Башня с красными кленами

4581 год, бал по случаю дня рождения принца, главный зал дворца здравствующего правителя Гирона. 

Шестнадцатилетний юноша, высокий и широкоплечий, довольно величественный для своего возраста, в расшитых серебром и украшенных рубинами шелках и мехом на мантии был окружен придворными, которые прибывали и прибывали, непременно уделив ему пару минут: дамы крутились вокруг него, представляя своих подросших дочерей, а мужчины во фраках и начищенных до блеска туфлях выражали своё почтение, обсыпая принца комплиментами и обещаниями служить королевской семье.

Собственно, ничего необычного не происходило, разве что сам принц был несколько неприветлив. Он умело изображал из себя счастливого человека, но взгляды, что некоторые девушки бросали на него украдкой, выматывали. Он старался не замечать всех этих двусмысленных намеков, обтянутых надушенных бюстов и хохота, который, словно вино, лился по залу.

— Уверен, вы станете отличным преемником вашему величественному и несравненному отцу. Смею заметить, что несколько раз я имел дивную возможность наблюдать за вами на турнире, и вы показались мне довольно… — Старый лорд на мгновение замялся, подбирая нужное слово. — Грациозным.

Ложь юный принц распознавал сразу. Ему хватало беглого взгляда, малейшего колебания в голосе собеседника, дрогнувшей жилки на лице. Чтобы все понять, сопоставив одно с другим.

И эта ложь, смешанная с лестью, да еще и так неумело, несколько раздражала, ведь даже дураку было заметно, что всадник, а уж тем более рыцарь, из него неважный. В седле он держался неуверенно, постоянно норовя упасть, а копье и вовсе было для него неподъемно тяжёлым.

— Благодарю вас, лорд Аррон. — Принц отвесил ему лёгкий поклон головой. — Но меня больше занимает политика, нежели войны. — Отметил принц, наблюдая за реакцией Бенджамина Аррона, лицо которого чуть вытянулось. Он стал похож на осла, по-дурацки выпучившего свои черно-серые глаза.

Старый лорд приложил кулак ко рту и негромко откашлялся, затем утерев лоб платком с вышитыми на нем инициалами.

— Неужели вы намерены пресечь любые войны? Ведь испокон веков королевство ширилось за счёт отвоёванных земель. — Лорд Аррон снова утер лоб атласным платком, улыбаясь. Он изо всех сил старался выглядеть дружелюбным, однако было видно, что смелое заявление крон-принца испугало его.

И это было вполне естественно: много поколений известнейшие семьи королевства и их знаменитые отпрыски наживали приличные состояния, поддерживая завоевания короля, обеспечивая его армию провизией и новыми рекрутами и, что не менее важно, обзаводясь симпатией короля. И в данном случае лишиться возможности ближе подступиться к правящему семейству означало потерю одного из самых стабильных доходов.

Самеди понимал страхи лорда Аррона, которые были отнюдь не напрасны. Он понимал, что отсутствие войн поможет не только укрепить его власть в лице народа, но и прилично сократит использование провизии, казны государства, которая рано или поздно имеет свойство заканчиваться, а так же уменьшит смертность, что тоже немаловажно. В свои шестнадцать он прекрасно понимал, что разоренный отвоеванный клочок земли, устеленный трупами, принесёт меньше прибыли, чем, скажем, налог с живого человека, способного трудиться, возделывать землю или ловить рыбу.

В противном случае, если войны и набеги все же не прекратятся, то даже с самой потрепанной шлюхи, что станет ублажать солдат в лагере, будет больше толку, чем от взятых в плен стариков и раненных мужей, не способных держать меч. Которые дезертируют при первой возможности.

К Самеди подошла толстая дама в красном, с огромной розой на своей пышной груди, черновласая и томная. Рядом с ней шла, по-видимому, падчерица, в желтом пышном платье с тончайшим кружевом, с прекрасными русыми волосами и глазами цвета молодой листвы. Девушка двигалась плавно и грациозно, словно кошка, собирающаяся напасть. Она была десятью годами старше принца, но столь свежа и прекрасна, что даже десятилетние девочки на ещё фоне выглядели старухами. На голове у неё были рысьи ушки с пушистыми кисточками, а хвост, видимо, скрывало платье.

