Добавить

Былое. Праздник урожая.

Описывая былое, можно не делать вступления, если бы вас читали только одногодки. Да и то — что говорить, память иногда подводит и каждый может вспомнить то, что другой не помнит. Но, может быть, мои воспоминания о прошлом будут читать люди молодые, которые прошлое могут понять только по нашим правдивым воспоминаниям. А посему я счёл необходимым кое-что объяснить. Пусть молодые (а это те, кому сейчас меньше 50 лет) не обижаются на старика. Пояснения в моей интерпретации могут им показаться наивными, но всё-таки найдутся среди них люди, которым кое-что будет невдомёк. Для них я и сделаю вступление. А более начитанные и более образованные люди вступление могут пропустить.

Начну с общеизвестного постулата: государство суть есть социально-политическая организация, в которой, как обязательные атрибуты, должны быть территория, конституция, государственный язык, флаг и так далее. Вот эта социально-политическая организация весьма жёсткая конструкция: попробуй-ка заменить в ней государственный язык! Ого! Что будет! Порежут тебя на куски.

Так и во всём другом. Оно (государство) напоминает мне паутину и в центре её сидит орган управления, который все дела в этой паутине контролирует и, дёргая за ниточки, жизнью паутины управляет. И не важно, какой социально-политической организацией является конкретное государство: толи это абсолютная монархия, толи конституционная монархия, или это исламская республика, буржуазная демократия или социалистическая, в центре паутины всё равно сидит орган управления, который решает всё (или почти всё) в жизни страны. Поэтому наивно полагать, что при буржуазной демократии вам будет жить лучше, чем при исламской или социалистической демократии. Комфортность вашей жизни всегда будет зависеть от ваших же финансовых возможностей. Можно поменять религию, страну пребывания, можно быть добрым, а можно быть злым, но если у тебя нет денег и крыши над головой, то и во Франции ты будешь бомжом.

Государственная система – жёсткая система, но нельзя забывать о роли личности в истории, поскольку в центре управления системой всегда сидит конкретный человек. А человек этот — существо несовершенное и желая совершить благие дела, может натворить много глупостей, для выполнения которых понадобятся миллионы исполнителей. Миллионы безвинных жертв его государственных фантазий.

 Теперь закончив вводное слово, и в надежде, что вы меня поймёте, начинаю своё повествование. Но при этом должен сказать что советское государство по своей мобильности превосходило все государства мира: если надо было уничтожить врагов народа, то мы все, как один, их уничтожали; если надо было вспахать целину, то мы все её вспахивали; если… Впрочем, если я начну перечислять все наши великие дела, которые мы делали в едином порыве, то не доберусь до начала своего рассказа.

После смерти И. В. Сталина и некоторой неразберихи в ЦК КПСС, к власти пришёл Н. С. Хрущёв. Он наверно был последним романтиком среди наших коммунистов, потому что сделал столько всякого неоднозначного, что диву даёшься. Но я ему благодарен за то, что без его завихрений я лично не получил бы бесплатное высшее образование.

 Дело в том, что Хрущёв решил: высшее образование приоритетно должны получать люди, прошедшие школу жизни, и посему абитуриенты, имевшие трудовой стаж более двух лет, или отслужившие в армии имели проходной балл в ВУЗ по оценкам ниже, чем ребята после окончания школы. И конечно в нашей группе студентов, в основном, оказались люди, которым по первичным знаниям ВУЗ и не «светил» (как говорят сейчас) и я также входил в их число. Поэтому некоторые черты личности Хрущёва сослужили многим добрую службу, и было бы грехом ругать его за некоторую экстравагантность решений и поступков.

За пару лет до этого Хрущёв нанёс визит в США и вернулся оттуда напичканной новыми идеями, одной из которых была кукуруза, которая у нас культивировалась, но её потенциальные возможности в стране не использовались в достаточной мере. Насмотревшись в США, на кукурузное чудо ( точно также, как сейчас смотрят на соевое чудо), Хрущёв приехал домой, стукнул кулаком по столу первого секретаря ЦК КПСС и приказал немедленно поднять эту культуру на нужную для социализма высоту.

