- Я автор
- /
- Андрей Шаргородский
- /
- Проклятие Овидия
Проклятие Овидия
Часть перваяГлава первая
Моя бывшая тёща лежала при смерти, и, к сожалению, это исправить уже было нельзя. Она позвонила мне и попросила прийти к ней и я, посоветовавшись с моей женой, согласился. Они были знакомы давно и она, как и я, ничего плохого об этом человеке не могла сказать.
— Просто к ней и прийти-то некому. Поэтому сходи, Лёшенька, нельзя человеку в таком состоянии отказывать, — уговаривала меня супруга.
— Я не представляю, зачем эта встреча вообще нужна?
— А ты не думай, не гадай, а просто сходи, мало ли, что она тебе сказать хочет, может что-то важное, а даже если просто выговориться ей нужно, посиди, послушай.
— С чего это бывшая тёща бывшему зятю душу изливать будет? Позвала бы священника и исповедалась по-людски.
— Лёша, иди и не морочь голову ни себе, ни людям.
Я понимал, что не идти нельзя, но и идти смотреть, как умирающий человек будет мне рассказывать о своих мыслях и чувствах, тоже не очень хотелось. Но, всё-таки решился.
Никогда я не любил больниц. Да и кто их любит? Своеобразный запах, шаркающие походки больных в каких-то нелепых халатах, и строгий, разновозрастный персонал, в идеально белых одеждах, всегда вызывали во мне какой-то холодок внутри. До палаты меня проводили и сказали, что женщине, к которой я иду, осталось совсем недолго жить. Когда я спросил: «Есть ли какие-то ограничения по времени и предмету разговора?», врач в недоумении пожала плечами и ничего не ответила. Я зашёл. В нос ударил запах каких-то лекарств, отчего у меня засосало «под ложечкой».
— Здравствуйте, Марья Степановна!
— Здравствуй, Лёшенька! Проходи, садись возле меня.
— Как Вы себя чувствуете? – не зная с чего начать, спросил я.
— Мне бы хотелось ответить: «Не дождётесь!», но, видимо, тут не тот случай. Плохо мне, Лёша. Даже не физическая боль меня гнетёт, а душевная, — тут она посмотрела на меня и стала успокаивать, — ты не бойся, я плакать не буду, и винить тебя ни в чём не буду – не за что. Получилось всё так в моей жизни, что ты сегодня оказался самым близким мне человеком, с кем я могу перед смертью поговорить. Так уж вышло. И ты, пожалуйста, посиди, послушай меня, а я хоть выговорюсь напоследок, хорошо?
— Конечно, Марья Степановна, я слушаю вас.
— Подай мне водички, а то что-то в горле пересохло.
Она попила, легла повыше и, глядя мне в глаза, начала:
— Мне, Лёша, в жизни повезло два раза, — я сел поудобней, так как понял, что разговор будет долгим, — Первый раз повезло, когда жизнь меня свела с моей единственной, настоящей подругой. Такой подругой, что каждое расставание с ней, пусть на ночь, пусть даже на несколько часов, было для меня мукой. Мы могли с ней делиться всеми сокровенными тайнами и мыслями, мы могли просто молчать, но только, чтобы вдвоём. Родители мои, к большому нашему сожалению, были категорически против этой дружбы, и всячески препятствовали нашим встречам, потому что она была из неблагополучной семьи. Жили они в общежитии, которое находилось недалеко от нашего дома. Жили бедно, отец её зарабатывал хорошо, но, как это часто бывает, много пил. Работал он на стройке, и после работы, как закон, они выпивали. А мама моей подруги работала в школе уборщицей и зарабатывала мало. Так вот она, мама её, никогда не была против нашей дружбы, а наоборот, всячески поощряла наши встречи, но так длилось недолго, до тех пор, пока моя мама не пришла к маме моей подруги и не устроила скандал. Крика было много, и итогом стал полный запрет на дружбу с Ниной. Я рыдала, умоляла, но ничего не помогало. Я возненавидела свою маму и попросту стала её игнорировать. Меня начали бить ремнём, хотя мне тогда уже было четырнадцать лет. Но это не помогало, и только накаляло обстановку в нашей семье. А мы с Ниной всё равно продолжали дружить – встречались на переменках в школе, во дворе, подальше от родительских глаз. Примерно через год, когда нами был успешно закончен восьмой класс, мы с Ниной встретились на пляже, у речки. На каникулах мы часто бегали купаться, где вместе весело проводили время. Нина в тот день выглядела растерянной, и мне пришлось её долго уговаривать, чтобы она рассказала, в чём дело. Наконец она согласилась. Дело оказалось в том, что она случайно узнала о тайных встречах её мамы с каким-то мужчиной. Попросту говоря, мама завела любовника. Я просто была ошарашена этой новостью, и долго не могла прийти в себя. Когда уже шли домой, она попросила меня помочь выследить, кто же это такой, и постараться его «отшить». Я, конечно, согласилась, и мы начали следить. Нина нарочно стала уходить надолго из дома, якобы по делам, а я в это время, тайком, подсматривала из соседнего дома. И вот однажды, я увидела, как мама Нины выбежала из подъезда и быстрым шагом направилась в сторону парка. Я забежала за Ниной, которая скрывалась в кафе за углом, и мы вместе побежали за мамой. Парк был хорошо нам знаком, мы знали все уголки, в которых молодые парочки любили уединяться. В одно такое место и направлялась мама Нины. Добежав до густых кустарников, в глубине которых находилась лавочка, мы осторожно подкрались и, раздвинув аккуратно ветки, увидели, как мама Нины обнималась и целовалась с мужчиной. Лицо его мы не могли видеть, так как он стоял к нам спиной. Мы выжидали – что будет дальше. Когда они сели на лавочку, мы услышали, что мужчина говорил о том, что завтра уезжает в командировку, на три дня. Но вернётся через два дня и снимет гостиницу, где они проведут время с утра, до самого вечера. Они ещё долго обнимались и страстно целовались, а потом встали и собрались уходить. В этот момент мужчина повернулся, и мы с Нинкой обомлели – это был мой отец. У меня от неожиданности пошла из носа кровь. Нина стояла, и молча смотрела на меня, с презрением и ненавистью. Через несколько минут, когда родители разошлись в разные стороны, она повернулась и побежала вслед за матерью. Я побежала за отцом.
