Мы с тобой одной крови

Из колымских воспоминаний                                                                   22.10.2017  

В последний раз, живя на Колыме, поднимался я на сопки в июле 1983 года, когда после ночного дежурства на подстанции решил прогуляться по горам один. Никогда после дежурств я не мог ложиться на отдых. Видимо, это стало профессиональной привычкой. Никогда не удавалось прервать работу. Потом, правда, падал на чём стоял. На «скорой» в Магадане в первый год оставался на дежурстве до обеда. Приходила Наташа и на несколько часов сменяла меня, пока я высплюсь. Супруга кормила грудью младшую дочь, и мне приходилось работать и за себя, и за неё с короткими перерывами. Так прошли два года. Мы уже увольнялись. Был жаркий, тихий, солнечный июльский день. Жены с детьми не было. Они отправились с пионерским лагерем авиаотряда на Байкал на два месяца. Супруга в качестве врача. Назад они уже не вернулись. В назначенный день в конце июля они вылетают из Иркутска, а я из Сокола в Москву, а оттуда все вместе поездом в Новороссийск.
Я переоделся в шорты, футболку и кеды и двинул на сопки. Взобрался на ближайшую, метров двести высотой. Стало знойно. Я снял с себя всё, кроме плавок и кед. Оглянулся на посёлок и замер в восторге. Передо мной лежала долина аэропорта. Я глядел в прозрачный голубоватый воздушный океан. Серебристо-белые или едва заметные серые рыбины медленно, бесшумно спускались одна за другой на дно долины. Это были пассажирские лайнеры или военные бомбардировщики, совершавшие посадку. Я не мог оторвать глаз от этой сказочной реальности. Вдали, на дне долины, расположились посёлок Сокол и взлётные полосы.
Это отсюда через несколько недель взлетят истребители и собьют над морем у Сахалина южнокорейский «Боинг». Это отсюда мы улетим в последний раз обратно на большую землю.  Как прекрасен и как страшен Колымский край! Мы столько здесь с семьёй пережили испытаний! Остались вместе и все мы невредимы. Осталось долететь.
Глаза устали, и я осмотрелся. Кругом стланик и молодые лиственницы, какие-то кусты. Всё не выше моего роста. И солнце! Так я истосковался по солнцу за длинную холодную колымскую зиму с ледяными туманами, что дышать невозможно, так колет и режет нос и горло. И если выходило солнце, то светило, едва пробиваясь сквозь замороженный туман, катясь по горизонту всего лишь пару часов в день. Но зато теперь! Белыми ночами не спится. А на дежурствах чувствуешь себя, как днём.
Увидел морошку, она как кетовые икринки. Стал собирать. «Какая благодать! И уезжать жалко!» — думал я. Вдруг мысли наехали друг на друга из-за резкой остановки. Рядом с объеденным кустиком морошки лежала куча свежего, ещё парящего медвежьего помёта. Уж его я ни с чем не перепутаю. Видел на охоте ровно за десять лет до этого. Там я хоть с ружьём был. А теперь даже не в штанах! Было ясно, мишка ел здесь морошку. Только что. Тут уже не до отлёта. Уйти бы отсюда живым. Я стал прислушиваться. Уловил направление ветерка. Мгновенно отвернулся от ветра, чтобы не пропустить медведя с подветренной стороны, откуда он перво-наперво решится напасть. Туда я и посмотрел. Движения никакого нет, вершинки дерев и кустов не колебались. Надо уносить ноги, а заодно и задницу. Продолжая прислушиваться, стал спускаться обратно. Конечно, медведь меня учуял. И ушами, и носом. Видимо, тоже испугался и ушёл в ту сторону, откуда я его ждал, то есть по ветру, сохраняя меня под контролем и в то же время себя делая «невидимым». Так что мы с ним мыслили одинаково. Всё же, мишка, мы с тобой одной крови.
И на этот раз обошлось без человеческих жертв. Теперь осталось улететь.