живот, стонал с закрытыми
глазами. Когда он открыл их, Люсику стало не по себе от вида смертельной
муки.

- Ты? – прошептал Борис. – Зачем?.. Зачем ты сделал это? Я бы отдал
вашего парня… Я бы сказал где он…

- Кто тебя? – глухо спросил Люсик.

- Федот… Котовцы… Паршин сдал меня, сука… Глеб, ну зачем?.. Я же хотел
на вас работать… Я бы все вам рассказал… Я не убивал вашего парня… Этот
козел его ударил сразу в висок… Нечаянно получилось… Мы даже ничего не
узнали…

На заднем сидении откинулся Толик, без очков. Лицо смотрелось черным от
крови. Под ним похрюкивал в агонии кто-то третий.

- Как все по дури… Зачем?.. Помоги, Глеб… Вызови… Пожалуйста… Скорую…

Люсик захлопнул дверцу, кивнул выглянувшему из-за машины Давыду и быстро
пошел к подъезду.

Войдя в квартиру, они успели заметить, как евгений швырнул от испуга
телефонную трубку на рычажки аппарата.

Просили же не звонить!.. Союираемся, Юджин.. Бегом… Берем только
главное. Остальное – черт с ним.

Собрались в одно мгновенье. В следующие мгновенья уже рассекали морозный
воздух. Люсик толкал инвалидную коляску, вскидывая на плечо туго набитую
сумку. Такую же сумку нес за спиной Давыд, а в руках два чемодана.
Евгений держал на коленях две коробки с компьютерами. Он-то и выразил
сомнение.

- Мужики, а нас милиция не повяжет? Мы смотримся как только что
обчистившие квартиру.

Остановились перекурить у торгового центра. Люсик пошел искать машину.
Но сначала подошел к таксофону.

- Алло, милиция? – спросил он, набрав две цифры. – Тут нападение было,
стрельба, и, кажется, убийство. Записывайте адрес…

Обойдя стоящие автомобили, он не смог выбрать подходящую и вернулся к
друзьям без радости.

- Здесь нет. Нужен микроавтобус. Да и денег у нас не густо, по правде
говоря. Может быть, пошагаем? Чтобы не замерзнуть.

- Обалдел? – возмутился Давыд. – Это же в другой район топать. Будьте
тут, я поищу.

- Мы торопимся? – спросил обеспокоенно Евгений. – Валдис ждет и может не
дождаться?

- Да нет, - ответил с унылой физиономией Люсик. – У меня ключ от его
квартиры. А он прикатит к утру. Они с Нифонтом обрубают концы по офису и
гаражу. Откровенно говоря, Юджин, сегодня был момент, когда я думал, что
не увижу больше ни Валдиса, ни тебя. Ты не представляешь, как нам
повезло.

Валдис Крамов, поджидая Нифонта в гараже, дозвонился, наконец, до
Оленьки Омутовой.

- Оля, пойми, я уезжаю, такие дела. И Евгения с собой увожу, он какое-то
время не сможет видеться с Женей. Но это временно, потом все образуется.
Вы, главное, ждите нас. Искать нас не вздумайте, на квартиры наши
появляться рискованно. Мы сами вас найдем. Я смогу иногда навещать тебя
по ночам.

- Зачем? – прозвучало холодно в ответ.

- Ну, как это, зачем?.. Привет передать… Рассказать, как дела…Увидеться,
наконец… Ты чего? Ну не обижайся ты на меня!.. Я серьезно. Я очень
серьезно к тебе отношусь. Оля, поверь!

- Меня тоже не будет. Я скрываюсь. Меня дружок моего фиктивного муженька
достает. Днем ищу работу. В ночую у подруг. Но не у тех подруг, которых
ты знаешь. У других.

- Я помогу тебе, Оля. Помогу разобраться с твоим фиктивным-дефективным.
Не сейчас, попозже. Подожди месяца два-три Для этого нужно четко
договориться. Где и как будем встречаться иногда. Договориться, кстати,
и насчет Жени с евгением. Я тоже за них переживаю. Тут столько новых
обстоятельств открылось. Оказывается, вы с Женей были в лесу, видели там
повешенного, но никому не сказали, а это был наш парень, который пропал,
а если б вы нам сказали тогда, все повернулось бы по-другому… Поэтому,
Оленька, прошу, нам нужно обязательно встретиться и обо всем
договориться. Давай где-то через час, а? Я позвоню, и встретимся около
двенадцати. Если не хочешь встречаться у тебя, то можно где-нибудь
посидеть. Или покататься, я на машине.

- Нет! – крикнула Ольга совершенно чужим голосом и бросила трубку.

Валдис перезванивал через каждые десять минут. Отвечали короткие гудки.

Мигнула сигнальная лампочка, заменяющая звонок. Приехал Нифонт. Войдя,
он первым делом ключи от автомобиля. Затем рассказал о погроме, который
устроил в помещении бывшего офиса, чтобы создать картину ограбления,
произошедшего неизвестно когда.

- Добровольского уже перевезли на квартиру? – поинтересовался он.

Валдис быстро набрал номер на сотовом аппарате. Он совершенно забыл о
главном. Из его квартиры никто не ответил. Значит, еще не приехали.

- Они будут там, а ты поживешь здесь, в гараже. Какое-то время. Днем
гуляй, найди работу. Я буду навещать.

- Хорошо, - быстро согласился Нифонт.

Валдис посмотрел на него внимательно. Парень отчего-то не выразил
желания обитать на квартире с ребятами, где явно комфортнее и веселее,
чем здесь.

- Поеду-ка, еще кое-что проветилирую, - сказал Валдис, крутя в раздумье
на пальце ключи. Но вспомнил о другом. – Да, вот что, оставлю-ка я здесь
свой второй паспорт.

Он приехал в ее район. Нарвские ворота стояли мрачные как никогда.
Валдис дозвонился. Трубку поднял сосед, и заплетающимся языком сообщил,
что Ольга ушла не так давно и просила передать всем ее желающим, что не
появится долго, пусть даже не стараются ее разыскивать. Валдис прикатил
к своему дому. Света в окнах не было. Он поднялся, удостоверился, что
друзья не поджидают его в темноте. Позвонил на всякий случай
Добровольскому, никто не ответил. И тогда он вышел в тоскливую ночь.

На улице потеплело, заморосило, снег таял. Не поймешь, то ли осень, то
ли зима. Он заходил в питейные заведения, пытался завязывать разговоры,
понимая, что сегодня не найдет успокоения. И не только сегодня. Поэтому
лучше бродить одному. Чем сидеть в гараже с Нифонтом, или на квартире с
Добровольским, где придется говорить, анализировать, делать выводы.

Она появилась неожиданно, вышла из-за угла и заскрипела каблучками
впереди. Его ноги тут же взяли походку, не издающую звуков. Он хотел
было окликнуть, но понял, что напугает и не получится вообще ничего. Еще
он пожалел. Что это не Ольга, хотя похожа и ростом и цветом волос. Но не
она.

Дом оказался таким же, как в прошлый раз. Она свернула к подъезду, а он
пошел как по отрепетированной роли. Хлопнула первая дверь, еле слышно
вторая, и его ноги быстро сократили расстояние до них. Прислушался, ее
шажки зазвучали по степеням. Ну что ж, даже оригинально, тогда ему
общение в лифте не очень понравилось. Он догнал ее на площадке между
третьим и четвертым этажами. Она съежилась от неожиданности. На Ольгу
совершенно не походила. И как только он дотронулся, взял за руку, издала
противный визг.

- Ты ш-што, ош-шизела, ш-што ли?

Его шипение порализовало ее, звук пропал, но рот остался открытым.

- Тихо, ты чего? Зачем людей пугать?

Он увлек ее налево, в темные углы. Под ногами оказались пустые картонные
коробки. Она споткнулась и чуть не упала. Он подхватил ее, обхватил,
прижал.

- Если б не я, сейчас бы грохнулась. Так что незачем кричать.

Слово «кричать» произвело возбуждающую реакцию. Она. Пытаясь вырваться,
запричитала.

- Ну пусти, пусти, пусти!.. Ну, пожалуйста, сволочь, ну чего тебе от
меня надо?

- А ну тихо! – шикнул он более грозно.

