Расплата.

В тусклом свете, засиженной лампочки, плавают и расслаиваются облака табачного дыма. При таком освёщении не слишком видна, замызганность, кухонной утвари. Закопченная плита, заставлена такими же кастрюлями, с непонятным мутным варевом.

Воздух пропитан алкогольными парами, табачным дымом, и гниющими отходами из мусорного ведра, за колченогим, грязным , заваленным объедками и окурками, столом, уронив лысеющую с проседью голову на руки, сидит мужчина, плечи его вздрагивают, и пьяные всхлипывания сильно раздражают его сожительницу.

Танька - местная, сердобольная бабёнка, любительница, заложить за воротник, позавчера, получила получку, за уборку подъездов – был повод расслабиться. Под столом еще с прошлой получки, стоит батарея разных бутылок, – вначале они пьют хорошую водку, потом переходят на самопал.

Её подъезды за неделю беспробудной пьянки, захламляются так, что приходится несколько дней, пакетами таскать за этими зажравшимися буржуями их дерьмо, но Танька, привыкла к такой жизни.
Когда-то давно, и она тоже, была белым человеком, мужики пачками, ложились у её ног, мечтая затащить её в постель, теперь от былой красоты не осталось и следа – обрюзгшее лицо, с грязными немытыми волосами.
Танька смотрит на себя в разбитое круглое зеркало, на кухне - фингал под глазом: «Бля, кто это?...Кажется Егор. Ни хрена не помню, когда козёл успел?» - смотрит мутными глазами на сожителя, тот продолжает всхлипывать.

- Достал, ты уже своей доченькой, - толкает пьяного сожителя в бок коленкой, вставай хватит ныть, вали в кровать, слышь, - тянет его за руку, тот не реагирует. – Жорик, кому говорю. – Танька, смотрит на недопитую бутылку самопала - возникает желание допить и спать, - надо его как то оттащить, да ещё отскочить вовремя, дурной - с перепою без разбору может звездонуть.

Татьяна пустила Егора на постой, по просьбе соседа, бывшего зека, тому деваться не куда было, звала его то Егор, то Жорик, в постели он был ласковый, и тёплый. Таньку давно так ни кто не ублажал, не смотря на их разницу в возрасте, она была младше его лет на семь.
Егор - ещё крепкий мужик, и Таньке очень даже нравился - пока не пил.
Пьяным он становился дурным, и бешенным – лез в бытылку, во всём искал двойной смысл, дрался, и под конец, надравшись в доску, начинал оплакивать свою умершую дочь.
Трезвым, он ни чего не помнил, и всё время молчал. Она чувствовала, что Егор, это фальшивое имя, потому, что тот иногда не реагировал на него, а ей всё равно как его звать, не говорит, значит так надо. Так они и жили уже несколько лет вместе, время от времени были просветления, временные заработки. Благо в своём доме, нет квартплаты. Мать померла, хоть она платила за свет, да льготы имела, сейчас Таньке, приходится подрабатывать, ещё и дворником.

Егор, приподнял голову, посмотрел сквозь Таньку, потом поднялся, оттолкнул её и, держась за стену, дотащился до кровати. Он завалился в стоптанных ботинках на постель, от чего она не слишком пострадала, её не заправляли бельём уже с месяц.
.
«Ну, наконец-то!» - вздохнула Танька, бухнулась на облезлый табурет, и стала выливать остатки самопала в стакан - получился полный стакан. Кошка настойчиво трётся о ноги, клянчит жрать, она несильно пнула её, трясущейся рукой, дотащила до рта стакан, стала глотать, давясь и с трудом проталкивая в себя - водка всё время просилась назад, от чего она периодически делала рвотное движение.
Наконец-то протолкнув её в глотку, закусила солёным огурцом, запыхалась, пожевала, корочку хлеба, смачно рыгнула и, подождав когда уляжется в животе, пошла спать в другую комнату на диван.

***
Егор, почувствовал всей кожей впереди что-то манящее, необычное, как марево или туман, его тянуло туда как магнитом, но было страшно, как в детстве, от тёмной комнаты.
Он сделал движение вперёд, и не то, что пошёл, а поплыл - его потащило, потянуло, и не за что уцепиться, и что-то или кто-то внутри него говорил: «Не сопротивляйся так надо». Тогда устав от борьбы он сдался, и решил: «Посмотрю что там внутри».

