Гости русских Глава вторая

  Глава вторая Свадьба друга

 
      Подъезжая на обратном пути к условленному месту Александр с Гайем увидели с издали своего друга, где недавно договорились с ним встретиться. Там был Славич и его сын Избор. Эта троица уселась недалеко от дороги на выжженную солнцем траву и громко вместе смеялись над тем, что только что рассказывал им Гридя. Заметив Александра с Гайем компания поднялась и седлали коней. А тем временем, не так далеко от них, двое всадников сбавили ход и добрались неспешным шагом до весёлой компании Гриди; Александр с Гайем поздоровались со Славичем и его сыном Избором. Избор с отцом ответили слабыми поклонами, прижав правую руку к груди. После чего они все вместе не торопясь направились к летнему поместью Александра. Через какое-то время, вся эта весёлая компания, добралась до очередной развилки, успев ещё раз посмеяться до слёз над недавней историей, над которой уже успели вдоволь повеселиться Славич с сыном. 

Гридя со свойственной ему невозмутимостью, почесал лоб и согласился пересказать второй раз во всех подробностях им то, как стал невольным очевидцем редкого и очень забавного случая, который ему удалось своими глазами за лицезреть на реке, когда пробирался вдоль берега к пасеке Славича. Он увидел, как двое взрослых сыновей Ахаика заметили недалеко от берега огромного плывущего вниз по течению сазана, который вылазил мордой наружу из воды и жадно хватал ртом жаркий воздух, бил хвостом и часто то и дело пытался уйти под воду, но через какое-то время вновь появлялся на самой поверхности и с каждым разом он всё дольше и дольше задерживался высоко поднявшимся… и так не однократно прибивался почти к самому берегу. Эти двое "старальцев" шли следом за ним вниз по реке, громко удивлённо кричали и указывали пальцем друг другу на громадную рыбину. Как только они увидели, что эту рыбину вновь подносит течение к берегу, молниеносно сорвались вниз с крутого песчаного берега и тут же стремглав вонзились головами в реку. Добрались в плавь до рыбы, схватили её невесть за что и потянули на берег. Но встречая отчаянное сопротивление борьбы их уставшие руки упускали несчастное и обессиленное животное и здоровенный сазан на какое-то время ускользал от них и успешно уходил под воду, но потом почти сразу вновь появлялся… и в конце концов всё же был пойман и с невероятными усилиями доставлен на самую кромку песчаного берега. Измученные долгой и невероятной "дракой" с рыбой, оба молодых еврея на отдых уселись на самый берег по щиколотки ногами в воде, между ними лежал на половину вытащенный из реки здоровенный чешуйчатый "борец" с широко распахнутой пастью, жадно хватавший жабрами с кромки берега пропитанный от брызг с песка воду. Насквозь промокшие одежды ловцов через какое-то время оказались на берегу и передохнувшие владельцы от пойманного ими большого улова решили выволочь до конца из реки рыбу. Один отошёл с вещами немного в сторону и начал смывать с них песок и тину, чтобы развесить их чистыми по кустам, а другой низко нагнулся, обхватил широкое, толстенное тело сазана, и, это надо честно признаться удалось ему сделать не с первого раза, прижал его вниз головой крепко к груди, тяжело, как мог выпрямился, постояв какое-то мгновение пошатываясь от неимоверного, тяжелого груза не сходя с места, оглянулся и, стал внимательно посматривать назад, чтобы ещё раз осмотреть место, куда бы выгоднее перенести пойманный им здоровенный улов. Тем временем хвост сазана опустился вниз, голова рыбы свисала почти до колен и, когда удачный рыбак вновь обратил свой взгляд на пойманного "борца", тут же получил оглушительный удар хвостом по лицу, выскочил из рук и словно в насмешку прозорливо скрылся из виду .

В плашмя упавший лицом в воду неряха наделал на реке ещё больше шуму, когда свалился без сознания в реку. Второй брат вовремя оказался на этот раз в нужном месте и смог намного проворнее выволочь из воды крепкой хваткой за пятки незадачливого в неравном спарринге "атлета". Всё что он успел заметить, сразу после раздавшегося хлёсткого хлопка, похожего на звук плети, это то, как с лица его брата крупная желтая чешуя вперемешку с песком резко, в мгновение око разлетелась небольшим мокрым облаком, похожим на вспышку шарообразного марево.. 

Несколько хороших пощечин помогли тому прокашляться и накалившаяся до придела обстановка стала понемногу спадать. Вернувшийся в прежний мир из неудачного спарринга рыбак постепенно приходил в чувство, открыл глаза и молча уставился мутными глазами в небо; затем медленно поднял руку к небу и "ткнул" в него пальцем, немного помолчал и, как мог стал медленно произносить в полный голос несуразные слова, фразы похожие на эти вот:" рибка в обл, в обл, в обл… я, я, я.

Взволнованный тем обстоятельством, незадачливого рыбака более смышлёный брат тоже стал приходить от только что перенесённого стресса в здравое чувство; посмотрел в его глаза, низко склонившись над ним, и в ответ громко поругивая отчитал по всей форме, как тот и заслуживал того. — Вставай, придурок! Такому рыбаку как ты, ходить на рыбу чтоб, не невод нужен, а доспехи.

Неуклюже переворачиваясь на бок, сплёвывая остатки воды, пробудившейся с обморока пожелал непременно разобраться в сути беспамятства. — Он меня что, с ноги что ли вмазал, сука?! — с ухода гула в ушах, в голове мало-помалу у младшего брата стало кое-что кое-как проясняться.

  — Нет. Если б с ноги, то по яйцам! — Помогая под руку тому встать, сердито ответил другой. — Ну, чего разлёгся? Вставай, пойдём.

Рыскающий взгляд очнувшегося, бегло осмотрел возможные места поверхности реки, где была вероятность, как он считал, прежние всплытия ускользнувшей рыбины, и вновь, как ни в чём ни бывало уселся на берег лицом к воде, подобрав в обхват руками колени.

    — Погоди. Давай подождём. Может ещё чего отмочит..

Вместо того, чтоб прислушаться к никчемному совету старший бррат, не без хорошего рывка, поднял того за ухо, развернул в сторону дома и не хило толкнул рукой в спину. — Не, харэ, идём. Ещё весь вечер впереди. Чую, что этим дело не кончится. 

Да, этим дело не кончилось. Те вещи, которые должны были быть развешаны по кустам, медленно но верно потихоньку оторвались от берега и уплыли; их уносило течением на самую середину реки, а там они окончательно набрались как следует воды и ушли на самое дно; это были обычные льняные халаты; две пары уцелевших сандалий и это всё в чём им предстояло вернуться домой. А что бы туда попасть, нужно было пройти через три небольших хутора, потом, за этими дворами им предстояло войти на базарную площадь, минуя всякими товарами ряды торговцев, груженных телег стоявших близко друг к другу на ярмарке, где и оставались нередко на ночлег купцы не распродавшие свой товар, прибывшие из соседних городов и прочих станиц. В общем зрелище предстояло ещё то.

Вот только нашей компании конечно же не довелось такое увидеть, а вот другие люди, при этом зрелище и особенно купцы молча и удивлёно почёсывали затылки; были и такие торговцы, кто уже лениво лежал после неудавшейся распродажи на боку в своей телеге и брал себя за край уса и накручивал его себе молча на палец, когда смотрели вслед этим двум бедолагам; некоторые даже не поленились толкнуть соседа в бок кнутом или другой какой хворостиной. Некоторые теряясь в догадках начинали почёсывать затылки. Один пожилой и тучный купец, недавно пообедавший немалым куском солёного сала… оказался их давнем знакомым, он знал их и видел с сегодня утра; этот купец лежал в глубоком дрёме в телеге на толстых мешках соли; но после расползания несуразных мужских толков разносимых по рядам приглушенных басов, услышал, что-то вроде этого или того. — Глянь, глянь-ка, да глянь же ты.., — поэтому лениво повернулся на другой бок, как раз в ту сторону, чтобы посмотреть на предмет обсуждения своих коллег, ну и прочим народом; открыл глаз, потом другой, поднял голову и лениво сунул под неё руку, вдумчиво смотрел им вслед и молчал, потом тихо сказал самому себе, — даже страшно подумать, что бы было, если бы они удумали на охоту пойти.

Не успели они пройти торговую площадь, подпоясанными ивовыми ветками, как вдруг им навстречу, как специально, откуда не возьмись шла их мама; увидев двух своих оболтусов, окликнула одного из сыновей по имени, и начала интересоваться о том, о чём следовала расспросить их дома. Рассказали всё как было, правда без всяких подробностей, но вот как только она спросила их о том, где и куда соседский бредень дели они, так сразу их лица стали унылы. Только теперь они оба вспомнили, что забыли его на том самом месте, когда бросились в воду за рыбой. Мать конечно выслушала их рассказ о рыбалке, но совсем её это не разжалобило, а строго настрого отчитала за подобный проступок и приказала вернуться обратно в этом же виде на реку и вернуть соседскому старику бредень. Так они и сделали, вернулись, нашли сеть и только ближе к вечеру, даже можно сказать на закате солнца они воротились измотанные и уставшие в свой дом.

Оставим на время этих двоих сыновей Ахаика и вернёмся к нашим славным парням.

Успокоившись от шумного смеха, они успели какое-то незначительное расстояние проехать молча, потом Александр у очередной развилке остановился и глубоко задумался. Все остальные тоже остановились, их за смущало непонятное поведение Александра; всем было видно, как его что-то волновало и беспокоило, но он ничего не говорил и продолжал молчать. Он смотрел далеко вперёд, потом опускал взгляд и тяжело вздыхал, и только потом обратился к Избору и его отцу Славичу.

— Вам не стоит ехать со мной дальше. Без отлагательств отправляйтесь ко мне и ждите моего прибытия. 

Избор только посмотрел удивлённо на отца и развёл руками, едва заметно пожал широченными плечами, после чего обратился к Александру с просьбой, разъяснить им хотя бы вкратце о неотложности прибытия в его летнее имение. 

Александр вновь вздохнул и не обращая никакого внимания на своих спутников отъехал немного с дороге в сторону и позвал к себе Избора с отцом.

-Вы вот что: меня не о чём тут не спрашивайте, потому как я и сам ничего толком вам рассказать не могу, там вас обоих Улад дожидается, он только что из Чины вернулся. Надо, чтоб вы сами его выслушали и решили потом для себя о важности его неких фантазий и предположений, которыми он с вами охотно поделится. Как всё решите для себя, некуда не разъезжайтесь, ждите меня, Улада при себе держите, глас с него не спускайте, не справитесь сами, наберите столько людей, сколько потребуется, нужно сделать так, чтоб с него даже волос без нашего ведома ветром не сдуло. Да, и вот ещё что, по дороге ко мне, Вольга с собой прихватите, Бранко это тоже касается. Теперь вроде всё, или пока всё. Ну, в общем пока… покаа всё. 

При слове "пока-а.." Александр опять впал в какое-то тревожное состояние, видно было всем невооруженным глазом, что его, что-то гнетёт и мучает и постоянно не даёт сосредоточиться ему на чём-то конкретном, но вмешиваться и переспрашивать по-прежнему никто не решался. Он вновь почесал лоб, склонил голову и напомнил ещё раз о том, чтоб никто не расходился, а ждали его столько, сколько потребуется. Затем, он развернул коня и хлестанул его плетью со всей силы, а следом за ним унеслись в галоп на конях Гай и Гридя. 

Промчавшись не малое расстояние, они не сбавляя темпа оставили за собой пару хуторов и небольшой луг окруженный густыми, высокими дубами и берёзами, тут они перешли на шаг. Торопливые кони теперь шли шагом, громко фыркали и потряхивали из стороны в сторону своими шеями и шикарными, хорошо ухоженными гривами. 

Первым лесную тишину потревожил Гридя, он сразу смекнул по какому поводу и для чего отправился Александр, поэтому и заговорил с ним. 

— Сань, ты вот что: сам бы подумал, на кой нам-то сюда вот… в эту историю вмешиваться ?! Ты сам хорошенько подумал бы. Я так полагаю: каждый из вас наверняка неплохо знает, что это дело сугубо личное… и нам тут совсем не место. Послушал бы меня, я плохого не пожелаю, ни тебе, ни Ставру. Ты меня не первый день знаешь, сами разберутся. А мы им в этом деле, это уж точно — не помощники. 

Александр взглянул на своего друга и сказал ему, — я это и без твоих советов хорошо знаю, но, давай рассудим: Ставр слишком затянул с извинениями. По какой причине он это сделал, уже неважно. Важно то, что… — Александр ещё раз посмотрел на Гайя с Гридей и улыбнулся, вздохнул и после небольшой паузы вновь продолжил, — поэтому должно быть сейчас важно то, чтоб мы с ним рядом были. Вот что важно для него. Ты меня понял, Гридя ?

Гридя после небольшого раздумья ничего не ответил, помолчал и покивал головой, так он выразил свой знак молчаливого протеста.

Не больше чем через получаса они выехали из лесу на открытую местность, на прямую дорогу; недалеко от леса, который остался у них позади, дорога постепенно превращалась в узкою тропу и вновь упиралась в небольшую полосу хвойного лесочка, сразу за ним располагался летний хутор отца Полели. В этом-то небольшом укрытие и попался им на глаза Ставр. Он сидел на пне, склонил голову и уставился в землю, в руке держал хворостину, водил ей изредка по песку и вдавливал этой палкой муравьёв в рыхлый, рыжий песок. 

Ехавшая к нему компания тут же стала как вкопанная, переглянулись и молча направились к Ставру.

Ставр слышал как его друзья подъезжали к нему, посмотрел на них, и отвернулся в другую сторону. 

Подъехав к своему другу, не слезая с коней, все в один голос спросили его об одном и том же, — ты был там? 

Никакого ответа они не получили, посмотрели друг на друга и стали пожимать плечами. 

Ставр по-прежнему молчал, теперь он ткнул палку в пробегавшего мимо его ног муравья и выбросил её в сторону, сложил на колени руки и спрятался в них лицом, от лишних вопросов и удивлённых взглядов своих друзей.

Гридя посмотрел на него с возмущением и вновь попросил его ответить, был ли он у отца Полели или нет?

-Нам от тебя ещё долго тут ответа дожидаться? Ты чего молчишь?!

Ставр встал с места и направился к своей кобыле, взял её под узды и спокойно направился в ту сторону, где был его дом, а не дом Полели и её Отца. 

-Ты куда побрёл? — вновь как один окликнули уходящего к себе домой Ставра.
-Домой.., к себе домой иду! Такому дураку как мне в доме Полели и её отца мне больше делать нечего. 

При высказанном доводе Ставра, компания вновь переглянулась и последовали за ним.
Нагнав уходящего Ставра, они опередили его и перегородили ему путь.

-Вот что, Ставр, домой твой визит отменяется, ты не пойдёшь к себе, напротив, сейчас развернёшь своего коня и будешь держать ответ перед отцом Полели. Хочешь ты того или нет, но сейчас от тебя уже нечего не зависит, так хотим мы. 

Эту речь высказал Ставру нахмурив брови Гридя, он произнёс её так, что Ставр стал словно вкопанный и не сделал ни шагу вперёд, у него подкосились ноги и опустился на землю.

Следом за Гридей продолжил Гай.

-Ты зря уселся тут на дороге, встань! И не заставляй нас тебя ждать.

Ставр немедля встал, развернул коня и побрёл склонив голову к дому Горана.
На краю лесочка, компания Ставра спустились с коней и стали какое-то время на месте.
Отсюда им был виден летний хутор Горана, и с него доносились глухие и частые стуки о сухое дерево, в него вонзались стрелы; это Полеля упражнялась стрельбой из лука.

Теперь и Александр обратился к Ставру.

— Ты вот что, Ставруш, сам виноват; и помни, что я тебе говорил, рукам волю своим, смотри, не смей давать там; это если надумает приложиться своими ручищами Горан, пускай он пар выпустит. В общем — держись — будь молодцом, и не забывай там — мы тут, рядом будем. Если что пойдёт не так, то мы сами там появимся, без твоих криков о помощи; поэтому нас не кричи, сам видишь, что с этого места довольно неплохо просматривается всё что нужно, как на ладони — видно всё. Ещё советую тебе перестать жалостливо на нас пялиться; уставился как на своих палачей, это совсем не так, не теряй время — ступай. Ты его уже и без нас успел вдоволь потратить, при всём этом замечу, напрасно его потратил.

При этих словах каждый из его друзей взял Ставра за плечо, слегка похлопал, и разворачивая друга в строну дома Горана, словно для того, чтобы напомнить ему в кокой стороне находится дом Полели, и тот побрёл. За ним следом пошла и его кобыла. Он удалялся всё дальше и дальше от них и, как только он оказался возле ворот и хотел было туда войти, раздался глухой но громкий стук о дерево, это вонзилась не высоко над его головой стрела выпущенная Полелей. Она видела, как Ставр вышел из лесу и не обращала на него никакого внимания. Эта девушка продолжала смотреть на мишень и всё чаще и чаще вонзала в неё стрелы. У самого порога последнею стрелу, она пустила из тугого лука с расстояния не меньше сорока шагов, стрела вонзилась глубоко в доску, не высоко, практически над головой Ставра. Ставр не оглянулся, он знал кем была пущена стрела, он тоже видел Полелю, но прошёл мимо. 

Покрутив пару раз своими широкими плечами, Ставр взглянул на стрелу, потом протянул вперёд руку и ткнул ладонью в скрипучие ворота. Ворота перед ним распахнулась, перед его взорам был виден широкий и просторный двор, этот двор он уже знал не хуже чем свой собственный. Он часто тут бывал, когда родители Полели оставляли свою взрослую дочь одну, за тем, чтобы было кому присмотреть за хозяйством. Этим-то и пользовался Ставр, но не долго. 

Ворота широко распахнулись вовнутрь, Ставр сделал шаг и оказался на чужом дворе, к тому же ещё и без спроса и дозволения хозяев. Двор оказался пуст, только с редким кудахтаньем куры и петухи бродили тут, да пара собак, которые уже знали его, поэтому и не подняли шуму. Ставр вошёл на середину двора и остановился, потому как из хаты вышел отец Полели, он заметил не званного гостя в окно, Горан сидел за столом и приводил кое-какую хозяйскую утварь в порядок. 

Ставр настроился на суровый приём, но его по настоящему пугала не это, его не на шутку мучил страх, и не за то, что Горан за подобную им шалость с котом имел полное право наказать Ставра, как того и следовало бы, а его обуял страх только за то, что отец Полели наотрез откажет в помолвке, и всячески запретит появляться у него на глазах и просить руки его дочери. 

Горан вдовец пятый год; имеет одну дочь.., здоровенный, рослый, широченный в плечах мужик; один кулак Горана — эта два кулака Ставра. Ставр был ниже почти на две головы. Горан коротко стрижен, волосы практически белые, но не седые. Лицо Горана имело скорее квадратную форму, нежели овальное, шея этого мужика, словно вырублена из дуба, крепкая, казалась она растёт с самых краёв широченных плеч и упирается в нижний край ушей. Жилы и вены пульсировали в этом теле словно бурные реки. А вот что до его взгляда, так он настолько был миролюбив и спокоен, и всем кто его видел, он казался неестественным и через чур добрым и не отвечал заявленным требованиям его здоровенного торса. Но сейчас этот взгляд Горана уже был не таким как прежде; теперь он смотрел на явившегося гостя и не говорил ни слово. Они смотрели друг на друга и не знали что должны говорить. Ставр тысячу раз перебирал в своей голове и представлял эту единственную важную встречу, он обдумывал все варианты.., а теперь куда-то это всё унеслось и растворилось. Он шёл сюда отдавшись целиком на волю судьбе и решение отца Полели, своего мнения Ставр не имел, так как он полностью отдавал себе отчёт в том, что от него уже ничего не зависит. Ставр был готов принять жесточайшие побои в обмен на прощение, даже на пытки, всё ради того лишь бы простил. 

-Знаю зачем пришёл, не говори ни слово, идём лучше в дом. 

Эти слова с тоном голоса для Ставра прозвучали молитвой. Горан ещё раз взглянул на Ставра и указал рукой на вход, потом добавил, — ты вход в дом видишь или тебе помочь войти? 

Второй раз просить не пришлось Ставра. Горан развернулся и скрылся в хате, за ним следом вошёл Ставр. 
-Садись за стол и выпей пару глотков вина, я скоро вернусь.
Ставр сел за стол но не успел он протянуть руку к кувшину, Горан вновь появился в дверном проёме, кинул ему халат, чтоб тот переоделся, при этом добавил. 

— Как переоденешься, немедля ступай к Полели, скажи ей, что я велел вам обоим с луга сено привести, позже сложите его как раз там, откуда мой кот Бойко метко прилетел в моё лицо из твоих рук..

Горан сел за стол лицом к Ставру, поскрёб пальцем лоб, несильно вздохнул и вновь продолжил не сводя своего тяжелого взгляда со Ставра. 

— Какое-никакое, а другого, лучшего сено этим летом похоже уже не будет, так что ждать нечего. Бурных и громких благодарных речей, я от тебя и слышать не хочу, ни к чему они мне. Свою любовь ко мне, тебе будет лучше проявить позже, а сейчас пустое всё это, слова и не более. До заката время у вас ещё есть, поэтому мне хотелось бы, чтобы вы за пару дней сами управились. Так что дерзай не откладывая. Чего уставился-то? Ступай !

Ставр ушам своим не верил, слушал и смотрел как заворожённый на Горана, ему казалось, что он спит и ему снится сон; уж чего, чего, а подобного разговора от отца Полели, он совсем не ожидал, он был настроен на совсем иной приём, по крайне мере без мордобития и пенка под зад, как считал Ставр, ну ни как нельзя было обойтись, а тут такое..?!

Ставр ничего не ответил в ответ хозяину, молча встал из-за стола, переоделся и вышел на двор, подготовил телегу, уселся на повозку, взял в руки вожжи, хлестанул мерена Горана и выехал через те же самые открытые настежь ворота к Полели. 