Подействовало. Она вновь съежилась с открытым ртом. А он выпустил ее из
объятий и стал говорить успокаивающе.

- Ну зачем ты так? Я ведь еще ничего такого. Я, может, поговорить хочу,
познакомиться. Зачем кричать? Должно быть взаимно, чтоб было хорошо.
Чтобы радость друг для друга.

Валдис тронул ее ушко, погладил волосы. И начал целовать, ласково и
нежно. Она не издала ни звука, лишь содрагалась от каждого
прикосновения.

- Мне будет приятнее, если ты сама все снимешь…

Он не ожидал от себя такой наглости, но и восхититься личными
способностями не успел. С улицы донесся скрежет тормозов, грохнули
распахиваемые двери, по ступеням затопали несколько человек. Щелкнул
дверной замок этажом ниже, там кто-то выскочил из квартиры и закричал
грубым женским голосом.

- Сюда!.. Сюда!.. Сюда!..

Валдис увидел перед собой одного милиционера в форма и двоих в
камуфляже. Непроизвольно закрыл девушку спиной, чтобы ее не заметили.

- Товарищи, недоразумение…

Но девушка выскочила и заверещала.

- Он на меня напал! Догнал меня и в этот угол затащил! И начал
насиловать!

Валдис получил удар в лоб и этим же местом был прижат к стене. Щелкнули
наручники. Возмущаться не стоило, эти ребята слов не примут. Изъяли
ключи от машины, ключи от квартиры, паспорт, деньги. Когда повели,
Валдис попробовал заговорить.

- Я же ничего такого. Просто догнал девчонку, хотел познакомиться…

- Сейчас и познакомишься, - грубо толкнул его парень в камуфляже.

Дальнейшее происходило словно в комедийно-кошмарном фильме, в котором не
хотелось участвовать. Как во сне он ехал в зарешеченной части
автомобиля, а девушка возмущалась на сиденьи впереди.

- Он как зверь на меня напал!.. Я кричать, а он мне рот заткнул, как
замахнется!.. Я думала сейчас убьет. Раздевайся, кричит! Я чуть не
умерла там.

В отделении обыскали еще раз и замкнули в «тигрятник». Валдис через
решетку пытался вразумить девушку не писать заявления, он ее
отблагодарит. Потерпевшую увел дежурный оперативник. Сейчас будет
заведено уголовное дело, и все, никаких шансов выпутаться. Только один
шанс еще был у него. В камере задержания находились двое невзрачных и
замызганных. Валдис попросил «друзей по несчастью» постоять у решетки, а
сам в углу достал из потайного кармана маленький сотовый телефон.

- Алло, Люсик? – зашептал он, оглядываясь. – Вы пришли вовремя!.. Я
влип, сижу в ментуре, мне пришьют попытку изнасилования. У вас на сборы
полчаса, телефон не поднимать. Действуй по запасному варианту. На
книжной полке, самой верхней, найдешь в заднем ряду том Крылова, в нем
деньги и телефон для связи с шефом. Дозвонись сейчас же, скажи, что я
попал по случайной уголовке, буду выкручиваться сам, второй паспорт в
сохранности, я не раскроюсь, на помощь не расчитываю. Заберешь служебный
паспорт у Нифонта, будешь хранить у себя. Еще доложи, что вы ушли чисто,
хвостов нет, меняете место нахлждения, ждете распоряжений. Документами
на Добровольского пока не интересуйся. Дозвонись завтра моей жене на
работу, скажи, что меня забрали, пусть пока живет дома, привези ей ключ
от нового замка. Ее, наверняка, вызовет следователь, а это важно, пусть
явится. Я в последнее время нигде не работал, жил за ее счет, мы с ней
постоянно ссорились, но я человек добропорядочный. Ей говорить только
это, ничего больше. Ты все понял? По возможности буду сообщать о себе
твоей Галине. А ты на два месяца уехал в командировку. Остаешься за
старшего, выкручивайтесь сами. Ты все понял? Повтори.

Дежурный оперативник привел Валдиса в кабинет. Там с кем-то уже вели
беседу.

- Гражданин Валдис Крамов, потерпевшая написала заявление. Заявление
зарегистрировано. Я вынужден завести дело. Можно, конечно, попробовать
уговорить ее, чтобы забрала бумагу, поскольку самого акта не произошло,
была только попытка, и есть еще свидетельница, у которой показания пока
не взяты…

- Я же пальцем не тронул, - начал Валдис, но под ироничным взглядом
сообразил, что ведет себя глупо. – Хорошо, ладно. Как вы думаете,
сколько нужно дать так называемой потерпевшей, чтобы она отказалась от
заявления? Тысяч пять рублями? То есть, где-то тысячу долларов. Таких
денег у меня сейчас нет.

- Кем вы работаете и где?

- Грузчиком. В стране безработица. У меня нет постоянного места работы.

- А ваша жена? Ничем не сможет помочь?

- Я ни в чем не виноват. Начнем с этого. Я преследовал девушку, хотел
познакомиться, был настойчив, потому что выпил. И все. Мне даже адвокат
не нужен. А если по большому счету, то мне сейчас никто не в силах
помочь.

Г Л А В А Д Е С Я Т А Я

Подруги убеждали Женю каждый вечер. Она приходила с работы, Оленька
готовила ужин, являлась Шурочка со спиртом и начиналась терапия в уши.

Шурочка объясняла боевито, что в человеческой клетке сорок шесть
хромосом, сто тысяч ген, каждый несет наследственную информацию, которую
потом не исправишь, поэтому не важно кто именно из этих подлецов, важно,
что ребенок будет потенциальным насильником, от генетического заряда
потом не отмолишься.

Ольга, наборот, мягко убеждала, что не стоит ждать и надеяться, Женя
хоть и уверяет, что все прервано и возврата нет, сама же вскакивает на
каждый телефонный звонок, и зачем-то брала у нее номер телефона Валдиса,
по трубке ей не ответили, а жена из дома сообщила, что здесь нет и не
будет никаких его друзей, а сам Валдис появится годика через три. Женя
надеется, что он сам позвонит, позовет и приедет? На квадратном колесе
он приедет. Продолжения был не может, поэтому нужно задушить, раздавить
и закопать кажущееся дорогим чувство, и найти силы для здорового
безразличия.

Женя ложилась поверх постели, закинув руки за голову, а подруги
усаживались с сигаретами одна в ногах, другая в изголовье. Надоевший
телевизор выключали, магнитофон молчал, даже попугай не решался вставить
словечко. Лишь подруги не уставали перебивать друг друга.

Шурочка затронула даже религиозное чувство. Если Женя ходит в церковь и
читала христианскую литературу, то уповает на прощение, о котором
говорят в проповедях без устали, так? Но ведь это все обман, человек
должен нести наказание за содеянное, если они служили в каких-то там
органах, а сами пошли на криминал, то не о чем даже с ними говорить,
Господь им судья, а не ты, способная на прощение.

Оленька подводила научную базу. Почему в истории человечества одни
войны? Потому что способность убивать и страсть к насилию передаются по
наследству. И передаются через женщину. Во времена матриархата,
наверняка, войн было меньше, потому что женщине принадлежало активное
начало при воспроизводстве. И сейчас в естественном отборе человеков
доминировать обязана женщина. Показывали один фильм по телевизору про
животных, она эти фильмы любит больше, чем про людей, фильм про
белочку-летягу снимали в Канаде. У этой белочки брачный период длится
несколько часов, за это время она собирает вокруг своего дупла всех
самцов округи, каждый из них по очереди выманиает ее свистом, все
довольно быстро происходит, и ученые пришли к выводу, что это лучший
пример естественного отбора, потому что побеждает лучшее семя. Мы,
конечно, не белочки-летяги, но сделать лучший отбор семени нам по плечу,
что Женя и сделает в будущем, но сначала нужно очиститься и телом, и
душой, мыслями.

Женя поднялась рывком, засмеялась, налила себе, и сказала хоть и нервно,
но уже без страдания.

- Ладно, белочки, хватит, успокойтесь. Я пойду на мясорубку. Надо идти.