Вдруг, впереди услышал детский смех, до боли знакомый, тёплый родной, он рванулся вперёд, стал шарить в тумане,
- Где же? Где то, что мне так важно, и нужно? Что я ищу? В голове всё расплывается, и он ни как не ухватит мысли, они расползаются как тараканы от света. Я только что, что-то почти нашёл, без чего не мог жить. Жизнь?!
Я что жив, или уже нет? - Вдруг чистая и чёткая мысль возникла на миг, и опять ускользнула. Он снова оказался в тумане сознания.
Он всё идёт и идёт, не знает, сколько времени - минуту, год или целую вечность. Наступило такое блаженство, как будто этот обволакивающий туман пропитан светом и любовью, ему уже ни чего не надо, нет боли, нет мыслей, есть только безграничное чувство любви - бессознательной всёпоглощающей.
Егор посмотрел вокруг, как он не заметил, что рядом за руку идёт его доченька, это от неё исходят такие волны любви, и смешиваются с его любовью. Они улыбаются друг другу.
- Как же я соскучился по тебе, солнышко моё, зачем мне жить без тебя, если я не слышу твоего звонкого смеха, нежного голоса, не могу прижать твои маленькие ладошки, вдохнуть запах твоих, пахнущих солнцем, волос.
Он не говорит, а думает, и его мысли слышит девочка, и отвечает ему ласковой улыбкой. Вот так идти, всю жизнь и ни чего не надо, наконец, исчезла пустота, безысходность в душе.

Он смотрит ласково на дочь - та вдруг растворяется - он пытается её удержать, опять отчаянье: «Нет! Я же только обрёл счастье, куда же ты?» кричит он в голос, но голоса нет…
В тумане появляется лицо дочери, он видит как в замедленном немом кино - на детском лице появляются струйки крови, волосы слипаются.
«Где-то я уже это видел?» - возникают сами собой мысли, лицо дочери обретает черты грязного бомжа, но он знает, что это не бомж, а его дочь.

«Как же так, где же ты дитя моё, кто посмел убить тебя? Кто пролил эту кровь, солнышко моё», - мечется в тумане Егор, и не может найти свою дочь, чтобы помочь ей.
«Ты, папа! Это ты убил меня, когда я была бомжём!» - слышит он её голос.
«Это не правда, солнышко, я бы пальцем тебя не тронул, это какая-то ошибка!»
Егор хочет что-то доказать, но туман рассеивается и его тащит в обратную сторону, только слышит вдали детский голос, - «Папа, я вернусь, узнай меня, узнай меня, узнай меня…»
***

Жорик, Жорик, да проснись ты, слышит он хриплый мужской голос.
Егор с трудом разлепил глаза - вместе с дневным светом, как буравчик врезалась в мозги пронзительная боль, перед собой стал проясняться размытый образ.
« Кто это? Где я?» - возникли первые мысли, - Колян? – что он тут… - заметил он светлые стены, штатив с капельницей над головой.
- Ну слава тебе…, а то я уже думал ты не очнешься! Ну вы с Танюхой даёте! –
- С Таню… - хотел сказать он, но вместо голоса услышал свой шёпот.
- Ладно молчи нельзя ещё разговаривать, - сказал Колян, как-то погрустнев, если бы я не зашёл похмелиться, кердык тебе бы пришёл, видно в рубашке, братан, ты родился. Водяра палёная!
Потом он помолчал, покачал головой, - да, Танюхе не повезло, царство ей… хорошая баба была, безотказная.
Ты всю неделю говорят, метался, все кого-то звал, - посмотрел на соседа сочувственно Колян, - опять дочку, небось?

Бывший зек и сокамерник Коля, был в курсе, горя которое свалилось на голову Егора после тюрьмы.
Пятнадцать лет назад, Егор оказался в тюрьме за непреднамеренное убийство бомжа, тот залез к нему в дом, за что и получил… Но, слишком слабым оказался бомжик, через два дня душу отдал богу, по той ли причине или по другой, да нашлись свидетели, и получил Егор шесть лет.
После отсидки, сошёлся с женщиной, и родилась у них дочь, да померла на пятом году жизни. Егор страдал сильно, любил очень дочку, она ему душу отогрела, и была единственным существом, ради которой он жил эти пять лет. С такого горя, стал обвинять жену в смерти девочки. Уехал из дома, скитался, пока не прибился к Таньке.

- Ты, это - следи за базаром, - шёпотом сказал Колян, - а то, я не мог разбудить тебя. - Я убил, я убил! Кого убил? Отсидел и забудь! Слышь!
Егор, вспомнил вдруг, свои глюки, - по небритым с седой щетиной щекам, потекли слёзы, - Это я убил! – проскрипел он шепотом.
- Ну и забудь, ты этого бомжа, не ты так другой, или замёрз бы он, - старался успокоить Колян соседа, сочувственно, глядя на его слёзы.
- Я, убил свою дочь! - сказал Егор и отвернулся к стене.
Коля, в ступоре смотрел на соседа, и видел как вздрагивают у того плечи.