Сердце Волка

Следы на земле… отпечатки лап. Сколько я бегу?
Я был кем-то… когда-то… или есть? Сколько я бегу?
Камни на земле больно режут, но не так больно, как резало сердце презрение, равнодушие. Всеобщее наплевательское отношение. Каждому всё равно, что ты, кто ты, где ты, как ты, только одна подходила, обнимала, забирала мягко и нежно бутылку, целовала. Её прикосновения не возбуждали, не электризовали душу и тело, не пропитывали ядом. Не была она и безумно красивой… однако ей было не плевать на меня. Когда-то… когда-то она меня любила.
Любил ли я? Не могу сказать. Мне было хорошо с ней. Спокойно и тихо. Ничего не тревожило больное сердце. С ней хорошо было слушать спокойный мягкий и пронзительный звон тишины, что окутывает своим покрывалом всё.
Жаль. Страх был больше любви. Однажды она узнала мой секрет. Видела, как я корчусь в агонии, изменяя свою суть. Видела кровавые пятна на простыни. Я не заметил её сразу, а, заметив, не знал, что сказать, просто сидел на краешке кровати и смотрел, как она собирает свои вещи. Чёрная юбка, пара колготок, джинсы, пронзительно-алое платье и, конечно, флакончик духов. Смотрел, как она выходит. Слышал, как щёлкнул замок. С того момента я остался один, совсем один, со мной отныне был лишь навязчивый аромат духов и ехидный звон тишины, которая теперь давила на уши.
Следы на земле… сколько я бегу? Куда? От кого?
Им всегда было на меня плевать. Всем. И той женщине, что в страшной агонии родила меня, пожертвовав собственной жизнью ради моей, никчёмной и никому не нужной, тоже было плевать. Она кололась как и на первом месяце, так и на девятом, пила, курила. Делала всё, чтоб убить меня, потому что боялась аборта. И не смотря на это, я родился живым. Чтоб потом понять, что никому не нужен в этом мире. Что меня здесь никто не ждал. И не ждёт. Чтоб раз и навсегда проклясть ту женщину, у которой ничего не вышло, не получилось убить меня. Чтоб понять, что таким как все я никогда не смогу стать.
Да и стоит ли? Кто они? Бараны. А кто я в бараньем стаде? Я одинокий волк. Который сейчас сбросил овечью шкуру и вышел на охоту. Да, я всегда одинок. И иначе просто быть не может.
Зачем я бегу? Для кого? Меня…
…никто не ждёт.
Окончить вечный бег, вечный бой с самим собой. Вечный путь. Но… в конце пути меня тоже никто не дожидается. Я просто одинокий волк, ничего больше.
Как ранили их насмешки! Как больно было это слушать! Но хуже было равнодушие. Всем плевать, где ты и с кем ты, всем плевать, что в свои четырнадцать ты куришь, и много куришь, плевать, что в восемнадцать тебя избили до полусмерти, плевать, что потом ты поступил так же с каждым, кто избивал тебя. Всем плевать!
Ветки смыкаются над головой дивным узорчатым потолком. Сквозь них просвечивает серебристо-алыми искрами полная голодная луна. Будто бы в небесах застыла капелька крови, идеально ровная. Луна сегодня не наблюдатель. Она соучастник.
А вот и она, жертва. Её запах приятно щекочет ноздри, заставляет сердце гнать кровь по венам быстрее и обжигать внутренности крутым кипятком. Я уже чую её кровь. Её сладкую пьянящую кровь. Тёплый терпкий запах, как у трав, когда стоишь в полдень, в самый разгар жары среди поля и вбираешь в себя этот ветерок, пытаясь запомнить чувства на всю жизнь.
Я бегу. Зачем? Для чего? Камни, острые камни, но это не плохо. Наоборот, напоминает, что я пока что жив. И буду жить.
Ветви деревьев смыкаются, на траве росса. Это тоже напоминает о том, что я живу. И как я живу.
Её запах прян и чист. Ты ещё ведь не была с мужчиной, а? Волосы растрепались по плечам пышной огненной волной, при свете луны они почему-то кажутся мне костром, прогоревшим в средние века вместе с такими, как я. С теми, кто отступился, с теми, кто для всех был никем, а стал…
Кем я стал?!
Холодная белизна кожи испорчена веснушками, как небо звёздами. А у той, которой я был не безразличен кожа идеальная и волосы цвета воронова крыла, и нос с горбинкой, и широко расставленные груди. Ты не она, не похожа на неё. И меня это даже радует. Ты оглядываешься. Боишься. Ты не знаешь, зачем ты пришла сюда. Не понимаешь. Зато я прекрасно знаю, зачем ты здесь. Но я не спешу. До рассвета ещё очень много времени, да и увидеть твой последний взгляд сможет только полная луна, услышат твой крик только хитросплетения ветвей. Так что бойся. Твой страх дразнит разум пьяным вкусом весенних сумерек. Ты одета ярко, глупо и безо всякого вкуса. Мне не нравится. Ну что ж – скоро тебе будет не до выбора одежды. Я почти чую твою кровь у себя на клыках, и она замечательна. Я свободен!
Я отныне на воле!!
На воле!!
И я, как вольный, волен выбирать, как мне жить и когда надо умереть другим!! Особенно тебе. Я едва сдерживаюсь, чтоб не кинуться на тебя.
