Хроники Чернолесья Воющий камень

Воющий камень

http://miloslavets.ru/



Ветер жизни иногда свиреп.
В целом жизнь, однако, хороша.
И не страшно, когда черный хлеб,
Страшно, когда черная душа…
 
Мелкий противный дождь с ночи сыпал и сыпал частой, больше похожей на туман, изморосью. Тэя возилась под навесом у глинобитной печи. Грай сидел на жерди, укрепленной в кольцах цепи, свисающей с крыши навеса. На ней летом ведунья сушила пучки лекарственных трав. 
— Тэйка, слышь? Скачет кто-то, – лениво помурлыкал Рыж, поднимая голову с лап. Он уютно устроился на печке и грелся от ее тепла.
— Давно слышу, – проговорила Тэя, вытирая руки об фартук. Потом сняла его и бросила на лавку. – Конь не воинский. Устал. Парень, видать, из дальней деревни.
— Гр-ра! – крикнул ворон и тяжело снялся с жерди. Взлетел над крышей дома и полетел навстречу всаднику.
Тэя неспешно вошла в дом, накинула на голову платок, одела безрукавку. Тут и всадник из-за раскидистых и по-осеннему нарядных лип показался. К забору подъехал, но не спешился.  Несколько минут в нерешительности топтался верхом, словно решал: не вернуться ли обратно? Но потом соскочил с седла, набросил удила на частокол и толкнул калитку.
Тэя наблюдала за ним через оконное стекло. Древний заговор, что сторожил вход, не то что в дом, но и во двор-то не каждого пустит. Да и сама ведунья не со всяким разговоры разговаривать станет. Тут уж как говориться с чем притопал, таков и привет слопал.
Хлипкая на вид калитка меж резных столбов – древних чуров-оберегов – преграда, которую не любой преодолеет. Встанет меж образами древних богов человек, который  со злобными помыслами к ведьме заявился и ни туда, и ни сюда – как к земле прирастет. И стоять так может не один час. Пока ведьма не увидит, что прочувствовал он всю пагубу своих недобрых намерений и раскаялся. Бывало иной и до ночи, и всю ночь стоял. А чтобы не выл, не молил зря о прощении, понапрасну словами-то не сорил, на него ведьма немоту насылала. Так и получал человек науку бесплатную, еще и ворота не миновав. 
Другой-то, который по стоящей потребности к ведьме пришел, соколом во двор пролетит. А она уж и без лишних разговоров знает, с чем пожаловал. Беседы долгие не разводит – с порога все, что нужно выложит. На путь верный наставит, судьбу предскажет, а то и выправит оную словом особым. Случалось и такое: задержит посетителя и не один день над ним выть да скакать станет. Женская ведьмовская ворожба она шумная да ярая. Не всяк, кто к ней прикоснется, скоро забудет.
Нынешний-то посетитель-то во двор без заминки прошел, но снова остановился в нерешительности. Тэя тяжело вздохнула и сама на крыльцо вышла. Строго, без слов, на парня посмотрела. А он заробел.
Высокий, косая сажень в плечах, сила в руках не мерянная. Медовые курчавые волосы на высокий чистый лоб свешиваются. Брови темные, а глаза – синь небесная. От одного его взгляда девки, небось, дышать перестают. Вот и пользовался до поры Ивко красотой да удалью молодецкой. Пока не встретил на ярмарке красу ненаглядную, единственную. Девушка из другой деревни была, но это не остановило Ивко. Ходил к ней за несколько верст. Битвы с тамошними парнями выдерживал. Да только не смотрела на него Цвета – горда и строга была, как ни одна другая. Еще сильней запала в душу парню. Начал соколом кружить вокруг да около. И совсем уж сватов заслать решился, да пропала неведомо где девица. Вторую неделю всей деревней сыскать не могут. Изошлась тоской душа парня и решился он к ведьме на поклон идти. Но стоит теперь и рта открыть не может, потому как чувствует – есть и за ним вина немалая.
  — Входи уж, чего топчешься, – пригласила Тэя.
Парень повинно склонил голову, сминая в руках шапку. Переступил с ноги на ноги, но не двинулся с места, словно прирос.
-  С девками-то ты храбр. А как ответ держать, так и хвост поджал? – сурово сдвинула брови ведунья.