Дружба закончилась, и мы возненавидели друг друга. Обе семьи распались. Отец Нины, после скандала с рукоприкладством, уехал в другой город, бросил пить и завёл себе другую семью. Мой отец ушёл от нас, жил в общежитии, некоторое время ещё встречался с мамой Нины, но новой семьи не получилось. Он запил и через пять лет умер. Мама Нины, вышла замуж за военного, и живут они в хорошей квартире на набережной, возле речного вокзала.
— Вы хотите сказать, что ваша подруга Нина – это Нина Петровна, моя нынешняя тёща и мама моей жены Светы? А военный – Николай Васильевич, мой тесть?
— Да, Лёша, жизнь такая штука, что никогда не знаешь, что от неё ждать. Нина и я – бывшие лучшие подруги, а теперь, по очереди, стали твоими тёщами. Вот такая петрушка. Водички попить не хочешь?
Я попил, попила и Мария Степановна. Не дав мне осознать то, что мне уже сообщила, она продолжила:
— Второй раз, Лёша, мне повезло, когда я влюбилась. Это произошло поздно, когда мне было двадцать восемь лет. Он был старше меня на 14 лет, но для меня это не значило ровным счётом ничего. Мы поженились, у него это был второй брак, был ребёнок, девочка, но с прежней семьёй его ничего не связывало, и на нашей жизни никак не отражалось. Мы были счастливы. Он работал преподавателем в институте и хорошо зарабатывал. Через три года мы построили дом, купили машину, и у нас родилась девочка, Анечка, твоя бывшая жена. Он был без ума от дочки, я не могла нарадоваться, как у нас всё хорошо складывалось. Нам не были интересны большие, шумные компании, массовые гуляния. Мы очень хорошо жили без никого, в своей семье. Анечка росла, не зная проблем. У неё были лучшие игрушки, лучшие платья, лучшие сапожки. Мы отдыхали только за границей, в лучших отелях. Когда ей исполнилось шестнадцать, лет отец подарил ей безумно дорогие серёжки с бриллиантами, те, в которых она была на свадьбе. На восемнадцать лет мы подарили ей машину. Ну а в двадцать вы поженились, и мы подарили вам квартиру. Муж мой, Николай Сергеевич, в то время уже был ректором института. Ну, это ты уже знаешь. Я не знаю, что там у вас с Анечкой произошло, но когда вы развелись, она уехала в Англию с одноклассником, который её долгие годы добивался. Случилось это два года назад, после того, как ты женился на Свете. Она с нами практически не общалась, и даже на похороны Николая Сергеевича, в прошлом году, не приехала. Я, Лёша, даже не знаю ни её адреса, ни телефона. Всё о них и о внучке моей, твоей дочке Катеньке, узнаю от свекрови, слава Богу, наведывает меня иногда. Так вот, недавно у дочки Николая Сергеевича, от первого брака, родилась дочка. Мне позвонили и сказали, что я могу увидеть её. Я, конечно, согласилась и пришла в сквер, возле набережной. Там меня ждала пожилая женщина с коляской. Я подошла и поздоровалась. Женщина повернулась, и я увидела, что это Нина, моя бывшая лучшая подруга.
— Боже мой, Мария Степановна, я уже совсем запутался, — остановил её я, — Нина, Николай Сергеевич, Света, Аня, можете мне объяснить, что это всё значит?
— А значит это, Лёшенька, то, что ты муж двух родных сестёр. Сначала была Анечка, а теперь Светочка. Обе они от одного отца – покойного Николая Сергеевича. А тёщи твои, лучшие подруги Нина и Маша, тоже были по очереди женаты на одном мужике, и обе родили от него дочек. Теперь, понял?