Полеля выслушала Ставра, ушла молча в дом, скорее для того, чтобы убедиться в правдивости рассказа Ставра. Через некоторое время она вернулась к нему уже в сарафане и покрытая белым платком на голове. Подошла к телеге и резво запрыгнула на неё с другого борта, подальше от Ставра. Ставр дёрнул вожжи и мерен медленно поковылял уже знакомой ему дорогой. 

Остальная компания друзей Ставра стояла далеко в кустах и не могли поверить своим глазам, переглянулись друг с другом и вновь уставились туда, куда смотрели они прежде. 

-Ничего себе ..?!!! — удивлённо произнесли Гай с Гридей в один голос и вновь посмотрели друг на друга. 

Гридя удивлённо смотрел на Гайя, потому, как был не на шутку любопытен тем, какое приняло выражение лицо Гайя.

-Знаешь что, Гай, я сейчас удивляюсь больше не тому, что Ставр сидит в одной телеге с Полелей, а твоему лицу, которым ты сейчас на меня пялишься. 

Гай захлопал глазами, слабо кивнул головой и произнёс только одну единственную фразу, — ага. 

-А может это вовсе не Ставр, а кто либо ещё, мало ли что могло нам с такой дали привидеться? — обратился за разъяснением Александр к своей компании.

Гай с Гридей опять переглянулись меж собой и вновь принялись рассматривать повозку и тех людей, которые на ней медленно ехали, всё дальше и дальше от их назойливых глаз.

-Да не, Сань, точно он, как есть — он. — Гридя потёр ладонью глаз и прищурился, потом опять подтвердил своё мнение, — он… да, точно он. 
-Ну, коль так, то давай-ка дуй ты, Гай, за Ставром, только лесом и аккуратнее, чтоб Горан ни тебя ни нас не заметил, передай ему, чтоб завтра у меня к полудню был. 

Гай седлал коня и умчался. Не много спустя вернулся обратно и объяснил Александру, что на завтра у него остаются прежние обязательства перед Гараном, травы хоть не много, но на пару дней ему работы тут с лихвой хватит, а то и более, поэтому, в сумерках отправится домой, а на утреней заре обратно на поле. 

На счёт Ставра у Александра были уже свои планы, он решил его на некоторое время приставить немедля к Уладу. За особую смышлёность и расторопность Ставр и обратил на себя внимание Александра, он давно располагал к себе неслыханным доверием и уважением, впрочем, дураков в этой компании точно не было. Хотя, если попросить кого-либо из них на время стать таковым, то каждый из них им станет, всё будет выглядеть натурально без перебора и фальши, в общем сделают и это тоже, но в лучшем виде.. 

                 **

      На полпути по дороге к своему летнему поместью Александр ни с того не с сего развернул коня и направился обратно к Горану. Через час с небольшим он уже постучал в ворота отца Полели. На глухие и частые удары в деревянные ворота хозяина дома ждать долго не пришлось. Горан неспешным шагом добрался до высоких ворот и не спрашивая о том, кто и зачем явился, приоткрыл скрипучею воротину. На этот раз перед взором Горана стаял Александр со своей неразлучной компанией. 

— Вот те наа?! Сегодня что, день свиданий ?! — удивлённо высказался Горан. Потом осмотрел беглым взглядом всюду неуёмных молодых гостей и толкнул здоровенную дверь писклявых ворот, та совсем широко открылась. Так Горан дал понять каждому из них, что они могут войти. 

— Добрый день, Горан. — поздоровался с ним Александр.
— Здравствуй, Правитель, здравствуй! Ни ждал я тебя. Врать не стану. Ну, коль у ворот моих стоишь, знать с делом ко мне важным пожаловал. Рад буду услужить тебе и на этот раз, если конечно потребуется. 

— Верно ты мыслишь, Горан, верно. Я с делом к тебе в твой дом войти хочу.
— Дык, мне-то какая разница-то, с делом ты, иль так, без дела. Мой дом для тебя всегда открыт. Чего стоять-то тут?! А ну-к, давай, проходите.

Александр вошёл с компанией во двор. В дом не пошёл, он стал посреди двора и попросил Гайя вернуться обратно к воротам и прикрыть их по плотнее. Как только ворота захлопнулись, Александр стал перед Гораном и сказал ему :

— Горан, не мне тебе рассказывать о том, как крепко нужны смышлёные люди на службе нашему Отечеству. Только вот знаем мы все ещё и о том, какие проблемы мешают и совсем не способствуют выкладываться в полную силу таким людям, которые состоят у меня на службе. Они совсем перестают думать о том, о чём положено им думать. Не туда силу свою тратят, и всякие нужные для таких дел способности растрачивают понапрасну, совсем не на то, чего мне хотелось бы. А из этого следует, все свои таланты и возложенные на них государством заботы, так или иначе начинают игнорироваться ими. Затем, эти нужные государству люди начинают всячески замыкаться на личных неудачах, которые их настигают по жизни. Поэтому, я здесь для того сейчас нахожусь, чтобы решить одну такую проблему, и очень хотелось бы, чтобы ты мне в этом помог. 

Горан на это только шутливо хмыкнул ему в ответ, затем добавил, — стар я уже для каких-либо дел серьёзных, государь. Боюсь что ты можешь пожалеть позже о том, что доверился мне. И не потому что я не имею желание услужить тебе, а за многим и сам скоро поспевать перестану, даже по своему собственному хозяйству; вот оно как Александр получается. За всё это время, много на мне всяких болячек образовалось. Хворать часто стал я, и особенно спину ломит, совсем от боли мне нестерпимо бывает.

— Тогда могу тебя малость успокоить, Горан, спина мне твоя совсем не понадобится. Я явился к тебе за тем, чтобы женить как можно скорее Ставра на твоей дочери. Любят они друг друга, разве ты этого ещё не заметил ?
— Вот те на! От меня-то, что тут требуется-то, государь ?! Я по-моему и так всё что смог, уже выполнил, причём смею заметить, лет так семнадцать пожалуй назад. Это если мне не изменяет память…? — при этой фразе Горан на миг задумался, и тут же добавил, — ну да, точно, так оно и было… — А вот, если ты о той ребяческой выходке мне хочешь напомнить с котом, которого пустил в меня Ставр, знай: я зла на него совсем не держу и никогда не держал. Это ж с какой такой дури надо было ему моего кота в меня бросить? Хорошо что он тёку догадался дать, наказал бы в тот момент сорванца. До меня только потом, позже дошло, что, когда он моего кота бросал, не мог Ставр видеть меня с чердака, потому как кот мой "вернулся" к хозяину, как раз оттуда-то вот. 
Горан как следует высказавшись, вновь продолжил. — Да вот же… сам посмотри, — Горан поднял голову и указал рукой Александру на сарай, где всё и случилось. 

— Так, вот что, Горан. Теперь послушай меня: не заставляй меня думать о том, что ты с придурью. Мне твой кот даром не нужен. Нашёл тоже мне тему. Давай лучше говори, согласен ли ты выдать свою дочь за Ставра или нет ?

Горан ничего не ответил, глубоко вздохнул, выпрямился и взялся двумя руками за бока. Теперь брови его заходили ходуном в разные стороны. Горан начал мысленно взвешивать то, что с ним сейчас происходит. На сей раз лицо Горана стало менять цвет с бледного на розовое. Прокатилась затяжная пауза. Горан вновь глубоко вздохнул, тут всем стало видно, как он упал духом и после чего направился в тень, к скамейке, к столу,… стол стоял недалеко от входа в дом; рядом с этим столом по левую руку от Горана росла шикарная пушистая шелковица.., а за его спиной в пяти шагах стояла летняя печь, мазанная известкой. Вот под её тенью и спрятался от солнечного зноя Горан. Он присел за стол, и налёг обеими локтями о столешницу. Посидев какое-то время один, он встал из-за стола и ушёл в дом, но не надолго. Он вернулся с вином и усадил гостей рядом с собой за этот же стол. Разлил каждому в глубокие деревянные чаши вина, и перед тем как выпить, сказал Александру:

— Что-ж, что тут можно сказать? Только глупый отец пожелает своей дочери шальной, свободной, девичий жизни. Александр, разве я похож на такого отца ? 

Александр взял в руку чашу и встал. Затем посмотрел на каждого и сказал, — тогда пир с этого часа уже начался! Три дня шуметь будет свадьба. Сегодня отмечаем помолвку, а завтра сыграем женитьбу ! 

— Дааа..- Горан улыбчиво посмотрел на Александра и тихонько вдумчиво добавил, — знали бы они сейчас, что мы их тут уже женим. 

Александр взглянул на Гридю, сказал ему, — седлай коня, разыщи их, и давай поторопи этих старателей к нам, только как следует поторопи. Если Ставр заупрямится, скажи ему, что я так велел. А вот за помолвку, не говори им сам ничего. Тут всё узнают.

Не более чем через четверть часа Гридя увидел как Ставр докашивал на одной из лесных полян уцелевшую от солнечного пекла высокую траву; Полеля как Гридя понял ездила на повозке по знакомым ей полянам и осматривала пригодные для сенокоса угодья, как раз в это время она и воротилась к Ставру. Она подъехала к нему на повозке и указала несколько направлений, в которые им предстоит отправится на очередной сенокос. Как только жест её руки переместился в ту сторону откуда показался им Гридя, Полеля мгновенно обратилась с удивлённым взором на Ставра, пожала плечами и пробормотала:

-Вот те на… вижу ты, Ставр, сюда не один к нам пожаловал. Ага, точно, никак дружок твой по тебе больно соскучился.

Полеля поднесла ладонь над глазами и вновь всмотрелась вдаль, откуда спешил к ним Гридя. Как следует разглядев и удостоверившись в том, что она не ошиблась, слезла с повозке и принялась укладывать вилами в рядах выкошенную траву, не без того уже ровно уложенную. 

Гридя со свойственным ему манерным равнодушием ничего лишнего не сказал, как только он въехал на поляну стал посреди неё и вежливо поздоровался с Полелей, потом со Ставром. Когда он обращался к Полели Гридя слегка склонил голову. Ничто не выдала на его лице о предстоящих событиях, которые уже ожидали их обоих. После того, как он поздоровался с ними, спешился и направился к повозке, взял кувшин с квасом, отпил с него огромными глотками сколько смог выпить и поставил деревянную посуду на прежнее место; затем утёр ладонью губы, потом лоб, и тихо добавил, — ну вот что, голуби: вам обоим велено в дом вернуться, причём вернуться следует немедля.

Полеля взглянула на Ставра и ничего не ответив ему уселась в повозку, взяла в свои руки вожжи, хлестанула мерена и стала разворачивать его в обратную дорогу. Ставр забрался в телегу с ходу, а медлительный мерен хоть и не привык к тому, чтоб его упрекали в лошадиной медлительности, на сей раз прибавил немного ходу. Ставр повалился на сено, и принялся было расспрашивать Гридю о надобности.., но вместо того, чтобы ответить Ставру на вопрос, Гридя ударил пятками в бока свою кобылу и сорвался в галоп к дому Полели. Он уселся за стол к своим друзьям и стал ожидать прибытия Полели и Ставра. Немного позднее, как только они услышали приближавшиеся звуки телеги, невольно стали осматриваться друг на друга, с тем, чтобы, как бы напомнить каждому себе о том, что им предстоит до последнего момента вести себя так, о чем уже было условлено ранее в их договоре.

Став раскрыл широко ворота и Полеля въехала во двор. Въехав туда, она невольно крепко потянула на себя вожжи так, будто желая уберечь мерена от столкновения со стеной; и уж понятно конечно, что не стену она увидела. Мерен на какой-то момент словно врос в землю; затем спесиво фыркнул и начал слабо постукивать переднем копытом о землю. За столом молча сидели все те люди, кого она уже знала, скорее не знала их лично, а только лишь иногда видела их вместе, но с издали. Такое эксклюзивное явление невольно насторожило её, но взглянув на отца, она поняла, что ничего серьёзного не произошло. Взгляд её отца сказал ей о том, что это такие же гости, как если бы и другие.

Быстро осмотрев каждого из них, ещё сидя в телеге, Полеля оглянулась на Ставра, и всем своим взглядом дала ему понять о том, что ему придётся позже всё объяснить. Ставр на лету понял мысли Полели, поэтому в ответ на это он только сделал удивлённую гримасу лица и слабо пожал плечами. При таком повороте дневных событий, которые уже дважды заставили её насторожиться, она едва не потеряла присутствие духа. 

Спрыгнув ловко с повозке, Полеля стала лицом перед гостями и слабо склонила голову; в ответ на это, гости встали из-за стола и низко прогнули свои спины. После чего Полеля, молча подошла к мерину, взяла его под удела и увела. После того как она распрягла коня, вернулась в дом, а через какое-то время на столе перед гостями стали появляться с её рук куски вяленого медвежьего мяса, сало окуренное вишнёвыми и яблоневыми ветками, присный хлеб и яблоневое молодое вино. 

Подав блюда на стол, она вернулась вновь в дом и осталась там, на какое-то время, пока её не позвал отец.

— Дочь.., дочя…! — негромко, но и не совсем тихо позвал Горан к столу Полелю. — А ну-ка, выйди из дому, присядь-ка с нами за стол, чего в доме-то томиться ? 

Полеля показалась на крыльце дома, с покрытой головой платком нежно-голубого цвета и принялась рассеянным взглядом смотреть на отца. Горан взглянул внимательно на дочь, потёр указательным пальцем вспотевший лоб, и указал ей место, за которое ей предстоит сесть.

Ставр чуть было не подавился, закашлял, встал, чтоб не оказалась на столе та самая трапеза, которая застряла у него в горле… Потому как, когда Горан указал рукой место за столом, которое должна была занять Полеля, по обычаю славян, это место принадлежит только замужней или же, уже помолвленной девушке. У Ставра помутнело в голове, его рассудок прекратил на какое-то время здраво воспринимать окружающею действительность, а у Полели подкашивались ноги, когда она подходила к тому самому месту, за которое ей предстояло сейчас сесть. Это означало то, как только она сядет на указанное место, она сразу становится в родном доме равноправной хозяйкой, как и её родители. Внешне, ничего никому не выдавало из того внутреннего напряжения, которое затаилось в самых сокровенных уголках девичьей души Полели, потому как, ни один мускул не дрогнул на её лице; она медленно, шаг за шагом, подошла к столу и заняла то место, на которое ей указал отец. В тот же миг, как только она сделала первый шаг и направлялась к столу, все гости разом встали, вышли из-за стола и низко склонились. Полеля села там, куда ей велел сеть отец. Осмотрев внимательно каждого гостя, молодая хозяйка встала и попросила всех присесть за стол. Никто не промолвил ни слово. Полеля продолжала моча осматривать каждого из них и тоже молчала. Гости не говоря друг другу ни слово, доедали то, что было ей самой подано на стол. И вот она решилась сказать им всем первые мысли, которые пришли ей в голову. 

— Всем вам известно о том, какой мы собираем скудный урожай несколько лет подряд. Мне ли вам говорить о том, что не время для свадьбы. Какие бы не были мои чувства к Ставру, но праздник мой будет выглядеть на пир празднующий приход смерти. 

Высказывая свои первые мысли, она поймала своим взглядом взгляд Алегсандра на малый миг и заглянув в его глаза, она успела дать ему понять, что она обратилась именно к нему, а не ко всем сидящем за столом гостям.
Александр обглодал вкусную сочную кость, и хотел было потянуться к следующему куску медвежатины.., но после заданного вопроса, взглянул на Полелю и сказал ей. — "Вчера — неурожай; позавчера — неурожай. А, вдруг и на следующий год будет засуха? Что, так и будешь в девках благодати дожидаться?"  

Полеля поняла, что Александр сказал не оспоримое, и только поэтому не ответила ему ни слово, опустила взгляд, помолчала немного и вновь сказала, — наш погреб практически пуст, чем праздновать-то думаете, сваты ?!

Александр взял другой кусок мяса, оторвал зубами хороший, душистый кусок медвежий плоти, прожевал и успокоил Полелю, — а что собственно волноваться-то? Рыба на столе точно будет, в любом виде.., да и "мясо" пока в лесах наших на сколько я знаю, ещё не вывелась. Также, кое-что вам на стол и с моих запасов перепадёт, да и обоз с мукой на подходе, он с "красных-даров" с часу на час явиться ко мне должен. Так что, как сами понимаете, даже хлеб на вашем столе будет, вот так-та вот. А что до пира… как ты выразилась, так и его всем миром мы пережить обязаны. Он нас голодом, а мы его с плясками встречать будем, пускай и он погорюет в радости нашей. Не одним же нам сопатыми быть. Так вот получается, как сама видишь, страшно даже думать… не говоря уже о том, что приходится говорить всем вам в полный голос об этом. И по-другому не будет, Полель: либо мы его, либо он нас? Хотели сегодня вашу помолвку с праздновать, да не будем торопить, и так слишком скоро всё обернулась… Завтра состоится ваша помолвка, а послезавтра сыграем свадьбу. Вот и всё на этом. Всё. Пора нам в обратную дорогу хозяева. Ставра я с собой забираю. Сено вам найдётся кому покосить, завтра утром пришлю тебе Горан помощников. Гости молча встали и также не говоря друг другу ни слово покинули летний хутор Горана. Почти на закате солнца Александр со своей компанией воротился к себе. Сегодня он уже не встретился, как обещал Избору с Уладом… Александр распорядился уложить их всех на ночлег и сам отправился на отдых. Войдя в спальню Ирины, он застал её спящей. Осмотрев внимательно некоторые предметы, которыми она занималась перед сном, он понял, что Ирина что-то писала. Он осторожно прикрыл за собой дверь и направился на цыпочках к столу. На столе догорала свеча. Дрожащий свет маленького пламя выдал его взгляду работу Ирины… это была пробная, начатая поэма, которую она намеревалась прочесть перед лицом Римского Сената.
Александр склонился над столом и прочёл первые строки поэмы..

Веды

"Года внимательного взгляда
Кого-то ждут в твоих глазах.
Я точно вижу не терпимо
Тоскует жадный, женский взор
...
Ни то разлукою скорбящей
Глядят измучено они
Из плена время властелина,
Что призрак мнимый в кандалах
Ей ангелом с небес достался.
А сердцу вестник позывной,
Когда оно от муки стуки
По звуку ритма выдает
Будто-то грёз людских предатель
Бьётся, бьётся в них оно,
Подобно молоту из кузни
И давит, давит, мнёт его -
С жару красное железо.
            **
Я это знал, мне было слышно
Я рядом с ней тогда стоял.
Неподалёку и безликим
И мысли все её читал,
Когда страдальная душа
На ненадолго притихала.

Чтоб не томить теперь мне вас
Представлюсь я на этот раз
Кто усадясь уютно с книгой
Надумал честь всея мой сказ.
  — В безликом в теле одеянии,
Я, ангел был тогда её -
Хранил, берёг я от всего, 
До са-а-мых дней её кончины.     
           ***
  — Ах! Сердце, сердце
  — Кто ты? Чьё?

Ведунья к звЕздам обращала
С тоскою кроткой женский взор.

  — Какого рода ты и племя?
  — И кто тебе твой господин?
Вот так она с ним говорила.
  — Я знать должна!!
И всё ждала, ждала, ждала
То неуёмно сердца речи.
  — Напрасно.
Тянулись дни, недели и..
И вот, однажды, как-то, вдруг
Под праздник вещий, было видно
Всё озарилось, свет пылал,
И будто крикнуло Свело -
Небес Яривлово клеймо
"........."
Прочтя пробные строки поэмы Ирины Александр положил на прежнее место лист бумаге, задул свечу и осторожно отправился в свою спальню. Теперь он шаркал руками "торя себе путь обратно". Кромешная тьма была изрядной. На полпути к выходу он остановился, решил обождать пока его глаза хоть немного привыкнут к темноте, а потом вновь продолжить свою дорогу к выходу. В тот момент когда он читал поэму, Ирина слабо приоткрыла глаза и принялась внимательно наблюдать за мужем. Слабый скрип двери выдал его появления в её спальне. Подпоясанным полотенцем он стоял посреди её спальни. Он только что о мылся.., и перед тем как отправится спать, решил пожелать супруге спокойной ночи, но застал её уже спящей. Ему на какой-то миг показалось, что его глаза уже успели привыкнуть к темноте, и он может двигаться дальше, но на втором шаге отступления он упёрся в стену. Он понимал, что выход должен был быть где-то рядом, немного левее, и поэтому он сделал шаг в сторону, потом ещё один и ещё… Затем раздался глухой удар о пол чего-то тяжелого. Это свалился подсвечник с камина, не без его разумеется помощи. 

— Ты с такой аккуратностью, скоро весь дом разгромишь, — вдруг раздался средь непроглядной тьмы спокойный голос его супруге. 

По тембру её голоса, Александр хорошо понял, что Ирина не спала, а всё это время упорно наблюдала за ним. Именно поэтому он принципиально не сдвинулся ни на шаг, стал.., и постарался как можно крепче выругаться:
-Не, ну не сука, а !?..
— Дятел!!! Ты же в дурака превратился! Неужели ты не видишь этого ? 

Александр помолчал малость, потом ответил: прости дорогая… но тут темно, я не вижу совсем, разумеется и себя тоже. Теперь вокруг меня даже ясным днём уже нелегко разглядеть того, кто находится со мною рядом, даже тех, чьи лица привык видеть с детства. А тут, при кромешной тьме, ты меня упрекнуть норовишь !? — по углам комнаты промчалось короткое затишье. Потом вновь раздался голос Александра. — Как есть — сука!

