Разрушение моста.

   Мост сломался как-то вдруг. Его переехала огромная машина, и в нём что-то надорвалось. Внешне он остался прежним, но все поняли, что нужен длительный ремонт. С противных сторон повесили кирпичи со стрелками, чтобы наказывать нарушителей, и машины ездить перестали. 
   Прилежащую к мосту дорогу разрыли, чтобы правильней увидеть подробности земли. Появилось количество строителей в светящихся курточках. Сначала жители казались недовольны из-за разрухи почти центральной улицы. Но вскоре часть населения, причастная больше других из-за близости квартир и собственных домов, стала радоваться. 
   Было недурственно, открывши вечером окно форточки или балкон дверей, вдохнуть прозрачный воздух с малыми примесями и услышать оглушительную тишину недоступного для грузовиков пространства. Все, кто мог скоропостижно ушли в отпуска, другие стали недомогать по справкам знакомых врачей, чтобы больше побыть в чистой экологии. 
   Один озабоченный здоровьем мужчина, не имея другого способа или причины, удачно сломал плохо развитую ногу и сидел в окне безвылазно, дурак дураком, помахивая казённым костылём. Иногда он злился на отсутствие балкона и кидал в играющих под окном детей кусочки гипса от быстро выздоравливающего перелома. Так он, кроме прочего, мечтал продлить больничное содержание. 
   Когда до успешного окончания ремонта оставалось меньше двух рабочих дней, в самую ночь, по ещё тёплому от человеческих стараний мосту, снова проехала огромная машина. Всё сдвинулось, произошли многочисленные, малозаметные и заметные издалека, повреждения. Утром это стало известно для всеобщей радости, и все вздохнули с облегчением внезапной удачи. 
   Прошло небольшое время. Мост, как земля под парами, отдыхал, отдыхали и люди. Окружающая природа местности стали неузнаваемы даже для живущих давно пенсионеров. Деревья зазеленели как в дикие времена. Листья на них разрослись и стали так велики, что любители ботанической природы приезжали издалека, чтобы смотреть-трогать. Но скоро их перестали пускать, потому что многие вместо того, чтобы тихо радоваться, незаконно отрывали неосторожные нижние ветки для украшения гербариев, а то и просто так, без необходимости причины. 
   Трава стала так высока, что невнимательные пешеходы падали, и потом долго выбирались из непроходимости зелени. Это не огорчало печалью, а радовало радостью. 
   Коровы и козы, принимая внутрь неразбавленный, экологический корм делали в себе такое же неразбавленное молоко. Жирность в нём находилась в замечательной пропорции, как у китов и ещё у кого-то. Некоторые дети, привыкшие к плохому, не хотели пить полезное, а многих домашних котов, просто тошнило. Но потом особо жирных коров стали слегка разбавлять, и всё наладилось. 
   Зато птицы пели, кузнечики стрекотали, лягушки квакали — всё это свершалось беспрерывно и создавало симфонию первозданной жизни, от которой даже воспитанные граждане обнаруживали в себе желание снять ботинки, босиком добежать к дереву и повиснуть на толстой ветке наподобие обезьяны или сумчатого медведя. 
   А мост тем временем достроили. Но снова какая-то огромная, может быть, машина, наверное, проехала. Все привычно обрадовались. Со следующего дня везде вокруг можно было видеть охрану милиции. Каждый, от рядового солдата в форме до секретного офицера в гражданской одежде, хотел подежурить-отдохнуть среди всеобщей зелени, и внутри отделений организовались очереди. 
   Количество блюстителей порядка на душу населения стало приближаться к загранице. Хулиганы и алкоголики старались обходить неуютную для нарушителей местность, а вражеские шпионы наоборот так и лезли в подозрительный, сильно охраняемый объект. 
   Дети по улицам гуляли совершенно одни, без взрослого вмешательства, а родители спокойно сидели на скамеечках под деревьями и смотрели в чистое небо. «Не пойдёт ли дождь, не будет ли грозы?» Но дождей в светлое время не было, с некоторых пор они происходили только ночами. А гром всё же грянул. 
   Торжественного открытия решили не делать, опасаясь истерики, никаких сообщений по радио и телевизорам, ни слова в газетах. Всё совершенно тихо, молчком. Просто сняли все ограничивающие и предписывающие знаки. Начальник, непосредственно повинный в успешном ремонте, ездил на личном бензине в собственной машине по новому мосту, показывая явный пример для подражания. Но никто не обращал внимания,- думали, что это необходимое по работе. Словом, все считали объект недоделанным и жили по-старому расписанию. 
   Впрочем, большие машины, на всякий случай, не допускались, и не очень большие,- задерживались. Даже лошадей запретили из-за неорганизованности движения. Предполагали, что временно, пока идёт утряска-усушка. Никто не огорчился, лишь один полудикий пенсионер, имевший в собственности инвалидную «Эмку», обиделся и запил. 