Я молча переваривал информацию, а Мария Степановна решила попить воды. Вошла медсестра, дала каких-то таблеток, спросила, всё ли нормально, и ушла.
— Теперь ты понимаешь, что я не могла с этим уйти в мир иной?
— Понимаю!
— Ни черта ты не понимаешь! – вдруг выпалила она, — Ты пойми, что судьбы наши настолько переплетаются, что я боялась, как бы у наших внучек не произошло что-то подобное. Мало того, что у твоей с Анечкой дочке Катеньке и твоей со Светой дочки Наденьки один и тот же отец, так у них мамы – родные сёстры. И ты должен это знать. Вот, возьми, это телефон моей свекрови, Татьяны Андреевны, матери нового мужа Ани. Она поддерживает с ними связь. Вдруг пригодится?
Помолчали, каждый думал о своём, но по лицу Марии Степановны было видно, что она довольна, хотя сильно устала.
— Иди, Лёша, и не поминай лихом, если что. Будь счастлив. И если придётся свидеться с Анечкой моей, передай, что мне в жизни повезло и в третий раз — тогда, когда Бог дал такое счастье – родить её. Хорошая она у меня девочка. Это мы с Колей разбаловали её, вот теперь и расплачиваемся. Прощай, иди с Богом!
Глава вторая
Я вышел, на улице было темно и сыро. На душе было скверно. Пока шёл домой не мог определиться – говорить всё это Светлане, или нет. Когда подошёл к подъезду, вспомнил о бумажке, которую держал в руке. Посмотрев на номер телефона, понял – надо звонить.
— Добрый вечер, Татьяна Андреевна!
— Здравствуйте, — ответили мне, — кто это?
— Это Алексей, первый муж Ани, вашей невестки, но вы не подумайте ничего, я совсем по другому поводу. Мы не могли бы встретиться сейчас?
— Ну, во-первых, уже поздно, а во-вторых, я не знаю, какие у нас с вами могут быть разговоры.
— Татьяна Андреевна, я хочу поговорить о Марье Степановне. Вы же знаете, она при смерти, и я только что от неё.
— Хорошо, ответили мне, — приходите к нам, мы живём в четырнадцатом доме, квартира семнадцать.
— Улица какая, Татьяна Андреевна, улица?
— Ах, да, улица Жукова!
— Хорошо, через двадцать минут я буду у вас.
Пришлось ехать на такси, так как это было в другом конце города. Добрался без опозданий, и через несколько минут мы уже сидели на кухне с приятной, немолодой женщиной.
— Я вас слушаю, молодой человек.
— Вы знаете, Татьяна Андреевна, я пришёл к Вам с просьбой! Я увидел, в каком состоянии Мария Степановна и понял, насколько она одинока. Поэтому хочу в связи с этим попросить вас уговорить Аню приехать срочно к ней, повидаться перед смертью. Вы же знаете – у неё никого нет, с Аней они почему-то не общаются, но может она не знает в каком состоянии её мать?
— Знает! Я буквально вчера говорила с ней и всё передала.
— И?
— И ничего! Просто выслушала и всё!
— Но ведь не по-человечески всё это!
— Согласна, но что я могу сделать?
— Вы можете позвонить им, попросить её к телефону, а потом дать мне трубку. Уверяю вас, я буду её просить только о приезде к матери.
— А вы дадите мне честное слово, что не будет никаких вопросов о вашем ребёнке.
— Если вы настаиваете, то обещаю!
— Настаиваю! Хорошо, сейчас попробуем.
Она взяла телефон, надела очки, и стала набирать.
— Игорь, здравствуй, сынок! Как вы там?
«Ситуация осложнилась – муж дома» — подумал я.
— Поужинали уже? Ну, молодцы. Как погода? – продолжала «запудривать мозги» мать сыну, — Хорошо! А как Анечка? Дай ей трубку, хочу переговорить с ней.
Она моргнула мне обоими глазами и дала знак, чтобы я готовился к разговору.
— Анечка, здравствуй! У Вас всё нормально? Да, а вот у нас не совсем, — тут она резко передала мне трубку.
— Аня, привет, это Алексей. Только спокойно, хорошо? Я буду тебе говорить, а ты слушай и не подавай виду. Я только что от твоей мамы. Она в крайне тяжёлом состоянии в больнице. Врачи говорят, что от двух дней до недели – больше не протянет. Надо, чтобы ты срочно прилетела. Не бери грех на душу – ты дочь, она любит тебя безумно, забудь всё и прилетай. Я посторонний человек, но ей напоследок больше не с кем было поговорить, и она попросила меня прийти. Я не думаю, что кому-то не Земле хотелось бы так умирать. Не дай случиться непоправимому, когда за наши грехи будут отвечать наши дети. Прилетишь, обязательно свяжись со мной – у меня для тебя есть очень хорошая новость, я серьёзно! Всё, пока! – и я отдал трубку Татьяне Андреевне.