Больно держать всё в себе. Страшно говорить, что всё хорошо, когда всё ужасно. Когда тебя презирают или вообще не видят. Сутками сидеть и думать о том, зачем я здесь, для чего. И не находя никакого смысла или обоснования пить. Снова и снова. Курить одну за другой. Лезть на стены и выть в ожидании того времени, когда луна дозреет, чтоб наконец-то выйти мстить. Мстить всему миру! И особенно таким, как ты, деточка. Чтоб доказать, что я жив. Чтоб доказать это самому себе. Нет, я не удержусь, слишком уж пьянящий твой аромат. И я за тобой – след в след, только мои шаги ты не услышишь, а твои будоражат моё сознание, бьют в унисон с кровью в виски. Сердце волка удар за ударом отмеряет секунды твоей жизни. Сердце волка вот-вот порвёт грудную клетку. Больше нет сил держаться…
Прыжок, вскрик… я вырвал тебе горло, твои синие глаза, в которых отражается луна уже ничего не увидят. Твоя кровь слаще всего на свете, лучше луны, идеальней смерти.
Хлопок режет тишину. Погоня?! За мной?! Невозможно!
Ещё один хлопок. Боль обжигает. И напоминает, что я жив. И я должен жить, чтоб ещё раз выйти на охоту. Жаль, та секунда, на которую я отвлекся, лишила твою плоть той особой ещё живой сладости.
И я опять бегу. Ещё один хлопок. И боль. Нет, не надейтесь! Я жив! Я буду жить! Сердце волка ещё не остановилось, и не замрёт никогда! Пусть я потерял всё, но я хочу жить!
И я бегу. Боль. Снова боль. Ничего. Я буду жить. Сердце волка, подпитанное вашей глупой кровью, вашей сладкой но солёной кровью будет биться бесконечно. Пока вы не поймите, кто я такой!
Хлопок. Я уберусь отсюда! Я буду жить, не смотря на что…
Так странно пусто и одиноко. Луна смотрит на меня, как судья на подсудимого. Чего я добивался?
Ноздри щекотал аромат её духов, застыл звон тишины. Или мне кажется? Ветви смыкаются диковинным потолком. Трава непривычно холодная и жёсткая. И её аромат. Ты тоже не такая как все. Ты была всем, с тобой я не боялся людей. С тобой я не хотел убивать.
Ты – всё. Ты для меня дороже волчьего сердца, дороже этой полной луны, зависшей где-то в облаках.
Хлопок. Боль. Сердце волка не…

Девушка с волосами цвета воронового крыла подошла и пнула серебристо-серого волка. Алые пятна на шкуре смотрелись как-то дико и неправильно.
- Вот же паскуда, - сказал молодой человек в камуфляже и выматерился.
- Он ещё жив, - сказала девушка. У неё была идеальная кожа и горбинка на носу. Волосы, подсвеченные луной казались на половину седыми.
- Не может быть.
Волк подскочил, рыкнул на мужчину и молящее глянул на девушку. Его взгляд был человечески. Почти. Пасть перепачкана кровью. Не его кровью. Чужой. Девушка не колеблясь выстрелила. В янтарных глазах застыла мгла и луна, идеальная полная серебристо-алая луна. Будто бы качнулся маятник – на том месте где только что лежало животное, теперь, в сплетениях травы был мужчина, высокий, светловолосый с колечком над бровью, с приоткрытыми будто бы в мольбе губами. А луна всё так же отражалась в стекленеющих глазах. В таких же янтарных волчьих глазах.
- Ну, вот и конец, - девушка как-то нерадостно ухмыльнулась. – Пошли. Ещё выспаться надо. Завтра ведь у нас регистрация.
Мужчина улыбнулся и поцеловал девушку. Именно в тот миг он понял, что она для него – всё и убийство – не предел.
Глаза парня стали серыми, человеческими. Из груди вырвался судорожный хриплый вздох, в котором можно было разобрать всего одно слово, слово, которое одинаково понимают все.
- Люблю… - хором повторили ветви деревьев.
- Люблю, - эхом отозвалась луна.
- Люблю, - прошелестела трава.
- Люблю, - долетело до черноволосой девушки, хотя она уже и ушла далеко.
- Люблю, - ударилась слеза о камень.
- Люблю, - ухнула тихонько сова.
- Люблю, - сказал звон тишины.
- Люблю, - серебристыми колокольчиками прозвенели звёзды.
- Люблю, - как будто по секрету прошептал ручей.
Девушка развернулась. Что-то ей говорил мужчина, но она не слышала. Вернулась назад, упала на колени.
- И я тебя, - пробормотала она, судорожно всхлипнув. Тоненько-тоненько, как плачет маленький котёнок, которому отдавили лапку. Взяла холодную руку. Слёзы, казавшиеся серебром в свете луны звёздочками, звенели одно и то же слово, и слышать его было невыносимо больно. – И я тебя люблю. Слышишь? Слышишь?!! Люблю!! Люблю!!
Крик поглотил звон тишины.
В глазах, на короткий миг ставших вновь янтарными, тоже блеснула слеза. Волчий желтовато-оранжевый свет отразился во взоре девушки. Сердце волка, пробитое пулей, сделало последний, едва заметный удар, эхом разлетевшийся по лесу, и остановилось. Раз и навсегда.