    — Сделай ты нижнюю опору или укрепи перила,- говорил он, дежурившему наряд милиционеру. 
    — Нет, долбежу много,- мрачно шутил чужим юмором блюститель, и шептал в рацию, чтобы скорее меняли на обед. 
   А пенсионер тем временем рассказывал тысяча первый раз о том, как ездил в окружённый гитлерами Ленинград, отличился там и получил в награду вместе с медалью сломанный врагами авто. С тех он пор не расставался с подарком, а в летнюю пору и ночевал внутри трофейной машины. А теперь же он оказался отрезан, как блокадный Питер, лишился единственного в одинокой жизни удовлетворения. Дальше он просто плакал. На это было тяжело смотреть, и все отворачивались. В конце концов выдали запоздалому автомобилисту на лоб кабины специальное пропускное разрешение. 
   Но вот как-то раз, а потом ещё как-то раз (два «как-то раза»), пролетели на запылённых фурах транзитные бизнесмены. Были эти машины такие длинные, и ехали они так быстро, что сразу никто не умел понять, в какую сторону происходит движение. Они просто занимали на время всю дорогу без просвета, без малейшей надежды. Все просто оцепенели от неожиданности и ужаса. 
   Когда опомнились, было поздно. Заходящее солнце играло брошенными пивными банками, обёртками от «Сникерсов», коробками из-под пиццы и прочими «Педи грипалами». Всё вокруг сразу постарело, потеряло живописность, стало похоже на другие места города. Но сам мост остался в прежнем спокойствии. После такого происшествия, утомлённые объездами грузовые водители, немного смущаясь, стали ездить как прежде. А потом делали это уже без всякого сомнения совести. 
   Вся давешняя эволюция пошла обратным способом. Завяли цветы, поникли травы, испортились листья деревьев, потемнели на окнах стёкла, перестали петь птицы. По мосту, через дым и лязг проходящего транспорта старались ходить лишь командировочные. Обыкновенные люди отчаивались на это в крайних случаях необходимости. Редкий пешеход доходил до середины моста, чтобы ему не стало дурно. 
   Всё стало плохо: молоко у коров пропало, школьники стали приносить двойки, папы  напиваться, мамы нервничать, бабушки болеть, дедушки, те просто умирали, так было вокруг неполезно. И продолжалось это неизвестное время. 
   Но как-то раз, как показалось, ни с того, ни с сего, в глухую сентябрьскую ночь, мост непоправимо рухнул. Его самая важная средняя часть упала прямо в неглубокую речку, и утонула в илистом дне, не оставив даже самого малого следа или приметы. При этом пострадал только один нетрезвый пешеход, мужчина неопределённого возраста, скоропостижно уснувший где-то в траве возле. 
   От громкого шума он очнулся и, не понимая причины, захотел идти домой. Что дорога отрезана и идти некуда, из-за алкогольного отравления, не увидел, и какое-то время, по привычке, шёл прямо по воздуху, без всякой поддержки, маршрутом, который предполагал наличие опоры моста. Но скоро Земля притянула, и он стал падать, размахивая цепкими от страха руками. В конце концов, ему повезло, он крепко схватился за торчащую из обломков арматуру и торчал вместе с ней до самого утра. Впоследствии у него случилось растяжение пальцев, которыми держался, и отсутствие голоса, которым орал. Но от лечения он выздоровел и даже перестал заикаться. Только когда волновался, начинал шипеть, и понять его становилось невозможным. 
   Сначала предположили, это пролетел военный самолёт, значительно большой и одновременно невидимый, из-за своей безобразной скорости и специального оборудования. Но многим это показалось смешной выдумкой. Неожиданно для всех, появился человек, а вернее человечек, очевидный свидетель происшествия. Небольшой ребёнок четырёх с половиной лет не спал за полночь, выглядывая гуляющих в лунном свете кошек и дожидаясь с ночного дежурства одинокую маму. И тут он отчётливо, как бывает только в детстве, увидел своими очень зоркими глазками мышку. Не «нарушку», а наоборот. Она была огромная, даже большая, или такая большая, что огромная. Зачем-то побежала по мосту. А лапки-то у неё просто лапищи. Хвостиком махнула. А хвостик то у неё просто хвостина, или даже хвостище. И махнула она не как-нибудь, а с умыслом. 
   Маленький человек всё это видел, и рассказал, как мог утренней маме, которая сразу пошла куда надо. Где надо ей посоветовали обо всём помалкивать, но, когда она вернулась, все знали подробности, здоровались издалека, и даже раскланивались, как в фильмах про старые времена. 
   Пожилая учительница истории говорила своему внуку: «Рим спасли гуси, а наша спокойная жизнь произошла из обыкновенной мыши». Постепенно все забыли, что мышь была непростая. Видно не хватает им, «нарушкам» золотых яиц, вот они и выбегают по ночам на стратегические мосты, и рушат их волшебным способом. А что им ещё делать-то, сказочным, в нашей обыкновенной жизни.