— Анечка, если хочешь, дай мне Игоря, и я всё устрою и уговорю его. Не надо? Ну, как знаешь, до свидания!
Разговор был окончен. Мы сидели и смотрели друг на друга в недоумении.
— Да, — прервала молчание она, — вот ведь жизнь какая изменчивая. Я ведь Марию Степановну знаю давно, ещё по институту, где мы работали с её мужем. Какая эффектная женщина была! Всегда одета с шиком, драгоценности носила какие! А любили как они друг друга – мы все просто поражались, с какой нежностью они общались между собой. И вот тебе итог — муж умер, дочка плюнула на мать, а ей бедной и поговорить-то не с кем, не говоря о том, чтобы кто-то наведал и покормил, кошмар! Не дай Бог!
— До свидания, Татьяна Андреевна, — я направился к выходу, — вы уж заходите к ней, да и я тоже постараюсь.
Домой добрался поздно. Жене обо всём не рассказал, объяснил, что просто человеку нужно было выговориться, вот я сидел и слушал, как просила. На следующий день, в обеденный перерыв, смотался на рынок и купил фруктов. После работы занёс Марии Степановне. Никогда я не видел её такой счастливой. Долго не засиживался, хотя она ловила каждое моё слово и пристально смотрела мне в глаза, пытаясь в них что-то прочитать. Мне показалось, что ей это удалось. Она увидела в них для себя надежду. И с этой надеждой осталась лежать счастливая и умиротворённая.
Глава третья
На следующий день её не стало. Мы с Татьяной Андреевной тут же организовали похороны, и всё что полагалось для этого. Хоронить решили на следующий день. Народу собралось совсем немного – десять человек. Гроб одиноко стоял возле подъезда. Даже поплакать по умершей было некому. Тело погрузили в катафалк, и мы поехали на кладбище. Возле могилки мы с Татьяной Андреевной сказали по нескольку фраз об умершей. Говорили для себя, так как больше никого не было – соседи и знакомые не захотели ехать на захоронение. Постояли немного, и я махнул рабочим, чтобы забивали крышку и опускали тело.
— Стойте! – раздался пронзительный крик сзади.
Мы обернулись. Это была она, Аня. Она подбежала и упала на колени, прямо на свежевырытую землю. Упав лицом на грудь матери, она рыдала так, что не могли сдержаться и мы. Я жестом попросил рабочих отойти и перекурить. Аня лежала, и тело её содрогалось от рыданий. Как часто мы жалеем о чём-то, когда уже поздно, и ничего невозможно изменить. Всё, что накопилось в её избалованной душе, вырывалось наружу.
— Анечка, поднимайся, нужно предать тело земле, — Татьяна Андреевна начала поднимать её и отряхивать.
Рабочие забили крышку и опустили гроб. Кинув по три горсти земли, мы, молча, наблюдали, как быстро его закапывали люди, для которых это была лишь только работа.
Затем подошли к машине и поехали все вместе по направлению к городу. Стеклянные глаза Ани не выражали ничего. Татьяна Андреевна тихо спросила:
— Лёша, ты, наверно, сначала нас завези, а потом тебя завезут, хорошо?
— Татьяна Андреевна, Аня, я прошу вас меня послушать. Мария Степановна перед смертью открыла мне одну тайну, которую хотела рассказать тебе, Аня, но видно чувствовала, что может не дождаться. У неё не было выбора, и она открылась мне. Я хочу вам об этом рассказать.
Обе женщины насторожились.
— Это не займёт много времени, нам нужно будет только подняться на второй этаж, и там вы всё узнаете.
Я назвал водителю свой адрес, и через десять минут мы уже стояли перед дверью моей квартиры. Дверь открыла моя жена, Света.
— Ты зачем нас сюда привёз? — резко повернувшись ко мне, с ненавистью прохрипела Аня, — ты в своём уме? Или ты считаешь, что это как раз то время, чтобы знакомить меня со своей новой женой?
Татьяна Андреевна в ужасе закрыла лицо руками и запричитала.
— Спокойно, — громко, чуть ли не приказывая, прокричал я, — Слушайте все! Ты Света и ты Аня являетесь родными сёстрами. Твоя мама, Аня, родила ребёнка от Николая Сергеевича, который потом стал мужем мамы Светы, и она тоже родила девочку. Всё это перед смертью Мария Степановна и рассказала, не дождавшись Аню, — быстро выпалил я.
Я выдохнул, все остолбенели. Только глаза девочек разглядывали друг друга, как бы пытаясь понять, может ли быть такое.
— Может, зайдём на минуту? — предложил я, — А то как то не по-людски.
— Ты точно не врёшь? – Аня сверлила глазами меня.
— Вот вам крест, — я перекрестился, — Я не до такой степени сошёл с ума, чтобы в такой день навешивать на себя смертные грехи. Смелее, заходите и давайте решим, когда и где встретимся, чтобы спокойно всё обсудить. Я вам полностью передам наш разговор, со всеми деталями.