Пансионат, куда определили Евгения Добровольского, навевал чувство тоски
еще по дороге к воротам. Окраина города, Стрельна, до конечной остановки
далеко, платформа электричек еще дальше. На скорбном попечении сплошь
калеки. Нянечка, открыв дверь комнатенки, тут же исчезла. Обслуживающего
персонала при необходимости не дозовешься. Люсик понял по лицу друга,
что тот близок к панике.

- Ты не того, - начал он бодро успокаивать. – Это же временно. На
полгода. Я постараюсь навещать каждый день. А когда найду работу, по
вечерам буду приезжать.

- У тебя же семья, - ответил Евгений.

Выкрутимся. Переждем и… Продадим твою квартиру, купим новую. И все будет
нормалек. Дождемся Валдиса и замутим чего-нибудь снова. Ну и стерва у
него жена. С таким злорадством баба. Его задержали за изнасилование!.. –
Люсик изобразил жену Валдиса. – Ваш друг был животное, животным и
останется. Три года ему за это обеспечено. Ха-ха-ха!

Евгений тоже попытался шутить.

- На стенки я, конечно, кидаться не буду. Да и не смогу кинуться на
стенку. Но без водки здесь будет тяжело. Ты на меня не напасешься.

- Телевизор тебе привезем. Давыд починит мой старый и притащим.
Познакомься со здешним народом, научи их играть в преферанс, ну и дело
пойдет веселее.

- Люсик, послушай… Я понимаю, что нужно выждать три месяца. Три месяца
не должно быть никаких вестей. Но хоть один разочек ты позвонить можешь?
Один раз позвони, передай при вет, спроси, как там она, и пообещай, что
я обязательно вернусь Я не понимаю, зачем нужна такая глухая
конспирация! Ни «паршинцы» ни «котовцы» не знали, что за мной ухаживала
медсестра. Бориса грохнули, и больше никто не будет разыскивать человека
по фимилии Добровольский. «Котовцы» будут искать Валдиса, когда поймут,
что контейнеры сожгли не люди Паршина. Или тебя.

- Если начнут искать меня, то им известно лишь псевдо Кржижановский.
Зовут Глеб. О том, что я Глеб Лесенков никто из них не знает. А магазин
был оформлен на инвалитда Добровольского. Эту фамилию станут выискивать.
Понимаешь?

- Но про медсестру-то им ничего не известно. Люсик, ну я тебя очень
прошу. Позвони. Пожалуйста. Я не выдержу здесь. Это все, конец. Дальше –
никакого смысла.

Люсик прошелся по комнате. Три шага до окна, три до двери.

- Хорошо, позвоню. Но только через месяц.

Следователь показал Валдису документ с нескрываемой иронией.

- Гражданин Крамов, истекает срок вашего предварительного заключения.
Вам предъявлено обвинение по статье сто тридцать первой, изнасилование.
Прокурор подписал содержание до суда под стражей.

- Почему? – вскричал Валдис. – Я же не совершал никакого насилия.
Насилия как такового не было! Суд меня оправдает, вы же прекрасно
понимаете.

- Вполне может быть. Но это уже не моя компетенция.

- Я же просил, чтобы мне дали подписку о невыезде. Я же просил вас
походотайствовать об этом. Я бы в долгу не остался. Вы разве не поняли?

Следователь продолжал улыбаться с чувством удовлетворения собственными
действиями.

- В вашем деле очень много темных пятен. Вы так и не раскрылись
чистосердечно, ничего нам о себе не рассказали. Утверждали, что
безработный, живете случайными заработками, а за осень сменили две
машины. По словам вашей жены. Она же сообщила, что у вас была какая-то
странная контора под название «Нарвские ворота». Мы выяснили, что такая
организация с ограниченной ответственностью существовала, но
самоликвидировалась, исчезла. Жена упимонала о друзьях, с которыми вы
вместе учились и работали, что ваш друг по фамилии Добровольский по
вашей вине стал инвалидом. Розыскать человека по фамилии Добровольский
нам не удалось, квартира его пуста. Вы упорствуете, утверждаете, будто
давно никого из своиз друзей не видели, а мы поняли, что вы много
скрываете о себе. Поэтому прокурор пришел к выводу, и я его в этом
поддерживаю, что вас лучше содержать под стражей.

Валдис заговорил, не скрывая ненависти.

- Я бы дал вам денег! Я бы продал машину. Я бы нашел пару тысяч
долларов. Почему вы не поверили? Я же не бандит, не криминальный
авторитет, не мелкий уголовник.

- Ваша жена другого мнения о вас. Она говорила, что прожила со страшным
человеком. А сейчас с радостью подает на развод. К тому же, как сказала
она, вашей машины нет, ее похитили.

Валдис еще раз посмотрел на подпись человнка, который распорядился чужим
образом жизни на ближайшее время. И тихо спросил.

- Надеюсь, ждать суда придется не долго?

- Нет, что вы. По нынешнему положению в стране не более полугода.

На экране телевизора мелькали картинки. Попугай щелкал клювом, желая
общения. С любимой кассеты звучал ситар с тамбуринами. Откуда-то
выводились войска, где-то объявляли независимость, президент страны
выздоравливал после операции, какая-то валюта на время
стабилизировалась… Ни одно из происходящих событий не вызывало у Жени ни
малейшего интереса. Ну и что? Ну и что? Три дня назад наступил год
Тигра. Ну и что?

Иногда ей очень хотелось, чтобы телефон все-таки зазвонил. А когда
звонок раздавался, не брала трубку. Но тетю Валю переспрашивала, кто
звонил и чем интересовался.

Женя кормила попугая с руки, когда тетя Валя, подняв в коридоре трубку,
окликнула.

- Мужчина какой-то!.. Незнакомый!

- Ну ладно, - сказала Женя попугаю. – Сначала узнаем что за голос, а
потом, возможно, ответим.

Это звонил Гальский! Настолько неожиданно, что Женя дважды непроизвольно
переспросила, действительно ли это он. Гальский, захлебываясь, кричал,
что второго такого картавого голоса в природе быть не может. Он звонил
не из простого любопытства, ему нужна встреча, и как можно скорее,
потому что у него грядут серьезные изменения в жизни, в связи с чем их
встреча может стать взаимовыгодной. Жена закричала, что будет рада хоть
сейчас, пусть приезжает. А он затараторил, что позвонил узнать, как
настроение вообще, когда у нее выходные, а встретиться лучше завтра, или
послезавтра.

- Гальский, дурачок, - заурчала Женя. – Ну какие у меня могут быть
перемены? Я все так же надеваю белый халат. Правую руку в правый рукав,
а левую в левый. Из моих рукавов перемены возникнуть не могут.

Он возбужденно уверил, что перемены будут, он обещает, он обязательно
сделает для нее хоть что-то, но и она должна будет пойти навстречу. Женя
должна будет в назначенный день приехать с паспортом, и они оформят
развод, ему очень нужен развод, и он для нее сделает все, что она ни
пожелает, чтобы о нем осталась добрая память.

- Гальский! – воскликнула Женя. – Ты надумал еще раз жениться?
Поздравляю, молодец. А я тут замуж немножечко собиралась, даже влюбилась
сдуру, но ничего хорошего не получилось, все пошло прахом. А за тебя
очень-очень рада! Ты разве не слышишь по голосу?

Гальский поблагодарил, ему приятно вызывать у людей веселье, юмор о
создании новой семьи ему понравился, но радость в другом, он уезжает, за
рубеж, вообще, в чертовой матери, в этой стране ему все понятно, он
верил, что изменения дадут положительные результаты, изменения, конечно,
принесли ему финансовые результаты, но за это каждый день могут дать по
башке, вера исчезла вообще как таковая, он потерял себя в реальности,
наступило полное отупение, он растворился в безликом море
товаропотребителей, а поскольку узаконился сволочизм, то и надежд на
изменения в будущем не осталось, поэтому нужно уезжать, пока есть силы,
посмотреть хотя бы, какая жизнь существует на планете еще, где мыслящей
материи приходится страдать в человеческой оболочке. Денег он
поднакопил, вопрос решенный, у него есть квартира, которую она должна
помнить, а он помнит ее комнату, так что можно сделать хитрый обмен, она
въедет в его квартиру, а он поставит ее комнату в обменную цепочку, даже
вместе ссоседкой, и продаст, а денег получит ничуть не меньше, а если и
меньше, то пусть, зато он сделает для Жени доброе дело, и в этой стране
хоть у кого-то останется о нем светлая память.