Выбравшись из спальни, Александр добрался в свою… прилёг и принялся обдумывать ещё один день, который он только что прожил. Он распорядился прислать Горану в помощь людей для сенокоса, ещё дать некоторые распоряжения связанные с помолвкой и предстоящей свадьбой Ставра… А ещё через некоторое время он погрузился в глубокий сон. Этой ночью ему снилась то, как он лежит прекрасным солнечным днём на траве, потом он ясно начинает слышать голос родной матери, говорившая ему несколько слов, которые она повторяла ему из собственной могилы :"Уже скоро, скоро всё начнётся, сын". — Затем, отовсюду, со всех сторон к нему ползут змеи, чтобы согреться у его тела, пока они только окружили его и просто сбиваются рядом, не кусают, а греются. Он чувствует их холодное прикосновение, их языки пробуют его тело на вкус, лижут и лижут и вновь продолжают сбиваться у его ног и рядом с его беспомощным телом, вьют гнёзда. Он пытается встать, но не руки, не его ноги не подчиняются ему, они отяжелели настолько, что не в силах даже пошевелить ими… Раз за разом он пытается крикнуть, но ком в горле, словно тяжелым камнем сдавил горло и глушит его крик. Через некоторое время он вновь пытается встать и позвать на помощь… но его опять никто не слышит. Он посмотрел в бок и видит своих слуг, жену, друзей, смотрит на них и ждёт помощи. Но все проходят мимо, беседуют меж собой, даже смеются, улыбаются… и всё время радостно шутят друг над другом, даже приглашают друг друга в гости, делают комплименты, а в ногах его уже ворох чёрных змей… и продолжают прибывать и прибывать… Чем сильнее он старался выбраться из подобной гати, тем больше и больше змей подымали свои головы и смотрели прямо в его глаза.
Наконец, через какое-то время его словно что-то снизу подбросило и тяжелое оцепенение отступило; он почувствовал, что его тело вновь подвластно ему. Александр поднял голову и уже видит как клубки змей быстро уменьшаются и начинают расползаться в разные стороны всё быстрей и быстрее… На этот раз Александр осмотрел место и не обнаружил не одной змеи. Он встал, оглянулся и не видит не единого человека, которые были совсем недавно с ним рядом, все куда-то подевались. Никого не слышно и не видно. Кругом ясный, солнечный свет, и короткая, густая трава под его босыми ногами… Теперь он начинает отчётливо слышать весёлое пение птиц и слабый шум журчащей воды..:"Пить, пить.., — у него внутри раздаётся голос. Ему показалось, что его мучает страшная жажда, — надо идти.., — Александр идёт к ручью, склоняется к воде, пьёт большими и жадными глотками из свежего, прохладного водоёма, вода чистая, чистая словно слеза прозрачная до самого дна. И вдруг, к его изумлению, он замечает то, что всё дно чистого ручья усыпано теми змеями, которые расползались от его тела и попрятались нигде-нибудь, а на дне ручья, из которого он только что пил. Его охватил невыносимый ужас. Дикое и необъяснимое отвращение испытал он, его начинает трясти и лихорадочно знобить. На сей раз он пытается уйти обратно, но ноги его ели, ели передвигаются и совсем медленно ему удаётся уходить от страшного пойло… С каждым шагом те змеи, которые притаились у самого дна, теперь вновь выбираются на берег и ползут за ним следом. С большими усилиями Александр делает попытки перейти на бег но понимает, что он не бежит, а идёт, и идёт медленно; его словно что-то держит, наверно это чья-то невидимая но довольно крепкая, вязкая паутина, подумал он… и поэтому ему не удаётся уйти от зловещего преследования, змеи неумолимо приближаются к нему, всё ближе и ближе.. 

При этих мыслях ему удалось проснуться. Александр открыл глаза, перевернулся на бок и поднялся в постели. Он проснулся в холодном поту. Его на какое-то время начало знобить от только что перенесённого ужаса. Он поднёс ладонь ко лбу и вытер крупные капли холодного пота, не смотря на то, что ночь была жутко душной. — Надо подойти к окну. — Это были его первые мысли. Через пару мгновений он высунулся в окно и уставился в небо. Кругом ясное небо, море звёзд, а жёлтый диск низкой луны заворожил его и он на какое-то время позабыл о страшном сне… Не единого, лишнего звука не раздавалось по всей округе… Александр присел в пол-оборота на подоконник и продолжал всматриваться в летнюю, прекрасную, звёздную роскошь. 
Насладившись внешним видом звёздного неба, Александр решил продолжить свои мечты и грёзы в пастели, тихо вздохнул и поковылял потихоньку обратно, нащупал кровать, скинул на пол шёлковое покрывало и распластался на своём ложе. Через мгновение он понял, что лежит не один, рядом с ним есть ещё один человек.

— Твою мать! Кто тут ещё !? — не в меру ошарашенный таким незваным гостем, Александр резко выругался и как угорелый подскочил с кровати. 

Сколько бы он не ждал ответа, его не последовало. Поэтому он развернулся, сделал пару шагов в сторону, к низкому небольшому столику, на нём под медным колпаком с отверстиями для воздуха, горел маленький огонёк на тонюсеньком фитильке. Александр поднял колпак и робкий свет постепенно наполнил его спальню слабыми желто оранжевыми тонами мерцающего света. На его ложе, пока он спал, уже примостилась Ирина. Она все слышала, даже когда он подскочил с места, она продолжала спокойно лежать и не обращать на ту смуту, которую устроил только что её супруг. Она спокойно повернула в его сторону голову, посмотрела на него, и попросила лечь с ней рядом.

— Иди спать, или стоя переночуешь ?
— Даа..?! — произнёс тихо и вдумчиво себе под нос Александр, — ты не перестаёшь меня удивлять своими манерами. 

Александр накрыл колпаком стоявшую на столе лампадку и улёгся вновь не обращая никакого внимания на супругу. Отвернулся от неё и попробовал погрузиться в сон. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, и после чего начал выслушивать оскорбления своей супруги в свой адрес. 

— Идиот, идиот! — Ирина лежала на животе, и несколько раз подряд ударила со всей силы кулаком свою подушку. Выместив свой гнев на подушке, она вонзилась в неё лицом, после он услышал, как она затряслась и тихо заплакала.. 

Александр лёг на спину, уставился в потолок и не говорил какое-то время ни слово.., до тех пор, пока не понял, что его супруга не собирается прекращать устроенную ей сцену. 

— Я с тобой, Ирин, должно быть скоро умом тронусь. Дай мне покой. Покой дай мне, большего я от тебя ничего уже не прошу. Ты можешь хотя бы это понять или нет ? 
На этой фразе Ирина притихла. Должно быть она поняла, что как бы она не провоцировала к себе внимание и жалость, её ей не дождаться. Она молча отодвинулась на другой край спального ложа и пару раз захлюпала носом. Александр в свою очередь проделал также, что и его супруга, он спокойно отвернулся в противоположную сторону, пошарил рукой по полу, нащупал там скинутое покрывало и укрылся им с головой. Через пару минут к его телу прилипла Ирина и обняла его. 

— Саш, мне не хочется спать. 
Александр вновь тяжело вздохнул, а после вообще забрался головой под подушку.
— Это тебе не хочется спать, и со мной как я уже понял, ты считаться не в силах. Ты же совсем не можешь понять меня, ты даже не можешь понять, что я просто устал, устал, устал я, Ирин! Я ничего не хочу! Я хочу спать. Просто спать хочу… И тебе очень желаю того же.
— Хорошо, я попробую уснуть, но пожелай мне хотя бы спокойной ночи. 
— Александр выбрался из под подушке, посмотрел на супругу, взял её за щёчку и поцеловал в губы, после тихонько добавил ей на ухо:
-А теперь спать и поживее.
-Давно бы так, а то доброго слова от тебя не услышать, вообще в зверя уже превратился. 

С этими словами его супруга обняла Александра и притихла, а ещё через пару мгновений, они все вместе погрузились в сон. 

На этот раз Александра с Ириной поднял с пастели свирепый ветер, едва не срывавший своей, неистовой силой приоткрытые ставни. Ирина и Александр проснулись практически одновременно, резкий удар ставень друг о дуга пробудил их обоих, они открыли глаза и увидели в своё окно сверкающее небо. Это небо каждый раз вспыхивало кривыми в разных местах яркими вспышками. Им было ясно — надвигается гроза, а с ней проливной, долгожданный дождь. Где-то, очень далеко вдали раздавались слабые, раскатистые отзвуки грома. Ирина встала с пастели и подошла к распахнутому окну. Она хотела высунуться в окно, чтобы посмотреть на всё то, что творилась снаружи, но деревянные ставни словно нахальные ручищи, с неистовой силой били по её рукам, когда она пыталась схватить их и придержать на какое-то время. Видя то, что Ирина неспособна совладать с разыгравшимся не на шутку ветром, Александр поднялся и поспешил закрыть сам ставни. Он подошёл к супруге, взял её за талию и не церемонясь отставил её немного в бок, схватил одну, потом другу ставню, потянул на себя и крепко их запер. Разгулявшийся по спальне ветер разом утих. Прежняя духота, которая пронизывала раскалённый воздух практически растворилась. Вместо жары их тела почувствовали благодатную, тёплую и в тоже время приятную прохладу. Воздух уже был другим, дышать становилось всё легче и легче, а ветер за окном ещё сильнее усиливался. Даже сквозь слабые, мизерные щели ставень они видели яркие вспышки света грозы, но без грома. А через какой-то миг они услышали оглушительный звук… это был гром, потом ещё и ещё… за окном гремело так сильно, что казалось между небом и землёй боги устроили себе войну. Следом за этим, послышались первые удары по ставням, это были капли дождя. Александр вздохнул с облегчением. Посмотрел в темноте на силуэт своей супруге, подхватил её на руки и медленно унёс в пастель. За окном шёл не просто ливень, а проливной шквал… Не без того плотно закрытые ставни, вдавливало во внутрь, да так крепко, что они начинали издавать жалобный писк, всевозможные стоны и скрипы, и Александру с Ириной казалось, что они вот-вот заговорят с ними о своих бедах. Но к их удивлению ветер через некоторое время затих и ливень превратился в обычный дождь, а через пару часов прекратился и вовсе. Они оба лежали на спинах, смотрели на закрытое окно и не говорили друг другу ни слово. Ирина облегчённо вздохнула, затем встала, и направилась к окну. Убрала запор со ставень и открыла окно. За окном уже было ясное утро. В комнату ворвался совсем другой воздух, ещё свежее и чище. Давно они не вдыхали подобную природную свежесть. Александр тоже следом за супругой поднялся, опоясался полотенцем и вышел в таком виде на двор. Небо уже прояснилось, как и прежде было ясным, а пар подымался с земли словно стеной и чем выше он подымался от земли, тем сильнее он растворялся в воздухе. Каждая травинка, как будто дрожала в земле от счастья и на глазах принимала совсем другие цвета, на более сочные. Птицы сидели на деревьях и чистили клювами промокшие перья, а воробьи так вообще срывались с крыш к земле, а возле неё камнем падали в тёплые лужи; в них они превращались в пушистые комочки, расправляли свои маленькие крылья и продолжали барахтаться в лужах. А остальные их пернатые собратья весело чирикали на ветках и крышах, ожидая таким образом своей, птичий очереди. 
Александр ещё раз всмотрелся в ясное небо, уже ничто не напоминало о том, что совсем недавно шёл проливной дождь.
Не так далеко с хозяйского подворья раздавались утренние крики петухов и кудахтанье кур. И пока он обдумывал о предстоящих делах, Ирина глядела на супруга не сводя с него глаз. Она тоже думала, но в отличие от него, её мысли были всегда заняты в последнее время тем, как привлечь к себе пассивное внимание супруга. На сей раз она внимательно наблюдала за ним через распахнутое окно, а именно из той, самой спальни, где они провели вместе ночь, и не хотела упускать его из виду.
— Как думаешь, Саш, этот дождь был первым и последний или ещё порадует нас? Наконец решилась Ирина начать с ним разговор первой.
— А что с него толку-то? На полях в наших краях давно всё погорело… или ты опять ничего такого не видела? Если так ?! Съезди посмотри. Только хорошо посмотри, глазами посмотри, а не своими причудами.

Ирина ничего не ответила, только пробубнила, что-то себе под нос, как старая бабка и ушла заниматься своими делами. Александр вернулся в дом, поднялся к себе, там он привёл себя в должный вид и спустился обратно на двор. Двор ещё был пуст, но суетливые кухарки, как и всегда, уже во всю шныряли проворно повсюду. 
Наконец, через какое-то время первыми на дворе показались Улад и Избор. Они медленно направились к цветущей клумбе цветов и пока были на почтительном расстоянии от него, приблизительно в сорока шагах… Судя по выражению их лиц и жестов, Александр понял, что Улад делился с Избором какой-то весёлой историей.

— Улад! — окликнул его Александр.

Улад хотел было осмотреться по сторонам, чтобы увидеть откуда кликнули его по имени, но ему почти мгновенно на глаза попался Александр.

Они встретились взглядами и Улад с Избором направились в его сторону. Александр пошёл им на встречу. Потом они обменялись рукопожатиями и пожелали друг другу доброго утра. 
После чего, Александр обратился к ним обоим с просьбой, напомнить всем остальным, чтобы они явились к восьми утра на первый этаж в столовую. Затем вернулся сам в дом, разыскал там Ирину и попросил её принять участие за утренним столом и без всяких свойственных для неё опозданий. 

— Это с каких это пор, ты стал нуждаться в моём присутствие ? 
— Ирин, перестань городить ерунду. Одно дело мы оба знаем свои отношения о которых лучше никому и не знать, а другое дело самим, подобно невежам, указывать на личные неурядицы другим людям, да ещё напоказ !? Поэтому, я тебе ещё раз напоминаю: завтрак начинается в этом доме, как ты сама знаешь, ровно в восемь утра, и не часом позже, как за тобою это не редко водится.

Хоть Ирина и согласилась с ним капризным тонам… на самом деле она была счастлива.

Александр заглянул ещё раз внимательно в её глаза, добавил: 

— В твоём распоряжении почти полчаса, соизволь появиться там вовремя.
Ирина же в это время уже была занята тем, что разглядывала со свойственными для неё манерами пальцы на своих руках. Она принципиально решила показать своим видом Александру, что на самом деле по-настоящему сейчас заботит её больше всего в своей спальне. Его супруга при нём уютно устроилась в кресле недалеко от открытого окна, закинула ногу за ногу и по-прежнему не обращала на него никакого внимания. Судя по-выражению глаз Ирины и её недвусмысленных девичьих манер, Александр решил намеренно, как можно убедительнее донести до неё свою просьбу. Он осторожно нагнулся вперёд, опёрся одной рукой о край кресла и протянул к её подбородку другую руку, затем коснулся её подбородка и приложил совсем незначительное усилие, чтобы Ирина приподняла голову и дала ему обещание, посмотрев ему в глаза, появиться к столу без опозданий. Она так и сделала, подняла немного голову и встретилась с его взглядом, и тут же скорчила для него вполне исковерканную улыбку на своём лице с диковинной гримасой, от которой можно было как минимум улыбнуться. Она не без озорства перекосила своё лицо так, что нос и губы едва не оказались на её лице сбоку и свела глаза к носу.

— Хорошо, милый, я приду, но учти, только в таком виде, да и то, ради тебя.

Ирина прикрыла глаза и стала ждать поцелуя, и вместо того, чтобы на своих губах почувствовать теплое прикосновение губ супруга, через мгновение услышала его шаги, по звуку которых она отчётливо поняла в какую сторону он направился. Она не открыла глаза. Ирине недолго довелось ждать, когда в её спальне откроется дверь и закроется вновь, но уже снаружи. Дверь резко открылась и столь же проворно обратно захлопнулась, а через мгновение она перестала различать удалявшиеся от неё глухие, едва различимые её слуху шаги поспешно ушедшего мужа. Глубоко вздохнув, Ирина откинулась назад и упёрлась затылком в спинку кресла, открыла глаза и уставилась в потолок. Две яркие маленькие слезинки на миг появились в уголках её глаз, вспыхнули ярким блеском и растворились, не оставив и следа, подобно прогоревшим мгновенно дотла мизерным искрам. А от нахлынувшего в её душу несуразных обид, Ирина всю силу рук мгновенно перенаправила на деревянные подлокотники кресла. Сдавив пару раз подряд не в чём неповинный предмет она встала и направилась к окну, не дойдя пару шагов до него, она стала прислушиваться, вышел ли Александр на двор или остался он в доме? Постояв какое-то время возле окна, она поняла, что во двор он не выходил, потому как собравшиеся гости в саду говорили почти громко, их голоса доносились до её слуха до того как её муж покинул пределы её спальни и не смолкали до сей поры. Судя по голосам и мотиву данного разговора ей стало ясно, что если бы Александр вышел к ним, то суть данного разговора принял совсем другой характер общения между ними, а стало быть он ещё в доме. Близко подходить к окну она не решилась, ну и тем более выглядывать из него она не намеревалась и вовсе. Через пару мгновений Ирина решила завершить приводить себя в должный вид, позвала служанку и попросила её подготовить три-четыре платья, одно из которых как правило она выберет себе по вкусу. Затем, она по-быстрому спустилась вниз, прошла по длинному коридору, в конце которого была просторная комната без всяких излишеств, в ней стояла уже наполненная, громадная бочка с водой, куда она проворно забралась и омыла своё тело. После чего вернулась обратно и одела платье, через пару мгновений она услышала первый удар колокола, это означало, что утреня вот-вот начнётся. Гулкий и одиночный первый звук колокола раздавшийся далеко в дали стих. Вскоре за этим тяжёлым ударом последовали два других удара одновременно но в разных тональностях, третьего удара Ирина уже не стала дожидаться, она спустилась по лестнице и вышла на весьма широкое и высокое крыльцо. Не успев выйти туда, последовала третья серия ударов в колокола, но уже с тремя разными звуками — тяжёлым и низким, этот металлический звук поглотили более лёгкие и на много высокие звоны. Внизу у крыльца уже дожидались гости. Ирина посмотрела на каждого из них, улыбнулась и пригласила зайти в дом. Все, как один, в ответ сделали низкий поклон и прошли за ней. Там, Ирина, перед тем как проводить гостей в столовую, сама набирала в кувшин воду из глубокого чана и омыла по очереди гостям руки. После чего они все вместе прошли к столу. И что самое главное к её удивлению Александр не появился ни на крыльце, как это было принято, ни в самой столовой. Он появился там не много позже и не один. Извинился перед гостями за опоздание и уселся за стол, усадив рядом с собой племянников Избора. Он выбрался на луг для того, чтобы самому взглянуть на полу-тощих своих быков, которые не смогли набрать по известным причинам должного веса, и, из самых худых, постарался выбрать более крупных, которых предстояло сегодня зарезать его скотнику. А на обратном пути он повстречал Рамиру. Она направлялась в телеге на ярмарку, ну и конечно после непродолжительного разговора её сорванцы успели напроситься к Александру в гости, потому как из разговора взрослых они поняли, где в данный момент находится Избор. Их молодой дядя уже успел им полюбиться на столько, что при одном его появлении они бросали всё и вся и на перегонки друг с другом неслись сломя голову ему на встречу. Так случилось и в этот раз. Молодые проказники не успели как следует разместиться на стульях, нырнули под стол и через пару мгновений уже сидели на коленях у Избра. Умила ещё раз осмотрела уставленный стол всякими блюдами, проворно встала на колено Избора и начала ловко подтягивать к себе одно блюдо за другим, а её брат Баско, наоборот, потянулся к младшей сестрёнке и дёрнул её за платье, для того, чтобы усадить Умилу на место. Но не тут-то было. Эта капризное создание резко оглянулась назад и посмотрела удивлёно на брата, потом на дядю и залилась мгновенно слезами. Детский крик с плачем заставил всех сидящих за столом улыбнуться. Но подобного развития событий Умила явно не ожидала совсем. Это маленькое чадо уже успела как следует привыкнуть к тому, что слишком многое ей дозволяется и остаётся без наказано. Она мгновенно залилась горькими слезами, смотрела в глаза всем подряд сидевшим за столом, таким образом стараясь максимально привлечь к себе как можно больше внимания и сочувствия взрослых. Потому как выражение лиц дяди и брата ей сказали о том, что на сей раз всё по-другому, совсем не так, как дома. Расплаканная малышка стояла какое-то время на колене у Избора упёршись обоими руками о стол и взывала громким, раскатистым плачем очередную для себя поблажку. В конце концов Избор понял, что с этим надо что-то делать. Он потянулся к бокалу, выпил с него до дна квас, затем усадил на своё колено девчушку и аккуратно вложил его в маленькие ручонки Умилы. Та удивлённо посмотрела на дядю, потом её взгляд буквально провалился на дно пустого кубка и потрепав головою, наверно от того, что озадачилась вопросом: зачем в её руках оказался пустой бокал? И хотела было залиться слезами вновь, но не успела. Избор взял племянницу на руки и поставил ребёнка на пол, потом тихонько добавил:

-Как наплачешь полную чашу, верни обратно, пить хочется. 

Что Умила и сделала. Она капризно спохватилась с места и стала почти у самого выхода. Затем показательно для всех собравшихся за столом пару раз поднесла на уровне заплаканных глаз пустой бокал, для того, чтобы выстрадать туда всю свою накопившуюся обиду и гнев. Но к удивлению всех сидящих за столом, которые успели уже как следует настроиться на то, чтобы посмотреть как Умила начнёт справляться с вверенным для неё заданием. А немного спустя поняли, что им не удастся сейчас увидеть трагическую роль молодой "актрисы". Этот избалованный ребёнок, чтобы как следует досадить окончательно всем присутствующим и показать свою непоколебимость и строптивость, встала на носочки, и ещё потянулась как можно выше, потом задрала кверху подбородок и принялась внимательно разглядывать уставленный стол всякими яствами. Затем в очередной раз, и последний, молча осмотрела внимательно дно глубокого кубка, аккуратно поставила его перед собою на пол и демонстративно показала всем присутствующим кукиш. А напоследок с неподдельным укором взглянув на своего дядю сказала строгим тоном, при этом указывая на пустой бокал своей маленькой ножкой.

— Нет, дядя Избор, чтоб столько наплакать, нужно, чтобы в моих глазах забулькало.