— Не со зла я, – прошептал парень.
— Понятно, что не со зла, – усмехнулась недобро Тэя. – Все не со зла, да только горючими слезами шутки ваши выходят. Зачем другим обещался? Зачем заветными словами, как шелухой ореховой сорил? Девичьими сердцами как скоморох кольцами жонглировал? Думал век молодцем гарцевать, без узды да хомута вольным жеребчиком? Да нашлась и на тебя управа. Вот теперь и изведай, что другие по твоей вине чувствуют.
— Не за себя прошу, – повалился парень на колени. – Цвету найди, всеми богами заклинаю. Если не хочет за меня идти, прячется где – так тому и быть. Словом больше не задену, взгляда в ее сторону не брошу. Лишь бы жива была.  
  Промолчала Тэя. В дом вернулась. Взяла с полки особую  чашу. Воды ключевой полуночной налила да шепоток по краю бросила. Затуманилась вода, пошла рябью. Долго смотрела в черную глубину ведунья. Потом воду через порог в сад вылила.
Парень с колен так и не поднялся. Вышла к нему ведунья, он только голову поднял и впился в нее вопрошающим взглядом.
— Жива она, но не вольна. Теперь домой езжай. Постараюсь помочь … если успею.
Он тяжело поднялся с колен и, шатаясь как пьяный, вышел за калитку. На коня не сел – в поводу повел. Тэя смотрела ему в след, пока не скрылся за деревьями. Вздохнула.
— Рыж, мне, может, задержаться придется, так вы с дедками-то за домом да за хозяйством приглядите.
— Не впервой, чай. Не боись. А что узнала-то? Где Цвета?
— Сама еще не разобралась. Сердце бьется. Но мысли тихие, словно запертые в чем.
— Проклятье?
— Нет. Таких сильных знахарок я поблизости не чувствую. Скорее заклятие.
— Так поспешать надобно. Сейчас полнолуние. Твоя сила любую перебьет. А после заклятия не снять.
— Знаю.
Тэя открыла большой кованный ларь, стоявший у ее кровати. Достала черную юбку в пол. Черную рубаху без вышивки. Низко повязала черный платок, пряча под ним волосы и лоб. На плечи накинула черный плащ с глубоким капюшоном. Взяла в руки ведьмовской посох. Вышла за ограду подворья, стукнула посохом оземь и исчезла.
Деревня Зяблиха, в которой жила Цвета, стоит на крутом берегу Вялки. Нынешний день ее жителей был таким же, как и все прочие. Охотники да бортники об эту пору завсегда в лесах промышляют. Рыбаки по утренней зорьке на промысел ушли. Мужики-пахари своими хозяйственными делами занялись. Хозяйки коров да коз с овцами на пастбище выгнали. Молодухи загоношились: постирать, прибрать, детей присмотреть. Да мало ли у деревенских-то забот?
Но как только солнце оторвалось от самого высокого пика Гномьего Кряжа, привычный деревенский уклад был нарушен необычайным происшествием: с восточной стороны в деревню вошла ведьма. Черное одеяние и посох в руках – недобрый знак. Сердятся, знать, духи на жителей деревни, раз их хозяйка сама заявилась.
Навстречу незваной гостье с неистовым лаем выкатилась орава косматых разномастных псов. Заметались волкодавы у ее ног. Визжали от ярости, прыгали и выли, клацая зубами, но ведьма на них не обратила внимания. Шла посреди дороги. Хмуро смотрела прямо перед собой.
Ребятня, как водится, первой ведьму увидела и новости по всей деревне разнесла:
— Ведьмачка, ведьмачка пришла!
Начали появляться и взрослые. Но они с большой осторожностью из-за приоткрытых ворот посматривали. На улицу не выходили. Матери ловили детей, да за крепкими заборами прятали – неровен час ведьма сглазит.
В таких глухих деревнях дома – крепости. Прячутся люди за высокими крепкими заборами не от вредности: волколаки в этих крах когда-то почти каждую ночь промышляли. Скотину резали, да и людьми не гнушались. Да и по нынешний день нет-нет, а заведется в округе пришлый лиходей-душегуб, а то и целая шайка. По большаку, почему-то выбрав этот длинный и неудобный путь, иной раз торговые обозы ходят. Из-за Гномьего Кряжа купцы дорогие, да редкие товары везут.