- Гальский! – ахнула женя от избытка чувств. – Если ты сделаешь мне
такой подарок, то я для тебя… Мне очень нужно сменить место проживания,
ну очень. Я готова для тебя хоть сейчас!.. Нет, лучше через недельку, я
еще не совсем пришла в себя после операции.

Договорились, что он позвонит через три дня.

Женя, положив трубку, направилась к себе с легким головокружением. А,
войдя в комнату, закричала от ужаса. Под телевизором кошка Муська
держала в зубах попугая. На крик прибежала тетя Валя. Но душа Петеньки
уже выпорхнула.

Люсик изложил Давыду ситуацию до мельчайших подробностей. Жена Валдиса
сообщила по телефону, что Крамов под следствием, ему шьют изнасилование,
но ничего вразумительного от нее не добиться, поскольку от свиданий с
мужем она отказалась, подает на развод. Нарушая инструкции, Люсик звонил
в Москву шефу, доложил обстановку, тот сказал, что какие-то документы
прошли утверждение, выразил благодарность за то, что ушли чисто и
сохранили сеть информаторов на будущее, велел ждать, пока не прояснится
история с Валдисом. Ждать можно вечно. Скорее всего, нашей деятельности
конец, слишком много начудили, так что подыскиваем хорошую работу, сидим
и не рыпаемся. Добровольского он определил надежно, сам с женой только
встречается иногда, нельзя пока что обитать дома. А ты мирись с женой и
обустраивай жизнь тихого обывателя в ожидании неизвестно чего, новых
выборов хотя бы. Мы будем давать о себе знать, встретимся по
возможности, но пока лучше ждать до весны.

Люсик пожал руку, сделал оптимистичный прощальный жест, и заспешил к
автобусу.

Давыд подошел к ларьку, рассмотрел витрину, затем продавца, глядящего
самодовольным черноглазым взором человека обеспеченного, и перешел к
другому ларьку, чтобы сдержать от выплеска накопившуюся энергию.
Пересчитав деньги, купил самое дешевое пиво. Опустошив бутылку, хотел ее
сдать, но получил отказ. Давыд подошел к серой урне, висящей на двух
торчащих из снега штырях, опустил бутылку в черную пасть, а потом
саданул ногой так, что урна сорвалась с креплений и покатилась по
грязному обледенелому тротуару.

С Нифонтом разговор был короче. Люсик в укромном месте сообщил, что для
Нифонта есть два пути на будущее. Устроиться на работу и жить в гараже,
либо подзаработать на билет и уехать к родителям.

- А потом что? – повторял Нифонт один и тот же вопрос. – Дальше что?

- Если понадобишься, тебя найдут.

- А если не найдут? Потом что?

- Ничего! – повысил голос Люсик. – Работай и жди. Как все вокруг.
Работают и не стонут. А если стонут, то не слышно.

- Я на вас горбатился, - погрозил Нифонт пальцем. – Я жизнью рисковал. Я
чуть калекой не стал, между прочим. А теперь что? Гуд бай?

Люсик свалил его ударом в челюсть.

- Чуть калекой не стал? Да ты калека по жизни. Урод. Мы с Давыдом
выяснили, что сделать этого не могли. А ты мог. Ты это и сделал.

Нифонт вскочил, оглядываясь, словно ища поддержки.

- Это еще нужно доказать!.. На меня? Не выйдет!

- Докажем, - сказал Люсик и успокоил жестом, что больше не тронет. –
Через полгода мы отыщем Женю. И если она решила родить… Она же
забеременела, ты не знал? Так вот, если ребенок появится на свет, то я
расшибусь, но сделаю анализ дээнка на отцовство. И тогда тебе уже ничто
не поможет. Так что сиди ровно, делай, что говорят. Я навеще тебя в
гараже на днях, нужно кое-что забрать. Жить можешь там до весны. А потом
тебе лучше все-таки уехать.

Люсик сплюнул и зашагал прочь. Нифонт провожал бывшего товарища
печальным взглядом. Морозный ветерок шевелил густые волосы, редкие усики
подрагивали вместе с чувственной губой.

Когда Женя рассказала Ольге о встрече с Гальским, подруга встала на
колени в буквальном смысле слова. Женечка, миленькая, только ты сможешь
мне помочь. Попроси Гальского включить в разменную цепочку и мои две
ковнаты. Или обмен или продажа, все что угодно, только бы съехать от
Нарвских ворот по другому адресу. Она получит новый паспорт, в котором
не будет штампа о фиктивном браке, а если там будет и новая прописка, то
никакая дефективная сволочь ей не страшна. Оленька понимает, что за
услуги нужно платить, но у нее же две комнаты, одну она отдает Гальскому
в счет оплаты. Она согласна на хорошую комнату в старом фонде. А было бы
еще лучше, если Гальский сделает им приличную двухкомнатную квартиру, в
которой они заживут вдвоем, устроятся на новую работу, уже не
медсестрами, а потом и детей заведут, как того хотела Женечка.

Женя чувствовала слащавость в уговорах подруги, но, будучи в хорошем
настроении, расхохоталась.

- Ну, что ты несешь, что ты мелешь? Ты мне предлагаешь как мужик, давай,
подруга жить вместе. Все будет хорошо, и дети появятся. Ну так, нет?

А потом серьезно пообещала, что будет настаивать перед Гальским именно
на таком варианте. Ей по душе идея жить вдвоем. Время такое.

Николай Николаевич искренне опечалился. Он был уверен, что Женя
специально распустила слух, что больше не ухаживает за Евгением. Он даже
подыгрывал ей, соблюдая конспирацию.

- Женечка, мне очень жаль, - первое, что сказал он, когда выбрал время
для беседы. – Очень-очень жаль. Я так надеялся на чудо.

- На какое? – преобразилась на миг Женя от удивления.

- Эх, Женечка… В медицинской практике случайности порой играют куда
более важную роль, чем закономерности. Я надеялся на чудо, потому что
между вами возникло чувство, идущее от него, от Творца, поэтому и в его
организме могли произойти необъяснимые изменения. Я надеялся, что у
Добровольского произойдет положительный сдвиг. Ваша задача была –
развивать это чувство. Ты старалась, я знаю. Я верил в тебя. Вы были
рядом с божественным. Но сделали все как люди.

Женя заплакала. Николай Николаевич рассказал несколько курьезных
историй, чтобы развеселить ее. Женя ничего не поняла, но успокоилась.

В тот же день в аппаратную зашла старшая, плотно закрыла дверь и
сказала.

- Женя, будет лучше, если ты уволишься. По собственному желанию.

- Что? – Женя будто не расслышала.

- Так будет лучше для нас обоих.

- Я не понимаю, Александра Алексеевна… Я была в отпуске… Ну, брала тут
больничный, мне надо было… А что, почему?

- Давай без лишних объяснений.

Женя вышла за ней в коридор, прислонилась к дверному наличнику. Очень
хотелось узнать правду. И она решила посекретничать с той из сестер, к
которой относилась с уважением. Рассказав о разговоре со старшей, Женя
спросила напарницу.

- Как ты думаешь, почему она хочет, чтобы я уволилась?

- Ты до сих пор ничего не знаешь? – удивилась в свою очередь девушка. –
Счастливый человек. Закрылась тут, и тебя сплетни не интересуют. Уже
месяц, как на всю больницу расползлись слухи, что ты пообещала
познакомить ее с каким-то мужиком, но специально динамишь. Имя у мужика
какое-то нерусское. Тебе типа делать это беспонтово. Я-то в эту ботву не
поверила сразу, ну ведь это же не так, ну ведь правда ведь?

Женя почувствовала, что предложение уволиться начинает греть душу. Если
у нее сейчас время перемен, то и предложение старшей подоспело кстати.

Женя приоткрыла дверь сестринской, но не вошла. За столом сидела и
решала кроссворд Светлана. В одной руке держала карандаш, в другой –
надкусанную булочку. Она ела и улыбалась неизменной своей улыбкой.
Жевательный процесс очень шел ее внешней неотразимости.

- Ладно, прощаю, - сказала Женя, прикрыв дверь.

Все хорошо, рвать так рвать, она даже благодарна Светлане за ее женскую
месть бредовыми сплетнями. Жаль вот только расставаться с Николаем
Николаевичем.