Собравшиеся за столом только слегка посмеялись. А Избор не выходя из-за стола попросил вежливым голосом Умилу не вести себя так, чтобы ему не было стыдно за свою племянницу и попросил пройти Умилу к столу.

При такой просьбе Умилу словно что-то застопорило. Она на миг погрузилась в себя, к удивлению всем упёрла манерно руки в бока, извинилась и ловко устроилась вновь на коленке у дяди. Сразу же попросив его подать ей молока и румяный пирог с начинкой из говяжьего лёгкого. Потому как её старший брат Баско уже спокойно доедал очередной кусочек душистого пирога и аппетитно запивал его ароматным, парным молоком. В отличие от взрослых, Баско давно привык к выходкам своей младшей сестрёнке, поэтому вместо того, чтобы смотреть на очередную выходку сестры, он решил не упускать такую хорошую возможность позавтракать второй раз, тем более что те запахи которые источал стол, мало кого смогли бы оставить равнодушным к трапезе. На столе стояли копчёные и ещё совсем тёплые говяжье рёбрышки, тушенные куски мяса в сметане, окрошка, три зажаренных молодых поросёнка и несколько блюд с фаршированными гусями. А вот запах свежего хлеба, так вообще источал блаженный аромат; запах с него исходил такой, что он по праву стал на этом столе императором над всеми перечисленными блюдами. Его тесто поспевшее на закваске, даже в сытом желудке легко пробуждало настоящий голод.
Наконец, за столом стихло. Умила держа обеими руками кусок пирога, и была по всей видимости довольна тем, что выбрала именно то, что у неё в руках. Теперь же она иногда посматривала на дядю и давала таким образом ему понять, чтобы он в очередной раз поднёс к её губам чашу с молоком. А вот Баско в отличие от сестры сидел за столом самостоятельно. Он был уже сыт и чего-либо ещё ему не хотелось. Он обратился к дяде и попросил у него разрешения выйти во-двор и получил в ответ согласие. Баско встал, поблагодарил за угощения хозяев, а через мгновение буквально выскочил из столовой. Умила явно не ожидала поворота таких событий. Она успела лишь оглянуться и заметить то, как быстро скрылся из виду её брат, да ещё без её ведома, и тем более она не знает куда его понесло, и в каком направлении он от неё так ловко улизнул? Ничего никому не говоря, Умила положила на край стола недоеденный кусок пирога и следом за братом стремглав умчалась на его розыски. Да и их молодой дядя уже давно привык к тому, что эти непоседы очень редко остаются наедине друг без друга, и именно по этой причине не стал нарушать традицию.

После всего происходившего на какой-то момент образовалась небольшая пауза. Каждый был занят сам собой, глядели в свои тарелки и прожёвывали хорошо приготовленные мясные блюда. И в тот момент, когда все за столом были поглощены завтраком, Улад утёр руки и губы, затем уперся в спинку стула и встретившись с взглядом Избора сказал: 

— До меня не так давно дошли слухи, что эти вот сорванцы умудрились у вас в доме всех кроликов выкупать в твоей бане, причём по умывали их так, что ни один из них не выжил.
— Дорогой ты наш, Улад… охо-хо.., знал бы ты. Вот уж и не знаю, хоть и не к столу это всё, но сказать кое-что всё же придётся, — тут же встрял Бранко, разочаровано покачивая слабо в разные стороны головой, на лету перехвативший всю дальнейшую инициативу разговора, весьма не ловкого для Избора, потому как хорошо знал, что эту тему разговора Избор на отрез не желает с кем-либо обсуждать.

— С тобой, Улад, поделились слишком скучной сплетней. Ты тут поди вот как пару дней и многого не знаешь. Странно, почему с тобой поделились этой безделицей, а не о том, как бык Славича прошлым летом вдоль его хутора по всяким буграм на привязи волоком таскал?! Так пыль столбом стояла такая, что народ сбежался с вёдрами, все подумали что у него пожар начался. Быка его пришлось долго ловить и успокаивать. Наш Славич с луга со своим быком с этими вот сорванцами домой возвращался, намотал привязь на руку и шёл себе мирно с ним никого не трогая. А вот Баско в руках с хворостиной следом за ними пристроился, так он чтоб быка поторопить, решил его по заднему месту хлестануть, чтоб тот ходу поддал. Да видно промахнулся наш добрый малыш. Я так думаю, что он ему не по заднему месту этой хворостиной прошёлся, теперь-то уж не трудно каждому из нас догадаться по чём он его хлестнул. Конечно же бык обезумел от боли и дёру дал. На колени Славича должно быть и сегодня глянуть боязно, до мясо стёр и живот тоже. Хорошо что хоть намотанную верёвку с руки догадался высвободить; как есть говорю: если б не высвободился от привязи, стёрся б о землю в кровь до самых костей. А вот Вольгу его потом долго ещё пришлось в телеге по знахарям возить, раны его всякие им показывать. 

Улад немного наклонился вперёд, легонько налёг локтем о стол, посмотрел на Избора, потом на Славича, печально вздохнул и тихонько добавил, — да, уж… добрый у вас хлопец… добрый. Далеко пойдёт, если сами не остановите. 

— Избор со Славичем в свою очередь выслушав Улада и Бранко порвали руками тушенного гуся, сложили куски по своим тарелкам, съели по куску и тоже вставили по слову о своих племянниках. Первым замолвил своё слово Избор.
— Да, что тут можно сказать вам? Дети-то не обучены были по заднему месту быка хворостиной обхаживать. Хорошо что мой батя в руки Баско вилы не вложил перед тем как быка с луга в стойло спровадить, а то была б та ещё песня.
По голосу Избора многие сидящие за столом поняли, что эту тему пора прекращать и в следующий раз о его племянниках лучше никому разговор не заводить. Потом он взглянул на отца, да таким взглядом, что ни у кого не осталось сомнений на кого он возложил всю ответственность за случившееся на лугу, да и сам Славич не отрицал этого. Славич виновато взглянул на сына и успокоил его, потому как полностью признал свою вину и уже давно. 

— Вот с какой такой дури мне в голову пришло в руки дать Баско хворостину от орешника, я до сих пор понять не могу..?! Сам виноват, что тут ещё скажешь? А племянники у нас хорошие. Когда их нет с нами, в доме словно смерть поселяется, тихо и страшно, как в могиле. И чем старше они становятся, тем веселее нам на душе, и даже спокойнее. Хотя, и спорить не стану, трудно бывает и тяжело с ними, а вот без них ещё хуже. У меня даже слёзы наворачиваются, это когда за ними моя дочь Мирава приезжает, и именно тогда, когда им вслед смотрю. Увезёт бывало на целый год и место себе не могу долго найти, когда нет рядом внуков. А что до их проделок, так за кем подобное не водилось ? 

Славич чуть нагнулся вперёд, затем слегка навалился локтями о край стола и не вытягивая руки, указательным пальцем указал на Улада, потом самую малость посмотрел на него, но строго, и вновь продолжил, — ты вот Улад на сколько я помню с колокольни в проезжавшую повозку с сеном прыгать умудрялся, а тебе в ту пору, если мне не изменяет память, было уж так годков… эдак под десять, а это стало быть ты был старше моих сорванцов в два раза… Вот оно как, Улад получается. Аль не помнишь совсем ничего ? 

Многие бы из присутствующих подумали в этот момент о том, что Улад утратил напрочь свойственную для его работы некую, тонкую, дипломатическую натуру, которой бы обязан был владеть, так или иначе любой посол и консул, а именно, умение владеть и вести беседы с влиятельными людьми на определённых тональностях и умение сглаживать все острые углы, которые могут проявляются в процессе каких-либо важных переговоров, но, только не Александр и не Бранко. Эти молодые парни сразу смекнули, почему Улад пошёл на обострение ситуации, поэтому и не подали виду. Им стало обоим интересно, как на этот раз Улад выйдет сухим, как гусь из воды. Александр молча смотрел в свою тарелку, но краем глаза не упускал из виду спокойное общения Улада со своими собеседниками. Улад почти четыре года не видел Избора и когда-то они были близкими друзьями и, чтобы понять созревшую натуру старого друга, Улад намеренно пошёл на обострение ситуации, затронув таким образом его племянников. 

Публично задев самолюбие отца и сына, Улад в мыслях давно сообразил из услышанного, что с момента отбытия в Китай, ничего в его друге не поменялось, да и с его отцом всё также, как и прежде. Избор никогда не скрывал своих политических взглядов, он говорил о них всем чётко и ясно, без каких-либо двойных стандартов, и это как считал Улад является его основным минусом. Уладу такая натура по правде говоря была не слишком интересна, но ценил такое качество в человеке больше всего. Хотя, надо признаться, Улада привлекало, к его вниманию совсем другие личности, с другой натурой, более гибкой, можно сказать так, с хитринкой. В таких людях, Улад был весьма заинтересован, потому как он очень умело изучал в таких собеседниках, всякие скрытые манеры, и вот из обоюдных, таких разговоров мог практически мгновенно правильно выстроить у себя в голове всю предположительную скрытую логику с невидимыми его глазам невысказанных вслух мыслей, которые могли рождаться в светлых головах у его собеседников, возможно, даже более опытных чем он, и этого Улад никогда и не при каких обстоятельствах не исключал.

Улад устал, устал морально носить на себе сценический образ некоего "Думца и Мудреца осыпанного лаврами", сейчас ему захотелось спуститься с самых небес и стать обычным, прежнем другом Избора, которого не видел почти несколько лет. 

— А вам бы, Славич, и в частности тебе, Избор, я бы посоветовал вместо того, чтобы тыкать в меня пальцем, настоятельно порекомендовал бы заняться дальнейшим воспитанием своих племянников, дабы не пришлось вам увидеть, как эти вот шустрые, ваши детки не осквернили бы достойный род вашего славного потомства, достойного на почитания и конечно же, само собой у-ва-же-ни-я к вашему, фамильному династию, к которому лично я, отношусь, как и прежде — с восхищением, и всей своей преданностью, которая, когда-то была во мне, и с годами только прибывает, а не у-бы-ва-ет. — На последних словах Улад особо расставил акценты, подчеркнул свои добрые намерения.

Избор от услышанных, первых слов Улада, хотел было от стыда и от устроенного публичного нахальства, обозвать Улада салагой, потом сорваться с места и выйти вон, прихватив с собою отца, но что-то его сдержало. Они принялись выслушивать с опущенными глазами язвительную речь Улада, которая пробирала до самых костей, и была явно не по нутру им обоим. Они молча сидели с потупившими взорами и не могли понять и поверить в то, как такое могло произойти с Уладом, которого они знали с детства и доверяли друг другу, как самим себе… Но, на последних фразах, его высказанных вслух мыслей, Избор медленно обратил свой взгляд на Улада, которой уже договаривал то, что было слышно всем прозвучавшее из его уст в полный голос. Договаривая свою речь, Улад манерно взялся за край своего уса и медленно стал подкручивать его, с ехидством наблюдая за своими собеседниками, и как только их взгляды встретились, лицо Улада стало медленно приобретать более дружественные черты лица, и, выражение его взгляда постепенно стало говорить Избору о том, что пора бы и улыбнуться и понять то, что эта всего лишь шутка. 

-Я, просто сказал это вам обоим к тому, чтобы вам не довелось увидеть своего племянника выпрыгивающего с колокольни в мимо проезжавшею повозку с сеном… Вот и всё, дорогие вы мои… А вы что подумали тут.., а-а-а ..? 
— Ну, ты даёшь, Улад!? — нервозно высказался Избор. Затем он буквально ворвался своим удивлённым взглядом в глаза Улада. Какое-то непродолжительное время они смотрели молча друг другу глаза в глаза не говоря ни слово; на их лицах постепенно зародилась улыбка, а после неё громкий смех. Уже оба вполне взрослых парня рассмеялись друг другу в лицо так, что невольно встали в полный рост и потянулись на встречу друг к другу через уставленный блюдами стол. Прижавшись головами, эти здоровенные детины наконец смеялись уже потому, что снова вместе и понимали самих себя с полуслова. 
При всём этом Славич с удивлённым взглядом принялся смотреть на Улада и сына, потом на всех остальных.., утёр ладонью выступивший пот со лба, а через какое-то время вновь сумел вернуть себе прежнее, утраченное чувство духа.

— Вы как малые дети, вам что, было место мало, где следовало бы поговорить и вспомнить о своём, былом !? 

Славич вновь прошёлся своим удивлённым взглядом по собравшимся за столом… потом слегка пожал плечами и развёл едва заметно руками перед собою, при этом почти тихо выругался на обоих.

— Не… ну ты погляди… вы тут ведёте себя как малые дети !

Высвободившись из крепких, дружеских объятий, старые друзья налили доверху свои бокалы вином и хотели было уже осушить их до дна, но не успели, потому как разлитая по кубкам доза вина насторожила Александра. Он взял в руки небольшой серебренный нож и быстро постучал им о свой бокал. Металлический звон привлёк внимание Улада и Избора, они оба внимательно посмотрели на Александра, да таким удивлённым взглядом, что глядя на него им тоже пришлось пожать от удивления плечами и вновь посмотреть друг другу в глаза, как бы спрашивая у самих себя: а в чём собственно дело-то… ?!

— Да ничего особенного, — ответил Александр, — ты, Улад, за старшего сегодня у нас будешь, и весь дальнейший парад, я возлагаю на тебя, прими его в свои руки.
— Какой ещё парад? — с удивлённым лицом взглянул Улад на Александра. Потом вновь обратил свой растерянный взгляд на усаживающегося за стол Избора.
— Я же уже всем вам сказал, что ничего особенного не случилось, просто хотелось бы до полудня к Горану поспеть; Ставра сватать будем. 
— Вот те на-а ?! — тихонько высказался Улад, и обратил сразу свой взгляд на Ставра.
А вслед за Уладом удивлённые такой новостью гости также обменялись между собою озадаченными взглядами, но ни сказали друг другу ни слово. В том числе эта новость не могла оставить равнодушной и Ирину.
Она искоса посмотрела на мужа, немного нагнулась к нему и тихо сказала почти в самое ухо.

— Наверно это уже нормально, когда мы о своих планах узнаём в самый последний момент..

Александр даже не посмотрел на супругу и не отреагировал на высказанный ею упрёк никаким образом. Он сделал вид, что не расслышал её и даже ясно дал Ирине это как следует понять, и тем не менее на его лице появилась улыбка. 

По правде говоря эта новость застала многих врасплох. Избора и Славича, как мы знаем забрали с пасеке, а Бранко так вообще оказался тут за столом после того, как его разбудил вчера в сенях Вольг и велел немедля явиться вместе с ним туда, где находятся он теперь. Поэтому вид надо признаться у многих из них оказался не праздничный. Александр понимал это, и чтоб не усугубить ситуацию дал распоряжение слугам нагнать Рамиру и вернуться вместе с ней с ярмарки с лучшими нарядами.

-Как же я в таком виде..? — ошарашенный Избор указал рукой на свой халат, потом слегка потрепал его и уставился озадачено на Александра, а следом за ним поддержали его все остальные.
— Все ждём прибытия Рамиры, она вот-вот должна вернуться сюда с ярмарки, и насколько я знаю, вернётся с обновками, потому как сами понимаете, нет времени у вас, чтоб к себе домой ворочаться, да ещё за такими пустяками. 

Славич на этот счёт только почесал у себя за ухом, посмотрел на сына, потом вновь на Александра.

— Дык, хутор наш совсем без присмотра остаётся, вон ведь как оно получилось, собак и тех попоить, да и покормить надо, не говоря уже о скотине, как быть-то нам?

Александр глубоко вздохнул, затем облокотился спиной о спинку стула, подумал малость, встал, и направился к окну, выглянув из окна, он стал высматривать того кто попадётся ему на глаза; первой на глаза ему попалась молодая служанка Догада.

-Догад! — окликнул Александр служанку. Молодая девушка оглянулась и подошла к окну.
-Догада, иди скажи своей матушке, пускай берут повозку и отправляются с твоим батей на хутор Славича, три,-четыре дня там им точно на побывке придётся побыть, поэтому харч пускай собой захватят.

Догада молодая девушка шестнадцати лет с очень привлекательной внешностью. Миловидное лицо, волос-русый, заплетённый в длинную косу, глаза голубые с весьма живым и выразительным взглядом, губы пухлые но в меру, при улыбке на её щеках образовывались глубокие ямочки, нос аккуратный — прямой, чуть-чуть с едва заметной горбинкой на переносице, тело худощавое — стройное, среднего роста. 
Дагада обладала приятным, высоким голосом и совсем не была наделена излишней болтливостью, также, как и её мать Добродея.
Дав распоряжение служанке, Александр оглянулся и посмотрел на Славича с Ибором. Задержав по очереди на каждом из них взгляд, произнёс:

— Если имеются какие-либо вопросы, прошу вас сказать Дагаде о них сейчас.

Избор переглянулся с отцом, затем пожали едва заметно плечами и слегка развели руками, из чего следовало понять, что всё уже и так уладилось. Недвусмысленно поняв из слабовыраженных жестов рук и по выражению их лиц Александр развернулся к служанке и не говоря ей ни слово дал Догаде понять, что на этом всё. И вновь уселся за стол. Завтрак практически подходил к концу. Сытые гости постепенно сменили разговор о нерешённых делах и плавно перешли на обсуждение связанное с помолвкой Ставра. А через два с небольшим часа они все вместе были не так далеко от того места, где был дом Горана. Племянники Избора остались там же — в доме с Рамирой; она вернувшись с ярмарки по своей инициативе взяла на себя обязательства за предстоящее завтрашнее застолье, а Ирина принялась за подготовку всего остального.

***

-Эх! Сколько травы девки постарались пожечь, костры их дымят как разожженные печи с забитыми трубами, — пробубнил с недовольством себе под нос Вольг, только что уклонявшийся в очередной раз от клуба едкого дыма.

Молодые девчата из местного и соседних хуторов, у которых неподалёку жил Горан, быстренько выведали о том, что приближаются сваты, и именно по этой причине зажгли вдоль дороге большие кучи травы, за тем, чтоб ехавшие к невесте сваты как следует прослезились. Дым стоял столбом, его то заносило глубоко в лес и в просеки, то он рассеянным ветром возвращался оттуда обратно непроглядным маревом, иногда его крутило и прижимало к земле, и он низко плыл "седою рекой" по-краям дороге. По поверью славян, если жених будет всю дорогу слезиться и войдёт в дом невесты со слезливыми глазами от терпкого дыма, то скорее всего, он вернётся обратно в свой дом один, ему попросту откажут. И как на зло, местные девчата постарались на славу. Чем ближе они подходили к хутору, тем гуще и гуще становился дым перед их глазами, идти было трудно, на расстоянии двадцати шагов дорога практически была уже не видна. 
Иногда они слышали девичьи голоса. Эти голоса смеялись над Ставром, они высмеивали его и просили его свернуть с дороге и последовать на их клики. А немного спустя они увидели, как из лесу выехали верхом к ним на встречу одна за другой десять златовласых девушек, ни чуть не уступавшей красоте Полели, были и красивее её. Ставр мог взять любую из них в жены по дороге к Полели и никто бы ему ни сказал в супротив ни слово. Эти девы медленно шли верхом на конях ему на встречу и проезжая мимо них он едва не касался своим плечом их тела и практически каждая из девушек заглядывала ему в глаза и предлагала Ставру уехать с ней, иногда, некоторые из них разворачивали коней и какое-то время ехали с ним вровень и только потом отъезжали в сторону. Одна другой были краше молодые светловолосые девицы наряженные в красивые одежды и золото. Головы многие из них были в венцах, плетённые из цветов. Одежды их были из шиты всевозможными узорами с яркими и множественными красками на фоне белых материй. Не так просто описать ту красоту, которой обладали дочери славян; и только не видевший их мужчина мог по незнанию своему ввязаться в бессмысленный спор, а однажды увидев такую, теряли покой на всегда и подвергались различным душевным страданиям на всю оставшуюся жизнь. Женившись на такой, поиск другой девушки или любовниц не представлялась возможным совсем, потому как красота собственных жен делала их добровольными рабами семейного очага на всегда. Даже при вынужденной разлуке с ними, их мужья подвергались различным страданиям с воспоминаниями о них, тем самым, когда сердце в груди невольно, больно заставляет будоражить память мужей. 

— Ну, вот и добрались, — весело проговорил Славич. Это были вторые слова, которые прозвучали за всю дорогу к Полели, не считая конечно тех слов, которые они слышали от девушек заманивающих к себе Ставра. 
Ставр ехал последним.
У ворот их уже встречал Горан, потому как густой дым распространившийся по округе сказал ему о том, о чём он был осведомлён со вчерашнего дня.

-Горан, — громко проговорил Избор, — слышали мы, что у тебя есть дочь, за которую мы — сваты, пришли сватать Ставра; надеюсь помнишь такого ?
-Я об отце его знаю больше, чем о вашем Ставре, и как о человеке ничего не могу вам о нём сказать. Видеть видел конечно его; но, и, что с того? — пробурчал язвительным тоном Горан. Потом вновь заговорил со сватами: 
— А с чего, вы, сваты, взяли, что он достоин моей дочери ?
На этот раз в разговор встрял Улад.
-Тебе ли, Горан, не знать о том, что:" Каждое, доброе, старое древо, есть семя для нового, такого же древа". 

Гаран глубоко вздохнул, после чего посмотрел на Улада, а потом и всех остальных, и вновь их всех медленно окинул внимательным взглядом, а после чего заговорил с Уладом.

-Я смотрю, Улад, и ты тут. Не могу только понять, ты-то как тут оказался ?
-Как оказался здесь, это неважно, Горан, важно, чтоб ты на старости лет сам тут дров не наломал сейчас, — так Улад ловко остудил пыл здоровенного Горана, для того, чтоб тот обрёл вновь куда-то запропастившуюся в нём рассудительность, которой был наделён он всегда, и был более внимателен к своим мыслям при их высказывании и принял правильное решение касавшиеся так или иначе их всех. 
После очередной, незначительной паузы Горан решил не продолжать бесполезные расспросы, потому как понимал, что у этих людей на каждый его вопрос немало найдётся ответов.

