Зачем же ум, коль сила есть.

***
Что сказка в нашем мире есть?
В ней чудаков порой не счесть.
Она укор и утешение,
Для душ заблудших наставление.

Бывает, что она обидит,
Того кто там себя увидит.
Сумеет смехом наградить,
И даже смертью пригрозить.

В моей же сказке нет обмана,
Она про дурака Ивана,
Кто на печи лежал весь день,
Вся жизнь его сплошная лень.

Да, жизнь людская непонятна,
У увальня семья опрятна,
Трудолюбивым был их род,
Но все, же был один урод.

Бывало, что-нибудь попросишь,
В ответ услышишь:
— Не дождётесь.
— Слова ты понапрасну тратишь,
— С печи слезать лишь время тратить.

Бывало так, пробьёт Ивана,
На труд с семьёй, всё без обмана,
Но всё с чем не столкнётся он,
Идет, как правило, на слом.

У дурня силы отродясь,
Водилось столько, просто страсть,
Что домочадцы от Ивана,
Страдали как от урагана.

Однажды парня так пробило,
На труд семейный, словно шило
Сверлило в теле целый день,
С ним не справлялась даже лень.

Тогда отец задал заботы,
Забор покрасить до субботы.
Да вот беда кистей не дал,
Иван же кисти сам достал.

Достал же он их по-простому,
Гусей щипал всех без разбору.
И до полудня по дорожкам,
Гуляли гуси без одёжки.

Из перьев кисти справил он,
Гусей отправил всех в загон.
Затем к забору подошёл,
Перекрестившись в труд ушёл.

Трудился устали не зная,
Такого от него не ждали.
Он выкрасил весь скотный двор,
Со всей скотиной,
Да забор дотёр до дыр сквозных,
В финале покрасил лошадей в амбаре.

Затем на печь свою залез,
И даже к ужину не слез.
Итак, семья после работы,
Скотину мыла до субботы.

Отец словесно всех чертей,
Пролил на плешь жене своей.
Сестёр и братьев тоже «славил»,
В конюшню мыть коней отправил.

Затем он к печке подошёл,
И вот такую речь завёл:
— Послушай Ваня, хватит спать,
— Тебя давно пора спасать.
— Давай-ка ты милок вставай,
— Да в путь-дороженьку ступай.
— Застава есть неподалёку,
— Туда ступай-ка лежебока.
— Да завербуйся поскорей,
— Там из таких как ты, «злодей»,
— Людей великих создают,
— Быть может там, тебя спасут.

Иван конечно же позлился,
Но делать нечего спустился.
С собой припасов съестных взял,
И со двора вдаль зашагал.

Ещё вёрст, двадцать так шагать,
Тут лень его за ноги хвать.
Затем она его сморила,
И под сосной заснул детина.

Совсем недолго спать пришлось,
Его накрыл бродяга-дождь.
Да, здесь не дома на печи,
Лежи себе, ешь калачи.

Пришлось с земли ему подняться,
Скорей к заставе выдвигаться.
А мысли так его читались:
— Наверно там меня заждались,
— Стол для меня уже накрыт.
— Матрас на печечке лежит,
— Уж побегу я, что есть мочи,
— Тогда успею, точно к ночи.

Тут с места старт он низкий взял,
Да как олешек поскакал,
Кто на дороге находился,
В канаве сразу очутился.

В пути телегу Ваня встретил,
Но к сожаленью не заметил,
И всё, что в той телеге было,
Людское общество забыло.

И вот уж на исходе дня,
Скача как мерин, без коня,
Он до заставы доскакал,
Нашёл ворота и сказал:
— Ну что ж тихонько постучу,
— Скажу, что воином стать хочу.

И чтобы вслух не рассуждать,
В ворота стал дурак стучать.
Ответа нет:
— Но почему?
— Наверно я не так стучу.

И дурень, кулаком с размаху,
В ворота дал такого маху.
Что те, из двух слоёв сосны,
В секунду были снесены.

Вмиг, частокол полёг с забором,
Стояли, слов не говоря,
На вышках стражники с запором,
От страха всех врагов клеймя.

Тут пыль столбом, не зги не видно:
— К оружию
Раздался крик,
И вся застава, как не стыдно,
Кто в чём одет,
Вскочила вмиг.

Минута, две и в три колонны,
Стоят с оружием бойцы.
Да только все слова забыли,
В сей суматохе подлецы.

Вот пыль осела,
Что мы видим?
Чужая пред Иваном рать.
И даром время, не теряя,
Всю рать он начал мордовать.

Сначала первые колонны,
Легли под весом тумаков.
Затем и третья, всё законно,
Осталась вовсе без зубов.

Тут воевода вышел статный,
Заморский воин, богатырь.
Кричит:
— Ну, увалень ужасный,
— Тебя я разметаю в пыль.
— Утра ты больше не дождёшься.
— Я зарублю тебя упырь.

— За упыря ответить можно,
Спокойно Ваня произнёс.
И тумаков отвесив плотно,
Задумчиво сказал под нос:
— Хотел Руси служить достойно,
— Опять мечты коту под хвост.

Так воевода был повержен,
Застава тоже полегла.
А что же Ваня? Он небрежно,
Сказал себе:
— Да, не смогла, 
— Орава жутких иноземцев,
— Со мною справиться одна.

Затем, руины он оставил,
И по просёлку шёл пешком.
При этом тихо размышляя:
— Быть может, в дом вернусь тишком,
— Отцу, что хочет, обещаю.
— Не зверь, откроет отчий дом.

И так домой вернулся Ваня,
Там повинился, уж как смог.
Его простили, да сказали:
— Живи как все, наш дурачок.

Казалось всё, он излечился,
От лени, что его жрала,
Работал и как все, постился.
Но тут, народная молва,
О ратнике былины славит.
Мол, богатырь есть, как скала,
Он неприятеля так травит,
Как зверя, не прощая зла.

Молва о витязе твердила,
Что богом нам был послан он.
В руках его такая сила,
Теперь спокоен, будь за дом.

Иван хоть и дурак немалый,
Смекнул, удачу принесло.
И заявил мол, я тот самый,
Великий богатырь Вано.

Теперь Вано великий воин,
Дурак и рядом не стоял.
Женился, стал как лев спокоен,
Завёл семью, да мудрым стал.

И так мудрец наш без утайки,
Весь день на печке может спать.
Ведь у жены печать хозяйки,
Ей печь, кормить и убирать.

А если кто вопрос поднимет,                                                 
Мол:
— Хватит на печи лежать,
Вано ответит так учтиво:
— А, что? Детей мне не рожать.
— Мне нужно силы набираться,
— Вдруг нападет, какая рать.
— А я уставший и не мытый,
— Как буду дом твой защищать?

Вот сказка русская потеха,
В ней,  дурень просто стал  чудить.
Коль сила есть, так жди успеха,
А он прейдёт, чего мудрить.