Дома Женю удивила тетя Валя.

- Ну все, подруга, мы теперь с тобой свободные как птицы. Ой, чо это я
про птицу, тьфу, тьфу, больше не буду. Все, выпроводила я своего деда.
Отправила куда подальше. Он хорошо тута устроился, живет, жрет, а как
только до пенсии время доходит, раз и пропал. Три дня нету, потом
является, и начинает, то его обокрали, то его обманули, то его подпоили,
ну и все такое. Оставшиеся копейки высыпет, все, больше нету, и тут же
просит на курево. Я ему один раз высказала, потом другой раз
отскандалила. Думала, поймет. Где там! Он все на свой лад. Ему удобно,
тут накормят, напоят, спать уложат, да еще и постирают за ним. Ну?
Приходит опять тут… Я, говорит, пенсию-то получил, поехал дочку с внуком
навестить, а они у меня всю-то пенсию и отобрали, выманили, надо им на
что-то. И клянется, что правда. Думаешь, я поверила? Ни одному слову!
Выслушала и поняла, что такой человек жить не должен. А потом страшно
стало. Чего это я так про себя решила? Мне же нельзя, грех беру на душу.
Все, говорю, милый мой дедочек, собирайся-ка ты и шуруй пока не поздно,
если пожить еще хочешь на этом свете. Правильно я сделала? А кошку свою,
Муську, выкинула, сволочь такую. Отнесла подальше и выпустила. Не
пропадет. Минтай нынче дорог.

- Кошку-то за что, тетя Валя? – возмутилась Женя. – Это же я виновата,
дверь тогда не закрыла, а попугай не в клетке был. Кошка не виновата, у
нее инстинкт, она ведь животное.

- Ничего, пусть знает. Вернется если, пущу. Не вернется, значит,
наказана.

Тетя Валя предложила отметить, у нее имеется. Женя объявила о
предстоящем разъезде.

- И что? – ахнула тетя Валя. – Больше мы с тобою не увидимся? Ну,
подруга, ты меня убила.

Женя сказала, что тете Вале предлагаются два варианта. Переехать в
другую комнату, побольше, тогда квартиру продадут. Либо оставаться, а
кто сюда въедет – неизвестно.

Нет-нет-нет, - засуетилась тетя Валя от расстройства. – Это мой район,
так что мне отсюда никуда пути нету. Эх, зачем же кошку-то выгнала? Как
же я теперь одна буду? Давай, наливай, что ли, с горя. Да закусывай,
закусывай. Это я сегодня пошла в магазин, купила рыбу, иду домой и
думаю, а кому я рыбу купила, кошки-то нету. Что с рыбой делать? И
вспомнила. Мы после войны очень любили делать рыбу по-гречески. Луку
туда, томату побольше, лаврушки – и тушать. Называлась почему-то
по-гречески. Больше ничего делать не надо. Эх, хорошее было время.
Давай, что ли, наливай еще!

Николай Николаевич замер как подстреленный, возвращаясь на отделение от
главного врача. Перед дверью, у окна, сидели на банкетке трое. Хорошо
знакомый папаша умершего ребенка и двое в спортивных костюмах, один
постарше и широкоплечий юнец. В секунду Николай Николаевич осознал, что
его остановка может быть замечена, и пошел быстрее, углубившись в
изучение карточки, которую нес в левой руке. Задрожали пальцы, когда он
дотронулся до цифр кодированного замка. Сидящие за его спиной умолкли.
Замолчал именно лысый папаша, он что-то наставительно объяснял парочке в
спортивном, когда Николай Николаевич проходил мимо. Николай Николаевич
открыл дверь, вошел, закрыл и прислушался. Странно, почему его не
остановили?

- Вот этого я уже спрашивал, - продолжил объяснение лысый. – Дважды его
колол. Он в отказ, кричит «не знаю». Спрашивал парочку сестренок. Тоже
говорят, что не знают. Но здесь что-то не чисто. Началось отсюда.

- Это у тебя оттого, что здесь ребенок умер, - скорбно заметил старший в
спортивном костюме, Федорыч.

- Может быть, - согласился Котовский. – Но ты сам посмотри. Этот Комаров
уехал в Москву – и тишина. Ни звонков, ничего. А компас перевел на
Паршина. Контейнеры запалили буквально на следующий день. Бобер от
контейнеров открещивался, это не он. Паршин его жалеть не стал, если
виноват, то делайте с ним что хотите. Значит, Паршин к контейнерам не
имеет никакого отношения.

- Бобер бы «слил» Парашу, однозначно, - согласился Федорыч.

- А он зачем-то разгромил магазин, что-то хотел от этого пацана, в
чем-то его подозревал, хоть пацан и под его рукой был. Я пацану давал
задание, как только появится хромой, снала сообщить нам, дал твой
телефон. И вдруг Хромой сам звонит по этому телефону, договаривается о
встрече с нами. В это же время он как бы назначает стрелку пацану, чтобы
снять с него штраф. А поцан почему-то нам насчет этого не отзвонился. Он
должен был по моему заданию сообщить, что Хромой объявился, а он этого
не сделал. Почему? Потому что он как бы знал, что мы насчет Хромого
вкурсе дела, что он встречается с нами. Значит что? Значит они были
связаны как-то. Или действовали вместе. Пацана теперь нет, хромого нет,
остается одна ниточка, этот Комаров, который здесь тогда почему-то был,
что-то ему здесь было надо. Он говорил, что следил за «паршинцами»,
объяснял настойчиво и специально. И я даже поверил. А теперь я понял,
что он тогда грамотно нас развел. Поэтому вам нужно будет посидеть здесь
денька три. Скромно, не привлекая внимания. И расспросить всех, они тут
сменами меняются, а нужно расспросить всех-всех. Вот, смотрите, как это
делается…

Из-за кодированной двери в это время появилась красивенькая медсестра.
Котовский, улыбаясь, поднялся ей навстречу. Встали и два его помощника,
вцепившись глазами в кукольное личико. Судя по движениям подбородка,
девушка смаковала жвачку.

- Ласточка, извини, пожалуйста, мы тут разыскиваем одного человека,
нашего товарища. Он куда-то пропал. Но здесь появлялся. Вот его
фотография.

- Да, я его знаю, - ответила света Солодюк.

Котовский от неожиданности посмотрел на своих помощников. А те
уставились на него.

- Да неужели? Видишь, Федорыч? А ты говоришь – купаться!.. Девушка,
милая, а вы найти его нам не поможете?

- Ну… Я знаю, вообще-то, где он живет. Была один раз. Вот только сразу
не вспомнить.

- Девушка, миленькая, мы тебя отблагодарим!.. Вы до скольки сегодня
работаете?

- До пяти. А что?

- Пойдемте сюда. Я покажу вам через окно свою машину. В которой буду вас
очень ждать.

Николай Николаевич обомлел еще раз, когда, выйдя из кабинета, увидел,
что Светлана открывает дверь с отделения, выходит. Крикнуть, чтобы
остановить ее он не успел, дверь уже лязгнула защелкой. С заколотившимся
сердцем он подбежал к ней и прислушался, уже более внимательно. Заслышав
удаляющиеся шаги, Николай Николаевич беззвучно приоткрыл дверь и
выглянул. Светлана с троицей богатырей удалялась в холл приемного
отделения. Вернулась она довольно быстро, в глазах застыли испуг с
интересом.

- Что ты им сказала, Света? – набросился заведующий отделением на
подчиненную. – Зачем ты вообще с ними разговаривала?

- Они Валдиса ищут, - захлопала ресницами Светлана. – Сказали, что его
друзья. Просили меня помочь.

Она вкратце пересказала, о чем был разговор.

- Обо мне ты ничего им не говорила? Не говорила, что я тоже его знаю?
Света, пойми, это не друзья. Они приходили несколько раз. Это может быть
очень опасно. Ни я, ни Женя Прежина не признались, что знаем Валдиса. А
тебя вдруг как-то угораздило. Разве тебя не предупреждали?

- Да ничего я такого и не сказала… Они меня только после работы будут
ждать… Ну, чтобы поговорить конкретно и вообще…

- Света, ты хоть понимаешь, что значит «поговорить конкретно»?