— Ладно, где он сам-то..? А, вон, всё, вижу.., — быстренько разглядел Горан Ставра за спинами своих же сватов.

Ставр слушал о чём говорят сваты и в разговор не встревал.

— Ну, что стоишь, Ставр, как неродной? — заговорил с ним будущий тесть.
-Покажи мне, какому ремеслу успел научиться ты, чтоб мы знали, давай посмотрим, что делать умеешь ?
— Выхваляться не стану, Горан, на вот, сам посмотри.
Ставр залез к себе в за пазуху… и вынул с футляра напоказ Горану и всем остальным семейный бриллиант, заделанный в перстень; подъехал к Горану, Ставр вложил ему в руку своё, рукотворное, золотое изделие. 
Горан принялся дотошно осматривать гранённый камень и искусно сделанную оправу выполненную в композицию двух морских рыб согнутых в обруч, к пастям которых и был прикреплён бриллиант вставленный в золотую лилию. 

-Камень моей матери, — добавил коротко Ставр, — а вот оправу к нему, я сделал сам.
-Да, такой труд дорого стоит. Это что получается, зять вроде как с руками?! — изумился проделанной работой Ставра Горан, продолжая внимательно разглядывать всё ещё то, что вложил в его руку Ставр. — Для того, чтоб такое проделать,- продолжил тихо озвучить собственные мысли Горан, — надо иметь много терпения, и у тебя, как я вижу, его не занимать. Достойная работа. Нечего сказать, годишься. А вот был бы ты ещё и с мозгами, цены б тебе не было, — напоследок с ехидством тихо пробурчал самому себе под нос Горан, — только сделал он это так, что кроме него самого последних слов никто разобрал. 

Затем Горан подъехал к Ставру и вернул ему перстень, а потом тихонько добавил, — там она, за воротами, ступай, мы тут подождём. 

Ставр не церемонясь спешился с коня, подошёл к калитке, открыл её и тихонько прикрыл за собой вновь. Там за столом во дворе его ждала Полеля. Увидев Ставра, она улыбнулась, встала, и подошла к нему с тёплым и душистым хлебом; не много постояв друг против друга, Ставр протянул руку к хлебу, отломил кусочек и вкусил каравай, а потом они сразу же открыли ворота сватам и прочим гостям. Сваты с поздравлениями пожаловали во двор, а следом за ними и телега с приданным Ставра, другая с яствами. Через пару мгновений двор был уставлен столами, и с такой же расторопностью эти столы были уставлены блюдами и вином.
Первым за столом взял слово Улад. Улад встал из-за стола с бокалом вина, осмотрел собравшихся за столом, а после этого обратил взгляд на Горана, при этом поднял свободную, согнутую в локте руку так, что его ладонь едва не упиралась ему в плечо и потряс указательным пальцем, умело сопроводив короткий жест назидательной речью:

  — Довелось как-то богатому держать неблизкий путь с бедным. Богатый нес в сумке своей золото, а бедный пару хлебов, сосуд с водой, ещё пригоршню семян подсолнуха и несколько семян пшеницы, тыквы и одним яблоком. Богатый всю дорогу упрекал бедного в бедности и поэтому называл его великим грешником, а себя праведником, дабы его Бог наделил богатством и дал ему власть над золотом. Стало быть, говорил богатый бедному:"Бог больше любит меня". — Подтрунивал богач бедного. И вот заблудились они..- сбились с дороге основательно; туда, куда пришли, нет ни души. Много раз богатый делал попытки отыскать путь назад к дому, но тщетны были его старания, он слабел и поэтому каждый раз возвращался к бедному. А бедный за то время пока богатый искал путь к дому прорастил семена все какие были при нём, и семь раз снял урожай, а в последние два года и с яблоней — сам выжил и богатого спас. И как только понял бедный, что у них достаточно стало сил выбраться в люди, снабдил припасами себя и другого для дальней дороги... 

  -И, именно поэтому, — продолжил Улад, обращаясь к гостям,- я хочу услышать от вас ответ, вот на этот вопрос: чья ноша в дороге оказалась важнее? И какая в этой притче мораль?
Гости задумались и стали почёсывать головы, а один всё же нашёлся что ответить, хмыкнул тихонько себе под нос и шутливо высказал всем:

— Да брось ты это, Улад! Не о том ты сегодня; лучше меня послушай, — глядя в глаза Уладу проговорил гость — это был сосед Горана, — наверняка, если бы довелось держать такую дорогу двоим богатым, умерли бы с голоду в тот же год. 

За столом раздался смех.

Улад тоже поддержал их веселье, а потом продолжил:

   — Да! Да, гости дорогие, это так, — потом вздохнул и добавил вновь, — даже живя в бедности, Бог предоставляет возможность нищему обрести власть над богатым. Но, я хотел бы хоть как-то попробовать связать высказанную мысль с сегодняшним праздником, и пользуясь случаем, обращаюсь к молодым — Полели и Ставру: я некоем образом не желаю никому из вас стать такими людьми как эти двое из притчи.., и не дай Бог вам оказаться в тех дебрях, куда они забрели, потому как Бог их свёл для того вместе, чтоб они познали важность в этом мире друг в друге. Поэтому, станьте же для нашей Славии теми семенами, которые при себе имел нищий, умело превративший их по-нужде в плоды, а потом в сад. И если никто из присутствующих здесь за столом не будет против? То я хочу, чтобы мы выпили первую чашу за самое главное: за будущий род молодых. 

— Вот это правильно, — поддержал Улада Славич.

Гости встали и подняв бокалы, дружно выпили вина за первый тост, потом ещё и ещё… одним словом веселье вступило в свои права. В честь молодых играли флейты, арфы и гусли. Ещё Улад прочитал для молодых весёлый стих; сразу, следом за ним по-округе зашумели из девичьих уст весёлые песни. А через некоторое время на дворе появился нищий старик с клюкой, потому как ворота были открыты широко для всех желающих отпраздновать помолвку. Этот старик проходил мимо и был совсем чужим человеком для всей ближайшей округе. Он нерешительно вошёл на двор, стал, сделал ещё пару шагов вперёд, осмотрелся, и подошёл к общему столу, протянул руку к первому, попавшемуся блюду и отправился с ним на край двора, ближе к печки, уселся на клок травы, но лицом к народу, поставил перед собою блюдо, разорвал тушенную утку и начал есть. 

За столом, те, кто его увидели, когда он вошёл, обратили всё внимание на него, а потом и все остальные смолкли. Сидевшие за столом гости стихли, всё внимание перешло от Ставра и Полели на этого странствующего старика. По его босым ногам было видно, что эти ноги проделали неблизкий путь. Как руки, так и его ноги были покусаны комарами и расчёсаны до крови. Всё что с ним и на нём было, так это седая, длинная борода, драный халат, пустая сумка на плече и палка, которую он положил рядом с собой на землю. По виду одежды многие бы сказали о его небрежности, но это далеко не так, и многие поняли. Одежда его превратилась в лохмотья из-за неимения другой.

  — Отец, ты откуда путь-то держишь и куда? — проговорил Избор.

Избор увидел, что тот хоть как-то успел удалить голод, решился заговорить с ним.
Старик кинул обглоданную кость собаке, которая сидела в будке, спрятавшаяся от солнечного пекло, а после чего слегка развёл руками, хотел было ответить что-то, но вместо этого, он ещё раз отмахнулся как мог, дав таким жестом понять спросившему его человеку то, что какая для него разница откуда он? 

Глаза старика, были полны жизнью. В них читалось всё — вся его жизнь. Даже его внутренний мир лился наружу с его взгляда рекою полной, былых событий. В них не было видно отчаяния, злобы на мир, какой-либо хитрости или коварства, нет, ничего подобного в них не было. Там жила смиренность ко всему, что его окружало, и с чем ему доводилось соприкоснуться по жизни; сегодня его уже устраивало по-большому счёту всё, даже его немощность, которая с недавних пор им стала овладевать и брать над его былыми силами верх.

  — Даже если я решу ответить тебе откуда пришёл? заговорил ровным голосом старик, — и куда иду, никто из вас не извлечёт из этого проку.Зачем праздник портить..? Сам бы лучше задался вопросом перед тем как разговор заводить со мною, тем более в такой день. Но так как, видя сейчас, что деваться некуда мне — отвечу, так и быть: я зашёл в этот дом потому как проходил мимо, и увидел, что в этом доме намечается праздник. Не будь его, я бы сегодня не удалил голод. Молодых вижу, вон они, за столом, — старик вытянул руку и указал на жениха и невесту. После чего встал и поставил недоеденную утку на печь. Сорвал лист подорожника, и утёр руки. Поклонился низко и хотел было направиться к выходу..
— Постой, продолжил Избор, — не спеши, находишься ещё, куда торопишься? Останься. 
-Я итак принёс много неудобств вам всем придя сюда, к чему добавлять более ?
-Да нет же, — ответил ему Избор, — это не так. Ты хоть и по старше меня будешь, но моё слово будет важнее твоего; останься, празднуй с нами. 
Избор подал знак, чтоб для старика за столом нашлось место, и те гости, кто были ближе к старику, без лишних слов постарались отодвинуться друг от друга. Старик пожал плечом, подошёл к столу и занял предложенное ему место.
— Я сделал то, что мне велели — я остался; только и я хотел бы, чтобы меня никто не о чём не расспрашивал за этим праздным столом, дабы не испортить веселее.
— Да мы бы и не спросили б, если б не увидели того, что человек не нуждался в нашей помощи, в отличие от тебя. Поэтому соизволь ответить нам, коль так получилась… откуда ты? Не таи. 
— Да а что тут таить-то? Жихарем меня звать; плебеи мы, и вся моя семья. Как дед мой попался за мзду, так с той поры его роду и нет ходу по службе государевой. Сам я из под Белой Вежи родом, там и жил, и отец родом мой тоже оттуда. А в этот год почти вся моя семья с голоду померла, кого голод не взял в эту зиму, следом ушли от хвори, ну и прочих напастей. Последняя внучка на мне оставалась двенадцати лет отраду, да и ту не уберёг — отбили айцы её у меня по дороге в Голунь, недалеко от моего дома; куда мне было тягаться с этим сбродом? — Слаб я уже. Живут они там всем скопом, естественно с нашего царя дозволения. Да вон он, за столом..,- старик кивнул в ту сторону головой, где сидел Александр, — так вот, — продолжил старик: живут они у нас теперь получше нашего брата; им всё в наших краях с рук сходит, — старик потупил взор, разочарованно покивал головой и заговорил вновь: дожили до срама; при каком правителе такое было, я даже и не помню. А воевода наш, это так, для виду воевода, он их даже тронуть боится. Чуть что? Соберутся меж собою по-тихому, пошушукаются с себе подобными… вот и всё на этом. Эти зверьки наш скот резали на наших же лугах белым днём, за то, что наши коровы по их разумению щипали траву не на тех лужайках, а за луга и говорить не хочется — промолчу. Вот оно как мы в последнее время жили у себя. Наши сыновья к воеводе с расспросами, а тот царским Указам им в лицо тыкал: "мол,, нельзя их трогать.., они теперь друзья наши", — по-началу тихо вели себя они — душа в душу, а волюшку как почувствовали в последние два года, что нет на них никакой управы..; в общем, что вам говорить, вам ли не знать? До резни дело доходило. Вот поэтому я позже и надумал было внучку к брату двоюродному отвесть — подальше от греха. Потому как эти дикари, яки волки по нашей округе рыскать стали.., как сычи табунами бегают, высматривают всё — девок наших. Бывало даже в дом с угрозами входили, и ночью тоже. Ладно, что тут говорить.., пустое это, один я остался. — Дома нет больше, айцы его в тот же день и сожгли. Я не успел за порог ступить с внучкой, как они тут как тут оказались. Наверняка к себе туда в горы её увезли, а больше и некуда. И не одну её такая участь постигла у нас; с нашего села четырёх девок похитили.
— Так, а у брата почему не остался? спросил тихонько старика Избор.
— А что туда идти, там у него не лучше. Лишним нахлебником, я ему быть не хочу. Другое дело внучку, чтоб помог выходить, а так… — нет, — старик рукой махнул. 
Избор посмотрел в глаза старика, помолчал немного, а потом сказал ему,- проявлять радость на лице, тебя никто тут не заставит, но и слёз лить не стоит. 
Избор вновь принялся внимательно всматриваться на старика, чтобы понять, на сколько правильно он его понимает, и не найдя в его поведении никаких противоречий, продолжил вновь:
— Ты понял верно — это помолвка, а завтра свадьба. Предлагаю тебе обсудить все твои дела со мной немного позже, а пока, тебя следует привести в должный вид, ты уж извини, но так надо.
Избор перевёл взгляд на Горана, тот понял всё по его взгляду дословно без лишних слов. Горан встал, посмотрел на старика и направился с ним в баню. Через пару часов помолвка подошла к концу. На сей раз слово взял Александр.
— Я хорошо знаю о том, как много у всех вас дел — дом, хозяйство.., поэтому, никого не принуждаю насильно явиться завтра ко мне на предстоящее торжество. Кто сможет — милости просим, кто не сможет, сможете отпраздновать свадьбу молодых здесь, на хуторе Горана, всё необходимое для этого, я пришлю сюда завтра, к обедне.
Через час с небольшим сваты в дороге расстались и направились каждый по своим домам.



Дорога Лисимаха


    Киев. День тот же, но девятью часами ранее, обедня. В то время когда сваты сели за стол и приступили праздновать помолвку Ставра и Полели, далеко от них три тяжелых колокола расположенных на вершине белых стен здоровенного "Храм-Макошь"* оповестили металлическим звоном местную округу о надлежащем времени. Опоздай Лисимах к Бранко хотя бы ещё на четверть часа и всё могло пойти не так сегодня, как было запланировано ранее и для Бранко и для самого Лисимаха. Потому как в ожидании старика Бранко был занят одним единственным делом, ждал старика. Терпению было не занимать Бранко, поэтому он иногда подходил не на долго к широко распахнутому окну в промежутках чтения книги о выдающемся военном походе Ганибала на Рим; не раз облокачивался плечом о край оконного проёма, тихонько вздыхал и возвращался обратно к столу, так он досиделся почти до… И вот, он аккуратно отложил в сторону книгу, потянулся, расправил руки, встал и вышел из-за стола, Бранко направился к выходу, утешив себя одной единственной фразой:

    — Ничего страшного, разве плохо я провёл время? Книг полно. Когда ещё такой случай представится? Прочту ещё что-нибудь.

  Спускаясь по крутым ступеням, Бранко, как избалованный ребёнок поддался ребячеству, пытаясь изобразить из себя неуклюжего младенца спускавшегося с крутой, винтовой лестнице, переваливаясь словно медведь с ноги на ногу. Не успел он сделать и пол круга, как вдруг он услышал быстро приближавшиеся ему на встречу тяжеленные шаги и запыхавшийся звук бегуна, который собственно и поднимался для того, чтобы доложить Бранко о Лисимахе. Бранко замер и стал дожидаться того, кто спешил к нему снизу. Через пару мгновений, молодой служащий стоял несколькими ступенями ниже Бранко и доложил ему о Лисимахе:

  — Лисимах во двор вошёл; позвать ?

Бранко от удивления цокнул зубами, чуть заметно, слегка, развел перед собой руками, смешливо подкатил глаза под лоб, затем вновь вернул своему лицу должный вид и произнёс спокойным голосом, — да, зови его, конечно, — при высказанной фразе: "зови его", — Бранко поднял палиц к верху и назидательно потряс им, шутливо добавив при этом вслед убегавшему.., — но с должным уважением! 

Спешно спускавшийся к Лисимаху был "второй рукой" Бранко; хотя к чему торопиться? и о нём мы узнаем в своё время, а пока нам следует двигаться вперёд не так быстро и по-порядку.
К тому времени Лисимах уже стоял на дворе, не далее чем в пятнадцати шагах от здоровенного строения… Там наверху, внутри белых, толстых стен, для него уже лежит на столе подписанная рукопись с указом, а вместе с ним всё то, что касается власти и денег, о которой Лисимах и не мог даже догадываться. Лисимах остановился недалеко от главного входа и принялся осматривать здание состоявшее из трёх частей: центральной части — самой высокой и с флангов — двух боковых, они были на треть ниже центральной части; старик поднял голову, над ним сверху — слева от него, располагалась в полой, квадратной башне колокольня вымощенная высотой примерно локтей семьдесят — семьдесят пять из бутового камня, стены которой, как и всё здание о мазано ровным слоем глины побелённые известью; особенностью которой было ещё и то, что она заметно выделялась от фона остальных стен тем, что углы её были округлыми у основания и выпирали наружу симметрично на три — четыре шага по всем направлениям; а вот всё остальное здание — правое крыло вместе с центральным строением — главным, составляло примерно, что-то около сорока или пятидесяти шагов в длину и имело на каждом этаже по три окна больших размеров, но с овальной формой сверху.

    — Странно, вот те на, — подумал Лисимах, — такое громадное строение, а окон маловато будет, с чего это вдруг"?!? — это с парадного входа, что было с фасада, он не видел.

Слабый скрип здоровенной двери заставил невольно Лисимаха взглянуть на того, кто только что вышел к нему на встречу. Это был молодой, голубоглазый, высокого роста человек светловолосый, примерно лет тридцатипяти, не более; с приятными взгляду чертами лица и манерами: учтив, не говорлив, и это Лисимах понял в первую очередь. Этот человек, который шёл ему молча на встречу, был одет с особым изыском. Нижняя материя изготовленная из льна белого цвета, она была искусна отделана маленькими, драгоценными камнями и до плеч: золото, серебро присутствовало на его сане; замысловатые узоры с диковинными зверями, одним словом: умелые портные довершили искусной работой не без того дорогую материю. В двух шагах от Лисимаха он остановился, едва заметно кивнул головой и осмотрел старика с приятной на лице улыбкой.

  — Это Вас должно быть мы дожидаемся, Вы Лисимах? Я правильно думаю?
    — Да, я Лисимах, — подавив эмоции, с учтивостью ответил старик, — меня ни с того ни с сего выхватили из моей торговой лавки, как какого-нибудь разбойника и доставили к царю. Там мне было велено явиться сюда к Бранко, а вот зачем? Мне так толком и не сказали ничего. Вроде, как, говорилось о том, что дело очень серьёзное, оно государственной важности и нисколько не терпит отлагательств.
    -Тогда вы и есть тот, кто нам нужен. Но я хотел бы ещё узнать о том: есть ли у вас то, что вам прилагалось в дорогу к нам, оно при вас ?
Лисимах вспомнил о трёх монетах, которые были ему даны.
    -Аа! Да-да… вот, вот у меня эти три монетки, — Лисимах вынул из кармана их со словами, — но мне их дали там… И мне их следует вручить самому Бранко!
Лисимаху не раз доводилось видеть своими глазами Бранко, поэтому и знал его в лицо, но с издали; и к его счастью, к счастью Лисимаха разумеется; Лисимаху ни разу не доводилось иметь с ним каких-либо дел, иначе бы он вместо того, чтобы явиться сюда, непременно бы дал дёру.
    — Позвольте взглянуть мне на ваши монеты, — вежливым тоном попросил разрешения у Лисимаха служащий Бранко. Лисимах подчинился беспрекословно. Он вручил эти монеты в руки стоявшему перед ним человеку, а тот и сравнил их со своими с небывалой ловкостью. Лисимах даже и не успел понять, успел ли проверявший сравнить правильно… или поддался чувству доверительности? Но вот уж, что-что, а Лисимах хорошо понял и то, что тот, кто его проверил, в подобные шутки не играет. Через пару мгновений проверявший его человек зажал в своём кулаке монеты и попросил Лисимаха проследовать за ним.

Войдя внутрь здания к удивлению Лисимаха в помещении оказалось намного прохладнее чем изнутри, он вздохнул с облегчением. Белые стены были повсюду расписаны всевозможными красками в диковинные узоры: зелёными, синими, оранжевыми, красными… чем выше они поднимались по-винтовой лестнице, тем чаще и чаще ему стали попадаться на глаза причудливые образа человеческих лиц, действие погонь хищных зверей за своими жертвами отделанных из различных, цветных минералов; поднявшись на второй этаж они свернули с лестнице и вошли через высокую дверь в широкий зал обставленный вдоль стен здоровенными столами и скамьями, уютно осветлённый множественными лампадками,- тут должно быть проходят у них важные совещания,- подумал Лисимах.

Через этот зал его не повели, они не дошли до него нескольких шагов, пройдя мимо него вперёд; не церемонясь с Лисимахом провожатый провёл старика ещё через одну дверь, а она вывела их на точно такую же лестницу по которой он поднимался на второй этаж; со второго этажа Лисимах уже едва поспевая за провожатым,… оказался на третьем этаже, тут его попросили остаться на ненадолго и ждать дальнейших указаний. Его отвели немного в сторону и предложили сесть у стены, в кресло, рядом с окном. Постепенно, где-то вдали звуки быстро ушедшего человека стихли. Лисимаха оставили наедине с самим с собой. Только что, его одного сейчас оставили в огромном зале; приглушённый свет зелёных лампад боролся как мог с темнотой, а приятный запах ладана стал невольно настропалять старика к странным и неизведанным до селе мыслям. Кем только он себя не успел возомнить… Ему казалось, что он попал в земной рай, красота стен пьянили и возмущали завистливую душу старого еврея, иногда ему становилось дурно, душа буквально захлёбывалась в мирской зависти и гневе. Он прожил жизнь и такие богатства ему никогда даже не снились, — а тут, подумать только, такое...?!?! 