Голос ее однако нисколько не дрожал, чего не сказать было о предыдущих гостьях. Напротив, ее голос звучал уверенно, твердо.

— Ваше высочество, я хотела бы поздравить вас с шестнадцатилетием. Прекрасный возраст! — Дама в красном исполнила изящный реверанс. Несмотря на свою полноту она двигалась аккуратно и не производила впечатления безразмерной слонихи.- Это моя падчерица, Саше. Вашему высочеству будет приятно знать, что она все ещё чиста и готова к деторождению. — Она взяла Саше за локоть и притянула к себе, задорно хихикая.

— Мой принц. — Саше исполнила реверанс и снисходительно улыбнулась Самеди, а затем отвернула лицо. Она не выглядела смущенной, не выглядела взволнованной.

Дама к красном зарделась, услышав слова дочери и увидев ухмылку на лице принца, став похожа на огромную редиску с перьями, которые торчали из собранных чёрных волос.

— Если вам будет угодно, мой принц, то я сочту за честь выдать ее за вас. — Графиня Линкс снова поклонилась принцу. Она взяла падчерицу под руку и поспешила затеряться в толпе.

Самеди слышал, как уходя, она бранила Саше, и хохотнул. И хотя девушка была действительно стройна и свежа, слишком стара для него. Он мог бы стерпеть разницу в пять или семь лет, но десять… Нет, представляя себя через десять лет, он виделся самому себе все таким же молодым и в тени величественного отца.

Да, политический брак был ещё одним способом оградить королевство от войн. В будущем он мог удачно жениться на какой-нибудь принцессе из соседней страны, объединив тем самым два королевства. Отец Самеди, Гирон, тоже отлично это понимал, а потому принц до сих пор был не сосватан. Он, словно козырная карта или важная фигура на шахматной доске, ожидал не то своего хода, не то участи.

Юный наследник принял кубок с белым вином, что предложил ему слуга, и поблагодарил чашника. Он отпил немного и, поежившись, направился в свои покои. У лестницы он встретил Шептунью и предупредил её, что ему нездоровится. Получив удовлетворительный кивок от отца и матери, сидящих во главе ломящегося от яств стола, он удалился к себе.

***

— Ты обязана сделать его своим, поняла? Это наш шанс сколотить состояние и усилить своё влияние в городе. — Графиня в красном расчесывала волосы Саше, укладывая их в прическу. — Мы шли к этому так долго, и теперь ты обязана не ударить в грязь лицом.

Саше вспомнила принца. Она видела его пару раз на балу раньше, когда он стоял подле короля и его супруги вместе со своей сестрой. Она вспомнила его серо-зеленые глаза, высокие острые скулы, густые брови, длинные каштановые волосы, лоснящееся оперение. Он вовсе не казался ей красавцем, а мысль о том, что она, возможно, выйдет за него замуж, навевала тоску. Однако мачехе она этого не высказывала: с детских лет ещё учили послушанию, и если ей суждено выйти замуж не по любви, то она это сделает. В конце концов, если ее уделом, как женщины, было рожать и воспитывать наследником, то она это сделает. И сделает хорошо.

— Сегодня вечером принц увидит много девушек. Я слышала, что самые благородные семейства будут на балу со своими дочерьми. Ах, мы ни за что не должны упустить такой шанс! — Причитала графиня, хлопоча над волосами девушки. — Ты обязана сделать его своим, поняла? Этим вечером ты войдешь в покои принца и заставишь его жениться на себе, ты поняла, Саше? — Графиня весело напевала себе что-то род нос, украшая волосы падчерицы желтыми камнями и жемчугом.

Саше смолчала. Она смотрела на камни, лежащие перед ней на туалетном столике с омерзением. Она всегда ненавидела желтый цвет, который, несмотря ни на что, шел её волосам и глазам. Мысль о том, что ей придётся отдаться какому-то мальчишке, казалась дикой, абсурдной, мерзкой.

А злосчастный вечер все близился с каждой исчезающей отметкой на свече.