- Николай Николаевич, вы не бойтесь, я про вас ничего не скажу. Я просто
скажу, что Валдис приходил искать сестру патронажную, чтобы ухаживать за
инвалидом, ну и все.

- Ты не скажешь! – закричал Николай Николаевич. – Ты ничего не скажешь
про инвалида! Ты ничего не знаешь!

- Ну как – не знаю?.. Мне нравится. Я уже им сказала. Вы не бойтесь, я
ничего им про вас и про Женю Прежину не скажу… Я скажу только, что
Валдис меня приглашал…

Николай Николаевич вбежал к старшей сестре.

- Где Женя Прежина? Когда ее смена?

- Женя уволилась. Уже дней пять… Да больше!

- Говорили, что она на больничном, - опешил Николай Николаевич.

- Вышла с больничного и уволилась.

- Ее домашний телефон где-нибудь остался? Найдите, быстро! Пожалуйста,
найдите. Фу-у, пора и мне увольняться. Давно зовут в теплое местечко.
Обслуживать бизнесменов этих новых. Противно, конечно. А чего я прилип к
этой больнице? Не-ет, я останусь. Принципиально останусь. Я их не боюсь.
Пусть попробуют. Я их не боюсь!

По телефону Николаю Николаевичу ответили, что женя Прежина только вчера
переехала, больше по этому адресу не проживает, а нового адреса не
оставила, но велела спрашивать, кто звонит и что просят передать, она
узнавать будет.

Первый тост подняли за то, что им крупно повезло в этой жизни.
Двухкомнатная квартира на последнем этаже в пятиэжке без лифта? Зато дом
старый, кирпичный, теплый. Газовая колонка? Тоже хорошо, горячая вода
без отключений. Тараканы? Будем выводить.

Говорила Шура, Женя с Ольгой помалкивали.

- А какой балкон? Какие вы все-таки, между прочим… Нехорошие. Не могли и
меня подключить? Жили бы мы в трехкомнатной квартире.

Женя в пятый и десятый раз пересказала все аргументы Гальского. Это-то
квартиру удалось выменять благодаря его самоотверженности. Хотя что-то
он поимел, несомненно. Зато быстро.

- Кошку надо! – решила Шурочка. – Я вам куплю котенка.

- Никаких кошек, - возразила Женя.

- На счастье, Женька, на счастье!.. Ты же свою идею будешь потом
осуществлять?

- Обязательно.

- Ну так. У вас должен быть символ счастья.

- Кошка – это совсем другой символ. Не надо нам никаких символов.

- Ремонта здесь много, но ремонт мы одолеем, - подвела итог Шурочка. – И
все-таки я на вас в обиде. В такой квартире я хочу жить с вами.

- А мы тебе уголок на кухне выделим. Кухня большая, тебе места хватит.
Если ты не будешь сюда своих врачей притаскивать.

- Да ну их. Сидели мы тут на работе с моими коллегами-калеками. Эти
мерзавцы уже давно друг дружке пересказали, что я с ними со всеми. Ну и
спрашивают по пьяной лавочке, кто из них мне больше нравится? Ну и я
спрашиваю. А вы хоть чуточку любите? Я-то вам чем нравлюсь? И они в один
голос. Шурочка, ты настоящий друг и надежный товарищ. Ну не скоты, а?

- Нет, девчонки, - решительно сказала Ольга. – Здесь мы себе новых
мужиков заведем.

Светлана показывала дорогу, наслаждаясь ощущением себя в «мерседесе».
Котовский вежливо, с заботливым участием, расспрашивал о работе,
зарплате, жилплощади и личной жизни на данный момент. Искренне
посочувствовал, что «ласточка» вынуждена страдать в белом халате за
мизерные деньги. Федорыч с саднего сидения участливо предложил ей
должность секретарши в своей конторе, надоевшую он уволит.

- Не выйдет! – оглянулся Котовский с одобрительной улыбкой. – Ишь
какой!.. Света пойдет ко мне в секретарши. Да, Света? Я оплачу курсы,
освоишь работу на компьютере, и за дело.

- Мне надо подумать, - ответила Светлана игриво и взвол- нованно.

Дом она запомнила хорошо, а нужный подъезд с квартирой на втором этаже
определила по балкону.

Дверь открыла строгая женщина и в категоричной форме заявила, что ее муж
по имени Валдис уехал далеко и надолго, она больше с ним не живет, знать
о нем ничего не желает, и о его друзьях понятия не имеет.

- А имя Владислав Комаров вам ни о чем не говорит? – вежливо спросил
Котовский.

- Нет, в первый раз слышу, - отрезала супруга Валдиса. – и вообще, мне
нравится, если вы из органов, то предъявите для начала документы.

- Возвращаясь в машину, Светлана рассказала, что была она и на квартире
у инвалида, куда ее Валдис приглашал, зовут инвалида Евгений, но вот дом
она не запомнила, потому что отсюда ей пришлось выбираться самой, а
оттуда…

- Странно, - рассуждал Котовский, не обращая внимания на девичий щебет.
– Но ведь он же показывал мне паспорт, настоящий. Точно помню, Владислав
Комаров. Может быть, Валдис-то как раз и не настоящее имя, а псевдо?
Тьфу ты, блин, и мне это словечко на язык подсело.

Когда дверь открылась, Люсик включил обаяние на полную катушку.

- Здравствуйте!.. Это я вам звонил. Еле отыскал вас. Я друг, вы не
бойтесь. Войти-то можно?

Тетя Валя не смогла возразить и отступила в прихожую.

- Проходите. Чего уж теперь. Раз пришел. Только я ведь по телефону все
сказала. Ничо боле не знаю.

Люсик аккуратно закрыл дверь. Приглашения войти на кухню не дождался.

- Как вас? Тетя Валя? А по отчеству?

Не надо меня по отчеству. Я же все рассказала. Она переехала. Ни
телефона, ни адреса нового не оставила. Может быть, знакомым своим
оставила, а мне не оставила. Она в обиде на меня была. Моя кошка ееного
попугая съела.

- Ах вот как, - Люсик сделал печальное лицо. – Тетя ВаляЮ вы поймите
меня правильно. Я друг того парня, за которым Женя ухаживала. Вы, должно
быть, в курсе? Она рассказывала?

- Ну, рассказывала. Ну так и что? Она поухаживала, поухаживала и
перестала. Раз он такой.

- Какой?

- Ну, не знаю. Она не говорила. Она говоарила, что больше ухаживать не
будет. Вот и все.

- Тетя Валя, мне кажется, что Женя должна была оставить вам свой новый
телефон. Не могла не оставить. Это важно, поверьте.

- Я те сказала. А ты, хочешь – верь, хочешь – не верь.

- Хорошо. Давайте подойдем к вопросу с другой стороны. Когда я звонил,
вы спрашивали, кто такой и что передать. Значит, Женя может сама с вами
связаться? Она звонит вам? Интересуется, как жизнь, как дела, как
здоровье, кто звонил?

- Может позвонить. Говорила даже, что звонить буду. Когда обустроюсь на
новом месте.

- Очень хорошо, тетя Валя. Это очень хорошо. Я вас очень прошу вот о
чем. Когда Женя позвонит, вы ей обязательно расскажите, что приходил
друг от Евгения. От Евгения. Но не Валдис, а другой. Меня зовут Глеб.
Рассказал вам, что Евгений устроился в пансионат, ему начали выплачивать
пособие, все хорошо, обеспечение имеется, и он, Евгений, очень хочет
увидеть Женю. Повидаться. Поговорить с ней хотя бы по телефону. Узнать,
как дела…

- Так это, - перебила тетя Валя. – Ежели он в пансионате, значит
ухаживать за ним боле не надо.

- Вы не поняли, - горько усмехнулся Люсик. Он готов был треснуть ее
чем-нибудь, но только не рукой, потому что не поймет. – Ухаживать за ним
не требуется, не надо. Я за ним ухаживаю. Он хочет всего лишь
поговорить. Только поговорить. Понимаете? Я оставлю вам его адрес. Адрес
этого пансионата. Там есть телефон. Туда можно позвонить. Пусть Женя
позвонит и оставит свой телефон для евгения Добровольского. И все. А
лучше навестить. Далековато, но добраться не сложно. Тетя Валя, я вас
очень прошу, умоляю даже, когда позвонит Женя, вы продиктуйте ей этот
адрес. Хорошо? Захочет она приехать, или позвонить, не захочет, - это ее
личное дело. Но знать место и телефон она должна. Хорошо?. Я буду
звонить вам, узнавать. А еще попросите, пожалуйста, у нее новый домашний
адрес. Хотя бы телефон. Для Евгения Добровольского. Сделаете?
Пожалуйста!