— Давайте завтра, в двенадцать, встретимся на кладбище у могилки Марии Степановны, а потом зайдём на могилу Николая Сергеевича. После поедем к нам, или к вам, там решим.
— Хорошо, ответил я за всех, — так как у девчонок пропал дар речи. На том и расстались.
Часть вторая
Глава первая
В Греции, а потом и в Риме, на рубеже старой и новой эры, давно сложился обычай, что лет до тридцати молодым людям давали "перебеситься", а потом они женились и остепенялись. Старшее поколение, в те далёкие времена, конечно, негодовало и говорило об упадке нравов, поэтому отец рано женил восемнадцатилетнего Овидия на пятнадцатилетней девушке из богатой семьи, чтобы уберечь его от соблазнов. Но из этого ничего не вышло. Отец ошибся. Брак оказался непрочным. Овидий, Назон Публий, не расстался с прежними привычками и, будучи женат, находился в связи с женщиной, которую воспевал в своих стихотворениях под именем Коринны. Он развелся с женой и женился вторично на богатой невесте из Этрурии, но и второй брак был неудачен. В третий раз ему повезло. Его третьей женой стала красавица Фабия, которая происходила из известного патрицианского рода, берущее своё начало от Геркулеса.
После свадьбы Овидий стал много писать, путешествовать, посещать различные кружки. Чаще всего он посещал кружок, собиравшийся в доме полководца Валерия Мессалы. Душой этого кружка был поэт Тибулл, который не интересовался политикой, а свои стихи посвящал любви, природе и радостям сельской жизни. Многие поэты кружка Мессалы неодобрительно относились к новым порядкам, введенным Августом в Риме, но боялись говорить об этом открыто. Осенью 8 года нашей эры, Овидий ненадолго покинул Рим вместе со своим задушевным другом Коттой Максимом. Они отправились отдыхать на остров Эльба в Тирренском море (около 200 км к северу от Рима), где находились наследственные владения Котты, знатного и богатого юноши, чей батюшка Валерий Мессала, недюжинный полководец и одаренный оратор, покровительствовавший Овидию, скончался этой же осенью. Друзья благополучно добрались до острова и расположились в имении рода Мессалы. Они приятно проводили время за декламацией стихов, за вином, за утонченными беседами, с грустью вспоминали старого Мессалу, совершали утренние прогулки по прибрежным холмам, покачиваясь в паланкинах, обменивались пустячными соображениями за дружеским обедом. Неожиданно к ним явился гонец из Рима, от самого Августа! И явился он со страшным, для Овидия, предписанием. Смысл зловещего предписания состоял в том, что потомственный всадник и поэт Публий Овидий Назон должен немедленно явиться в Рим и предстать перед Цезарем, дабы узнать о своем наказании, потому что теперь он преступник.
Он тут же отправился в Рим и предстал перед лицом Августа. Цезарь был взбешён, и можно было ожидать чего угодно от его ярости, но Боги пощадили Овидия. Из указа стало ясно, что Назона не лишают жизни! Не лишается он и гражданских прав. Не лишается всаднического достоинства. Но и это еще не все. Ни малейшая часть его личного имущества не отчуждается у него. Таким же образом и все его достояние – «наследие предков» – дом у самого Капитолия, земли и, конечно же, вилла близ Тибра, излюбленное обиталище его странной Музы, остается за ним.
Все, что требуется от Назона, так это немедленно удалиться. Цезарь приказывает Овидию тотчас взойти на корабль «Шлемоносная Минерва», хранимый белокурой богиней, той же самой богини, что охраняла корабль Ясона, и мчаться на этом стремительном корабле, собрате мифического «Арго», туда, на северо-восток, в места, за которыми только холод, мрак и безлюдье.
Фабия, которую Овидий любил до безумия, не могла последовать за ним, потому что он сам не захотел этого. Он просто желал, чтобы в Риме был человек, сохранявший его имущество от разграбления. Он не доверял никому, кроме Фабии. И надо сказать, эта самоотверженная женщина в основном выполнила свою задачу. Только она была женщиной. И долгая разлука сделала своё дело. Она осталась ему верна как друг, но как женщина – не смогла. Она забеременела и родила тайно близнецов – девочек. Когда Овидию доложили об этом, он её проклял. Проклял в стихах, которые могла понять только она. Произведение это он назвал «Медея».
remark:
Медея – это царевна, волшебница и возлюбленная аргонавта Ясона в древнегреческой мифологии. Влюбившись в Ясона, она помогла ему завладеть золотым руном и бежала с ним из Колхиды в Грецию. Когда же он впоследствии задумал жениться на другой, Медея погубила соперницу, убила двух своих детей от Ясона и скрылась на крылатой колеснице, посланной её дедом.