 Ничего дурного он нашей стране не хотел. И он был прав: кукурузу наши аграрии точно недооценили. Но, так как по мобильности наша страна превосходила все страны мира, на следующий год кукурузой засеяли все поля от Одессы до Нарьян-Мара, и от Львова до Владивостока. Вот такие мы тогда были. Мобильные. И романтики. И привычные ко всему.

Если бы не этот кукурузный бум, может пришлось бы мне всю жизнь рассказывать только о весёлой студенческой жизни, но спустя двадцать дней после начала семестра всех первокурсников посадили в пассажирские поезда и поехали мы на юг Украины помогать колхозникам убирать урожай кукурузы. Должен сказать, что мы это воспринимали, как нормальное явление, в отличии от Высоцкого, который над такими фактами  подсмеивался в известной песне.

В конце этого путешествия наша группа оказалась в Николаевской области, в деревне (если не изменяет память) Михайловка. Деревня представляла собой одну длинную, довольно скучную по разнообразию строений, улицу вдоль степной балки. Дома были или саманные или каменные. Дорога не мощённая. Люди какие-то очень простые и по облику и по одежде. Довольно унылое зрелище для городского жителя. В деревне не было ни водопровода, ни электричества. Но какие-то столбы с проводами стояли. Мы конечно спросили: что это? Оказалось, что это телефонная связь для сельсовета с районным центром, куда ежедневно сообщались сведения о трудовых подвигах колхозников и «волонтёров» — студентов.

Основную часть нашего отряда поселили в заброшенном доме, где на пол колхозники набросали матрасы, набитые сухой травой (это была постель), а остальных поселили в полуразвалившейся саманной хате не в лучших условиях, но там всё-таки были полати и рядом колодец с питьевой водой. А на другой день мы начали работать в две смены.

 Работа была простая. Нас, вооружив вилами, сажали в кузов грузовика, где мы равномерно разбрасывали силос по кузову, когда грузовик ехал рядом с комбайном, который косил кукурузу. Затем мы ехали к силосной яме, где скошенную кукурузу выгружали. Самосвалов не было. И так изо дня в день более месяца. Никто не роптал и не ныл, хотя у нас были трудности бытового характера. На телевизор и холодильник не стояло рассчитывать, впрочем, как и на элементарный душ.

Кормили нас сытно три раза в день. В обед обязательно борщом с мясом (мяса не жалели). Из мяса здесь впрок делали солонину и из этой солонины нам готовили борщ и котлеты. Первая дегустация борща закончилась на первой же ложке. Внешне борщ был очень привлекательным, и мы смотрели на него, как хищник на ускользнувшую добычу. «Шо, нэ смачнэ?» — спросила обеспокоенная повариха. Кто-то из наших пошутил: «Вы воду сюда из Чёрного моря возите?». Кто-то хохотнул: «Да нет! Они её ещё досаливают, у Николаева море попреснее будет!». Мы конечно, развеселились, но есть то хочется. Повариха стояла растерянная, мы молча грызли корки у хлеба, но выход быстро нашёлся. Наш бригадир – колхозник, как ни в чём не бывало хлебавший борщ, вдруг поднял голову и сказал поварихе: «Ксана, тащи сюда вязанку чеснока». И вот с чесноком мы запросто одолели этот местный борщ с большим удовольствием. Чеснока я там наелся на всю жизнь. Но к нашей радости к концу обеда нас угостили местным виноградом.

Вторая проблема, которая была у нас – это досуг в свободное время. В те времена не было даже обычных транзисторных радиоприёмников. Кто-то решал проблему очень просто, пустившись в амурные приключения с местными девушками, кто-то находил удовольствие в беседах с местными мужиками, я лично много читал, поскольку мы обнаружили в своём общежитии заброшенную библиотеку, и теперь все ей пользовались.

Тянулись однообразные дни. И, глядя на окружающую действительность, я думал, что хорошо на белом свете, если кроме этой степи есть другой мир, наполненный комфортом, к которому мы привыкли, где есть фонтаны и горячая вода. Где по ночам улицы освещены, и можно запросто зайти в кафе и поесть пломбир. Где есть кинотеатры. Где никто не ходит с вилами. И не растёт кукуруза. Мир без тракторов и комбайнов! Мир других людей и других нравов.