Когда Люсик ушел, тетя Валя подошла к телефону на столике в коридоре и
положила рядом огромную шоколадку, которую он ей все-таки уложил в руки
вместе с запиской. Из-под аппарата она вытащила другую записку,
сложенную вдвое. Потрясая этой бумажкой, она громко заявила тому, кого
уже не было в квартире.

- Есть у меня телефон-то! Есть. Но я вам его ни за что не дам. Раз вы
такие!

Она положила бумажку на место, аккуратно поправила на ней телефон. А
записку Люсика тут же в сердцах порвала. И посмотрела с сомнением на
шоколадку.

Светлана Солодюк пришла на деловое свидание минуту в минуту. Открылась
дверь поджидавшего ее «мерседеса». Хозяин в салоне поцеловал Светлане
ручку и выразил одобрение, пунктуальные люди ему по душе.

Светлана смущенно улыбнулась и достала из сумочки тетрадный листок.
Здесь домашний телефон Жени Прежиной, а так же телефон заведующего
отделением Николая Николаевича, хотя эти люди почему-то уволились, в
больнице больше не появляются.

- Найдем по телефонам, - сказал Котовский, убирая листок вкарман. – И
тебе, ласточка, пора увольняться оттуда. Я ведь не шутил. Пора
приступать к работе. Вот, кстати, первая оплата за твои старания.

Он протянул сторублевую купюру, новенькую, мерцающую даже в сумраке.

«Мерседес» примчался к Балтийскому вокзалу. Вдоль ларьков и магазинов
прошмыгнул в узкий переулок. Металлическая дверь в подвальное помещение
вызвала у Светланы неприятную дрожь. Убогие ступени вниз при слабом
свете усили подозрение, что ее куда-то заманили, привезли для дел
нехороших. Однако внизу настроение изменилось, потому что вошли они вы
шикарное офисное помещение. Юноша, открывший дверь, вежливо
поздоровался. У приоткрытой двери в ярко освещенную комнату сидел еще
один парень с густой шевелюрой. Он резво поднялся и тоже поздоровался.
Из комнаты вышел Федорыч в спортивном костюме другого цвета, серого,
домашнего, не для улицы.

- Смотри, папа, какой подарок, - кивнул Федорыч на густрообросшего с
черными усиками. – Хромой сам пришел. Позвонил, попросил разрешения и
пришел. Ты мне по телефону не поверил, а вот он. Я сам охренел. Этот
черт пришел сдавать своего начальника. Ты понял?

Котовский подошел к Нифонту вплотную, рассматривая с интересом. Но
первый вопрос задал Светлане.

- Ласточка, тебе этот парень знаком? Не знаешь? Это дружок того самого
Валдиса. Не видела их вместе?

Светлана кивнула отрицательно головой, рассматривая симпатичное лицо с
непониманием.

- Ну, пойдем, расскажешь…

В кабинете Федорыча за компьютером сидела женщина с ярко выкрашенными
волосами. Котовский назвал ее по имени, попросил сделать кофе и
отправляться домой. Светлана вспомнила рассказ Федорыча о желании
сменить секретаршу. Женщина, когда ставила ей чашку с кофе, не удосужила
ни словом ни взглядом. Вазу с крекером она передвинула ближе к
Котовскому.

Нифонту кофе не дали. Котовский весело заметил, что он пока не
заработал. Нифонт, слегка заикаясь, начал подробный рассказ о группе
«Нарвские ворота», в которой ему приходилось делать черную работу
наружного наблюдателя, с информаторами он не был знаком, данные заносил
в компьютер Люсик, только он принимал звонки в офисе, потом в магазине,
потом прием звонком поручили Добровольскому, но вы его не знаете. К
поджогу контейнеров он отношения не имеет, а в нападении на кассиров
Паршина участвовать приходилось, заставляли, где и пострадал, а после
того, как погиб их товарищ, и Валдис пытался за него отомстить, группе
призали ликвидироваться, поскольку вся эта история к их заданию никакого
отношения не имела, не делом занимались все это время, после чего
разбежались как тараканы. Где сейчас Валдис он не знает, где прячется
Люсик с инвалидом Добровольским ему не известно, адрес Довыда ему не был
известен, а его просто вышвырнули, оставив без жилья и средств к
существованию, а это черная неблагодарность с их стороны, он ведь еще
ногу не долечил, поэтому он и сливает информацию о них с чистой
совестью.

- Вот видишь, Федорыч, - развеселился Котовский. – Интеиция меня не
подвела. Пацан из магазина – их человек. Лихо сработали, правда?
Молодцы. Федорыч, профессионалов нужно уважать. Мне понравилось, как они
убрали Бобра твоими руками. А тебе не понравилось?

Федорыч отхлебнул кофе и как можно равнодушнее пожал плечами.

- Я прошу вас взять меня к себе, - сказал Нифонт твердо, с достоинством.
– Я помогу вам его найти. Он появится. Дело в том, что при последней
встрече я должен был отдать вот это… Он должен будет явиться за
паспортом.

Нифонт протянул Котовскому документ. Паспорт на имя Владислава Комарова.
Котовский внимательно рассмотрел печать и теснение. Документ не вызывал
сомнений в подлинности.

- У тебя есть аппарат? – задал Котовский быстрый вопрос Федорычу.-
Валютный детектор, или как он называется? Идентификатор. Который
просвечивает водяные знаки. Есть?

Федорыч кивнул. Они вышли в соседнюю комнату.

- Вы тоже знакомы с Валдисом? – спросил Нифонт Светлану. И не получив
ответа, добавил. – Это страшный человек.

- Да, - согласилась девушка. Она не знала куда себя деть под горящим
взглядом кучерявого страстного мужчины, который явно что-то знает о ней.

Котовский, просматривая страницы документа под ярко-красными лучами,
радостно вскричал.

- Есть! Вот! Я так и знал. Вот, смотри, Федорыч, такие знаки ставят на
паспортах для служебного пользования. Для агентов работающих по заданию.
Этот Владислав Комаров, или Валдис, очень даже не прост. Это мужчина
серьезный. Продвинутый. И мы не будем его искать. Бесполезно. Он лихо
нас развел. Грамотно. Я даже ему кое-какие телефоны передал… Лоханулись
мы с тобой, Федорыч. Ничего, умнее будем.

- Значит, за контейнеры нам никто не ответит? – спросил с нескрываемой
злостью Федорыч. – А за мокруху? Мои бойцы троих завалили. Да я порву
этого Валдиса, если встречу.

- Не-ет, - протянул Котовский, самодовольно улыбаясь. – Мы его не
тронем. Его нельзя трогать. Он сам должен будет на нас выйти. Насчет
железнодорожных перевозок. Они же и за нами следили, если ты понял.
Откуда он узнал, что контейнеры именно твои? Они должны продолжить
наблюдение. И вот как только выйдут ко мне на связь с каким-нибудь
предложением, мы сразу поймем, что против нас завязывают операцию. И уж
на этот раз не лоханемся. Врубаешься? Так вот.

- А что мне с этим хромым делать? Ты уверен, что его не специально
подослали?

Котовский задумался и опять улыбнулся как азртный игрок.

- Все может быть… В любом случае, агент он или предатель, за шкуру этого
паренька можно будет поторговаться. Его шкурка кое-чего стоит.
Куда-нибудь дворником или сторожем устрой под хорошим присмотром.
Документы у него забери. А этот паспорт я себе оставлю. За потерю такого
документа, сам понимаешь, этому Валдису не поздоровится. Ему очень
захочется получить этот документ.

Они вернулись в кабинет. Котовский протянул Светлане тетрадный листок.

- Порви его, Ласточка. Эти телефоны нам совсем даже не понадобятся. Они
уже не интересны для меня.

Светлана взяла листок и спросила испуганно.