Или зверь какой, медведь-шатун, к примеру, в деревню наведается. Вот и обосновалась в памяти народной примета: «Чем крепче ворота, тем меньше забота». Запоры-то, да обережные знаки на высоких оградах по-особому сделаны. Древние защитные знаки, от далеких предков доставшиеся, от любого врага спасти способны.  
Да и по совести сказать: государь со своими стражниками далеко, а лихого люда на окраинах любого государства и без оборотней достаточно. Осторожность она еще никому вреда не приносила. 
Тэя прямиком в дом Цветы направилась. В прикалиток посохом стукнула для приличия. Подождала минуту, а затем широкая дверь сама пред ней распахнулась.
Во двор мощенный деревом ведьма вошла неспешно. Остановилась, обводя взглядом постройки, стоявшие полукругом. Дом на высоком подклете. По его верху – крытое гульбище, на которое выходят три двери и множество окон с резными наличниками. Семья у Цветы, видать, зажиточная да не малая. Рядом с домом – большой сарай и конюшня, дальше крытый дровяник и стайка, куда загоняют на ночь многочисленную скотину.
Из избы на гульбище вышел старик с седой бородой остриженной лопатой. Взглянул на Тэю без боязни, глаз не пряча. Но застыла в тех глазах боль неуемная. Тоска да печаль неизбывная.
С облегчением вздохнула ведунья – в своем доме у Цветы ни врагов, ни завистников нет. Поклонилась старику первой, показывая, что не принесла недобрых вестей и пришла без злого умысла.
Дед сошел по крытой лестнице, встал перед Чаяной, широко расставив ноги, руки за расшитый пояс заткнул. Бывший охотник, на медведя да кабана, видать, не раз с одной рогатиной ходил. Ему ли бояться какой-то девки-ведуньи?
И Тэя не стала перед ним таиться:
— Жива внучка-то. Да поспешать надобно – силы теряет.
У старика опустились плечи, а на глазах блеснула слеза. Подошел к лавке у стены и тяжело уселся на нее, опираясь рукой. Тэя осталась стоять. Знала: и в дом не позовут, и хлеб-соль не предложат, разве что сама войдет и за стол сядет. Тогда уж хозяйка расстарается – стол честь по чести накроет, да только она не возьмет ничего. Потому как заказано ей в чужом дому что-то со стола брать, если не хочет вреда принести. И за этим строго следить будут.
  — Где она?
— Пока не знаю. Но недалеко. Может, завидовал ей кто? Подруга какая?
— Красивая – Цветка-то. И хозяйка, каких мало. Как не завидовать? Женихи пороги обивать стали как ей только четырнадцать исполнилось. Да одна она у мово старшего сына. Остальные дети – пятеро сыновей. Вот и берег да холил ее. Не хотел против воли отдавать.
— А кто в знахарках у вас?
— Дак Кузнечиха. Дальше по улице живет – избенка под дранкой. Издалече видать.
Тэя кивнула и вышла со двора. Дед стоял у калитки и долго смотрел ей в след.
Избу Кузнечихи Тэя и впрямь сразу приметила. Тын плетеный из ивовой лозы, во дворе коза да куры. Сама изба лишь на три венца из-под не полотой травы видна. Окна-волоконца в землю спрятались. Дранковая крыша землю царапает. Такие избы-полуземлянки в далекую старину строили. И топились они по-черному.
Тонкий дымок выдал хозяйкино присутствие.
«Бобылка, – с ходу определила Тэя. – Плохо».
Во двор ведунья вошла не спросясь. Лохматая собака голову подняла, вместо лая хвостом вильнула и в будку убралась от греха подальше.
Вход в полуземлянку обозначился тремя крутыми ступенями, вырезанными в дерне и обложенные камнем. Дверь открыта – знать Кузнечиха избу после топки проветривает.
— Есть кто дома? – звонким девичьим голоском спросила Тэя.
— Входи! Порог-то не застаивай!