Она встретила принца. Она улыбнулась ему, стараясь быть учтивой и приветливой. Ей противно было смотреть на принца, противно было думать о нем, но ещё противнее было понимать, что собственная семья воспринимает ещё лишь как расходный материал, как возможность стать частью королевской свиты. И если ей придётся раздвинуть ноги перед принцем, чтобы мачеха, наконец, была удовлетворена, она это сделает.

Да, дверь спальни принца распахнулась в полночь, как того и желали главы семейства Линкс.
Юный наследник престола спал, раскидав свои волосы по подушке. Его грудь вздымалась неспешно, а на лице царило выражение спокойствия.

Саше развязала тесемки платья на спине, ослабив их. Она стянула с себя рукава и юбки, оставшись в одном корсете. Она вытащила из подсвечника свечу и направилась к постели принца, бросив на пол платье.

Только когда она оказалась сверху, сидя у него на бедрах, принц проснулся.

Поначалу он не поверил своим глазам, но когда Саше приложила указательный палец к губам, Самеди окончательно проснулся. Он оперся на локти и чуть привстал.

Саше поставила горящую свечу на прикроватный столик. Свободными руками она развязала ленты корсета. Она взяла принца за руку и положила его ладонь себе на грудь, улыбаясь. Под собой она почувствовала, как напряглось его естество.

Да, с этого момента и до конца её игр, он был в ее власти, словно тряпичная кукла в руках хозяйки.

Принц в ту ночь лежал спокойно, лишь изредка вскрикивая от удовольствия, пока графиня Линкс двигала бедрами, отдаваясь ему. Она представляла себе красивого мужчину, что берет ее посреди пшеничного поля, ласкает груди и целует руки.

Когда принц в последний раз содрогнулся, сжимая ещё бедра, она легла с ним рядом. Ещё прическа растрепалась, желтые камни были рассыпаны по постели, сверкая в огне свечей. Капли засыхающей крови остались у неё на нижних губах, и она запачкала ею простыню.

— Мой принц доволен? — Спросила она наконец, поглаживая щеку Самеди пальцами. Щетина на его лице немного покалывала их.

Но Самеди не ответил. Он лишь сел на край кровати, сложив крылья. Затем он встал и подошёл к раскрытому окну.

Он прекрасно понимал, на что намекает Саше. Жениться на ней теперь было делом чести, однако…

— Мне не нужна жена, что до свадьбы прыгает к мужчине в койку, заслышав о его богатстве. — Когда он обернулся к ней, его силуэт подсвечивал диск луны, а лицо казалось неестественно холодным. — Уходи. Уходи сейчас, и ночь укроет тебя.

Саше была потрясена. Она приподнялась, а затем села, прикрываясь простыней.

— Н-но…мой принц, как же…

— Не жди до рассвета. В ряд ли кто-то возьмёт тебя в жёны, если утром тебя увидят в подобном виде выходящей из моих покоев. — Самеди пригубил вино из кубка, что стоял на подоконнике. — Моли Лум, чтобы звезды погасли этой ночью.

Саше поднялась с кровати, прижимая к телу простыню. Она чувствовала, как нечто горячее стекает по внутренней стороне её бедра. Слезы подступили к горлу, однако она сумела перебороть себя и не расплакаться.

Она спешила прочь из замка в наспех затянутом корсете, в измятом платье, без плаща или накидки. В ту ночь она продрогла, ей пришлось отдать серьги и ожерелье за лошадь, что унесла ее прочь от позора, которым так вонял ночной воздух.

На утро сплетни о том, что дочь графини Линкс видели выходящей ночью из ворот замка разнеслась по всему городу. Одни говорили, что принц прогнал её, другие предполагали, что она отдалась принцу взамен обещания жениться.
Однако принц так и не объявил о своей помолвке с девицей из семейства Линкс, что послужило поводом для ещё большего количества сплетен относительно порочной связи Саше Линкс и крон-принца. Многие считали её фавориткой младшего отпрыска королевского семейства, другие утверждали, что она насильно заставила его переспать с ней. Но что бы вокруг ни говорили, что бы ни обсуждали, итог был один: её всюду преследовали осуждающие взгляды, а самой Саше все чаще снилась Плетора, в длинном балахоне и с зияющими на шее синяками.