К сожалению, это произведение не дошло до нас, но, по словам современников, было очень популярным в те далёкие времена и там, по дошедшим до нас свидетельствам очевидцев, было зашифровано «проклятие Фабии», понять которое смогли единицы. Исследователи настаивают – проклятие заключалось в том, чтобы в последующих поколениях детей Фабии, двух девочек – близняшек, рождались только девочки. Мало того, он предрекает им кару – детей они будут иметь только от одного и того же мужчины. И срок этому проклятию – до сотого поколения.
Глава вторая
Остров Эльба, куда направился Наполеон после заключения Фонтенблоского договора в 1814 году, был райским уголком, прелестями которого наслаждался великий Овидий. Император знал это и был доволен местом ссылки, однако постоянным фактором стресса для Бонапарта являлось отсутствие жены Марии-Луизы Австрийской и наследника, который носил титул римского короля. Досуг изгнанника пыталась разнообразить польская любовница — графиня Мария Валевская. Но и её общество порой нервировало Наполеона. Даже в её жарких объятиях ему вспоминалась Россия, сожженная Москва и уютный домик в уцелевшей части, возле Кремля.
Вспоминалось ему 7 октября, когда в помещении бывшего крепостного театра генерала Позднякова, что у Никитских Ворот, открылись спектакли французской труппы Бюрсей. Ранее дом был разграблен, и занавес пришлось сшить из церковной парчи, а вместо люстры повесить паникадило. Особенным успехом в театре пользовались две сестры — исполнительницы русских плясок, крепостные актрисы. Наполеон пришёл на премьеру в обществе пленного русского офицера, Ивана Алексеевича Яковлева, которого впоследствии использовал как посланника к императору Александру. Во время представления он ловил на себе взгляды этого русского, и после очередного он не выдержал и спросил:
— Неужели у вас было мало времени разглядеть меня в кабинете?
— Нет, император, что Вы! Я пытаюсь угадать Ваше отношение к этим замечательным красоткам, которые находятся сейчас на сцене.
— А что?
— Дело в том, император, что я с ними знаком и могу их пригласить на ужин с Вами, дабы скрасить наше одиночество.
Яковлев намерено сделал акцент на слово «наше одиночество», чтобы ему, Наполеону, было понятно – если император захочет развлечься, то ему придётся это делать в его обществе. Бонапарт, измученный тяготами войны, неожиданно согласился, и, после представления, они вместе направились в уцелевшую от пожаров часть города, где их ждал уютный особняк с накрытым столом и музыкантами.
Накануне Наполеон был обескуражен новостью о поражении Мюрата под Тарутино. Впервые с начала войны с Россией его армия потерпела крупное поражение. Надежды на организацию продовольственного снабжения войск в Москве рухнули. Четвёртого октября Наполеон послал в лагерь Кутузова, в село Тарутино, маркиза Лористона, бывшего послом в России, с прямым приказом: «Мне нужен мир; лишь бы честь была спасена. Немедленно отправляйтесь в русский лагерь», однако Кутузов принял Лористона в штабе, отказался вести с ним переговоры о мире, или перемирии и только обещал довести о предложении Наполеона до сведения Александра. Царь не ответил, и тогда Наполеон принял решение уходить из Москвы.
Неожиданное предложение Яковлева попало в точку. Перед уходом из Москвы он хотел вкусить прелести русских красоток. Вечер проходил бурно и стремительно. В объятьях Наполеона оказалась сначала одна, а затем и вторая девица. Всю свою несостоятельность в русской войне он вложил в страсть к этим двум сёстрам. Уже пред отъездом решили выпить по бокалу вина. Иван Алексеевич, довольный сложившимися обстоятельствами, позволил себе каламбур в адрес великого императора:
— В русском бильярде, император, есть одно правило – «нельзя одним шаром попасть в две лузы», но Вам, как человеку талантливому во всех отношениях, это удалось. Наполеон еле заметно улыбнулся и удалился.
Вспомнил об этом Бонапарт не случайно. Накануне, тайной почтой, получил он письмо от Яковлева, где он, как бы невзначай, сообщил ему о двух прелестных девочках, родившихся у сестёр-артисток, с которыми император знаком лично. По совпадению, или нет, но родились эти ангелочки, как раз на Ивана Купала, 7 июля, ровно через 9 месяцев после спешного отъезда императора из Москвы.
Глава третья
Сидя на удобной катедре, Овидий жадно вчитывался в перевод Ветхого Завета на древнегреческий язык, так называемый Септуагинт:
«Ангелы сообщили Лоту, кем они являются, и предложили немедленно удалиться из города вместе с женой и дочерьми, поскольку Содом был обречен на гибель. На рассвете Лот в сопровождении своего семейства покинул город, получив предупреждение: не оглядываться, не смотреть на то, что будет происходить с обречённым городом. Когда беженцы находились вблизи поселения Соар, послышался страшный гром и грохот, а затем на Содом и Гоморру обрушился дождь из серы и огня, уничтожив их до основания.