Лисимах подошёл к открытому окну, просунул голову наружу и перед его взором оказалась бескрайняя Славия. Вдали раздавался и доносились с лугов до его старого но острого слуха некие звуки — мычание коров, быков, крики горластых гусей, иногда и лай собак, а также "сердобольный" труд кузнеца бившего молотом на наковальне о горячий металл в кузне; ещё он увидел, как местные жители на повозках разъезжались по домам с дневной дойки, за ними следом тянулись вереницей сотни коров… тёрлись боками о стволы деревьев, громко мычали им в след и пытались уйти за хозяевами в знакомые для них домашнее стойло… Но этому следует быть не позднее чем через пять-шесть часов, когда солнце начнёт постепенно скрываться за горизонтом. Хозяева скота будут сами дожидаться у ворот идущих с пастбищ своих коров, тогда, когда день неминуемо начнёт подходить к концу.

  -Следуйте за мной, — за спиной Лисимаха раздался вновь тот же голос человека, который оставил его недавно одного.

Лисимах невольно вздрогнул от сказанного. Потому как ему показалось, что судя по тем звукам шагов, которые он слышал совсем недавно, как они громко удалялись и стихли, где-то далеко… они вновь помогут ему выдать идущего за ним человека… Но, подумал он. — "Увы, вышло как вышло.."
  
    — Красивый вид из окна, благодать, — выразился с улыбкой на лице старик, — никогда не видел подобного.

Человек, который явился за ним даже не дослушал старика, развернулся и пошёл быстрыми шагами вперёд. Лисимаху на этот раз пришлось чуть ли не бегом навёрстывать упущенную дистанцию. И точно так, как и прежде этот человек провёл Лисимаха ещё через одну дверь, потом на такую же лестницу, а поднявшись по ней провожатый свернул резко в сторону и едва не оказался за спиной Лисимаха.

    — Мы пришли, вот дверь, — приятным голосом сказал Лисимаху проводивший служащий к Бранко, — вы можете войти.

Молодой человек посмотрел на старика взглядом невинного агнца и указал ему рукой направление в котором следовало двигаться далее. Скорее не двигаться далее, а шагнуть пару шагов вперёд, взяться за ручку и открыть дверь. Лисимах о многом успел подумать с тех пор как оказался в стенах этого здания… Но сама интрига для него была за семью печатями до этого момента… и надо признаться, она сейчас мешала ему жить по-настоящему. Сердце билось в его груди раненной птицей, ноги уже не слушались его, а цвет лица из смуглого цвета обретал матовый. — "Неужели меня выдали и рассказали о том, что я был с цыганами на день рождении отца Александра?" — думал он об этом уже третий раз с тех самых пор, как оказался тут, — но кто мог знать сию тайну, если и цыгане позже пали от яда все до единого: кто ещё мог знать мою тайну кроме меня?" — терзался старик страшными мыслями. И тем не менее, какое бы он не принял решение, назад ходу нет; поэтому он только что смерился со всеми обстоятельствами, которые могли его поджидать за закрытой перед ним дверью. Лисимах решительно сделал пару шагов вперёд, взялся за ручку и потянул на себя дверь: не смотря на то, что дверное полотно выглядело резной, массивной стеной, оно легко поддалось и плавно последовало за его усилием, без малейшего шума дверь открылась, но к его изумлению, вместо того, чтобы войти в комнату Бранко, за этой дверью оказался "глухой" коридор с такими же тремя дверями как первая; предпоследняя дверь оказалась к его удивлению неправдоподобно скрипучей, протяжный скрип дверных навесов наверняка был слышен не только ему, но и всем тем… кто находился за этими, всеми дверями.

Лисимах открыл последнюю дверь, ему почему-то показалось, что за ней будет ещё одна, но вместо того, чтобы последовать прежнему примеру с дверями, он моментально понял: "Всё, я на месте". — Лисимах неторопливо покрутил головой влево и вправо; он насколько мог успел внимательно осмотреть обстановку здоровенной комнаты Бранко и со свойственной, еврейской прозорливостью уже сделал о нём любопытнейшие выводы.

  — Ничего особенного, — подумал Лисимах, — кто в наше время не желает жить красиво? — золото, драгоценные камни облагораживали княжеский интерьер мебели… и стены пропитанные благовонием ладана.

Лисимах сделал в кромешной тишине ещё один нерешительный шаг вперёд; под его тяжестью не скрипнула ни одна половица к его удивлению: ни там… внизу, и, тем более тут, — подумал он, — что за странные доски..? Неужели из цельного дуба настелили пол эти болваны, мыслимо ли такое ?!? — мысленно осмелился поругать Лисимах прихоть владельца комнаты и всего здания в целом.

Мягкий свет причудливых по форме лампад насыщал комнату небывалым спокойствием: световая гамма цветов это очередная больная причуда князя, — съязвил опять в душе старик, — но где сам Бранко ?! Почему он не проявляет уважения к старому человеку и гостю ?!?
Лисимах ещё раз посмотрел на право, прищурился, и увидел вдали комнаты сидевшего за столом Бранко, — да — это он, — согласился со своей интуицией Лисимах. — Но почему он не вышел из-за стола и не пошёл ко мне на встречу с должным выражением лица, как тот.., кто только что меня ввёл к нему? Неужели я не достоин этого ?

Лисимах вынужден был прищуриться ещё раз, старик напряг зрение. Немая тишина отделяла двух людей; хотели они того или нет, но эти два человека теперь очень сильно были заинтересованы друг в друге… Бранко потомственный князь по-финской линии предков. Занял место своего отца после его смерти по утверждению отца Александра. За довольно короткий срок службы успел проявить себя не только как честный, государственный служащий, но и талантливый агент. Бранко владеет в совершенстве несколькими языками: итальянским, немецким, греческим, в том числе по вынужденным обстоятельствам успешно освоил своими силами несколько языков на которых говорят жители Колхиды. И если бы не эта, "дивная" страна, то навряд ли бы ему удалось обратить на себя должное внимание таких же агентов как он, и, многих других государственных служащих… Бранко было в своё время поручено найти тайные пути, по которым доставляют гашиш горцы в города Славии и сёла; с чем его и успешно поздравили… Бранко за два коротких сезона не только ликвидировал всех известных ему курьеров, но и на долго отбил желание переходить, где бы-то ни было на наши территории с подобным родом "райским-снадобьем". И, что самое немало важное, многие и очень сложные вопросы решались им на месте.., не боясь брать ключевое решение под свою ответственность. Вот таким образом, всем стало ясно, это стихия Бранко, он мастер своего дела — дорогу он выбрал сам, а вот все препятствия, которые появлялись на его пути, ему только помогли устранить, да и то, только для того, чтоб он не тратил время напрасно. А для полной, ясной картины следовало бы в этом месте о Бранко сказать вот что:

Бранко тридцать шесть лет, высокого роста, голубоглазый молодой человек, волос — светлый с кудрями и длинный до плеч, тело худощавое, черты его лица опрятны, в них нет ничего что мешало бы его безукоризненной, славянской внешности. Нос — прямой, губы в меру пухлые. Этот молодой человек был наделён не только проницательным взглядом, но и должными к людям манерами. Природа щедро наделила его живыми глазами и особой выразительностью, а длинные ресницы добавляли его "ангельским" чертам лица особую симпатию. А вот что касается всего остального ко всеобщему изумлению, то какие бы не стояли на его пути проблемы, это можно уже сказать — не проблемы; по крайне мере о них можно говорить так: они временные и разумеется не в пользу того, кто вздумал тягаться с ним хитростью или даже коварством.

Скрип двери, который возмутил ум старика, напротив, Бранко сказал о идущем к нему госте. Бранко упёрся спиной в спинку довольно высокого кресла и, как коршун принялся следить зорким оком за своей дверью, которую вот-вот откроет идущий к нему старик; и если сказать обо всём без утайки: на сей раз не смотря на весь свой опыт, который успел получить князь в различных переговорах с убийцами и прочим, лихим сбродом, то к его, к своему же удивлению на сей час Бранко чувствовал себя по необъяснимым причинам не более чем наивным младенцем, в комнату которого должен пожаловать строгий родитель..

Итак, вот дверь плавно открылась, и, из-за края резного полотна показалась сперва косматая голова Лисимаха с черными как смоль волосами. Практически, абсолютный покой всего здания достоверно стал передавать каждое движение вошедшего к нему сутулого старичка. В гробовой тишине Бранко казалось, что он слышит не только звук собственного, бьющегося сердце, но и неровное дыхание вошедшего к нему гостя. Бранко находился за столом далеко у самой дальней стены от входа в комнату, вернее, даже не комнаты, а огромного зала. По правую руку от Бранко такое же овальное окно, которое Лисимах видел со двора — открытое настежь, и, точно такое же окно было напротив самого входа в комнату, в которую только что вошёл Лисимах.

Лицо Лисимаха ничем особенным таким не отличалось от множества лиц его народа: лицо овальное, носит по грудь бороду — местами с сединой, с негустым — редким волосом, сквозь которые легко просматривается подбородок с впадинкой; губы тонкие, нос дугой; причём, форма его носа, нужно сказать, была не той, которой обладают в большинстве случае греки, арабы..; напротив, черты его носа бравшего своё начало у бровей тонкой линией, ниже к носу, дыхательный орган становится всё толще и толще и походит внешне скорее на вытянутую дулю (кукиш) или клюв хищной птицы, а если точнее, к старости его нос приобрёл вид гнутой, изуродованной, громадной груши, нежели чем походил на нос человека; по оба края носа под прямыми но мохнатыми бровями располагались два зорких карих глаза, и как не странно они были там, где и положено им быть — на своём месте, неустанно рыщущих вечной наживы и в первую очередь — алчности, корысти — практически во всём. Этим глазам если всмотреться как следует повнимательнее, то можно увидеть то, что этому, хищному взгляду должен весь, белый свет до седьмого колена и каждое живущее на земле существо, почему-то не знавшее по своей легкомысленной глупости самого главного — "своего счастья"; а именно? Чего именно от него хотят эти "доброжелательные" глаза "миролюбивого" еврея? Наверняка, каждому человеку доводилось видеть смеющихся людей; и безусловно помним, конечно же, как в радости их лица наполняются жизнью, начиная от выражения глаз до откровенной улыбки… и сравни в этот миг лица двух людей — еврея и какого, другого человека, с уверенностью можно сказать: не нужно особых прилагать усилий, для того, чтобы разглядеть в этих лицах существенное отличие: если глаза еврея полны радостью или же они отвечают вам взаимностью? Не будет лишним совсем, если вы всмотритесь внимательно на его лицо, а если он смеётся? Отнюдь, по возможности, не поленитесь заглянуть ему в глаза ещё раз. С этими мыслями Бранко встал из-за стола и решительно направился к Лисимаху. Только что Бранко вспомнил некий совет одного из персонажей о котором он недавно вычитал в книге.

    — Вот те на?! Мыслимо ли такое? Подумать только? — с изумлением одобрил Бранко в душе все те описания… одного из старых писателей, о котором он только что упомянул себе, — не упустить бы теперь мне самого главного: и, правда ли то, что о этих людях так много написали "чокнутые" на всю голову всякого рода "писаки" давно ушедшие в мир иной вместе с историками? И как бы мне не обмануться собственными скоропалительными выводами о нём?  - Лисимаху на это время было все полных шестьдесят три года. Чего невозможно было сказать по его внешнему виду о его возрасте, он выглядел на много моложе, на все лет десять, а то и того больше.
Бранко хорошо понимал с каким намерением Лисимах попал ему на поруки, потому как, кому ещё, как не ему знать: если бы вскрылись старика былые, лихие делишки, то непременно бы пошёл на корм псам ещё до того, как вообще Лисимах смог бы правильно осмыслить ситуацию случившуюся с ним, а стало быть, от старика ждут или хотят увидеть дальнейшую инициативу, которая непременно рано или поздно проявится в его деятельности и поможет охарактеризовать и заглянуть позднее во все былые и будущие его намерения. На полпути Бранко несколько раз встретился с ним взглядом и моментально понял по выражению лица старика, как пробрало вошедшего к нему гостя страхом; хотя, тот очень пытался его всячески скрыть. Но, страх есть страх… Он подобен невыносимым мукам при пытках; можно молчать, можно не говорить ни слово своим палачам о тайне, которая хранится внутри человека, и, тем не менее он мгновенно превращается в непосильную ношу от одного лишь предчувствия неотвратимой пытке. И тогда начинает говорить за человека не его голос, а выражение глаз и всё остальное поведение человека в целом.

  — Ничего не поделаешь, — подумал Бранко, — я бы на его месте тоже боялся, — и, чтоб старик не успел наговорить с перепуга какой-нибудь глупости, Бранко решил опередить непредвиденные события, которые могли неожиданно для него разыграться в любой момент, потому как Лисимах с тех пор, как оказался перед лицом Бранко, уже несколько раз не знал куда деть свои руки. Осторожно вошедший Лисимах в зал, не решительно сделал навстречу Бранко пару шагов, остановился и принялся на месте дожидаться дальнейших указаний; низко склонил голову, а после совсем согнулся в дугу, как только услышал первые идущие к нему на встречу шаги князя.

  —  Полноте, полноте! — поднимаясь с места Бранко высказал словно давнему другу и устремился к гостю. — Ну, что-же вы так ?!.. Не стоит начинать наше знакомство с подобного рода никчёмных церемоний.. 

Лисимах выпрямился, но не сделал на встречу Бранко ни шагу. На этот раз Лисамах усомнился в своих былых силах. Огромная воля, которой обладал старик, так или иначе была подавлена. Лисимах по-настоящему боялся, что ноги его в любой момент подкосятся и он упадёт в обморок, а, чтоб не случиться тому, как мог пробовал достойно держаться с последних сил. Старик набрался решимости и посмотрел в глаза Бранко. Они приближались к нему со свойственной радостью, которые обладают собственные дети, давно не видевшие отцовской заботы и ласки, и чаще тогда, когда напроказничают; ну, а в его случае Лимах неплохо понимал то, что в этом заведении нет его сына и не он идёт к нему на встречу с распростёртыми объятиями.

    — Откровенно говоря, — с улыбкой чуть ли не во всё лицо обратился к Лисимаху Бранко, — мы вас смею признаться со вчерашнего дня дожидаемся; и того хуже, ещё немного и мы разминулись бы. Я уж было решил недавно совсем, что вы к нам поспеете не раньше чем завтра — пятницы.

Лисимаху совсем поплохело от через чур довольного вида Бранко. В его голове третий день кружились всякого рода сомнительные мысли… потому как его былые дела, о которых как ему всегда казалось, знал только он сам и они все эти годы жили в нём со всеми, мельчайшими подробностями, несмотря на то, что прошло много времени с тех пор и каждая из них буквально прожигала Лисимаха насквозь, во всяком случае так он думал теперь, когда приближался на встречу ему Бранко.

    — Ох, что это со мной? пронеслись в голове Лисимаха мысли отчаяния, — на мне должно быть совсем лица нет? Если я не смогу взять себя в руки, то вот-вот этот "добрый" человек станет меня осыпать совсем иными вопросами. И вообще, что им от меня нужно ?! Неужели все эти дурни решили набраться у меня ума? И если это так? Что ж, так и быть, я им преподам урок выживания.

Как бы то ни было Лисимах моментально сумел взять себя в руки и мгновенно отбросил в сторону все никчёмные мысли, которые мешали ему сконцентрироваться на каждом сказанном для него слове и фразах… В добавок ко всему этому старик верно решил ещё и то, что бояться ему пока нечего, потому как он добрался к Бранко самостоятельно; ему вручили монеты с условными метками, и, не будь подобных принятых мер связанных с предосторожностями, то тогда мне было бы на самом деле о чём подумать другом, а пока.., а пока подумал он вновь: будь что будет. Во всяком случае если бы обо мне что и вызнали, наверняка прибили бы сразу как бешеную собаку, и, разговоры перед смертью со мной завели бы совсем в другом месте, и, уж точно не тут у Бранко и уж тем более не там...

С этими мыслями Лисимах доброжелательными глазами смотрел в глаза князя, который уже был в трёх шагах от него, а через мгновение Бранко пожал старику руку и предложил пройти с ним к его столу. Что старик и сделал. Упрашивать Лисимаха не пришлось со всем. Бранко не спеша довёл старика к центру здоровенного стола, аккуратно усадил его там в кресло; налил в кубок для Лисимаха медового кваса и протянул его гостю..

    — Смочите горло, если хотите, — умело подбодрил Бранко сутулого старичка. Лисимах протянул решительно руку, взял кубок и до половины с неимоверным наслаждением осушил содержимое чаши. После чего бодро вздохнул, не забыв при этом поблагодарить князя за оказанное ему внимание и отставил в сторонку на стол перед собою искусно выполненную из золотого металла посуду, края которой сверху до низу были отделаны камнями из оникса в сочетании с бирюзовыми и янтарём.

Тем временем князь уже неторопливо обходил вокруг стола с явным намерением занять по-праву своё, законное место, прямо напротив Лисимаха; и заняв его, Бранко слегка вздохнул, взглянул в потолок, упёрся спиной в кресло и сразу же обратился к старику без всяких, излишних церемоний, но уже не сводя со старика ни на миг своего, зоркого "око".

    — Как вы думаете, — вновь с той же приятной улыбкой обратился к Лисимаху молодой князь, — это что за нужда такая затронула нас недавно, чтоб мы смогли вспомнить о вас ?
Бранко было хорошо видно как по лицу Лисимаха проскочили молниеносно, словно табуном, не меньше тысячи, мучительных мыслей. Вопрос был задан глаза в глаза. И тем не менее Бранко заметил и отметил для себя ещё и то, как Лисимах хорошо владеет собой, здесь, сидя перед ним. Старик ни на миг не отвел глаз в сторону. Немного подумал и ответил ему так, как если бы ответил каждый человек на его месте:
    — Извините меня конечно, князь, но я и правда понятия не имею, — Лисимах сопроводил свой ответ лёгким пожатием плеч и ещё чуть заметно развел в сторону руки, — мне смею вам признаться князь и самому интересно; я всю дорогу не переставал думать о том, о чём вы меня только что спросили. И как сейчас вижу и помню, ей богу, много добрых дел я успел сделать для вашего государя; и какое именно из них, в меру своей скромности, мне даже трудно упомнить? — вот оно как получается Князь. Как не странно, Русь стала для меня вторым, родным домом, всей душой я к ней-родимой прикипел, люблю я её, — при фразе "люблю я её", старик акцентировал эту фразу слабым кивком головы и не чуть не отвёл с глаз Бранко своего, спокойного взгляда.

От сказанных слов, Бранко едва не расхохотался старику в лицо. И тем не менее он должным образом выслушал старика, придав своему лицу более деловитый вид; затем ещё раз о чём-то подумал; не торопясь встал с места и подошёл к Лисимаху; взялся за спинку ближайшего кресло, развернул его в сторону старика и сел перед ним лицом на расстоянии вытянутой руки.

  — Да, уважаемый, вы правы. Если бы не ваши былые заслуги, то мы бы навряд ли бы смогли вспомнить о вас. Кому как не вам-милейший известно о нелёгком бремени, которое смею заметить твориться на наших, прибрежных землях Понтиды, но и это не всё; те же проблемы, как нам известно коснулись территорий "Красных даров". Вот мы и решили справить о вас некоторые сведения, в том числе и ещё о нескольких таких же как вы управленцах, досконально знающих некоторые, важные, тонкости торгового ремесла, и как не странно это будет выглядеть; мы в скорости получили их от вашего, бывшего хозяина Фрасия, он является сейчас самым, крупным землевладельцем у себя в Греции, не то что раньше; вы хорошо помните его? Он как не странно помнит о вас, и что самое главное, он очень хорошего о вас мнения. Это он прислал нам вашу рекомендацию. Как только ему стало известно о вашем прибывании у нас, и как сами видите, он с радостью нам напомнил о вас. Да что я вам говорю ?! Нате вот, вы лучше сами взгляните, прочтите вот это.

Бранко протянул руку к одному из рулонов бумаги лежавшего рядом с ним на столе и вручил его Лисимаху.

С Лисимаха не то, чтобы потёк пот от услышанного, он покатился с его лба настоящим, проливным градом. Тяжёлые капли оставляли на его коже мокрые борозды… старик старался как мог сбивать их со лба ладонью, чтобы те не успели образовать на нём "бездонные реки"; потому как пот стекавший по вискам, как нарочно стал ещё проникать ему и в глаза. Лисимах это имя не забывал никогда. Уж что-что, а старик великолепно помнил как он нагрел и не раз своего второго по счёту хозяина — зерном, вином, мукой, различными специями к блюдам, ладаном..; и, мало того, он не раз завышал преднамеренно цену на доверенный ему товар по прибытию на знакомых ему рынках, когда отправлялся с караваном на очередные торги в другие страны с целью поиметь прибыль в свой карман как минимум — дважды. Ещё в добавок к этому, Лисимаху несколько раз удавалось продать за очень высокую плату нескольких, лучших рабов своего хозяина, а по возвращению говорил ему, что их постигли страшные болезни в дороге и их настигла ужасная смерть. Не распроданный товар Лисимах списывал со счетов хозяина как испортившийся, затем перепродавал его по-заниженным ценам своим компаньонам, которые и были конкурентами его работодателя, ну а те позже и делили с ним причитающиеся для него прибылью. С подобных торгов Лисимах за три года успел приобрести в Греции и Константинополе на берегу моря два неплохих особняка, и, несколько торговых лавок с собственным причалом в порту и тремя ладьями; не смотря на то, что его хозяину грозило неминуемое разорение. Позже, сославшись обоснованно на плохую торговлю, Лисимах бросил своего хозяина Фрасия. Но и то, только тогда, когда остальные, последние четыре года Лисимах хоть и сносно, но добровольно исполнил свои обязанности. С тех пор прошло не мало лет.
Лисимах хорошо помнил особый почерк Фрасия и в том числе о его незабываемом стиле, потому как всякие линии прописанные им в буквицах имели вначале жирные следы и при конечном их на писаниях, в том числе и изгибах, эти чернильные следы были не много толще самих букв; подобные отметины частенько за собой оставляли только его перья, которые Фрасий предпочитал обматывать шерстяной нитью, чуть выше заострённого острия, для того, чтоб не приходилось часто макать перо в чернила; вот именно-то, как раз, подобное обилие чернил на его строках и оставляли характерный след в уже знакомых ему текстах.
Лисимах спокойно развернул короткий рулон с уже сорванными, тремя, разными печатями; двумя крайними с боков и одной в центре.