 Тэя, низко наклонившись, нырнула в темноту. Постояла минуту, приспосабливаясь к полумраку. Небольшая со скромным убранством коморка. Курная печь в углу. Под потолком пучки трав. На столе у печи котел, из которого валит пар. Кузнечика, некрасивая сухая как жердь сорокалетняя баба, стояла над ним и, тихо нашептывая, бросала по щепотке в зелье какой-то порошок.
 Тэя не мешала, догадалась по запаху и желтоватому пару, что знахарка готовит сильное приворотное зелье.
Бросив последнюю щепоть, Кузнечиха отряхнула руки и подняла голову. Увидев Тэю сильно смутилась, но глаз не опустила и выдержала ее прямой взгляд.
А Тэя потянула за нить, окунулась в темноту чужого зрачка и полетела в прошлое Кузнечихи, как в омут упала:
… Город, в котором когда-то жила Кузнечиха с матерью, звался Кордонным. И стоял он на границе с гномьими территориями. Рядом с городом находилась сторожевая крепость, в котором разместилась одна из больших застав стражей-пограничников.
… Тощая неуклюжая девчонка с острыми, как у кузнечика коленками и локтями, выглянула из-за забора. Огляделась воровато и, не увидев никого из своих врагов, осторожно выступила из своего укрытия.
— Родейка, Родейка – голова как бадейка! К кузнецу ходила нос укоротила!
Тут же  раздалось со всех сторон!
— Кузнец нос укоротил, да хвост Родейке приварил! У Родейки плечики –  что ножки у кузнечика!
Вокруг девчонки собрались соседские мальчишки и принялись хватать ее за полы платья и рукава.
— Кузнечиха – молотиха, прыг да скок – знай свой шесток!
Девчонка бросилась на обидчиков с кулаками. А они и рады: повалили на пыльную дорогу и принялись швырять в нее гнилыми яблоками, крича обидные дразнилки.
Родейка лежала, сжавшись во вздрагивающий от ударов комочек, и шепотом проклинала своих обидчиков.
Вдруг задиры смолкли и бросились врассыпную. Родейка отняла от лица замызганные в гнилье руки и увидала мелькавшие по дороге пятки ребятни. Потом подняла глаза на своего избавителя и обомлела. Перед ней, опираясь на клюку, стояла ведьма и смотрела на нее жуткими черными глазами.
— Пойдем-ка со мной, – прошамкала старуха, а заметив ужас на лице девочки, добавила: – да не боись, научу, как обидчикам отпор дать.
Родейка подумала, подумала и согласилась. Пусть лучше старая ведьма в котле сварит, чем жить так, как она живет.  С тех пор как погиб ее отец и матери пришлось идти в работницы к богатому купцу, Родейка была предоставлена сама себе. Поначалу все было хорошо и ребята в игры зазывали, и девчонки с ней дружили. Но проснулась у Родейки тайная страсть, с которой не могла она бороться, как ни старалась. Где бы она ни была, с кем бы ни играла – не могла устоять перед кражей мелких и никому по-сути ненужных вещиц. То старую заколку у подружки стянет, то кость игральную уже треснутую у мальчишки тиснет. И как бы ни обещала себе, как ни божилась, что больше никогда и ни у кого ничего не украдет, а не могла избавиться от пагубной привычки. Вот и стали ее сторониться, да дразнить.
   Старая ведьма привела девчонку к себе в избу, чаем с пряниками напоила, расспросила о том, где и с кем живет. А потом научила нехитрым шепоткам-наговорам.
Сначала не поверила Родейка, что простые слова могут кому-то за обиду отомстить, но проклятушки выучила. 
Ведьма, провожая ее со двора, пригласила приходить, не стесняться. И про урок не забыть, а набраться храбрости и проверить, как работают ее шутки-заговоры. 
Наутро Родейка вышла из дому и уселась у ворот на лавочке.
— Эй, ты, Кузнечиха – воровиха, по траве скакала – у муравья жука дохлого украла! – из-за забора прокричал дразнилку соседский мальчишка Бранн. 
Но Родейка даже головы не повернула. Сидела и спокойно лузгала семечки, выковыривая их из огромной шляпы подсолнуха.
Обычно Родейка после дразнилок сразу во двор убегала и не выходила на улицу, пока не убедится, что поблизости никого нет. Но не сегодня. Странное поведение соседки удивило Бранна и он выскочил на улицу, чтобы еще сильней задеть девчонку.
