Память о нем берегу...

Брат Мой, Левка…
Казалось бы, привычное дело. В сердце и голове сохранились детские впечатления. Под рукой – письма, личный архив. Все духу не хватало взяться за эту тему. Но получил из России еще один пакет с документами и понял: откладывать на «потом» уже не могу. И нельзя. И вот ложатся на бумагу строки о нем, о двоюродном брате, летчике, погибшем смертью храбрых всего за несколько недель до конца войны. О Левке, Льве Певзнере.

Сколько помню себя, едва научившись стоять на ногах, мы все время проводили вместе: играли, сидели за обеденным столом, бегали, учились, словом, были неразлучны как близнецы. Вместе пошли в школу. Наши родители жили тогда в сельце Озерье, близ городка Ельня, на Смоленщине. 

В третьем классе я заболел менингитом и полностью потерял слух. Привык, приспособился. Рядом были родители, учителя, ребята. Лева больше других сидел со мной над задачками: трудно давалась математика. В летние каникулы мы всем классом помогали взрослым всюду, куда нас пускали. В свободное время ходили по грибы-ягоды, купались. 
Так протекали детские годы. Очень я переживал, когда семьи Певзнеров и Лейкиных уехали на новое место жительства под Брянск. Встретиться с Левой мне больше не довелось…

1940 год. Окончив десятилетку в селе Липецы, что близ Вязьмы, я поступил в Ленинградский институт журналистики имени В.В.Воровского. Прошел строгий конкурсный отбор, сыграли свою роль и публикации в районной газете. С Левой мы переписывались. Он сообщал, что поступил в летную школу в городе Борисоглебске. Помню, в одном из писем была такая строчка: 
«Если бы ты знал, как хорошо в воздухе!» 
Война…

За день до вступления фашистских колонн в Смоленск, где я проходил практику в газете «Большевистская молодежь», мне предложили эвакуироваться на восток – последним поездом… Лишь в 1943 году, уже на втором курсе факультета журналистики Уральского университета им. М. Горького, узнал через родных, что Лева воюет на истребителе-бомбардировщике. Меня же по инвалидности на фронт не брали…
1945 год. 2 мая советские войска вошли в Берлин, водрузили красное знамя Победы над рейхстагом… Мы, студенты, жадно ловили вести с фронта. 

И вот наступило утро 8 мая. С серого неба сыпались белые крупинки. Я сидел на скамейке в сквере у здания университета. Мимо проходили студенты, преподаватели. И вдруг все замерли, прислушиваясь к репродуктору на столбе. Победа!.. Со слезами на глазах обнимались, целовались все без разбору. Наверное, только я один не слышал ликующего голоса Левитана, радостных криков людей, которых переполняла радость. И мне было и обидно, и легко. Не стыдился в тот момент своих слез. Хочется думать, что была в нашей общей победе и моя доля – ведь не только учился, но и работал в тылу. И не знал я тогда еще о гибели Левы. Запоздавшая весть об этом стала страшным потрясением.

Много лет спустя я побывал в поселке Жуковка Брянской области, где жили наши родственники Певзнеры и Лейкины. Стариков уже не застал в живых. Постоял у могил. Узнал, что дочь моей двоюродной сестры Зины Лейкиной — Майя Литвина собирает материалы о Леве, написала о нем исторический очерк, и что в музее поселка Свобода Калининградской области открыт стенд, посвященный летчику Льву Певзнеру. Там, в центре поселка, находится братская могила, где похоронен и Лева. 
Очерк начинается так: «До войны в поселке Жуковка жила семья Певзнеров и славилась она сыном – Левой. Красавец, умница, добрейшая душа. Родительская гордость и опора. В детстве Лева мечтал стать летчиком и упорно готовился покорять воздушное пространство. Когда врачи сказали ему, что летать он не сможет, он не стал спорить. Просто добился своего. Помогли занятия спортом, воля, упорство». 

По моей просьбе Майя прислала мне в Израиль ксерокопии писем Левы и командования воинской части, где он служил. Приводимые далее выдержки могут дать некоторое представление не только о духовных качествах моего брата, но и о его друзьях-однополчанах, о патриотическом настрое советских людей в грозные годы битвы с немецко-фашистскими захватчиками. 
Мне это хотелось бы особо подчеркнуть, поскольку у ряда российских писателей и публицистов, в трудах историков в постсоветской России зачастую прослеживается тенденция к умозаключениям совсем иного рода – видимо, в угоду тем, кто пытается оправдать развал Советского Союза, опорочить реально существовавшую дружбу народов «республик свободных» и переписать историю по своему разумению и в собственных интересах. 
Таким полезно бы напомнить: в солдатских письмах из окопов просто нет места фальши.

Из письма Левы 13 июня 1944 года сестре Сарре /за его плечами уже более 2 лет войны:
«Снова был в Москве. Получил там себе «птичку», на которой начинаю действовать. Птица именная – называется «Москва», подарок от Моссовета. Постараюсь вместе со своими ребятками оправдать эту высокую честь… Артисты московские тоже шефствуют над нами… приобрели на свои средства для нас хороших «птичек». Думаю, для фрицев сумеют что-нибудь спеть на похоронную тему». 
В этом письме Лева выражает радость, что раздобыл наконец точный адрес родителей: 
«Теперь смогу оформить аттестат или выслать почтой деньги – это как вам удобней, напишите… Дорогая сестрица, если сможешь учиться, то непременно помогу и тебе».