Жена Лота, не послушавшись предупреждения ангелов, оглянулась и мгновенно обратилась в соляной столп. А дочери Лота, вечером того же дня, напоив отца допьяна, вступили с ним в интимную связь, поскольку боялись, что на земле уже не осталось никого. Следствием кровосмесительной связи стало рождение братьев Аммона и Моаба».
Овидий долго и мучительно изучал этот рассказ из Ветхого завета. Всё претило в нём от прочитанного. Не мог он понять ни Лота, ни его жену, ни, тем более дочерей их, совокупившихся тут же после смерти матери с пьяным отцом. Судьба Содома и Гоморры долго не выходила у него из головы. Он решил написать свой рассказ о посещении Зевсом и Гермесом Филемона и Бавкиды и, последовавшее вслед за этим, наказание за негостеприимство. В другом рассказе он передал, как Боги Меркурий и Юпитер, принявшие образ смертных, пришли в город во Фригии (ныне центральная Турция) и были неприятно удивлены недружелюбием местных жителей. В отместку за дурное обхождение боги уничтожили целый город, пощадив лишь чету пожилых бедняков, которые приняли их в своем доме и предложили им еду.
Но на этом он не остановился. Ему не давал покоя разврат пронизавший всех и вся. Измена жены, умопомрачительный поступок дочерей Лота, и оргии римской знати, на которых, по слухам, участились случаи мужеложства, заставили его вновь взяться за перо.
Из мифов и домыслов возродил он в своих творениях ослепительной красы юношу, которого назвал Афродитом, по имени матери, богине любви и красоты – Афродиты. Отцом его Овидий сделал Гермеса — посредника меж богами и людьми, меж этим миром и королевством погибели. Немного подумав, он изменил имя юноши на другое – Гермафродит, которое ему больше понравилось. Гермафродит получил воспитание, достойное потомка таких высокородных родителей. Он рос на горе Ида, во Фракии, в окружении рачительных наяд. В 15 лет, решив повидать свет, отправился странствовать. Путь его лежал в Малую Азию. Пройдя Ликию, очутился в Карии, восхитившей его красотами собственной природы. И решил он искупаться в чудном сказочном озере, в водах которого жили нимфы. Салмакида, самая красивая из них, сразу безумно влюбилась в юношу, но тот отвёрг её любовь. Тогда она, притаившись в кустах, начала подглядывать за успокоившимся возлюбленным: как он раздевается, как начинает купаться в источнике. И вдруг, с криком «Не избежишь сейчас желаний ты моих!» нападает на него. Начинается борьба. Парень не может освободиться из хватких объятий, да и насильнице не удается достигнуть желаемого. Предчувствуя свое окончательное поражение, она взывает к богам — просит соединить с тем, кто пленил её навеки. И боги соединяют их тела, совместив мужское и женское пополам. Гермофродит, осознав произошедшее, стал взывать о помощи к родителям своим, но возвратить ему прежний вид оказалось уже не в их власти.
Закончив этот рассказ, Овидий успокоился. Ничто более не могло его удивить. Все грехи людей были им уже описаны, все послания изложены, все тайны раскрыты. Проклятие, которое он наложил на род Медеи начало действовать. Дочери его последней жены оказались жертвой обмана обычного гуляки, который соблазнил их по очереди в течение одного вечера. После этого он исчез навсегда. Дочери через девять месяцев родили две прекрасные малютки, которым было предначертано опять родить дочерей, от одного знатного кораблевладельца.
В семнадцатом году новой эры Овидия не стало. Умер он на чужбине, в Томе, на западном побережье Чёрного моря, совершенно жалким и разбитым.
Глава четвёртая
На следующий день Аня и Света на кладбище старались держаться на расстоянии. Даже когда стояли возле могилы их отца, они всё равно ещё не осознавали того, что это их отец, что они – родные сёстры. Осознавали они только одно – что я их муж, а бывший, или настоящий уже было не важно. Отбивать и возвращать меня никто не хотел, отчего на душе было и легко и тревожно. После кладбища поехали к нам. Сели на кухне, и я стал рассказывать всё то, что поведала мне Мария Степановна. Когда закончил, сидели молча, минут десять.
— Что делать будем? – начала Света.
— А что делать – жить надо теперь с этим, по возможности не «цапаться», детям давать общаться, может встречаться чаще, — не знаю, как-то так! – ответила Аня.
— А вы в Англию навсегда? – вставил я.
— Нет, у мужа контракт через год заканчивается, будем возвращаться. Нечего там делать – чужая страна, чужие люди. Тут у нас смотри какая Санта Барбара разворачивается.
Через год мы встретились все вместе, за одним столом. Я даже не думал, что так всё наладится. Дети с удовольствием дружили, Аня со Светой тоже поладили. Только одно всем не давало покоя – а как же дальше? Все молчали, но чем старше вырастали дочери, тем тревожнее становилось за их судьбу.
Через несколько лет Аня с Игорем решили переехать в другую область. Объяснили выбор тем, что там предложили хорошую работу, да и нашли подходящий обмен квартирами. Когда прощались – договорились, что будем стараться, чтобы не произошло как у родителей и бабушек.
