Anthropos phago (Отрывок)

Старик сидел на скамеечке в парке и лениво нежился в лучах полуденного солнца, которое щедро палило, согревая его дряблое лицо и, покрытые тонкими черными жилами, морщинистые руки. Была ранняя осень. Первая желтая листва уже начала появляться на редких деревьях, которые загодя готовились сбросить  это шелестящее покрывало, отдавая дань наступающей зиме и смене времени года. Скоро польют дожди, потом, если до этих мест ненадолго доберется стужа, редкие снежинки закружатся веселым хороводом, укрывая все белым мягким покрывалом, но пока было очень тепло, старик, словно ловил каждое мгновение уходящего лета. Он сидел и о чем-то думал, глядя по сторонам. Вокруг сновали люди, не обращая на него внимания, но ему было все равно. Взгляд его был отрешенным, потухшим. Казалось, вжавшись в скамейку, он останется здесь навсегда и будет трепетно ловить свежий воздух, пока не превратится в статую, большую и величественную, невозмутимо взирающую по сторонам. Ее будет обдувать ветрами, поливать холодным дождем, леденить равнодушным морозом и она замрет навеки бескровным изваянием. Но все это произойдет потом…
К скамейке тем временем подошла небольшая компания, состоящая из двоих детей, мужчины лет тридцати и молодой симпатичной женщины. Дети в нетерпении тянули взрослых за собой. Все происходило в парке аттракционов, и сидеть на скамеечке очевидно они не собирались. Их требовательные восклицания то и дело оглашали спокойный уголок парка. А вдалеке кружились карусели, с сумасшедшей скоростью друг за другом мчались вагонетки волшебной железной дороги. Преодолевая неровности пути, они то взмывали к небесам, то неслись, покачиваясь из стороны в сторону, делали головокружительные виражи, и люди, опьяненные восторгом, наконец возвращались на землю. А тут какая-то скамейка в парке и прилипший к ней старикан. Нет! Только не это! Нет!
Наконец уставшие родители сумели заставить непокорных отпрысков съесть по огромному бургеру, и мама, переведя дух и взяв их за руки, повела за собой, а отец, оставшись охранять детские рюкзачки, развалился на скамейке. Наконец он мог отдохнуть от безумного дня. Достав газету и, жуя бутерброд,  какое-то время он молча читал. На старика он внимания не обращал. Да и зачем ему нужен был какой-то старик? Наконец, почувствовав на себе чей-то взгляд, с удивлением обернулся. Пожилой господин смотрел на него со всем вниманием и чего-то хотел.
— Замечательно! – вдруг воскликнул он.
— Простите?
— Замечательная осень, не правда ли? – произнес тот и окинул взглядом парк. Очевидно ему хотелось поговорить.
— М-да! – неопределенно протянул мужчина и снова уткнулся в газету. Говорить о погоде ему не хотелось.
— У вас славные дети. Сколько им? – вновь услышал он.
— Дочери шесть, а сыну девять.
— Замечательные дети! Спешу поздравить — у вас чудесна семья.
— Спасибо, — и уже внимательнее посмотрел на собеседника.
— О чем пишут в сегодняшней прессе?
— Так, — уклончиво ответил он, — разное.
Хотел было продолжить чтение, но старик задал еще один вопрос:
— Светские сплетни, всякие мерзости?
— Простите? – не понял он.
— Мерзости, мерзости, — зло повторил старик и уставился куда-то вдаль.
— Почему же… Новости дня, так сказать, аналитика, биржевые сводки, погода.
— Я и говорю, мерзости. Все, кроме погоды – дьявольский вздор.
— Вы не любите читать газеты?
— А вы?
— По роду деятельности я журналист и, отчасти, это является моей работой, — гордо ответил тот.
— Журналист! – брезгливо повторил старик и вдруг громко воскликнул:
— Читайте!
— Что? – удивился мужчина.
— Все подряд. Заголовки, сводки, первые строки репортажей. Любую мерзость! Читайте же!
— М-да?
— Да! Да!
— Извольте…Неделя началась с прорыва осады горы Синджар…
— Где это?
— Афганистан! – снисходительно произнес журналист.
— Дальше.
— Американскому заложнику в Ираке отрезал голову британский рэпер.
— Замечательно! Еще!
— Снова сирена в Эшколе. Три ракеты разорвались на открытой местности, одна на территории поселка… Это Израиль, — пояснил он и продолжил. — С момента начала конфликта погибли около 2 тысяч человек.
— Прекрасно! Давайте дальше!
— Лихорадка Эбола унесла уже девять тысяч жизней.
— Дальше!
— В Амстердаме состоялся Гей-парад…
— Отлично!
— Артобстрел донбасского городка Зугрэс армией террористов навсегда изменил жизнь 15-летней девочки. На её глазах ужасной смертью погибли несколько человек. Она попала под обстрел на людном речном пляже и стала свидетелем гибели детей и взрослых. Одному ребенку оторвало голову.
— Какая прелесть. Зугрес? Где это?
— Где-то на Украине, — равнодушно ответил мужчина.
— Вам это интересно?
— Конечно, это ужасно! Но не стоит так беспокоиться и придавать этому столько значения, все происходит далеко отсюда. Терроризм – это всегда ужасно, — и улыбнулся.