— Воровка, воровка, хороша твоя сноровка.  По городу шла – у быка хвост увела!
Родейка еще ночью решила, что проверит ведьмовские заклинания и теперь только ждала удобного момента. Как только мальчишка подбежал поближе, она посмотрела на него в упор и негромко проговорила:
— Шип тебе на язык! Чтобы три дня ни слова, ни полслова сказать не мог!
И Бранн словно подавился следующей обзывалкой. Замотал головой, как молодой бычок. Рот открыл, а голоса-то и нет. И язык у него внезапно опух, посинел, как будто и впрямь занозу вогнал.
 Родейка от удивления сама рот открыла, да так и сидела, пока Бранн домой не убежал.
Этот день был самым радостным в ее жизни. Все, кто хотел ее обидеть, наказаны были. У кого ноги отнимались, кого тошнить начинало, кто из уборной целый день выйти не мог, а кто икотой до вечера давился.
Через несколько дней бывшие обидчики стороной Родейку обходить стали, безошибочно сопоставив свои внезапные хвори с нападками на нее.
И зажила с тех пор Родейка – лучше не бывает. К ведьме каждый день бегать стала. Та охотно учила ее своей науке. Но не было в них добра и света.  Умело разжигала старуха в сердце девочки ненависть и злобу на людей. Пользовалась ее одиночеством и обидами.
К четырнадцати годам заневестилась Родейка. Да только парни на гульбищах городских стороной ее обходили: недобрая слава –  хуже отравы. А Родейка к тому времени уже многое умела. И порчу, и болезни навести, сглаз на ребенка кинуть, ссоры с ненавистью в семью какую подпустить. Лихо да кумушница стали ее лучшими подругами. Злыдни и Сухотка – постоянными спутниками. Все больше замыкалось сердце девушки, все больше темнела ее душа. Уже не могла она прожить без недобрых дел – завладели ее душой и телом темные бесовские силы.
Однажды черная ведьма призналась, что давно ее приметила и в ученицы взяла намеренно. Что немного осталось ждать Родейке – скоро она передаст ей все свое умение. Но этого не случилось. Пришла однажды Родейка к своей наставнице, а ее дома не оказалось. И в доме пусто, как будто и не жила здесь никогда старая лиходейка. Соседи сплетничали: ночью из дома ведьмы громы слышались и молнии полыхали такие, что страшно было на улицу выглянуть. Видать, ковен-то ведьмовской терпение от ее черных дел потерял и уничтожил чародейку за все ее злодеяния.
Осталась Родейка одна, постепенно стали ослабевать чары старой ведьмы. Добро, глубоко запрятанное в сердце девушки, начало понемногу вытеснять черные мысли. Перестала Родейка смотреть на окружающих с прежней ненавистью и завистью.
Мать у Родейки молодая еще была, лет-то всего тридцать с небольшим. С дочерью у нее в последние годы совсем отношения разладились. А тут словно отошла девочка, душой помягчела. Обрадовалась женщина, что дочь больше не чурается ее, не грубит и не перечит на каждое слово. Злыми несправедливыми напраслинами не бросается, вот и решила открыться дочери, что любит одного мужчину и что хотят они пожениться.  
Через неделю и свадьбу справили. Скромную, без лишних гостей. Да только не принесла она счастья в Родейкину семью.
Как увидала пятнадцатилетняя девушка материного избранника, да так и обомлела. Красавцем оказался ее отчим необыкновенным. И силен, и статен. Медовые кудри ремешком по челу перехвачены. Рубаха от силушки богатырской на груди трещит. Глаза – что омуты синие, а в них смешинки бесенятами скачут.
Как в воду опущенная ходила Родейка по дому. От тайной любви все больше замыкаясь в себе и снова от матери отстраняясь. А Руда счастливых глаз с молодого мужа не сводит, ничего вокруг себя не замечая. Каждое его слово налету ловит. И он отвечает ей взаимностью. На падчерицу и глазом не поведет, словом лишним не окликнет.
Совсем измаялась Родейка. Похудела да почернела от зависти к материнскому счастью. И в конце концов не выдержала. Подсунула отчиму приворотное зелье, варить которое ее еще старая ведьмачка научила.
