Ослепление

Ровно половина двенадцатого. Открываются двери лифта. Шаги. Он прислушивается. Кто-то идет по коридору, тяжело ступая, шурша окурками, разбросанными в подъезде. Нет, это не Вика. Он уверен. За шесть месяцев Он изучил все ее повадки. Она не ходит, а плывет, как дельфин. Она похожа на дельфина, и голос у нее такой же стрекочущий. Он помнит, как вчера этим голосом она сказала: «Я приеду в одиннадцать, жди». Но ее нет. Половина двенадцатого, а ее нет.
Он может с точностью воспроизвести реплики вчерашнего разговора.
- Алло… Алло!
- Вика?
- Да.
- Это я…
- Я догадалась…
- Мне нужно тебя увидеть завтра. Ты свободна?
- Не знаю. Я поеду к маме в больницу… Не знаю.
- Во сколько ты освободишься?
- Будет поздно. У меня еще есть некоторые дела.
- Все равно…
- Я попробую вечером. Хорошо?
- Скажи точно.
- Не знаю… Одиннадцать?
- Хорошо.
- Я приеду в одиннадцать, жди.
И теперь Он ждет. Может быть, она обманула? Как тогда, когда сказала, что будет готовиться к экзаменам, а сама была с тем парнем на Скутере. Он видел, как они целовались в парке. Потом Он спросил: «Как экзамены?», а Вика ответила: «Я устала».
Он снова глядит на часы: тридцать четыре минуты двенадцатого. Бред, она не придет…
Он идет в ванную и еще раз рассматривает садовый шланг, купленный им неделю назад у какого-то пьяницы. Крепкий. Таким можно свалить с ног лошадь. Если перетянуть им шею человека, это будет похоже на борьбу удава с жертвой. Как-то Он видел по телевизору, как удав душил кролика. Сжимал изо всех сил, так, что кролик зеленел, а на глазах лопались сосуды. Это продолжалось до тех пор, пока кости несчастного животного не превратились в пюре. Затем удав проглотил его целиком.
Он представляет, как шланг-удав обовьется вокруг Викиной шеи и начнет ломать шейные позвонки, и его тошнит.
Тридцать семь минут двенадцатого. Снова лифт. Снова шаги. На этот раз почти неслышные. Так двигаются шпионы. Он слушает. Сомнений нет - это она!
- Здравствуй.
- Здравствуй…
Он целует Вику, одновременно снимая сумочку с ее плеча и бросая ее на одиночную тумбу в коридоре.
- Ты опоздала.
- Прости.
- Ничего.
Идут на кухню. Вика грациозная, красивая, прямая. Руки и ноги у нее тонкие – сопротивляться бесполезно, она никогда с Ним не справится. Вика заколола волосы, и Он может рассмотреть ее шею со вздутыми синими венами. Кожа такая нежная, что, кажется, можно увидеть артерию, выдающую беспокойство девушки. Для того, чтобы сломать эту хрупкую шею, не нужен садовый шланг. Подойдет и веревка, нитка, волос…
Под ванной лежит топор. Он разделает тело по частям. Ему это не составит труда – Он наблюдал за мясниками каждое воскресенье. Все лишнее нужно будет увезти в лес и закопать. А голову Он спрячет в морозильной камере, где лежат говяжьи кишки.
Интересно, какое выражение приобретет ее лицо после смерти? Хорошо, если оно будет таким, как во время оргазма: глаза полузакрыты, брови приподняты, рот открыт для стонов и блаженной улыбки… Но тогда Он снова будет вспоминать о других мужчинах. И это будет невыносимо больно. Он никуда не сможет убежать от этого лица.
Нет, гораздо лучше, если это будет выражение ужаса, когда она увидит его со шлангом в руках и поймет, в чем дело. Это выражение ни с чем не сравнимо и принадлежит только Ему.
Он видит все, точно наяву.
- Что ты хочешь сделать с этим?
- Убить тебя…
- Но… что я сделала?
- Ты спала с ними… Я знал, я видел… Ты меня обманывала… Лгала… Я люблю тебя…
Хруст шейных позвонков. Тонкие руки и ноги. Лес. Отрубленная голова. Выражение ужаса. Боль, боль, боль!
Его тошнит, Он задыхается, не понимает, что происходит и падает на пол. Он почти ничего не видит, только слышит родной стрекочущий голос: «Господи, тебя всего трясет. У тебя лихорадка, милый. Слышишь? Я сейчас вызову скорую… Милый, милый, милый».
Отрубленные головы, пьяные мясники. Ужас. Страх. Боль, боль, боль!
Он открывает глаза. Лицо Вики. Она жива, но что все это было? Сон?
- Врач сделал тебе укол. Нужно еще лежать. Тебе нужно очень много лежать…
Доброе лицо. Выражение сострадания. Вика целует Его, и Он чувствует приятный запах моря.
- Как ты, милый?
Он едва может шевелить потрескавшимися губами, выдавливает из себя слова.
- Я люблю тебя.
Снова целует.
- Что у тебя случилось? Для чего тебе эта штука в ванной?
- Ничего. Просто выручил одного пьяницу.