Но вот наступил день, когда наш бригадир пришёл с утра весёлый и какой-то задорный. «Так, хлопцы!» — сказал он. – «Сегодня у нас последнее поле. Ударно уберём его, а потом устроим праздник урожая!» Нам его речь понравилась. Ура не кричали, но настроение у всех стало приподнятым. Поле с кукурузой было не маленьким, но все работали с огоньком: очень хотелось побыстрее закончить с наскучившим однообразием и вернуться в цивилизованные края.

Когда убрали половину поля, бригадир подошёл к моему шофёру и сказал: «Ефрем, возьми с собой этого парня (и он кивнул в мою сторону), заедь на ферму и возьми там два бидона (это по 40 литров). Потом дуй на винодельню, нальёшь там вина и привези сюда. Будем праздновать день урожая. Касьяныч предупреждён».

Да-а, надолго запомню я этот день. За всё время нашего пребывания на полях Отчизны, никто из нас алкоголем не баловался. Праздновали, правда однажды, чей-то день рождения и пили то, что продавали в сельмаге: напиток, который местные жители называли «Кагор». Самым лучшим качеством этого напитка была его крепость – валил наповал. А по вкусу что сказать? Право, неудобно применять эпитеты, которые идут на ум, дабы дамы не покраснели, а мужчины не расхохотались.

Ну, ладно. Заехали мы с Ефремом на ферму, взяли бидоны, приехали на винодельню, где мастер винодел Касьяныч подвёл нас к громадной бочке с вином, подсоединил шланг к крану, и вино потекло, приятно журча, в бидон, а мы с Ефремом пошли покурить, благо у него была пачка папирос «Прибой». Покурили.

Конец октября. Местность там для глаза скучная: всё холмы, да холмы рыжего цвета, иногда пересечённые лесополосами, но всё равно взгляд остановить не на чем, как в полутёмной комнате: всё в цвете, но серо. Сходили, посмотрели на процесс переливания вина. Процесс шёл медленно. Ефрем пошёл побродить, поболтать со знакомыми, а я на улице пригрелся на позднем солнышке и придремал у стены здания на лавочке.

Вдруг кто-то толкает меня в плечо. Открываю глаза и вижу перед собой сияющего белозубой улыбкой Ефрема с двумя пол-литровыми кружками в руках. «Ждать» — говорит он мне – «ещё долго. Давай выпьем молодого вина». «Ты же за рулём» — говорю ему я. «Не боись, студент, чтобы захмелеть, такого вина ведро выпить надо». Ну, выпили мы с ним по кружке. Потом ещё по одной. Действительно, захмелели не сильно, и тут приезжает другая машина и за рулём её злой шофёр, который сразу же начинает орать: «Вы что сдурели?! Поле давно скошено, столы накрыты, а вина нет! А вы уже приложились к кружке. Где бидоны? Ещё не налиты? Давайте грузите, то, что есть. Народ ждёт. А ты, Ефрем, если бухнул, то езжай домой. А то председатель с тебя шкуру спустит».

Короче говоря, загрузил он бидоны с вином в свою машину и уехал на праздник урожая, даже не пригласив меня с собой. Так торопился. «Ну, дела» — сказал Ефрем. – «А ты почему с ним не поехал? С утра ж ничего не ел (ухмыльнулся). Впрочем, молодое вино – дурное. Если всё вылакают, вот потеха будет! Ты кушать хочешь? Хочешь. Поехали к моему тестю на свежатину. Он сегодня кабанчика забил». 

 Я согласился. Давно свежатины не ел, аж слюнки потекли. У тестя Ефрема пир уже шёл горой, и стол ломился от еды. Пили самогон из винограда, ругали Хрущёва за эту кукурузу, сорили анекдотами и пели застольные песни. Я налегал в основном на съестное, а Ефрем не ограничивал себя и в выпивке. Через два часа застолья я понял, что ни есть, ни пить больше не могу, отозвал Ефрема в сторону и попросил отвезти меня в Михайловку на ночлег. «Ты что – сдурел?» — справедливо спросил он. – «Сейчас нам постелют в хате и ляжем мы спать-почивать. А завтра поедем в Михайловку».