    -Хм, — с весёлой иронией тихонько ухмыльнулся старик, сумев вернуть себе должное состояния духа и не мало важное для подобных бесед в нужный момент обрести хладнокровие, — вижу что ничего не изменилось с моим, бывшем хозяином, — на этот раз он уже ссылался в мыслях только на своё мнение, — ясно вижу всю туже его излишнюю предосторожность; даже в малом он старается выглядеть неповторимо, индивидууааально, — на этих мысленных фразах Лисимах постарался намерено и недвусмысленно ехидно съязвить.

    — Ну, раз так,- продолжил он теперь вслух, — тогда я охотно погляжу, разумеется с вашего дозволения, князь. — Лисимах нарочно немного решил потянуть время для того, чтоб понаблюдать за выражением лица Бранко, — мне и правда стало жутко интересно о чём пишет спустя столько лет мой любезный и добрейший Фрасий. Как оказалось на самом деле, нам- хорошим людям невозможно забыть его доброты, — с этой фразой Лисимах раскрутил теперь уже основательно и более решительно рулон, поднёс его перед глазами и чуть завалил набок голову.
    — Да. Бесспорно, — положился на собственное чутьё старик, — несомненно эти строки писала рука моего бывшего хозяина; это почерк Фрасия. Но как мало он упомянул обо мне?! И, как теперь оказалось это тот ещё скряга — прежний, как и тогда, совсем не изменился. Всегда пытается отразить в письме саму суть и почему-то без лишнего популизма; всё коротко и ясно.
Лисимах ещё пару раз покрутил с боку на бок головой, чтоб получше разглядеть текст и принялся вдумчиво вчитываться в каждое написанное о нём слово:

______________________________________________________________________________

   Я, Фрасий, греческий землевладелец… осведомляю надлежащем образом посла Славии Радомира и доношу Вашему Совету Князей через него в письменном виде о Лисимахе все известные мне о нём сведения:
Еврей Лисимах был мной нанят двадцать пять лет назад на должность старшего управляющего. И был наделён мной же неограниченными полномочиями на срок до совершеннолетнего возраста одного из старших, моих сыновей, именно, для торговых сделок по продажи собранного урожая с моих земель, и, прочей торговли касающейся всего остального моего имущества.
Во-первых: Мне до сего времени не поступили сведения о его чрезмерных злоупотреблениях, коими, по-моему, разумению он мог вполне ими пользоваться. Однако; какие бы трудные ни были времена в некоторые периоды его торговли, до ниже дозволенного убытка, мне он не причинял — ни единожды. И, при первой возможности Лисмах умело восполнял мои доходы утраченные им ранее, иногда вдвое кратном размере.
Во-вторых: Мне также хорошо известно о неких опасностях, которые поджидают идущие караваны груженные ценными грузами. И не разу не довелось мне потерпеть невосполнимую утрату; так уж посчастливилось по воле Аллаха и его великого Пророка Махаммада, сии беды в пути обходили стороной при непосредственном участии моего, бывшего управляющего. 
Третье: Мне также достоверно известно и то, что на Лисимаха можно положиться как на надёжного и талантливого маклера при любых, коммерческих сделках связанных с земельными прениями в таких странах как Персия, Сирия, Испания; а вот другие соседние с ними земли как вам это всем достоверно известно, пока находятся под надёжной опекой всемогущего Рима, разумеется кроме воинственной Германии, которая и является Вашей, преданной союзницей на все времена.

Ниже была написана той же рукой коротенькая приписка:

С тех пор, как мы с Лисимахом расстались, я часто молюсь за него перед лицом всевышнего Аллаха.
_______________________________________________________________________________


— Что-ж! — с радостью у себя в душе воскликнул старик, — я пока доволен этим письмом и особенно его содержимым; и если это так, то этот Фрасий намного глупее чем я думал ранее. Зря я побоялся тогда погреть на нём свои руки; зря. Ну ничего страшного пока ещё не произошло. Я, если нужно, и сам о нём смогу навести некоторые сведения, и очень похожа на то, что так я и сделаю, на всякий случай, мало ли что? 

Лисимах ещё раз взглянул на текст и беглым взглядом пробежался по нём вновь, а после отложил на стол это письмо в сторону, ближе к Бранко, чем к себе..

    — Несомненно, крепкий старик.., — это были первые мысли Бранко о том, как умело держал себя в руках сидевший перед ним гость, — похоже на то, что этого, старого пройдоху трудно чем удивить, — и как не странно, приблизительно те же мысли посетили и Лисимаха. Они оба слегка улыбнулись друг другу в лицо, еле заметно, но не сказали ни слово. Лисимах ещё раз успел подумать о том: чего на самом деле хочет услышать от него Бранко или вызнать ? 

     -Торопить мне лучше не стоит его, ни к чему это, — согласился со своими намерениями старик, — пускай начнёт Бранко первый, а я послушаю. — Так оно и случилось. Не успел Лисимах подумать об этом, как тут же обратился сидевший к нему лицом князь.
      — Мне было поручено снабдить вас некими полномочиями. И смело полагаю, вам не составит особого труда, чтобы догадаться о том, от чьего лица я озвучу сейчас специально для вас подобное предложение..

Лисимах тут же встал с места и сделал низкий поклон, тем самым заранее отблагодарил будущую просьбу Бранко и того, кто к нему обратился через князя. Потому как с царём он естественно не повидался, а вот с его князем Мстиславом, люди которого и сцапали без лишних церемоний Лисимаха в собственной торговой лавке… и сразу он был доставлен, разумеется, не без их помощи к уже выше упомянутому князю; вот от него-то Лисимах и узнал обо всём том: куда и к кому было велено ему явиться незамедлительно в Киев.

    — Конечно же, ваша светлость, — с радушной улыбкой на лице ответил старик в ответ Бранко, — я, как и прежде являюсь верным слугой вашему государю, также верен, как и его покойному родителю Велимиру; уж я хорошо помню, как он был ко мне любезен и добр. Славный был человек и самое главное достойного покровителя Славии он успел воспитать.
    — Это верно вы подметили, — с благодарным нотками в голосе поддержал Лисимаха Бранко, — но всё это в прошлом, а у нас сегодня дела, откровенно говоря, дела идут не лучшем образом. Проблем много у нас накопилось. И здесь-то, ещё куда не шло, а вот на прибрежных землях Понтиды и "Красных даров"… И мне ли вам рассказывать об этом, уважаемый вы наш Лисимах? Сами-то поди не хуже меня это знаете. 
      — Слышал конечно об этом, — соболезнующем видом выразился тихонько старик, — слышал, что в тех краях голод лютует, "дикие" горцы свирепствуют там, девок крадут; так свирепствуют, что и управы на них теперь нет никакой, и не потому что в прошлом году не было урожая, а совсем по иным причинам… и таким, что и произнести вслух противно. 
     -Вот именно поэтому вас и хотят попросить взяться за те дела, в которых вы чувствуете себя как рыба в воде. 
      -Я вас не совсем понимаю, Князь?! — теперь уже с удивлённым лицом обратился к нему Лисимах, — не могли бы вы выразиться более яснее; это если конечно возможно ?
      — Могу; конечно могу, дорогой вы наш, Лисимах; нет ничего проще. Нам велено было подыскать для подобной выправке дел хорошего управляющего, и, как видите сами, наш выбор пал на вас, мы полностью хотели бы положиться на ваш опыт. Что скажите? Вы согласны ?

Старик надо признаться от услышанного чуть в обморок не упал, и не потому, что ему стало плохо — нет, а о того, что едва смог сдержаться от накатившегося желания посмеяться над словами Бранко, но с последних сил Лисимах держался достойно.

    — Чего именно вы от меня хотите, князь? — недвусмысленно Лисимах дал таким образом понять Бранко, что пора в таком случае начать вести диалог открыто.

    — Ничего особенного, Лисимах. Мы не хотим конфликтов, и уж тем более обострений с теми народами, которые, как вам известно оказались случайно в наших краях; и полагаю вы знаете, что эти люди, с некоторых пор, находятся в более выгодном положении на наших землях, в отличие от нашего народа. И, именно поэтому, мы хотели бы ожидать от вас некой, самостоятельной инициативы. Но самое главное, мне хотелось бы, чтобы вы меня правильно поняли: дело всё в том, как сами теперь неплохо видите, Лисимах, нам самим не с руки начинать притеснять иноземцев… И очень хотели бы надеяться на вас, что благодаря вашим стараниям, в скором времени, пагубная для нас ситуация изменится в лучшею сторону; не прикладывая пока к этому недоразумению, публично, собственных мер; надо полагать, уже давно хорошо известных многим, и, там — им в том числе, это не плохо известно о некоторых из них, которые в любой момент мы можем предпринять. Это в лучшем случае, а в худшем.., — Бранко замолчал, подумал немного, добавил, — ну а если и вы не справитесь, тогда нам ничего другого не остаётся как прибегнуть к более надёжным способам, ре-ши-и-ть подобное. — Слово "ре-ши-ть" Бранко особо выделил спокойными нотками голоса, акцентируя на нём каждую фразу для Лисимаха, ко всему этому, проговорив это слово, князь буквально вцепился своим взглядом в глаза старика, после чего вновь заговорил с ним тем тоном, которым говорят обычно давно знакомые друг другу люди о своих проблемах, желающие получить с их стороны предельное доверие с пониманием — как я вам уже говорил только что: возникшее недоразумение, — так подытожид Бранко суть собственных озвученных мыслей. — Теперь, хотелось бы надеяться, вы меня хорошо понимаете ?

Лисимах слушал Бранко и ушам своим не верил.

    — Да!- ответил слегка возмутившимся голосом Лисимах, — конечно же. Но для подобных дел потребуются не слыханные полномочия; это же кто меня ими наделит, позвольте полюбопытствовать? А если у меня ничего не выйдет? Меня собакам на корм пустят? Князь, как бы-то ни было, но других вариантов, я извиняюсь, просто не вижу. Я не стану добровольно себя в могилу спроваживать. Надо быть последним дурнем, чтоб на такое согласиться и, что самое главное, за какую такую цену, я должен согласиться на это вот? Всё что я могу вам сказать, князь, так это то: пока я не узнаю всех дел на месте и не подумаю над ними там, как того следует, я вам ничего обещать не смогу. Вот такой я даю вам ответ: если я по прибытию пойму, что я не в силах угодить вашим желаниям — я откажусь. И самое главное, с надеждой на то, что когда я слажу с себя вверенные мне в руки полномочия, в будущем меня не станут всячески преследовать и притеснять; а стало быть, ко мне должно сохраниться такое же отношение, как и теперь. И если вас, князь, это устроит, то я мог бы попробовать услужить вам.

  — Ну, что же, — незамедлительно ответил ему Бранко, — пожалуй, вы не оставляете нам ни малейшего выбора: пусть будет так, как вы только что мне сказали. Нам — это подходит. Там, за этими дверьми, — нацеливаясь взглядом на дверь через плечо гостя, Бранко на всякий случай счёл не лишним сориентировать старика, -  через которые вы вошли ко мне, ждёт тот, самый человек, который и провёл вас ко мне, он снабдит вас всем необходимым; а я вам должен вручить вот эти два очень важных документа. Свиток с красной лентой вы вручите по прибытию в Хорсунь князю Ратибору, а вот этот, я составил два дня назад, специально для вашей туда дороге. Держите их. Остальные подробности вам надлежит узнать по прибытию. 

Бранко взял со стола два рулона и на этот раз без лишних слов отдал их в руки Лисимаху. И как только они оказались у него в руках, Бранко коротко добавил, — это всё, вы можете идти, вы свободны. И поторопитесь, как вам известно, эти дела не терпят отлагательств, — Бранко указал Лисимаху рукой на выход, встал, и неторопливо направился к своему месту, там он успел посмотреть в спину уходящему гостю, и тот в скорости удалился без лишних церемоний.


           **** 

     Следуя указаниям Бранко Лисимах по дороге в Хорсунь ещё раз заглянул к себе в дом, который находился в Голуне, а от туда наследующий же день, утром, он со всей своей решимостью решил было добраться до места назначения верхом; но не тут-то было, через пару часов он повернул к реке, потому как дорога теперь ему уже показалась дальней, и не способствовала его возрасту ни-коем образом. Лисимах повернул назад, вернее не повернул назад, а свернул с дороге и направился к речному причалу, который находился ниже по течению, далеко за пределами Киева, примерно пол дня пути для пешего человека. Лисимах решил проделать часть пути на купеческом судне, а последний остаток пути, он вновь проделает в седле. С этими мыслями он въехал на обычную дорогу; на ней ему то и дело стали попадаться телеги с товарами и прочие путники идущие в Киев и из него и с прочих его всяких окрестностей. Народ шёл разный. Ближе к обедни Лисимах стал чувствовать подкрадывающиеся к его желудку слабое чувство голода. Деньги на дорогу он получил сполна, они были при нём, а стало быть успокаивал он себя: ему удастся удалить голод в любой станице, селе и даже каком-нибудь "захудалом хуторе". Нет ничего в жизни жида важнее денег. Деньги — это такой же товар, как если бы для кузнеца выкованная подкова, а для пекаря хлеб, для рыбака пойманная рыба; но никто из перечисленных трудяг не станет рассовывать свои деньги по разным местам, в отличие от жида. Как только в его руках вчера оказалась увесистая сумма Лисимах направился в свой дом, закрыл ставни, зажёг свечу и не чуть не церемонясь высыпал все имевшиеся деньги с кошелька на стол, пересчитал три раза, составил их в несколько стопок, положив каждую монету одна на другую и пересчитал вновь. Затем разделил их на три равные части, а третью часть поделил на двое, вот эти-то две последние части он решил тратить в дороге на еду, ночлег и прочие расходы, а остальные рассовал по потайным местам своей одежды, но и это ещё не всё, он предусмотрительно обернул их холстиной для меньшего звона; а, то что не влезло в одежду, отдал жене. 

Солнце постепенно садилось ниже и ниже, скоро должен начаться вечер, а до речного причала уже оставалось и не так далеко Лисимаху, не больше часа или час с небольшим; старик хорошо знал, что купцы в это время предпочитают стоять в Киеве и уходят оттуда по утру или не позднее обедни. Поэтому он решил заночевать в одной из древни на одном из постоялых дворов, а с утра с новыми силами и мыслями он сможет договорится с хозяином судна, оплатит дорогу и успеет продать свою кобылу до того как судно отправится в путь. По счёту, это был второй причал от Киева, в низ по реке, с которого запланировал Лисимах несколько часов назад отбыть в Хорсунь. Был и другой причал, немного ниже второго, вниз по реке, этот причал предназначался для прибывших торгашей с очень дальней дороге, и перед тем как попасть в Киев купцам, подвергались проверки и не только их товары, но и люди прибывшие с ними на всякие болезни и прочие хворые напасти, и если ничего подозрительного не выявлялось, в скорости без всяких проблем получали разрешение войти или въехать в город. 

Вечер. Лисимах подъезжал к нарядной хате, он въехал в деревню состоявшую не меньше семидесяти дворов; справился у первого, встречного мальчугана о том, кто может взять его на ночлег? И тот показал ему ту, самую хату к которой он только что подъехал. 
Лисимах не дойдя до хаты примерно шагов пятьдесят с трудом спешился с кобылы и так подошёл к калитке. За ней он отчётливо слышал как с хозяйского подворья хозяйка двора доила корову, которую он не видел; потому как струи молока с характерным звуком бились о пустое дно глубокого, глиняного чана. В мыслях он понял, что дойку хозяйка только начала, и отвлекать её ему не было никакого проку. — Чем раньше она освободится, подумал он, тем скорее и посытнее она подаст ему ужин на стол. Лисимах покрутил головою, окинул взглядом местные достопримечательности, коими была наделена каждая соседняя хата этой деревни. Его взору предстали расписные, нарядные стены всякими красками, которые и подняли ему настроение; цветы, букеты цветов с разными замысловатыми узорами были искусно измулёваны самими хозяевами этих же хат. Одна другой были нарядней и краше избы этой деревни. На каждом дворе стоит стол, рядом с ними обязательно груша, яблоня или черешня, а не далеко от них рос на ухоженных грядках — укроп, петрушка, лук, чеснок, морковь, щавель и прочее и прочее; в глубь подворья прямо за хатами росли гарбузы, бурак, капуста, хрен, редька… Ещё на этих дворах стояли белые, такие же расписанные хохлом-ой летние печи для приготовления борщей или щей, иль какого другого, вкусного, сытного блюда. На сей раз на той печи, которая стояла на том, самом дворе, на котором он сейчас надеялся справить ночлег, разило пахучими щами, на столе стояла под холстиной миска со сметаной, несколько перьев зелёного лука, добрый шмоток сало и несколько хлебов.
-Лада! 
Лисимах вдруг услышал как с избы басом хозяин всего этого добра окликнул хозяйку, подумал он, но вместо этого на зов выбежала его дочь, лет пятнадцати, не старше, она выскочила с небывалой расторопностью из-за угла закуты из которой доносился слабый звук чавкающего хряка или свиньи.
-Да, Бать, что тебе? — дочь вбежала в хату и тотчас спросила о надобности..
-Глянь там.., когда матка к столу позовёт? Сил нет боле! Справься у ней, только живо. 

Дочь выбежала из хаты с тем же проворством с которой и оказалась в хате. Выскочив на двор, она повернула на право и скрылась за углом, а через мгновение вернулась обратно, рассказала отцу о том, что стол накрыт, а после этого известила отца ещё и о ожидавшем возле их калитке старике. Хозяин выглянул в окно, на вид ему было приблизительно не больше сорока лет. Его бритая голова показалась в оконном проеме. Встретившись взглядом старика, хозяин дома манерно взялся за нижний край здоровенного уса, покрутил его, и вскорости неторопливо подошёл к калитке. Облокотился о плетённую из прутьев ограду; он не открыл её будущему постояльцу сразу; перед этим, хозяин дома осмотрел внимательно путника с головы до ног, вздохнул, а после спросил Лисимаха о надобности.
-Ты тут чего забыл, старик? — пробурчал себе под нос как можно тише хозяин.
— Да мне б с ночлегом помог кто; у мальца было с вашей деревни справился я, это он мне на вашу хату указал. Не знаю правда, соврал он или правду сказал мне? — Лисимах сопроводил вопрос едва заметным пожатием плеча, попытавшись таким образом показать всем, своим видом кротость своего характера и дальнейшую сговорчивость.
— Постоялец постояльцу рознь, — дал ответ Лисимаху хозяин, — для своих избы не жалко, а для кого и место в веранде тяжело подыскать. 
-Так я ж не за так прошусь, — стал навязываться ему Лисимах, — я оплачу! За ночлег и ужин. 
— В наших краях как жид побывает, так жди или смуты какой, либо ещё какой бедовой напасти, — одёрнул резким тоном хозяин старика. 
Хозяин подумал малость не сводя глаз с Лисимаха, а после чего дал ему разрешение войти на двор.
-Хорошо, входи, но при условии, я тебя досмотрю. Вдруг какую гадость при себе имеешь? Без обыска, я тебя в дом не впущу. Если не согласен — проваливай, вам веры нет. Вон, ляхам, жиды пару лет назад потравили колодцы, за их доброту душевную. Да ты и сам поди это хорошо знаешь, что я тебе объясняю тут..? Вам же всё равно за что людей мором морить, лишь бы местечко потеплее оттяпать; и начинаете потом в наших девках свои яйца откладывать. Своих-то девок мы не дадим в обиду, и ты это знаешь, а вот о других.., ладно, я лучше промолчу. 
Лисимаху высказанная нотация словно горохом о стену. Правда не перечил ни словом. Слушал спокойно и делал надлежащий вид, что рассказ о ляхах тронул его до глубины души.
Хозяин открыл калитку и провёл не званного гостя за сараи, вот за этими стенами он принялся досматривать Лисимаха.
-Сумку давай сюда, — потребовал спокойным голосом хозяин у будущего постояльца.
Лисамах покорно снял её с плеча и протянул в руки хозяину.
Порывшись как следует в сумке Лисимаха, отставил её в сторону, заглянул в глаза старика и дал понять, что на этом его досмотр не закончился. Нащупав под халатом Лисимаха два рулона, хозяин попросил снять халат..., а как только он оказался в руках хозяина дома, тотчас принялся до нитки осматривать одежду. Лисимах обратил своё внимание на царский Указ и на сопутствующее предписание к нему, которое ему выдал Бранко специально для того, чтоб Лисимах мог миновать всякие трудности в дороге, это если конечно те будут появляться каким-либо образом на его пути. Лисимах как только вспомнил об этом, поднял с земли Указ и то самое письмо… и тут же попытался вручить дотошному хозяину для ознакомления с ними. Хозяин дома глянул мельком на них и отмахнулся рукой, да ещё быстро и небрежно высказался о сопутствующем предписании к которому прилагался Указ.
— Там для меня ничего не написано! Убери это с моих глаз подальше, и держи их при себе. А впредь, знай: показывай это тем людям, кому это по роду службы положено... 
Без труда нащупав два тяжеленных бугра под подкладками, хозяин вспорол их; под его ноги посыпались монеты; пересчитал деньги на глазах владельца, тут же вернул обратно ему все до единой без лишних слов. Не найдя ничего предосудительного в вещал старика хозяин принял решение. 
— Дочь у меня, сам должен понять, поэтому в дом не впущу, в веранде ночлег тебе справлю, а лучше вон в той телеге, я в ней по такой жаре и сам сейчас сплю, как есть говорю: две последние ночи было так, что и в ней моим костям томно от духоты; а стол накрыт, — как смог подбодрил хозяин Лисимаха, — иди садись с нами, есть будешь то, что и мы. За ужин плату возьму сразу, а за ночлег — завтра.