Из письма Левы от 01.11.44 родителям:
«Теперь фрицы чувствуют и очень крепко, на своей шкуре, что такое война. Я очень рад, что мне удалось принять участие… (видимо, в спешке что-то пропущено – И.Р.) бить немцев на их же земле… И каждый день хочется сделать все больше и больше, отомстить за все муки и страдания нашего народа. Ни сил, ни жизни я для этого не пожалею…» 

В письме Лева беспокоится о здоровье родителей, спрашивает, получили ли перевод на 600 рублей. Сообщает, что послал деньги и для сестры тоже (она, как можно понять, к тому времени где-то уже училась).
По мере накопления боевого опыта Льву Певзнеру доверяют командовать звеном истребителей. 
27 марта 1945 года, возвращаясь с боевого задания, самолеты попали под сильный зенитный огонь фашистов. «Птичка» Левы загорелась… Судя по сохранившимся материалам, в том бою погиб не только он. Ребят похоронили в братской могиле под Калиниградом, в отвоеванной у немцев земле, когда-то захваченной ими и называвшейся Восточной Пруссией…

Из письма командования воинской части п/п 29601 от 20.05.45 г. родителям Левы:
«… Вы уже знаете о судьбе старшего лейтенанта Певзнера Льва Вениаминовича, который в сражениях с немецко-фашистскими захватчиками проявил мужество и отвагу, погиб как верный сын Родины, защищая ее честь и независимость… Мы знаем, что вы тяжело переживаете утрату своего сына, но нелегко переживаем и мы преждевременную смерть Левы, любимца всего личного состава части и отличного летчика-истребителя». 
Далее в письме говорится, что Лева «сделал много боевых вылетов на бомбардировку и штурмовку противника, отлично выполняя любое задание командования. Его боевые заслуги оценены правительством орденами «Отечественной войны» I и II степеней». За смерть друга «летчики части жестоко мстили врагу до последнего дня войны…» 

Таких писем-извещений воинскому начальству приходилось отсылать немало. Но в этом – помимо обычных слов утешения – чувствуется искренняя боль: погиб любимец части. Потому и получилось оно таким «неформальным»… 
Письмо подписал командир воинской части, замполит и начальник штаба – у всех чисто русские фамилии: Когрушев, Мызин, Шведов. В России не обратил бы на это внимания. Символично, что могила, где лежит Лева, братская. В ней, как пишет Майя, покоится прах русских, украинцев, татар, евреев. 

В Израиле же над этим фактом задумался. Только здесь понял, почему большинство соплеменников так болезненно относятся к своему этническому происхождению, чистоте рода. Многим лично пришлось пережить Катастрофу /Холокост/, потерять в гитлеровских и сталинских лагерях близких…
Довелось как-то читать статью проф. Арона Черняка «Загадка генерала Ионы Давидовича Черняховского». Да, знаменитый генерал известен под именем Ивана Даниловича Черняховского. Но автор статьи приходит к выводу: «… есть определенное основание для выдвижения гипотезы о еврейском происхождении Черняховского». 

Кому-то, может быть, и даже Герою Великой  Отечественной войны, вероятно, надо было затушевать его происхождение: еврей и… генерал? К чему клоню? Иные ретивые юдофобы и по сей день утверждают, мол, знаем, какие евреи вояки, всю войну небось околачивались в тылу. Между прочим, другой публицист – Александр Розенблюм в материале «К вопросу о героях» приводит список из 137 фамилий евреев – Героев Советского  Союза, составленный проф. Ф.Д. Свердловым. Над этим стоило бы кое-кому поразмыслить…

И в этот момент, чувствую, нужны уже не прозаические строки. Есть у меня не один десяток стихотворений, связанных с военным лихолетьем. Они складывались порой почти непроизвольно, под впечатлением пережитого, увиденного собственными глазами. 
Находясь в Белоруссии, под Минском, завернул к памятнику на невысоком холме. Это была братская могила. Не так важно, у какой братской могилы мы стоим. Важно всегда помнить о них, отдавших жизнь за Родину. Для меня родина — это Россия, где я родился, и Израиль, Земля моих предков. 

И вот – стихи…
Высокие буйные травы,
Закатный оранжевый диск.
И символом воинской славы –
На рыжем холме обелиск.
Тропинка почти незаметна.
Ступени к могиле круты.
Алеют, кивают приветно
Разросшиеся цветы.
Клоню свою голову ниже
У мраморных в трещинах плит.
Прости меня, Родина: выжил,
А он вот, убитый, лежит.
Пред ним в этом яростном мире
Всегда в неоплатном долгу.
Тащу на плечах годы-гири
И память о нем берегу.

Брат мой, Левка… Ты со мной. Ты – с нами. Всегда.
Исаак Рубин

Записал Валерий Рубин