— Далеко отсюда, — пробормотал старик. — Оторвали голову где-то далеко отсюда… А всего пару месяцев назад на том пляже люди и представить себе не могли, что такое война. Но прошло совсем немного времени и вот — оторвали голову.
— Читать дальше?
— А хотите я вам прочитаю новость, которую очень скоро напечатают в этой газетенке?
— Попробуйте! – засмеялся мужчина
— Старик взял из его рук газету, уставился в нее, словно читал текст, и начал шевелить губами:
— В парижском парке развлечений во время бомбежки армией боевиков были убиты дети. Двое из них были совсем маленькими. Девочка лет шести и мальчик девяти. Совсем еще юные создания. Мина разорвалась неподалеку и они погибли от одного осколка, который поразил их крошечные тела...
— Прекратите! – в ужасе воскликнул мужчина, вырывая у старика газету. – Так не шутят!
— А я не шучу! – спокойно произнес старик. – Кто вам сказал, что я шучу?
— Но это бред!
— Заметьте, еще пару месяцев назад люди, купаясь с той реке, даже представить не могли подобного. Тем детям на пляже тоже совсем недавно казалась такая новость бредом.
— Это произошло в далекой стране, в тысячах километрах отсюда, в какой-то глуши, на краю света! Но здесь Париж, сердце Европы! Париж – вы понимаете? Такое здесь невозможно! Такое неуместно. Вы сошли с ума!?
— От немыслимого до обыденного и привычного, вызывающего зевоту, совсем недалеко. От невозможного до возможного — лишь несколько шагов, — проскрипел старик.
— Что вы такое говорите?
— Скоро вы все увидите собственными глазами, — он встал, собираясь уйти, потом тихо пробормотал, — таков их план, — и в отчаянии добавил, — это я оторвал голову тому несчастному ребенку.
— Кто вы? – прошептал мужчина, прижимая к себе детские рюкзачки.
— А вы не знаете? – и вдруг повернулся. Он смотрел на него колючим взглядом и зло улыбался.
— Я… Мне… Кажется, я где-то вас видел.
— Конечно, видели. Еще бы… Кто же меня не видел?...
— Но было это… так давно. Этого не может быть! Тому, кого вы мне напоминаете, сейчас должно быть…
— Сто?!.. Иногда я думаю, что мне уже лет двести. А может быть триста…
— Это вы?
— Центр Европы – говорите? Скоро! Очень скоро! Поверьте на слово…
 
— Простите! – услышал старик. Он успел отойти на значительное расстояние, потом обернулся, увидев перед собой мужчину, того журналиста, отца замечательного семейства, который стоял перед ним, сжимая в руках два детских рюкзачка. Газета нелепо торчала у него из кармана пиджака. Лицо было перепачкано майонезом от отвратительного бургера, которым он с удовольствием недавно давился. Его дети сейчас катались на карусели, не думая ни о чем, а он, позабыв о них, зачем-то бросился вдогонку за этим безумцем, и теперь в нетерпении стоял, переминаясь с ноги на ногу и, молча, с восторгом глядел, не в силах скрыть возбуждения.
— Слушаю вас? – спросил старик.
— Я… Мне… Ради бога, только не уходите. У меня к вам небольшая просьба. Могу ли я…
— Нет!
— Конечно, я слышал! Я знаю, что вы не даете интервью…
— Никогда и никому. За всю свою жизнь я ни разу не дал интервью, — сухо ответил тот.
— Но… Не пора ли изменить правило и приоткрыть завесу? – нагло спросил журналист, и по этой фразе можно было понять, что он профессионал, знает свое дело хорошо и готов на все.
— Вы готовы на все? – вдруг спросил старик.
— Простите? – удивился тот. – Ах, конечно! Редакция моей газеты непременно вас отблагодарит! Это входит в наши правила! За интервью с такой личностью они заплатят сумасшедший гонорар, не сомневайтесь!
Старик улыбнулся и снисходительно произнес:
— Вам это дорого обойдется.
— Наша редакция…
— Дело не в редакции, — спокойно перебил тот, потом прищурился и уже внимательно посмотрел на него своим холодным взглядом. А журналист с трепетом ждал. Он знал, что это интервью может перевернуть всю его жизнь, карьеру, сделать знаменитым, вознести к небесам. Такой шанс бывает лишь один раз в жизни, да и то не у каждого репортера, а тут такая удача. Старик тем временем молча на него смотрел, о чем-то думая. По его взгляду невозможно было понять – о чем. Он застыл, как изваяние, ничто на его лице не шевельнулось, а журналист не мог вымолвить ни слова — сейчас решалась его судьба. Пауза затянулась. Потом старик перевел взгляд в сторону парка, откуда раздавался неудержимый детский гомон и музыка, снова взглянул на него, вдруг произнес:
— Даже не думайте. Не стоит играть в эти игры, юноша.
— Но…
— НЕТ! Ступайте к детям и жене, у вас замечательная семья. И не дай вам бог.
Сказав это, повернулся и его высокая фигура начала медленно исчезать вдалеке, а молодой мужчина продолжал обескуражено стоять, с сожалением глядя ему вслед.