Стал задумываться отчим, хмуриться, да от жены сторониться. Сам не поймет, что его гложет. На падчерицу глаз поднять боится. Борьбу с внезапно вспыхнувшей страстью постоянно ведет. Но совесть и понимание, что не может так поступить с девушкой, словно путы скрутили, вздохнуть не дают, голову туманят. Как во сне ходил мужчина, из дому стал подолгу пропадать, с женой ссориться, да к хмельной браге прикладываться.
А Родейка ждала. Думала вот еще немного и бросится Стовр к ее ногам, и тогда уж она сама признается матери в их любви. Пусть-ка почувствует, как это быть обманутой, да отвергнутой. Пусть узнает, что Родейка по ее милости столько лет чувствовала. Как сжималось ее сердце, понимая, что не нужна собственной матери. Что за своими заботами, не видела она ни горестей, ни обид дочери.   
Но время шло, а отчим все больше нелюдимым да грубым становился. К Родейке подойти не решался и к жене всякий интерес потерял. Руда извелась совсем, да и Родейка осознавала, что должна первый шаг сделать, чтобы не было у мужчины выбора.
И однажды решилась. В ту пору вересень стоял. Все, кто способен был – на уборку хлебов нанимался и на несколько дней из дому в поля жить уходил. Руду всегда с большой охотой принимали – была она работницей спорой да умелой.
Отчим же из плотницкой деревни в город пришел. Избы да бани рубил. На работу с рассветом уходил, но ночевать всегда возвращался домой. В тот день закончил он баню ставить и по этому поводу хмельной домой заявился. А Родейка ему в ковш с брагой еще зельица щедро плеснула, а как совсем захмелел да спать увалился, и подсунулась под бок. 
Наутро опомнился Стовр, а сделать с собой уже ничего не может. Совсем голову замутило проклятое зелье. Не видел вокруг ничего, словно в омут нырнул. Пока жены рядом не было, не выпускал из рук молодую любовницу.
Вернулась хозяйка домой, а там уж беда-разлучница гнездо свила. Ходит дочь счастливая, глаз бесстыжих не опускает. Дерзко смотрит, словно мстит за что. А муж совсем спиваться стал – без памяти домой идет, а как увидит Родейку, словно чумной становится.
Смолчала Руда – от людей стыд да позор спрятала. Но в скорости новая беда в дом нагрянула: оказалось, что понесла дочь от любви своей греховной. Такое бесчестье не пережить, не забыть не возможно.
А Родейка, понадеявшись, что теперь-то любимый от нее никуда не денется, перестала поить его зельем. Думала, что слова его ласковые да поцелуи жаркие уже от сердца идут. Что забыл он про Руду, а ее полюбил по-настоящему. Что прогонит он жену, а с ней навсегда останется.
 Но как только прошло действие дурман-травы – очнулся Стовр и понял что натворил. Перед женой повинился и вознамерился из дому навсегда уйти. Но Руда по-своему решила – собрали они вещи и вместе ушли, куда глаза глядят.
Осталась Родейка ни с чем, да еще и дитя, растущее под сердцем, скоро все увидят. Поплакала, поплакала, да делать нечего. В городе оставаться – от людей совсем житья не будет. Припомнят все ее злодеяния и не простят. Однажды ночью подожгла она свою избенку, да и пропала невесть где.
Пять месяцев бродила Родейка от деревни к деревне, пока уж совсем в медвежий угол не забрела. Зиму в охотничьей заимке кое-как перемогла. Но и там не было ей покоя. Не хотел отпускать ее душу злодейский дух, которого подселила ей сгинувшая где-то ведьма. Совсем извел видениями. Приходил по ночам в образе Стовра или матери. Со злобными криками, да обвинениями ломились к ней, те, кому она гадости успела сделать. Стучали в окна и двери заимки злыдни да кикиморы, едва с ума не свели. А потом и сам бес к ней явился и предложил сделку: она ему душу еще нерожденного дитя отдаст, а он отпустит ее живой из леса.
Сварила тогда Родейка зелье из злых трав и вытравила ребенка. Девочка родилась мертвой. Родейка утопила ее посиневшее тельце в безымянном лесном озере.
А ранней весной пришла в Зяблиху и поселилась в брошенном доме, в котором когда-то старик полоумный жил.