— Надо найти разных женихов и сразу их поженить, — подытожила Аня.
— И заставить сразу родить, чтобы быть уверенным, что не от одного.
Я слушал и поражался, как всё-таки сильны всякие суеверия в народе.
Прошли годы и наступили желанные свадьбы. Обе молодые пары сияли от счастья и любви, поэтому решили отмечать события вместе. Шум, гам, заботы — всё пролетело, как один день, и через год мои дочери, как по сговору, собрались рожать. Аня со Светой с ужасом и надеждой ожидали появления малюток. Первая разродилась Катенька. Мы дежурили под дверью родильного отделения и ждали, когда нам принесут долгожданную весточку. Все были напряжены, потому что не делали предварительного УЗИ, чтобы не знать заранее пол ребёнка. Так решили, из суеверия. Тут распахнулась дверь, и к нам вышла улыбающаяся медсестра, торжественно произнеся: «Девочка!» Аня со Светой побелели.
— Вы что, тётки, совсем с ума выжили? — попытался я привести их в чувства, — Радость-то какая! Вашего бабьего царства прибыло.
— Неужели опять? – Света закрыла руками лицо.
— Это какой-то кошмар! – Аня встала, и начала нервно ходить.
Тут вбежал Сеня, муж нашей со Светой Настеньки и, чуть ли не крича, стал причитать:
— Настя как узнала, что Катька родила девочку, тут же разволновалась и начались схватки.
— Где она? – одновременно вскочили Аня и Света.
— Как где? Рожает! – Сеня вглядывался в их лица и не мог понять – что происходит?
Наверно это были самые долгие минуты ожидания. Я сгрыз все ногти до крови, но боли не чувствовал.
— Что же так долго, а? – заглядывал мне в глаза зять.
— Ладно, ладно, терпи, ей-то наверно не легче, — успокаивал я его.
Женщины дружно выпили корвалол, и тут дверь открылась. Появилась та же медсестра и уже не улыбаясь, негромко произнесла: «Мальчик!»
Через секунду мои жёны скакали, как ненормальные и орали на всё отделение: «Ура!»
Затем громко доказывали друг другу, что было в этом деле главное, потом плакали, обнимались, не обращая ни малейшего внимания ни на меня, ни на счастливых молодых папаш, которые моргали мне обоими глазами, приглашая немедленно это дело «обмыть».
У меня тоже навернулась слеза.
Эпилог
Тысячу раз я пересчитывал варианты сотого поколения, и каждый раз сомневался – возможно ли, что мои дочери станут последними в этой страшной цепи проклятия великого Овидия. Нина Петровна, после похорон Марии Степановны, рассказала мне, что занимаясь в институте творчеством великого поэта, она неожиданно натолкнулась на монографию одного из исследователей творчества Шекспира. Уже давно было установлено, что античным аналогом трагедии влюблённых Ромео и Джульетты является история Пирама и Фисбы, рассказанная в «Метаморфозах» Овидием. Но ещё до Шекспира повествовал об этой истории Банделло, который в свою очередь просто пересказал более компактное произведения Луиджи Да Порто «Новонайденная история двух благородных влюблённых и их печальной смерти, произошедшей в Вероне во времена синьора Бартоломео делла Скала». Так впервые в литературе появились образы Ромео и Джульетты. Так вот, исследователи, проводившие исторические параллели, наткнулись на высказывания современника Овидия, который прямо строит свои догадки о проклятии, детально анализируя хитроумные повороты великого произведения автора «Медея». Нина Петровна поделилась со мной этими мыслями и я, после этого, потерял покой. Достаточно долго я пытался установить родословную двух подруг, моих тещ, но мне удалось проследить возможные варианты до двух прародительниц, одна из которой была крепостной актрисой, танцевавшей даже перед Наполеоном. Далее следы терялись, но примерный расчёт поколений показал, что вполне возможно — всё это взаимосвязано. В ход пошла простая математика и стало понятным – вероятность того, что сотое поколение проклятых придётся на рождение моих внучек, или правнучек очень высока. Рождение мальчика подтвердило наши с Ниной Петровной предположения и теперь, когда мы это осознали, мы прыгали, обнявшись, и плакали. Прыгали, даже когда все уже остановились и молча, с тревогой и интересом смотрели на нас, не понимая всего того облегчения, которое мы испытывали. Рассказывать об этом не было никакого смысла, чтобы не прослыть сумасшедшими, поэтому, через неделю, когда праздновали рождение внуков, напился я так, что жёны мои не могли меня привести в чувства ещё неделю. После этого мне пришлось бросить пить, но, как говорится: «Нет худа без добра!»
Перечитывая великого поэта, я не перестаю удивляться его великолепию и мудрости. Но больше всего меня поражает то, что прошедшие тысячелетия ничего не изменили в сути человеческих отношений, главным стержнем которых, безусловно, является любовь!!!
- Автор: Андрей Шаргородский, опубликовано 28 августа 2016
Комментарии