Сытый ужин поспособствовал для старика невыносимой бессонницей, уснул Лисимах поздней ночью. Переворачиваясь сбоку набок он то и дело сетовал на себя за несдержанность, которую он посмел проявить за вечерним столом. За хорошую плату Лисимах организовал для себя второй ужин, через два часа после первого; практически под самые сумерки, ему подали на стол тушеную утку. Откормленная, домашняя птица дарами озера практически была объедена им до последней косточки, и это всё не смотря на то, что он давно смерился со своим, преклонным возрастом и тем не менее на свой аппетит Лисимах не привык жаловаться. После небольшой передышке, хозяйка ему подала краюху хлеба и глубокую крынку полную доверху цветочным мёдом; это было последнее блюдо, которым Лисимах порадовал себя перед сном; пропитанный хлебный мякиш целебной, медовой массой, он уже не доел, как ни пытался бы он соблазнить себя его ароматом, старался конечно как мог… раз, другой, но, — нет. — Старик отложил медовую краюху в сторону, утёр рукой губы; затем, чуть покрутил головой по сторонам, вышел из-за стола и медленно поковылял к чану с водой, стоявшему на скамье, в шаге, рядом возле колодца.

Утро. Так как Лисимаху удалось заснуть только поздней ночью, он едва не проспал. Свежий, утренний воздух насыщенный хоть не большой, но, какой не какой прохладой, благотворно посодействовал здоровому отдыху на свежем воздухе. Практически полночи пронеслась для Лисимаха коротким мигом. Утренние лучи летнего солнца показавшиеся на горизонте, постепенно сменили своё направление по отношению к земле, скользящие лучи теперь уже не то, что бы ласково прогревали старые бока дряхлого сони, а постепенно начинали хорошенько прогревать их и особенно его лицо, которое он всячески до последнего момента пытался хоть как-нибудь спрятать… укрыть. "Нахальный", солнечный луч заставил старика открыть глаз, потом другой. Старик тихонько вздохнул; осмотрел двор; а потом с неимоверным блаженством потянулся в телеге, при этом высоко задрав над собою руки к верху, а после развёл их в стороны, сопроводив всё это глубочайшей зевотой и не понятными всякому слуху звуками, похожих вроде на это или того: "ээеееооууу..". — Вчера он подумал: здешний ночлег в телеге не способствует его, короткому отдыху и, как выяснилось теперь, это оказалось напрасно. Этим утром Лисимах ощущал в себе новый прилив сил, ему казалось, что он помолодел лет на пятнадцать, а то и на все двадцать. Старик этим утром чувствовал себя блаженным ребёнком проснувшимся в необъяснимой радости, да, только вот после очередного потягивания Лисимах буквально подорвался с телеге и не слезая с неё, свесив ноги, он какое-то время сидел в ней молча, в каком-то необъяснимом для себя ступоре уставившись в землю, потом резко погрузил руки в сено, без труда нащупав в нём сумку спрятанную им с вечера и также проворно вынул её оттуда. Ступив на землю, старик развернулся лицом к повозке, высыпал деньги из сумки, пересчитал их, потом ещё раз пересчитал, на этот раз он низко склонился над ними так, чтоб никто другой не увидел его занятия. Всё было в порядке. Лисимах сложил деньги обратно, повесил сумку на плечо и неторопливо ушёл на задний двор. Вернувшись, Лисимах умылся, посмотрел на стол; на столе стоял его завтрак, бережно накрытый белой холстиной: миска полная творогом, румяные сырники и вчерашнее блюдо с тем же недоеденным его мёдом. Всё это время двор был пуст, рядом не было ни единой души. Хорошо подкрепившись Лисимах принялся осматривать постоялый двор и всякую, другую утварь; осмотрев его, он решил улечься на часок в телегу; дать таким образом утренней трапезе как следует улечься в желудке; дождаться хозяина или хозяйку, чтобы справиться у них о ближайшем пути к причалу...

Так оно и было. Лисимах дождался хозяина, расплатился, разузнал у него о кратчайшем пути и в скорости отправился в дорогу вновь. Старик поспел туда только к полудню, как бы он того не хотел, раньше не получилось, заплутал малость… — С кем не бывает? — подбадривал он себя. 

Часа через два Лисимах понял, что он находится на верном пути, потому как только он попал на прямую дорогу, ему попался пеший плебей следовавший с реки, с тяжелым возом речной воды для поливке нужд земледельцев с ближайшего поселения. Тот тянул за удила уставшую кобылу, чтоб та не уснула на ходу, и вместо того, чтоб подбодрить уставшую скотину, наоборот, ругал её по чём зря. Поровнявшись с ним Лисимах решил не рисковать. Старик протянул руку, дав таким жестом понять проходившему мимо него работяге, что ему нужна помощь, — погодь немного добрый человек, — плебей хоть и нехотя, всё же остановился.
— Чего тебе? — недовольным тоном пробурчал в ответ мужик.
— Мне причал нужен, правильно ли я путь держу?
Мужик осмотрел Лисимаха и перед тем как ответить обернулся назад.
— Там их два. Тебе какой нужен?
— Мне нужен тот, с которого я смог бы в Хорсунь отбыть.
Плебей посмотрел на старика ещё раз и указал ему рукой дальнейшее направление с незатейливым ответом:
— Туда, всё время туда ступай, аж до самой развилки, как дойдёшь до неё, езжай прямо, оттуда и уйдёшь в Хорсунь. А вот с другого, что слева причал, с него чужие купцы добираются в Киев; попадёшь если туда, не знаю как конечно, но смотри, могут дней на десять там оставить, раньше не выпустят. Свои-то все эту дорогу знают, понимаешь? Там когда-то у той развилке досмотр стоял, теперь нет. Поэтому, я тебе ещё раз напоминаю: влево — вниз не поворачивай, всё время по этой дороге ступай, — Лисимах тихонько вздохнул с облегчением, кивнул головою в знак благодарности и отправился далее указанной дорогой. А немного позднее он вообще махнул рукою на плебея объяснения, потому как народу ему стало попадаться всё больше и больше, и те, кто шёл ему на встречу и те, кто был позади его. Тем не менее он остановился у той самой развилке, дождался первого попавшегося путника и вновь справился о том, правильно ли он следует тому направлению, который указал ему первый человек или нет? — Всё было верно. Лисимах выслушал очередной раз тоже, что было сказано ему ранее и сразу же отправился далее по дороге между двух пересохших полей к реке, к причалу, до которого оставалось, как говорит народ "рукой подать".
На сей раз пыльная дорога привела именно туда, куда нужно; со второстепенных дорог народ выходил с хуторов, деревень и сёл, на главную… и следовал в том же направлении, что и Лисимах, все шли к причалу, и как не странно, там же была огромная шумная ярмарка, на которой старик бывал уже и не раз, но добирался до неё совсем иным путём, не тем что сегодня и вчера, добирался он туда на речном судне, с Киева. 
Лисимах остановился, он смотрел с возвышенности вниз на село "Надаровка", ярмарку… с народом похожею на суетливый муравейник. Там — внизу, не далее чем с полверсты до причала, ему стали хорошо видны золотистые крыши покрытые соломой, прилегающие к хатам дворы и многое другое. Старик осмотрел всё это внимательно и легонько стукнул пятками в бока свою кобылу, та и поковыляла вперёд. Спустившись вниз, старик минул село, потом ярмарку, остановился у причала, спешился и стал расспрашивать первых встречных о судне, на котором он смог бы отбыть в Хорсунь. К его разочарованию третий человек ответил ему тоже, что и двое первых о том, что с вечера ушли два судна, именно в ту сторону, куда ему и было нужно, и сегодня рано утром ушло ещё одно. Теперь ему ничего другого не оставалось как ждать прибытие других судов или судна. Старик хорошо знал о том, что на всякий случай ему следовало бы заблаговременно справиться о ночлеге, что он и сделал в первую очередь. Лисимах постарался снять ближайшую хату от причала, оставил не большой задаток и вернулся обратно на причал. Расспросил народ о том, есть ли кроме него люди ожидающие прибытия судна идущего на Хорсунь. Узнав обо всём этом, Лисимах отправился на ярмарку, где и пытался продать свою кобылу, дорого. Под конец торговли старик зашёл в харчевню, там он велел приготовить ему фаршированного гуся и вернулся на свой постоялый двор — в нанятую им хату; там он привёл себя в надлежащий вид, спрятал по надёжнее деньги и вернулся обратно в харчевню. Чубатый хозяин съестного заведения указал ему на стол, за который ему следует сесть, а также обратился к нему с вежливой просьбой, немного обождать заказанное блюдо. Почти сразу, перед Лисимахом поставили на стол не большой кувшин с квасом и ещё нарядно расписанную ярко-синими и другими цветами керамическую миску с прохладной окрошкой. К тому времени, когда Лисимах подъезжал к селу, в его желудке потихонечку уже начинал урчать голод. Окрошку старик подобрал практически одним махом, а после неё, ему подали на широком блюде фаршированную птицу разящую душистым паром и другими пахучими специями. При виде этого блюда, старику стало приятно на душе, он засучил рукава, протянул руки к птице и вырвал с неё румяный кусок аппетитной плоти.
— Эге, вот это другое дело, — мысленно подбодрил себя Лисимах. Второй кусок, как и первый легли на дно пустого желудка с небывалой скоростью, впрочем, как и остальная часть птицы поглощалась стариком не менее проворно предыдущего поедания. Уста старика раз за разом поедали поданное ему блюдо; на половине съеденной им тушки, Лисимах отложил в сторону очередную объеденную кость, протянул руку к кувшину с квасом, прикрыл глаза и с неимоверным блаженством отведал несколько глотков медового кваса, последний глоток едва не застрял в его пересохшем горле. Чего, чего, а этого он себе и представить не мог. Пред Лисимахом за столом сидел с угрюмым видом  закадычный друг Ахаик; у Лисимаха от подобного разворота событий невольно сбилось дыхание, он поперхнулся, закашлял в сжатый кулак и вовремя успел отвернуться в сторону. Ахаик какое-то время пассивно смотрел на него и решительно не проявлял никаких действий. Потом встал с места и неторопливо подошёл к своему другу, для того, чтоб как следует огреть рукой по спине Лисимаха, потому как понял, что он подавился, и, вполне серьёзно. Пару ударов открытой ладонью по спине привели Лисимаха в прежнее нормальное состояние. Лисимах отдышался, а потом, как мог, искренне поблагодарил друга за оказанную ему помощь. Ахаик пропустил высказанную благодарность мимо ушей, и ко всему этому он брезгливым жестом отмахнулся от него рукой. Затем, не много помолчал, подумал, сморщив лоб, заглянул в глаза Лисимаха, и как можно тише, но строже, Ахаик постарался спросить его о спешном отъезде, о котором он почему-то, даже и не предупреждён: "Почему? В чём дело?" — Всё выражение лица Ахаика сказало Лисимаху именно это, молча, без всяких, лишних слов. И, тем не менее они прозвучали:
— Я тебя с ног сбился искать; ищу- ищу, а тебя нет и нет, в чём дело? 
— В чём дело, я и сам не знаю толком? Говорить пока не о чем; я, правда, и сам ничего не могу понять, и что самое главное, у меня даже времени не было над этим всем подумать как следует. Меня с моей торговой лавке выхватили, как какого-нибудь плебея доставили к князю Мстиславу.
— И что? — тихонько возразил на это Ахаик своему другу. 

Лисимах только рукой махнул ему в ответ, потом подумал не много и добавил коротко, не вдаваясь в излишние подробности, — ничего особенного, он меня направил в Киев, к Бранко, а тот мне вручил "смертный приговор", и очень похоже, что в двух экземплярах он; они оба при мне. Тут говорить на эту тему, я не рискну, потому как, сам должен знать: в таких стенах как эти, лишние уши всегда найдутся. Я вот что думаю, мы с тобой на эту тему позже поговорим, хорошо? Ты лучше скажи мне, как ты меня нашёл, и какой день по счёту ищешь? 

Ахаик притупил взгляд, подумал малость и дал ответ Лисимаху.

-Тебя практически на моих глазах забрали из твоей лавке, а на второй день ты вновь дома был, я тебя видел там, мне было любопытно узнать у твоей жены о случившемся, но как видишь, извини, не решился. Я уж было дело подумал сперва, что кое-кто кое-кому о старых делах твоих поведал, а за такие дела сам знаешь, нас не похвалят. С тех пор как ты… ну ты сам хорошо помнишь, чего напоминать-то тебе? И я тогда, всякому ж было видно, примелькался я рядом с тобой у всех на глазах; вот и подумал я, что лучше ходу дать отсюда, да поскорее. Думаю, что правильно я поступаю. Дёру нам отсюда давать нужно, дёру.
Лисимах надо признаться и сам уже не раз подумывал об этом, но почему-то по необъяснимым для себя причинам, каким-то образом сдержал себя по дороге из Киева сюда, и по дороге в Киев, тоже; ко всему этому дома у него осталась жена и двое взрослых сыновей.
— Я тебе ещё раз напоминаю, Ахаик: давай обо всём таком поговорим не тут, не здесь и не сейчас, потерпи малость. Ты лучше покушай чего-нибудь, наверняка проголодаться успел. А за такие дела как наши, если бы кто и вызнал, то поверь мне: за такие дела… подобными предписаниями не одаривают, кои имею я сейчас при себе. Пойми это и наберись терпения и самое главное здравого смысла. Всё. Говорю тебе: закрыли тему. Ешь.
Лисимах указал Ахаику едва заметным жестом руки на гуся, потом позвал хозяина и попросил его подать на стол баранину или телятину для своего друга.
После сытого застолья они расстались и через пару часов встретились вновь на берегу реки, практически на закате солнца.
— Тебе срочно вернуться обратно нужно, Ахаик. Не вернёшься если, то много внимания к себе привлечём, вдобавок, весьма не нужного. Мне вручили важный документ и предписание к нему. Сам Бранко мне выписал его, вот оно, как получилось, Ахаик. Пока неважно для меня, что ты обо всём этом думаешь, потому как хорошо вижу по твоему лицу, что в тебе сейчас кроме страха, нет ни одной здравой мысли.
Ахаик не успел ещё открыть рот, как Лисимах о сёк его.
— Не говори ничего, времени мало у нас. Мне сегодня много чего есть рассказать тебе. Поэтому ты лучше слушай меня внимательно и не перебивай. 
Ахаик искоса посмотрел на своего друга, слегка пожал плечами и не много развёл руками в стороны, показав таким жестом, что он весь во внимании.
Лисимах поглядел на него и подвёл к бревну лежавшему на берегу реки, предложил присесть Ахаику и сам сел с ним рядом.
— Начну с самого главного, Ахаик; поэтому слушай внимательно меня, — Лисимах придвинулся по ближе к своему другу для того, чтоб можно было говорить с ним, как можно тише.
— Так вот, Ахаик. Кто-то, кому-то посоветовал недавно совсем навести обо мне давние сведения, и их навели; эти сведения дал никто иной, как всем нам хорошо известный Фрасий. Ты его должен отлично помнить. Это не без его пассивной помощи нам с тобой удалось купить на берегу моря в Константинополе пару загородных домиков, — при упоминании имени "Фрасий..", у Ахаика высоко задрались брови, и тот настороженно уставился растерянным взглядом в тлеющий от солнечных лучей в кусок красного вечернего неба. Лисимах заметил это, положил на его плечо свою руку и успокоил старого друга, — да погодь ты, пока нет ничего страшного в этом.
Поняв через какое-то время, что Ахаик вновь пришёл в здравые чувства, Лисимах продолжил.
— Меня зачем-то Бранко ознакомил с его рекомендательным письмом, в котором он упомянул обо мне, и это, как оказалось одна из причин, по которой меня обязали явиться в Хосунь. Именно поэтому я хотел бы, чтобы ты, как можно скорее справился о уже упомянутом письме, написанным никем иным, как я тебе уже говорил, что оно вроде бы, как бы было написано нашим с тобой Фрасием; но этого я наверняка не могу знать. Такую авантюру, они могли и сами состряпать, не хитра затея; и если это так? То для меня, это и будет важно в дальнейшем; важно, это очень важно, Ахаик.
По виду Ахаика нетрудно было понять, что он особо внимательно проникся в рассказ своего друга; Лисимах хорошо видел это и с особым усердием постарался излагать свои мысли, как можно тише и внятнее, не забывая при этом крутить головой в разные стороны для того, чтоб не упустить из виду чего-нибудь такого, что могло бы помешать их опасной беседе. На этот раз Лисимах взял короткую паузу, быстро встал с места и также проворно присел вновь, после того, как ещё раз осмотрел местную округу насыщенную речным туманом, — и вот ещё что, ты со мной начиная с сегодняшнего вечера не говори на эту тему больше нигде, никогда, какая бы тебе не казалась для этого разговора благоприятная обстановка, помни это, всё время помни. Все сведения будем держать через своих жен, так будет надёжнее. Сам тоже меня не ищи. Придёт время, я сам стану присылать к тебе своего человека в условленные для нас с тобою дни и давно нам с тобой известные; этот человек будет появляться у тебя по мере моей надобности, но и то — это в очень крайнем случае. Потому как сам понимаешь, хорошим присмотром меня там обеспечат и вполне надёжным.
-Да, конечно, — заворчал капризным тоном Ахаик, — я всё понимаю. Но ты смею заметить, так и не сказал ничего толком, чего именно они все от тебя хотят, чего ждут и самое главное, на что сетуют? Неужели своих, здравомыслящих людей не сыскали? Лисимах, ты меня извини конечно, но мне даже мыслить о таком боязно.
— Знаю, знаю, Ахаик, о чём ты хочешь мне сказать, — живо ответил Лисимах, — тебе ли не знать, Ахаик, что происходит в тех краях? Там же теперь такое твориться, что все покойные враги Славии обзавидовались. Да и я о таком бардаке, который сейчас творится в Славии, всю свою жизнь мечтал. Вспомни, ты сам знаешь, сколько я прилагал усилий на это, и всё напрасно; а тут — на тебе, без меня управились. И поверь мне на слово, Ахаик: такого второго бардака, как нынче, не скоро увидят славяне. Князья сами не хотят руки марать, затем и послали меня туда. Вот и весь сказ на этом. Теперь-то, надеюсь, ты понял чего они от меня ждут? Надоели мы им с тобой, надоели. Вот именно поэтому и послали они меня туда, чтоб я оказался между двумя огнями. Я вот что ещё думаю, Ахаик. Они стали догадываться, кто их Велимира к богам отправил, и того, второго… и если это так? Знай, нам от них больше не вырваться. Жен наших, они ни за что с нами не отпустят, не говоря уже о наших детях. Если мы с тобой дадим тёку отсюда, детей на берёзах порвут, а жён собакам скормят. Попались мы с тобой, Ахаик, крепко попались. Не дай бог с этого часа нам с тобой совершить теперь хоть одну маленькую ошибку, тогда всё — конец. Именно поэтому я тебе вновь говорю: вернуться тебе нужно, ой как нужно. Вернись и следуй тем указаниям о которых я тебе не раз напоминал тут. Вернись, — на этом слове Лисимах встал с бревна, залез в карман, вынул деньги и протянул все до единой монеты Ахаику, — это тебе и на обратную дорогу и на всё остальное, на полгода пожить с шиком хватит. Ладно, пошли обратно, у меня переночуешь. Я тут уже успел добротную хату занять, идём.
Ахаик встал с места, погрузил аккуратно деньги в свой карман и поблагодарил Лисимаха за оказанное внимание.
— За деньги огромное тебе спасибо, потому как я даже побоялся домой ворочаться; пешком дёру дал, а вот хату, я тоже тут занял. Надо полагать, Лисимах, ты прав. Чем реже нас с тобою будут видеть вместе, тем нам будет обоим спокойнее. Завтра, я вернусь обратно, не переживай, всё сделаю как и прежде, я тебя не подведу. Отправляйся в Хорсунь со спокойной душой. 
На этом месте оба старых друга расстались. Крепко обнялись и пожелали друг другу удачи; первым ушёл Ахаик, а спустя некоторое время ушёл и Лисимах.

Ахаик шестидесятидвухлетний старик, он был очень давним другом Лисимаха; их первое знакомство произошло более пятидесяти лет назад на одном из местном рынке, их семьи жили неподалёку друг от друга, почти в самом центре Израиля и зарабатывали себе на жизнь тем, что давали в долг кабальные денежные займы, ссуды начинающим чужеземным купцам, которые, заранее по известным для них причинам не могли вернуть им долг, как правило вообще или, к заранее условленному сроку. Потому как родители Ахаика и Лисимаха владели в полном объёме достоверными сведениями, а проще говоря, были в сговоре с будущими, оптовыми продавцами, являвшихся из их числа — своих же соплеменников с других городов и даже близлежащих стран, которые могли влиять на ход той или иной торговли, уже своими ввезёнными товарами. Таким образом, эти две семьи, надёжно вгоняли несостоявшихся купцов в обычное долговое и весьма надёжное рабство. ( В то далёкое время это были огромные лакомые куски лихого капитала для малочисленного еврейского народа. «Согласно записям тайной еврейской каббалы, сионские мудрецы уже в 929 году до Р. Х. составили схему, как мирным путём захватить весь мир, при помощи каббалы».). 

О Ахаике пожалуй можно ещё вот что сказать: особой разницы в его внешности нет, которой владел его друг Лисимах, только всюду седой, как лунь, да и сутуловат. В отличие от Лисимаха его волос был короток, не потому что он их стриг, нет, а потому что они давно почти выпали. Ростом он был не высок. Но вот по своей натуре Ахаик был весьма прозорлив и самое главное он был недоверчив практически ко всему, мог семь раз проверить то, что проверял на кануне сам же, и ни кому другому он в жизни не доверял так, как Лисимаху. На Лисимаха он мог положиться практически во всём, но только ему и не кому другому. А вот обо стольных его человеческих качествах и увлечениях, мы очень скоро узнаем. 

Свадьба… Продолжение на Главу третью avtor.tululu.org/product/48444/
....