Да только обманул ее бес – не нашла Родейка и тут покоя. Перебралась из озера в реку ее дочь-мавка. Приходит к ней по ночам, стучит в окна, в тепло просится. Вот и пристрастилась Родейка с тех пор вину свою, да судьбу горькую брагой заливать. Но дел своих темных так и не бросила – злой дух не позволил. Все так же наводит она порчу, лихо да кумушниц в дома добрых людей напускает, да злые зелья варит.
В один из недобрых дней увидала она Ивко, что к Цвете пришел и залилось ее сердце злобой лютой. Уж очень похож был парень на Стовра. И волосом медовым, и статью молодецкой, и синью глаз веселых.  Задумала через него отомстить бывшему любовнику. Цвету со света сжить – пусть Ивко век мучается…
 … Вынырнула Тэя из памяти Кузнечихой и захотелось ей вымыться, как будто в сточную канаву только что угодила. А из пустых глаз знахарки на нее смотрели чужие злые глаза, полные ярой ненависти ко всему чистому и доброму.
Поняла Тэя, что не сможет оставить все как есть, но теперь не время. Нужно Цвету сначала спасти. А злыдень уверился в своей силе, подумал, что отступила перед ним молодая да не опытная девчонка и разразился в лицо ведунье громким торжествующим хохотом.
  — Так где, говоришь, девушку-то запрятал? – тихо спросила Тэя.
— Вспомни, ведунья, какой день-то сегодня. Негоже красной девице такой праздник пропустить, – с усмешкой проговорила не своим, а грубым мужским голосом Кузнечиха.
И Тэя, не проронив больше ни слова, вышла из землянки. Облегченно вздохнула по-осеннему холодный, напоенный влагой воздух. Встряхнулась всем телом, словно хотела избавиться от налипшей грязи.
Грай сидел на коньке крыши, а как только увидел ведунью, устроился на ее плече.
Осеннее равноденствие, отмечаемое в народе две недели, считается одним из основных праздников. Собран урожай. В избах на почетном месте стоит праздничный сноп. Каждый день этих двух недель люди чествуют богов. Вот и нынче был особый день богини любви и домашнего благополучия – Любы. А еще и праздник всех незамужних девушек. Соберутся они на вечерних гульбищах за околицей. Станут хороводы водить, с парнями в горелки играть. А как стемнеет, разведут особый костер-краду, в котором сожгут принесенные дары – бусы из рябины да ленты из кос. Начнут играть шуточные обрядовые свадьбы. А главной на этом празднике будет нарядная березка – символ девичьей чистоты и невинности.
Вздрогнула Тэя, поняв, наконец, страшный бесовской замысел. Поспешила за околицу.
На поляне перед невысоким пологим холмом, на котором высилась ограда древнего деревенского святилища с идолами-чурами богов и узорчатым расписным храмом, росло несколько берез. Тэя по очереди обошла деревья, внимательно присматриваясь к каждому. Наконец подошла к двум березкам, которые стояли немного в стороне. Еще издали ведунья заметила, как по-осеннему желтые листочки одной из них трепещут невпопад с дуновением ветра. Понурой и одинокой казалась она рядом со своей подруженькой, поникли ее веточки, как обессиленные руки. А Грай уже сидел на ее ветвях, первым заметив ее необычность.
Остановилась ведунья перед березами, собираясь читать контрзаклинание, но тут громко каркнул ворон и Тэя резко отпрянула в сторону, оттолкнув бросившуюся на нее сзади Кузнечиху. Та с разбегу ухватилась за березу и застыла на долгое мгновение. А дерево медленно опустило почерневшие ветви, его листья скукожились и опали разом, словно их опалило невидимым пламенем.
— Окаменей, злыдень! – громко выкрикнула ведунья и ударила посохом по спине Кузнечихи.
В тот же миг возле погибшей березы встал черный валун, по очертанию похожий на скрючившуюся в судорогах женщину. А рядом с камнем лежала без сознания девушка.
С тех пор стоит у околицы Зяблихи черный камень, а люди иногда слышат, как в особо темные ночи воет кто-то внутри него леденящим кровь голосом.
А на ветвях молодого дубка, который рос в усадьбе ведуньи, появилась еще одна ленточка, которую принесли Ивко и Цвета после своей свадьбы.