Но знаете, так бывает, что человек становится заложником какой-то идеи. Так и я, на тот момент, оказался в плену своего несуразного желания: обязательно поехать в Михайловку на ночлег. Очевидно, это было следствие алкогольного опьянения. Желание моё было не только несуразным, но и глупым, потому что Ефрем уже нетвёрдо держался на ногах, и наша поездка по ночной холмистой степи могла стать драматичной. Но мы всё-таки поехали. Ефрем хорошо ориентировался в своих родных краях, где любой другой, из-за этого холмистого однообразия, мог заблудиться как в лесу. Мы могли добраться до Михайловки минут за двадцать, но случай, как всегда поджидал нас уже через пять минут путешествия. Случай оказался помноженным ещё и на азартный характер шофёра, удесятерённый винными парами.

Случай явился к нам в виде зайца, который выскочил на дорогу и попал в свет фар нашего грузовика. «Попался, косой!» — радостно заорал Ефрем и прибавил газу. Заяц тоже прибавил ходу. Все знают, что заяц не может покинуть освещённое пространство. Подпрыгивая на сиденье, я быстро протрезвел. Я умолял Ефрема остановиться и выключить фары, но он только хохотал и не сбавлял скорости. Сколько это продолжалось я не помню. Довольно долго дорога была прямой, но вот на одном из холмов она сделала зигзаг, и заяц выскочил с дороги в степь. Ефрему бы повернуть и оставить зайца в покое. Так нет! Он продолжал погоню за зайцем по этой пересечённой местности, сопровождая всё это криками и отборной матерщиной. Я, вцепившись одной рукой в ручку двери, а другой в скобу на передней панели кабины, получал столько адреналина, что и не снилось нашим современным экстремалам. Голливудские погони ради спасения мира и в подмётке не годятся нашей дурацкой погоне по ночной степи.

Закончилось это, к счастью без увечий, при столкновении нашего грузовика с зарослями кустарника, в которые заяц нырнул и исчез, а наша машина в них застряла. «Удрал всё-таки!» — с сожалением воскликнул Ефрем.

Нда, тиха украинская ночь. Кромешная тьма. Чумацкий шлях и россыпи звёзд над головой, а мы заблудились в степи и не знаем куда ехать. Ефрем выкурил папироску и сказал: «Не бери в голову, студент, В степи везде дорога. Поехали». И поехали.

Действительно, вскоре мы наткнулись на наезженную колею и двинулись по ней, а минут через десять уже въехали в какое-то село. Опознавательных знаков на въезде оно не имело, а поскольку архитектура домов в тех местах была стандартной, то можно было только гадать — куда мы попали? К счастью мы быстро наткнулись на запоздалого прохожего, человека со смышлёным лицом и весёлым нравом, потому что он расхохотался, когда услышал, что мы заблудились. «Да, вы чо?! Это же Сухой лог. Вам в Михайловку? Так она в другой стороне. Вон туда рулите».

Мы порулили, куда он показал, и вскоре на нашем пути встретилось село, которое мы проехали насквозь, никого не повстречав, чтобы уточнить, где мы находимся. Только на выезде в свете фар оказались три молоденьких девчонки. Когда мы спросили их, как попасть в Михайловку, они тоже рассмеялись (весёлый оказался вечерок). «Так вы же из неё выезжаете» — сказала одна из них, хихикая.

Мы развернулись, поехали назад и вскоре я увидел знакомый мне колодец. Остановились. Я предложил Ефрему, дабы больше не испытывать судьбу, блуждая по ночной степи, заночевать у нас.

Он осмотрелся вокруг и вдруг оживился. «Студент, совсем у меня память отшибло – здесь же мой кум Степан живёт. Айда к нему!» — воскликнул он. – «Посидим, побалакаем. Чарку хильнём. Песни попоём. Знаешь какой у него голос? – стены дрожат!». «Устал я, Ефрем. Пойду почивать» — отказался я. «Как знаешь» — обиженно буркнул он и уехал в непроглядную тьму.

 Я зашёл в нашу хату. Там никого не было. Удивлённый я пошёл в нашу столовую. Там обнаружил только двух поварих, которые пили чай, и завидя меня, спросили, не хочу ли я поужинать. Ужинать я не хотел. Тогда они стали ругаться: мол, для кого они всё это готовили, теперь всё хоть собакам выбрасывай. Приехали-де все выпившие, пошумели и легли спать.А кто есть будет? Чего мы тут старались.