- Значит, вы и меня уже не хотите?.. Взять на работу?

Ну, как я могу не хотет? – засмеялся Котовский, находясь в прекрасном
расположении духа. – Как я могу отказаться от такой девушки, как ты?
Всех я возьму вас на работу. Всех. И тебя и тебя. Ты порви этот
листочек, порви, и никому не показывай. На работу я вас беру. Преданные
люди нам нужны. Времена наступают крутые. Да, Федорыч? Ласточка, сделай
этому пареньку кофеечку. А то он, чего доброго, на нас глядя, слюной
захлебнется.

Вечер густо запушился крудными снежинками, ветер стих, заметно
потеплело, и ноги желали не брести, а приплясывать.

Женя обратила внимание подруг на мужчину с собакой. Она приметила его
раньше, заботливый хозяин ежедневно после двадцати часов выгуливает
черного водолаза. Дело в том, что сходство поразительное. Подружки не
видели Евгения, а теперь могут себе представить какой он. Копия бороды
на удивление точна.

- А давайте его изнасилуем, - предложила Шурочка. – Мужчинам
дозволяется, а мы чем хуже?

Игривое настроение задавало смелости. Пошла на курящего мужчину у
резвящейся собаки Оленька, ведя стеснительных за собой личным примером.

- Добрый вечер, большая собачка… Ты добрая?.. Ввся в хозяина?..

Смоляной водолаз принюхался к Ольгиным коленям. Женя шагнула вперед.
Чтобы ее обнюхали тоже. И заговорила весело, перескакивая с вопросов на
ответы.

- Я обратила внимание, что вы каждый вечер гуляете… А в каком доме
живете?.. Мы сюда недавно переехали, район еще не очень хорошо изучили,
а знакомых хочется новых завести, если вы не против, конечно… Вы не
против?.. Меня зовут Женя… Я сейчас работу ищу новую, а работала раньше
медсестрой, но хочется уже не медсестрой, я даже хочу сменить профессию…
Надо, наверное, хоть что-то изменить в этой жизни, вот район поменяли,
теперь надо профессию… но сейчас найти работу очень трудно, практически
невозможно, я пошла в службу занятости, там такие очереди, столько
народу!.. Так что придется медсестрой, эти вакансии есть, нормальный
человек за такие деньги работать не пойдет…

Сзади раздался смех. Женя оглянулась. Подружки отстали шагах в пяти.
Пусть смеются. Ей тоже весело, потому что она с первого раза не
запомнила его имени. Он сказал, а она пропустила мимо ушей, как так? А
поддерживает разговор хорошо, охотно, так что веселость общая, без
ехидства, добрая.

- Мы не очень нагло к вам подошли? А что, если так получилось, правда?
Обычно мужчины должны начинать, у них как бы на это полное право, а
женщина должны ждать начала знакомства… Мужчине почему-то все можно… А
женщина должна стоять в ожидании, наивная такая… Вы меня простите, что я
всякую чушь говорю…

Сделалось еще смешнее оттого, что она его совершенно не слышит. А ведь
он отвечает, слова звучат из его бороды.

А вы один живете?.. с родителя?.. Без жены?.. Почему?.. Сейчас многие
живут поодиночке, обратили внимание?.. Одному выживать легче, конечно,
согласна… А вы сами кем работаете?.. Подрабатываете, кем придется,
понятно, сейчас многие так… Образование у вас, конечно же, высшее, я
правильно угадала?.. Вы собаку держите, ее ведь кормить надо, я тут
читала, что сейчас многие бросают животных, осталяют на улице, потому
что самим на еду не хватает… Ужас, правда?.. Вы извините, конечно, но вы
такой заросший, вы всегда носите длинные волосы?.. Знаете, почему я
такой глупый вопрос задала?.. Потому что у меня к вам предложение...
Давайте, я вас постригу?.. Я хорошо стригу, у меня даже были постоянные
клиентки, но они все остались в том районе, а стрижка в парикмахерской
дорого стоит, а вас я постригу бесплатно, и если вам понравится, то вы
потом еще кому-нибудь расскажете, ну и поможете мне набрать клиентов, ну
и подработать, я, правда, в основном, по женским прическам, а мужчин
стригу запросто, так что вы можете знакомым вашим женщинам рассказать… А
что вы все время оглядываетесь?.. Вам подружка моя понравилась?.. Она
всем нравится, она такая, да вы не стесняйтесь, я вас потом познакомлю,
будете к нам в гости приходить, а насчет стрижки давайте через пару дней
встретимся и окончательно договоримся… Можно и сейчас?.. Нет, давайте
через пару дней, в это же время… Хорошо, договорились?..

Через неделю замело по названию календарного месяца, люто. Солнце
полыхало багряно, не тратясь без пользы на стужу.

С краснощеким настроением и ввалились Давыд с Люсиком в комнатенку
Евгения.

- С праздником, служака! Спасибо папе-царю Борису, что хоть двадцать
третье февраля не отменил. Переименовал неплохо. День защитника
Отечества, звучит! Хоть названия и заголовки ему удаются, и на том
спасибо.

Евгений не услышал первых наигранных воплей. Он читал перед работающим
телевизором в наушниках включенного плеера. Тройная защита от
действительности.

Друзья извлекли на кровать и тумбочку необходимый боезапас для
празднования. По ходу нарезки колбасы и огурцов рассказали парочку
анекдотов о новых русских.

- Да, - отметил Евгений, даже не улыбнувшись. - Юмор соответствует
времени.

Первый тост подняли «за нас», второй «за тех, кто…» Минуту скорбно
закусывали. После чего Люсик весело предложил тост за прекрасных дам,
которые имеют к их празднику некоторое отношение. Евгений печально
уставился в телевизор. Там шла реклама женских боеприпасов. Люсик налил,
подняли и выпили.

- Вы же хотите что-то сказать, - обратился Евгений к друзьям.

Люсик по взгляду Дывада понял, что говорить ему, и начал не сразу,
размерянно закусил.

- Значит так, дружище… Вот какие, значит, дела… Мы нашли-таки квартиру
Жениной подружки Оли, долго искали, но нашли. Мы же были там ночью,
приехали на машине. Какой подъезд, какой этаж? Один ориентир – Нарвские
ворота. В три квартиры ломились, пока не надыбали нужную. Открыл
пропитой такой мужичок, сосед, мы помнили, что про него она говорила.
Вспомнил он ее нехорошими словами, потому что Ольга продала свои
комнаты, куда-то съехала, а его теперь хозяева двух комнат пытаются
выселить, чтобы всю квартиру себе поиметь. Так что нет следов ее
подружки. Ну и навестили мы тихонечко твою квартиру. С подстраховкой,
как надо. Кто-то там побывал, но без обыска, без взлома, без
опечатывания, без установки секреток. Только моя секретка была сорвана.
И на кухонном столе было вот это.

Из кармана выплыл на руке белый сверток. В бумаге оказался ключ. Ключ от
его квартиры. Один был у Валдиса, второй у него, а третий он вручал ей
для тайных посещений… Значит, она посетила его в последний раз.

Женя привела гостя как на экскурсию, рассказывая о достоинствах
кирпичного дома, о полезности проживания на пятом этаже без лифта, об
удобстве старой газовой колонки, дающей горячую воду когда пожелаешь, с
помощью которой и надо вымыть голову, прежде чем приступить к делу. Он
принес в цветастом куле гостинцев для выражения благодарности. Но
сначала стрижка, а уж потом разговор под угощения.

Женя просила не стесняться, раздеться до пояса. Когда он вымыл голову и
вышел, шумно орудую полотенцем, она усадила его на кухонный табурет,
закутала простыней, расчесала старательно, отметив шутливо запущенность
прически. А когда, нацелившись, запустила пальцы в мокрые пряди, то
непроизвольно отдернула руку. Это чужие волосы, не его! Нужно хоть
чуточку привыкнуть.

Евгений развернул вчетверо сложенный листок, в котором лежал ключ.
Рассмотрел ее почерк. Буковки ровные, с наклоном, красной пастой, словно
поздравление.

«Будьте вы все счастливы!»

май-декабрь 1997г.

октябрь-ноябрь 1999г.

ноябрь 2000 – февраль 2001 гг.

________________________________________

ДРОЗД Тарас Петрович.



[email protected]