 Я их обиду понял и решил, что мне тоже пора поспать. Побрёл назад и, проходя мимо библиотеки, увидел свет в окне. Зашёл на огонёк. В коридорчике, привалившись к стене, сидя на табуретке, похрапывал Роман Буковский, в комнате на матрасах спали бойцы трудового фронта, И только староста группы, как дневальный, дремал за столом у керосиновой лампы. Почему-то среди них не было Мирона Ступака. Староста проснулся, зевнул и спросил: «А ты куда пропал?» Я только рукой махнул. Спросил: «Как погуляли?». «Вроде нормально, только вино дурное – выпили, покушали, сели в машины вроде трезвые, а сюда все приехали вдрызг пьяные. Отсыпаются. Хорошо, что завтра пахать не надо». «А Мирон где?». «Та, до ветру пошел». Я простился и пошёл почивать на свои жёсткие полати.

Как принято во всём мире, утром зачем-то встало солнце и осветило эти степные края. Мы тоже все очухались после вчерашних приключений, но надежда на сладостное безделье после завтрак рухнула вместе с появлением нашего бригадира. Сразу можно было сказать, что он после праздника урожая был болен, озабочен и злой, как человек, которому не дали похмелиться.

Он сидел в сторонке от нашего общего стола, курил папиросу, сплёвывал сквозь зубы и чего-то бормотал. Чего он бормотал, мы не слышали, но поняли, что наша трудовая вахта ещё не кончилась. Он, конечно видел, что сегодня мы не работники и может из-за этого злился, пока самый прямой из нас Юра Громов не сказал ему, ставя пустой стакан на стол: «Ты говори, что делать надо?». «Да» — сказали мы почти хором. – «Скажи».

«Товарищи!» — сказал наш бригадир – «Дело простое – надо восстановить линию телефонной связи, которую кто-то уничтожил вчера ночью. Органы разберутся, кто это сделал, и накажут виновных. А сейчас, кроме вас некому нам помочь. Так что за работу, товарищи».

Чего не сделаешь ради доклада местного сельсовета в район о трудовых успехах? Сделаешь всё!  И мы привезли пятнадцать столбов, и мы их ошкурили, а также привязали проволокой к ним пасынки. И выкопали ямы. И поставили столбы. И натянули провода. И связь заработала. Ура! И местное начальство доложило вышестоящему начальству о своих успехах. И солнце по-прежнему (но уже тихо) сияло. А мы уставшие, но довольные, пошли ужинать котлетами из местной солонины с чесноком… Но, не это главное.

Главное это то, что я узнал: чья вражья рука разрушила связь между сельсоветом и райцентром. Вернусь немного назад.

После завтрака мы вышли на поле край села и увидели действительно грустную картину: двенадцать столбов были выворочены из земли и между ними валялись порванные провода телефонной связи. Что за вражья рука совершила это злодеяние! Немой вопрос повис в воздухе.

Но для меня он разъяснился через несколько минут. Подъехала грузовая машина, на которой мы должны были привезти столбы и за рулём её сидел угрюмый Ефрем. Я подошёл, поздоровался. Он вышел из кабины и отвёл меня за кузов.

«Это всё из-за меня!» — сказал он нервно. – «Это я столбы посшибал!» «Да ты, чо?!». «Знаешь, у кума посидели, и я поехал домой. За околицу выехал, иду по степи, чтобы ничего не повредить и вдруг!!! В фарах голая задница (мужик присел по нужде). Ну, я крутанул вправо, и сшиб столб, крутанул влево – и сшиб ещё один столб. И так десять столбов подряд».

«Не десять» — сказал я ему. – «А двенадцать»

«Двенадцать?!» — удивлённо переспросил он.

И мы с ним весело расхохотались.

Праздник.
  • Автор: Vadim Morozov, опубликовано 28 апреля 2017

Комментарии

  • Валерий Мокренок Вадим! УзнаЮ быт тех лет, поэтому щёлкнул "нравится". Песни тогда орали, когда ехали толпой на работу. Весело жили, потому, как молодые были.
    • 29 апреля 2017
  • Vadim Morozov Спасибо за отзыв
  • Алиса Ли cа :))) Вадим, историю вспомнила из детства.. Открываю коробочку, а оттуда целых ТРИ таракана... (Б-р-р) По факту же оказался всего один. "У страха глаза велики", не зря ведь говорят... :)